Сумасшедшая практика в Н.Какино

Пролог

— Ну а вы, мил человек, — профессор Дмитриев Сергей Афанасьевич строго взглянул на последнего студента, оставшегося в аудитории, — отправляетесь на практику в деревню Нижнее Какино Нижегородской губернии.

— Куда-куда?.. — поперхнулся Пашка воздухом. — Какино? Какое Какино?

— Не в Какино… а в деревню Нижнее Какино, мой хороший, — невозмутимо повторил профессор и постучал ручкой по полированной столешнице. — Ваш дед просил вас, молодой человек, пристроить туда на практику. Пришлось попотеть, чтобы уважить его желание. Туда, знаете ли, просто так не берут.

— Постойте, постойте… — Пашка не выдержал и бросился к профессорскому столу. Внутри него кипел бурлящий вулкан возмущения. Он никак не мог осознать, что бывают такие подставы. — Как же так, Сергей Афанасьевич? Какое Какино? Маменька уже договорилась с крупнейшей клиникой столицы…

— Передавайте Марине Петровне мой нижайший поклон, Павел, но… никаких московских клиник. Ваш дед совершенно прав! Только настоящая практика способна сделать из вас человека.

— Человека?.. — голубые Пашкины глаза были полны недоумения, обиды и зарождающейся внутри злости. — Человека, значит? А я, по-вашему, кто?

От раздражения Пашка вытер ладони о голубую джинсу. Очень дорогую, кстати, джинсу, несмотря на подранные коленки, рваный низ штанин и постоянно выворачивающие карманы с дырками. Он, вообще, одевался только в дорогих бутиках. И розовый кожаный бомбер, что болтался сейчас на его широких плечах, был оттуда же.

Любитель столичных красоток сейчас был не то что расстроен, он был просто выбит из колеи своей привычной жизни. А как же дорогие магазины, клёвые тачки, ночные клубы и длинноногие красотки? Последнее Пашку волновало больше всего. Любитель женских прелестей никак не мог понять, где он их в этом распроклятом Какино найдёт.

Сергей Афанасьевич с любопытством взглянул на долговязого парня поверх очков. Мало кто из студентов позволял себе заявиться в таком виде к профессору, известному своей педантичностью. Однако Павел Баринский, мнящий себя потомком великого графского рода, дед которого дружил с Сергеем Афанасьевичем ещё со студенческой скамьи, считал это в порядке вещей. Он, вообще, только успел вынуть жвачку изо рта и незаметно приклеил её к внутренней стороне стола. Хорошее воспитание не то что не задело Пашку совсем, но больше прошло по касательной.

Правда, сейчас, Пашке стало отчего-то неуютно под колючим взглядом профессора, и молодой человек поправил бомбер, чтобы Сергей Афанасьевич не заметил случайно надпись на жёлтой майке «Совесть есть, но с собой не ношу» и кривляющуюся рожицу смайлика.

— А вы, мил человек, пока не доросли до этого звания, — спокойно заявил профессор Дмитриев.

— В смысле? — Пашка возмущённо дёрнул головой, и рыжие кудри весело подпрыгнули.

— В прямом. Идите, получайте направление и поезжайте завтра в деревню. Там, кстати, работает прекрасный специалист своего дела Чайкин Фёдор Пантелеймонович. Передавайте ему от меня нижайший поклон. Думаю, он сделает из вас человека.

Пашка озадаченно посмотрел на профессора. Голубые глаза, опушённые длинными чёрными ресницами, выражали полнейшее недоумение. Его совсем не волновало, что сделает из него некий Чайкин, потому что Баринский был уверен: человеком он родился.

Сейчас его куда больше раздражало, что тщательно взлелеянные зимними ночами планы срывались. Завтра он должен был встречаться с Элоной, которую обхаживал целых два месяца. Целых два месяца! И всё получается псу под хвост. А ведь для этих целей пришлось разориться на один из самых крутых закрытых ночных клубов, вход куда стоил почти целое состояние для среднестатистического жителя страны. Какая деревня? Какая практика? Пашка отказывался верить в происходящее.

