Открываю глаза от навязчивого луча солнца. Я что, забыла задвинуть вчера шторы? Натягиваю одеяло на голову и чувствую, что рядом со мной кто-то шевелится. Это вывело меня из полудремы, и я сажусь, широко распахнув глаза.
Я лежу в чем мать родила в чужой постели, в чужой комнате, а рядом со мной чужой мужчина. Он уткнулся лицом в подушку, но мне не нужно видеть его лица, чтобы вспомнить его. Я помню вчерашний вечер. Неожиданно в клубе, куда я пошла, чтобы забыть Димку-козла, был тематический вечер, посвященный Дню всех влюбленных. На входе всем выдавали маски и билетики. А когда вечер был в самом разгаре, разыграли свидания вслепую по этим билетам. Я оказалась в компании приятного мужчины. И все бы ничего, но после клуба мы поехали кататься по ночному городу на его крутой машине с водителем. А потом оказались здесь, где я окончательно отключила голову и отдалась древнейшим инстинктам. Боже, как же стыдно!
Сейчас у меня есть идеальная возможность убраться восвояси, не оставив и записки. Я уверена, что мужчина только обрадуется такому развитию событий, так что это на руку нам обоим. Главное – его не разбудить сейчас. Я осторожно вылезаю из-под одеяла и оглядываюсь по сторонам. Платье в углу, колготки там же. Белье я не нашла. Ну ничего, сбежать могу и без него, хотя жалко. Но будет хуже, если меня застукают за поисками трусов. Поэтому я сую колготки в сумочку, натягиваю платье и на носочках крадусь на выход. Современные телефоны и – о чудо! – я знаю, где нахожусь. Шубку на плечи, ноги в сапожки и уже спустя пять минут я в лифте спускаюсь на парковку. Еще пару перебежек и вот уже могу вызвать такси по моей геолокации. Можно, конечно, на общественном транспорте, но без колготок и в таком виде лучше не показываться нигде. Уже в такси я поняла, что кроме белья подарила мужчине еще и сережку из уха. А вот ее было жалко. Их мне мама подарила на совершеннолетие. Но не возвращаться же? Вынула вторую и убрала в сумку, в косметичку. Заодно оценила свой внешний вид. Ничего, терпимо. Главное – проскочить мимо мамы в свою комнату и успеть переодеться в домашний халат, сделав вид, что я только проснулась. А мужчину, с которым провела незабываемую ночь, лучше забыть, как и Димку-изменщика.
– Позвольте представить вам нашего нового социального педагога Надежду Ивановну Строганову, – директор Лидия Анатольевна указала рукой на меня, словно до этого никто не смотрел на меня с любопытством. – Она будет замещать ушедшую на пенсию Тамару Федоровну.
– Выжили старуху, – слышу шепот сбоку от себя.
– А то, – отвечает ему собеседница. – Это все Шалаевский сынок, – девушка понизила голос, а я навострила уши. Речь директрисы о том, что им очень повезло найти социального педагога посередине учебного года, никто не слушал. С ее слов никто не ожидал, что Тамаре Федоровне так срочно понадобится уходить на пенсию. – Конечно, ей проще Федоровну на пенсию сбагрить, чем этого оболтуса приструнить.
– Еще бы! – если я правильно запомнила, то это шепчет физрук. – Тогда он перестанет спонсировать школу. И вылетит наша Лидия Анатольевна из первых рядов “Учитель года”.
– И в связи с тем, что Тамара Федоровна оставила классное руководство и никто не изъявил желания брать дополнительную нагрузку, то мы поздравляем Надежду Ивановну с тем, что она стала классным руководителем седьмого “г” класса, – раздались жиденькие аплодисменты, а на лицах будущих коллег отразилось сочувствие. Что ж там за седьмой “Г” такой, что на меня смотрят, словно я вляпалась по полной. – Ну что ж, сразу в бой! – попытка подбодрить со стороны директрисы выглядела так себе, если честно.
