Свод

Часть 1 Глава 1

Если царица Судьба отковала твою суть будто шпагу, можешь быть абсолютно уверен в том, что основополагающим уроком в твоей жизни будет урок фехтования.

«Sword (англ.) — шпага, меч, сабля»

От автора:

Практически всё, описанное здесь, – художественный вымысел. Да, некоторые имена и события, которые вы встретите в этом произведении, на самом деле имели место, но не стоит ссылаться на меня как на достоверный источник информации – не давайте повода историкам потешаться над вами.

Часть 1

Глава 1

Мерзкий холодный туман, пришедший еще утром со стороны неспокойного моря, окончательно убедил жителей Плимута и гостей этого небольшого английского города в том, что и этот четверг будет непоправимо испорчен непогодой. Утопающие во мраке улицы чернели безлюдным унынием. Тяжелое покрывало туч повисло над потемневшими от влаги окрестностями в конце мая 1517 года и замерло там на весь июнь. С утра до ночи мутные ручьи стекали по краям выпуклой мостовой. Вода все прибывала и прибывала. Набрякшие загородные пруды, подпуская ее к верхнему уровню дамб, уже с трудом держались в своих границах. Окраины Плимута были близки к потопу.

Одинокий человек в черном плаще и шляпе силой сложившихся обстоятельств был вынужден передвигаться по городу в эту мерзкую погоду. Он спешно шагал к постоялому двору, первый этаж которого занимало известное во всей округе питейное заведение. Добравшись до выложенной камнем ступеньки порога, он, спасаясь от дождя, ловко поднырнул под спасительный козырек.

За дверью гаштхауза[1] слышался приглушенный говор. Незнакомец озирнулся, беззвучно обнажил саблю, нащупал дверной молоточек в виде кольца и постучал. Щелкнула верхняя задвижка, открылось окошко, и в нем, заслоняя тусклый свет душного помещения, возник чей-то силуэт.

— Мест для «просто обогреться» нет, — грубо ответили с той стороны и с силой толкнули окованную створку. Вопреки желанию говорившего, заслонка ударилась обо что-то жесткое и резко отскочила обратно. В ромбовидном проеме холодно блеснул кончик сабли.

— Меня здесь ждут, — глухо, чтобы не привлекать к себе внимания, произнес ночной гость, — позови хозяина.

Человек за дверью исчез, открывая для обозрения часть мрачной трапезной. В глубине обеденного зала за длинным столом сидели лишь два английских моряка и какой-то плешивый толстяк. Королевские матросы, попирая недавний приказ Адмиралтейства, за ужином употребляли что-то согревающее кровь и шумели, а их тучный сосед, вяло хмурясь на их пьяные выкрики, неторопливо вкушал свою скромную пищу. Места, вопреки заявлению разносчика еды, в зале было предостаточно. Ввскоре в проеме окошка снова появился чей-то силуэт:

— Я хозяин этого заведения, сэр. Мне сказали, что вы хотели меня видеть.

Поздний посетитель поднял руку, плотно затянутую в мокрую кожу перчатки. На ее черном фоне, радуя хозяйский глаз, весело блеснули две серебряные монеты.

— Мне назначена встреча, — протягивая руку в окошко, произнес человек в плаще.

Хозяин паба моментально смахнул монеты в свою ладонь и с прятал их в карман передника. Грохнул тяжелый засов, дверь открылась.

Гость ступил в помещение, пропахшее жареным мясом, пóтом и дымом. Здесь было тепло и сумрачно. Никто в обеденном зале не мог рассмотреть его в темной нише у входа. Хозяин учтиво поклонился и указал на узкую лестницу слева. Человек в плаще кивнул и стал подниматься, ступая как можно мягче по ветхим скрипучим ступеням.

— Мистер, дверь слева, в конце коридора, прямо под фонарем, — оставаясь внизу, тихо бросил ему вслед хозяин…

Гость поднялся наверх и осмотрелся. Коридор второго этажа был пуст. Над одной из дверей действительно висел сальный фонарь. Человек в плаще поправил шляпу и медленно направился к указанному месту. Остановившись перед дверью, он снова осмотрелся и только после этого постучал в изъеденный жуками дверной косяк.

Дверь тут же открылась. За ней стоял высокий молодой человек в дорогом платье испанского покроя. Его элегантное гражданское одеяние не способно было скрыть от внимательного взгляда ночного гостя хорошо тренированную фигуру военного. Левый ажурный обшлаг рукава казался жестким. Наверняка там был спрятан «испанский сюрприз» – тонкий, словно шило, короткий нож, все более входящий в моду среди аристократической молодежи Англии.

