Глава 1: Разлом
Дождь бил в лобовое стекло как тысячи разъяренных кулаков. Стеклоочистители бешено метались, но не успевали, мир за стеклом расплывался в серо-водянистых потоках. Я сжимала руль так, будто хотела раздавить его в пыль. В салоне пахло мокрой кожей, дешевым освежителем и... предательством.
"Лия, просто подумай!" – голос Марка, моего парня, казавшегося сейчас чужим, резанул по нервам. Он сидел на пассажирском сиденье, откинувшись, его профиль в полумраке казался высеченным из холодного камня. "Переезд на другой конец страны? Бросить всё? Из-за какого-то *порыва*?"
"Порыва?" – я фыркнула, голос сорвался на визгливую ноту. "Это не порыв, Марк! Это шанс! Шанс вырваться из этого болота, из-под их... их вечного контроля!" "Их" – это мои родители. Их лица, искаженные непониманием и гневом, все еще стояли перед глазами, как после только что пережитого взрыва.
*Всего час назад. Гостиная, пахнущая воском для мебели и напряжением.*
"Писательницей?!" – отец вскинул руки, его обычно спокойное лицо было багровым. "Лия, это не профессия! Это блажь! Ты закончила экономический, у тебя есть перспективы!"
"Перспективы сидеть в душном офисе и ненавидеть каждый день?" – я парировала, чувствуя, как дрожь поднимается от колен к горлу. "У меня есть предложение, папа! Редактору понравились мои рассказы! В Сан-Ксавьере!"
"Сан-Ксавьер?!" – мать вскинула брови, ее голос стал пронзительным. "Это же за три тысячи миль! Среди каких-то чужих людей! И с кем? С этим... Марком?" – Она бросила уничижительный взгляд в его сторону. Марк стоял рядом, молчаливый, как предательский утес.
"Марк меня поддерживает!" – закричала я, отчаянно ища в его глазах подтверждения. Но он лишь опустил взгляд, потрогав воротник рубашки. "Марк?"
Он вздохнул, тяжело. "Лия... твои родители правы. Это... слишком рискованно. У нас здесь работа, квартира... жизнь."
Мир рухнул. В одно мгновение. Предательство. От Марка. От родителей. Я чувствовала, как стены сжимаются, воздух становится густым и ядовитым. "Жизнь?" – прошипела я. "Какая жизнь? Жизнь по вашим правилам? В клетке ваших ожиданий? Нет! Я уезжаю. Одна. Мне не нужно ни ваше благословение, ни... ни твое трусливое плечо, Марк!"
Я выбежала из дома, под ледяной дождь, не обращая внимания на их крики. Марк догнал меня у машины, пытался что-то сказать, извиниться, уговорить. Я втолкнула его в салон. Надо было уехать. Прочь. Куда угодно.
*Назад в машину. Дождь. Скрип дворников. Тишина, натянутая как струна.*
"Трусливое плечо?" – Марк наконец повернулся ко мне. Его глаза горели обидой. "Я пытаюсь быть реалистом, Лия! Ты летишь в пропасть с закрытыми глазами! И тащишь меня за собой!"
"Я никого не тащу!" – заорала я, выворачивая руль на повороте, шины взвизгнули по мокрому асфальту. "Я предлагала тебе лететь *со мной*! Но ты предпочел остаться с ними! В их уютном, душном мирке! Ты такой же, как они! Боишься всего нового, всего, что выходит за рамки вашего жалкого понимания мира!"
"Я боюсь за тебя, дура!" – рявкнул он в ответ. "Боюсь, что ты разобьешься! И не только машину!"
"А тебя это волнует?!" – Я ударила ладонью по рулю. Гудок прорезал шум дождя, жалкий и беспомощный. "Волнует? Или ты уже мысленно вернулся к ним, к их ужину, к их планам на *твою* скучную, правильную жизнь?!"
"Хватит!" – Марк схватил меня за запястье. Его пальцы впились в кожу. "Останови машину, Лия! Сейчас же! Ты не в себе!"
Я дернула руку, пытаясь освободиться. "Отстань! Не трогай меня!"
Борьба. Рывок. Рука Марка дернула мою руку на себя. Руль резко качнулся вправо. Я в панике рванула его обратно, слишком резко. Шины потеряли сцепление. Мир за окном завертелся безумным карусельным танцем. Серый асфальт, мокрые деревья, тусклый свет фонарей – все смешалось в водянисто-свинцовый кошмар.
"Лия!!!" – крик Марка слился с визгом тормозов и ревом двигателя, взвывшего на запредельных оборотах.
Удар.
Не просто удар. Это было как попадание в самую сердцевину землетрясения. Лобовое стекло взорвалось миллиардом алмазных осколков, летящих на меня с ужасающей медлительностью и неумолимостью. Грохот. Звон. Хруст металла. Чей-то крик – мой? Марка? – пронзил воздух и тут же был поглощен всеобъемлющим грохотом разрушения.
