Ты, главное, верь. Ты слышишь? Прошу тебя, верь.
Метта проснулась этим утром рано. Дома было тихо. Кажется, задержи дыхание и услышишь, как подсвеченные солнцем пылинки опускаются на пол. К занавеске в коричневых листьях приладился свет, тасуя орнамент, и шалил, делая из него то монстров, то мишек, то кораблики с парусами.
Никого. Снова. Как всегда.
Метта вздохнула. Мама уже ушла на работу. Там, в их лаборатории вечный переполох и бесконечные очень занятые люди. Но даже её, Метту, водили туда однажды. “На экскурсию”, сказала мама и показала всякие странные кнопки и приборы, светящиеся шары и платформы. И даже в шутку надела ей на голову странную шапку с огоньками, они смешно кусались и шипели. Там было шумно. И очень… страшно. Маме не объяснишь.
Но все это ерунда. Метта хотела к дедушке. Туда, где за дымкой в лесу, его домик. Дед был добрый и тёплый. Много молчал. Да ей болтовни и не надо.
С дедом хорошо молчать. Он всё-всё понимает. А мама – на работе.
Ох, деда. Попадет нам опять.
Метта выбралась из-под одеяла, натянула рубашку и любимый дедов сарафан и выскочила из дома.
Он не сошел с ума. И даже не умер. Всё оказалось не так уж и страшно. Это можно терпеть. Точнее, терпеть сейчас приходилось столь многое, что всё остальное не шло ни в какое сравнение, вполне себе оказавшись мальчишеской ерундой.
Всё, как и говорил Бадра.
Иллай вздохнул. Или сделал, что-то похожее, как мог бы вздыхать жар, ветер или огонь.
Ветром быть ему было проще всего. В конце концов, он и есть на половину ветер. Только стоило сил сдерживать себя. А надо ли? Ну и пронесётся ураганом, развеет всё, что есть вокруг. Может, даже разрушит. Так ведь жизнь вечна. Рано или поздно он сможет развеять главное. Себя самого. И тогда не останется ничего. Ни боли, ни тоски, ни постыдного отчаяния. Как славно. Только время этому рано-или-поздно – Вечность.
С глухим рёвом поднялся выше, сбил в плотную толчею облака. Ударил вбок, чтобы завертелось.
“Легче?”
- Ничуть!
Опустился вниз, в самую грудь урагана. Вдруг получится, и тот его разорвёт? Наконец-то. Успеет, до того, как он окончательно превратится в чудовище.
- Вот же я, ветер. Твой. Действуй! – вместо яростного шёпота вдруг вышел ужасающий хохот. Иллай удивился и рассмеялся ещё громче. Ураган взвыл, вторя, взрываясь сломанными деревьями, круша редкие постройки, нагромождения камней, выдавливая ручьи из русел.
Гигантская рука, взявшись из ниоткуда, схватила за горло, крепко сдавив. И сломала бы, если бы у него была сейчас шея.
- Доволен? – прогремело осыпавшимися с гор камнями.
Как бы он теперь ответил? Ведь нечем. Однако, опустил крылья, успокоил поток, погасил синее пламя. Почти.
“Прости… отец”.
- Прочь! – и он действительно выбросил его отсюда прочь. – Явишься, как поумнеешь.
- Понятно, - прошептал Иллай, выбираясь из песка, кусаче забившего все открытые места, и кажется, закрытые тоже.
- И чтоб не раньше, - донеслись до него обрывки слов.
- Да не подумаю даже, - пробормотал, морщась, и рухнул без сил обратно.
Отец поступил гуманно, конечно. А мог бы в глубокую воду швырнуть. Или в дремучий ельник, или… Да куда угодно мог.
- Чего тебе стоило? Решил бы всё разом.
Песок взвился маленьким смерчем, нырнул за шиворот.
- Понятно. Чего уж непонятного…
Иллай разделся, шагнул в ледяную воду. Ушёл глубже, пока не заломило в голове. Вынырнул и снова нырнул.
Поумнеть было слишком просто. Все правильные слова он знал и так. И даже правильные мысли были ему знакомы тоже. Он не знал, что делать с тем, что было внутри. Оно мешало. Давило. Рвало. Он не хотел этого. Он хотел прежней свободы.