— Что вам угодно? — холодно спросил человек с «испанским сюрпризом».

Посетитель повторно смерил взглядом встречающего и осторожно вынул из-под полы сырой свиток.

— Меня зовут Джонатан Эдванс, — протягивая его военному, отрекомендовался гость. — Вчера лорд Честерлейд вручил мне это приглашение.

Военный взял свиток, развернул его, быстро пробежал глазами по ровным, слегка размытым дождем строкам, после чего, поклонившись, сделал шаг в сторону:

— Вас ждут, мистер Эдванс.

Джонатан вошел. В комнате горел камин. Возле огня, опираясь на спинку тяжелого кресла, стоял высокий мужчина в темно-бордовом камзоле. В вечернем сумраке, меж расстегнутыми полами добротного испанского платья сияла белизной дорогая шелковая сорочка. Цепкий взгляд ощупывал вошедшего с неторопливостью, присущей важным особам. Выждав весомую паузу вельможа шагнул к небольшому, богато сервированному столику, стоявшему тут же, у камина, и обратился к маячившему позади посетителя военному:

Часть 1 Глава 2

Глава 2

Еще утром красавица Мериан почувствовала, что наступивший солнечный денек заслуживает того, чтобы стать каким-то особенным. Накануне, перед сном, ее сестра Синти, с которой они с детства делили небольшую комнату на втором этаже дедовского дома, растревожившись полуденной беседой с уже знакомым нам мистером Скоттом, попыталась обсудить с Мери добродетели сильной половины человечества. Мериан не была расположена поддерживать эту беседу, но настырная Синтия, забравшись к сестре в постель, никак не могла успокоиться и принялась вслух рассуждать о полной несостоятельности местных кавалеров. Когда же она, наконец, отбросив в сторону все намеки, прямо попыталась выяснить у Мери, как та находит мистера Скотта, её измотавшаяся за день старшая сестра уже спала.

Синтия, раздосадованная тем, что Мериан осталась безучастной к ее переживаниям, не могла уснуть до полуночи, а под утро, когда она все же провалилась в глубокий и крепкий сон, его, как обычно, на самом интересном месте прервала мать. Энни Шеллоу Райдер совершенно не волновало недосыпание младшей дочери. Что тут поделаешь, работа требовала своего.

В отличие от рыжеволосой сестры, Мери поднялась быстро. Одеваясь, она то и дело посматривала в окно, где в чудной красоте небесных красок играл рассвет. Он был настолько красив, что, как уже говорилось раньше, Мери сразу поняла — это будет особенный день.

— Ме-е-риан, — простонала сонная Синтия, отрываясь наконец от подушки, и ее рыжие кудрявые локоны, словно шторы, закрыли припухшее, заспанное личико, — неужели всегда будет так?

— Как это «так»? — отрешенно переспросила Мери, аккуратно заправляя под высокий ажурный чепчик черные, как жженая смола, волосы.

— А вот так, — Синти окинула красноречивым взглядом их комнату, — утро, работа, вечер, сон и снова утро? В воскресенье еще церковь.

— Ты не хочешь ходить в церковь?

— Уф, — Синтия отчаянно выдохнула в подушку, — не прикидывайся, что ты не понимаешь, о чем я говорю. Скажи, неужели в нашем будущем ничего не изменится?

Мери отошла от зеркала и выжидающе остановилась посреди комнаты. Она уже была готова к своим каждодневным обязанностям, а вот ее младшая сестра, которая только сейчас поднялась и обреченно поплелась к тазу с водой, нет.

— Шевелись, Синти. Ты же знаешь, что наша с тобой работа и есть те самые кирпичики в счастливом замке завтрашнего дня.

— Конечно, — с досадой ответила девушка, — весь день в муке́ и тесте…

— В муке́ и тесте, — согласилась Мери. — Как ты думаешь, а нашим отцу и матери нравится их жизнь? Думаешь, они не хотели бы жить как герцоги или лорды? Тут уж ничего не поделаешь. У всех нас, как и у других, такая жизнь, какую мы заслуживаем, и искать другого просто нет смысла.

Вот что хорошего в том, что наш брат еще ребенком сбежал куда-то искать ту самую «лучшую жизнь»? Его детские мечты о море, о кораблях и плаваниях казались всем безобидными и никто тогда не обращал на них внимания… И вот… Где сейчас наш Ричи? Хорошо, если еще жив. А если его давно уже поглотило море? — Мериан тяжело вздохнула. — Наверное, всё же это так, иначе бы он давно объявился, ведь ни отец, ни мать не сделали ему ничего плохого.

