Несколько лет до свадьбы
В детстве мне часто снился сон про маму. Это был удивительно светлый и грустный сон.
В большом деревянном чане тихонько плещется вода. Журчат, набегая друг на друга, обгоняя друг друга маленькие, юркие, как змейки, струи. Волны подкидывают и ловят лёгкие берестяные кораблики.
Я не знаю, что заставляет воду двигаться, но игра мне нравится. Несколько капель воды попадают на моё лицо – я весело хохочу, и мама тоже смеётся. Глаза у неё синие-синие, и мне нравится смотреть на её лицо. Если одновременно склониться над водной гладью, когда она успокаивается, можно увидеть наши соединённые отражения. Мы очень похожи – те же черты лица, длинные серебристые волосы – и меня это радует, потому что я хочу стать такой же, как она, когда вырасту.
- Клая, подожди меня, я скоро приду, – такие обыденные простые слова, и в них нет ничего особенного, но я неожиданно для себя упираюсь и спорю. Мне так не хочется отпускать маму даже просто за дверь на пару минут, что по телу проходит дрожь, а зубы начинают стучать, мелко, дробно, и слова отказываются выговариваться. Вода в чане успокаивается, мама что-то говорит мне, а я упрямо мотаю головой, зная, что не должна так делать, и всё равно не в силах совладать с собой.
Зная, что уже ничего не смогу изменить – она всё равно встанет и уйдёт, а сон закончится, и я проснусь, зная, что всё это просто фантазии – и не больше. Может быть, отец услышит, как я ворочаюсь в кровати, и зайдёт ко мне – он спит в соседней комнате, но сон у него чуткий, как и у любого горца. В стотысячный раз скажет, что ночь уйдёт, забирая с собой кошмары, а утром всё будет хорошо.
Я не могу помнить, как выглядела моя мать, потому что никогда её не видела, она умерла вскоре после моего рождения. Все мои знакомые родственники – со стороны отца, потому что мать была не из Вестлана и даже не из Долины, а из водников – малочисленного народа, живущего на морском побережье. Интересно, как отец познакомился с матерью, как они полюбили друг друга, где жили до моего рождения? Я пыталась поспрашивать дядю – брата отца, бабушку, служек, даже мачеху, вторую жену отца и мать моих сводных младших братьев – но не получила ответа. Никто из водников никогда не выказывал желания встретиться со мной, а отец никогда на родину первой жены не ездил, не хотел будить воспоминания.
Воспоминания, которых вовсе и не было, с лихвой достались мне.
Иногда, если мне удаётся проснуться после очередного сна и не разбудить отца, я с зажжённой свечой в руках подхожу к большому зеркалу, подарку отцу от обитателей Долины. Смотрю на себя – и думаю о том, что когда у меня будет своя дочь, я возьму её на руки, встану у зеркала и увижу в отражении маму.
Может быть, хотя бы так, хотя бы однажды, я смогу увидеть её наяву и сказать ей о том, что помню её, а значит, она всё ещё немного жива, в моей памяти, в моём сердце.
В моих снах.
…Впрочем, с недавних пор мне стали сниться совсем другие сны. Не такие светлые и чистые – но и не такие грустные. И об этих снах я не расскажу никому, никогда: ни отцу, ни мужу, ни подруге, если у меня когда-нибудь появится подруга. В этих снах, невозможно подробных, невероятно отчётливых и реалистичных, тоже много воды. И я не одна. Склоняясь над гладью воды я вижу своё лицо рядом с другим лицом, лицом никогда не существовавшего существа. Бирюзовые пряди обрамляют лицо, смотрящее на меня из водной толщи.
Я должна бояться его.
Я должна захотеть проснуться.
А я не боюсь, ни капельки, ни вот столечко.
Спустя полгода после свадьбы
Больше всего в Вешерах мне нравился лес. Кажется, я могла бродить там часами. Конечно, в моём высокогорном Вестлане тоже были деревья, но низкорослые, скрюченные, с пышной кроной, и росли они по одному. Здесь же, в Долине, деревья вымахивали чуть ли не до небес, цеплялись друг за друга ветвями и корнями, образуя почти цельный зелёный шатёр, пропускавший редкие шаловливые лучики Светицы. И под этим шатром можно было бы проводить дни и ночи напролёт, если забыть, конечно, что я больше не вольная девчонка Клая из Вестлана, а почтенная замужняя женщина, и вести себя полагается соответственно.