Потом... тишина. Глубокая, звенящая, как после взрыва. Я не чувствовала боли. Только странную отстраненность. Я видела капот, смятый, как бумага. Видела дождь, падающий сквозь зияющую дыру, где было лобовое стекло. Видела Марка, его голову, упавшую на подушку безопасности, неподвижную, темную жидкость, стекающую по виску...
*Нет... Марк...*
И тут это случилось.
Не снаружи. Изнутри. Или... повсюду сразу. Яркий свет. Ослепительный. Не белый, не желтый. Какой-то... живой. Перламутровый, переливающийся всеми оттенками заката и рассвета одновременно. Он не бил в глаза – он *возник* вокруг меня. Окутал с ног до головы, как кокон из чистейшего, пульсирующего сияния. Он не жёг. Он... пел. Тихим, непостижимым гулом, вибрирующим в каждой клетке моего тела. Я перестала чувствовать разбитую машину, дождь, холод. Только этот свет. Только эту вибрацию, пронизывающую до костей, до самой души.
Он сгущался, становился плотнее, теплее. В нем не было страха. Только странное, всепоглощающее *принятие*. Как будто меня забирали домой. Домой, которого я никогда не знала.
*Пора*, – пронеслось в моей голове, не моя мысль, а знание, данное светом.
Я закрыла глаза. Или они закрылись сами? Я растворилась. Перестала быть Лией, разбитой, преданной, разбившейся. Я стала частицей света, нотой в той небесной песне.
Потом – щелчок. Тихий, как падение пера. И свет погас.
***
Холод. Резкий, влажный холод земли под спиной. И запах. Густой, дикий, незнакомый. Сырость гниющих листьев, хвоя, что-то... звериное. Мускусное. Глубокое.
Я открыла глаза. Над головой – не знакомое затянутое дождем небо Сан-Франциско. Над головой раскинулся полог гигантских, древних деревьев, чьи ветви переплелись в непроницаемую для знакомых созвездий черную кружевную мантию. Сквозь редкие просветы проглядывала огромная, непривычно близкая луна. Она была не серебряной, а... медово-янтарной, отливала красноватым отсветом по краям, как налитый кровью глаз, бесстрастно взирающий на мир.
Два светящихся шара в темноте не моргали. Они просто *видели* меня. Видели каждую дрожь, слышали каждый сдавленный вдох, который я пыталась заглушить, прикусив губу до крови. Железный привкус смешался с дикой сыростью воздуха.
Ворчание усилилось, превратившись в низкий, вибрирующий гул, исходящий из самой земли. Из щели между корнями выдвинулась морда. Не собачья. Не волчья. Слишком массивная, слишком... осмысленная. Шерсть, черная как смоль, сливалась с тенями, но лунный свет выхватил влажный блеск клыков – длинных, желтовато-белых, капающих слюной. Ноздри раздувались, втягивая воздух, улавливая мой запах – запах страха, боли и чего-то совершенно чужого.
*Оборотень.* Слово вспыхнуло в сознании, холодное и неоспоримое, как удар ножом. Не из книг. Не из фильмов. Из самого первобытного страха, что сидел в моих генах. Это было *оно*. Существо из кошмаров, ставшее плотью и кровью под этой проклятой янтарной луной.
Я не думала. Инстинкт выбросил меня на ноги. Боль в ребрах пронзила остро, заставив вскрикнуть, но адреналин заглушил ее почти мгновенно. Я рванула прочь, в противоположную от зверя сторону, в чащу, где стволы деревьев стояли тесными рядами древних стражей.
За спиной раздался рык. Не предупреждающий. Яростный, охотничий. И топот. Тяжелый, быстрый, сокрушающий валежник. Он был настолько близко, что я чувствовала сотрясение земли под ногами.
Я бежала, как загнанный зверь. Ветки хлестали по лицу, цеплялись за одежду – ту самую, в которой выбежала из родительского дома, теперь порванную и вымазанную в грязи. Дыхание рвалось из горла кровавыми клочьями. Лес, казавшийся сначала тихим, ожил зловещими звуками: треск веток под лапами преследователя, мое собственное паническое сопение, далекие ответные вопли, подхватившие охотничий клич моего преследователя. Они *общались*. Координировали.
*Не добегу. Не смогу.* Мысль была ледяной и ясной. Я была слабой, раненой, чуждой этому миру. А он – силой природы, рожденной для погони под кровавой луной.
Я споткнулась о скрытый корень, полетела вперед, ударившись плечом о мохнатый ствол. Мир помутился. Боль снова накатила волной. Я попыталась подняться, оттолкнуться, но силы оставили меня. Остатки адреналина сгорели, оставив только леденящий ужас и полную беспомощность.
Я перекатилась на спину, поджав ноги, вжавшись в холодную, пахнущую гнилью землю. Из чащи выплыла тень. Огромная. Занимающая все поле зрения. Зверь подошел медленно, неспешно, как хозяин, уверенный в своей добыче. Его горящие янтарные глаза теперь были на уровне моего лица. Я видела каждую щетину на его морде, каждый клочок свалявшейся шерсти, блестящую слюну на оскаленных клыках. Дыхание, горячее и зловонное, пахнущее кровью и гниющим мясом, обдало меня волной.
