1.Обычная неудачница.

1.Обычная неудачница.

Стоит признаться хотя бы самой себе: я неудачница. Самая обычная неудачница! Мне почти во всем не везет. И сейчас я заблудилась. Но заблудиться в лесу не стыдно. Даже опытным грибникам или охотникам приходилось плутать в незнакомом лесу, искать ориентиры, как-то выживать. Но я же умудрилась заблудиться в обычном парке. В не самом большом и густом городском парке, где часто гуляют дети даже без присмотра родителей. А я сейчас и тропинки или скамейки не могла отыскать, чтоб посидеть и отдохнуть. И, кажется, ходила кругами, потому что этот парк, в котором я бывала нередко, все-таки, не мог так сильно разрастись.

Зачем я решила срезать путь до троллейбусной остановки?

У меня даже деньги на такси были, но я решила сэкономить.

И меня сегодня только чудом не уволили. Не то чтобы мне очень нравится работать нянечкой в детском садике, но в восемнадцать лет сидеть на шее мамы уже некрасиво. Приходится держаться хоть за какую-то работу.

В тишине, которую нарушали только шелест листвы и пение птиц, раздались подозрительное конское ржание и женские голоса. Я поспешила в сторону этих звуков. Я не привередливая, согласна быть спасённой и бабками, и конем.

От спешки даже споткнувшись несколько раз, я продолжила бежать в сторону разносившихся по парку звуков, что на моих высоких каблуках оказалось совсем не просто. А потом я скинула свои туфли и взяла их в ту же руку, в которой держала свой модный клатч. А вторую руку оставила свободной, чтоб отмахиваться от комаров. И я снова понеслась на звуки голосов, хозяйки которых могли бы мне помочь выбраться из этого бесконечного или заколдованного парка.

Наконец, я увидела слегка утоптанную тропу. Согнувшись от сильной острой боли в боку, я смотрела на худого коня, запряженного в телегу. А в телеге прямо на твердых досках сидели старушка и девушка. Обе наряженные, как в фильмах, в странные платья, сшитые из ткани, даже с виду грубой и немодной. Даже на головы надели старомодные платки. В парке современного города смотрелись они немного неуместно.

Я с любовью провела ладонью по своему брючному льняному костюму глубокого коричневого цвета. Этот элегантный костюм я купила через приложение в интернете по очень хорошей скидке. И в нем всегда ловила на себе заинтересованные взгляды окружающих. Мне очень шли широкие брюки с пиджаком до бедер, и ещё я подобрала под него бежевый топ. Пока воспоминания отвлекли меня от ситуации, в которой я оказалась по собственной глупости, телега, от которой меня скрывали густые кусты, тронулась в путь. Это было немного неожиданно.

Ведь я решила, что люди не могут уехать, бросив меня здесь. Только через несколько мгновений вспомнила, что я, все же, скрыта зеленью. То, что я видела телегу, еще не значит, что женщины, сидевшие в ней, заметили меня. Выйдя из-за кустов, я крикнула вслед удаляющейся телеге. И руками помахала. Но женщины на меня даже не оглянулись.

- Девушки! Я здесь! Подождите меня! – Я, размахивая руками, как мельница, побежала им вслед. Бегать по не гладкой дороге в одних, уже порванных, капроновых колготках было больно, неудобно и медленно. А мне еще и туфли с сумочкой мешали. И я, в порыве спастись любой ценой, закинула все, что мне мешало, в кусты и начала набирать скорость. Когда я, наконец, догнала телегу и ухватилась за нее, мне ещё долго пришлось бежать, потому что сидевшая в ней мерзкая старушка не останавливала коня. Если бы он не был таким дохлым, она бы, точно, попыталась пустить его в бег.

Когда телега, наконец-таки, остановилась, старушка плюнула в мою сторону. Ей повезло, что она не попала, сдачи бы я ей дать смогла. Где это видано, чтобы просто так плевали в незнакомых людей?!

- Срамница! - Ещё и обозвал она меня. Хотя выглядела я очень скромно. Ни в шортах, ни в мини юбке, не в прозрачной одежде. Но пиджак я, все же, застегнула, чтобы мой оголенный живот вредную старушку не смущал.

Я, приветливо улыбаясь, с уважением, чтобы вредная бабка не бросила меня в парке, сказала:

- Доброго вам дня. Я заблудилась. Подвезите меня, пожалуйста, куда-нибудь.- У меня даже челюсть свело от моей вежливости.

Старушка вместо ответа снова меня обругала:

- Срам! Стыд! Гулящая!

Я, конечно, не носила на голове огромные платки, как эти две особы, но гулящей меня называть никто не мог. У меня только один парень и был за все мои восемнадцать с небольшим хвостиком лет!

- Не стоит оскорблять людей, даже ничего о них не зная! - Вздернув подбородок, сказала я старушке. Хорошо бы ещё гордо развернувшись уйти прочь, но куда я пойду без потерянной обуви и сумки? И сейчас уже начали сгущаться сумерки.

- Ишь, как мудрено говорит! - Воскликнула старушка. - Аристократова подстилка? Выбросили тебя?

Я зависла. И просто, чтоб заполнить давящую на мои нервы тишину, спросила:

- Почему "аристократова подстилка"? Я невеста. Почти.

- Невеста? Почти, говоришь? - Хитро прищурившись спросила неприятная особа, от которой сейчас зависело мое спасение. И улыбка ее беззубая была издевательской. - А жених-то где? Женихи суженых своих в лесу не бросают. И в срамном одеянии на людях показываться не дозволяют. И косы их под корень не стригут! - Она ещё своим костлявым пальцем в меня ткнула.

Прическа у меня была модной. Я только неделю назад у хорошего парикмахера стриглась. И у меня сейчас было идеальное каре, подчёркивающее овал моего лица и выразительные глаза. Мне все говорили, что с моими черными волосами и карими глазами выгляжу я очень эффектно.

- Бесстыдница! Гулящая! Позор матери, скормившей тебя! Позор отцу, чье семя породило тебя! - Все более злобно, смакуя каждое слово, сварливо гнусавила старуха.

А я поняла, что она просто больная! На всю голову! Даже девчонка, что сидела в телеге держалась от нее подальше. Поэтому я решила больше не спорить и даже не пытаться отстаивать свое честное имя. Сейчас для меня важнее было выбраться из этого бесконечного парка. А там уже на прощание я выскажу все, что об этой благочестивой старушке думаю. И, конечно, поблагодарю ее за помощь.

2. В Обители Благочестия.

2. В Обители Благочестия.

А рано утром, когда ещё не рассвело, я убедилась в том, что я далеко не такая глупая, как обо мне думали мама и мой старший брат.

Нас с Лэлой грубо подняли с пола. И чуть ли не в лица нам побросали широкие платья из материала больше напоминающего мешковину. Когда мы их натянули прямо на нашу одежду, монахиня, которая стояла к нам спиной, развернулась и посмотрела на нас.

- Вы сейчас надели рясы. Позже вам сошьют и выдадут подрясники, тогда вы избавитесь от своей мирской одежды. – Сурово начала она.

Потом она попросила наклониться Лэлу и одела ей на голову маленькую плоскую и круглую шапочку. Она закрывала девчонке макушку головы от середины лба до затылка.

- Это тафья, - мне монахиня ее одевать не стала, а только вложила в мою руку. – Надевая эту шапочку следите, чтобы она закрывала ровно середину лба.

Потом она развернула большие серые платки. Один передала Лэле, а второй одела на меня. Она показала, как, держа его весу, сложить платок треугольником по диагонали. Накинуть его на верх головы и застегнуть под подбородком специальной булавкой. Не знаю, как я выглядела в широкой рясе шапочке и платке, закрывающим даже тело до самого пояса, но чувствовала я себя монашкой. Окинув нас довольным взглядом и напомнив, что волосы необходимо закрывать полностью, до единой волосинки, она велела следовать за собой.

И повела нас молиться в Храм. Я по дороге чуть несколько раз не упала из-за заплетающегося в ногах подола рясы.

Храм Единого Бога находился в отдельном строении. Это было огромное просторное помещение, где необходимо была все время молитвы стоять или сидеть, опустившись на колени. Я решила все время молитвы провести стоя, но вскоре, почувствовав усталость, опустилась на колени. Тем более пол здесь был чистый, из гладких деревянных досок.

Молитвы поочередно читали монахини. Они обращались к Богу за помощью лично для себя, своих родственников, страны, бедных и обездоленных…

А у меня от долгого сидения на коленях в холодном помещении уже все тело била дрожь. И ноги сковало судорогой, когда нам, наконец, позволили закончить молитву.

