Сводная-разводная. Катитесь оба! - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Агата Чернышова (самиздат)

1

Глава 1

Двадцать лет.

Это слово отстукивает ритм в моей голове, пока я расставляю на столе бокалы.

Цифра висела в воздухе весь день, сладким и тягучим, как мёд.

Двадцать лет. Половина моей жизни.

Сегодня ровно двадцать лет не годовщины нашего брака, нет, это было потом.

Двадцать лет от самого начала.

С того дня, когда я, дрожащая от волнения девчонка в дешёвом платье, заказала в кофейне двойной латте, лишь бы казаться взрослее.

А он, аспирант Максим с серьёзными глазами, перевернул сахарницу, и мы полчаса собирали рассыпавшиеся кристаллы, смеясь так, что у меня заболели живот и щёки.

И я, трепетная второкурсница, согласилась пойти на свидание с ним. Сейчас же. Немедленно.

Я улыбаюсь, проводя пальцем по кромке хрусталя.

Мы были так молоды.

Так нелепы. Он провожал меня до общежития, и у подъезда под моросящим дождём вдруг спросил:

— Можно я поцелую тебя?

А я, осмелев от вина, вместо того чтобы ответить, просто встала на цыпочки и сама его поцеловала.

Кажется, с того момента мы оба и не приходили в себя.

Потом всё было официально и помпезно. Мы поженились.

Но именно этот день я считаю началом нашей совместной лав-стори.

Я провожу пальцем по лезвию ножа, проверяя его остроту.

Идеально.

Как и всё сегодня.

Стейк — с кровью, как он любит.

Салат — тот самый, с тройной порцией пармезана.

Вино — Brunello, мы выпили его всю ночь в Венеции, когда Кате было пять, и мы впервые за долгое время уехали вдвоём.

Свечи от Jo Malone, пахнущие грушей и фрезией — его подарок на прошлый Новый год.

Я учла всё. Как обычно.

Максим не раз говорил, что у меня вместо сердца калькулятор. Мне не нравилась эта его шутка.

Именно благодаря моему калькулятору, умению всё просчитывать он занимает хороший пост в компании.

Но сегодня мне нужно, чтобы он снова посмотрел на меня так, как тогда, под дождём, когда, не в силах вымолвить слово, просто прижал моё лицо к своей мокрой куртке и прошептал: «Ты пахнешь как счастье».

— Мама, ты уверена, что мне стоит туда идти? Я могу сказать Лизе, что голова болит,— доносится из прихожей голос дочери.

Наверняка вертится перед зеркалом, поправляя косу.

Катя, наш метеор, уже надела кроссовки и смотрит на меня с прищуром.

Ей семнадцать, в её глазах — отблеск того же романтизма, что горел когда-то во мне.

Она знает про нашу годовщину.

А я знаю про то, что она ужасно хочет пойти в кино.

— Абсолютно уверена, солнышко. У тебя с Лизой планы на вечер, а у нас с папой — своя программа. Ты же хотела на эту премьеру?

Я подхожу, поправляю воротник на её куртке.

Она кивает сдержанно, а глаза светятся от счастья. В кино, куда они с подругой сегодня идут, будет ещё один мальчик, из параллельного класса.

— К тому же твой отец последние недели так загружен работой, что я хочу, чтобы он, наконец, расслабился.

Катя фыркает, но в глазах у неё понимающая искорка. Она обнимает меня на прощание.

— Ладно, ладно. Не скучайте. Хотя… лучше всё-таки скучайте.

И с этими словами она скрывается за дверью.

Она уходит, и квартира погружается в звенящую тишину, нарушаемую лишь потрескиванием свечей.

Я зажигаю их, смотрю, как огонёк пляшет в хрустале бокалов.

Тревога.

Чёрная, липкая как смола.

Она подползла с утра, но я её отгоняла.

Макс в последние дни был странным.

Отстранённым.

В его объятиях была какая-то автоматичность, а в поцелуях — отсутствие.

Телефон разрывается оглушительно. «МОЙ МАКС». Сердце падает куда-то в пятки.

— Дина.

Его голос — не голос.

Это сдавленный, холодный поток воздуха.

В нём нет ни капли тепла.

— Макс, дорогой, ты где?

Собственный голос кажется мне фальшивым и писклявым.

Что я несу?! Конечно, это он!

— Задерживаюсь. Не жди. Не начинай. Всё после сама увидишь. Тут такое, Дин.

Он говорит отрывисто, будто рубя слова топором.

— Что случилось? Максим, с тобой всё в порядке?

В голове прокручиваю разные ужасы. ДТП, увольнение, подстава. Макс говорил, что в последнее время возможно всякое.

Тревога сжимает горло, превращая его в узкую щель.

— Сказал же, дела. Потом.

И он бросает трубку. Просто обрывает меня на полуслове.

И, мне кажется, за секунду перед тем, как ему отключится, я отчётливо услышала женский голос.

Я стою посреди кухни, сжимая в руке телефон, и чувствую, как по спине бегут мурашки.

Это не работа.

Это что-то другое.

Что-то страшное.

Женский голос — работа. Он может быть в отделе, там полно женщин.

