Суженая мага огня

1

Люди созданы, чтобы обрести истинную пару. И только глупый этого не чувствует. Моя душа изнывает от гудящей пустоты, которую ничем невозможно заполнить, заглушить. Я сгораю вдали от того, кто мне предназначен.

Где же ты, тот, кого я так жду?

Был ли ты когда-нибудь?..

От мыслей о забытом прошлом глаза увлажнились, я промокнула их грубым льном рукава и продолжила обдирать листики с высушенных стеблей целебной моросянки. Не время лить слёзы. Не время. Для этого есть ночь, когда никто не видит.

Когда не спится от тоски, сжимающей сердце…

А сейчас надо сделать работу и отнести на рынок траву, а то не на что купить молока нашим сироткам-подкидышам. Вообще, время нынче тяжёлое. В лесах завелись болотожёры, на дорогах бродят магические волки, а в холмах, говорят, видели дракона. Он-то и пожрал всех коз, ещё до того, как выпал снег. И наших тоже...

— Триса, господин Фалькон идёт! — кликнула со двора Идда, старая травница, которая приютила меня в своём доме, в стенах святилища Пресветлой Девы.

Триса…

Я привыкла к этому имени и сроднилась с ним, оно мне даже нравилось, хотя это не моё имя. Так назвала меня Идда, когда нашла в лесу. Но кто я и откуда — никто не знает.

Вернее, откуда — догадываются, предполагают… Из лап тёмного колдуна, который высосал мою жизненную силу до дна, изуродовал тело, оставил на спине, под шеей, метку от костяного серпа, которым сцеживал кровь. Лишил лица… Да, искусанное болотными тварями и опухшее от воспаления крови, оно представляло страшную картину. Монахиням, хвала Пресветлой, удалось вернуть мне человеческий облик. Но вряд ли это был мой прежний облик. Что ещё со мной делал колдун — страшно подумать. Никто не знает. А я… я боюсь вспоминать.

— Снова сказать, что ты на рынок пошла, а, Трис? Да ведь дожидаться будет…

Я спешно отёрла с лица остатки слёз и приняла бесстрастный вид.

— Не надо, — вздохнула я. — Давно бегаю, ты права, пора поговорить.

Я отложила моросянку, накинула скатавшийся катышками шерстяной плащ и шагнула на крыльцо, навстречу холодному зимнему ветру.

Эх, был ли ты когда-нибудь, тот, по кому я так тоскую? Пришёл бы, защитил бы меня сейчас? Нет? Не придёшь? Знаешь, а жаль!

Очень жаль! Значит, нет тебя уже на земле, а то бы ты обязательно пришёл…

Я думаю, ты мёртв, иначе как ты мог не спасти меня от колдуна и обречь на расправу.

А если жив? А если жив и забыл меня?...

Вместо слёз явилась злость. Я вышла во двор и встретилась взглядом с подошедшим Фальконом — начальником стражи Вейгарда.

— Наконец-то, Трис, милочка, — растянул он в кривой усмешке рот. — Что-то ты с-совсем меня позабыла. Я же приглашал тебя заглянуть ко мне.

Пухлые губы, жирные после сытного обеда, строго вытянулись. Маленькие глаза пожирали меня, и без того тощую — за три года ещё до конца не оправившуюся от почти смертельного истощения.

— Извините, много работы, — сказала я безразлично. — Мне надо траву готовить. Не приходите больше, господин Фалькон, я не пойду с вами.

Я плотно сжала губы и развернулась, чтобы скрыться в доме, но Фалькон схватил за локоть и дёрнул на себя.

Ай, как же больно! Но я не подам вида, я умею быть сильной. Может, отстанет.

Волосы выбились из-под платка послушницы, рассыпались по плечам. Мои огненно-рыжие волосы — такая редкость на севере Ниртании — почти ни у кого не встречаются.

Взгляд Фалькона хищно разгорелся. Вожделение, желание обладать — он так привык обладать каждой, кого поманит пальцем.

— Ну, что ты ломаешься, Трис-с, — прошипел он. — Ты ведь не девочка, тебя принесли сюда с болот, жрицы все твои дырки изучили — у тебя их больше, чем следует, и тебе не стать служительницей Пресветлой!

Он знал, зараза, куда давить. Девушке, потерявшей невинность, особенно с таким сомнительным прошлом, как у меня, монахиней стать было невозможно.

— Ты должна в рот глядеть защитникам, оберегающим тебя от чудовищ, живущих за этими стенами, — приблизил лицо Фалькон и жадно вдохнул мой запах.

Чем я таким пахла, что он так меня хотел? Моросянкой?

— Вкус-сная... Ты же сдохнешь с голоду, если не пойдёшь со мной. Есть вам нечего… хоть молока детям принесё-ш-шь…

2

Да, святилищу Пресветлой на севере, где многие ещё поклонялись древним, приходилось тяжело. В святилище жили одни монахини и сироты, местные мужчины не молились Деве, не приходили и не приносили пожертвований. Мы жили на королевские взносы, проходившие через наместника. Он брал с них свой налог, и в итоге нам оставалось разве что… как бы сказать помягче… на оплату пользования городским колодцем и сливной канавой.

— Ну, идём? — прошептал Фалькон непозволительно близко к моей коже.

Его скрипучий голос резал уши. Запах копчёного окорока, который он только что съел, сводил с ума…

Предательская дрожь выдала мой страх.

— Пустите, пожалуйста, господин, — одёрнула я руку.

— Отпусти девочку, Фалькон! — заступилась настоятельница Альба, заведя меня себе за спину.

Горячая волна облегчения прокатилась по телу. Я одарила благодарным взглядом седовласую монахиню, прижалась к её худому телу и принялась спешно поправлять сползшую повязку.

Фалькон послушно отступил от крыльца на два шага. Не больше.

— И не смей больше домогаться к послушницам на земле святилища! — потребовала Альба. — Есть места, где тебе охотно дадут всё, что ты просишь!

— А мне нравится, когда дают неохотно, так интереснее! — прыснул Фалькон. — В общем, Трис, когда захочешь кушать, приходи, накормлю.

Да подавись ты! Ой, прости Пресветлая, не хорошо на светлой земле ругаться…

За стенами святилища раздались восторженные визги и звонкие детские голоса. Донёсся приближающийся стук копыт и показалась снежная пыль над стеной.

Фалькон посерьёзнел и вытянулся по-военному, устремив взор к воротам. Светлая Альба тревожно двинулась на середину двора, а мы с Иддой скрылись в доме и пристали к дверной щели.

Ворота медленно развели в стороны два воина, одетых в стальные шлемы и доспехи с королевскими эмблемами львов, выведенных на груди чёрной краской. Следом, ведя коня под уздцы, во двор святилища вошёл воин с красным, отделанным мехом, плащом. Шлем его сиял в солнечных лучах. На нагруднике доспеха тоже был лев, только золотой, который тоже искрился на зимнем солнце.

— Паладин… — с придыханием прошептала старая травница.

Я прилипла к двери и больше не могла отвести взгляд. Щель вдруг стала узкой для взора, а платье — тесным для дыхания.

Его выправка, ровный шаг, лёгкие взмахи рук — всё веяло спокойствием и чистотой. Он снял шлем и склонился на колено перед настоятельницей, поцеловав ей руку. У меня пробежали по коже мурашки от сокровенной нежности, с которой он это сделал.

— Паладины — защитники веры, воины Света, — восхищённо прошептала Идда. — Может, прогонят нечисть от города.

То, чего так не хватает этой земле… И мне… Воин Света, наверняка, спас бы меня от чудовища, испившего мою жизнь.

Паладин выпрямился. Ах, какой темноволосый, с небрежной многодневной щетиной. Устал, должно быть, в пути…

На кончиках пальцев ощутила покалывание, будто прикоснулась к его щеке.

Странное чувство. Приятное.

Он осмотрелся по сторонам и его взгляд скользнул по двери, которую мы с Иддой облепили. Глаза серые и холодные, как сталь меча. Интересно, сердце у него такое же закованное в сталь? В строгих чертах лица угадывалось что-то мимолётно знакомое, и в то же время совершенно чужое, далёкое.

Опасное.

Паладин развернулся к Фалькону. Начальник гвардии так смешно старался втянуть живот и приподнимался на мысках, но это ему совершенно не помогало сократить разницу в росте с воином Света.

Они о чём-то говорили. Лицо паладина сохраняло бесстрастное выражение, в то время как Фалькон мялся и морщил лоб, указывал руками то в сторону леса, то в сторону холмов.

— О драконе, наверное, говорят… — вырвалось у меня.

— А то ж, конечно, — прошептала Идда. — Он за тем и приехал — убить чудовище, чтобы помочь жителям. Стражники-то боятся.

Я вся обратилась в слух. Чудилось, что голос у паладина низкий и бархатный, мне страшно захотелось его услышать.

Фалькон, наконец, поклонился и стремительно зашагал в сторону ворот. Соратники паладина расступились и пропустили его. А сам господин светлый воин направился к алтарю Пресветлой девы в сопровождении Альбы, чтобы вознести молитвы. Все его воинственные спутники повернули следом.

— Ну, что, вон они разошлись, — прокряхтела Идда. — Беги теперь на рынок, Триса, пока не стемнело.

Я ссыпала моросянку в кулёк, подхватила корзинку с баночками лечебного масла и поспешила во двор. Нужно раздобыть денег на молоко детям.

Морозный ветер тут же пробрался под тонкий шерстяной плащ. Плечи свело судорогой от холода. Я поправила на голове капюшон, подбитый самым дешёвым, волчьим, мехом, но предательские хлопья снега успели залететь в щели одежды. Более тёплых вещей у нас, приживалок святилища, не было, и мне приходилось каждый раз лишь безмолвно скулить, выходя на улицу.

Подойдя к воротам, не удержалась и поглядела на рыцарей, стоявших толпой у алтаря. Паладина среди них уже не было.

Где же он?

Я огляделась. Красный плащ мелькнул по другую сторону поклонной площади возле маленькой мраморной статуи принцессы Беатрис.

Паладин положил к её ногам зелёную ветвь ели, символ вечной жизни, и склонился на колени под усилившимся снегопадом.

— Великая была женщина. Всем помогала, — вздохнула из-за плеча Идда. Я обернулась. — Я тебе шарфик свой хотела дать, холодно! На рынке-то долго стоять!

Травница закутала меня, заворожённо глядевшую на паладина.

— Он что, плачет? — прошептала я онемевшими от холода губами.

— Ему позволительно. Она была его женой. Не подсматривай. Такой любви на земле никогда больше не будет.

Я опустила взгляд. Отвернулась.

— Спасибо за шарф, Идда, — прошептала я и побрела по снегу в тонких кожаных башмаках.

3

После обеда на рынке уже не так многолюдно. Площадь перед ратушей, где стояли торговые ряды, заметно пустела, была уже не такой тесной и шумной. Однако, покупателей тут ещё толкалось предостаточно.

— Кому целебную мазь? Травы для припарок? — крикнула я, расстеливая льняное полотно на прихваченной с собой скамеечке.

Свет надо мной закрыл бородатый мужик в кожаных доспехах. Наёмник, один из тех, кого нанимал Фалькон для истребления болотожёров и расплодившихся волков. Но по виду, бородач скорее походил на бандита: выбитые зубы, синяк под глазом, дивный хмельной аромат.

— Хе, а чего-нибудь чтобы стручок крепче стоял нет? — прищурился он.

Вот потому на рынок отправляют нас, приживалок святилища, а сами светлые жрицы торговать не ходят. Чтобы не слышать вот это вот…

— Сегодня готовой толнянки нет, извините, господин. Завтра будет, приходите.

Я старалась держаться спокойной и бесстрастной, но было непросто снести наглый развращённый взгляд наёмника.

— Ох, наконец, ты тут! — воскликнула пожилая госпожа, оттеснив бородатого обратно в толпу. — Дай мне мою моросянку. Сколько с меня?

— Один медяк, госпожа.

— А это что? Лечебная мазь? Тоже возьму — у мужа спину прихватило. Нет, даже две давай!

— Пожалуйста, госпожа, — поклонилась я, протягивая баночки и кулёк с сушёной травой.

Я знала, она выводит ей волосы у супруга в паху. Ей нравится, когда мужчина гладкий. Что ж, у каждого свои недостатки…

В руку легли три медные монеты, и я спешно сунула их в карман передника. Ну вот, теперь на молоко малышам хватит.

Неделю назад подкинули к воротам святилища грудничков, и Грета, женщина, что обычно торговала нашими с Иддой травами, занялась малышами: у неё было больше опыта, своих трое.

Я разложила на полотне оставшиеся баночки и поставила с краю блюдце для подаяний.

Мы всегда ставили блюдце: авось добрые люди положат монету Пресветлой деве. Желающие иногда были, но редко. Светлая Альба говорит, что на юге люди больше почитают Деву и приносят в святилища такие дары, что жрицы ни в чём не нуждаются, сидят, да шьют шёлковые платья и украшают изваяния Девы драгоценными камнями.

На севере власть королевства распростёрлась не так давно — лишь в начале правления нашего государя Орвина. Альба рассказывала, что встречалась с ним однажды, и он ей очень понравился. Благочестивый и добрый король, он делал всё чтобы оградить страну от тёмных сил, от колдунов, которые похищали людей и насылали бедствия.

Наконец до Вейгарда добрались королевские защитники — паладины. Может, всё же когда-нибудь и у нас, на окраине, будет счастье?

Из мыслей меня вырвала проплывшая перед лицом рука. Сильная мужская ладонь потянулась к пустому блюдцу и положила на него золотую монету. Я с удивлением подняла глаза, и увидела взмах красного плаща паладина, который тут же скрыла от меня толпа его соратников.

Паладин!

Я схватила монету, пока никто не стащил. Она ещё хранила тепло его руки. Пальцы вновь закололо. По венам потекло благостное тепло, живот скрутило в тугой сладкий узел, и грудь сдавило.

Что со мной? Почему сердце так обливается кровью?

Вслед за паладином прошагал Фалькон со своими стражами, а за ними — знатные горожане и наместник Хакон. Все шли в ратушу. Хакон, должно быть, представит паладина! И светлый воин, наверняка, сделает обращение к горожанам…

Ах, как же хочется услышать его голос!

Я сжала ставшую липкой монету. Теперь хватит не только на молоко, а даже на мясо!

Всё, решено, иду в ратушу!

Сунув оставшиеся банки с маслом в передник и задвинув скамейку под прилавок пекаря, я побежала в толпу догонять красный плащ.

4

Народу, конечно, набилось полно, все стояли и толкались в тяжёлых зимних одеждах. Я худенькая и плащик у меня тоненький, мне легко было протиснуться между круглыми боками знатных горожан. Стражи Фалькона узнали меня и пропустили в ближний круг, откуда открывался хороший вид на центральное возвышение.

Наместник Хакон вышел вперёд, нацепил дурацкую улыбку и помахал рукой собравшимся.

— Приветствую, дорогие жители! Король Орвин услышал наши просьбы о помощи и прислал своего первого паладина — господина герцога Генриха Даренфорса! Он очистит холмы от дракона!

Горожане радостно загудели. Заликовали! Уши чуть не лопнули от восторженных визгов.

Господин герцог приблизился к людям.

— Именем Арноса и Пресветлой, приветствую благочестивый народ Ниртании! — сказал он низким властным голосом. — Мой меч рассеет тьму над Вейгардом.

Люди разразились ещё большим гулом.

По спине побежали мурашки. Генрих Даренфорс… Какой ты серьёзный, суровый… не похож ни на одного, из собравшихся здесь! И ещё ты такой уставший…

Сердце укололо при виде его нахмурившихся бровей, свинцово-серых глаз и мужественных морщинок, тянущихся от крыльев носа к уголкам рта. Чуть заметно посыпанные пеплом виски манили меня коснуться их кончиками пальцев.

За всё время, сколько я помнила себя, живя в Вейгарде, мне ни разу не хотелось мужчину. Но сейчас живот наполнился теплом, и я вполне могла понять причину особого блеска в глазах женщин и их восторженный шёпот — паладин был невероятно привлекательным!

— Завтра я отправлюсь в холмы со своими людьми, — сказал он и развернулся к Хакону: — С вас необходимо снарядить обоз с продовольствием и поставить временный лагерь. Обеспечить тыл.

— С нас? А кто за это заплатит?

— Вы.

— Но идёте же вы!

Паладин смерил Хакона суровым взглядом и прищурился.

— За работу мне заплатит король. А за что заплатите вы? Дракон-то ваш.

— Ну, ладно, господин герцог, обеспечим, что скажете… — процедил Хакон.

Паладин приложил руку к груди, коротко поклонился и спустился по ступеням в толпу. Собравшиеся расступились, им помогли соратники воина света. Красный плащ покинул ратушу — на душе стало грустно и одиноко.

Темно.

Услышала его голос, такой, как и предполагала, глубокий и благословенный. Хотелось почувствовать его ближе, ощутить прикосновение к коже его теплой ладони, благодатного огня…

Трис, что за мысли! Иди за молоком и давай домой!

Я развернулась и увидела перед собой ухмыляющееся лицо Фалькона.

— Занята, много работы, говорила…

5

Маленькие глаза победно забегали, изучая моё серое невзрачное платье и шерстяной плащ на плечах. Люди Фалькона нацепили злорадные улыбки, переглядываясь за спиной своего начальника.

Я сомкнула губы и вцепилась пальцами в подол юбки в поисках уверенности. Так страшно сделалось. Я чувствовала себя совершенно беззащитной в шумной толпе перед готовым накинуться хищником.

— Ну всё, сегодня со мной пойдёшь, я устал ждать, — рыкнул Фалькон, приблизившись вплотную.

Пропаду…

А ведь меня ждёт Грета с молоком…

— Господин Фалькон, что это вы девочку в угол загнали? — раздался сильный звучный голос. — Она вам что-то должна?

Рядом возник высокий статный рыцарь с короткой седой бородкой — один из соратников паладина.

— Нет, господин, сэр… — проговорил Фалькон, оглядывая рыцаря. — Просто хотел убедится, что госпожа Триса спокойно доберется до дома. Далековато живёт, вдруг люди недобрые пристанут...

— А вы плохо следите за безопасностью в городе, господин начальник стражи?! Что за недобрые люди у вас на улицах пристают к беззащитным девушкам?

Фалькон побледнел и бросил на меня умоляющий взгляд, мол, помоги.

— Всё хорошо, господин рыцарь, — кивнула я. — Господин Фалькон просто проявляет ко мне доброту…

Зачем прикрыла засранца?… Сейчас рыцарь уйдёт, и я снова окажусь в паучьих лапах. Теперь уже бесповоротно.

— Хм, что ж… — сдвинул седые брови рыцарь, поглядев на меня, ещё больше задрожавшую, а потом перевёл недобро сверкнувший взгляд на Фалькона. — В Вейгарде все такие добрые. Ответственные. Честные… Мне даже самому захотелось сделать что-то доброе. Может, позволите мне проводить вас, госпожа Триса?

— Да! — спасительно воскликнула. — Да, хорошо, — проговорила более сдержанно.

Фалькон бросил на меня недовольный взгляд, поклонился и скрылся в толпе. Я осталась один на один с высоким, облачённым в доспехи господином. Его закалённое битвами загорелое лицо с белой аккуратной бородкой приблизилось, и мне снова сделалось не по себе.

— Не бойтесь меня, — угадал он мои мысли. — Навязываться вам я не собирался, госпожа Триса. Я лишь хотел спасти вас от этого… Видел, вы только и искали глазами, как сбежать. Что ж, теперь можете идти.

— Спасибо, господин… Могу узнать, кого благодарить за… за доброту?

— Меня зовут Рэндеваль Даренфорс. Только не называйте меня господин, что вы. Среди рыцарей не принято это обращение. Сэр Рэндеваль — этого достаточно.

— О, вы родственник паладина? — удивилась я.

— Да. Дядя. Я старший брат ныне покойного паладина герцога Адеваля Даренфорса, отца нашего Генриха. Не бойтесь, что же вы снова дрожите. Сэр Генрих победит дракона, не сомневайтесь.

Задрожала я не от страха перед драконом. Даренфорс… Адеваль… Генрих… Генри… что-то делают со мной эти звуки. Накатывает боль, стискивает грудь. Трепетная сладость мешается с чувством опасности. Волной вскипает тревога.

Кончики пальцев закололо. Я сцепила руки и начала растирать ладони, чтобы избавиться от зудящего ощущения. Сэр Рэндеваль пристально поглядел на меня и перевёл взгляд на платок послушницы, скрывающий мои волосы и лицо почти до самых глаз. Я почувствовала на щеке прядь, выбившуюся из прически. Взгляд Рэндеваля хищно блеснул, выражение лица переменилось, потемнело.

— Триса, а давно вы живёте в Вейгарде? Что-то не похоже, что вы из этих мест.

Сердце забилось в таком страшном испуге, что объятия Фалькона показались бы медовой сладостью в сравнении с тем, что можно ожидать от сэра Рэндеваля. Возникло необъяснимое чувство опасности…

Смерти!

Рыцарь надвинулся стеной и протянул руку к платку.

— Мне пора идти, сэр… — быстро выпалила я и юркнула в двигавшуюся к выходу толпу.

Рэндеваль не стал преследовать.

Надеюсь.

6

Бегом соскочила по ступеням ратуши, в переднике зазвенели монеты.

Молоко! Ах, ведь чуть не забыла! На рынок — уже поздно, все разошлись. Надо идти к Тании в корчму, она с утра берёт всегда свежее. Надеюсь, для меня у неё найдётся бутыль.

Пересекла площадь и оглянулась на ратушу. Увидела красный плащ паладина и собравшихся вокруг него соратников. Белая борода Рэндеваля мелькнула среди одетых в шлемы голов. На сердце отлегло: меня никто не преследовал.

Я спустилась по оживлённой улице, свернула в переулок, прошла ещё по одной улице и увидела знакомую корчму, которую держали Тания и её муж Салли, оба полненькие и весёлые. Тания часто приходила в святилище Пресветлой и брала травы у нас с Иддой, мы были знакомы с самого моего появления в Вейгарде.

Отворив дверь, я вошла в тёмное помещение, наполненное ароматами тушёной баранины, картошки, свежего хлеба, хмеля… Живот свело, и я прижалась к стене, чтобы не упасть. С утра во рту не было ни крошки. Так, потерпи, мне нужно молоко, и — домой!

Гостей было немного: вечер только начинался. Лишь несколько наёмников занимали стол в глубине зала. Не поднимая головы, я тихо прошагала к прилавку, за которым увидела Танию.

— Привет, — улыбнулась я.

— Привет, Триса! Ты в городе? — отозвалась она, натирая кружки льняной салфеткой.

— Да, ходила продавать травы и масло… Можно у вас молочка купить?

Я потянулась к переднику и положила на стол медную монету.

— Сейчас принесу. — Тания взяла деньги и ушла в подсобку.

Я прислонилась к прилавку и положила голову на руки. После мороза в тепле корчмы меня разморило. Совсем уже не было сил стоять. Ведь я не так давно на ногах, на самом-то деле. Всего несколько месяцев, как стала подниматься, пролежав в постели два года. Идда с Гретой выхаживали меня, словно младенца, кормили из соски. Я на всю жизнь останусь благодарна им.

— Вот вам молочко, — поставила на прилавок пузатый кувшин Тания и придвинула миску с похлёбкой. — А это тебе, поешь, Триса, ты так устала.

Мне сделалось неловко от проявленной заботы, я потупила взор и помотала головой.

— Даже не спорь! — махнула рукой Тания.

Полненькая хозяйка вышла из-за прилавка, потянула за руку к столу в уголке, отделённом перегородкой от остального зала, и поставила передо мной миску.

— Ей, хозяйка, подай ещё пива! — позвал один из наёмников.

Тания скорым шагом вернулась к прилавку и отнесла кружки к дальнему столу.

Я подняла ложку и принялась кушать. Тихо, чтобы не привлечь внимания мужчин. Приметила среди них бородача, который приставал ко мне на рынке. Хорошо, что он не увидел меня, да и остальные не обратили внимания. На послушниц обычно засматриваются только извращенцы… Хм…

— Что же получается, Расс, если паладин убьёт дракона, то десять тысяч золотых нам не достанутся? — услышала я разговор наёмников.

— Хакон так сказал. Если бы мы убили — он бы заплатил, как обещал. А если паладин убьёт, то ему он ничего не должен. И мы тоже в пролёте. Вот так, Свенни.

— А если… Так, нет тут лишних ушей? — протянул хриплый голос.

На минуту воцарилась тишина. Наёмники должно быть осмотрелись. Я сидела за перегородкой в углу, меня не было видно. Для надёжности я склонилась ниже к столу и затаила дыхание.

— Мы наймёмся к паладину в обоз! Подождём, когда он прикончит дракона, а потом… От холмов ведь путь-то неблизкий. Прикончим его и всех его железных братьев! Сколько их? Десять… Справимся! Сожжём их тела и скажем, что дракон укокошил, а дракона — мы! Отлично придумал?

— Как ты собрался прикончить их, Свенни, ты же видел их — великаны, мечи в человеческий рост, стальные доспехи!

— Думаешь, они и спят в доспехах? Ночью прикончим. Их всего десять. Как и нас. Только т-с-с, никому ни слова, а то придётся делиться!

Я опустила ложку. Кушать больше не могла. Пресвятая Дева! Что за подлость они задумали! Как же мне теперь быть? Я должна бежать, предупредить, уберечь Генри…

— Что ты корчишь морду, Расс? Ты что не с нами?

— Знаешь, Свен, я наёмник, а не убийца. Паладина мочить не согласен.

— Ты же понимаешь, нам придётся тебя убить, чтобы ты не сболтнул.

— Понимаю. Но я не сболтну. Ты меня знаешь.

Загремел стул, кто-то поднялся и прошагал к двери.

— Иди, Расс, иди! — долетело вдогонку. — Если что, я под землёй тебя найду, ты знаешь!

— Знаю, Свен. Удачи в деле.

Дверь захлопнулась. Я сглотнула, руки похолодели. Что же делать?..

— Расс хороший парень, но десять тысяч… — проговорил всё тот же хриплый голос. — Избавьтесь от него, ребят. По-тихому.

— Есть, командир, — буркнули в ответ. По голосу поняла, что ответил тот беззубый бородач.

Застучали кружки и раздалось чавканье. Наёмники принялись за еду. Как они могли так спокойно есть?!

У меня затряслись плечи и коленки от страха. Я вытерла ставшие влажными ладони о юбку, прижала к животу кувшин с молоком и спустилась под стол. На четвереньках выбралась из-за перегородки и поползла к двери. Тихо-тихо. Чтобы не скрипнула ни одна половица. Надавив плечом на дверь и приоткрыв её, выползла наружу.

Подняв голову, увидела на скамейке у входа молодого наёмника в меховой накидке, под которой виднелся кожаный доспех, на поясе висел меч. Расс, кажется… Мы оба поглядели друг на друга широко раскрытыми глазами, с осознанием, что оба посвящены в страшную тайну.

— Тебя хотят убить, беги! — проговорила я хриплым голосом, вставая с колен.

— Ты… Ты всё слышала? — удивлённо сощурился он.

Не ответив, я развернулась и побежала в переулок. Расс кинулся за мной. Сердце ушло в пятки от ужаса.

7

Я боялась расплескать молоко для детей, осторожно виляя между прохожими. Наёмнику не составило труда меня догнать. Он схватил меня за плечо и развернул к себе.

— Пусти! — взвизгнула я.

— Успокойся, поговорим, красавица! — Расс подтолкнул меня к забору. — Что ты слышала?

Хрипотца наёмника хмельным перегаром опалила щёку.

— Ничего, пусти… — отвернулась я, жалобно глядя на уходящую вдаль улицу.

Мысли в голове мешались, и сердце гудело набатом в груди. Зачем?! Зачем я вообще заговорила с ним?!

Ну, как зачем… Его бы убили, если бы я промолчала!

Тёмные глаза Расса изучающе скользили по моему лицу, шее, груди, пока не наткнулись на кувшин в руках. Взгляд застыл.

— Ты уверена, что всё верно поняла, послушница? — прошептал он, приблизив лицо.

— Уверена.

Мои глаза широко распахнулись от страха. Сбивчивое дыхание дало понять наёмнику, что я действительно всё поняла правильно.

— Проклятье! Пять лет работал со Свеном, и он вот так легко отправляет мою душу к Салаиру! Бежим со мной, умница моя? — вдруг сказал наёмник.

— Что?!

— Они тебя найдут, — он снова принялся разглядывать моё лицо, и взгляд его сделался взволнованным, даже трепетным. — Вернее, даже не найдут, конец тебе… Бежим сейчас же. Прочь из города. У меня в конюшне лошадь, есть немного денег — нам хватит.

— Нет, меня ждут! — Я прижала кувшин к животу. — У меня дети…

Расс пылко выдохнул и выпустил меня.

— Беги скорее!.. Может, и не найдут тебя… — он сделал несколько шагов от меня на середину улицы и обернулся: — Спасибо тебе, умница моя. Не забуду. Пусть Арнос хранит тебя!

Махнув на прощание рукой, Расс скрылся за спинами прохожих. Я прижала кувшин и побрела в святилище. Сил бежать уже не было.

