— У меня шрус начал хрустеть. Ты не против, если я твою сегодня возьму? Все равно дома сидишь. — Беру две чашки кофе, одну — ставлю перед мужем, с другой — сажусь на свое место, забираясь на стул с ногами.
Открываю планшет и ставлю на подставку.
Жду от Жени хотя бы хмурого мычания — он писатель и часто витает в своих мыслях, — но его нет. Вообще ни звука.
А посмотрев на него, встречаюсь с напряженным выражением лица. Взгляд в никуда. Но это тоже частое явление, когда он погружается в сюжет.
— Жень? — тихо зову его. — Ты слышал меня?
Постукивая пальцем по краю чашки, он несколько раз кивает.
— Да, можешь взять мою машину.
На меня не смотрит. Даже в голову брать не хочу, что не так у моего мужа с настроением. В последнее время он частит со странностями. Но я списываю такие перепады на то, что он творческая личность. Ему простительно.
— Спасибо, — произношу с ощущением песка во рту и опускаю взгляд на экран планшета, сосредотачиваюсь на работе.
Мой заместитель скинул статью конкурентов, которые решили сконцентрироваться на нашей целевой аудитории и теме. Но я не успеваю погрузиться в текст.
— Я хочу предложить тебе свободные отношения, — огорошивает меня муж.
На мгновение я зависаю, будто пытаюсь понять, что это, нахрен, было?
Пролистнув страницу на планшете с короткой заминкой, я медленно поднимаю голову и смотрю на него. Мне ведь не послышалось?
Тянусь за чашкой кофе.
— Жень, у тебя очередной кризис? — осторожничаю, зная эмоциональность супруга. — Вдохновение ищешь?
Он хрипло усмехается, почесывая жесткую щетину.
— Вот что ты за баба такая? Это все, что ты можешь мне сказать?
Я сопротивляюсь желанию пойти на поводу его провокации.
Легкомысленно пожимаю плечом.
— Не пойму, какой реакции ты ждал?
Мускул на челюсти заметно напрягается, когда его рот мрачно кривится.
— Или ты так незамысловато хочешь, чтобы я развязала тебе руки для легальной разгульной жизни? — делаю маленький глоток кофе, не отводя взгляда от мужа.
— Взбодриться хочу.
Я вытягиваю губы, и с них срывается тихий продолжительный свист.
— Ну надо же. Взбодриться. — Поджимаю нижнюю губу, несколько раз киваю и делаю еще глоток горького кофе. Бросаю взгляд на наручные часы. — У меня сегодня аврал на работе, Жень, отчеты на носу, может, ты взбодришься более цивилизованными методами и не будешь забивать мне голову всякой чушью?
Ставлю чашку и натянуто улыбаюсь, чувствуя во рту привкус горечи. И он не от кофе.
Женя мычит себе под нос, стучит крепкими пальцами по чашке.
— Я дам тебе время обдумать мое предложение.
ЛИСТАЕМ ДАЛЬШЕ =>>>
— Вот время я точно не собираюсь на это тратить, — спокойно произношу и снова сосредотачиваюсь на работе, игнорируя нарастающее внутри раздражение.
У меня есть пятнадцать минут спокойно прочитать статью конкурентов за кофе, а у меня их крадут каким-то идиотизмом.
— А может, ты уже прекратишь вести себя как сука? Какая тебе вообще разница?! — хлопнув ладонями по столу, муж рывком встает на ноги, и я тут же возвращаю к нему свое внимание. — Живем как чертовы соседи! Просто день гребаного сурка! Эмоций ноль! Кроме, разумеется, наших ссор, от которых у меня скоро член отсохнет! — он втягивает носом воздух и задерживает, прежде чем выдохнуть и продолжить менее экспрессивно: — Я как раз предлагаю решить эту проблему цивилизованным способом.
Я моргаю.
— Ты предлагаешь мне задуматься о состоянии твоего психологического здоровья.
— Альбина, еб твою мать! — сокрушается он, хватаясь за голову.
Смотрю на него и буквально слышу, как скрипят его зубы.