Двор монастыря был совсем не современный, без асфальта и без освещения. Где-то на краю сознания у меня мелькнула мысль, что это может быт подстроенный розыгрыш. Но здесь кругом было слишком много навоза и куриного помета. Такими реалистичными розыгрыши никто не делает, по-моему.

Потом нас отвели в полуподвальное помещение с очень низким потолком и, толкнув в плечо, заставили сесть за длинные деревянные столы. И были они какими-то липкими, сальными. И прямо на этот стол бросили по кусочку грубой, до конца не пропекшейся, лепешки и поставили в глиняных чашках ещё теплое молоко. Лепешку я побоялась съесть, ведь от сырого теста заводятся глисты, мама всегда это повторяла. А молоко не было пастеризованный, его, оказывается, даже не кипятили. А если пить парное молоко, то проще простого подхватить какую-нибудь кишечную палочку. Я, вообще, боялась здесь завтракать. Поэтому со стола я поднялась голодной. И никто даже не уговаривал меня поесть.

Наша с Лэлой безмолвная провожатая провела нас на второй этаж и, оставив ждать у низкой деревянной дверцы, сама прошла в помещение.

- Надо было поесть, - проговорила наклонившись ко мне Лэла. И спросила. - Тебе тошнит?

Я покачала головой:

- Лэла, мне в туалет хочется. Не знаешь, где здесь уборная?

- Туалет должен во дворе быть. Но нас туда не пустят.

- Почему? - Почти простонала я.

Я не поняла, неужели так принято издеваться над несчастными грешницами в этом монастыре?

- Настоятельница хочет с нами говорить, - важно ответила Лэла.

- А после того, как мы нужду справим, с нами уже говорить нельзя? Это было бы очень странно.

Лэла только молча смотрела на меня.

- Может, пропуск в туалет сама настоятельница выдает? - Задала я следующий вопрос.

Лэла только хихикнула.

- А, я поняла, - подолжила я играть в угадайки, - думая о недоступном удобстве, мы скорее согласимся на условия проживания в этом месте. Так?

Лэла, закрыв широкую улыбку на лице ладонью, покачала головой.

- Тогда остаётся только одно предположение: это своеобразная пытка.

И Лэла, шумно выдохнув, прошептала:

- Прости нас, Господи. Мы с тобой великие грешницы, Лиса.

Я и сама знала, что я не ангел, но вот звание "великой грешницы" я не заслужила. Наша немая провожатая вышла и, махнув рукой, пригласила нас пройти в комнату. Конечно, мы с Лэлой даже не подумали не соглашаться с немой монахиней и прошли в эту комнату, хотя мне очень сильно, почти нестерпимо, хотелось на воздух.

Комната, в которую я вошла вслед за Лэлой, была очень маленькой и неуютной. Помимо стола, занимающего большую его часть, у стены комнаты, напротив узкого окна, стоял шкаф, заставленный разными книгами.

А возле также заваленного книжками, тетрадями и свитками стола стояла женщина средних лет и пристально смотрела на нас.

Лэла первой поприветствовала местную главу. Я же повторила вслед за ней.

- Чистого вам света.

- И вам чистоты и света, дети мои, - не улыбнувшись в ответ, проговорила настоятельница этой Обители.

Ответив на приветствие, она села и сложив ладони перед собой уставилась на нас. Я пыталась понять, она играет роль хорошего или плохого полицейского. Вроде не кричала и бить не грозилась, но чувствовали мы с Лэлой себя явно неуютно.

- Дети мои, наконец, нарушила она тягостное молчание, - вы грешны. Ваш грех не сможет даже вся океанская вода. Вы можете искренними молитвами и лишениями искупить сотворенное, и так получить шанс на искупление.

Лэла, разрыдавшись, упала на колени. А я подняла руку, как в школе, чтобы задать настоятельнице вопрос?

- Дитя? – Посмотрела настоятельница прямо на меня, сурово сдвинув густые брови.

Я состроила жалостливое выражение лица, которое меня всегда выручало, и рассказала очень вежливо, что мне нужно срочно-срочно посетить дамскую комнату.

3. Восемь месяцев в Обители.

3. Восемь месяцев в Обители.

- Лиса! - Я уже давно перестала исправлять обитателей монастыря, и отзывалась на свое измененное имя. Даже немного радовалась, что ударение все ставили на первый слог. Так мое имя было просто усеченным, а не напоминало остромордую лисицу.

- Лиса, настоятельница тебя зовет. - Громко, на весь сад провозгласила Лэла. Она уже физически оправилась после родов. И даже перестала каждый день оплакивать свое мертворожденное дитя. Настоятельница сказала, что ребенок будет ждать ее в раю и Лэла, чтоб встретиться с ним, должна быть праведной и благочестивой.

Я с огромным трудом разогнула уже задеревеневшую спину. И, вытянув руки к небу, с непередаваемым удовольствием потянулась. Даже крякнула от усердия, вызвав смех Лэлы.

И сразу направилась в сторону здания обители. Я уже давно перестала смывать с рук каждую пылинку, и сейчас, проработав в огороде несколько часов, только отряхнула ладони от земли и травинок ударом друг о друга и вприпрыжку поспешила в кабинет настоятельницы.

- Лиса, иди спокойнее! - Крикнула мне одна монахиня. - Снова шишку набьешь или ногу подвернешь.

В длинной рясе я спотыкались часто. Поэтому подняла ее чуть выше колен и запрыгала по ступеням намного веселее.

- Бесстыжая, ноги свои прикрой! Срамота! – С другой стороны крикнула мне еще одна монахиня.

- Я вас не стесняюсь, сестра! – Ответила я, как всегда делала в таких случаях. Раньше меня за такое наказывали часовыми стояниями на коленях, а сейчас только рассмеялись.

Я продолжала быстро подниматься по лестнице.

- Лиса, держи перила, упадешь со ступеней ещё раз, больше тебя от работы никто не освободит. - Ещё одна сестра крикнула мне в спину..

Ей я, обернувшись, просто показала язык. Я не так и часто здесь падала, и от работы меня освобождали только символически. Вместо обрезки деревьев в саду поручили перебирать крупу к обеду. А на всю обитель там этой крупы было целое ведро. Если не больше.

Сворачивая с лестницы в нужную сторону коридора, я случайно сбила монахиню, сестру Анну:

- Ой, прости, - ее я сбивала в первый раз, так что сильно обидеться она не должна была.

Сестра и не обиделась слишком сильно. Она укоризненно покачала головой и окинула меня пристальным взглядом. Отругать меня за мою поспешность и невнимательность она не могла, просто потому, что уже неделю хранила безмолвие. Но у сестры Анны был дар: у нее получалось устыдить меня одним только взглядом. Потом, шлепнув меня по рукам, сестра заставила выпустить сжатую в кулаках ткань рясы, и ноги мои снова были скрыты. Затем монахиня ткнула меня пальцем в лоб, и мне пришлось подравнять платок и спрятать несколько выбившихся волосинок.

Кивнув мне, но совсем не одобрительно, монахиня развернула меня спиной к себе и шлепнула ниже спины. И со всех сторон раздались одобрительные возгласы:

- Так ей и надо!

- Сестра Анна, и за меня ее шлепни. Да посильнее!

- Лиса давно заслужила!

- Скачет, аки горная коза, всех с пути сшибает.

Я развернулась к сестре Анне и, обиженно сжав губы, захлопала ресницами. Били меня, конечно, не в серьез и совсем не больно, да и все остальные монахини не были злобными провокаторами.

Сестра Анна, выслушав все прилетевшие ей советы и пожелания, снова посмотрела на меня и виновато пожала плечами. А я погромче всхлипнула, чтоб услышали как можно больше сестер.

- Лиса и вправду плачет?

- Сестра Анна, по что девоньку обидела?

- Лисонька, не реви!

От прилетевших мне слов поддержки мои губы невольно расплылась в довольной улыбке. А сестра Анна снова укоризненно покачала головой, но протянув руки, обняла меня и погладила по затылку. А потом очень меня удивила, чмокнув в щеку.

Потом монахиня обошла меня и стала спускаться по лестнице, а я снова заскакала в сторону кабинета настоятельницы. И летящие мне в спину реплики монахинь меня уже только подстегивали. Появилось чувство, что меня ждут крутые измения в жизни.

Я тихо постучала в дверь и слегка ее приоткрыла. Но вошла только после того, как настоятельница сама мне позволила переступить порог ее кабинета.

