Сумрачный ворон

Эллана

- Сигнал… отход! – Прорычала я сквозь зубы, каждое слово выплевывая с яростью. – Слышишь, Сокол? Сигналь Чертов отход!

- Но, генерал... - робко попытался возразить адъютант.

- Делай, что приказано, или здесь все станут кормом для мертвецов! Живо! Это – приказ! – ответила я, усиливая поток пламени, рвущегося из моих ладоней. Огненный шторм, вырвавшись на свободу, расходился широкой дугой, пожирая нежить вплоть до самого горизонта.

- А вы? – В его голосе звучала беспокойство.

- Под… трибунал… пойдешь… – прошипела я, с трудом разлепляя пересохшие губы.

- Есть под трибунал! – браво отрапортовал Сокол. – Но вас не брошу!

- Сигналь… отход… сволочь. Шкуру… спущу… – прорычала я, чувствуя, как жар опаляет лицо. Кожа горела, пот заливал глаза, но не успевал коснуться бровей, мгновенно испаряясь в адском пекле.

Спустя пару ударов сердца я услышала долгожданный трубный вой – сигнал к отступлению. Так уж распорядилась слепая Фортуна, что массированное вторжение нежити обрушилось именно на мой фланг. Из всех боевых магов, способных хоть что-то противопоставить этой мерзости, остались лишь мы: я – боевой генерал с позывным Сумрак, и мой верный адъютант Сокол. Остальные сильные маги были переброшены на правый фланг, а наш левый, вопреки всякой логике, остался практически без прикрытия. Вот закончится эта бойня… лично найду Ворона и собственноручно выдавлю из него всю дурь. Аналитик хренов… Пусть своей аналитикой себе жопу подтирает.

Да… Не повезло мальчишке. Едва разменяв пятый десяток, угодил в настоящую мясорубку. Мне же, отмерившей восемь сотен лет, к таким "сюрпризам" не привыкать. Дважды имперские целители вытаскивали меня из-за Грани. Я уже пожила свое.

Мои внуки гордятся своей боевой бабкой. Причем, "боевой" – в самом прямом смысле этого слова. Нас таких в Империи всего двое. Я – леди Эллана, дослужившаяся до генеральского звания, и леди Юонна, та недавно маршала получила. Хотя она и старше меня, тысячу лет разменяла недавно. Именно под ее началом когда-то и начиналась моя карьера.

- Отходят! – выдохнул парнишка, и лицо его стало белее полотна.

Я нарастила напор огня, вкладывая в него всю свою ярость. Резерв иссяк почти наполовину, но и нежить, надвигавшаяся черной лавиной, дрогнула.

Рядом с моим плечом встал Сокол. Он простер вперед руки и добавил огоньку.

- Уходи, Сокол, – прорычала я, сквозь зубы.

- Нет… хоть шкуру сдирайте… на кресло любимое… пустите… потом, – выдохнул он, каждое слово давалось с трудом.

Клубы черного дыма от сгорающей нежити взмывали в небо. Сколько битв за плечами, а к тошнотворному запаху гари так и не привыкла. В горле застрял ком.

- Генерал, – прохрипел парень, – для меня… была… великая честь… служить… под вашим… командованием!

- Рано… – усилила я огненный напор, – ты… нас… хоронить… собрался… – Мой резерв опасно истощался. Кисти рук онемели от боли. Чувствую ли я их еще вообще?

- Я… почти пуст, – донесся голос Сокола, еле слышно.

- Отойти! – приказала я.

- Но… – он стиснул зубы.

- Встань… за спиной… и поддержи. – Тяжелый вздох сорвался с губ. Отдышка душила, предвещая скорое истощение резерва до критической отметки. – В правом кармане флакон… Открой… и влей мне в рот!

Сокол безмолвно повиновался приказу. До дна осушив пузырек, я ощутила, как живительная волна на четверть восполнила мои иссякшие силы. Эликсир-накопитель… Два года я вымаливала его у императорского лекаря и по капле наполняла собственной энергией, зная, что наступит день, когда он станет моей последней надеждой.

-А теперь, поддержи… бабушку под рученьки, - съязвила я, чувствуя, как земля уходит из-под ног.