— Что, Жень? У меня работы по горло, — я устало выдыхаю. Голова начинает трещать. Вымученно зачесываю назад волосы. — Тебе пятьдесят два, мне сорок девять, у нас взрослые дети. Да, бог ты мой, мы уже бабушка и дедушка, ну какие к черту свободные отношения? Кого ты хочешь этим насмешить? Если тебе больше заняться нечем, так и скажи. Я не знаю, — отрываю от стола ладонь и задумчиво жестикулирую, — ну сядь за еще один сюжет, займись рекламой своих книг и продвижением авторского контента… Вариантов уйма, займись хоть чем-нибудь! Может, тогда у тебя будет меньше времени думать о всякой ерунде!
— Ты считаешь это ерундой? — его тон становится резким. — Я хотя бы пытаюсь что-то исправить в отличие от тебя!
Он завуалированно обвиняет меня, оправдывая этим свою глупейшую идею, господи!
Я делаю длинный вдох, медленный выдох. Мне нужно остыть, иначе мой муж будет обречен на грандиозный скандал. Но смягчиться не очень-то получается.
— Да, Жень. Это просто чушь собачья! Тебе что, налево захотелось? Так вперед, скажи об этом прямо, подадим на развод — и дело с концом.
Он тяжело вздыхает, ерошит копну волос пятерней, выглядя как дикарь. Вот-вот зарычит или завоет.
— Я в первую очередь мужчина, Альбин. Уважающий себя и свою женщину. Если бы я хотел потрахаться на стороне — я бы так и сделал, но я, черт возьми, забочусь и о твоих интересах! И нет, блядь, я не хочу разводиться!
— О моих интересах?! — я давлюсь смешком, откидываясь на спинку стула. Внутри начинает все клокотать от злости. — Это каких же? Что ты вообще знаешь о моих интересах? И с каких пор они тебя волнуют? Господи, да мы уже год спим в разных комнатах!
— Потому что мой храп мешает тебе спать!
— Вот именно! Мешает! Лучше бы ты своим здоровьем занялся, а не свободными отношениями! — Возмущенно сотрясаю руками воздух. — Вот это было бы в моих интересах — здоровый сон! А не то, что ты устроил мне, да еще и перед началом рабочего дня! Спасибо за отличное настроение, дорогой! От всей редакции!
Поднимаюсь из-за стола, хватаю планшет, хлопая крышкой чехла по экрану.
— Просто подумай об этом, ладно? — доносится до меня уже спокойный голос Жени, и я замираю на полушаге из кухни. — Я всего лишь хочу вдохнуть в наши отношения жизнь.
А мне кажется, он хочет их окончательно добить.
____________
Дорогие читатели! Безумно рада приветствовать вас в новой истории. Это будет определенно остро, эмоционально и интересно)))
Очень прошу вас поддержать историю своим вниманием, звездочкой, комментарием и не забывайте добавлять в библиотеку, чтобы не потерять историю ❤️❤️❤️
С любовью, Мэри *)))
— Чья это работа?
Я небрежно разворачиваю ноутбук экраном к своему заместителю, который курирует криминальный отдел.
Засунув руки в карманы брюк, хожу туда-сюда, пока он знакомится со статьей, которая дальше моего кабинета не выйдет.
Матвей поправляет очки и бросает на меня взгляд.
— Это новый журналист, я тебе говорил о нем.
— И что? — эмоционирую руками. — Ему уже надоело у нас работать? Или какого черта он написал эту статью? Мне нужно провести с ним беседу на тему диктата политкорректности? О нормах и границах в журналистской этике?
— Послушай, Альбин. Нам нужно поднять рейтинг. По-моему, такая провокационная тема — весьма смелое заявление против давления на свободу слова.
— Вопрос не в теме, а в том, как она подана! Мы крупное, влиятельное издание, и такая подача материала просто недопустима! Провокационные темы, безусловно, существуют, и о них не стоит молчать, более того, на них необходимо оперативно реагировать, но подбирая правильные слова, Матвей. Мы не фабрика фейков, и такие вещи нужно досконально исследовать, прежде чем писать о них, я не обязана тратить время на объяснение таких элементарных вещей.
— Так, ладно, я понял, — Матвей вскидывает ладони как бы успокаивая меня. — Я думаю, тебе стоит перечитать статью в более… рабочем настроении.
Я резко поворачиваю голову в его сторону и сощуриваюсь.
— А не пошел бы ты… работать!
Он натянуто улыбается и с так и поднятыми ладонями начинает отступать.
— С удовольствием.