В маленькой комнате, более чем наполовину занятой столом, помимо самой настоятельницы, меня ждали ещё два человека. Сухой старик в темном сюртуке стоял незаметно у самой двери. А эффектная полноватая женщина средних лет сидела на стуле. Хоть одета она была в чёрное неброское закрытое платье, это женщина, безусловно, была очень богата. Сама ткань ее одежды буквально кричала, какая она удобная, нежная и, поэтому, очень дорогая. На женщине была надета также шляпка с вуалью, и я завистливо вздохнула. Этот кусочек шифона ее вуали стоил, наверняка, дороже всего моего мешковатого платья.

- Это она? - После моего неуклюжего поклона спросила гостья у настоятельницы.

С кивком настоятельница проговорила:

- Она самая, графиня. Ее зовут Алиса. Она сирота и находится здесь, замаливая свой грех.

- Выглядит она старше девятнадцати лет. - Вообще-то, полных девятнадцати лет мне ещё не было. Но я не стала делать замечание богатой гостье. Я в этом монастыре стала очень терпимой к чужим ошибках.

А гостья, между тем, смотря в мою сторону, продолжала говорить с настоятельницей нашей обители.

- Может, ей уже тридцать? И еще эта послушница невзрачная. Хотя чего ещё можно ждать от внешности простолюдинки?

В монастыре нам говорили, что ущербных, увечных и обделенных Божьей искрой людей необходимо жалеть, чтобы Господь не наказал нас таким же недугом. Только поэтому я не стала возмущаться и отвечать на слова гостьи. Но сохранить на своем лице лёгкую ироничную улыбку у меня получилось с огромным трудом.

Важная дама отодвинула с лица вуаль, чтобы лучше меня разглядеть. И я увидела, как она сморщила свой увлажнённый, скорее всего, дорогими кремами и покрытый тонким слоем пудры, носик.

Вообще-то, некрасиво о присутствующем человеке говорить в третьем лице и при этом критиковать его возраст. Посмотрела бы я, как выглядит эта тетка при местном питании и постоянной работе. А добавлять девушке лишние года жизни просто вверх невоспитанности. Но я хранила безмолвие. Настоятельница часто повторяла, что молчание заметно меня красит, и не создаёт дополнительных проблем.

4. Дорога до графского замка.

4. Дорога до графского замка.

На следующий день мы с настоятельницей выехали из обители очень рано, ещё затемно. И, тем не менее, нас вышли провожать почти все обитатели монастыря. Они нестройным хором желали нам доброго пути, удачной поездки и скорого возвращения. Многие монахини, которые часто меня ругали и закатывали в бессилии глаза от моих промахов, сейчас обнимали меня со слезами на глазах и просили быстрее вернуться домой. Домой? Я никогда не считала эту обитель своим домом. Но до тех пор, пока я найду способ вернуться в свой настоящий дом, мне, конечно, лучше оставаться здесь. Рядом с людьми, которые уже смирились с моими недостатками и с улыбкой стали относиться к моим причудам.

- Лиса, ты для меня как младшая сестренка, - рыдая, обнимала меня Лэла, - Не бросай меня! Возвращайся быстрее.

- Конечно, вернусь, - расчувствовалась и я, - как можно скорее. И, вообще, я старше тебя, так что, скорее, это ты моя младшая сестренка.

Наконец, настоятельница поднялась в карету, и я последовала за ней. И начался наш путь к замку графов Хартман. Настроение у меня медленно, но неумолимо тянулось вверх. Я впервые за восемь месяцев покинула монастырь. И ехала не на телеге, а в настоящей карете. Трясло в ней не меньше чем в самой телеге, но сидя на мягких подушках риск отбить себе копчик, все-таки, был поменьше.

И, вообще, новые впечатления стоили некоторых неудобств. Я бесконечно ерзала на сиденье с бархатными подушками и любовалась видами из окон. Хотя вначале пути я больше интересовалась нашими сопровождающими. Это были, на первый взгляд, молодые и красивые гвардейцы в светло коричневых кожаных штанах и темно-коричневых кителях.

«Неужели в этом мире все мужчины такие красивые?» - Спрашивала я себя.

У меня даже глаза заболели от того, что я не могла отвести взор от мужчин, которых я в общем-то и не видела. Только рельефные спины скачущих впереди гвардейцев были очень для меня притягательными. Я с нетерпением ждала момента, когда мы будем менять направление или останавливаться, чтобы сопровождающие поравнялись с нашей каретой, и я могла заглянуть им в лица.

- Отведи глаза от окошка, Алиса, - строгим тоном произнесла настоятельница. И именно в тот момент, когда к бокам кареты с обеих сторон прижались два гвардейца.

Конечно, я не стала слушаться сестру Даяну. И сквозь занавеску, с трудом определившись в какую из сторон я буду смотреть, стала рассматривать одного гвардейца. И отметила, подавляя вздох разочарования, что он взрослый, плешивый, бородатый - далеко не красавец. Я с надеждой стала смотреть в другое окошко кареты. Но снова разочарование. Гвардеец был не блондином, как мне показалось вначале, а седым и даже не симпатичным мужиком.

Вздох разочарования подавить и на этот раз я не смогла. Я, скорее всего, за эти месяцы в изоляции от мужчин слишком одичала. Чуть в мужские спины не влюбилась.

- Алиса, потупи взор. - Повторила свою просьбу настоятельница, на этот раз я послушно уставилась в пол кареты. Все-таки, жизнь в монастыре без мужчин - это большое испытание, и оно становится только тяжелее, когда на горизонте появляется хоть какой-то мужик. Хорошо хоть крышу снесло не окончательно. Все, постараюсь дальше держать себя в ругах и не реагировать так остро на гвардейцев и остальных мужчин.

А мы продолжали ехать вперед. Вначале, выехав за высокие каменные стены монастыря, мы ехали мимо бескрайних золотых полей. Наверняка, скоро на поля выйдут люди собирать урожай.

Потом наша карета въехала в густой лиственный лес. Деревья были такими высокими, а их кроны такими густыми, что смыкаясь в вершине, они скрывали от нас солнечный свет. И моя, вообще-то, не бурная фантазия разыгралась не на шутку. Я стала представлять, как на нашу карету нападут разбойники. Гвардейцы наши, хоть и были не молодыми и совсем не привлекательными, обязательно будут храбро защищать нас с настоятельницей. Но нападавших окажется слишком много, и они обезоружат наших защитников. Не убьют и не ранят. В моих грёзах не было место жестокости.

А главарь разбойников, увидев меня, влюбится с первого же взгляда и увезет в свой замок. Потому что он окажется принцем, который, прикинувшись лесным разбойником, развлекался, утомившись скучным обитанием в своем сером дворце. А я окрашу его жизнь яркими цветами, введу в много безопасных развлечений, разработаю какие-нибудь квесты, и мы будем проводить, развлечения для королевского двора. Я также много времени буду проводить в библиотеке дворца, найду в старинных свитках подробно описанный способ вернуться на землю. И обязательно вернусь домой.

- Алиса, о чем ты мечтаешь с такой счастливой улыбкой? - Выдернула меня из грез сестра Даяна. - Ты же понимаешь, что настоящая семейная жизнь тебя не ожидает?

- Я любуюсь деревьями, - ответила настоятельнице, ожидающей моего ответа. А про себя проговорила. - Не ожидает, конечно, но только в этом мире. А дома у меня будет все.

Проехав сквозь лес, мы выехали на поля. Смотреть на пасущихся на них коров не было никакого желания, и я посмотрела в другое окно, но и там зелень травы закрывали вечно жующие рогатые туши.

Тогда я просто опустила взгляд на пол кареты и стала с интересом разглядывать потертые кончики своих стоптанных башмачков.

- Алиса, ты чистая и скромная девочка. Очень жаль, что ты оступилась в свое время.- От этих неожиданных слов в свой адрес я удивлённо уставилась на ещё молодую женщину на противоположном сиденье. - Не каждая бы отвела взор от этого срамного зрелища, - кивком головы указав в сторону окна, проговорила она.

Из любопытства я посмотрела в окно. Неужели настоятельница жующих коров назвала срамным зрелищем? А там этих самых коров готовили к будущему материнству, если выразиться очень прилично, бычки. Я снова быстро отвела взгляд на пол кареты. Смотреть на такое в режиме реального времени? Фу-фу! Я понимаю - провести вечер за просмотром эротического фильма. Но у животных же это немного противно происходит, тем более, это по-настоящему.

5.  Хартман.

5. Хартман.

На втором этаже нам с настоятельницей отвели на двоих одну огромную комнату. Очень большую и светлую. Ночью из окон ничего видно не было, но вид этот просто не мог быть не живописным. И кровать здесь стояла такая, что в ней могли бы разместиться десяток сестер, и мы бы друг другу не мешали.

