Султан Осман

1

Яркое палящее дневное солнце заливало светом шумную торговую площадь. Громкие крики торговцев сливались в одну мелодичную песнь, от которой даже у самого хмурого господина мгновенно поднималось настроение. Люди и дети ходили по площади, выбирая украшения, фрукты, свежий хлеб, вино, ткани, крупы или рыбу. Бродячие псы старались держаться ближе к тем, кто мог их угостить.
Свежий улов, дядюшка Тузун только изловил и поэтому кричал громче всех. Он размахивал руками, больше отпугивая людей, нежели привлекая их. Госпожа Фариде хвалилась новыми тканями, от которых пестрило в глазах. Драгоценные камни, которыми торговал господин Неджип переливались на солнце, отвлекая маленькую Айку от привычных ей обязанностей. Она то и дело переводила взгляд с винограда, которым торговал ее отец на камни, каких никогда не видела близко. На них можно было любоваться только издали, а если девочка смелилась подойти, тут же получала плетью по спине.
«Нельзя дочери бедняка приближаться к богатствам. Всевышний распорядился так, и за каждую мысль о богатствах Он велит наказать нас, понимаешь?» – говорил ей отец каждый вечер, после молитвы. Он благодарил Всевышнего за то, что тот даровал его семье сытный ужин и мягкую постель, и Айка очень старалась делать также. Вот только сытный ужин, лишь изредка был по-настоящему сытным, а постель не всегда мягкой. Дома часто готовили рис, а в особые дни можно было полакомиться лепешками или пирогом. Но несмотря на трудную жизнь и запреты, Айка все равно в тайне от отца и матери – мечтала о богатствах. Она знала, что Всевышний ее накажет, но не могла запретить себе думать о том, как однажды она будет носить ожерелье или корону из драгоценных камней, которые ей продаст господин Неджип, а госпожа Фариде будет самостоятельно подбирать лучший атлас и дорогой бархат для ее платьев. Ну а пока она услужливо перекладывала виноград из корзины отца в корзины покупателей. Иногда удавалось улыбкой и милыми ямочками на щеках продать товар чуть дороже. В такие моменты отец всегда благодарил Всевышнего, но Айка знала, что это исключительно ее заслуга. И все чаще искренне улыбалась покупателям. Однажды один господин сказал: «Твоя дочка далеко пойдет!». Но отец лишь поблагодарил его и ничего больше не сказал. А вечером того дня, Айка слышала, как отец рассказывал об этом матери. Они хотели в скором времени, когда она вырастет отправить ее во дворец, чтобы занять хоть самое низшее место, зато рядом с падишахом. Это звучало очень странно, ведь отец твердил совсем другое, поэтому Айка просто продолжала верить, что отец сдержит обещание. Но в один прекрасный день все мечты рухнули.
Очередной жаркий день. Базар. Запахи сладостей и рыбы щекотали нос. Люди толпились рядом с дядюшкой Тузуном, поэтому другие торговцы устало поглядывали в небо, моля Всевышнего о дожде. Лето выдалось слишком нещадным. Отец Айки оставил ее, сказав о том, что нужно вернуться домой и взять еще одну корзину, чтобы перебрать испортившийся виноград. Она осталась одна. Такая маленькая в сером платье и мокром платке, Айка готовилась улыбаться очередному покупателю, как вдруг мимо пронесся мальчишка. Почти ровесник, но совсем из другого сословия. Высокий и в дорогих одеждах, но совершенно лишенный манер. И все бы ничего, но он, пробегая, захватил горсть винограда и, весело смеясь, побежал дальше. Злость и только она овладела разумом маленькой Айки, и девочка, бросив все, кинулась за зазнавшимся мальчишкой.
— А ну стой! – кричала девчонка, видя, как прохожие с испугом смотрят на нее. — Я сказала стой!
Стянув на ходу туфельку, Айка, что было сил бросила ее в мальчишку. Попала в спину, оставляя на яркой атласной ткани его кафтана пыльный след. Мальчишка остановился. «Сдался» – подумала девочка.
Тяжело дышащий, весь в поту и пыли, он обернулся и посмотрел на девчонку свысока, явно чувствуя свое превосходство над ней. Она тоже никак не могла отдышаться, но и злость вся прошла, как только туфелька ударилась в спину воришки. Можно было уходить, но она решила довести дело до конца.
— Заплати! – все равно крикнула она, откидывая волосы, выбившиеся из платка с лица.
— Ты хоть знаешь перед кем стоишь? – он хитро усмехнулся, поднял с земли туфельку и повертел в руке.
— Перед вором, который посмел без спросу покуситься на последнее, что у нас есть! Мой отец с утра до ночи собирает виноград, а потом его продает, чтобы такие, как ты набили свое пузо! Заплати! Я уже не прошу о том, чтобы ты просил у меня прощения!
— Замолчи сейчас же, девчонка! – крикнул мальчишка, выставив ладонь вперед, отчего Айка сделала шаг назад и шумно втянула воздух. — За то, что ты натворила тебя лишат твоей пустой головешки, ты это понимаешь? Казнь тебя ждет.
— А за то, что ты сделал...
— Молчи, девчонка, молчи. Я сжалюсь над тобой, только потому что султан должен быть благородным и прощать глупость, которой ты обладаешь.
— Султан? Сравниваешь себя с султаном? – она громко рассмеялась. — Сейчас же отдай деньги за то, что взял и катись отсюда!
— Шахзаде! – услышала Айка, и в то же мгновение перед ней словно из неоткуда выросла стена из янычар.
Двое мужчин, услужливо преклонили головы перед мальчишкой, который гордо вскинул подбородок, но продолжал смотреть на девочку. Она не знала преклониться пред ним или продолжать отстаивать свое. Если он шахзаде, зачем украл? Если это игра, тогда... почему не веселая? Неопределенность играла злую шутку. «Вот оно – наказание Всевышнего за мысли о богатствах» – пронеслось в голове Айки.
— Моли о пощаде, девчонка. На коленях, моли. – Он поднял руку, одним только движением заставляя Айку, подойти ближе и поцеловать его ладонь.
Девочка исподлобья взглянула на стражников, затем по сторонам и наконец остановила взор на мальчишке. Он продолжал стоять, выставив руку впереди себя. Она понимала, что за неповиновение ее могут казнить мгновенно, поэтому сделала шаг вперед. Горячий песок, обжигал босую ногу, но девочка будто бы не чувствовала. Раньше и вовсе приходилось бегать без туфель, потому что любая новая одежда была роскошью в их семье и ее нужно было беречь. Еще шаг, и девочка опустила голову еще ниже, как вдруг на ее плечо легла тяжелая рука, а мальчишка с неподдельным страхом отшатнулся назад и опустил голову. Кто был за спиной Айка не могла даже представить. Но этот «кто-то» точно заставил мальчишку, самого шахзаде, испугаться.
— Что здесь происходит? – голос громом прогремел над головой, и девочка затаила дыхание.
— Отец... она – попрошайка. Выпрашивала у меня несколько акче на хлеб. Я пытался объяснить ей, что...
Отцом шахзаде являлся сам султан, и если это так, то за спиной девочки стоял сам Повелитель – султан Ибрахим Хан. От одной только мысли, Айка почувствовала, как земля уходит из-под ног. Ее взгляд сразу же уперся в мальчишку, который нагло врал, при этом щурился и потирал ладони. Из него никогда не выйдет хорошего лгуна, он не умеет правдиво лгать.
— Он лжет... – прошептала Айка, на что была тут же повернута лицом к Повелителю.
