Лёгкий душевный служебно-курортный роман о настоящей любви
с капелькой юмора и морем романтики.
(Если обложка в хорошем качестве не видна или долго грузится, просто пролистывайте эту страницу :)))

Немного тропического лета среди зимы.
Чуть-чуть белых песчаных пляжей.
Тучи солёных морских брызг.
Одна волшебная легенда.
И много-много романтики и любви в служебно-курортном романе, где настоящий мужчина покоряет сердце неприступной красавицы.
Покоряет-покоряет… покоряет-покоряет… и всё никак не покорит.
Вот такие они, современные красавицы.
В наличии: мужественный, серьёзный, успешный, харизматик — одна штука.
Доход, рост и мускулистость: выше среднего.
Чувство юмора: наблюдается.
Статус: СВОБОДЕН.
От неприязни до любви: всего одна борода.
Общий диагноз: однозначно брать (зачёркнуто) читать!
ПРОВЕДИ КАНИКУЛЫ С НАМИ!
Есть у китайской народности Ли на острове Хайнань такая легенда:
«Давным-давно жил в Поднебесной один очень злой и жадный богач. И захотел он угодить высокому чиновнику: подарить оленьи рога (панты). Сам богач не умел охотиться и отправил за оленем своего слугу, храброго юношу А Хэя, чтобы тот достал заветный подарок.
Отправился А Хэй в горы, но не смог убить благородное животное. Жалость и сострадание поселились в сердце охотника. Вернулся слуга обратно с пустыми руками.
Богач очень разозлился на него и в ярости бросил мать доблестного А Хэя в темницу. Делать нечего, пошел юноша снова в лес за добычей, чтобы вызволить бедную мать. Шёл он по тропинке и увидел прекрасного оленя, который спасался от свирепого леопарда. Хищник почти нагнал несчастную лань, и парень, недолго думая, натянул тетиву и выстрелил в хищника, повалив его первым ударом. А олень исчез.
Сел А Хэй на камень, вспомнил о своей матери, и тяжело ему стало на душе. От тяжких дум сон сморил юношу, а когда он проснулся, увидел целое стадо оленей, пасшихся и гуляющих на лужайке. Среди них была и красивая лань, спасённая А Хэем. Вспомнил тут охотник о своей матери и поднял лук: олени бросились врассыпную. А Хэй пустился вдогонку за самым красивым из них.
Девять дней и девять ночей преследовал он оленя, бежал за ним по горам, лесам и полям, и, наконец, настиг на берегу залива Санья. Впереди было только безграничное синее море, и бежать оленю было некуда. А Хэй натянул лук и уже собирался выпустить стрелу, как вдруг олень повернул голову и превратился в прекрасную девушку. Юноша от удивления выронил лук и печально опустился на землю. Он влюбился в неё с первого взгляда… а она ответила ему взаимностью.
Девушка-олень, оказалась богиней, спустившейся на землю.
Узнав о беде А Хэя, она попросила своих братьев помочь храброму юноше. Они спасли его мать и наказали злого богача».
Именно эту олениху Ли считают своей прародительницей. А место, где произошло чудесное превращение оленя в девушку, гора и разбитый на ней парк, называется “Олень повернул голову” и по сей день является символом чистой любви.
Здесь можно прислониться к камням, на которых начертаны иероглифы любви и верности.
А если ты свободен, привязать красную ленточку к дереву и пожелать встретить настоящую любовь.
Говорят, сбывается…
Жила была девочка. И звали её… Танкова.
Нет, на самом деле зовут меня Лана. Но так уж повелось, что в компании «ЭйБиФарм» ко мне обращаются исключительно по фамилии.
Там я работаю и сегодня безбожно опаздываю.
Несусь сломя голову с автобусной остановки, сражаясь с летящим в лицо снегом. И напряжённым мозжечком, не дающим мне в сотый раз споткнуться в новых сапогах и растянуться на скользких ступеньках, чувствую, как из окна своего кабинета за мной наблюдает Он.
«Вот злыдень», — задираю я голову.
Так и есть. Стоит у панорамного окна, весь такой в полный рост, засунув одну руку в карман, а другой прижимая к уху телефон. И лыбится, нет, не в трубку, а глядя явно на меня. Чёртов начальник Отдела Закупок Оборудования. Проклятый Герцог Рыжая Борода, как я зову его за безобразную бороду и в отместку за «Танкову».
И борода у него, может быть, и ухоженная. И даже красивая. Но всё равно терпеть его ненавижу вместе со всей его растительностью за то, что это с его лёгкой руки вся компания, наверно, думает, что это имя у меня такое калмыцкое — Танкова, а не фамилия.
С его лёгкой ноги я пришла на место менеджера Отдела Материально-Технического Обеспечения, так как сам он с него поднялся в кресло повыше. А потом ещё повыше. А теперь в кабинет отдельный и попросторнее. С которого и взирает на бредущий на работу люд, весь при костюме и в начищенных до блеска ботинках. Сегодня — на меня одну, опаздывающую, провинившуюся, нарушающую трудовую дисциплину.
«А мог бы между прочим и лояльнее относиться к однофамилице», — прямо подмывает меня показать ему язык. Но сдерживаюсь. Вернее, тяну, пока скроюсь под козырьком входа и только тогда, стряхивая с шапки снег, корчу ему рожицу, демонюге.
Да, да, к однофамилице. Ведь он сам Танков Артём Сергеевич.
Правда, есть у меня смутное подозрение, что взяли меня на его прежнюю должность как раз потому, что фамилии у нас одинаковые. Чтобы было ему над кем потешаться.
И как же меня первое время доставало отвечать на постоянные вопросы от поставщиков: не родственники ли мы, не муж ли он мне, не брат, не сват. А его, наоборот, веселило. Особенно когда передавал мне дела. Да и по сей день ему, видимо, доставляет это удовольствие — произносить вслух свою фамилию, обращаясь ко мне.
— Танкова!
«Упс!» — отрываюсь я от зеркала в вестибюле, где поправляю потёкший от снега макияж. Неужели это ради меня он не поленился даже спустится со своих «небес»?
— Артём Сергеевич, — раскланиваюсь я, пытаясь протиснуться мимо него на лестницу. Без особой надежды на успех.
— Сгораю от любопытства, что же такого могло произойти, что такой добросовестный сотрудник и вдруг опаздывает, — кладёт он руку на перила и расплывается в улыбке во всю свою бородищу. — Ты бабушку через дорогу переводила, Танкова? Упала в грязь и возвращалась переодеваться? Или, может быть, заблудилась в тумане? — перегораживает он мне дорогу. Весь такой иронично-язвительный в мелкий белый горошек на синем фоне рубашки под матовой тканью дорогого костюма. Эти «весёленькие» рубашки, кстати, типа его фирменный стиль. — Рабочий день начался двадцать минут назад, Танкова. Двадцать!