И ещё здесь же через дверь находилась ванная комната. Как только я увидела, что в ней, помимо деревянного корыта со сливом, есть ещё и водопровод, я заперлась изнутри и, быстро раздевшись, заняла корыто. Чтобы вода потекла из трубы, пришлось нажать рычаг на этой трубе и держать его. Но мою радость сейчас ничего не могло испортить. Даже отсутствие душа и затычки в корыте. Дырочку слива я накрыла пяткой. Пока одной рукой держала рычаг, другой я наполняла водой ковшик и наливала себе на голову. Потом намылила волосы и таким же образом смывала пену. И я долго сидела в наполненном теплой водой корыте. Отмокала за все восемь месяцев жизни без ванной.

Когда я выплыла из ванной комнаты, скрипящей от чистоты и абсолютно счастливой, в спальне меня уже ждали две радости. Первая это подносы с ужином. Настоящим ужином, не надоевшей кашей. Подносы с угощениями стояли на столе и распространяли на всю комнату головокружительные ароматы. К ужину я приступила незамедлительно, игнорируя слова настоятельницы о пропущенной вечерней молитве. Перекладывая себе на тарелку очередные куски, я чуть ли не стонала от удовольствия. Сытная и безумно вкусная запеканка, состоящая из говяжьего фарша, капусты и помидоров, запеченный картофель, салаты; перцы, фаршированные начинкой из курицы, помидора, твердого сыра и базилика; и уже с трудом я доела маленький кусок морковного пирога, запивая его морсом.

- Алиса, не переедай, ты не сможешь уснуть. — Это замечание сестры Даяны и другие в таком же духе я оставляла без внимания. Я свой организм знала: сытость еще никогда не мешала мне выспаться. А если даже я и не смогу выспаться, в монастыре меня уже так не покормят, восполню недостаток сна уже там.

Сыто откинувшись на спинку стула, я остановила взгляд на второй дожидавшейся меня радости - черном бархатном платье, висевшем на манекене

- Это же мое платье? - С надеждой спросила я сестру Даяну.

Так хотелось, чтобы она подтвердила мою догадку. У меня в этом мире не было настоящего платья, только одеяние монахини. И если бы настоятельница сказала, что его случайно к нам занесли, или графиня решила у нас переодеться или, что еще страшнее, платье принесли для самой настоятельницы монастыря, я бы снова заперлась в ванной и ещё раз искупалась, чтоб восстановить душевное равновесие. Но платье принесли для меня, и настоятельница это подтвердила.

- Платье это выделили тебе Алиса, ты оденешь его завтра на подписание брачного договора и на сам ритуал подтверждения Небесного союза. Но потом придется его оставить в замке, в монастыре ты, все равно, в нем ходить не сможешь.

Я недовольно засопела и, кажется, забывшись, скрипнула зубами.

- Алиса, что произошло? Ты себе скоро все зубы перетрешь, - сохраняя спокойствие, заметила сестра Даяна.

- Я это платье здесь не оставлю. - Решительно заявила я. - Оно мое.

Настоятельница спорить не стала, а, только пожав плечами, продолжила готовиться ко сну.

Спать на узких твердых кроватях, покрытых лишь тонкой циновкой, в монастыре и на огромном ложе с мягкой пелериной поверх толстого матраса - это не одно и то же. Я проснулась с ощущением блаженства во всем теле, даже кости не болели после вчерашней тряски в карете. И, потянувшись не хуже любой кошки, я ещё понежилась на белоснежных простынях.

Да, всё-таки, из меня получилась бы замечательная аристократка. По крайней мере, жить в замке намного комфортнее, чем в монастыре.

- Алиса, твой завтрак уже стынет, - выйдя из ванной, сказала сестра Даяна, - в восемь часов нам уже нужно быть готовыми. Сама настоятельница уже была одета, ей осталось только накинуть платок. И поэтому я тоже заспешила в ванную. Мне же ещё нужно было поесть и нарядиться.

Это великолепное роскошное платье, которое, к тому же, было лёгким и удобным, надеть самостоятельно я не смогла бы. Помогала мне сестра. Она показывала, в какой последовательности нужно надевать нижние юбки, зашнуровала платье на спине тоже она. И прическу мне сделала сестра Даяна, но прикрыла ее ужасным кружевным чепцом. Хорошо, что он был черного цвета, и издали, любуясь на свое отражение в зеркале, я могла, хоть и с трудом, представить, что у меня такая оригинальная прическа. Над своим отражением в белом чепце я бы только плакать смогла. Или смеяться.

- Ты нашла с чего смеяться, Алиса?

А я не смеялась, только улыбалась своему нарядному отражению. Все-таки, жаль, что супруг у меня уже покойный, из меня бы вышла замечательная аристократка. Намного лучше, чем послушница в монастыре.

Я продолжала кружиться перед зеркалом, когда после короткого стука в нашу комнату ворвалась сама графиня. Она также была в черном наряде, но выглядела в нем очень эффектно. Что не странно, ведь чепец на себя она не надела.

- Надеюсь, вы готовы, - после короткого приветствия проговорила она, обращаясь исключительно к настоятельнице. А на меня бросила только короткий взгляд и вслух заметила, что я выгляжу для простолюдинки вполне сносно.

- Сейчас пройдем в кабинет, там, в присутствии нотариуса и свидетелей подпишем супружеское соглашение. Позже священнослужитель проведет ритуал.

Для взрослой и уверенной женщины она выглядела слишком взволнованной, и это мне показалось странным. Не пытается ли она меня обмануть?

- Что-то случилось, ваша сиятельство? - Наблюдая за изменениями на ее лице, спросила я.

- Ничего такого, к чему бы я не была готова. - Отмахнулась она от меня. А настоятельнице, не мне, пояснила. - Отдать долг вежливости погибшему графу Аластэйру Хартман приехал Его Высочество наследниц престола Максимилиан Лайман. Он будет присутствовать при подписании супружеского соглашения, а на ритуале Его Высочество вызвался сам быть представителем покойного графа.

6. Небольшое недоразумение.

6. Небольшое недоразумение.

Храм находился в десяти минутах ходьбы от замка. Но когда мы все, спустившись со ступеней, которые ещё вчера мне казались до ужаса высокими и крутыми, начали рассаживаться по каретам, я приготовилась к долгому пути, даже скинула туфли, которые сжимали мои ноги, как тиски. Но дорога закончилась неожиданно быстро, и после остановки почти мгновенно наша дверца распахнулась.

И распахнул ее сам наследник престола Максимилиан Лайман, легко кивнув нам, он стал дожидаться меня у выхода. Наверняка, Его Высочество собирался галантно предложить мне руку, только одна моя туфелька каким-то необъяснимым образом оказалась под моей скамейкой и, при открытой двери достать я ее никак не могла. Мой позор ненадолго оттянула сестра Даяна, она решила первой покинуть карету.

А я пыталась ногой нащупать свою беглую туфельку под сиденьем. Вот, это и называется законом подлости, ведь сиденье в карете было узким, а обувь под ним, тем не менее, затерялась. Но наследник престола не мог ждать меня бесконечно долго. Тем более, что все, кто приехал на других каретах уже ждал нас у ступеней в Храм. Пришлось мне выходить под открытое небо в одной туфле. И я так и пошла бы дальше, под длинной юбкой и не заметно, что обута я только наполовину. А, если ступая, еще и приподниматься на одной ноге на носочек, я бы даже не хромала. Но дорога здесь была неровной, усыпанной острыми камешками. А я не из тех, что ходят по остриям гвоздей и горящим углям.

Поэтому я, с жалобным выражением лица, обратилась к принцу:

- Ваше Высочество, у меня маленькая проблема.

- Леди Алиса, - наклонившись ко мне, с готовностью откликнулся принц Максимилиан Лайман. - Вы, всё-таки, отказываетесь участвовать в ритуале?

Отвечать на прозвучавший с надеждой вопрос я посчитала не обязательным.

- Ваше Высочество, моя обувь осталась в карете, вы не могли бы найти ее. - Мне было неудобно обращаться к принцу с такой необычной просьбой. Но, мысленно я махнула рукой, Золушка тоже теряла туфельку.

А принц не стал выказывать недовольства и высокомерно поджимать губы. Даже наоборот, он неожиданно подмигнул мне. И сам быстро нашел в карете мою туфлю и принес мне. А потом присел на одно колено и своими руками надел туфельку мне на ногу. Хорошо, что чулки у меня были свежими. И, вообще, я сегодня стала почти Золушкой! Только мои туфли были не хрустальными, и еще они были мне слишком малы.