Глава 1

— Ма… — просительно протянул Пашка, — ну, неужели ты не можешь повлиять на деда? Что значит, не хочет разговаривать? — Баринский младший нахмурился и потёр коленку. — А ты попробуй ещё раз… Не… Давай я не буду приезжать. Он мне сейчас плешь проест своими придирками и нотациями… Ну, ма… А давай я перезвоню через полчасика, а ты ещё раз к нему подойди.

Озвученные полчаса Павел Баринский праправнук Его Сиятельства графа Алексей Павловича Баринского бегал по огромной трёхкомнатной квартире улучшенной планировки и не находил себе места. Провести лето в какой-то глухомани! Такое издевательство мог придумать только дед!

Молодому человеку казалось, что старый специально издевается над ним. Мало того что заставил поступить в академию ветеринарии и биотехнологии, так ещё и на практику заслал на Кудыкину гору.

А ведь Пашка всегда мечтал о МГИМО. Думал о карьере посла в какой-нибудь тёплой стране с ласковым морем и приятным климатом.

Пашка метался, словно хищник, запертый в тесной клетке. Какино! Ка-ки-но! Это же додуматься надо… Его и в Какино… Ещё и в Нижнее… Хоть бы Верхнее было, а то Нижнее…

Лето же! Он планировал по быстренькому договориться в клинике, чтобы поставили отработку практики. Диплом ему уже писали, хвостов у него не было, потому что маменька подсуетилась. Пашка у неё был один и самый любимый. Так что время практики он планировал провести с пользой: поехать на море с Элоной. Ну а если она не захочет, всегда можно позвонить Ируське, или на худой конец Светке. Та всегда готова к любым его предложениям.

Пашка развалился на диване и аж зажмурился, представляя себя на песочке с фигуристой Элоной рядом. Перед глазами встала упругая девичья грудь третьего размера, и у Пашки сразу взыграли гормоны. И в тот же миг он почувствовал, как некстати напряглась некоторая часть его тела. В это время зазвонил телефон. Пашка метнулся к брошенному на столе айфону.

— Да, ма! Поговорила?.. Что сказал?.. Так и сказал? Ехать или лишит наследства?.. И машину сказал не брать!? А на чём я добираться должен?! На козе, что ль?.. На поезде, как человек?.. Ма! Он что, издевается?.. Не надо, ма… Ты обещала всё устроить… Да понял я, понял, что ты старалась. Хорошо… Не надо меня провожать! Я сам, мам… Нет! Не надо мне Нюриных пирожков… И курицу не надо… Хорошо, баб своих с собой брать не буду… Да понял я уже, что там за мной будет следить старый пердун… Хорошо, не буду выражаться… Ну всё, ма. Позже созвонимся... Не переживай.

Пашка тяжело осел на стул. Может, плюнуть на это наследство? Глаза тоскливо обвели дорогую деревянную мебель, тяжёлые портьеры, мягкий ковёр из шерсти и шёлка. Дед оставил ему эту квартиру и разрешил поменять под себя только одну комнату.

Сейчас эта комната больше походила на самого Пашку. Расставлена куча дорогой музыкальной техники, на стене висит бас-гитара, которую он снимал раз в полгода, да и то только для того, чтобы покорить сердце какой-нибудь не особо сговорчивой красотки. Помнится, мать несколько лет водила его в музыкальную школу, надеясь развить молодой талант. Однако, то ли таланта было маловато, то ли Пашка не особо усердствовал, но из этой затеи ничего не получилось. Хотя пел Баринский неплохо.

Возле панорамного окна стояла беговая дорожка, про которую он вспоминал два раза в год. Но его подружки часто ей пользовались. Пашка любил лежать и наблюдать, как его очередная длинноногая пассия демонстрировала ему степень своей подготовки. Ещё больше ему нравилась нырять за девушкой в душевую кабину после пробежки, а потом смотреть с красоткой телевизор, валяясь на внушительной кровати. Он ещё подумывал приспособить на потолок зеркало, или вообще весь сделать его зеркальным, чтоб было лучше видно, как он развлекается с подружками.