— Матвей! — возвращаю его в свой кабинет окриком. Выглядывает. — Пусть этот новый журналист зайдет ко мне.
Раздраженно зачесываю волосы назад.
— Антон.
Я хмурюсь, замирая пальцами в волосах.
— Его зовут Антон Туз.
— О, это очень важная информация, спасибо, Матвей.
Как только дверь закрывается, я матерюсь себе под нос, выдвигаю ящик и хватаю свою паровую отраву.
Подхожу к окну и обхватываю губами мундштук. Затягиваюсь.
Стук в дверь — и я, обернувшись, встречаюсь взглядом с молодым мужчиной.
— Вызывали?
Вскинув бровь, выпускаю пар и бегло оцениваю его.
Высокого роста, стройный, с выразительными чертами лица и глазами, в которых, не обманываясь внешностью «милого парня», вижу пылающий потенциал бэд боя. Скрытый ото всех за обворожительной улыбкой. Что-то в нем есть такое, что-то, способное вызвать напряжение одним своим присутствием. Какая-то темная энергетика.
Я втягиваю в себя пар и выпускаю его через нос, кивая на стул.
— Проходи.
На Антоне черный бадлон, подчеркивающий его крепкое телосложение, и узкие бордовые брюки, которые визуально удлиняют и без того до невозможного длинные ноги.
Он садится, но даже это не дает мне преимущества в росте. К черту это. Подперев бедром край стола, обнимаю одной рукой себя под грудью и другой, с вейпом, тычу в него.
— Я прочитала твою статью.
Его выразительные губы снисходительно растягиваются.
— К твоему сожалению, она не пройдет. Темы, которые ты освещаешь, нужно подавать иначе. Тем более когда они связаны с криминалом.
Я снова затягиваюсь и выпускаю пар, который на мгновение размывает красивое лицо напротив.
Антон дергает уголком губ, покручивая на руке часы.
— Я понимаю ваши переживания, но могу вас заверить, что моя статья основана на фактах и исследованиях. Если есть сомнения, отправьте ее на дополнительную проверку.
Ох, твою ж мать. Так эта журналистская задница еще и самодовольная!
— Факты — это прекрасно, но в первую очередь мы должны учитывать риски. Твоя статья может вызвать волну негатива, а нам этого не нужно.
Он открыто усмехается, откидываясь на спинку стула, который определенно слишком мал для него.
— То есть вы предлагаете игнорировать то, что происходит вокруг нас и, еще хуже, с нами?
Господи, да он же самый что ни на есть журналист-задрот. За свое мнение вынет мне мозг чайной ложечкой и потом сожрет.
Запрокинув голову, мну шею.
М-да. Тяжелый случай.
Делаю еще одну затяжку и, потерев лоб пальцами, поворачиваюсь к Антону, который внимательно наблюдает за мной. И мне это не очень нравится. Его взгляд слишком… пристальный. Дерзкий.
— Послушай, я ценю твое самопожертвование, — растягиваю губы в подобии улыбки, — но ты не понимаешь, с чем мы имеем дело. Я не собираюсь рисковать репутацией издания.
Антон усмехается, потирая большим пальцем переносицу. Этакая воплощенная самоуверенность.
— Называйте вещи своими именами, — его рука соскальзывает на квадратный подбородок; я замечаю небольшой шрам на скуле, парень улыбается, демонстрируя ямочки на щеках и белые зубы. Мысленно закатываю глаза. Ему бы в модельный бизнес идти, а не вот это вот все. А потом он напоминает своим глубоким голосом, что мы, вообще-то, ведем диалог: — Вы просто боитесь критики.
Я стискиваю челюсть: если бы во рту был мундштук, я бы его раскусила. Но резкость все равно срывается с губ:
— Боже мой, ты серьезно? У тебя потрясающие методы дедукции!
Он расслабленно пожимает плечами.
— Абсолютно. — Сидит такой уверенный, хладнокровный, расчетливый … аж бесит. — Иначе зачем вы требуете изменить статью? Вы боитесь. Но если я сделаю это, поведусь на ваш шантаж, то не выскажусь о важной проблеме. Умолчу о ней. А это непрофессионально для журналиста, — он чуть подается вперед, — ведь суть нашей работы, как мне кажется, не молчать.
Он явно испытывает мое терпение. Но парнишка выбрал не тот день.