Мериан с сочувствием посмотрела на сестру.

— Синти, — немного мягче произнесла она, — подумай еще и о том, что наша с тобой работа откладывается в приданое. Может быть тебе стоит лишний раз сходить в «черный» город и посмотреть, как зарабатывают себе на пропитание девушки там? Скажу честно, я работала бы у печи еще и ночью, только бы избежать такого позора — стоять вдоль плимутской дороги. Так что очнись от своих глупых грез и одевайся. Я пойду к матери – начинать замес, — Мери хитро прищурилась. — А если у тебя до сих пор еще не пропало желание лениться, вспомни, что после обеда за первым заказом к нам придет мистер Скотт. Чуть что не так, он обратится к Симпсонам и больше никогда здесь не появится!..

Нужно сказать, что оправдывая ожидания Синтии, мистер Скотт посетил их, как и обещал, сразу после утренней продажи. Но увы! Грезившая об этой встрече девушка в тот момент не смогла с ним как следует поболтать. Она просто не решилась на это в присутствии отца и Генри. Теперь ей оставалось надеяться на вечернюю продажу.

Синтия рассуждала так: уставшие за день отец и мать обычно идут отдыхать рано. Отпускать хлеб будет только Генри – помощник отца, и Мериан. С сестрой всегда можно договориться, а Генри и спрашивать никто не станет. Он пусть отгружает хлеб, рабочие пусть принимают буханки, а мистер Скотт и Синтия в это время смогут спокойно поболтать у отпускного окошка.

Нужно отдать должное этой деятельной девушке. Если ей что-то было нужно, то ее холеная лень, видя ее рвение к работе, просто падала в обморок. Синти понимала: для того, чтобы вечером стать на продажу, нужно сделать так, чтобы утром там работала Мери. Конечно же, старшая сестра была немало удивлена перемене, произошедшей с заспанной и тяжелой на подъем Синтией, но противиться не стала. В это солнечное, приветливое утро стоять у отпускного окна куда как приятнее, чем вертеться у баков и печей.

Вся семья вместе с Генри слаженно отработала утреннюю, особенно крупную в связи с заказом мистера Скотта закладку хлеба. Синтия дежурила у печей, а отец и мать, как всегда, поднялись наверх, чтобы немного отдохнуть. Они часто делали так, поскольку им приходилось вставать еще и ночью – помогать Генри. Случалось, что и помощник отца, забравшись днем в свою тесную коморку под самой крышей дома, спал там как его хозяева чуть ли не до вечера. Сложно было угадать, особенно в последнее время, сколько хлеба или лепешек продастся в тот или иной день. По правде говоря, до заказа мистера Скотта Шеллоу Райдеры уже давно не трудились в полную силу.

Часть 1 Глава 3

Глава 3

В комнате незаметно появилась Мериан. Всё это время стояла в узком коридоре, ведущем в гостиную, и ждала развязки боя. Осторожно ступая меж окровавленных тел, она подошла к тому, кого еще недавно называла Генри.

— Кто ты? — непроизвольно сорвалось с ее дрожащих губ.

Ричмонд опустил голову. Он всегда мысленно готовился к длинному и неторопливому повествованию милым сестрам своей непростой истории, но сам момент этого повествования виделся ему в несколько ином свете. Пират лишь тяжко вздохнул и принялся помогать подниматься с пола приходящему в себя отцу. Уилфрид Шеллоу Райдер, услышав вопрос дочери и корчась от боли, только покосился исподлобья, дескать, вот, сынок, тебе и вопросы. Что ты сейчас ей ответишь, да еще при этих господах?

Ласт Пранк о чем-то размышлял, мерно постукивая в пол опущенным вниз клинком и явно не спешил с ответом сестре. Когда же, наконец, в борьбе возникших в его голове противоречий родилось какое-то решение, он, стоя спиной к гостям, медленно, будто с вызовом, выпрямился и взял со стола вторую саблю.

Этот неторопливый жест был легко читаем, и поэтому Эдванс и Лоуб, теперь уже воочию убедившись в проворности этого парня, просто застыли на месте. Со стороны было сразу заметно, что кровожадного корсара еще не до конца покинул злой вихрь боевого темпа. В случае необходимости ни сестра, ни отец, ни даже ранение не помешали бы ему сейчас отправить на небеса еще хоть дюжину человеческих душ.

