Книн, «Звонимиров город», невольно стал и Звонимировой могилой.
Радован заслышал яростный и полный боли крик отца, ещё будучи во внутреннем дворе. Он резко поднял голову, крепче перехватил меч. Звук не повторился, лишь птицы мирно пели в королевском саду. На мгновение Радован подумал, что ему всего лишь показалось, ведь что-то похожее сопровождало кошмары, которые мучили его последние несколько ночей. Он даже усмехнулся сам себе, предположив, что это дрекавац так шутит, пугая себе в удовольствие, но когда из приоткрытого окна башни раздался громкий и злой голос Бориса, всё стало ясно. Этот хмурый и вечно шепчущийся с кем-то дворянин всегда казался Радовану человеком опасным, и сегодня его страхи оправдались.
Он нёсся сломя голову по неровным лестницам, сбивая таких же напуганных и взволнованных людей, среди он выловил взглядом не пойми почему рыдающую мать и жмущихся к ней сестёр.
— Мама, я к отцу, — едва успел крикнуть Радован, поворачивая налево и наконец оказываясь у входа в тронный зал. Там раньше часто принимали гостей и послов. Отец готовил Радована к правлению, и тот всегда должен был находиться рядом, смотреть и учиться, что да как. А теперь… Он даже боялся подумать, что может там увидеть.
— А вот и наш новый король! Узнаёшь, Дмитар? — Борис цепко схватил его за плечо и подтолкнул к лежащему на залитом кровью полу королю. — Твой сын сослужит нам отличную службу. Да уже сослужил… Сам того не ведая.
— И ты с ними?! — в глазах Звонимира была такая боль, что Радован не выдержал его взгляда и попытался вырваться: он подвёл отца, предал, он виноват, надо спасти, надо… Но Борис ему это позволил, и несчастный принц упал на колени перед отцом.
— Предатель… — прохрипел Дмитар, его губы дрожали: видно было, что он и сам не верил в происходящее, но злость и обида затмили разум. — Предатель…
— Отец, нет… Я… Нет… — юноша протянул к нему руку, чтобы помочь зажать рану, но тот с силой оттолкнул её и из последних сил произнёс:
— Я проклинаю вас! Я проклинаю вас всех, и тебя, Радован. Ты был моей надеждой, моей гордостью, моим возлюбленным сыном, но я, видно, взрастил змея, а не льва. Нет и не будет тебе моего прощения! Чтоб ты навек остался одинок и терял всех, кто тебе хоть сколько-то дорог!
— Но отец… Я не… — однако Дмитар больше не отвечал ему, глаза его закатились, а сильная грудь больше не вздымалась. Король умер.
— Да здравствует король! — загалдели солдаты, только Борис молчал и ухмылялся, презрительно глядя на рыдающего Радована. Что-то было в этом такое, что насторожило принца, что-то не совсем человеческое, злое, потустороннее. Он вдруг заметил, как Борис мельком посмотрел на кровь и… облизнулся? Радован вздрогнул, но тот тут же отвернулся.
— Поднимайся, мальчишка, поднимайся и правь, но не повторяй его ошибок. Мы расчистили путь к престолу, а мёртвому твои слёзы не помогут. Ты Трпимирович, Хорватия теперь твоя, прекрати реветь, как баба, — строго сказал Борис, подходя и грубо хватая его за плечи, чтобы поставить на ноги. И сила у него была необыкновенная, страшная: Радован был мельче отца, но годы занятий с мечом, езды на лошадях всё же укрепили его. Вспомнились старые сказки о пьющих кровь чудовищах. «Сказки, — подумал Радован. — Матушка же просто хотела нас развлечь». И его мысли вновь вернулись к только что погибшему отцу.
— Звонко… — голос матери заставил Радована содрогнуться в новом приступе рыданий и почти не глядя оттолкнуть Бориса, покачиваясь подойти к ней и просто обнять. — Радован, мой бедный сыночек, — бормотала Елена, стараясь не смотреть на мёртвое тело мужа. — Ты теперь король, уже ничего не поделать, — она едва держалась в сознании. — Да, Радован?
— Нет, мама, — прошептал тот, ловя её — королева провалилась в глубокий обморок. — Стража! Взять Бориса и его подручных!
Но Бориса-то и след простыл.