— А ты, значит, считаешь себя смелым?
Глубоко затягиваюсь и резко выдыхаю пар. Этот Антон выводит меня. Особенно когда на его лице появляется однобокая ухмылочка, будто он находит разговор забавным!
— Скорее несколько безбашенным, — он легонько проводит большим пальцем под своей нижней губой, смотря мне прямо в глаза.
Я дергаю плечами и отталкиваюсь от стола, чтобы немного пройтись.
— Две крайности одной сущности, — отмахиваюсь и прочищаю горло: — В общем, выбор у тебя такой: ты либо вносишь изменения, либо твоя статья отправляется в корзину.
— Я ценю вашу заботу, но вынужден отказаться от столь щедрого предложения.
Обернувшись, замираю с мундштуком у губ. Во взгляде Антона эмоции сменились на более мрачные, но голос остается таким же глубоким и спокойным:
— Я не буду ничего менять. Я журналист и хочу донести информацию без прикрас, чтобы люди знали, как обстоят дела, и могли защитить себя.
Мое горло дергается, и я полностью поворачиваюсь к этому засранцу.
— Ты хочешь устроить провокацию, — жестко произношу я.
Он качает головой, одаривая меня очередной ленивой улыбкой. Ему и впрямь нравится действовать мне на нервы?
— Нет, только донести простые, но важные факты. Я пришел сюда работать, чтобы вскрывать их обычным людям. А не писать беззубые статьи, лишь бы не нарваться на резонанс. Я буду голосом для тех, кто не может говорить сам за себя.
— Ты будешь идиотом, который засунет голову в акулью пасть и потащит туда всех остальных. Хочешь, чтобы люди начали получать угрозы? Ты хоть представляешь, что это такое?
Теперь на его лице появляется искренняя озабоченность.
— Вы боитесь угроз? — он хмурит брови. — Как же вы проработали здесь столько лет?
— Да, я боюсь их и не хочу, чтобы кого-либо из моих людей терроризировали только потому, что какой-то мальчишка решил поиграть в героя и доказать свою правоту!
Он вскидывает брови и смотрит на меня, нервируя молчанием.
— Что?! — не выдерживаю.
— Вы назвали меня мальчишкой.
— Да. А ранее идиотом! Что-то еще?
Он поднимается, и мне приходится вскинуть подбородок, чтобы удержать с ним зрительный контакт. Сердце в груди какого-то черта заводится, но я спихиваю все на преимущество в росте. Это подавляет. Но я не отступаю.
— Ладно, хотите компромисс? Окей. — Антон наклоняет голову, предупреждающе сощурившись: — Я обойду некоторые моменты, чтобы сгладить провокационные места. Но больше не смейте называть меня мальчишкой, иначе мне придется доказать вам, как глубоко вы заблуждаетесь.
У меня дергается горло, но теперь по другой причине. Я подношу к губам курилку и втягиваю в себя как можно больше дыма, чтобы выдохнуть его в это высокомерное чопорное лицо.
— Свободен.
Его левый глаз дергается, но, больше ничего не сказав, он разворачивается к двери, успевая выхватить вейп из моих рук и на ходу выбросить его в ведро.
Я распахиваю рот, но из него вырывается только шокированный вздох от такой наглости.
— Какого хрена ты себе позволяешь?!
Он открывает дверь и оборачивается через плечо.
— В отличие от вас — немного. Эта отрава убивает не хуже пуль.
— Вот же хрен, — ворчу я, доставая из мусорной корзины свой вейп. Протираю его антисептическими салфетками и кладу в ящик стола.
Кем, черт возьми, возомнил себя этот Антон? Мерзавец.
Он просто взял и выкинул мою вещь! А я даже не прибила его за это.
Теряешь сноровку, Подольская.
Останавливаюсь посередине кабинета и зачесываю волосы на затылок, выдыхая спирающее грудь возмущение.
Да уж.
Обхохочешься.
Денек начался просто атас. Спасибо моему драгоценному мужу, он первым толкнул меня утром в адов котел.
Так, хватит.
Мне нужен кофе, сегодня я толком его так и не выпила, а после я уже смогу нормально настроиться на работу.
Выхожу в коридор, ведущий в кухню, но замедляю шаг, прислушиваясь к голосам.