Но замужем я была не так уж давно, и нет-нет да и позволяла себе некоторые вольности. Например, ускользнуть от сопровождающих меня неповоротливых дородных служек, приставленных к жене младшего сына дольнего властца, и отправиться бродить в одиночестве по узким, изборождённым толстыми узловатыми корнями тропинкам, изредка срезая пузатые терпко пахнущие мохнянки – незнакомое мне прежде лакомство, которое так здорово жарить на открытом огне и есть с ломтями холодного запечённого мяса…
Я редко кого встречала на своём пути во время этих одиноких прогулок. Отношения жителей долины с миром природы – лесом, лугом и озером – были строго регламентированы множеством праздников, обычаев и правил, которые неукоснительно соблюдаются местными. Дни охоты и собирательства, дни посева и жатвы, дни рыбалки и общего омовения – всё подчинялось особому календарю. Для меня, как для чужачки, допускались некоторые послабления – но только для меня и только на первый год жизни в Долине. А потому, заметив скользящие между высоких, прямых и ровных стволов деревьев тени, я удивилась – и это ещё слабо сказано.
Сначала удивилась и только потом – испугалась. Особенно когда поняла, что это мужские тени, их трое – три незнакомца, шагающих по чужой территории с самоуверенностью превосходящих силой захватчиков.
А затем страх сменило любопытство.
Чужак привлёк моё внимание необычным оттенком волос – они казались бирюзовыми, точь в точь как мой брачный браслет, подарок Риста на свадьбу. Необычный незнакомец заметил меня, изменил траекторию пути – и подошёл ближе. Сложил руки крестом на груди и поклонился, не отрывая от меня пристального взгляда. Двое других остались поодаль, и я не могла разглядеть черты их лиц. Что-то в нём было такое до странности знакомое – удивительное чувство, когда точно знаешь, что видишь человека первый раз в жизни. И тут я вспомнила – сон!
Новоявленный жених, Рист Дольный, смотрел на меня нежно, но с лихостью, и его взгляд, как горячий луч жаркой ночной Круглицы пёк кожу под свадебной зелёной шёлью. Нежная шелковистая шёль окутывала меня с затылка до лодыжек, непривычно скользя по голой коже без мягкой нижней хлопчатой рубахи, тонкие плетёные чучи, обвивавшие голени, цеплялись за её края. Голова кружилась от терпкого пьянящего запаха ягодных питней, весело булькавших в высоких кувшинах из толстого стекла. Стол вообще собрали богатый – мясо молочных козлят, козий сыр и омлет, щедро облитое маслянкой разнотравье… не каждый день властец Вестлана единственную дочь замуж выдаёт.
Пусть и так, второпях, да за дольника. Вешеры из Долины – народ для горных обитателей чуждый и не знакомый. Звери у них там тонкорогие и тучные, травы высокие и сочные, леса густые, озёра глубокие, обычаи и порядки вовсе неведомые. Но что-то зачастили вести с границ о смертоносных чёрных смерчах, а пару десятьев назад так и вовсе не вернулся оттуда отряд, впервые со времени смерти матери шедший к водникам договариваться об обмене козьего мяса и яиц пернатиц на вяленую рыбу. Назад вернулся лишь один из посланников, который и поведал о смерче, точнее, подтвердил, что своими глазами видел жуткое предание старух да стариков самых высоких горных вершин Вестлана.
Чёрная смерть выходит из воды и идёт к нам. Сперва пожрёт нас, а затем спустится в Долину…
Впрочем, в Вешерах обитали сильные маги, куда нам до них. Отобьются, накроются ветряным серебряным пологом, позовут из лесов да лугов чудь да смрадь. Обойдут их чёрные смерчи стороной, а вот до нас доберутся. Немногочисленный народ гордого горного Вестлана отважен, но нам нечего противопоставить жадной до плоти исконной тьме.
И тогда отец вызвал на разговор Дуста Дольного, правителя Вешер. О чём говорили они с рассвета до самого заката холодной Светицы, было мне не ведомо. И только когда я увидела, как девки расстилают во дворе густо-зелёную шокку, из которой и кроят шёль, я поняла, о чём шла речь. Знала, для чего используется эта дорогая ткань, знала, что свадебным цветом считается цвет молодой листвы, полной жизненной силы свежей зелени, знала, что у Дуста есть трое сыновей, и младший из них всё ещё не женат.
Знала, что рано или поздно это случится, и моего согласия, моего голоса не потребуется ровно до того момента, как я должна буду попрощаться с девичеством. Но не знала, что одновременно мне придётся попрощаться с отцом и Вестланом, которых любила больше всего на свете.
Я стала ждать. Безмолвно и безропотно, как меня учили, но чувствуя при этом звенящее перетянутой струной беспокойство. А вдруг будет он, мой будущий муж, горбатым да скрюченным, с перекошенным лицом? А вдруг он не просто немощен телом, а лишён богами разума? А вдруг он огромен, силён, как чёрный медведь, и при том жесток?
