Во всём виноват лист.
Вернее, несколько листьев.
Щедро политые дождём, закончившимся лишь под утро, они слиплись плёнкой, раскрасившей мокрый тёмный асфальт причудливыми жёлтыми узорами.
Как я ухитрилась поскользнуться на этих листьях?
Не знаю.
В какой-то момент подошва ботинка легко, уверенно проехалась по ним, как по льду, увлекая за собой всё тело. На долю секунды я увидела свою ногу, взлетевшую перед моим носом в замахе, повторить который я бы уже при всём желании не смогла, а затем меня резко, неумолимо швырнуло на спину, прямиком на асфальт. Перед глазами мелькнула жухлая зелёная крона ближайшей берёзы, коричневая, будто сожжённая листва рябины рядом и кусочек мглистого серого неба. В спине что-то хрустнуло, опалило вспышкой боли и сознание выключилось.
Вот так просто. Щелчок – и тебя нет. Вокруг лишь тьма, ни мыслей, ни ощущений, и воспоминания о четырёх десятках прожитых лет почему-то не проносятся увлекательной кинолентой.
Голоса возникли не сразу.
Поначалу зародились где-то вдали, на самой периферии тьмы, зазвучали вкрадчивым шелестом потревоженной ветром листвы. Нарастали постепенно, становились всё громче и громче, дробились на отдельные голоса и фразы.
– Ясси?
За голосами следовали ощущения.
Твёрдая, жёсткая поверхность под спиной.
Гуляющая по всему телу волна тупой боли.
Что-то мокрое, колючее в левой руке.
Наверное, в лужу угодила…
Хотя я перчатки надела, помню точно, а они кожаные, не промокают.
Не должны.
Кто-то взял меня за левую руку, коснулся запястья и пальцев, сведённых судорогой так, что разжать их не получилось.
– Ясси, что же ты наделала? – произнёс незнакомый мужской голос.
Говорил он тихо, укоризненно и близко ко мне. Прочие голоса звучали явно на расстоянии, и различить их было сложнее, слова появлялись и исчезали, не откладываясь в сознании, словно сказанные на неизвестном мне языке. Скорее всего, собрались прохожие, смотрят, обсуждают… может, и на телефон уже кто-то снимает украдкой.
Глядишь, проснусь назавтра звездой соцсетей и местных новостных каналов.
Чужие пальцы коснулись моей щеки, постучали легонько. Я отвернула лицо, пытаясь разорвать непрошеный физический контакт, и открыла глаза.
– Ясси?
Ко мне склонились, загораживая обзор и свет, и я кое-как разглядела над собой мужское лицо. Узкое, немолодое, с аккуратной бородкой. Чёрные волосы коротко острижены и тронуты сединой.
– Ясси, – в тёмных глазах отразилось облегчение.
Это он мне?
Но я не Ясси, я Аля.
Альбина.
– Ох, Ясси-Ясси, как же ты меня напугала, – неизвестный мужчина оставил моё лицо в покое и чуть передвинулся в сторону, позволяя увидеть небо.
Ясное голубое небо.
И когда расчиститься успело? Не могла же я столько проваляться без сознания, ещё и фактически на дороге, посреди двора между жилыми домами, что погода так радикально переменилась?
Тем временем мужчина вновь протянул ко мне руки, на сей раз дабы помочь сесть. Сопротивляться я не стала, тело реагировало заторможено, вяло, при всём желании не откажешься от чужих услуг. Неудивительно – с такого размаху об асфальт приложило. Повезло, что переломов не заработала или сотрясения. По крайней мере, боль отступила, я двигалась, пусть медленно и не без посильной помощи незнакомца рядом.
Пальцы левой руки наконец разжались, открывая ладонь, запятнанную кровью и присыпанную чём-то мелким, блестящим, похожем на осколки. Нет, вида крови я не боюсь, но…
Перчатки нет.
И за что стеклянное я успела схватиться? Пустая бутылка под руку попалась или сразу осколки…
Вслед за окровавленной ладонью я разглядела собственную ногу и то, чем моя конечность была прикрыта.
Это юбка. Длинная голубая юбка… не юбка.
Платье.
Из дома я вышла в джинсах, свитере и куртке, какое, к чёрту, платье?!
Из-под края чуть сбившегося подола торчали ступни. В бежевых туфлях самого что ни есть старомодного вида. Рукава полупрозрачные, от локтя свисали какой-то неряшливой, будто разорванной тряпкой. Талия у платья на положенном природой месте, лиф простой, с рядом обтянутых шёлком пуговиц, вырез не слишком низкий. Часть зоны декольте прикрыта бледно-голубой тканью, выбивающейся из-под края выреза. На секунду показалось, что этот кусок ткани пришит к платью наподобие оборки, но нет – я потянула за него и сообразила, что это нечто сродни нижнему платью или нательной сорочке.
Ничего такого в моём гардеробе и близко не ночевало.
В нарастающей панике я принялась ощупывать себя за всё, что только попадалось под руку, едва замечая, как кровь пятнает светлую ткань. Ноги, бёдра, живот, рёбра, грудь, плечи… все части тела на месте, ничего нового или неожиданного не появилось, но не получалось избавиться от чувства неправильности, раздражающего ощущения неудобства, словно меряешь одежду размера предположительно твоего, а на деле не совсем. И там жмёт, и здесь висит, и тут не натягивается, и вообще сидит как-то не так.
Не знаю, сколько времени машина ехала. Автомобиль трясло и раскачивало, и поначалу казалось, будто трясёт и качает меня. Лишь когда тошнота и головокружение отступили, я сообразила, что эта машина действительно так странно едет. Зрение постепенно прояснилось, но понимания происходящему не добавило. В салоне сумрачно, занавески на окнах плотно задёрнуты… и почему они там вообще висят, занавески эти? Почему стёкла не тонированные, раз уж такая охота скрывать происходящее внутри? Сиденья расположены друг против друга, и сам салон гляделся непривычно высоким для обычного легкового автомобиля. Или это джип какой, «бэха», или что там бывает? Ещё бы я в марках машин разбиралась…
Похититель сидел рядом, бережно держа меня за пораненную руку, и глупых вопросов, к счастью, больше не задавал. От рассуждений о браке, других мужчинах и союзах с каким-то родом тоже воздерживался. Прикосновение бесило до одури, но я терпела – на сколько-нибудь адекватное сопротивление сил всё равно нет, а вялое мгновенно задавят на корню и ещё неизвестно, что за ним могло последовать. Лучше всё же выждать, присмотреться. Снаружи доносились неясные звуки, редкие голоса, мерный частый перестук. Отвернувшись от похитителя и прикрыв глаза, я крутила ситуацию так и этак, пыталась собраться с мыслями и решить, что делать дальше.
Зачем меня похищать, кому я вообще нужна? Фрилансер с нестабильным доходом, родители не богатые и никогда таковыми не были, мужа нет, детей тоже, брать категорически нечего. Разве что на органы расчленить, да и тут в силу возраста и шатающегося здоровья сгодится не каждый. Продать в секс-рабство? Или как там этот стрёмный товарищ вещал – сразу взамуж? Ну да, в сорокец самое то пробовать себя в роли сексуальной рабыни. Или мужик любит женщин постарше?
Кто и когда меня переодел? И, главное, зачем?
Может, это сектанты?
Сумасшедшие?
Машина наконец остановилась, дверь распахнулась, открытая с внешней стороны. В салон хлынул солнечный свет, и я впервые пригляделась к одежде похитителя. Высокие сапоги, чёрные штаны и странный коричневый плащ с поясом. Я всматривалась в этот плащ, словно гадалка в хрустальный шар, надеясь узреть в нём ответы на все интересующие клиента вопросы.
Это не плащ, по крайней мере, не то, что большинство привыкло называть плащом.
Это разновидность мужской верхней одежды, что носили в старину.
В глубокую старину.
Камзол?
Нет.
Тогда кафтан?
Как же эта одёжка величалась правильно? Точно не сюртук.
Зато под стать моему платью.
Может, я угодила ровнёхонько в реконструкцию? И давно ли адекватные реконструкторы повадились похищать людей?
Похититель поднял меня с сиденья, помог выйти из салона. Я кое-как подхватила край юбки, машинально пригнула голову и едва не вывалилась наружу кубарем, слишком поздно заметив подножку.
Всё-таки джип.
Или…
Встав на твёрдую землю, я первым делом обернулась к транспорту, да так и застыла, разглядывая… карету. Да-да, настоящую карету, запряжённую парой гнедых лошадей, с кучером, сидящим на козлах. Громоздкую, чёрную, посаженную на большие колёса, дополненную торчащим сбоку фонарём со свечой, ныне потушенной.
Карета, чёрт побери.
Карета!
Сколько карет видит в своей жизни среднестатистический современный человек? Не считая телевизионных, разумеется? Я, например, не видела ни одной.
До сего момента.
– Ясения!
Среагировала я не столько на имя, сколько повернулась на сам оклик. И угодила в объятия бросившейся ко мне женщины. Обвившиеся вокруг меня руки сжались крепко, с каким-то непонятным отчаянием, словно женщина боялась, что я неведомым образом испарюсь из её объятий.
– Ох, Ясения, – повторила она и чуть отстранилась, всмотрелась обеспокоенно в моё лицо.
Она уже немолода, эта женщина с уложенными в причёску светлыми, тронутыми сединой волосами и синими глазами, полными искренней тревоги. Но почему она называет меня этим странным именем? Понятно, что Ясси сокращение от Ясении, однако всё равно звучало… непривычно, чужеродно и диковато. И навевало устойчивые ассоциации с именем главной героини старого мексиканского фильма, который моя мама и по сей день любит не меньше «Великолепного века».
– Наконец-то вы добрались, – женщина отодвинулась, нахмурилась, не иначе как заметив, какое выражение застыло на моём лице. Спросила тише, неуверенней: – Доброй ли была дорога?
– Бывало и получше, – с не скрываемым недовольством ответил похититель, оставшийся где-то за моей спиной. – Эти местные барки всегда такие? Ни удобств, ни мягкости хода, будто не летят, а по кочкам козами прыгают.
Женщина беспомощно качнула головой и окончательно выпустила меня из объятий.
– Всю дорогу на палубе провели, словно низкородные…
– Ясения, доченька, что с твоею рукой? – женщина поймала мою пораненную конечность, подняла повыше, испуганно рассматривая обмотанную платком ладонь.
Доченька? Но она совершенно точно не моя мама! Пусть бы моя мама тоже ниже меня ростом, светловолосая и несколько пополневшая с возрастом.
Не знаю, что я ожидала увидеть после раздражённого замечания Гедеона?
Малопригодное для жилья здание в аварийном состоянии?
Дом как дом. Два этажа. Два выдающихся вперёд крыла, придающих ему форму буквы П с укороченными ножками. Волнистый край терракотовой крыши, светлые стены и портик при входе. Дом не так велик, громоздок и роскошен, как можно ожидать после лицезрения кареты и кафтана, но вовсе не кажется забытой всеми брошенкой.
Женщина промолчала и повела меня в дом.
Голова не кружилась, не тошнило, но не получалось идти ровно, прямо без усилий. Туфли неудобные. Подол длинного платья мешался. Рукава тоже. Тисков корсета я не ощущала, однако спина болела. Вероятно, после удара об асфальт… или какое было покрытие там, где я упала.
Я упала на асфальт. А уж где я очнулась… и каким образом оказалась не пойми где и не пойми с кем…
Наверное, я сильно ударилась головой. И вот теперь лежу среди тех злосчастных осенних листьев и глюки ловлю, выдаваемые моим повреждённым мозгом.
Очень яркие, реалистичные глюки.
– Гедеон не со зла, – прошептала моя спутница, когда за нашими спинами закрылась дверь парадного входа.
Захлопнувшая её девушка последовала за нами, держась на расстоянии достаточном, чтобы не слышать нашего разговора. Длинное серое платье, передник и белый чепец на собранных в пучок волосах красноречиво говорили, что она служанка, горничная в этом доме.
– Вайленсия ему сильно не по нраву… как и многим мужам, рождённым на землях других государств. Отец его, покуда жив был, Вайленсию тоже не жаловал. Всё твердил, что больше никогда не ступит под её нечестивую сень…
Мы пересекли небольшой пустой холл, поднялись по широкой лестнице, устланной красной ковровой дорожкой, и повернули налево.
– Оттого и я на долгие годы о земле родной позабыла. И дом мой, наследство твоё, в запустенье пришёл, и сама ты, должно быть, о многом успела позабыть. Сколько лет уж минуло, как я увезла тебя отсюда…
Она ведь сказала, «отец его», то есть Гедеона? Не «ваш». И наследство моё, то есть её дочери Ясении, а не сына, коему в идеале должно всё достаться по праву старшинства и половой принадлежности.
В полутёмном коридоре служанка обогнала нас и предупредительно распахнула одну из дверей.
– Твоя опочивальня, Ясения, – в голосе женщины послышались виноватые нотки.
Я нерешительно переступила порог.
Комната просторна, с большим окном, обрамлённым тяжёлыми тёмно-зелёными портьерами. Кровать широка, но в меру, с балдахином, тонкими резными столбиками и повязанными вокруг них белыми занавесями. У одной стены платяной шкаф в несколько секций, у другой высокий комод и расписная ширма, у третьей маленький неразожжённый камин, внутри которого почему-то стояла ваза с сухоцветами. С одной стороны от окна притулилась кушетка, с другой туалетный столик. Едва заметив овал укреплённого над столиком зеркала, я шагнула к нему, с замиранием сердца всмотрелась в приближающееся отражение.
Та, кого звали Ясения, молода. Не трепетная восемнадцатилетняя нимфа, но и до моих лет ей ещё далеко. Светлые волосы убраны в растрепавшуюся, неаккуратную причёску, выбившиеся пушистые прядки касались нежного миловидного личика, в карих глазах застыло настороженное, недоверчивое удивление. И при некоторой доле воображения можно даже уловить отдельные общие черты… что, впрочем, не делало нас похожими, словно близнецы. У меня вот глаза синие… были. И блонд светлее, но за него надо сказать спасибо краске для волос.
Я отступила от столика, чтобы разглядеть себя… Ясению… в полный рост. Медленно повернулась вокруг собственной оси, пытаясь оценить скрытую под голубой тканью фигуру. Она худая, как и я. И формы, как и у меня, имелись, но скромные. Хотя в платье подобного фасона нельзя сказать наверняка, линии тела оно скрадывало куда лучше, чем могло показаться на первый взгляд.
И что это всё-таки может быть? Галлюцинации, игры подсознания, розыгрыш, хитроумная реконструкция? Я вижу, как незнакомка в отражении поворачивает голову вслед за мной, как склоняет её на плечо, беззвучно шевелит губами. Она кружится в вихре небесного платья и морщится, когда я надавливаю на пораненную ладонь.
Боль я чувствую. Хотя руку поранила не я.
– Ясения?
Я обернулась к двери. Мать Ясении так и застыла на пороге, испуганно наблюдая за дочерью. Из-за её плеча высовывалась служанка, разглядывавшая меня с жадным любопытством случайного зеваки, обнаружившего вдруг нечто занятное.
– Всё в порядке, ма… мама, – произнесла я как можно спокойнее, ободряюще.
Едва ли бедная женщина правильно меня поймёт, если я скажу, что я вовсе не Ясения и знать не знаю, где её дочь находится сейчас. Или правильнее сказать, душа её дочери? Дух, впитавший в себя мысли и чувства настоящей хозяйки этого тела, составлявший её личность, человека, которым я не являлась.
– Ох, знаю, иного ты ждала от возвращения на родные земли. Не чаяла, поди, что оно таким будет, – женщина окинула спальню несчастным, виноватым взглядом.
– Всё замечательно, – повторила я твёрже. – Нормальная комната…
Мать Ясении потерянно моргнула. Глянула через плечо на горничную, лишь сейчас заметив, что она стоит рядом, и та, склонив голову, поспешно выскочила вон.