Высокий, худощавый с длинной черной бородой, в сером атласном кафтане, расшитым драгоценными камнями. Таких тканей не было даже у госпожи Фариде. Пуговицы на кафтане переливались разными цветами на солнце, и это зрелище завораживало, но девочка быстро опустила взгляд, сжимая подол платья. Она часто попадала в глупые и неприятные ситуации, но теперь они казались смехом по сравнению с той, в которую она попала теперь. Доселе не подходившая и не поднимавшая взгляда на зажиточных господ, Айка успела наглядеться на самого султана Ибрахима. Хотя и знала, что никогда без его разрешения нельзя было глядеть на него. За один только взгляд можно было лишиться головы.
— Повтори, дитя, – почти ласково произнес повелитель, проведя пальцем по ее щеке.
От его рук исходил приятный пряный аромат, и девочка испугалась еще больше, понимая, что она и правда стояла перед самим Повелителем. Отец говорил, что по власти он стоит рядом с Всевышним. Но не ответь она султану, он решит, что шахзаде прав. Нужно было доказать, что он лжец! Очень плохой лжец, решивший оболгать ее.
— Шахзаде украл виноград, который мы с отцом продаем на базаре. – Сказала Айка, рассматривая свои грязные руки, теребящие подол. — Мы живем очень бедно. Отец по вечерам собирает виноград, а днем продает почти за бесценок, боясь поставить цену выше. Он говорит, что Всевышний покарает за жадность. Но если Он покарает за жадность, то может это сделать и за ложь... а я не лгу! Шахзаде и правда взял виноград без спросу.
Девочка говорила на одном дыхании, слыша, как громко сопит шахзаде за ее спиной и волновалась еще больше. Она понимала, что за ее глупостью последует наказание, но султан Ибрахим присел перед ней, заставляя взглянуть на него. Большие черные глаза смотрели без гнева, наоборот Айка заметила в них сожаление. Повелитель жалел свой народ. Его большая ладонь поправила ее платок, после чего пальцы вновь прошлись по щеке девочки.
— Ты очень смелая. Не каждый взрослый сможет сказать правду своему Повелителю. – Сказал султан, достав из кармана небольшой кошель с монетами и протянул их Айке. — Этого хватит, чтобы заплатить за украденный виноград?
Девочка широко распахнула глаза, взяв в руки кошель и кивнула. В это было невозможно поверить. Правда – это хорошо, и не важно кому она будет сказана. Для себя девочка получила важный урок.
Султан поднялся, расправил плечи и взглянул на сына, который уже не выглядел также воинственно, как и некоторое время назад. Айка подошла к нему, подняла свою туфельку и, надев ее, собиралась уходить, как вдруг повелитель заговорил:
— Я провожу тебя. Твой отец на базаре, ведь так?
Айка молча кивнула, сжимая в руках кошель и пошла вперед. Сердце ее бешено колотилось, но она шла гордо вскинув голову. Сам султан и его свита сопровождали девочку, отчего внутри теплилось приятное чувство гордости за себя. Отец был уже там, и завидев дочь, идущую рядом с Повелителем в миг побледнел. Девочка знала, что в особые моменты волнения руки ее отца дрожали, а на лбу выступала испарина, но в этот раз все было по-другому. Он стоял, будто бы даже не моргая, а когда султан подошел ближе, покорно преклонил голову. Его бледнота пугала девочку, но наверное, она сама была такой же, когда увидела Повелителя.
— У тебя прекрасная дочь, – громко огласил султан Ибрахим на всеуслышание. — Она благородная, честная и искренняя! Но... – он обернулся на Айку, улыбнулся, после чего приблизился к бедняку и добавил, но уже тише. — Ты должен наказать ее. Женщина должна уважать мужчину, будь то юнец или старик. Впредь, будет держать язык за зубами. Но не переусердствуй.
Его слова эхом отозвались в голове Айки, отчего она оторопела, и пришла в себя, когда султан вместе со своей свитой и шахзаде исчезли из виду. Отец собирал виноград по корзинам. Он спешил исполнить приказ Повелителя, и девочка решила не отдавать монеты отцу, а побежала домой. Платок сполз с головы и небрежно трепался в косе, но Айка торопилась, ей хотелось поговорить с матерью. Рассказать все так как было на самом деле, а не как это понял отец.
— Мама! – вбегая в хижину, крикнула Айка, осматриваясь по сторонам. — Мама?!
Женщина вышла к ней, держа в руках копошившийся и кряхтящий сверток. Прежде девочка никогда не видела ничего подобного. Она знала, что в их семье ожидается пополнение, но не думала, что говорилось о ком-то совсем крошечном. Стоя напротив матери, Айка пыталась отдышаться, затем протянула ей кошель.
— Султан велел наказать меня, и отец сейчас это исполнит! – тяжело дыша сказала девочка. — Я сказала, что шахзаде украл виноград, а султан Ибрахим... он заплатил за него. Держи скорее! Держи, иначе отец меня накажет еще и за это.
— О, Аллах... – только и выдала мать, переведя взгляд на отца, вошедшего в дом.
Его глаза широко распахнулись, как только он завидел сверток в руках жены. Поставив корзины, отец подошел к матери, кажется, даже забыв об обещании данном султану. Он провел пальцами по краю тряпки, в которую был замотан младенец, стер, выступившие на глазах, слезы и тяжело выдохнул.
— Всевышний даровал нам дочь, – тихо пропела мать, улыбаясь. — Как мы ее назовем?
— Эке... пусть она будет Эке. Королева. – Произнес отец, отчего Айка насупилась, ведь до недавних пор она была единственной красавицей и любимицей всего семейства.
Боль, обида и недавно перенесенный страх, смешались воедино. Девочка топнула ногой, и когда родители обратили на нее внимание заплакала, не в силах больше сдерживать эмоции.
— Слезам нет места в нашем доме! – строго сказал отец, махнув рукой, и мать тут же удалилась.
— Слезам нет места? А чему есть? Счастью? В нашей семье нет счастья! Я думала, ты меня похвалишь за то, что я поймала вора! Но тебе было все равно, зато теперь ты рад тому, что в нашей и без того бедной семье родился еще один лишний рот!
— Ты поймала не вора, а шахзаде Османа!
Отец будто бы не слышал упрек дочери о том, что теперь им и вовсе придется тяжело. Наверное, он не понимал этого или же надеялся на подарок от Всевышнего за свою «справедливость».
— Кем бы он не был, он – украл! И я права! Султан сам сказал, что я была права.
— Ты оговорила шахзаде. Оболгала!
— Я не лгала! Он взял без спросу и даже не обернулся и не извинился! – не унималась Айка, но отец по-прежнему считал, что он прав.
— Все, что продается на базаре – принадлежит султану Ибрахиму и шахзаде! Земля, по которой ты каждый день ступаешь – принадлежит ему! И моя, и твоя жизни тоже принадлежат ему! Ты должна восхвалять Повелителя так же, как восхваляешь Всевышнего. Только так ты сможешь заслужить спокойную смерть. – Последнее он произнес с особым придыханием, после чего достал плеть и взглянул на дочь. — Так нужно... Так того желает повелитель, так того желает Всевышний, дочка.
Небо издало громкий, словно гортанный рык, звук. Тучи, словно из неоткуда появились на горизонте. Ветер силился и гнул стройные кипарисы к земле. Природа словно была против наказания Айки, но отец оставался непреклонен. Никогда прежде ее не наказывали и теперь страх и обида бушевали внутри. Девочка стояла на коленях, смотря в окно, в которое влетали первые капли дождя в этом году. Она слышала, как тяжело отец выдохнул, как плеть разрезала воздух и следом почувствовала жгучую боль между лопаток. Крик Айки слился с «криком» неба, слезы катившиеся по щекам были похожи на капли дождя, а боль, оставляла шрамы на сердце маленькой девочки. Это было лишь начало.

