Сначала он принял её за парня.
Худой, шустрый. За натянутой по самые глаза шапкой не разобрать лица, как толком и фигуры за мешковатой одеждой. Незаметно проскочив у них под самым носом, этот наглец обнаружил себя только у озера.
Не увидев, а почувствовав сначала, он так же незаметно выследил незваного гостя. Теперь наблюдал, скрытый деревьями, буквально пару мгновений назад только осознав, что перед ним не наглый мальчишка, а вполне себе сформировавшаяся девица.
Она, так и не сняв шапки, скинула доху и верхнюю рубаху, оставшись в нательной без рукавов с глубоким вырезом, не оставлявшей никаких сомнений в том, что перед ним девушка.
Он опешил, не ожидая, глазами жадно скользя по мягким изгибам ладного девичьего тела, задерживаясь на холмиках небольшой груди.
Быстро пришёл в себя и продолжил исследование, прощупав взглядом оставшуюся на ней одежду и брошенный рядом с рубахой заплечный мешок в поисках родовых знаков, которых так и не обнаружил. Штанины были заправлены в сапоги из мягкой кожи. За поясом висел нож. Хороший такой ножичек – и хлебушек порежет, и веточки, и шкуру кому надо подпортит, если что. Не женский ни на долю. Что в мешке, пока было неведомо.
И тут девица быстрым движением спустила через руки рубашку, пристроив её на талии и оставшись по пояс обнажённой.
Он, на своем веку не обиженный женским вниманием, даже не понял, почему опешил снова. Странное это было чувство и новое для него.
«Словно юнец, впервые подглядывающий за голыми бабами!» – Мелькнуло, и тут же все мысли пропали, стёртые картиной, открывшейся перед его взором.
Берег озера, густо поросший камышами, в месте, куда она привела его за собой, имел чистый песчаный вход, за которым словно кто-то ухаживал, оберегая от зарастания. Осеннее солнце уже клонилось к закату, подсвечивая розовым золотом зеркало воды, трепетавшие на лёгком ветерке листья деревьев и саму девушку.
Она присела на корточки у самого края водяной кромки и, черпая воду ладонями, начала умываться. Сначала лицо и шею, потом руки, затем, спускаясь от подмышек, грудь и живот. На губах её блуждала еле заметная улыбка, и даже отсюда он видел каждую мурашку на её нежной коже.
Он неподвижно замер, почти не дыша.
Вдруг незнакомка, словно что-то почувствовав, порывисто вскочила и, глядя в его сторону, быстро натянула рубаху обратно. Рука её привычным движением легла на рукоятку ножа.
Отметил про себя, что испуга на лице девушки он не заметил – сосредоточенность и готовность к действию. Не проронив ни звука и не торопясь надевать верхнюю рубаху, она ждала.
Странные, тревожные были у неё глаза: прозрачные, кристально-серого цвета с тёмным, почти чёрным ободком вокруг радужки. Взор прямой и ясный, завораживающий.
Это не взгляд юной девушки...
Так смотрит сама судьба.
_
Дорогие читатели, добро пожаловать в историю! Буду рада вашему отклику и поддержке!:)

Эль внимательно наблюдала за воинами Западной Долины.
Дядька много рассказывал о них, но одно дело рассказы, другое – увидеть собственными глазами, да ещё так, в походной обстановке, когда характер каждого, хочешь не хочешь, открывался как на ладони.
Дядька был прав, вспоминая об их могучей силе. Каждый воин Западной Долины, а их в отряде было всего шестеро, стоил как минимум двух, а то и более воинов их княжества. Все они были высоки, двое так вообще на полголовы выше Оглобли, а того не за зря так прозвали. Только Оглобля и в самом деле был, как оглобля, длиннющ и тощ, а все Западники – настоящими богатырями. В то же время они были гибкими и ловкими, и каждое движение выдавало в них искусных воинов.
Случайная (или нет в мире ничего случайного – как любила говорить мудрая Пра) встреча в лесу их группы из восьми человек с отрядом Западников вчера дала Эль новую пищу для размышлений.
С какой целью отряд знаменитых наёмников двигался в Артаим? И с какой целью внезапно дёрнули из Обоза их с дядькой? Они должны были вернуться только с первым снегом, а это ещё почти две луны. Правда, и вернуться приказано не всем, но ей – обязательно.
Нехорошее, ноющее предчувствие скручивалось у неё в груди.
Эль задержала взгляд на дядьке. Хаос его знает, что он скрывал за непроницаемым видом, а только поведение его изменилось после прочтения послания из Артаима. Особенно с ней.
Дядька стал угрюм даже для себя, всегда очень закрытого и немногословного. Может, кто со стороны и внимания бы не обратил, но не Эль. Для неё у него всегда был припасён и ласковый взгляд, и пара вроде ничего не значащих для постороннего слов. Сейчас же, она это видела, он старательно избегал оставаться с ней наедине и считал, что она не замечает его задумчивых, тяжёлых взглядов на себе.
Спросить бы, но она не станет. Ни за что не станет, если сам не хочет объяснить. Но наблюдать и размышлять ей никто не запрещает, так ведь?
—-
Перед нею возникли ноги.
Эль с интересом рассматривала добротные кожаные сапоги с увесистыми железными набойками на мысах, подумав, что неплохо будет и себе заказать такие Валеку – местному кузнецу. Удар ногой с таким отягощением в разы сильнее. Всё-таки Западники много чего интересного открывали для неё в плане оружия и воинского облачения.
Ноги не двигались, и её взгляд стал медленно подниматься выше.
От коленей по обтянутым кожаными штанами бёдрам к длинной меховой безрукавке, перетянутой широким ремнём с массивной бляхой в виде разинутой пасти волка, и висящим на нём ножах и дротиках. По видневшейся через распахнутый ворот волосатой груди, увешанной множеством амулетов на тонких кожаных ремешках, русой бороде, губам, застывшим в саркастической ухмылке, носу с горбинкой и, наконец, остановился на льдисто-серых глазах подошедшего. Для этого пришлось основательно задрать голову.
Для женщин княжества Эль считалась высокой и редко какому мужчине смотрела в глаза, задрав голову, пожалуй, дядьке да кузнецу только. Ну и Оглобле, конечно. Сейчас она сидела на пне, прислонившись к стволу дерева, занимаясь стрелами, но даже встав, едва ли достала бы макушкой до плеча подошедшего.
— Насмотрелся? — Спросил Горн.
Память у Эль была отменная, раз увидев или услышав, уже не забудет. Именно так их вожак Шейн обращался к этому русоволосому гиганту.
— Сходи за водой, малец, моя кобыла не напилась.
В мужской одежде, с её фигурой, к тому же в шапке, надвинутой по самые глаза, с мечом, луком и стрелами она и впрямь походила на мальчишку. Да и кто ожидает увидеть девицу в военном отряде?
Эль не скрывалась. Просто Западники как-то разом приняли её за парня, а ни она да и никто из их ребят, и дядька разубеждать не стали. Меньше внимания, меньше вопросов, меньше проблем. Второй день уже шли вместе, никто даже не догадывался.
Знала, в других княжествах и королевствах женщины-воины – не такая уж и редкость, даже у Западников по рассказам дядьки, но не у них в Артаиме.
Эль опустила взгляд обратно на наконечник стрелы, с которым возилась, когда Западник подошёл к ней.
— Ты оглох что ли, парень?
Она снова посмотрела Горну в глаза.
— У самого ноги есть, да и у кобылы твоей тоже.
Кажется, он остолбенел.
Стоявшие недалеко Эван и Глас – Западники немногим ниже Горна, не смогли сдержать смеха.
Краем глаза Эль видела, как напрягся дядька, а Кир с Тимохой замерли в предвкушении незабываемого развлечения.
— Да ты... — взревел Горн, протягивая к ней свою огромную лапищу. Покачнулся, когда рука вместо дерзкого мальчишки схватила воздух над тем местом, где тот только что сидел. Повернул голову в её сторону и неверяще уставился на неё.
О! Её реакцией и скоростью движений восхищался и дядька, и сам Акира, а это дорогого стоило!
Эван и Глас уже откровенно ржали, жестами призывая ближайших соратников присоединиться к веселью.
Безумной Эль не была, чтобы даже помыслить, что в настоящем, прямом бою одолеет эту гору. Но и страха не испытывала: ни сам Горн, ни другие парни из его отряда не станут затевать разборок на пустом месте. За эти полтора дня вместе многое о них стало для неё понятно. Хотя мысленно она привычно прокрутила все вероятности дальнейшего развития событий и почувствовала, что вполне сможет дать сейчас отпор этому громиле, используя против него его же злость и силу.
Три конных всадника и кучка пеших разбойников, прятавшихся за ближайшими к тропе деревьями и кустами и невидимых со стороны леса.
— Нападение! — Крик Эль раздался одновременно со свистом пущенных бандитами стрел.
И вот уже она сама, мгновенно выхватив лук и приподнимаясь в седле, пустила первую стрелу в ближайшего всадника, одновременно замечая, как падает лошадь Горна, увлекая за собой своего седока, и как одна из вражеских стрел вонзается в плечо дядьки.
Эль в ярости стиснула зубы.
Её стрела попала точно в цель, сразив первого из разбойников. Тот, вывалившись из седла, ещё не успел долететь до земли, а она уже пускала следующую стрелу во второго всадника, ранившего дядьку. Разбойник целился в выхватившего меч и мчащегося на него во весь опор Тимоху, но был остановлен точным выстрелом Эль.
За это время весь их отряд полностью показался из леса.
Парни, мгновенно ориентируясь, тут же вливались в бой. Нападавшие же, по всему, были не готовы к тому, что княжеский отряд на поверку окажется гораздо многочисленнее – разбойники не ожидали увидеть вместе с ними группу Западников.