— Спасибо, что посчитали, Артём Сергеевич. У Екатерины Андреевны я отпрашивалась на полчаса. Так что, можно сказать, я пришла на десять минут раньше, — выпрямляю я спину.
Но даже на одной ступеньке с ним, даже на десятисантиметровых шпильках я прилично ниже. И младше. И по возрасту, и по должности. Он так слегка за тридцать и хорошо за метр восемьдесят. А мне… в общем до него ещё расти и расти во всех смыслах. А вот Екатерина Андреевна всё же заместитель генерального директора по снабжению и его непосредственный начальник. Так что, сорри, дорогой Хоттабыч, тебе я не подчиняюсь. Свободен!
— Разрешите пройти?
— Конечно, конечно, — лишь приподнимает он руку, но гаденькая улыбочка, означающая, что ни грамма он мне не верит и не пропустит просто так, не сходит с его лица. — Тем более раз причина уважительная. И по какому же поводу ты отпрашивалась?
— К гинекологу ходила.
Моей победной улыбки хватает, чтобы он таки убрал с моего пути свою волосатую ручищу и проводил меня глазами до конца первого пролёта. Но разве этого бабника и нахала таким смутишь?
— Ты беременна? — поднимает он лицо мне вслед.
— Ага! Тройней, Артём Сергеевич, — поворачиваю я и, стуча каблуками, исчезаю из виду. И могу только догадываться, какие козни Герцог Рыжая Борода пошёл замысливать в ответ на мою дерзость в своих директорских апартаментах, хитро улыбаясь в свою бороду.
Добро пожаловать в книгу!
Отличного дня!
И не опаздывайте на работу! ;)))


— Танкова, где тебя носит, — шипит Наталья Витальевна, старший менеджер нашего отдела, глазами показывая на кабинет Екатерины Второй, как за глаза гордо прозвали Екатерину Андреевну.
— Что там делает генеральный? — шепчу я, когда наспех запихав одежду в шкаф, притуляю задницу на стул. Не до переобуваний. И так на щеках у меня свежий румянец с утреннего морозца. И выгляжу я виноватой и опоздавшей.
— Понятия не имею, — образцово-показательно перекладывает на своём столе бумаги «Эн Вэ», как чаще зовут Наталью Витальевну. — Вроде Елизаров что-то на счёт премий лично пришёл уточнить. Или на счёт корпоратива.
«Или я просто не знаю, но ни за что не признаюсь в этом», — качаю я головой, глядя на видимость деятельности, что создаёт НВ.
— И я, к сожалению, пролетаю с премиальной поездкой. А у тебя спрашивали про «шенген»? — косится она на Светочку, нашу умницу-красавицу и модель комплектации «даю всем, но дорого».
— Да, — таким же доверительным шёпотом отвечаю я, глядя как увлечённо Светка тыкает в телефон. Набирает сообщение со скоростью печатного станка.
— Значит, презентуют путёвку в Европу. Готовься, — подмигивает она.
— Ага, с сегодняшнего дня начинаю следить за курсом евро.
«И сухари сушить, — добавляю про себя, — чтобы было что есть следующих пару месяцев после возвращения».
И так из-за этой возможной поездки придётся просить у хозяйки отсрочку на оплату за квартиру. А то, кто его знает, хватит ли мне накопленного.
Но когда меня спросили смогу ли я поехать, я не дрогнув ответила «да». Уточнила, что выбрала бы Стокгольм или Амстердам из предложенного и радостно принесла в отдел кадров загранпаспорт с заветным «шенгеном».
— Светлана, зайдите! — приказывает Екатерина в трубку рабочего телефона, но мы понимаем всё по испуганному личику нашей тильды, тряпичной куколки, вязаной с большим количеством напускных петель, но про которую иначе как через уменьшительно-ласкательные суффиксы и говорить не получается.
Потому что она у нас прямо Светочка, создание трепетное, стремящееся больше казаться, чем быть, но точно знающее себе цену. Длинноногая брюнеточка с точёной фигуркой и ямочками на щеках. Нет, на щёчечках, розовых, нежных и умело подчёркнутых шиммером.
— А от Светки-то ему что надо? — шипит НВ, не поднимая глаз, когда Светочка процокивает мимо неё на своих стройных копытцах в кабинет директора.
— Она Рачковой не нравится, — делюсь я подслушанными в столовой сплетнями про нашу непосредственную шефиню, Наталью Петровну, начальницу ОМТС. — Она решила её в другой отдел сбагрить. Вот Екатерина ей и занимается, пока Рачкова в командировке.
— Это куда же её комиссовали, интересно? Смотри как светится. Довольная, — фыркает Витальевна, следя за Светкой. — А ты, кстати, где была?
— Ногти делала, — вспомнив, рассматриваю я свежий маникюр. — Моя мастер сказала: в семь утра или никогда. Вот пока Рачковой нет, у Второй и отпросилась.
Рачкова всю душу вынет: куда, зачем, почему не после работы. Хуже бородатого. А Екатерина молча отпустила и всё.
И как говорится, чёрта помянешь, он и появится. Стоило заикнуться, как Рыжая Борода заявляется сам и с разгона заруливает в директорский кабинет.
— Слушай! — аж прорезается на его появление у Витальевны голос, правда, она его тут же понижает до вкрадчивого шёпота. — Я тут с утра узнала, — словно включает она рентгеновское зрение, уставившись на директорский кабинет через все стеклянные перегородки. — Он же сын Елизарова.
— Кто? — непонимающе поворачиваюсь и я по направлению её взгляда. И тут же натыкаюсь на взгляд Хоттабыча, который словно ждал, когда я на него посмотрю, чтобы демонстративно развернуться ко мне спиной.
— Танков, кто же ещё. Артём Сергеич у нас оказывается сын Сергея Иваныча Елизарова.
— И почему я не удивлена, — смотрю я как Светочка цокает обратно по направлению к нам, но как-то неуверенно. Всё оглядывается, словно никак не может поверить в то, что там произошло.
— Слушайте, — потрясённо опирается она руками в мой стол. — А вы знаете, что Артём сын Елизарова?
— Серьёзно? — театрально всплёскиваю я руками. — Да это просто какая-то новость дня.
— Короче, я так поняла опять намечаются серьёзные кадровые перестановки, — поворачивается она в сторону НВ. — Танков с ними не согласен. А Елизаров сказал ему: «Тёма, давай об этом в моём кабинете поговорим». А тот съязвил: «Как отец с сыном или как руководитель с подчинённым?»
— И что ему ответил Елизаров? — подскакивает со своего места Витальевна и подходит к нам, чтобы ничего не пропустить.