Беспристрастность. Безмолвие. Самоконтроль: твои мысли – то, что с этим миром будет. Ответственность. Надёжность. Сила. И снова Контроль. Бесконечная узда. А в чьих руках вожжи? Те, кто благоговеют при слове «дар», «предназначение», «избранник», не желают ставить равно к проклятие и чёрный труд, за который никто не то что не вознаградит, спасибо не скажет! Его даже не увидят. Скажут, всё случилось само.
Раньше была просто безнадёжная обречённость. Теперь ещё и отчаянная боль. И не спросишь, почему? Не взмолишься, за что? Не имеешь права.
Иллай ещё раз опустился под воду, медленно на этот раз, и открыл глаза. Белёсое дно внизу манило обманчивым спокойствием, чуть заметно колыхалось длинными плетями широких водорослей, дававших укрытие разной морской мелочи.
“Океанской”, - услужливо подсказала вода.
Ясно. Далековато закинул. И ладно. Может, так будет тише. Здешние нити ближе к небесам. С ними он или станет крепче, или погибнет. В ответ вода подхватила его и выбросила на берег.
- Да что ж такое-то? – выкрикнул в сердцах.
Небо. Холодный мокрый песок. Вода, обожжёт и отхлынет, снова обожжёт. Один и со всем миром разом. Что же это такое…
Бадра растерянно смотрел на него сверху.
- Сильно ушибся? Да?
Иллай помотал головой и снова схватился за нос. Кровь полилась сквозь пальцы.
- Вставай, домой скорее надо. А то по твоему кровавому следу за нами придут ярины. И сожрут нас ночью! – мальчишка вытаращил огромные серые глаза и, довольный произведённым эффектом, расхохотался.
Малыш вскочил, еле сдерживая слёзы от обиды и страха, и понесся с погрузочной площадки вниз, домой.
- Да стой же ты, лягушонок! – Бадра перехватил его за пояс и закинул на плечо. – Не бойся, я пошутил. Но нос помыть в любом случае надо. Пойдем-ка к деду Свету, он ближе. Глядишь не так сильно нам и попадёт.
Он был всего на пару лет старше. Примерно. Точно сказать не мог никто. Но отличался широкой статью и пугающей силой. Что было бы вполне обычным, если бы Бадра был рулуюнгом. Но, нет. Он совсем не принадлежал к потерянному народу. И был приёмным. Найдёнышем.
Парой дней позже он сыпал самыми обидными прозвищами, вытаскивая маленького брата из ледяного озера.
- Лягушка! Пескарь несуразный! Где ты это бревно вообще раздобыл? Я же всего на пару минут отвернулся! Ноги бы свело и не выбрались бы! Мати нас ведь не выпустит из дому больше пока лёд не встанет! Водомерка ты несчастная!
Паренёк, насупившись, утёр чуть подживший нос и буркнул дрожа:
- С…с…спа-с-сибо.
И так каждый день. Бадра ведь любит его. Не стал бы он возиться с ним все эти годы, если бы не любил. Если бы ему было всё равно. Не стал бы выгораживать перед Бореем и Лиллой, когда его любопытство заводило эксперименты слишком уж далеко, как в тот раз, когда Вилларру чуть не стёрло со всех известных отцу карт в четырех измерениях растаявшим ледником. Или, когда он задумал вырастить новую гору, и чуть не разрушил Кашитул. Кунице понятно, что лишняя гора на Кашитуле ни к чему. Но, поди ж, объясни, когда тебе шесть лет!
К слову, Борей всё-таки ограничил его способности до лучших времён. «Пока ядро не созреет», как он сказал, и больно постучал при этом сначала костяшкой пальца по темени, а потом всей своей безнадёжно огромной ладонью пониже спины.
Созрело оно, впрочем, почти недавно. Всего лет пять назад. Или шесть. Как раз перед тем, как появилась она. Отец только что посвятил его, возвращая данные по праву рождения умения. Как теперь было, уже взрослому, научиться с ними жить, он понятия не имел. И у брата спрашивать было бесполезно.
- Так и думала, что ты выберешь именно это платье, - Лиллайа разглядывала меня, чуть отклонившись назад.
- Ну, я подумала, - произнесла, чуть растерявшись, - Что это вам будет жаль меньше остальных, если я его испорчу.