Но уже поздно, а политика их компании не приветствует переработки.

Следующий час — пытка.

Я хожу по квартире, как тигрица в клетке.

Тушу и снова зажигаю свечи.

Поправляю салфетки.

Вино в бокале кажется мне кровью.

Каждое тиканье часов отзывается в виске уколом.

Он что-то натворил.

Попал в аварию? Уволили? Или… Нет.

Я запрещаю себе думать об «или». Мысли крутятся, это уже превращается в паранойю.

Звук ключа в замке заставляет моё сердце остановиться, а потом рвануться в бешеной скачке.

Я сглатываю ком в горле, поправляю декольте и выхожу в прихожую с самой яркой, самой вымученной улыбкой.

Нанеся наскоро губную помаду.

Дверь открывается. И мир раскалывается надвое.

На пороге — Максим.

Он серый.

Его пальцы сжимают ключи так, что костяшки побелели

В глазах — паника, стыд и что-то ещё, чего я не могу разобрать.

И за его спиной, словно призрак, маячит женская фигура.

Света.

Его младшая сводная сестра из Питера.

Дочь его отчима. На пять лет младше Макса.

В помятом трико, с огромным рюкзаком, набитым под завязку.

Её лицо — маска из размазанной туши и алой помады, а глаза… Боже, ее глаза пусты и полны такой боли, что мне становится физически плохо.

2

Глава 2

Я захлопываю дверь ванной за спиной, отсекая звуки Светиных всхлипов, и останавливаюсь в коридоре, опершись ладонью о стену.

Сердце колотится где-то в горле, сдавливая дыхание.

Делаю глубокий вдох, потом выдох, пытаясь собрать в кулак расползающиеся ошмётки самообладания, и направляюсь на кухню.

Там подозрительно тихо. Будто Макс затаился в предчувствии моего недовольства.

Муж стоит у стола, спиной ко мне.

Он смотрит на застывший стейк и догоревшие свечи, и в его позе видна такая виноватая скованность, что мне снова хочется подойти, обнять его и сказать, что ничего, мы со всем справимся.

Но слова Светы жгут мозг: «Он сказал, что я не имела права его прощать».

А я бы смогла простить измену? Мне не хочется знать ответ на этот вопрос.

— Ну? — мой голос звучит, хриплый от сдерживаемых эмоций. — Что за «дела» были такие срочные, что ты даже не смог предупредить? Я думала, вы не общаетесь.

Он резко оборачивается. Его лицо усталое и раздражённое.

— Дина, не начинай. Ты же видишь, в каком она состоянии. Её выгнал муж! Я что, должен был бросить её в аэропорту?

— Мог бы отвести к отцу.

— И к матери? Чтобы её удар хватил? Ты в своём уме? Они не ладят.

«Можно подумать, мы ладим», — думаю я, но вслух спокойно отвечаю:

— Тогда отплати ей гостиницу.

Он отводит глаза, а потом — снова нападение. Будто это моя сводная сестра заявилась на порог.

Света меня всегда терпеть не могла и не скрывала этого.

— На месяц?! Придёт в себя, определимся. Ты видишь, в каком она состоянии?

— Я вижу. И что, по-твоему, теперь нам всем делать? Вытирать ей слёзы платочком?

— Она поживёт у нас какое-то время. Не могу же я её на улицу выгнать! Потом что-нибудь придумаем, сказал уже.

Косится на накрытый стол. Понятно, голоден.

— Поживёт? — я делаю шаг вперёд, и что-то во мне трещит, как платье, которое вдруг стало мало. — Какое-то время? В НАШ вечер, Макс? В наш вечер, который я готовила неделю, от которого Катю под благовидным предлогом выпроводила? Ты хоть понимаешь, что сегодня?

Он смотрит на меня пустым взглядом, и в этой пустоте медленно, неумолимо, начала рушиться моя вера во всё.

Во все эти двадцать лет.

— Какой вечер? — он разводит руками, и в его жесте мне видится неподдельная, убийственная искренность. — О, Боже… Дина, опять? Эти твои вечные дурацкие ритуалы! Двадцать лет со дня поцелуя, двадцать лет со дня первого свидания, двадцать лет со дня первого… траха, что ли? Двадцать лет со дня первого взгляда из-за столика в кофейне?

Каждое его слово как пощёчина.

Он говорит не со злостью, а с откровенным, усталым раздражением.

Как о чём-то наивном и глупом. О том, чем взрослой женщине и заниматься не положено.

— Это же смешно, — продолжает он, и его голос становится резким. — Мы не дети. У нас семья, ипотека, проблемы. Ты уже не девочка, чтобы отмечать каждый чих воздушными шариками и свечками.

Воздух вырывается из моих лёгких вместе со всем воздухом.

Комната плывёт...

Я стою, глядя на этого человека, и не узнаю его.

Это не мой Макс.

Мой Макс помнил, в какой день мы впервые увидели в небе одновременно одну и ту же звезду.

— Спасибо, — шепчу я, и мой голос дрожит. Но я не собираюсь плакать. Не сейчас. — Спасибо, что напомнил. Что я уже не девочка. Что наши «дурацкие ритуалы» — это смешно.

