Строптивая жена колдуна

Эпиграф

…Другой я способ дрессировки знаю,

Как сделать, чтоб послушна стала зову:

Без сна ее держать, как соколов,

Что бьются, бьют крылами непослушно.

Сегодня не поела, - завтра то же.

Вчера ночь не спала, - не спать и нынче.

И как в еде нашел я недостатки,

Так буду придираться и к постели.

Туда, сюда подушки разбросаю,

Все простыни, перины, одеяла!

Причем всю суматоху эту выдам

Я за почтительнейшие заботы,

И в результате я не дам ей спать.

А если и вздремнет, начну ругаться.

И криком снова разбужу ее.

Да, добротой такой убить недолго;

Я этим укрощу строптивый нрав.

Кто знает лучший способ укрощенья,

Пускай откроет всем на поученье.

У. Шекспир, "Укрощение строптивой"

-1-

Историю эту в иных краях рассказывают по-разному. И то дело: не везде сейчас о колдовстве можно говорить вслух. Оттого и вышло, что в пересказах тех главное позабылось, мораль стала иной, словно сказку вывернули наизнанку: рукава те же, материал такой же, а вид – нет, вид совсем не тот. Впрочем, мой рассказ ничуть не правдивее остальных - но и не более лжив.

Как говорили мне, случилось это во Фреченто, что на север от Иллирии. Городок бойкий, хоть и не столица, а карманников - так едва ли не больше, чем на иллирийском рынке. Полно богатых домов с красной черепицей, улицы и площади мощены камнем, а в праздники, когда повсюду флаги, ленты и цветочные гирлянды - ничуть от Иллирии не отличить, клянусь своим болтливым языком.

Колдовство, о котором пойдет речь в нашей истории, в ту пору пребывало в почете, и чародеи сравнялись в правах с самыми знатными господами, даром что управлять своими имениями не умели и шальное богатство спускали быстрее, чем наживали – то бишь, в считанные дни.

Один такой колдун, именовавшийся Питти, проигравшись накануне в игорных домах Иллирии в пух и прах, прибыл во Фреченто и остановился в захудалой гостинице. Расплатиться ему пришлось щегольским бархатным плащом, а затем хозяин еще и шпоры с него стребовал, ведь денег при себе у Питти не имелось вовсе. Не в первый раз наш колдун оставался с пустым кошельком и голодным брюхом, ведь он был весьма молод и по человеческим, и по чародейским меркам, однако в тот промозглый зимний вечер его одолела тоска по мирной и спокойной жизни.

-Ох, да сколько можно куролесить! – бормотал он себе под нос, с отвращением цедя дешевое вино. – Чуть только избавлюсь от долгов, как снова все истрачу! Пустая голова! Кредиторы шкуру с меня спустят, и верно сделают, ничего иного я не заслужил…

Однако поступки колдуна несколько противоречили его словам: с кредиторами юный Питти встречаться определенно не желал и шкуру свою берег, оттого сбежал из Иллирии куда глаза глядят. Сумма, которую он задолжал, была весьма солидной, и надеяться на то, что ближайшие заработки восполнят долг, не приходилось. Имение Питти давно уж пришло в упадок, и, даже пустив его с молотка, молодой чародей не спас бы себя от долговой ямы. К тому же, он любил свой старый дом и, несмотря на нынешнюю свою легкомысленность, не желал с ним расставаться, смутно надеясь, что в будущем сумеет остепениться и осесть в родных краях.

По всему выходило, что следовало жениться.

В те времена знатные господа нередко отдавали младших дочерей за чародеев, считая их если не ровней себе, то, по меньшей мере, ловкими пройдохами, которые нигде не пропадут. Но деньги идут к деньгам, и невесты с богатым приданым доставались отнюдь не тем колдунам, которые кутили без продыху в ночных притонах столицы. Питти знал, что долгами и разрушенным поместьем ему во Фреченто отцов зажиточных семейств не прельстить, хвастать же чародейской одаренностью перед теми, кто в уме ловко считает деньги, и вовсе дело бессмысленное. Что толку рассказывать о том, как велики твои умения, если твой плащ в залоге у трактирщика?..

Однако у Питти имелся козырь: он был весьма хорош собой, и достояние это было честным, без единой капли магии. Придирчиво рассматривая свое отражение в начищенном медном чайнике, он изгибал брови, принимал суровый вид, щурил глаза - редчайшего зеленого цвета! – и поправлял черные, как смоль, волосы. «Да какая из девиц этого города устоит передо мной? – наконец подумал он, удостоверившись в собственной привлекательности и вернув чайник недовольной кухарке. – Когда в дело нельзя пустить деньги, приходит время для любви! Довольно растрачивать себя на бесполезные страсти, пора этому дару богов принести мне хоть какую-то пользу. Решено! Завтра я продам коня, узнаю, в каких домах здесь есть девицы на выданье и женюсь на самой богатой!.. Пусть будет страшна как смертный грех – мне всегда отлично удавались мороки и личины, порадую женушку в счет приданого. А окажется благонравна – продлю ей жизнь и молодость вровень со своими собственными!».

