— Ада, ты уверена? — напряженным тоном спрашивает Янка.
Я крепче сжимаю корпус смартфона и нервно кусаю губы.
Мимо меня проходят медсестры, за ними — будущие мамочки. Такие счастливые. Красивые.
Мой растерянный взгляд медленно ползет вверх по светлым стенам, цепляется за плакаты, на которых изображены пухлощекие улыбающиеся младенцы.
В груди что-то больно дергается и тянет. Глаза обжигают слезы, но я душу их в себе. Не даю им пролиться.
— Да, — отвечаю дрожащим голосом.
Янка только тяжело вздыхает.
— Может, еще раз всё хорошенько обдумаешь? Аборт — это не шутки. Сделаешь, а потом пожалеешь. А если последствия будут?
Последствия будут, если я оставлю этого ребенка.
Его отец — монстр. Самый настоящий монстр. Я не смогу защитить малыша от его собственного отца. Даже если убегу на край земли или улечу на другую планету. ОН достанет меня ото всюду. Достанет и…
Даже думать боюсь, что ОН сделает. Но уж точно ничего хорошего. Я знаю, как ОН поступил со своим старшим сыном. Сколько боли ему причинил. Для своего ребенка я такой участи не хочу. Поэтому приходиться из двух зол выбирать меньшее.
— Я уже всё решила.
Наружу рвется всхлип, но я в очередной раз заставляю себя сидеть тихо.
Снова смотрю на все эти чертовы плакаты. Они словно издеваются надо мной, окружают со всех сторон. Еще чуть-чуть и я услышу звонкий детский смех или плач. Это слишком… больно, невыносимо, несправедливо. Зачем их вообще здесь вывесили?
— Прости, я потом тебе перезвоню. Когда всё уже закончится.
Сбрасываю вызов, не дожидаясь ответа подруги.
У меня страшно трясутся руки. В коридоре тепло, но я не ощущаю этого тепла. Оно будто не проникает внутрь. Меня просто адово знобит.
Стараюсь не смотреть на свой живот. Даже не прикасаюсь к нему. Боюсь, если сделаю это хоть раз, тут же привяжусь к ребенку, который сейчас, наверное, размером с горошину. Или уже больше?
Знаю, что я во многом сама виновата. Знаю, что поступаю чудовищно. Наверное, после этого я стану ничем не лучше, чем ОН. Но другого выхода, ведь и вправду нет.
Я настолько запуталась в себе и своих чувствах. Я просто хотела быть счастливой.
Сначала по уши влюбилась в мужчину, который на много лет старше меня. Утонула в нем. Растворилась. Он вывернул меня наизнанку. Заставил забыть обо всём на свете. Я совсем ничего о нем не знала, только имя. Но всё равно отчаянно полюбила.
Затем мы приняли решение расстаться. Потому что так правильно. Логично.
Я позволила себе поверить в то, что смогу построить крепкие счастливые отношения с молодым парнем. Смогу отдать ему всю себя, свою любовь, свое тепло. Но даже понятия не имела, что он и мой первый мужчина — сын и отец. Сын и отец, которые люто ненавидят друг друга.
В груди до сих пор страшно ноет. Как в тот вечер, когда мы все втроем наконец-то узнали, кто есть кто.
Прячу лицо в ладонях. Вжимаю локти в колени. Глубоко дышу. Пытаюсь успокоиться.
Всё должно пройти быстро. Потом я вернусь домой и… в очередной раз попытаюсь собрать по кускам всю свою жизнь.
Пусть кто хочет тот и осуждает, мне всё равно. Должно быть.
— Проходите, — обращается ко мне медсестра, выглянув из кабинета.
Вздрагиваю. Поднимаю голову. Сердце вмиг разгоняется. К горлу подкатывает паника. Внутренний голос буквально вопит о том, что я совершаю ошибку. Пожалуй, самую огромную из всех, какие уже были совершены.
Поднимаюсь со своего места. У меня дрожат не только руки, но и колени. Страшно. Боюсь, если сделаю шаг, просто упаду и вряд ли поднимусь.
— Куда собралась?
Его голос похож на раскат грома, который прокатывается вдоль всего коридора.
Цепенею.
Вижу, как от удивления расширяются глаза медсестры.
Значит, не галлюцинация. Мне не послышалось.
Тяжелые быстрые шаги и стальная хватка на моем запястье.
— Я тебя спрашиваю, Девочка, куда ты собралась? — резко разворачивает к себе.
Глаза в глаза.
Девочка…
Так он назвал меня в первую нашу встречу. Так ко мне обращался, когда трахал меня до беспамятства.
Мне нравилось. До одури. Всё. И это прозвище, и наш секс, и его все взгляды, прикосновения, голос и даже запах кожи.
Я назвала его Безымянным и навсегда поселила в своем сердце.
Теперь до сих пор приходиться выдирать его оттуда. С кровью. Болью и немым криком, застрявшем в горле.
— Думала, так просто от меня избавишься? — Безымянный еще сильней стискивает мое запястье.
Зелень в его глаза буквально полыхает адским пламенем. Он может меня уничтожить. Даже глазом не моргнет.
— Отпусти.
— Никогда.
— Что происходит? Я сейчас охрану позову! — вмешивается медсестра.
— Попробуй и завтра окажешься на улице без работы.
И это тоже он может устроить.
Безымянный — страшный человек. Самый страшный из всех, кого я когда-либо знала.
— Ребенка из тебя достанут только по истечению девяти месяцев, — заявляет и утаскивает вслед за собой.
Сначала пытаюсь опираться, торможу пятками, но быстро понимаю, что это бесполезно. К тому же на улице непременно везде стоит его охрана.
— Зачем он тебе? — шепчу, почти скулю. — Ты же обещал, что сгноишь нас с Ильей. И с ребенком поступишь так же.
— С ребенком от Ильи — да. Со своим — нет. Этот ребенок — моя собственность и без меня ты ничего с ним делать не будешь, понятно?
Безымянный бросает на меня такой тяжелый взгляд, от которого я тут же вся сжимаюсь. Слишком свирепый, слишком тяжелый и пронзающий насквозь.
Когда оказываемся на улице, меня тут же отводят к машине и насильно усаживают внутрь.
Я словно оказываюсь в капкане, из которого теперь не выбраться. Разве что только откусить самой себе ногу. Но в таком случае вряд ли смогу далеко убежать от своего персонального палача.
Мои хорошие, добро пожаловать в продолжение истории) Как вы уже догадались, здесь всё будет на грани и на разрыв, много эмоций, сложных ситуаций) Обязательно поддержите историю лайком) Поехали!
Раннее…
— Ты же пошутил? — спрашиваю каким-то просто до безумия жалким писклявым голосом.
Огни ночного города, проносящиеся за окном машины такси, больно бьют по глазам.
Отворачиваюсь в темноту салона, вижу профиль Ильи.
Он не двигается. Совсем. Только грудная клетка. Чуть-чуть. Вдох-выдох.
Меня же будто всё еще рвет на части. Изнутри. И руки никак не получается куда-нибудь деть. То скрещиваю их, то опускаю на колени, то сжимаю в кулаки и щелкаю пальцами. Это что-то нервное. Сумасшедшее.
Верю и не верю в реальность происходящего.
Перед глазами всё еще стоит Безымянный. Вижу, как в его глазах полыхает ярость. Слышу стальной тон, которым он обещает нас сгноить. Чувствую аромат его одеколона, будто он всё еще рядом.
Передёргиваю плечами, съёживаюсь.
Снова начинает пробирать озноб.
Безымянный — отец Ильи. Мой первый мужчина оказался родным отцом моего нынешнего парня!
Господи!
И не просто отцом, а настоящим тираном! Уродом! Садистом! Моральным ублюдком!
Со мной он был другим. Совсем другим.
До этого вечера.
— Что именно? — уточняет Илья лишенным абсолютно любых эмоций голосом.
Я вздрагиваю, потому что привыкла к совсем другим интонациям. Привыкла, что Илья бывает ироничным, просто веселым, страстным, злым. Разным, но живым. А сейчас… Будто из него выкачали все эмоции и силы. Оставили только оболочку.