Так мы и стояли, связанные невидимыми нитями усталости и долга. Ноги отказывались держать, и без Сокола я бы давно превратилась в бесформенную груду пепла. Он, моя скала, мой адъютант, держал меня в своих огромных, натруженных руках. День уступил место ночи, но тьма не принесла облегчения. Адское зарево пожара превращало ночь в подобие дня, освещая поле брани, усеянное поверженной нежитью. Твари наступали уже не с прежним остервенением, лишь изредка пытаясь прорвать огненную завесу, которую я продолжала исторгать из себя. Резерв маны давно перешел критическую черту, грозящую неминуемой расплатой. Но прекратить атаку сейчас — означало отдать победу в лапы тварям, позволить им вновь восстать из пепла.

С первыми лучами солнца мой резерв иссяк до дна. Я, словно сломанная кукла, безвольно повисла на руках Сокола, ощущая, как жизнь медленно покидает меня.

- Вы всех выжгли, генерал! — донесся до меня радостный, словно колокольный звон, крик Сокола. Усталость запеленала сознание, и я провалилась в спасительную тьму.

- ... ете будет жить? - Чей-то приглушенный голос пробивался сквозь пелену беспамятства.

- Нет никаких сомнений! — отвечал другой, с оттенком подобострастия. - Ваша светлость.

Интересно, кто это меня уже собрался списывать со счетов? С усилием разомкнув веки, я увидела размытые очертания склонившихся надо мной фигур.

- Ворон… сх… хме… сволочь! - прохрипела я, чувствуя, как горло саднит от каждого слова. - Я встану только ради того, чтобы удавить тебя… кх… кх… - меня скрутил приступ кашля, и я почувствовала, как теплая кровь наполняет рот.

- Вам нельзя говорить! - затараторил армейский лекарь, возникший словно из ниоткуда. - Опасность миновала. Внутреннее кровотечение после стопроцентного выгорания дара удалось остановить чудом…

Дальше я его не слушала. Выгорание дара. Что ж, это означало пару лет тихого увядания в отставке, вдали от поля боя и политических интриг. Но хотя бы так… Я повернула голову направо и увидела Сокола, лежащего на соседней койке.

- Спит. Слишком сильно истощен. Почти полностью выгорел. Но дар восстановится, — ответил лекарь на мой немой вопрос.

Дни тянулись медленно, словно патока. Я постепенно приходила в себя, окрепла настолько, что могла самостоятельно садиться на кровати. В рамках подготовки к выписке меня перевели в отдельную палату, где я могла наслаждаться тишиной и покоем.

Елена

- Будешь знать, тварь ничтожная, как отказывать мужу в его праве! – выплюнул мужчина слова, полные злобы и омерзения.

Кулак разжался, и череп мой встретился с безжалостной твердостью каменного пола. Кажется, я снова потеряла сознание. И вновь, когда я пришла в себя, но помимо боли добавился еще и холод. Вот только я не могла сначала понять толи меня знобило, толи я действительно замерзла.

Попыталась открыть глаза. Не получилось. Собрав последние силы, подтянула колени к груди и перевернулась на живот. Опираясь на дрожащие руки, сдавленно застонала, поднимаясь. Выпрямилась. Меня повело, темнота окутывала меня. Судя по всему, за окном давно ночь. Странно, что меня не связали. Хмыкнула. Неужели меня выкупили? Слишком неправдоподобно.

Глаза постепенно привыкали к окружающей темноте, позволяя различить смутные контуры двери. Хромая, я направилась к выходу. Осторожно приоткрыв дверь, замерла, вслушиваясь в тишину. Ни звука. Прикрыв глаза, я машинально попыталась воззвать к своему дару. Напряглась… ничего. Снова напряглась… и снова пустота. С запоздалым осознанием пришло понимание: мой дар - выгорел. Теперь я обычный человек. Хм. Имея в наличии внуков - бабка в отставке...

Ну что ж, пойдем налево, как говорится, авось куда-нибудь да выйду. Стражи нигде не видно. Видимо, замок на этом этаже и в этой части пуст. Мой поход на лево закончился фиаско. Один поворот и я увидела закрытую дверь. Все попытки открыть ее не увенчались успехом. Вздохнув, развернулась и побрела обратно. Коридор, словно насмехаясь, вывел меня к еще одной двери, и, о чудо, она поддалась!

Осторожно приоткрыв ее, я заглянула внутрь. Комната была залита тусклым, мерцающим светом, пляшущим тенями на стенах от древних, едва живых светильников. Я такие видела в хранилище моего отца, когда играла там в детстве. Мда. Потихоньку превозмогая боль держась за стену, побрела вперед. Два поворота по коридору — и вот она, очередная дверь. За ней оказался просторный холл, где приглушенный свет не так больно бил по глазам, позволяя не думать о том, как бы снова не споткнуться и не упасть.