– Спасибо, – я криво улыбнулась и закивала всем, кто поздравлял и сочувствовал.
– Вы пока осваивайтесь, знакомьтесь. А у меня дела, – директриса кивнула завучу и в сопровождении дородной дамы-завуча, словно королева в сопровождении фрейлины, выплыла из учительской. Я же сразу повернулась к шептавшейся у меня за спиной парочке.
– Что там такого страшного в этом седьмом“Г”? – не стала делать вид, что не слышала их перешептывания.
– Узнаешь, – усмехается физрук и отводит взгляд.
– А в чем проблема сказать сейчас? – я не понимаю, что за интрига на ровном месте.
– Владик боится, что вы сбежите, когда узнаете, – рассмеялась завхоз Наталья Сергеевна.
– Почему? – я не понимала, как могут взрослые люди, которые явно повидали на своем веку не одного школяра, боятся семиклассников. Хотя, если я правильно поняла, они говорили про определенного ученика.
– Потому что если бы не вы, то этот класс достался бы ему, – вводит в курс дела женщина.
– И что в нем страшного? – я все не могу понять, к чему клонит Наталья Сергеевна.
– В самом классе ничего, но там учится сынок Андрея Шалаева, – женщина склонилась ко мне и, словно заговорщик, понизила голос: – Из-за его проказ и ушла Тамара.
– Неужели никто не может приструнить подростка? – и лишь задав вопрос, вспомнила, кто такой Андрей Шалаев. Мама рассказывала, что их завод купил какой-то бизнесмен из столицы и все переделывает. А еще что завозит какие-то станки иностранные и половину работников сократят из-за этого, а остальную отправят на переобучение. А так как моя мама одной ногой на пенсии, то она уверена, что окажется в той половине, что вышвырнут на улицу. Я пыталась ее успокоить, но она была уверена, что вопрос о ее сокращении – дело времени.
– Ну вот ты и будешь тем отважным первопроходцем, кто его и приструнит, – заметил физрук и встал со стула. – Удачи.
– Спасибо, – я растерянно проводила его взглядом. – Чего это он так?
– Да его из-за Тимура Шалаева премии квартальной лишили, потому что этот оболтус пронес на урок физры маркерное ружье для пейнтбола и расстрелял одноклассников. Папашка-то, конечно, возместил стоимость формы и ремонт спортзала, вот только в классе не все в восторге от такого одноклассника. И кое-кто ходит в РАНО после каждой выходки Шалаева-младшего. А так как они у него с регулярной частотой, то и ходит этот родитель туда чуть ли не каждый день, – рассказала мне все Наталья Сергеевна. – Да ты не бойся, может, он после последнего раза хоть чуток исправится.
– А где его мать? – я вспоминала, что говорила мне мама. Все-таки на заводе ходила масса слухов. Но я слушала маму словно радио, не вникая и уж подавно не запоминая. Своих проблем было выше крыши. Я же неспроста решила вернуться в родной городок.
– Укатила в дальние дали и оставила сыночка на попечение папашки. Он ради него бросил столицу и приехал сюда. Уж лучше бы он его увез, но нет же. Какой-то дурак-психолог сказал, что нельзя травмировать мальчика. А что он теперь всех травмирует, на это этому горе-психологу плевать, – завхоз недовольно скривилась. – А тебя каким ветром в середине учебного года к нам принесло? – Наталья Сергеевна оказалась очень любопытной дамой.
– Северным ветром принесло, – не хотелось мне откровенничать, что накануне свадьбы, которую мы очень символично с женихом хотели сделать в День всех влюбленных, он сказал, что любит другую. Мало того что любит, так эта другая, оказывается, беременна. И ей уже вот-вот рожать. А он, бедный и несчастный, просто не знал, как мне сказать, что я уже с ветвистыми рогами хожу.
– Личное что-то, да? – Наталья Сергеевна, словно поисковая собака, учуяла свежий след. Даже подалась вперед, чтоб не упустить ни одного слова, брошенного мною невзначай.