— Про жену.
— Нет.
Смотрю на водителя. Он полностью сосредоточен на дороге.
Лучше подождать, пока мы доберемся домой и тогда уже поговорим. Без свидетелей. Но не могу. Меня всё еще рвет изнутри.
Этот день должен был стать ярким, веселым и запоминающимся. С последним пунктом он справился на твердую пятерку. До сих пор прийти в себя не получается. Запомню на всю жизнь.
— Ты же понимаешь, что так нельзя?
— Можно, — всё с тем же безразличием отвечает Илья.
Всматриваюсь в его профиль и впервые замечаю, насколько он похож на Безымянного. Раньше его взгляды и движения вызывали во мне странное чувство дежавю. Я никак не могла понять, откуда оно берется. Теперь понимаю. Отчего просто хочется завыть.
Почему я раньше всего этого не видела?! Может, если бы увидела, сейчас не оказалась в точке невозврата?
— Это же полный бред! Хочешь просто сделать назло своему… отцу?
В груди очередной вспышкой расползается тупая боль. Всё еще не могу говорить о Безымянном в таком ключе. Это слишком… Слишком тяжело.
Илья уходит в игнор. Впервые с момента как мы стали парой.
Теряюсь. Кусаю губы. Смотрю на него, не моргая.
Он же еще ничего не знает!
Я должна буду рассказать Илье правду. Но не представляю, как это сделать. Зато точно знаю, что сделаю ему больно. Очень-очень больно. Он этого не заслужил. Черт!
Откидываюсь на спинку сиденья, снова отворачиваюсь к окну и чувствую, как огни ночного города с еще большей изощрённостью бьют по глазам. Будто наказывают меня.
Когда приезжаем домой, Илья с пачкой сигарет уходит на балкон.
Сбрасываю каблуки и направляюсь на кухню, чтобы выпить воды. Смартфон мигает несколькими сообщениями. Все они от Янки. Интересуется, почему мы пропали и не связано ли это с неожиданным приездом отца Ильи.
Быстро пишу «всё ок» и набравшись смелости, иду на балкон.
Илья, облокотившись на поручень, курит. Подхожу ближе и вижу, как пальцы, которыми он держит сигарету, подрагивают.
— Будешь? — спрашивает и протягивает ее мне.
Сначала хочу взять, затем вспоминаю о том, как мне сегодня на вечеринке стало дурно.
Вдруг всё-таки беременна?
Виски тут же буквально простреливает угроза Безымянного. Он не только нас с Ильей сгноит, но и нашего ребенка.
Нашего ли? И есть ли он вообще?
С этим разберусь чуть позже, но сигарету всё же отказываюсь брать. Мало ли.
Отрицательно качаю головой. Илья делает еще одну затяжку и вдруг тихо смеется. Невесело и с обреченностью.
— Думал, отец меня уже не может ничем удивить. Нифига. Выдал, что я должен жениться на какой-то дочке его партнера. Это типа пойдет на пользу его бизнесу. Не захочу добровольно, он заставит.
— И поэтому ты решил сказать, что я твоя будущая жена? — тихо спрашиваю.
Пытаюсь уместить у себя в голове все детали этого вечера, но получается с огромным трудом. Слишком много всего произошло. Слишком много эмоций выплеснулось наружу. Чувствую себя опустошенной.
— От своих слов я не отказываюсь. Пошел он нахуй, если думает, что сможет окончательно похерить всю мою жизнь.
Илья щелчком выбрасывает окурок и сразу же тянется за еще одной сигаретой.
— Я не хочу выходить замуж кому-то назло. Ты сейчас не в себе, Илья. Тебе нужно отдохнуть.
— Сейчас я очень даже в себе, — резко отвечает и снова закуривает. — Мы поженимся и свалим куда-нибудь подальше от этого дерьма. От моего ублюдочного отца и твоих родителей.
— А что потом? А если он нас найдет?
По коже пробегаются ледяные мурашки, стоит мне только представить еще одну встречу с Безымянным.
Я не хочу, чтобы он снова сделал больно Илье.
— Будем решать проблемы по мере их поступления. Я не собираюсь плясать под его дудку. Мне это уже всё надоело! Лучше бы он сдох, а не мать!
Илья выбрасывает сигарету, которую не докурил даже до половины. Его начинает потряхивать. Всё его безразличие сменяется гневом.
— Успокойся, пожалуйста, — стараюсь говорить как можно ласковей.
— Не надо меня успокаивать, Ада! — срывается Илья. — Почему каждый пытается мне указать, как я должен себя вести?!
— Я не пытаюсь указывать! Но ты сейчас на взводе! И как раз именно ты пытаешься указывать, что делать мне! Я не хочу сейчас выходить замуж! Этот брак ничего нам не даст, только всё усугубит!
— Пф!
Илья отворачивается от меня, нервно проводит ладонью по затылку и тихо матерится.
— Ты там скоро? — спрашивает меня сотрудница и несколько раз дергает за дверную ручку.
— Две минуты!
Не знаю, почему сказала именно про две. Наверное, потому что вижу на тесте две полоски. Одна четкая, другая чуть блёклая. Но ошибки быть не может.
Две полоски.
Смотрю на них, не моргая. Затем поднимаю взгляд и вижу еще несколько тестов, хаотично разложенных по краям раковины. Там похожая картина.
Каким-то шестым чувством я уже знала, каков будет результат. Но всё равно нахожусь в шоке.
На висках и спине выступил холодный липкий пот страха.
Целые сутки собиралась с силами, чтобы сходить в аптеку и наконец-то поставить точку в этой неопределённости. Еще пришлось потратить целое утро, чтобы настроиться и пойти сделать тест. Дома не рискнула бы.
Пришлось вернуться к матери и отчиму. Больше мне идти всё равно некуда. Снова напрягать Янку? Уже совесть просто не позволит.
Я пробуду дома несколько дней, пока не найду в себе силы в очередной раз заняться поисками арендного жилья. Не буду перебирать. Куда возьмут, туда и въеду.
Ни мать, ни отчим, кажется, даже и не заметили, что я на длительное время исчезла из их жизни. Тем лучше. Потому что вывозить ссоры еще и с ними — не смогу. Удивляюсь, как вообще еще смогла притащить ноги на работу и остаться в здравом уме после всех событий.
Закрываю глаза, стискиваю в руке последний положительный тест.
Сердце не просто работает навылет. Оно лупит с такой силой, что вот-вот либо грудь мне проломит, либо спину. Я ощущаю его мощные удары по всему своему телу.
Не получается стоять неподвижно. Начинаю сгребать в одну кучу все пачки, инструкции, тесты и выбрасываю в урну. Мою руки, тру лицо, шею.
Мне становится тесно в собственном теле, хочется упорхнуть куда-нибудь далеко-далеко и совсем ничего не чувствовать. Ни хорошее, ни плохое.
Смотрю на себя в отражение. Вижу там ужас, панику и растерянность.
Если бы дело было только в самом факте беременности.
— Это его ребенок. Господи, это его ребенок, — сдавленно шепчу самой себе и боюсь сорваться в слезы.
В сотый раз прокручиваю каждую близость с Ильей, затем… с Безымянным. У меня был только один эпизод незащищённого секса. Только один.
С Безымянным.
Тот вечер слишком ярким отпечатком врезался мне в память. Не вытравлю его даже если очень сильно захочу. Мы оба сорвались. Оба решили послать друг друга к чёрту, а затем… сумасшедший секс, стоны, укусы, поцелуи.
— Выходи уже! Я сейчас обоссусь!
Вздрагиваю. Возвращаюсь в реальность.
Провожу ладонями по щекам, поправляю волосы и спешу открыть дверь. Коллега бросает в мою сторону недовольный взгляд, машет рукой, чтобы я не тормозила и запирается изнутри.
Возвращаюсь на свое рабочее место. Буквы на экране компьютера расплываются из-за подступающих слез.
Беру себя в руки, когда к нам заходит шеф.