Мысль о том, чтобы пустить в ход чары обольщения или какие-либо иные заклинания, в голову Питти не приходила – как видим, то был честный юноша, несмотря на дурные склонности.

Но судьба-злодейка решила пособить по-своему и сбить нашего колдуна с верного пути. В ту же гостиницу тем же вечером вошел Лютио, такой же лоботряс, как и Питти, только безо всякой склонности к чародейству.

-Кого я вижу! – вскричал он, завидев грустного Питти. – Что за прекрасная случайность! Я только что думал, где бы мне отыскать чернокнижника – и тут повстречал Питти-бродягу! Давно ли ты из Иллирии? Как занесло тебя в наши края?

Питти поморщился, услыхав, как его зовут бродягой – кому приятно считаться безземельным искателем приключений? Одно дело хвастать, что ищешь удачи, во хмелю рассыпая повсюду золото из карманов, а другое – именоваться бродягой, сидя без плаща и денег в грязной гостинице. С Лютио он познакомился, когда был богат и весел, а теперь выходило, что веселился он не как баловень судьбы, а как обычный дурак. Но старый приятель словно не замечал кислое лицо колдуна и продолжал:

-Ты-то мне и нужен, дружище. Спасти меня может только чудо, а ты на них горазд.

-Мои чудеса не так-то дешевы, - ввернул Питти, насторожившись.

-Кто вспоминает деньги, когда говорит о любви? – отмахнулся Лютио, заставив Питти помрачнеть еще больше. – А я прошу тебя спасти двух влюбленных от разлуки, от вечного горя…

-Если у влюбленных не имеется денег, чтобы оплатить мои услуги, то счастливый конец их все равно не ждет, - решительно сказал колдун. – К чему нищим любовь? Они все равно умрут с голоду не завтра, так через неделю.

-Ты неисправим, - Лютио вздохнул. – Разумеется, я заплачу тебе, сколько скажешь. Но ты мог хотя бы поздравить меня с тем, что я решил жениться!

-Жениться? Поначалу ты говорил всего лишь о влюбленности… Так твои дела совсем плохи!.. – подозрительность Питти продолжала усиливаться. – Ты разорен? Отец лишил тебя наследства?

-2-

Дом господина Дунио был богат и наряден, что расписное праздничное яичко. Высокие стены выбелены начисто, двери узорно окованы, разноцветные стекла в окнах слепили глаза даже в зимнюю мрачную пору, и даже в водосточных трубах никакого сора. Располагался он между таких же славных домов, но высотой флюгера, вне всяких сомнений, превосходил всех своих соседей.

Привратник, едва завидев Лютио, тут же распахнул двери, и вскоре достойнейший господин Дунио с радостным удивлением раскланивался с будущим зятем.

-Сердечно рад видеть тебя, мой мальчик, в любую пору дня и ночи, - говорил он, борясь с зевотой. – Однако же, чем обязан?.. Не случилось ли какой беды?

-Случилась, и вы сами о том знаете, почтенный мой отец, - Лютио не скрывал, что родство его с домом Дунио – лишь вопрос времени.

-О чем ты? – хозяин дома все никак не мог прийти в себя, ведь до того, очевидно, сладко дремал в кресле перед камином.

-О той беде, которая изводит ваш дом вот уж двадцать с лишком лет! – объявил Лютио. – И имя ей – Жустина. Нет-нет, не надо объясняться – я знаю наперед все, что вы желаете сказать, добрейший из отцов. Святейший из отцов! Ведь только святой вытерпел бы все выходки, которыми Жустина позорила вашу фамилию. И я скажу вам прямо – без экзорциста тут не обойтись. Вот, я привел лучшего из тех, что знаю! Магистр Питти!

Молодой Питти учтиво поклонился еще раз, показывая, что колдуны не уступают в воспитанности отпрыскам лучших семей Фреченто, и заверил, что имеет кое-какой опыт в изгнании бесов.