— «Как руководитель с руководителем», — изображает Светочка директора. Потом оглядывается: не наблюдает ли там за ней начальство, и поспешно устремляется к своему столу.
— А тебя тогда зачем вызывали? — присаживается на угол моего стола Витальевна, оборачиваясь к Светочке.
— Я перехожу в ОЗО, — уже достала та пудру и похлопывает пуховкой по своему кукольному носику.
— Под руководство Танкова?! — складывает руки на груди НВ.
— Угу, — и так и сяк крутит Светочка мордашкой, разглядывая себя в зеркальце и оставшись довольна, захлопывает пудреницу. — С нового года выхожу в его отдел, — счастливо улыбается она.
— А мы как же? Вдвоём? — вовсе не разделяет её радость Витальевна.
— Ну, вам Рачкова кого-нибудь найдёт… наверное, — небрежно бросает та пудренницу в сумку, явно давая понять, что не её это проблемы.
— Я же с двадцать второго декабря в отпуск ухожу, — тревожно разворачивается НВ ко мне. — Танкова! Ты тут одна останешься.
— ПрелЭстно, просто прелЭстно, — отшвырнув ручку, что я зачем-то взяла в руки, откидываюсь я к спинке стула. — И так народу вечно не хватает, пашем втроём вместо шестерых, теперь ещё я одна за всех.
— Так хорошо работаешь, — хмыкает Светочка. — Я слышала, тебя поездкой заграницу премировали. Вот и работай. Подтверждай своё звание отличника производства самоотверженным трудом.
— Интересно, а что ты в Отделе Закупок Оборудования будешь делать? — мерю её взглядом. Как осмелела, посмотрите на неё, дерзит. — Там же одни мужики. Все с дипломами ВЭД, беглым английским, а то и парой языков. Разбавлять тобой свои тяжёлые трудовые будни?
— Рядом сидеть, когда они переговоры по скайпу будут проводить, — улыбается Витальевна, занимая своё место. — Чтобы клиенты отвлекались на неё и бездумно на всё кивали: «Да, да, да» — открыв рот, изображает Витальевна вожделенно капающую слюну.
— Наталья Витальевна, фу, как грубо, — дует пухлые губки Светочка и фыркнув, утыкается в свой монитор.
«Ой, ой, ой», — беззвучно передразнивает её НВ и тоже принимается за работу.
— Танкова! — аж вздрагиваю я, когда бородатый рявкает над ухом, выскочив как чёрт из табакерки.
— Зачем же так людей пугать, — хватаюсь я за сердце, — Артём Сергеевич.
И с чего я решила, что он пройдёт мимо и не заглянет?
— Как тебя просто испугать, — усмехается он. — Скажи, мы перезаключали договор с компанией «Эллис-Групп»? — совсем как Светочка недавно, опирается он руками на мой стол.
— Эллис-Групп? — отклоняюсь я, невольно вдохнув шлейфовый аромат его парфюма, когда он так откровенно вторгся в моё личное пространство. Хороший запах, взрослый, мужественный, древесно-цветочный, знакомый. Я от души надышалась им, когда он передавал мне дела, учил как пользоваться местной программой, и мы сидели за одним компом.
— Я оставлял тебе их координаты в файле, — поднимает он на меня глаза. — Ты договор на новый год с ними перезаключала?
— Нет, — всматриваюсь я сначала в один его глаз, потом в другой — глубоко посаженные, спрятанные под густыми бровями, пытливые, внимательные. Зелёные, с золотыми прожилками, как киви на разрезе. — Мы больше не берём у них стекло. Я нашла нового поставщика, вот с ним договор и заключили.
— Тогда дай мне координаты обоих. Я сам сравню, — разгибается он, разрушая этот зрительный контакт, и я едва заметно облегчённо выдыхаю.
— Пришлю на почту, — хватаюсь я за мышь, в ужасе прогнозируя, чем это может закончится.
— И прайсы с договорами не забудь, — засовывает он руки в карманы, а затем, крутанувшись на месте, словно оценивая размеры нашего офиса, выходит.
— Вот пристал, — выдыхаю я.
— Он же за тебя поручился, шефство взял, лично всему учил, вот и контролирует, — комментирует Наталья Витальевна, пока я закатываю глаза.
Контролёр, поглядите на него! ЧСВ он своё чешет опухшее, а не контролирует. Чувство. Собственной. Важности. Или величия, что в его случае ближе к истине.
— А как он может быть сыном Елизарова, если фамилии у них разные? — неожиданно просыпается Светочка.
Хмыкаем мы одновременно, но я добавляю фейспалм, закрывая рукой лицо, а Витальевна ей ещё и отвечает:
— Святая простота. Нагулял он его, как. Отчество по отцу, фамилия по матери. С матерью, видимо, наш Артёмка и вырос. Она, кстати, не родственница тебе? — косится на меня НВ.
— Ох, стукну я тебя сейчас, Наташ! — качаю я головой. — Рука у меня тяжёлая. Настроение скверное.
«Угловатость. Узость форм. Частичная связанность. Особая резкость в заглавных и прописных «б». Высокая степень контроля», — прислала мне графологическую экспертизу его почерка подруга, когда я только устроилась на эту работу, а Танков был моим куратором и доводил меня до трясучки, видимо, проверяя на стрессоустойчивость.
А ещё она сделала психодиагностику его каракулей. Этот лист я тоже распечатала и вложила в папку.
«Человек эмоциональный, но старается контролировать любые проявления своих чувств, а также свои слова и действия. Сдержан. Высокий морально-этический уровень. Несмотря на то, что не показывает это — весьма самоуверен и амбициозен. Часто упрям», — улыбаюсь я, вчитываясь в короткий текст. Прямо Господин Контроль!
— И чему ты там лыбишься, Танкова? — отвлекает меня НВ.
— Да, так, — откладываю я лист, принявшись просматривать другое содержимое папки.
— Ты на корпоратив завтра идёшь?
— Это разве не обязательно? — нахожу я пометки по «Эллис-Групп», забиваю в открытое письмо с листа и отправляю.
— Обязательно. Опять же ногти сделаны, — заставляет она посмотреть на неё.
— Ох, и язва вы, Наталья Витальевна, — качаю я головой.
— Что есть, то есть, — улыбается она, а потом подъезжает ко мне прямо на стуле, оттолкнувшись от своего стола. — Говорят, — склоняется она к самому моему уху, — Артёмка потому так на Елизарова взъелся, что тот неожиданно решил его выгодно женить.
— Елизаров?! — искренне удивляюсь я. — А мне он казался нормальным мужиком, адекватным.
— Тихо ты, не ори, — одёргивает меня Витальевна, косясь не столько на занятую очередной перепиской в телефоне Светочку, сколько в сторону кабинета Екатерины. — У нас же частное предприятие, не государственное. А у бывшего партнёра Елизарова, с которым они когда-то давно не очень красиво расстались и бизнес поделили, есть дочь. Вот этой дочери он и оставил контрольный пакет акций своей компании.