Нет! Наследство было жаль… Так что оставалось ехать в это проклятое Какино. Какой идиот придумал такое название. Помещик Какин, что ли, там жил? Учился же у них в школе Славка Попин. Поначалу требовал у всех, чтобы ударение на букву «и» при произношении фамилии соблюдали, а потом смирился. И ничего. И кликуха у него была Жопин. И не обижался. Так что практика, так практика. Подумаешь, что он практику не осилит? Да там, небось, тоже договориться можно. Деньги все любят.

Предаваться унынию Павел долго не мог, а потому через полчаса уже составлял новый план. Пашка решил, что если всё срастётся, будет лежать на речке. Может, даже бабу себе какую-нибудь найдёт. Не может же быть, чтобы в Какино ни одной такой не было? Конечно, как Элона там точно нет, но возможно хоть что-то найдётся для времяпрепровождения. Пашка представил себя с удочкой на берегу широкой реки и грудастой толстушкой под боком. Красота! Для разнообразия можно и таких попробовать.

****

На поезде Пашка ездил всего один раз в жизни, и то когда вместе с классом решил поехать на экскурсию. Было это давно. Молодой человек предпочитал летать на самолётах или преодолевать расстояния на своей машине. Но раз уж дед решил над ним поиздеваться, Пашка был намерен доказать, что и без помощи старика вполне может обойтись, не так уж много для этого надо ума.

Покидав в ярко-красную спортивную сумку новеньких вещей, словно отправлялся на курорт, ранним утром Павел Баринский сел на скоростной поезд и примерно через четыре часа был в Нижнем Новгороде.

Там он сначала хотел вызвать такси, но потом решил, что раз уж взялся доказывать старикану, то надо держать марку до конца. Сфотографировав железнодорожный вокзал, он отправил отчёт деду. После чего добрался до автовокзала, пересел на автобус, который почти не ждал, и через несколько часов оказался на конечной остановке в селе Какино.

Глава 2

Тем временем телега вкатила в лес. Сквозь кроны светило солнышко, весело щебетали птицы, жужжали мухи. Проносились, словно реактивные самолёты, полосатые шмели. Вокруг шумела, гудела, стрекотала лесная жизнь. Пашка совсем расслабился. Как ни странно, но на деле всё оказалось не так уж и плохо. Баринскому даже захотелось прикрыть глаза и вздремнуть. Всё-таки проснулся он ни свет ни заря.

И вдруг наступила тишина. Только что трезвонящие о чём-то птахи приумолкли, насекомые исчезли. Потемнело, будто на солнце наползла тёмная туча, хотя несколько минут назад, студент мог поклясться, небо было лазурным и никаких облаков там не намечалось. Сразу стало как-то неуютно и сумрачно. Сон улетучился.

Пашка сел и принялся озираться по сторонам. Он никак не мог понять: почему так резко испортилась погода, и отчего волосы на затылке шевелятся? Противное чувство. Он такое испытывал только в детстве, когда думал, что под кроватью живёт бегокрок. Чудище, которое он сам себе и придумал. Этакая смесь из бегемота с крокодилом.

— Опять Лешак, мать его, тень на плетень наводит, — пробурчал Лексеич, нарушая повисшую тишину. — Вот чо за псих?..

— А то ты, можно подумать, не знаешь, — хмыкнув, сказала старуха.

— Ты б его, Глафира, того… — предложил Лексееич и замолчал, задумавшись.

Кляча тем временем сбавила ход и теперь еле плелась.

— Чего того? — уставилась на старика бабка.

— Передай энтому скоту облезлому, шобы он прекращал мне тут Звездулю пугать, а то я ему заместо самогонки керосину в одно место наливать начну! — выпалил Лексеич.

— Я тебе чо? Передаточное устройство, чо ли?! — возмутилась бабка. — Сам своему тварищу и передай. Вы на кой ляд с ним намедни нажрались? Вам обоим надо керосину налить в задницы… Алконавты недоделанные.

— Ничаво мы не жрали! Вот не надо тут ля-ля! — возмутился дед. — Чуть что, сразу: жрали! Не жрали мы, а культурно отодыхали.

— Ну да уж, культурней некуда, — хмыкнув, заявила бабка. — Думаешь, я не знаю, как ты наутро, будто заяц в одно место стрелянный, скакал огородами к Анастасии.