Господину Дунио предложение будущего зятя не пришлось по душе, однако, отказываясь признать, что в Жустину вселился демон, он, тем самым, соглашался, что допустил серьезнейшие промахи в воспитании дочери – а какой из отцов признает подобное? В конце концов он согласился, чтобы колдун встретился с Жустиной, несмотря на вечерний час. Тем временем слуги, подслушивающие разговор Дунио с гостями, быстрее ветра разболтали новость своим приятелям и подружкам, прислуживавшим в соседних домах, и не прошло получаса, как в гости к почтенному господину пожаловали сразу несколько соседей. Все они делали вид, будто сами не знают, отчего им взбрело в голову этим зимним вечером навестить старого доброго Дунио, однако выпроводить их не смог бы и сам нечистый.

-Давно пора! – сказал один из гостей, пожилой господин Фрато, сам желавший свататься к Фосси. – Я б лучше не придумал! Конечно, дело в злом духе.

-Коли изгонят беса навсегда – я, так и быть, попрошу руки Жустины, - успел шепнуть вконец растерянному суетой Дунио другой сударь, помоложе. – Но пусть колдун подпишет бумагу, что гарантирует итог трудов своих…

А Питти уж поднимался к дверям женской половины дома, от волнения покрывшись испариной. В отличие от жителей Фреченто он ничуть не верил в беса, вселившегося в девицу, поскольку повидал пару-тройку демонов и знал, что те в своих бесчинствах нипочем бы не ограничились отказом от замужества.

Горничные, посланные вперед него, чтобы предупредить Жустину о внезапном госте, стояли у дверей, рассеянно разглядывая потолок, как это свойственно всем людям, сознающим бессмысленность своей службы.

-Госпожа не желает никого видеть, - сказала одна.

-Госпожа швырнула в дверь поднос и туфлю, - прибавила к этому вторая. – Судя по всему, она не слишком зла сегодня, но разозлить ее легче легкого.

Питти приказал им убираться, понимая, что любопытные служанки желают подслушивать и подмечать, а сам постучал в двери и попросил дозволения войти.

-Проваливай ко всем чертям! – немедленно отозвалась девица, да так громко, словно век шаталась по трактирам.

-Но, сударыня, я не отниму у вас много времени, - елейно произнес колдун, все еще уповая на собственное очарование более, чем на колдовские уловки. – Позвольте представиться, я Питти, известный своим чародейским дарованием во всей Иллирии, и не только! Неужто вам не любопытно, зачем я к вам пожаловал?

-Чародей! – воскликнула девица, и тут же у двери что-то загрохотало: она была надежно подперта сундуком.

Спустя минуту Питти вошел в покои Жустины и впервые увидал девицу, о которой столько судачили во Фреченто. Она была не так уж дурна собой – излишне высока, пожалуй, и лишена изящества движений, но в целом все ее черты свидетельствовали об исключительном здоровье. В сильной руке она сжимала кочергу, и чувствовалось, что к оружию этому старшая дочь Дунио привычна. Черные волосы ее были растрепаны, карие глаза блестели с необычайной живостью, и на смуглых щеках пылал румянец, не имевший ничего общего с девической стыдливостью.

-Чародей! – повторила она, разглядывая Питти безо всякого смущения, и, что гораздо хуже, без того восхищения, на которое он рассчитывал. – И ты обучался в академии магических искусств?

-Именно так, - согласился Питти. – Добрый десяток лет!

Тут же на него обрушились бесконечные вопросы – чему там учат?.. Много ли учеников? А дозволяется ли им выходить в город? Умеет ли Питти превращаться в сову, а если да, то ест ли в этом облике мышей и крыс? Дорого ли платят за колдовские услуги? А можно ли пройти сквозь стену?.. Никогда еще Питти не приходилось говорить так много, и, сам того не заметив, он отвечал девице куда искреннее, чем привык обычно – ее бесхитростные манеры располагали к честности. Не сразу молодой колдун спохватился, что время идет, а внизу старый Дунио и его гости ждут, когда бес, вселившийся в Жустину, сбежит через печную трубу.

-Ох, до чего же тебе повезло, - вздохнула Жустина. – Учиться магии! Уехать из дому! Странствовать!..

-А вы желаете покинуть сей дом? – осведомился Питти.

-Еще бы! – воскликнула девица. – Да только у меня два пути отсюда – к алтарю или на кладбище, и я не знаю даже, что из этого хуже…

-Мне говорили, что вы не желаете выходить замуж, - деликатно заметил колдун.

-Не желаю? – черные брови Жустины едва ли не сошлись у переносицы. – Да я б скорее пошла на виселицу, чем под венец! Вокруг одни напыщенные ослы, считающие, что женщина должна помалкивать и думать только о нарядах, детях, цвете занавесок… Ох, собрать бы все занавески Фреченто и сжечь!.. А вместе с ними – платья, башмаки и ленты!.. Домовые книги!..