Когда за невестой прибыли дольники, моё сердце скакало козлёнком, вот только горный рогач, в отличие от меня, не боится падения в пропасть. Я слышала сквозь заткнутые уши, как отец спорил с пришельцами – мол, свадьбу сперва проведём здесь, по нашим обычаям, а уж потом забирайте Клаю на веки вечные и делайте с ней, что хотите. Вешерцы что-то доказывали ему певучими высокими голосами, но особо не противились.
Я выдохнула и поклонилась земле, как было заведено. Говорят, раньше боги обитали на небесах, и все их милости первым делом доставались нам, жителям Вестлана и другим горным народам. Говорят, ночная Круглица была раньше холодной, а согревала всех дневная белая Светица. Но потом случилась божья жестокая круть, и всё поменялось местами, из морских глубин начала выползать на берег Истинная Тьма, а боги ушли под землю, и благословляют отныне белокожих и сероглазых жителей равнин.
Белокожим, светловолосым и сероглазым оказался мой жених Рист. Высокий и ладно скроенный, с мягкой улыбкой, в кожаных сапогах чуть ли не до колен, он понравился мне с первого взгляда. Остановился передо мной, пристально вглядываясь в прикрытое тканью лицо, словно силясь разглядеть спрятанное за шёлью – я запоздало подумала, что и он может опасаться какого-то моего недуга. Но так уж было у нас заведено – от первого звона колокола до самой брачной ночи нельзя было показывать жениху лица и тела.
- Глаза у тебя синие, Клая. А я думал, чёрные.
- Мать моя была из водников, – ответила я, чувствуя, как отступают вертевшиеся чёрными смерчиками в душе тревоги. Мне больше не было страшно, и я жалела, что не могу коснуться его руки, сцепиться пальцами, как полагалось на вестланских празднествах, если парень и девушка нравились друг другу. – Я… шёлью лицо укрывают по традиции. Не потому, что мне есть что скрывать, а по обычаям нашим.
Рист опять улыбнулся, и голос у него был медовый, тягучий, обволакивающий.
- Верю. У нас, в Вешарах, тоже свои обычаи есть. Знаешь о них что-нибудь?
Я помотала головой.
- Ну, потом расскажу. Ты… ты не бойся меня, айлыш, – даже это незнакомое слово ласкало слух. – Я тебя не обижу. У нас женщин принято беречь.
А больше поговорить нам и не дали. Откуда-то звонким хороводом высыпали люди, закружили вокруг нас, гомоня на разные лады. Мои младшие братья, дети братьев и сестёр отца, взрослая родня, прислуживающие служки-работницы, нёсшие службу мужчины, краснощёкие поварихи с подносами, уставленными всяческой снедью. До середины дня мы с Ристом даже словом не обменялись. Принимали поздравления, слушали предсказания, пожелания и наставления, ели и пили, точнее, с вежливыми полуулыбками кивали еде. Есть я не могла – живот от сводило от волнения, осилила только кружку с горячим настоем из вишнёвых листьев. Жених тоже не притронулся к пище, хотя взволнованным не выглядел. Возможно, его отталкивал непривычный вид и запах местной пищи, а возможно, это как раз и была одна из свадебных традиций дольников.
В отличие от меня, ему к новому дому привыкать не придётся. А вот мне стоило бы наесться любимыми блюдами досыта в последний-то раз.
Их?
Я не сразу поняла, что действительно осталась одна. Осталась одна, не в силах сделать и шага, не в силах сорвать с рук и ног ненавистные теперь заколдованные украшения. А я должна была их сорвать – и сбежать, пока не произошло что-то ужасное, непоправимое. Нужно освободиться… возвращаться в обратно горы, обратно в Вестлан. Свадьба не состоялась, она не действительна, жених оказался безумцем. Какими бы дикими ни были традиции дольников, но такое – чтобы в ночь после заключения брака оставить невесту в одиночестве на берегу дикого озера в одной свадебной шёли – даже и представить-то было невозможно. Властец отдал меня за увечного на всю голову сына!
Я больше не кричала, горло свело от страха – первобытного страха темноты и неизвестности. Мало ли какие твари водятся в Вешерах, будь они трижды прокляты! Если я настолько не нужна Ристу, значит и помощи с чёрными смерчами от них не дождаться, наверняка. Отец должен принять меня обратно, он не откажет мне, этот брак не действителен…
Шаг в сторону, шаг назад – не удавались, тяжесть от браслетов сковывала тело. Снять их не удавалось, я натёрла запястья до крови, но каменные кольца держались намертво, чтобы расширить их, требовалась магическая сила, которой у меня не было с рождения: вероятно, «горная» отцовская кровь перебила материнскую «водную».
А если Рист и вовсе никогда за мной не придёт? Сколько я продержусь вот так – в лёгком одеянии, без еды, без воды? Точнее, воды-то сколько угодно, в нескольких шагах, но мне до неё не добраться.