2.

Ночь после наказания была ужасной. Стоило девочке заснуть, как боль вновь возвращалась. Новорожденная малышка громко плакала, перебивая мысли Айки. Ее успокаивали и вновь ложились спать, а за Айку никто так не переживал. Мать даже не подошла спросить, как девочка себя чувствует после наказания. Ей было все равно, потому что Всевышний даровал им еще одно дитя. Эке – маленькая и беззащитная, за ней нужен постоянный уход, и к этому нужно было готовиться, но Айка не подумала. Была уверена, что ничего не изменится.
Дождь шел всю ночь. Прохлада нежно ласкала разгоряченную плетями спину маленькой девочки, дождь пел колыбельную, и она сумела заснуть. Сон был беспокойным, но крепким. Ей снился дворец, султан, шахзаде и прислуга. Все они говорили с ней, а затем прозвучал приговор... «Казнить!» – приказал султан, янычары подхватили Айку под руки и направились на площадь. Им нужно было завершить начатое, но девочка проснулась. Это был лишь сон. Спина неприятно ныла, голова раскалывалась от шума, царящего в доме. Эке кричала, отец что-то говорил матери, а мать громко отвечала. Нужно было вставать и снова идти на базар, снова всем улыбаться, забыв о боли. И даже если физическая боль может пройти, то душевная никуда не делась и не денется уже никогда. Отец наказал, не поверил и... предал. В их доме больше нет радости и не будет. Айка станет лишь воспоминанием, в то время, как малышка Эке будет расти и радовать родителей. Теперь каждый новый день – каждое новое событие будет связано с ней, потому что она младше.
Айка поднялась с постели, надела платье, умыла лицо, собрала волосы, повязав на голову платок и вышла вслед за отцом из дома. Он будто бы не замечал ее. Шел, таща тяжелые корзины с виноградом и кивал, каждому, кто его окликал.
Раннее утро, казалось бы никто даже не подумает просыпаться в такое время, но базар уже казался шумным. Дядюшки Тузуна еще не было, а это значило, что именно сейчас самое время продавать виноград. Только Айка набрала полную грудь воздуха, как ее кто-то схватил под руку и потянул в сторону, растущих кустарников. Она не успела опомниться, как уже была в тени, а перед ней стоял сам шахзаде. Выглядел он сонно, и судя по недовольному выражению лица, раннее пробуждение было не для него.
Девочка насупилась, но вспомнив о вчерашнем наказании сразу же опустила голову. Не хватало из-за какого-то мальчишки снова получить от отца. А если его отец узнает, что она говорила с шахзаде? Снова прикажет выпороть? От этих мыслей во рту пересохло, сердце заколотилось чаще, а руки схватились за подол платья, сжимая его.
— Вчера ты была куда смелее. – Услышала она, после чего почувствовала, как тот взял ее за подбородок и заставил смотреть на него. — Куда делась твоя смелость?
— Неужели, повелитель и тебя наказал? – усмехнулась Айка, сделав шаг назад.
— Повелитель наказывает лишь тех, кто этого заслуживает. Я – не лгал ему.
— Лгал. Еще и неумело, но такова твоя судьба. Султан не должен лгать своему народу! – девочка поправила платок и собиралась уходить, как мальчишка схватил ее за руку.
— Научи! Я приказываю.
Страх и любопытство кружили в одном танце, не давая решить стоит ли помогать шахзаде с враньем или нет. В любом случае ее ждет наказание уже за то, что она заговорила с ним. Айка тяжело выдохнула, уперев руки в бока, затем взглянула по сторонам и, схватив мальчишку за руку, потянула за собой. Она ловко перепрыгивала небольшие кустики и лавировала между людей, но не отпускала руку шахзаде. Казалось, люди совсем их не замечали, занимаясь своими привычными делами. Айка привыкла к тому, что тетушки обычно готовили в это время лепешки, которые пахли безумно вкусно, а вот шахзаде то и дело замедлял шаг. От одной только мысли насколько горячи и нежны лепешки на вкус, у девочки накапливалась слюна. Она отчаянно пыталась вспомнить, когда в последний раз ела что-то горячее и досыта, но такое было давно.
Девочка остановилась только, когда шумные улицы остались позади. Шахзаде не знал этих мест, да и от дворца он никогда не отходил так далеко, но не мог показать страха. Он – единственный сын султана, а наследник не может быть трусом. Мальчишка расправил плечи и взглянул на Айку, которая тянула его за собой. Маленькая, худая девчонка с длинной косой в сером платье и таком же платке. Бедность – это то чего никогда не понять маленькому Осману, но смотря на девчонку, он понимал почему султана и простой народ разделяет высокая стена. «Они – любят и чтят своего султана, поэтому ты должен быть всегда выше. Не позволяй им смотреть тебе в глаза» – говорил султан Ибрахим, когда проводил время с сыном вдали от дворцовых дел.
— Тебе нравится жить вот так? – вдруг спросил мальчишка, когда Айка обернулась к нему.
— Как?
— Бедно. – Он чуть скривился, говоря это, но такая эмоция была вызвана лишь тем, что девчонка сорвала гроздь еще не спелого винограда.
— Бедность – не порок. Не всем дано родиться в богатствах. Отец говорит, что Всевышний накажет любого, кто будет противиться своей судьбе. Судьба нашей семьи – жить в бедности, и от этого не убежать. – Она тяжело выдохнула, поправила платок и протянула ему виноград. — Заставь меня его купить.
— У тебя же нет денег.
— А ты просто заставь. Ты же хотел научиться лгать, так вот... давай!
Мальчишка взял в руки гроздь винограда, сморщился, представляя какой кислый он на вкус, и неодобрительно взглянул на Айку. Она стояла, сложив руки в замок впереди себя. Выглянувшее из-за туч солнце целовало ее лицо, отчего девочка щурилась, но пристально смотрела на шахзаде. В ее глазах он не видел ни страха, ни повиновения. Она будто бы не понимала, что перед ней стоит наследник Великого султана Ибрахим-Хана. И именно это радовало мальчика. Ему надоели взгляды дворцовой прислуги, которые боятся взглянуть на него, надоело окружение, в котором его восхваляют. Он не понимал, как отец выдерживает это, но наверное со временем любовь к неограниченной власти передастся и ему.
— Купи виноград... он сладкий! – он опустил взгляд в землю, чуть нахмурился и тут же услышал смех Айки.
— Ну что ты? Не так надо! – девочка отобрала у него гроздь, натянула на лицо улыбку и чуть прищурилась. — Когда лжешь никогда не отводи взгляда, всегда смотри в глаза того, кому собираешься сказать неправду. Дыши ровно.
Она расправила плечи, улыбнулась и взглянула на гроздь в своих руках, оторвав от нее одну виноградинку. Шахзаде внимательно следил за ней.
— Так значит во дворец нужны свежие фрукты?
— Э...
— Могу предложить виноград! Только с ветки! Бери, да радуй себя. Плоды – настоящий мед! – Айка отправила не спелую виноградину себе в рот и прикрыла глаза. — Мед! Лучше не сыщешь на этом базаре. Бери, пока не расхватали!
Девочка протянула гроздь мальчишке, и он инстинктивно вытянул руки на встречу. Он смотрел на Айку не моргая. Она будто бы заворожила его своим голосом. Такая маленькая, хрупкая, но сколько в ней таланта. Пусть и ненужного, но это настоящий талант.
— Куда руки тянешь?! – нахмурилась Айка, улыбнувшись, отчего ямочки на щеках стали заметнее. — Сначала блеск монет покажи. Скорей! Товар не будет долго ждать, продам тому господину и будешь ждать следующий урожай!
Мальчишка достал из кармана монеты и протянул их Айке. Она получила свое, тут же отдала гроздь шахзаде и усмехнулась:
— Вот как надо!
Он какое-то время стоял, словно ждал продолжения, затем оторвал виноградинку и отправил ее в рот. Айка залилась смехом, видя, как морщится юный наследник султана от кислоты, которой обладал неспелый виноград.
— Ты солгала, что он сладкий!
— Но ты поверил! Урок – есть урок, шахзаде! – Улыбаясь произнесла девочка, убирая монеты в маленький кошель, который находился под поясом.
— Но... ты даже не поморщилась.
— О-о-о! – рассмеялась Айка. — Этому таланту я училась долгие годы! Я с детства помогаю отцу на базаре. Он не берет лишних акче, говоря о том, что это грех, но... будто бы не понимает, что без них мы умрем. Мы не сможем купить рис, и нам будет нечего есть. А теперь...
— Вы можете есть виноград, нет? Горячая лепешка с медом, сыром и виноградом – на десерт это же... это же обыденно. – Маленький шахзаде не понимал, не верил в то что люди могут питаться одним только рисом.
— Пошли, тебя могут искать. – Уныло произнесла девочка, стыдившаяся своей бедноты.
— Постой, – сказал он, нахмурив брови. — Ты никогда не ела сыр и мед? Нет, но лепешки ты же ела?
— Лепешки – исправно раз в месяц, все остальное время рис. Идем.
— Но... это неправильно!
— Такова жизнь вне дворцовых стен, шахзаде Осман. – Сухо произнесла девочка, опустив голову тем самым показывая превосходство маленького наследника.
Что-то внутри мальчишки перевернулось, как только он услышал такое обращение к нему. Он был уверен, что все живут в роскоши, но после знакомства с девчонкой с базара начал понимать, что все куда сложнее. Отец никогда ему не рассказывал о нуждающихся. Может быть он тоже не знал о том, что люди бедствуют? Не мог, султан знал обо всем. Тогда почему бездействовал? Шахзаде было жаль девочку с базара, и он не придумал ничего лучше, как отдать ей все акче, которые у него были. Не много для наследника султана, но для бедняков – несметные богатства. Он подошел к Айке и протянул ей горсть монет.
— Бери. Тебе и твоей семье они нужнее.
— Нет! – девочка взглянула на монеты, затем на шахзаде и покачала головой, отходя назад. — Отец накажет меня! Всевышний нам дарует все блага, и мы должны восхвалять его за это. Радоваться тому, что у нас есть...
— Ты говоришь словами своего отца, но если бы ты сама распоряжалась своей жизнью, ты бы взяла?
Айка кивнула, на что шахзаде протянул ей монеты, и девочка взяла их. Она стояла и не знала радоваться или плакать, знала, что отец накажет, но каждый лишний акче должен был принести в их жизнь приятные моменты. Вкусный сытный ужин – это единственное о чем мечтала девочка, поэтому принялась спешно прятать монеты в кошель.
— Осман!? – голос султана эхом отозвался в голове Айки, и она быстро опустила голову. — Что здесь происходит? Я сколько раз говорил тебе о том, что тебе не следует выходить из дворца без сопровождения.
— Я знаю, что мне не следовало выходить за пределы дворца, но... – он замешкался, видя, как девочка судорожно сжимает подол платья. — Я увидел, как мальчишки схватили эту девчонку и потащили сюда. Мне, как будущему наследнику, следовало проявить бесстрашие и благородство.
Айка исподлобья взглянула на шахзаде. Он держал спину прямо, смотрел в глаза султану без страха и крепко сжимал руки за спиной. Однажды он станет прекрасным султаном. В один день все изменится и на смену Великому повелителю Ибрахим-Хану придет Осман. Айка смотрела и понимала, что спустя годы, она будет вспоминать благородные поступки, которые ради нее совершил юный шахзаде. Он лгал, смотря отцу прямо в глаза. Если султан Ибрахим узнает чему она научила его сына – немедленно велит казнить Айку.
Девочка почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног, но продолжала стоять. Она упорно не давала себе продолжать думать о том, что с ней могут сделать, как вдруг услышала:
— Это же та девчонка с базара...
— Да, отец.
Султан медленно подошел к девочке, осматривая ее. Он явно заметил пузатый кошель, выглядывающий из-под пояса. Айка тяжело сглотнула и приоткрыла рот, шумно вдыхая воздух. Страх, что ее велят казнить за ложь и воровство заставлял ее руки дрожать, но девочка отчаянно сжимала подол платья.
— Как твое имя? – спросил султан, возвышаясь над ней.
— Айка.
— Айка... Ты любишь приключения, верно? – его пальцы, ухватили девочку за подбородок, приподнимая голову. В его глазах читалась злость, но губы изображали подобие улыбки. — Откуда у тебя столько денег? Помнится, вчера ты мне говорила, что твоя семья живет бедно.
Она молча смотрела в глаза Повелителя, чувствуя, как сильно затекла ее шея. Сердце гулко билось в груди, дыхание сбивалось.
— Она продала виноград.
— В самом деле? Так почему же она не сказала об этом сама? – султан хищно прищурился.
— Она боится. Все боятся твоей власти, отец. Разве это не то, чего ты хотел? Идем скорее отсюда, пока я не подхватил какой-нибудь чумы. – Осман усмехнулся, пройдя мимо янычар, в то время, как султан, продолжал смотреть на девочку.
Взгляд повелителя вновь упал на толстый кошель, что Айка пыталась спрятать под поясом, и уже собирался уходить, как вдруг...
— Возьмите меня во дворец! – прошептала Айка, опустив глаза. — Я смогу убирать или мыть... Отец говорил, что меня могут взять, когда я вырасту, но... я могу уже сейчас...
Султан громко усмехнулся, в то время как взгляд девочки устремился в сторону шахзаде. Он смотрел то на отца, то на Айку, но молчал. Она понимала, что он не смеет вмешиваться в подобного рода дела, но надеялась, что и в этот раз вступится за нее.
— Дома я все делаю сама... я умею стирать. – Продолжала Айка, готовая молить на коленях, лишь бы попасть во дворец.
Но султан Ибрахим, после долгого приступа смеха присел перед ней, поправил платок, как это сделал вчера, затем взглянул ей прямо в глаза. Она могла потерять сознание от одного его взгляда, но пыталась изменить свою судьбу во что бы то ни стало.
— Во дворце тебе нет места. – Тихо произнес он, отчего сердце девочки на мгновение замерло, но потом голос султана Ибрахима стал громче и тверже. — Нет и не будет! Во дворце нет места воровкам и лгуньям! Долой с глаз моих! Долой! И если еще хоть раз я увижу тебя рядом с шахзаде Османом – прикажу казнить. Прочь!
Слезы побежали ручьями по щекам Айки. Она поклонилась султану, а после со всех ног бросилась домой. Все надежды и мечты о богатствах и роскошной жизни в стенах дворца рухнули в один миг. Всевышний наказал ее за мысли о богатой жизни. Наказал, но это только начало.