— Я, может, что-то упустил… — Бела нахмурился и с серьёзным видом хлебнул крови из всё той же бутыли. — Нет, точно что-то упустил, старость, знаешь ли, не радость, — кивнул он сам себе. — Не бывает так, чтобы принц и толком ничего не знает, вот честно тебе говорю. Даже отец твой, и тот был не такой уж дурак, я смотрел, за кого дочь выдаю! Матушка же твоя из рода Арпадов, а у нас у всех ума-то достаточно будет.
Они сидели в королевских покоях и пытались смириться каждый со своим: Радован — с сущностью и тем, что старые сказки не лгали, а Бела — с неотёсанностью хорватского короля и собственного внука. Последнему, конечно, приходилось труднее, во всяком случае, так ему казалось. Однако и Радовану было непросто: он не знал, что делать, как вообще теперь жить, что это значит, он боялся.
— Может, я что-то не заметил? — рассуждал Арпад. — Дмитара я лично не знал, если подумать, не принято, знаешь ли, если незачем. На тот момент уж точно.
— Отец… — Радован, вспомнив о произошедшем, опустил голову, не в силах ответить. — Ничего, — тут же перед глазами встали лужа крови и немое разочарование, застывшее на родном лице.
— Прости, — легко смилостивился Арпад: он умел признавать свои промахи. — Зря начал, верное дело. Ну так ты от ответа-то не уходи!
— А я не говорил, что ничего не знаю, — тут же оскорбился Трпимирович. — Нет, вы это с чего взяли? — он быстро отвлёкся, забыл, благо, сущность стригоя позволяла, и теперь смотрел на деда, возмущённый и удивлённый.
— Пока ты мне тут пытался объяснить, что за беда у вас тут творится, ошибся в словах раза так три, хотя венгерскому тебя должны были учить исправно, а в истории да политике — и того больше. То ли хмель из головы до конца не вышел, то ли я глухой стал… — Бела деланно закряхтел, покачал головой, словно бы сетуя.
— Ну, пусть я и был отцовской гордостью, но в детстве меня много баловали, — нехотя признался Радован. — Простите, дедушка. Я и в самом деле мало времени уделял науке.
— Да толку-то прощения просить? — фыркнул Бела беззлобно. — Толку, мил человек? Вот если бы ты мне, скажем, учиться пообещал да слушаться, вот было бы дело. Я тебя по просьбе матери к себе-то взял, не подводи Илону. Ты у неё единственная надежда, знаешь ли, — он тяжело вздохнул. — Как вдовой сделалась, так и сдала. У неё ещё дочки, сёстры твои, но что они, вылетят из отчего дома к женихам своим да там и останутся — таков обычай. Что она делать станет?
— А если правда пообещаю? — вдруг спросил Трпимирович, устыжённый словами о матушке: меньше всего он хотел её расстраивать или делать несчастной ещё больнее, тем более после смерти отца. — Я серьёзно. Если я буду достаточно хорош, то что?
— То тебе в жизни очень повезёт, — Арпад тепло, по-доброму улыбнулся. — Стану тебе наставником, так уж и быть. И ты это, не надо меня на вы. Я не Папа Римский, чего это ты вдруг.
— Спасибо, дед! — Радован, действительно расчувствовавшись, крепко обнял его. Он скучал по отцу, по его мудрым словам и поучениям, по заботе, и Бела живо его ему напомнил.
— Дожили… Дедом называют, — буркнул тот, затем поймал печальный взгляд внука. — Да ладно тебе, шучу, шучу, что я, злой и чёрствый что ли? Не чужие друг другу, эх.
***
Радован удивлённо вскинул бровь, озирая ночной Книн. Он пока что не до конца понял, что от него хочет дед, ведь охотиться им вроде как не требовалось — крови было в достатке, и бутыли, то ли запечатанные заклинанием, то ли ещё чем, не давали ей свернуться, а больше поводов идти гулять в столь поздний час Трпимирович совершенно не видел. Ночью на свет выходили силы, для человека опасные, и Радован даже по-своему боялся этого времени, но природа стригоя это притупляла. «Всё же есть в ней что-то хорошее, — подумал он. — Так будет проще привыкнуть». Страха перед этим уже почти не было, только непонимание. Впрочем, сейчас имелись другие, более важные вещи.