Быстро осознав, что преимущество не на их стороне, некоторые из бандитов уже разворачивались обратно в сторону перелеска, в котором скрывались в засаде перед нападением, но, так и не добежав, падали, сражённые стрелами и мечами своих преследователей.
Третий из нападавших всадников, от чьей стрелы пала лошадь Горна, и тот, запутавшись в стременах, всё ещё безуспешно пытался из-под неё выбраться, пронёсся мимо Эль прямиком к своей беспомощной жертве, притормаживая рядом с Западником с явным намерением завершить начатое.
Для её стрелы он был слишком близко, тогда она, закинув лук за спину, ударила Вихрю в бока, устремляясь к разбойнику и выхватывая из-за пояса нож.
Одним отточенным движением, держась обеими руками за луку, Эль вскочила на седло ногами. Прыжок – и она уже за спиною у лучника, вцепившись в него мёртвой хваткой и полоснув ножом по руке, натянувшей тетиву. Пущенная им стрела просвистела всего в нескольких пальцах над головой Горна.
А конь, испугавшись и рванув, понёс их в самый центр битвы.
Лучник дёрнулся было в стремлении её сбросить, но она уже держала нож у его горла.
— Придержи-ка лошадку! — Прошипела Эль, сильнее вжимая лезвие в горло разбойника.
Кровь тонкой струйкой потекла по его шее.
Уговаривать того не пришлось: выбросив ставший бесполезным лук и схватившись за поводья, всадник резко осадил коня.
Их тряхнуло назад, и ей пришлось крепче схватиться за его пояс, чтобы удержаться. Нож соскользнул. Эль почувствовала желание лучника продолжить задуманное и по инерции выбросить их из седла, но тот внезапно остановил начатое было им движение.
Вскинув взгляд, она поняла почему.
Битва была окончена. Все его подельники трупами лежали у ног своих победителей. Западники же, почти все уже спешившиеся и медленно вытиравшие оружие, как один, уставились на неё.
Сначала у неё мелькнула мысль: они удивлены, что она оставила лучника в живых, а не перерезала тому горло, но тут же поняла, что за яркое изумление читалось в их взглядах. Усмешки, читаемые на лицах Дара и Кира, только укрепили её в догадке.
В бою, Эль не помнила как, ею была потеряна шапка. Коса, грозившаяся расплестись окончательно, била по спине, и теперь-то их попутчики наконец-то осознали, что она – девица.
Забавно было наблюдать за выбравшимся наконец из-под убитой кобылы и застывшим теперь в немом шоке Горном.
— Надо же... Девка!.. — Первым растянулся в широкой улыбке Западник Даг.
И понеслось!
Она привычно отгородилась от хлынувшего со всех сторон: «А чего скрывалась-то – боялась что ль?», «Невеста чья?», «А боец-то – отменный!.» — и тому подобных вопросов и восторженных возгласов.
Убирая нож от горла напрягшегося лучника, который не дурак, тоже уже понял, что его пленила девка, тихо шепнула:
— Вон из седла!
Перекинув ногу, тот послушно спрыгнул на землю и не смог удержаться – бросил-таки косой взгляд вверх, на неё.
Ну что же, смотри.
Разбойник был молод и недурён собой, может, на пару лет лишь постарше её самой. Перехватив спокойный, изучающий взгляд Эль, пересевшей с крупа коня в седло, он резко отвернулся и встал к ней спиной демонстративно прямо, не шевелясь.
— Допросить! Хоть кто-то додумался одного в живых оставить.
Издёвки в низком голосе не было. Это похвала?
Эль посмотрела на Шейна, отдавшего приказ. Хаос побрал бы его маску – не понять, что за эмоции скрывались за ней! А ей почему-то остро хотелось увидеть именно его реакцию на то, что она оказалась девицей.
В правую ногу, фыркнув, ткнулся мягкими губами Вихрь. Оторвав взгляд от фигуры командира Западников, Эль потрепала коня по холке: заревновал – ишь расселась на чужом скакуне и слезать даже не думает!
Спешившись, она подала поводья подошедшему Горну:
— Держи! Твоя кобыла пала от стрелы его хозяина.
Горн и боялся?
Невольная улыбка коснулась её губ, и он встретился-таки с нею взглядом. На долю секунды в его глубине мелькнула искра смущения, но гигант тут же самодовольно ухмыльнулся, хитро прищурившись:
— А я ведь пару раз задумывался, что из тощего паренька с такими-то глазищами могла бы получиться неплохая девчонка!
— Получилась? — Без тени кокетства спросила Эль.
— Получилась. Красивая...
А вот с этим уже не к ней! Ирма – та была бы вне себя от счастья и гордости. Эль же, отвернувшись и потянув Вихря за поводья, поторопилась к дядьке, сидевшему на земле откинувшись на пристроившегося подле него Тимоху.
Туда же подоспел и уже слезал с коня Шейн.
Когда она опустилась рядом, поймав и сжав дядькину ладонь и ободряюще кивнув Тимохе, Западник, стоя на коленях, спокойно и со знанием дела осматривал древко стрелы, торчавшей из левого плеча раненого.
— Батя?. — Тимоха с беспокойством вглядывался в лицо отца, торопливо вспарывая ножом плечевой шов лёгкой кирасы, которую пробила стрела, и помогая ему от неё освободиться.
— Я в порядке! Не впервой! — Дядька лишь слегка поморщился, когда Западник хоть и аккуратно, но чувствительно надавил на место около раны, перед этим разорвав рубаху и полностью обнажив его плечо.
— Даг, дай мне свою фляжку, — Шейн протянул руку в сторону подошедшего соплеменника, продолжив под одобрительным взглядом дядьки: — Наконечник с зазубринами, они мешают обратному ходу. Стрела вошла глубоко – почти навылет. Не задела костей и крупных кровеносных сосудов – это хорошо. Я чуть подвину её по направлению хода, чтобы наконечник вышел наружу с другой стороны. Придётся потерпеть.
— Я же сказал – не впервой! Даже эта девочка уже дважды меня латала, — кивнул дядька в сторону Эль, криво усмехнувшись. А она, не мешкая, перехватила у Шейна фляжку с травяным отваром после того, как тот плеснул добрую порцию её содержимого на рану.
— Твоя дочь? — Спросил он у дядьки, не глядя на неё.
— Племянница. Но ты не смотри, что девка. В нашем военном деле равных ей – поискать!
Дядька говорил с гордостью и, на памяти Эль, впервые при ней да ещё так неприкрыто её расхваливал. Ранение что ли на него подействовало?
Она чувствовала себя странно, особенно после того как Шейн, так и не повернувшись к ней, произнёс:
— Я не слепой.
Западник, держась за древко, осторожно наклонил стрелу и, резко надавив, вывел наконечник наружу, а затем, сломав, выбросил. Следом он выдернул и саму стрелу из плеча, прижав к ране остатки рубахи и останавливая кровь.
Дядька лишь крепче сжимал зубы, а Эль думала о том, как уверенно, ловко и быстро Шейн провёл всю операцию. И даже успокоила взметнувшиеся в ней было злость и обиду на то, что они с дядькой только что обсуждали её так, словно её тут рядом с ними и не было.
Западник ещё раз обработал рану с обеих сторон, забрав у неё флягу, и Эль, невольно нахмурившись, опустила взгляд, когда его рука в перчатке коснулась её пальцев.
Чёрная кожа была тонкой, отлично выделанной и облегала его ладонь, словно родная, но всё же это было странное, не живое прикосновение...
Эль поняла, что Западник заметил её смятение.
Дядьку перевязали, когда Шейн уже ушёл – его позвал Глас, проводивший допрос пленённого ею лучника. Кир принёс ей потерянную шапку – нашёл, пока собирали и осматривали трупы разбойников. Сняв с них всё самое ценное – не пропадать же добру – тех наскоро прикопали в ближайшем овражке.
Навьючив дополнительные вещи, включая трофейное оружие, на одну из новых лошадей, на другую закинули связанного лучника. Дядька вскочил в седло без посторонней помощи, и все, собравшись, наконец-то тронулись дальше в путь. До Артаима они доберутся хорошо, если с сумерками.
Около Эль теперь постоянно крутился Горн. Вроде ничем иным, как следованием поблизости, тот своего особого интереса к ней больше не проявлял, но это не спасало её от многозначительных ухмылок Кира и Тимохи.
Спина же Шейна сейчас маячила впереди рядом с дядькой. И это обстоятельство её почему-то настораживало. Ей очень хотелось знать, о чём они говорят, сближаясь время от времени. Делился ли Шейн добытой от лучника информацией о спланированном нападении, или, может быть, дядька ставил Западника в известность о том, чья она дочь?
«Я не слепой…»
Слова Шейна эхом звучали в ней всю дорогу.
Теперь Эль была точно уверена в том, что он с самого начала знал, что она – девушка.
Артаим встретил их хмурым небом и моросящим дождём, словно вторя её настроению и безмерной усталости. Но, несмотря на сгущающиеся сумерки и непогоду, на улочках города оказалось неожиданно многолюдно.
Приглядываясь, Эль с удивлением поняла, что многие из встреченных ими людей не были подданными её отца.
Вон тот здоровяк был со знаками соседнего Игорского княжества, а следующие трое – она точно определила по их высоким ирокезам – вообще из Северных земель, путь до которых занимал чуть ли не целую луну. Единственный раз, когда она видела жителя Северного княжества, был день отбора женихов для Ирмы.
Нет, и к ним, конечно, с торговыми делами кто только временами не заявлялся, особенно за пушниной, да только странно было другое: за тот короткий путь, что они преодолели от городских ворот до княжеского дома, им встретились представители уже четырёх сопредельных и не только государств. Западники, двигавшиеся вслед за дядькой ко двору отца, по сути, были пятыми.