3.

Султан был зол на сына. Осман в который раз ослушался Повелителя. Бесстрашие шахзаде когда-нибудь сыграет с ним злую шутку, и только этого остерегался султан Ибрахим. Его сын не боялся ни янычар, ни пашей, а потому султану приходилось каждый раз самостоятельно наставлять наследника. Но с каждым новым разом Осман становился все самостоятельнее и все лучше понимал как живет простой народ за стенами дворца. Меньше всего Повелитель хотел лишиться наследника из-за жадности. Именно она не давала султану Ибрахиму позаботиться о бедняках. Он мог бы даровать им лучшую жизнь, но боялся, что дав им хотя бы раз лишний акче – все повторится. Пока за него читали молитвы, он мог быть спокоен.
«Султан не может помочь каждому, кто нуждается в крове или пище. Нужно проявлять заботу, но в то же время хладнокровие, ибо только так ты сможешь остаться на троне, сын» – изо дня в день повторял Ибрахим сыну, но шахзаде хотел узнать обо всем самостоятельно. Он вечно что-то искал, изучал и находил. Теперь он познал что такое бедность, и султан ждал очередного шквала вопросов, но Осман молчал. Он молча следовал за отцом, обдумывая то, что видел и слышал.
Пройдя ворота, султан Ибрахим обернулся на сына и нахмурил брови. Мальчишка опустил голову, поклонился и тяжело выдохнул:
— Ноги мои больше не ступят за ворота. Бродить по улицам, где расхаживают бедняки – не развлечение для шахзаде. – Твердо произнес Осман, на что султан одобряюще покачал головой.
Султан был доволен сыном. Несмотря на юный возраст он прекрасно мыслил и стремился узнать все и обо всем. Ум и здравый смысл – лучшие качества султана, поэтому Ибрахим был спокоен: после его кончины на престол взойдет глубокомыслящий Повелитель. Он кивнул сыну и отправился во дворец, в то время, как Осман направился в сад.
Янычары стояли, как кипарисы в ряд, неустанно смотря перед собой, Гульгюн-калфа со служанкой, чьего имени Осман не знал или просто не помнил, гуляли по саду. Они, завидев его, поклонились. Гульгюн-калфа робко улыбнулась, приветствуя юного наследника. Эта женщина была особенной. Султан Ибрахим ценил преданность этой женщины и объявил о том, что ее дочь – ровесница Османа – Нурбахар – безоговорочно станет фавориткой шахзаде. Мальчик уважал ее, знал, что она умна, но не мог и думать о том, что когда-то женится на ней. За долгое время дружбы с Нурбахар он понял, что она ему не нравится. Слишком податливая.
— Шахзаде, – девочка подошла ближе, поклонившись юному наследнику и улыбнулась. — Я видела, как вы утром покидали стены дворца. Расскажете мне, как там?
Она никогда не бывала на базаре, никогда не выходила за пределы дворца. Единственный раз, когда она покинула его стены – это был путь из родного дома до дворца султана Ибрахима. Ее любопытный взгляд внимательно следил за всеми эмоциями Османа, и он, зная это, не мог сдерживать свою неприязнь. Рядом с ней было некомфортно. Она будто бы засыпала и просыпалась с мыслью о том, что однажды подарит ему сына и станет его единственной. Но он этого не хотел, и обязательно должен был поговорить с отцом. Через несколько лет Осман получит весь гарем, и там явно найдет девушку, которая сумеет растопить его сердце, а пока... он просто не будет об этом думать.
— За стенами дворца нет ничего радостного. Одни лишь разочарования... Люди не знают, что такое полный живот и здоровый сон, они нуждаются во всем. – Тихо проговорил мальчишка, идя вперед.
— Но вам ведь там нравится.
— Нет. Нурбахар, мне сейчас не до тебя, я хочу побыть наедине с собой.
— Д-да... конечно, шахзаде... — девочка поклонилась и спешно отправилась во дворец.
Легкий ветер приглаживал волосы шахзаде. Мальчик сидел на каменной скамье, прикрыв глаза и пытался найти умиротворение, когда услышал тихие шаги. Нужно было встать и поприветствовать мать, которая отвлекла его от спокойствия и одиночества.
— Осман, сынок мой, — улыбаясь произнесла она, подойдя к нему и глубоко вздохнула.
Его мать – была больна. С каждым днем она все больше и больше увядала, отчего шахзаде чувствовал уколы боли. Они закрадывались в самую душу и не давали вздохнуть полной грудью. Однажды она сказала, что ей придется оставить его, уйти навсегда, и эти слова вот уже несколько месяцев никак не выходили у него из головы. Зачем ему богатства, земли и власть, если рядом не будет родной души? Никто не заменит ему мать, только она будет всегда поддерживать и оберегать, но на все воля Всевышнего и противиться ей, значило перечить самому Аллаху. Нельзя. Осман открыл глаза и взглянул на мать. Невысокая худощавая женщина с россыпью седых волос, с усталым, но счастливым взглядом. Каждый раз когда боль отступала, она уделяла время сыну, и он был рад, но в последнее время все чаще в душу закрадывался страх. Осман боялся, что в одну из прогулок матери станет плохо, и она умрет на его глазах. Он боялся увидеть смерть. Боялся, что это убьет и его, но должен был быть сильным.
— Как ты себя чувствуешь, мама? — поинтересовался он, на что женщина улыбнулась, села рядом с ним и покачала головой.
— Все хорошо, сынок. Все хорошо. Повелитель сегодня был зол на тебя?
— Я сбежал из дворца, чтобы поговорить с девчонкой. Она... торгует виноградом на базаре. Вчера отец высек ее... из-за меня. Она рассказала Повелителю о том, как я взял гроздь винограда без спросу.
— И теперь в тебе таится страх?
— Шахзаде ничего не страшится, – неуверенно произнес мальчик, качая головой. — Я чувствую, что причинил ей боль. Она рассказала, что ее семья ест лепешки раз в месяц, в то время, как во дворце не обходятся без лепешек за трапезой.
— Так бывает. Не все могут добиться власти и богатств, но одни могут радоваться тому, как живут другие. Понимаешь? – ее губы дрогнули.
Он снова молчал, смотря перед собой и думая о том, как несправедлива жизнь. У кого-то она может отобрать богатства, у кого-то счастье, а у некоторых и само существование.
— Почему отец выбрал для меня Нурбахар? Она же... ничем не отличается от других. Когда она вырастет, она не может стать фавориткой. Мне жаль, что ее мечты напрасны.
— Сынок, все женщины в твоем окружении будут несчастны. – Сказала его мать, грустно улыбнувшись, на что Осман испуганно взглянул на нее.
— Но... почему?
— Каждая будет мечтать о тебе, не спать ночами и молить Аллаха, чтобы он даровал вам шахзаде, но ты должен выбирать сердцем.
— Ты тоже несчастна?
— Мое счастье сейчас рядом со мной. – Она улыбнулась искренне, взяла руку мальчика в свои и поцеловала его ладонь. — Если бы ты только знал, как мне страшно оставлять тебя...
Эти слова не понравились Осману, отчего он лишь крепче сжал зубы и прикрыл глаза. На душе было неспокойно, так же как и у его матери. Она смотрела на сына, чувствуя, что может не пережить эту ночь. Молясь Всевышнему, она хотела защитить сына, уберечь от дурного слова и глаза, оградить от врагов и завистников. Но как бы больно ей не было, нужно было отпустить... Судьба мужчин тяжела, еще тяжелее судьба султана – правителя, но она знала, что ее сын справится со всем. Вновь оставив материнский поцелуй на ладони сына, женщина встала, поглядывая в небо. Тучи сгущались, будто предупреждали о чем-то страшном, злом и плохом.
— Тебе плохо, мама? – спросил Осман, видя как глаза матери становятся пустыми, но стоило ей взглянуть на него, как вновь в них загорелась жизнь.
— Мне стоит пойти прилечь. Не беспокойся обо мне.
Но шахзаде не мог не беспокоиться. Он видел, насколько сильно пересохли ее губы, на лбу появилась испарина, а грудь поднималась все чаще, но мама улыбалась ему. Мальчишка кивнул, и женщина пошла по дорожке, вымощенной камнями. Янычары словно статуи стояли всюду, но никто не позвал, когда случилось то, чего Осман так боялся. Сердце мальчика неприятно кольнуло. Он понял что нужно помочь матери дойти до покоев, обернулся и увидел платок... платок матери, легкий и невесомый парил в потоке ветра, кружился в грустном танце, уносясь все дальше и выше. Словно душа, покинувшая тело, он стремился все выше. Туда, где Всевышний примет ее под свое крыло.
Осман резко встал и быстрым, уверенным шагом направился ко дворцу, но стоило ему выйти за пределы сада, как он увидел мать. Она лежала на земле, смотря в небо, словно наблюдала за уносящимся вдаль платком, ее руки были прижаты к груди.
— Мама?! – внутри мальчика все сжалось от страха, но он переступал через него, подходя все ближе и ближе. — Мама, ответь.
Глаза беспрестанно смотрели в небо. Она не отвечала, не моргала и не обращала внимания на сына, который пытался ее разговорить. Осман никогда прежде не видел смерти, он лишь по рассказам знал насколько она страшна и уродлива, но это было не так. Мальчик опустился на колени перед матерью, обнимая ее. Его руки гладили ее жесткие волосы, нежные щеки и сжимали еще теплые ладони. Он не видел в смерти ничего уродливого. Его мать была прекрасной, как и при жизни, только взгляд теперь пугал. Он был пуст...
Осман сидел, читая молитву, когда услышал голос Гульгюн-калфы. Он открыл глаза и увидел перед собой растерянную женщину. Она опустилась на колени, взяла мать мальчишки за руку и прикрыла глаза.
— Позовите лекарей! — строго произнесла она, махнув рукой девушкам, что стояли позади, а затем перевела взгляд на шахзаде. — Мне очень жаль.
— Мы не можем препятствовать воле Аллаха. – Произнес мальчишка, продолжая поглаживать мать по волосам. — Он пожелал видеть ее, и она повиновалась. Не стоит долго горевать и лить слезы. Она ушла в мир, где нет боли и несчастий. Там ей будет лучше.
Осман снял тюрбан, положил на него голову матери и поднялся на ноги. Завидев бегущих лекарей, он молча кивнул Гульгюн-калфе и быстрым шагом направился во дворец. Чем дальше он уходил, тем сильнее чувствовал пустоту и одиночество, заполняющее его душу. Ему было тяжело дышать, он хмурился и хотел поскорее спрятаться от всех, но его не оставляли. Нурбахар шла позади него, не упуская его из виду. Она хотела поговорить, может быть поддержать или что-то спросить, но Осман был не в состоянии. Боль, которую он чувствовал, не была похожа ни на любую другую.
Зайдя в покои, мальчик взглянул на проходившую мимо Нурбахар и закрыл двери. Значит она не шла за ним? Может она еще не знала ничего? Что будет, когда о случившемся узнает отец? Ноги перестали держать его, и мальчик упал на колени. Все то, что он говорил Гульгюн-калфе – ложь. Он будет оплакивать свою мать, но никто об этом не узнает. Никто и никогда не узнает о том, что будущий Повелитель, грустит. Он должен быть сдержанным и подавать пример всем вокруг, но как держать себя, если это так сложно? Сжав руки в кулаки, мальчишка поднялся и сделал глубокий вдох.
«Я – шахзаде Осман, будущий падишах Великой Османской империи. Я не должен показывать свои переживания. Должен быть сильным и благородным, как мой отец – султан Ибрахим-Хан. Боль никуда не денется, она будет со мной на протяжении всей моей жизни, но я выстою и справлюсь со всем. И да поможет мне Аллах!» — Проговаривал Осман, смотря ровно перед собой, в то время как глаза застилала пелена слез.
Двери в покои раскрылись, и шахзаде, сделав глубокий вдох, обернулся, видя перед собой отца. Ему показалось, что султан внезапно постарел. Боль искажала его лицо, но глаза оставались такими же холодными, какими были всегда. Он смотрел на сына, видел скорбь на мальчишеском лице и ему это не нравилось. Не нравилось, что его сын не может достойно принять смерть ближнего.
— Шахзаде должен оставаться хладнокровным. Если кто-то во дворце увидит тебя со слезами на глазах... какие разговоры пойдут? – строго проговорил султан, хмурясь.
— Я впервые видел смерть, и я принял ее достойно, отец.
— По-твоему это достойно? – его пальцы прошлись по щеке шахзаде, растирая слезы. — Умей скорбеть, но не вздумай пускать слез.
— Что со мной будет? – спросил Осман, зная, что теперь он принадлежал самому себе, но у отца на него были другие планы.
— Лале-султан заберет тебя к себе. Она научит тебя всему, а как только ты подрастешь – вернешься домой.
Мальчик пошатнулся, но не сказал ничего, лишь кивнул и поклонился султану. Он понимал, что тяжело это только сейчас, но со временем боль утихнет, и он поймет насколько прав был отец, отправляя шахзаде во дворец Лале-султан.
Сборы были быстрыми, и Осман злился, что прощание с матерью пройдет без него. Он не сможет увидеть ее в последний раз, не сможет прочесть молитву, и эти мысли не давали ему покоя. Если бы он жил, как та девчонка за стенами дворца, он мог бы сбежать. Дети бедняков – беспризорники и грешники, какими не могут быть дети падишахов.
В дверь постучали, и Осман тяжело выдохнул, приглашая войти того, кто так желал встречи с ним. Нурбахар прошла в покои, поклонилась шахзаде и глубоко вздохнула.
— Что ты хотела? У меня нет времени на пустую болтовню, Нурбахар.
— Позвольте попрощаться с вами... Матушка сказала, что вас увозят из дворца... для меня этот день будет таким же скорбным, как и для вас.
— Нурбахар, – Осман нахмурил брови и выпрямил спину, намереваясь хотя бы в последний день высказать все то, о чем так долго молчал. — Ты никогда не станешь фавориткой! Скоро у меня будет свой гарем и твое место там будет самым крайним. Мне жаль об этом говорить, но тебе лгали, говоря о том, что как только ты вырастешь – станешь фавориткой, родишь шахзаде и станешь Нурбахар-султан. Такого не будет!
Девочка смотрела в пол, не моргая. Осман видел, как по ее щеке скатилась слеза, но считал, что сделал все правильно. Она должна была узнать о его чувствах, чтобы не жить в неведении и мечтах. Теперь шахзаде мог со спокойной, но израненной душой покинуть дворец султана Ибрахима. Покинуть лишь на время.

4.