- Ты смеешься надо мной сейчас, – она не спрашивала. Она без тени иронии утверждала.
- Вовсе нет. Я совершенно серьёзна.
Лиллайа непривычно громко рассмеялась, и я подумала, что нервничает она не меньше моего сейчас.
- Идём! Заменим это недоразумение, - женщина была необыкновенно решительна и активна. - Нужно привести тебя в порядок. И меня, к твоему сведению, тоже, - а я устыдилась, понимая, что она спешит на праздник куда больше меня.
Лиллайа потащила меня за руку к шкафу со всяческим моим барахлом, где кроме прочего висели ещё два платья. Справедливости ради, то, которое выбрала я, нравилось мне. И даже очень. Нежно серое, оно переливалось от света, как лабрадоритовая порода, или быть может, как чешуя. Закрытое до самого верха, мягко облегало фигуру, расширяясь книзу свободным, струящимся подолом. Никаких лишних деталей, или даже лишних швов. Только пояс из такой же ткани. Оно было прекрасно. А учитывая то, что платье оказалось мне точно по размеру, я была в неподдельном и искреннем восторге. Возможно, я даже хотела бы его себе оставить. Точно. Пожалуй, именно так.
Я отшатнулась от своего отражения в зеркале, испугавшись собственной наглости. Лиллайа коснулась моего плеча.
- Не время для пустяков, Делия. У нас много дел.
- Дел?
- Точно. Раздевайся!
- Я так понимаю, что о душе и туалетной комнате не может быть и речи, - пробормотала довольно мрачно.
- И не надейся, сбежать не получится, - не менее мрачно усмехнулась Лиллайа. – Остальное – всегда доступно.
Новое платье было жемчужного цвета. С очень узкими и длинными рукавами. Такими, что они казались насборенными от локтя, со вшитой в шов обманного нахлёста странной застежкой. Стоило нажать на неё и рукава расходились сами собой. Так же была устроена застежка сзади. Круглый, твёрдый горошек которой, нужно было с усилием нажать в другом рукаве.
Я разглядывала своё отражение в зеркале, удавшуюся прическу с вплетенными в неё крошечными белыми цветками, размышляя о том, что хотела бы выглядеть так совсем не для Бадры, сопровождать которого на празднике сегодня была вынуждена.
Я заметила, что Лиллайи не было рядом в тот самый момент, когда она снова вошла в комнату. Выглядела она весьма привлекательно и очень молодо.
- И что, я не могу просто не прийти? – жалобно скривила лицо.
- Можешь. Но я советую тебе всё же появиться на празднике! – она подчеркнула “появиться”, - К тому же, будет очень жаль, если такую красоту так никто и не увидит.
- Там будет много людей? – сделала вид, что не заметила откровенной, подкупающей лести.
- Очень, - улыбнулась Лилла.
И я тихонько застонала.
- Терпеть не могу огромное скопление народа. От этого я чувствую себя разбитой. К тому же отличное место для засады!
- О чём это ты?
- Да как вообще можно устраивать такие массовые сборища, когда вы практически в состоянии войны!
- Город и алтарь надежно защищены. К тому же, людям нужны праздники. Особенно сейчас.
- Но подвергать напрасному риску столько людей разом?
- Это не имеет значения, - отмахнулась женщина.
– Что??? Кто-то же может серьёзно пострадать!
Лиллайа равнодушно пожала плечами. Я просто глазам не поверила.
- К тому же, мы идем туда не веселиться. О нет, - откликнулась она на моё изменившееся лицо, - Веселиться, безусловно, тоже. Но это будет потом. Сначала работа.
- Работа?
- Угу. Идём. Прежде, я должна тебе кое-что показать, - и она отвела меня к звёздам.
- Купала? – то ли спросила, то ли сказала я позже, когда мы почти оказались на поляне, сама того не желая, чуть взбудоражено трясясь. Пытаясь успокоиться, втянула носом пьянящий запах трав, смешанный с прелой горечью пылающего дерева и тёплого, разогретого за день камня.
- Роса! – ответила Лиллайа, со странным выражением глядя вперед. – Светлая ночь, - пояснила с улыбкой.