— Мы сегодня собираемся в пабе, здесь недалеко. Не хочешь с нами?
— Прости, я пас. Работы много.
Слышу надменное женское фырканье.
— Что, уже получил пиздюлей от мамочки?
Узнаю голос — Алина Пивоварова, знатная стерва, но отличный журналист.
— Ну типа того, — хмыкает Антон.
— Да не обращай внимания, — хихикает сучка. — Она вечно недовольная грымза. Ей никогда не угодить. Такое ощущение, что она регулярно сидит на озверине. Или водке, слышала, она запойная. А может, все гораздо проще, — понижает громкость до заговорщицкого шепота: — Ее просто никто не трахает, вот и бесится.
В груди что-то щелкает, и я чувствую, как у меня поднимается давление. Да как она смеет?
— Рот бы тебе прополоскать, — раздается осуждающий голос, в котором я узнаю своего первого заместителя — Светлакову Милу: — Люди такую трагедию пережили…
Ну нет, я не готова, чтобы об этом трепались на работе.
Тяжело сглатываю пересохшим горлом, подумывая уйти, но к черту.
Выхожу из-за стены, и Пивоварова спотыкается о мое лицо взглядом. Ее улыбка ломается.
— Ой, Альбина Александровна…
— Я смотрю, у тебя много свободного времени? — жестко чеканю, мысленно душа ее тонкую шею обеими руками.
— Все-все, ухожу, — она, сдерживая улыбочку, бросает взгляд на Антона — типа «упс!» — и быстро шмыгает за дверь.
В небольшом помещении тут же повисает напряженное молчание, и я смотрю на своего заместителя, которая, почесав висок, натянуто улыбается мне и с извинением протискивается к выходу.
Что я там говорила о плохом дне?
Покачав головой, избегаю смотреть на новенького и подхожу к кухонным шкафчикам, достаю свою кружку и на мгновение опираюсь ладонями о стол, ловя себя на том, что тупо смотрю в пустоту.
Нет.
Я киплю гневом, который не дает мне сосредоточиться. Бисеринка пота скатывается за ворот рубашки. Поэтому я, как заторможенная, стою у кофемашины, кусая изнутри щеку.
Кажется, будто воздух пронизан титаническим напряжением. Дышать сложно, и моя грудь вздымается в отчаянной попытке сделать это. Но присутствие Антона слишком давит.
Я знаю, что он смотрит на меня. Еще бы! После таких-то подробностей. Хочется засмеяться от абсурда. Он разве не должен был уйти за этой вертихвосткой?
Судя по тому, как я чувствую жар его взгляда кожей, он и не собирается этого делать.
А я злюсь на себя за то, что испытываю ненавистный мне стыд. Они не имеют права говорить обо мне. Им ни черта неизвестно. Господи… Лучше бы провалилась под землю, чтобы не слышать всей этой грязи и не стоять теперь облитой ею с головы до ног перед новым сотрудником.
Дыхание застревает в горле, когда неожиданно к кофемашине тянется рука, облаченная черной тканью бадлона, и длинный палец щелкает по кнопке. Взгляд цепляется за наручные часы на потертом кожаном ремешке.
— Спасибо, — подсказывает он снисходительным тоном, напоминая мне о том, что я вот-вот вспыхну синим пламенем.
Я вскидываю горячий взгляд на нарушителя своего личного пространства и вижу то, что я хочу видеть по отношению к себе в последнюю очередь.
Особенно от этого человека.
Отворачиваюсь, но Антон не исчезает. Я чувствую на затылке его дыхание и слышу, каким гулким становится пульс, заглушающий звук перемалываемых зерен.
Отхожу в сторону и с трудом удерживаюсь от желания выплеснуть в мальчишескую физиономию свой кофе, который уже практически заполнил белую кружку.
Антон словно видит мои мысли, будто я сделана из прозрачного стекла, и его явно это забавляет. Опять. Потому что тень улыбки пробегает по красивому лицу.
Как только машинка щелкает, я хватаю кружку и молча выхожу из кухни, слыша брошенное мне в спину:
— Всегда пожалуйста.
Но я не останавливаюсь.
Телефон в кармане вибрирует, свободной рукой я достаю его и замираю у двери своего кабинета.
Женя: «Я забронировал на восемь вечера столик в ресторане. Прими к этому времени решение».