Ярость, холодная и всепоглощающая, поднимается во мне, смывая последние остатки боли.

Я уже открываю рот, чтобы вылить, высказать мужу всё, всю свою обиду, всю свою разрушенную веру в нас, но в этот момент за спиной отворяется дверь.

В проёме стоит Света.

Она умылась, наложила новый слой макияжа, пытаясь скрыть следы слёз.

Её светлые волосы теперь аккуратно убраны, и на лице застыла робкая, вымученная улыбка. Она смотрит на Максима, словно ища у него защиты.

Они выглядят как два заговорщика.

— Я… вроде пришла в себя, — тихо говорит она.

Её взгляд скользит по нам, по моему искажённому злостью лицу, по его напряжённой фигуре, и падает на стол.

На нетронутый ужин, на кристальные бокалы, на бутылку того самого вина.

И вдруг её лицо озаряется наигранным, театральным восторгом.

— Ой! А вы празднуете? — она делает шаг вперёд, и её голос звенит фальшивой бодростью. — Макс, ты мне не говорил! А я тут со своим несчастьем! Какая всё-таки красота!

Она подходит к столу, протягивает руку и дотрагивается до стеариновой подтеки на подсвечнике.

— Ну что вы тут стоите, как чужие? — она обводит нас с Максом сияющим взглядом, делая вид, что не чувствует натянутости, витающей в воздухе тяжелее запаха гари. — Давайте праздновать! Я не хочу быть помехой. Давайте все вместе! И пусть все те, кто нас обижают, пожалеют!

Она смотрит на меня, и в её глазах под маской энтузиазма читается животная мольба — не выгоняй, дай остаться, не заставляй меня остаться наедине с собой и своими мыслями.

А я смотрю на них обоих.

На мужа, для которого наша история стала «дурацким ритуалом». И на его сводную сестру, которая в один миг разрушила не только свой брак, но и своим появлением вывернула наизнанку мой.

— Конечно, Свет, — говорю я, и мой голос звучит удивительно ровно и спокойно.

Я подхожу к столу, беру свою полную тарелку с остывшим стейком и несу её к раковине.

— Конечно, давайте праздновать.

Я нажимаю на кнопку диспоузера. Глухой, урчащий рёв наполнил тишину кухни, перемалывая наше двадцатилетие в мелкую, несъедобную труху.

Макс молчит. Я чувствую его осуждающий взгляд спиной, но демонстративно не замечаю.

3

Глава 3

Ужин проходит в гробовом молчании, нарушаемом только звяканьем вилок о тарелки.

Звук кажется мне оглушительным.

Я сижу напротив Макса, а между нами, словно призрак за столом, — Света.

Она ковыряет салат, делая вид, что ест, но по тому, как напряжено держаться её плечи, видно — чувствует себя пятой ногой в этом разрушенном празднике.

Я не притрагиваюсь к еде.

Комок в горле размером с кулак.

И разговор поддерживать не стараюсь. Это не я ворвалась в мой дом, принеся ворох проблем. Проблем, которые сама и создала!

С другой стороны, я понимаю, что Свете действительно некуда идти. Дома свекровь её надолго не пустит и будет попрекать изменой.

Отец Светы станет хранить нейтралитет.

А подруг у Светы, насколько знаю, нет. Она их своим гадким характером циничной стервы вытравила.

Я смотрю на Макса, но он упорно избегает моего взгляда, уставившись в свою тарелку, как будто в застывшем соусе скрыта разгадка всех мировых проблем.

Света сдаётся первой.

— Спасибо, Дина, это было прекрасно, — врёт на голубом глазу она вставая. — Я… я, наверное, пойду. Прилягу. Голова раскалывается.

Она бросает на сводного быстрый, умоляющий взгляд, но он лишь кивает не глядя. Она выскальзывает из кухни, оставив нас одних в звенящей тишине.

Стол стоит между нами, как поле боя.

Я жду. Жду, когда он поднимет глаза.

Жду объяснений. Жду хоть чего-то.

— Дина… — наконец начинает он, всё так же глядя на крошки на скатерти. — Прости. Я… Я знаю, что испортил всё. Просто неприятности на работе. Полный кошмар.

Он говорит торопливо, сбивчиво, словно отчитывает заученную мантру.

— Все увольняются. Совсем некстати. Особенно моя помощница, Лена. Ты же понимаешь, она все проекты вела, сейчас аврал, а я остаюсь с пустым отделом и грудой проблем.

Он поднимает на меня взгляд.

В его глазах нет ни капли того тепла, что я ищу, в котором отчаянно нуждаюсь, чтобы понять: мой мир всё ещё прежний.

Ничего не изменилось.

Но в его глазах только усталость и желание поскорее закрыть тему.

— Я всё понимаю, — говорю тихо. — Работа. Помощница. Некстати.

Он кивает, явно обрадованный, что отделался так легко.

— Да. В общем, я пойду спать. Завтра рано подъём Кате позвони, чтобы не задерживалась допоздна.

Он встаёт, обходит стол и, наклонившись, чмокает меня в щеку.