До обеденного перерыва ни на секунду не позволяю себе расслабиться. Вежливо общаюсь с клиентами, проверяю статистику продаж.
Когда наконец-то могу позволить себе выдохнуть, замечаю на вспыхнувшем экране смартфона имя Ильи.
Перезваниваю ему, когда выхожу из офиса в ближайшее кафе, где можно перекусить.
— Привет, — отвечаю бесцветным голосом.
— Привет.
Несколько секунд молчим, затем одновременно говорим друг другу:
— Прости.
Я — за то, что вот так просто ушла, фактически бросила Илью один на один с тем дерьмом, что оставил после себя его отец.
Он…
— Я не должен был всё это говорить, — объясняет Илья. — Это была крайне хуевая идея, малыш. Крайне. Просто… Мне пиздец как сейчас тяжело, — вздыхает.
Поджимаю губу. Киваю, хоть и знаю, что Илья не может сейчас этого увидеть.
— Раньше проще было. А теперь есть ты.
— Со мной сложней?
— Нет. Не в этом смысле. Я расслабился рядом с тобой. А отец нанес удар под дых. Раньше я всегда держал оборону, а в этот... Не знаю. Потерял бдительность что ли. Меня буквально подбросило. Я испугался. Испугался того, что отец может у меня в очередной раз отнять то, чем я дорожу. Но это всё херня, — слышу, как Илья затягивается. — Давай я тебя заберу к себе домой. Ты же у родителей, я прав?
— Прав, — тихо отвечаю и тычу пальцем в меню на первое попавшееся блюдо.
Официантка быстро записывает и уходит.
— Тебя там не место, — отрезает Илья.
— Не беспокойся. Дядя Слава меня не трогает. Он уже, чёрт знает, сколько дней в запое.
Я говорю правду. Когда возвращалась домой было чуть-чуть страшно, а когда поняла, что все спят, быстро прошмыгнула в свою тесную комнатушку и до утра пролежала в слезах.
— Да насрать. Я не хочу рисковать. Вдруг опять полезет? Я тогда точно ему башню снесу.
Поджимаю губы. Только этого нам не хватало.
— Я сейчас на обеденном перерыве.
— Окей. Без проблем. Заберу тебя после работы. Можем прогуляться на свежем воздухе. Или где-нибудь посидеть. Или еще что-то.
Я вдруг вспоминаю слова Таисии — тёти Ильи. Она меня просила не разбивать ему сердце. Я никогда не хотела этого. Чтобы сознательно. Без причины кому-то сделать больно. Просто, потому что хочется или из-за извращенного удовольствия.
Но теперь судьба развернулась таким образом, что я вынуждена буду это сделать.
— Я закончу в семь. Можем прогуляться, — стараюсь говорить спокойно, но голос то и дело норовит задрожать.
— Отлично! — Илья снова затягивается, но на этот раз отвечает гораздо бодрее.
Когда мы заканчиваем, официантка приносит мой заказ. Стоит мне только втянуть аромат рыбы, как к горлу тут же подкатывает тошнота. Перестаю на несколько секунд дышать. Не знаю, с чем связана такая острая реакция: с беременностью или нервами. Но я и физически, и морально чувствую себя так, будто вторые сутки подряд нахожусь на карусели. Она раскручивает меня. Снова и снова. До изнеможения и тошноты. Поднимает, опускает, переворачивает вниз головой.
Когда машина плавно трогается с места, я тихо выдыхаю. Но всё равно чувствую напряжение. Оно в каждой клетке моего тела. Паразитирует. Не позволяет пошевелиться. Только дышать.
Рассматриваю подголовник переднего сиденья, крепко стискиваю руки в кулаки. Кажется, что вакуум уже не только внутри меня, но расползается по всему салону.
— Красивая Девочка. Красиво трахается. А в душе — настоящая блядь, — всё тем же спокойным тоном говорит Безымянный.
Его слова ранят меня. Раскаленным лезвием под кожу. Глубже. В самое сердце.
— С ним ты тоже такая же, как и со мной? Или у вас всё красиво и романтично?
— Я не знала, что он — твой сын, — шепчу пересохшими губами и продолжаю смотреть на чёртов подголовник.
— Поэтому трахалась и с ним, и со мной? — в голосе Безымянного проскальзывает злая насмешка.
К щекам приливает жар. Злость вспыхивает моментально. Кажется, вот-вот и я даже увижу искры, разлетающиеся в разные стороны.
Тяну носом воздух, набираюсь смелости и смотрю на Безымянного. Сердце начинает ныть, но я приказываю ему заткнуться.
— Я трахалась с тобой. С Ильёй всё случилось после нашего… разрыва? Хотя это был даже не разрыв, потому что не было и отношений. Ты выследил меня, чтобы отчитать? Мы ничего друг другу не обещали. Я могу делать всё, что захочу и спать с тем, с кем захочу.
Выдыхаю и тут же замираю, когда Безымянный бросает рассерженный острый взгляд на меня. Губы плотно сжаты. Злится. В зеленых глазах шквал эмоций.
— Попробовала секс и тебя понесло?
— Думал, что останешься у меня единственным мужчиной?
Мне отчаянно хочется повторить мимику Безымянного и его интонацию. Но ничего не получается. Я боюсь и злюсь.
В моей голове всё еще никак не может собраться в одну в кучу образ Безымянного. Постоянно двоится.
Безымянный, который с таким желанием и страстью целовал меня, дарил оргазм за оргазмом и считай кормил из своих рук.
И Безымянный, который измывается над собственным сыном, находит всё новые лазейки, чтобы унизить его или поставить на место.
Какая-то глупая наивная часть меня всё еще хочет верить, что этот мужчина не такой. Он другой. Хороший. Ласковый. Внимательный.
Я помню взгляд Безымянного в клубе, помню его угрозу. До сих пор мурашки по телу и ком в горле.
— Ну и сука же ты, Девочка, — Безымянный кривит губы, а шквал эмоций в глазах даже не спешит утихать, собственно, как и мой, который застрял в грудной клетке.
Хочу удержать в себе только злость, но сквозь нее просачивается и обида. За что он так со мной? С Ильей? С нами?
Неужели всерьез допустила мысль, что я могла стать особенной для этого мужчины?
С чего бы вдруг? Думать о том, что он так же со всей страстью и желанием трахает других женщин, не могу. Не хочу. Слишком неприятно.
— Тебе нравилось, — пожимаю плечами и стараюсь притушить свои эмоции.
— Нравилось, — повторяет Безымянный и достает из внутреннего кармана пиджака конверт.
Смотрю на плотную белую бумагу и вдруг чувствую себя грязной. Внутри, снаружи.
— Здесь хватит, чтобы начать жизнь с нуля. Например, где-нибудь в тёплых странах, — с уже прежним безразличием объясняет Безымянный и кладет конверт рядом со мной.
Мне требуется несколько секунд, чтобы переварить услышанное. Еще несколько, чтобы поверить в реальность происходящего.
Отворачиваюсь, чтобы Безымянный не увидел моих слез. Они слишком резко появились. Чёрт.
— А что взамен? Я должна буду бросить Илью?
— Умница. Схватываешь налету. Так будет лучше. Для всех нас.
— Он не станет плясать под твою дудку.
— Станет. Я его заставлю.
То, с какой хладнокровностью Безымянный произносит эти слова, не может не пугать. Он и в самом деле монстр.
— Не ты первая, не ты последняя. Не ломайся и бери уже деньги.
Ловлю эти слова. На секунду все мои чувства и эмоции будто отходят на второй план. Что-то пытаюсь найти, оно ускользает, а затем…
— Это был ты! — выпаливаю и уже всем корпусом поворачиваюсь к Безымянному. — Девушка Ильи. Та, которая якобы обокрала тебя. Она ничего не крала, ведь так? Ты ей тоже заплатил, да? А она взяла и укатила в теплые страны.
Эта догадка просто оглушает меня. Я смотрю на Безымянного, не моргая. В его взгляде мелькает едва заметная тень удивления.
— Он до сих пор уверен, что его девушка была воровкой.