В центре холла величественно возвышалась деревянная лестница с резными перилами. Опершись на них, я начала подъем. В этот момент мой взгляд упал на правую ладонь.

Что это? Не может быть? Кожа на ладони из старой морщинистой превратилась в гладкую. Я поднесла обе ладони к глазам, пытаясь сквозь набухшие веки рассмотреть эту метаморфозу. Да, это не обман.

Кожа на руках стала гладкой и нежной, пальцы — тонкими и изящными, совсем не похожими на мои узловатые, покрытые мозолями руки воина. Я потерла подушечками пальцев друг о друга, ощущая отсутствие привычной шершавости. Исчезли даже характерные пупырышки, знак принадлежности к боевым магам. Не может быть!

Осторожно провела ладонями по телу. Под пальцами почти не ощущалось мышц. Стройные, но не натренированные бедра, чуть выпирающий животик, мягкие очертания ягодиц, совсем не те твердые, жилистые формы, к которым я привыкла. Хм...

Подняла руки выше. Грудь. У меня… есть… грудь… С одной стороны — восторг! Всю жизнь проведя в сражениях, я почти забыла о ее существовании, если не считать коротких периодов беременности и кормления. А теперь у меня полноценная, пусть и скромная, но женственная грудь!

Коснулась лица. Гладкая, нежная кожа, если не считать ссадин и кровоподтеков. А вот с травмами все плохо.

Веки горели, распухшие после удара, но, слава богам, зрение не пострадало. На скуле слева багровел наливающийся кровоподтек, предвещая уродливый цветок синяка. Справа – лишь ссадина, да губы расквашены в кровь. Повезло еще, зубы целы. На затылке набухала большая шишка. Левый бок ныл оглушительной болью. Прислушавшись к ощущениям, констатировала: ребра целы, но ушиб зверский, особенно слева. Живот изнывал от удара, тянущая боль пульсировала и отдавала в поясницу.

Но если я — это не я, то кто я? Кто та несчастная, в чьем теле я оказалась? Внезапно голову пронзила острая, нестерпимая боль, словно раскаленный стержень вонзился в мозг. Я присела на ступеньки, пытаясь удержать равновесие. Перед глазами замелькали обрывки чужих воспоминаний.

- Елена, дочка, - произнес отец, откладывая газету.

Он сидел за столом в своем кабинете и пил утренний кофе.

- Слушаю, папенька, - ответила я, благоговейно внимая его словам.

Мой отец, герцог Корвус, внимательно меня оглядел.

- Через две недели состоится твоя официальная помолвка с Маркусом, сыном герцога Рейпса.

- Но… я его совсем не знаю… - пролепетала Елена.

- Пустяки. Мы с его отцом договорились и подписали все соответствующие документы, когда тебе исполнилось три года. - пресек все возражения отец.

Настоящая Елена сглотнула ком в горле. Ее обуревали противоречивые чувства. С одной стороны — предвкушение: она выйдет замуж, у нее будут дети! С другой — страх. Редко договорные браки бывают счастливыми. Исключением из правил были ее родители.

На помолвке вместо жениха присутствовал лишь его отец, что, впрочем, не вызывало удивления, ведь брак был скреплен не любовью, а договором. До свадьбы оставалось полгода – шесть долгих месяцев неизвестности.

Елена не посещала балы. Их жизнь текла тихо и уединенно в поместье. Отец пару раз в месяц на несколько дней отлучался в Убрслабс - третий по величине город империи, где решал какие-то свои дела.

Вот Елена идет к алтарю и держит под руку своего отца. Вот она видит будущего мужа у алтаря....

Ужас. Паника. Шок.

И когда отец, передал руку дочери этому человеку, до меня дошла причина ее отчаяния.

Жених едва доставал ей макушкой до груди. Она впервые увидела его лицо только сейчас: худощавый, с тонкими чертами лица, по-своему даже красивый. Возможно, она смогла бы смириться с его внешностью, но взгляд… В глазах его плескалась жестокость и злость, от которой кровь стыла в жилах.