Мериан, понемногу приходя в себя, вдруг запоздало стала понимать всю несвоевременность своего вопроса. Сердце девушки отозвалось болью, едва она прочла часть ожидаемого ответа во взгляде отца. Ее брат холодно смерил взглядом гостей, после чего, медленно занимая выгодную позицию для схватки, обратился к ним:

— Думаю, господа, в отличие от моей сестры, нам с вами все предельно ясно? Только, ради бога, — продолжил Ричи, — не нужно сейчас никаких геройских штучек.

Говоря это, он взмахнул в воздухе клинком так, словно хотел намотать на него невидимую ленту.

— Не время играть в благородство и менять туманное понятие долга на собственную жизнь. Можете мне поверить, в данный момент я уже точно знаю, кто вы и зачем сюда явились. У вас обоих серьезные ранения, так что даже не думайте о том, чтобы меня схватить. Ребятам и порасторопнее вас не удавалось этого сделать.

В том, что вы до сих пор живы, заслуга моей сестры и отца. Не будь их, поверьте, после двух последних людей негодяя Пола Банки я, не задумываясь, сразу бы отправил к праотцам и вас. Мне плевать на то, что вы помогли мне разобраться с этой шайкой идиотов, которые пошли на поводу у шкурника Пола. Есть, правда, и еще одна вещь, сохраняющая вам жизни, во всяком случае пока. Эта вещь – любопытство. Не в моих правилах предлагать торг, но, — Ричи вскинул брови, — правила мои, значит, мне их время от времени и менять.

Так вот, вы мне говорите, кто еще, кроме Пола Банки, объявил охоту за золотом воскресшего Барбароссы, а я после всего этого подумаю, как бы мне взвесить услышанное и сопоставить это с ценой ваших жизней.

Мериан, перехватив колючий взгляд брата, словно очнулась. Она подошла к отцу и обняла его.

— Так что же, джентльмены, — продолжил Ричи Последняя Шалость, — как вам мое предложение?

Эдванс, который в это время, согнувшись, зажимал ладонью раненое бедро, на правах старшего в их миссии ответил:

— Почему вы думаете, что мы охотимся за каким-то золотом? Вам же прекрасно известна цель нашего визита к мистеру Уилфриду. Поверьте, мы понятия не имеем, что тут происходит и при чем тут вы, ведь лично к вам мы не имели никаких дел.

— Ну, конечно! — не дал ему договорить Ричи. — Неужели вы думаете, что я поверю в этот бред, а также в то, — Ласт Пранк криво ухмыльнулся, — что «испанские сюрпризы» в довесок к вашей прекрасной муке и зерну вам поставляют сами флибустьеры. Вы, сударь, как я погляжу, упрямец. Хорошо, спросим тогда вашего компаньона...

С этими словами Ричи Последняя Шалость сделал молниеносный выпад и проткнул Эдвансу здоровое бедро. Джонатан вскрикнул от боли и, будучи не в силах держаться на ногах, упал на колени. Лоуб, стараясь поймать падающего товарища, согнулся, но клинок Ричмонда уперся ему в грудь.

— Так что же, моряк? — холодно и требовательно спросил корсар. — Как тебе мои методы? Я, конечно, могу оставить в покое ваши израненные ноги и руки, но только для того, чтобы перейти к потрохам. Смотри на своего товарища и соображай побыстрее.

Тут Ричи снова встретился взглядом с сестрой, после чего, сделав короткую паузу и заметно смягчив тон, продолжил:

— Ну, хорошо, давайте иначе. Я буду только слушать. Говори, моряк!

Лоуб выпрямился и, глядя на истекающего кровью Эдванса, шумно сглотнул и прохрипел:

— Я не моряк…

— Да будет тебе! — не изменяя привычке перебивать, выкрикнул Ласт Пранк. — Поставьте передо мною еще хоть полсотни королевских гвардейцев и сотню Эксетерского люда, я без труда разделю их на тех, кто ходил под парусами, и тех, кто полжизни держался за мамкину юбку. Да ведь у тебя на лице написано, шкипер, что долгое время «языки норда»[1] слизывали с него старую кожу. Небось, первый раз ты еще юнгой мочился на «скатерть Луизы»?[2]

Лоуб потупил взгляд и, коротко покосившись в сторону Эдванса, произнес:

Часть 1 Глава 4

Глава 4

— Мериан сказала, что вы пришли в себя, — начал разговор Шеллоу Райдер. — Это хорошо, и поздняя ночь нам тоже в подмогу. Я смотрю, вы еще не совсем?.. — пекарь сделал неясный жест. — Давайте тогда будем всё по порядку вспоминать. Меня зовут Уилфрид Шеллоу Райдер.