Княжеский двор был полон, как и конюшни, и иноземцев среди снующей туда-сюда челяди оказалось гораздо больше. Теперь уже стало окончательно понятно, что к князю пожаловали гости. Много гостей. У самого крыльца при всех своих отличительных знаках, глядя на то, как они въезжают, замерли их ближайшие соседи – князья Игорский и Велимский.
Но Эль, не отрываясь, смотрела в другую сторону: на красочные, причудливо вышитые и невероятно красивые наряды южан, на смуглых, грациозных мужчин в тюрбанах рядом со своими не менее грациозными тонконогими скакунами. Берсов она до этого видела только на картинках в книгах.
Эль снова была в своей шапке, поэтому никто внимания не обращал на тощего, измученного паренька в прибывшем самом последнем отряде. Все смотрели на Западников.
На этих воинов нельзя было не смотреть, так они выделялись. Словно огромные волкодавы среди своры разномастных собак, которым не требовалось ни рычать, ни клыки обнажать, чтобы что-то доказывать. Спокойные и расслабленные в своей уверенной силе. Особенно их вожак в чёрной маске. Хотя, пожалуй, Шейн-то как раз-таки больше походил на матёрого волка.
В воздухе вокруг витали настороженные эмоции сдерживаемой агрессии. А ещё – дух соперничества.
Да что же здесь происходит?..
Эль поискала глазами дядьку – он должен был ей объяснить всё немедля! – и заметила его, направлявшегося в сторону заднего двора, где располагалась их изба. Оттуда к нему, раскинув руки, уже бежала Ирида – дядькина жена. Об их прибытии в город сообщили сразу же, да их и ждали сегодня.
Тяжёлая, окованная железом дверь на высоком крыльце княжеского дома в это время распахнулась, и Эль увидела своего отца.
Движения князя были, как обычно, резкими, хоть он и нацепил на себя приветливую маску гостеприимного хозяина. Его цепкий взгляд обежал разом всех, ожидаемо задерживаясь на фигурах Западников, но она чувствовала – искал её.
Времени, да и смысла прятаться не было. Сил тоже. Встретившись с ним взглядом и привычно ощутив на себе всю его презрительную тяжесть, Эль уловила еле заметное движение отца головой в сторону дома. Звал. Но при всех показать, что это мокрое, заморённое страшилище в мужской одежде – его дочь? Ни за что!
Эль, неспешно кивнув, погладила Вихря по холке, взглядом говоря, что явится после того, как приведёт в порядок своего коня.
Князь понял и даже не разозлился по обыкновению – сейчас он и сам будет занят прибывшими гостями. А вот что её ждало потом? Когда последний раз отец разговаривал с ней? Ведь не соскучился же он, в самом деле?
Эль даже хмыкнула такой нелепой мысли – да будь его воля, она бы годами не вылезала с самых дальних кордонов княжества. Да она и сама была бы не против держаться подальше. Но, нравится это им или нет, всё же она – княжеская дочь. Это накладывало определённые обязательства на обоих.
_
Под общий шум и неразбериху Эль исчезла со двора тихо и незаметно – не её забота, куда пристраивать весь этот съехавшийся люд, ей бы своего коня и себя, валящуюся с ног, обиходить.
Она направилась к конюшне рядом с дядькиным домом, где всегда и держала Вихря, к тому же, главная была полна и так. Проводила взглядом Тимоху, спешащего в дом – её он не заметил. Своего Грома тот оставил распрягать конюху – так торопился скорее обнять мать и младших братишек, да и об отце переживал – рана будет давать знать о себе ещё долго, и дядьку теперь, скорее всего, лихорадило.
Тимохе было кого обнять. Её там тоже ждали, и она бы сейчас спешила в их дом не меньше за своей толикой чужого семейного счастья, тепла и любви, да дядьку помогать лечить, но молчаливый приказ князя поменял все планы.
Вот уж к кому ей спешить было незачем!
Помыться бы с дороги, выпить тёплого взвара, что готовила Ирида, да спать – об этом мечтала Эль. И в княжеском доме она это вряд ли найдёт. Да, у неё там даже светёлка своя имелась. Только, когда она последний раз в ней была?
Её настоящий дом, сколько она себя помнит – дядькина семья, на всё остальное время вне этой семьи память услужливо набросила свой покров. Она редко его поднимала. Для чего? Чтобы в очередной раз вспомнить, как впервые кольнуло детское сердце, осознав, что она не любима отцом? Как не могла понять, почему? Как ребёнком безуспешно пыталась эту любовь заслужить?
Глупая! Он ненавидел её только сильней!
Любимая всеми тихая и нежная княгиня Вирея умерла родами, давая жизнь своим вторым детям. Двойне: сыну и дочери.
В тот день бушевала страшная гроза, какой до этого даже старики не помнили. Крошечный, слабый мальчик родился мёртвым. Крепкая и здоровая девочка – выжила. Принявшая роды повитуха и присутствующий при этом чёрный маг вынесли свой жуткий вердикт, решивший судьбу малышки: сестра ещё в утробе матери выпила все жизненные силы брата – перетянула на себя все те крохи, которых хватило у слабой здоровьем княгини на трудную, двойную беременность.
Так младшая дочь сурового князя стала для всех живым воплощением случившегося кошмара.
Клеймо, до этого молчаливо витавшее над ней и читавшееся лишь во взглядах, опасливо бросаемых в её сторону, после выплеснутых злобных слов и леденящего душу рассказа Магды словно выжгли у Эль на сердце. И она – малышка, испугавшись и поверив, что стала причиной смерти собственной матери и брата, приняла в тот момент всеобщую ненависть, как заслуженную и неизбежную. И замолчала на несколько лет.
Что ей были теперь чьи-то слова? Она казнила себя во много раз сильнее! Винила и этим медленно убивала. И неизвестно, что бы с ней стало, если бы не брат отца с женой.
Дядька-воевода в то время не вылезал с приграничных кордонов на юге, сдерживая Пустынников, и отсутствовал подолгу, а вернувшись однажды и увидев у себя в доме тающую Эль, в очередной раз отогреваемую лаской своей доброй жены, попросил разрешение у брательника(1), взять его дочь к себе на воспитание и учение.
Князь, брезгливо ухмыльнувшись тогда, возражать не стал.
В то время в Артаиме младшую княжну все считали дурочкой – она была немой и нелюдимой уже почти два года, и её даже замечать и досаждать практически перестали, не подозревая, что разумела Эль гораздо лучше любого из своих сверстников. К тому же, могла и читать, и считать – научилась, схватывая всё налету, просто наблюдая за обучением старшей сестры Ирмы.
И вот за несколько лет под началом воеводы эта дурочка превратилась в одну из лучших разведчиц и охотниц в княжеской сотне. А благодаря Ириде, знала не только военную науку, но и всё, что было положено девице из знатной семьи. Эль заменила ей дочь, которой среди ватаги мальчишек у них с дядькой так и не народилось.
И сил, и терпения дядька с женой на неё потратили столько, что Эль искренне считала, что этот долг она вряд ли когда отдаст. Первый год только любовью и упорством, только осторожным внушением, что не может невинное дитя быть в ответе за то, что во власти одних лишь Богов и их провидения, они вытащили её из пучины медленного саморазрушения.
Это потом уже из рассказов мудрой Пра, по началу казавшихся Эль невероятными, она узнала о запретных тёмных ритуалах, проводимых князем для зачатия долгожданного наследника, которые, по словам Пра, и стали причиной неизлечимой болезни и смерти княгини и её новорожденного сына.
Как просто оказалось князю, оправдывая себя в своих же глазах, взвалить всю вину за случившееся на выжившую, несмотря ни на что, малышку. Но самое гнусное было то, что он позволил, чтобы дочь стали винить и другие.
Простить жестокость отца после всего она так и не смогла, но и возненавидеть не сумела – слишком долго и прочно сидело в ней чувство собственной вины, оправдывавшее его отношение к ней все эти годы. К тому же, она всегда считала, что ненависть прежде всего неумолимо разрушает своего носителя, поэтому с облегчением поняла, что не испытывает к нему ничего, даже презрения. И страха тоже.
.
Идти в княжий дом до последнего не хотелось.
Она оттягивала этот момент, как могла. Сняв с себя отяжелевшую от влаги тонко выделанную овечью доху, расседлала Вихря и повесила на место всю упряжь – Эль всегда ухаживала за своим другом самостоятельно. Еда и питьё для всех лошадей были приготовлены конюшим заблаговременно, свободных стойл и здесь оставалось немного.
Она, не торопясь, насухо вытирала коня ветошью, когда различила мягкую, но уверенную поступь позади себя.
— Болтают, это ты взяла пленника?..
До того ещё, как Яромир начал говорить, Эль уже знала, что это он – мышцы привычно сковало в ожидании удара.
Память тела порою слишком услужлива. Хотя, вот уже года три, как он не мог позволить себе такой радости – тронуть её. Она стала ему не по зубам. Но как же не хотелось доказывать это сегодня, когда она так смертельно устала после почти двухдневной скачки и всего того непонятного, что происходило вокруг неё. А ещё сама мысль о предстоящем разговоре с князем, казалось, уже забирала все её оставшиеся силы.
Молча продолжая работу, она по-прежнему ощущала Яромира за спиной.
— Хочешь сказать, что даже не скучала по мне?..
Хлестать её словами – единственное, что ему ещё оставалось.
Выбрасывая ветошь и выходя из стойла, Эль повернулась к одному из главных мучителей своего детства.
(1)Брательник – двоюродный брат
Высокий, крепкий блондин с холодным взглядом голубых глаз.
Мечта почти всех женщин в Артаиме, а также за его пределами независимо от их возраста и положения. Яромир был очень красив и всегда этим пользовался. Только вот в круг его интересов, как девушка, она никогда не входила. Его в Эль интересовало другое. Сколько она его помнила, он никогда не упускал возможности унизить или оскорбить её. В детстве Эль довольно часто ходила битая им, а пинки, тычки и подножки – даже не считала.