Жизнь моя сложилась так, что сорокалетний рубеж миновала я женщиной незамужней и в браке никогда не состоявшей. Не получилось. А нынче время и вовсе почти прошло и что толку теперь руки заламывать и стенать? Я не бегала за мужчинами в поисках последнего вагона, куда, согласно мнению общественности, следовало обязательно запрыгнуть женщине моих лет, и не видела в каждом гипотетическом кавалере оправу, делающую меня настоящей женщиной, счастливой и полноценной, а не грустной и одинокой старой девой с непременными сорока кошками.
Я не искала мужчину.
И мужчина не искал меня.
А нынче мне предлагают сразу двоих.
Ладно-ладно, пусть не мне, но Ясении. Спору нет, я вполне себе сносно сохранилась для своих лет, однако сомнительно, чтобы к прежней мне вдруг посватались сразу двое молодых мужчин.
Из которых ко всему прочему ещё и выбирать не надо.
В пользу факта, что женихи Ясении молоды, говорило постоянное упоминание об их матери. Будь они в возрасте Гедеона, а то и старше, вряд ли их мать была бы жива и в достаточной мере бодра и крепка разумом, чтобы всем заправлять. А кейра Лилиаш очевидно заправляла и куда более твёрдой рукой, нежели мать Ясении, терявшаяся при каждом удобном и неудобном случае.
Не тратя времени даром, матушка Ясении с заметным облегчением на лице отправилась отписываться кейре Лилиаш. Багаж Ясении, уместившийся в один дорожный сундук, принесли в спальню, и вернувшаяся служанка принялась споро его разбирать. Я отстранённо наблюдала за её уверенными, ловкими движениями и силилась осмыслить происходящее. Я словно во сне… и в то же время ничто вокруг не соответствовало настоящему сновидению. Всё так реально – чужое тело, обстановка, девушка в длинном, явно форменном платье, сноровисто раскладывающая непривычные для меня вещи, – что становилось жутко. Доводилось мне читать романы фэнтези о попаданках во всевозможные миры, магические и не очень, и чужие тела, но чтобы однажды самой оказаться на месте такой героини…
На меня служанка внимания не обращала, причём эдак демонстративно не обращала, будто меня в комнате вовсе нет. Рана на ладони не кровила и если не двигать кистью руки, то особых неудобств она не причиняла. Но всё равно следует осмотреть. И, возможно, обработать и перевязать чем-то поприличнее, нежели чужой носовой платок.
И когда служанка скрылась за распахнутой дверцей платяного шкафа, я выскользнула из спальни. Коридор не слишком длинный и имел, по счастью, только два конца, не разветвляясь и не образуя лабиринта. Быстрым шагом я дошла до парадной лестницы и сбежала по ступенькам.
Где-то же должна быть ванная комната…
А если ванных здесь в принципе нет? Что обстановка, что одежда, что карета с лошадьми – всё выглядело старинным, словно вышедшим из исторического фильма. При этом отнести к какой-либо условной эпохе затруднительно и не только по причине общей скудности моих исторических познаний.
Платье на мне чересчур лёгкое и фасона слишком необычного, неопределённого, чтобы соответствовать хоть какому-то земному веку.
Многомужество, которое никогда-то не было ни распространено широко, ни принято на законодательном уровне. Во всяком случае, обратного мне слышать не доводилось.
И мне показалось, или Гедеон, говоря о транспорте, на коем он и Ясения прибыли в эту… Вайленсию, употребил глагол «летел»? Может, иносказательно выразился… но если они приплыли в Вайленсию на корабле, то почему порт породил такие странные ощущения? Мне не случалось бывать в средневековом порту, однако всегда казалось, что место это шумное, людное и пахнущее если не морем, то… прочими отходами.
Я пересекла холл и ухватилась за дверную ручку парадного входа. Он не заперт и я, с усилием потянув на себя дверь здоровой рукой, приоткрыла одну створку. И вышла.
Зачем?
А чёрт его знает.
Хотелось пойти, всё равно куда, лишь бы двигаться, лишь бы не стоять на месте, ожидая, пока происходящее станет ещё более реальным, пугающим пониманием, что всё по-настоящему и выбраться отсюда не удастся.
Книжные попаданки, помнится, не выбирались, в смысле редко когда возвращались домой в своё тело. Правда, попаданки те и адаптировались с поражающей воображение скоростью и завидной лёгкостью. Суток ещё в новом мире не минуло, а попаданка уже бизнесом каким полезным занимается, свет прогрессорства во тьму условного средневековья несёт… и пофиг ей на длинные юбки, которые с непривычки ох как здорово мешаются.
Задрав раздражающий подол до колен, я сбежала по ступенькам крыльца, покрутилась на месте и замерла посреди залитого солнцем двора. Вокруг никого, слуги успели разойтись, карету отогнали. И ворота обманчиво близко, намекают ненавязчиво, что даже в этом моём наряде неудобном ничего не стоит выбраться за пределы ограды. В будке привратника, похоже, никого нет, и никто не помешает мне выскользнуть за очевидно незапертые ворота.
Только вот дальше куда?
Вперёд, на исследование дивного нового мира, готового предложить попаданке все местные радости жизни? Бизнес пресловутый, магию, мужчину мечты, детей… вдруг мне позарез как детишек в прошлой жизни не хватало?
– Прошу прощения… с вами всё хорошо?
Голос.
Мужской.
И Гедеону не принадлежащий.
– Земной порт, – поправил мужчина.
– Земной порт?
– Тяжёлым воздушным судам не следует приземляться на воду. Лучше садиться на землю.
Воздушные суда.
Отлично.
Суровую явь условного недосредневековья наконец-то разбавил хоть какой-то фантастический элемент.
– У нас место для посадки воздушных кораблей называют земными портами. А у вас?
– А у нас аэропорт, – ответила я наполовину машинально и сразу заметила неподдельное удивление в небесных очах.
Однако придавать значения явно диковинному для него слову мужчина не стал. Может, и впрямь решил, что там, откуда прибыла Ясения, порты для воздушного транспорта называются именно так.
– Что у вас с рукой?
– Не знаю, – я подняла пораненную руку и принялась стягивать платок. Пятна крови на белой ткани успели подсохнуть и потемнеть.
– Давайте я помогу, – мужчина в два широких шага сократил разделяющее нас расстояние.
Мягко отвёл в сторону мою правую руку, коей я безуспешно дёргала за кончик платка, и сам аккуратно развязал узелок. Осторожно, едва касаясь, размотал ткань, открывая неглубокие по виду порезы, короткими хаотичными линиями расчертившие ладонь. Кровь свернулась, запечатав ранки, но часть её размазалась по коже, застыла тонкой корочкой.
– Что произошло?
– Не знаю.
Я не врала.
Моя собственная ладошка на момент падения была вполне себе цела и невредима. Сказать того же о ладони Ясении я не могла. И если исходить из теории переноса души или духа из одного тела в другое, то порезы успела заработать именно Ясения и именно в этом мире.
Даже мысленно звучало диковато.
Перемещение души.
Другое тело.
Другой мир.
И симпатичный молодой мужчина, разглядывающий мою не слишком стерильную ладонь и заодно уж меня, растрёпанную, в платье помятом и наверняка грязном после падения. Пусть бы упала Ясения не на асфальт, но вряд ли покрытие в земном порту было шибко чище.
Мужчина посмотрел мне в лицо.
– Почему вы не знаете? – задался он резонным вопросом. – Я видел, как вы и ваш брат спускались по сходням. Вы шли… и вдруг упали. Вы потеряли сознание, и ваш брат пытался привести вас в чувство…
Я помню на ладони что-то мелкое, блестящее, острое… похожее на осколки. И размер их намекал, что стеклянное нечто, оказавшееся в руке Ясении, было невелико. Всё же раздавить одной рукой бутылку на ноль семь литров не так-то просто. Осколки были бы крупнее, равно как и порезы… и откуда в порту вообще стеклянная тара взялась? И не остались ли мелкие осколки в ранах?
– А вы что делали в порту? – спохватилась я.
А то стою тут, понимаешь ли, таращусь на парня так, словно впервые в жизни оказалась в столь неприличной близости от привлекательного мужчины, родственником моим не являющимся.
Губы его тронула лёгкая скользящая улыбка.
– Встречал свою суженую. Подумал, что следует увидеть её прежде, чем состоится официальное представление.
А после, встревоженный судьбой случайной незнакомки, проследил за ней до её дома? И где суженую свою оставил?
– Немедленно отойди от моей сестры! – вторгся вдруг в интимное наше воркование грозный оклик с крыльца. – Не смейть ейо трогайть…
Гедеон едва ли не кубарем скатился по ступенькам и вихрем налетел на нас. И, наверное, обрушился бы карающим ураганом, если бы в последний момент не присмотрелся к незваному гостю. Тот повернулся к нему, глянул вопросительно и Гедеон замер, нахмурился.
– Опять ты…
Ага, узнал.
И говорить снова начал то чёткими, понятными мне фразами, то с невыносимым акцентом, коверкая половину слов так, что я с трудом их разбирала.
– Не трогайть мойю сестру… мест тебе нет здейсь, – добавил он тише.
– Отчего нет? – отозвался гость преспокойно. – Я имею право проведать свою суженую.
Свою суженую?
Ту самую, которую в аэропорту… тьфу, в порту встречал?
Чёрт…
Хлопнула дверь и на крыльце появилась матушка Ясении. Оглядела заполошно нашу троицу, охнула-ахнула и бросилась к нам.
– Кейр Лилиаш! – она суетливо склонила голову. Казалось, женщина не знала, куда метнуться и за что хвататься, дабы угодить нечаянному визитёру, принимать которого следовало совсем иначе. – Какая… неожиданность!
– И впрямь… – пробормотал Гедеон. На жениха сестры он смотрел с плохо скрываемой жгучей ненавистью, словно мог испепелить его на месте одним лишь взглядом.
– Ваша матушка, достопочтенная кейра Лилиаш, прибыла с вами? – мать Ясении огляделась украдкой, хотя отсутствие экипажа и так бросалось в глаза.
– Нет, кейра Аллиа. Я прибыл один… не считая моего друга, стерегущего наших лошадей за оградой.
Раз передо мной жених Ясении, то который из двух?
Дорогого гостя и его друга, спешно вызванного из-за ограды, со всеми почестями проводили в гостиную, куда столь же поспешно подали напитки и закуски. Мать Ясении суетилась, много, беспрестанно и зачастую бестолково, пытаясь одновременно и принять гостей как должно, и скрыть от посторонних глаз общую неготовность таковых принимать, и поддержать некое подобие респектабельности и не ударить в грязь лицом перед потенциальными родственниками. Вернувшись вместе со всеми в дом, я наконец осмотрелась повнимательнее. И смотреть старалась не на непривычную обстановку в целом, но не упускать из виду детали, мелочи.
Дом велик, помещения просторны, с большими окнами, пропускающими в изобилии света и воздуха. Не каменный костел, возведённый прежде всего как фортификационное сооружение, для комфортной жизни своих обитателей пригодное в последнюю очередь. И обстановка его богата, роскошна… была когда-то. Теперь я ясно видела, что ковры и обивка диванов и кресел изрядно потёртые, паркет тусклый, в разводах, на некоторых предметах мебели заметный слой пыли, кое-где и вовсе с примесью паутины, а камины, похоже, не чистили давненько. Дом не беден, но запущен, как бывает со зданиями, где не первый год никто не живёт. Или кто-то да живёт, однако ему хватает пары комнат попроще, поменьше, и потому поддержанием чистоты и порядка в остальных помещения он попросту не занимается. Ввиду ожидающегося приезда… то есть прилёта Ясении комнату для неё подготовили – и для Гедеона, вероятно, – но и только, а утруждать себя наведением полного марафета во всём доме не стали. Зачем, если Ясении с братцем пыльная гостиная явно без надобности, да и плохо отмытый холл разглядывать под лупой они едва ли будут?
А на гостей не рассчитывали.
Гедеон смотрел на жениха сестры так, будто загодя прикидывал, какую бы балку подпилить, дабы обрушить крышу на кудрявую голову. Заговаривать с будущим родственником он больше не пытался, лишь досадливо морщился украдкой. Местный язык Гедеон, очевидно, понимал примерно на том же уровне, на каком говорил на нём сам, а желающих побыть переводчиком не находилось.
На пороге гостиной мать Ясении коснулась моего локтя, останавливая. Подождала, пока гости пройдут вперёд, и трагическим шёпотом велела подняться к себе и заняться своей рукой, а то стыдно перед женихом-то показываться с порезанной ладошкой и вовсе растрёпой такой.
Я поднялась. Нашла ванную комнату, примыкающую к спальне. Подивилась факту, что здесь есть собственно ванная, а в ней и умывальник, и ванна на ножках, и несколько архаичного вида туалет. И водопровод имелся. Правда, из крана текла только холодная вода – хотя ручек было две, – но и то почти прогресс. Всё лучше, нежели кувшин и тазик, навевавшие стойкие ассоциации с плановым отключением горячей воды.
Я смыла с ладони грязь и корку крови, заново осмотрела порезы, надеясь, что в ранках и впрямь не остались крошечные осколки. Затем оглядела в зеркале лицо Ясении, помятое, несчастное донельзя и словно пропылившееся почище гостиной. Умылась. Кое-как пригладила влажными ладошками волосы. Поняла, что лучше не стало, и не без труда, с матом и шипеньем распустила их, вместе со шпильками выдирая светлые прядки. На туалетном столике в спальне обнаружилась щётка и следующие несколько минут ушли на попытки хотя бы расчесать спутавшуюся шевелюру так, чтобы она выглядела прилично. Служанка из спальни успела испариться бесследно и на помощь госпоже не спешила, а я понятия не имела, как тут вызывают слуг. Подобия сонетки я не заметила, колокольчика тоже, а бегать по всему дому в поисках горничной… звучало так себе. И выглядело наверняка паршиво. Леди – и не может служанку позвать. Поэтому я расчесалась как смогла, осмотрела и запоздало отряхнула платье и отправилась привечать гостей.
Выгляжу, знаю распрекрасно, преотвратнейшим образом.
Чувствую себя тоже.
Но деваться некуда. И дражайшая свекровь, сиречь кейра Лилиаш, меня пока не ожидает, а жених номер раз и так уже имел сомнительное удовольствие лицезреть невесту в грязном мятом платье, лохматую и с окровавленной ладонью. Даже дважды.
Ни мать Ясении, ни Гедеон не обрадовались явлению юной леди вида столь неподобающего, в том же платье и с неубранными в причёску волосами. Служанка, расставляющая на столике напитки, уставилась на меня так, будто к гостям я вышла в неглиже. И только жених с другом на пару и бровью не повели. Поднялись при виде меня, и жених церемонно поклонился.
– Дастин Лилиаш, – представился он и указал на приятеля. – Мой добрый друг кейр Саши Риа.
Я натянуто улыбнулась и изобразила кривой книксен. Огляделась и села на диван, рядом с гостями. В душе не чаю, прилично ли это или сугубо нежелательно… но перед камином стояло всего два кресла, обтянутых светло-зелёной тканью с бледно-розовыми цветами, похожими на сакуру, и оба они заняты родственниками Ясении.
Обладатель интересного имени Саши ниже друга ростом, коротко стриженный, черноволосый и темноглазый. В нём есть что-то от знойного смуглого южанина, и оттого внешность его резко контрастировала с бледнокожим долговязым Дастином. Саши чаще приятеля поглядывал по сторонам и, не сомневаюсь, подмечал все признаки увядания некогда богатого дома, который нынче не на что содержать. Впрочем, разве не бедственное положение вынудило мать Ясении выдать дочь замуж за мужчину куда более состоятельного?
За мужчин.
Чёрт побери, но почему всё-таки за двоих сразу-то? Дастин ещё вполне себе молод, и брат его если и старший, то вряд ли между ними настолько большая разница в возрасте. Понятно, что таковы местные обычаи, иначе о том не говорили бы столь спокойно вслух, как о предмете совершенно обыденном, естественном, но…
Отчим, значит.
И братец сводный комплектом.