—Уилфрид! Конечно, Уилфрид! — выстрелило в голове у Эдванса, но вслух он только сдержанно произнес: — Не трудитесь, Уил, я все помню.

— Вот удача, а то я, признаться, не очень-то умею изъясняться. — Великан Уил застенчиво улыбнулся и продолжил, — я для того и приставил к вам Мериан. В случае чего она в двух словах сумела бы всё, что нужно, вам расписать, а я… Мне и дня будет для этого мало. Эдванс бросил красноречивый взгляд в сторону стоявшей невдалеке Мериан.

— У меня, — осторожно заметил он, — пока еще не было возможности оценить ее красноречие.

— О! — оглаживая бороду, хитро обронил Уил, — поверьте, на всё есть свои причины.

В этот момент задетая за живое девушка сверкнула в сторону отца таким пронзительным взглядом, что тот моментально осекся:

— Знаете, мистер, а ведь только стараниями ее маленьких рук, да еще по причине собственного недюжинного здоровья вы сейчас вне опасности. Ваши раны оказались весьма серьезными.

Шеллоу Райдер сделал паузу, после чего многозначительно кивнул в сторону Мериан.

— Она никого не подпускает к вам. У меня две чудесные дочери, но попади вы волею судьбы в руки Синтии, уже давно бы гостили на небесах. Конечно, что касается моей младшей, то и в нее господь вложил немало благочестивых качеств, однако, — старик перешел на шепот, — мой сын Ричмонд, несмотря на это, не позволил Синти даже подходить к вам. А вот Мери... Он лично просил ее ухаживать за вами, и она, должен сказать, отнеслась к его просьбе с большим пониманием.

Пока вы были в бреду, кричали на весь дом, призывая всех к оружию, она приносила вам воду, перевязывала...

— Я кричал? Что я кричал?

— Не беспокойтесь, — благодушно махнул рукой Уильям. — Все это было только на руку, поскольку здесь как раз гостил тот самый важный господин.

— Господин?! — повторно дернулся Эдванс. — Кто?

— Какой-то испанец.

— Де ла Вега?

— Почем мне знать, — простодушно пожал плечами Уил. — Его привел сюда наш мэр, сэр Алекс Присли. Вообще, должен вам сказать, за прошедшие два дня здесь побывало народу едва ли не больше, чем в воскресный день на рыночной площади. Синтия не успевает убирать в доме, а мы с Энни просто с ног сбиваемся, делая большой заказ без дочерей и Генри. Сами понимаете, когда приходит мэр, встречать его должен хозяин, а сэр Присли был здесь уже трижды. Первый раз он появился в тот же день, когда случилось и вам прийти к нам в гости. Я вам честно скажу, никогда бы не подумал, что придется побывать в моем доме самому мэру, но, как видно, дело это для него весьма важное. Оттого Присли и примчался не один, а с этим испанцем.

Шеллоу Райдер, продолжая, снова понизил голос.

— Мы рассказали им всё, как велел Ричи. И скажу вам по секрету – мэр сильно гнул шляпу перед тем сеньором! Сэр Алекс, — Уил многозначительно поднял кривой и толстый палец к потолку, — сразу же распорядился убрать из дому все трупы. Прибежали работяги из муниципалитета под началом… как же его, этого красноносого-то?..

— Флэтчера, — тихо подсказала Мериан.

— Ну да, Флэтчера, и за четверть часа всех уволокли, сгрузили на подводы и увезли одному богу известно куда. Но это не так важно, а важнее то, что тот самый испанец вскоре после того, как унесли последнего из мертвых, м-м-м, — Уил на какой-то миг задумался, — как раз того, — вспомнил он, — что был с вами, ну, моряк... Так вот испанец попросил мэра выйти, и мэр, представляете, тотчас же вышел!

Эдванс, всё это время внимательно слушавший Уилфрида, нетерпеливо вскинул взгляд к потолку.

— Мистер Шеллоу Райдер, — сдержанно произнес он, — умоляю, давайте обойдемся без отступлений. Расскажите о беседе с испанцем!

Сбитый с толку пекарь осекся. Он просто не мог себе представить, что информация о мэре, который далеко не на каждую улицу и уж точно не в любой дом здесь заглядывает, может быть кому-то неважной.