— Он умер что ли?
— Недавно. Сердечный приступ. А Елизаров Артёмку сюда не просто так притащил. Видишь, с дальним прицелом. Чтобы компанию ему оставить.
— Что у него других детей нет? У него же тоже дочь подрастает, насколько я помню. А ей тогда что?
— Хватает у него активов и помимо «ЭйБиФарм», — берёт она со стола лист и вчитывается, словно забывая про меня. — Это про кого? «Часто упрям. Убеждён в правильности своих позиций»?
— Наталья Витальевна, — забираю я распечатку. — И что, теперь если Рыжий не женится на ком надо, Елизаров ему компанию не отдаст? Прямо средневековье какое-то дремучее. Династические браки.
— Видимо, до сих пор в большом бизнесе так дела делают. Там главное связи, выходы на нужных людей. А ты почему его рыжим зовёшь? — тянется она за другим листком. — У него волосы тёмно-русые. И кошерно густые. Несправедливо, — поправляет она свой уложенный, коротко стриженный «пушок». — Вот зачем парню? Из таких бы косы плести, а он: виски бриты, чёлка на глаза, — показывает она снова на себе, но уже двумя руками, когда и второго листа, что она схватила, я её лишаю, кладу в папочку и, заставив отодвинуться НВ, прячу в ящик стола.
— Потому что борода у него рыжая, поэтому рыжим и зову.
— Не рыжая, а тёмно-медная, — неожиданно включается в разговор Светочка.
— Ты подумай! Медная. Тёмно, — хмыкаю я на то, как она это произнесла, закатив свои яркие синие глазки в цветных линзах. — Прямо рудник, а не борода. Прямо, самовар, а не мужик. Вот, буду звать его Медный Самовар.
— Танкова, — уезжает НВ обратно на своём стуле, укоризненно качая головой. — Не знаю, за что ты его так невзлюбила. По мне так нормальный парень. Ну, да, избалованный женским вниманием и чересчур красующийся, но ведь умный, образованный, серьёзный, успешный. А какой харизматичный, зараза!
— Да ну его, со всей его харизмой. Достал, — отмахиваюсь я.
Надо работу работать. И так что-то его в моей жизни много. С утра как встретит, стоя в своём окне, так потом весь день под ноги и попадается. А потом ещё обязательно какой-нибудь ерундой на ночь загрузит. Сам работает как проклятый и другим спокойно отдохнуть не даёт. Вот вчера написал, открываю я сообщение: «Исправь фамилию в документе. Не Гуров, а Буров».
«Вот оно мне надо, эта опека? Занимаешься своим оборудованием и занимайся, сколько можно меня дёргать?» — открываю я злосчастный документ. Так и есть: последним входил Танков. — Нужна там кому-то фамилия приёмосдатчика. А сам вечно натыкает лишних запятых», — захожу я в документ, который он сейчас просматривает.
«ТАНКОВА, — тут же появляется крупными буквами посреди текста. — ЗАЕХАТЬ ЗА ТОБОЙ ЗАВТРА ПЕРЕД КОРПОРАТИВОМ?»
Ах! Здравствуйте, здравствуйте, весёлая музыка и новогоднее настроение! Приветствую вас, брызги шампанского и запахи вкусной еды! Моё почтение нарядным коллегам! Физкульт-привет опрятным официантам! Здравия желаю строгому начальству! Доброго времени суток всему-всему-всему праздничному, что обещает этот вечер!
«Ну, и тебе хаюшки, Артём свет Сергеевич!» — прохожу я мимо говорящего по телефону Танкова. Хотя спинным мозгом чувствую, что он повернулся за мной как подсолнух. И сквозь шум и галдёж, стоящий в роскошном вестибюле слышу его «бу-бу-бу» в трубку и всё о делах, о делах.
Я всё же схитрила, когда купила себе эти кожаные сапоги-чулки. Хоть и зимние, но подбирала их как раз для вечеринки. Хоть и обкатала их вчера на работу, но под длинную юбку они смотрелись совсем не так, как сегодня. Алеют красной подошвой в тон платья цвета адского пламени: мини спереди, макси — сзади, мягко струящееся по ногам. Я влюбилась в это платье с первого взгляда.
Правда, пришлось надеть из-за него осеннее пальто и разбрызгать бутылку антистатика, чтобы оно не электризовалось. Но все вложенные в него усилия стоили того: оно — шикарно! И я тоже сегодня ничего, хоть говорят, блондинкам не идёт красный.
Моё зеркало осталось довольно. Особенно убранными на затылок длинным волосами, лишь одной извилистой прядью, уложенной по лбу. Макияжем в стиле Гэтсби с кровавыми губами. И всей этой мишурой: жемчугами, украшением на голову, браслетом с кольцом. Вышло таинственно и свободолюбиво.
— Позвольте, — падает первой жертвой моей «неземной красоты» кто-то из парней с производства, предлагая помочь привлекательной девушке справиться с верхней одеждой.
— Я сам, — тут же гасит мою щедрую улыбку, адресованную неудачливому претенденту на мой кашемир, некто наглый и рыжий (подсказка: не кот). — Как добралась, Танкова?
Ждёт, пока я положу сумочку, а потом помогает снять пальто, словно всю жизнь только этим и занимался.
— Удачно, Артём Сергеевич, — разворачиваюсь я. — Очень удачно.
Разглядываю его рубашку. Она поблёскивает медным орнаментом в цвет бороды под неизменным костюмом, сегодня чёрным. Ничего нового, разве что эта шёлковая рубашка исключительно ему идёт.
Потом поднимаю взгляд выше, на идеально подстриженную бороду, аккуратную, ухоженную, густую… рыжую. Нет, медную. Тёмно-медную! И ещё выше — на слегка обветренные, упрямые, чувственные, я бы сказала, красивые губы. На них и останавливаюсь, недоумевая, где же он мог их заветрить, офисный мыш.
— Отлично выглядишь, — заставляя оторваться от вздрогнувших губ и посмотреть в свои прищуренные глаза, подаёт он мне номерок.
Так спокойно и расслаблено, что мне даже становится обидно. Нет, а где «Вау!»? Где восторженный трепет? Изысканные комплименты? И чего это ты прищурился, сухарь? Боишься ослепнуть?
— А вы сегодня просто великолепны, Артём Сергеевич. Как никогда, — улыбаюсь я, намеренно переигрывая с восхищением.
— Я не падок на лесть, — возвращает он мне улыбку.
«Вообще-то это был сарказм», — усмехаюсь я про себя. Ну, что дальше? Угрюмое молчание или злой комментарий?