Яр – старший сын дядьки от первой жены. Насколько в семье дядьки её любили все остальные, настолько с самых первых минут возненавидел он, когда в восьмилетнем возрасте её окончательно отдали к ним на содержание.
Смышлёная не по годам Эль со временем поняла, что он перенёс и сосредоточил на ней всю свою злость и обиду на отца, взявшего вторую жену сразу после смерти его матери. До окончательного закрепления Эль на воспитании в семье дядьки, поначалу от Яромира доставалось мачехе и старшему Тимохе, но затем он нашёл себе объект для издевательств получше – приживалку, перетянувшую на себя, как ему казалось, любовь его отца побольше новой жены и родных детей.
Её, нелюбимую даже собственным отцом, ненавидеть было легко.
Нападки Яра были выверенными и осторожными, прикрытые, как правило, видимостью обычного тренировочного процесса. К тому же она никогда и никому ни на что не жаловалась, и он быстро это понял и вовсю использовал. Эль была уверена, что в семье дядьки до сих пор так никто и не догадывался, что она испытывала все эти годы. Никто, кроме ровесника Тимохи, который чаще всего и становился свидетелем её искусной и изощрённой травли Яромиром и, отдать ему должное, всегда стоял за неё горой, даже будучи бит сам.
Но и он молчал, и не только потому что она запретила. Переживал за обоих. Тимоха любил Эль, как родную сестру, и так же сильно и искренне любил, и восхищался сводным братом, стараясь быть похожим на него во всём, кроме ненависти к ней.
Яромиром нельзя было не восхищаться – он вырос одним из самых лучших и сильных воинов не только их княжества. Все эти годы Яр всеми силами стремился доказать отцу, что достоин его исключительной любви, и не понимал того, что всегда знала та же Эль: дядька любил всех своих детей одинаково, и даже ей, приживалке, хватало этой любви. Только воевода не умел показывать свои чувства. Как и она. Может, поэтому они с дядькой понимали друг друга даже не с полуслова, а с полувзгляда?
Убогой, бесчувственной ледышкой называл её Яр презрительно. Своей холодностью и отстранённостью она только сильнее распаляла его ненависть. Он ждал от неё иных эмоций. Может, поплачь и поумоляй она его когда-то – всё бы давно уже себя изжило, и она перестала его интересовать?
Но себя не изменить. А для Яромира она, похоже, уже – болезнь. Иначе, он не смотрел бы сейчас на неё так, безумно сверкая глазами. И не поймёшь: то ли убить хотел, за то, что внезапно вернулась, а то ли рад новой возможности изводить.
— Вижу, это ты скучал.
Обычно она молчала. Сейчас Эль понимала, что ступает по тонкому льду, дразня, но, наверное, из-за усталости было уже всё равно, да и надоело постоянно отмалчиваться и делать вид, что её не трогают его издёвки. Знал бы Яромир, сколько раз из-за него на части рвалась её и без того больная душа – порадовался бы!
Если бы она на самом деле была так бесчувственна, как показывала внешне! Привычка загонять в себя боль и обиды с самого раннего детства – всё равно никто не пожалеет, лишь с наслаждением добьют! – не научила её их не испытывать. Только отстраняться. Как можно дальше, возводя глубоко внутри себя стены одну толще другой. Это потом уже дар помогал.
— Скучал… — последовало в ответ, и Эль замерла.
Не сам ответ, а то, как произнёс Яромир одно простое слово, заставило её застыть в напряжении. Он и до этого говорил глухо – так его часто накрывало в азарте предстоящей схватки, но сейчас, было чувство, что он словно с мясом выдрал из себя это признание. И продолжал смотреть на неё совершенно безумно: взгляд исподлобья, дыхание тяжёлое и прерывистое...
Яр был не в себе… Пьян? Эти яркие волны эмоций, исходившие от него…
Она не понимала, что происходит. Да, он ненавидел её с детства, но не настолько, чтобы… Что она чувствовала в нём сейчас: желание наказать? Унизить?.. Убить?
Ей впервые стало по-настоящему страшно рядом с ним.
Ну почему это происходит сейчас, когда у неё практически не осталось сил, чтобы постоять за себя? Тем более в схватке с одурманенным безумцем!
Нарушив жёсткое правило, въевшееся уже, казалось, в саму её сущность, Эль мысленно потянулась к нему, используя дар: совсем немного – никто не узнает, а он даже и не заметит этого в своём состоянии. Проверить, убедиться, что всё не так ужасно. Успокоиться…
И, охнув, прервала контакт, невольно качнувшись от ударивших в неё мощных эмоций, сбивающих с ног.
Не может быть!
Глядя ему в лицо, Эль всё ещё не могла поверить в то, что почувствовала, но перед ней отголоском, словно в доказательство, снова и снова вставала яркая картина, увиденная несколько мгновений назад: алые, огненные всполохи бешеной страсти и ревности, съедавшие Яра. Там же, намертво переплетённая с этими всполохами, была и иссиня-чёрная нить ненависти к ней.
За то, что внушила эту мучительную страсть.
Совсем краткий миг воздействия, но Эль успела в полной мере ощутить на себе всю бурю переживаемых Яромиром неистовых чувств.
Боги Хаоса! Как он это выдерживает?.. Если это и есть – любовь, то она ни за что не хотела бы испытать такое!
Его эмоции обожгли, ломая её привычную защиту и заставляя колотиться сердце. Эль бросило в жар, ноги ослабли, и стало не хватать воздуха – слишком устала, поторопилась, не ожидая… такого.
В отблесках масляных фонарей она видела, как ещё шире распахнулись его глаза, как раздуваются ноздри: Яр, словно зверь, почуявший кровь, уловил её состояние.
Успокоиться! Нужно успокоиться как можно быстрее и главное – не бояться! Хотя нет, пусть лучше ощущает её страх, чем тот жар, что она пыталась потушить, без сил вцепившись в ограждение стойла.
Вихрь, чувствуя все переживания хозяйки, тихо заржал, перебирая копытами.
— Нет. Не так, — снова начал Яр тихо, следом выплёскивая на неё признание: — Я не скучал. Я загибался без тебя все эти дни... Всё нутро ты мне вывернула!
Словно горсть колючего снега сыпанули ей за ворот.
Как и когда это с ним произошло? Их отряда не было всего две луны, и вернуться они должны были не сегодня. Если бы не увидела всё сама, подумала бы, что это очередное особо жестокое над ней издевательство, чтобы посмеяться, если она вдруг поверит.
Но лучше бы это и правда была издёвка! Представить, что её мучитель внезапно воспылает к ней страстью? Нет, этого просто быть не могло!
Впервые ей захотелось бежать. Но, чтобы выйти из конюшни, ей нужно было пройти мимо него, и только сейчас Эль поняла, что не представляет, как это сделать.
Столько народа сейчас на центральном дворе, а она осталась здесь совершенно одна.
— Что ты сотворила со мной, ведьма?..
Эль, холодея, наблюдала, как Яр снова двинулся в её сторону.
— Стой!
Её охрипший голос неожиданно возымел своё действие, и он замер буквально в паре шагов от неё, но что говорить и как поступить дальше, Эль не представляла. Теперь не представляла.
Насколько, оказывается, проще в бою! Насколько проще ничего не знать! Что ей делать теперь со всем этим знанием?
Это нужно было немедленно прекратить! Сделать вид, что она ничего не поняла и повернуть всё к его обычным нападкам на неё. Выманить и распалить его такую привычную к ней ненависть. Потому что то неистовое и могучее, что она разглядела в нём сейчас, было ей совершенно неведомо и потому страшило гораздо сильнее.
— Перестань, Яромир! — Она постаралась ослабить горло и говорить спокойно и холодно: — Тебе ещё не надоело за столько лет?
— Не говори со мной так! — Он угрожающе качнулся в её сторону, и в неё вместе с его полыхнувшей жгучей ревностью пахнуло стойким пивным запахом.
Значит, всё-таки пьян! Поэтому его и ведёт так, что остановиться не может. Завтра проспится и пожалеет обо всём сказанном, наказывая её за это знание. Да и сейчас неизвестно, на что он будет способен во хмелю...
Если так, ей остаётся одно – использовать свой дар в полную силу.
От этой мысли Эль невольно сжалась. Нарушить данное ею клятвенное обещание? Но ведь сама же Пра говорила: можно и даже нужно, но только, если иного выхода нет.
— Ведьма!.. — Словно услышав её мысли, криво усмехнулся Яр, поднимая руку и поводя в воздухе пальцами – будто представлял, как касается её лица: — Уже обдумываешь, кого из прибывших кандидатов выбрать себе в мужья?
Растерявшись на мгновение, она почти упустила его движение к ней: кажется, Яр и в самом деле был не в себе. Эта протянутая к её горлу рука...
В этот самый миг раздался глухой, властный голос, казалось, заполнивший собой всё пространство вокруг:
— Княжна!..
Её остановившееся было сердце снова толкнулось в груди – никогда ещё в своей жизни Эль не была так рада слышать Иммара!
Рука Яромира застыла перед ней, едва не коснувшись, и глаза парня полыхнули бессильной злобой и... страхом.
Возможно, единственный, кого в Артаиме, да и за его пределами, боялись все без исключения, был личный помощник её отца – Иммар Чёрный. Он стоял в воротах конюшни с вечно нечитаемым выражением на тёмном, действительно, почти чёрном лице. Ни одной эмоции. Но вот у кого она ни за что не полезет их проверять – так это у главного мага их княжества!