Сердце трепетало в груди, губы пересохли, руки дрожали, в то время, как одна из девушек заплетала волосы Нурбахар. Она сидела перед зеркалом глядя на себя и предвкушала встречу с вернувшимся шахзаде Османом. Прошло несколько лет, но она так и не смогла забыть слова, сказанные им в день расставания. Возможно, все изменится по его возвращении. Теперь они уже не дети. Может быть он сжалится. Увидит ее и забудет о сказанном тогда. Но может быть все будет совсем не так, как хотела фаворитка. У шахзаде теперь свой гарем, все девушки красивы, отчего каждый день Нурбахар переживала все больше. Что если и правда она не станет фавориткой шахзаде? Что если он полюбит другую? Что если другая родит ему шахзаде, и будет счастлива с ним? Сердце разрывалось на части, но Нурбахар верила в лучшее. Еще немного, и она увидит его... и может быть уже вечером ей удастся с ним поговорить.
— Благодарю, Вабиле-хатун, дальше я справлюсь сама. – Гульгюн-калфа прошла к дочери и приобняла ее за плечи. — Шахзаде Осман уже во дворце. Ты должна быть лучшей. Ты рождена фавориткой. У твоего отца с султаном Ибрахимом был уговор, так что тебе не о чем переживать, ты меня поняла?
Девушка кивнула. Она так и не рассказала матери о том, какие слова ей говорил шахзаде. Боль, которую приходилось терпеть все эти годы была нескончаемой. Положив зеркальце на столик, Нурбахар поправила пояс на платье, тяжело вздохнула и отправилась к девушкам из гарема. На глаза не сразу попалась новая наложница. Она – особо тихая и стеснительная с первого взгляда, осматривала все вокруг, а завидев Нурбахар напряглась. Девушка видела, как наложница рассматривает ее платье и снисходительно усмехнулась, прислушиваясь к шагам за дверьми. Взгляд вновь упал на наложницу. Худая, высокая с длинными волнистыми волосами и ямочками на щеках. Она могла с легкостью завладеть сердцем шахзаде.
Сердце продолжало бешено биться в груди, но она гордо вскинула голову и прошла мимо, стараясь показать свое превосходство над всеми.
Только она не знала, что волнение было не только ее чувством. Айка чудом попавшая в гарем к шахзаде испытывала тот же трепет. Она с интересом рассматривала все вокруг, когда заметила богато одетую девушку, что сошла со второго этажа в сопровождении двух наложниц. Ее атласное нежно-розовое платье с узорами на груди идеально сидело на ней. Черные волосы волнами спадали по спине, переплетенные лентой с драгоценными камнями. Они могли бы подружиться не будь у нее таким взгляд. Надменный без толики жалости и сострадания. Вот какой нужно быть в этих местах, чтобы занять место рядом с шахзаде или даже с самим султаном.
— Кто она такая? Разве шахзаде Осман уже выбрал себе... фаворитку? – спросила Айка у девушки, сидящей рядом.
— Нет, но говорят, что она с детства стала его фавориткой. – Шепнула девушка, придвинувшись ближе к Айке и хитро усмехнулась. — Но я слышала от Зенан-калфы, что сам шахзаде Осман отказался от нее. Не знаю насколько это правда.
— Я должна стать его фавориткой! – смело заявила Айка, откидывая волосы за спину.
Девушки, сидящие рядом с ними рассмеялись, услышав заявление новой наложницы. Возможно, это звучало и правда смешно со стороны, но Айка верила в то, что ее мечты о богатствах однажды исполнятся. И последние несколько лет она только и желала, чтобы султан Ибрахим забыл о сказанных словах. Но вряд ли он забыл сказанное, и если бы не ложь о том, что Айка сирота – ей бы ни за что не удалось попасть в гарем. Благо случилось Великое чудо.
Отец всегда был против того, чтобы Айка приближалась к дворцу, но тогда ей пришлось нарушить все запреты. Она молилась за родителей, но все же отреклась от них. Эке уже выросла и радовала их тем, что никогда не думала о том, как продать увядший виноград за более высокую плату, или как уснуть с урчащим животом, после ужина. Она была радостью родителей. Она, а не Айка. И это было больно осознавать, только поэтому девушка решила отречься от всех. Самостоятельно она добьется намного больше.
— Дорогу! – послышалось за дверью, и девушки поспешили выстроиться, как их учили.
Айка сделала глубокий вдох и косо взглянула на стоящую рядом фаворитку. Та стояла, опустив голову и крепко сжав руки в замке. Настолько сильно что костяшки побелели. Почему она так волновалась, Айка даже не могла представить. Возможно, все девушки так волновались. Все те, кто знал наперед, что не понравятся шахзаде. Но Айка была уверена в своем превосходстве. Она помнила, как благородно шахзаде Осман поступил с ней, и от этого становилось спокойнее. Но что если и его фаворитка тоже получала от него помощь? Что если слова той наложницы о том, что шахзаде отверг фаворитку – ложь?
Нурбахар была уверена, что шахзаде узнает ее, но в душе таился страх, что он может вновь ее отвергнуть на глазах у всех. Тогда вся жизнь закончится, и идя наперекор Аллаху, она закончит свое существование. Руки дрожали, сердце билось чаще, а перед глазами поплыло, когда двери распахнулись, и к ним вошел шахзаде Осман. Девушки замерли. Он шел твердым, размеренным шагом, бросая на наложниц взгляды, но казалось, что ни одна ему не нравится. С виду красивые, но совсем не такие, какими их хотел видеть шахзаде. Все годы, проведенные вдали от дома, он думал о том, как вернется, какими будут девушки в его гареме, и как быстро он сможет стать счастливым. Все было куда сложнее. Осман не мог без боли вспоминать места, по которым когда-то ходил со своей матерью и сад, где все закончилось. Теперь, когда пришло его время, он боялся, что женщина, которая родит для него шахзаде не будет похожей на его мать. Он боялся, что она не сможет в полной мере любить... Наложницы были слишком юны и глупы. Каждая тряслась от его присутствия, и лишь двое выглядели спокойными. Осман остановился рядом с девушкой, что сильно сжимала руки. Она его не боялась... ей правило волнение. Чистая девушка с большой душой. Шахзаде чувствовал это. Ему безумно хотелось успокоить ее, дотронуться до ее рук, сказать, чтобы она не нервничала, но не мог. Будущий падишах не должен проявлять жалость к наложницам. Все девушки – принадлежат ему, а это значит, что они уже попали в прекрасную жизнь.
Он подошел к следующей наложнице, она сразу же подняла на него взгляд и улыбнулась, отчего на щеках появились ямочки. Что-то в ней показалось ему знакомым, но он не мог понять что. Его брови сошлись на переносице, когда он осознал, что наложница в открытую и без страха смотрит в его глаза.
— Гульгюн-калфа, следовало бы лучше учить девушек. – Твердо произнес Осман, и Нурбахар заметила в его голосе нотки султана Ибрахима.
Шахзаде прошел, осматривая всех девушек, и в каждой видел лишь разочарование. Вернувшись к первым двум девушкам, он на мгновение задумался. Обе хороши, но одна из них осмелилась взглянуть на него без его разрешения. Это означало лишь то, что когда он станет султаном, ничего не изменится. Его мать никогда так не позволяла себе смотреть на отца.
В то время, как все девушки успели осмотреть его, лишь одна оставалась неприступной. Только одна смотрела в пол и продолжала сжимать руки. Сделав вдох, он еще раз взглянул на всех девушек и протянул платок одной, что лучше всех владела собой. Ее пальцы мягко обхватили нежную материю, а на лице появилась легкая улыбка, отчего сам Осман лишь шумно выдохнул. Он считал что, сделал правильный выбор.
Он ушел, и Нурбахар с облегчением выдохнула, направляясь в покои, как вдруг услышала:
— Шахзаде тебя пожалел!
Айка стояла уперев руки в бока и с вызовом смотрела на Нурбахар.
— Пожалел? – улыбнулась девушка, крепче сжав в руке платок. — Пожалел он тебя, раз не наказал за то, что ты осмелилась взглянуть в его глаза. Хотя... кто знает, может он просто не озвучил свое решение?
— Будь я за стенами дворца, тебе бы не поздоровилось. – Прошипела Айка, сжав кулаки так сильно, что ногти впились в кожу.
— Будь ты за стенами дворца, ты бы никогда не узнала обо мне. Я всю жизнь прожила здесь, и не позволю какой-то безродной девке с базара так разговаривать со мной.
— Нурбахар! – Гульгюн-калфа указала ей взглядом на верхний этаж, а затем перевела взгляд на девушку, что начала эту ссору. — Айка-хатун, ты слишком громкая. Научись сдержанности.
Эта ночь должна была быть незабываемой и самой лучшей для Нурбахар. Она верила в то, что шахзаде забыл о своих словах, сказанных ранее. Не мог же он не узнать ее? Или мог? Подготовка займет весь день. Усталый после долгой дороги шахзаде наверняка захочет отдохнуть, и Нурбахар должна помочь ему расслабиться. Но как это сделать, если она сама была слишком взволнована?
После бани девушку готовили к ночи с шахзаде. Лучшее платье, лучшие ароматы. Но это все не радовало Нурбахар. Она волновалась, помнила слова Османа и никак не могла выбросить их из головы.
— Нурбахар, – Гульгюн-калфа вошла в покои и улыбнулась, видя насколько хороша ее дочь.
Темно-зеленое атласное платье идеально подчеркивало фигуру девушки, а длинный пояс, украшенный различными узорами добавлял красоты. Длинные черные волосы локонами струились по спине девушки, и женщина невольно вспомнила себя в том же возрасте. Ее руки обхватили лицо дочери, поглаживая. Она видела, как Нурбахар волнуется, но не понимала почему. Все, о чем они так мечтали вот-вот исполнится, так почему же нет радости на лице?
— Улыбнись, дочка, сам шахзаде Осман изволил видеть тебя. Аллах любит тебя! Запомни это и гордись. – Проговорила Гульгюн-калфа, поправляя волосы дочери. — Уже пора... не стоит задерживаться.
Время шло невыносимо быстро. Казалось бы день только начался, но уже подходил к концу. Еще вчера Нурбахар и не подозревала насколько трепетной будет ее встреча с шахзаде Османом. Они оба выросли и теперь за неподобающее поведение можно лишиться головы.
Девушка шла по коридорам, в сопровождении своей матери и нескольких евнухов и молилась. Она хотела, чтобы ее жизнь во дворце была прекрасной, как и раньше, но с появлением гарема каждый день становился сложным. Каждая девушка была хороша собой и владела несколькими навыками, которые могли привлечь шахзаде. Но это не значило, что Нурбахар была хуже... она была лучше их всех. Она знала несколько языков, умела петь и танцевать, знала все правила этикета, училась каллиграфии и это лишь малая часть ее умений.
— Все будет хорошо, – прошептала Гульгюн-калфа, дотронувшись до плеча дочери.
Прикрыв глаза, девушка выдохнула, провела руками по волосам и опустила голову. Она знала, что этот день должен был настать. Готовилась к нему столько лет, но внезапно позабыла обо всем, чему ее учили. Двери распахнулись, и ей было позволено пройти в покои шахзаде. Ноги отказывались повиноваться. Каждый шаг был для девушки сложным, но она старалась дышать ровно, чтобы ни в коем случае не упасть в обморок. На этот раз дрожь в руках она не смогла унять, и от Османа это не укрылось. Он стоял, заведя руки за спину и рассматривал девушку, в то время, как она ждала.
— Как твое имя? – услышала она, после чего ладонь шахзаде легла на ее щеку, пальцы проскользили к подбородку, приподнимая голову.
— Нурбахар-хатун, шахзаде. – Голос дрогнул, но теперь она смотрела в глаза Османа с нескрываемой обидой.
Она видела, каким растерянным стал его взгляд. Шахзаде молчал и пытался найти хоть что-то, что могло бы напомнить ему о той девочке, которую он отверг. Но не мог ничего найти. Она выросла и изменилась, а он... он тоже вырос и уже не помнил почему ему так не нравилась Нурбахар. Возможно, раньше он просто не понимал очевидных вещей.
Его рука вернулась за спину, а сам он отошел на шаг от наложницы, которая теперь выглядела больше расстроенной, чем взволнованной. Осман не мог себе позволить нарушить давнее слово. И как бы сильно не хотел видеть в своих покоях Нурбахар, он не мог сделать вид, что того разговора не было.
— Ты свободна, можешь возвращаться в гарем. — Сказал он, отходя от девушки.
Она продолжала стоять на месте, сдерживая дрожь. Нурбахар желала высказать ему, что таилось у нее на душе все это время. Она мечтала о том, что как станет старше, ей удастся завладеть сердцем шахзаде, но у нее не получилось. Теперь ей остается лишь один путь...
— Нурбахар?! Я сказал, что ты можешь возвращаться к себе. – Повторил Осман, взглянув на девушку.
Нурбахар повернулась и прошла к дверям, уже подняв руку, чтобы постучать, но не смогла больше молчать.
— Почему? Почему вы так со мной? – она медленно обернулась и взглянула на шахзаде. — Мое детство прошло здесь... и меня с ранних лет готовили к тому, что я должна стать вашей... рабыней... Но стоит ли мне продолжать свое существование, если вы меня отвергли вновь? Одному Аллаху дано знать сколько боли в моем сердце. Вы приносите мне только боль...
Она достала из рукава платок, который дал ей шахзаде и бросила его на ковер. Слезы душили ее. Душа разрывалась от боли и обиды. Раскрыв двери, Нурбахар медленно направилась в сторону своих покоев, думая о том, как отреагируют девушки в гареме. Все будут над ней смеяться. Особенно та торговка с базара. Присев на ступени, Нурбахар прикрыла лицо руками, не в силах держать слезы в себе, как вдруг услышала шаги. Вздрогнув, она взглянула по сторонам и увидела удивленную мать. Та была обеспокоена, ведь дочь должна была провести ночь с шахзаде, но что-то случилось.
— Почему ты здесь? Что произошло? – спросила Гульгюн, подойдя ближе.
— Он отверг меня...
— Но... почему? Что он сказал?
— Мама, я должна была сказать об этом раньше... В день, когда шахзаде Осман покинул дворец... он сказал, что никогда не полюбит меня. Он говорил, что мое место не рядом с ним... и сейчас это повторилось! – она прикрыла лицо руками. — Как жить теперь с этим позором?
Гульгюн тяжело выдохнула, взглянула по сторонам и потянула дочь за руку.
— Пошли, идем скорее, пока нас не увидели. Никто не узнает о том, что этой ночью ты была не у шахзаде.
— Зачем это? Я все равно больше никогда не попаду в его покои... Он не желает меня видеть...
— Сама подумай, он выбрал тебя, а это значит, что ты понравилась. Нужно просто время. – Шептала Гульгюн. — Думаешь Ирем-хатун или Айка-хатун смогут стать лучше тебя? Ты станешь госпожой, вот увидишь!