8

— Триса, ну наконец-то! — сказала Идда, встречая меня на крыльце. — Я уж думала идти тебя искать! Где тебя носило?

Я передала кувшин в руки травницы, скинула заледеневшие башмаки и легла на постель под одеяло в платье и шерстяном плаще, как была, задыхаясь от бессилия. В соседней комнатке запищали подкидыши и старшие дети Греты, раздался её бархатный голос. Она принялась успокаивать и кормить детей.

Идда вернулась ко мне и ахнула.

— Пресветлая, да на тебе лица нет! Что случилось, Триса?

Я не знала, стоит ли рассказывать. Не подвергнет ли то, что я скажу, опасности близких мне людей? Паладин… Стоит ли высовывать язык и искать с ним встречи? Что будет со мной и моими девочками, если я всё же решусь?

— Устала просто. Поспать нужно, — я отвернулась к стене.

— Есть не будешь? Я тебе кашу оставила.

— Меня Тания накормила… Ах, Идда! Совсем забыла… — я полезла в передник и выгребла нераспроданные баночки масла и монеты. Протянула травнице золотой. — Паладин пожертвовал на рынке.

— Ах, святой человек! Хвала Пресветлой! Хвала Арносу! — Идда поцеловала монету, согретую теплом моего тела. — Передам настоятельнице, мы сможем купить свою козу!

— Сможем, — сдержанно улыбнулась я. — Даже не одну.

Идда накинула послушнический платок и убежала к Альбе, а я вновь легла и закрыла глаза.

Тело потряхивало от пережитого страха и холода. Руки похолодели, будто жизнь из них вновь куда-то вытекла. Я не знаю, кем была в прошлом, хорошим ли была человеком, были ли у меня друзья, семья? Но то, что сделал со мной колдун — перечеркнуло всё. Теперь у меня нет будущего, я не найду мужа — никому не нужна нечистая, продырявленная невеста с отметиной на шее.

На душе стало горько. Я чувствовала себя совсем-совсем ненужной. И в этот миг в соседней комнатке засмеялись дети. Я повернула лицо к проёму, из которого сочился тёплый свет лампы, и увидела бегающих старшеньких перед Гретой, кормящей на руках малышей.

Пресвятая сберегла меня для чего-то, дала второй шанс. Я должна пойти к господину Генриху и предупредить об опасности. Если я дам ему погибнуть, то не смогу жить. Посплю и пойду. Завтра… Утром…

Светлые мысли принесли мир моей душе, и я задремала.

9

— Тлис-са, Тли-и-са… — раздалось тихое шептание, лепет малыша над ухом.

Детские пальчики изучающе коснулись волос.

Я открыла глаза. В окно во всю бил дневной свет.

— Проснулась, Трис? — проговорила Грета, поймав руку убежавшего от неё ребёнка. — Идём, Рик. Говорила тебе, не буди Трису, нашу добытчицу!

— Да ничего, — улыбнулась я, перехватив Рика, и посадила его к себе на колени. — Соскучился?

Я счастливо улыбнулась. Сердце наполнилось любовью и добротой. Дети казались мне недосягаемым счастьем, которого у меня никогда не случится. Как не случится и мужа, и безопасной сытой жизни.

— Как себя чувствуешь, Трис? — села ко мне Грета и погладила по голове. — Ты была так бледна, стонала во сне. Мы не стали тебя будить. Идда пошла на окраину болота за моросянкой, сказала: “Пусть наша Трисочка-добытчица поспит, заслужила выходной”.

Рик взял в кулачок мои волосы и принялся внимательно рассматривать.

— Ни один мужчина мимо твоих огненных волос не проходит, — улыбнулась Грета.

— Да уж, — недовольно вздохнула я.

Мужчина… Как же мне пройти к паладину мимо Рэндеваля? Ведь если я покажусь ему на глаза, он меня не отпустит, сердцем чую.

— Чем ты встревожена? Вчера что-то случилось?

Я поднялась с постели и принялась осматриваться в комнате. Взгляд натолкнулся на гору старых лохмотьев, которые сдавали в святилище в помощь беднякам. Что-то доставалось и Идде с Греттой на тряпки для детей. Я вытянула вещицу, похожую на штаны.

— Грета, я лучше не буду рассказывать, что случилось. Ты так целее будешь. Остерегайся наёмников, не говори с ними, обходи стороной. И Идде передай.

— Что ты делаешь? Зачем тебе мужицкие портки, рубашка? Зачем переодеваешься в лохмотья? — округлила глаза Грета.

Я заправила сорочку и завязала на узкой талии бантиком тесёмку штанов. Набросила на плечи шерстяной плащ. Благо, такие без разбора носили и мужчины, и женщины. Прикинусь парнем-бродягой, может удастся пройти мимо Рэндеваля.

От задуманного сердце подпрыгивало к самому горлу. Но оно того стоило. Жизнь паладина, воина Света, стоила больше моей собственной.

— Если я не вернусь… — сказала я. — Помолитесь за мою душу Пресветлой Деве.

— Триса… — Лицо Греты побледнело. Она взяла Рика на руки и крепко прижала к себе.

Я нашла в тряпье очаровательную валяную шапку, натянула её до ушей и затолкала поглубже волосы. Присела у очага, потёрла угольки в пальцах, а затем размазала по лицу. Чтобы уж точно не признали те, кто мог бы признать.

— Я пошла, — буркнула я и вышмыгнула на крыльцо, не подняв на прощание глаз.

Я заплакала бы и никуда не ушла, если бы увидела лица детей и сочувствующий взгляд их матери. Защити меня, Пресветлая Дева! Арнос, бог Света, и ты защити меня тоже...

10

Я пришла к ратуше. Рыночная площадь привычно гудела, люди толкались и куда-то спешили: все в разные стороны. Вот двое горожан разошлись передо моим носом, и я очутилась перед лицом Фалькона, вышагивающего прямо на меня и лениво кусающего яблоко.

Ну, всё, попалась… Я опустила голову и застыла, надвинув на лицо шапку.

— Проклятье, малой! — выругался начальник стражи. — Смотри, куда идёшь!

Он толкнул меня в плечо, я отлетела шагов на пять, едва удержавшись на ногах.

— Извините, пожалуйста, — вырвалось невзначай.

Не узнал. Значит, и Рэндеваль не узнает!

Я решительно двинулась к гостевому дому “Свет Вейгарда”. Лучший гостевой дом во всём городе, расположен был в центре, за ратушей. Во дворе стоял алтарь Арноса. У меня не было сомнения, что господин Генрих Даренфорс с соратниками остановился именно там.

Широкие окна, балкон на втором этаже, где стоял столик для завтрака с видом на город. Комнаты для самых дорогих гостей. Точно в таком же доме, с противоположной стороны площади, жил и наместник.

Подойдя к кованым воротам, я увидела двух шумно беседовавших мужчин. Они, я бы даже сказала, спорили, ругались. Опасаясь попасть под горячую руку, я сбавила шаг и прижалась к стене.

— Иди к Салаиру, Кевин! Всех, кого господин взял в обоз, я уже записал!

— Сэм, но у меня же жена, дети!

— Знаю я твоих детей, один вином зовётся, другой — элем!

— Ты не сказал, что оплата серебряный в день! Ну, возьми же меня, Сэм! Я пить не буду!

— Поздно, малыш! Раньше надо вставать! Все мои люди уже выехали вместе с господином!

Как выехали? Я двинулась вперёд, заглянула в ворота и увидела пустые стойла, а ещё ни единой повозки, что обычно стоят в ожидании гостей. Следы сборов на земле… И правда уехали.

Тот парень, которого назвали Кевином, снял шапку, махнул ей сгоряча в воздухе и зашагал прочь. Я повернулась к оставшемуся стоять в воротах господину Сэму.

— Паладин уже уехал, да?

— Уехал. А тебе чего надо? Работы нет, проваливай!

— Работы не надо, спасибо. А давно он уехал и куда?

— Как куда, — ухмыльнулся Сэм. — В холмы, по восточному тракту. С самого раннего утра. Людей у него достаточно, парень. Помимо своих, десяток наёмников, и мои голубки на обслугу. Проваливай домой.

— Ясно, спасибо, господин, — я махнула рукой и пошла в сторону восточных ворот.

А что я скажу? “Привет, Генри, тебя хотят убить?” Нужно же как-то найти с ним встречи? Но сперва, конечно, нужно догнать обоз.

Раз уж встала на этот путь, нельзя отступать. Вряд ли они едут быстро: столько повозок, людей… Утешала себя, как могла, но через три часа пути солнце стало клониться к закату, и силы стали покидать меня.

Но я всё равно шла. Шла по рыхлому снегу дороги… Ночь казалась не такой страшной, когда у тебя есть цель. На путевых столбиках ещё не потухли рансовые фонари, которые зажигают монахи — служители Арноса, когда идут в паломничество на белый холм, к самому большому в округе алтарю богу Света. Говорят, раньше там и монастырь стоял, но нечисть всякая вконец его разорила лет пять назад, и монахи перебрались под защиту городских стен.

Огни горели, отпугивали нечисть и поддерживали во мне тающие силы.

Донеслись приглушённые голоса. Из осторожности я свернула с дороги к деревьям и пригляделась. Впереди один за другим зажигались огни костров. Кажется, я догнала их. Волна облегчения прокатилась по телу. Уставшему, измотанному, истощённому.

Из леса потянуло ароматом вербены. Странно, откуда зимой?

Плечи передёрнуло от усилившегося мороза. Позади хрустнул снег, и у самого уха кто-то намеренно шумно втянул ночной воздух…

11

Сердце ушло в пятки. Я развернулась навстречу опасности.

В тусклых отсветах рансовых фонарей от дороги сумела различить перед собой высокую фигуру в тёмном камзоле. Человек стоял настолько близко, что я не видела лица, лишь уголок щеки, заросший щетиной.

И как я подпустила его так близко? Терпкий аромат лесной свежести, исходивший от мужчины, наполнил грудь. Вербена…

— Не лучшее время для прогулок, — низким, с хрипотцой, голосом прошептал он.

Сердце отмерло и заколотилось, как бешеное. Ладошки покрылись ледяным потом. Захлестнул страх, сковал дыхание.

Взгляд упёрся в пояс незнакомца, на котором висели меч и кинжал. Но человек не спешил ими воспользоваться, стоял в расслабленной позе, а в руке вертел веточку ели.

— Что ты тут делаешь, мальчик? — он наклонил голову, заглядывая мне в лицо.

Я увидела его глаза. Серые, цвета холодной стали. И тут поняла, что передо мной Генри! Меня объял трепет. Удивление… Радость…

— А вы что тут делаете, сэр Даренфорс?! — пропищала я.

Думала, мне придётся пробиваться к нему через три кольца обороны! Безбожно обманывая и шныряя мимо наёмников и рыцарей.

— Прогуливаюсь перед сном. Что тебе тут нужно?

Прогуливается, видите ли, он, веточки собирает, когда его хотят убить!

— Сэр, я искала… искал вас! — я быстро поправилась, облизала губы и покрутила головой по сторонам, проверяя нет ли кого поблизости. — Понимаете, я подслушал разговор в корчме… наёмники… они хотят убить вас и присвоить дракона…

— Генрих, что там у тебя?! — раздался гулкий голос Рэндеваля, и из леса выплыла его тёмная фигура, хороша заметная на белом снегу.

Холодными липкими щупальцами меня снова объял ужас. Нет, теперь уважаемый рыцарь меня не отпустит, надо бежать! Немедленно!

Я рванула. Но паладин, не мешкая, бросился следом, как волк, настигающий зайца. Мы отбежали шагов на двадцать, и он поймал меня. Ухватил за плечо, развернул к себе.

— А ну, стой!

— Пустите! — пискнула я, ударила его по руке, вырвалась и снова бросилась удирать.

Сама не знаю, откуда взялись силы в усталых ногах. Но от близости Рэндеваля во мне проснулось животное чутье: “Не попадись, а то погибнешь!”

Паладин толкнул меня в спину и повалил на землю. Оседлал. Крепкие бёдра сжали, придавили, не давая вздохнуть.

— Кто ты и зачем удираешь? — потребовал он ответа, развернув к себе лицом.

Я упёрлась обеими ладонями ему в грудь. Твёрдую и тёплую. Несмотря на нелепость ситуации, мои заледеневшие пальцы, насладились прикосновением. Паладин без стальных доспехов выглядел, как обычный человек, мужчина.

Через миг он развеял моё наваждение: на кончиках пальцев его второй руки засияли огоньки, осветив его и моё лицо.

Магия Света. Нет, он совершенно необычный мужчина. Магией владеют единицы на земле.

Он перехватил мои руки своей, одной. И так странно глядел на меня. Тщательно рассматривал. Глаза, нос, шею. Давление его бёдер ослабело, давая мне больше пространства для дыхания. Но по-прежнему я оставалась безнадёжно крепко скручена.

Я услышала приближающиеся шаги Рэндеваля в тот миг, когда Генри потянулся снять с меня шапку. И тут от страха разоблачения внутри меня будто заворочалось давно остановленное мельничное колесо. Со скрипом и скрежетом. С покалыванием в теле. С болью до слёз. В руки полился обжигающий огонь, ладони полыхнули вспышкой, озарившей лес, и Генри отлетел от меня шагов на пять, подброшенный неведомой силой.

Слышала, как он ударился о землю и застонал.

Я вскочила и приникла к нему. Генри лежал на спине, держась за грудь. Огни паладина погасли, но я видела в сумеречном свете рансовых фонарей его силуэт на снегу и искажённое болью лицо.

— Ты жив? Ранен? Прости, я не знаю, что это было! — испугалась я, прикоснувшись к его груди. Снова. Проверила бьётся ли сердце, дышит ли... Откуда-то мои руки всё это знали и умели.

— Ты маг? — прохрипел паладин.

— Я не знаю! Впервые такое! — пролепетала я.

— Впервые?!! — он свирепо зарычал, схватил меня за руку и потянул на себя.

Я поняла, что он не верит.

Мои волосы рассыпались на плечи, коснулись Генри. Я поняла, что потеряла шапку, когда он валял меня по земле.

— Ты женщина! — с удивлением прошептал он.

Паладин был слаб. Держал меня, а у самого дрожали руки и плечи. Я не пыталась высвободить руку. Если бы попыталась, то смогла бы без труда.

Что же я сотворила с человеком?! С воином Света?!

— Генрих, где ты?! — закричал Рэндеваль.

Шаги его были уже совсем близко. Я слышала, как он мечом срубает мешавшие на пути ветви. Уже рядом. Уже вот-вот…

— Что происходит, Генрих?!

— Иди, беги, девочка… — прошептал паладин.

— Как? Ты меня отпускаешь? А ты как? Ты выживешь?

— Выживу… Беги!

12

Услышав за спиной шумное дыхание Рэндеваля, я вскочила от Генри и побежала.

“Беги” — легко сказать! Да где взять силы? Что это за огненная вспышка вырвалась из меня? Почему теперь так холодно, будто в чан с ледяной водой опустили?

Ноги совсем не слушались. Я прижалась к стволу ближйшего дерева и тихо сползла на снег. Прислушалась к голосам.

— Куда ты пропал, Генрих, ты же обещал освещать мне путь! — пробурчал Рэндеваль. — Да что это с тобой? Ты что, снежных кротов там ловишь? Вспышками лес озаряешь…

— Кротов ловлю, верно… — прохрипел паладин. — Помоги встать, дядя.

Он не рассказал обо мне. Не сказал о том, кто его ранил. Стыдно, должно быть, получить от девушки!

— Ох, ничего себе! — вскрикнул Рэндеваль. — Почему же ты молчишь?!

— Молчу? — голос Генри сделался слабее.

— Что, не чувствуешь?!

— Голова гудит, я ударился…

— Арнос! Да из тебя мана выходит. Твоё хранилище пробито! Хорошо так выходит… даже я, неодарённый Светом, чувствую. Как же это ты так ударился?

— Отведи меня в лагерь, — приказал паладин.

Рыцари побрели к обозам, я осталась одна на дороге, сгораемая от страха вперемешку со стыдом.

Пробила хранилище паладина вот этими вот пальцами?! Какой кошмар! Кто же я такая? Что я за чудовище?

13

Как добралась до города — не помню. Тело не слушалось, голова гудела, плечи сотрясались от холода. Перед глазами стелилось туманное марево.

Добрела до святилища и рухнула на постель в беспамятстве. Как потом сказали девочки, пролежала три дня, и им снова пришлось ухаживать за мной, как за маленькой.

Стыдно.

— Кушай, кушай, Триса, тебе нужно набираться сил, — шептала Идда, поглаживая по голове.

Когда проснулась, на меня напал страшный голод. Было неловко съесть две порции супа и попросить ещё каши. Еды у нас было мало. Но Идда только улыбнулась и принесла в добавок сыра и молока.

— Не стесняйся, ты заработала. Главное, набирайся сил.

— Триса, ну, расскажи, что произошло, где ты пропадала целую ночь? И вернулась еле живая… — взволнованно сказала Грета.

Я прожевала кусок хлеба, заев его кашей, вытерла рот и посмотрела на подруг. Они были мне самыми близкими, беспокоились за меня — я должна быть с ними честна.

Я сглотнула образовавшийся ком в горле.

— Я услышала разговор наёмников о том, что они хотят погубить паладина, и пошла предупредить его. Надеюсь он хоть что-то понял… запомнил…

Женщины разом охнули.

— Ох, я бы не пошла, не моё это дело! — запричитала Грета.

— Ну, ты смелая, девочка! — охнула Идда. — Тебе, кажется, удалось. Он вчера вернулся в город.

— Как вернулся?! Надеюсь, с ним всё в порядке после того, что случилось…

— А что случилось? — хором спросили женщины.

Я выпрямила спину, заглянула в окно: не бродит ли кто у дома, и перешла на шёпот.

— Из моих рук вырвалось пламя…

— Что-что? — не разобрала Идда.

— Пламя, — повторила я, развернув ладони вверх. — Прямо из пальцев.

— Пресветлая Дева! — взмолилась Грета и отошла на шаг. — Ты зачарованная колдуном!

— Не знаю! Не знаю, кто я! — в отчаянии прошептала я.

Слёзы брызнули из глаз. Я уже не могла держать в себе страх и напряжение, отчаяние, в котором находилась с момента пробуждения в стенах святилища. Я не знала, кто я, и с каждым днём это всё больше и больше пугало.

Идда обняла за плечи, привлекла к себе.

— Ты светлая и добрая женщина, Триса. Я не верю, что ты зачарованная. — Она повернулась к Грете и принялась объяснять больше для неё: — Говорят, в древности были женщины, наделённые магией, и бились с чудовищами наравне с паладинами. Это сейчас считают, что в женщине магия родиться не может, что женщина-маг — это обязательно порождение колдунов, которые делают их своими любовницами.

— Идда! Но ведь я была у колдуна! — тихо шмыгнула носом, вытирая глаза. — Это ведь он наградил меня чудовищным даром? Я не знаю, что теперь делать…

Грета глядела на меня округлившимися от страха глазами.

— Слушай, Триса, — проговорила она. — Давай скажем Светлой Альбе. Может, она знает, что делать?

— Нельзя, — проговорила Идда. — Никто не будет разбираться, откуда у нашей Трисы магический дар, её убьют, как зачарованную, чудовище, порождение тьмы! Нельзя говорить! Тебе, Триса, нужно пойти в библиотеку святилища и поискать манускрипты о женщинах-магах. Нужно найти способ доказать, что ты — светлая!

14

Я протёрла тело мыльной губкой и помыла волосы. Надела серое, из грубого льна, платье послушницы, в каких ходили все женщины, живущие в стенах святилища. Покрыла плечи шерстяным плащом, а волосы убрала под платок.

Вышла на двор. Порыв морозного ветра ударил в лицо, проник под плащ и заставил поёжиться. На плечи спустилось несколько снежинок. По телу пополз зябкий холод, и ноги затряслись.

Неведение, опасность и страх узнать о себе правду тяжёлым грузом легли на сердце.

Туже закутавшись в плащ, я пересекла двор и подошла к дверям большого каменного здания. Библиотека святилища находилась на втором этаже и занимала огромный зал, заставленный шкафами. В прошлом месяце я работала там: протирала пыль на полках и мыла полы. Именно тогда я узнала, что умею читать.

Очищая мягкой кисточкой корешки книг на полках я с интересом разбирала названия: “История королевства. Том двадцать восьмой”, “Короли и драконы”, “Жизнеописание первого паладина Ювеналя”.

Древние книги так манили достать их и жадно поглощать страницы, но я опасалась, что меня застукают и наругают. Настоятельница Альба не всем монахиням-то разрешала прикасаться к книгам, ни то что какой-то послушнице.

Но сейчас у послушницы был повод появиться в библиотеке. Снова подходило время протирать пыль и мыть полы. Так что, надеюсь, ни у кого не возникнет вопросов, что я забыла среди книжных шкафов.

Я вошла в холл, вытерла башмаки и, взяв щёточку от пыли — своё прикрытие, отправилась в зал библиотеки. Но как только я протянула руку к двери зала, она сама распахнулась. И передо мной выросла огромная фигура в стальных доспехах с позолотой, окутанная красным плащом и ароматом вербены. Я ударилась головой в стальную грудь и отскочила, как мячик.

Сердце ускорило ритм.

Паладин! Он ещё посмел придержать меня за локоть, чтобы не упала.

Обдало жаром, будто стояла вблизи бушующего пламени. Я прикрылась рукой от невидимых обжигающих всполохов и отшатнулась. Увеличившееся расстояние позволило разглядеть Светлую Альбу справа от Генриха и Рэндеваля у него за спиной.

Почему мне так жарко?

— Мы сверились с Кодексом Света, теперь идёмте наверх, там сможем всё обсудить, — донеслись до меня слова Альбы, словно из тумана. — Проходите вперёд, господин Генрих, что там такое?

Я не шевелилась, стояла как истукан, в проходе, загораживая путь. Сердце бешено заколотилось.

Не время пугаться! Не время бежать! Если он узнал меня, то бежать уже некуда!

Я подняла глаза и встретила взгляд паладина. Его густые тёмные брови нахмурились, серые глаза внимательно изучали меня несколько мгновений. И тут он улыбнулся. Мило, приветливо.

— Госпожа разрешит пройти?

Как? И всё? А где же: “А ну, стоять! Попалась!”

Ничего такого не было. Он продолжал глядеть на меня с доброй улыбкой на бледном-бледном лице.

— Извините, сэр.

Я отпрыгнула в сторону, и рыцари прошли мимо. Рэндеваль раздражённо вздёрнул белой бородкой и не обернулся. Видимо, тоже не узнал. Зато Светлая Альба одарила сердитым взглядом и пшикнула:

— Не мешайся под ногами, у меня тут важные гости!

Я вытянулась в струнку и прижалась к стене, дожидаясь, пока “важные гости” поднимутся по лестнице на второй этаж и скроются в галерее, а затем шмыгнула в библиотеку.

Книг тут было много, но большая часть с рецептами лечебных масел и зелий, с полным пошаговым описанием приготовления, что меня мало сейчас волновало. Я решила начать с уборки в шкафах по истории королевства.

На глаза попались “Короли и драконы”. Украшенный золотой нитью корешок книги ещё в прошлый раз привлёк внимание. Для вида я махнула кисточкой, убирая пыль, и достала с полки тяжеленную книгу. Положила на подставку и раскрыла.

С картинками, ого. Как красиво!

На страницах изображены изрыгающие пламя драконы, которые сражались с паладинами, отвечающими огнём. В краску, наверняка, добавлено золото: страница так красиво переливалась в отсветах лампы.

Я перевела взгляд с рисунка на буквы.

“...Дракон — стихийное порождение, рождается в момент сильной магической вспышки. Высший маг также может сам создать дракона, отдав ему не только ману, но и часть своей жизненной силы…”

Хм, интересно, кто призвал того дракона, что в холмах?

Я закусила губу и принялась листать дальше.

“...Тёмные колдуны использовали призыв дракона для уничтожения людей и захвата королевства…”

Так… ну, с драконами пусть паладин разбирается. Мне надо выяснить о женщинах-магах! Я собралась закрыть книгу, но взгляд выцепил на странице имя.

Даренфорс.

Я пригляделась: да тут о Генрихе!

“...Это был тяжелейший бой при Брадонгарде. В нём участвовали Первый паладин короля Адеваль и его сын Генрих Даренфорс в возрасте двадцати трёх лет. Адеваль героически спас от разрушения драконьим огнём крепость, но сгорел во вражьем пламени. Сэр Генрих обрушил на дракона неистовое пламя, уничтожил дракона и спас город…”

Значит, это не первый твой дракон, Генри. Не то, чтобы я переживаю, нет, но немного волнуюсь. Такое чудище опасное, а у тебя хранилище расколото. И бледный ты…

Я перешла к другому шкафу. Отлично. Вот то, что мне нужно. “Женщины и чудовища”.

"Глава первая.

Зачарованные тёмной магией"...

15

“...Признать истинно-рождённую светом или зачарованную может только Праведный суд Первого мага короля, светлого Ристуса …Но чаще всего, если на женщину пала тень подозрения в зачарованности, — это достаточная причина для истребления. Поскольку в любой момент она может услышать зов своего тёмного хозяина и обратиться из женщины в чудовище. Сомнительных женщин нужно немедленно казнить.

Охотник за нечистью, паладин Локхарт”.

Какой кошмар! Если я всё-таки чудовище? Немедленно казнить?! И что это за Праведный суд такой?..

На сердце стало черно. Губы искривились в попытке сдержать слёзы, но предательские капли обжигающими струйками потекли по лицу.

Я совсем одна и некому меня защитить…

Где же ты?.. Тот, чьи руки я помню на своих плечах? Надёжные, оберегающие. Ты был для меня Светом. Моим истинным. Как же мне темно и страшно вдали от тебя... Больше нет надежды на встречу… Теперь я порождение тьмы, и не будет у меня счастья…

Я промакнула глаза, но слёзы всё текли и текли. Сквозь затуманенный влагой взор прочитала:

“Праведный суд Первого мага короля Ристуса”.

Что ж, посмотрим, что это за действо такое.

“…В случае выявления у женщины огненной магии, для выяснения его природы требуется половой акт, совершённый Первым магом над подозреваемой…”

Что?! Господин Ристус, вы что иным способом женщин не привлекаете?

“Когда во время акта любовники допускают слияние хранилищ, светлый маг проверяет размер и стенки хранилища женщины… — Пресветлая, как же порочно это звучит! Как ты допускаешь подобные книги в святилище?! — … И тогда маг может судить о том, как давно оно было создано. Хранилища, развивающиеся с рождения, имеют крепкие стенки и большую вместимость. Временные, зачарованные хранилища, похожи на мыльный пузырь…”

Сколько же ты провёл опытов, чтобы всё выяснить про хм… стенки женщины? Ярый ты был, однако, исследователь, Ристус…

Я завозилась рукой у себя на животе. Интересно, где у меня хранилище и какие у него стенки?

Из задумчивости меня вывели голоса, раздавшиеся с верхнего балкончика. Я быстро убрала книгу и принялась вытирать пыль.

— Садитесь, сэры рыцари, здесь мы сможем обсудить дальнейшее лечение Генриха, — сказала Альба.

Раздался низкий хрипловатый стон.

— Осторожнее, племянник, держись за меня… Садись сюда, — донёсся грохочущий голос Рэндеваля.

Загремели стулья, и зашуршала сталь доспехов. Интересно, сэры рыцари знают, что тут хорошая слышимость? Я притаилась у шкафа, став невольной слушательницей.

— Итак, мы узнали, что раскол нельзя вылечить окончательно, — сказал Рэндеваль.

— Верно, — согласилась настоятельница. — Мана будет постоянно утекать. Вопрос с какой скоростью. Нужно дать трещине затянуться, а для этого необходим полный магический покой. Полное истощение маны для мага равнозначно смерти. Многие паладины, кто не соблюдал рекомендации, гибли.

— Нет способов побыстрее затянуть трещину? — вкрадчиво проговорил Генрих. — Меня ждёт дракон.

— Я повторю, может, кто-то не расслышал, — строго сказала Альба. — Кто не соблюдал рекомендации — гибли. И так как в наших землях нет сильного мага, способного вас исцелить, я могу посоветовать только лечение любовью. Ежедневное, многократное, пока трещина не уменьшится. Когда скорость утечки будет равна скорости восстановления, ваше состояние можно будет назвать стабильным.

— Что это за способ, хм… кто-то должен меня полюбить? — усмехнулся паладин. — Боюсь, это невозможно, чувства дело такое… интимное. Любить не прикажешь.

— Всё несколько проще, сэр Генрих, приземлённее, — отозвалась Альба.

— Вот как?

— В трактате сказано, любовный оргазм женщины вызывает вибрации, ведущие к исцелению хранилища. А также к увеличению его объема, разве вы не знали? Об этом ведь Первый маг Ристус писал…

Возникло некоторое молчание.

— Какой интересный способ, — процедил Рэндеваль. — Вот почему ты был так силён, племянник. …И то-то в последние годы сдал.

— Этот способ мне не подходит, я ещё семь лет должен носить траур, — произнёс паладин.

— Сочувствую, сэр Генрих, — сдавленно произнесла Альба.