Мелькнула мысль: а ведь Иммар мог находиться здесь уже достаточно долго. Вдруг он стал свидетелем использования ею силы? Но Эль испытала такое невероятное облегчение от его появления, что даже привычного страха быть раскрытой в ней сейчас не возникло.
— Тебя ждёт князь.
Иммару не нужно было добавлять ничего о важности и срочности этого приглашения – об этом без всяких слов говорило то, что он явился за нею лично.
Иммар повёл её чёрным ходом – чтобы не попалась на глаза кому из гостей, да и домашних своим видом не смущала. Не пристало. Эль была тому только рада: её всё ещё потряхивало от пережитого, а ещё сильнее – от предстоящего.
Снующие туда-сюда слуги – с таким количеством гостей работы у них теперь было невпроворот – исчезали с их пути, едва завидев зловещую фигуру мага.
Его было не перепутать ни с кем: чёрный, в чёрном же, похожем на монашеское одеянии. Говорили, в его жилах текла кровь колдунов-вуду с далёких морских островов, чей цвет кожи был темнее самой ночи. Но главное – от него веяло силой. Пугающей тёмной силой, такой противоестественной для всего живого и светлого.
Иммар не произнёс больше ни слова, и она старалась не думать о том, что он видел или слышал там, на конюшне.
Эль не замечала взглядов, полных смеси из острого любопытства и страха, бросаемых в их сторону из-за углов. Ничего не замечала, погружённая в собственные мысли. Она и очнулась-то только в конце узкого коридора у знакомой расписной двери, перед этим лишь мельком отметив, что они поднимаются по лестнице на второй ярус княжьего терема.
Неужели она удостоилась приёма в личных покоях князя? И в лучшие времена это было место для неё недоступное, а сейчас в грязной, пропахшей лошадиным потом и дымом костров одежде, мокрых сапогах её и подавно не должны были даже на порог пустить. Замерший возле двери стражник так бы и поступил, если бы не её сопровождающий.
Саму Эль её вид не смущал – не она виновна в том, что выбора ей не оставили и не дали даже умыться и переодеться с дороги. Торопился князь, а заодно стремился и превосходство своё показать.
Не задерживаясь и даже не постучав, Иммар толкнул тяжёлую дверь. Сам он входить не собирался и, полоснув по ней своим демоническим взглядом – так сильно выделялись белки его глаз на тёмном лице – кивнул в сторону открывшегося проёма.
Эль, лишь немного помедлив под этим взглядом, шагнула внутрь, словно в логово зверя.
Она и не помнила уже, как там – была-то всего пару раз, и то очень давно, поэтому в первый момент задержалась и повела головой осматриваясь.
Под потолком, как в горнице, висело множество светильников, но это почему-то не спасало от ощущения, возникшего у неё в первые мгновения, что она находится в тёмном, подвальном помещении. Наверное, потому что свет, лившийся из лампад, никак не хотел рассеиваться вокруг, словно впитываясь в стены и почти не разгоняя полумрак. А ещё, потому что в просторных покоях было слишком душно, и пахло чем-то сладковато-затхлым.
Странное, гнетущее ощущение...
Не спасало ни богатое убранство, ни то, что здесь, как и в большой горнице, вдоль красных окон стоял стол и было установлено высокое, резное с позолотой кресло, на котором сейчас восседал в дорогом одеянии князь.
Грозную фигуру отца Эль выхватила сразу.
По бокам от него стояли два светильника. Сквозняка не было, но огни колыхались, словно живые, пуская блуждать причудливые отсветы по стенам и придавая его и без того недоброму лицу совсем уж устрашающее выражение.
Эль не покидало ощущение постановочности всего происходящего. Он хотел подавить её своим окружением и видом? А вызвал лишь мысленную усмешку: сколько он сидел так, готовясь и ожидая её? Предстоящий разговор и ему не давал покоя?
И её окончательно отпустило.
Она стояла прямо и смотрела ему в глаза без страха и смущения.
От отца ей достался только рост – более ничего. Он был светло-русым, она – темноволосой, с тёмными же бровями и густыми ресницами, от чего её глаза казались подведёнными углем. Его черты хоть и отличались резкостью, были по-мужски красивы: слегка длинноватый нос, как у хищной птицы, глубоко посаженные серые глаза и жёсткая линия губ. Эту презрительную линию унаследовала Ирма, в остальном полностью похожая на их светловолосую мать.
Но Эль и на умершую мать совершенно не походила. Говорили, она пошла в далёкую прародительницу – первую в их роду, обладавшую внутренним источником огромной магической силы, почти два столетия назад принесшую этот дар (или всё же проклятье?) в их земли со своей дальней и таинственной родины. В темноволосую, яркую и яростную Сири. И тем пугала окружающих только сильнее.
– Добрыня всё рассказал?
То, что князь понял, что она уже знала, для чего здесь, её не удивило – ум отца был цепким и всё, что касалось интересов его княжьей власти, угадывал безошибочно.
Судя по вопросу и тону – приказ с его стороны был однозначным: до разговора с ним она не должна была догадываться об ожидавшей её в ближайшее время участи. Но заподозрить дядьку в том, что он не выполнит его приказ и всё ей расскажет? Как бы ни любил воевода племянницу – он служил воле князя и не нарушил бы данную ему клятву верности. И её дядька растил быть верной своему слову.
Складывать факты и думать она умела, и да – уже поняла, что к чему. Последние хмельные речи Яромира, оказавшиеся не такими уж и бредовыми, позволили ей наконец соединить воедино всё, что происходило вокруг неё все эти дни.
Князь готовил отбор. Пришла и её пора исполнить долг княжны Артаима и стать женой одному из претендентов, заявившихся для участия в нём.
Вот только, она же делала всё, чтобы этого никогда не случилось?..
С той самой чужестранки Сири, которую из своего похода привез когда-то один из князей Артаима, всё и началось. До той поры магии в их землях было немного, а магов с сильными магическими источниками и подавно, впрочем, как и во всех других государствах.
Когда-то, так давно, что это уже казалось легендой, мир был полон магии. Она наполняла собой всю живую и неживую природу вокруг, самих людей и была также обыденна в жизни, как смена дня и ночи.
У большинства людей способности были незначительными, их уровень позволял лишь использовать окружающие природные источники магии и служить её проводниками через созданные артефакты. Избранных же магов наполняла сила, способная повеливать стихиями и человеческой волей, а единицы из них обладали даром перевоплощения и могли управлять даже временем. Такие магически одаренные люди и их потомки испокон веков занимали главенствующее положение во власти, становясь полноправными правителями в своих землях.
Гармония царила в мире. Когда и почему было нарушено это равновесие, никто не знал. Постепенно магия стала уходить, исчезать, и никто не мог понять почему. Поначалу этого даже не замечали, просто из поколения в поколение во всех правящих домах стали рождаться наследники со всё более слабыми способностями, да и тех становилось всё меньше и меньше.
Передел власти и владений был неизбежен – так начались многочисленные кровопролитные войны, а за магическими резервами развернулась настоящая охота. Никто не понимал, что насильно изымая природные источники из их естественной среды, они нарушали взаимосвязанный и очень тонкий порядок всего мироустройства. К тому же в самих междоусобицах погибало очень много одаренных магов, и порой это были невосполнимые потери.
Когда сильные мира очнулись, было уже слишком поздно: не помогло ни закрытие границ, ни попытки оставить наследие в своих родах – близкородственные браки привели только к худшему. Остатки магии вырождались стремительно, и именно в те времена прошла самая жестокая и кровопролитная война, постепенно охватившая почти весь мир – битва против самих магов.
Первыми её развернули правители нескольких крупных государств, в чьих родах магическая искра потухла окончательно. Они слишком боялись, что одарённые отберут у них власть (в ряде княжеств так и произошло), и потому обвинили магов в измене и готовящихся правительственных переворотах, а саму магию объявили вне закона.
Магов истребляли сотнями и тысячами. Полыхали костры и гнулись виселицы. В ненависти, рождённой из зависти и тоски по собственным утерянным способностям, дошло до того, что магов убивали без суда и следствия, за наличие даже малейшего дара.
Когда во многих удельных княжествах, где кипела война, одарённых практически не осталось, а те, что оставались, томились в темницах, либо им приходилось скрываться в далёких и недоступных простому смертному местах, очнулись немногие правители-маги, что до той поры пока ещё оставались в стороне от всей этой бойни. Они поняли, что война на истребление в самое ближайшее время перешагнёт последние границы и докатится и до их казавшихся незыблемыми владений, и ещё неизвестно, чем закончится – несмотря на всю свою силу, маги не были бессмертными и оказались к тому времени в критическом меньшинстве.
Тогда, благодаря хитрым шпионам, щедрым подношениям и дипломатическим уловкам, им удалось договориться с воинствующими правителями и остановить кровопролитие, и даже с огромным трудом реабилитировать саму магию. Залогом мира и новой жизни вновь становились браки между правящими домами, где один из супругов обязательно должен был быть магически одарённым.
И вот уже, как и в древние времена, снова рождались наследники с магическими способностями, а сама магия с той поры – главное богатство и привилегия высшего сословия. Касты правящих. Желанная, взращиваемая и тщательно оберегаемая.
Постепенно во всех королевствах и княжествах маги вновь вставали у власти или возле неё, как тот же Иммар, и каждое из государств стремилось иметь, если не в своём роду, то при своём дворе могущественные магические источники или артефакты.
Но так стало лишь время спустя, в самом же начале к магам продолжали относиться, если и не с открытой враждебностью, то очень настороженно. Сложно было в одночасье изменить мнение тех, кто сам не имел никаких способностей и кому перед этим долгое время вбивали, что магия и маги – смертельное зло.
Сири появилась в Артаиме в это самое время. Трудно пришлось ей в чужих, незнакомых краях, а ещё сложнее – с новой роднёй и собственным народом...