– Нет, ничего такого. Мама уже пожилая, ей помощь нужна. Вот я и приехала, – пожала плечами. Ну, можно сказать, что не соврала. Мама и в самом деле пожилая, и помощь ей действительно нужна. На лице Натальи Сергеевны отразилось разочарование. Вот же, не дала поживиться новыми сплетнями.
Первый рабочий день начался бодро. Меня расстреляли в снежки у входа в школу, я упала, поскользнувшись в попытке увернуться от снежкового залпа. Итог: порваны колготки, сбит нос у сапог и больно ударилась рукой и плечом о поручни на ступеньках крыльца. Но это еще полбеды. Я стала всеобщим посмешищем у большей части учащихся школы. Из двери выскочил престарелый охранник и разогнал всю честную компанию, а мне помог подняться и проводил к кабинету медсестры. Но так как надолго оставлять свой пост он не мог, то, постучав в дверь медкабинета, передал меня с рук на руки строгой медсестре.
– Новенькая? Из какого класса? Где твоя медкарта? – дама в очках на пол-лица смерила меня строгим взглядом. – Родители еще не принесли?
– Я не из класса, – от боли еле разговариваю. Хоть бы дала дух перевести, так нет же, вопросами засыпала.
– А че здесь шастаешь? – дама подбоченилась и уже намеревалась выгнать меня восвояси.
– Я ваш новый социальный педагог, – морщусь от боли и стягиваю с себя пуховик. – Вот же …, – прикусила вовремя язык, так как хотела выругаться. Пуховик разорван на плече по шву. Но мне еще идти в нем домой. Выгляжу, словно меня собаки потаскали.
– Не шутишь? А звать как? – медсестра еще и не верит мне на слово, берет телефон и нагло меня фотографирует.
– Вы что делаете? – я ошалела от такой бесцеремонности. – Я не разрешала.
– А я и не спрашивала, – отмахнулась от меня медсестра, увлеченно переписываясь в телефоне. – Надо же! И правда, соцпедагог! Надежда Ивановна Строганова. А выглядишь как школьница.
– Спасибо за комплимент, – я выдавила кривую усмешку.
– Это не комплимент был, милочка, – наконец-то медсестра решила вспомнить, что она должна мне оказать первую помощь. Ну как помощь, так посмотреть разбитые коленки, покачать головой, предложить спиртовую салфетку. Оценить масштаб сбитых носов у сапог и порванного пуховика и сказать, что она сделала все что в ее силах. И на кой черт меня сюда притащил охранник? Благо урок уже начался, и я могу спокойно дойти по пустым коридорам к своему кабинету.
– Фотку удалите, – я сгребла в охапку свои вещи и направилась на выход.
– Да кому она нужна! – и дама демонстративно потыкала в телефон, показывая мне, что удаляет фотографию.
– И из удаленных, и из сообщения, кому вы ее там отправили, – перечислила я все места, куда могла улететь фотография. Хотя уверена, что получатель этого ужаса уже успел сохранить ее себе на телефон. Так что мой позор на учениках не завершится. Полагаю, я еще услышу кучу шуточек и от коллег.
– Удалила, – женщина скривила недовольную гримасу. – А вообще, послушай моего совета. Позвони Шалаеву-старшему и скажи, что это все его сынок подстроил.
– В смысле? – я аж развернулась от удивления.
– В коромысле, непонятливая ты моя! – женщина выпучила глаза, видимо, передразнивая мой удивленный взгляд. – Ну вот скока пуховичок стоит? Тысяч семь-восемь? А сапожки, смотрю, новые совсем, каблуки еще не стоптанные. Тоже не меньше десятки отдала, – женщина вмиг оценила стоимость моей одежды, отчего у меня челюсть отвалилась и я хватала ртом воздух как рыба, выброшенная на берег. – Он вам, не раздумывая, двадцатку кинет, чтоб пацана не дергать.
– Но постойте! – я даже головой встряхнула и, наверно, выглядела со стороны ужасно глупо. – Но я не видела Тимура Шалаева среди тех, кто бросался снежками.