Больше ничего не мешало нам пройти в Храм. Нас с наследником престола пропустили вперёд, и когда мы уже поднимались по лестнице, принц сделал мне неожиданно комплемент:

- Леди Алиса, у вас очень красивые руки. И необыкновенные глаза.

- Спасибо. – Мне и вправду были приятны эти слова.

- Ваши родители точно не аристократы?

- Нет, мои родители не аристократы.- Уверенно ответила любопытному принцу.

- Жаль, - сожаление в голосе наследника престола мне показалось искренним.

Но то, что мои родители не аристократы, еще не значит, что они простолюдины. У папы и мамы было прекрасное образование, они были начитанными, умными, красивыми и многого добились в жизни. По крайней мере, когда папа умер, у нашей семьи уже был загородный коттедж, двухкомнатная квартира и машина. И вниманием папа и мама меня не обделяли. Я своими родителями всегда гордилась.

-… я мог бы посодействовать вам, чтобы вы могли найти место при дворе моей матушки, - закончил принц свою мысль.

Я чуть не споткнулась, потерявшись от неожиданно распахнувшихся передо мной перспектив. Ведь, если я буду жить в настоящем королевском дворце, у меня будет намного больше возможностей найти способ вернуться домой.

- Ваше Высочество, но как только я стану супругой покойного графа, я же буду считаться аристократкой. - И если я буду работать во дворце, в монастырь я уже не вернусь. А мне все меньше хочется возвращаться в Обитель.

- Точно, я об этом не подумал - сказал принц. – А перед графиней Хартман откроются двери, которые и не снились простолюдинке.

И я от радости закивал головой. А принц, наклонившись к моему уху, прошептал. – Тогда, леди Алиса, я зайду к вам сегодня вечером, и мы обсудим, на какую должность я смогу вас посоветовать королеве.

Мы вдвоем уже прошли в просторный, освещенный огнем факелов и свечей, зал. Стены здесь были без окон. Идти нам до алтаря пришлось долго по полу, уложенному необработанным камнем. И иногда острые края камней ощутимо кололи мне ноги, даже сквозь тонкую подошву выданных мне маленьких изящных туфель.

Непонятно откуда она лилась, но грустная музыка звучала, кажется, со всех сторон.

- Почему музыка грустная, под нее даже хоронить слишком грустно. - Вслух произнесла я.

Но принц услышал мое замечание.

- Это королевский марш. Всякий примет за честь венчаться, получать награду или быть похороненным именно под его звуки.

- Печально, - больше ничего я говорить не стала, все-таки, оскорблять принца было бы не лучшим шагом.

- Этот марш полон величия, - странно сдавленным тоном проговорил наследник престола. - Его звуки дарят успокоение метущейся душе и, в то же время, возвышают и укрепляют дух каждого, кто его слышит.

На меня это творение местного композитора как-то не так подействовало. Хотелось забиться где-нибудь в уголке и тихо плакать, вспоминая мой дом, семью, друзей и даже бывшего парня.

И вообще, для свадьбы вальс Мендельсона подходит намного больше. Но в чужом мире свои музыкальные вкусы аборигенам вряд ли получится навязать. Хотя, если бы я даже решилась его напеть сейчас, наверняка, в моем исполнении он звучал бы так же грустно, как и этот очень почетный королевский марш. И я уже нашла, кто его исполнял: с десяток музыкантов сидели на втором ярусе в Храме, за высокими перилами.

Когда мы, наконец, дошли до местного, священнослужителя, Знающего, очень благообразного старика в темно-фиолетовой мантии, надетой на белое широкое одеяние, мы с принцем остановились.

7.  Что выбрать?

7. Что выбрать?

Дорога была тоскливой. Возвращаясь в монастырь, я уже не грезила о принце-спасителе. Как только я обдумала сказанные настоятельницей слова, обида на Его Высочество у меня стала такой, что даже мечтать о дворцовой библиотеке расхотелось. Я-то думала, наследник престола искренне хочет мне помочь и поэтому предложил устроить на хорошую должность при дворе своей матери. И делает он это в память о графе Хартман, чьей вдовой я стала. А он пролез голым в мою кровать. Хорошо хоть наткнулся на настоятельницу и отхватил он нее подушкой по голове.

И почему героиням всех сказок доставались нормальные принцы, а меня пытался совратить, как заметила настоятельница, озабоченный наследник? Мне этот мир с каждым разом нравится все меньше. Хочу домой!

- Алиса, не предавайся унынию. Сестры в монастыре будут рады твоему возвращению, - настоятельница пыталась меня поддержать.

Только нам пришлось задержаться в пути. В одном постоялом дворе, где мы хотели подкрепиться, нам не принесли заказанный обед. Наш гвардеец пошел поторопить хозяина, но вернулся и паническим шепотом сказал настоятельнице:

- Сестра-настоятельница, там хозяйке стало плохо. И ее супруг просил вызвать вас для помощи.

Конечно, настоятельница повела меня с собой к больной женщине.

Сделав только один шаг через порок темной комнатки, я сразу поняла, что у женщины родовые схватки.

- Так, что у нас тут? - Бодро начала настоятельница. - Ничего страшного, все по законам божьим, - сказала она бородатому мужику. - Алиса, принеси мне чистых полотенец, теплую воду и ... - Что ещё нужно было настоятельнице, я уже не слышала, потому что потеряла сознание.

Я не специально уклонилась от помощи сестре Даяне, просто крики, и ужас от осознания, во что меня пытаются втянуть, всегда на меня так действовали. Когда дело касалось родов.

В монастыре меня не раз пытались пристроить в помощницы повитухе. В первый раз я потеряла сознание только в тот момент, когда мне сказали обтереть рожающую женщину. Я даже к ней прикоснуться не успела. Потом, уже только при упоминании, что в монастырь привезли роженицу, у меня начинало темнеть в глазах.

Даже Лэла, зная о моей реакции на естественный процесс появления на свет человека, не пыталась меня просить поддержать ее на родах.

В общем, в монастыре все высмеивали эту мою слабость. А настоятельница сейчас, наверное, о ней просто забыла.

В себя я пришла в соседней комнате от криков будущей матери и, опираясь на стенку, чтобы не упасть лицом в пол, выбралась во двор. Покачиваясь дошла до нашей кареты и с трудом забравшись в нее, уже на сиденье снова потеряла сознание.

- Сестра, сестра Лиса, - привел меня в чувство мужской голос. Звал меня один из гвардейцев. Он стоял у распахнутой двери с кружкой полной воды. - Настоятельница просила передать вам воду. – Сказал, смотря в сторону, уже немолодой мужчина.

Я протянула к кружке дрожащие руки:

- А там все уже закончилось? – С дрожью в голосе, спросила у гвардейца.

Небо уже было темным. Ребенок давно должен был появиться на свет. И мне, конечно, было стыдно, что я не помогла настоятельнице и несчастной женщине, но преодолеть свою слабость у меня не получалось.

Я залпом выпила всю воду из кружки и тоскливо посмотрела на гвардейца. Хотелось, чтоб он сказал, что ребенок уже родился. Здоровеньким. И мать его сейчас живая и счастливая спит в своей комнате. Ещё лучше было бы, если гвардеец добавил, что довольный отец семейства накрыл нам стол и зовёт всех угоститься за здоровье новорожденного и его матери.

Но с дома донёсся душераздирающий вопль, я поняла, что ничего ещё не закончилось и мне снова поплохело. Выпавшую из моей руки кружку гвардеец поймал у самого пола.

Выпрямившись, он сказал:

- А вы же того... монахиня?

- Послушница. – Ответила, прикрывая рот рукой.

- А, ну да. Только вы же, только не обижайтесь, должны помогать появиться на свет ребенку. Выхаживать женщину. Подавать все необходимое настоятельнице. А вы сбежали, и это вам носят воду... Это неправильно...

На земле я бы послала этого умника с его умозаключениями далеко и с музыкой, а сейчас я только со вздохом опустила глаза к полу.

- Хоть помолитесь за здоровье матери и младенца, - и гвардеец захлопнул дверцу и вернулся на постоялый двор.

Путники, которые останавливались у ворот, кормили и поили своих лошадей, набирали себе воду и продолжали путь. Из дома часто раздавались женские крики. А я сидела, закрыв уши, в карете.

Ребенок появился на свет только поздно ночью. И только после того, как новоявленная мать уснула, настоятельница пришла за мной.

- Алиса, никчемное ты создание, пойдем в дом, - устало проговорила она.

- Может, продолжим путь, а вы в карете отдохнёте? - Поинтересовалась я с надеждой.

- Нельзя. Мать очень плоха, ребёночек слишком большой родился. Придется несколько дней ее выхаживать и с ребенком помогать. И если мать выживет, уедем через несколько дней. А если нет, то поможем с похоронами, а ребенка увезем в Обитель, мужик сам его не выходит.