Быстро, сухо, как будто ставит печать на документе. Будто пытается отделаться от меня поскорее.

Моё сердце сжимается. Хочется крикнуть вослед: «Очнись! Это я, та, кого ты целовал до замирания сердца».

Но он снова скажет: «Глупо. Это было давно».

И всё же я инстинктивно тянусь к нему, ища его губы, нуждаясь в настоящем, живом поцелуе, который бы стёр весь этот ужас, всю эту ложь, что витала между нами.

Но он уже отстранился.

Мой поцелуй повисает в воздухе, не найдя цели. Он лишь мельком касается его щеки.

— Спокойной ночи, — бросает он через плечо и выходит из кухни, оставив меня одну с горами грязной посуды и руинами нашего вечера.

Я не двигаюсь, будто окаменела.

Просто стою, слушая, как его шаги затихают в коридоре. В горле стоит ком, а глаза выжигают слёзы, которые я не позволяю себе пролить.

В конце концов, это я просто много ждала. Ничего не случилось.

Просто всё как-то вдруг навалилось.

В прихожей щёлкает замок.

Лёгкие, быстрые шаги. Это Катя вернулась.

— Мама, папа, я дома! Ну, как вы тут?— её голос, звучавший вначале бодро, тут же смолкает.

Она заглядывает на кухню, видит меня, стоящую как истукан, и накрытый на троих стол.

Её взгляд падает на рюкзак Светы, брошенный в углу прихожей. Весьма приметный, оранжевый, с нашивками в виде милых зверюшек.

Словно его обладательница вся такая добрая и пушистая.

— О нет, — её лицо вытягивается. — Глазам не верю! Тётя Света? Опять? Я уже думала, она не появится.

— Тише ты! — шикаю я. — Спят все.

Она вздыхает с преувеличенной подростковой драмой и подходит ко мне, пахнущая ночным городом и духами подруги.

— Ну вот, — фыркает она, глядя на меня с внезапной, не по годам мудрой усталостью. — Опять её жизненные проблемы будем решать за наш счёт? Помнишь, в прошлый раз, когда она у нас месяц жила после ссоры с тем мужем? Весь холодильник был заставлен её йогуртами, а она всё ревела и ревела. И меня поучать пыталась, как вести себя с мужчинами. Уж помолчала бы!

Я смотрю на дочь, на её живое, не затуманенное ложью лицо, и понимаю, что она видит ситуацию куда яснее меня.

Она не обманывает себя двадцатью годами воспоминаний. Она видит то, что происходит сейчас.

Мужа, сбежавшего в спальню. Тётю, появляющуюся раз в тройку лет или реже и тут же принимающуюся вечно ныть о своих проблемах.

И мать, стоящую в пустой кухне с разбитым сердцем.

— Иди спать, солнышко, — тихо говорю я. — Завтра всё будет лучше.

— Она надолго? — прищуривается Катя.

— Надеюсь, нет, — улыбаюсь я.

Она качает головой, но послушно направляется к своей комнате.

Я остаюсь одна.

В тишине, где слышно, как в соседней комнате постанывает во сне Света, а в нашей спальне храпит муж, придумавший себе оправдание про уволившуюся помощницу.

Люди с чистой совестью всегда хорошо спят. Значит, только я виновата во всём, раз сна ни в одном глазу?

Может, надо относиться ко всему проще? Может.

Но отчего тогда в душе ощущение, что Света пришла для того, чтобы истоптать мою жизнь.

Глупо, Дина, глупо! Но от ощущения угрозы не отделаться.

Оно стоит за плечом и толкает под руку: «Ну всё! Конец твоей сказке!»

И я понимаю только одно, что праздник не просто не состоялся.

Он умер. И его уже ничем не воскресить.

Возможно, дело не только в этой Свете, кокетливо выгибающей спину перед сводным братом, будто это ещё один потенциальный муж.

Дело в нас. Во мне и муже. И в том, что этот праздник — он только в моей голове.

4

Глава 4

Утро не приносит облегчения: я всю ночь ворочалась, мешая Максиму спать, но он упорно делал вид, что не просыпается.

Я попыталась его обнять и наткнулась на холодное притворство. Ладно, возможно, надо дать время нам всем привыкнуть к новым обстоятельствам.

К концу бессонной ночи я твёрдо решила: поставлю перед Максимом вопрос ребром. Его сводная сестра за две-три недели решает проблемы с жильём или мужем, и всё.

Стоило принять решение — заснула.

И не слышала, как на работу ушёл муж. Не слышала, чтобы он наклонился и привычно поцеловал меня в нос.

Притворялся, что всё в порядке. Притворялся, что вчера не разнёс нашу двадцатилетнюю историю в клочья.

Утро начинается с головной боли.

Оно приходит, опускается на меня, выдёргивая с постели, серым, безрадостным светом за окном и тяжестью на душе, будто я всю ночь таскала мешки с цементом.

Приведя себя перед работой в порядок, я стою у плиты, жарю яичницу, и каждый щелчок зажигалки отдаётся в виске.

В дверях кухни возникает Света.