— Ты теряешь ману со скоростью ветра, Генрих, — сказал Рэндеваль. — Если жизни паладина что-то угрожает, то на светские законы придётся забить. Я настаиваю.

— Это воля короля, — низким голосом произнёс паладин. — И моя тоже.

— Что скажет король, когда увидит твой светло-почивший труп?

— Я знаю, что сильно оскорблю нашу с ним дружбу, если нарушу траур. Это слишком личное.

— Арнос Великий! Генрих, я беспокоюсь за твою жизнь, ты должен согласиться! — повысил голос Рэндеваль. — Неведомое существо раскололо тебе хранилище, а ты предпочитаешь умереть в постели, не бороться, сдаться?!

— Откуда ты знаешь про существо, дядя?

— Ты постыдился признаться мне, что был на поляне не один? Я вернулся на утро и нашёл кучу следов. Ты боролся. Но с кем? Ты не говоришь…

Снова наступило молчание. Кто-то стучал пальцами по столу.

— Ладно, я согласен на ваш способ, настоятельница, — сказал паладин, нарушив тишину. Стук пальцев прекратился. — Найдите мне женщину.

— Ну вот, — хмыкнул Рэндеваль. — Даренфорсы не теряют хватку!

— Может, будут пожелания на счет девушки, сэр? Девственницу?

— Нет, с девой много мороки, — отозвался паладин.

Рэндеваль хохотнул.

Неотёсаные мужланы эти рыцари! Я представила, как загорелись щёки у настоятельницы от их слов.

— Пожелания будут. Пусть будет миловидная, — сказал Генри. — Худенькая и непременно рыжая.

— Сэр? — поперхнулась Альба. — Рыжая женщина большая редкость в наших краях! Может, блондинку?

— Нет. Я люблю рыжих… У каждого свои недостатки, — понизил голос паладин.

— Понятно, сэр Генрих. Мы постараемся...

— Пусть приходит вечером ко мне в “Свет Вейгарда”. И да, конечно, скажите ей, я хорошо заплачу.

Вновь загремели стулья и послышались удаляющиеся шаги. Я прижалась к полкам, размахивая кисточкой, в надежде, что на меня не обратят внимания.

16

Не обратят внимания? Смешная… Давай посчитаем, сколько рыжих девушек ты встречала в Вейгарде?

Одну?

Верно. Ту, что сейчас вытирает пыль на полках…

Ох, чувствую сейчас придёт Альба, посмотрит на меня виновато. А я засмущаюсь, скривлю лицо, скажу: “Нет, я не шлюха, я послушница!”

Но паладин погибает. И погибает по моей вине! А моя честь давно измарана колдуном. У меня нет будущего, нет счастья… Что бы не говорили обо мне потом, если я могу спасти ему жизнь, я сделаю это, пойду на прочную связь…

А если Генри сумеет прощупать моё хранилище? Он же паладин, а значит маг. Может, ему достанет опыта понять, кто я?

Сердце заколотилось от отчаяния. Глотнула воздух и затаила дыхание. Я боялась узнать правду о том, кто я. Правде в глаза посмотреть так нелегко!

Если Генри решит, что я зачарованная — он меня убьёт. Зубы застучали, плечи затряслись. Прошлого не изменишь и не найдёшь виновных!

Ну что ж… Убьёт. Зато я не причиню больше никому вреда! Отчаяние лилось из меня вместе со слезами.

Я должна спасти ему жизнь — вот теперь моё единственное предназначение! Пальцы с решимостью обхватили ручку щётки, сердце успокоило ритм. Я выдохнула свободнее.

Скрипнула дверь библиотечного зала и раздались тихие шаги настоятельницы, которые я тут же узнала. Чутье подсказало: это по мою душу.

— Триса, у тебя есть возможность, наконец, сделать что-то действительно полезное, — холодным тоном произнесла она. — Проведёшь ночь с герцогом Генрихом Даренфорсом. Он заплатит. Ты согласна?

— Я готова, — произнесла я, отложив щётку и вытянув шею.

Альба с удивлением оглядела меня, плотно сомкнув морщинистые губы, и тяжело вздохнула.

— Шлюхам не место в святилище, ты понимаешь? — настоятельница понизила голос.

— Понимаю… — склонила я голову.

— Иди за мной.

Мы двинулись к дверям и поднялись в покои Альбы.

— Тут у меня ванна, я приказала наполнить её для тебя. Искупайся. Герцогу будет приятнее иметь дело с чистоплотной девицей.

Ужалила так ужалила! Я же утром мылась, и моюсь каждый день! Не знаю, кем и где я была воспитана, но так уж привыкла, в отличие от северян: жрицы святилища мылись раз в шесть дней.

Я прошагала в комнату с деревянной бадьей и потрогала рукой воду. Она была тёплой.

— Ты раньше занималась с мужчиной любовью за деньги? — спросила Альба из соседней комнаты.

— Нет… Я не помню, — произнесла я тихо, скидывая серое послушническое платье. — Ничего не помню… — повторила, опускаясь в ванну.

Я взяла мочалку и прикоснулась к своему телу. Вздрогнула, представив, как вечером его коснётся рука чужого мужчины. И скорее всего это будет не так нежно. Судя по смешкам на счёт девственниц, на нежность можно было не рассчитывать.

Я ведь не дева, значит, предстоящее не должно меня так пугать! Но всё же я очень переживала. Не из-за боли, нет. Её я вытерплю, даже если он будет грубым, как зверь. А скорее — из-за своего положения. После того, что случится, мне будет закрыта дорога назад в святилище. Тут строго настрого запрещены временные отношения с мужчинами. Если послушница всё же уходит с мужчиной, то непременно замуж. А если послушница соглашается на любовь за деньги, то ей прямая дорога на постоялый двор или в бордель.

Может, Тания возьмёт меня помощницей? А если не возьмёт, то… Нет, не хочется думать, что будет завтра. Быть может завтра для меня не настанет, если Генри поймёт, кто я.

Я опустила руку в воду и принялась мыть бёдра и прочие складочки.

Ох, как я могла забыть о таком важном! Нужно попросить у Идды мазь от беременности. Понести в моём положении было бы совершенно недопустимо…

Я распустила волосы и принялась мылить и купать их. Давно ли сэр Генрих, будучи в походе, видел такую чистую девушку?

Мысли заставили невольно улыбнуться. Генри был симпатичен мне. Если бы какому другому паладину потребовалась моя помощь в исцелении раскола, я бы десять раз подумала, и не уверена, что согласилась бы… Но его серые глаза, улыбка, которой он улыбнулся мне на пороге библиотеки… Внутри воспламенилась искра интереса, а каков паладин в постели?

Щёки запылали от стыда, кожа сделалась слишком чувствительной от собственных прикосновений. Я поспешила выбираться из купели.

Из соседней комнаты донеслась возня. Альба что-то приказывала послушницам. Я завернулась в льняное полотно и вышла к женщинам. На постели настоятельницы лежало чудесное красное платье, с длинным подолом и открытыми плечами. Такие носили благородные леди на светских приёмах.

Откуда мне известно, что носили леди, если я не бывала на приёмах?

— Вытерлась? — кивнула Альба. — Примерь. И если не в пору, девушки быстренько подгонят.

Я нарядилась. Платье смотрелось великолепно. Грудь стояла, поднятая корсетом, как у принцесс на портретах. Талия на платье была немного широка, и две послушницы, раздев меня, принялись ушивать её.

— Откуда у вас такая прелесть? — спросила я у Альбы, когда на меня снова надели платье.

— Пожертвовала одна знатная дама, приняв обет монашества. Это было тридцать лет назад, но мода не меняется веками, а дорогие ткани способны служить десятилетиями.

— Соглашусь, — сказала я, едва сдерживая восторженную улыбку от прекрасного наряда.

— Давай уберём волосы наверх в причёску, так будет солиднее, — нахмурилась Альба, скручивая мои волосы в жгут. — У меня ещё где-то были чудесные алмазные заколки.

Я кивнула и улыбнулась, не находя, что сказать. Сердце радовалось, как у маленькой девочки перед праздником. Хотя какой праздник, с жизнью прощаться пора…

— Не грусти, ты ведь не в первый раз, — протянула Альба.

— По правде говоря, я не знаю, что должна делать… — призналась я.

— Тут совета я тебе не дам, я жрица, никогда не была с мужчиной. Ты тут знаешь лучше меня, — ответила настоятельница, закрепляя мне волосы алмазными заколками.

— Не уверена, что знаю… — тихо произнесла я.

17

Я взяла в руки свой шерстяной плащ и невольно поморщилась. Он пробыл у меня всего год, а выглядел уже как половая тряпка. Никак не сочетался с шикарным алым платьем и украшениями. Бесцветно-серый, из самой дешёвой шерсти, он был чуждой скорлупой для меня настоящей. Не знаю, кем я была прежде, но к одеждам привыкла дорогим и добротным.

Но делать нечего, накинула на плечи, покрыла голову капюшоном и двинулась во двор. Нужно успеть забежать к Идде за мазью.

— Мне сейчас лучше этим воспользоваться или позже? — прямо спросила я.

К чему смущения и стыд, если другого пути нет?

— Я не знаю, сколько будет длиться у вас… кхм… прелюдия, — краснея, как рябина на морозе, сказала Идда. — Думаю, лучше не рисковать и применить непосредственно перед… кхм вхождением. Вдруг у раненого процесс затянется, а действие мази на коже быстро выветривается. Ну, не беспокойся, Триса! Отпросишься по нужде, найдешь момент, — вкрадчиво договорила травница, перебирая пальцы.

— Поняла, спасибо.

Я убрала мазь в щёлку меж грудей.

— Иди сюда, Рик, не подходи к ней… — прошептала Грета из соседней комнаты.

Малыш Рик привычно потянулся ко мне, но мать дёрнула его за руку и оттащила подальше.

— Иди сюда, кому говорю?!

Я с недоумением поглядела в спину подруге.

— Что такое? — прошептала я, переведя взгляд на Идду.

— Не одобряет любовь за деньги. И просто завидует, — понизила голос травница. — Не каждая продажная женщина может лечь с герцогом, тем более с паладином, а тебе подвезло. Иди, Триса. Пусть Пресветлая хранит тебя!

Я покинула подруг, бывших моей семьёй три года, и отправилась в сторону площади, к гостевому дому “Свет Вейгарда”. Что ждёт меня дальше? Доживу ли до утра?

Губы задрожали, к глазам подступили горячие слёзы.

Нет, нельзя сейчас плакать! Испортишь вид — прогонит тебя паладин! Не спасёшь его!

Я подняла глаза к небу. Дневной свет иссяк. Далеко на западе догорала заря. Пронизывающий ветер пробирался под плащ и заставлял дрожать. От холода. От страха. От тяжести на сердце.

Подойдя к воротам гостевого дома, услышала скрежет доспехов, ржание лошадей и голоса рыцарей.

Рэндеваль! Вот кому не хотелось бы показываться на глаза. Я притаилась в тени ограждения и подождала, пока рыцари проведут лошадей через ворота.

— Ну, Генрих… — недовольно пробурчал Рэндеваль. — Сам собрался развлекаться с девкой, а меня отправляешь с чудищами болотными порядки наводить!

— Что, простите, сэр Рэндеваль, не расслышал? — произнёс идущий следом рыцарь.

— Ничего, Самуэль… Ночь ясная, говорю, луна полная! Чудища из всех нор полезут, будьте осторожны.

— И вы будьте осторожны, сэр!

Проводив взглядом удаляющихся рыцарей, я глубоко, насколько это было возможно в тесном платье, вздохнула. Усмирила неистово бьющееся сердце. Рэндеваль ушёл — так спокойнее. Облегчение тёплой волной потекло по жилам, плечи снова передёрнуло.

Сделав несколько глотков свежего морозного воздуха, я поднялась на крыльцо и постучала в высокие дубовые двери.

Открыла служанка. Я разомкнула рот, чтобы объяснить, кто я такая и зачем пришла, но меня опередили.

— Входите, сэр Даренфорс вас ожидает, — сказала она, впуская меня.

Генрих стоял напротив дверей в мягких брюках и сорочке с расстёгнутыми верхними пуговицами, откуда торчало несколько закрученных волосков. Его домашний вид смутил меня. И почему я полагала, что на свидание он непременно придёт в доспехах? Улыбнулась своей наивности.

Сэр паладин приблизился, чтобы взять у меня плащ. От Генриха веяло испепеляющим жаром, от которого перед глазами поплыло красное марево, и я согрелась в один миг.

Его ладонь мимолётно коснулась моих плеч, прикосновение обожгло. Я поёжилась.

— Добрый вечер, госпожа… — произнёс Генри низким, рокочущим голосом, и струны в моей груди тотчас задрожали. Волнение протекло волной по жилам, сливаясь в животе в огненный водоворот.

— Триса, — дрожащими губами прошептала я. — Меня зовут Триса.

— Генрих, — паладин мягко взял меня за запястье и поцеловал кисть. Движения были знающими и уверенными. Он не мешкал и не стеснялся, в отличие от меня.

Лишившись накидки, я оказалась с раскрытыми плечами и ключицами, и тут же почувствовала оценивающий мужской взгляд на своей обнажённой коже.

Сейчас заметит шрамы и побрезгует… выгонит…

Я опустила взгляд в пол и ждала приговора.

Мана действительно так сильно сочилась из паладина, что даже я, зачарованная или нет, чувствовала набегающие волны тепла, исходившие от Генри.

— Триса… — попробовал на языке паладин. — Это северное имя, очень похоже на сокращение от Беатрис, популярного на юге. Ваше полное имя Беатрис? — он приподнял бровь.

— Нет-нет, Триса — это моё полное имя, — не поднимая глаз пробурчала я.

— Очень приятно, леди Триса. Идёмте ужинать? — он протянул руку, предлагая мне взяться за неё.

— Мы что, будем есть?! — изумилась я.

Ой, я что, разве сказала это вслух? От напряжения язвительные слова вырвались, подобно стреле обороняющегося.

Глаза Генри озарились насмешливыми серебряными огоньками.

— Я бы предпочёл, чтобы моя любовница была сыта, — улыбнулся он, не сводя с меня ласкового взгляда. — Поужинаем. Я должен хоть немного узнать вас. Не привык вести девушку в постель, даже не поговорив с ней.

— Хорошо, идёмте, — я подала руку и увидела, как она тряслась.

Всё тело тряслось от страха!

— Вам нужно успокоиться.

Генри крепко сжал пальцы горячей ладонью, вложил себе под локоть и повёл в зал. Мужская рука дарила уверенность и… трепет. Я провела пальцами по ткани рукава, ощущая горячее крепкое тело под сорочкой. Скоро он снимет её, и тогда… Будет ли он столь ласков и обходителен?

— Выпьем вина, поедим. Я не страшный, поверьте.

Мы вошли в зал. За столом было полно знатных гостей. О нет, тут Фалькон! Криво улыбается мне, но хотя бы без пошлости, как в прошлый раз. Видимо, дружбу с паладином, ценит выше сомнительной связи с порочной рыжеволосой девицей.

18

Я пригубила вино, а Генри так и не присев, резко двинулся в сторону, мелькнув краем своей широкой спины в белой рубашке.

Я увидела загоревшийся взгляд Хакона. Наместник отодвинул стул, ловко встал и взял с дивана, стоявшего за спиной, виолу и смычок. Тронуть струны не успел: Генри его опередил.

У меня за спиной посыпались ускоряющиеся точёные отрывистые звуки, я обернулась и увидела паладина с приложенной к подбородку виолой. Кисть умело гоняла смычок по грифу, лицо Генри было сосредоточено и спокойно.

Ритмичный нарастающий призывный звук отозвался в душе. Я ощутила изумление и подъём. Восторг! Струны в моей душе зарезонировали. Хакон тут же подхватил мелодию, и все гости застыли, с большим вниманием наблюдая противостояние двух виртуозных музыкантов.

Генри удивил меня. И восхитил. Я думала, паладины умеют только убивать драконов и сводить с ума юных и не очень дев, но, оказывается, они многообразованные, тонкой души люди.

Ах, какая восторженная музыка, смелая! Я не сводила глаз с Генри, с его строго, увлечённого лица и широких мускулистых плеч. Невероятное сочетание силы тела и красоты духа. Генрих двигался грациозно, переступая с ноги на ногу, мышцы его перекатывались под тонкой тканью сорочки. Иногда он становился ко мне лицом, а иногда поворачивался боком.

Ах, зачем? Чтобы я оценила, как крепки твои выступающие части, Генри?

Жар маны, растекающийся от паладина, заставил меня совсем раскраснеться. Я сделала глоток вина, чтобы немного остыть и успокоиться.

Спустя несколько пассажей, Хакон сдался и замолчал, не успевая за скоростью. Тогда Генри улыбнулся, довольный тем, что всё внимание теперь отдано ему одному.

Ему одному.

Такой был Генри, первый во всём, добрый и излучающий Свет. Не знаю, откуда я это знала, просто чувствовала. А может, его горячая мана, наполнившая зал, всё мне о нём рассказала.

Генрих задумчиво поглядел на меня, и звуки его виолы с быстрых и ритмичных сменились на низкие и протяжные. Струны запели, заплакали, будоража сердце. Именно так скулило оно день ото дня, с тех пор, как случилась моя беда. Но откуда он знал?

В зале появились служанки с подносами. Донеслись вкусные запахи печёной курицы, картошки, свежего хлеба и зелени.

Генрих смолк, опустил от лица виолу и поклонился слушателям. Все захлопали, а я, кажется, хлопала громче всех.

— Восхитительно, сэр Генрих, — произнесли женщины. — Вы просто мастер! У вас великолепные пальцы! Как вы талантливы!

— Признаю, ты лучший, — сказал Хакон.

— Занимался с детства, но в последние годы не до того было. Чудесно, что у вас нашёлся инструмент. Надо сказать, великолепного мастера! — Генри занял место за столом и повернулся ко мне, взяв за руку.

Чуть заметно погладил по запястью. Он что ласкает меня?

— Успокоились немного, леди Трис?

— Да, спасибо, всё хорошо, — прошептала я. — Вы очень здорово играете.

Ах, зачем я это сказала! Выглядит, как будто стелюсь перед ним, как эти леди!

Я увидела, как напряглась жилка на виске паладина, и с волос потекла струйка пота. Видно, не так легко ему даётся дарить веселье гостям.

— Спасибо, очень рад, что вам понравилось.

Генри принялся ухаживать за мной. Положил картошку и курицу, подлил вина.

Окружённая мужской заботой, я растерялась. К горлу подкатил ком. Этот мужчина был великолепен, и я даже осмелилась подумать, что… хочу, чтобы он был моим!

Нутро обожгло, словно кнутом, от стыда. Как я смею так думать?!

Ком в горле всё крепчал, нарастал спазм. Задрожали губы, увлажнились глаза.

У меня никогда не будет такого мужчины. У меня не будет никакого. После того, что со мной сделал колдун, я порочная и грязная. И если паладин узнает во мне зачарованную и убьёт, что ж. Плакать никто не будет...

— Трис, — Генри легонько коснулся моего запястья. — Ешьте, силы вам понадобятся.

Как пошло звучит! И особенно это небольшое сокращение моего имени в его устах! Ну что ж, Генри, сделай со мной всё, что тебе угодно, если это будет тебе во благо. Я хочу, чтобы ты жил.

— Хорошо, сэр, — кивнула я.

— Сэр Генрих, так когда вы, говорите, вновь пойдёте на дракона? — проговорил Фалькон.

Генри прищурился и перевёл взгляд на начальника стражи. Теплота его серых глаз мгновенно сменилась холодом стали.

— Я уже доложил господину Хакону: мне понадобится три дня на восстановление. Может, меньше, — Генри едва заметно покосился на меня. — За это время мои люди вычистят ваш лес и болота, на которые договора не было. Делаю это по чистоте душевной.

— Вы очень щедры, сэр Генрих, — улыбнулся Хакон.

— А что это за тварь, которая напала на вас на южном тракте, она больше не появится? А то монахи теперь побаиваются ходить на с-свой холм, — протянул Фалькон, откинувшись на спинку стула.

— Полагаю, целью этой твари был именно я, паладин. Другие ей не интересны. Пусть монахи не боятся. Это зачарованное существо, носит человеческое обличье. Я отпустил его, чтобы добраться до тёмного хозяина.

— Тёмного хозяина?

— Колдуна, тёмного мага, ведьмы — служителя Салаира, так их называют, — произнёс Генри. — И дракон — доказательство того, что мы имеем дело не со стихийно возникшей нечистью. Служители Салаира копят силы, чтобы изгнать Свет с земли Арноса. У вас тут, похоже рассадник.

Пока слушала Генри, руки вновь похолодели, и в груди начал гудеть набатом страх.

— Сэр Генрих, а вы знаете, что Трис-су мы нашли без памяти на болоте? — вякнул Фалькон.

Сердце ушло в пятки. Ублюдок толстый!

— Вот как? — Генри поглядел на меня, отложив вилку. — Очень интересно. Что вы делали на болоте?

— Я не знаю, — пробормотала я. — Ничего не помню.

— Мы думаем, Трис-са стала жертвой служителя Салаира.

Замолчи, Фалькон! Замолчи!

— Это не исключено, — проговорил Генри, вновь взявшись за приборы.

— Разве вам можно с… грязной девицей? — не унимался захмелевший Фалькон.

19

Сердце подскочило к горлу.

— Узнали?

Коленки задрожали, словно готовясь к побегу, ладошки вспотели.

— В дверях библиотеки. Ты так испугалась тогда. И сейчас дрожишь, — Генри взял меня за руку и мягко погладил пальцы. — Тебя заставили прийти сюда насильно? Если так — можешь уйти прямо сейчас. Я дам тебе твои деньги.

Паладин сдвинул брови и очень серьёзно поглядел на меня.

— Я сама пришла, — я сжала в ответ руку Генри.

Взгляд паладина потеплел.

— Значит, я плохо старался, чтобы завоевать симпатию? Ты ни разу не улыбнулась. Не расслабилась ни на минуту. Тебе не нравятся высокие массивные рыцари?

Неправда, один раз я всё же улыбнулась, пока ты не смотрел.

Сердце снова подпрыгнуло в груди. Генри стоял очень близко и глядел на меня сверху вниз, не выпуская руки. Аромат вербены так сильно дурманил разум, что ноги стали слабыми и лицо налилось краской.

Ты мне так сильно нравишься, Генри! Но вот понравится ли тебе, когда ты узнаешь, кто расколол твоё хранилище?

Нужно собраться! Улыбнуться! Ну же, не будь глупышкой с соломенной головой, Трис!

— Мне нравятся рыцари, — пробормотала я.

— Тогда, может, присядем? — Генри кивнул на диван, стоявший напротив камина. — Я налью нам ещё вина.

Гостевой дом целиком был во власти Генриха и его рыцарей. Своих людей он послал в эту ночь на задание, чтобы я не чувствовала лишнего смущения. Не знаю, как я это поняла. Просто ощутила по прикосновениям тёплых сильных пальцев, бережно ласкающих мою кисть.

Слуги убрали со стола, приглушили свет и удалились. В доме не осталось никого лишнего. Мы сидели на диване перед камином, и отсветы огня играли на наших лицах. Я чувствовала крепкое бедро Генри рядом со своим. Близость горячего, сильного мужского тела заставляла трепетать. Невидимые струны в душе натянулись. Тронь — и зазвенят.

— Ты совершенно шикарна в этом платье. Истинная леди… — Генри невесомым движением поправил локон, выпавший из причёски.

Тёплое дыхание паладина упало на шею. Волна изливающейся маны прокатилась жаром по коже. Обжигающе-приятно. Сладко. Ещё немного, и я сама потянусь к его губам…

— Да? Спасибо… — сглотнула я. — И вы совершенно другой без… доспеха…

Что я снова такое ляпнула?! Пресветлая, нельзя женщине себя вести столь развратно! Что он обо мне теперь подумает?

— Можно на ты. Зови меня Генри: ведь нам предстоит близость… — голос паладина сделался ниже. Дыхание опалило кожу. Генри почти коснулся моего уха.

— Хорошо. Генри. Я сделаю, что вы.. то есть ты… скажешь. Не знаю, получится ли у меня…

Я решительно выпрямила спину, смяв пальцами подол на коленях. Ладони вновь сделались потными и холодными.

Что же я так дрожу? Я что, мужчину никогда не видела?! И зачем я так прямо высказалась?! Теперь он точно подумает, что я порочная.

Генри прислонился к спинке дивана и достал из коробочки на столике трубку. У меня появилось больше места, но я этому почему-то не обрадовалась.

— Я сам не очень знаю, как это работает, — сказал он, сдавливая мундштук трубки в руках. — Я паладин, боевой маг, специализируюсь на войне с нечистью. Более умные маги, те, которые сидят в башнях, совершенствуют свою магию, пишут трактаты и… Арнос знает, чем они там ещё занимаются… Они советуют этот способ…

Я пригубила вино и осмелилась поднять взгляд на Генри столь живо заговорившего о магах. Он сидел в расслабленной позе и поглаживал трубку сильными пальцами, но не спешил раскуривать. Его волосы взмокли, кожа мерцала в свете огня от испарины. На виске туго билась голубая жилка.

— Я получил серьёзное ранение на днях, Трис. Мана, словно кровь из раны, вытекает из трещины в хранилище. Высшие маги утверждают, что женское любовное наслаждение способно залечить подобного рода рану.

— Интересный способ лечения. Я читала что-то подобное…

— Ты умеешь читать?

Спалилась…

— Да. Я и про тебя читала.

— Что же ты читала про меня? — вскинул бровь.

— Это не первый твой дракон. Ты уже убивал дракона прежде.

— Верно. Ты не только красивая, но и такая умная леди, — бархат его голоса приятно отозвался в груди.

Я всё ещё сидела прямая, как вешалка, не решаясь расслабиться. Генри поковырялся в трубке и смерил меня взглядом.

— Если беспокоишься о деньгах, то вот, — он взял трубку в зубы, вынул из кармана штанов золотые монеты и вложил мне в ладонь.

Я не считала, сколько там было монет… Я не хотела их принимать! Мне сделалось противно от того, что он дал деньги. Но я должна была взять. Завтра на что-то нужно будет жить, если жизнь, конечно, продолжится.

— Не надо… — промямлила я, глядя в сторону, куда угодно — только не на него. — Я верю, что вы заплатили бы.

— Ты. Мы же на “ты”.

— Ты, — робко скользнула взглядом по его лицу.

— Если беспокоишься о болезнях, то я здоров, не считая раскола хранилища. А если — о беременности… то, — Генри поднял бровь, разглядывая меня. — Если забеременеешь, я признаю ребёнка. Возьму тебя и его в Ревош, мой замок, чтобы дать содержание и воспитание.

Возмутительно! Я что, корова на ярмарке? Господин будет решать, где мне жить и как воспитывать моего ребёнка?

Глаза на миг округлились. Я отвела взгляд, выдержала пару ударов сердца, выдохнула и вновь поглядела на него:

— И много уже у вас, то есть у тебя, таких содержанок с детьми?

20

— Я не избалован потомством, — невозмутимо ответил Генри, сохраняя добродушную улыбку. — Мне никто пока не подарил наследника. Не повезло…

Я чувствовала, что за его словами скрывается большая боль, но Генри продолжал держаться веселым и добрым. Только вот брови его немного вздрогнули от сопротивления воспоминаниям.

— Сочувствую… — прошептала я.

Мне было жаль, искренне жаль, что Генрих, такой чудесный мужчина, был несчастлив в личной жизни.

— Всё хорошо, — улыбнулся паладин.

Серые глаза его озарились лучистым светом, совершенно меня покорив.

Генри убрал трубку обратно в коробку и положил руку мне за спину. Я оказалась в кольце его согревающего нежного объятия. Аромат вербены снова окутал меня.

Хотелось развернуться к нему лицом и уже, наконец, самой обнять его, но я всё ещё слишком волновалась. Возможно, в глубине души надеялась, что ничего не случится: он отпустит меня и правда обо мне так и останется тайной.

Но видит Пресветлая Дева, как я устала жить в неведении. Лучше пусть всё случится, хочу знать, кто я: зачарованная или нет?! И если да, то... то убегать не буду.

Генри коснулся носом моего виска и легонько потёрся.

— Так вкусно пахнешь...

Неуловимые прикосновения губ, словно взмахи крыльев бабочки, запорхали на шее. И я, как растаявшая глупышка в руках опытного любовника, сама подставила ему ключицу, прикрыв глаза от наслаждения.

Слишком приятно... Так приятно, что совсем не страшно... Я готова отдать жизнь за правду, за Генри. Пусть всё случится!

Горячее дыхание мужчины опалило кожу.

Мои плечи задрожали от предвкушения, и Генри сильнее сжал ладонь, успокаивая.

— Не бойся, моя прекрасная светлая леди... Посмотри на меня.

Генри застыл, дожидаясь моего взгляда. Я подняла ресницы и увидела его тёмные, горящие страстью глаза. В них было всё! Одним взглядом он забрал меня у меня самой. Тот, по кому так тосковало сердце, был сейчас рядом.

Пусть всё случится!

Я подалась вперёд и приникла к его раскрытым, блестящим горячей влагой губам.