— Пусть думает. Она оказалась обычной меркантильной дрянью. Поэтому Илья должен меня благодарить за то, что вовремя нейтрализовал ее. Мало ли, к чему бы эта связь в будущем привела.
— Это такая извращенная форма заботы? Или ты боишься, что Илья может построить счастливые крепкие отношения?
Губы Безымянного превращаются в одну сплошную узкую полоску.
— Бери деньги и исчезни.
— Остановите машину! — прошу у водителя.
Он, конечно же, меня не слушает.
Безымянный прожигает меня взглядом. Я чувствую это почти физически. И так отравил меня собой, но всё равно продолжает врезаться в самые кости.
— Я это не возьму, — указываю подбородком на конверт.
— Мало? — это не вопрос, а вызов.
Я не знаю, сколько денег в конверте. И знать не хочу. Безымянный понимает это, поэтому хочет задеть, уязвить.
— Остановите машину! — снова прошу водителя и стискиваю пальцами спинку переднего сиденья.
Мне слишком жарко. Из-за эмоций, что хлещут по мне, из-за близкого присутствия Безымянного и моего острого желания дать ему пощечину.
За одно я могу быть ему благодарна, вся дурнота и тревожные мысли насчет беременности враз отошли на десятый план.
— Остановите машину! — продолжаю стоять на своем.
Безымянный подает знак, и водитель тут же послушно сворачивает на первую попавшуюся парковочную зону.
Хочу выйти, но двери оказываются ожидаемо заблокированы.
— Выпусти, — требую.
Безымянный на мои слова никак не реагирует. Вместо этого он приказывает водителю оставить нас наедине.
— Малыш, — аккуратно зовет меня Илья.
Часто моргаю. Отрываю взгляд от созерцания вечернего неба и смотрю в голубые глаза, в которых отчётливо заметно волнение.
Мы почти целый час сидим в шоколаднице и сказали друг другу не больше пары тройки слов.
Этот день… Он какой-то до безумия тягучий, тяжелый и просто невыносимый. Если бы была возможность нажать на зачарованную кнопку и промотать до следующего утра, я непременно воспользовалась ею.
Конечно, за одну ночь все мои проблемы никаким образом не испарятся, но хотя бы банально стать чуть легче дышать.
— Да? — тихо отвечаю и начинаю теребить свой кулон в форме маленькой слезинки. Подарок Ильи.
— Ты здесь? Со мной? — Илья несмело улыбается, смотрит на меня неотрывно.
Его взгляд проникает не просто под кожу, а в самую душу. Но в отличие от своего отца, не сеет хаос, а наоборот — старается окружить теплом. Я хочу завернуться в это тепло, уткнуться в него лицом и… Остаться в нем навсегда.
— С тобой, — моя улыбка тоже несмелая и еще каплю вымученная.
После встречи с Безымянным у меня страшно разболелась голова. Еле сумела досидеть в офисе. Сейчас уже чуть легче, но ощущение вязкого липкого похмелья до сих пор не прошло.
Всегда так.
Всегда так после встречи с Безымянным.
Может, у меня это просто наследственное? У моей мамы алкогольная зависимость. А у меня… Я даже не знаю, какое подобрать определение.
Чёрт.
— Я буду с тобой максимально откровенным. Я не хочу тебя терять. Не хочу, чтобы между нами всё закончилось вот так.
Я тоже не хочу. Очень не хочу. До дрожи и слез. Но… Не представляю, как смогу быть с Ильей после всего, что произошло. Даже после того, как он обо всём узнает.
Мне стыдно. Очень.
Он не простит. Я это понимаю, отчего страх и боль только усиливаются.
Илья осторожно накрывает мою ладонь своей. Непроизвольно дергаюсь, но руку не отнимаю. Такая моя реакция удивляет Илью. Неприятно.
— Дело не в тебе, — неуклюже пытаюсь объяснить и оправдать такое свое ненормальное поведение.
Илья пересаживается поближе ко мне. Это странно, но мне хочется оказаться на максимальном от него расстоянии и в то же время просто уткнуться носом в грудь, почувствовать, как Илья гладит меня по волосам и обнимает.
Несмотря на нашу ссору, он всё равно остается для меня тем единственным мужчиной, который не стремится поиздеваться надо мной или причинить боль. Ну, чтобы посмотреть, как именно я буду от нее корчиться.
Мы снова молчим. Перед нами на столе стоит две красивые чашки с ароматным горячим шоколадом. К своей я так и не притронулась. А Илья… Кажется, только раз сделал глоток.
Пойму, если нас захотят выгнать из заведения. Сидим тут такие странные, ничего толком не заказываем. А лица… У покойников они и то живее выглядят.
Как же всё это сложно.
Несмотря на то, что внутри меня зародилась новая жизнь, я чувствую себя опустошенной и абсолютно обессиленной. Надо обо всём рассказать. А я не могу. И боюсь, и не сил взять просто неоткуда.
Илья по-прежнему ничего не говорит. Прост обнимает. Аккуратно и ласково, словно я и в самом деле для него очень важна и дорога. Наверное, так и есть. Потому что он для меня — да. И никакая связь с Безымянным в прошлом не заставит меня предать Илью.
Плюю на то, что мы в общественном месте и крепко прижимаюсь к Илье. Утыкаюсь носом ему в грудь. Соплю. Закрываю глаза. Хочу, чтобы этого дня не было. Чтобы он просто исчез.
Всё еще слышу голос Безымянного в своей голове. Каждую его угрозу, каждое слово.
Он — болезнь. Моя болезнь, которая паразитирует и уничтожает каждую мою клеточку. А Илья… Илья словно лечит, пусть и сам об этом даже не догадывается.
— Я не хочу тебя терять, — признаюсь, но в глаза не смотрю.
Так проще. Сказать подобную откровенность.
— Меня, правда, разозлило твое это спонтанное желание пожениться.
— Это было тупо, малыш. Признаюсь. Всё это было похоже на то, что я просто хочу тебя использовать. Я это понял уже потом.
— Твой отец…
— Я выгребу, — уверенно отвечает Илья.
Мне очень хочется ему верить. Но я вспоминаю Безымянного.
Можно включить наивную дурочку и сорвать голос, уверяя саму себя, что его с легкостью удастся уложить на лопатки.
Но…
Безымянный настроен решительно. Слишком. И я боюсь. Не его, а того, что он может сделать с Ильей.
— А если нет? — аккуратно спрашиваю и на этот раз поднимаю взгляд.
— Совсем в меня не веришь? — он улыбается.
— Нет, просто пытаюсь понять, что нас может ждать дальше.
— Я вытяну, — со всей серьезностью отвечает Илья и проводит большим пальцем вдоль моей щеки: от виска и к самому подбородку.
Сегодня он на своей машине.
Когда я сажусь в нее, ловлю контраст. Жесткий. Отрезвляющий. В салоне с Безымянным меня всю трясло и качало на эмоциях. В любую секунду могло рвануть. А в машине Ильи мне спокойно. Тут словно разлилась тихая гавань.
— Тебе идет быть за рулем, — сонно комментирую.
— Подержанная, но зато на свои деньги купленная, — с гордостью говорит.
— Ты молодец. Правда.
— Гордишься?
— Горжусь.
Я сама не замечаю, как проваливаюсь в сон. В тревожный, жуткий. В нем я пытаюсь убежать от Безымянного. Больше никаких деталей не помню. Всё слишком смазано и отрывками.
Просыпаюсь, когда чувствую, что машина остановилась.
Открываю глаза, тру их. Всё равно ни грамма косметики на лице уже не осталось. После встречи с Безымянным я хорошенько умылась в офисе. Пыталась таким образом прийти в себя.
За окном не мой привычный двор, а новостройка Ильи. Смотрю на него с немым вопросом.
— Ты же не думала, что я собственноручно отвезу тебя туда, где тебе уже однажды причинили вред?
— Я уже оставила эту ситуацию с дядей Славой, а ты всё еще волнуешься.
— Да, потому что не хочу однажды увидеть тебя всю в синяках или крови, — Илья так хмурится, будто это уже произошло.