Она выходит к столу в растянутой майке и микрошортах, из-под которых соблазнительно выглядывают длинные, загорелые ноги.

На лице — следы вчерашних слёз, но теперь их старательно скрывает слой тонального крема.

В общем, модель перед фотосессией.

— О, кофе! — томно протягивает она и, пройдя мимо не пожелав доброго утра, не поздоровавшись, наливает себе чашку.

Я чувствую себя прислугой в собственном доме и начинаю закипать. Включила «звезду», ну я тебе сейчас выскажу!

Пока Маска нет. А потом скажу, что она всё не так поняла. Раскрою глаза и захлопаю ресницами.

С врагом надо биться его же оружием.

Тем временем Света облокачивается о столешницу, наблюдая, как я переворачиваю яйца.

— Макс уже ушёл? Он у нас такой трудяга. Настоящая опора. Всегда знала, что он всего добьётся. Умный, сильный… На таких, как он, мир держится.

Поёт так, будто он может её услышать.

— Не то что мой Димка!

Она говорит слащаво, с придыханием, но в каждом слове слышится иголочка.

Провокация.

Она проверяет мои границы, прощупывает, сколько может себе позволить.

— Сама такого выбрала в мужья! — парирую я, не поворачивая головы.

— Ну, такие как твой на дороге не валяются. Они предпочитают тёплую постельку и женскую ласку. Всегда новую. Постель.

Чувствую, как по спине бежит холодок ярости. Я резко выключаю плиту.

— Света, послушай! И запомни! Можешь записать, если голова дырявая.

Мой голос звучит тихо, но так, что она вздрагивает и отставляет чашку.

— Это мой дом. И пока ты в нём гость, здесь будут действовать мои правила. И я не желаю слышать намёки о возможных изменах моего мужа. Свою семью сожгла, притопала в мою? Так не получится.

Она поднимает на меня удивлённые, невинные глаза.

Началось представление!

— Какие правила? Что с тобой? Не с той ноги встала?! Я просто пошутила. Могла бы и понять, что я сейчас пытаюсь собрать осколки своей жизни.

Ага, выставляешь меня и виновной? Не пойдёт!

— Правила приличия.

Я упираюсь руками в боки, чувствуя, как дрожат пальцы.

— Не ходить по моему дому в нижнем белье. В твоём случае — в этой майке и шортах, из которых твои полбедра или ползадницы торчат. Это неуважительно по отношению ко мне и к моей семнадцатилетней дочери.

Она фыркает, но в её глазах мелькает злость.

— Ой, Дина, ну что ты как старая перечница! Это же Макс, мой брат! И это не твой дом, а Максима. Я у него спрошу, что мне можно, а что нет. И если он разрешит, ты меня не выгонишь. Или выгонишь? — она делает паузу, наслаждаясь моментом. — Вообще, мне его так жаль. Весь в работе. Если в работе.

Снова пауза. Смотрит на меня искоса, ждёт реакции.

Ага, счас. Я скрещиваю руки на груди, смотрю.

— Может, он там, на работе, не только отчёты разбирает? Может, он… проверяет на пригодность новую помощницу? Или секретаршу? Ты же знаешь, мужчины… Им разнообразие нужно.

У меня перехватывает дыхание. Это уже за гранью.

— Хватит! — выдыхаю я, чувствуя, как красная пелена застилает глаза. — Не надо с больной головы на здоровую! Мой муж мне верен. В отличие от некоторых, у нас в семье ценят доверие и верность! И не бегают налево пр любой проблеме в семье!

Света медленно отпивает глоток кофе, ставит чашку и смотрит на меня с насмешливым, почти жалостливым сожалением.

— Сама-то ты в это веришь, Дина? Ну-ну. Макс хорош, именно поэтому он тебе изменяет. У него есть выбор. Мужчины любят новизну, не будешь же отрицать?

В этот момент в кухню врывается Катя.

Она была уже одета в школу, с рюкзаком за спиной.

Видимо, стояла в коридоре и всё слышала.

Её лицо пылает от гнева.

— А ты сама-то веришь, тётя Света, что кто-то, кроме родственников по несчастью, захочет терпеть тебя дольше пяти минут? — выдаёт она, её голос звенит от неподдельной ярости.

Она становится рядом со мной, плечом к плечу, как настоящий защитник. Я не успеваю сказать, что это взрослый разговор, и что не нуждаюсь в помощи, что мы с ней поговорим обо всём потом, как Катя продолжает:

— Перестань говорить гадости про моего папу и не смей обижать мою маму! Если она говорит, что в её доме нужно ходить в нормальной одежде, значит, так и есть! Или ты хочешь, чтобы я тоже начала ходить перед твоим братом в одном белье? Это же, по-твоему, нормально?

Воцаряется мёртвая тишина.

Света распрямляется, бледнеет, её надменная улыбка сползает с лица.

Она не ожидала такого отпора.

Я кладу руку на плечо дочери, чувствуя, как дрожит её худенькое тело.

Глядя на Свету, я говорю чётко и холодно:

— Катя, иди в школу. Это взрослый разговор. Но ты всё сказала верно. Правила в этом доме устанавливаю я. Кто захочет оспорить — вон дверь. И Максим меня поддержит.