Генри крепко обнял за талию, притянул к себе. Я позволила себе запустить пальцы ему в волосы и сжать кулачки, чтобы он никуда не делся. Генри довольно улыбнулся. Видно, ему было непросто найти расположение ко мне, холодной и неподатливой. Но теперь он радовался победе. И я радовалась вместе с ним.

Мы целовались жадно и долго, изучая друг друга и требуя. Он очень хорошо целовался. И я, к своему удивлению, не была робкой.

Прошла вечность, прежде чем мы оторвались друг от друга, набираясь воздуха. Генри любовался, глядя на меня, и щёки от его взгляда краснели всё сильнее и сильнее. Он потянулся к волосам и, вынув заколки, распустил причёску.

— Какая ты красивая, моя огненная леди…

Он вновь потянулся к губам. Мы поцеловались. Но в этот раз недолго. Генри поднял меня на руки и двинулся к лестнице.

Заколки Альбы остались на диване, как и деньги. Я не взяла. Не хотела за деньги.

Несмотря на раскол хранилища, Генри нёс меня по ступеням легко, совсем не ощущая веса. Я крепко держалась за его плечи и шею, с упоением исследуя крепкие бугорки горячего тела и отдаваясь предвкушению сладостной любви.

Не важно, что ждёт меня на утро, я хочу провести эту ночь с желанным мужчиной. Хочу провести ночь с Генри.

Прохлада пустой спальни и холодные простыни в спальне вмиг остудили тело и голову. Пока Генри скидывал с себя одежду, я сжалась от волнения, сведя ноги вместе.

Сейчас он разденет меня и увидит шрамы на спине.

— Не зажигай свет, пожалуйста, — прошептала я, когда паладин посветил огнём из пальца над лампой.

Дыхание перехватило от вида обнажённого мужчины, выхваченного вспышкой света.

— Как пожелаешь, Трис, — хрипло прошептал он, опускаясь на постель, которая продавилась под его весом.

Генри накрыл меня собой, приникнув к губам. Его рука потянулась мне за спину, ловко расшнуровывая завязки корсета.

Грудь ощутила приятную свободу, и тут я вспомнила про мазь. Мазь! Если не применить, проблем не оберёшься… Обещание признать дитя — это, конечно, приятно и успокаивает. Но что, если я зачарованная? Тогда меня убьют! Нельзя так рисковать своим ребёнком…

— Мне нужно на минуточку... — прошептала я, незаметным движением извлекая флакон из выреза платья.

Генри нетерпеливо рыкнул и откатился в сторону.

— Дверь прямо перед тобой, — сказал он.

Наличие уборной в комнате меня почему-то несильно удивило.

Пока слезала с высокой кровати, Генри дотянулся до прикроватного столика и всё же зажег лампу магией.

— Возьми, — протянул он светильник.

Взгляд скользнул по его сильному мускулистому телу, не избежав ни одной детали. Я зажмурилась, чтобы вернуть волю, и поспешила отвернуться.

Войдя в комнату, не стала запирать дверь. Мне казалось, это прервёт нашу связь, и придётся начинать долгий путь с начала. Пусть видит колышащиеся тени и ждёт, предвкушает.

Справив нужду, я вымыла руки и складочки. Потянувшись к флакончику увидела на полочке серую шапку. Ту самую валеную шерстяную шапку, которую потеряла в лесу! Генри подобрал её! Но узнал ли он меня?!

С ужасом обернулась к двери и увидела в проёме Генриха.

21

— Тебе не кажется, что это нечестно? — пророкотал он.

Я выпрямилась, сжимая флакончик в руке и направила на Генри твёрдый взгляд. Попалась так попалась — надо отвечать! Хорошо, что паладин накинул халат… Или нет… Волоски, выглядывающие из прорези на мускулистой груди, выглядели не менее соблазнительно, чем на животе и внизу…

Генри забрал у меня флакончик и покрутил в руках.

— Мазь от зачатия, так и подумал. Нечестно, Трис.

— Сделать ребёнка в первую ночь после знакомства тоже не очень честно, Генри. У меня другая жизнь… планы…

Планы… Кого я обманываю? Мои планы — всего лишь дожить до утра! Узнать, откуда во мне эта страшная магия… Моя жизнь слишком темна для тебя, Генри!

Во взгляде паладина вспыхнул огонь. Генрих прикрыл глаза и покачал головой, борясь с собой. Я поняла его переживание по шумному выдоху.

— Твоя жизнь, — Генри слегка улыбнулся и покорно кивнул. — Твоё решение. Я не вправе настаивать. Не теперь… Я заждался, моя огненная леди. Заканчивай и выходи поскорее.

Генри вернул флакончик и закрыл за собой дверь.

Сердце ушло в пятки. Значит, он не узнал, что это я на него напала? И то хорошо. А ребёнок… Милый Генри, я зачарованная, побывавшая в лапах колдуна, и скоро ты поймёшь это. И пожалеешь о своём щедром предложении.

Крадучись, как кошка, я вышла из ванной, держа в руке лампу. Комната была опущена во мрак. Я бросила взгляд на постель и не увидела Генри.

В груди заныло. Неужели, он решил не продолжать? Поискать другую?… Что ж… Возможно, это правильно. Но почему же так больно?

Генри… Генри… Генри, где же ты?!

Страшная печаль и тоска охватили меня, сковали сердце в плен, и я чуть в голос не заскулила.

Но увидела, как шелохнулась тень у окна, и выдохнула от облегчения. Генри двинулся мне навстречу.

— Трис, как ты долго, — прошептал он, жадно обняв меня, лихорадочно принялся целовать лицо, веки, губы. Оторвал от пола и понёс на кровать.

Я схватилась за мужчину обеими руками, чуть не уронив лампу. Генри дотянулся и отставил её на столик, а я держалась за борт его халата, не отпускала, не позволяла далеко отстраниться от себя.

Я так нуждаюсь в тебе сейчас, Генри. Я хочу, чтобы ты был мой.

— Я твой, девочка… — успокоил Генри, будто прочитав мысли. — Весь твой.

— Потуши свет, — прошептала я.

Тьма заполнила комнату. Мы нашли губы друг друга и вновь принялись целоваться. Я развязала его халат и обнажила сильные плечи. Генри откинул одежду в сторону и решительно стянул с меня платье. Кажется, где-то треснули швы. Ох, настоятельница будет недовольна. Не поймёт.

Генри поцеловал мне грудь, и я выгнулась и застонала от неги.

— Ещё, милый, пожалуйста…

Я лепетала невнятные слова. Страшно распущенно вёл себя мой непослушный язык. Не только в лепете, но и в прикосновении. Но Генри от этого целовал меня только крепче, обжигая дыханием кожу и доводя до неистового трепета во всём теле.

Генри провёл рукой меж моих бёдер, и я подалась навстречу.

— Какая нетерпеливая девочка… — прошептал он. — И уже готовая.

Паладин медленно развел мои ноги.

Душа потяжелела… Сейчас поймёт, что я не дева. Решит, что блудница. Как же стыдно! Я зажмурилась и для надёжности прикрыла лицо руками.

Генри плавно погрузился. Очень плавно. Нежно наполнил меня собой.

— Беатрис… — глухо прошептал он.

А может показалось?

— Посмотри на меня, — потребовал он.

Генри застыл, положив горячую ладонь мне на живот, и ласково погладил.

Наполненность. Такая тугая и упоительная. И вовсе не постыдная, как мне казалось. Я открыла лицо и поглядела на Генри: он весь светился солнечной маной.

Это ты — мой любимый! Как давно я ждала тебя, Генри! Как же я тосковала!

Я двинулась навстречу первой. Генри опустился на меня, оперевшись на сильные руки, и приник к губам. Бёдра его вжались в меня до самой глубины. И ещё раз, и ещё.

Внутри разрастались нетерпение и голод. А с ними упоение и трепетная сладость. Мы нежно целовали друг друга и бережно ласкали, поддавшись ритму общего танца.

Генри был весь мой. А я — его. Мы неслись навстречу друг другу, растворяясь друг в друге.

У меня вырвался стон наслаждения. И ещё. И ещё…

Перед глазами воссиял свет. Окатило волной сладостного тепла. Наслаждение разлилось в животе, закружилось и тонкими струйками потекло по телу.

Радость. Упоение. Лёгкость.

Я отчётливо увидела зияющую щель в хранилище Генри. Направив к ней всю свою любовь, весь свой свет, всю благодарность постаралась стянуть края вместе, загладить, исцелить. И у меня получалось! Получалось!

Я будто отделилась от своего тела, которое держал в сладостных объятиях Генри, и принялась целовать его рану. От моих прикосновений щель истончалась, зарастала, и серая полоса шрама покрывалась янтарным свечением, как и всё остальное хранилище.

“Девочка моя милая, какая ты умница… — благодарно прошептал Генри. — Я так рад, что нашёл тебя”.

Слова прозвучали в голове, словно мысли. Его, не мои! Неужели, Генрих не только внутри моего тела, но и в голове?

Стыдно…

Я видела его хранилище, заполнявшее почти всё тело. Оно искрилось янтарём, будто в лучах солнца. Меня, наверное, Генри тоже всю видел и чувствовал… Интересно, что ты там во мне разглядел, Генри?

Мужчина приподнялся на руках, погладил меня по волосам и заглянул в глаза. Пресветлая, да мы оба сияли золотыми искорками! Не только Генри, но и я!

— Прости меня, Трис. Прости за всё… — сдавленно прошептал он.

— О чём ты, Генри?

Он жадно прижался лицом к моему лицу, не выпуская из кольца рук, и тяжело задышал.

На меня надвинулась чёрная тень, застилая весь свет.

“Не бойся. Покажи мне, где прячется этот гад, который изувечил тебя…”

В лицо ударил порыв холодного ветра. Откуда-то потянуло запахом серы. Тьма медленно стала рассеиваться, и я увидела кишащие мошкарой болота. На посыпанной снегом кочке жались два гоблина-надзирателя и блуждали злыми хищными глазками по округе.

22

“Пусти меня, пожалуйста, пусти, Генри!”

Я вырывалась из его рук, тщетно стараясь прекратить связь. Но Генри не выпускал. Обжигал горячим дыханием ухо и тащил всё дальше в дебри леса. Мы невесомыми духами летели в пространстве, меж стволов деревьев, над тёмной гладью болот, кустами припорошенных снегом папоротников и бурелома мха. Мы были одновременно в спальне и на болотах. Как это возможно?

“Он пил твою кровь, ты связана с ним. Ты знаешь, где он, покажи мне!”

Голос паладина был холодным и требовательным. Это обижало, ведь после такой волнующей близости я успела поверить, что Генри неравнодушен ко мне. Но, кажется, он просто использовал меня, чтобы добраться до тёмного…

“Значит, я зачарованная?! Ты всё знаешь?! Ты убьёшь меня теперь, Генри?”

В глаза брызнули слёзы. Грудь сдавило от отчаяния и веса мужчины. Генри поцеловал ресницы мне той, что лежала с ним в постели.

“Вспоминай, Трис, вспоминай! Я хочу, чтобы ты всё мне показала!”

Его ласка вернула мне уверенность, что всё же хоть чуточку я ему дорога. Но Генри не сдавался, пытался проникнуть в мой разум, достать те воспоминания, которые я предпочла навсегда забыть.

Перед глазами предстала погруженная в сумрак комната с каменными стенами. На меня надвигался лысый человек с обезображенным лицом. В его руке белел костяной серп. Капала кровь… горячей струей стекала у меня по позвоночнику. Я бессильно висела совершенно обнажённая на холщёвых верёвках. Было холодно, больно и страшно.

“Нет! Нет! Нет! Бежать!”

Страх вынудил закрыться от воспоминаний, вернуться к Генри.

“Лучше убей меня, воин Света, но я не отправлюсь туда снова!”

Генри молча обнял меня ту, что лежала в постели. Погладил. Я попыталась выбраться из-под него. Но он не выпустил и вновь накинул на меня тёмную пелену.

На этот раз перед нами выросла каменная башня, стоящая посреди трясины. В верхнем окошке загорелся голубоватый свет, разбудивший в моём теле животный страх.

“Бежим!”

“Стой”, — приказал Генри, набрав в руки магического огня и вышел из-за деревьев вперёд к башне.

Из окошка выглянул лысый череп. Мой тёмный хозяин, мой похититель, мой кошмар…

“Тёмный Лорд! Ну, вот мы и встретились!” — услышала мысли Генри.

Рядом с нами воздух рассекла вспышка молнии. Генри схватил меня и бросился за деревья. Метнул из укрытия огненную стрелу в башню. Она не нанесла особого урона: из-за разбитого хранилища, маны у паладина было недостаточно.

Прилетела ещё одна молния, ударив в дерево, за которым мы прятались. Генри мгновенно поднял магический щит, закрывший нас от разрезающих землю голубых светящихся искр.

Вокруг всё неистово заполыхало.

“Иди же сюда-а-а… вернулась, беглянка-а-а!” — прогремел громовой голос, похожий на удар колокола.

От расправы тёмного нас отделял только маленький защитный купол Генри, который всё уменьшался.

Я почувствовала, как уверенность паладина ослабла. Огонь в ладонях схлопнулся. По вискам потекли капли пота — напряжение его было неимоверным.

Видимо, Генри рассчитывал на встречу с кем-то попроще. Ну, извини, Генри…

Липкий холод завихрился по позвоночнику от страха, сердце забилось у самого горла. Я вцепилась плечи Генри, желая, чтобы он защитил меня.

— Нужно ударить, чтобы отвлечь, иначе не уйти! — услышала отчаянные слова паладина.

— Ведь ты хотел разобраться с ним! — в обиде воскликнула я.

Оказаться вновь на болоте и вновь удирать — самое меньшее, что я ожидала от ночи любви с паладином.

— Ударь его, Трис, когда я уберу щит!

— Я — ударить?! Генри, но я… я же не умею!

— Один раз смогла, сможешь и теперь! На счёт три. Два! Три!

— Что?! Три?!!

Генри опустил руки, а я в тот же миг подняла свои и пустила струю огня в сторону башни. Сработали мгновенно, как будто часто упражнялись вместе.

И всё же это было удивительно. Я опять не смогла понять, как сумела вызвать магию. В обычной жизни ничего этого не приходило ко мне. Только в минуты страшной опасности. Значит, я зачарованная?

Паладин обнял меня и вновь утянул в сумеречное облако, в котором я постепенно начала различать силуэты спальни. Смятое одеяло. Столик. Раскрытая дверь в уборную.

— Генри, зажги свет! — в испуге воскликнула я, пытаясь избавиться от стиснувшего грудь страха.

Мужчина потянулся к лампе и поджёг её огнём на пальце.

Тёплые лучи озарили спальню, рассеяли тьму и чуточку меня успокоили. Я натянула одеяло до плеч и села на постели, убирая с лица рассыпавшиеся волосы. Подняла голову и встретила тревожный взгляд паладина.

— Что ты сделал, Генри?!

Обида жгла изнутри! Зачем он позволил мне испытать вновь этот ужас?! Никогда больше не вернусь туда!

Генри нахмурился и потянулся ко мне.

— Нет! — сдавленно проговорила я, выставив вперёд руку. — Не обнимай, не надо! Зачем?!

Мои пальцы упёрлись в твёрдую грудь Генриха. Он покорно вздохнул и заиграл желваками, не сводя с меня тёмно-серых, наполненных бездонной глубиной глаз.

Его обжигающие пальцы провели по моим плечам, касаясь на шее шрамов, оставленных колдуном.

— Ты с самого начала знал, кто я, верно?! — ощетинилась я. — Я увидела у тебя в уборной шапку! Маги могут по вещи найти хозяина — именно это ты и сделал, да?! Нашёл меня!

— Да, я нашёл тебя благодаря шапке, но без всякой магии: на ней остались твои волосы. Огненный рыжий очень редкий цвет. Сказал, что хочу рыжую женщину — и ты сама пришла.

— Ты понял, что я зачарованная и использовал, чтобы добраться до тёмного?!

Плечи задрожали, по щекам потекли слёзы. Генри прижал меня к груди и покачал. Я позволила: мне было очень страшно и тяжело.

— Тише-тише, Трис, — он гладил по голове, невесомо целовал в волосы.

Я почти перестала дрожать.

— Ты не зачарованная, как ты могла такое подумать?.. А, ты же потеряла память… — Генри крепче обнял и поцеловал в лоб. — Не сомневайся, ты истинная, огненная моя леди.

23

— Я тебя больше ни на шаг от себя не отпущу, милая моя! — твёрдо сказал Генри, отстранив, и поглядел в глаза.

Сильные мужские руки держали за плечи. По телу пробежали мурашки от воспоминания о башне. Разум начал трезветь от любовного дурмана с примесью вербены.

— Мне было так страшно… Зачем ты заставил меня искать тёмного?

— Я хочу наказать его, — выдохнул Генри, глаза его сверкнули холодом стали. — Отомстить за всё: он убил отца, моего наставника Грона и чуть не убил тебя… Я не думал, что он сразу нас заметит. Хотел лишь разведать путь. Прости, что подверг тебя опасности.

Очень приятно, что ты беспокоишься за меня, Генри. Но кто я тебе, чтобы ты так беспокоился? Любовница на одну ночь! Унизительно, унизительно… Я выжила, но не знаю, что делать дальше… гореть мне со стыда за продажную ночь!

Я отвела взгляд, начала озираться в комнате, искать платье, башмаки…

— Трис, повторяю, — паладин обнял ладонями моё лицо, заставил поглядеть на себя, — ни на шаг не отпущу. Нам хорошо вместе.

Тут ты прав, Генри, всё было прекрасно. Но я не признаюсь тебе — очень стыдно признаться в том, что получила удовольствие в постели с незнакомым мужчиной. Ещё и за деньги.

Я опустила глаза, но покрасневшие щёки, кажется, выдали меня с головой.

Генри рассмеялся. Так искренне, что я тоже не сдержала улыбки. Прижалась головой к его плечу, чтобы он не видел, как горит лицо.

— Огненная моя леди, — прошептал он ласково, погладив по волосам, и поцеловал в макушку. — Обожаю тебя. Не переживай ни о чём! Давай выпьем ещё вина и поговорим. Теперь уже без всякого стеснения. Хорошо?

Генри отстранил меня и приподнял бровь.

— Ну, давай, — мило улыбнулась я.

На самом деле, мне страшно интересно было узнать о магии от воина Света. И хотелось понять, что же делать мне дальше со своими способностями? Как научиться владеть ими сознательно, а не во время испуга? Я хотела учиться у Генри.

Паладин встал с постели и накинул халат, скрыв мускулистое тело под шёлком плотно прилегающей ткани.

— Сейчас принесу вино. Хочешь ещё чего-нибудь? Может, перекусить?

— Спасибо, Генри, — ласково улыбнулась я. — Я не успела проголодаться. Ужин был таким плотным, я на два дня вперёд наелась.

— Зря ты так думаешь, — многозначительно нахмурился паладин. — Магия отнимает много сил. Как и то, чем мы тут занимались.

Генри поцеловал меня в губы и скрылся в дверях, унеся с собой аромат вербены и прекрасную широкую спину, рядом с которой я ощущала желанное спокойствие.

Я бросила взгляд на раскиданную постель в отсветах лампы. Вспомнила начальное стеснение и стыд, а потом опьяняющую страсть и доверие. Мне с Генри и правда было хорошо. Он ни в чём не упрекал меня, глядел с нежностью и обожанием, хотя, конечно, знал о том, что мной владел тёмный.

Этот обезображенный Тёмный Лорд, как назвал его Генри. Чудовище, которое должно быть наказано за издевательство над людьми! Надеюсь, мой воин Света остановит колдуна и отомстит ему за всё, что он со мной сделал!

— Трис, ты вся белая, — отозвался Генри, появившись на пороге с бутылью, бокалами и тарелкой сыра. — Тебе срочно нужно подкрепиться.

Генри поставил тарелку на постель и принялся наполнять вином бокалы. Я приподняла тарелку и откинула одеяло, чтобы он мог лечь рядом со мной, обнажённой.

Мужчина поглядел через плечо, отставляя бутыль, и расценил всё верно. Скинув халат, забрался ко мне с бокалами, и я накрыла нас обоих.

— Ты прекрасна, — засмотрелся он на слегка открытую круглую грудь. — Я уже совершенно забыл, каково это любить. Давай выпьем за обретение друг друга!

Генри протянул бокал.

Любить? Ты что мне в любви сейчас признался, Генри?

Я смущённо отвела взгляд. Кто знает, как принято у паладинов? Может, они всем подряд признаются. А “совершенно забыл, каково это” — возможно, означает, что провел неделю в походе без женщины. Не думай об этом, Трис. Он не твой мужчина, и никогда не будет твоим.

Но так хочется…

Я отпила. Вино было великолепным. Терпким и в меру сладким. Готова поспорить, это было очень дорогое вино, которое пьют лишь короли и герцоги у себя в замках.

Теперь, когда стеснение осталось за дверьми спальни, я могла насладиться изысканным угощением и мужчиной, лежащим рядом. Пусть счастье продлится всего лишь до рассвета, но сейчас я была очень-очень счастлива.

— Во-первых, милая моя, — произнёс Генри, отставив бокал на столик. — Никто не должен знать, что у тебя есть магические способности, а то прямиком попадёшь под Суд.

— Ты сказал, Суд это смерть? Почему?

Я развернулась всем телом, чтобы лучше видеть лицо Генри и его глаза.

Он взял мою руку и принялся уже привычно поглаживать пальцы.

— Суд — это страшно, Трис. Это приговор. Я присутствовал на нескольких. — Рука Генри замерла, он сжал зубы, и голос стал сдавленным: — Магистр трахает подсудимую, чтобы определить происхождение её силы. Пускает ей кровь на алтарь, потом обжигает тело праведным огнём. Ни одна из подсудимых не выжила.

Я вздрогнула. Генри крепче сжал руку и вновь стал ласкать.

— А если девушка истинная, её отпускают?

— Ты хочешь признания из уст магистра, который на глазах всего света раздвинет тебе ноги и вывернет наружу хранилище?

— А ты разве не можешь подтвердить, что я истинная, раз ты во мне уверен?

— Я не магистр, к сожалению. У меня нет такой власти. И потом, мы любовники, а это исключает вес моего слова, как в твою защиту, так и против тебя.

— Значит, придётся прятаться…

— Да, — кивнул Генри. — Если станет известно о твоих способностях к магии огня, тебя в любом случае, заставят пройти через праведный огонь, кем бы ты ни была: хоть крестьянкой, хоть принцессой.

Принцессой: смешно. Ты умеешь шутить, Генри.

Я вытянула шею и набрала воздуха в грудь.

Да, похоже, лёгкой жизни не будет.

— И ещё ты великолепный целитель, Трис, — Генри поднёс мою руку к губам. — Ты излечила меня.

24

— Что во-вторых, Генри?

— Во-вторых, я должен напомнить тебе: ребёнок может решить проблему с магией, — перехватил ладонь, целуя.

— Как это поможет? — нахмурилась я.

— Известно, что, когда женщина, наделённая даром, рожает, её хранилище разрывается. Если ты родишь, магии в тебе не останется. Никакой: ни огненной, ни исцеляющей. Ты будешь самой обычной женщиной. Тебе не будут грозить ни суд, ни тёмные колдуны, желающие испить твою ману.

— Интересный способ, — задумчиво проговорила я.

— Я хотел бы, чтобы ты пошла вторым путём и родила. Я предложил тебе полное содержание: и предложение в силе.

Перед глазами возникли картины уютного дома, горящего очага, колыбели и нас с Генри, сидевших в объятиях, как сейчас. Я была не против перенестись в это чудесное светлое место и отказаться от магии, которой и овладеть-то не успела.

Не жалко потерять то, чего не имел. Сердце говорило: соглашайся! Губы растянулись в улыбке.

Но разум твердил:

“И кем ты будешь для Генри? Он паладин, а ты — безродная девица с сомнительным прошлым. Сегодня Генри с тобой, завтра — с другой. Ты ему ни жена, ни официальная наложница. Никто. Что бы он не говорил. А ребёнок свяжет, сделает слабой и бессильной. Окажешься в любой момент на улице, как Грета. Нет. Я не могу рожать, пока не буду хоть в чём-то уверена…”

— Ну, что ты молчишь, Трис?

— Я просто… нет, к ребёнку я пока не готова.

— Я понял тебя, — хрипло произнёс Генри. — Больше не заговорю об этом, но помни о предложении всегда.

— Хорошо.

Генри, как ни в чём не бывало, положил в рот кусок сыра и запил вином.

— Поешь, моя милая, силы пригодятся, если учесть, что ночь ты проведешь без сна, — улыбнулся он.

Я откусила кусочек сыра и подняла взгляд на посветлевшее окно, удивившись, что уже подступала заря.

— Скоро вернутся мои люди. Дам им отдохнуть несколько часов и двинемся на болота. Тёмный Лорд знает, что я пришёл — нельзя медлить, — Генри бережно поцеловал меня в лоб. — Спасибо, что указала путь, Трис. Пока меня не будет, я хочу, чтобы ты осталась здесь, в этом доме. Мне важно знать, что ты в безопасности.

Лицо паладина сделалось очень серьёзным. Я почувствовала, как напряглись его мышцы в предстоянии битвы. Опасной битвы.

— Генри, я волнуюсь за тебя. Ведь ты с трудом защитился от его магии. Ты ещё слаб.

— У нас есть ещё несколько часов, моя огненная леди, ты наполнишь меня силой.

Паладин обнял меня, нежно погладил по лицу и поглядел на губы. Я захотела вновь ощутить его страстный, требовательный поцелуй, ласку сильных рук, горячее мужское тело на себе… но постеснялась начать первой, и потому трепетно ждала.

Генри ласково улыбнулся и поцеловал.

— Иди, намажь свою мазь, — оторвавшись от меня, проговорил он.

Очень приятно, что ты заботишься обо мне и уважаешь мой выбор, Генри. Я теряю голову и хочу отдаться твоим рукам, твоему выбору — и будь что будет… как же я хочу утонуть в глубине твоих серых глаз, остаться в объятиях навсегда…

— Иди скорее, — напомнил он.

— Иду… Я быстро!

Разомкнув объятия, я огляделась и увидела халат Генри на полу. Подняла, надела и улыбнулась. Паладин одобрительно кивнул, в его взгляде вспыхнули серебристые искорки, когда он рассматривал мои выступающие округлости и торчащие соски под тонкой тканью.

— Скорее… — нетерпеливо прошептал Генри.

Я побежала в уборную, прикрыв дверь. Умылась прохладной водой и протёрла бёдра, ставшие липкими от любовных соков.

Ночь с мужчиной, напрочь лишённая сна? Да ещё с каким мужчиной! Который безумно нравится, дарит наслаждение, умеет ласкать, как нужно. Трис, ну ты даёшь! Ещё вчера твоей участи нельзя было позавидовать! А теперь ты в нескольких минутах от повторения сладостной любви.

Я достала флакончик с мазью. Низ живота призывно потяжелел. Очень хотелось поскорее вернуться к Генри.

В спальне раздались грохот, шипение. Вспышка огня сквозь щель озарила стены комнаты, в которой я находилась. Одурманенный разум не сразу понял, что происходит.Всё грохотало и хлопало. Пол ходил ходуном под ногами.

Генри!

Испугавшись за паладина, я ворвалась в спальню, и была ошарашена!

В доме больше не было стены! Яркий свет восходящего солнца падал на разбросанную постель, шторы трепыхались на холодном ветру. И с улицы врывались клубы дыма. Стало очень холодно.

Где же Генри?!

На полуразрушенном балконе шевельнулась тень. Паладин стоял босой на остатках каменного пола, держа под мышкой обнажённый меч и спешно завязывая шнурок на штанах.

— Генри! — воскликнула я.

— Не подходи, Трис! — рявкнул паладин, устремив взгляд куда-то вперёд и принимая боевую стойку.

Чёрная тень пролетела над площадью. Взмах крыла поднял снежную пыль, порыв ветра заставил меня покачнуться.

Генри спрятался за колонну, собрав в ладонь магический огонь, и метнул вверх.

Снова раздалось шипение, грохот, в комнату посыпалось крошево черепицы вместе с глыбами натёчного льда с крыши. Я укрылась в дверном проёме и увидела над головой пролетевшее чудовище.

Дракон!

25

Снова раздался грохот. Треск и шипение пожара…

— Трис, спускайся вниз! — приказал Генри. — Беги в подвал, прячься!

— Генри, это дракон?!

— Крыша сейчас рухнет, беги!

— Что тут делает дракон?!

— Тёмный Лорд нашёл нас, Трис! Спасайся!

Я так и стояла, прижавшись к дверному проёму, ошарашенно наблюдая за скользящей над головой гигантской тенью.

Со двора донеслись вопли горожан, всполох огня рассёк небо, послышался грохот разрушений.

Генри изобразил в воздухе знак, похожий на узел, и чёрная тень закрыла полнеба. Огромный дракон, с чёрными крыльями и горящими янтарём глазами, завис в воздухе над паладином.

Издавая будоражащее кровь рычание, чудовище тщетно пыталось вырваться из плена. Но Генри не позволял ему освободиться, огромным усилием подтягивая дракона к себе.