Он наклонил голову, втягивая воздух, изучая. В его взгляде не было просто голода. Было любопытство. И... презрение? Он знал, что я не отсюда. Значило ли это что-то? Спасет ли меня? Или сделает добычей еще более экзотической?
Я зажмурилась, ожидая удара когтистой лапы, смыкания челюстей на горле. Мысль о Марке, о разбитой машине, о крике родителей – все это было как сон. Неважным. Единственной реальностью были эти горящие глаза, этот смрадный запах смерти и влажная земля под спиной.
Но удара не последовало.
Раздался другой звук. Резкий, свистящий. Как удар бича. И сразу за ним – короткий, яростный визг, полный боли и неожиданности.
Я открыла глаза. Огромный оборотень отпрянул от меня, тряся головой. Из его плеча торчал короткий дротик с перьями на конце. Не металлический. Что-то костяное, темное. И вокруг раны уже расползалось синеватое пятно. *Яд.*
Из тени деревьев шагнула фигура. Не такая огромная, как оборотень, но выше человека. Стройная, гибкая, одетая в облегающую кожаную одежду, сшитую из незнакомых шкур. В руках – странный лук, изогнутый, словно рог, тоже явно не деревянный. Лица не было видно – оно скрывалось глубоким капюшоном. Но я почувствовала на себе взгляд. Острый, оценивающий. Человеческий? Почти. Но в нем была та же дикая энергия, что и в этом лесу.
Оборотень зарычал, теперь уже с ненавистью и болью, обращенной к новому врагу. Он сделал шаг в сторону незнакомца, но походка была уже нетвердой. Яд действовал быстро.
Незнакомец двинулся с невероятной ловкостью. Не убегал. Не нападал в лоб. Он *скользил* между деревьями, как тень, мелькая, появляясь то здесь, то там, держа лук наготове. Он издавал странные щелкающие звуки, похожие на стрекот насекомого, но явно несущие смысл – возможно, для своих, а может, чтобы сбить зверя с толку.
Оборотень метался, пытаясь поймать ускользающую цель, но яд и ловкость незнакомца делали его движения тяжелыми и запоздалыми. Еще один свист – и второй дротик вонзился зверю в шею. Рык оборвался, превратившись в хриплый стон. Массивное тело закачалось, ноги подкосились. Огромный зверь рухнул на землю, подняв тучу прелой листвы. Его горящие глаза померкли, став просто тусклыми желтыми точками, прежде чем закрыться навсегда.
Тишина вернулась. Глубокая, звенящая после бури рыков и свиста. Незнакомец стоял над поверженным оборотнем, неподвижный, как изваяние. Потом медленно, с хищной грацией, повернулся ко мне.
Я вжалась в землю сильнее, если это было возможно. Кто он? Спаситель? Или просто новый охотник, отбивший добычу? Его капюшон все еще скрывал лицо. Я видела только сильные руки, сжимающие странный лук, и ощущала его взгляд – тяжелый, неумолимый, изучающий меня с ног до головы. Он медленно подошел, остановившись в паре шагов. Беззвучно. Как призрак.
Потом он присел на корточки. Одна рука все еще лежала на луке, другая протянулась ко мне. Не для помощи. Он провел пальцем по моей щеке, где ветка оставила кровоточащую царапину. Его прикосновение было удивительно теплым, шершавым. Он поднес палец к скрытому капюшоном лицу, словно пробуя мою кровь на запах или вкус.
Я услышала тихий вдох. Удивленный? Заинтересованный? Потом он заговорил. Голос был низким, хрипловатым, с гортанными звуками, непохожими ни на один язык, что я слышала. Но слова... слова были странно знакомыми, как эхо из забытого сна:
Холодное лезвие кинжала блеснуло под кровавой луной. Я зажмурилась, мысленно прощаясь с родителями, с Марком… даже с тем душным офисом, который ненавидела. Вместо боли услышала резкий звук – не удар стали, а скрежет перерезаемой веревки.
Открыла глаза. Незнакомец перерезал путы, связывавшие мои лодыжки. Его кинжал, изогнутый и темный, как клык какого-то чудовища, исчез за поясом так же быстро, как появился. Но его рука снова протянулась – не к оружию, а к моему плечу. Сильные пальцы вцепились в порванную ткань куртки и влажную кожу под ней.
«Вставай, Светлая», – его голос, хриплый и незнакомый, резал тишину. Название прозвучало не как комплимент, а как констатация факта. Чужеродности. «Лежать здесь – смерть. И не быстрая».
Боль в ребрах вспыхнула с новой силой, когда он грубо поднял меня на ноги. Я закачалась, мир поплыл. Его рука, твердая как корень древнего дуба, не дала упасть. Он не поддерживал – он *контролировал*. Его скрытое капюшоном лицо было повернуто ко мне, я чувствовала тяжесть его взгляда, оценивающего мою слабость, мой страх.