Что, в общем-то, ожидаемо – и впрямь, не может женщина возраста матушки Ясении приходиться биологической матерью мужику под сорокет.
– Да и сама я, каюсь, на родные земли Вайленсии ступила вновь лишь несколько месяцев назад, впервые за долгие годы, проведённые на чужбине.
Я тоже взяла один из стаканов, расставленных на столике, пригубила содержимое. И чуть не выплюнула обратно.
Что за кислятина?!
Судя по светлому желтоватому цвету и отчётливому привкусу лимона, это что-то вроде лимонада, но ощущение такое, словно лимонный сок туда вчистую налили, лишь слегка разбавив водой. Алкогольной примеси, буде таковая, не ощущалось совсем, переизбыток лимона перебивал любые возможные добавки.
Дастин посмотрел на меня, потом на друга и взял стакан. Поднёс к губам, но пить благоразумно не стал.
– Как дорогой мой супруг сошёл в объятия Тёмной матери, так я и на земли, меня вскормившие, вернулась.
Неудивительно, что дом в таком запустенье. А если и финансы поют романсы…
Я поставила стакан на кружево серебряного подстаканника, облизнула губы, казалось, пропитавшиеся ядрёным вкусом лимона, и перехватила вдруг застывший, напряжённый взгляд Гедеона, устремлённый на моё лицо. Я сделала что-то не так?
– Моя матушка – посол Вайленсии во Франской империи, – Саши старательно раздувал тлеющие угольки светской беседы, но усилий его определённо не хватало. – И мне довелось сопровождать её во время первого её визита во Франскую империю два года назад. А в Эргерштерне я не бывал.
– Эргерштерн отличается от Вайленсии… – мать Ясении глянула на стакан с лимонадом, будто надеясь найти у него поддержку и нужные слова, однако брать не стала. Интересно, знает ли, что туда налито или по гримасам гостя и дочери догадалась, что пить это не стоит?
Я посмотрела на жениха, отчего-то испытывая неловкость за женщину, бывшую мне, Альбине Ветровой, никем. Дастин ободряюще мне улыбнулся.
– В этой части континента вообще мало государств, подобных безбожному этому царству многомужниц, – внезапно проскрипел Гедеон и отвернулся.
Гости озадаченно переглянулись.
Гедеон это специально делает? Нарочно выдаёт комментарии на языке, который половина присутствующих не понимает? Удобно ведь: и колкость отпустил, и ответа не получил, потому как одни ничего не поняли, а другие вынуждены замечания эти игнорировать, дабы не устраивать несимпатичных сцен при гостях.
– Что сказал ваш брат? – слово «брат» в устах Дастина прозвучало как-то странно, неуверенно, точно он сомневался, следует ли так величать этого угрюмого мужчину, при иных обстоятельствах могущего быть отцом Ясении.
– Что Вайленсия удивительная, неповторимая страна, – сделала я вольный перевод реплики Гедеона.
Ещё несколько минут Саши рассказывал что-то общее, несущественное о Франской империи в явной попытке сгладить очередную неловкость. С чрезмерным, фальшивым насквозь энтузиазмом он делился впечатлениями о ней, и матушка Ясении улыбалась и кивала с выражением живейшего и столь же наигранного интереса. Гедеон изображать увлечённого приятной беседой не пытался, но молчал, сосредоточено изучая ворох старой золы в камине. Я и Дастин поглядывали друг на друга, и я видела в светлых небесных глазах отражение собственного желания. Желания уйти отсюда и не присутствовать при странной этой сцене, где всё шло не так, как должно, где заветривались закуски, которые никто так и не рискнул попробовать, где мялась служанка, безуспешно прикрывавшая собой пыльный тонконогий столик у стены. На столике, сколь я успела разглядеть – зрение Ясении было лучше моего, и оттого непривычная чёткость предметов на большом расстоянии удивляла невольно, – стояла ваза с трещиной, змеящейся петлёй висельника вдоль узкого горлышка.
– Что ж, кейра Аллиа, полагаю, моя мать ответит вам то же, что скажу сейчас я, – наконец заговорил Дастин, когда Саши выдохся и умолк. – Вам будет удобно нанести нам визит завтра в полдень? Моему брату не терпится познакомиться с нашей суженой. И матушка будет счастлива увидеть Ясению воочию и убедиться, что кисти художника оказалось не под силу передать и половину красоты и очарования вашей дочери.
– Разумеется, удобно, – мать Ясении зарделась и тут же глянула искоса, испуганно на Гедеона.
Тот и головы не повернул.
Гости поднялись.
Хозяева тоже.
Лишь Гедеон продолжал медитировать на чёрный зев камина и закопчённую каминную решётку.
Я и мать Ясении проводили гостей до парадного выхода, выслушали все положенные любезности и заверения, как им у нас понравилось и с каким нетерпением нас ждут назавтра с ответным визитом. Говорили по большей части Саши и мать Ясении, зато Дастин если ронял замечание, то всегда по делу, с минимумом воды и лирических отступлений. Я же просто молчала и улыбалась как идиотка. Не знаю, была ли я похожа на благовоспитанную девицу на выданье, коей положено лишний раз рот не раскрывать и не лезть вперёд старших родственников, или и впрямь выглядела дура дурой, но я понятия не имела, как себя вести так, чтобы окончательно не попасть впросак.
Гости раскланялись и удалились, и мать Ясении выдохнула с нескрываемым облегчением.
А что не так с моим видом? Вид как вид и сразу ясно, что девушка не смогла разыскать камеристку и вынуждена была управиться своими малыми силами. Попробуй-ка самостоятельно, ничего не умея и не зная, уложить волосы в причёску по местным стандартам и переодеться в другое платье.
– Ты нарочно показалась этому… этим кейрам с неприбранными волосами? – взгляд Гедеона жёг каленым железом, так и подстёгивая нахамить в ответ. – Думаешь, так он скорее очаруется твоею юной прелестью?
– Что ты такое говоришь, Гедеон? – всплеснула руками мать Ясении.
– Похоже, Ясении вздумалось завлечь одного из мальчишек Лилиаш. И выбрала она верного. Болтают, старший на такие уловки не больно-то падок, у него и без того юбок в достатке… каждую задрать норовит, а девки и рады-радёшеньки подставляться, – Гедеон снова потянулся к моим волосам.
То ли вновь ткнуть обличающе, то ли поправить, не знаю. Но я вскинула руку прежде, чем он дотронулся до волос, и пальцы его шлёпнули по моим. Я оттолкнула их, не со всей силой, конечно, однако достаточно ощутимо, чтобы жест этот был истолкован верно. Гедеон с несказанным удивлением уставился на меня.
И я удивилась не меньше.
Для него, выходит, в порядке вещей тянуть руки к родственнице, пусть и сводной сестре, пусть и не связанной с ним узами крови? Ещё и на глазах её матери, во взгляде которой читался вселенский ужас что от слов пасынка великовозрастного, что от очевидно неприличного жеста его.
Гедеон моргнул. И руку отвёл.
– Гедеон, не след сплетни кухонные повторять в присутствии юной благочестивой девы, – укоризненно произнесла мать Ясении, но как-то неуверенно, с опаской.
И не в первый раз уже.
– Ясении должно знать, что её ожидает, – парировал Гедеон непримиримо. – Чтобы не заблуждалась насчёт мальчишек Лилиаш. Быть может, младший и впрямь так недурён, каким представляется… наивному девичьему взору… но старший совсем не таков.
Значит, Дастин младший. А ещё незнакомый мне Бастиан – старший.
– Да и кейре Лилиаш неспроста вздумалось сыновей в ваш род отдавать…
Фраза «отдавать сыновей в ваш род», подразумевая при том род женский, звучала диковато, непривычно. Матриархат у них здесь, что ли?
– Что ваш род, матушка, дать им может, кроме имени? А сыновей своих пристроить кейра Лилиаш и без вас сможет. Это мы тонем, мы нуждаемся в их деньгах и влиянии, а они и без вашего имени на плаву удержатся. Так в чём истинная причина желания кейры сыновей своих именно в ваш род отдать? Нет ли у мальчишек её изъяна какого, или трудности, или ещё чего тайного, от чего не каждый высокий род Вайленсии на союз этот согласится? Не прячет ли она за приятной внешностью сыновей пороков их, своих и рода, или, того хуже, яда харасанской заразы? Не воспользовалась ли кейра неведением той, кто давно на земли родные не ступала? – и Гедеон уставился эдак пытливо, выжидающе на мать Ясении, словно имел вполне обоснованные подозрения, что женщине известно больше, чем ему, но она секретную эту информацию виртуозно от него скрывала.
С минуту матушка Ясении смотрела на пасынка, что кролик на удава, и наконец повернулась ко мне.
– Родная, иди к себе, отдохни наконец с дороги, – велела она мягко. – Только-только прибыла, а ни мгновения покоя ещё не было.
– Хорошо… мама, – я прошла между женщиной и Гедеоном и направилась к лестнице.
Идти старалась не слишком быстро, но желание сбежать отсюда без оглядки грызло по-прежнему. Всё равно куда, только бы подальше от всех этих неведомых, непонятных странностей, от этих людей и этого чужого мне тела, а в идеале – сразу домой, в мой мир и моё тело.
Увы, сбежать я могла не дальше второго этажа и спальни Ясении.
Но и там затаился сюрприз.
– …хорош собою, словно вечно юный Эрифей, а эта вытаращилась на него так, будто подле неё эртир какой. Да и сама вышла к гостям хуже того эртира, чумазая и лохматая…
– Она и в опочивальне такая. Обо всём, видать, в этой своей Эргерштернии позабыла…
А я ещё гадала, куда все служанки пропали. А вон они, в коридоре стоят и косточки хозяевам перемывают. Причём смачно так перемывают, с чувством, толком, расстановкой и голос почти не понижая.
– Знамо ли, совсем молоденькой её отсюда увезли и в той Эргерштернии заперли, покуда её матушке вздумалось с чужеземцем в брачный союз вступить. Сказывают, у них там нравы не как у нас и девушкам в одиночку не дозволено ни ходить свободно, ни головы поднимать.
Собеседница поцокала языком, то ли сочувствуя Ясении, то ли удивляясь дикости нравов в стране, в которой сама она наверняка никогда не была и вряд ли побывает.
– Оно и видно. Едва ли и слово за время визита вымолвила. Дивиться только остаётся, зачем этот союз такой благородной кейре надобен. Наша-то и с нами расплатиться как должно не может, второй уж месяц ни монеты от неё не видим.
– Так за тем и союз, что Лилиаш – род состоятельный, не чета этому.
Я осторожно выглянула из-за угла.
Две женщины в форменных мышастых платьях и белых чепцах стояли в начале коридора, недалеко от спальни Ясении, и без малейшего зазрения совести пользовались тем, что в комнатах никого нет. А в том, что хозяйские спальни нынче пустовали, сомневаться не приходилось. Мать Ясении и Гедеон внизу, я здесь, а больше господ в доме наверняка и не было.
Перспектива заняться бизнесом поутру не нарисовалась.
Драконы тоже.
И домой я не вернулась вопреки иррациональной, зыбкой надежде оказаться по пробуждению там, где я была всегда.
Остаток дня я пряталась в спальне, осматривала комнату и пыталась сложить одно с другим. Ни мать Ясении, ни Гедеон меня не беспокоили, лишь служанка заглядывала раза два-три. Поела я там же, в спальне, удивляясь вкусу блюд. Нет, всё было относительно съедобно, разве что жирновато с непривычки и специями кухарка пользовалась без меры, заставляя невольно задуматься о свежести мяса.
А с утра пораньше началась подготовка к визиту. Терпела я молча, не считая нужным вмешиваться в процесс, в котором ничего не понимала. Позволила горничной себя поднять, отвести в ванную комнату и вымыть. Из крана наконец потекла и горячая вода, что избавило от необходимости ожидать, когда её нагреют отдельно на кухне и натаскают вёдрами в спальню госпожи. Не забыли и о волосах, а после сушили шевелюру естественным, так сказать, путём, усадив меня у окошка на солнце. Телу досталась одна душистая жидкость, шевелюре другая и вытирали меня большими отрезами белой ткани.
Затем волосы тщательно расчесали.
Потом принялись одевать, словно я кукла, не способная самостоятельно засунуть руки в рукава. Нарядили в платье фасона, схожего с предыдущим, винно-красное с тёмными золотыми узорами и вырезом, пожалуй, менее прикрытым, но не слишком, не вываливающим всю зону декольте напоказ. Местная мода, к счастью, и впрямь обходилась без корсетов, полудюжины нижних юбок и нарядов, весящих не меньше иных рыцарских доспехов, а нижнее бельё состояло не только из нательной сорочки. И короткие, отороченные кружевом панталончики были достаточно аккуратными, удобными, чтобы не испытывать дискомфорта из-за неподходящего белья. Зато красивые вышитые туфли на низком толстом каблуке не делились на левую и правую.
Высохшие волосы собрали и уложили, поверх водрузили тиару с тёмными камнями в тон наряду – возможно, пиропы или какие-то местные их аналоги, – а в уши вдели серьги.
К немалому моему удивлению, в довершение меня накрасили. Вернее, слегка подкрасили глаза, щёки и губы, пока я с подозрением косилась на расставленные на столешнице баночки и коробочки. Надеюсь, в них нет свинца, ртути и что там ещё добавляли в декоративную косметику в прошлые века…
Когда образ девицы на смотринах был почти завершён, в спальню зашла мать Ясении. Оглядела меня удовлетворённо и заверила, что кейре Лилиаш и её старшему сыну я всенепременно придусь по нраву не меньше, чем младшему.
В сопровождении матери я спустилась в холл, где чёрным вороном кружил Гедеон. И после откровений служанок взгляд его, на меня обращённый, сказал гораздо больше, нежели накануне.
И как я сразу не сообразила? Гедеон свою неродственницу вожделеет и желания эти скрывает с трудом и явной, вымученной неохотой. Я почти воочию видела, как он слой за слоем снимает с Ясении одежду, как изучает её тело, как представляет, какой его части коснётся в первую очередь. И всё это, пока я только сходила по ступенькам лестницы.
Страшно представить, что он там ночами себе думает.
А если не просто думает?
Едва мы закончили спуск, как он метнулся к нам, замер передо мной, словно намереваясь отвесить очередное ценное замечание касательно моего внешнего вида. Я молча посмотрела в непроницаемые тёмные глаза. С минуту мы играли в кто кого переглядит и Гедеон первым моргнул и взгляд отвёл. Отступил и переключил внимание на мать Ясении.
Гедеон желал всенепременно сопровождать женщин во время визита.
Мать Ясении возражала, что сын её второго покойного супруга, к тому же чужеземец, плохо понимающий язык, – не то, что следует демонстрировать будущим родственникам. Особенно такой благородной даме как кейра Лилиаш. И уж точно не стоит показывать урождённой вайленке, как её соотечественница признаёт постороннего, по сути, мужчину и иностранца главным в своём роду, склоняет пред ним голову и позволяет ему управлять ею. Для высоких родов Вайленсии подобное недопустимо и не след выставлять себя в ещё более жалком виде, нежели есть на самом деле.
Ещё несколько минут ушло на увещевания Гедеона. Но то ли благоразумие, то ли необходимость держаться за этот союз взяли вверх над желанием запереть Ясению и мы с её матушкой отбыли вдвоём.
Ехали в уже знакомой мне карете, временами раскачивавшейся так, что я начинала опасаться, доберёмся ли мы до места назначения вовсе. Сидя подле матери Ясении, я пыталась рассмотреть проплывающие за окном пейзажи, но занавески хоть и не были задёрнуты полностью, как вчера, однако раздвинуты так, что много из глубины салона не увидишь. Понятно только, что карета катила по нешироким городским улицам, пусть бы и не слишком оживлённым по моим представлениям.
Наверное, можно считать, что Ясении повезло. Жили Лилиашы недалеко от принадлежащего роду Аллиа дома. Относительно недалеко, разумеется, потому что по моим ощущениям протряслись мы в карете с полчаса, не меньше. И дом их был больше раза в два, трёхэтажное белоснежное здание со светлой рыжей крышей и огромными окнами. Перед фасадом раскинулись аккуратно подстриженные кусты, ровные гравийные дорожки и зелёные газоны идеальных геометрических форм.