А если честно, он странный. Когда касается работы, его прямо не заткнёшь. А тут словно выжимаю из него слова. Стоит, как язык проглотил. Ни тпру, ни му.
Только руки засунул в карманы, да ещё загадочнее прищурился.
Да не надо, не надо через силу, не очень-то и хотелось. Нечего сказать — обойдусь.
— Проводить тебя, Танкова? — кивает он на распахнутые двери зала.
— Спасибо, уж как-нибудь найду дорогу, — вскинув подбородок, резко разворачиваюсь я на каблуках. Пусть наслаждается видом сзади.
«Уж лучше бы вообще не подходил, только всё настроение испортил», — убираю по дороге номерок в сумку. — Хотя нет, сегодня он мне настроение не испортит», — выпрямляю я спину.
Потому что впереди у меня праздничный беспредел, потом три дня на сборы и — йух-ху! — неделя в заснеженной Рождественской Европе. Отдых, отпуск, новые знакомства, незабываемые впечатления, море позитива и, что важно, Рыжего там не будет. Не будет! Вот.
Утомил он меня за последний месяц. До этого полгода всё по командировкам мотался, наведывался между ними изредка, да онлайн указания давал. А теперь — каждый божий день, и всё время крутится где-то рядом.
— Танкова!!! Вау!!! Отпадно! Офигенно! Офонареть! — радостно встречают меня знакомые девчонки. — Ни хрена себе у тебя наряд! — ощупывает меня сразу несколько пар рук. — А этот… мундштук есть?
— Конечно. Пока в сумке, — вешаю я на плечо клатч, в который тридцать сантиметров мундштука я еле впихнула по диагонали. И взяла его чисто пофоткаться.
— Танкова! — вижу я в конце зала вытянутую вверх руку Светочки, а потом и саму недовольную Светочку, зовущую меня в конец зала.
Вот и славно. Может, переключится Рыжий на Светку и хоть здесь отстанет от меня. И так достал.
А мы, не смотря на Светкин пессимизм, хорошо сидим.
Еда вкусная. Шампанское — рекой. Поздравительные речи не особо утомляют. Музыка классная. А ди-джей так и вообще красавчик: весёлый, позитивный, юморной. И, едва первые активистки отправляются танцевать, иду к ним.
— С Новым Годом! — хрипит «красавчик» в микрофон, очередной раз поздравляя лично директора Сергея Ивановича Елизарова и весь дружный коллектив компании «ЭйБиФарм».
И мы радостно вторим ему из зала. Кричим, свистим, аплодируем, и машем руками, ногами и юбками под неизменные на всех новогодних вечеринках хиты девяностых, а может, даже восьмидесятых.
— Всё бы хорошо, — запыхавшись после очередного «казачка» обмахиваюсь я рукой. Мы с Витальевной уходим к себе за столик, освобождая место для действа под названием «Позовём Дедушку Мороза». — Но было бы ещё лучше, будь эта феерия действительно накануне праздника. А то десятое декабря. Словно мы не новый, а прошлый год встречаем.
— Так Елизарову быстрее надо было думать, — дует в свой водолазный костюм НВ, оттягивая его на груди. — Но он же как всегда: то ему дорого, то в «столовку» не хочу. Вот и определился, когда уже во всех приличных местах предновогодние пятницы-субботы забили, — отвечает она, а потом орёт вместе со всеми: — Дед Мо-роз!
— Борода из ваты, — трясу я заложившее от её вопля ухо.
— Дед Мороз — это хорошо. Дед Мороз подарки будет раздавать, — потирает руки Витальевна и толкает меня в бок. — Путёвочки, телефончики. Елизаров никогда жадным не был, а этот год удачный, прибыльный, так дядя Серёжа расщедрился.
И Дедушка Мороз приходит. Шлёпая большими валенками, сыплет стихотворными поздравлениями. Любезный официант наливает нам шампанское. А Снегурочка, блестя мишурой на коротенькой аля-шубейке, начинает викторину.
— Они Новый год отмечали на даче, — надрывается она в фонящий микрофон. — И это был фильм…
— Джентльмены удачи! — хором продолжаем мы.
— Ей повезло со всеми сразу встретиться. Об этих братьях фильм…
— Про нашу Светку, — смеётся Витальевна, перекрикивая ответ: «Двенадцать месяцев». На что и без того нервная Светочка фыркает и обиженно отворачивается от нас, развернувшись на своём неудобном стуле всем корпусом.
«Ой, ой, ой!» — смеясь, хором передразниваем мы её с Витальевной.
Вновь начинаются музыка и танцы. Нас прибегают поздравить девчонки со склада. Потом девчонки с отдела продаж. Потом мы идём фотографироваться группками, с начальством, в одиночку.
И снова пьём шампанское, уже втроём, вместе с простившей нас Светкой, сидя на своём шикарном диванчике. Вечер продолжает быть чудесным.
Но наш Светик-Семицветик вдруг резко выпрямляет спинку, поправляет платьице, и на её идеальном кукольном личике застывает выражение просветлённости и сосредоточенного ожидания, как у дрессированной собачки.
Я точно знаю на кого она замерла в этой охотничьей стойке. Перевожу взгляд в центр танцпола, когда тот, на кого у Светочки уже начала выделятся слюна, как раз отходит от толпы и качаю головой:
— Не пойму, что за дурацкая мода бороды отпускать?
— Да брось, ему идёт, — поводит плечиками Светочка.
— А мне кажется, без бороды был бы краше, — пытаюсь я представить без бороды нашего Меднобородого, но с воображением как-то не задалось.
— А мне интересно, как с ним целоваться, — склоняет голову Витальевна, тоже рассматривая Трах-Тибидоха. — Щекотно же. Я уж про остальное молчу.
— Наталья Витальевна! — вспыхивает Светочка.
— А что, Наталья Витальевна? — принимается подливать НВ шампанское, хитро косясь на Светку. — Ладно, расскажешь потом, — и втихаря толкает меня под столом.
На что Светочка снова фыркает и отворачивается.
А я за компанию с ней слежу, как Рыжебородый расточает улыбки.
Аки Красно Солнышко обходит столики, будто решил никого не обделить своим вниманием.
Грациозно, как танцор, раскланивается главному бухгалтеру. Вызывает дружный приступ придурковатого смеха в ответ на свою шутку за столиком «продаж». И демонстрирует во всей красе подтянутую задницу (тут я, пожалуй, не буду спорить, задница шикарная, а пиджак он где-то потерял), когда наклоняется поцеловать руку бывшему начальнику производства Елизавете Марковне, заслуженному работнику предприятия.
— Если честно, я очень удивлена, что он сын Елизарова, — перегибается через меня наша отходчивая Светочка к Наталье Витальевна, чтобы донести до неё свои выводы. — У них же ничего общего.