На огромной поляне было ярко, как на площади приличного мегаполиса. Я смогла насчитать восемнадцать костров. Но это была лишь малая часть их. Они занимали такое пространство, что дальние сливались вместе в одно огромное зарево. А меж ними текла, переливаясь, жемчужная река. Одежда была не просто праздничной. Ритуальной. Податливо вспыхивая огненными языками, она превращала всё действо в пылающий жемчужный водоворот.
Мурашки щекотнули плечи, добавив к прочему ощущение озноба, а слегка подрагивающий подол неоднозначно намекал, что у меня трясутся коленки. И руки. И много ещё чего, чему трястись совершенно не следовало.
Склон тоже трепетал огнями. Их было бесконечно много. С этой точки они уже не выглядели той слаженной четкой структурой, что я разглядела с вершины хребта. Некоторые костры были больше, другие наоборот чуть видны. Готова была поспорить, что они в точности зависели от размера светила в небе напротив.
Я осторожно ступила на землю с платформы в безотчётном порыве, стремясь выйти из тени в свет, чтобы согреться. Наивная. Теперь навстречу стали попадаться люди, отчего я занервничала ещё больше, чувствуя себя бесконечно неловко.
Лиллайа взяла за локоть и тихонько, но очень решительно развернула к себе.
- А ну распрямись, – её глаза меня беспокоили. – Кто ты?
Я почти готова была хлопнуться по своему обыкновению в обморок от переживаний, впечатлений и чувств.
- Делия, кто ты? – мягко и властно повторила женщина.
Она не могла напугать меня больше, потому что больше было просто нельзя.
- Я… я, - подбородок дрогнул, - Не понимаю…
- Послушай себя, - подбодрила она.
- Странник? – пробормотала с опаской. Она только улыбнулась в ответ, делая жест продолжать. Я качнула головой, решаясь, - Я… - Делия Лайге. Женщина. Странник. Дочь. Сестра. Подруга и…, - дальше помедлила. Не напрасно.
Лежала я довольно комфортно, хоть и не могла точно определить, на чём именно. И, если бы не шум, пожалуй, осталась бы тут спать.
- Маскировка так себе. Поднимайся, я вижу, что ты очнулась. – Карим потрепал меня по плечу.
- Вообще-то, я думала мы уже дома, - проворчала, приоткрыв один глаз. – Лучше расскажи, что произошло.
- Ну, мы теперь - стражи Дадитара. А ты, я смотрю, быстро прижилась у лиллатов.
Я сильно ткнула его в грудь кулаком и уселась рядом. Карим лишь громче засмеялся.
- Какие стражи? Ты хотел сказать, “ужас Дадитара”? Вообще-то, ещё в прошлом году я б не в шутку испугалась, увидев такое!
- Какое?
- Как в человека спокойно льются молнии…
- Эти молнии, как ты говоришь, образовали купол, укрыв город. Помнишь? – я кивнула. - И поток прошёл через нас, а потом заполнил тебя и меня. Потом мы оба почти умерли и рухнули в середину круга, разорвав его. И заодно тем самым получили всю его силу. Ритуального обережного, между прочим, круга. Так что мы с тобой теперь стражи, – Карим беспомощно развел руками. – Будем поддерживать и питать защиту Дадитара.
Пучок орков вам в подушку!
- Твоя затея?
- Драва.
- Они сами-то попробовали потаскать всё это в себе! – почти рявкнула я.
- Драв собирался назначить нас на эту почётную должность прилюдно. Но я от лица нас обоих подробно рассказал, что о нём сейчас думаю. И он позволил тебе спокойно прийти в себя. Ну и мне.
- Спасибо, - проворчала негромко. – И долго это продлится?
- Пока они не поймут в чём дело.
- Насколько я знаю, они так и не поняли в итоге, - буркнула мрачно и добавила равнодушно, - Я посеяла туфли, - с тоской оглянулась вокруг.
- Они у Бадры. Выглядишь, кстати, великолепно.
- Не пытайся меня задобрить, - проворчала, опираясь на его плечо. - Ты должен был рассказать мне обо всём этом раньше, – покачнулась, поднявшись, и отряхнула подол.
- Дели, я должен был рассказать тебе очень многое. И, возможно, успел бы, если бы не твоя дурацкая выходка с Бадрой!