— А твой сын к нам сегодня не присоединится? — интересуется Сергей, изучая меню.
Оно здесь небольшое, что вполне соответствует статусу ресторана и выбирать по факту нечего. Здесь уже собран полноценный сет. Сюда приезжают не для того, чтобы набить желудок до отказа, а получить возможность попробовать блюда именитого шеф-повара. Прикоснуться к прекрасному, так сказать. Стать счастью гастрономической феерии.
— Слишком занят, — отвечаю и делаю пару глотков любимой минералки «Фиджи».
— Слышал, Илья твой в инвесторы подался. Пока что ничего масштабного, но уже имеет первые успехи.
— Правдивые слухи.
— Хорошо ты его натаскал. Был бы у меня сын, вряд ли решился вот так с ним жестко. Знаешь, не хочется переломать. А риск переусердствовать всегда есть.
Моя игра с сыном «в жесткую» не имеет ничего общего с целью натаскать и вывести на новый уровень. Это банальное наказание за неповиновение. Но Сергею знать об этом необязательно.
— Дочь у тебя прелестная. Помню ее еще совсем ребенком. А теперь вижу красивую молодую женщину. Такую только холить и лелеять надо, — перевожу взгляд на дочь Сергея.
Ничуть не лукавлю. Карина действительно красивая, хорошо образованная. Я заранее собрал о ней всю необходимую информацию. Одной похвалы Сергея мне недостаточно. Слишком необъективно.
С отличием окончила школу. Поступила в престижный заграничный университет, где изучала языки. Хобби — живопись, хайкинг, дайвинг.
Состояла в отношениях. Ничего серьезного и долгоиграющего.
Такой вариант меня полностью устраивает.
Я знаю Сергея много лет.
Карина и Илья, когда были еще совсем маленькими иногда играли вместе. Затем Сергей переехал с семьей заграницу, строил бизнес там. Но после смерти жены решил перебраться обратно в родные края. Зачем и почему? Понятия не имею. Может, внезапно осознал, что тоже смертен и захотел вернуться к близким?
То, что мы оба вдовцы — объединяет. А еще объединяет старая дружба, которая тянется со времен студенчества, острый ум и умение зарабатывать деньги.
Карина смущенно мне улыбается. Ее щеки совсем немного розовеют. Опускает взгляд на свои колени.
— Когда перейдем в активную фазу? — интересуется Сергей после того, как мы приканчиваем первое блюдо.
— Можно уже постепенно начинать. Пусть Карина выберет место, время, стиль. Я всё оплачу. Подготовка займет много времени. Всё должно быть безупречным. Верно?
Смотрю на Карину, она кивает и снова смущенно улыбается. На меркантильную тварь не похожа. Легко могу представить ее в окружении детей. То, что нужно. Такая не станет совать свой нос не в свои дела. Настоящая папина дочка.
— Верно, — соглашается Карина.
— В период подготовки успеете заново познакомиться, притереться.
Мне плевать: полюбят они в конечном итоге друг друга или нет. Главное, что этот брак пойдет и мне, и Сергею только на пользу.
Зная Илью и его особенную любовь к продажным блядям, я в гробу буду вертеться, пока они не обчистят до последней копейки все счета и не сровняют с землей мой бизнес.
Эта мысль цепляется еще за одну, которая не просто царапает сознание, а проходится по его хрупким стенкам огромным ржавым гвоздем.
Девочка…
Снова она. Всё всегда сводится к ней.
Мне проще верить в то, что она такая же, как и все прошлые шлюхи Ильи, которые испарялись из его жизни, стоило мне только предложить бабло.
Она же его не взяла.
Первый на моей памяти человек, который отказался. И это нихера не облегчает ситуацию.
Она выбрала его. Чем Илья заслужил такую преданность, не имею ни малейшего понятия. Он никогда не сможет понять и оценить то, какая удача сама запрыгнула ему в нагрудный карман.
Я ненавижу ее. За то, что пробралась под кожу. Причем так легко и незаметно.
Я всё еще хочу ее. Потому что она оказалась не просто сексуальной и красивой девушкой, на которую у меня встает как у пацана. А потому, что она не продажная.
Девочка и с меня-то деньги не спешила тянуть. Некоторые пытаются это провернуть уже после первой ночи. Она же ни разу не намекнула, не заикнулась. А после нашей последней встречи в машине буквально сделала контрольный мне в голову своим отказом.
Заставляю свои мысли вернуться в ресторан. Сергей нахваливает вкус нового блюда, которое нам только-только принесли.
Я отправляю в рот первую порцию, но не чувствую вкуса. Это, как и с сексом. Больше не чувствую той искры, которая зажигалась всякий раз с Девочкой.
Мы продолжаем с Сергеем беседовать. Позволяем себе пару капель алкоголя. Мне в общем-то нельзя, но хоть так немного расслабляюсь. Последние дни и без того выдались напряженными.
Остаток вечера проходит уже намного приятней. Сергей дает слово своей славной дочурке, и она рассказывает нам о своем недавнем путешествии по Карибам. Рассказ ее интересный и не раздражающий. С такой и не стыдно поделиться своей фамилией.
Илья должен быть мне благодарен за то, что я не женю ее на какой-нибудь болотной кикиморе, у которой в голове вместо мозгов вакуум. Как бы там ни было, а я всегда отдаю ему лучшее.
Когда мы прощаемся, и я сажусь в свою машину, откидываюсь на спинку и прошу водителя не гнать.
Я ведь и в самом деле отдал Илье лучшее. Например, Марину.
С золотыми локонами и большими голубыми глазами. Моя бесценная жемчужина. Слишком красивая. Слишком умная. Сильная. С характером.
Мы были завидной парой. Я только-только пытался выбраться из нищеты и реабилитировать дело нашего с Тайкой отца. Марина — дочь успешного потомственного инвестора. Видимо, Илья сам того не ведая, пошел по стопам своего деда по материнской линии.
Мне завидовали. Ее — не понимали. Как можно влюбиться в босяка? Зачем?
Когда я встал на ноги и заткнул всем рты, думал, что смогу насладиться счастливой семейной жизнью. Но нет.
Нас пытались рассорить. И ее родители, и наши завистники. Ссали мне в уши, что Марина тягается с разными любовниками, наставляет мне рога. Я не верил. Никогда. Но сомнение всё равно осело где-то так глубоко в душе, что отковырять его было просто невозможно.
— Идем, — кивает Илья в сторону моего подъезда.
Ужасно нервничаю. Немного даже боюсь. Мне не нравится вся эта затея, но идти на попятную уже как бы поздно.
Мы должны забрать все-все мои вещи и на этот раз я уже полностью перееду жить к Илье. Одну он меня отпускать наотрез отказался. Я пыталась найти внятные доводы и аргументы, но не помогло.
— Может, ты пока посидишь в машине, а я сама…? — предпринимаю еще одну попытку переиграть ситуацию.
— Нет. Я тебе помогу, — Илья поворачивается ко мне и чмокает в кончик носа.
Этот смешной поцелуй дарит мне горстку тепла, но ее всё равно недостаточно, чтобы растопить тот лед, которым я покрылась изнутри.
Мне очень стыдно и неудобно. Я даже Янку к себе домой ни разу не приводила, а она моя лучшая подруга с самого детства.
А что я могла ей показать? Вечно пьющих мать и отчима? Свою бедную тесную комнату? Пустой холодильник? Или ванную комнату, в которую лишний раз страшно зайти?
У Янки ведь дома всегда красиво, убрано и вкусно пахнет. Как с картинки. И родители хорошие. Пусть она ни разу не упрекнула меня и не посмеялась над моим материальным положением, а чувство стыда всё равно не отпускало. Будто я сама виновата в том, что у меня вот такая семья.
Сейчас ситуация словно повторяется. С некоторыми различиями, но суть одна и та же.
— Мне неловко, — признаюсь и опускаю взгляд.
— Малыш, прекрати. Это же я. Мне ты можешь довериться.
Илья берет меня за руку, смотрю на него.