Он не без тени удивления, отразившейся на его широком, заросшем густой растительностью лице, всё же опустил не интересующие гостя подробности и продолжил:

— Этого испанца трудно назвать деликатным. То, как он стал «охорашивать» меня вопросами, говорит о многом. Я вам так скажу, этот человек знает толк в подобных делах. Как видно, он военный и не раз развязывал языки неприятелю. Я четыре года служил в армии Ее Величества и встречал таких ребят, приходилось. Но, как видно, моя внешность сыграла с ним злую шутку. Странное дело, но я так гладко поведал ему историю, выдуманную Ричмондом, что этот господин на какое-то время просто потерял дар речи.

Мериан тихонько откашлялась.

— Простите, — мягко включилась она в разговор, — мой отец, сам того не желая, устроил всё так, что после его рассказа испанец даже говорил мэру, что будет ходатайствовать о награде для вас! Я сама это слышала случайно.

Сдвинутые доселе брови Джо невольно стали возвращаться на отведенное им природой место, отпуская возникшую ранее напряженную складку у переносицы. Он снова внимательно посмотрел на хозяина жилища. Тот был настолько смущен словами дочери, что вначале даже не решался что-либо сказать. Наконец он нашел в себе силы для этого:

Часть 1 Глава 5

Глава 5

В неспокойных небесах, с шумом разрывая на клочки тяжелые черные тучи, устало стонал штормовой ветер. Холодные методичные плевки волн отходящего от недавнего приступа бешенства моря стекали желтой пеной по промерзшей до костей спине лежащего у воды человека.

Он начинал приходить в себя. Малейшие попытки двинуться отдавались тупой болью в его окоченевшем теле. Он снова собрал все силы, чтобы отползти от края воды. Левое плечо нестерпимо заныло, словно кто-то вбил осиновый кол в уже затянувшуюся было рану Ричи, полученную в недавней схватке с людьми Пола Банки.

«То-то эта старая сволочь, подпрыгивая где-то на адской сковородке, безумно радуется сейчас, глядя на меня, — с горечью думал Ласт Пранк. — Ничего. Я жив, а боль? Терпел и не такое…».

Одному Богу известно, сколько он пролежал на этом песчаном берегу и как долго холодные волны полировали ему спину. Вокруг бушевало море. В непогожем сумраке его окоченевшее, распластавшееся на песке тело напоминало выброшенную на берег гигантскую морскую звезду. Едва ли движения, на которые был сейчас способен Ричи, казались быстрее и заметнее движений этой морской твари.

Ласт Пранк, пытаясь подтянуть под себя руки, взвыл и… Только едва заметно шевельнулся.

— Tēvs, tē ir vel viens! — вдруг произнес кто-то рядом на непонятном языке.

— Paskaties vai viņš ir dzivs? — ответили ему.

— Es baidos...[1]

Сквозь шум неспокойного моря еще какое-то время ясно различались голоса, но вскоре они пропали. Ричмонд непроизвольно судорожно дернулся и кашлянул. Тут же рядом с ним кто-то вскрикнул. Не было сомнения, за ним следили. Вот чьи-то руки осторожно перевернули его на спину. Волна ударила прямо в больное плечо, и Ласт Пранк провалился в бездну.

…Его били до тех пор, пока кому-то не пришло на ум распять несчастного над палубой корабля «Гром Одина». Вскоре его врагам показалось и этого мало, тогда Ричмонда привязали за ноги к переброшенным через мачту канатам и перевернули вверх тормашками. Запястья рук перетянули тонкой веревкой, а какой-то лихой умелец, посмеиваясь над участью Ласт Пранка, подвесил к его рукам тяжелое ведро с золотом. Измученные суставы потянуло вниз невыносимой болью, а левое плечо, как казалось, и вовсе висело на одной коже.

— Ричи, — услышал он голос Хайраддина.

Барбаросса стоял напротив, держа в руке сияющий, словно солнце, раскаленный железный прут.

— В последнее время я стал задумываться, а не много ли я тебе отвесил? Вот, — кивнул он на ведро с драгоценным грузом, привязанное к его рукам, — решил добавить тебе еще немного золота, а в довесок к нему еще и железа!