- И об этом, кстати, тоже должен был рассказать! – я прищурилась и подняла вверх палец, правда снова качнувшись. В глазах весело сверкнули цветные кляксы. Ощущения были, как от изрядной дозы спиртного. – Скажи-ка, меня чем-то поили?
- Ни в коем случае. Думаю, это скоро пройдёт.
- Уф, - я выпрямилась, прижав ладони к животу, стараясь подавить подступившую дурноту. После энергетических упражнений частенько бывает ужасно некомфортно. - Хорошо, что всё наконец-то закончилось и мне больше не надо…
- Вовсе нет. Самое интересное только начинается!
Я хотела сказать, что меня всё это совершенно не волнует. И так как я считаю свои обязательства по отношению к Бадре выполненными – я появилась с ним на празднике, как он того хотел – то сейчас отправляюсь спать! Но вопреки своим опасениям, я чувствовала себя вполне сносно. Внутри ощущалась странная и решительная сила, связанная, как я предполагала, с потоком, что мы принимали несколькими минутами ранее.
- Где, говоришь, мои туфли?
Бадра подоспел довольно быстро.
Я оглядывалась, поджидая его. Люди. Кругом были красивые радостные люди. Лица, наполненные азартом и новой надеждой.
Сейчас мне было бы комфортнее всего оказаться рядом с Лиллайей. Я закатила глаза и улыбнулась. Стражу Дадитара тоже требуется опека. Как он сказал? Лиллаты? Улыбнулась ещё шире. И в этот самый миг среди огня и тысяч глаз увидела взгляд, от которого моё сердце останавливалось и запускалось вновь.
Лицу сделалось горячо. В свете костров все равно никто не заметит. А он - спокоен и недвижим. В глазах безмолвие и вечность. И только совсем чуть-чуть приподнят правый уголок губ. И я поняла, что не смогу приблизиться. Не должна. Не посмею.
- Тебе, правда, лучше? – передо мной возник Бадра. Я вздрогнула.
- Да, спасибо, - осторожно выглянула из-за его спины. Иллая не было.
- Как ты себя чувствуешь?
- Как испорченная высоковольтка. Искрит. Подойти страшно. А работать всё-таки надо, - проворчала для вида.
- Не знаю, о чём ты, - нервно рассмеялся Бадра, - Но, похоже, что именно так.
- Спасибо. Теперь отведёшь меня домой?
- Сейчас? – в голосе то ли изумление, то ли ужас.
- Я, как ты понял, немного не в себе.
- Но, Дели, мы ведь даже не попытались… То, зачем мы здесь. Это важно!
- Давай, начистоту? Ты ведь хотел провернуть всё потихоньку?
Бадра опустил голову: - Прости.
- И я ведь даже, прости и ты меня, конечно, - я подняла раскрытые ладони перед собой, - Я даже тебя не… не… - сказать это оказалось труднее, чем подумать. “Не люблю”, прошептала мысленно, одновременно с Бадрой.
- Это не имеет значения! – едва ли не выкрикнул он.
- Но ведь я не смогу! Ведь ты… Ты ведь не думаешь, что мы с тобой…? Нет, это полная ерунда! – я трясла головой, прислонив ладони к лицу, и резко отняла их в полном отчаянии.
- Я просто хочу защитить тебя.
- Но я не нуждаюсь! Ты же видел, я почти неуязвима теперь!
- Я видел только то, что через вас с Каримом защита влилась в каждого, кто был в круге.
- Но ты совершенно не должен…
- Я не прощу себе, если не попытаюсь!
- Я благодарна тебе, конечно. Но, думаю, то, что ты выдумал, неосуществимо. Во всяком случае, не со мной! Прости.
- Дели, - Бадра очень осторожно взял мои руки, - Я только хочу, чтобы те, кто ждут тебя за границей этого мира, - и в его серых стальных глазах я увидела то, чего раньше не замечала, - Верили, что здесь о тебе позаботятся, – он опустил лицо и прошептал, - Не лишай их этой надежды.
Сердце сжалось, а к горлу поднялся комок. Я увидела испуганного сероглазого малыша посреди гор, среди чужих совсем людей. Он так и не вернулся домой.
- Почему ты не разыскал её? – прошептала в ответ, - Почему не сообщил, что жив. Они же ждут, я уверена. Я знаю!
Отчаянно наморщила нос. Совершенно напрасно. Сдержать слёзы было невозможно.