— По-быстрому всё заберем и свалим отсюда нахрен, как тебе такой план?
— Многообещающий, — улыбаюсь. — Но учти, у меня дома всё не так, как у тебя.
— Так ты из-за этого паришься? — брови Ильи от удивления ползут вверх. — Думаешь, я изменю свое отношение к тебе, если увижу, где ты живешь?
Снова опускаю взгляд. Кусаю губы. Чувствую себя так, будто вернулась в школьные времена. Глупо как-то. По-детски.
— Я, конечно, не святой, но и не одноклеточное, чтобы судить о человеке только по его кошельку. Идем.
Я немного приободряюсь. Волнение, конечно, никуда не исчезает, но чувствую себя решительней.
Пока поднимаемся на мой этаж, мысленно молюсь, чтобы дома никого не оказалось. Увы, мои молитвы остаются неуслышанными. В прихожей мы буквально сталкиваемся с дядей Славой. Он выглядит трезвым.
— Кого это ты в дом притащила? — сразу начинает с претензии.
— Не беспокойтесь. Мы ненадолго, — заявляю и тяну Илью в сторону своей комнаты.
— Где ты вечно шляешься? И что это вообще за хуй? — летит нам в спину.
Илья тут же останавливается.
— Не слушай его, — шепчу. — Он постоянно всех оскорбляет.
— Что там у вас? — в прихожей появляется мама.
Ее зависимость уже давно оставила отпечаток на лице. Представить себе, что эта женщина когда-то была красивой — сложно. Но она была. Я ее помню. Фотографии помнят. Раньше пыталась уговорить маму не пить. Она обещала, но свое общение никогда не сдерживала.
— Да вот, — разводит руками дядя Слава. — Приволокла к нам какого-то хмыря.
Меня просто выводит из себя вот эта манера отчима корчить из себя святошу с принципами и моральными ценностями.
Мама смотрит сначала на меня, затем на Илью. Немного удивлена, но хотя бы не играет в цирке дяди Славы. Что ж, и на том спасибо.
— Хмырь тут только один, — холодным, наполненным почти что нечеловеческим спокойствием тоном, произносит Илья.
Я вижу, как у него напряжена челюсть. Он почти не моргает. Это меня немного даже пугает.
— И он стоит передо мной, — продолжает Илья.
Дядя Слава заметно теряется. Приоткрывает рот. Явно готовился к другой реакции.
— Пусть так всё и остается. Иначе я обеспечу вам путевку в места, не столь отдаленные за то, что распускаешь руки. Ты понял меня?
Илья делает один шаг вперед, не сводит немигающий взгляд с моего отчима. Дядя Слава трусливо дёргается, что для него самого, видимо, становится полной неожиданностью.
По факту, Илья не сделал ничего из ряда вон, даже не замахнулся. Но в этот момент он выглядит настолько устрашающе, что дополнительные маневры и не нужны.
Мы всё-таки уходим в мою комнату. Краем уха я слышу недовольное бурчание дяди Славы, но больше нас никто не трогает.
Я максимально быстро собираю свои вещи, пусть на новом месте успела много всего себе прикупить, но этого всё равно недостаточно. Илья мне помогает. Мысленно благодарю его за то, что он особенно внимательно не рассматривает мое жилище. Я хоть и пыталась привнести в него уют, но понимаю, что оно всё равно убогое.
Раньше я много раз ночевала у Янки, затем перебралась к Илье, теперь снова к нему возвращаюсь, но… будто насовсем.
Когда мы выходим на лестничную клетку я оборачиваюсь, смотрю в открытую дверь. Ни мамы, ни дяди Славы не видно. Я чувствую себя так, словно схожу с орбиты планеты, на которой не было ничего, кроме отравленного воздуха и кипящей лавы. Местность непригодная для нормальной жизни.
В груди что-то больно тянет отголоском. Отворачиваюсь, крепче сжимаю пухлый от вещей рюкзак и тихо выдыхаю.
Пока Илья грузит в багажник мои вещи, я смотрю на дом, подъезд. Он стоит, а мне кажется, что отдаляется, уходит в прошлое. Это странное ощущение, потому что, проснувшись сегодня утром, ни о чем подобном я даже и не думала. И в тот момент, когда впервые согласилась пожить у Ильи — тоже.
— Ты как? — слышу его тихий вопрос после того, как он закрывает багажник.
— Спасибо, — благодарю и поворачиваюсь к пятиэтажке спиной.
— За что?
— За то, что ты сейчас со мной.
По взгляду ловлю, что Илья понимает — я сейчас переживаю нечто личное, нелегкое. Просто кивает, прижимает к себе и проводит ладонью по волосам.
Обратная дорога сопровождается взаимным молчанием и тихим рок-н-роллом, что тянется из стереосистемы.
Вторую половину дня я провожу с вещами, вернее, с попыткой их разложить и найти для них подходящее место.
Пока Илья второй день подряд пытается уладить весь тот ужас, который сложно назвать «проблемой», я всё еще не нахожу себе места.
Всё это — дело рук Безымянного. Я не сомневаюсь ни единой секунды. Илья — тоже. Но мы пока что это еще не обсуждали. Нет времени.
Понимая, что толку сейчас от меня мало, я стараюсь просто не путаться под ногами и лишний раз не мешать. Чтобы Илье не пришлось разрываться еще между мной и работой.
Пока мою тарелки Гамлета, пытаюсь хоть как-то справиться с эмоциями. Не получается. Их слишком много, и они буквально распирают меня изнутри. Я так страшно злюсь, что на глаза даже слезы наворачиваются. Злые. Горячие.
То, что Безымянный так просто не отстанет от нас, мы с Ильей прекрасно понимали. Но… Наверное, до последнего хотелось надеяться на лучшее.
Впрочем, какое уж тут «лучшее», если учесть, что Безымянный пытался меня подкупить?!
Опускаю ладони на края раковины и прикрываю на несколько секунд глаза. Чувствую, как злость всё новыми и новыми волнами захлёстывает меня. Такой сумасшедшей несправедливости я, наверное, еще никогда не встречала.
Если раньше у меня могли еще оставаться какие-то сомнения по поводу слов Ильи, касающихся его отца, то сейчас — нет. И от этого становится только хуже.
У меня немного дрожат пальцы и внутри просто какой-то ад творится от осознания, что я ничем не могу помочь Илье. Ничем существенным.
Возвращаюсь к прерванному процессу. Снова пытаюсь успокоиться. Снова убеждаюсь, что у моей беременности нет ни единого шанса продлиться положенные девять месяцев. Дрожь усиливается. Безымянный никогда от нас не отстанет. Никогда.
Мне больно за Илью. Больно за то, что он всячески пытается увернуться, но всё равно остается открытой мишенью для собственного отца.
Когда заканчиваю с делами на кухне, ухожу в спальню. Тишина давит на виски, буквально взрывает их и мешает нормально дышать.
Гамлет, удобно устроившись на подоконнике, делает вид, что спит. Но я несколько раз ловлю его на том, что он следит за мной одним глазом. Даже немного завидую такому спокойствию.
Где-то в самой-самой глубине души та часть меня, которая по-прежнему тянется к Безымянному, надеется, что он не причастен к случившемуся. Отмахиваюсь от этой наивной и откровенно глупой надежды.
На глаза попадается мой смарт, который лежит на прикроватной тумбочке. Я сомневаюсь всего лишь несколько секунд, затем быстро хватаю его и ищу нужный мне номер.
Сердце бьет в ребра. Во рту пересыхает. Мне становится и жарко, и холодно. Но я стараюсь не обращать внимания на реакцию собственного тела и тот адреналин, что циркулирует в нем.
Сглатываю комок и провожу пальцем по зеленой иконке. Кусаю губы, пока ждут ответа. Хочу, чтобы он поднял трубку и в то же время страшно боюсь этого.
— Похоже, мои слова насчет того, что не нужно звонить первой, ты решила благополучно проигнорировать?