Волосы паладина взмокли от пота, бугры мышц натянулись, напоминая пластины доспеха. Вздулись жилы на лбу и шее. Стиснув зубы, Генри рычал, подобно зверю. Меч в его руке воспламенел.

Расстояние до дракона стремительно сокращалось. Ещё немного и Генри сумеет поразить его!

Чудовище било крыльями и рвалось на волю. Снежная пыль от мощных махов вздымалась вихрями по сторонам. Глаза закололо от мелкого ледяного крошева, я зажмурилась, и сквозь слёзы увидела, как из ноздрей дракона вырывался пар.

— Иди же сюда! — рявкнул Генри.

Дракон раскрыл пасть.

Сейчас полыхнёт огнём! Генри, нет!

От страха за паладина мои ладони налились жаром и воспламенились. Испугавшись, я подняла их вверх. Пламя без моей воли вырвалось из пальцев, и я направила его в дракона.

Мощная струя огня облила чудовище. Дракон заполыхал, заверещал как-то жалобно, забился ещё сильнее, едва удерживаемый Генрихом, и ударился о балкон.

Вниз осыпался большой кусок перил и пола. Генри отлетел, сильно ударился и ослабил магический узел на драконе.

Чудовище вырвался из оков и, объятое пламенем, взмыло в небо.

Вокруг горели шторы и утварь. Дом объяли языки пламени.

— Генри, как ты?! — воскликнула я, подбегая.

— Стой, Трис! Не подходи! — крикнул он, поднявшись на четвереньки и предупредительно вытянул вперёд руку.

Раздались треск, хруст, и в одно мгновение Генри рухнул вниз с остатками балкона, скрывшись в клубах пыли.

Сердце остановилось.

Нет! Нет! Нет!

Я рванула по лестнице вниз, перепрыгивая куски штукатурки и каменной кладки, вывалившейся из стен. Входная дверь оказалась завалена обломками балкона, и я бросилась к окну. Стёкла уже были разбиты, но острые края торчали в рамах. Я схватила валявшийся под ногами подсвечник и расчистила себе путь, докрошив стекло.

Задыхаясь от дыма, я выбралась на улицу, объятую пламенем и криками горожан. Отовсюду валили чёрные клубы пожара и бежали люди.

— Генри?! Где ты?!

Я принялась откидывать обломки камней и досок, пытаясь добраться до паладина. Даже думать не хотела, что он мог погибнуть. Без него мой мир сузится до предела. Я попросту не смогу жить! Всего одна ночь, но я полюбила Генри всем сердцем.

— Генри, милый, ты слышишь? Где ты?!

В расщелине между каменной плитой и, кажется, бывшей столешницей я увидела окровавленную руку паладина.

Он не двигался.

Дух во мне встрепенулся с новой силой. Я как-то смогла откатить большой камень и увидела лицо Генри. Застывшее, испачканное сажей и бесчувственное.

— Милый, только не умирай! — взмолилась я, положив руки ему на грудь. — Пресветлая, прошу помоги!

Под пальцами раздалось слабое биение сердца.

“Ты жив! Я вытащу тебя, Генри! Спасу!”

— Эй, ты там, воровка, отойди! — рявкнул громкий голос. — Грабишь раненого господина?!

Лязгнула сталь.

Я вздрогнула от испуга и обернулась. Надо мной высились рыцари паладина. Представляю, кого они видели: лохматая девица в саже и мужском халате, из которого то и дело открывалась грудь, копошится над полуголым окровавленным паладином.

— Генри ранен, помогите вытащить! — крикнула я.

— А ну, уйди с дороги! — прогрохотал железный рыцарь, схватил меня за локоть и толкнул на руины.

“Ай, как больно!”

Я развалилась на острых обломках, поцарапала ногу и локоть.

Рыцари столпились вокруг Генри, совсем закрыв его от меня. Я лежала на земле, и слёзы лились из глаз. После нападения дракона, после обрушения балкона и попытки вытащить Генри, наконец пришло осознание произошедшего.

Всё случившееся было длинным кошмаром!

Тело забилось дрожью от преизбытка страха и от опустошения. Огонь, который вырвался из моих рук лишил меня сил. Генри был прав, стоило побольше поесть.

— А ну, беги отсюда, пока не дали! — рявкнул ещё один из подошедших соратников Генри.

— О, кто это тут у нас?! — Надо мной выросла высокая, закованная в доспехи фигура рыцаря с белой бородой.

Рэндеваль!

Я поднялась на ноги и запахнула халат туго, насколько это было возможно. Дядя Генриха вызывал во мне животный необъяснимый страх, но показывать его не стоило. Особенно сейчас, когда я в таком беззащитном положении.

— Сэр, — ответила я, стараясь вести себя, как можно спокойнее.

— Леди Триса, ведь, верно? — он хищно рассматривал мой наряд, мою грудь в глубоком разрезе мужского халата.

— Вы верно запомнили, сэр Рэндеваль, — сказала я. — Там сэр Генри, он упал со второго этажа вместе с рухнувшим балконом!

Я бросала нетерпеливые взгляды на рыцарей, пытавшихся достать паладина.

— Так это с вами Генрих… хм… веселился всю ночь?

В голосе Рэндеваля звучала досада и ревность.

— Лечился, сэр, — сглотнула я.

Рыцарь прищурился.

— И как? Вылечили?

Что-то подсказывало, что Рэндевалю не стоит открывать всей правды. Не стоит открывать вообще ничего.

— Немножко, — прошептала я, опустив глаза.

Пусть думает, что я покорная и слабая.

— Что же вы не бережёте себя, лезете под обломки, раните хрупкие пальчики? — оценивающе посмотрел на меня Рэндеваль. — Что это на них, следы пламени?

26

Я опустила взгляд на руки и только теперь заметила, что ногти были стёрты в кровь от попыток вызволить Генриха, пальцы почернели от грязи, копоти и, возможно, огня, которым я отбивалась от дракона.

— Я лишь хотела его вытащить…

— Что же, Генрих так сильно вас… хм… отлюбил? Что вы столь волнуетесь за него, а, леди Триса?!

Рэндеваль надвинулся на меня огромной глыбой.

Как пошло и унизительно он говорил со мной! Ладони закололо от жара. Похоже, я не до конца иссушила хранилище, когда выплеснула огонь на дракона. Что-то ещё оставалось и готово было вырваться. Я сглотнула, проталкивая комок в горле. Нужно сдержаться, не стоит грубить сэру рыцарю. Если он узнает про про магию, тогда меня повезут на Суд!

— Просто… Паладин мне не заплатил, — дрожащим голосом выдавила я.

Рэндеваль чуть заметно улыбнулся и приблизился вплотную. От него исходил липкий парализующий холод. Пламя внутри схлопнулось. Я не могла пошевелиться. От страха я даже перестала дышать.

Ведь он сейчас схватит меня! И что он со мной сделает одному Салаиру известно!

Я не знала, как спастись, но тут раздались крики.

— Под голову возьми! А ты — за ноги!

Генриха наконец достали из-под обломков и понесли в дом. Рэндеваль обернулся, я улучила момент и вырвалась из его плена.

Я могла убежать и скрыться в беспорядочно кружащей вокруг толпе, но не могла оставить Генри и бросилась за вереницей рыцарей к дому Хакона, куда его понесли.

Один из рыцарей отделился от толпы, преградил мне путь и сунул в руку пару монет.

— На, шлюха, иди прочь! — буркнул он.

Лицо рыцаря покрывала грязь и кровь, подбородок обрамляла небольшая рыжеватая борода, а по скуле и брови тянулся давний шрам. Несмотря на истерзанное лицо, рыцарь показался довольно молодым. Моложе Генри.

Рэндеваль догнал нас, положил руку на плечо воина и поглядел вслед удаляющейся толпе.

— Самуэль, Генрих жив?! — по голосу Рэндеваля казалось, что он удивлён и раздосадован. Разочарован!

Неужели сэр Самуэль не слышит этих интонаций?!

— Наставник весь переломан, без сознания, но дышит. Пока… Да Хранит Арнос его Свет! — глухо отозвался молодой рыцарь и повернулся ко мне: — Уходи, сказал! Заплатил тебе, чего ты ещё ждёшь? А ну, убирайся!

К горлу подступила тошнота, глаза закололо от слёз. Очень хотелось бежать к Генри, но меня не пускали.

— Рыцари! Рыцари! — раздались крики бегущих мужчин. — Дракон рухнул за городом!

Горожане принялась размахивать руками, показывая, где чудовище:

— Там он, там! Ранен, но ещё пыхтит жаром! Полгорода разворотил, зараза!

— Отнесём наставника в руки лекарей и соберу людей, — проскрежетал Самуэль.

— Самуэль, ты иди, займись Генрихом, а я посмотрю на дракона! — прогрохотал Рэндеваль, опустив руку на эфес клинка. — Леди Триса, закончим разговор позже. А сейчас извините!

Рэндеваль спешно направился к лошадям, кивнув наёмникам, стоявшим неподалёку, двигаться за ним.

— Не одному же Генриху почивать на лаврах! — донесся до меня глухой рык Рэндеваля.

Вот оно что! Сердце не обманывало: Рэндеваль ревновал к славе племянника.

Ещё один из рыцарей приблизился и учтиво поклонился Самуэлю:

— Сэр, к сэру Генриху уже направился Хакон и его личный лекарь. Мы не поспешим к дракону? — проговорил он, нетерпеливо глядя вслед Рэндевалю.

— Если наставник так сильно его ранил, что дракон упал, то сэр Рэндеваль с ним справится и сам. Там достаточно работы только мечом. Для меня главное спасти сэра Генриха. Идём к нему!

Самуэль строго поглядел на меня на прощание и быстро зашагал прочь.

Я осталась одна среди руин. На мне был всего лишь халат, и только теперь я ощутила, как холод сотрясал моё тело. До жгучей боли. Но я мало чем выделялась от полураздетых людей, которые тушили пожары в своих домах и вытаскивали близких из-под разрушений. Все ещё спали, когда дракон напал на город. Раненых было много.

— Помогите, пожалуйста, — причитала совсем юная девушка, в одной ночной сорочке сидевшая над телом мужчины. Но никто не обращал на неё внимания, занятый своим собственным горем.

Я не смогла пройти мимо, потому что она так напомнила мне меня саму, когда я пыталась вытащить Генри из-под обвала.

— Что с ним? — спросила я, опустившись на колени рядом с мужчиной. Он был молод и худощав.

— Антуан вышел во двор проверить, что за грохот доносится с неба и на него упал кусок черепицы! — проскулила женщина. — Он не двигается, но ещё дышит! Помогите, пожалуйста!

На голове у мужчины была большая кровавая ссадина. Я потрогала шею и ощутила слабое сердцебиение.

— Давай приподнимем ему голову, — сказала я. — Остановим кровь.

Я оторвала кусок от полы халата и принялась обматывать голову юноше. А у самой потекли слёзы при мысли о Генри. Кто накладывает ему повязки? Кто слушает его сердце? Жив ли он ещё?!

Слёзы капали на ладони и на рану мужчине, пока я старалась перевязать ему голову.

— Ах, Антуан! — воскликнула девушка при виде того, как зашевелились ресницы мужа. — Ты жив!

— Лиса… — простонал молодой мужчина, открыв глаза, и направил на меня взгляд.

— Вы спасли мне жизнь, госпожа… Пресветлая уже распахнула мне объятия… Но потом сказала: ещё не время. И пришли вы…

— Вы спасли моего мужа! — воскликнула девушка, прижавшись к груди мужчины.

— Да перестаньте, я лишь рану перевязала.

Не знаю, что там привиделось ударенному по голове парню, но я, конечно, была очень рада, что сумела ему помочь.

Жаль, что не могла помочь себе. Уже встала, чтобы отправиться к Генри, но увидела решительно приближающихся стражников во главе с Фальконом.

Лицо начальника стражи было бледно, мундир запачкан кровью и копотью, полы мехового плаща разлетались в стороны от быстрых шагов.

Я испугалась, что они идут по мою душу. Схватят и посадят в темницу за использование магии в ожидании Праведного Суда. Плечи передёрнуло то ли от страха, то ли от холода — не знаю от чего больше. Я хлюпнула, втянув руки в рукава, и обняла себя за плечи.

27

Сердце ушло в пятки. Святилище в руинах?! Моя Идда, Грета с детьми, Альба! Они могут быть ранены, им требуется помощь! Я должна быть там!

Бросив напоследок взгляд на улицу, ведущую к дому Хакона, я побежала через площадь к родному святилищу. Оставлять Генри было так тяжело, но я знала, что с ним много верных людей, а с детьми Греты — никого.

Святилище стояло на окраине города, и ещё издали я увидела чёрный дым пожара. Огонь ещё не потушили, и языки пламени поднимались из-за каменной стены.

— Там дракон! Он — там! — услышала я возгласы из толпы.

Городская стена была частично снесена, словно от удара чего-то большого и мощного. Значит, вот где рухнул дракон! Вокруг ходили воины: я увидела несколько рыцарей из числа людей Генри.

Но дракон меня сейчас не волновал. Нужно было найти Идду.

Входя в перекосившиеся ворота святилища, искала глазами дом травницы и столкнулась с идущими навстречу с монахинями.

— Извините, — прошептала и подняла взгляд.

Дом горел, и на сердце у меня стало совсем черно. Вместе с домом полыхало и главное здание с молельным залом и библиотекой. Несколько стражей вместе с горожанами пытались потушить пожар и спасти хоть какие-то ценности.

Светлая Альба и ещё несколько старых монахинь стояли посреди двора с бледными и искажёнными болью лицами.

— Триса, помоги! — раздался голос.

Я обернулась и увидела Грету, машущую с крыльца монашеских келий.

Я побежала навстречу.

— Как дети? Идда?

— Живы. Все тут! Очень много раненых, если ты цела, помоги!

До вечера мы занимались ранеными. В святилище один за другим приходили люди, потерявшие кров. Монахини размещали их в кельях. Стало очень тесно и шумно, и у меня очень болела голова, пока я переходила от одного больного к другому. Дети у меня на руках переставали плакать, а терпящие сильную боль от ожогов говорили, что моё прикосновение облегчало их боль.

Я чувствовала истечение маны из меня. Она текла, словно кровь, от боли за Генри. Текла, согревала и исцеляла людей, находившихся рядом.

Что ж, мне было не жалко, и я заботилась и утешала каждого, кто нуждался. Сердце болело и не унималось ни на минуту: я ни на минуту не переставала думать о Генри. Как он там? Жив ли? Очень хотела пойти к нему, но пока всё ещё не могла. И только сдавливала подходившие слёзы.

Только когда наступила ночь, и люди, нашедшие укрытие в святилище, притихли, я смогла освободиться и вышла во двор, чтобы отправиться к Генри.

В морозном воздухе стоял тугой запах гари и дыма. Не веяло больше в нём северной свежестью и чистотой. Небо плотно затянули тучи. Скрылись звёзды и тени далёких горных вершин. Висела только плотная, холодная, серая мгла.

— Не спится тебе? — прошептал сдавленный старческий голос.

На скамье у входа сидела Альба. По тону я поняла, что она плакала, разглядывая в темноте тлеющие руины главного дома.

— Как ты, настоятельница? — прошептала я, присев с ней рядом и взяв за руку.

Ледяная.

— Сколько разрухи, — запричитала Альба. — Сколько горя… Не пощадила нас Пресветлая, не уберёг Арнос!

— Рыцари и паладины нас защитят… — попыталась утешить я.

— Сэр Рэндеваль убил чудовище, — вздохнула Альба. — Чтобы было бы с городом, если бы рыцари не пришли, не представляю!

— Рэндеваль убил?

— Да, ещё в обед. И тушу чудища уже перевезли в конюшни, выставили охрану. Продадут задорого. Вроде рыцари, но ушлые…

Я расстроилась, что Рэндеваль присвоил лавры победы над драконом. Генри и я смертельно ранили чудовище, а он лишь добил…

— Триса, я слышала, ты помогла людям, говорят в тебе целительный дар.

— Я… не знаю. Они больные и уставшие, любое облегчение могут принять за магию, — попыталась отвертеться я.

— Триса, я ведь не просто так настоятельница, во мне есть отголоски дара, и я чувствую его в тебе. Чувствовала, с момента, как ты появилась у нас. Сперва ты не могла ни ходить, ни говорить, но потом окрепла. И теперь в тебе окрепла твоя магия. Ты светлая женщина и должна служить во благо людям. Надень платье и платок, выглядишь неподобающе!

— Ты возвращаешь меня в послушницы?

— А что ещё с тобой делать?

— Спасибо, Светлая! Но мне сейчас надо идти, я вернусь…

Я отпустила Альбу и попыталась встать, но ноги не удержали, и я снова опустилась на скамью.

— И куда ты в ночь собралась?

— Хочу узнать, как паладин. Он был ранен.

— На другой конец города, одна, ночью?! По разрухе?! Ты еле стоишь, Триса. На что тебе сдался паладин?

— Хочу знать, жив ли…

— Жив. Я только что говорила со стражником, расспросила о новостях. Он сказал, что Даренфорсом заняты лучшие лекари. Не пускают никого, оперируют. Так что, Триса, ты ничего там не сделаешь. Оставь до утра, иди помолись и ложись спать.

Усталость всего пережитого глыбой обрушилась на плечи. На другой конец города я, видно и правда, уже не дойду. Сил совсем не осталось. Я была голодна: не ела ничего весь день. Тело ныло и ломило от изнурения. Перед глазами стелился туман, ноги уже не держали.

Пресветлая, прошу, дай Генри выбраться из лап смерти! Арнос, великий бог Света, дай Генри сил!

Ветер ударил в лицо и принёс биение силы, отголосок силы, запечатанной в хранилище Генри. Я почувствовала — он жив.

Тяжко вздохнула, и вместе с Альбой мы вернулись в кельи. Настоятельница ушла в комнату к монахиням, а меня подхватила Идда, посадила в уголок на скамью и протянула миску жидкой каши.

Дети Греты уже спали по двое на узких скамьях. На столе горела лампа, при свете которой подруги ужинали.

— Ну, что трахнул он тебя? — прыснул Грета. — Признавайся, сколько заплатил?

28

И тут я поняла, что деньги растеряла. Выронила, пока бежала за рыцарями Генри.

— Я потеряла…

— Как?! — хмыкнула Грета. — Уж там было больше золотого, наверняка!

Грета ревновала. Вот и вся причина её злости на меня. Она завидовала и хотела сама быть на моём месте.

— Паладин не успел мне заплатить, — обрадовала её я. — Напал дракон... Один из его рыцарей бросил мне пару медяков.

— Ну, может, ещё заплатит? — сказала Идда, накрывая меня одеялом и обнимая за плечи.

Я сжала зубы и промолчала. Очень хотелось, чтобы Генри выжил. Но не из-за денег. И не из-за того, что он обещал мне защиту и обеспечение. Хотя и это очень грело сердце. Просто… он был таким светлым и сильным. Он был Светом, который озарил мою жизнь, и без него она станет черна, как самая чёрная ночь.

Совсем не заметила, как уснула.

— Триса, вставай, — разбудила наутро Идда.

В глаза ударил яркий свет из щели маленького окошка. Тёплые лучи легли на лицо, и я почувствовала их благодатное тепло. Сродни тому, что дарил мне Генри.

Генри… Жив ли ты?

Я попыталась ощутить в воздухе колебание силы, но ничего не получалось.

Проглотив ком в горле, я твёрдо решила идти к дому Хакона, чтобы увидеться с паладином.

— Триса, сбегай за кашей, — попросила Идда, накрывая плечи плащом. — Я ухожу к больным, а Грета с малышами. Там во дворе наладили кухоньку, будь добра.

Я села на постели и поглядела на Грету, менявшую младенцам пелёнки. Рик увидел, что я проснулась, подошёл ко мне и полез на колени. Грета обернулась, нахмурилась, но не одёрнула сына.

— Ты вернулась, Тлиса! — улыбнулся мальчик.

Я обняла его и вдохнула медовый аромат макушки. Может, зря я вчера пользовалась мазью? Может, понесла бы, и была бы теперь не одна, и у Генри было бы продолжение… Ну, и что, что было бы тяжело, жила бы, как Грета, помогали бы друг другу. А теперь паладин тяжело ранен, и неизвестно встанет ли.

— Тебе больно, Тлиса? Почему ты плачешь? — пролепетал малыш.

— Нет-нет, всё хорошо. Пойдём за кашей, Рик, поможешь? — я бросила вопрошающий взгляд на Грету, и та кивнула.

— Да! — воссиял Рик.

Принесу детям кашу и побегу к Генри!

Мы размещались в монашеских кельях, и в каждой комнатке стоял сундук с одеждой. Я достала серое платье, надела платок и накинула шерстяной плащ. Натянув на Рика шапочку, взяла мальчика за руку, и мы пошли во двор.

Было людно и шумно. Толпа мужчин разбирали завал главного дома. В стороне, у каменной стены святилища монахини возились над котлами и раздавали нуждающимся миски с кашей.

Мы с Риком пристроились в очередь. Я поправила на нём шапочку и прикрыла полой своего плаща, защищая от ветра.

— Хакон всё же молодец, — донеслись разговоры горожан, стоявших со мной в очереди. — Подвёз крупы и зерна, обеспечил нуждающихся едой. Обещал и дома восстановить. Вон святилищем уже занялись!

Я направила взгляд на мужчин, разбирающих пожарище, оставшееся на месте главного дома, и крепче прижала к себе Рика.

Когда подошла наша очередь за кашей, перед нами вклинился высокий мужчина в одежде, измазанной сажей пожарища.

— С зари на ногах, пропусти, крошка, — буркнул он, загребая миску широкой ручищей.

Ну, ладно, мне не жалко. Пусть работяга, разгребающий завалы, подкрепится.

Взяв горячую миску, он отошёл в сторону, и взгляд его тёмных глаз скользнул по моему лицу и ребёнку, прижавшемуся к моим коленям.

— А, это ты, умница моя?

Проклятье! Да это же Расс! Тот наёмник, который отказался идти на паладина и которого друзья решили убить!

— Я думала, ты уехал, — прошептала я, протягивая монахине миску.

— Помнишь меня, я польщён!

Я взяла миску и подала вторую.

— Я уехал, — сказал наёмник.

Я взяла вторую миску и подала третью.

— Давай помогу, — предложил Расс и взял у меня миску.

— Спасибо, — поблагодарила я, освободив руку.

Взяла последнюю миску у монахинь и двинулась к кельям. Расс пошёл за мной.

— Я услышал, что случилось с городом, и вернулся. Вчера вечером, — продолжил он. — Честно: возвращался грабить, но увидел, что тут творится с людьми и принялся помогать. Тем более Хакон обещал заплатить. Как ты?

— Я? Да ничего.

— Я ведь не спросил твоего имени. Как тебя зовут, красавица?

— Триса.

— Ты спасла мне жизнь, Триса, я не забуду.

Мы остановились у крыльца кельи, Расс поставил миски на скамью вместе со своей. Рик тут же схватился за ложку, которая лежала в миске Расса, и принялся есть.

— Да, берите. Я ещё схожу, — кивнул наёмник, улыбнувшись мальчику. — И много у тебя детей?

Расс прищурился и почесал бороду.

— Много, — ответила я. — Тут все дети наши, и мы заботимся о них.

— Странно…

Расс щурил тёмные глаза, разглядывая моё лицо, и загадочно улыбался.

— Что?

— Ты напомнила мне одного человека.

Сердце встрепенулось. Кого я могла напомнить наёмнику? Может, он знал меня прежде или знал моих близких?

— Кого? — вскинула я брови.

— Чистую, добрую принцессу Беатрис. Она помогала всем, как ты. Я встречал её однажды в Пойтинг-Байте после битвы. Она мне, раненому, лежавшему в лихорадке, подала воды. И я исцелился на следующий день.

— Чудеса случаются, — пролепетала я, разочарованная ответом наёмника. Я надеялась, что он откроет хоть какую-то тайну прошлого, но я снова слышала легенды, о которых читала в библиотеке.

— Это была великая женщина, и всё королевство до сих пор по ней скорбит, — вздохнул Расс.

— Как она умерла?

— Утонула во время шторма. Тела не нашли.

— Может, она выжила, но потерялась?

Мне так хотелось, чтобы чистая и добрая принцесса не умирала, хотелось, чтобы осталась надежда.

— Нет, — отмахнулся Расс. — Её муж, герцог Даренфорс, имел с ней духовную связь через их источники-хранилища. Он ощутил, что Свет Беатрис погас. И тогда искать перестали.

29

— Расс, ты работать пришёл или что?! — крикнул один из мужчин, разбирающих завалы.

— Ладно, красавица, я пошёл, — улыбнулся наёмник. — Увидимся!

Парень чмокнул в щёку и убежал.

— Эй, что ты себе позволяешь?! — выкрикнула я вслед.

Расс не обернулся. На щеке остался гореть горячий след чужих губ.

— Он сделал тебе больно, Тлиса? — вскинул голову Рик, удивлённый моим криком.

Я и сама себе удивилась. Так требовательно и уверенно звучал мой голос: я и забыла, что так умею.

— Нет, всё нормально, малыш. Пошли в дом.

Отворив дверь и придерживая её бедром, я пропустила Рика с кашей в руках и вошла сама, внеся миски.

Поставила на стол и вновь прижалась к двери.

— Я в город, — сказала я. — Вернусь, как смогу. Спасибо за приют, Грета.

— Не за что, — подруга подняла голову от детей. — Ты там это… Береги себя.

— Спасибо.

Я отправилась к Генри, наблюдая по пути разруху, которую принёс дракон городу. Само собой вспоминались моменты борьбы с чудовищем. То, с каким трудом Генри удерживал дракона магией и то, как из моих рук вырвалось пламя. Я сильно ранила дракона, и он долетел до окраины города и рухнул. Магия огня очень могущественна и опасна, и я всё ещё не могу совладать с собой во время опасности.

Я должна молчать, иначе окажусь перед магистром на суде и погибну!

У дома наместника Хакона стояла охрана из королевских рыцарей: людей Генри.

Так… Что же им сказать? Что я пришла проведать любовника? Посмеются! У меня нет никакого права попасть в дом…

Но я должна!

Я поправила платье, платок и плащ и поднялась на крыльцо.

— Чего тебе, служительница? — оглядел меня хмурым взглядом молодой рыцарь. Теперь он был умыт и побрит, но я всё равно узнала его — это был сэр Самуэль, который дал мне деньги.

А Самуэль меня, слава Пресветлой, не узнал, иначе сразу бы прогнал.

— Я пришла к паладину, чтобы помолиться за него Пресветлой Деве, — сказала я. — Могу пройти к нему?

Самуэль смерил меня хмурым взглядом из-под кустистых бровей и пропустил.

— Эльса, проводи монахиню к сэру Генриху! — окликнул он служанку. — Ему сейчас любая молитва нужна.

Рыцарь утробно рыкнул, будто смахивая скупую слезу.

Я перешагнула порог. Грудь сжало, колени затряслись, руки похолодели.

Генри! Неужели я сейчас увижу тебя!

Он должно быть сильно ранен. Нужно крепиться, быть сильной. Не расплакаться…

Непослушными ногами сделала ещё шаг, мне навстречу вышла пожилая женщина с сединой под белым платочком.

— Идём, Светлая, — кивнула она, принимая у меня с плеч плащ.

Я задрожала всем телом, поглядев в сторону гостевого зала. Дом Хакона очень походил на “Свет Вейгарда”, и я инстинктивно хотела повторить путь, каким паладин вёл меня на ужин.

— Нам наверх. Это сюда, — сказала Эльса.

Женщина отворила дверь в небольшую, погруженную в полумрак спальню, и я увидела на постели Генри, накрытого тяжёлым покрывалом. Его голова и грудь были обмотаны окровавленными повязками. Бледное лицо выделялось на тёмном фоне комнаты. Заросшее бородой, спокойное и неподвижное. Глаза закрыты, губы сомкнуты. Эти губы, что требовательно и жадно целовали меня.

Ах, Генри! Мне никогда не забыть тебя!

Голова закружилась, я схватилась за стену, чтобы не упасть.

— Не буду мешать, — тихо сказала Эльса за спиной, и я услышала её удаляющиеся шаги.

Как только звуки стихли, бросилась к постели паладина и сжала холодную ладонь.

Арнос великий! В Генри почти не было жизни! Искра Света еле тлела в нём. Как же вовремя я пришла! Ещё немного, и не застала бы живым!

Горячие слёзы лились на его ладонь, которую я не могла перестать целовать. Прошло много времени, прежде чем, я сумела успокоиться.

Я сделала глубокий вдох.

Те люди в святилище… Они говорили, что моя мана помогала им исцеляться. Генри… Ох, Пресветлая Дева, помоги же ему!

Я положила ладони на повязки и сосредоточилась. Сердце переполнялось любовью к человеку, у постели которого я сидела на коленях. Всё произошло легко. Свет отделился от меня и потёк по руками, по ладоням, к Генри. Свободно и ровно. Паладин напитывался, словно иссушённая земля.

— Тебе нужна сила, прими её, — прошептала я.

30

Генри издал глухой стон. Глаза под веками шевельнулись.