Именно после появления чужестранки-ведьмы в княжеском роду стали рождаться исключительно девочки – горе для любого из правителей, стремившегося укрепить свою власть, но такова оказалась плата за полученный могущественный источник.
Говорили, это было проклятие отца Сири – великого мага Пустынного королевства, за то, что единственная дочь чуть ли не со свадебного пира сбежала с одним из невольников собственного жениха. Тот невольник из Северных земель оказался княжичем Артаима.
Сири предстояло занять трон Пустынного королевства, выйдя за его грозного повелителя, и, согласно предсказанию, дать начало могущественной магической династии. Разгневанный отец пожелал самого страшного глупцу, умыкнувшему его неблагодарную дочь: никогда более не иметь наследника мужского пола в собственном правящем роду.
Но это станет понятно гораздо позже, а в самом начале молодую княгиню невзлюбили за то, что она принесла с собой войну в их земли – отвергнутый ею могущественный жених не простил бесчестья и выдвинулся против Артаима походом, планируя вернуть опозоренную беглянку отцу и жестоко наказать похитителя. И даже то, что решающую битву против сильнейшей армии малочисленное войско Артаимского князя выиграло только благодаря магическим способностям его супруги, в заслугу княгине не ставили, рассудив, что без неё – и самой войны не разгорелось бы.
Почти два десятилетия после того сражения их небольшое княжество пребывало в относительном спокойствии (княгиня чуть ли не все свои возможные силы влила в невидимую защиту его границ), но поверженный король был не из тех, кто мог простить и забыть.
Затаившись на время, он нанёс свой удар, когда этого никто не ожидал. Князь и княгиня Артаимские были вероломно убиты в тот момент, когда находились в гостях у своих соседей, куда была просватана их старшая из пятерых дочерей. Саму юную княжну похитили. Рассказывали, Пустынный король швырнул её в качестве наложницы к ногам своего наследника, но та, чтобы избежать позора, выбросилась из окна башни в первую же ночь.
Тогда княжий престол Артаима впервые наследовала дочь, а не сын.
Княгине Малике – второй по старшенству дочери Сири на тот момент едва исполнилось восемнадцать, но силой, умом, а главное хитростью она не только смогла удержать бразды правления в своих руках, но и укрепить княжество. И даже отомстить: несколько лет спустя, один из посланников княгини добрался-таки до ненавистного короля, до самой смерти приковав того к постели её нерушимым заклятьем.
Война, в период правления Малики разгоревшаяся с новой силой, растянулась на несколько десятилетий и перешла в изматывающие для вражеского королевства набеги – собственные же границы Артаима всё ещё надёжно укрывало защитное заклятие Сири. В этих походах принимали участие уже несколько сопредельных княжеств – одним им было не выстоять.
Княгиня сделала главное в то время – укрепила свою власть кровными узами с соседями. Быстро выдав замуж среднюю и просватав двух самых младших сестёр, Малика заручилась в том числе и военной поддержкой своих новых и будущих родственников. Сама же она взяла в мужья бывшего жениха своей несчастной старшей сестры – их союз сильнее любви скрепила ненависть к общему врагу и жажда мести Пустынному королевству.
Тогда же все окончательно подметили и утвердились в том, что у правителей Артаима на свет появлялись исключительно девочки. У Малики родились только две дочери, хотя все её сестры, выданные замуж в другие уделы, подарили сразу несколько магически одарённых наследников-сыновей своим мужьям. То же самое в своё время повторилось и с подросшими дочерьми княгини.
Слухи расползались быстро, но благодаря этим рассказам и своему исключительному магическому дару все княжны Артаима становились невероятно желанными невестами. Каждый стремился укрепить свой магический потенциал за счёт их силы, ведь, как оказалось, помимо всегда разного личного дара каждой из княжон, все они обладали общей и совершенно уникальной способностью – возраждать в собственных детях утраченную даже много поколений назад родовую магию своего супруга.
И сегодня ещё редкий удел мог похвастать сильным правителем магом – трудно восстанавливалось то, что с таким упорством и лёгкостью длительное время истреблялось, да и дочерей у князей Артаима рождалось не так много, как этого хотелось бы, поэтому претендентов к ним в мужья всегда было более чем предостаточно.
Так в Артаиме постепенно возникли и утвердились отборы женихов, и даже нелюбимой и презираемой Эль по праву рождения было не избежать этого выбора, если бы не одно "но". Все эти годы она тщательно скрывала наличие у себя магического дара. Даже малейшее его проявление.
Всего три раза со времён Сири в их роду рождались девочки лишённые магии. Полностью пустые и, что самое страшное, не способные передать своим детям магические способности, даже если их мужем становился маг.
Возможно, появление таких пустышек было связано с трудно протекаемой беременностью матери, но, скорее всего (и Пра была в этом совершенно уверена), причина была в том, что даже их крови давно уже требовалось обновление и подпитка источника за счёт вливания свежей магической силы с мужской стороны.
Те женихи, что из поколения в поколение жаловали на отбор к старшим княжнам, магией, как правило, не обладали, ведь старшей княжне и её супругу надлежало наследовать престол Артаима. Магически же одарённые княжичи и принцы наследовали в своих собственных уделах и брали жену к себе, поэтому и сватались исключительно к младшим из сестёр.
Эль всё ещё молчала.
— Значит, знаешь, зачем позвал.
Дядька, не дядька – князю уже было не интересно, откуда она знала об отборе. Она была здесь, перед ним – это главное.
— Радуйся негаданной чести – уже и не чаяла, поди, что хоть кто-то, кроме какого-нибудь захудалого гридня, замуж позовёт. И то только потому, что ты княжьего рода.
Чести?.. Будь у неё выбор – была бы честь. Эль горько усмехнулась про себя. Или планы отца изменились за столько лет?
Взгляд князя прошёлся по ней оценивающе, как по залежавшемуся на прилавке товару. И этот товар ему явно не нравился.
— Совсем отощала – одни кожа да кости! Не запаршивела ещё на кордоне? Под твоими тряпками не разглядеть. И главное: девица ещё?
Сказал – словно с размаху ударил.
Терпеть! Она и не такое вынести могла и ничего иного от разговора с отцом и не ожидала.
— Девица… — тут же, не сомневаясь, усмехнулся он. — В тебе огня женского ни на долю, даже сейчас, как истукан пялишься – нигде ничего не колыхнётся даже. Но мамки всё равно сегодня же проверят. Для порядку. Для женихов объявлено, что дар в тебе окончательно пробудится после инициации в первую брачную ночь.
А вот и объяснение. Она не ошиблась – обманом князь отбор созвал.
И, вроде бы, Эль даже облегчение ощутила – всё-таки не раскрыта! Да только толку, если отбору и свадьбе – быть. А ещё, её зацепило это его – окончательно. Неужто, всё же почувствовали в ней источник, да только не понимали какой?
Но даже не эта мысль занимала Эль более всего. Она ждала: объявит князь или нет своё главное условие? То, из-за которого ей и приходилось скрываться всё это время.
И князь не заставил себя ждать – велика честь ходить перед нею вокруг да около. Вся показная, царственная расслабленность мигом с него слетела, возвращая резкость чертам:
— Отбор начнётся завтра – многие из участников сильно торопятся и лишнего времени не имеют и терять не хотят, — он смотрел на неё с хищным прищуром: — И ты знаешь, чего я жду от тебя…
Она знала. И только за одно это могла бы возненавидеть его всей душой, но почувствовала одно лишь презрение. И он увидел, и прочёл его в её взгляде – она и не старалась скрыть.
— И помни, — прошипел он сквозь зубы, явно задетый этим презрением за живое. Злость или ненависть, страх и отчаяние его бы даже порадовали и взбодрили – они были понятны, он любил вызывать эти эмоции у подвластных себе. Она никогда не давала ему этой подпитки, но он знал, чем на неё надавить: — Судьба воеводы и его семьи – в твоих руках!
Казалось бы, Эль сама должна была стремиться к замужеству и радоваться этому законному шансу вырваться из власти отца и даже возможности навсегда разорвать все связи с Артаимом, выбрав представителя каких-нибудь самых дальних от них земель. Радоваться шансу полностью изменить свою жизнь, начав всё сызнова и даже попробовав стать счастливой... Если бы у неё был этот выбор.
Но его у Эль никогда не было. Для неё отбор станет всего лишь вывеской, потому что того, кого она должна будет избрать себе в мужья, давно уже выбрали за неё.
И она не могла не удивиться, зная, кто это:
— Он здесь?..
— Лучше продолжай молчать в своей обычной манере, — вернул ей презрительный взгляд князь, усмехнувшись. — Так ты хоть за умную сойдёшь. Правитель Пустынного королевства в Артаиме? Ты сама понимаешь, о чём спрашиваешь?
И правда, зачем ей что-либо понимать? Она ведь всего лишь должна будет по указке собственного отца избрать себе в мужья представителя вражеского клана – старейшего врага их семьи, принесшего уже несчётное количество смертей на земли Артаима, последними из которых стали родители её матери – родные бабушка и дедушка Эль.
Но не она первая, и не она последняя, кому придётся выходить замуж по расчёту и по приказу.
Укреплять власть, силу и богатство своих уделов – такова уж доля любого из наследников. В их роду такие браки заключались с завидным постоянством. Счастьем было, если долг и выбор сердца совпадали.
Младшим княжнам с этим выбором везло чаще. Но только не Эль. Ей в мужья определили человека, которого она всю свою жизнь ненавидела, как врага, и мечтала бы убить. И её избранник – она уверена! – ненавидел её не меньше…
Терпеть! Кого это здесь волнует? Князь вон, кажется, вполне искренне считает, что своим решением он облагодетельствует недостойную дочь, не иначе.