Первая ночь в новом теле

Сосчитав про себя до десяти, я резко поднялась. Голова слегка закружилась, но я удержала равновесие. Развернувшись, направилась наверх. Снова коридор. Воспоминания услужливо подсказали, что это боковой коридор для слуг. Кажется, Елена как раз искала здесь экономку, чтобы отдать ей какие-то распоряжения, когда ее сначала толкнули с лестницы. Но девушка удержалась, избежав падения, вцепилась в перила, а затем…

Ладно. С меня достаточно информации о бывшей хозяйке этого тела. Хм. Напрягла память и вспомнила путь до покоев Елены.

Стараясь ступать бесшумно, я двигалась с возросшей уверенностью. Полумрак отступал под натиском мягкого света, льющегося из светильников. Два поворота – и вот она, лестница. Поднявшись на этаж, оказавшись в коридоре господ, я свернула налево и, отсчитав четыре двери, замерла у своей.

два переступив порог, я услышала надрывный крик младенца, разрывающий тишину. Неужели у девочки нет няньки? Бесшумно скользнув, я пересекла видимо какую-то общую комнату. Разглядывать ее не стала. Завтра осмотрюсь как следует. спальне, в кресле, погруженная в чтение, сидела нянька. А в колыбели, задыхаясь от плача, билась дочка Елены. Не раздумывая, я схватила нерадивую девицу сзади за шею и, сдавив, прошипела:

- Вот как ты смотришь за ребенком! – мой голос, не повышенный, звенел зловещей угрозой.

Девица попыталась встать.

- Только дернись еще, я тебе мигом шею сверну. – Чтобы слова не казались пустыми, я сжала пальцы, но хватка вышла цепкой, но неуклюжей. Нежные пальцы, не привыкшие к подобному, заныли от боли.

- Почему ты здесь, а моя дочь надрывается там? – прорычала я, с трудом сдерживая гнев.

- По-о-ре-ве-т и у-с-п-о-к-о-и-т-ся… – пролепетала девица, заикаясь от страха. Но надо отдать ей должное, она очень быстро пришла в себя. Видимо изначально приняла Елену, в теле которой находилась я за кого-то другого.

- Сейчас ты у меня успокоишься. – Собрав всю свою ярость в кулак, я рывком подняла девицу и поволокла ее к выходу из покоев.

- Я пожалуюсь его светлости! – взвизгнула она, пытаясь вырваться. – Я действую с его позволения!

- Давай! — Просипела я, чувствуя, как в пересохшем горле скребет песок. - Рискни. Думаю, он доходчиво объяснит тебе, что по таким пустякам его лучше не беспокоить.

Судя по тому, как поубавилось спеси у няньки, я попала в точку. Вышвырнув ее за дверь, я захлопнула створки и, окинув взглядом гостиную, подбежала к камину и схватила кочергу, скромно лежавшую рядом с ним. Ею-то и зафиксировала тяжелые дубовые двери. Мне нужна передышка. Я понимала, что навряд ли кто-то сунется ко мне ночью, но во избежание ночных сюрпризов перестраховалась. Ребенок продолжал плакать.

Взгляд скользнул по комнате, выискивая предательские проходы. Больше дверей нет. Уже легче. Рывком метнулась в спальню. Распахнула неприметную дверцу – слава богам, ванная комната.

Бросилась к малышке. Осторожно извлекла ее из колыбели и сразу почувствовала резкий запах грязных пеленок. Быстро распеленав, закутала Энни в первое, что попало под руку - в теперь уже свой халат, лежавший у изножья кровати. Рухнув в кресло, с яростью рванула завязки на платье – развязать их сейчас у меня просто не хватило бы сил и терпения. Приложила малышку к груди. Энни тут же урча прильнула, жадно зачмокав. Острая боль пронзила еще непривыкшую кормлению грудь. Пока малышка ела, я лихорадочно прикидывала варианты, как пережить завтрашний день.

На столике у кровати поблескивал гранями графин с водой. Уже хорошо. Память Елены подсказала, что девушка делала запасы сухарей и хлеба, когда муженек находился в замке, дабы не попадаться ему на глаза. Но и это увы не помогало. В итоге Елена перестала прятать еду.

Но, видно, слуги оказались беспечны. В недрах шкафа, на самой верхней полке, хранился заветный мешок с сухарями. Улыбка коснулась моих губ. Малышка, утомленная истерикой, уснула на груди, так и не утолив голод. Легонько потревожив ее дрему, я предложила вторую грудь и услышала уже не столь жадное, притихшее почмокивание.

Энни заснула, и я бережно перенесла её в самое сердце своей кровати, окружив ее подушками во избежание падения.