«Кто ты?» – выдохнула я, голос дрожал. «Куда ты меня…?»
«Кейран», – отрезал он. Имя. Короткое, резкое, как щелчок камня о камень. «А ты – моя. Пока не решу иначе. Идем».
Он не объяснил, куда. Просто рванул меня за собой, вглубь чащи, туда, где тени сгущались до непроглядной черноты. Его шаги были бесшумными, он скользил между деревьями, как тень, но мои ноги путались в корнях и хворосте. Каждое неловкое движение, каждый шорох, который я производила, заставляли его голову резко поворачиваться, капюшон скользя по плечам, и я на миг ловила взгляд его глаз – не светящихся, как у оборотня, но невероятно острых, пронзительных, цвета темного янтаря, почти черных в этом сумраке. В них не было жалости. Была холодная целеустремленность и постоянная настороженность хищника.
Мы шли, вернее, он шел, а меня тащил. Лес менялся. Воздух стал гуще, тяжелее, пропитанный запахом влажной земли, грибов и чего-то… металлического. Как кровь, но старше. Древнее. Деревья стали еще массивнее, их корни переплелись в настоящие сети, образующие естественные арки и тоннели. Где-то в вышине, в недоступных кронах, раздавались странные щебетания и пересвисты – не птичьи, слишком мелодичные и сложные. Иногда вдали слышался тот же леденящий душу вой, но теперь он казался ближе. Или их было больше.
«Сильваны», – внезапно бросил Кейран, словно уловив мою попытку разобраться в звуках. Он не замедлил шага. «Древесные. Не трогают, если не лезешь к ним. Оборотни – трогают. Всегда».
Я попыталась вдохнуть глубже, но колючая боль в боку заставила меня согнуться. Кейран остановился, резко, заставив меня врезаться в его спину. Он обернулся, его рука снова схватила меня за предплечье, выше локтя, так сильно, что кости заныли.
«Тише», – прошипел он. Его ухо, заостренное, как мне показалось в тусклом свете, пробивавшемся сквозь листву, дернулось. Он прислушивался, его взгляд метнулся в сторону густой завесы из лиан и папоротников. Его нос раздулся, втягивая воздух. Я тоже попыталась уловить что-то, кроме своего страха и его мускусного запаха дикости и кожи. И… почувствовала. Запах гнили. Свежей. И теплой крови.
Кейран бесшумно вытащил лук. Одним плавным движением он натянул тетиву, вложив в нее не костяной дротик, а стрелу с наконечником из черного камня или обсидиана. Он медленно двинулся вперед, прижимая меня за собой, используя как живой щит? Или просто удерживая на месте?
Он раздвинул лианы концом лука.
На небольшой поляне, залитой пятном лунного света, лежал олень. Вернее, то, что от него осталось. Туша была почти не тронута, но шея… была перекушена одним мощным укусом. Голова валялась в стороне, стеклянные глаза смотрели в ночь. Кровь, темная и почти черная в этом свете, сочилась на мох, образуя липкую лужу. И вокруг туши… следы. Огромные, когтистые, отчетливо волчьи, но слишком глубокие для любого волка, которого я знала. И слишком многочисленные. Они топтались на месте, сплетались в кровавый узор.
«Стая», – пробормотал Кейран. В его голосе не было страха, но была… напряженная концентрация. «Недавно. Очень. Близко».
Он огляделся, его янтарные глаза сканировали каждую тень, каждое движение листьев. Он принюхался снова, и его лицо, на миг освещенное лунным лучом, исказила гримаса отвращения или тревоги. «Не только оборотни. Чужая кровь. Твоя. Приманка».
Мое сердце упало. Царапина на щеке. Он *понюхал* мою кровь. И теперь… теперь она пахла в этом лесу, как маяк для голодных тварей. Оборотни учуяли её. И что-то еще.
Кейран резко дернул меня назад, в темноту под сенью гигантского дерева с корнями, образующими естественный грот. Он прижал меня спиной к шершавому, влажному стволу. Его тело стало барьером между мной и поляной. Я чувствовала напряжение каждой его мышцы, слышала его тихое, ровное дыхание – единственный признак контроля над паникой, которая сжимала мое горло.
«Молчи», – его шепот был ледяным ветром в моем ухе. «Дыши тихо. И не двигайся».
Он выпустил мою руку и снова натянул тетиву лука. Его взгляд был прикован к поляне, к темному входу в чащу напротив. Тишина стала гнетущей, живой. Даже щебет сильванов наверху стих. Воздух вибрировал от ожидания.
И тогда я услышала. Сначала – шорох. Множественный, как будто большая туша продирается сквозь кусты. Потом – тяжелое, хриплое дыхание. И щелканье когтей по камню где-то совсем близко. Запах – тот самый, звериный, мускусный, как у первого оборотня, но теперь многократно усиленный, смешанный со свежей кровью и ноткой… гниющего мяса? – ударил в ноздри.