Гостей перед парадным входом встречал лично Дастин Лилиаш. В сопровождении слуги он подошёл к остановившейся карете и, как только тот распахнул дверцу, сам подал мне руку.
По секундной растерянности во взгляде поняла – речь моя пусть и произносится на известном Дастину языке, но звучит почти так же, как исковерканные слова Гедеона. Вроде и ясно, о чём собеседник говорит, однако всё равно как-то диковинно, неправильно.
И любопытно вдруг стало, почему я не замечаю, на каком языке говорю, как и когда переключаюсь на другой? Помнится, встречались мне попаданки, неким чудесным образом понимавшие и что окружающие их люди говорят не на русском, и сам язык. А я вот не понимаю. Говорю, перескакивая играючи с одного на другой, и разницы в языке окружающих не замечаю, неправильных фраз Гедеона не считая.
Внутри дом столь же велик, роскошен, как и снаружи. И никакой пыли, потёртостей на видных местах и слуг, смотрящих что на потрёпанную временем обстановку, что на замученных хозяев с одинаковым выражением людей, не понимающих, что они тут делают и зачем им заморачиваться чужими заботами. Тем более заботами, за которые не платят как должно. Просторные помещения, высоченные расписные потолки, фрески на стенах, запечатлевшие как пейзажи в мягких постельных тонах, так и полные ярких красок события и людей, сколь полагаю, из местной мифологии и истории. Позолота и лепнина, большие картины в обрамлении багетов и мебель, для меня бывшая антикварной, чем-то «на богатом», что я видела разве что по телевизору да на экскурсиях в старинных усадьбах.
Гостиная, где ожидала свекровь и прочие родственники, больше походила на зал для приёмов и уж точно была далека от гостиной в доме Аллиа.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что прочие родственники присутствовали лишь в лице девушки, темноволосой и темноглазой, вскочившей с дивана при нашем появлении.
– Кейра Лилиаш, – мать Ясении несколько поспешно склонилась перед женщиной, сидящей в кресле возле распахнутого окна.
Кейра Сандра Лилиаш была моложе матери Ясении – или выглядела много лучше. Статная, величественная, с убранными в причёску тёмно-каштановыми волосами и строгим лицом с карими глазами, она производила впечатление истинной главы рода, владычицы, управляющей всем и всеми твёрдой рукой. Тёмно-синее платье подчёркивало на удивление стройную фигуру, на пальцах поблёскивали кольца. Тем не менее я помедлила, не зная, следует ли в действительности поклониться будущей свекрови или на самом деле этикет этого не требует, а суетливые реверансы матери Ясении лишь дань её боязливому подобострастию, стремлению преклонить голову перед тем, кто стоит выше, не суть важно по положению ли, по характеру. И повсеместное обращение «кейра-кейр» наводили на мысль, что это нечто сродни более общему «леди-лорд» либо вовсе «госпожа-господин», нежели конкретный титул вроде графа или герцогини. А если я права, то положение обеих женщин в аристократической иерархии могло быть схожим и нервных реверансов не подразумевающим.
– Кейра Аллиа, – Сандра поднялась, склонила голову, приветствуя гостей. Приседать, конечно же, не стала.
– Матушка, – заговорил Дастин. – Кейра Ясения Аллиа.
За неимением лучших идей я повторила движение Сандры.
– Моя дочь Розалин, – Сандра обернулась к девушке.
Та тоже склонила голову, улыбнулась приветливо и шагнула ко мне.
– Рада наконец увидеть тебя воочию, – она взяла мою руку и пожала дружески. – Мы о тебе наслышаны. Братец столько о тебе рассказывал… просто не умолкал ни на мгновение со вчерашнего дня.
– Розалин, – Дастин вдруг смутился и посмотрел на сестру исподлобья с чисто братским укором.
– Но ведь я правду говорю! И мы, естественно, видели твой портрет… но всем известно, как художники любят польстить заказчикам.
– Мой сын был прав, когда воспевал твою красоту и очарование, Ясения, не приукрасил ни единым словом, – заметила Сандра, одобрительно улыбнулась матери Ясении и указала на диван, обтянутый небесно-голубой тканью.
Едва гости расселились, как незамедлительно подали напитки и закуски. И не приходилось сомневаться, что в высоких стаканах отнюдь не кислый лимонад, а закуски на небольших блюдах можно отведать без опаски.
– Лёгкой ли была твоя дорога, Ясения? – задала Сандра дежурный вопрос.
Я кивнула.
Чёрт! Надо следить за речью, надо.
– Да… кейра Лилиаш.
За сим последовало ещё несколько вопросов о путешествии, а после мать уступила дочери и Розалин щедро осыпала меня расспросами о жизни на чужбине. На всякий случай я со всем соглашалась и надеялась, что не дакую невпопад. Порой приходилось неопределённо мычать и улыбаться натужной улыбкой идиотки, не способной ответить на элементарные вопросы.
Пару раз Сандра бросала взгляд в сторону двустворчатой двери и едва заметно хмурилась. Мать Ясении осмотрела украдкой гостиную и хозяев дома и во взоре её отразилась растерянность. Дастин молчал, лишь иногда одёргивая чересчур увлекавшуюся сестру. Я старалась не коситься на него без нужды, пусть бы на языке так и вертелся вопрос, а где, собственно, жених номер два, по уверениям жениха номер один уже ожидающий невесту наравне с матерью.
Наконец створки распахнулись, и в гостиную ввалился жених номер два.
Да-да, именно ввалился с разбегу, а не вошёл. Шагом широким, далёким от неторопливой степенности – хорошо, хотя бы ровным, без намёка на результат неподобающих возлияний с утра, – пересёк гостиную и остановился перед креслом матери.
– Прошу прощения, матушка, я немного задержался… возникли дела, отлагательств не терпящие.
Во взгляде Сандры ясно читалось «и какие же, позволь спросить?», однако отчитывать сына при гостях она не стала. Улыбнулась любезно и повернулась к нам с матерью Ясении.
– Мой старший сын, Бастиан. Кейра Инид Аллиа и её дочь Ясения.
Жених номер два шагнул к дивану, где мы сидели, расплылся в широкой дурашливой улыбке и отвесил поклон, скорее откровенно шутовской, нежели выражающий должную имитацию почтения.
Бесспорно, жених хорош собой, светловолосый и синеглазый, с лицом приятным, располагающим, но без приторной смазливости. Ниже брата ростом, не сильно на него похож и старшим не выглядел совершенно. Пожалуй, не знай я наверняка и приняла бы их за ровесников.
А если по поведению судить, то и вовсе за балованного младшего братца-шалопая.
– Моё почтение, кейра Аллиа, – Бастиан выпрямился, отступил ко второму дивану и с размаху плюхнулся на сиденье рядом с сестрой.
Развалился, закинув руку на диванную спинку, вытянув ноги и разве что на край кофейного столика их не пристроив. Розалин неодобрительно на него посмотрела, но Бастиан ответил беспечной улыбкой. Поглядел лукаво из-под длинных, падающих на глаза светлых прядей сначала на брата, затем на гостий. Резко наклонился, взял с одного из блюд небольшой поджаренный кусок хлеба и отправил в рот целиком.
– Полагаю, Бастиан, ты рад познакомиться со своей суженой, – произнесла Сандра, устав ожидать от старшего сына подобающую случаю реплику.
– Угумс, – согласился жених с набитым ртом.
– Мы тоже очень рады увидеть ваших замечательных сыновей, кейра Лилиаш, – поддержала мать Ясении.
– Инид, думаю, пришла пора отказаться от излишне формальных обращений в кругу семьи.
Мать Ясении кивнула.
За куском хлеба последовала хрустящая палочка из теста, щедро посыпанная луком и чем-то ещё. Её Бастиан ел неторопливо, надкусывая смачно и увлечённо хрустя так, словно грыз попкорн в зале кинотеатра. Дастин и Розалин с одинаковым энтузиазмом пытались прожечь брата грозными испепеляющими взглядами, но сжигался Бастиан на редкость паршиво. Сандра с минуту понаблюдала за нарочито беззаботно жующим сыном и взмахом руки указала на высокое, в пол, окно.
– Бастиан, Дастин, быть может, вы покажете вашей суженой наш сад? Он дивно прекрасен в это время года.
– Ясения, родная, прогуляйтесь, конечно же, – присоединилась Инид. – Погода сегодня чудесная.
Дастин поднялся.
Я тоже.
Бастиан неспешно доел палочку и лишь затем с показной неохотой отлепился от дивана.
А дуэнья мне нужна?
Судя по тому, что никто ни не удивился, ни даже не упомянул о невозможности не состоящим в браке молодым оставаться наедине в отсутствие компаньонки, – нет, не нужна.
Сопровождаемая мужчинами, я вышла в сад. Подобрав подол платья, двинулась через зелёное кольцо к древесной гряде, начинающейся по другую сторону газона. Братья поравнялись со мной, зашагали рядом. Под сенью широких раскидистых крон петляла гравийная дорожка, и я пошла по ней. Не знаю, куда… но надеюсь, спутники меня поправят, если сверну не туда.
– Ты это нарочно творишь? – Дастин первым нарушил молчание.
– Нарочно, – легко согласился Бастиан.
– Зачем?
– Разве не ясно? Ясения, позволишь мне быть откровенным?
Чую, откровенность его мне не понравится. Не то чтобы он мог сказать нечто, о чём бы я не догадывалась… однако что мне делать с этими его откровениями? Распечатать и на стеночку повесить себе в назидание?
– Бастиан.
– Разве я неверно рассуждаю? Думаю, это неплохо – позволить себе быть более честным, нежели наши матери, когда заключали эту сделку…
– Это брачный договор, – поправил Дастин и глянул на меня извиняюще.
– То есть сделка. Переставь слова местами и разве ж суть переменится? – Бастиан передёрнул плечами. – Ясения, так позволишь ли ты мне быть откровенным?
– Валяй, – ответила я сухо и чуть не прикусила себе язык.
– Что, прости? – растерялся Дастин.
– Кого? – не понял Бастиан.
– Позволяю, – исправилась я. – Говори, что хотел сказать.
– Я не желаю вступать в брачный союз с девой, прибывшей издалека… пусть бы и рождённой на наших землях, взращенной на них… и ещё меньше желаю вступать в род, подобный… твоему. Мне неведомо, чем руководствовалась наша матушка, остановив выбор именно на роде Аллиа… или что предложила ей твоя матушка…
Пожалуй, ещё немного и меня заинтересует сей нюанс не меньше, чем остальных им озабоченных.
– Я ни в коем случае не оспариваю выбор нашей матери, – продолжил Бастиан. – Старшая в роду всегда права, не так ли? И ты, будучи единственной дочерью своей матери, старшей в роду Аллиа, не можешь ни прекословить ей, ни отринуть её выбор, даже если он не пришёлся тебе по нраву. Да и вам-то союз этот выгоден, с какой стороны ни посмотри. Ты от него не откажешься. Поэтому я готов предложить тебе, прекрасная Ясения… пусть будет тоже сделка.
Сделка, значит? В условиях вынужденного брака, от которого ни одна сторона не может отказаться, даже если сильно захочет?
Что ж, пускай говорит.
А я послушаю. Авось разберусь заодно, что за мысли бродят в блондинистой голове жениха номер два.
– Сделка? – повторила я.
– Брат, ты обезумел? – вопросил Дастин устало. – Или кутёж прошлой ночи закончился так поздно, что хмель из твоей головы не выветрился и поутру?
– Мой ум при мне и хмелем не затуманен, – заверил Бастиан со всей серьёзностью. – Ясения не откажется от этого союза, ни по желанию, ни как-либо иначе. Он ей нужен, потому что у рода Аллиа нет ничего, и ни один высокий род Вайленсии не отдаст ему своих сыновей.
Раз здесь принято отдавать в другой род сыновей, не дочерей, то полагается ли им нечто вроде приданого? Едва ли вся выгода для рода Аллиа заключается лишь в том, что в него вступят двое молодых мужчин. Ну вступят и вступят, что с того, кроме изменения статуса Ясении, ожидаемого рождения детей и двух пар лишних рук в хозяйстве? Не станут же лорды самолично приведением дома в порядок заниматься. Да и что получат наследники, когда на свет появятся?
– Ты, братишка, не откажешься от этого союза, потому что всегда слушаешься матушку, не прекословишь ей и делаешь, что она велит, как подобает добродетельному почтительному сыну. Я бы и рад отказаться, но я в меньшинстве, ты меня не поддержишь, Розалин тоже, а матушка и подавно слушать не станет. Всё, что мне остаётся – заранее подобрать вариант, который удовлетворит нас всех. Мы вступим в освящённый в храме брачный союз. Я стану твоим, Ясения, супругом по завету богини и по велению наших матерей, но и только. Я не возлягу с тобой на брачное ложе и сохраню своё…
Кажется, не так уж и заблуждался Гедеон, когда уверял, что старший бабник ещё тот.
– Своё право на беспорядочные половые связи? – не удержалась я.
Несколько секунд братья косились на меня с разной степенью удивления, но, похоже, фразу истолковали правильно.
– Да, – Бастиан, помедлив, кивнул. – Не знаю, как принято в Эргерштерне, но в Вайленсии, если ты вдруг позабыла, мужчина, состоящий в браке, не может вести слишком вольный образ жизни. Это демонстрация неуважения к своей супруге и неуважение вдвойне, если она старшая в роду. Женщина может наказать неверного мужа. Или пожаловаться, и тогда ему тоже не поздоровится. Поэтому лучше обсудить всё…
На берегу. Как мило с его стороны.
– …загодя. Ты позволишь мне вести ту жизнь, какую я пожелаю, и не станешь ни жаловаться, ни пытаться наказать меня за неподобающее поведение… хотя, признаюсь, на такое я бы посмотрел… а взамен я не буду ни противиться этому союзу ныне, ни докучать тебе впредь. Для исполнения супружеских обязанностей и брачных договорённостей у тебя останется мой братишка. Уверен, он распрекрасно со всем справится и в одиночку.
Судя по взгляду, брошенному поверх моей макушки на родственничка, в данный момент Дастин был готов справиться в одиночку с непростой задачей по выбиванию дури из головы брата.
– Возможно, тебе придётся придумать повод, дабы отослать меня домой. На некоторое время, естественно, чтобы не вызывать подозрений и не порождать лишних сплетен, – взгляд Дастина Бастиан то ли не заметил, то ли проигнорировал. – Слышал, вилла Аллиа в ужасном состоянии…
– И от кого ты это услышал? – вмешался Дастин. – Саши проболтался?
– О том все болтают, не только Саши, – парировал Бастиан. – Посему жить там я не желаю. По крайней мере, пока там не станет лучше.
А я-то думала… вообразила грешным делом, что он мне сейчас предложит нечто куда более интригующее, нежели брак наполовину открытый, наполовину фиктивный. Ещё и не забыть его обратно на мамкин диван отослать.
Ценной бандеролью, угу.
– Что-то ещё? – поинтересовалась я.
– Что, прости?
– Какие ещё обязательства согласно условиям этой твоей сделки я должна принять? И какая мне в том выгода?
– Я уже говорил…
– Я тебя услышала, – когда-то странноватая эта фразочка сильно меня бесила, однако нынче показалась более чем уместной. – Но ты сам упомянул, что если пойдёшь в отказ… попытаешься отказаться от брака, то у тебя ничего не выйдет. Тебя всё равно вынудят жениться, сколь бы ты браку ни противился. Закрывать глаза на твои измены я не обязана. И как ты намереваешься мне докучать, если я не соглашусь на сделку? Утомишь меня своим… вниманием? А может, я только и мечтаю, чтобы ночами напролёт сексом заниматься с молодым горячим любовником?
Дорожка вильнула, убегая в глубь сада. На повороте братья остановились и я вместе с ними. Светлые стены дома уже не виднелись в прогалах между деревьями, сменившись яркой зеленью газона и пёстрой клумбой.