— Ну же, мой милый, просыпайся, я так хочу поглядеть на тебя!

Я улыбалась сквозь слёзы, теша себя надеждой, что всё непременно будет хорошо! Я хотела верить.

Ну же, Генри, ну же! Я знаю, как нужна тебе, я чувствую!

Мне казалось, паладин вот-вот откроет глаза и улыбнётся приветливой светлой улыбкой. В глазах вновь засияют пламенные искорки. Только погреется ещё немного моим теплом. Ещё чуть-чуть — и вернётся! Обязательно вернётся!

Меня слегка затошнило, потемнело в глазах. Стало холодно, но я не переставала подпитывать Генри.

— Кого ты пустил сюда, сэр Самуэль?! — донесся из коридора раздосадованный голос.

Я узнала его… Рэндеваль!

— Служительницу, сэр! Генрих при смерти, ему нужен хоть кто-то рядом! — рявкнул Самуэль.

Мужчины громко спорили за дверью, я успела отскочить от Генри перед тем, как двери раскрылись. На пороге показались рыцари: седой Рэндеваль с искажённым злобой лицом и молодой медноволосый рыцарь Самуэль.

— Леди Триса! — развёл руками Рэндеваль, будто приглашая в объятия. — Судьба вновь и вновь сводит нас!

— Сэр Рэндеваль, — хрипло ответила я, подняв повыше подбородок. — И сэр Самуэль, — второму я кивнула глазами.

Он, хоть и явно не взлюбил меня ещё при первой встрече, казался добропорядочным рыцарем.

— Это что, та девушка?! — нахмурил тяжёлые брови Самуэль.

Уже девушка, а не шлюха? Спасибо.

— Сэр, позвольте заметить, вы совсем не разбираетесь в женщинах, не узнали? — хитро улыбнулся Рэндеваль. — Да, это та девушка, что провела ночь с Генрихом.

— Триса, так? — Самуэль вышел вперёд, держа большие пальцы заткнутыми за пояс.

Рыцарь не переставал хмурится, будто боялся открыто поглядеть мне в глаза.

Стесняется шлюх?

— Так, — сглотнула я.

— Я был взвинчен тогда и не осознавал, что сэр Генрих в таком состоянии.

— В каком? — Я на всякий случай решила уточнить, хотя и сама знала, что пришла чуть ли не в последнюю минуту.

— Лекари говорят, он скоро покинет нас.

Сердце больно укололо. Я осмелилась сесть на краешек постели Генриха, чтобы не упасть.

— Самуэль, не надо! Мы же обсудили! — Рэндеваль хотел удержать молодого рыцаря за локоть, но тот вырвал руку.

— Обсудили, но не пришли к согласию, а тут девушка, видите, сама явилась! Вам, конечно, сэр, не хочется делить наследство с бастардом Генриха, но закон есть закон! — выпалил Самуэль. — И я как родственник герцога Даренфорса, пусть и не кровный, а всего лишь по бывшей супруге, беру эту девушку под защиту!

— Что? Почему? — сглотнула я. — О чём вы?!

— Пф! Сэр Самуэль, извольте, я не могу это слышать! Я не приму её ребёнка! — фыркнул Рэндеваль и громко зашагал прочь из комнаты.

— Не примите, но король примет.

— О чём вы и как это касается меня?! — подняла я встревоженный взгляд на рыцаря.

— А так касается, что вы могли понести после ночи с наставником. Сэр Генрих ведь… спал с вами? — Самуэль приподнял брови, и я, наконец, увидела его светло-голубые глаза.

— Спал… — тихо ответила я, чувствуя, как краска приливает к щекам.

— Тогда я предлагаю вам защиту, пока не станет ясно понесли вы или нет. У герцога Даренфорса нет наследников, и по Закону угасающего рода, я должен проявить заботу о его женщине, если есть хоть небольшая надежда на детей.

Я знала, что надежды никакой на беременность нет, но Самуэль так ловко прогнал от меня Рэндеваля, что его защиту я очень даже хотела бы принять.

Мне всё ещё было очень стыдно, и потому я хотела всё прояснить…

— А как же Рэндеваль? Он же дядя Генриха. Разве их род угасает?

— У Рэндеваля нет Огня! А у Генриха есть, а значит, может быть и у его сына.

И почему сразу сын? А если бы у Генри родилась дочь? Одарённая огнём? Как, например, я?... Ох, Пресветлая!… Я, наверное, дочь какого-нибудь паладина!

— Тьма разрастается, — проговорил Самуэль. — А паладинов остаётся всё меньше и меньше. Мы обязаны защищать страну. Потому я буду защищать тебя, вдруг ты носишь будущего паладина.

После откровения голубоглазый рыцарь потупил взгляд, отвернулся к двери. Он перешёл на ты, что, несомненно, означало большое доверие.

Я незаметно сжала руку Генри. Его пальцы отогрелись. Лицо порозовело. Я не могла нарадоваться, несмотря на нахлынувшую усталость.

Всё же вовремя рыцари прервали моё излияние… я чуть не отдала себя всю без остатка — и тогда погибла бы, и что было бы с Генри — неизвестно. Но теперь я смогу поесть, набраться сил и ещё раз поделиться новыми силами с Генри! Ему лучше! Как же я рада!

Есть… Очень хочется есть.

Живот предательски заурчал, я прижала его рукой.

— Останетесь ужинать? — покосился Самуэль.

31

Как бы не притягательно было остаться в доме рядом с Генри, от одной мысли о лжи, мне сделалось плохо. Ведь я не беременна.

— Ради ребёнка вам надо пообедать, — Самуэль направил взгляд на мой живот, который я всё ещё придерживала рукой.

— Ребёнка нет, сэр Самуэль, — сказала я.

Жалела ли я, что не беременна? Конечно, очень жалела. Но ребёнок не должен быть поводом, чтобы тебя получше устроили в жизни. Я хотела, чтобы мой ребёнок родился в мире, где правят истина и справедливость. Где у матери есть супруг, а сердце полно любви, а не тоски.

Проглотив ком в горле, тихонько поднялась и шагнула к порогу.

— Я пойду, меня ждут близкие. Но если позволите, я навещу Генри завтра, — оглянулась к мирно спящему паладину и вытерла набежавшую слезу.

Самуэль встряхнул руками и широким шагом преградил мне путь.

— Леди Триса, простите меня, — низким голосом сказал он. — Я сейчас увидел, что вы неравнодушны к наставнику и некорыстны. Я был не прав. Простите?

— Нечего прощать, — буркнула я, желая, чтобы рыцарь поскорее меня отпустил.

— Есть что… Я к вам отнёсся очень плохо. Недостойно. Видите ли, я ревновал.

— Ревновали? За то, что наставник уделил вам меньше времени, потратив его на меня? — усмехнулась я.

— Нет. Не поэтому. Наставник был женат на моей сестре, принцессе Беатрис. Он носит траур по ней, но решил его нарушить с вами.

— Он был болен, и это было необходимо. Вам не говорили?

— Я слышал. Но не верил, что всё настолько плохо. А теперь, когда вижу его в таком состоянии… — Самуэль порывисто вздохнул, переведя взгляд на паладина, брови рыцаря дрогнули. — …На смертном одре… Он ведь великий герой, понимаете, он победил семерых драконов, полчища тёмных магов…

Семь драконов! Вот уж Генри смеялся надо мной, когда я рассказывала ему о его первом драконе, о котором прочитала в библиотеке!

— А сейчас он лежит с переломанными рёбрами и пробитой грудиной, — проворчал Самуэль, — и ходит под себя! Я тронут, что вы пришли и плачете о нём. И я плачу вместе с вами.

Рыцарь часто заморгал, будто смахивая непозволительные слёзы. Я положила руку ему на плечо, разделяя боль.

— Всё будет хорошо, — прошептала я.

Самуэль поглядел на меня, задержав задумчивый взгляд на глаза, отвернулся, полез в поясную сумку и вложил мне в руку несколько серебряных монет.

— Возьмите для близких.

Я с ненавистью поглядела на монеты, но подумала об Идде, Грете, детях и множестве оставшихся без крыши над головой людей, которые нуждались в еде и тёплой одежде.

Я взяла деньги и сунула в карман передника.

— Я пойду, — прошептала я.

— Сперва обед, — настоял Самуэль и жестом пригласил в коридор.

Я снова не смогла отказаться. Мы вошли в просторный зал на первом этаже, где все уже собрались. Хозяин дома Хакон сидел во главе стола, рядом с ним были жена и, видимо, дочери. Увидела я и знакомые лица рыцарей. Рэндеваль тоже был тут. И ещё несколько мужчин, служащих у Хакона, один из который — личный лекарь.

Я видела его несколько раз прежде. Он бывал в святилище и осматривал меня, когда я ещё лежала и не могла разговаривать. Он сказал тогда, что я скоро погибну и не стоит тратить на меня силы, но я встала, и потому теперь я не очень ему доверяла.

— Леди Триса пообедает с нами, — сказал Самуэль, отодвигая мне стул.

— Конечно. Здравствуйте, леди Триса, — поприветствовал Хакон.

Наместник выглядел уставшим, волосы его были взлохмочены, под глазами темнели синяки.

— Давайте помолимся Арносу за здоровье сэра Генриха! — сказал он, подняв бокал с вином.

— Помолимся, — гулко отозвались рыцари.

Зазвенели приборы. Все молча принялись обедать. Настроение у всех было невесёлое.

Еда на столе изумительно вкусно пахла. На столе лежал душистый хлеб, сыр, ароматный, приправленный свежими травами бульон. Голод оказался сильнее всякого страха, я схватилась за ложку и приступила к трапезе.

— Самуэль, ты уже отправил посланца к королю сообщить о случившемся? — проговорил Рэндеваль, вытирая губы салфеткой.

— Ещё вчера, — кивнул Самуэль. — Тяжело сообщать о таком отцу…

— Зато теперь тебе открыта дорога! В стране осталось всего пять… ой, теперь только четверо, паладинов. Тебя обязательно назначат пятым. Пять воинов Света, чтобы сдержать Тьму. Именно столько нужно.

— Генрих ещё жив!

— Но ходит под себя. Его, как паладина, больше нет.

— Он был самым сильным… — проскрежетал Самуэль. — А я, что я? Я ещё даже испытание не прошёл. Наставник ещё многому меня не научил и не научит…

Самуэль отложил ложку, потеряв аппетит, и сплёл пальцы над столешницей.

— Да, сэр Генрих совершенно обречён, — проговорил лекарь.

За столом послышались тяжёлые вздохи рыцарей.

Как же вы ошибаетесь, господин лекарь! Если бы вы проведали сейчас Генри, то убедились бы, что ошибаетесь! Ему лучше. И я вылечу его, он обязательно встанет!

Радуясь мыслям, я оказалась единственная, кто продолжил трапезу. Но, несмотря на голод, кушать сделалось неловко, и я тоже отложила ложку.

— Я тоже вчера написал послание для герцогини Элизабет, матери Генриха, — могильным голосом произнёс Рэндеваль. — Сообщил, что вряд ли он придёт в сознание. Думаю, герцогиня Элизабет приедет попрощаться. И, наверняка, возьмёт с собой леди Либретту, его невесту.

Невесту?!

Сердце в груди будто поразило копьём.

А как же я?!

32

Невеста? Пресветлая Дева! Я жизнь готова отдать за Генри, а у него есть невеста, видите ли!

— Невеста? — Хакон тоже удивился. — А как же известный всем десятилетний траур? Всего-то прошло года три?

— Король Орвин потребовал десяти лет траура, верно, — кивнул Рэндеваль. — Но леди Элизабет Даренфорс уже нашла невесту сыну, юную чистую девочку, сироту из старого знатного рода Гройсов.

— Грон Гройс был Первым паладином до Генриха и его наставником, — вставил один из рыцарей с густой тёмной бородой.

— Именно, Брайан, — кивнул Рэндеваль. — Тёмные убили Грона и погубили почти весь его род. Выжила лишь его маленькая внучка Либретта. Леди Элизабет приютила её в Ревоше и воспитывает лет с пяти. Сейчас девочке двенадцать, а через семь лет будет самое кровь с молоком! Свезло бы Генриху на старость лет! Благонадежная, знатная и воспитанная в правильных традициях жена.

— Но всё же ей никогда не сравниться с принцессой Беатрис, — распрямил плечи Самуэль.

— С Беатрис никому не сравниться, — понизил голос Рэндеваль, многозначительно хмыкнув.

Как околдованная, я слушала о невесте Генри и его бывшей жене, и на теле дыбом вставали волоски. Мышцы свело судорогой от напряжения, проглоченная еда подступила к горлу.

Нет!

Решительно нет, я не готова это терпеть! Я опустила руки на колени и приготовилась встать.

Выдохнула.

Встала.

— Куда вы? — поднялся вслед за мной Самуэль.

— Спасибо за обед. Мне пора.

Я двинулась к дверям. Самуэль догнал.

— Как вы? Вам плохо? Выглядите бледной.

— Всё нормально, — сказала я, надевая плащ.

— Ну, стойте же, а то упадёте! — проворчал рыцарь, беря меня под локоть.

— Пустите! Я сказала вам, никакого ребёнка у меня нет!

Я вырвалась и выбежала на крыльцо.

— Триса, стойте! — выскочил за мной Самуэль. — Дайте, я хоть найду вам извозчика, подождите. Куда вам?

— В святилище…

Самуэль вышел со мной во двор и попросил одного из извозчиков Хакона отвезти меня. У Хакона в распоряжении имелось несколько экипажей для него, его жены и дочерей. Он просил рыцарей чувствовать себя, как дома, и вот Самуэль, кажется чувствовал.

Но, хочу сказать, навязчивая забота широкоплечего медноволосого великана меня не утомляла. Я нуждалась в ней, особенно сейчас, когда еле стояла на ногах. Очень хотелось прислониться к Самуэлю, пока ждали на зябком ветру готовности повозки. Но боялась — неправильно поймёт. А ещё перед Генри будет неловко за то, что я приваливаюсь к чужим мужчинам…

Так, подожди, у паладина невеста, а тебе неудобно? Что за глупости?!

Я тряхнула головой, прогоняя навязчивые мысли, Самуэль встрепенулся, раскрыл руки, будто ловил, чтобы не упала.

— Плохо вам?

— Всё хорошо, — выставила вперёд ладони, давая понять, что всё в порядке, ловить не надо.

Загляделась на длинные крепкие ладони рыцаря. Ведь он, наверняка, тоже умеет иссякать огонь? Интересно, не почувствует ли он моё хранилище, не сдаст ли меня магистрам?

— А вы тоже маг огня, как Генрих? — спросила я.

— О, мне далеко до наставника, он смертельно ранил огнём дракона! А я пока самое большое, могу поджечь факел. Но надеюсь, когда-нибудь я пройду все испытания и стану паладином, — улыбнулся Самуэль, открыто поглядев на меня из-под густых бровей.

— Вам нужно пройти испытание? В чём оно заключается?

— Вы так любопытны, леди. Вы не знаете?

— Тут на севере вообще мало кто что знает, а в библиотеку пускают только монахинь, — вздохнула я, поёжившись под тонким плащом. — Да и библиотеки уже нет, знаете ли…

— Да, очень жаль, что дракон разрушил полгорода…

— Ну, так, сложное испытание, Самуэль?

— Испытание… — пожал плечами рыцарь. — Убить дракона, научиться держать щит против Праведного огня и… завести ученика. Как думаете, сложное это испытание, а, леди Триса?

— Держать щит против Праведного огня? А этому можно научиться? Вы уже умеете?

Мои глаза загорелись, и мысли понеслись вперёд. Если Самуэль учится защите от Праведного огня, то почему я не могу?!

Рыцарь подозрительно покосился на меня.

— Вы чересчур любопытны, леди.

Я не успела додумать мысли, ноги сами подкосились от слабости. Самуэль поддержал под руки.

— Леди Триса! Что с вами?!

— Устала немного, — я постаралась выпрямиться и избежать чужих прикосновений. Самуэль убрал руки.

— Оставайтесь, — утробно прошептал он. — Я настаиваю.

Слова рыцаря не вызывали страха, как если бы это говорил Рэндеваль. Наоборот, очень хотелось поддаться. Но…

— Нет.

— Триса, если уйдёте, то предложение останется в прошлом.

— Вот как? — я безразлично поглядела на хмурое небо.

Собрались тучи. Скоро начнётся снегопад.

— Если уйдёте, а потом вернётесь, то никто не гарантирует, что не принесёте ребёнка от другого мужчины. Так что извольте.

А это заявление уже обижало.

— Ну, что ж… — вздохнула я, одарив рыцаря строгим взглядом. — Обойдусь!

Извозчик подал экипаж, Самуэль открыл дверку и придержал меня под локоть.

— А ну, не трогайте меня! — выпалила я, забираясь в повозку и не позволяя рыцарю меня подсадить. — Навещу сэра Генриха завтра и не смейте мне запретить!

Отдав последние силы, прижалась головой к спинке сиденья и закрыла глаза.

Как я устала…

33

Колёса заскрипели при движении. Повозка затряслась на неровностях дороги. Запах гари ещё не выветрился с улиц.

Я не хотела открывать глаз. Нутро обжигало от мыслей о юной невесте Генри. Какая я глупая, что прибежала к его постели, плакала, отдала свои силы — и теперь едва могу ходить. А у него невеста!

Но разве я могла не прийти и не помочь?

Даже если он будет с другой женщиной, я не могла поступить иначе.

Пресветлая Дева, не оставь Генри! Великий Арнос, не отнимай его огня! Пусть Генри будет жив… и счастлив…

Слёзы горячими струями бежали по щекам, и мороз неистово съедал влагу, царапая зубами обветренную кожу. Извозчик обернулся, услышав всхлипы.

— Рыцари тебя обидели, что ль? — по-отечески пробормотал он.

— Нет…

— А чего ревёшь, госпожа? Триса, так?

— Ага. Из-за Генриха… — простонала я, не удержавшись.

Заплакала в голос. Сил держаться не было.

— А меня зовут Бертран… — процедил мужчина. — Ну, успокойся! Паладин хороший человек, великий воин! Все сейчас за него молятся! Я и сам молюсь. Знаешь, что я тебе скажу, девочка, если человек не погиб сразу, то обязательно выживет!

— Правда? — отёрла я слёзы.

— Я много воевал прежде и много видел, — бросил взгляд через плечо мужчина.

Я заметила на его лице следы давних ожогов, на шрамах от которых не росла борода.

— Я воевал вместе с сэром Генрихом во Вторую войну с тёмными, — гордо улыбнулся он. — Видел, как он сжигал полчища тварей бездны и тёмных магов, я видел его битву с драконом под Туей. Огонь сэра Генриха неиссякаем, он самый сильный паладин из когда-либо живущих! Потеря жены, конечно, подкосила его, но он не сдастся так просто. Он выживет, будем молиться вместе, госпожа.

— Он любил свою жену?

— Любил, конечно, да как любил! Разве не знаешь? Ах, я забыл, ведь Вейгард так далеко на севере, что жители почти ничего не ведают о жизни остальной страны. Но и в этом есть свои достоинства — тёмные досюда не добирались… До недавних пор.

— А ты не местный, Бертран?

— Не, я южанин, ушёл в отставку и перевёз сюда семью лет пять назад, искал тихой жизни. Но вот и она закончилась, тихая жизнь, эх…

Мы подъехали к площади, и извозчик проследил взглядом за обгорелыми стенами домов, проплывающих мимо. Несмотря на разруху, рынок снова развернул прилавки. Люди сейчас больше, чем прежде, нуждались в еде и одежде.

— Бертран, останови тут, пожалуйста!

— Сэр Самуэль велел везти в святилище, что я ему скажу? — извозчик снова повернулся и вопросительно поглядел.

— Ну, ты останови, я схожу на рынок, а потом в святилище отвезёшь, — мило улыбнулась.

— Ладно, госпожа Триса. Я с тобой схожу, бледная ты, как смерть.

У меня в кармане звенели три серебряные монеты. Сэр Самуэль не поскупился дать денег любовнице наставника.

— Мы купим муки, мяса и молока для святилища, — сказала я слабым голосом, перебирая холодными пальцами монеты. — И шерстяных плащей, на сколько останется денег.

Голова кружилась, перед глазами стелился туман. Ноги еле шли по улице в заледеневших башмачках, и при каждом шаге в голову отдавался болезненный удар.

— Посиди лучше в повозке? — с сочувствием поглядел на меня Бертран. — Я всё сам куплю. Не бойся, женщину, которая плачет по воину Света, обмануть не посмею.

— Спасибо, — сдавленно проговорила я и протянула Бертрану деньги, заползая назад в повозку.

Вскоре извозчик вернулся с двумя мальчиками. Они несли тёплые плащи и куль, должно быть, с замороженным мясом. А Бертран тащил мешок муки на спине, и набитая чем-то сумка болталась под локтем.

Всё погрузили в повозку, и я села на мешок, потому что места больше не было. Донёсся аромат свежего хлеба, который я с наслаждением вдохнула. Он развеял тугой запах пожарища и даровал надежду на скорое обретение уюта.

— Я там вам ещё сыра купил у Миры. Очень люблю у неё брать сыр, самый лучший в Вейгарде.

— Спасибо, господин Бертран. Вы очень помогли мне.

— Не за что, девочка.

Уже темнело. Мы въехали в перекосившиеся ворота святилища. Руины главного дома были почти разобраны, и двор выглядел необычно пусто. У каменной стены святилища горели костры, монахини раздавали ужин столпившимся вокруг людям. Светлая Альба наблюдала за порядком, стоя посреди двора в меховом плаще.

Увидев меня, она сразу двинулась навстречу.

34

— Останови тут, Бертран. Разгрузим, и поедешь назад, — слабым голосом сказала я.

— Триса, что это? Откуда?! — изумилась настоятельница, глядя на еду и вещи.

Тут же подбежали мужчины, среди которых я узнала Расса.

— В самом деле, откуда это всё, Триса? — с подозрением произнёс он.

Сказать правду, что купила вещи на деньги, данные мне в добавку за ночь с паладином? Самой перед собой от этих мыслей сделалось стыдно и противно. Но мешок муки в рот не смотрит, а времена нынче тяжёлые. Лучше молча продолжать разгружать.

— Пожертвование от королевских рыцарей, — спас Бертран. — Для нуждающихся.

Я одарила извозчика благодарным взглядом.

— Ну, всё, я поехал! Спасибо, леди Триса!

— Вам спасибо, Бертран, — кивнула я и помахала рукой.

— Так, несите это в кельи, — кивнула на вещи Альба. — А еду на склад. Что это тут, мясо? Мясо — на кухню.

Альба пошла вместе с мужчинами, оставляя меня с Рассом наедине. Его смуглое лицо растянулось в приветливой улыбке, тёмный взгляд ласково блуждал по моему лицу.

— Я узнал, что, оказывается, это малыш утром — не твой сын. И вообще все дети, которыми ты прикрываешься — не твои.

— Я забочусь о них, — пожала плечами. — Что значит, не мои?

Расс улыбнулся во всё лицо, показав белоснежные крепкие зубы, и бросил взгляд на мужчин, несущих привезённые вещи в кельи.

— Вижу, ты обо всех заботишься, — кивнул он. — Но о тебе позаботиться некому.

Наёмник поправил выпавший из-под платка локон. Я вздрогнула от его прикосновения.

— Пойдём, накормлю тебя, Трис! — Расс схватил меня за руку и повёл к скамье у костра.

Мужская ладонь обняла за талию. Неприлично и непозволительно. Но уже было довольно темно, чтобы кто-то увидел. А я слишком устала, чтобы сопротивляться. Поддалась.

Расс подвинул мужчин и посадил меня на скамью. Протянул миску с жидкой похлёбкой. Жижа выглядела мало аппетитно, особенно после стола у Хакона, но за эту миску я приняла с большой благодарностью и принялась кушать. Нужно восстановить силы, они мне ещё понадобятся.

Идда протиснулась ко мне и села рядом.

— Ну, как ты, малышка моя? — травница погладила по плечу и поправила платок.

Своих детей у Идды никогда не было, и она обращалась со мной, как с малышкой. Я была для неё, словно ребёнком, она выходила меня, и лишь благодаря ей, я сейчас сижу здесь со всеми и наслаждаюсь теплом костра, миской похлёбки и близостью друзей.

— Всё хорошо, — улыбнулась я подруге.

— Последние дни я была так занята, столько раненых! Готовила лекарства и никак не могла с тобой поговорить. Как ты пережила ту ночь?...

Расс сидел напротив нас на пне и досадливо опустил глаза, когда Идда упомянула “ту” ночь. Ему и про это уже всё рассказали.

Снова стало стыдно. Хотя почему мне должно быть стыдно? Я никому ничего не должна. Ни Рассу, ни Генриху.

Закинув ногу на ногу, я выпрямила спину и уставилась на пламя костра, пожирающего головёшки. Мысли заполнил Генри. Я явственно вспомнила его руки на своём теле, влажное тепло губ и нетерпеливое дыхание. Аромат вербены, дурманящий разум. В груди всё затрепетало, к лицу прилила кровь.

— Ночь прошла… нормально, — сглотнула я, успокаивая стремительно забившееся сердце. — Генрих был обходителен и вежлив, полагаю, как любой “сэр”.

— Был у меня однажды рыцарь, — усмехнулась Идда. — И обходительным он не был! Он был горячим, как пламя!

— Рыцари! Рыцари! — прошипел Расс. — И что девушки в них находят?! В простых мужчинах больше пользы. И за нами не нужно тянуться к небесам. Вот они мы: рядом!

— И много от тебя пользы? — посетовала Идда. — Ни дома, ни семьи, скитаешься по свету и заботишься только о своей заднице.

— Ой-ой! — фыркнул Расс. — Если решу создать семью, то нуждаться она не будет, уж поверь!

Я подняла взгляд на Расса и увидела, что он пристально глядит на меня. Я поняла, что он говорит обо мне. Мне сделалось неловко от откровения, и я снова опустила взгляд.

— Ну, а что было потом? — толкнула меня в бок Идда.

— Ну, а потом прилетел дракон, — нехотя ответила я.

— Идда! — позвали травницу. — Где масло от ожогов, не могу найти?

— В столе, в ящичке! Ой, ладно, сейчас сама принесу… Иду!

Идда потрепала меня по плечу и отправилась в кельи.

Мы с Рассом долго сидели в молчании, слушая ленивое щебетание людей вокруг, треск костра и скрип снега, прихватываемого морозом.

— Поздно уже, пойду спать, — произнесла я.

— Я провожу, — Расс поднялся и подал руку.

Я чувствовала, что без помощи до постели смогу добраться разве что ползком, и приняла руку мужчины. Основательно опёрлась на неё и позволила снова обнять себя за талию.

От Расса пахло костром и сытостью. Тело его было горячим и надёжным. Я с удовольствием опиралась на его руку, не чувствуя за собой никакой вины.

У тебя есть невеста, Генри. А я… Я тебе не нужна.

Мы медленно пересекали тёмный двор в направлении к светящимся окнам келий, как вдруг Расс остановился.

— Что-то не так? — прошептала я, поглядев на наёмника.

Далёкие отсветы плясали на его заросших щетиной щеках, глаза казались тёмными и бездонными. Расс глубоко вздохнул, сжав мою руку.

— Трис, выходи за меня?

35

— Что? — Мои глаза округлились, и, наверное, я стала похожа на испуганного сыча.

Может, я плохо расслышала или не поняла? Разве можно так сходу о браке? Мы же едва знакомы!

— Выходи за меня замуж, Трис, — повторил Расс и развеял мои сомнения об услышанном.

Я облизала губы, приподняв бровь. Наёмник взял обе мои руки и приблизил лицо, озарённое улыбкой.

— Я влюбился в тебя с первого взгляда, когда ты сообщила о заговоре моих дружков. Ты спасла мне жизнь!

— Твои друзья всё ещё служат у рыцарей, я видела их с Рэндевалем. Будь осторожен.

— Приятно, что ты беспокоишься. Но всё в порядке. Я виделся со Свеном, их план с паладином не удался, и он снова предложил мне работу. Но я отказался. Хочу теперь мирной жизни.

Наёмник вытянул лицо и приподнял обе брови, откровенно на намекая, что говорит обо мне.

— Я впервые встретил такую женщину, с которой хотел бы провести остаток дней.

— Расс, нет… — я потёрла лоб и переступила с ноги на ногу. — Понимаю, ты благодарен, но это не повод для замужества!

— Дай договорить, я так долго искал слова! Ну, вот сбила.

— Долго — это минут десять? — улыбнулась я.

И мы оба засмеялись, расплёскивая напряжение. Вдруг стало легко и свободно.

— Ты такая добрая и чудесная! Из головы не выходишь с того дня, как мы встретились. Я ведь из-за тебя вернулся в Вейгард. Волновался.

— Мы ведь едва знакомы!

— Так давай познакомимся ближе? — пророкотал наёмник, прижавшись плотнее и притягивая меня за талию.

Мне сделалось неловко, я отстранилась.

— Я не буду торопить тебя, — нахмурился Расс.

Он осторожно отодвинулся и погладил по кисти.

— Я люблю тебя, Трис. Впервые говорю другой женщине, помимо мамы — Арнос видит!

— Расс… — с печалью выдохнула я.