— Дык я того… Не скакал, а ходил интересоваться: сможет ли она Зинке вымя посмотреть, али занята?

— Рассолом ты, старый пень, интересовался. То я не знаю… Нужна тебе коза с похмелья… Ага… Как же... Ты её даже подоить забыл, пень стоеросовый.

Пашка слушал стариков и не мог понять: это они сейчас шутят, пытаясь его разыграть, или у них тут и правда какой-то чудик в лесу живёт с погонялом Лешак.

Тем временем темнота сгустилась. Казалось, будто на улице разом наступил поздний вечер. Неожиданно раздался волчий вой. Жуткий такой, достающий до самых глубин подсознания. И совсем рядом.

Пашка откровенно струхнул и притянул к груди сумку. Бабка, однако, на странные метаморфозы с погодой и на вой никакого внимания не обращала, как сидела, прямая, словно палка, так и продолжила сидеть.

Возможно, знала, что волки на старые кости не бросаются. А вот за себя Пашка переживал. Где это видано, погибнуть в век высоких технологий от волчьих зубов? Вот не дал дед на машине поехать: был бы внук уже давно на месте без всяких этих злоключений.

Внезапно телега остановилась. Баринский почувствовал, как неприятный холодок пробежал по спине: вот так погибнешь во цвете лет, даже не успев пожить как следует. Вообще-то, Пашка был не из трусливых, но во всём происходящем чувствовалась какая-то мистика. И это был не ужастик, который смотришь со стороны, и это напрягало.

— Пошла, родимая! Пошла! — старик принялся дёргать вожжи, однако всё было бесполезно. Упрямая кляча даже с места не сдвинулась. Видно чувствовала, что волки её грызть не будут, когда в телеге вполне себе молодое мясо сидит, иначе неслась бы не останавливаясь.

— А у вас здесь что… и волки водятся? — Пашка постарался, чтобы голос не особо дрожал, и зубы не выбивали дрожь. Задавать вопрос было жизненно необходимо, а то совсем свихнуться можно.

— Волки? — старуха как-то недобро глянула на него. На миг студенту показалось, что глаза старой полыхнули зеленью. Пашка моргнул, и видение пропало. — Алкаши у нас тут водятся. Вон, старается пол-литра заработать. Фиг тебе, Афанасий, понял! — погрозила бабка кулаком в сторону леса. — Ты мне что обещал, ирод косматый? Забыл? Опять чудить взялся? Память коротка стала? Вот подожди, доберусь до тебя.

Похоже, у них здесь помимо Лешака, в лесу ещё и Афанасий проживает. Мысли в Пашкиной голове проносились стремительно. Странное это место. Может, из психушки какие-то придурки сбежали и теперь в этом лесу кучкуются? А где больше двух мужиков на природе, там всегда выпивка. А старик, видимо, им бухло подгоняет, вот бабка и злится. Баринский решил взять себе на заметку, что по лесу могут шляться не адекваты и надо быть начеку.

К Пашкиному удивлению, стоило бабке пригрозить и как-то разом посветлело, птицы вновь ожили, телега дёрнулась и как ни в чём не бывало покатилась по дороге.

— Фух… — облегчённо выдохнул студент.

Всё-таки становиться обедом для волков не хотелось. Он и не заметил, что всё это время почти не дышал. Вдохнув полной грудью, Пашка подумал, что ну его этот лес. Что он в нём не видел? Река намного круче. А в лес пусть другие бегают, ему пока прятаться не от кого. А то пришибёт кого-нибудь ненароком, а потом отвечай.

Глава 3

Немного погодя, весело тарахтя по неровностям дороги, телега вкатила в деревню. Пашка крутил головой, жадно впитывая окружающий ландшафт. Как-никак, а жить ему здесь придётся всю практику. Чуяло его сердце, что просто так уехать отсюда, не получится. Нет… Конечно, он будет работать над этим вопросом. Но… Баринский хорошо знал своего деда. Если старый что удумал, он это обязательно в жизнь воплотит. А старый удумал его здесь всю практику от звонка до звонка продержать. Это Пашка нутром чуял.