Женихи повернулись ко мне лицом, одарили новой порцией удивления.
– Пока я не вижу в твоём предложении никакой выгоды для себя. Ясе… моему роду этот брак нужнее, чем вашему, и потому мне нет смысла соглашаться на одного фактического мужа и одного формального. Зачем, если я в любом случае получу двух фактических? А раз получу, то пусть будут, пригодятся в хозяйстве-то… оно, хозяйство, внимания немалого требует…
Правда, неизвестно пока, есть ли это самое хозяйство, дома с участком не считая. Сколь помню, многие аристократы были землевладельцами – а на чём ещё, собственно, держались их состояние и власть?
– От тебя тоже… не требуют многого? – спросила я интереса ради.
– Быть вторым сыном уже сложнее, – признался Дастин. – Когда рождается второй мальчик кряду, всякая мать задумывается, не будет ли так и впредь. А если род высокий, то кто станет его наследницей, если нет дочерей?
– У вас сыновья совсем ничего не наследуют?
Дастин глянул на меня, удивлённый, что урождённая вайленка не знает элементарного, но всё же пояснил:
– Наследуют, разумеется. Имущество, земли и прочие ценности, которые принадлежат роду. Однако стать старшим в высоком роду мужчина может лишь при отсутствии наследницы подходящего возраста в главной и младших его ветвях.
Рассуждения о старшинстве в аристократическом роду пробудили внезапную мысль.
– И какой-нибудь побочный родственник мужского пола, не имеющий с родом кровной связи, возглавить его не может?
– Нет. Почему ты спрашиваешь?
– Просто так.
То есть претендовать на главенство в роду своей мачехи Гедеон не может. Вряд ли оно ему нужно – у него собственный род имеется, по крайней мере, пока я не слышала о других желающих унаследовать то, что оставил его отец. Если он, конечно, вовсе оставил хоть что-то представляющее ценность. И, похоже, именно отсутствие собственного наследства вынуждали Гедеона крутиться возле мачехи. Из-за одного лишь голого вожделения в другую страну не помчишься, тем более в страну, которая со всех сторон тебе не мила, в которой при иных обстоятельствах тебя не ждёт ничего.
Мы с Дастином вернулись в дом. Бастиана в гостиной не обнаружилось и, сколь возможно судить по взгляду Инид, более растерянному, нежели обычно, жених номер два как сюда забежал, так и выбежал со скоростью не меньшей, ситуацию не прояснив. Сандра делала вид, будто ничего особенного не произошло, и улыбнулась приветливо, когда мы переступили порог гостиной. Розалин при нашем появлении вскочила, словно не способная долго сидеть на одном месте, и подошла к нам.
– Ясения, ты же примешь моё приглашение?
Я непонимающе качнула головой.
– Покатаемся завтра по окрестностям… ты так давно не была в родных краях, что наверняка и не представляешь, как тут всё переменилось.
– Верхом? – уточнила я с внутренним содроганием.
В седле я не сидела никогда в жизни и с настоящей лошадью только рядом стояла. И то недолго и редко.
– Прости?
– Ясения едва ли знает… – заметил Дастин и эдак выразительно на сестру посмотрел.
– Ах, да! – нахмурившееся было личико разгладилось, осветилось широкой, полной энтузиазма улыбкой. – Тебе, наверное, не сказали… а в Эргерштерне всё, должно быть, совсем иначе… мы на лодке покатаемся. Не тревожься, я отлично ею управляю.
– Ты гоняешь так, словно надеешься ветер обогнать, – вставил Дастин.
– Ради моей сестры я буду аккуратна и нетороплива, – заверила Розалин. – Ясения, ты не возражаешь, если я стану называть тебя сестрой? Мы ведь теперь одна семья, не чужие друг другу.
– Не возражаю, – отозвалась я, гадая, что там за лодка такая, раз на ней можно гонять. И как в принципе возможно разогнаться на маленькой деревянной посудине при отсутствии мотора.
Матери одобрительно покивали и на том мы и разошлись.
* * *
Дома нас встречал сгорающий от нетерпения Гедеон. Он по-прежнему кружил по холлу, пугая мрачным своим видом слуг, и оттого казалось, будто он предавался нехитрому этому занятию всё время, пока мы отсутствовали.
– И каков он? – вопросил Гедеон, едва служанка, открывшая нам дверь, закрыла створку за нашими спинами.
– Ты о ком, Гедеон? – робко уточнила Инид.
– Красив, но порочен, как твердит молва? – вопрос мачехи он проигнорировал.
И смотрел лишь на меня, да так, словно я не с будущими родственниками знакомиться ездила, а прямиком на оргию отправилась.
– Пришёлся тебе по нраву?
Я пожала плечами.
Что мне точно не пришлось по нраву, так это таскание на голове венца, который пусть и был закреплён так, чтобы не сваливаться от малейшего движения, но всё равно раздражал изрядно. Из-за тиары я старалась держать спину прямой, сильно не наклоняться и не вертеть головой слишком резко, однако не могла избавиться от ощущения, что она в любой момент может сползти.
Представляю, как замечательно было бы, будь на мне ещё и корсет.
– А ты ему приглянулась, или у него и без тебя смазливых девок в достатке?
Удостаивать Гедеона ответом я не стала. Прошла мимо и направилась к лестнице. Служанка метнулась следом за мной.
– Ох, Гедеон, что ты такое говоришь?
Я поднялась по лестнице.
А ещё бы туфли эти дурацкие снять наконец…
– Ясения, я с тобой говорю, – полетело мне в спину.
Да хоть со стеной.
Гедеон нагнал меня, когда до двери спальни оставалось не больше десятка метров. Горничная шарахнулась от него к стене, а он схватил меня за запястье, вынуждая остановиться и обернуться.
Род Аллиа знавал всякие времена, и добрые, и плохие, но худшие настали, когда Инид Аллиа сошлась с чужеземцем. К моменту знакомства с отцом Гедеона вдовела она уже не первый год и так сложилось, что что супруг, что ребёнок были у неё в единственном экземпляре. Не каждая женщина в Вайленсии брала двух мужей сразу, даже будучи благородной кейрой. Закон, традиции и божественные заветы не вынуждали в обязательном порядке выходить замуж сразу за двоих, хотя среди знати многомужество было более распространено, нежели среди простолюдинов. Вероятно, обусловлена эта особенность была тем, что основное бремя содержания семьи в Вайленсии ложилось на женские плечи, и не всякая женщина готова была обеспечивать двух мужчин сразу.
Ну да не о том нынче речь.
Сарика не знала, каким ветром отца Гедеона занесло в страшную матриархальную страну. Знала лишь, что сошлись они здесь, на землях Вайленсии, и вскорости Инид, прихватив с собой дочь и бросив фамильное гнездо на произвол судьбы, отбыла в другое королевство. Оставленный на попечение сторожа и его жены дом быстро пришёл в запустенье, а вместе с ним прогорело и семейное дело, поддерживавшее финансовое состояние рода.
Ясении было восемнадцать лет, когда она переступила порог неуютного холодного дома, принадлежащего отцу Гедеона. Разумеется, Сарика не знала в точности, был ли тот дом в действительности неуютным и холодным, но полагала искренне, что дома бывают под стать своим хозяевам, а Гедеон не производил впечатление человека тёплого, приятного и доброжелательного. И батюшка его наверняка был не лучше, потому что какой добрый муж жену в свой дом поведёт, а прежде вынудит земли родные отринуть? Вот кабы у жены вовсе ничего за душой не было, тогда ладно, а коли есть и рода она не низкого, всяко не ниже супруга, то зачем?
Этого Сарика искренне не понимала, как не понимала и половина Вайленсии. Оттого и отношение к женщинам, внезапно решившим выйти замуж в другую страну, было несколько специфичным, недоумение, замешанное на презрении и разбавленное жалостью.
Под крышей дома отчима Ясения провела шесть лет. Что происходило в его стенах и происходило ли вовсе что-то из ряда вон, знали лишь Ясения, Гедеон да Инид. Однако местные пребывали в твёрдой убеждённости, что в доме наверняка творились вещи страшные и непотребные, что молодую девушку домогался её сводный брат, а все вокруг закрывали на это глаза, что её всячески притесняли и обижали, не выпускали за порог и не позволяли слова лишнего молвить. Инид из Эргерштерна вернулась не одна, но со служанкой из тамошних, которую, впрочем, очень быстро отослала на родину, якобы в силу непереносимости той местного климата. Правда, до отбытия служанка успела кое-чего рассказать коллегам, в числе первых нанятых в дом, а там уже, как говорится, понеслось… Сарика-то эргерштернку не застала, так как поступила на службу позднее, зато вдоволь наслушалась сплетен, заросших придуманными подробностями, что неухоженный сад сорняками.
И замуж юную девицу не выдали.
Вайленский матриархат исключал ранние браки, но в Эргерштерне, сколь возможно судить, властвовал вполне себе традиционный патриархат, при котором Ясению запросто спровадили бы замуж при первой же возможности. Удачный брак в Эргерштерне мог так же поправить дела семьи и ехать бы никуда не пришлось. Или в Эргерштерне не нашлось желающих жениться на чужестранке? Или, в отличие от Вайленсии, на чужбине давать за Ясенией было нечего?
И почему не женился Гедеон? Обычно лордам мало что мешало сочетаться браком с подходящей невестой сугубо из меркантильных соображений.
Батюшка Гедеона скончался в прошлом году. Я сомневалась, что Гедеон и Инид пребывали в полном неведении относительно финансового положения семьи, но Сарика полагала, что подробности оного якобы всплыли только после смерти главы рода и явились для всех пренеприятнейшим сюрпризом. Гедеон остался единственным полноправным наследником, одна незадача – наследовать почти и нечего. И Инид вернулась на родину. Наняла прислугу, кое-как смахнула пыль с фамильного гнезда, нашла дочери женихов и вызвала Ясению в родные пенаты. И я бы поняла, если бы старшая кейра Аллиа столь спешно вернулась в Вайленсию потому, что после смерти мужа пасынок выставил бы ненужную мачеху вон без гроша содержания. Но нет же, Гедеон сам с ними в другую страну отправился. И о выгоде от брака Ясении говорил так, словно ему тоже что-то полагалось.
Хотя очевидно, что ему не полагалось ничего.
Не исключено, конечно, что он крутит мачехой как ему заблагорассудится, пытаясь и Ясению не упустить, и совсем на мели не остаться. Не хотелось бы думать, что Инид этот брак устраивала сугубо из желания пасынку великовозрастному потрафить да продать дочь подороже, дабы самой на улице не оказаться.
Да и что там в основе договора её и Сандры Лилиаш лежит, тоже пока неизвестно.
Что ж, перейдём к заботам не менее насущным.
Благосостояние высоких родов Вайленсии держалось на землевладении и не только. С момента образования страна на удивление не знала гражданских войн, не трогала без острой нужды соседей и не отправлялась по примеру Франской империи в священные походы на далёкий неведомый Хар-Асан. Большую часть знатных родов возглавляли женщины, глав-мужчин было мало и чаще всего пост они занимали временно. Изрядные земельные наделы принадлежали старейшим родам, а боковые ветви и более молодые рода предпочитали обзавестись доходным бизнесом. Богатство рода Лилиаш стояло на столпах текстильных и печатных мануфактур. Аллиа получали прибыль с ювелирного дела. По крайней мере, Сарика сказала, что занимались они дорогими красивыми каменьями, и я решила, что речь идёт о камнях драгоценных. Существовать автономно в отсутствие владелицы дело не смогло, и вскоре род остался без источника дохода. Ближайших родственников, готовых принять дело и недвижимость, у Аллиа не нашлось, а о дальних Сарика ничего не слыхала. Предположу, что таковых и впрямь не было, потому как маловероятно, чтобы за столько лет не объявился какой-нибудь пятиюродный кузен троюродной бабки и не пожелал поднять свой статус, заняв дом старшей рода.
Чёрт.
А за бесплатно даже в условном недосредневековье мало желающих работать.
– Она что-то говорит? Называет сроки, в которые будет переведена зар… выплачено жалованье?
Сарика отрицательно помотала головой.
Сколько человек в штате? Помимо Сарики я видела вторую горничную, кучера, двоих мужчин во дворе – то ли лакеи, то ли ещё кто. Кроме них должна быть кухарка, дворецкий или домоправительница, камеристка, хотя бы одна на двух леди, камердинер – не сам же Гедеон гардеробом своим занимается, – посудомойка и прочие работники кухни, двора, конюшни…
И очевидно, что по факту нет и половины. Потому как вряд ли Инид изначально могла себе позволить нанять полный штат, да и беспорядок в доме говорил сам за себя.
– Желаете переменить платье? – похоже, Сарика устала слушать мои странные расспросы и попыталась свернуть на тему более простую, понятную.
– Да.
Снять платье хотелось.
А после влезть в мягкие домашние штаны и кофту с котиками.
Но на кофту с забавным принтом рассчитывать не стоило.
На штаны тем более.
– Желаете переодеться в домашнее платье? – Сарика отошла к платяному шкафу, распахнула дверцы. – А на завтра какое платье подготовить?
Ах да, точно.
– Завтра у меня прогулка в компании Розалин… молодой кейры Лилиаш. На лодке.
– На лодке?
– Так она сказала.
– Ох, кейра, тогда вам неудобно будет в платье-то.
В длинном платье в принципе неудобно почти везде.
– Я смотрю, среди ваших вещей, из Эргерштернии привезённых, ни одних штанов нет…
Что-что?
– Прости, ты сказала… штаны? Они тут есть? Я имею в виду, брюки не только мужчинам носить можно?
– Можно, отчего нет? – Сарика обернулась, глянула на меня недоумённо, не переставая удивляться забывчивости госпожи. – Во многих государствах подобное не дозволяется, но это же глупость какая-то, верно? Говорят, женщине не должно штаны напоказ носить, дабы она мужчине не уподоблялась. Будто куски ткани тотчас её сделают на мужчину похожей, да так, что не отличить! Такое только нечестивые мужи себе вообразить и могут, – она неодобрительно покачала головой и направилась к двери. – Вы обождите, я схожу посмотрю… вроде я видела сундук с вашими прежними вещами, которые вы с собой не забрали.
Одежда, пролежавшая в сундуке шесть лет?
А с другой стороны, новые джинсы я себе сейчас точно не закажу.
И, скорее всего, уже никогда.
Не хотелось думать о тех бесчисленных, привычных мелочах, что в одночасье превратились в «уже никогда». И вовсе не замечать их не получалось. Как там фэнтезийные попаданки делают? Суток в новом мире не провели, а о прошлой жизни и старом мире уже и не вспоминают, словно им память лёгким движением руки отключили. Кроме, разумеется, того пласта исключительно полезных знаний, который попаданка намерена активно применять в новой жизни. И близкие люди у них обычно удобно отсутствуют.
У меня остались родители. И я не представляла, что мама с папой будут делать, когда узнают, что случилось с их дочерью…
А что со мной случилось? Вернее, с моим телом? Я умерла? Или всё-таки лежу нынче где-нибудь в больничке в состоянии нестояния, пока мой повреждённый мозг создаёт иллюзии столь красочные, что принимает их за реальность? И значит ли это, что в любой момент всё может измениться?
Вскоре Сарика принесла часть старой одежды Ясении. Вопреки ожиданиям сохранилась одежда неплохо, не пропиталась пылью, не пала жертвой моли и не испортилась непоправимо. И фигура Ясении не претерпела значительных изменений с восемнадцати лет. Так я обзавелась штанами, а к ним блузками, парочкой жилетов и даже кожаной курткой.
Утром я встала пораньше и, пользуясь тем, что подготовка к прогулке с золовкой и вполовину не так сложна и утомительна, как к первой встрече со свекровью, в компании Сарики отправилась инспектировать родовую недвижимость.