Весь тот хаос, что царил во мне с момента, как Илья узнал о пожаре, вмиг куда-то испаряется. Но я не спешу радоваться или с облегчением выдыхать. Всё дело в голосе Безымянного. В том, как низко он звучит сейчас в трубке. В том, как его холодные вибрации просачиваются через динамик мне в голову и гипнотизируют.
— Чего ты добиваешься? — задаю встречный вопрос.
Отчаянно хочется, чтобы тон моего голоса ни в чем не уступал голосу Безымянного. А по факту, создается впечатление, что крошечная ручная собачонка своим писком хочет напугать опытного волкодава, который таких собачонок жрет на завтрак.
— Илья всё равно не прогнется под тебя, — продолжаю.
— Пока что он действует согласно моему плану, — абсолютно спокойным голосом отвечает Безымянный.
Стискиваю зубы. Злюсь. Боюсь. И просто схожу с ума.
— Мое предложение всё еще в силе, Девочка.
От его обращения у меня мурашки по всему телу. Вздрагиваю, будто на секунду то не такое уж и далекое прошлое вдруг нагнало меня. Туда нельзя. Никак нельзя. Даже если и существовала бы такая возможность.
— Мой отказ — тоже.
— Упрямая.
Даже та крошечная надежда на то, что Безымянный не причастен к пожару, быстро сдыхает. А вместе с ней и какая-то часть меня самой.
— Чудовище! — от бессилия выплёвываю. — Не знаю, как твоя жена решилась родить от тебя ребенка. Я бы не решилась. Никогда. В тебе не осталось ничего человеческого. Ни-че-го. Но как бы ты ни старался, у тебя не получится разрушить его жизнь. Я не позволю.
— Ты ему уже рассказала, что трахалась со мной? — всё тем же спокойным тоном интересуется Безымянный.
Не знаю почему, но я живо представляю его сейчас. Сидит в каком-нибудь кресле, склонив голову чуть набок. Смотрит своими красивыми зелеными глазами с потухшими золотыми искорками или в окно, или просто перед собой.
Весь мой запал тут же угасает. Я ничем не лучше его. Надо рассказать, а я всё молчу.
— Сложно играть в добродетель, правда? — спрашивает, словно издевается.
— Можно хотя бы попытаться, — бормочу.
— Это лицемерно, как считаешь?
— Лучше уж так, чем… Как ты!
— Значит, деньги не возьмешь?
— Нет!
Я сбрасываю вызов и бросаю смарт на кровать. На душе становится еще гаже, чем прежде.
Где-то на кухне лежит запечатанная пачка сигарет Ильи. Только на полпути получается затормозить.
Мне нельзя сигареты. И алкоголь нельзя. И дозу негативных эмоций тоже нужно бы снизить. Ведь именно так о себе заботятся беременные?
Но разве это имеет хоть какое-то значение, если я всё равно планирую избавиться от этой беременности?
Ответа для себя не нахожу. Прислоняюсь спиной к стене, «еду» по ней вниз и опускаюсь на холодный пол.
Гамлет, видимо, решил, что я совсем ни на что не гожусь и, как обычно, пришел утешить. Я не сопротивляюсь и позволяю ему по-хозяйски устроиться у меня на коленях.
«Оживаю» только в тот момент, когда слышу, как открывается входная дверь. Быстро вскакиваю. Гамлет недовольно мяукает и спрыгивает с моих рук.
— Все мужики — мудаки! — делает заключение Янка и подливает себе еще немного вина.
Я со своим бокалом стою у окна, прислонившись поясницей к ребру подоконника. Рассматриваю напиток благородного бордового цвета и внимательно слушаю подругу.
Мне даже не пришлось ей звонить и напрашиваться провести эти выходные вместе. Янка первой набрала меня и горько заплакала в трубку.
При любом раскладе я так или иначе примчалась бы к ней на всех порах, чтобы поддержать. Этот случай не стала исключением.
— Я люблю его, Адка, понимаешь? По-настоящему! — глотает слезы Янка и размазывает потёкшую тушь по лицу.
Оставляю свой бокал на подоконнике и подхожу к туалетному столику, чтобы найти в косметичке пачку сухих салфеток. Беру их и присаживаюсь рядом с подругой. Сама ничего пока не говорю, даю возможность ей выплеснуть всю свою обиду и боль наружу. После такого определенно должно стать легче.
— Мне кажется, что никого так никогда не любила. Ну влюбленность там была, симпатия, а тут… И с родителями познакомилась его, и с друзьями. А он… Со мной, как с посторонней.
Янка замолкает, икает несколько раз и прячет заплаканное лицо в ладонях. Смотреть на нее вот такую мне очень больно.
Достаю несколько сухих салфеток и аккуратно убираю руки Янки, чтобы вытереть ее глаза и щеки. Она всхлипывает и забирает одну из салфеток, чтобы самой уже стереть слезы.
— Я за ним, а он… Мамочка то сказала, мамочка это. Мне она значит в лицо мило улыбалась, а теперь настраивает его против меня. А Кирилл… Ведется. Еще и меня обвиняет, что я капризная истеричка, которая пытается с матерью поссорить.
Я тяжело вздыхаю и обнимаю Янку. Она утыкается мне носом в плечо и снова плачет. Так горько, что у меня всё внутри тут же сжимается.
Невольно привыкла к тому, что это мне приходиться постоянно мчаться к подруге за поддержкой и помощью. Потому что… Я вот такая. В чем-то слабая. В чем-то неуверенная или даже ненормальная.
А Яна…
Она же совсем другая. Умница-красавица. Гордость родителей. Влюбчивая. Целеустремленная. Я только пару раз видела, когда подруга плакала вот так как сейчас.
— Что мне делать, Адка? — спрашивает Яна и снова всхлипывает.
— Я… Я не знаю, честное слово. Но мне кажется, если ты действительно важна для Кирилла, он должен решить эту ситуацию. Не ты одна выяснять отношения с его мамой, но и он сам.
— Он не видит никакой проблемы. Мама хорошая, а я — сука.
Янка отпускает меня и тянется за бокалом.
— Это плохо.
— Меня злит, что во время наших ссор он оскорбляет меня. Честно? Даже не знаю, что больше обижает: ситуация с мамашей или эти оскорбления. Кирилл так меня оскорбляет, будто мы вообще чужие. Ее защищает. На меня нападает. И не видит ничего плохого, что ему подсовывают совсем другую девку. Скромную и милую. А я что? Шлюха для них с трассы?
Мне сложно представить Яну и Кирилла ссорящимися, потому что я видела, как Кирилл к ней раньше относился. Они казались мне идеальной парой. Он буквально трясся над ней.
— Вам нужно остыть, а потом еще раз поговорить.
— Да, только я теперь вряд ли захочу, — раздраженно отвечает Янка и делает большой глоток.
Она больше не плачет, но на смену слезам приходит злость. Ее телефон лежит у меня в кармане. Такое правило, чтобы в приступе гнева, приправленного алкоголем, не натворить еще больше бед, чем есть.
— А вот написать ему всё, что о нем думаю — вполне.
Янка протягивает мне ладонь, я отрицательно качаю головой.
— Мне нужно поставить точку и забыть. Подумаешь. Будто других мужиков вокруг нет.
— Вот завтра и поставишь. А сегодня никаких пьяных эсэмэсок, — отвечаю нетерпящим возражения тоном.
Подруга дует губы, но больше про телефон речь не заводит. Возможно, я выгляжу слишком серьезной и даже строгой, раз уж Янка не рискует. Пусть так.
— А ты почему не пьешь? Не вкусное?
Смотрю на свой бокал, который так и стоит на подоконнике.
— Нельзя. Да я и не привыкла пить, сама знаешь.
— Это дорогое вино. От него с ног не сшибает. Стоп. Почему это нельзя? На таблетках сидишь?
Янка удобней устраивается на своей кровати и выразительно смотрит на меня. Только красные глаза и нос указывают на то, что подруга еще совсем недавно плакала тут навзрыд.
— Или…? — продолжает она развивать свою мысль.
Я молчу, опускаю взгляд.
— Нет, Адка! Нет! Или да? Это то, о чем я подумала? Не может быть!