Он ехал на телеге и рассматривал деревянные дома под шиферными крышами, заборы из штакетника, палисадники с цветами, яблони и черешни с уже поспевающей ягодой. За ними неслись две дворняги, одна рыжая, вторая чёрная с белым ухом, которые совсем не проявляли агрессии, а преследовали их из чистого любопытства. Вдруг у кого сосиска где затерялась?

Нижнее Какино уже не так и пугало. Дорога была почти ровная. Не асфальтированная, но щебнем отсыпанная.

Рядом с домами стояли скамеечки, некоторые даже со спинками и подлокотниками. На некоторых с важным видом восседали бабки и от нечего делать глазели в их сторону. Лексеич приветственно махал им рукой, а Ильинична просто кивала.

Рассматривая встреченных сельчан, Пашка неожиданно задался вопросом: а как называют жителей деревни? Неужели, нижние какинцы? Вопрос его заинтересовал. Он уже хотел спросить у старухи, но передумал, потому что увидел местных кур.

Пашка таких только в учебнике видел. Разноцветные крупные, с густым оперением, покрывающим лапы, и помельче, хохлатые рыже-чёрные. Хохлатые носились друг за другом, а мохноногие ступали чинно. Ну, чисто дворяне с холопами. Как эти породы называются, Пашка, естественно, не запомнил. Кто же думал, что ему когда-нибудь с курами придётся дело иметь.

А здесь ещё и гуси повстречались. Шли себе куда-то гуськом. Ох, не сами… Девчонка их курносая хворостиной гнала. Увидев телегу, она приостановилась, открыв рот. Гуси, сразу почуяв свободу, вознамерились смыться, но мелкая их сразу же построила и дальше погнала.

— Кого везёте, Ильинична? — крикнула проходящая мимо толстая тётка с корзиной в руках.

— Практиканта, — отчего-то развеселился Лексеич, отвечая за бабку. — Клавдия, на постой возьмёшь?

— А чё не взять, — звонко рассмеялась толстуха. — Завози, коль надо. Мне молодой мужик в хозяйстве сгодится.

Пашка посмотрел ещё раз на тётку и понял, что не такая уж она и старая. Просто толстая. А может, не сильно и толстая, просто грудь большая, платье широкое. А так идёт, улыбается, зубами белыми сверкает. Коса тяжёлая, вокруг головы намотана, щёки румяные, бёдра полные, в такт шагам мерно покачиваются. Баринский бросил на неё ещё раз взгляд. Вроде и ничего даже. В Москве таких точно нет.

****

Пашке неожиданно взгрустнулось. Всё-таки он свою практику по-другому представлял. Море, солнце, пляж, длинноногая загорелая красотка рядом. Мамина кредитная карточка, у которой неограниченный лимит. Красота…

А вот это? Пашка тоскливым взором окинул одноэтажные дома, шавок, кур и прочую живность. Вон кошак облезлый идёт, хвост задрав. У него явно в жизни всё намного лучше, чем у Павла Баринского.

Вообще-то, Павел никогда никого не собирался лечить. Это в его голове не укладывалось. Он не особо задумывался, кто этим занимается, считая, что мир вокруг создан для его, Пашкиного, удобства. Заболел зуб, мама отвезла сынулю в лучшую клинику. Закололо в боку, и снова родительница спешила на помощь.

За несколько лет учёбы Баринский кое-как свыкся с мыслью, что ему придётся кого-то лечить. Хотя бы иногда, когда практика. Но если с кошками и собаками он бы за несколько дней в клинике разобрался, то с коровами иметь дело ему даже в страшном сне не доводилось. Баринский их вообще не очень жаловал. Особенно когда на лекции увидел видео, где они с «иллюминаторами» в животах ходят. После этого, как только студентов вывозили на крупнейшие коровники, он брал справки, что неожиданно заболел.

После Академии Пашка планировал податься в бизнес. Магазин открыть по продаже ветеринарных препаратов. Или сразу два. А можно было и оптовыми закупками заняться. Но это в будущем. А вот в настоящем у студента пока не всё было так гладко. Вместо так тщательно спланированной практики — Заднее Какино... точнее, Нижнее.