Света, не сказав больше ни слова, разворачивается и выходит из кухни, громко хлопнув дверью в гостиную.

5

Глава 5

Всю дорогу до работы в голове стучит один и тот же вопрос: «Как выставить Свету за дверь, не разругавшись с Максом окончательно?»

Я чувствую себя загнанной в угол.

Её слова о «новизне» для мужчин, её ядовитые намёки горят на мне, как клеймо.

Я машинально привожу себя в порядок в офисе, в туалете наскоро накладываю макияж, пытаясь скрыть следы бессонной ночи, но тяжесть в грусти никуда не девается.

Я была топ-менеджером в крупной строительной фирме. Я долго шла к этому, к своему утверждению, что смогу быть специалистом, а не только женой. Даже в своё время не решилась на второго ребёнка.

Я всегда выглядела на работе скромно, но вполне себе презентабельно. Неброский макияж, белый или кремовый верх и желательно тёмный низ.

Я не кокетничала на работе. Я не смотрела на мужчин вне её. У меня был мой Максим, с которым у меня не просто общий дом, но настоящая семья.

И даже когда в нашем доме появлялась Света, это всегда длилось день-два. За ней приезжал её муж Дмитрий, и мы снова долго её не видели.

Макс не любил говорить о сводной сестре. Я думала, что он её недолюбливает: она появилась в его жизни, когда ей было семнадцать. Как сейчас Кате.

Между ними было соперничество. Между Светой и Максимом.

Но в моём доме Света ранее хоть и ершилась, никогда не позволяла себе грязных намёков. И вот сегодня…

Она знает что-то? Или просто мстит за мой счастливый брак?

Но думать об этом сейчас было некогда.

Утреннюю планёрку должен был провести новый шеф, назначенный после внезапного ухода нашего прежнего начальника.

Шепотки по коридорам ходили, что он «крепкий орешек» и «перемены не за горами».

Я, как главный специалист по оптовым клиентам, несколько часов готовила отчёт, мысленно продолжая вести свой домашний фронт.

Когда босс входит в переговорку, воздух словно сгустился.

Высокий, подтянутый, с пронзительным взглядом серых глаз.

Он представился: «Сергей Орлов».

Его взгляд скользит по лицам сотрудников и… задерживается на мне. В его глазах мелькает недоумение, а потом — узнавание.

— Дина? Дина Русакова? — его голос звучит громче, чем требует обстановка.

Все взгляды поворачиваются ко мне. Я чувствую, как кровь приливает к щекам.

— Сергей? — выдавливаю я, с трудом находя в памяти образ весёлого парня с соседнего потока. — Да, это я, Сергей Викторович.

Мысленно устанавливаю между нами щит. Он — босс, я -- подчинённая.

Не хочу шепотков за спиной.

— Однокурсники! — улыбается он, но улыбка не доходит до глаз. Они изучают меня, оценивают. — Рад, что в моей команде есть проверенные кадры. Надеюсь на плодотворную работу. Со всеми вами.

Я киваю, стараясь сохранить деловой вид, и поспешно опускаю глаза в отчёт.

Всё моё нутро сжимается в комок.

Последнее, чего мне хочется сейчас, — это вспоминать молодость и работать под началом человека из прошлого, которое казалось сейчас таким беззаботным и далёким.

Мы никогда особо не общались. Здоровались, сидели через ряд на парах.

Ничего личного.

Планёрка заканчивается.

Я отчитываю отчёт, стараясь не смотреть на босса, и тороплюсь уйти в свой кабинет, как вдруг зазвонил телефон.

Макс.

Сердце ёкает.

Может, он звонит извиниться?

Обсудить вчерашнее?

Посреди рабочего дня? Очень непохоже. Макс всегда немного стыдился семьи, считал, что когда звонят по личным вопросам на работе, это признак деловой слабости.

Но вдруг что случилось с Катей?

Я подношу трубку к уху, и меня окатывает волной ледяного праведного гнева.

— Ты вообще в своём уме?! — его крик такой громкий, что я инстинктивно отдёргиваю телефон. Как змею, собиравшуюся ужалить. — Что ты там Свете наговорила?! Она в слезах звонит, говорит, что ты её шлюхой называла и выгоняешь на улицу! Ты хочешь, чтобы у неё нервный срыв случился? Она и так на дне!

Я онемела.

Так быстро.

Она уже успела нажаловаться, все перевернув с ног на голову.

— Макс, ты хоть послушай. Я всё объясню вечером… — пытаюсь я вставить, но он неуправляем.

— Я не хочу ничего слушать! Она моя сводная сестра, отчим звонил, просил за неё, и она будет жить у нас столько, сколько потребуется! И ты будешь вести себя прилично! Поняла? В моём доме будет всё, как я сказал.

«В моём доме». Когда-то он говорил, что это наш дом.

— Не строй из себя правильную. Не все такие святые, как ты! Ещё и дочь в это втянула!

Что-то во мне надломилось.

Окончательно.

Я чувствую себя так, будто Макс пришёл и прилюдно надавал мне пощёчин. На глазах всех сотрудников. И нового босса.