С этими словами он вонзил искрящийся на солнце прут в больное плечо Ричмонда. Ласт Пранк хотел закричать, но, к своему ужасу, понял, что стал нем. Истошный стон с трудом вырвался сквозь одеревеневшие губы. Кожа на плече шипела, а смрадный дым, исходивший от нее, вонял почему-то жареной рыбой. Превозмогая боль, он изо всех сил потянул на себя веревки, которые стягивали руки, и те поддались.

Ласт Пранк открыл глаза.

Сидя на нем верхом, его держали несколько взмокших от усилий человек, а в помещении, где он находился, на самом деле пахло жареной рыбой.

— Jums jaguļ, jums nedrikst kusteties! — округлив глаза и указывая коротким коряжистым пальцем на плечо Ричи, устрашающе выкрикивал какой-то узколицый мужчина.

— Jus ļoti saaukstejas udeni un pie tam jums ir liela rēta uz pleca. Velns, viņš neko nesaprot. Jāni, palidz man![2]

Рана причиняла ему страшные муки. Все было как в тумане, мысли путались. Вдруг кто-то ударил Ричи по больному плечу, перед его глазами полыхнуло пламя, и пират снова провалился в забытье…

Седой рыбак Оскарс Озолиньш сосредоточенно сопел, ловко оплетая край старой прохудившейся сети толстой конопляной ниткой. С другой стороны рыболовецкой снасти гораздо медленнее и неохотнее своего родителя трудился его младший сын. Худой светловолосый подросток в холщовой рубахе то и дело поправлял ее широкие рукава, будто бы те мешали ему. Старый Озолиньш достаточно долго терпел показное нежелание сына трудиться.

— Э-хе-хе, — наконец тяжело вздохнул он, откладывая в сторону позеленевшую от морской воды и водорослей снасть, — видно, одному Богу известно, кто из тебя, лентяя, вырастет.

Мартыньш опустил взгляд.

— Что молчишь? — продолжал отец. — Шатаясь по берегу вместе с Томасом Апсе, сыт не будешь. Нужно знать какое-то ремесло, чтобы кормить себя и свою семью. Вот будет у тебя сын, ты ведь тоже захочешь, чтобы он тебе помогал?

— Но ведь у тебя целых четыре сына! — треснувшим голосом запротестовал своенравный отпрыск.

— Четыре, — не без гордости согласился Озолиньш, — и у троих из них уже свои семьи, свои дома и каждый имеет свое дело. Как ты думаешь, приятно мне, когда, приезжая на рынок, я иду в лавку Андриса, а люди здороваются со мной, зная, что я его отец? Да ты и сам, едва только въезжаем на торг, бежишь к нему. Как же, он всегда рад брату и не упустит случая тебя чем-нибудь угостить. Да и жена его, зная, что у нас в доме уже давно нет хозяйки, еще ни разу не выпустила ни тебя, ни меня из дому голодными.

Все твои братья — уважаемые люди, и со всеми я в свое время так же, как и с тобой сейчас, говорил о деле. Поверь мне, и они с первого раза не желали меня слушать, пожалуй, не считая только Яниса. Тот всегда знал, чем станет заниматься, едва только увидел, как старый Апсе делает свои горшки.

Часть 1 Глава 6

Глава 6

Не был бы это Ричи Ласт Пранк, если бы всё решилось так легко. Ни в Риге, ни в гостях у пана Бенедикта Войны, ни даже в тот момент, когда Якуб и Свод с божьей помощью уже следовали трехконным поездом через границу Великого Княжества Литовского, упомянутый выбор не состоялся. То, что англичанин все же ехал в Литву, говорило о многом, однако игра, начатая ранее Войной-младшим и Ричмондом продолжалась. Свод все же сообщил Якубу свое настоящее имя во время собственного представления пану Бенедикту.

При этом стоит сказать, что дядюшке Якуба изрядно потрепали нервы бесконечные разговоры и споры друзей на английском языке. Многое вызывало у него недоумение. Взять хотя бы тот момент, когда, раскланявшись перед хозяином Войнаўска-Клішэнскага маёнтка[1], англичанин представился Ричмондом Сводом. Пан Бенедикт не мог не заметить, как при этом изумленно округлились глаза его племянника.

Чуть позже, перед самым торжественным ужином, Якуб и его друг столь увлеклись спором, в ходе которого на разные лады звучало «Ричмонд Свод», что едва сами не опоздали к столу и не заставили это сделать хозяина. Гости заждались, а ведь пан Война пригласил к себе отужинать своих соседей — достойных и знатных людей. Благо и Петерсонс, и Йонсонс с женой отнеслись к этой задержке весьма снисходительно, списав ее на одну из традиционных и безобидных странностей мужчин из рода Войны. Ведь и сам пан Бенедикт с трудом укладывался в рамки поведения местной знати, часто выделяясь непринятой здесь широтой жеста и яркой индивидуальностью. Но что делать, он был богат, и ему многое прощалось.