Накануне ужинать пришлось в столовой, в обществе матушки и сводного братца, видеть которого не хотелось от слова «совсем». Столовая была меньше гостиной, где нас принимала кейра Лилиаш, но впечатление производила удручающее, пыльная и мрачная, что склеп, и расставленные повсюду свечи не могли разогнать копящуюся по углам темноту. Я припомнила, что в больших домах уже должны быть свечные люстры, однако деревянного колеса под потолком не заметила ни в столовой, ни в других помещениях. Ужин на контрасте с закусками, поданными в доме Лилиаш, вызывал больше подозрений, нежели аппетита. Не хватало ещё отравиться ненароком, чего несвежего покушавши. Прислуживала за столом уже знакомая мне вторая горничная, полноватая женщина старше Сарики годами, и я сделала мысленную пометку уточнить-таки количество сотрудников в штате. Инид была немногословна, а Гедеон и вовсе молчалив, что устраивало меня целиком и полностью. Выпытывать у Инид конкретику о финансовом состоянии рода я не стала. Ясения деталей могла и не знать, однако сомнительно, чтобы мать с готовностью всё выложила дочери.
Для начала лучше попробовать разобраться самой.
Два этажа.
На первом гостиная, столовая, библиотека и ещё пара закрытых помещений неопределённого назначения.
На втором спальни, хозяйские и гостевые. Гостевые тоже закрыты.
Кухня располагалась на полуподвальном этаже, вместе с кладовой, винным погребком, прачечной и прочими служебными помещениями. Отдельную комнату занимала котельная. Правда, котёл разогревали сугубо по необходимости, когда хозяйки изволят ванную принимать, а в остальное время все пользовались холодной водой, что не добавляло приязни к хозяйке. Водопровод и канализация в этом мире существовали, как ни странно, с давних времён, а в Вайленсии и вовсе были неотъемлемой частью городов и богатых домов.
Слуги жили в отдельной пристройке за домом. По соседству находились конюшня и каретный сарай, которые… ныне пустовали. А тот экипаж, в коем я уже имела сомнительное удовольствие кататься, Инид нанимала в городе, загодя посылая за ним слугу.
Сад, площадью куда меньшей, чем у Лилиашей, за годы зарос изрядно, однако в списке объектов, требующих хозяйского внимания, находился примерно первым с конца.
Штат, как я и предполагала, укомплектован не полностью. Изначально людей было больше, пояснила Сарика, но часть успела оценить перспективы работы на столь неблагонадёжную хозяйку и ушла служить к другому радже, побогаче. А ежели и в следующем месяце не выплатят жалованье, то Инид рискует остаться со старым сторожем и его женой, которые так приросли к этому месту, что теперь им попросту некуда идти.
Закончив с осмотром, я поняла нежелание Бастиана переезжать в женин дом. Променять в одночасье роскошь и удобства родных пенат на нуждающийся в ремонте особнячок со слугами в количестве полтора землекопа, да ещё и лишь потому, что маменька вдруг жениться велела… ну, такое себе. Я бы на его месте тоже заартачилась. Особенно когда знаешь распрекрасно, что ни ты, ни твоя семья, в отличие от противной стороны, не нуждаются в этом браке столь остро.
За размышлениями, что же делать с приусадебным хозяйством, меня и застал визит Розалин. Сарика заохала и заахала, сетуя, что я не успею переодеться и привести себя в вид, подобающий встрече молодой кейры Лилиаш, но я оглядела себя и лишь отмахнулась.
Да, я с утра сразу надела штаны. И чёрную жилетку, а под неё нательную сорочку без рукавов, достаточно короткую, чтобы без проблем заправить её в брюки. И волосы в обычный хвостик собрала и для этого мне – вот счастье-то! – и помощь горничной не потребовалась. И я не видела смысла менять одни штаны на другие, раз уж в них всё равно прилично кататься на лодке.
Да и золовка – не свекровь, на неё так усердно производить правильное впечатление не надо.
Не учла я только одного.
Что Розалин может прибыть не одна.
Она ожидала во дворе, и я, прихватив поспешно врученную Сарикой широкополую шляпу, вышла к гостье.
И к гостю.
– Доброго дня, кейра Аллиа, – Дастин официально поклонился, а Розалин бросилась ко мне, взяла за руку и с чувством пожала.
Отступила на шаг, оглядела с ног до головы.
– Какой интересный выбор, – заметила она одобрительно и потянула к брату.
Дастин тоже меня оглядел эдак внимательно, с толикой сдержанного удивления.
Странно.
Розалин, как и я, в штанах свободного покроя, не обтягивающих ноги, с завышенной талией. Разве что блузка на ней закрытая, с воротничком под горло, а я словно в одной жилетке на голое тело вышла. Хорошо хоть ткань достаточно плотная, чтобы не просвечивала грудь.
– Ты же не возражаешь, если Дастин с нами полетит? – уточнила Розалин. – Он так тревожится за тебя и опасается, что я не сдержу слова и убьюсь с тобой вместе, что напросился с нами.
– Не возражаю, конечно.
Какая мне разница, вдвоём мы поплывём или втроём?
Хотя что Розалин сказала? Полетим?
И я наконец посмотрела на транспортное средство.
Выглядело оно и впрямь как небольшая деревянная лодка с плоским дном. Вёсел к ней не прилагалось, зато в задней части закреплён чёрный, металлический по виду короб, издалека похожий на обычный мотор. Стояла она прямо посреди площадки и оттого казалось, будто здесь прежде был водоём, который внезапно осушили, а о лодке позабыли, и ныне она лежала, одинокая и людьми брошенная, на каменистом дне, не способная никуда уплыть.
Розалин забралась в лодку и заняла заднюю скамью. Дастин подал мне руку и я, нахлобучив шляпу, её приняла. Бортики у лодки невысокие и сама она оказалась довольно устойчивой, не раскачивающейся от малейшего неосторожного движения. Я села на вторую, центральную скамью, обитую войлоком – или чем-то на него похожим. Дастин опустился рядом.
– Готовы? – спросила Розалин.
– Да, – ответил Дастин.
Лодка дрогнула и оторвалась от земли. Я вздрогнула заодно с транспортным средством, машинально вцепилась одной рукой в бортик, а другой ухватилась за край скамьи и обернулась к Розалин. Она сидела, возложив ладонь на короб, и безмятежно улыбалась. Дастин тоже обернулся и смерил сестру строгим взглядом. Розалин закатила глаза.
– Да успокойся ты, мы ещё даже высоту не набрали.
Высоты я не боялась. Но есть разница между полётом в современном авиалайнере и на открытом всем ветрам утлом челне. Который, ко всему прочему, ещё и непонятно, как в воздухе-то держится.
Лодка неспешно поднялась до уровня макушек невысоких садовых деревьев, развернулась носом к воротам и полетела прочь от особняка. Скорость у неё и впрямь была приличная и всяко больше, чем у запряжённой двумя лошадьми кареты. Вторым наполовину машинальным движением я хотела было придержать шляпу и не сразу сообразила, что, вопреки скорости, ветер в лицо не бьёт.
Странно.
Или что это… магия?
В конце концов, как местные воздушные суда бороздят небесные просторы, если не с помощью магии? До иных способов подняться в небо мир этот, очевидно, дозреет ещё нескоро.
– Всё хорошо? – Дастин обеспокоенно всмотрелся в моё лицо.
Я кивнула.
Город, россыпь белостенных домов под терракотовыми крышами, раскинулся рядом. Был он, сколь возможно судить по открывающемуся виду, и вполовину не так велик, как знакомые мне мегаполисы, но по местным меркам считался не самым маленьким. Родовое гнездо Аллиа располагалось на окраине, за малахитовой границей зелени, в переплетении пустынных дорог, уводящих прочь от городской черты. Я успела разглядеть поодаль похожий особняк, только окружённый садом куда более аккуратным, ухоженным.
– Говорят, в Эргерштерне воздухоплавание плохо развито, – заметила Розалин. – Это правда?
– Наверное. Я… не знаю точно.
Раз уж, если верить слухам, Ясению толком из дома отчима не выпускали, то она вполне могла и не узнать как следует страну, где провела не один год.
– Ещё говорят, что лучшие воздухоплаватели в этой части нашего континента живут на островах.
Я пожала плечами.
– А я думаю, что и у нас дела с налаживанием воздушных путей обстоят неплохо, – в моём развёрнутом ответе Розалин явно не нуждалась. – Вон, уже суда регулярного следования есть и любой желающий может из одного конца страны на другой на барке добраться. Это куда быстрее и удобнее, чем на конном экипаже. А что баркам иногда остановки делать приходится… так и лошадей менять надо, а если не менять, то отдых давать. И пассажировместимость у них поболе, чем у наземных экипажей будет, и грузы большие возможно перевозить.
– Барки всё ещё недёшевы, – напомнил Дастин.
– И хороших лошадей содержать недёшево, – парировала Розалин. – Просто лошади многим кажутся привычнее, естественнее.
– Я по-прежнему полагаю, что тебе нужен цех по производству воздушных судов.
– Я размышляю над этой идеей. Может, и впрямь прикупить? Если дела пойдут, то кому от того будет плохо? Ясения, смотри-ка! Вон храм нашей Пресветлой матери. В год, когда ты Вайленсию покинула, речь о его строительстве только-только зашла, а теперь гляди, какую красоту возвели.
Лодка держалась над крышами домов, средняя высота которых в большинстве своём не превышала пяти этажей. И сама лодка даже при наборе скорости шла плавно, мягко, почти ничем не напоминая, что под килем её пустота, а в воздухе держит лишь неведомая волшебная сила. И я перегнулась через бортик в попытке рассмотреть проплывающие внизу улицы.
Лодку резко накренило на левый борт. За моей спиной вскрикнула Розалин, а моя голова словно уткнулась во что-то невидимое, но ощутимое физически, прогибающееся под давлением, будто парус на ветру. В следующую секунду меня схватили за руку и дёрнули вправо, отчего я фактически упала на грудь Дастину. От толчка шляпа сползла на лицо, закрыв обзор. Лодку качнуло на правый борт, однако уже слабее, и она выровнялась.
– Ясения, что ты делаешь?! – возмутилась Розалин. – Защитный покров такой вес не выдержит, он не на то рассчитан.
Так вот как эта штука называется…
Защитный покров.
Невидимый причём.
Ну да магия штука такая, глазу обычному видна не всегда.
Я смахнула шляпу и попыталась отодвинуться от Дастина и сесть прямо. Несколько секунд он удерживал меня в объятиях, разглядывая с ещё большим беспокойством, нежели прежде, и лишь затем отпустил.
– Ясения…
– Простите, я… случайно, – я покосилась на левый борт, потом запрокинула голову, рассматривая безоблачное небо над нами. Хотелось потыкать пальцем в воздух, дабы убедиться, что лодку и впрямь накрывает некий защитный купол в миниатюре, но я благоразумно придержала этот порыв.
И так выгляжу полной дурой, вещей элементарных не уразумеющей.
– Не следует так делать, – добавила Розалин. – На малогабаритных судах вроде этих малышек нарушение защитного покрова не приведёт к внезапной остановке и срочной посадке, но может нарушить распределение энергетических потоков. А сама я её не удержу.
– Прошу прощения. Я не знала.
– Ничего страшного, – Дастин ободряющим жестом коснулся моей руки. Наклонился и подал мне шляпу. – Не каждый разбирается во всех тонкостях формирования энергетических каналов.
– Разве тебя этому не учили? – спросила Розалин вдруг.
Пристроив шляпу на колени, я обернулась к девушке.
– Чему?
– Род Аллиа занимался кристаллами, – поправил Дастин так, словно это что-то да объясняло.
А может, и объясняло.
– А что, по-твоему, выступает источником питания и проводником, если не кристалл? – Розалин похлопала по коробу. – Вот здесь тоже кристалл есть, я сама его выбирала, и силой своей питала… но человеческое тело не способно накапливать и удерживать единовременно столько энергии, сколько нужно для долгосрочного использования воздушных судов, даже малогабаритных. Поэтому на судах и устанавливаются резервуары вместимостью…
Она посмотрела на меня и, кажется, сообразила, что ни черта-то я и не понимаю.
– Тебя не учили? – уточнила она подозрительно и я отвернулась.
А мне откуда знать, чему Ясению учили, а что обошли вниманием? Её наверняка воспитывали как леди и в соответствии с местными традициями, от привычных патриархальных несколько отличающимися, но… кристаллы? Энергетические каналы? Источники, проводники силы и что там ещё было?
Волшебная палочка?
Книга Теней?
– Должны были, – неуверенно повторила Розалин. – Сколь мне известно, твоя матушка так нахваливала тебя перед нашей… твоё образование… и как усердно ты посвящала себя занятиям все эти годы в Эргерштерне, головы не поднимала…
Соврала ли?
Или так, преувеличила немного для красного словца?
И в чём конкретно преувеличила?
– Ты же знаешь, как это бывает, – возразил Дастин. – Не только художники льстят своим моделям.
Розалин хмыкнула, и я не решилась снова обернуться, чтобы понять по её лицу, что она себе думает на сей счёт.
И на любой другой, потому как образ Ясении день ото дня становился всё то ли чудеснее, то ли чудесатее.
* * *
Лодка ещё немного покружила над городскими крышами и пошла на посадку. Розалин потыкала пальцем в местные достопримечательности, рассказала несколько слов о каждой, но вскоре энтузиазм её иссяк, и она предложила сесть, выпить освежающих напитков и размять ноги перед тем, как отправляться в обратный путь.
Лодка, опускающаяся прямиком с ясного неба да ровнёхонько на улице приземляющаяся, вызвала куда меньше удивления у окружающих, нежели я ожидала. Как, впрочем, и женщины в штанах. Даже мои голые руки и лохматую макушку вниманием удостаивали весьма умеренным. Розалин ловко выпрыгнула из лодки, подождала, пока мы с Дастином выйдем. Дастин неизменно подавал мне руку и вовсе стал держаться так, словно готовился в любой момент поймать незадачливую невесту, взбреди ей в голову очередное желание престранное сунуться куда не следует. Едва мы отошли пару шагов от лодки, как Розалин поводила рукой над коробом, удовлетворённо кивнула сама себе и поравнялась с нами. Обогнала нас и первой переступила порог заведения, перед которым приземлилась.
– Надеюсь, лимонад не похож на тот, что подавали в доме Я… в моём доме, – заметила я.
– Освежающие напитки кейры Варелле одни из лучших в городе, – заверил Дастин.
– Уже хорошо.
Заказанные напитки Розалин принесла сама, на прямоугольном подносе. Расставила перед каждым высокие стаканы в подстаканниках и добавила небольшую плоскую тарелку с орешками. Опустевший поднос передвинула на край стола и пригубила свой напиток, светло-зелёный и полупрозрачный, похожий по виду на виноградный сок.
Я тоже сделала глоток.
И впрямь лимонад. Не газированный, разумеется, но приятный, действительно освежающий и с умеренной кислинкой.
– Вы уже готовы к отъезду? – у Розалин явно имелась чудесная привычка задавать неожиданные вопросы. – Знаю-знаю, это ужасно неудобно, когда, едва прибыв на одно место, тотчас срываешься на другое, но ничего не поделать, лучше поехать сейчас…
– К отъезду… куда?
– Как куда? В столицу. Разве ж твоя матушка тебя не предупредила?
– Нет, – ответила я совершенно честно.
Ясения, быть может, и знала, а вот мне информацию выдавали на редкость дозировано.
– После стольких лет отсутствия роду Аллиа надлежит престать пред нашей мадиан…
Автопереводчик в моей голове, ни разу ещё не запинавшийся при переходе с одного языка на другой, почему-то споткнулся на последнем слове, и значение его осталось неизвестным. Или это имя собственное?
– Перед нашей правительницей… королевой, матерью Вайленсии, – Дастин вновь пришёл мне на помощь, и я заподозрила, что выражение растерянного непонимания начало появляться на моём лице почти столь же часто, как на лице Инид. – Тебе и твоей матушке следует предстать перед королевой, засвидетельствовать ей своё почтение. Но у нас… нет двора как у правителей других государств. В Вайленсии не принято, чтобы представители высоких родов постоянно собирались в королевских резиденциях, жили там…
– И проводили день-деньской в праздности и поиске королевских милостей, – подхватила Розалин. – Саши рассказывал, что творится при дворе франского императора. Такой ужас! Можно подумать, там не люди, а сплошь пауки, только и делающие, что плетущие сети интриг да ищущие, как бы своё влияние и могущество усилить. Один лишь отбор суженых для императора чего стоит!