Что мог понимать в вековой вражде их княжества с жестоким Пустынным королевством её отец, каких-то двадцать с небольшим лет назад впервые прибывший в Артаим? Что он мог понимать в священной войне и кровной мести их рода?
Для него это была чужая война, но очень накладная для того, что было для князя гораздо ценнее нелюбимой дочери – его кошелька. Война, к тому же грозившая стоить ему престола.
Очень немногие в Артаиме знали, что защитное заклятие, когда-то наложенное на границы их княжества силой Сири, со временем неумолимо истончалось, и сколько ещё оставалось этой защите, было неизвестно. И как скоро об этом узнал бы очередной правитель Пустынного королевства тоже.
Что хитрый князь после гибели родителей жены пошёл на сделку с Пустынным королевством, тоже никто, кроме самых приближенных к нему не знал. И он получил эту отсрочку, пообещав в залог то, о чём Пустынные правители мечтать не переставали и более нигде получить не могли – прямую наследницу великих магов с удивительной способностью возрождать родовую магию, утерянную в веках. Вирея в то время как раз была беременна двойней.
Что это были за утраченные способности у Пустынных королей было никому не известно, но звёзды упорно обещали возрождение сильнейшего в мире магического рода от их союза с прямым потомком сбежавшей когда-то непокорной Сири.
При этом от традиционного отбора женихов для княжны никто в будущем отказываться не собирался – так и о самой сделке никто не узнает, да и золотой запас лишним никогда не бывает.
За право участвовать в отборе каждый заявившийся кандидат вносил немалую плату золотом. Это правило было установлено ещё во времена Малики, ведь желающих взять в жёны артаимских княжон уже тогда было слишком много, а дочерей у княгини – всего две.
Размер взноса был определён такой, что претендовать на княжну и престол Артаима смогли лишь представители сильных и богатых уделов. Это не только позволяло поправить дела княжества, где кроме основной торговли пушниной других значимых доходов не водилось, но и подогревало азарт и ещё больший интерес к самому состязанию – половина всей собранной суммы пополняла казну Артаима, другую часть вместе с приданным невесты получал жених, выигравший отбор.
У старшей княжны отбор имел лишь одно отличие – всё золото, как и сам будущий князь, оставались в Артаиме. Тогда же было установлено и правило его престолонаследия: старшие князь и княгиня уступали правление молодым после рождения у них первенца.
Князь Третьяк Всеволдович – отец Эль, тоже в своё время был среди участников отбора для старшей княжны Артаима. И нежная, тихая Вирея из дюжины претендентов выбрала в мужья его – младшего княжича одного из дальних северных уделов. Дед и бабка Эль (одни из немногих, кому повезло не только исполнить долг перед престолом, но и искренне полюбить друг друга) не противились выбору своих дочерей – они пеклись об их счастье.
Наверное, это действительно была любовь, ведь никакой выгоды Артаиму такое родство не сулило. Северное княжество было мелким и небогатым – все очень удивились, когда третий сын разорившегося князя смог внести неподъёмный для себя взнос, чтобы участвовать в том отборе.
Третьяк был красив, уверен в себе и очень напорист. Но Пра не уставала твердить о привороте – уже тогда верным спутником будущего князя, следовавшим за ним таинственной и пугающей тенью, был тёмный маг Иммар. Она же не переставала настаивать и на том, что именно попытки князя изменить с помощью чёрной магии проклятье их рода и получить желанного сына-наследника привели в дальнейшем к тяжёлой беременности и смерти княгини вместе с новорожденным младенцем.
Никаких доказательств тому, кроме её собственной в том полной уверенности, у Пра не было, но все её предположения и впрямь походили на правду, ведь зачатие и рождение сына у старшей княжны впервые со времён Сири было невероятным само по себе, как бы там не кивали в сторону ослабления со временем самого проклятия.
Эль старалась лишний раз не бередить себе душу – ничего хорошего всё это знание ей всё равно не сулило, лишь тоскливое понимание того, как всё-таки сильно, должно быть, ненавидит её родной отец за все свои порушенные честолюбивые планы. Ведь, если всё так и было, то ему почти удалось обойти старинное проклятье, и лишь она – Эль – всему помешала.
В довершение ко всему, словно ему в насмешку, она родилась даже без намёка на магический дар (хоть и смогла, по мнению Иммара, ещё до своего появления на свет каким-то непостижимым образом вытянуть всю силу, что была у княгини и родного брата), а значит, провести отбор женихов и хотя бы казну пополнить за её счёт в положенное время князь не мог. Как и выполнить зарок, данный им Пустынному королевству.
Почему так получилось, и почему никто, даже присутствующий лично на родах и лениво наблюдавший за нею и после Иммар, не смог определить у неё наличие магического источника, Эль не знала. Пра же была уверена, что всё дело было в самом её даре. В его уникальности.
Эль стояла у стены в нескольких шагах от двери покоев командира Западников, скрытая полумраком, и ждала.
Она не знала, сколько ещё продлится встреча Шейна с отцом, но готова была простоять сколько потребуется, лишь бы получилось, что она задумала. Это был её единственный шанс, пусть призрачная, но надежда.
То, что ей нужно встретиться с Шейном, Эль решила после короткого разговора с дядькой.
Добраться до дома воеводы и вернуться обратно было ох как непросто, но все затраченные усилия того стоили.
Перво-наперво она сбежала от мамок.
Те встретили её в коридоре с заметной опаской, но брезгливость свою не скрывали.
Кормилица и старшая нянька Ирмы. Эль представила, как взбесилась сестра, узнав, кого отрядил ей князь для сборов. Но могло статься, что это был хитрый выбор самой Ирмы: верные старшей княжне вырастившие её мамки сделают для неё всё, что она им ни прикажет. Уж очень сестрица жаждала держать всё в своих руках и всем управлять – истинная дочь своего властного отца и будущая княгиня. Если отец соизволит когда-нибудь этот престол уступить.
Эль этот выбор не радовал в любом случае: если к ней приставили личных помощниц (считай, двух церберов старшей княжны), значит, выход из княжеского терема для неё теперь был невозможен. О чём ей со всей своей надменностью первым же делом не приминула подтвердить пышнотелая кормилица Марфа Марьяновна:
— Приказано тебя в левое крыло переселить. Нынче под присмотром будешь!
Левое, княжеское крыло – честь невиданная и незаслуженная, всем своим видом кричали мамки.
Но Эль поняла для себя лишь одно – из-под того присмотра просто так не уйдёшь. И даже пытаться просить о том не стоит – эти две грымзы, когда-то вдоволь над ней поиздевавшиеся, своё дело знали туго.
Они, уверенные в своей полной власти над нею в княжеском тереме и её беспрекословном им подчинении, меряли Эль презрительно оценивающими взглядами – столько работы им предстояло. К завтрому эта бесстыжая замарашка, чей мужской наряд их особенно возмущал, должна стать похожа на княжну, а не на заправского гридня – почти невозможное по мнению мамок задание.
Ну что ж, Эль и сама не уверена, что у них выйдет что-нибудь путное. Хотя бы потому, что не всё, что они решат в ней изменить, она позволит им сделать. Но она послушно и молча пошла следом за кормилицей. Нянька, словно завзятый конвоир, пристроилась у неё за спиной.
Единственным способом избавиться от их надзора было использовать дар и сделать это можно было, только оставшись с ними наедине.
Она, конечно, спокойно могла справиться с двумя даже такими дородными тётками и просто сбежать, но те мгновенно призвали бы подмогу. Стражники отца послушно охраняли все коридоры и сени – когда ты принимаешь у себя такое количество сильных и соперничающих между собой гостей, без должных мер предосторожности не обойтись.
Поэтому Эль решила использовать магическую силу.
Решение об этом она приняла с непривычной легкостью, впервые, наверное, совершенно не сдериживая своих желаний и не одёргивая себя.
Что толку было скрывать наличие магии и строго себя контролировать, если участь быть проданной Пустынному королю её всё равно так и не минула?
Нет, в открытую она её использовать не станет: самое главное обещание, которое взяла с неё Пра, было – держать в тайне природу собственного дара. Эль понимала: узнай о его сути посторонние – беды похлеще договорного брака ей не избежать! Пра говорила, что за возможность обладания такой способностью многие ни перед чем не остановятся.
Время терять Эль не стала, начав воздействие, как только они добрались до выделенных ей покоев. Неизвестно ещё, кто и когда явится помогать мамкам, вряд ли они планировали отмывать её сами.
Едва закрылась дверь за нянькой, а кормилица, подбоченившись, развернулась к ней, приказав раздеваться, она отпустила свою силу. Сначала осторожно – только услышать своих надзирательниц.
Ничего интересного – всё то же брезгливое раздражение и злобное недовольство у обеих, и ничего, что могло бы помешать ей действовать дальше. Только непомерная гордыня от собственной значимости, усталое соперничество друг с другом, презрение ко всем остальным и раболепство перед хозяевами.
Подчинить себе обычных людей да ещё такого склада было проще простого. Единственное, что было ново для Эль – то, что она работала сразу с обеими. Только однажды Эль читала эмоции нескольких человек одновременно и никогда ещё не пробовала управлять двумя сразу. Со строжайшим запретом и страхом быть раскрытой у неё и возможности такой никогда не было.
Но всё когда-то происходит впервые.
"Молчите и слушайте. Вы полностью мне подчиняетесь!" – приказала она мысленно, вплетая золотистую нить своей силы в окружавшие их эмоциональные всполохи.
Эль не знала, как нужно и как правильно управлять своей силой – она никогда этому не училась, просто чувствовала её. Как почувствовала и увидела моментальный внутренний отклик обеих женщин, ставших в одно мгновение подвластными её воле: все прежние эмоции, вся их суета и раздражение побледнели и словно затуманились.
И ни удивления, ни даже малейшего сопротивления – ничего, одно лишь выжидательное внимание.