У Йонсонсов была на выданье дочь. Понятное дело, услышав о том, что пан Бенедикт приглашает их поужинать в обществе своего племянника, сына Криштофа Войны, Йонсонсы не могли отказать. Дочь их, к слову сказать, была не просто недурна собой, а считалась редкой красавицей. Однако, думая, что племянник еще немного погостит у дяди (пан Бенедикт тоже так думал), они не стали ее брать с собой к ужину.

Вечерняя трапеза удалась. Много шутили и разговаривали на разные темы. Якуб Война очень понравился Йонсонсам, однако ужин ужином, а обедали Якуб и Свод уже в пути. Все же не стоило пану Бенедикту сообщать, что отец Якуба отдает ему имение Мельник возле Дрогичина[2], где пан Криштоф Война, писарь Великого Княжества Литовского и королевский подскарбий, намерен открыть серьезное литейное производство. Однако можно простить пану Бенедикту невинное желание устроить сюрприз любимому племяннику и одновременно упрочить его положение в кругу местной знати.

Будь Якуб менее воспитанным и люби он немного меньше своего дядюшку, нечаянно выдавшего секрет брата, он уехал бы тотчас же, даже не взирая на поздний час, а так он решил отправиться в путь только с восходом солнца. Пан Бенедикт вначале расстроился и разозлился на самого себя за неуместную болтливость, однако к утру, немного поостыв, он даже радовался, глядя на то, как же все-таки ярко проявлялась кровь рода Войны в Якубе.

Сам дядюшка ехать не мог, но дал в дорогу своему любимому племяннику отправное письмо, отрядив также в его распоряжение свой трехконный поезд, неприлично толстую мошну денег и несколько слуг.

С этакой свитой, да еще и в платьях на немецкий манер, появившись на исходе дня в пределах одного из пограничных разъездов Великого Княжества Литовского Якуб и Свод выглядели по меньшей мере представительно. Судя по всему, на этом пропускном посту подобные важные господа были большой редкостью. Об этом говорил тот неподдельный интерес, с которым встретили их появление стоявшие на разъезде жолнеры[3].

Служители закона хоть и были в должной мере преисполнены такта, но долго и с нескрываемым любопытством изучали богатый поезд вельможных господ. Заметив, как проезжие протянули старшему сотенному отправное письмо с большой сургучной печатью, они заметно поубавили свой пыл и, дожидаясь решения своего старшего, не отнимая рук от оружия, застыли неподвижной шеренгой перед мордами панских лошадей.

Свод не без интереса наблюдал за тем, как морщась в лучах перевалившего за небесную гору солнца, старший пограничного разъезда еще раз внимательно перечитал отправное письмо с известным в Литве вензелем, давая возможность подчиненным в полной мере рассмотреть отборных панских скакунов. Вскоре старший жолнер, использовав все допустимые возможности для мелких проволочек, указывая тем самым проезжающим на то, кто все же здесь хозяин, вернул отправное письмо Якубу и попутно привлек его внимание какой-то короткой речью. Проезд тут же открыли, и сотенный, в знак особого почтения к проезжающему мимо молодому пану, приподнял край своего синего колпака.

В окне тяжелого экипажа, чинно раскачивающегося на разбитых ухабах дорожной колеи, проплыл неровный строй жолнеров, а за ними и массивный пограничный столб. Лицо младшего Войны выражало легкую растерянность.

— Что случилось, мистер Война? — находясь в приподнятом настроении, весело спросил Ричмонд. — Похоже, этот смешной вояка в синем колпаке имел неосторожность рассказать вам грустную историю своей первой любви?

— Нет, Свод, — проигнорировав шутливый тон иностранца, ответил Якуб, — сотенный сказал, что сильно беспокоится за нас.

— Да что вы?! — еще больше оживился англичанин. — На его месте я бы больше беспокоился о себе. Возьмите хотя бы для сравнения объем вашего кошелька и болезненную худобу его дырявой мошны. Не смешите меня, Якуб!

— Кошелек? — возмутился Война. — Причем тут кошелек?

— При чем, мой друг, при чем. Кошелек всегда при чем. Но мы отвлеклись. Мне просто любопытно, о чем беспокоится этот шут в синем колпаке?