Выудив мокрые пелёнки из колыбели, я поспешила в ванную, где меня ждало настоящее чудо – водопровод. Почти, как в моем мире.

Вода текла едва тёплая, но и это казалось несказанной роскошью.

- Ну что, Сумрак, – прошептала я сама себе, – вспомним походную юность, когда приходилось самой стирать свои немудрёные пожитки.

С этими словами, я скинула неудобное платье и, оставшись в одной исподнице, принялась, тихо постанывая, за стирку. Откуда только брались силы? После пережитых побоев тело молило об отдыхе, но мысль о спящей в соседней комнате крохе, чья жизнь всецело зависела от меня, словно вливала новую энергию в каждую клеточку. Это слабое тело, казалось, обрело второе дыхание.

Сполоснув наружные пеленки, я развесила их где только смогла, а вот с той, что была запачкана всерьёз, пришлось повозиться. Хм... Почему этой малышке не делали тряпичные подгузники? Неужели служанок и здесь не считают за людей? Была в моем мире такая прискорбная деталь. Или, может, существовали какие-то артефакты, облегчающие стирку белья?

Закончив с пеленками, я бросила взгляд на платье, валявшееся у ног. Унылая тряпка. Подол изорван в клочья, темные пятна крови расползлись по ткани.

Лишь сейчас я почувствовала, как по ногам струится тепло. В спешке залезла в ванну, кое-как обмылась и, не найдя ничего другого, промокнула тело все тем же многострадальным платьем. Оставив его бесформенной кучей на полу, нагая, зябко поеживаясь, побрела в комнату.

У шкафа, перебирая многочисленные нижние сорочки, я наткнулась на панталоны. Не припомнив ничего более подходящего и не желая утруждать память Елены, скрутила вторую пару в плотный валик и проложила между ног. Хотя бы простыни не испорчу. Накинув свежую ночную рубашку, я осторожно прилегла рядом с Энни. Истерзанное тело мгновенно утонуло в спасительной бездне сна.

Побег

Как же не выдать себя? Я закусила нижнюю губу. Хмыкнула. Рефлекс тела бывшей хозяйки на мыслительный процесс сохранился. Надеюсь, в конюшне инстинкт самосохранения не заставит меня с визгом удирать от лошадей, иначе мои планы вырваться от сюда рухнут в одно мгновение.

Как же вызвать служанку? Думай, Сумрак, думай! Окинув спальню быстрым взглядом, я прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. Здесь непременно должен быть какой-то способ оповестить прислугу. Но где же он? По логике вещей, устройство должно быть в удобном и доступном месте. Еще раз просканировав комнату, я остановила взгляд на изящной вертикальной ленте с колечком на конце, свисающей у стены. Кажется, это то, что нужно! Подойдя к ленте, я несколько раз дернула за нее, и затаила дыхание, ожидая. Вскоре в дверь моей гостиной раздался тихий стук.

Я неслышно подошла к двери и, прижавшись ухом к холодной створке, прошептала:

- Кто?

- Мия, ваша светлость.

- Ты одна? - На всякий случай уточнила я, прекрасно понимая, что правда вряд ли прозвучит.

- Да, ваша светлость, - ответила девушка.

В этот раз в ее голосе не было ни тени напряжения. Вынув кочергу, служившую задвижкой, я осторожно приоткрыла дверь.

Девушка стояла на пороге, смиренно сжав руки по бокам белоснежного, накрахмаленного передника. Глаза ее были устремлены в пол.

- Входи. - Наконец сообразила я, почему она мнется на пороге. - Я хочу прогуляться с дочерью. Думаю, длительная прогулка на свежем воздухе нам пойдет на пользу. Распорядись приготовить мне корзинку, как обычно.

Я не стала вдаваться в подробности, хотя память услужливо напомнила, что корзинка была невелика и наполнялась лишь скудным количеством фруктов.

– Я не буду завтракать. Сама понимаешь, – на всякий случай сделала акцент, бросив взгляд на служанку. Боялась, что по приказу мужа в еду или питье подмешают что-нибудь дурманящее.

Служанка кивнула, а я продолжила:

- Еще мне необходим плед и несколько пеленок. Не хочу возвращаться с полпути, если дочка испачкает их.

Если Мия и удивилась, то виду не подала. Чтобы развеять ее настороженность, я добавила:

– Помоги мне одеться.