То есть тут даже отборы невест для монарха бывают?
Повезло, наверное, что туда не попала.
На отбор, пусть бы и королевский, хотелось не сильно.
– Отбирают якобы жребием, а на самом деле каждый род свою кандидатку перед правителем выставляет, словно рабыню на невольничьем рынке, в надежде с её помощью за императорскую руку покрепче ухватиться.
– Поэтому представители высоких родов Вайленсии посещают королевские резиденции, если в том возникла нужда, для участия в совещаниях Совета или на время празднований, – продолжил Дастин, проигнорировав экспрессивное замечание сестры. – Через декаду в столичном дворце состоится большой праздник в честь дня рождения второго супруга мадиан… королевы. Это событие хороший повод прибыть ко двору и представиться королеве.
Выходит, у вайленской королевы тоже два мужа? И оба короли? Или они всего лишь консорты, раз Дастин не назвал их королевского титула?
Я попробовала запить лимонадом сложности местного мироустройства. Розалин задумчиво на меня посмотрела, покрутила стакан между ладонями.
– Ты же не была при дворе эргерштернского короля, или кто там ею правит?
– Нет.
Потому как маловероятно, чтобы девушку, которую, возможно, и из дома-то толком не выпускали, вывозили ко двору. Да и придворная жизнь во все времена была удовольствием не из дешёвых.
– И пред нашей мадиан не представала?
Я покачала головой.
Сколь помню, девиц на выданье рано начинали вывозить ко двору, но как с первыми выездами в свет обстояли дела в престранном этом государстве, предположить было сложно. Впрочем, Сарика ни о чём таком вроде не упоминала, посему сочтём, что я не соврала ненароком.
– Предстанешь тогда.
– Разумеется. Прекрасный повод совместить, – согласился Дастин покладисто. Он так старательно, мило поддерживал свою невесту вопреки всем её странностям, что я уже готова была расцеловать его.
– Мы все вместе полетим, – пытливый взгляд Розалин считывал каждую мою реакцию, делая выводы, что вряд ли мне польстят. – Потому что у вас нет своей барки.
У нас нет даже собственного экипажа, о какой барке, предмете куда более дорогостоящем, может идти речь?
– И в столице вы остановитесь у нас, – Розалин раз за разом закидывала удочку, проверяя, клюнет ли незадачливая невестка хоть на что-то, или ей память отшибло напрочь. – Потому что столичная вилла Аллиа давно продана…
О, так Аллиа принадлежало не только родовое гнездо, но и дом в столице?
Именно.
Принадлежал.
О прочей родовой недвижимости, буде таковая, подозреваю, можно вовсе не спрашивать.
– Ты, наверное, и столицу видела так давно, что ничего уже не помнишь…
Терпения Гедеона, не показывавшегося мне на глаза со вчерашнего вечера, надолго не хватило. Посему он счёл необходимым ожидать меня в холле, с видом суровым, грозным и неприкрыто негодующим. Прогулка в обществе неучтённого жениха не ускользнула от его внимания и лишь подкинула дров в костёр ревности, а от моей одежды его и вовсе едва ли не перекосило в прямом смысле. Но он напрасно пытался сжечь меня пылающим праведным возмущением взором. Я молча прошла мимо и поднялась в свою спальню. Пристроила шляпу на край туалетного столика, распустила волосы.
Через десять дней поездка в столицу.
Не поездка – полёт.
Впрочем, не суть, сам по себе полёт меньшая из проблем.
Представление королеве.
Объявление даты венчания.
Между делом предстояло пожить у будущих родственников, потому как дела у рода Аллиа шли ещё хуже, нежели я представляла.
Я глянула на шкаф.
А для появления на королевском балу нужно бальное же платье. Гардероб Ясении я ещё не изучала, но точно помню, что дорожный сундук у неё был всего один. В сундук, по крайней мере, теоретически, можно уложить поболе вещей, нежели в чемодан, однако и одежда та куда менее компактная, чем современная. Даже с поправкой на местный эклектизм и меньший вес нарядов.
– Ясения! – Гедеон в девичью опочивальню вломился без стука. Встал за моей спиной, рассматривая меня так, словно не знал, что ему хотелось в первую очередь: сорвать с меня одежду или закутать в мешок, будто замоташку, и не выпускать с женской половины дома. – Да что с тобою такое? Того и гляди, вовсе нагою покажешься этому мальчишке! И разве ж на прогулке тебя должна была сопровождать не одна девчонка Лилиаш? Откуда её братец взялся?
– Захотел составить нам с Розалин компанию, – я видела Гедеона через зеркало, видела, как он буравил меня взглядом, словно одновременно и желал подойти ближе, и опасался не удержать себя в руках, если окажется слишком близко.
– Вот как?
– Вот так.
– И что вы делали столько времени наедине?
Разврату предавались, млин!
Прямо в воздухе, угу.
Я развернулась и вышла. В коридоре встретила спешащую в спальню Сарику.
– Ты не знаешь, где моя мама сейчас?
– В гостиной, кейра.
Я спустилась в гостиную. Матушка Ясении чаёвничала, сидя у открытого окошка, и вид имела безмятежный. Надо полагать, то, что она пила – естественно, не совсем привычный мне чай, – отличалось от давешнего лимонада в лучшую сторону.
– Ясения, ты вернулась! – Инид повернула ко мне лицо и его озарила широкая улыбка. – Доброй ли была прогулка?
– Прогулка прошла неплохо, – я пододвинула второе кресло к столику перед окном и села напротив Инид. – Мама, я хотела бы поговорить с тобой.
Улыбка погасла, сменившись обычным настороженно-растерянным выражением.
– И о чём же, родная?
– О многом.
И если я начну перечислять по порядку, то мы и к вечеру отсюда не выйдем. Поэтому попробуем сосредоточиться на том, что кажется более важным на текущий момент.
– Розалин сказала, что через десять дней нам надлежит посетить королевский бал в столице и представиться Её величеству.
– Так и есть. Разве ж ты не знала? Я писала тебе о том, ещё когда ты в Эргерштерне была…
То есть Ясению проинформировали заранее. Уже неплохо.
– Знаю, ты не желаешь, чтобы тебя выставляли пред столькими высокими кейрами сразу, но нам следует предстать пред мадиан. Таков протокол, доченька. Я и сама последний раз была в столице… ах, уж столько лет минуло! И нашу мадиан видела, когда она только-только супруга второго взяла, – Инид умолкла, перебирая воспоминания. – Да-да, всё верно, тогда-то, на свадебных гуляньях, я и видела её в последний раз. Она была так прекрасна в венчальном наряде, словно сошедшая с полотен…
– Столичный дом Аллиа… наш дом был уже продан к тому моменту? – перебила я минутку ностальгии.
Инид моргнула, посмотрела на меня непонимающе.
– Дом?
– Да, мама, дом, – повторила я терпеливо. – Наш особняк в столице… э-э, вилла.
– Нет, – Инид покачала головой. Помолчала и добавила тише: – Его через полгода продать пришлось.
– Почему?
– Содержать дом в столице не так и просто…
То бишь дорого. Однако родовое гнездо сохранить удалось. Хотя…
– Столичный дом продали не только и не столько потому, что содержать дорого, но прежде всего потому, что нужны были деньги, – сообразила я.
– Нужны, – неожиданно призналась Инид и перевела потускневший взгляд в окно. За распахнутыми створками безмятежно зеленела лужайка, похожая на отродясь некошеную лесную полянку. – Ты совсем юной была тогда и многого не замечала… я старалась, чтобы ты и не знала ни о чём до поры до времени. Не хотела, чтобы мои беды тревожили тебя прежде срока. Я не так хорошо разбиралась в деле, что досталось мне от моей матушки, и в объятия Тёмной матери она рано сошла, и дара от неё мне не передалось. Тебя богиня благословила, да только чем ты, дитя тогда, могла помочь? А как выросла, так и спасать уж нечего было. Я надеялась, что продажа дома дела поправит… нам и тут хорошо было, и в столицу наведывались мы нечасто, и в случае нужды проще дом арендовать… но не поправило. Потом партия та проклятая… и всё в бездне огненной сгорело дотла. После я батюшку Гедеона повстречала и… да простит меня божиня, но я с такой низкой, постыдной радостью ухватилась за возможность отвернуться от всего и забыть. В Вайленсии всякий осудит за желание руки опустить и за мужниной спиной укрыться… мужу должно опорою быть и поддержкой своей супруге, а не стенами, за которыми прятаться можно… однако мне так хотелось спрятаться!
Только вот спрятаться на всю оставшуюся жизнь не вышло.
– Мама, ты же понимаешь, что за стенами можно и укрыться, и оказаться в них заточённой? – напомнила я осторожно.
Инид снова покачала головой. Беспомощный жест бессильного человека, не желающего ничего решать.
– Знаю, Ясения. И что батюшка Гедеона от тебя, одарённой, хотел, тоже знаю. Но ты радовалась, что иного от тебя не требовали… ученье тебе всегда больше по нраву было, нежели легкомысленные развлеченья.
Я откинулась на спинку кресла.
Если подытожить, то картина складывается такая: семейный бизнес прогорел по причине то ли неэффективного управления, то ли крайне неудачного вложения и владелица его ожидаемо оказалась на мели. Сколь понимаю, в отличие от тех же Лилиашей, иными источниками дохода род не располагал. Но тут у Инид весьма своевременно приключилась любовь-морковь с иностранцем. И женщина с готовностью ухватилась за возможность под прикрытием замужества всё бросить и свинтить в другую страну. И возвращаться она не планировала – зачем, если и там неплохо кормят? Однако минули годы, и произошло то, что рано или поздно случается с каждым человеком. Быть может, если бы финансовое положение почившего супруга было куда более удовлетворительным, Инид и дальше сидела бы на попе ровно. Разумеется, всегда оставался вариант, что после смерти родителя его великовозрастный сын погнал бы мачеху поганой метлой, но наверняка даже при таком раскладе ей как вдове что-то да полагалось бы. Однако вариант оный в жизнь не воплотился. И волей-неволей Инид пришлось покинуть рухнувшие в одночасье стены и вернуться на родину, где она могла хоть что-то сделать, где у неё были статус и брошенное родовое гнездо, не отошедшее дальним родственникам, короне и кому там ещё могла пригодиться ничейная недвижимость. Продолжать с места, на котором она остановилась шесть лет назад, Инид хотелось не шибко, но стоять на паперти с протянутой рукой наверняка хотелось ещё меньше. Да и дочь как раз выросла, полезных знаний набралась…
– И что он от меня хотел? – я поморщилась, сообразив, что даже имени этого человека не знаю.
– Чтобы ты выучилась как должно, а после ко двору государя Эргерштерна тебя представить как одарённую. Ты могла бы высоко подняться… нынешний государь Эргерштерна ценит одарённых, даже если они женщины… а со временем и партию хорошую можно было бы сделать…
В отличие от помещений, прислуга инспектировалась куда как неохотнее. На молодую хозяйку они смотрели настороженно, с мрачным недоверием людей, ничего хорошего от господ не ожидающих. О причудах юной барышни они наслышаны, с момента прибытия в родные пенаты косточки ей очевидно перемыли не единожды. Оттого и полагали ещё более странной, подозрительной, нежели старшую хозяйку, и к принятию толковых решений категорически не способной.
Но игнорировать персонал нельзя.
Сопровождаемая Сарикой, я наведалась в служебные помещения и выяснила точное количество работающих в доме людей и свободных вакансий.
Пообещала, что в следующем месяце они получат причитающееся жалованье в полном объёме. Обещание было несколько опрометчивым, но что ещё можно сказать персоналу, дабы он не разбежался окончательно? Не похоже, чтобы в городе и окрестностях было непросто найти работу, а если с трудоустройством проблем нет, то на кой им сдалось место, где не платят месяцами?
Отдельно переговорила с кухаркой. В процессе столкнулась с ещё одной проблемой.
Как и везде, продукты на кухне не появлялись из воздуха. Прежде их следовало закупить в количестве достаточном, чтобы прокормить и хозяев, и работников, а торговцы на рынке и в продуктовых лавках не готовы отпускать товар почти что даром до бесконечности. Каждую декаду они выставляли счёт и очень негодовали, получив вместо оплаты голые обещания. В городе уже были торговцы, отказывающиеся продавать свои товары в дом Аллиа. За каких-то три-четыре месяца род Аллиа успел стать неблагонадёжным покупателем, связываться с которым не рекомендовалось. Кухарка с помощницей изворачивались как могли, но выше головы прыгнуть не получалось, да и, собственно, это не входило в их обязанности.
Что ж, следовало ожидать.
Денег нет.
И взяться им, что характерно, неоткуда. Удивительно, как Инид вовсе сумела дом открыть, слуг нанять и продержаться эти месяцы. Может, от почившего супруга остались какие-то гроши или продали что…
И что делать мне? На работу устроиться? Я бы с удовольствием – если бы речь шла о современном мире. Но и там едва ли удалось бы найти заработок, способный прокормить знатный род с полагающейся ему прислугой вместе.
Что-то продать? А что тут продавать? Сам дом разве что… правда, как минимум один мой жених жизни в жилье в пять раз меньше, скромнее и без слуг не оценит точно.
Или кредит взять? Благо что и банк есть, и кредиты он наверняка выдаёт охотно. Только выплачивать тот кредит чем?
Или понадеяться на приданое женихов? В конце концов, ради того брак этот и затеян, чтобы некоторую денежную сумму законным путём получить. Земли за женихами вроде не дают и сундуки с постельным бельём в женин дом они вряд ли повезут, так что перспектива получить приданое в денежном эквиваленте вполне себе вероятна. Но и здесь неизвестно, будут ли деньги точно и какая конкретно сумма ожидается, хватит ли её на покрытие долгов и восстановление дома.
Утро мудрости не принесло. Всякий раз просыпаясь, я надеялась обнаружить себя в своём теле, в своей жизни и в своём мире, который при всех его заморочках и особенностях я хотя бы как-то да понимала, который знаком, привычен, в котором трудности кажутся решаемыми. Скорее всего, это лишь банальная иллюзия, что проблемы в моём мире якобы решаемы по умолчанию, а в этом всё видится непреодолимым, наивная иррациональная вера в солнце, что где-то там, далеко-далеко отсюда, всенепременно светит ярче, чем здесь. Однако я открывала глаза и по-прежнему видела себя в чужом теле, молодом и явно поздоровее моего, но обложенным иными заботами по самую макушку. Видела чужую, непривычно широкую кровать со столбиками, слишком просторную для меня спальню, полную чужих вещей и запахов. С минуту удивлялась, почему не слышу звонка будильника, из окна не доносится ни звука, а в доме так тихо, и лишь затем вспоминала, что нет здесь ни будильника, ни смартфона, за окном не двор с детской площадкой и улицей с машинами, а дом не многоквартирный и жильцов тут раз-два и обчёлся.
И проблемы девы Ясении не спешили сменяться моими, ныне кажущимися совершенно пустяковыми.
Вместо мудрости новое утро принесло гостей.
Вернее, гостя.
Сарика сообщила, что прибыл кейр Лилиаш и желает меня увидеть, и я отправилась в гостиную, удивлённая что относительно ранним часом визита, что самим фактом.
А может, случилось что? Непросто жить в отсутствие не то что сотовой связи, но даже обычных проводных телефонов.
Я переступила порог гостиной и замерла.
Потому что прибыл не тот кейр Лилиаш, о котором я подумала.
На месте добропорядочному кейру не сиделось и он слонялся по гостиной, изучая всю нехитрую её обстановку с брезгливой придирчивостью ревизора.
– Бастиан?
Он остановился перед камином, обернулся ко мне. Улыбнулся вежливо, небрежным движением склонил голову.
– Кейра Аллиа.