5.

Злость и зависть правили Айкой. Она не могла заснуть, ворочалась до тех пор, пока Диль-калфа не позвала ее. Поначалу девушка не понимала что от нее хотят и почему все происходит слишком быстро. Сначала баня, массаж, затем красивая одежда и немного украшений, каких Айка никогда не видела и не трогала. Мечты сбывались. Аллах услышал ее молитвы, и даровал ей то, о чем она так долго и усердно мечтала. Он осуществил ее мечту. Жизнь во дворце – райский сад. И каким было удивление девушки, когда ей сказали о том, что шахзаде желает ее видеть. После того, как Нурбахар ушла в его покои прошло не так много времени. Что-то пошло не так, но раз она не возвращалась что могло быть? Айка все думала, пока ее волосы аккуратно укладывали. Вот тот момент, когда она покажет шахзаде Осману насколько сильна ее благодарность за прошлое. Он вспомнит ее. Он обязательно вспомнит.
Айка уверенно шла по коридорам, направляясь прямиком в покои шахзаде Османа. Она не испытывала волнение, не слушала калфу и была уверена, что сразу же влюбит в себя будущего султана. Мысли о богатом и сытном будущем никак не выходили у нее из головы. Девушка сделала глубокий вдох, опустила глаза и вошла в покои. Шахзаде стоял к ней лицом. Она взглянула на него, улыбнулась и поклонилась, зная, что ему как будущему правителю понравится такой жест. Но на его лице не дрогнул ни один мускул. Осман смотрел на нее, словно сейчас вынесет какой-нибудь страшный приговор, но он продолжал молчать.
— Ты дочь торговца виноградом? – спросил он, рассматривая Айку, на что она лишь сильнее улыбнулась.
— После того, как он выгнал меня из дома, он мне больше не отец.
— Хм... Почему ты пришла во дворец?
— Я хочу сделать шахзаде самым счастливым! – она говорила уверенно, но Осману это не нравилось.
— Ты настолько уверена в том, что можешь сделать меня счастливым?
— Прошло столько времени, а мы вновь встретились... разве это не счастье, шахзаде Осман? – прошептала она, и он сдался.
То ли от усталости, то ли слова Айки так подействовали на него, но он расслабился. Его плечи поникли, и он указал девушке на постель. Это было ожидаемо, она отбросила волосы за спину и не спеша прошла по покоям. Айка чувствовала себя уверенно, будто бы всю жизнь прожила во дворце. Хоть это было и не так на самом деле, но она мечтала об этом каждый день, а теперь это случилось.
В голове крутился лишь один вопрос: «Почему он выбрал Нурбахар, но она не рядом с ним?». Спросить шахзаде Айка не могла, боясь, что за свою болтливость может поплатиться тем, что он выгонит ее. А возвращаться в гарем с позором она не собиралась, поэтому молчала и следила за Османом.
Что в это время чувствовал сам шахзаде? Пустоту. С самого утра, как только он вернулся во дворец, узнав, что отец тяжело болен, он не находил себе места. Возвращаться всегда сложно, но Осман вернулся не потому что так захотелось ему... так велел султан, когда находился в здравии. По прибытии шахзаде виделся с отцом, но тот кого он увидел на постели – не был похож на когда-то крепкого и здорового султана. Ибрахим-Хан больше напоминал дряхлейшего старика. Его серая кожа давно позабыла что такое солнце, она была цвета земли. Когда-то черные глаза, искрившиеся азартом и жаждой власти, теперь неустанно смотрели в одну точку. Громкий голос, похожий на гром, теперь был шепотом. Руки, что раньше держали кинжал, не могли удержать и пера. Шахзаде вернулся только лишь для того, чтобы стать султаном.
— Шахзаде? – Айка дотронулась до его руки и улыбнулась, когда он опустил взгляд на нее.
Ему не нравилось то, как она вела себя рядом с ним. Он не чувствовал к себе уважения. Ему казалось, что Айка будто бы не понимала того перед кем стоит. Она выросла, но по-прежнему оставалась той девчонкой. Выбора не было. Шахзаде не мог больше выгонять кого-либо из своих покоев. Он не хотел, чтобы на утро по дворцу шел слух о том, что шахзаде, будущий падишах не в себе.
— Я хочу чтобы ты станцевала! – приказал он, поудобнее располагаясь на подушках.
— Танцевать? – Айка не была готова к такому исходу ситуации, растерянность Осман видел в ее глазах, и это его забавляло.
Айка набрала полную грудь воздуха откинула волосы за спину и попыталась вспомнить все движения, которым учила Диль-калфа. «Он должен полюбить меня и только меня!» – твердил разум Айки́, в то время, как руки и тело неторопливо и плавно извивались, сливаясь в единый танец. Осман был приятно удивлен. Несмотря на свою бойкость и открытость, девушка была плохо обучена самому простому. Его губы дрогнули, изобразив улыбку, когда Айкá в очередной раз запуталась и показала ему неловкое движение. Ямочки на ее щеках привлекали его все больше, как и опасный блеск в глазах. Недавняя грусть будущего падишаха сменилась на милость. Он смотрел на девушку и улыбался, она делала то же самое в ответ.
Насладившись зрелищем сполна, Осман протянул руку к Айке, она сразу же подошла к нему. Их пальцы переплелись, девушка опустилась на подушки рядом с шахзаде и взглянула в его глаза. От мальчишки, что она видела тогда на базаре не осталось и следа. Он возмужал. По нему было видно, что он умен. Взгляд неотрывно следил за ее эмоциями, и это нравилось девушке. Нравилось, что Осман любовался ей, как диковинкой. Она представляла, как все в гареме будут завидовать ей, когда она станет султаншей, когда подарит Осману наследника, который в скором времени займет место султана.
Зная о плачевном состоянии правителя, девушка ждала со дня на день весть о том, что Осман станет султаном. А после его прихода к власти, и она сможет стать еще ближе к своей мечте.
Он не торопился. Его рука осторожно убрала волосы с ее плеч, открывая взор на тонкую шею и выступающие ключицы. Взгляд неспешно изучал родинки, пальцы невесомо касались ее плеч и рук, а губы вожделенно ждали поцелуя. Айка продолжала смотреть ему в глаза и улыбаться. Ей было важно понравиться шахзаде, но его неспешность пугала, давая усомниться в себе. Она боялась, что ночь с ней может не понравиться Осману, и тогда все мечты о богатствах и титуле султанши рухнут и пеплом разлетятся по всей Османской империи. Эта ночь должна была принести ей титул фаворитки. И Айка во что бы то ни стало готова была произвести хорошее впечатление.
Осман погладил девушку по щеке и приблизился, вдыхая аромат ее тела. Сладкий, пряный запах масел приятно окутывал его разум. Словно опьяненный, шахзаде провел пальцами по ее лицу, дотрагиваясь до ямочки на щеке. Айка улыбнулась и подалась вперед, желая поскорее ощутить тепло губ Османа и вовлечь его в омут безумства. Он был поражен наглости, но не отпрянул, желая взглянуть на что готова девушка, ради него, и как далеко сможет зайти. И она чувствовала себя уверенно. Вся власть над Османом была в ее руках. Ладони девушки обхватили его лицо, губы беспрестанно наслаждались горячими губами будущего повелителя, в то время, как он все крепче прижимал ее стройное тело к себе.
Чем дольше длился поцелуй, тем больше Айка убеждалась в том, что нравилась Осману. Ее губы искусно владели его губами, а руки без стеснения гладили его широкую грудь под свободной рубашкой из яркого синего бархата. Она почувствовала, как он напрягся, когда ее тонкие пальцы скользнули к поясу его штанов. Крепкая ладонь Османа ухватила тонкое запястье девушки, слегка сжимая. Глаза в миг поменяли цвет. Из небесно-голубого, превратились в темно-синие. Айка смотрела в них и видела насколько глубока его душа. Смотрела и чувствовала, что окунулась в самое сердце Босфора, познала все его величие и глубину. Дыхание перехватило, отчего девушка приоткрыла рот, хватая воздух губами. «Поторопилась» – пронеслось в ее голове, но шахзаде чуть улыбнулся и поднес ее ладонь к своим губам, едва касаясь нежной кожи. От него не укрылось того, что на пальцах девушки были шрамы. Он знал и помнил какой была ее судьба до того как она попала во дворец султана. Девчонка мечтавшая о богатствах была на полпути к своей мечте. Зная ее секрет, он хотел узнать что правило ей в этот вечер, но свой вопрос решил задать утром, а сейчас насладиться. Ведь, увидев ее однажды, Осман никак не мог забыть. Большие голубые глаза, легкую, искреннюю улыбку и до безумия приятные ямочки на щеках попросту невозможно было забыть. Айка улыбалась, и он целовал ее губы и щеки, чувствовал исходящее от нее вожделение, но хотел растянуть момент.
Пальцы расстегнули несколько пуговиц на ее платье, и девушка тихо выдохнула ему в губы. Она не боялась. В душе девушки с базара не было ни сомнения, ни волнения – лишь уверенность в том, что только она в скором времени станет султаншей. Лишь эта мысль теплилась в ее груди в то время, как тело было отдано Осману.

6.