Они вышли на поляну. Не один. Трое. Массивные, лохматые тени, сливающиеся с мраком, но освещенные кровавой луной. Двое были похожи на того первого – огромные, с горящими желтыми глазами, облизывающие окровавленные морды, рычащие друг на друга из-за добычи. Но третий… Он был крупнее. Шерсть на его боках была свалявшейся и местами выпавшей, обнажая шрамы и серую, покрытую струпьями кожу. Один глаз светился тем же желтым огнем, а на месте другого был лишь впалый, темный шрам. И он… хромал. Но не от слабости. От древней, закаленной в бесчисленных битвах мощи. Он не рылся в туше. Он стоял, подняв морду, и нюхал воздух. Его единственный желтый глаз медленно, неумолимо скользил по опушке… и остановился. На нашем укрытии.
Холод ствола впивался мне в спину, а ледяной ужас – в самое нутро. Старый Хромый сделал еще один шаг. Его единственный горящий глаз, полный древней жестокости и внезапно вспыхнувшего охотничьего азарта, был прикован ко мне. К моей крови. К моему страху. Он чувствовал мою слабость, мою *чужеродность*, как открытую рану в этом мире. Его сородичи – двое огромных, лохматых тварей с пылающими желтыми глазами – замерли по бокам, готовые ринуться по первому приказу, низкое, голодное ворчание перекатывалось у них в глотках.
Кейран был статуей. Тетива его странного лука дрожала от натяжения, наконечник черной стрелы был направлен точно в грудь вожака. Но я видела мельчайшую дрожь в его руке – не от страха, а от расчета. Он знал, что одного выстрела не хватит. Что после него останется лишь короткая, кровавая схватка, в которой у меня шансов не было.
«Кейран…» – прошептала я, не в силах сдержать дрожь.
«Молчи!» – его шипение было резким, как удар бича. Но в нем слышалась не только злость. Было что-то еще… предчувствие? Его взгляд метнулся ко мне на мгновение, и в его янтарных глазах мелькнуло что-то незнакомое – не холодная оценка, а почти… предостережение.
Старый Хромый опустил голову, его мощная шея напряглась, как тетива лука. Он готовился к прыжку. Его здоровое плечо подалось назад, когти впились в землю, разрывая мох. Воздух завибрировал от сконцентрированной ярости.
И тогда он издал тот самый скрежещущий звук. Приказ.
Два его подчиненных рванули вперед как один, не на меня, а на Кейрана! Они метнулись с разных сторон, пытаясь зажать его в тиски. Кейран взорвался движением. Он не стал стрелять в вожака – он выстрелил в *воздух*. Стрела с костяным наконечником просвистела над головами, но сделала свое дело – один оборотень рефлекторно дернулся в сторону. Второй был уже на Кейране.
Я вжалась в дерево, сердце колотилось как бешеное, рот пересох. Я видела, как Кейран бросил лук – слишком громоздкий для ближнего боя – и выхватил из-за спины два изогнутых кинжала, черных, как ночь. Они вспыхнули под кровавой луной, когда он встретил прыжок первого зверя.
Бой был жестоким танцем смерти. Кейран двигался с нечеловеческой скоростью и ловкостью, уворачиваясь от когтистых лап, которые рвали воздух с шелестящим свистом. Его кинжалы оставляли на шкурах оборотней глубокие, дымящиеся порезы. Звери взвыли от боли и ярости, их кровь, темная и густая, брызгала на мох. Один ревнул, пытаясь схватить Кейрана за горло, но тот проскользнул под его лапой, вонзив кинжал в мягкую плоть подмышки. Оборотень взревел, откатился, хромая.
Но их было двое. Пока Кейран добивал первого, второй, получивший лишь царапину, навалился на него сбоку. Мощный удар когтистой лапы пришелся по плечу Кейрана. Я услышала глухой хруст и его сдавленный стон. Он покачнулся, кинжал выпал из ослабевшей руки. Оборотень воспользовался моментом, вцепился зубами в предплечье Кейрана, тряся головой, как терьер крысу.
«НЕТ!» – закричала я, рванувшись вперед, но острая боль в ребрах пригвоздила меня к месту. Бессилие, горькое и ядовитое, залило меня. Я могла только смотреть, как этот монстр терзает единственного, кто стоял между мной и гибелью.
Кейран, стиснув зубы, вонзил оставшийся кинжал в шею твари. Оборотень взвыл, разжал челюсти. Кейран вырвался, откатился, лицо его было искажено болью, рука висела плетью, одежда на плече темнела от крови. Он был тяжело ранен.
И тогда Старый Хромой решил вступить в бой. Пока его подручные отвлекали Кейрана, он медленно обошел с фланга. Теперь он стоял между мной и Кейраном. Его единственный глаз пылал торжеством. Кейран, шатаясь, поднялся на ноги, сжимая единственный кинжал в неповрежденной руке. Он был измучен, истекал кровью. Против свежего, невредимого вожака – шансов не было.