— Просто надо бороду сбрить, — усмехаюсь я.
Так и держит, зараза рыжая, за руку, словно боится, что я сбегу, пока огромную вазу перед нами наполняют шампанским. Мне даже слегка неловко, что мы стоим при всём честном народе, а он словно забыл, что моя рука в его.
— Кхе, кхе, — осторожненько забираю я свою конечность, но Рыжий, почувствовав мой манёвр, намеренно сжимает пальцы, чтобы это далось мне с трудом, не давая сосредоточиться на правилах конкурса.
Хотя суть я улавливаю. Она в том, чтобы наполнить бокал шампанским. И сделать это чайными ложками из большой общей вазы. Потом сказать тост и выпить.
Звучит сигнал «начали». И мы понимаем без слов, что самое сложное в том, чтобы не толкаться локтями. А ещё, что если бокал между нами, то одному приходится держать ложку левой рукой, а мы оба правши.
— Давай так, — шепчет Рыжий, соориентировавшись быстрее меня. — Я встану за тобой, ты держишь бокал, черпаем по очереди.
Мы быстро перестраиваемся и начинаем работать ложками.
Я ржу, когда он ещё успевает шутить, что мы словно год не ели.
Он ржёт, когда вместо бокала я поливаю шампанским его руку.
Но как бы то ни было, наша тактика работает. Ура! Мы сделали это. И мы — первые!
Подаю Рыжему бокал.
— С Новым Годом! — приподнимает он тонкое стекло за ножку и выпивает ещё играющий пузырьками напиток залпом под шум овации и аплодисменты.
— Ну что ж, у нас первые победители. Вы словно тренировались, — поздравляет нас ведущий, вручает бутылку шампанского на двоих и объявляет новый конкурс.
Снова для пар. Нужно перенести без помощи рук горстку мандаринов с одного подноса на другой.
— Идём? — наклоняется со спины к моему уху Танков, когда я пританцовываю под музыку, ещё радуясь победе.
— Давай рискнём, — сама хватаю я его за руку и вывожу в центр.
И начала мы, как все, решаем переносить мандарины в зубах. Но толкаясь головами, одновременно понимаем, что это малоэффективно.
— Есть предложения? — выплёвывает он мандарин.
— А слабо поднять меня на руки?
— Обижаешь, — хмыкает Хоттабыч, тут же сообразив, что именно надо делать, и подхватывает меня как пушинку. Хоть я, конечно, вовсе и не пушинка, а все пятьдесят килограммов при росте в метр семьдесят, но Мистер Бородатая Олимпия парень мускулистый, справляется без труда.
Бородой, как веником, сталкивает мандарины с подноса прямо на моё шикарное платье, пока я пытаюсь слишком сильно не смеяться и животом не трясти. А я обнимаю его за шею, чтобы по дороге не растерять лежащие теперь между нами мандарины.
Перебежав к другому столу, он стряхивает с меня фрукты на пустой поднос. Придерживает один, чуть не улизнувший моей филейной частью. И я опять трясусь от смеха, прячась у него на шее от стыда, пока он экспрессом доставляет меня в центр к ведушему.
— Проявив чудеса сноровки и находчивости, у нас снова побеждает пара Лана и Артём! — объявляет ведущий в микрофон. — Девушку уже можно поставить, — улыбается он.
— Ничего, я подержу, — улыбается Рыжий. — Вдруг ещё пригодится.
Но когда над нами хлопают победную хлопушку и подходят вручить пакет мандаринов, перевязанных подарочным бантом, всё же возвращает меня на грешную землю, за всё это время даже толком не запыхавшись.
«Ну хоть для чего-то она пригодилась», — стряхиваю я с его бороды прилипшее конфетти, пока он поправляет мои сбившиеся в сторону бусы, а потом откидывает назад свою густую, свисающую на глаза чёлку.
И странное чувство накрывает меня, когда борода оказывается мягкой и одновременно жёсткой. Я ловлю себя на том, что мне это нравится, то, как пружинит она под моей рукой. И как держит при этом форму, и вызывает весьма приятные тактильные ощущения, которые я даже не знаю с чем сравнить. Львов я раньше не гладила.
— Из вас вышла отличная команда. Даже не побоюсь этого слова пара, — снова рассыпается похвалами ведущий.
«Пара, как же, — кошусь я на Танкова, когда, и не думая смущаться, он кладёт руку мне на талию и прижимает к себе, Наглая Рыжая Морда. — Осторожнее, Артём Сергеевич. Не заиграйтесь!» — как бы невзначай выворачиваюсь я, чтобы поправить сползшие сапоги.
— И я не зря говорю «пара», — вещает ведущий в микрофон, — потому что следующий наш конкурс как раз для настоящих пар и горячих сердец. Если вы и в нём победите, — разворачивается он к нам, разводя руками, и явно провоцируя.
— Объявляйте, — лыбится Танков, глядя не на ведущего, а на меня. Получает мой согласный кивок. — Мы участвуем.
У меня душа уходит в пятки, когда вносят вазу с кубиками льда.
— Только для смелых! Только для двоих! Победит тот, чья пара быстрее растопит лёд друг об друга.
— Давно так не веселилась, — сгружаю я своё богатство на стол перед Витальевной.
— А из вас правда вышла бы отличная пара, Лан, — рассматривает она медвежат. — Вы как одно целое. Понимаете друг друга без слов. Чувствуете прямо.
— Ага, как две половинки одной попы. Он меня полгода уже дрессирует, конечно, я понимаю его без слов, — устало падаю я на стул. — Ну, давай, наливай.
— Танкова, я серьёзно, — поднимает она открытую бутылку шампанского. — Вот я знаю, что ты сейчас развопишься, но послушай опытную женщину: из вас вышла бы отличная пара. И пока Светки нет, — оглядывается она, — ещё скажу: неровно он к тебе дышит. Хоть вида и не показывает.
— Витальна, напилась, веди себя прилично, — поднимаю я свой бокал. — И всякую херню не неси. Где я и где он? Кто я и кто он? Он смотрит в мою сторону, когда ему что-то надо. Да, как ты сказала, из чувства ответственности.
— А ты в его сторону и вообще не смотришь, — поднимает она свой.
— А чего мне туда смотреть? Да, он классный мужик. Но мы из разного круга. Нет, мы с разных планет. У него там свои богатенькие друзья, расфуфыренные девицы, которые шлют ему всякие откровенные сообщения (каюсь, подсмотрела как-то нечаянно в его оставленном на столе телефоне). Заграничное образование, влиятельный родитель. Я для него так, исполнительный сотрудник, которого ему нравится взбадривать. Ладно, с Наступающим!
— С Наступающим! И за сбычу мечт! — ударяет она своим бокалом по моему. — Хоть ты и не права.
