Запах сырости неприятно щекотал нос и заставлял двигаться быстрее. Паутина висела лохмотьями, скапливалась во вмятинах голого бетона. Повсюду, вдоль и поперёк шли глянцевые трубы. Они ярко отсвечивали в лучах фонарика и, в отличие от стен, находились в идеальном состоянии. Глеб шёл, то и дело пригибаясь и стараясь не прикасаться к грязным поверхностям.
Впереди показался просвет. Его сердце заколотилось. Неужели он прав? Глеб выключил фонарик – убедиться, что свет ему не примерещился, и тут же ударился лбом об очередную трубу. Послышался короткий, но звонкий брень. Глеб поморщился, пригнулся и чуть ли не на корточках поспешил к проёму. Он горел нетерпением увидеть, что там снаружи.
Окно находилось под самым потолком, к тому же толстые стены ограничивали вид, но он сумел разглядеть небо и что-то серое. По видосу рассказывали, что дома завалены землёй. Глеб не верил. Теперь его сердце торжествовало. Жаль, никого нет рядом, разделить радость. Но может он уговорит кого-то спуститься и посмотреть? Впрочем, кто согласится? Окружающие держали его за дурака.
Глеб обхватил руками трубу и, перебирая ногами по стене, добрался до проёма, затем немного подтянулся и с силой ударил ногой по прозрачному пластику. Он немного поддался, но выдержал. Глеб пнул несколько раз, пока окно не вывернуло из креплений, и быстро выкарабкался наружу.
В лицо дунул свежий воздух, а вид озадачил: высокая стена с колючей проволокой. Этого Глеб не ожидал и застыл в растерянности. Разочаровываться он упрямо не хотел. В мыслях, хоть и размыто, он представлял поле. К тому же запахи нагретой земли обострили восприятие. У него засосало под ложечкой от чего-то забытого, но очень приятного из детства. Он захотел увидеть, что за забором.
Поразмыслив, Глеб решил двигаться на восток, к морю. Впрочем, думал он недолго. Его постоянно тянуло к морю. То он чувствовал, будто там кто-то ждёт, то словно забыл что-то. Он шёл на пляж при каждом удобном случае, и каждый раз разочаровано возвращался ни с чем. Свое влечение он считал не случайным и надеялся найти ответы рано или поздно.
Пошел медленно, пятка после выбитого окна гудела. Глеб ненавидел плестись, сразу начинала ныть спина. Видимо, из-за травмы. Он бы сейчас с удовольствием полежал, но интерес гнал вперед.
Забор тянулся сплошным макапластом. Ни одного просвета. Стена дома тоже удручала однообразием. Вернее, это был не дом, а линия домов, соединённых в единое целое. Ни одного окна! На бетонный фундамент примерно метр высотой, опиралась кладка из старых кирпичей и шла до верхнего этажа. Выглядело, как разные конструкции: одна над другой. Кому и для чего понадобилось закрыть город Счастье, Глеб не понимал.
– Стоять! – Глеб вздрогнул от неожиданности и обернулся: к нему неслись трое полицейских с собакой. Они явно злились. Глеб испугался, он считал, что об этом месте никто не слышал, и теперь оторопел. На всякий случай он поднял руки вверх, показывая, что сопротивляться не будет.
Полицейские приблизились. Тот, что с собакой, проворно зашел за спину и скрутил руку, заставив нагнуться. Подскочил другой полицейский, более грузный, разорвал ему робу на плече, затем, немного отдышавшись, перехватил кисть и сказал:
– Коли!
Третий, стоявший немного в стороне, достал какую-то бутылочку из большой сумки на боку и вставил в шприц-пистолет. Действия полицейских показались Глебу слишком странными, и он попробовал вывернуться, но второй прижал его за шкирку. Глеб упал. Грузный тут же навалился весом, и третий быстро ввел струю лекарства под давлением.
Глеб почувствовал резкую боль в плече. Полицейский поднялся, но продолжал придерживать, не давая встать. Глеба раздирала злость и обида. Ведь он ничего не сделал. Зачем они так? Он же показал, что не собирается сопротивляться. Зачем укол? Могли бы просто объяснить. Но говорить вслух не стал. Он молча лежал на пыльной дороге, сжав кулаки от бессилия. Их было больше, и приходилось терпеть.
Через пару минут тело Глеба начало расслабляться, а в голове появилась сонливость. Еще через пару минут он отключился.
* * *
На стоянке перед кладбищем из такси вышла стройная девушка. Хоть на ней не было траурных одежд, лицо выражало глубокую печаль. Не оглядываясь по сторонам, она направилась к могильному комплексу за черной решеткой. Вокруг монументального здания на газоне росли аккуратно стриженые кусты самшита, стояли скамейки, урны и автоматы с ритуальной мелочевкой.
В круглом склепе, облицованном гранитной плиткой, на равном расстоянии находились двери, а рядом – углубления и списки имен.
Аня, как звали девушку, уверенным шагом подошла к одному из ларьков, купила электросвечу, затем вставила её в углубление и как можно чётче сказала:
– Глеб Курамов.
После подтверждения загорелось соответствующее имя и щёлкнул замок. Аня поспешила внутрь, у неё было пятнадцать минут.
В пустой комнатушке на противоположной стене висела рама с яркой кнопкой. Аня нажала. Свет тут же погас, а в раме появилась голограмма. Аня в очередной раз поразилась реалистичности изображения: будто настоящий Глеб с задором смотрел на неё и даже хотел дёрнуть за косичку.
– Привет! – сказала голограмма. Родной голос отозвался теплой волной в её животе и покатился вверх. Но рассудок тут же остановил радостное волнение в горле, скомкав иллюзорную надежду.