Старый Хромый не стал церемониться. Он ринулся на Кейрана с чудовищной скоростью, несмотря на хромоту. Кейран едва успел подставить кинжал. Клинок звякнул, отскакивая от клыка. Мощный удар лапы сбил его с ног. Он упал на спину, кинжал вылетел из руки. Старый Хромый навис над ним, открыв пасть, полную желтых клыков, готовых разорвать горло. Слюна капала на лицо Кейрана. Его янтарные глаза, полные ярости и... принятия, встретились с моими. Он знал, что это конец.
**Нет! НЕ ЕГО!**
Этот крик разорвал меня изнутри. Не мысль. Не слово. **Взрыв.** Взрыв чистейшей, белой горячей **ярости** и **ужаса** за него. За этого холодного, опасного незнакомца, который сражался за меня до последнего вздоха. Который сейчас умрет на моих глазах. Отчаяние смешалось с невероятной, всепоглощающей потребностью **защитить**. **Спасти.**
И внутри – **сорвалось**.
Не вспышкой. А **ударом молнии**. Из самой глубины, откуда пришел тот спасительный Свет в машине, хлынул **шквал**. Ослепительно-белая, ревущая, живая энергия вырвалась из меня. Не из рук. Из **всего существа**. Я не направляла ее. Она направилась сама – к тому, кто хотел отнять последнее.
**БА-БАХ!**
Ярче тысячи солнц. Громче грома. Слепящая белая молния ударила не в Старого Хромого, а , в его массивную грудь, в самое сердце тьмы, что в нем пульсировала.
Он даже не взвыл. Он **взревел**. Не от боли – от всепоглощающего **ужаса** и невероятной агонии. Его тело выгнулось дугой, шкура вспыхнула и почернела там, где ее коснулся свет. Его единственный глаз выкатился, налился белесым светом, а затем лопнул, как перезрелый плод. Из пасти хлынул не рев, а черный, зловонный дым. Его отбросило назад, как пушинку, через поляну, в чащу. Он рухнул на землю, корчась в последних судорогах, тело его тлело и пузырилось, как смола. Запах паленой плоти и гниющей скверны ударил в нос.
Второй выживший оборотень, только что пытавшийся подняться, завизжал в чистейшем животном страхе. Он попятился, глядя на тлеющий труп вожака, потом на меня – на источник этого ужаса. Он развернулся и бросился бежать, скуля, скрывшись во мраке.
Свет погас так же внезапно, как и возник. Сила, только что бушевавшая во мне, иссякла, оставив после себя пустоту, леденящую дрожь и ощущение, будто меня пропустили через мясорубку. Я рухнула на колени, едва не теряя сознания, мир плыл и гудел.
Кровь. На моих руках. Теплая, липкая, темная в свете проклятой луны. Кровь Кейрана. Я прижимала трясущиеся ладони к рваной дыре на его плече, пытаясь заткнуть этот ужасный источник. Каждый его прерывистый вдох отзывался болью где-то у меня внутри.
"Держись," – прошептала я, голос сорвался в хрип. Бессмысленные слова. Что я могла сделать? Ни бинтов, ни воды. Только страх и это жуткое, ледяное опустошение после вспышки силы. Тошнота подкатила к горлу.
Кейран застонал, пытаясь приподняться на локте. Его лицо, обычно такое резкое и контролируемое, было серым от боли и потери крови, но глаза... Его янтарные глаза, полные той же дикой силы, что и прежде, горели. Не страхом. **Восхищением?** Или голодом охотника, увидевшего невероятное оружие.
"Не... дергайся," – выдавила я, сильнее прижимая руки. Кровь сочилась сквозь пальцы. "Ты теряешь много крови, надо срочно прижечь рану.
Он хрипло кашлянул, попытался улыбнуться, но получился оскал боли. "Мелкая... царапина... Светлая." Его взгляд скользнул за мою спину, к тому месту, где еще тлели и пузырились останки Старого Хромого. Запах горелого мяса и гнили висел в воздухе тяжелым одеялом. "Ты... Ты *разорвала* Скверну. В клочья... Никто не делал так." Он снова попытался подняться, упершись здоровой рукой в землю. "Нельзя... здесь оставаться. Остальные... придут. На запах и шум.
Он был прав. Лес, оглушенный моим "громом", начинал оживать. Где-то совсем близко, в чащобе, раздался сдавленный вой – не яростный, а полный ужаса и боли. Тот второй оборотень, раненый кинжалом Кейрана. Или другие? Шорохи в подлеске стали навязчивыми, зловещими. Они боялись, да. Но голод и ярость стаи могли перевесить страх перед тем, что меня только что вырвало.
"Помоги... встать," – прохрипел Кейран. Его здоровое предплечье обхватило мою руку. Хватка была слабой, дрожащей, но неумолимой. "До ручья... недалеко. Вода... прикроет след."