Стоя в коридоре офиса, глядя в окно на серый город, я слушаю, как мой муж кричит на меня, защищая женщину, которая час назад намекала, что он мне изменяет.

Мир плывёт в мареве. В дымке.

Я не замечаю, как подходит Сергей.

В этой части коридора мы сейчас одни.

Я по-прежнему стою, сжимая телефон в руке.

— Дина, у вас всё в порядке? — его голос звучит тихо, но чётко.

Я опускаю телефон, не в силах что-либо сказать. Рука дрожит, и я молю, чтобы собраться. Не разрыдаться в его первый рабочий день.

Не показать себя истеричкой, недостойной той высокой должности, которую занимаю.

Всё слышали, что «новая метла выметет старый сор».

— Мне… мне нужно срочно уехать. Домой. Простите, что в первый день так получилось, мне, правда, надо, — шепчу я, глядя в окно, чувствуя, что он смотрит на моё лицо.

И у меня достаёт самообладания, когда предательские слёзы подступают к горлу.

Он смотрит на мой побелевший лик, на дрожащие руки, на телефон, из которого только что доносился сердитый голос Макса.

Слышал? Вероятно.

Все слышали, пока выходила из переговорной.

— Я не приветствую нарушение трудовой дисциплины, — говорит он строго, и моё сердце падает в живот. Но он делает паузу и добавляет уже мягче: — Но сегодня будет исключение. Один раз. Идите. Разберитесь с вашими… делами. И завтра с утра жду вас в рабочем состоянии.

6

Глава 6

Я мчусь домой, сжимая руль так, будто это шея Светы.

В ушах всё ещё стоит оглушительный грохот — грохот обрушивающегося мира, бравады и той ледяной ярости, что вытеснила все остальные чувства.

Я не просто злюсь. Я ранена до самого нутра.

«В моём доме», — сказал он.

Эти слова резали больнее любого ножа.

Он никогда не разговаривал со мной в подобном тоне.

Я влетаю в квартиру, сметая на своём пути вешалку в прихожей, и застываю на пороге гостиной.

Картина, открывшаяся моим глазам, настолько идеальна, настолько домашняя и уютная, что на секунду у меня перехватывает дыхание.

На секунду мне кажется, что я ошиблась квартирой и ворвалась в чужую семейную идиллию.

На диване, развалясь, сидят бок о бок Максим и Света.

Между ними остаётся сантиметров тридцать, но их позы такие расслабленные, такие… привычные.

На столике стоят две тарелки с остатками еды, две чашки, от них идёт пар, и ещё десертная тарелка с печеньем.

Макс что-то увлечённо рассказывает, жестикулируя, а Света, закутавшись в мой домашний плед, смотрит на него с обожанием, поджав под себя длинные ноги.

На ней та самая растянутая майка и мягкие шорты. Домашняя одежда. Та, в которой обычно сижу я по вечерам.

Не та же самая, но похожая. Будто она точно знала, в какой хожу я.

Они выглядят как муж и жена, мирно болтающие после обеда.

Света первая замечает меня.

Её глаза расширяются, и она с комичной поспешностью отодвигается от Макса, будто их застали за чем-то предосудительным.

— Дина! Ты… ты уже дома? Я думал, у тебя сегодня день загружен, — голос Макса звучит неестественно бодро, но в нём тут же проскальзывает тревога. — Чувство вины не давало покоя?

Я не отвечаю.

Просто смотрю на них, чувствуя, как каменеет каждая мышца на лице.

Света вскакивает с дивана, подобравшись, как провинившаяся кошка.

— Дина, я… я приготовила обед. Чтобы загладить вину. Мне, правда, так стыдно за утро. Я вела себя ужасно, я не знаю, что на меня нашло. Наверное, нервы.

Она говорит слащаво, заламывая руки, но её глаза блестят торжеством. Как у сытой кошки.

Она всё видит. Видит мой взгляд, прилипший к ним на диване.

— Да, Динуль, — подхватывает Макс, поднимаясь. — Света права, всё это недоразумение. Девочки, давайте помиримся, как взрослые люди. Пожмите друг другу руки.

Он смотрит на меня умоляюще, пытаясь вернуть всё в безопасное, привычное русло.

Но это русло уже отравлено.

— Пожать руку? — тихо повторяю я, не веря своим ушам.

Мой голос звучит хрипло, будто я говорю через силу.

— После того как она назвала меня «старой перечницей», а ты поддержал её, накричав на меня посреди рабочего дня?!

Всё-таки повышаю голос!

Макс мрачнеет, сразу сбрасывая маску доброго малого.

— Я уже сказал, хватит! Света извинилась. Дело закрыто. Кстати, я решил и поговорил с начальством: я возьму её к себе на работу. Времена. У меня как раз вакантно место личной помощницы.

В воздухе повисает не просто звенящая тишина, а ужасающее молчания. Я не могу произнести ни слова. Не верю своим ушам.

Максим был очень придирчив к работникам. Тем более к помощницам. А Света ни дня толком не работала, всё скакала стрекозой по жизни.

— Ты… что?