И целых три дня у меня было на то, чтобы доказать всем , что не такое я и бесполезное создание. Я помогала настоятельнице ухаживать за женщиной, которая понемногу шла на поправку и хотела быстрее встать на ноги, чтоб открыть постоялый двор для путников. А ребенок, действительно, невероятных размеров, не каждый младенец бывает таким тяжёлым и к месяцу жизни, вообще никаких проблем не доставлял.

Наконец, на третий день мы смогли пуститься в путь. И странное дело, сейчас мне не терпелось оказаться в монастыре. Я, кажется, очень соскучилась по Лэле и всем другим монахиням.

Мы проехали все графские земли и въехали в лес. Сейчас я не предавалась грезам о принце под личиной разбойника, а пыталась разобраться в книге о магических перемещениях. Слова, которые я пробегала глазами, умудрялись скрывать от меня свой истинный смысл. И за всю поездку я не прочитала и двух страниц. Я уже почти заснула, чуть не выполнив книгу, когда наша карета, резко дернувшись, понеслась вперёд. Наши гвардейцы скакали рядом, орали и торопили кучера.

8. Знакомство.

8. Знакомство.

Волнение мое, по мере приближения к замку Хартман, возрастало. И сложно было определиться, я так переживаю из-за своего возвращение в графский замок или от окружающей обстановки. Потому что сейчас, тихие ещё недавно дороги, буквально кишели путниками. Мы раз десять обогнали роскошные и скромные с виду кареты. И нас так же обгоняли и кареты, и просто наездники и наездницы. Но ехали мы все в одну сторону.

- Что за столпотворение? - Выглядывая в окошко, спросила я у сестры Даяны.

- Я думаю, все спешат в замок Хартман, выразить свою радость чудесному воскрешению графа. Он же маг, в его услугах нуждаются многие жители королевства.

Желающих порадоваться вместе с графом его возвращению с каждым преодоленным нами отрезком дороги становилось все больше. Наконец, мы заняли свое место в сплошной веренице карет.

В этой непрерывной цепи мы проехали и постоялый двор, на котором прожили три дня, выхаживал роженицу и младенца.

Только недавно я была счастлива вырваться из этого дома, а сейчас мне хотелось завернуть туда, чтоб отдохнуть от шума и тряски. Стенки кареты не спасали нас от конского ржания и топора, криков и переругивания кучеров и наездников, визга нервных дам, которые раздавались из соседних карет.

- Мы никогда не доедем. - Проговорила настоятельница. Она редко позволяла себе падать духом и демонстрировать это окружающим, но сейчас на грани нервного срыва была даже она.

Я подумала, что в карете мы и вправду доедем не скоро.

- А, может, поехать с наездниками на лошадях? - С надеждой спросила я сестру Даяну.- Это же не очень неприлично?

Она задумалась.

- Если бы мы спешили спасти умирающего, подобное неподобающее передвижение было бы допустимым. - Начала она. - Но...

- Но если мы сейчас не доедем скорее до замка, помощь будет нужна уже нам. - Закончила я. И, вообще, я видела много наездниц на дороге.

И монахиня выдохнула. А потом, махнув через окошко, подозвала к карете нашего гвардейца. С трудом подбирая слова, сестра Даяна спросила, могли бы мы продолжить путешествие верхом.

На что гвардеец, радостно улыбнувшись, сказал:

- Мы давно хотели вам это предложить, только...

И так стало понятно, что гвардейцы побоялись праведного гнева настоятельницы монастыря. Но она гневаться и не планировала, поэтому ее и меня, вслед за ней, подсадили на коней за спинами наездников И мы помчались вперёд, оставляя позади себя бесконечный ряд карет.

Но, на что мы с настоятельницей напросились по собственной недальновидности, я поняла очень скоро. И очень пожалела, что сейчас не сижу на подушке в карете, которая осталась далеко позади нас..

Во-первых, нас подсадили боком за спинами наездников. И мы сидели не в седле, а на твердых спинах лошадей. Во-вторых, обхватить за талию сидящего впереди мужчину было бы очень неприлично, поэтому держаться приходилось за заднюю луку седла. В-третьих, упереть ноги было не во что, ведь стремя прилагается только к седлу. И как при таких условиях езды и при сильной тряске я не оказалась размазанной по дороге, лично для меня оказалось чудом, почти что магической загадкой.

Но добрались мы до замка ещё до наступления ночи. Могли бы доехать и раньше, но вся дорога была забита каретами, которые уже не могли двинуться с мест. И прекрасные, очень нарядные, аристократки сидели, распахнув окна карет. А мы проскакали мимо них по полю.

Но доехав до замка, добраться по дороге до парадных ворот не было никакой возможности. Поэтому гвардейцы провели нас к входным дверям через скрытую калитку, где-то на боковой стене.

Но и у входных дверей самого замка стояла очередь. Дверь перегораживали четверо гвардейцев. Они принимали от посетителей карточки и вежливо разворачивали их к воротам.

Как только наш сопровождающий сказал дежурному, что привезли нас по личному повелению графа Хартман, нам вызвали дворецкого.

Лайонел подтвердил, что граф дожидается меня и настоятельницу, и только потом нас пропустили в замок.

- Вас осадили, Лайонел, - шутливо сказала я дворецкому.

А он, утерев испарину со лба, ответил:

- Это худший день в моей жизни. Вроде аристократы, а ведут себя, как бездомные в очереди за бесплатным хлебом. - И бросил на настоятельницу настороженный взгляд.

Но сестра Даяна сейчас была поглощена своими страданиями. У меня тоже сильно болела спина, ноги, пространство между ними и еще и руки. К тому же у меня потихоньку усиливалась боль в висках.

Заметив, что настоятельница замечание ему делать не собирается, Лайонел, понизив голос, сказал:

- Леди Лиса, у меня к вам небольшая просьба.

Я приготовилась его слушать и сразу же отказывать. Ведь я вряд ли в чем-либо смогу ему помочь, если уже завтра или даже сегодня отправлюсь в монастырь. А если смогу уговорить графа вернуть меня домой, то, тем более, в дела служащих его замка я не смогу вмешиваться.

- Леди Лиса, скажите, пожалуйста, графу Хартман, что его книги я передал вам по вашему приказу. Если бы я знал, что граф жив, ни за что не стал бы касаться личных вещей его сиятельства. Но вам, леди Лиса, нужны были книги именно о магии?

Вот эту просьбу я могла выполнить, что я дворецкому и пообещала.

Так за разговором мы дошли до двери в конце коридора на третьем этаже замка.

Возле дверей стояли два гвардейца, один из них прошел за дверь уточнить, будут ли нас принимать именно сейчас.

Выйдя, он распахнул перед нами дверь, и мы с настоятельницей оказались отделанной в коричневых и бежевых цветах комнате. Три панорамных окна сделали бы эту комнату светлой, если бы за ними уже не начиналась ночь. А сейчас комнату освещали с десяток канделябр, расставленных в разных местах.

Я оглянулась в поисках моего уже не покойного супруга, но с дивана навстречу нам встали два человека. В одном из них я узнала Его Высочество принца Максимилиана. А другой, после почти незаметного поклона, представился только одним именем:

9. Иное отношение Кларка.

9. Иное отношение Кларка.

Закрыв за собой дверь, я спиной прислонилась к ней и, закрыв глаза, попыталась восстановить душевное равновесие. А маги, оказывается, странные. Очень и очень необычные. Не в хорошем смысле.

- Алиса, что произошло, граф Хартман напугал тебя? - Приблизилась ко мне сестра Даяна.

- Немного. – Но так приятно было просто смотреть на ее спокойное, уже родное лицо.

- Неужели супруг вам не понравился, леди Алиса? - С чуть заметной презрительной улыбкой спросил подошедший Кларк.

Я не знала точно, кто этот человек. Друг графа или его помощник, а, может, он слуга. Хотя помощник или слуга графа вряд ли сидел бы в присутствии наследника престола.

А Его Высочество уже не было видно в комнате. Кто бы ни был Кларк, я решила не говорить ему, что граф немного ненормальный.

- Ну, так как? Вы разочарованы первой встречей с графом, леди Алиса.

Точно, Кларк аристократ, мое имя он произносит без запинки. И, так как, он все ещё ждал моего ответа, постаралась ответить, не задевая его чувств.

- Граф Хартман староват, но для своего возраста, да ещё и раненого он неплохо держится. – Я еще обнадеживающе покивала и даже улыбнулась.

И, кажется, я промахнулась, мои слова определенно оскорбили Кларка.