Жизнь... Насколько она скоротечна и губительна. Сколько боли и страданий она приносит на протяжении долгих лет. Мучает, сжигает, испепеляет под гнетом рока. День сменяет ночь. Месяц сменяет месяц. Год за годом. Век за веком. Правители сменяются, но у всех одна цель – выстроить крепкую Империю и добиться уважения народа. Каждый, бытующий за стенами дворца должен уважать и восхвалять правителя. Они могут не знать султана в лицо, но блага, которые он делает для своего народа, ценятся. Вот уже несколько недель султан Ибрахим не выходил в город, не посещал мечеть. Люди за стенами бунтовали, требовали правды. Осман видел, слышал разговоры и сплетни, когда тайком, как и в детстве, выходил в город. Чем дольше султан Ибрахим не выходил в свет, тем громче люди читали молитвы, прося Аллаха указать на правду. Многие боялись остаться без правителя. Боялись, что шахзаде Осман по своей молодости и глупости погубит Османскую империю, отдав земли на растерзание врага. Но не бывать этому. Все, за что сражался его отец будет принадлежать им. Шахзаде понимал, что в мыслях все намного легче, чем в жизни, и от этого ему становилось... страшно. Нет, он знал чувство страха, и это точно было что-то другое. Что-то уже до боли знакомое и не забытое. Чувство одиночества. Скребущее, ноющее и пустое. Осман принимал его, но не в полной мере. Он пытался заглушить это чувство изучением карт и книг, но не выходило.
Шахзаде вышел из дворца, вдыхая свежий воздух полной грудью, как вдруг взгляд заприметил повозку. Она направлялась прямиком ко входу, и Осман нахмурился. При всей своей уверенности и серьезности, он хотел сбежать. Видеть кого-то в столько траурный день не было в его планах, но как будущий повелитель, он держал голову гордо.
Дверцы повозки открыли, и из нее вышла женщина. Темные волосы были собраны и наполовину прикрыты тонким, невесомым платком, диадема поблескивала на солнце, как и ожерелье и кольца на пальцах. Женщина подняла взгляд, и Осман увидел до боли знакомый взгляд. Черные глаза с каким-то родным огоньком, но настолько пустынный. Он напомнил о трагедии, которая ждала Османскую империю в ближайшее время.
— Шахзаде. – Она грациозно кивнула Осману.
— Рамля-султан?!
Он обернулся и увидел мальчишку, важно шествующего по дорожке к ним. Кафтан волочился по земле, но это не мешало маленькому гостю. Его взгляд оторвался от янычар, метнулся к кипарисам, а затем уперся в шахзаде.
— Поклонись. – Шепнула Рамля-султан сыну и, улыбаясь перевела взгляд на Османа. — Он слишком робок и мал, не сердись на него.
— Мустафа, ты ли это? – широко улыбнувшись спросил шахзаде, на что мальчишка лишь вопросительно посмотрел на него. — Помнится, когда я видел его в прошлый раз, он был таким же неразговорчивым.
— Да. – Кивнула женщина, сдерживая смех. — Когда вы виделись в прошлый раз, он был еще во мне, и вряд ли мог что-то сказать.
Осман рассмеялся и учтиво указал на двери.
— Добро пожаловать, сестра!
— Так жаль... Так жаль, что я вернулась в родные стены, чтобы попрощаться с Повелителем. – Выдохнула женщина, осматриваясь. — Я надеялась, что Аллах убережет нашего отца от болезней. Я получила письмо от Мехмета-паши, он писал о том, что отец... потерял рассудок. Мне стало так страшно... Так страшно, что он может не узнать меня...
— Такова воля Аллаха. Мы будем молить Его, чтобы Повелитель не мучился. Это все на что мы способны.
— Ты прав... – она улыбнулась, продолжая рассматривать Османа. — Ты очень вырос. Даже не верится. Мой любимый брат, позволь мне тебя обнять!
Шахзаде кивнул, заключая Рамлю-султан в крепкие объятия. Он был рад, что она приехала. Чувство одиночества отошло на задний план, как только сестра переступила порог из дворца. Все вокруг будто ожило и приобрело яркие краски. Евнухи носили вещи, а служанки готовили покои для гостьи. Диль-калфа передала распоряжение Рамли-султан готовить обед в честь ее прибытия, а также она очень хотела встретиться с одной девушкой из гарема.
В то время, как Осман отправился в покои отца, чтобы поговорить с ним и рассказать о том, что во дворец прибыла Рамля-султан. Он шел по коридорам, чувствуя, как с каждым шагом ноги подкашиваются. Ругал себя за слабость, но не мог иначе. Возможно, со временем его характер станет крепче стали, а пока... нет, он должен быть сильнее. Остановившись у дверей в покои султана Ибрахима, Осман сделал глубокий вдох и сделал шаг. Каменный пол сменился на мягкий ковер, свет сменился на темень, лишь свечи освещали бледное лицо султана. Он спал. Грудь подрагивала, и от одной только мысли, что Повелитель ещё жив, становилось теплее на душе. Осман перевел взгляд на лекаря, склонившего голову и принял решение, которое далось ему сложно. Развернувшись шахзаде твердым, уверенным шагом направился по коридору. В голове творился хаос, и Осман знал, что лучше принимать решения на свежую голову. Но если он будет медлить, то и дальше будет бояться.
— Мехмет-паша! – Осман вошел в покои главного визиря и сделал очередной глубокий вдох, после чего холодно произнес. — Созывай совет. Чем скорее, тем лучше.
— Слушаюсь, шахзаде. – Тот растерянно поклонился, сузил и без того узкие глаза и осторожно поинтересовался. — Никак горе приключилось?
— Меньше слов, Мехмет-паша.

***

Нурбахар любовалась подарком шахзаде, когда двери в ее покои распахнулись и вошла Айка. Она не собиралась сдаваться и подчиняться дворцовым правилам и правилам гарема. В ее глазах было столько ненависти, что они казалось бы почернели. Возможно ее душа также черна. Ни страха пред будущим шахзаде, ни уважения пред равными. Нурбахар знала, если такая, как Айка в действительности станет фавориткой, а затем получит титул султанши – жизнь гарема станет невыносимой. Мысленно попросив Всевышнего о милости, девушка поднялась и, гордо вскинув голову, взглянула на девушку с базара. От той исходил лишь гнев. Она все равно не собиралась слушать и слышать. Ей хотелось доказать свое превосходство. Она тяжело дышала и готова была наброситься на истинную фаворитку шахзаде, но все же боялась.
— Чем объяснишь то, что шахзаде сделал подарок тебе?! Я провела с ним ночь! Я! – крикнула Айка, топнув ногой.
— На то есть воля шахзаде, и мы не можем ему перечить. – Спокойно произнесла Нурбахар. — И как ты смеешь врываться в мои покои? Ты забыла кто ты?
— Я смею, потому что я стану госпожой! Я, а не ты! Ты будешь целовать мне руки, омывать меня. Станешь моей служанкой, и будешь прислуживать мне и Повелителю, как и твоя мать!
Нурбахар не могла терпеть нападок от Айки. А когда та позволила задеть Гульгюн-калфу, девушка пришла в ярость. Ее терпение закончилось. Она шагнула в сторону Айки и замахнулась, собираясь ударить наложницу, как вдруг увидела Рамлю-султан. Женщина грациозно ступала, даря прекрасную улыбку обеим девушкам.
— Госпожа! – преклонив голову, произнесла девушка.
— Нурбахар-хатун?! Как же ты выросла! – она прошла ближе и недовольно взглянула на Айку. — А кто ты такая? Почему кричишь на весь гарем?
— Я – фаворитка шахзаде...
— Фаворитка? – перебила ее Рамля-султан. — С каких пор фаворитки шахзаде так неопрятны и агрессивны? Ты же не торговка, зазывающая народ на базаре, а рабыня шахзаде! Тебе нужно учиться говорить кротко и тихо! Боюсь, что до фаворитки ты не дотягиваешь. Ни ума, ни уважения к династии. Иди отсюда. Иди-иди, не смотри на меня так.
Айка ушла. Она помнила, как тяжело ей было попасть в гарем шахзаде, и терять свою значимость не собиралась. Злость почти полностью овладела ее разумом, и девушка хотела отправиться прямиком к шахзаде Осману, чтобы рассказать о том, как плохо с ней обходятся. Она прошла к дверям, раскрыла их и почти вышла, когда кто-то схватил ее за локоть. Обернувшись, Айка увидела девушку, которая и рассказала ей про судьбу Нурбахар. Ак-хатун крепко держала наложницу и что-то тихо говорила, но из-за громкого сердцебиения та ничего не слышала. А когда злость прошла, на смену ей пришли слезы. Айка обессиленно опустилась на пол и прикрыла лицо руками. Она не могла потерять место подле шахзаде. Не могла и не хотела.
— Как ты поживаешь? Уверена, шахзаде Осман без ума от тебя! – улыбаясь, произнесла Рамля-султан, усаживаясь на подушки и неустанно любуясь Нурбахар.
Девушка в миг изменилась в лице, провела руками по волосам и тоже опустилась на подушки. С чего начать она не знала. Не хотела говорить о том, как ее отвергли дважды, и как она страдала все эти годы, но не ответить женщине, которая так упорно требовала звания фаворитки у султана. Благодаря Рамле-султан Нурбахар стала воспитываться фавориткой, но... так и не стала ей. Женщина заметила смятение на лице девушки и взяла ее ладони в свои, ласково улыбнувшись.
— Осман не рад тебе? – осторожно спросила Рамля-султан.
— Я не знаю... Это так сложно. Прошлой ночью я должна была быть с ним, он... сам пригласил меня, но передумал. Отослал меня в гарем, а выбрал эту... эту... – голос Нурбахар дрогнул, и она глубоко вздохнула. — Но утром шахзаде извинился, подарок преподнес. И все же, мне так страшно, что моя жизнь, посвященная только ему с самого детства – может быть прожита напрасно.
— Не говори глупостей. Но, чтобы ты была спокойна, я поговорю с шахзаде! Меня-то он послушает!
— Вы столько всего сделали для меня, госпожа... я не знаю, как благодарить вас! Да пошлет Аллах вам долгой и счастливой жизни!
Женщина широко улыбнулась, после чего поднялась с подушек и шагнула к дверям.
— Скоро подадут обед! Не хочу пропустить встречу с Муса-агой! – смеясь проговорила Рамля-султан, неспешно выходя из покоев.
Теперь Нурбахар знала, что во дворце есть кто-то кто сможет ее защитить. Мать хоть и была всегда рядом, но что она могла сделать? Пойти против слова шахзаде – то же самое, что пойти против Повелителя и всей Империи. Но зная Рамлю-султан еще до того, как султан Ибрахим заболел, до смерти его верной хасеки Давлетшах-султан, до смерти его трагически погибшей наложницы Махитаб-хатун, она не потерпит несправедливости.
Нурбахар вышла из покоев, как раз в то время, когда подали обед. Девушки с наслаждением угощались, но только двум не было никакого дела до вкусных яств. Айка чувствовала, как внутри все сжимается от страха потерять надежду на богатое будущее, а Нурбахар боялась остаться без внимания шахзаде. Столько лет она жила надеждой на счастье рядом с Османом, но все рухнуло, после его слов. Они повзрослели, но обида никуда не делась. Время не сгладило острых углов, и каждый, кто проходил через коридоры воспоминаний, бились о них, тревожа старые раны.
Из мыслей обеих девушек вывели крики наложниц и громкие хрипы. Нурбахар подскочила на ноги, равно как и остальные, вот только она ничего не видела. Слышала крики, видела, как Диль-калфа и Гульгюн-калфа пытались что-то сделать, но судя по хрипам, которые продолжали доноситься, ничего не могли исправить.
В то время, как Нурбахар пыталась понять, что происходит, Айка видела ужасную картину рядом с собой. Одна из девушек наслаждалась сладким, сочным абрикосом, но подавилась косточкой. Это было так нелепо и так страшно. Она хватала воздух губами, но все равно задыхалась. Девушки кричали, две калфы пытались помочь наложнице, кто-то поспешил за главным евнухом, но к его приходу было уже поздно. Странно, но Айка не испугалась, наоборот, в ее голове родился коварный план. Продумывая его, она радовалась все больше и больше.
— Айка-хатун, что ты улыбаешься? – Грозный голос Диль-калфы отвлек девушку, и она перевела взгляд на нее. — Горе в гареме, а ты с улыбкой на лице. Где твое сочувствие и сожаление?
— Она сама виновата! Нужно было есть медленнее, да и почему бы не порадоваться? На одну соперницу меньше.
Девушки ахнули, услышав такие слова от Айки, а Нурбахар серьезно заволновалась. В девушке с базара не было ничего человечного. Она не жалела, не сочувствовала, не любила, и ей нужно было держаться подальше от шахзаде. Но что можно было сделать, если он сам желал видеть ее рядом с собой? Нурбахар прошла в свои покои, взяла чистый лист и принялась писать послание для Рамли-султан.
«Горе в гареме... Айка-хатун что-то задумала. Мне страшно, что она может навредить шахзаде Осману. Только вам могу доверить эту информацию, госпожа». – Быстро написала девушка, достала несколько акче из тайника, свернула письмо в трубочку и вышла, ища глазами Диль-калфу. Та, столкнувшись взглядом с Нурбахар сразу же подошла ближе, с опаской озираясь по сторонам. После случившегося ей теперь всюду мерещились ужасные хрипы.
— Передай госпоже, как можно скорее. – Шепнула девушка, протягивая Диль-калфе письмо и монеты.
Та кивнула, пряча все в рукав и быстрым шагом направилась по коридору.
Возвращение шахзаде Османа стало поводом для неурядиц, как в стенах дворца, так и за его стенами. Люди пытались пробраться тайком во дворец, чтобы узнать о состоянии Повелителя. Творился настоящий хаос. Смерть девушки в гареме стала неожиданностью, которая повлекла за собой еще больше бед. Нурбахар это понимала, знала, что некоторые наложницы тоже в силах это понять, но Айка... она была рада. Понимание того, что от соперниц можно избавиться теплило ее душу. И если во время молитвы девушки просили Аллаха помочь им, справиться со сложностями и жить, как можно спокойнее, то Айка не просила ничего. Она надеялась на себя и не верила в то, что молитвами можно проложить себе путь к месту рядом с шахзаде Османом. Прикрыв глаза, девушка довольно улыбнулась. «Как только я избавлюсь от фаворитки шахзаде – я избавлюсь от всех!» – думала Айка. Она видела, как он смотрел на других девушек. Они для него были лишь рабынями, но на Нурбахар он смотрел по-другому. Он будто бы чувствовал к ней что-то и пока сам не понимал что. Но судя по тому, что прошлой ночью рядом с ним была именно Айка, давало ей уверенности, что она особенная. Она и только она будет рядом с ним.