В ее голосе слышно смесь шока, легкого ужаса и нервного смеха. На секунду даже кажется, что проблемы в личной жизни отошли для Янки на второй план. С одной стороны, это хорошо. Иначе неизвестно, сколько еще вина она запланировала выпить за остаток дня и всю ночь. С другой… У меня уже не осталось никаких сил плакать на плече у лучшей подруги.
Только едва заметно киваю и на несколько секунд в комнате Янки виснет такая звенящая тишина, что непроизвольно хочется заёрзать на месте.
— Илья? — коротко спрашивает она.
— Нет.
Янка шумно втягивает воздух, а затем так же шумно выпускает и тянется за своим бокалом. Она выглядит так, будто всё это происходит с ней, а не со мной.
Снова тишина.
— Им рассказала?
— Нет.
— Собираешься? — голос Яны полон серьезности, нет больше ни всхлипов, ни икания.
Резкая смена настроения в комнате немного даже кружит голову.
Подруга ждет. Мне не отвертеться. Рассказываю всё как есть и про то, что, кажется, навсегда разорвала отношения с мамой и дядей Славой.
В груди что-то начинает ныть. Что-то такое, что не проявится ни на одном рентгеновском снимке. Посматриваю на свой бокал. Может, пару глотков всё же можно сделать?
Одёргиваю себя.
Скорей инстинктивно, чем нарочно. Немного злюсь и пугаюсь самой себя.
На завтра у меня консультация. Послезавтра — процедура. А я всё равно стараюсь уворачиваться от всех этих вещей, которые вряд ли положительно скажутся на ребенке.
Теперь…
Как только захлопываю дверцу автомобиля, опускаю ладони на крышу и даю себе пару секунд, чтобы опомниться.
Слышу, как Девочка пытается выбраться. Ругается, рыдает. Она на грани истерики. Я тоже не в себе.
Прикрываю глаза, чувствую горячую боль, что растекается по всей черепной коробке. Слепо тянусь рукой во внутренний карман пиджака за таблетками. Забрасываю в рот сразу несколько пилюль. Раскусываю и выдыхаю от едкой характерной горечи, к которой, кажется, уже привык, но временами всё равно передёргивает.
Водитель ждет дальнейших инструкций. Что логично. Я несся сюда безо всякого внятного плана. Вернее, он был. Короткий и сухой. Вытащить Девочку из больницы до того момента, пока она не натворит херни. Но что делать после — еще не продумал.
— Домой, — бросаю водителю, обхожу машину и сажусь назад.
Как только трогаемся с места, активизирую перегородку, чтобы разделить водительский отсек и пассажирский.
Персонал у меня проверенный. В охране работают ребята, которые в свое время побывали в различных горячих точках, где успели серьезно закалиться. Трепать языком не привыкли, все указания выполняют беспрекословно. Но выворачивать перед ними наизнанку все нюансы своей личной жизни не горю желанием.
Девочка громко сопит и изредка всхлипывает. Предпринимает несколько попыток разблокировать дверцы: жмет на все кнопки, дергает за ручку. Безрезультатно.
Я не реагирую на ее потуги. Жду, когда начнут действовать таблетки и исчезнет боль.
— Ненавижу! — шипит Девочка и протягивает ко мне свои ручонки с узкими запястьями и тонкими пальцами.
Переломать их и ее всю — легко. Даже слишком. Опасно.
Перехватываю. Сдавливаю.
Девочка пытается вывернуться, но ничего не получается. Щеки розовеют. Глаза горят. Губы дрожат.
— Он не твой, понятно? — едва не выплёвывает прямо мне в лицо.
Я всё-таки отпускаю ее.
Она отползает на другой край сиденья, почти вжимается в угол и смотрит на меня исподлобья. Злобно, совсем немного затравлено.
Ничего не отвечаю. Только улыбаюсь. Уверен, что эта улыбка больше похоже на оскал. Не ошибаюсь, потому что замечаю на лице Девочки тень страха. Раньше мы обменивались совершенно другими эмоциями. Теперь знакомимся с обратными сторонами наших личностей.
— Это даже не аргумент. Но не волнуйся, тест ДНК мы всё же сделаем. Знаю, что такую процедуру можно провести еще до рождения ребенка. Я уже связался со специалистом.
Она притихает, кусает губы и явно пытается осмыслить услышанное.
— Как ты узнал? — спрашивает шепотом и смотрит перед собой.
— Сопоставил факты. Ты кричала мне в трубку, что никогда бы не родила от меня ребенка. Затем бегаешь по врачам, чтобы тебе назначили аборт. Мои люди везде, и я знаю всё.
Мы на несколько секунд пересекаемся взглядами. Она снова начинает громко сопеть. В глазах — пожарище. Мне это даже нравится.
— Больной ублюдок! — Девочка предпринимает еще одну попытку вцепиться мне в глотку. Ее ногти проходятся у меня по коже, но я всё равно вовремя блокирую выпад.
Чувствую, как след начинает гореть. Хорошо зацепила.
— Хватит! — рявкаю и пока одной рукой фиксирую ее запястья, другой сжимаю ее скулы.
Мы смотрим друг на друга, почти не моргая. У Девочки серо-голубые глаза, но сейчас они кажутся просто серыми. Оттенок чем-то похож на грозовую тучу, которая вот-вот должна обрушиться на город проливным ледяным дождем.
Но что интересно. Ее глаза остаются сухими. Ни единой слезинки для меня. Ни одной «дождевой капли».
— Будет хуже, если не угомонишься, — предупреждаю. — Все предыдущие недоразумения тебе покажутся детским лепетом в сравнении с тем, какую жопу я могу устроить.
Девочка тут же утихает. Хмурится, но ничего не отвечает.
Я медленно разжимаю ладони, отпускаю, но еще какое-то время неотрывно смотрю на нее. Глаза — розовые щеки — дрожащие губы. Я повторяю этот путь так и в обратном порядке. Буквально скольжу взглядом. Рассматриваю крошечные родинки на скуле.
Девочка снова жмется в углу и демонстративно отворачивается. Бежать некуда, но всё равно включает никому не нужную гордость.
Когда машина въезжает на территорию моей загородной резиденции я немного расслабляюсь. Отсюда Девочка уж точно не сбежит.
Выхожу первым. Она — только через несколько минут. С опаской смотрит по сторонам. Сейчас похожа на осторожную кошку, которая изучает окружающий ее неприветливый мир.
Девочка не предпринимает ни одной попытки попробовать убежать. Неглупая. Эмоции выплеснула, голова встала на место. Понимает, что не скроется. Не рискует.
Если ребенок родится полной ее копией — это не страшно. Не самый скудный набор полезных для выживания качеств.
Молча направляюсь в сторону дома. Слышу за спиной ее торопливые совсем тихие шаги. Точно кошка.
Нас встречает дворецкий. Я отмахиваюсь от него. Весь персонал быстро ретируется, в том числе и охрана.
Прохожу вглубь огромной гостиной, в которой можно спокойно вальсировать и сбрасываю в кресло пиджак. Оборачиваюсь и вижу, что Девочка почти что осталась стоять на пороге. Она обхватывает себя руками, исподлобья осматривается.
— Привыкай. Теперь твое место здесь.
Девочка резко вскидывает голову и еще крепче обнимает себя. Я отчетливо вижу, как костяшки на ее пальцах белеют.
— Пока мой ребенок в тебе, ты и шагу без меня не сделаешь.
— Зачем ты это делаешь?
— Первенец не оправдал моих ожиданий. Со вторым ребенком всё будет по-другому.
Внимательно слежу за Девочкой. За каждой ее реакцией, едва уловимым движением плеч. Она пытается совладать с собой. Наверняка перебирает варианты, как избавиться от меня. Но суть в том, что такого варианта просто нет.
— Думаешь, я позволю тебе издеваться над моим ребёнком? — у нее в глазах мелькает что-то совсем новое для меня.
Я никогда не видел этой эмоции в глазах Девочки. Это нечто агрессивное и такое древнее по своей природе, что вряд ли удастся найти истоки.