- Староват? Аластэйру только тридцать четыре года. – С негодованием произнес он.

- Но это же очень много. - И я посмотрела на сестру Даяну в поисках поддержки. - В мире, где девятнадцатилетняя невеста считается старой девой, в тридцать четыре пора уже ждать внуков.

Но поддержки я не дождалась, а мама бы меня поняла и приняла мою сторону.

На настоятельницу посмотрел и Кларк, и выражение лица у него было подозрительным, как будто он сомневался в моей вменяемости.

Но вернув внимание мне, от почти не разжимая губ, проговорил:

- Леди Алиса, будьте так добры, отойдите от двери, я бы проверил, как там раненый старик поживает. Может, он уже придумал имя очередному внуку?

Мы с сестрой Даяной отошли к другой стене, и я рассказала ей, что граф решил отложить разговор до завтрашнего утра. И сегодняшнюю ночь нам придется провести в этом замке.

- Хоть бы нас в прежней комнате поселили и ужин принесли нормальный. - Закончила я свой монолог. В этот момент вышел Кларк, и чуть до заикания меня не перепугал, неожиданно поклонившись.

- Что? - Я хотела спросить, что произошло; что я натворила; что, граф уже умер; если так, то я его оставляла в комнате ещё живым. Но от скорости промелькнувших вопросов и догадок смогла произнести только одно слово.

- Леди Алиса, - почему-то, без прежнего презрения, а, наоборот, с явным уважением обратился Кларк ко мне. - Я не представился перед вами, как следовало. Я граф Кларк Зандер, единственный сын графа Карлтона Зандер. - Надеюсь на дружбу между нашими семьями.

- А-а,- я перевела взгляд на сестру Даяну. Вежливый Кларк меня пугал очень сильно. -Позволите, я проведу вас в ваши личные покои?

Я неуверенно кивнула.

И Кларк перевел взгляд на монахиню:

- А вас, после беседы с графом, проводят в выделенную вам комнату.

- Мы с Алисой будем ночевать в одной комнате, - проговорила сестра Даяна.

- Ее сиятельство, графиня Хартман, ночует в своих покоях, вас же проведут в гостевую комнату. - Без эмоций заметил Кларк.

Но я уже чувствовала себя графиней:

- Я хочу, чтобы сестру Даяну устроили в моих личных покоях. Мне так будет спокойнее. И ужин нам хорошо бы туда принести. - Я старалась выглядеть не совсем потерянной, но остаться на ночь без сестры Даяны мне было страшно. Но, все же, я ждала, что мне укажут на мое место.

А Кларк, не слуга, а граф, неожиданно сразу мне уступил. Он проводил меня до двери на противоположной стене комнаты и, открыв ее, пропустил внутрь:

- Сестра-настоятельница скоро присоединиться к вам.

Когда дверь закрылась, я оказалась в комнате почти зеркально повторяющей ту, в которой обитает граф Хартман. Такая же большая кровать у дальней стены, такие же цвета в отделке. В комнате графа сперва было слишком темно, а потом уже я была не способна все хорошо рассмотреть, поэтому детали сравнивать было невозможно.

Но и в этой комнате был большой диван, но только стол он ближе к левой от входа стены. И, соответственно, занавешенные высокие окна были -с правой. Только в моих покоях было очень светло. В каждом из многочисленных, расставленных по всем твердым поверхностям, канделябров горело по пять свечей.

Я осмотрела и пустую гардеробную комнату, дверью в которую увидела не сразу. А потом уделила внимание роскошной ванной комнате и комнатке, скорее всего предназначенной для работы. Если я останусь здесь жить, то, скорее всего, это помещение будет пустовать.

Через час вернулась сестра Даяна и сообщила, что для меня будет правильнее остаться в замке Хартман.

- Граф показался мне спокойным и уравновешенным человеком. Ещё раньше я слышала, как о нем отзываются только положительно. Он обещал заботиться о тебе. А если соскучишься по сестрам, ты сможешь в любой момент приехать в обитель. Но только в гости. Твой дом отныне находится здесь.

Услышав эти слова я, почему-то, расстроилась, хотя сама же хотела договориться с графом, чтоб он оставил меня при себе. А позже вернул в мой родной мир. Поэтому даже час в полной теплой воды ванной настроение мне не поднял. Хотя здесь была и затычка для ванной и даже кранов два. Высота одного как раз подходила, чтобы принимать душ, хоть и под мощной водяной струёй, мигом смывающей пену. Роскошный ужин не казался мне таким вкусным. И, укладываясь спать, я легла к настоятельнице поближе. Слишком много было на сегодня волнений, и дальше их, кажется, меньше не будет.

10. Разговор между графом Хартман и настоятельницей монастыря.

10. Разговор между графом Хартман и настоятельницей монастыря.

Настоятельница, войдя в комнату, сразу нашла графа сидящим на диване и, уважительно наклонив голову, подошла к нему ближе. Граф Хартман, как и требуют приличия, сразу предложил ей сесть на стоящее рядом кресло.

- Благодарю, ваше сиятельство.

- Это я вас должен благодарить, сестра-настоятельница, - мгновенно ответил граф.

Монахиня удивлённо подняла на явно измученного мужчину глаза.

- Графиня Хартман сообщила, что это вы посоветовали покойному графу, то есть мне, в жены именно леди А-лису. Правда она не уточняла, что моя жена послушница. И я ошибочно думал, что она ваша родственница. Внебрачная дочь кого-то из ваших дядек или племянников.

- Нет, Алиса мне не родственница, она не из рода Белл. Но я заботилась о ней, как о близком человеке.

- Не сомневаюсь в этом. Вы внимательны ко всем своим подопечным. - И чуть нахмурившись граф, продолжил. - В общем, это уже не так важно, просто из любопытства я хотел бы узнать: известно ли вам, к какой семье принадлежит А-лиса. Слишком сильна ее схожесть с аристократами. Она не может быть, крестьянкой.

Настоятельница наклонившись, оправила одеяло на ногах графа и ответила:

- Она, точно, не аристократка. Читать и писать ее я научила. Хотя не могу не отдать должное ее способности к обучению.

Монахине показалось, что граф с облегчением выдохнул. И задал следующий вопрос:

- Как она попала в обитель?

И монахиня коротко рассказала, что Алису привезла восемь месяцев назад старая сельчанка вместе со своей согрешившей внучкой. Она же и внесла плату за ее проживание в монастыре.

- Это мне уже рассказывала графиня Хартман. Ничего больше об Алисе не известно?

- Нет, кроме того, что отец, по ее же словам, у нее умер, когда она была намного младше. Поэтому он не успел ее выдать замуж. У нее также есть мать и старший брат, но найти их она не может. Был мужчина по имени Алекс, с которым она жила во грехе два месяца и он собирался на ней жениться, но она его бросила. Детей у Алисы не было, и срамными болезнями она не болела.

- Хорошо. Благодарю. Как только вы будете готовы пуститься в путь, вам выделят карету и сопровождающих. А также щедрое пожертвование для Обители.

Монахиня искренне обрадовалась пожертвованию:

- Спасибо, ваше сиятельство. Мы с Алисой хотим уехать завтра утром.

- Сестра-настоятельница, вы не поняли меня. – Следующую фразу граф выделил особо. - Моя жена, графиня Хартман, останется со мной.

- Но Алисе здесь не место! – Настоятельница уже так привыкла к своей подопечной, что не хотела разлучаться с ней.

- Место жены рядом со своим мужем. – Уже привычным для аристократов, пренебрежительным тоном возразил и граф.

- Я не так выразилась, ваше сиятельство. Алисе не дадут здесь жизни. Это раньше она была выгодна вашей приемной матери. Но раз вы вернулись живым, графиня Хартман захочет выдать за вас свою дочь. Чтобы упрочить свое положение и обеспечить надёжное будущее своим дочерям.

Но настроение Аластэйра Алви Бедивир Хартман было необратимо испорчено:

- Сестра-настоятельница, вы думаете, я не в силах обеспечить безопасность своей жене?

Монахиня не хотела быть грубой, хотя бы из человеческого сострадания к человеку, получившему рану, защищая интересы их королевства.

- Ваше сиятельство, я знаю, что маги не церемонятся с женами. Вы с лёгкостью женитесь и разводитесь и, насколько я знаю историю, порой эти события происходят в один день. Что тогда останется Алисе?

- Это не тот случай. Я буду дорожить своей женой, как граф Зандер.

- Если вы, ваше сиятельство, хотите сказать, что у вас возникли чувства к моей подопечной, и вы обещаете оберегать ее и заботиться о ее нуждах, я не буду увозить ее вопреки вашему желанию. Хотя она давно хочет посвятить себя Господу и переписывать святые письмена. Но есть кое-что, о чем вам лучше узнать заранее... - Монахиня замолчала, чтобы подобрать подходящие выражения.