Пока Баринский предавался унынию, телега миновала последние дома и вновь покатила по полю.

— Куда это мы? — переполошился Пашка, никак не ожидавший, что отдых и еда вновь откладываются на неопределённое время.

— Дык на ферму. Сам же сказал, что тебе Пантейлемонович нужон, — удивлённо пробасил Лексеич.

— Я думал, у него кабинет есть… — Пашка задумчиво почесал затылок. Вот что значит неправильно заданный вопрос. Он как-то не рассчитывал сразу в коровник попасть.

Нужное место не впечатлило Пашку даже издалека. Как увидел длинные серые строения, больше походившие на сараи, так настроение и упало ниже плинтуса. Даже зелёная трава больше глаз не радовала. Чем ближе подъезжали, тем сильнее печалился Павел, оглядывая место своей ссылки… точнее, практики. Ну, дед…

Это вам, конечно, не Подмосковье. Баринский несколько раз проезжал мимо недавно отстроенных коровников. Здесь же про те ангары для животных и не слышали. Всё по старинке. Коровникам в обед сто лет. Как сказала бы мама: слепили из какашек и палок, да так и забыли перестроить. Пашка тяжело вздохнул. Неужели они здесь и коров вручную доят?

Глава 4

Баринский вышел за калитку и посмотрел по сторонам: направо пойти или налево? Налево начиналось поле, куда Пашка решил пока один не ходить, а вот направо тянулась улица.

— Чтой-то потеряли, молодой человек? — вынырнула из кустов напротив щупленькая старушенция в цветастом платье и белом платочке на голове.

— А где здесь магазин? — поинтересовался Пашка, раз уж нашлось справочное бюро.

— А вот прямёхонько по энтой дороге пойдёшь, там дом Матроны увидишь. Синенький такой с голубенькими наличниками. В общем, не промахнёшься. Она тут давеча забор себе красным цветом размалявала. Не видал?

— Да нет, — пожал плечами Баринский. На кой ему чужие заборы сдались? Хотя… красный бы заприметил, наверное.

— У неё сын пожарник, говорят. Слышал? — Пашка помотал головой. — Он энту краску с работы спёр? Вот шо за народ такой: всё прут, всё прут. Ты не прёшь?

— Нет! Вы мне обещали дорогу показать, — решил напомнить Пашка, которому наскучило слушать про чужого сына, угнавшего с работы краску.

— Ах да… — старушка обошла куст и, открыв калитку, вышла на улицу. — А ты откель, родимый, будешь-то?

Старушенция засеменила прямиком к Пашке, намереваясь поведать ему ещё парочку историй.

— Из Москвы я.

Пока любительница поболтать не приблизилась, Баринский лихорадочно решал, а не дать ли ему стрекоча. Плюнуть и сбежать. Наверняка сейчас многие гуляли на улице, так что если заблудится, то спросить всегда можно.

— Ох… — старушенция, почуяв, что свободные уши планируют скрыться, ускорилась. — Из Москвы-то… далече... Эк тебя занесло! А к ведьме как попал?

— К какой ведьме? — нахмурился Пашка. Похоже, какинцы все слегка того.

— Как какой? — старушка посмотрела по сторонам и зашептала: — Все в курсах, кто Ильинична-то. Ты там через левое плечо почаще плюй. А то мало ли…

— Чего? — не понял Баринский. Плюнуть уже хотелось, только не на Ильиничну, а на её словоохотливую соседку.

— От сглазу. А то она тебя опоит и на Наське женит, — выдала юркая старушенция.

— Не угадали, — довольно ухмыльнулся Пашка. — Меня, наоборот, к внучке не подпускают.

— Брешит! — категорично выдала соседка и поджала и без того узкие губы. От этого рот совсем сморщился. — Как есть, брешит. Енто план такой: раззадорить тебя, а потом, когда ты весь разохочешься, одним махом и в ЗАГС.

— Куда?

— Не кудакай, дороги не будет, — быстро проговорила старушенция. — Ты же, кажись, по делам шёл?

— Кажись… — передразнил старуху Пашка. — С вами забыть можно и куда шёл, и откуда вышел.