Наёмник приложил палец к моим губам и улыбнулся.

— Я чувствую, что ты снова хочешь сказать “нет”. Твой ответ неверный, — покачал он головой. — Не говори ничего сейчас. Подумай ещё. Я терпеливый. И добрый. А ещё умный…

— И такой нескромный!

— О да, у меня много достоинств!

Мы снова рассмеялись.

Расс был очень милым. В его обществе я чувствовала себя легко даже в этой непростой ситуации. Однако сердце упорно тосковало по Генри, тело ныло и сводило в истоме живот. Я желала только ласк паладина и ничьих больше. Я пропала: влюбилась не в того, и ничего с этим не поделать…

— Расс, извини. — Забрав ладони из рук наёмника, я двинулась к кельям.

— Я сказал, не отвечай сейчас, — посерьёзнел наёмник. — Подумай! Я не отпущу тебя так просто, Трис!

Расс последовал за мной и проводил до дверей.

— Спокойной ночи, — сказала я.

— Спокойной ночи, красавица.

Расс улыбнулся во весь рот и наклонился поцеловать на прощание. Я отвернулась, покачала головой и строго поглядела на него.

— Я сказала “нет”, — произнесла с улыбкой.

Невозможно было глядеть на Расса, не улыбаясь.

— А я сказал, твой ответ неверный, думай! — он легонько стукнул пальцем мне по лбу.

— Ну, хорошо-хорошо, подумаю! — вздохнула я.

Сил спорить совершенно не было. И только тогда Расс успокоился и отпустил.

Я вошла в комнатку, где ютилась Грета с детьми, стянула верхнее платье, оставшись в нижней рубахе, и рухнула на скрипучую постель.

— Ну, и глупая же ты! — фыркнула Грета, глядя в окошко на уходящего Расса. — Он тебя замуж позвал? А ты головой вертела.

Я не ответила, свернувшись калачиком.

— Этот парень про тебя весь день тут всех расспрашивал. Ты ему нравишься. Триса, ты слышишь?

— Слышу, — прошептала, прижав к груди холодные руки.

Я люблю Генри. И не хочу больше никого. Я буду верной Генри, даже если он сердцем предан погибшей жене и скоро снова женится.

— Расс сказал, что хочет взять тебя в жёны, несмотря на твоё прошлое. И на паладина, с которым ты спала за деньги!

Я всхлипнула, и по-видимому, слишком громко.

— Ну, и дура! — фыркнула Грета, заперев ставни, чтобы сберечь комнату от ночного мороза.

36

— Тли-са… — меня разбудил детский голос.

Я долго не желала размыкать глаза ото сна: была слишком уставшей и изнурённой.

— Тли-с-са…

Тонкий голосок продолжал жалобно шептать, и я села на постели, осматривая во мраке комнату, спящих подруг и деток.

Все ли на месте?

— Тлис-с-са!

По телу пробежали мурашки. Нужно зажечь лампу, но кресалом это долго и шумно. Я вспомнила, как Генри зажигал лампы огоньком на кончике пальца. Испуганно сжала кулаки.

Получится ли у меня?

После небольшого отдыха я чувствовала, как внутри вновь плескается сила.

Получится!

Я сосредоточилась на внутренних ощущениях, на беспорядочно играющих вихрях света, и подумала о Генри. Мысли о нём делали меня спокойнее и увереннее. Я направила тепло из хранилища к пальцу, и он засветился робким сиянием.

Засветился!

Я обрадовалась волшебству, словно ребёнок! Подожгла лампу и довольная заулыбалась. Эх, жаль Генри не видит! Паладин говорил, что нужно долго учиться, чтобы подчинить внутренний огонь, но у меня всё получилось!

Спасибо, Генри!

Я свесила ноги с постели и осмотрелась: все дети были на месте. Тогда кто же меня звал?

— Тлиса… — снова зазвучал жалобный голос, переходящий в плач.

Звук доносился из-за закрытого ставнями окна. Сердце сжалось. Выбираться из тёплой постели не хотелось, но меня звали.

Я поднялась, накинула плащ поверх ночной рубашки, сунула ноги в башмаки и приоткрыла дверь во двор.

— Кто тут? — шепнула я.

Ответа не последовало.

Холодный ветер пробрался под одежду и заставил дрожать разомлённое сном тело. Стояла тёмная ночь, и я ничего не могла разглядеть во мраке.

— Тли-с-са! — снова заплакал кто-то, совсем близко.

Я плотнее закуталась в плащ и шагнула вперёд. И вдруг мои глаза разобрали маленький тёмный силуэт, сжавшийся в комочек под крыльцом.

— Малыш? Откуда ты тут? — я протянула руку, чтобы развернуть ребёнка к себе.

В последний момент, что-то подсказало, что нужно бежать. Сердце пронзило ледяным копьём от страха.

Но было уже поздно.

Ребёнок вырос в огромного великана и накрыл меня чёрной беспросветной тьмой, утянувшей в грохочущий водоворот. Краем сознания, я вспомнила, что могу дать отпор магией. Я призвала все силы, но в этот миг руки опалило болью, будто с них содрали кожу.

— Ай-ай-ай! — вскрикнула я, ощущая пылающую боль и невероятную тяжесть на запястьях.

Закапала кровь, горячие струи которой я так явственно ощущала на ночном холоде.

Хотела закричать, но рот завязали, затолкав комок сена. Чуть не вырвало. Я брыкалась и отбивалась ногами, но чужие сильные руки знали своё дело. Ударом упустили меня на колени, на голову надели мешок. Связали.

Воздуха не хватало. Задыхалась, перестала скулить. Замолкла и повалилась на землю.

Меня подняли, посадили, судя по ощущениям, на коня и повезли. Кто-то из похитителей сидел позади меня и крепко держал поперёк тела, нагло сжимая грудь сильными пальцами.

Как же противно и как больно!

Спасите!

Генри! Расс! Кто-нибудь!

Я могла кричать только в мыслях. Ком травы разбух от слюны во рту и давил на язык, вызывая тошноту. Было нечем дышать, и я не могла совершенно никому пожаловаться!

Охватило бессилие и леденящий страх.

Где же мой огонь?! Куда же он делся?! Хранилище словно запечатали. По лицу потекли немые слёзы, впитываясь в ткань мешка, натянутого на голову.

— Полдела сделано. Теперь за ворота, в лес, — услышала переговоры похитителей.

От страха сперва подумала, что меня схватили чудовища, но голоса дали понять, что похитители были людьми.

— Я же говорил, всё получится! Рыцарь был прав, магические браслеты делают своё дело!

Рыцарь?! За моим похищением стоит рыцарь? Интересно, кто? Кто мог знать про магию, кроме Генри?! Может Рэндеваль? Или Самуэль что-то понял? Или ещё кто, кого я не знаю?!

— А может, она и не магичка, а обычная девка, — сказал тот, что держал меня своими бесцеремонными лапами в седле. — Сиськи у неё ничего. Он, наверное, просто потрахаться хотел, а она не дала?

— Мало денег предложил, — буркнул кто-то писклявым голосом, и все захихикали.

— Ой, как ловко ты за ребёнка тарахтел, Борни! Ха, девка купилась!

Меня звонко шлёпнули по бедру. Как же было больно и обидно, но я не могла даже пискнуть, рискуя задохнуться травой, которой был набит рот.

— А то! Хе-хе, — посмеялись в ответ тоненьким писклявым голосом.

— А ну, тихо вам! — рявкнул один из похитителей. — Заткнитесь, пока из города не выйдем!

Из города! Куда меня везут?! Никто никогда не найдёт и не спасёт!

От страха тошнота подкатывала к горлу, и с каждым мигом я всё больше боялась задохнуться.

37

Мы долго ехали молча. Несколько часов. Я потеряла счёт времени. Продрогла от холодного ветра, пронизывающего тонкий плащ. Сердце истрепалось страхом, и грудь теперь пронзительно ныла. Боль в руках понемногу стала утихать, и я ощутила острые иглы, больно врезающиеся в запястья. Страшно думать, как это выглядит. Страшно думать, что будет со мной дальше!

Генри, где же ты? Услышь меня! Я так люблю тебя!

Не услышит… Он без сознания и сам еле жив…

Вскоре дорога стала извилистой, и потянулась то на подъём, то на спуск, судя по ощущениям.

Я поняла, что мы очутились в лесу.

— Здесь? — сказал один из похитителей.

— Да, здесь. В полдень. Осталось пару-тройку часов обождать.

— Отдохнём.

Грубые руки стянули меня с коня и бросили на снег.

— Проверь, она не задохнулась там?

— Да пищит ещё. Свяжем по ногам?

— Свяжем, конечно! Нельзя рисковать, иначе сэр рыцарь оторвёт нам головы.

Мне связали ноги и оставили на бездушном снегу. Я дрожала от страха и холода. Вымокший от слёз мешок сковало льдом, и он прилип к лицу, каждый вдох давался с трудом.

Неужели никто не придёт, и я пропаду?

Туман заволакивал сознание. Я боролась, раз за разом возвращаясь к боли и сырому мешку на голове.

Пожалуйста, Генри…

Нет, никто не придёт. Я сдалась и отдалась во власть бурлящей темноты.

***

Это было давно. Так давно, что и не вспомнить…

Я выбралась из купели, накинула на разомлённое тело халат из нежнейшего шёлка, вошла в его спальню, прислонившись к окну. Пока мужа не было, я имела наглость ночевать в его спальне, а моя, смежная, пустовала. Знаю, что он простит мне.

Его не было дома уже два месяца. Очередной боевой поход мог затянуться надолго. Жене рыцаря нужно иметь терпение, но как же я тосковала! Каждый день вглядывалась в далёкий, сокрытый в дымке горизонт, чтобы не пропустить возвращение любимого.

Вдохнув полной грудью свежий ночной воздух, почувствовала едва уловимый терпкий аромат вербены и улыбнулась. На душе растеклось тепло в предвкушении долгожданной встречи.

Генри вернулся?!

Я закрыла окно и бросила взгляд на постель. На покрывале лежала красная роза. Схватила её и прижала к груди.

Точно вернулся!

Несмотря на то, что была в одном лишь халате, бросилась в гостиную и увидела мужа, сидевшего в кресле и заправлявшего табачную трубку.

Он уже снял доспехи и походное обмундирование, переодевшись в домашнее.

— Генри! — с восторженным криком кинулась к нему.

Муж раскрыл объятия, и я забралась на колени в не очень приличной позе.

— Ты вернулся! — обняла его лицо, запустив пальцы в тугие локоны на затылке.

За два месяца муж прилично оброс, и волосы у него вились кольцами.

Генри отложил трубку, обнял меня за талию горячими ладонями и улыбнулся. Лицо его выглядело усталым, но взгляд озарился искрами света при виде меня.

— Вернулся. Как ты? — бархатным голосом произнёс он.

Немыслимо обрадовалась его рокочущему, словно горный ручей, голосу! И искрящемуся янтарём взгляду!

Пальцы Генри скользнули под халат, обжигая голую кожу. Погладили живот.

— Я очень-очень скучал-ла-а, — простонала я, поддаваясь ласке, по которой так сильно истосковалась.

Я поцеловала Генри и дала понять, что не намерена ждать ночи, чтобы показать, как скучала.

— Я грязный с дороги.

Мы уже три года жили в браке, но мой рыцарь оставался всё таким же строгим. Его путь в постель всегда вёл через купание. Я была воспитана ещё строже, но сейчас ждать не могла и не хотела.

— Ну и что… — мурлыкнула, не отрываясь от Генри. Впилась в широкие плечи, наслаждаясь крепкими мышцами, прижалась грудью к его груди. Сжала бёдрами его бёдра.

— Как прикажет моя леди, — хрипло ответил Генри.

Притянул меня за зад, легко поднялся и понёс в спальню.

Мы оба были голодны и со страстью накинулись друг на друга.

— Подожди минуту, мазь! — пискнула я.

Муж не желал выпускать.

— Беатрис, мне нужен наследник! — горячий шёпот обжёг ухо. — Обещанный срок уже вышел!

— Генри, давай подождём ещё, мы ещё молоды. Дай мне ещё пару лет, ну, пожа-алуйста.

Я погладила его по мускулистой груди и прижалась губами к коже. Соскучившийся Генри не смог устоять.

— Потерплю ещё год, — сдался он. — Но потом не отвертишься. Каждый год будешь рожать, огненная моя!

— Хорошо, — улыбнулась, выскользнув из кольца мужниных рук, чтобы через миг прильнуть к нему снова.

Когда мы закончили наслаждаться друг другом, обнялись и ещё долго пытались отдышаться. Сияние наших хранилищ сплелось разноцветными нитями, мы оба светились изнутри и на коже мерцали янтарные капельки маны. Я была переполнена и питала изнурённого Генри силой и любовью.

— Значит, мне не показалось, ты не просто устал, но и истощён. Была битва?

Генри тяжело вздохнул, положил руку за голову, а другой крепче обнял меня.

— Я встретился с Тёмным Лордом.

— Тем, который убил сэра Адеваля?

— Да, тем самым, который убил моего отца.

— Сочувствую, Генри!

Я приподнялась и обняла лицо мужа.

— После долгого боя мы с сэром Гроном пробили защиту тёмных и почти настигли Тёмного. Но он сбежал.

Генри покачал головой и потянулся к трубке. Муж всегда к ней тянулся, когда был особенно встревожен. Я нежно коснулась его запястья, успокаивая целительной магией.

— Я чувствую, что тебя тяготит что-то ещё. Расскажи мне.

— Тёмный пообещал отомстить. Он назвал по имени Грона и меня. И мне это очень не понравилось…

Голос Генри понизился, он поцеловал меня в губы и закутал в одеяло.

***

— Она же чуть не сдохла, почему ты не смотрел?! — раздались крики над ухом.

Кто-то шлепками бил по щекам.

Как больно!

— Ну всё-всё, довольно! Живая, кажись.

Я открыла глаза. Мешка на голове уже не было, как и сена во рту. Надо мной столпились мужчины, некоторых из них я видела прежде. Беззубый Бородач и Свен.

38

— Ну, где же твой рыцарь? Надолго уже задерживается, мать его! — проворчал один из наёмников.

— Надеюсь, скоро будет, Салаир его дери! — прошипел Свен. — На край подождём до утра, а потом закопаем девку.

Свен бросил на меня беспощадный взгляд. Я предалась мыслями Пресвятой Деве и поёжилась от холода, гоня прочь страх.

— Так мы тёплых шмоток не взяли, чтобы ночевать в лесу!

Голоса наёмников звучали на пределе терпения. Свен грубо поднял меня за локоть и поволок к костру.

— Слишком долго поджидаем, так ведь окалеет и сдохнет раньше времени! — буркнул он.

Я упала оголёнными коленями на колючий снег, закоченевшая, голодная и уставшая. Слёзы сами заструились по щекам. Сквозь пелену влаги на глазах я поглядела на руки, пульсирующие острой болью. Запястья были закованы в широкие каменные кандалы, по внутреннему ободу торчали иглы и царапали кожу. Пальцы багровели корочкой запёкшейся крови.

Жуткое зрелище.

Но у колдуна и не такое проходили, верно? Соберись, Трис. Не поддавайся отчаянию. Генри придёт…

Я обратилась к хранилищу, где тлели угли магического костра, но как ни пыталась, не получалось зажечь огонь в ладонях. И чем больше я старалась, тем стремительнее слабела. У меня не осталось сил ни плакать, ни звать на помощь. Даже убежать я бы, наверное, не смогла, если бы меня развязали.

Не поддавайся отчаянию, Трис.

Похоже, кандалы на руках были магическими. Иглы вскрыли каналы маны. И я истекала магической силой, будто кровью, слабея на глазах. Очень похоже на раскол, который был у Генри.

Генри-и… Н-неужели, я больше не увижу тебя?

Я подняла голову к небу, темнеющему за кронами деревьев. На лес опускалась ночь, и вместе с ней темнота заволакивала разум. Я дрожала всем телом от холода. Жизнь угасала, и я знала, что до утра не дотяну.

Генри… Я больше не выдержу.

Стало совсем темно…

Вспышка ярчайшего света заставила распахнуть взор. Раздались неистовые крики наёмников:

— Что за нахрен?!

— Конец света что ли?!

— А-а-а! Валим отсюда!

Зарево осветило лес вдалеке, за деревьями, стремительно росло и приближалось. Вместе с ним нарастал жуткий нечеловеческий гул. Стало светло, как днём. И жарко, как в печи!

Сердце ушло в пятки. Я думала, что уже не способна ничего ощущать, но меня охватил жуткий страх. Тело заколотилось дрожью.

Наёмники в суете повскакивали с приготовленных лежанок, похватали вещи. Бородач бросил на меня хищный взгляд.

— Девку надо взять!

— Нет, брось её! — рявкнул Свен, потянув собрата за плечо. — Это паладин! Он пришёл за ней!

— Паладин?!

— Сдал нас проклятый рыцарь!

Меня оставили связанную перед лицом приближающейся стены огня. Мокрая хвоя на земле по стаявшим снегом скручивалась и испепелялась на глазах. Пары кипящей влаги с шипением вздымались от земли и разбегались в стороны. Кожу запекло, шерстяной плащ на спине начал обугливаться, потянулся запах гари. Холодный пот покатился по позвоночнику.

Сейчас и я сгорю!

В зареве пожара разглядела приближающийся силуэт. Тяжёлый шаг паладина узнала сразу, и на сердце разлилась радость.

Неужели, это Генри?!

У него за спиной шли ещё двое.

Огонь вплотную приблизился ко мне и в одно мгновение схлынул, как ни бывало. Остался витать густой дым, из клубов которого выступил Генри.

Скинув шлем, он бросился ко мне.

— Трис!

Генри взял меня на руки, как ребёнка, сминая ткань плаща и ночной рубашки. Я закрыла глаза в упоении, завозившись мокрым лицом по его отросшей бороде.

— Я нашёл тебя, — прохрипел паладин.

Сердце прижалось к сердцу. Неостановимо потекли слёзы. Счастью не было предела.

— Ты живой… — благословенно прошептала я, впиваясь пальчиками в его шею.

Генри обнимал по-собственнически, но при этом бережно и нежно. Зарылся лицом в копну моих растрёпанных волос, шумно вздохнув. Я почувствовала, как мужчина задрожал.

— Триса! Как она?! — раздался голос Расса.

Я встрепенулась, раскрыла глаза и выглянула из-за плеча Генри.

— Расс?

— Я искал тебя, красавица! Солдат на уши поставил! И рыцарей!

Вот уж удивил, смелый парень! Не ожидала, что он отправится на кровавую встречу со своими дружками ради моего спасения.

Наёмник приблизился к нам с Генри, и взгляд его сверкал ревностью.

— Молодец, — сдавленно прошипел Генри, крепче прижимая меня. — Я благодарен тебе.

Паладин отвернулся, чтобы спрятать меня подальше от Расса.

— Мне? Да за что? Это я тебе благодарен! — выпалил наёмник, крутанувшись, и снова оказался рядом.

Лицо Расса жалобно вытянулось при виде моих израненных рук.

Генри нетерпеливо фыркнул, томительно прорычал и, хмуро взглянув на мои окровавленные запястья, протянул меня в руки Рассу.

— Помоги, нужно освободить её.

Пока я пыталась понять, что происходит между мужчинами, почему они так недовольно пыхтят от присутствия друг друга, паладин ловким движением освободил запястья от тяжёлых кандалов.

— Я должен догнать их, — проскрежетал Генри, погладив меня по лицу. — Позаботься о ней, парень, пока я не вернусь! Самуэль, идём!

— Да уж позабочусь, не волнуйся! — крикнул вслед удаляющимся рыцарям наёмник. — Великий Арнос, как я рад, что ты цела, Триса!

Расс опустился вместе со мной на лежавшее бревно, закутал в свой плащ и прижал к груди.

Объятия чужого мужчины не согревали меня. Я тосковала по Генри, явившемуся на миг и вновь исчезнувшему.

— Как вам удалось найти меня? — всё ещё не веря в спасение, прошептала я.

— Сегодня утром пришёл к тебе, и мне сказали ты пропала. Я сразу почувствовал что-то неладное. Ещё и Свен с командой свалили из города. Я сложил одно с другим и потопал к Фалькону.

— Спасибо, Расс…

Я вздрогнула от холода, наёмник тоже поёжился и принялся растирать мои плечи, чтобы я начала согреваться.

— Фалькон, надо отдать ему должное, когда услышал, что ты в беде, — продолжил Расс, — не стал разводить бюрократию, а сразу снарядил отряды перекрыть дороги. И потом мы вместе пошли к Хакону. А там твой паладин уже суету наводит!

39

— У меня?

— Ну, не у меня точно! Слушай, я знаю о той ночи, ему нужен был какой-то обряд с женщиной. Он расплатился с тобой. Я надеюсь, на этом всё? Ну, не молчи, Триса!

Стало жутко стыдно перед Рассом. Парень грел меня теплом своего тела, а я в ответ только молчала и краснела всё сильнее и сильнее.

— Так, понятно… — поглядел на меня наёмник. — Это потому ты моё предложение принимать не хочешь?

— Мало ли причин может быть… — прошептала я, отстранившись.

— Послушай, — не отпустил Расс, потянув к себе. — Он поиграет с тобой и кинет: он лорд, а ты простая девчонка. Тебе нужен простой надёжный парень.

— Но…

— Что “но”? Я — этот парень. Я позабочусь о тебе, малышка.

Расс улыбнулся и прижал меня к себе. Снова стало легко на душе.

Из леса донеслись глухие голоса. Я отняла тяжёлую голову от плеча наёмника и посмотрела в чащу. Среди деревьев на высоте пары метров от земли мерцал бледный магический огонёк паладина, освещая силуэты устало шагавших рыцарей.

Я узнала Генри. С ним были Самуэль, Рэндеваль и ещё несколько воинов.

Паладин сжимал кулаки, лицо его искривилось от злости.

— Да ладно, Генри! Убил и убил, что уж теперь! — прошипел Рэндеваль. — Зато леди Триса жива, порадуйся!

— Я сказал тебе оставить в живых хоть одного! — рявкнул паладин.

Генри и Рэндеваль остановились на краю поляны, продолжая горячо спорить.

— Что случилось? — ухватила за руку Самуэля, подошедшего к бревну, где сидели мы с Рассом. — Почему они спорят?

Рыцарь удивился, что я заговорила с ним и с минуту соображал, стоит ли отвечать. Махнул рукой, хмурость слетела с лица, и Самуэль тяжело приземлился на бревно рядом.

— Рэндеваль нашёл похитителей и всех прикончил до того, как мы с наставником подоспели, — покачал головой рыцарь, его глаза блеснули синевой при взгляде на меня. — Я рад, что вы живы, леди.

— Спасибо, сэр Самуэль.

Рыцарь перевёл взгляд на Расса, держащего меня на коленях, предупредительно сдвинул уголок рта в сторону, покачал головой и показал глазами на паладина.

Мы втроём повернулись и увидели, что Генри идёт сюда. Шаг его был резким, и изо рта выходил пар, как у разъярённого дракона.

Расс как-то испуганно расслабил оковы рук и усадил меня с колен на бревно, оставив на мне свой плащ.

— Благодарю тебя, — хрипло произнёс Генри, коротко кивнув наёмнику, и собственнически положил мне на плечо тяжёлую ладонь.

Второй ласково погладил по щеке и присел передо мной на корточки, пристально разглядывая.

Я нахмурилась.

Если я твоя… твоя жена, так почему ты не узнаёшь меня?!

Внутри разгорелось возмущение. Несмотря на слабость, я скинула руку паладина.

— В чём дело, Трис?

Ещё спрашиваешь, в чём дело?! Ты изменил мне, то есть своей жене Беатрис с рыжей шлюхой из провинции, со мной то есть!

Захочется устроить страшный скандал, но я не могу! Я выше этого.

Глубоко вздохнула, стараясь успокоиться.

Может ошибаюсь. Тогда это будет просто смешно. Как будет глупо, если учиню истерику сразу после того, как меня все эти доблестные люди спасли. Паладин хороший человек, добрый. Нужно держать себя в руках.

— Всё в порядке, — отвернулась я.

— В порядке? — вопросительно прищурился Генри.

Он устало выдохнул и поднялся, издав глухой стон. Ему было больно.

Вот я глупая, только о себе думаю, а Генри ведь ранен!

— Как ты? — взяла его за руку. — Ещё вчера ты лежал присмерти… — дрожащими губами прошептала я.

— Одна послушница исцелила своим невероятным даром.

— Исцелила?

— Переломы зажили. Хранилище наполнилось.

— Я видела, какой пожар ты устроил, — прошептала я, втянув носом запах дыма, всё ещё клубами стелившегося по земле.

— Я должен был спасти тебя. Любой ценой.

Генри приблизил лицо, желая поцеловать, но я отвернулась, вспомнив о Беатрис.

Если я — это она, то он мне сейчас изменяет!

— В чём дело, Трис? — повторил свой вопрос Генри.

— Отстань от неё, — пробурчал Расс. — Она не хочет с тобой!

— Ещё слово, и ты увидишь, как легко я ломаю челюсть, — паладин бросил строгий взгляд на наёмника.

Самуэль из осторожности подвинулся, чтобы не мешать наставнику. Расс встал с бревна, сжал кулаки и насупился.

— Думаешь, испугаюсь рыцаря в доспехах? — шмыгнул носом наёмник. — Думаешь, раз ты лорд, тебе всё дозволено? Женщины, поклоны! Служить тебе все должны?! Я свободный человек! — ткнул себя в грудь Расс. — Как и Триса! Я не дам тебе морочить ей голову!

Генри поставил руки на пояс и усмехнулся.

— Ты не представляешь, куда лезешь, парень. Нас с Трис связывает такая сила, какая тебя с горшком никогда не связывала. Я очень благодарен тебе, — Генри приложил руку к груди и слегка поклонился. — Но я бы справился и без тебя. Возвращайся в город.

Генри дразнил Расса. Я чувствовала, что словами стычка может не ограничиться.

— Генри! Расс! — воскликнула я. — Пожалуйста, прекратите!

— Леди права, эти мерения членами ни к чему, — паладин протянул руку наёмнику, предлагая примириться.

В глазах Генри лучилась насмешка, он чувствовал себя победителем. Мне стало запредельно стыдно, ведь мужчина откровенно намекал на обладание мной и гордился этим.

Расс смачно плюнул на землю, смерил озлобленным взглядом паладина и, выждав томительные мгновения, пожал ему руку.

— Меряться и правда ни к чему! — произнёс он. — Я сделал леди Трисе предложение о замужестве. И какая бы сила тебя не связывала с моей невестой, сэр рыцарь, насколько знаю, это обстоятельство ты переплюнуть не сможешь. Так что я остаюсь рядом с Трисой и сопровождаю её в город!

Хорош Расс! Отстоял меня у паладина, не испугался! Я по-новому взглянула на молодого мужчину с горящим томным взглядом…

Не успела додумать мысль, в глазах потемнело. Я повалилась с бревна головой вниз. И последнее, что выхватил взгляд — как мужчины с испуганными лицами бросились на помощь.

40

Отголоски памяти цветными пятнами заплясали перед глазами. Почудился запах яблочного повидла. Стоял конец лета, и в Ревоше, замке Даренфорсов, заготавливали припасы на зиму.

К ужину обязательно будет яблочный пирог. Мама Генри чудесно его готовит. Вот моя мама никогда даже не пыталась готовить, на это был отряд кухарок, а леди Элизабет была настоящей хозяйкой, и просто доброй и любящей женщиной. Когда я прибыла в их дом, она приняла меня радушно, словно своё дитя.

Ревош был чудесным, и время было чудесным, если бы не одно но…

Я сидела на постели, чем-то сердитая на Генри, и прятала подступившие слёзы. Муж надевал сорочку на разгорячённое тело, отвернувшись к окну.

Постель была раскидана, вербена повсюду чувствовалась слишком явственно, и больше всего на мне.

— Не спустишься, значит, к ужину? — хмуро поглядел через плечо Генри.

— А ты не будешь, значит, меня учить? — язвительно прошипела я.

— Нет.

— И я — нет! — сжала зубы и зарылась в одеяло подальше от глаз.

Генри нахмурился сильнее, продолжая застегивать пуговицы. Оставив распахнутым ворот, из которого торчали тёмные завитки волос, подошёл к постели и сел на край.

Постель промялась, и я выглянула из-под одеяла.

— То, что начало происходить с тобой, слишком опасно. Магия огня убийственна. Нужно зачать ребёнка поскорее, услышь меня.

— Я не хочу лишаться дара, Генри! — выпалила я. — Ни целительного, ни огненного! Это моя суть, и я не променяю её на… на ребёнка! Ходить, как бочка, мучиться родами! Ну нет!

Генри зажмурился, выслушивая колкости.

— Ты же обещала. Прошёл год. Потом ещё один. И ещё!

— Передумала.

— Трис, огонь может погубить! Каждый новый день я просыпаюсь в страхе, чтобы ничего с тобой не сделалось!

— Так научи меня, как покорить его! — рявкнула я, дав волю слезам.

— Это больно. Испытания слишком тяжёлые. И если ты их вдруг преодолеешь, то уже не родишь мне наследника. Я не пойду на это.