– Утра доброго, – я подошла ближе. – Хотя в последнем я уже не уверена.
– Неужели это чудесное утро успело повернуться к вам своей недоброй стороной? – полюбопытствовал Бастиан вкрадчиво. И меня оглядел повнимательнее, оценив, несомненно, и штаны, и блузку с открытыми плечами, и распущенные волосы.
В гостиной свечей нет – вероятно, их приносили сюда сугубо по необходимости, – но в моей спальне и в столовой были точно. Потому меня и удивляло отсутствие люстр, что какой ни есть верхний свет казался удобнее расставленных всюду канделябров и подсвечников.
– Всё ещё хуже, чем рассказывал Саши, – Бастиан по-своему оценил выражение моего лица. – Огнёвок у них нет… что, даже слабого шарика с минимальным уровнем не осталось?
Ещё бы я знала, что он в виду имеет!
– Нет.
– Ты же одарённая… могла бы и потратиться немного. Естественно, заряжать огнёвки вручную – верный способ вычерпать себя досуха за короткий срок, но от одной-двух сфер сильно не убыло бы…
Наверное, примерно так же звучала моя вчерашняя речь для Инид – вроде почти все слова понятны, но общий смысл ускользал упрямо.
– Ты же одарённая? – кажется, Бастиан заподозрил неладное.
– Ну… да. Наверное.
– Наверное?
Магия в этом мире была, и я признавала её как факт, сомнению не подлежащий. Хотя бы потому, что я летала на лодке, которую в воздухе держала магия, а не аэродинамика. Но неведомый магический дар Ясении существовал словно отдельно от меня, далёкий и непостижимый. Я знаю, что он есть, что он должен быть, однако в себе не чувствую и понятия не имею, как его пробуждать и применять.
Спонтанно он, во всяком случае, не проявлялся.
– Сколь мне известно, твоя матушка нахваливала твои способности перед моей, – Бастиан разглядывал меня с подозрением, теряясь в догадках, почему ему приходится говорить о том, о чём я и так должна знать. – И ваши мастерские…
– Мастерские?
– Нынче они все закрыты и…
– И совсем ничего не осталось? – перебила я.
– Нет… скорее всего. Что могло остаться за столько лет?
– Помещения принадлежали роду или их арендовали?
– Мне откуда знать? Мастерская в Лоране, кажется, осталась, но она закрыта давно… с тех пор, как вы покинули Вайленсию.
Как бы разузнать, где мастерская эта находится? И заодно уж поподробнее о семейном бизнесе. А то камни – понятие растяжимое, не шибко определённое. Особенно в здешних реалиях.
– Разве ты там не бывала раньше?
– Нет.
Не уверена, что Ясению туда возили, если уж мать её столь рьяно дочь от забот внешнего мира ограждала. Разумеется, во времена, когда Ясения была ещё мала, всё могло быть иначе, но что ребёнку делать там, где работают взрослые?
И в любом случае я, Альбина, в той мастерской не была.
– Ты не знаешь, далеко она расположена?
– Ваша старая мастерская?
Я кивнула.
И на каком автобусе туда добираться, когда под рукой нет ни смартфона, ни приложения с картой.
– Не очень далеко, – Бастиан помедлил, изучая меня пытливым взором, и предложил вдруг: – Если желаешь, могу тебя туда отвезти.
– Сейчас? – удивилась я этакой щедрости внезапной.
– Если тебе так срочно надо…
– Вынуждена разочаровать, но в седло я вряд ли залезу.
– Я на лодке.
– На лодке? Как у Розалин?
– Да. Тебе разве не сказали?
– О чём?
– Для чего в числе прочего наш брачный союз нужен, – Бастиан склонил голову набок, глянул на меня выразительно, с усмешкой. – Двое одарённых, Ясения, скорее произведут на свет одарённое же дитя, нежели пара, в которой дар будет лишь у кого-то одного.
Какая занятная теория! Сразу начинаешь ощущать себя животным элитной породы, спариваемым с другим ради сохранения экстерьера у потомства. Впрочем, для того знать и заключала браки между собой – чтобы не только деньги к деньгам и титул в придачу, но и кровь с простолюдинами не мешать.
– Ладно, поехали… то есть полетели, – я решила не смотреть дарёному коню в зубы. Да и, не ровен час, Гедеон ещё объявится… страшно представить, что устроить попытается, увидев второго моего жениха.
– Хорошо, – моё быстрое согласие Бастиана несколько удивило. – Я подожду…
– Зачем?
– Ты не собираешься переодеваться?
– Нет. И так сойдёт.
Я бы взяла рюкзачок с всякими мелочами и телефон, но чего нет, того нет.
* * *
Чудо ли, нет, но помещения, некогда занимаемые принадлежащей Аллиа мастерской, пустовали и по сей день. Располагались они в двухэтажном доме, одном из многих в длинном ряду похожих зданий, поднимающихся по обеим сторонам узкой, изгибающейся змеёй улицы. Улица эта то ли была частью своеобразного мастерового квартала, то ли сама им являлась, потому как по соседству находились сплошь мастерские, изготовляющие всё на свете. Окна бывшей мастерской Аллиа единственные закрыты наглухо ставнями, а над запертой дверью отсутствовала какая-либо вывеска. Даже светлые охряные стены казались более тёмными, чем у соседних домов, будто покрытыми толстым слоем пыли.
Теоретически ставни должны были запираться изнутри, но минута загадочных манипуляций и Бастиан распахнул одну створку. Снова огляделся и ловко запрыгнул на узкий карниз, благо что высота невелика, ему по пояс. Толкнул локтём створку оконную, спустил ноги с другой стороны и подал мне руку. Ещё и глянул сверху вниз эдак подначивающе.
Да он с ума сошёл!
Впрочем, раз уж здание за шесть лет никому не пригодилось, то одно маленькое вторжение оно как-нибудь переживёт. Красть там вряд ли есть что.
За руку я ухватилась. Залезла на карниз, отметив мимолётно позабытую гибкость тела молодого, незакостеневшего, и, когда Бастиан слез с подоконника, спрыгнула с него на пол.
– Вот она, ваша мастерская.
Свет, падающий из открытой половинки окна, с трудом разгонял темноту и застоявшийся воздух полупустого, пропылившегося изрядно помещения. Из обстановки сохранились лишь четыре стола вдоль стен с укреплёнными на углах столешниц чёрными подставками неведомого назначения. Осторожно ступая по засыпанному мелким сором полу, я пересекла помещение, открыла дверь. По ту сторону порога тёмный коридор, пройти по которому без света возможным не представлялось. То есть пройти-то, конечно, можно… если знаешь его как свои пять пальцев.
Я обернулась к Бастиану. Раз он маг, то мог бы и сотворить какой-нибудь огонёчек вместо фонаря.
Или подобное колдунство ему недоступно?
– Выходит, здание пустовало все шесть лет?
– Выходит. Другой похожей мастерской в городе не появилось, ни в этом здании, ни в каком-либо ином месте, – Бастиан осмотрелся с толикой сожаления.
– А если вдруг кристалл опять поменять потребуется?
– В Лорану привозят уже заряжённые огнёвки, и резервуары, и готовые артефакты. И малышек, как у нас с Розалин, не так и много. А поменять самому можно, если разбираешься. Или в столицу отправиться, там маленьких мастерских полно.
А в Лоране ниша, получается, никем не занята.
Правда, я и сама несильна в ведении собственного бизнеса. И во фриланс потому и ушла несколько лет назад, что устала от общения с людьми, работы «на дядю» и всех издержек, что из той работы проистекали. Бесспорно, в любой сфере деятельности свои издержки и ничего-то с ними не поделаешь, но быть дома сама себе хозяйкой и контактировать с людьми сугубо по мере необходимости мне нравилось гораздо больше.
А теперь я только и делаю, что с людьми разговариваю да пытаюсь составить нечто, отдалённо похожее на бизнес-план.
Бастиан приблизился ко мне, осмотрел уже меня с ног до головы, словно давно не видел и пытался понять, изменилось ли что.
– А ты разбираешься?
– В чём? – я повернула голову и обнаружила, что стоит он как-то слишком уж близко. – В замене кристаллов? Нет.
– Какая жалость, – жалости в негромком вкрадчивом голосе не набиралось ни на грамм. – Чему же тогда ты училась столько лет?
Я машинально отступила и упёрлась в дверной косяк позади. Бастиан одним шагом сократил выигранное было расстояние, обозрел презадумчиво моё лицо.
И я сообразила.
Он серьёзно? Ради этого нагрянул с ранним визитом и с похвальной готовностью потащился вместе с невестой брошенку осматривать?
Бастиан был совершенно серьёзен. И с серьёзным же лицом упёрся одной рукой в стену возле моей головы и поцеловал меня.
Глава 7
Сам поцелуй не особо интересен. Просто прикосновение губ к губам, и только. Но невинную неопытную девушку, не видевшую в совершеннолетней жизни своей ничего, кроме дома отчима да липкого взгляда Гедеона, поцелуй этот должен был впечатлить в достаточной мере, чтобы решить, что никакого замужества ей не надо.
Не знаю, как отреагировала бы на него настоящая Ясения, однако меня поцелуй не впечатлил и не напугал. Напомнил только, что не целовалась я уже давненько, с тех пор, как подзабила на пляски с бубнами вокруг штанов. Наверное, вовсе позабыла, как это делается…
Воспоминания, что ли, освежить?
Заодно посмотрю на реакцию этого изобретателя гениальных планов по избавлению от навязанного брака. Парень привлекательный, физического отторжения не вызывал и было что-то притягательное, заманчивое донельзя в столь вопиющем сломе системы.
Я обвила руками шею Бастиана, чтобы женишок уж точно не сбежал сразу, притянула его вплотную к себе и перехватила поцелуйную инициативу. Бедняга ожидаемо застыл столбом в моих руках, на секунду показалось даже, что сейчас начнёт отбиваться с криками «Спасите-помогите, хулиганы зрения лишают»… ой, то есть «Насилуют!»
Бастиан отмер, отстранился. Ошалело посмотрел на меня в полумраке. Взгляд я не отвела и руки на всякий случай сцепила покрепче, дабы попытка освободиться не далась ему без боя. Как там Гедеон говорил? У старшего брата девушек, мол, в достатке, сами на него вешаются… а я, может, тоже в погоню хочу. Вот сейчас как повешусь на него, и будет знать, как невесту в столь непотребном месте зажимать…
Он моргнул и снова приник к моим губам. На сей раз целовал жадно, нетерпеливо, и я поддалась, ответила. И под нахлынувшей вдруг жаркой волной сама как-то очень быстро позабыла, чего ради мы это затеяли. То ли гормоны в молодом теле разыгрались, то ли и впрямь захотелось вспомнить, каково это – целоваться исступлённо, не в силах оторваться друг от друга даже ради глотка воздуха, скользить кончиками пальцев по коже, изучая партнёра, ощущать пресловутую волну жара, опаляющую изнутри.
Был он немолод, убелён сединами и похож на бомжа. По крайней мере, его потрёпанная, не шибко чистая одежда впечатление производила соответствующее. Он остановился, сощурился подслеповато, разглядывая нас. Нахмурился, явно не наглядев ничего дельного, и полез себе за пазуху. Выудил из складок ниспадающего верхнего одеяния круглые очочки, нацепил и присмотрелся заново.
– И что вы тут делаете, молодой кейр? – осведомился мужчина сварливым тоном. – Здесь вам не место для уединения с младыми девами! А вы, молодая кейра, отчего непотребства такие дозволяете?
Он повернулся ко мне и, несмотря на очки, вновь сощурил светлые синие глаза.
– Кейра Ясения? – произнес он недоверчиво.
Я глянула на Бастиана, но, судя по реакции, он этого то ли сторожа местного, то ли и впрямь бомжа знать не знал.
– Кейра Ясения, неужто это действительно ты? – на испещрённом морщинами лице распустилась робкая улыбка. – Богиня, как ты выросла… и расцвела… красавицей какой стала…
– Вы меня знаете? – уточнила я настороженно.
В городе наверняка остались люди, знавшие что Ясению, что матушку её, да и человек с восемнадцати лет уже не меняется так сильно, как в детстве и подростковом возрасте, но почему-то казалась, что старых знакомых я могу встретить разве что на светском рауте каком.
А не в мастерской, заброшенной шесть лет кряду.
– Знаю, как не знать-то? Я тебя совсем девчушкой помню, всего-то на год младше моей старшенькой. Бегала здесь, с камнями играла…
– А говоришь, никогда тут не была, – не преминул вставить Бастиан.
Технически я ни в чём не соврала.
Я, Альбина, и впрямь первый раз оказалась в этом месте.
Другое дело, что Ясению в детстве всё-таки куда-то да вывозили.
– Твоя матушка частенько с тобой сюда наведывалась и отпускала играть, пока делами занималась, – улыбка стала шире, мечтательнее, в голосе проклюнулись ростки ностальгии. – Эх, что за времена были! И мать твоя… такая прелестная, такая сияющая… её чудесные золотые кудри и улыбка, что, казалось, всё вокруг озаряла… ты очень на неё похожа…
– А вы, простите, сам кто такой будете? – перебил Бастиан.
– Я? – улыбка исчезла, и мужчина с возмущением глянул на Бастиана, словно моему жениху полагалось знать по умолчанию, кого он видит перед собой. – Кейр Антонио Саделле. А вы?
– Благородный кейр Бастиан Лилиаш, – Бастиан нахмурился вдруг и в свою очередь присмотрелся повнимательнее к мужчине. – Постойте… тот самый Саделле?
– Полагаю, тот самый, – сухо ответил Антонио и снова повернулся ко мне. – Ясения, что же ты здесь делаешь с этим… – он умолк, предоставляя нам возможность самим додумать, каким эпитетом сомнительным он собирался наградить Бастиана.
– Это мой жених… то есть суженый, – пояснила я.
– Вот как? – Антонио казался искренне удивлённым сей новостью. Похоже, весть о скором замужестве Ясении до него не дошла. – Ты что же, мужа взять намерена?
– Мужей. Его и его брата.
Истинного вайленца идея многомужества и вполовину не впечатлила так, как новость о браке Ясении вообще и браке с этим конкретным молодым человеком в частности. Бастиана удостоили взглядом, исполненным сомнений что в нём самом, что в целесообразности этой затеи.
– Разве ж он тебе подходит? Называет себя благородным, а манеры как у гуляки беспутного. Избирать себе мужей следует более осмысленно и взвешенно…
– Я их не выбирала, – призналась я. – Так решила Ини… моя мать.
– Инид… кейра Аллиа вернулась в Вайленсию? – вновь изумился Антонио. – Вы же давно покинули родные земли…
– Мама вернулась несколько месяцев назад. А следом и Я… я.
– А этот её… муж-чужеземец?
– Он скончался.
– Что ж… пусть его боги, властвующие над посмертным бытиём, примут его в свои объятия, – Антонио повернулся к проёму и уверенно шагнул в темноту. – Пойдёмте.
– Ты что же, совсем его не помнишь? – шёпотом спросил Бастиан. – Сам мастер Антонио Саделле, один из лучших артефакторов Вайленсии! Когда-то твоей матушке неслыханно повезло, что он согласился работать в мастерской Аллиа…
– А когда мастерская закрылась?
– С той поры о нём ничего не было слышно. Многие думали, что он покинул Лорану вместе со своими дочерьми…
– Дети, вы идёте? – донеслось из темноты коридора.
– Идём! – крикнула я, хотя понятия не имела, куда и зачем нам идти. И, главное, как.
Я высунулась в коридор.
По-прежнему не видно ни зги.
Но вдруг во тьме вспыхнул свет, озарил светлые стены и тёмную фигуру Антонио, держащего в руке чёрную подставку, похожую на те, что были на столах, но короче. Верхняя её часть расширялась, и между изогнутыми лапками держателей был укреплён светящийся шарик. Источаемый им свет не столь ярок, чтобы озарить весь коридор, и не резал глаза, позволяя смотреть на сам шар. И материал, из которого он изготовлен, – это стекло? Хрусталь? Или какой-нибудь поделочный камень?