— Не буду с тобой спорить, — отставляю я бокал, сделав большой глоток. — У тебя Танков как сын маминой подруги. Всё в нём чересчур хорошо.
— Так если всё в нём хорошо, — пожимает она плечами.
— Вон пусть со Светкой развлекается.
— Светке до тебя как до Луны, — откашливается она, поперхнувшись. — И скажу тебе честно, плевать ему на Светку, как бы она перед ним задницей ни крутила.
— Подозреваю, он просто не сторонник служебных романов, — зажёвываю я шампанское каким-то салатиком. — А Светка, дура, не понимает, что он если трахнет её, то уволит. Мне вот этого добра даром не нать. Плавали, знаем. Мне моя работа нравится.
— А тебя не удивляет, что в офисе у нас столько мужиков, молодых, холостых, интересных, а к тебе никто ни разу не подкатил? Хоть ты девка видная, красивая, стройная, умная, с характером. И на служебные романы у нас нет табу.
— Так подкатывали. Давно. Как-то, — жуя, закатываю я глаза, пытаясь вспомнить, когда ж это было. — Даже не помню, как его и звали. Он уже, кажется, и не работает у нас.
— Потому и не работает, что Танков его уволил. Территорию свою защищает.
— Мать, — давлюсь я салатом и хлопая себя по груди, кашляю. — Ты осторожнее с такими заявлениями. Да во время еды.
— Я тебе говорю, — наклоняется она ко мне доверительно. — Мужики они же по сути своей самцы. А самцы безошибочно чуют чужую меченную территорию. Так вот ты — территория Танкова. И у всех на тебя табу.
— Ох и фантазия у тебя, Наталья Витальевна, — допиваю я шампанское, смачивая дерущее горло. — Меньше сериалов смотри.
— Меньше, больше… О! Притащили, наконец, наши подарочки. Сейчас будут вручать.
— Коллеги! Друзья! Дамы и господа! Разрешите мне от имени администрации, — басит в микрофон Екатерина Вторая, уложив его на выдающейся груди, — поздравить всех с наступающим Новым Годом…
Всё это бла-бла-бла я слушаю в пол уха, из вежливости отложив вилку.
Нет, даже вникать не хочу в Наташкины слова. Она реально как моя мама. Всё бы ей меня кому-нибудь сосватать. Возраст-то критический: двадцать семь лет.
Наталья Витальевна же, проскользнув мимо меня, возвращается с новеньким телефоном.
— Видала? — крутит она перед моим носом коробкой. — Айфон. Не последней модели, конечно, но я такая радая!
— Поздравляю, Наташ! Главное, что хотела.
— Это да, расщедрились, — любуется она презентом. — Беги, беги, тебя же назвали!
Я что-то, пока радовалась за неё, и отвлеклась.
— Поздравляю! — пожимает мне руку Екатерина Вторая, вручая «Грамоту».
— Спасибо! — трясу я её жёсткую ладонь, счастливо улыбаясь.
Отхожу в сторону. Опускаю глаза в бумагу. И не верю своим глазам.
Там, чёрным по белому, а точнее синим по бежевому написано, что некая Л. Танкова за отличный труд и примерное поведение (зачёркнуто) выдающиеся успехи... бла-бла-бла... награждается туристической путёвкой… на остров Хайнань.
«Чего? — поднимаю я к глазам картонку. — Какой на хрен Хайнань?!»
— Танкова! — встряхивает меня Нина Павловна, с отдела кадров. — Документы к путёвке забери.
— Нин Пална, что-то я ничего не понимаю, — поднимаю я глаза, когда она откровенно тянет меня за руку к столу с разложенными конвертами. — Это, может, ошибка, но мне сказали я в Европу лечу.
— Давай проверим, только я лично заполняла бумаги. Ты летишь в Китай. Вот, распечатка, — вытаскивает она из конверта листы. — Договор, дата вылета, прилёта, отель… твоя фамилия.
— Танкова!
О, боги! Только тебя мне сейчас не хватало!
— Да, Артём Сергеич! — резко, гневно разворачиваюсь я.
— Что-то не так? — резко меняется он в лице на мою реакцию, приподнимает брови до складок на лбу.
— Всё так! Всё просто очешуеть как… так, — выхватываю я свои документы у Нины Павловны, едва сдерживая слёзы. И, обогнув его, иду к своему столику, вколачивая каблуки в пол.
— Лана! — звучит его голос в спину.
«Да, ладно! Лана. Ха!» — с трудом подавляю я порыв не показать ему средний палец. Просто транслирую в эфир «Отвали!», махнув бумагами.
А он, кажется, понятливый. Правда, гордый. Хмуро провожает меня глазами, засунув руки в карманы, когда я кидаю бумаги на стол и сажусь.
— Ты чего? — пучит глаза Светочка, хрен знает откуда нарисовавшаяся.
— Налейте мне чего-нибудь покрепче, — откидываюсь я к спинке стула.
— Да что случилось-то? — булькает выдохшимся шампанским Витальевна.
— Вот это случилось, — протягиваю я ей «Грамоту».
— Хайнань?! — заглядывает в бумагу НВ и округляет глаза. — Какой такой Хайнань-Майнань?
— Просто ахтунг какой-то, — проглатываю я залпом налитое. — Я же как дура уже триста евро купила на расходы. И куда мне их теперь? И как... — ставлю на стол бокал.
— М-да, нежданчик, — обмахивается моим наградным сертификатом, как русалка хвостом, Витальевна.
— Ой, Танкова, да прекрати ты вздыхать, — пересаживается на край диванчика Светочка. — Это же чудесно: неделя отдыха, лета, моря, солнца ещё и за счёт компании. Чем ты недовольна?
— Ну, во-первых, я не люблю Китай. Вот заочно не люблю, хоть ни разу в нём не была. Во-вторых, ненавижу летать из зимы в лето. А в-третьих… в-третьих, сдался мне их тропический остров, духотища, солнечные ожоги, «чифаньки» и буддийские храмы. А, в пень, — отмахиваюсь я, пытаясь принять неизбежное. — Жизнь — боль.
— Это у тебя-то боль? — изучает Светка мои бумажки. — Пятизвёздочная гостиница. Первая линия. Море. Фрукты. Мне вон Швецию презентовали, вот это боль. Но я же не ною. Хотя что мне там делать? В Стокгольме, — кривится она. — Зимой!
«Вот… сучка! Нет, сучечка. Это ж Светочка», — вырывается у меня в смутном ощущении, что именно ей досталась моя путёвка.
Мы переглядываемся с Витальевной. Похоже эта догадка посетила не одну меня.
— На вручение Нобелевской премии сходи, — хмыкаю я.
«Тебе, может, за продуманность даже вручат. Или за «насосала». На Швецию. Интересно только у кого?», — накатывает на меня злоба. Но лучше уж злоба, она глушит обиду, а обидно прямо до слёз.