— Что ж, — фыркнула я и сложила руки на груди, — не хочешь, не надо!

Снизу из гостиной донеслись мужские голоса и смех.

— Гости ждут, нужно идти, — сдержанно произнёс муж.

— Иди.

Генри заправил сорочку в штаны и покинул комнату, унеся с собой аромат вербены.

В душе разрасталось противоречивое чувство. Я хорошо помнила ту Беатрис, которая любой ценой пыталась спасти свой дар. Но и Генри было жаль. Жена у него была слишком колючей и самовлюблённой. Я такой уже не была.

Шум из гостиной становился всё громче, звенели приборы и доносились голоса, потом Генри поиграл на виоле тягучую, заунывную мелодию. Она раскрывала его настроение, его тоску. Генри мало выражал чувства словами, их выражала музыка, часто быстрая и яркая, но подчас невероятно трепетная и трогательная. В такие минуты он безотрывно глядел на меня, и я знала, насколько дорога ему.

Скоро всё стихло. Генри долго не возвращался в спальню, и я решила выглянуть на лестницу, посмотреть, что они там делают.

Накинула шёлковый халат и выглянула за дверь. С галереи второго этажа открывался вид на гостиную. Генри и Рэндеваль сидели в креслах у камина. А широкий, как шкаф, паладин Грон Гройс занимал диван. Мама Генри леди Элизабет вместе с женой Грона и двумя уже взрослыми, но ещё незамужними дочерями ворковали за столом.

Тоненькие красавицы с белой нежной кожей и тёмно-каштановыми волосами вызывали во мне бешенство и жгучую ревность. Я знала, зачем Грон возит их к нам в гости из столицы!

— Генри, я, как твой наставник, прошу, чтобы ты, наконец, решился! От этого зависит наше будущее и будущее страны! — Грон выдохнул дым трубки и испытующе поднял бровь, поглядев на Генри. — Заведи любовницу!

Вот это наглость, Гройс! Да я под суд тебя отдам! За выступление против короны! Я принцесса, а ты подбиваешь моего мужа на измену!

Я разозлилась и чуть не выкрикнула это вслух, стоявшая в неглиже на лестнице, но слова Генри вовремя меня утихомирили.

— Нет-нет, — помотал головой муж, неспешно отпив вино из бокала.

— Даже, если король этого сейчас не поймёт, через двадцать лет скажет “спасибо”! — наклонился к нему Грон. Но как он ни старался говорить тихо, грозный голос сдерживать не удавалось. — Мы все любим принцессу, но если она не хочет детей, сделай их уже с другой леди! Пойми, сейчас нет ни одного ребёнка с даром. Малышу Самуэлю уже некого будет брать в ученики. Послушай, многие так живут, в этом нет ничего такого. Тем более, столько красавиц по тебе с ума сходит!

Сэр Гройс поглядел на дочек и улыбнулся.

— Ну да, совершенно ничего такого, — ухмыльнулся Рэндеваль, поджигая курительную трубку. — Только вот Беатрис ему яйца отрежет.

— Дядя, — фыркнул Генри. — Не в этом дело.

Генри поёрзал в кресле. Он был самым младшим из беседующих мужчин и к тому же хозяином дома, поэтому старался быть учтивым, даже если разговор ему не нравился.

Таков был Генри. Сдержанным и правильным.

Тепло растеклось по телу от мысли, как я люблю этого мужчину. Крепко, жадно, до дрожи внизу живота! Я не хочу его ни с кем делить!

— Между боевыми походами сидишь в Ревоше, в полной глуши, вместо того, чтобы светиться при дворе. Тебя все любят и ждут! Король приглашал тебя жить в столице: там маги, орден, там я, в конце концов, твой наставник!

— Суета не для меня, Грон, пойми. А на твоё настойчивое предложение я вот что скажу: я уважаю свою жену и не стану изменять ей.

Ох, Генри! Сердце сжалось от его слов, и горячие слёзы затуманили взор.

Всё поплыло, начало растворяться, запах яблок рассеялся. Я поморгала и увидела перед собой уже другую комнату, с другой мебелью и гобеленами на стенах с орнаментами… Вейгарда.

41

Разочарование вырвалось протяжным стоном. Наполнив грудь воздухом, ощутила знакомый аромат вербены и невольно улыбнулась.

Скрипнула дверь и раздались неторопливые шаги. Я повернула голову и увидела Генри, вышедшего из уборной с накинутым на голову полотенцем. Он тщательно вытирался, направляясь к постели, на которой я лежала.

Генри!

Сердце трепетно забилось, я подтянулась повыше и села.

Паладин повесил полотенце на спинку стоявшего рядом кресла и расширил глаза от удивления.

— Трис! Ты очнулась! — Он бросился ко мне, присел рядом, погладил по голове и поцеловал в лоб. — Я так волновался!

Волосы Генри были влажными, лицо выбрито. Я, наконец, увидела ямочку на упрямом подбородке, по которой успела соскучиться.

— Где мы, Генри?

— В доме, который я снял. В Вейгарде.

От движения в теле разлилась слабость, и я откинулась на подушку. Генри заботливо поправил одеяло.

— Есть хочешь? Я позову Бриджит.

— Бриджит? — я стрельнула взглядом так, что мужчина невольно вздрогнул.

После того, что привиделось во сне, я страшно боялась увидеть Генри с другой женщиной.

— Служанку, — уточнил паладин.

— Не надо, я совсем не голодна.

— Снова зря отказываешься. Ты столько дней лежала в горячке. Нужно поесть. Я позову.

— Постой, Генри, — схватила его за рукав халата.

Паладин сел обратно, уперев тяжёлые ладони в постель.

— Кто я тебе? — со страхом вглядываясь в его лицо, прошептала я.

— Ты… — паладин поднял бровь, осмотрев моё накрытое тонким покрывалом трепещущее тело. — Ты моя любовница.

— Любовница? — дыхание перехватило.

Сказать, что рассчитывала на большее, — ничего не сказать! Разочарование чёрной тучей накрыло небо над головой.

— Что с тобой, Трис? — посмурнел Генри.

— Что ты сделал с Рассом?!

— Ничего пока. Но могу не выдержать, я ведь не железный!

Паладин горячится, надо же! Значит, и его можно вывести из себя…

— Твой дружок приходит каждый день. Цветы вон принёс, — он кивнул на столик, где стоял букетик сухоцветов.

— Приходит, несмотря на то, что я лежу в твоём доме? — удивилась я.

Генри пожал плечами.

— Возможно, он думает, ты проживаешь в этой комнате одна.

— А я проживаю не одна?

— Нет, конечно.

Взгляд Генри воспламенел, заплясал жаркими искорками. Меня окатило тёплой волной маны, которая плескалась через край в хранилище паладина.

Мы поглядели друг на друга и оба ощутили магическую связь, будоражащую, волнующую, и крепкую, как якорная цепь. Я вспомнила его ласки, и мне трепетно захотелось ощутить их снова.

— Я за едой, — поднялся Генри. — Ты не вставай. К окну не подходи. Комната под щитом.

— Под щитом?

— Тебя пытались похитить, и попытаются снова. Тёмный Лорд ведёт на тебя охоту, Трис.

Генри ушёл. Я в раздумьях закусила нижнюю губу. Слишком мало помню для того, чтобы что-то заявлять и требовать. Два жалких обрывка воспоминаний. Воспоминаний ли? И моих ли? Нужно что-то большее. Нужно доказательство. Ох, ну, не может быть, чтобы Генри меня не узнал, если я его потерянная жена!

И Рэндеваль тоже! А Самуэль? Самуэль ведь мой брат! И он тоже не узнал! Проклятье!

Я сминала покрывало слабыми пальцами, борясь с отчаянием.

Подруги говорили, когда нашли меня на болотах, я была страшно изуродована, изрезана колдовским ритуалом и искусана мошкарой. На мне целого кусочка кожи не было… Альба с монахинями читали молитвы и призывали целительную магию. Они смогли вернуть мне лицо, но было ли оно моим?

Принцесса, ставшая любовницей собственному мужу! А-а!

Мою истерику прервал осторожный стук в дверь.

— Да? Кто там?!

— Это Бриджит. Я принесла вам суп, леди. Можно войти?

— Да, наверное, можно… — прошептала я безразлично.

Я была очень встревожена мыслями, очень слаба, есть мне совсем не хотелось.

Молодая белокурая девушка приблизилась с подносом в руках.

— Присаживайтесь повыше, я помогу вам поесть, — робко произнесла она.

— Просто поставь и иди. Спасибо.

Служанка скосила растерянный взгляд в пол и испуганно облизала губы.

— Сэр Даренфорс приказал покормить вас. Очень строго приказал, — пролепетала она, не поднимая глаз.

Генри мог. Я была тронута заботой паладина. Если он так бережёт любовницу, то как же лелеял жену!…

Я мечтательно вздохнула и присела.

— Спасибо, Бриджит, — сама взяла у служанки ложку и поднесла ко рту.

Тёплая жидкость наполнила живот. Появилась бодрость, и сделалось веселее. Я проглотила ещё несколько ложек и помотала головой. Переедать после долгой болезни может быть неполезно.

— Долго я лежала без памяти?

— Две недели, леди… — задумалась Бриджит, собирая посуду.

— Так долго!

— Привезли вас совсем бледную и холодную! Сэр Генри и я заботились о вас все эти дни.

— Спасибо, Бриджит, — я взяла девушку за руку и крепко пожала. — Я очень благодарна тебе.

— Да не за что, леди Триса, — засмущалась девушка и выпорхнула из комнаты.

Генри долго не возвращался, я волновалась. Несмотря на запрет вставать с постели, я всё же решила встать, так как после супа очень хотелось по нужде.

Отыскала халат на вешалке. Снова такой широкий, в который могли поместиться три меня, и пахнущий дикой вербеной. Вдохнула с наслаждением, завернулась и отправилась в уборную, но услышала доносившиеся из коридора тихие голоса. Замерла посреди комнаты, прислушиваясь.

— Она очнулась, да? — нетерпеливо прозвучал грудной женский голос.

— Хвала Арносу! — отозвался Генри.

— Сын, как ты смеешь жить с любовницей под одной крышей в присутствии невесты!

— Мама, ближайшие семь лет у меня не может быть невест. И потом леди Либретте только двенадцать. Не рассказывайте ей, что я делаю с женщинами в спальне, и всё будет хорошо, — понизил голос паладин. — Входите поздороваться.

Ручка повернулась, и дверь отворилась.

42

— Трис! Ты на ногах! — удивился Генри и строго нахмурил брови. — Знакомься, это моя мама — герцогиня Элизабет. Она прибыла, когда услышала о моём ранении.

— Здравствуйте, леди, — пролепетала я, туже запахнув полы халата.

Покрытая тонкой тканью ночной рубашки грудь слишком откровенно выступала из глубокого разреза.

Генри улыбнулся, лаская томным взглядом. Ямочка на подбородке дрогнула. Тепло маны окутало меня невесомым объятием. Открыто обнять любовницу при маме он, видимо, не решился.

Я погрустнела, надула губы и скромно опустила голову.

Любовница… Но зачем он знакомит меня с мамой?!

Леди Элизабет прошла вперёд, шурша длинным платьем по полу, пристально разглядывая меня.

— Здравствуйте, — небрежно произнесла она.

Я подняла взгляд и выпрямилась. Холодный тон леди Элизабет очень удивил, я помнила маму Генри другой.

Я помнила?... В памяти всплывал образ слегка полноватой темноволосой леди с ласковым взглядом серых глаз и кроткой улыбкой. Неужели время всё так меняет?

Сейчас передо мной предстала пожилая сухая женщина, с убранными в высокую причёску седыми волосами и холодным колючим взглядом всё тех же серых глаз.

Она меня не узнала. Да и можно ли было меня узнать, если я сама себя не узнавала?

— Скажи что-нибудь? — подтолкнул мать Генри.

— А что ты хочешь? Моего одобрения? Я его тебе не дам, не рассчитывай. Память о Беатрис во мне ещё слишком жива. А у тебя, видимо, уже нет.

Мне стало так обидно! Веки набухли, и слёзы готовы были вот-вот вырваться.

— Ну, кто вы такая? Как ваше имя? — произнесла леди Элизабет.

Если скажу ей, что я принцесса Беатрис, она рассмеется мне в лицо. Я не помню ни дня собственной свадьбы, ничего не помню, кроме пары жалких обрывков!

— Леди Триса, — скромно поклонилась я.

— Рада познакомиться, — вежливо произнесла мама Генри и протянула руку.

— И мне очень приятно, леди Элизабет, — сказала я, приняв рукопожатие.

— Спускайтесь к ужину, если будете в силах, леди Триса.

Герцогиня ушла, а я бросила горячий взгляд на паладина.

— Ух, Генри, зачем ты привёл ко мне свою маму?!

— Я завтра ухожу в поход на поиски Тёмного Лорда, Трис, — низким голосом произнёс Генри и обнял за плечи. — Я попросил маму позаботится о тебе. Она согласилась.

— Добрая… — фыркнула я, вырываясь из объятий.

— Почему ты встала? Я же велел…

— А почему ты решил, что я согласна быть твоей любовницей? — прервала я. — Где моё платье? Я хочу уйти!

Слова вырвались сгоряча, и я в ту же минуту пожалела, когда увидела взгляд Генри. Растерянный, опустошённый, несогласный.

— Тебе нельзя уходить, — глухо отозвался паладин.

Он отошёл к полке над камином, развернувшись ко мне спиной. Сдвинул рукав халата, размотал повязку на руке и надавил. Несколько капель крови упали на золотистый диск.

Генри сплёл пальцы в знак и бросил заклинание. Комнату на миг озарила яркая вспышка, кровь зашипела и исчезла.

— Что ты делаешь? — вздрогнула я.

— Укрепляю щит, — Генри развернулся и строго поглядел на меня. — Тебе нельзя уходить, здесь ты в безопасности. Моя мама позаботится о тебе. А когда я вернусь, мы всё обсудим. И твоё положение и наши отношения, если захочешь.

— Почему не сегодня? Не сейчас их обсудить?

— Потому что сейчас мне нужно идти готовиться к походу. Мы выступаем на рассвете. Я вернусь к ужину. А потом мы ляжем спать.

— Сразу спать? — удивилась я.

В Вейгерде ужинали довольно рано, но даже монахини не отправлялись спать сразу после ужина.

— Нужно выспаться, — кивнул Генри, развернувшись к шкафу и вынимая вещи.

Затолкал в мешок пару сорочек, исподних портков и полотенце.

— Надолго ты в поход?

Вдруг сделалось так страшно оттого, что он покинет меня. Стало так страшно за него! Ведь, я знала, что бой будет тяжёлым и опасным! Плечи задрожали. Я хотела подойти и обнять своего паладина, и в то же время сбежать прочь от него, чтобы окончательно не разбил сердце.

Генри поглядел на меня через плечо, ничего не ответив. Без всякого смущения скинул халат и принялся переодеваться. Я залюбовалась его спиной и мощными мышцами, тем, как они играли при движении. Шрамы пересекали рёбра, теряясь в завитках волос на животе.

Нет, убегать я передумала…

Бедный мой паладин, сколько же ты перенёс… И сколько ещё собираешься перенести!

Щёки вспыхнули, когда Генри принялся надевать штаны.

Я же взрослая женщина, когда уже перестану краснеть!

Отвернулась и бросила взгляд на одинокую постель. Нет, не хочу оставаться тут одна! Без него!

— Можно мне с тобой, Генри?!

Паладин поглядел на меня, улыбнулся и покачал головой.

— Жди дома, — сказал он, заканчивая с пуговицами сорочки.

Дома… С твоей мамой?

— Трис… — подошёл и вновь взял меня за плечи, дурманя ароматом вербены. — За тобой охотится Тёмный. В этом доме ты будешь в безопасности. Щит будет поддерживать моя кровь. Достаточно долго. Думаю, к тому времени, когда защита ослабнет, нам уже ничто не будет угрожать.

— И что никто-никто не проникнет?

— Только те, кто связан со мной кровью, и те, кому эти люди дозволят войти. Поэтому я запрещаю кого-либо пускать, пока я в походе. На рынок пусть ходит Бриджит. Ради безопасности.

Я прижалась к груди Генри, слушая его громко бьющееся сердце и шумное тревожное дыхание. Наши хранилища соприкоснулись и потянулись навстречу. Тёплое чувство и такое родное. Всхлипнула, не желая отпускать.

Ну, надо же быть такой чувствительной девочкой… я же взрослая женщина! Но ничего с собой поделать не могу.

Генри поднял моё лицо и поцеловал. Скромно.

Может, волновался, что я его не хочу?

Но я ответила, ухватив его губы своими. Генри рыкнул, я ощутила на губах его улыбку. Он проник языком, заполняя рот, а затем предложил сделать тоже самое. Наши хранилища задрожали, и мана потекла тонкими горячими струйками навстречу друг другу. Огонь завился вихрями по всему телу, и я непременно воспламенилась бы, полыхнула огнём, если бы не успокаивающие ласки Генри. Его пальцы помогали течь мане правильно, от живота, к груди, там по кругу, и снова к животу.

43

Я опустилась на постель, в душе разрастались грусть и опустошение. Что-то непостижимое тянуло меня к Генри, и я теряла всякий разум. Он ушёл — и сердце объяла тоска.

Согласилась быть его любовницей! Какой стыд! И чуть сама его в постель не уложила.

Просто невозможный стыд!

Я закрыла руками горящее лицо и упала спиной на одеяло. Из самобичевания меня вернул стук в дверь.

— Леди Триса, это я, Бриджит, принесла вам платье, можно?

— Входи, Бриджит.

— Ох, что с вами? Вы вся красная!

Девушка повесила платье из зелёной ткани на спинку кресла и приблизилась пощупать лоб.

— Уж не жар ли снова у вас? Ох, вроде нет. А то я очень испугалась, леди.

— Не волнуйся, Бриджит. Просто… так бывает…

— Я приготовлю вам ванну и помогу искупаться, — девушка кивнула на дверь уборной. —Идёмте, я провожу вас.

Тело размякло после ухода Генри и сделалось слабым. Всё же, мне не кажется! В его присутствии я наполняюсь силой. И он — совершенно взаимно. Может, поэтому он так не хочет меня отпускать? И я так не хочу уходить от него… на каком-то бессознательном уровне…

Я взялась за руку Бриджит и приняла её помощь. Девушка бережно помогла справиться с делишками в уборной и поддержала, когда я забиралась в бадью искупаться. Она намылила меня мочалкой и вымыла волосы. Движения её были знающими и уверенными.

— Ну вот, госпожа, давайте выбираться?

— Спасибо тебе, Бриджит, ты очень добрая и милая. Но не называй меня госпожой, можно просто Трис.

— Нет, что вы! Вы же леди, женщина сэра Даренфорса.

Девушка скромно улыбнулась, вытирая мне плечи полотенцем.

— Всего лишь любовница, — горько произнесла я. — Не леди. Я послушница в святилище. Хотя, наверное, уже нет, если останусь с Генри…

— Оставайтесь, — твёрдо произнесла Бриджит. — Он влюблён в вас.

— Что? Ты уверена? — вздрогнула я.

— Пока вы болели, он сидел с вами рядом, заботился очень крепко о вас! Я уверена, он к вам испытывает очень сильные чувства.

Девушка мечтательно вздохнула. Я покраснела, пряча лицо под полотенцем.

— Идти мне особо некуда, поэтому я пока останусь. Бриджит, а чем ты занималась до того, как стала работать у сэра Даренфорса? — спросила я, выглянув из-за полотенца.

Девушка потянулась за халатом.

— Я? Да я с рождения жила у господина Хакона вместе с матерью, мы ухаживали за его престарелой матушкой. В прошлом году, Свет душе её, леди Хакон не стало, и господин устроил нас к одному своему другу ухаживать за пожилыми господами. Ну вот, две недели назад господин Хакон приехал к нам и попросил меня пойти позаботиться о вас.

Я нарядилась в зелёное платье, принесённое Бриджит. Из плотной материи оно соответствовало статусу знатной леди. Было расшито шёлковой нитью и украшено россыпью малахитов на груди. Жаль только немного широко в талии, но в целом сидело прекрасно. И цвет моим огненно-рыжим волосам изумительно подходил.

— Где ты взяла такое чудесное платье?

— Только сегодня утром принесла портниха, — пожала плечами Бриджит. — Сэр Даренфорс распорядился сшить на вас. Она успела только одно, но скоро и другие будут готовы.

— Не хочу спрашивать, как он определил мои размеры. А живот? Куда он смотрел?

Я возмущалась, как въедливая жена, и как только заметила это, сразу рассмеялась.

— Ну, я не знаю, может с рассчётом на то, чтобы дольше носить, когда располнеете, — замялась Бриджит. — Понесёте, бывает же.

Ох, Генри! Твоя настойчивость однажды покорит меня. Я уже готова сдаться. Побеждай тёмного, возвращайся скорее и делай наследника! Ой, что за грешные мысли у тебя в голове, Трис! Нельзя так спешить, пока не обговорили статус и отношения! Мне нужна мазь… Ведь Генри проведёт эту ночь со мной — нужно подготовиться.

Из беспокойных раздумий меня вырвали возмущённые голоса, доносившиеся с улицы. Мы с Бриджит выглянули в окно. Мою кожу тут же закололо будто миллионами игл — должно быть я прикоснулась к стенке щита, оставленного Генри. Внутри завихрилось пламя, кончики пальцев засветились, и я тут же сжала руки в кулаки, чтобы Бриджит не увидела.

— С вами всё в порядке, леди? — забеспокоилась девушка, глядя на то, как я заметалась. — Это там ваш друг пришёл. Расс.

— Расс?! Ой! Я не успела рассмотреть… — пискнула я от боли, которой пылали ладони.

— А он правда ваш жених?

— Кто?!

Я отчаянно боролась с огнём, желающим вырваться наружу. Всё же Генри прав! Быть вместилищем огня очень опасно!

— Расс? Он ваш жених?

— Я не знаю… — жалобно застонала я и побежала в уборную.

В бадье всё ещё стояла вода, я сунул туда руки по локоть и испытала облегчение.

Но не жить же мне в купели?!

— Что с вами? — нахмурилась Бриджит. — Вы платье замочили…

— Ничего, всё обойдётся. Платье высохнет, — старалась утешить больше себя. — Ты иди, Бриджит, пригласи Расса, я хочу с ним поговорить.

— Но сэр Даренфорс велел никого не пускать, пока он в походе.

— Сэр Даренфорс ещё не в походе, он уходит только завтра. Пригласи, пожалуйста, моего друга.

Бриджит скромно поклонилась и покинула комнату. Я приложила мокрую ладонь ко лбу.

Что же со мной творится и как это сдерживать? Нужно обязательно поговорить с Генри!

44

— Привет! — Расс ворвался в комнату, подлетел и оторвал меня от пола. — Красавица моя, я так волновался!

Мужчина расцеловал в обе щеки, несмотря на сопротивление.

— Выпусти! Что ты себе позволяешь?!

— А-ха-ха! Я так соскучился! — рассмеялся наёмник. — Какая ты красивая! — отступил на шаг, чтобы лучше разглядеть. — А это тебе!

Он протянул новые сухоцветы.

— Спасибо, — я осторожно приняла цветы.

— Слушай, а почему ты вся мокрая? — Расс принялся стряхивать влагу со своих плеч.

— Кх-м-м, — прокряхтели из дверей.

На пороге возникла леди Элизабет с очень-преочень строгим лицом.

— Не помешала? — скривила бледные губы герцогиня.

— Леди Элизабет, здравствуйте! — Расс отвесил поклон. — Бриджит меня впустила.

— Вижу.

Мама Генриха сомкнула губы, явно не собираясь уходить. И на мой изумлённый взгляд лишь прислонилась плечом к косяку, показывая, что она здесь надолго.

— Нет, вы не помешали, — ответила я герцогине и повернулась к Рассу, указывая на кресла: — Может, присядем? Может, и вы присядете, леди Элизабет?

Я желала быть учтивой с незваной гостьей. Хотя, кто ещё тут незваный? Я чувствовала себя совершенно лишней в этом доме. Но несмотря на это, меня не покидало ощущение, что за мной велели тщательно приглядывать. Ох, Генри, я уверена, что это твоих рук дело!

— Охотно, — согласилась герцогиня.

Расс плюхнулся в кресло.

— Чувствую себя сэром рыцарем, — рассмеялся он, положив руки на подлокотники и откинув голову на высокую спинку.

Мы с герцогиней остались стоять посреди комнаты, поскольку свободное кресло оставалось лишь одно, а нас было двое.

— О, чуть не забыл, я принёс печенье от Греты, — Расс достал кулёк из сумки, висевшей на боку, и выложил на приземистый столик. Потянуло пряным ароматом корицы. Печеньки были, видимо, только из печи.

Расс обернулся на нас с недоумением.

— Проклятье, вот я тупой! Простите леди!

Наёмник встал и широким жестом пригласил нас обеих на кресла, а себе подвинул пуфик.

— Давайте, я камин разожгу, прохладно у вас, — потёр он руки. — Вроде богатые, а экономите.

Я тоже порядком продрогла, но была рада этому. Холод сдерживал огненные вихри, которые всё ещё тревожно крутились внутри.

— Ну, разожги, — смерила взглядом мужчину герцогиня.

Пока мы усаживались с леди Элизабет, Бриджит принесла поднос с чашками и дымящимся чайничком.

Девушка шумно втянула наполненный ароматом корицы воздух.

Я подумала, было бы здорово угостить Бриджит, но Расс опередил.

— Леди Бриджит, садитесь с нами!

— Что? Нет-нет! — изумлённо ответила она.

Предложение Расса застало девушку врасплох. Оно всех застало врасплох.

Леди Элизабет нахмурилась, минуту помолчала и махнула Бриджит.

— Давай, присядь на минутку.

Расс подвинул для Бриджит стул от стены и протянул печенье.

Мы хрустели выпечкой и с шумом вбирали горячий травяной отвар.

— Как Грета и детки? — спросила я Расса.

— Нормально, все за тебя волнуются.

— Надо же, как вас все ценят, все волнуются, — хмыкнула герцогиня. — Вы словно местная знать. — Господин наместник и начальник стражи тоже интересуются.

Я вжала голову в плечи. Неловко как-то было от всеобщего внимания.

— Трис прекрасная женщина! Очень добрая. Удивляюсь, как никто её ещё не взял замуж, — ухмыльнулся Расс.

— Ты всё там же работаешь, в святилище? — спросила я.

— Хе-хе, нет. Завалы мы убрали, теперь на укреплении западной стены работаю. А после — Фалькон зовёт на службу стражем, говорит впечатлён тем, как мы тебя спасали. И ещё меч ему мой понравился.

Расс обаятельно улыбнулся, и все собравшиеся не сдержали ответной улыбки.

— Так вы строитель или военный? — произнесла леди Элизабет, уже определённо расслабившись.

— Я мастер на все руки, леди-и-и, — протянул Расс, блеснув взглядом.

Бриджит вытянула лицо, впечатлённая рассказом. Расс игриво подмигнул ей, и это мне очень-очень не понравилось.

Я поставила опустевшую чашку на стол. Наёмник залпом выхлебал остатки чая и поглядел на меня:

— Ну, что, идём?

— В смысле?

— Ну, как, в смысле, ты моя девушка! Невеста!

— Разве я согласилась?

— Трис, не начинай, — понизил голос Расс. — Я вижу, тебе лучше, и мы ведь можем идти? Паладин хороший человек, оплатил твоё содержание и лечение, я обязательно поставлю ему свечу на алтаре Арноса, — наёмник приложил ладонь к сердцу и раскланялся. — Ну, пошли.

Расс встал и протянул мне руку.

Ком подкатил к горлу. Мы собирались с Генри сегодня поужинать и поговорить. Я про огонь хотела расспросить.

— Ну? Или ты приживалкой остаёшься? — кольнул взгляд наёмника.

У нас с паладином не было никаких оговорённых отношений, и я не знала, не прогонит ли он меня завтра на улицу. А Расс предлагал замужество, был терпим к моему прошлом и перспективен с работой — городские стражи хорошо живут.

Иди, Трис! Лучше парня, ты не встретишь!

От горячего отвара нутро вновь заволновалось, закручиваясь спиралью, готовой вот-вот выстрелить и разорваться меня на кусочки.

Маленькие и горящие.

— Кхм, а где вы живёте, Расс? — спросила герцогиня. — У вас свой дом или снимаете угол?

— Эм-м, я сейчас в святилище живу, в кельях для пострадавших в бедствии.

— Хм-м… И вы хотите отвести Трис в холодную, кишащую мышами келью? Она только поднялась от болезни. Это будет невозможно глупо, — леди Элизабет повернулась ко мне: — Трис, вам нужно остаться, вы и сами это, думаю, понимаете.

— Вы бледная такая… — поглядела на меня большими глазами Бриджит.

— И правда бледная, — согласился Расс, почесав голову. — Ну, если добрые люди готовы ещё некоторое время приютить тебя, то я приму их заботу. Знаешь, Триса, давай, я завтра приду навестить тебя снова… А когда ты достаточно окрепнешь, то вместе уж и подыщем жильё. Проклятье, придётся ведь идти в стражи…