Звать служанку с собой на прогулку я не посчитала нужным. Наверняка найдется кто-нибудь, кто последует за мной в качестве сопровождения.

Подойдя к шкафу, Мия принялась перебирать мои наряды. Я выбрала относительно просторное платье. Широкая юбка позволит без стеснения сидеть в мужском седле.

- Корсет сегодня не надену, - посетовала я, морщась, когда Мия взяла в руки этот женский атрибут.

Название элемента гардероба само сорвалось с моих губ, прежде чем я сообразила.

- И подъюбник не затягивай туго, – велела я девушке, – тело ноет после вчерашнего. И для убедительности добавила жалобный стон, хотя могла бы и обойтись без этой дешевой театральности.

- Ступай. Малышку запеленаю сама.

Служанка слегка присела в поклоне и, бесшумно прикрыв дверь, исчезла. Я же, словно подгоняемая невидимой пружиной, метнулась к шкафу и, выудив из недр бельевого ящика длинные зимние панталончики, мигом натянула их на себя.

Затем достала мешок с сухарями и, осторожно распихав несколько штук по потайным карманам подъюбника, с удовлетворением отметила, что его объем вполне позволяет скрыть мою контрабанду. Несколько пеленок заткнула за пояс.

Просторное платье Елены и чрезмерная болезненная худоба нового сыграли мне на руку. Сделав подобие тряпичного треугольника из пеленок, обмотала им попку Энни и, запеленав ее, осторожно взяла на руки. Осушила графин несколькими жадными глотками.

В дверь вновь постучали. Подойдя, распахнула створку. На пороге стояла Мия.

Накинула на плечи платок, подаренный Елене матушкой на прошлые именины, и молча шагнула за порог и осторожно передала малышку девушке.

Всю дорогу до холла меня грызла тревога: не сбежит ли моя личная служанка с дочерью по приказу Маркуса? Но видимо или он не подумал об этом из-за моего вчерашнего состояния и характера истинной хозяйки этого тела, или он не на столько сволочь. Но скорее всего был первый вариант.

В просторном холле нас уже ждала служанка с корзинкой и пледом. Спустившись, я забрала Энни у Мии и направилась к выходу, расположенному в противоположной стороне холла. Бросив мимолетный взгляд на убранство, я отметила про себя, что лепнина и декор на стенах, хоть и излишне вычурные на мой вкус, выполнены изящно и со вкусом. То же касалось и узорчатой тканевой обивки стен.

Служанка с неприметной внешностью тенью скользила за мной словно тень.

Я в который раз мысленно поблагодарила Елену и ее отменную память, выручившую меня снова. Спускаясь с крыльца, я лихорадочно перебирала воспоминания, пытаясь отыскать поблизости от конюшен хоть какой-нибудь укромный пруд или живописную лужайку, чтобы не вызвать подозрений у служанки. И о чудо, такое место нашлось!

Елена частенько уединялась там после побоев от мужа. Видимо, мечтала вырваться, но не решалась. Не замедляя шага, я направилась к излюбленному месту герцогини. Взору открылся тихий небольшой пруд, а неподалеку – увитая плющом и кустарниками с бордовой листвой закрытая беседка.

Кивнув служанке, я проследовала к беседке. Та что-то недовольно пробормотала себе под нос и шмякнула на траву корзинку с фруктами, даже не взглянув, как та опрокинулась, и яблоки рассыпались по траве. Девица, причитая, принялась расстилать плед. Я едва сдержалась, чтобы не отчитать нахалку, но вовремя вспомнила характер Елены.

- Тимми, Тимми, – услышали мы детский крик, и вскоре к нам подбежала девочка лет десяти. – Тебя госпожа Артемиса зовет. – Обратилась девочка к служанке.

- Сейчас, - ответила Тимми девочке, и когда та развернулась и убежала прочь обратилась уже ко мне:

- Сейчас, – ответила Тимми девочке, и когда та убежала, обратилась уже ко мне: – Вот, вашество, – буркнула девица, – сидите себе здесь. Вечером за вами приду. Раньше не получится, я ведь приставлена к леди Артемисе лично его светлостью. – После она сунула руку в карман своего объемного платья, достала небольшой бутыль с молоком и сверток, завернутый в тряпицу, и положила на плед. – Это вам повар велел положить. Дитенка ведь травой нельзя пичкать. А откуда у вас в грудях молоко-то с травы будет! И молочко вам надо. А то ведь с утра и крошки не ели.