– Ну и что, что не видели? – медсестра искренне рассмеялась. – Он столько уже натворил, что весь лимит доверия исчерпал. Папашка даже проверять не будет, как раньше по камерам. Вон, Александре Афанасьевне машину у дома гвоздем поцарапали. А она сказала, что Тимурка за то, что она ему пару влепила, и че? – женщина даже жестом показала, как некой Александре Афанасьевне провели гвоздем по машине. – Андрей Сергеевич просто отвалил ей сто тыщ на ремонт, а он обошелся в пятнадцать, – женщина многозначительно подняла брови вверх. – Восемьдесят пять на кармане, – медсестра сопровождала своего похлопыванием своего импровизированного кармана.
– Спасибо за информацию, – я развернулась и вышла из кабинета медсестры. Шла я в свой кабинет, как робот, не в состоянии переварить информацию. Это что же, они мальчишку во всех грехах выставляют виноватым, а потом еще и деньги тащат с его отца. Надо поговорить с этим Шалаемым-старшим.
Но пока я приводила свой внешний вид в порядок, пыл мой поугас. И чего я добьюсь? Я вывалю отцу малчишки, что его обирают. Он пойдет на разборки к директрисе, и меня выпрут из школы с волчьим билетом. А наш уездный город N*, как писали когда-то русские классики-литераторы, славится тем, что слухи расползаются в нем невероятно быстро. И не видать мне места даже уборщицы в тех еще пяти школах, что имеются в нашем городке. Да и отец шалопая явно не из последних денег всем все возмещает. Мама говорит, его только “миллиардером” на заводе и называют. Для меня это космическая сумма какая-то. Я и миллиона в глаза-то не видела, не говоря о том, чтобы пощупать. А тут целый миллиардер. Хотя целый или не очень, я узнавать не хотела. А вот с мальчиком познакомиться поближе решила. В связи с чем, приведя свой внешний вид в соответствующий порядок, который и не намекнет, что я валялась часом ранее у входа в школу в порванном пуховике, отправилась к кабинету директрисы, где на стенде висело общее расписание.
Рассмотрела расписание и даже его сфотографировала.
Вчера вечером я так и не успела как следует обдумать наше общение с мальчиком. Я обычно всегда анализировала общение с учениками и вела свою собственную картотеку. Ту, что не отражается в отчетах и не показывается проверяющим из РОНО. Личную, где я вещи называла своими именами. Мне было так проще и легче.
Когда я зашла в квартиру, то мама уже спала или делала вид, что спит. Я поужинала, попыталась зашить пуховик, но выходило плохо. Поэтому решила, что лучше отнести в ателье и не мучиться. И, приняв душ, легла спать. Утром мама демонстративно со мной не разговаривала.
– Мам, в чем дело? – я видела, что она недовольна и, возможно, даже сердится, но не могла понять причину.
– А то ты не знаешь? – и губы недовольно поджала, смотря с осуждением.
– Не знаю, – я покачала головой в подтверждение, что действительно не в курсе. – Ты из-за пуховичка, что ли? – это единственное, что я могла предположить. Но мне ж не десять лет, чтоб сердиться из-за того, что я вещь порвала. Я на эти вещи сама зарабатываю.
– Надя, это маленький городок. Не Москва. Здесь все про всех знают, – мама с шумом поставила чашку на стол.
– И-и-и-и? Продолжай, – неужели про меня уже начали ходить слухи. Но я ж здесь еще и недели не прожила. Да я кроме школы и не хожу никуда! Откуда слухам-то взяться?
– Да что икаешь? – родительница завелась с полуоборота. – Разикалась она мне тут! Хочешь, чтоб про тебя сплетни поползли? – мать подбоченилась и пошла в наступление.
– Не хочу. Но я не понимаю, о чем ты вообще говоришь, – и правда теряюсь в догадках.
– Я видела, кто тебя привез вчера, – и взгляд такой: “Ну? Что ты теперь скажешь в свое оправдание?”.