— А ты слухай, что старые тебе говорят. С Ильиничной ухо востро держи. Ведьминское отродье никто замуж не берёт. Так что ты осторожней. Порченная она.

— Ильинична? — не понял Пашка.

— Да при чём здесь Ильнична?! — свела тонкие бровки к переносице соседка. — Внучка ейная!

— Ой, да ну вас! — Пашке надоело слушать бред.

— Постой-постой, — вмиг заюлила нежданная собеседница, — я тебе дорогу-то укажу. Дойдёшь до Матроны и повернёшь налево. А там метров двести и будет нашенская администрация. Тьфу, чтоб им пусто было. Опять запись на уголь потеряли. Пятый раз списки составляем. Сказали: ктой-то анадысь листы умыкнул. А кто мог умыкнуть? Не леший ведь? Сдались ему энти списки?! Вот ты им веришь?

Пашке надоело слушать, он махнул рукой и пошёл по дороге.

— А сельпо как раз напротив нашенской администрации, москвич! — крикнула ему старушенция в спину. — Ни с чем не спутаешь. Там двери: во! Новёхонькие.

Баринский даже оборачиваться не стал. Обкуренные они здесь все, что ли? То ведьма им, то леший. Пашка не мог понять: это вообще село или местная психушка, куда всех ненормальных свозят?

Студент был настолько зол, что даже не заметил, как следом за ним сквозь штакетник Ильиничны пролез общипанный петух и направился в ту же сторону.

****

Что такое сельпо Пашка не совсем понимал, а потому, когда увидел небольшое деревянное здание, выкрашенное в синий цвет, с крыльцом из трёх ступеней и вывеской «Продуктовый магазин», обрадовался. Хоть что-то из нормальной жизни. И пусть это что-то по размерам совсем не конкурировало с гипермаркетами, всё равно звучало привычней.

Баринский влетел по ступеням и открыл — о боги! — пластиковую дверь. На мгновение студенту показалось, что он попал в машину времени. Именно такие магазины были в восьмидесятые годы — со старыми витринами и товаром, разложенным на полках за спиной продавца. Когда-то давно дед любил показывать внуку старые короткометражные фильмы о жизни в Советском Союзе. Пашка ничего интересного в тех просмотрах не находил, а вот дед явно ностальгировал по той жизни.

Сделав шаг к витрине, Павел Баринский замер. Его взгляд упал на продавщицу. Однако ж… Кажись, жизнь перестала быть скучной и пресной и вновь заиграла яркими красками.

Женщина за прилавком была явно старше его, но Пашку это ничуть не смущало, а даже наоборот... Горячая волна прокатила по его сильному молодому телу. Кровь запульсировала сильнее. Тестостерон и эстроген были готовы вступить в бой.

Глава 5

Из магазина Баринский вылетел окрылённый и бодрым шагом направился в сторону своего временного пристанища.

— Эй, студент! — окликнул его Лексеич, про которого он совсем забыл. Пришлось останавливаться. — Дала?

— Чего? — не сразу понял Пашка и чуть не брякнул: нет, потому что думал совсем о другом.

— Ты за каким в сельпо приходил? — прищурился старик.

— Просто посмотреть, — безразлично пожал плечами Павел.

— А сказал: за пузырём, — обиженно произнёс Лексеич.

— Что, Агафья не дала самогону? — не выдержав, улыбнулся Баринский. Настроение у него заметно улучшилось в предчувствии завтрашней прогулки.

— Не дала, ведьма старая, — пробухтел старик. — Сказала, поутру приходить. А у меня с женщиной свиданьице. Вот ты бы взял выпить, студент?

— Возможно, — предположил Пашка.

— Самогона? — заинтересованно уставился на него дед.

— Ну нет, — не согласился Пашка. — Шампанское, скорее. Женщины больше по шампанскому.

— Не… — мечтательно произнёс старик, — моя другая. Ей бы рюмочку самогону или водочки…

-…или пива, — не выдержал Пашка.

— Не… — замотал головой Лексеич, — от пива она пердит.

Пашка с минуту молчал, переваривая сказанное, а потом его прорвало. Смеялся он долго. Смотрел на обиженное лицо старика и ржал, как конь. Даже слёзы на глазах выступили.