Мое собственное тело протестовало. Каждое движение отзывалось глухой болью в ребрах, а внутренняя опустошенность после вспышки света была похожа на тяжелую болезнь. Голова кружилась. Но страх – не за себя, а за него, за то, что он умрет здесь из-за моей слабости, – заставил двигаться. Я впилась пальцами в его кожаную одежду, под его здоровую руку, и мы, спотыкаясь, как пьяные, поднялись.
Каждый шаг был пыткой. Для него – от боли в разорванном плече и, возможно, сломанных ребрах. Для меня – от истощения и нарастающей паники. Он тяжело опирался на меня, его дыхание было хриплым и прерывистым. Я чувствовала, как он слабеет, как его шаги становятся все более неуверенными. Шорохи вокруг сгущались. Казалось, горящие глаза следят за нами из каждой щели между корнями, из-под каждого папоротника.
"Кейран..." – зашептала я, чувствуя, как его вес становится невыносимым. "Они... близко."
Он не ответил. Просто упрямо тянул меня вперед, его острый слух, казалось, улавливал невидимую тропу в кромешной тьме. И вдруг сквозь деревья блеснула полоска – не света, а отражения. Вода. Небольшой ручей, бегущий по каменистому ложу.
"Там..." – простонал он и вдруг осел, его ноги подкосились. Я едва удержала его от падения, сама чуть не рухнув под его весом. Мы сползли на колени у самой кромки воды. Кейран тяжело дышал, его глаза были закрыты, лицо покрылось мертвенной бледностью. Кровь с его плеча капала на камни, растворяясь в темном потоке.
Паника, холодная и острая, сжала горло. Он умирал.
"Нет!" – вырвалось у меня, и я снова прижала руки к его ране. Отчаяние закипало внутри, Проснись! Кейран! Не смей умирать слышишь, или клянусь богом я тебя сама убью !
Его веки дрогнули. Он открыл глаза. Янтарные, потускневшие от боли, но все еще острые. Он посмотрел на мои руки, прижимающие его рану, потом на мое лицо, залитое слезами и грязью.
"Вода..." – прошептал он еле слышно. "Промой... Перевяжи... чем-нибудь."
Перевязать? Чем? Моя одежда была порвана и грязна. Я оглянулась в панике. Папоротники? Кора? И тут мой взгляд упал на его же пояс. Там, рядом с пустым ножнами от кинжала (один остался на поляне боя), висел небольшой мешочек из грубой кожи. Я дернула шнурок. Внутри – свернутый кусок относительно чистой, мягкой ткани (похожей на замшу) и маленький рог с темной, пахнущей травами мазью.
Я смочила ткань в ручье – вода была ледяной, – и начала осторожно промывать страшную рваную рану. Кейран сжал зубы, из горла вырвалось глухое рычание, но он не дернулся. Я выскребла грязь, видимые щепки, стараясь не думать о том, как глубоко это зашло. Потом наложила густой слой пахнущей мятой и чем-то горьким мази. Кровотечение, к моему изумлению, начало замедляться. Наконец, я наложила тугую повязку из ткани, завязав ее узлом поверх неповрежденной части плеча.
Когда я закончила, силы окончательно оставили меня. Я откинулась на холодный камень рядом с ним, дрожа всем телом. Кейран лежал с закрытыми глазами, дыхание стало чуть ровнее, но все еще поверхностным. Он был жив. Пока.
Я огляделась. Ручей журчал, пытаясь смыть следы нашей борьбы. Но лес вокруг все еще чувствовался... **наблюдающим**. Где-то вдалеке опять прокаркала та зловещая " птица. А может, это был не зов сильвана. Может, сигнал.
Кейран открыл глаза. Он смотрел на черную воду, отражающую кровавую луну.
"Они придут, Светлая," – сказал он тихо, но с прежней железной уверенностью. "Следующими будут не трусы. Будут те, кто захочет твою силу. Или уничтожить ее." Он повернул голову, его ослабевший, но все еще острый взгляд впился в меня. "Твой свет... он был яростью. Защитой. Но он дикий. Как необъезженный зверь. Он может спасти... или убить все вокруг." Он сделал паузу, собираясь с силами. "До рассвета... нужно уйти дальше. Найти... укрытие.
Он попытался снова подняться. Я быстро встала, подавив стон от боли в своих ребрах, и снова подставила плечо. На этот раз он не протестовал. Его опора на меня была тяжелой, но не такой безнадежной. Мы медленно двинулись вверх по течению ручья, оставляя в воде кровавый след, который быстро уносило течением. Холодная вода заливала наши сапоги, но это было ничто по сравнению с холодом страха, что сжимал сердце.
Кровь на моих руках была холодной и липкой, как сама эта ночь. Каждый шаг вверх по ледяному ручью отдавался тупой болью в ребрах. Кейран давил на мое плечо всей тяжестью своего израненного тела. Его дыхание хрипело у уха – слишком громкое, слишком прерывистое. *Не сейчас. Не здесь.* Мысль была четкой, как приказ. Я впилась взглядом в темноту, игнорируя дрожь в ногах от усилия и жгучую пустоту внутри. Он *должен* был выжить. Мой единственный шанс в этом аду зависел от него.