7.

Осман гордо восседал на троне своего отца, смотря на пашей. Они, судя по всему, не были готовы стоять перед шахзаде, будучи осведомленными о все состоянии султана Ибрахима. Кто-то из них понимал все бедствие ситуации в городе, кто-то старался не думать и не слушать дворцовых сплетен, но все они задавались вопросом: «Почему именно сейчас?». Придя к власти не дождавшись кончины отца, Осман понимал, что люди могут невзлюбить его, но стоило лишь придать огласке печальное состояние повелителя, и все будет куда хуже. Сжав кулаки, он осмотрел пашей, остановив взгляд на визире отца. Тот стоял, склонив голову, его черная густая борода касалась кафтана. Когда-то давно отец позволял Осману присутствовать вместе с ним на совете, и он также смотрел на все со стороны, но теперь пришло время действовать. Будучи в светлом уме султан Ибрахим говорил сыну: «Когда придет твое время, вспомни меня. Вспомни всю власть и значимость мою. Не дай страху поглотить тебя. Не дай сомнению поселиться в твоем сердце. Аллах будет улыбаться тебе. Он возложит тебе на плечи тяжкий груз, но ты должен будешь нести его с гордо поднятой головой, помня о том, что когда-то этот груз был моей ношей. Да не осунется спина твоя. Да не опустится голова под гнетом зла и несправедливости. Да не предаст ближний, да будет верным испытанный. Никто не посмеет вонзить кинжал в твою спину! Да покарает Аллах неверующего в силу и верность твою. Да вознаградит Он преданного. Не показывай чужому свою скорбь, грусть и радость. Радуйся с ближним, делись радостью и проливай слезы только с тем, в кого вверяешь. Да защитит Аллах твою душу и твой разум, сын мой».
— Абдуллах-паша, о чем говорят в городе? — поинтересовался шахзаде, на что тот растерянно взглянул на пашей, затем поклонился.
— Говорят... что султан покинул дворец. Люди думают... — он запинался, растерянно искал помощи у пашей, но те стояли молча.
— Шахзаде, позвольте мне ответить, — услышал Осман, переводя взгляд от тучного, ленивого Абдулахха-паши на высокого, стройного юношу.
Шахзаде не помнил его, возможно потому что раньше не обращал внимания на подданных султана. Несмотря на свою молодость юноша выглядел серьезно и сдержанно. В сравнении с пашами, которые служили султану со дня его правления, он был в разы беднее, стройнее и... как показалось Осману, мудрее. Шахзаде кивнул, вдумчиво следя за молодым пашой.
— Ночью кто-то снова пытался проникнуть во дворец. Янычары не позволили пройти дальше стен. В городе ходит слух о том, что враги задумали наступление, а султан покинул стены дворца, оставил свой народ.
— Оставил народ? — лицо Османа исказилось от негодования, он взглянул на Мехмета-пашу. — Видит Аллах, я не хотел занять место отца так, но наш повелитель больше не сможет править Османской империей. Я приказываю объявить на главной площади о кончине султана Ибрахима.
— Смею вмешаться, шахзаде. — Вновь юноша решил вставить слово, и это решение нравилось Осману, он кивнул. — Если хоть одна душа узнает о том, что ваши слова неправдивы, поднимется бунт. Люди могут негодовать. Могут устроить нападение или что еще хуже...
— Если мы объявим о болезни повелителя и будем сидеть ничего не делая, начнется война. — Осман тяжело выдохнул и перевел взгляд на визиря. — Мехмет-паша, что скажешь ты? Повелитель доверял тебе, как самому себе, а значит и я могу доверять.
— Аллах не покинет нас. Ваши слова, шахзаде несут в себе мудрость. И я соглашусь с вами. Уверен, все согласятся. Ибрагим-паша еще слишком глуп, чтобы решать вопросы.
— Или это мы... слишком глупы... — выдохнул шахзаде, поднимаясь с трона и быстрым шагом покинул зал, оставляя пашей в одиночестве.
Он шел в покои отца. Ему нужен был совет, или всего лишь один одобряющий взгляд. Тогда он поймет, что все делает правильно. Тогда и только тогда его сердце сможет биться в полную силу. После совета не стало легче. Осману казалось, что все были против него. Все и вся. Он слишком рано вернулся, но что могло быть, если люди узнали правду? Болезнь султана не должна была отнимать у него столько сил. Аллах наказал его за что-то, и теперь султан Ибрахим расплачивался. Он мучился, кричал и стонал от боли. Осман знал, что даже лекари не могли унять его боль, настолько она была сильной. Султан умирал, его душа держалась за бренное, больное тело, но зачем?
Ступив в покои отца, Осман тяжело выдохнул. Лекари опустили головы, приветствуя шахзаде, но он сразу же попросил их оставить его с повелителем. Как бы сложно не было, он хотел быть с единственным родным человеком наедине. С тем, кто готовил его к правлению, давал советы и говорил не бояться ничего и никого.
Осман поклонился, опустился на колени и прикрыл глаза, читая молитву. Он просил Всевышнего помочь ему, дать отцу возможность поговорить с ним, услышать совет. И чем дольше шахзаде молился, тем сильнее ему хотелось бросить все, но он понимал, что теперь «тяжелая ноша» отца на его плечах. Все идет так, как предсказывал султан Ибрахим.
— Если бы вы знали, повелитель, что творится в городе... — тихо проговорил Осман, глядя на серое лицо султана. — Если вы слышите меня, молю, дайте совет. Сказать им правду или погрязнуть во лжи? А если Ибрагим-паша прав? Правда вскроется и люди нарекут меня лжецом. Все будут меня ненавидеть, а если враг узнает о вашем прискорбном состоянии... как быть? Как вершить дела? Я в растерянности.
Он опустил голову на постель отца и прикрыл глаза, стараясь унять душевную боль, терзающую его. Осман был готов принять титул и править империей, но пока султан Ибрахим был жив, он не мог себе позволить этого. Он не мог.
— Если я скажу людям ложь... как я буду жить этом грехе? Если оставлю все, как есть – люди продолжат нервничать. Теперь я понимаю, что вы чувствовали каждый раз, принимая важное решение. — Шептал Осман, как вдруг почувствовал легкое, почти невесомое прикосновение.
Вздрогнув, шахзаде поднял голову и взглянул на повелителя. Увядающий султан смотрел пустым взглядом на сына. Его рука застыла в воздухе. Он узнал его, но сил на то, чтобы что-то сказать не было. Осман взял руку отца в свои, оставил едва слышимый поцелуй на ладони и прижался к ней лбом. Шахзаде знал, что отец его слышит, но боялся, что султан осудит его за страх.
— Я не хочу лгать людям. Не хочу так приходить к власти, но иначе никак... Сказать правду? Рассказать всем о том, что их защитник, правитель всего мира – увядает на глазах и больше не в силах раздавать указы? Ложь может быть дозволенной, если она совершается с благими намерениями, верно?
Осман видел, как хочет ответить ему отец, но не мог. Шахзаде понимал, что ему нужно быть сильнее и действовать мудро, но боялся осуждения. Теперь его жизнь и жизнь его народа полностью зависела от него. Султан может делать все, что ему вздумается, если решит, что это во благо.
Лицо султана Ибрахима исказилось от боли, и Осман поспешил покинуть покои и вновь вернуться к раздумьям, в то время, как лекари будут ухаживать за повелителем. Кто мог подумать о том, что султан всего мира станет настолько немощным? Никто и не поверит, если кто-то на базаре пустит слух. Шахзаде шел по коридору, когда столкнулся с сестрой. Она услужливо поклонилась и одарила его улыбкой.
— Мой прекрасный брат! Моя радость и сила! Ты выглядишь растерянно. Совет не принял тебя? — обеспокоенно спросила Рамля-султан, входя в комнату.
— Я принял решение солгать народу, чтобы взойти на престол. Ибрагим-паша сказал, что ночью кто-то пытался прорваться во дворец. Я не могу этого допустить. Нужно брать все в свои руки. — Осман опустился на подушки и взглянул на сестру.
— Солгать? Ты с ума сошел?! — женщина прошла по комнате. — Осман, плох тот повелитель, что начинает свое правление с обмана. Что говорит на это Мехмет-паша? Он же отговорил тебя, верно?
— Он поддержал.
— Ох... — она приложила руку к груди и прикрыла глаза. — Тебе следует поговорить с Ибрагимом-пашой. Отец в последнее время часто прислушивался к нему. Он хоть и молод, но умен. Если ты провозгласишь себя регентом султана, ты сможешь править. И это будет намного лучше, чем лгать народу, который верит в тебя. Осман, это твой народ!
Ее улыбка топила лед на сердце Османа. Он понимал насколько она умна, и прислушивался к советам. Становиться регентом – значит взять все под свое правление. То же самое, что и провозгласить себя султаном.
— Но ведь... султан должен письменно подтвердить титул регента. Он должен быть в здравом уме, давая мне право управлять.
— Ты шахзаде! Ты – наследник Великого султана, ты в праве самостоятельно провозгласить себя, если знаешь, что повелитель не может сделать этого самостоятельно.
— Люди осудят меня за самовольство...
— Никто не осудит тебя, если все будут думать, что ты прав. — Эти слова Рамли-султан вселили в Османа надежду и уверенность.
Ему ещё многому стоит научиться. Страх правления пройдет и на его место придет мудрость и спокойствие. Осман вновь вспомнил слова отца: «Никто не говорит о том, что правитель не должен ничего бояться. Правитель может испытывать чувство страха. Это не грех. Страх за свой народ и свои земли – это высшее чувство, дарованное только нам. Ни один человек за стенами дворца не думает о том, как будет жить народ, если этого человека не станет. Будь он торговцем или обычным рабочим, он не задумывается о судьбе народа. Это право даровано только нам – правителям. И каждое принятое решение твое должно идти только во благо народа! И только ты можешь принять это решение».