Значит…
Чёрная неподвижная гладь озера всколыхнулась – на первый всплеск я не обратила внимания, на второй насторожилась. За вторым последовали третий, четвёртый, пятый… тихие колыхания, каждое последующее немного сильнее предыдущего. Озеро не то что бы бурлило, но волновалось, нет, уже бесновалось без всякой видимой причины – и без ветра, мои распущенные поверх шёли волосы лежали смирно. Я представила, как из воды на берег выползает жуткое огромное чудище – чешуйчатая кожа, в неярком свете Круглицы переливающаяся бирюзой и бронзой, когтистая лапа, шлёпающая по влажному песку, медленно приближающаяся голова на длинной шее, синие глаза с вертикальными зрачками, распахивающаяся зубастая пасть…
Видение было таким отчётливым, что на мгновение я зажмурилась, жалея лишь о том, что не могу закрыть уши из-за проклятых браслетов. А когда открыла, то никакого чудовища не было и в помине, но и в одиночестве я тоже больше уже не была.
Из озера навстречу мне двигались три высокие тёмные тени.
***
На первый взгляд они показались мне вполне человеческими на вид – голова, две руки, туловище… Я не успела толком подумать о том, что делали они в озере. Может быть, в Долине были приняты ночные купания… Но чтобы переплыть целое озеро? Беззвучно, да ещё и под водой?
«Ты будешь очень даже не одна, айлыш», – сказал мне Рист. Что ж, его предсказание начинало сбываться – пугающе быстро.
Круглица на мгновение скрылась за тучами, потом снова выглянула, и её бледный серебристый луч упал на первого выступившего из воды человека. Человека ли..? Я увидела блик света на коже, казалось, изрисованной какими-то причудливыми узорами, не стёршимися от купания. Он был обнажённым, если не считать странной повязки поверх бёдер, непривычно длинные для мужчины волосы отливали бирюзой. Но даже не невероятный цвет его волос поразил меня, не бесстыдная нагота, невообразимая для горцев, а кожа. То, что мне сперва показалось всего лишь нелепыми рисунками, оказалось выпуклой чешуёй. Телесного цвета чешуйки набегали друг на друга, серебрясь на местах выпуклых стыков.
Двое других, следовавших за первым, казались ещё более жуткими, ещё менее человечными. Их чешуя была темнее, волосы одного отливали чернотой, другого – мерцающей светло-жемчужной зеленью. Черноволосый хмурился, второй улыбался, я отвела глаза и посмотрела на первого. В его расслабленной позе сквозило природное достоинство, несмотря на довольно нелепый наряд: то, что я приняла за повязку, оказалось отнюдь не тканью, а тёмно-изумрудными водорослями.
- Здравствуй, Озёрная невеста.
- Не надо! – прошептала я.
Внезапно ужас прошёл, осталась только головокружительное ощущение абсолютной нереальности происходящего.
Это всё сон. Рист тоже обещал мне, что всё будет не более, чем сном!
- Но ты пришла к нам, невеста из Долины, – низким, текучим голосом отозвался первый. Глаза у него были сине-зелёными, в цвет волосам, неестественно яркими. В них не было злобы или плотоядного голода.
- Не по своей воле, – торопливо ответила я. – Я не знала, куда меня ведут, я не отсюда, я не из этих мест! Я из Вестлана. Если бы я знала, то никогда бы…
- Не обманывай, – чужак протянул руку, прикосновение гладкой, нечеловечески холодной чешуи на его руки к моему подбородку показалось жутким. Скосив глаза, я обнаружила тонкую прозрачную плёнку перепонок между его пальцами. – На тебе браслеты озёрной невесты, их невозможно надеть по принуждению. На эту ночь ты наша. Это даёт нам силу, которую мы с лихвой возвращаем Дольним людям. Нам… холодно.
- Нет!
- Дай руку.
Руку я не дала, но это не остановило чужака – он взял её сам. Взял, коснулся холодными губами.
- Что ты такое? – спросила я, стараясь не потерять самообладания. Стоило нам соприкоснуться, как сдерживающая магия браслетов отступала, и я чувствовала себя почти свободной. Но я понимала, что свобода эта мнимая. – Кто ты?
- Я – Хевель. Хевель из Веленги.
- Это твоё имя?
- Можешь считать, что так. Я первый хранитель озера, горная айлыш. У тебя странные глаза.
От него пахло вовсе не рыбой или тухлой тиной, а – совершенно неожиданно – чем-то цветочным, свежим.
- Сколько вас всего? – я поддержала безумный разговор, надеясь на то, что сейчас проснусь.
- Я один.
- А… эти? – я кивнула на двух его безмолвных спутников.
- Это мои тени, айлыш. Прим – первый. Сэн – второй. Это древний язык.