«Дальше,» – его голос был едва слышным хрипом. Голова тяжело упала мне на плечо. «Уступ... Расщелина... Левее.»
Я подняла глаза, сканируя мрак. Да. Там, где ручей огибал огромный, обросший мхом валун, чернел провал в скале. Не пещера. Щель. Но укрытие. «Вижу,» – бросила я коротко, голос звучал хрипло, но твердо. Мы свернули с воды. Камни под ногами скользили. Кейран пошатнулся, его колени подогнулись. Я вцепилась в его кожаную куртку, мышцы спины и пресса напряглись до хруста, удерживая его вес. Мы доползли до темного провала почти на четвереньках.
Внутри пахло сыростью и камнем. Теснота давила. Я опустила Кейрана на каменный пол, прислонив к холодной стене. Он застонал, когда раненое плечо коснулось скалы. Я уже открывала рот.
«Молчи,» – он перебил шепотом. Голос был слаб, но в нем не было просьбы. Был приказ. «Слушай.»
Я замерла, втянув воздух. Сначала – только наш хрип и журчание ручья. Потом... Шорохи. Близко. Очень близко. Осторожные шаги по мокрым листьям за скалой. Приглушенное, жадное ворчание. Не атака. Выслеживание. Они знали о гибели Старого Хромого. Знали, что здесь есть сила. И теперь вынюхивали слабину. Раненую добычу. .* Я не шелохнулась, лицо было маской. Внутри все сжалось в ледяной ком.
Его пальцы нашли мою руку в темноте, сжали. Не для поддержки. Сигнал. «Слышат,» – прошелестел он, дыхание горячим веером коснулось уха. «Чуют... страх. Слабость. Нельзя... дрожать. Нельзя... давать повод.»
Я кивнула в темноте. Страх был. Животный, холодный. Но он оставался *внутри*. Я сжала кулаки до боли в костяшках. *Не показывай.* Когда снаружи донеслось отчетливое шарканье когтей по камню у самого входа, а ворчание стало громче, хищнее, я лишь прижалась спиной к холодной скале. Глаза прищурились, глядя в черноту проема.
«Они у входа,» – констатировала я. Голос не дрогнул. Констатация факта, как сводка с поля боя.
«Да,» – его шепот был тоньше паутины. «Ждут. Чуют дичь.» Пауза. Его пальцы сжали мою руку сильнее. «Твой свет... Светлая... Родился не от страха. От ярости. Защиты.» Он собрался с силами, каждое слово давалось через боль, но несло железную истину. Болезненный вдох. «Его нужно... обуздать. Научить слушаться. Чуять врага... но не жечь все вокруг.»
У входа послышалось громкое сопение, втягивание воздуха. Они *учуяли* нас. Напряжение сгустилось до предела. Сейчас ринутся.
Сердце колотилось о ребра. Холодный пот выступил на спине. Я сосредоточилась. Не на страхе. На **воле**. На холодном камне подо мной. На его хриплом дыхании рядом. На его руке, сжимающей мою. *Моя сила. Мой выбор.*
Я не выпускала свет. Не знала, как. Но я *направила* эту тлеющую внутри ярость, эту потребность защитить – не вовне, как бомбу, а *вовнутрь*. Создала мысленный **барьер**. Невидимую, но непреодолимую стену перед входом. Я впилась взглядом в темный проем, мысленно возводя крепость из собственной воли. *Стоять!*
Шорохи у входа замерли. Ворчание оборвалось. Наступила звенящая, гнетущая тишина. Потом – осторожный шаг *назад*. Еще один. Звуки удаляющихся шагов. Неспешных. Неуверенных. Но отступающих.
Я выдохнула. Тело дрогнуло от колоссального напряжения, но не от слабости. От сброшенной гири. Черт возьми ! Сработало !
«Отошли,» – сказала я. Спокойно. Как констатацию победы.
«Пока,» – пробормотал Кейран. Его хватка ослабла. Он склонил голову. «Утро... решающее. Силы... нужны обоим.»
Он замолк. Его дыхание стало хрипловатым, но ровным. Я осталась сидеть в тесной, холодной щели. Прислушивалась к его дыханию и к настороженной тишине леса. Рассвета не было. Но под грузом усталости, под ледяным пластом страха, горела искра. Не просто сила. **Инструмент.** Опасный, необузданный, но *ее* инструмент. И она только что заставила его *подчиниться*. Пусть на миг. Пусть как щит.
Я придвинулась ближе к Кейрану, делясь скудным теплом. Мы были избиты, загнаны в угол. Но мы дышали. И пока он дышал, пока эта яростная искра горела во мне – я не отступала. Страх был топливом, а не цепями. Кайл был моим ключом к выживанию. И я сделаю все, чтобы этот ключ не сломался. Как бы ни было страшно в глубине души. Особенно – потому что было страшно. Этот мир требовал силы. И я училась ее давать.