Вряд ли удастся смягчить смысл сказанного, но попытаться стоило.

- Сестра? - Чуть наклонился вперёд граф Хартман.

- Алиса не совсем здорова. - Набрав воздух в лёгкие, как для затяжного прыжка, выговорила настоятельница монастыря.

- Моя жена не показалась мне больной, только... чуть уставшей. - Аластэйру пришлось сглотнуть ком, вставший в горле, чтоб докончить фразу.

Он сам не мог понять, откуда взялся такой страх за человека, которого он сегодня увидел в первый раз. Если это и есть та "любовь мага", о которой написал величайший маг в истории королевства Лайтия, графу Хартман впервые в жизни было себя жаль. При этом он был настолько счастлив, только вспоминая Алису (в мыслях он уже произносил ее имя без ошибки), что ради нее был готов на любые жертвы и лишения.

- Больна Алиса не физически, а душевно. - Пояснила настоятельница. - Она раньше утверждала, что попала к нам из другого мира. И мечтала вернуться к матери, брату и, как она выражалась, бывшему парню. Я пыталась аккуратно, беседами и молитвами, излечить ее. И со мной она давно не обсуждала этих болезненных фантазий. Но в монастыре часто срывала работы в поле и других местах, рассказывая сестрам всевозможные бредни.

- Например. - И Аластэйру вспомнились слова своей жены о возвращении ее в другой мир. Она же хотела, чтоб он дал слово, вернуть ее.

- Например, - монахиня стала неосознанно загибать пальцы, - однажды монахини собирали полосатых жуков с картофеля, а Алиса стала отвлекать их рассказом, что хорошо бы запустить в небо карету на четырех винтах, и с нее распылить отраву для жуков. Тогда бы их собирать не пришлось. В следующий раз, подметая полы, она откинула метлу и начала говорить о бочке с трубой, которая засасывает в себя пыль и мусор. Всю работы по уборке делает эта бочка, пока человек стоит рядом и нажимает кнопочки. Ещё она рассказывала об ящиках, которые сами стирают одежду и моют посуду.

Рассказывая, настоятельница припоминала все больше странных историй с Алисой.

11. Завтрак в замке Хартман.

11. Завтрак в замке Хартман.

Настоятельница стала собираться в дорогу сразу после утренней молитвы, после рассвета, когда за окном ещё ничего не было видно.

- Сестра Даяна, может не стоит так рано выезжать? - Заглядывая ей в лицо, спрашивала я. Мне было неуютно в этом замке, и граф пугал своим неподвижным взглядом.

- Алиса, если выехать пораньше, я как раз к вечеру доберусь до монастыря. Я и так оставила без присмотра обитель на пять дней. – Терпеливо объясняла мне она.

- Ну, несколько часов ничего же не решают. – Пыталась я уговорить уже родного мне человека остаться со мной хоть ненадолго.

Но сестра Даяна мне не уступала:

- Вот именно, Алиса, нет смысла задерживаться здесь ещё на пару часов.

- Сестра Даяна, - упомянула я еще одну причину, чтобы отложить отъезд, - а завтрак, мы бы поели вместе.

Настоятельница вздохнула и похлопала меня по ладони:

- Меня уже ждёт карета и сопровождающие, я ещё ночью попросила графа Кларка Зандер позаботиться о моем раннем отъезде. А ты отныне будешь завтракать, обедать и ужинать со своим мужем. Твое место возле графа Хартман. А насчет моего завтрака не переживай, мне должны были подготовить корзину, я перекушу в пути.

Я с трудом сдерживала слезы от обиды, что меня так легко бросают. Это я должна была просить оставить меня здесь. Убедить настоятельницу, что мне так проще будет вернуться домой. А она сама отмахивается от меня. С трудом удержалась, чтобы не кинуться в объятия настоятельницы с уговорами не бросать меня.

- Алиса, - взяв свою сумку, обратилась настоятельница ко мне, прощаясь, - будь хорошей женой графу Хартман и помни, твой муж - маг, а у них особое отношение к женам.

Монахиня специально не стала употреблять выражения "любимые жены" или "женщины, которыми маги одержимы". Граф Хартман обещал, что позаботится о жене, значит, и объяснять все жене он будет сам.

И сестра Даяна ушла, а я осталась одна в большой, освещенной только парой свечей комнате. Темно было и за окнами, казалось, даже звёзды испугались тьмы и не показываются на небе.

- Тучи. Просто небо заволокло тучами, - проговорила я в слух и, запрыгнув в кровать, закрылась одеялом.

А открыв глаза парой часов позже, я увидела в своей комнате незнакомую женщину.

Присев в реверансе, она представилась моей личной горничной Равдой и предложила мне нарядиться к завтраку. Светло-сиреневое платье она держала в вытянутой руке.

Протирая спросонья глаза, я спросила:

- А где завтрак?

- В обеденном зале, конечно. - Что-то мне эта Равда не нравилась, было в ней что-то презрительное или лживо-угодническое. - На первом этаже.

- Так мне придется идти в обеденный зал? – Сев на кровати, сложив под собой ноги, спросила я.

- Конечно. В замке принято завтракать всей семьей за одним столом. Там будут все.

Все еще переживая отъезд сестры Даяны, я решила немного пошутить, просто чтоб веселее начать утро:

- А почему завтрак подают в обеденном зале? Разве там не принято обедать? - Спросила я личную горничную. - В этом замке нет отдельного помещения для завтраков? Ужин тоже проходит в обеденном зале?

Горничная смотрела на меня недовольно, и видно было, что ей хочется грубо осадить меня. Такое же выражение лица я часто видела у монахинь в первые месяцы моей жизни в монастыре. Но там, даже ругая меня, сестры хотели меня чему-то научить или уберечь от ошибок. А Равде я была неприятна, а мои шутки неприятны вдвойне. Горничная сдержалась от лишних слов, только напомнила мне, что к восьми часам все собираются за столом в обеденном зале. Последнее словосочетание она произнесла по слогам, широко раскрывая рот. Выглядело это некрасиво. И я поспешила в ванную комнату, чтоб освежиться.

Равда, к тому моменту, как я вышла из ванной, уже разложила на заправленной кровати, платье и нижние юбки. На громоздком трюмо в углу комнаты меня уже дожидались расчёски, заколки и шпильки.

И я, с одной стороны, была рада, что мне уже не нужно надевать одеяние послушницы, но, в то же время, мне не нравился цвет платья. Мне всегда казалось, что бледно-сиреневый цвет мне не идёт. Хоть мама и пытались мне доказать, что к моему цветотипу подходят все оттенки сиреневого цвета. И если с насыщенными оттенками сиреневого цвета я ещё была готова смириться, если одежда этого оттенка продавалась по большой скидке и модель мне подходила, то светло-сиреневый я никогда не надевала. А то платье, которое принесла горничная, было очень блеклым, как будто застиранным. Еще на нем было много бантиков, ленточек, стеклянных бусинок. И, конечно, я попыталась от него отказаться

- Нельзя, графиня Хартман прислала вам его в подарок, она обидится, если вы выйдете в одеянии монахини. – Поджав губы, возразила Равда.

- А я надену другой подарок графини, чёрное платье. – Платье, которое я надевала на свою свадьбу, мне нравилось намного больше.

- Оно траурное! - Чуть ли не выкрикнула Равда. - Надев его, вы оскорбите уже графа Хартман. Он подумает, что вы не рады его возвращению.

И я с тоской посмотрела на свое рясу, но горничная уже подошла ко мне с первой нижней юбкой, всего их было три. Потом она натянула на меня бледно-сиреневое платье и туго зашнуровала его за спиной. Слишком туго.

- Я дышать не могу, - пожаловалась я

- Это с непривычки, после вашей жизни в монастыре. Скоро привыкните. – Я, дыша учащенно и поверхностно, подошла к зеркалу: может, выгляжу я лучше, чем себя чувствую?

Но, нет. Платье сидело ужасно. Оно было тугим не только в затянутом лифе, оно, вообще, было мне мало. И длина его не доходила даже до щиколоток, даже рукава были коротки. Но Равда не дала мне времени возмущаться, она посадила меня на стул перед трюмо и начала расчёсывать мои волосы.

Учитывая то, что вчера я легла спать, не высушив волосы и не расчесавшись, ее работа, конечно, не была простой. Но и сложной была не настолько, чтобы так дергать мои волосы.

- Ай, больно! - Уже который раз возмутилась я.

Загрузка...