— Сколько стоит пол-литра самогона? — сжалился он над стариком. А то ведь помрёт от газовой атаки. И снова чуть пополам от смеха не согнулся.

— Двести рублёв всего, — обрадовался Лексеич. — Хватит ржать, будто моя Звездуля. Я те, паря, с пенсии усё отдам. Чес слово.

— Да ладно, Пётр Алексеич, не надо, — Пашка вытер слёзы на глазах. В конце концов, стендапер из Алексеича получился неплохой. Давно Баринский так не веселился. — Считайте, что я вам проезд оплатил.

— Вот спасибочки-то, — старик радостно схватил две купюры, что протянул ему Баринский. — А то как же… Азалия придёт, а выпить неча. Пойду я, студент. Мне ещё бутылочку надо успеть прикупить.

Пашка посмотрел вслед счастливому деду, резво потрусившему по улице, и направился домой.

Петух с местами выщипанными перьями последовал за ним следом, но Пашка его, естественно, не заметил.

****

Ночью Пашке снилась полногрудая красавица продавщица. Обнажённая. Он пытался дотянуться до неё руками, она смеялась и ускользала из его объятий. Проснулся Баринский ранним утром от этого всего возбуждённый. Сунув ноги в шлёпки, что были куплены для пляжа, и, надев широкие шорты, дабы скрыть следы ночного облома, он вышел на улицу. Тело требовало холодного душа. Дома Пашка так бы и сделал. Но здесь был не дом.

Утренний воздух был прохладен, чист и звенел от птичьих трелей. Пашка потянулся и рысцой побежал к рукомойнику. Набрав пригоршню ледяной воды, плеснул себе в лицо.

— Брр... — фыркнул он, словно конь. Это мало помогло, потому он, набрав вторую, плеснул на голую грудь, дабы унять восставшую плоть.

— Эй, студент! — услышал он резкий голос Ильиничны. — А ну, хватит воду расплёскивать зазря. — Хочешь охладиться, дуй давай к колодцу. Набери и лей сколько влезет.

— А где…

-…по дорожке на огород, — ткнула пальцем старуха. — Заодно ведро принеси в рукомойник, а то выплескал всё.

— Да я даже литра не использовал! — возмутился Пашка. — Ещё скажите, что у вас вода в рукомойнике по «тысьче».

— Ты вот дома коммуналку отдельно платишь? — прищурилась Ильинична.

Пашка на мгновение задумался. Он вообще понятия не имел, как её платят. За всё всегда платила мать. Баринский об этом даже не задумывался, но и сознаваться в этом он не хотел. Было такое чувство, что поймали его на чём-то постыдным.

— Отдельно, — брякнул Пашка, сообразив, что иначе старуха бы не спрашивала.

— А чой тогда удивляешься? Раз перерасход, плати отдельно, иль таскай.

— Тьфу… — сплюнул Пашка и, прихватив ведро, пошёл по натоптанной тропинке. Миновав деревья, выбрался на простор. Здесь ровными грядками по обе стороны от дорожки что-то росло. Наклонившись, студент сорвал какую-то травку, похожую на укроп, сунул в рот… Запах был странный, совсем не укропа, студент пожевал и выплюнул. — Гадость какая-то!

Колодец стоял в метрах пятидесяти. Пашка открыл крышку, заглянул в тёмное нутро. Где-то глубоко блестела вода. Ухнул туда ведро, что висело на цепи. Цепь, разматываясь, гремела, ворот крутился. Пашка с любопытством следил за происходящим. Потом раздался всплеск.

Студент схватился за ручку и принялся проворачивать. Вода в ведре оказалась кристально чистой, даже захотелось попробовать на вкус. Павел не удержался и сделал глоток, потом другой. Вкусно…

Пока Баринский, ходил, от своих ночных фантазий он немного отвлёкся. Обливаться холодной водой перехотелось. Перелив воду, он подхватил ведро и потопал назад. На подходе к веранде аппетитно пахло оладьями. У Пашки сразу заурчало в животе от голода. Чистый воздух давал о себе знать, есть хотелось, будь здоров!