Княжий терем, все его ходы и выходы, тёмные закутки в клетях и сенях Эль знала, как свои пять пальцев. Знала, как незаметно просочиться по его переходам, где и как спрятаться, чтобы тебя не нашли – вынужденная наука, выученная ею ещё в раннем детстве.
И сейчас это знание помогло ей покинуть терем незамеченной, хотя народу сновало полно. Лишь раз всего ей пришлось использовать свой дар, приказав знакомому стражнику на входе забыть, что он её видел.
В дядькину избу Эль вошла с заднего двора, через один из двух чёрных ходов, о котором знала только их семья – Добрыня был осторожен и предусмотрителен. Замерла, прислушиваясь и выпуская силу, перед тем, как зайти в горницу.
Сквозь препятствия читалось труднее: блёкло и размыто, но она всё же увидела. Вся семья была в сборе. Дядька болеть не любил и в клети запираться был не намерен: в общей горнице места всем хватало, и даже малышня, соскучившаяся по отцу, могла скакать рядом. Чувствовал он себя очень неплохо – вот, что значили родные стены и любящие сердца рядом!
Яромира к её облегчению в доме не было – скорее всего продолжал кутить с гостями, найдя утешение в выпивке и объятиях очередной по счёту служанки. Из посторонних – только местная знахарка. Она вливала свою небольшую целительную силу в лечение дядькиной раны, Эль видела её свечение гораздо ярче остальных.
Больше не раздумывая, она открыла дверь и шагнула внутрь.
Первым её заметил дядька – как бы он себя ни чувствовал, а скрип тайной двери из виду не упустил! Встретившись с нею взглядом, он с облегчением откинулся обратно на лавку – ждал. Как и все остальные, кинувшиеся к ней сразу, едва разглядели и поняли, кто пришёл.
Пятеро младших братишек, старшему из которых минуло тринадцать, а младшему три, облепили Эль со всех сторон, восторженно подпрыгивая и выкрикивая её имя – она лишь успевала обнимать, гладить и целовать.
В неё пахнуло такой искренней любовью и обожанием, что она впервые за долгое время почувствовала подступающие к горлу слёзы.
Довольно рассмеялся Тимоха, сидевший на лавке у изголовья импровизированной отцовской лежанки, и ахнула Ирида, как всегда, всплеснув руками.
– Эль, дорогая, быстрее мыться и переодеваться – баня давно истоплена!
– Я ненадолго...
Как же трудно дались ей эти простые слова.
Взгляд Ириды тут же вспыхнул горькой жалостью и пониманием.
А дядька бросил коротко:
– Оставьте нас.
Разом замерев и перекинувшись расстроенными взглядами, все, кроме Радима, с неохотой двинулись в сторону выхода. Ирида, подхватив на руки ничего не понимающего и вырывающегося младшенького сына, пошла следом – отца в доме все слушались беспрекословно.
Поймав взгляд воеводы, подняла свою катомку и засобиралась знахарка. Тимоха помог ей, провожая. Ему было страсть как любопытно, но и он был послушен воле отца.
Оставшись вдвоём с дядькой, Эль, подойдя, села на место лекарки, чтобы быть к нему как можно ближе.
Она чувствовала, как его буквально затапливает темнотой – он считал себя виноватым перед нею, и Эль изо всех сил хотела показать ему, что это не так, и она нисколько не обижается на его вынужденное молчание в походе.
– Прости меня, дочка...
– Тебе не за что просить у меня прощение, – она сжала его здоровую руку. – Это было неизбежно, ты же знаешь.
– Может, не всё так плохо? Я думал все эти дни... Вдруг тебе кто по-настоящему приглянётся на этом отборе? Выбирай сердцем и ни на кого не смотри! Ты должна быть счастливой!
Воевода знал, что князь обещал свою младшую дочь Пустынному королю в обмен на призрачное перемирие. Но он не знал о том, что тот пригрозил Эль расправой над его собственной семьёй, если она не выполнит его волю – свою угрозу хитрый князь озвучил только ей. А Эль ни под какими пытками никогда не признается об этом дядьке, понимая, что он ни за что не примет от неё такой жертвы.
Если бы воевода понял, чем ей угрожают и к чему принуждают – его бы никакая присяга не удержала, и он восстал бы против действий князя. Честь воевода ставил превыше всего! А Эль не могла допустить, чтобы со всеми ними что-нибудь случилось.
И она поторопилась перевести разговор:
– Ты знаешь, зачем к князю прибыли Западники? У него сейчас личная встреча с их вожаком.
Дядька кивнул:
– Шейн ни полсловом не обмолвился об этом в походе, но я знаю, зачем. Они прибыли получить долг с твоего отца. Это у Западников Третьяк когда-то ссудил золото для участия в отборе княжны Виреи – твоей матери. Половину твой отец уже выплатил, но сумма за эти годы выросла вдвое. Получается, что это из-за требования Западников вернуть остаток немедля, князь так спешно собрал отбор для тебя.
Эль перебирала в памяти слова дядьки, пока ждала Шейна и дожёвывала пирог, заботливо сунутый ей в руку Иридой перед самым уходом.
Провожая её, жена дядьки помимо пирожков успела принести сухую и чистую одежду: рубаху, доху и новенькие сапоги, заставив переодеться. Напоила водой (от тёплого взвара Эль отказалась – боялась уснуть, совсем разморившись) и вытерла чумазое от пота и пыли лицо влажным рушником, расцеловав напоследок в обе щеки. Так что под дверью Западника Эль стояла в гораздо лучшем виде, чем время назад.
И вот наконец-то в коридоре послышались шаги и негромкая речь.
Шейн и Даг. Делились впечатлениями или обсуждали результаты переговоров с князем? Может, тому даже удалось урезать сумму долга? Хотя Эль была уверена, что Западники на это не пойдут – не за тем они проделали такой длинный и опасный путь в Артаим. И не зря отец столько лет ходил у них в должниках.
Голоса стихли, и, спустя пару мгновений, в пятно света от фонаря, висевшего над дверью, командир Западников ступил один и остался стоять, глядя прямо на неё.
И снова этот мужчина вызвал её удивление. Эль готова была поклясться, что её, практически слившуюся со стеной, нельзя разглядеть в тёмном коридоре, но Западник каким-то образом заметил или почувствовал присутствие постороннего и теперь молча ждал.
В тесноте коридора он казался ещё выше и мощнее, заполняя собою узкое пространство. Это ощущение усиливали причудливые, словно живые, тени, отбрасываемые вокруг него то и дело мерцающим светильником.
Угрозы не было – она и без дара это чувствовала. От Западника исходила сила и привычное уже спокойствие, невольно внушавшее уверенность в правильности дальнейших действий и в саму Эль.
Без тени страха и сомнения она шагнула ему навстречу.
Дав Шейну разглядеть её, Эль первая нарушила тишину между ними:
— Мне нужно поговорить с вами...
В ней вдруг возникла убеждённость, что Западник уже знал, что это именно она караулит его, настолько он был невозмутим и даже не удивлён. Или это всё проклятая маска, надёжно скрывавшая его истинные эмоции?
Несколько долгих секунд он продолжал смотреть на неё своим нечитаемым взглядом сквозь прорези чёрной кожи. Затем толкнул незапертую дверь, жестом приглашая её войти.
Покои, выделенные отцом предводителю Западников, были одними из самых лучших в этом крыле и состояли из трёх отдельных помещений. В одном из них слева даже своя лохань для мытья имелась, что Эль первым делом и заметила, войдя. А ещё успела разглядеть молодую, красивую служанку – Ису, кажется – которая, обнявшись с кувшином для воды, замерла возле этой самой лохани ни жива ни мертва.
Эль не хотела, чтобы кому-нибудь в княжьем доме стало известно о её сегодняшнем визите в покои Шейна. И вовсе не потому, что она боялась молвы – с переживаниями о мнении о ней окружающих, как и с собственной ложной стыдливостью, Эль покончила очень давно. Она боялась сейчас лишь одного: что кто-то или что-то помешает её планам.
Но Иса, казалось, и не замечала Эль, с ужасом уставившись на вошедшего следом за нею Западника.
Эль и саму всё ещё коробило от безликости маски Шейна, что уж говорить о простой служанке, впервые увидевшей таинственного опасного гостя. А Ису, судя по её наряду – просторной нательной рубахе, к тому же, видать, с определённой целью сюда отправили: не только помыться ему помочь, но и постель потом согреть.
Можно было представить, как она боялась, ведь какие только страшилки не расказывал народ в Артаиме о Западниках, а тут их главаря, да ещё и всего изуродованного, ублажить приказали. Да девица уже была в полуобморочном состоянии!
А Шейн был явно не в курсе приготовленного для него подарка: тут его эмоции даже маска скрыть не смогла – резанувший льдом взгляд выдал.
Неужели недоволен?
Помедлив лишь мгновение, он обратился к испуганной девушке:
— Можешь быть свободна. Твоя помощь мне не понадобится.
Несмотря на испытываемый ужас, Иса, дёрнувшись было, продолжила стоять на месте, понурив голову.
Эль поняла, что той приказано во что бы то ни стало выполнить сегодняшнее поручение. А, судя по тому, что неисполнение воли пославшего её страшило девушку посильнее изуродованного Западника – наказание в случае провала её ожидало сильное.
Похоже, Шейн это тоже понял, потому что добавил, чуть подавшись в её сторону:
— Иди и передай своему хозяину, что я остался доволен твоей работой.
Девушка, всё ещё не веря, вскинув голову, посмотрела на него увлажнившимися от непролитых слёз глазами.
— Иди, я сказал!
И она пошла. Сначала неуверенно, продолжая сжимать в руках кувшин с водой, а потом, словно очнувшись и поставив тот наконец-то на лавку – чуть ли не бегом, пригнув голову и не глядя на них.