– И что в этом такого? – я напряглась. Неужели мама могла подумать что-то плохое про меня и подростка. Это же бред бредовый!
– Ты хочешь, чтобы, когда Дима приехал за тобой, ему быстро в уши запели, что ты с Шалаевым здесь шоркаешься? – мама поджала губы. – Хочешь стать Шалаевской шалавой?! А что? Звучит!
– Первое: Дима не приедет, – я тоже разозлилась не на шутку. Я уже и забыла, как мама подвержена этим всем предрассудкам: “а что скажут люди”. – Твой любимый Дима нашел себе другую и ждет с ней малыша. А меня бросил, – я выплевывала слова, хоть и обещала сама себе всего неделю назад, что никогда не расскажу маме причину нашего расставания. Это никогда наступило слишком рано. – Второе: то, что меня подвез Тимур Шалаев, это еще не дает права никому меня оскорблять. Он ребенок, подросток. За рулем был водитель. У меня порван пуховик, потому что я упала, и мальчишка просто предложил помощь, – чем дальше я говорила, тем сильнее менялось выражение лица мамы. В конце моей фразы она схватилась за сердце и осела на стул.
– Как Дима бросил? – ошарашенно шепчет мать. – Совсем?
– А что? Можно бросить не насовсем? Понарошку? – мой пыл поугас, и сразу стало стыдно. – Да, мам. Он уже давно гулял от меня, и его девушке скоро уже рожать, – я грустно усмехнулась. – Хорошо хоть сказал до свадьбы.
– Хорошо, – мама медленно повторила за мной слово. – А машина Шалаева, что тебя вчера тебя привезла. Там не “Миллиардер”, что ли, был? – мама назвала отца Тимура кодовым именем, как его все называют на заводе.
– Нет, там был водитель и Тимур, – я усмехнулась. Жаль, что на меня не ведутся миллиардеры. Только карманные миллиардерчики. А было бы неплохо, конечно. И снова я вспомнила представительного мужчину, с которым познакомилась в клубе.
– С пуховиком-то что случилось? – мама словно по пунктам проходилась. И если я правильно поняла ее страдальческий взгляд, то пуховик ее расстроил больше всего.
– Упала и порвала, – как в детстве, каюсь, опустив голову.
– И в чем же теперь ходить будешь, ребзя? – родительница с осуждением покачала головой.
– В пальто, – то же мне беду нашла. – Пуховик зашить можно, в ателье на выходных отдам, – отвечаю максимально беспечно, чтобы мама не расстраивалась по такой ерунде.
– Оно ж тонкое! – всплеснула руками мать и, вскочив, убежала из кухни. Что она там удумала? Что-то меня начинает пугать ее инициатива.
– Вот, смотри! – мать вносит в комнату нечто. Несомненно, когда-то это было модно и стоило бешеных денег, но, блин… сейчас из этого можно только коврик сделать или покрывало на кресло. И то попа вспотеет на нем сидеть.
– Мам, это что? – я начала паниковать. – Я это не надену, – у меня на лице отразился ужас вселенского масштаба, и мама свела брови к переносице.
– Шуба. Песцовая, – с гордостью объявила мать.
– Мам, я все понимаю. Но такое уже сто лет не носят, – пытаюсь убедить мать, но она непреклонна.
– Пару раз надеть-то можно, – мы вместе критическим взглядом осматриваем это безобразие. – Ты знаешь, сколько я на нее копила. К ней еще и шапка есть, достать?
– Нет! – я практически выкрикнула это слово и схватила шубу. – Хватит с меня и шубы. И вообще, мне пора уходить, – я рванула на выход, а то, не ровен час, мама вспомнит и про валенки с пимами, лежащие на антресолях. Хорошо, что мама не заметила сбитые носы на сапогах.
Схватила сумку, телефон и под внимательным родительским взглядом выбежала из квартиры. Пуховик надо зашить сегодня же, потому что у меня уже все тело начало чесаться от этой шубы. А я, между прочим, ни капельки не мнительная.