— Ладно, не расстраивайся, — ободряюще похлопывает Светочка меня по руке и вдруг расплывается в очередной улыбке с ямочками, глядя поверх моей головы.
Я, кажется догадываюсь, кто там стоит. И, возможно, ответ на свой последний вопрос тоже знаю. Мы-то с Витаевной, две наивные чукотские девушки, думаем, что оно там только намечается, а оно, у них, может, давно в процессе. И Светка за ним бегает после того как.
— Потанцуешь со мной? — через стол протягивает Рыжий руку Светочке, даже не глянув на меня.
Скажу больше: как-то обиженно, демонстративно не глянув.
— С радостью, Артём, — вынуждает меня закатить глаза Светка, когда вспорхнув, как бабочка с цветка, вкладывает в его ладонь свои пальчики.
— Артё-ё-ём, — блею я, передразнивая, когда он её уводит.
— Вы поссорились что ли? — удивлённо провожает их глазами Витальевна.
— С кем?! С Рыжим? — так же удивлённо смотрю на неё я. — Да с чего бы мы ссорились?
— Не знаю, — пожимает НВ плечами. — У него такой вид, словно ты оскорбила его в лучших чувствах.
— Ой, ты подумай, какие мы нежные! — всплёскиваю я руками. — Подумаешь, попался мне под горячую руку. Так чего лезть, когда я не в духе. И вообще, может, это он меня оскорбил.
Он смотрит сначала с удивлением. Потом с пристрастием. Тщательно оценивает меня с ног до головы. И хоть я всеми силами старюсь слиться с ландшафтом и костерю про себя где-то застрявшее такси, это слабо помогает.
Пытливый ум "барина" явно делает отметку «годна» в личном деле, которое он, как на приёмной комиссии военкомата, уже завёл на меня и заполнил там все графы на глазок: рост, вес, длину ног, цвет волос, размер груди.
— Далеко едешь, красавица? — придержав пальто на плечах, встаёт он и решительно преодолев те несколько шагов, что нас разделяют, обдаёт запахом алкоголя.
— Отсюда не видно, дяденька, — смотрю я поверх его головы вдаль, словно указывая направление. Куда ему валить, конечно, а не где я живу.
— Так я подвезу, — широким жестом показывает он за спину на машину.
И что-то смутно знакомое видится мне и в этом поклоне, с которым он меня пригласил. И в красивой открытой улыбке, от которой меня пробирает дрожь сильнее, чем от холода. И даже в этом запахе алкоголя.
— Спасибо! Я сама как-нибудь, — делаю я шаг назад. И шестым чувством догадываюсь, что это и есть моё такси, когда слышу спасительные рык, грохот, скрежет. — Моя лягушонка в коробчонке, — улыбаюсь на недоумевающий взгляд «барина» в сторону неожиданного шума.
— Да ты классная! Мы не знакомы? — сдвигает он брови, всматриваясь в моё лицо, а потом поворачивается к подъехавшей машине. — Такси?! — прямо с облегчением выдыхает он, когда ревущий как сбитый истребитель агрегат с рекламой известного таксосервиса останавливается. — Я думал муж. Или муж дома ждёт?
Я не успеваю ответить ни на один из его вопросов.
— Захар, отвали от девушки.
И кто бы мог подумать, что я буду рада слышать этот голос.
— Не понял. Тёма, а что не так? — перегораживает мне путь к такси названный Захаром.
— Она не в твоём вкусе, — уверенно открывает Артём Сергеевич дверь дорогой машины.
И я даже не могу отказать себе в усмешке, когда вижу ради кого был этот широкий жест. Что и следовало доказать. Сияя как Рождественская звезда, в тёплые и наверняка пропахшие новой натуральной кожей внутренности салона, как к себе домой забирается Светочка.
— Что значит, не в моём? — в упор разглядывает меня Захар. И теперь я ещё острее чувствую горчинку и дымок хорошего шотландского виски, употреблённого им недавно в настолько изрядном количестве, что я словно вдохнула из стакана. — Как раз в моём. Блондинка. Хорошенькая С отличной фигуркой. Чо ты мне паришь? — не стесняясь того, что я вообще-то его слышу, отмахивается Захар.
— Я сказал: не в твоём, — обращаясь исключительно к Захару, отодвигает меня Рыжий в сторону так, что я оказываюсь у него за спиной.
— Э, Танк, стоять! Я вообще-то тебя не спрашивал, — дёргается Захар, роняет с плеч пальто и пока поднимает, пьяно качнувшись и промазав, Танков, ни слова не говоря, засовывает меня в такси. И даже вручает водителю купюру.
Далее следует перепалка с размахиванием руками, в которой Захар, бросив пальто, пытается добраться до моего такси. На что получает решительный отпор Рыжебородого. И я к несчастью не могу разобрать ни слова из-за рычащего двигателя, когда, схватив друг друга за грудки, они о чём-то говорят на повышенных тонах.
— Поехали! — стимулирую я водителя, тоже засмотревшегося на эту сцену.
И пока он крутит баранку своего гремящего ведра, выезжая со стоянки, я ещё успеваю увидеть, как Рыжему всё же удаётся успокоить Захара. Как тот поднимает руки в знак смирения, подбирает свои вещи и покорно садится на пассажирское сиденье с другой стороны от Светочки.
«Интересно, что же он ему сказал?» — ёрзаю я, оглядываясь.
Но к сожалению, даже не вижу куда садится Рыжий: за руль или рядом с водителем. Надеюсь, там был водитель.
И всю дорогу до дома мне не даёт покоя и другой вопрос: как же они вдвоём с одной Светочкой? Или Захар уже слишком много выпил и просто заснёт по дороге? Или в машине за тонированными стёклами сидит ещё какая-нибудь модель? Тогда зачем этот Захар ко мне цеплялся?
«Захар, Захар», — свербит где-то в мозгу, но не вспоминается.
Или он не знал, что Тёма выйдет не один?
Ладно, подберут по пути какую-нибудь сыроежку. А то и парочку. Вызвонят. Им, поди, не в первый раз. Знают, что делать. Я-то за них чего переживаю?
«Танк, — усмехаюсь я. — Ну и кто из нас теперь настоящий танк?»
Чёрт! Я же так и не спросила, что он имел в виду, когда так обозвал меня. Написать что ли в самый ответственный момент их встречи со Светочкой и спросить? А то ведь его сообщение с «Мистером Совершенством» так и осталось без ответа.
«Надеюсь, хоть сегодня ночью он мне не будет писать, этот обиженный? Светочка его утешит», — хлопаю я дверью такси сильнее, чем собиралась. Что-то накатило. Свербит. Что-то помимо путёвки.