Света делает вид, что всё происходит помимо её воли. Хлопает ресницами, будто сама поражена.

— Дима прислал сообщение, — продолжает муж. — Официально подал на развод. У неё шок. Ей нужно встать на ноги, и я помогу ей снять квартиру. Но пока…

— Какую квартиру? — перебиваю я, чувствуя, как почва уходит из-под ног.

И голова кружится, словно меня раскачали на каруселях.

Света робко, почти неслышно, говорит:

— Я посмотрела в интернете… Там такие милые студии в центре, недалеко от метро. Но они, к сожалению, очень дорогие. Пока я не заработаю деньжат… Но это ненадолго Дина, я встану на ноги, и всё.

Она разводит руками и так обескураживающе улыбается, что мне хочется дать ей звонкую оплеуху. Чтобы стереть лицемерную улыбку в её разбитых губ.

— Значит, нужно умерить аппетиты.

— Она не может одну такую снять, — резко сказал Макс, как будто это было само собой разумеющимся. — Мы поможем с залогом. А пока она поработает у меня, наберётся опыта. И мне станет легче, если рядом будет человек, которому могу доверять.

Я смотрю на него и не узнаю этого человека.

Это не мой муж.

Это какой-то рыцарь на белом коне, спасающий беспомощную принцессу, роль которой так старательно играет Света.

Принцессу, которая только что «случайно» выбрала самую дорогую недвижимость в центре.

«Человек, которому могу доверять». Смешно! Ещё недавно Максим говорил, что терпеть не может эту стерву, которая отравила его последние годы жизни в родительском доме!

— Ты решил всё без меня, — отчеканиваю я, глядя ему в лицо.

Голос мой ровный и пустой. В глубине моего потрясённого существа уже зреет решение. Холодное, беспощадное, обоюдоострое.

Но я ещё надеюсь. Пытаюсь воззвать к тому человеку, который клялся мне в любви. С которым у меня был дом.

— Насчёт моего дома. Насчёт моей работы. Ты просто поставил меня перед фактом. Максим, по-твоему, это справедливо?!

Тщетно.

— Я принимаю решение как глава семьи! — вспыхивает он, и в его глазах снова загорается тот самый раздражённый огонёк, что был вчера.

Огонёк, который говорил, что все мои «дурацкие ритуалы» ему надоели.

— Глава семьи, — повторяю я.

Потом медленно, очень чётко, глядя прямо на Свету, произношу:

— Тогда «глава семьи», слушай моё решение. Я не согласна. Хочешь — бери её на работу, но потом не жалуйся мне. Но твоя сводная сестра не будет жить здесь дольше недели. Это мой ультиматум. И оплачивать ей квартиру ты будешь из личных средств, а не тех, которые выделяешь на семью. На нас с Катей.

Я поворачиваюсь и ухожу в спальню, оставив их в гостиной под аккомпанемент возмущённого вскрика Макса и притворных всхлипов Светы.

7

Глава 7

Тишина в спальне стоит оглушительная, давящая на уши, взрывающая мозг.

Чего я жду? Конечно, Максим не захочет терять лицо перед Светой и идти за мной увещевать. Говорить, что просто хотел помочь. Из-за отчима, само собой.

А Света ему самому неприятна.

Он кормил у меня этой сказочкой слишком долго, сегодня я сама убедилась, что они прекрасно ладят.

Я стою, прислонившись лбом к холодному стеклу балконной двери, и пытаюсь загнать обратно в клетку дикое, паническое животное, которое рвётся из груди.

«Глава семьи».

Эти слова висят в воздухе ядовитым туманом.

Я проиграла этот раунд. Я это понимаю.

Но война между мной и Светой за семью только начиналась.

Максим тоже виноват, никто не спорит, но Света — серый кардинал. Чем она его держит?

Я знаю мужа: им не так легко манипулировать.

Внезапно звонит телефон, и я вздрагиваю, будто кто подслушал мои мысли.

Рабочий номер.

На экране — «Сергей Викторович Орлов».

Глоток воздуха. Отрыв от семейного кошмара.

— Дина, извините, что беспокою, — его голос деловой, но без прежней строгости. — Вы сказали, что у вас семейные обстоятельства, но тут поступила заявка от «СтройИнвеста». Они хотят обсудить условия по новому тендеру. Без вас не справимся. Информация нужна срочно. Составить таблицу с ценами по тому ассортименту, что мы можем предложить. Это же ваш клиент?

— Да, Сергей Викторович.

«СтройИнвест» — это мой прорыв в прошлом году. Я вложила в него душу.

И не собираюсь отдавать такую «жирную дойную корову»

— Я понимаю, — продолжаю я, и голос мой звучит удивительно ровно. — Я приеду в офис, там мне лучше работается. Через сорок минут буду на месте.

Я не хочу оставаться в этой квартире, пропитанной предательством и сладковатым запахом духов Светы.

Пусть их идиллия остаётся здесь.

У меня есть моя работа.

Моё единственное пространство, где я ещё что-то значила.

На цыпочках вышла из спальни.

В гостиной пусто. Из прихожей доносятся приглушённые голоса. «…покажу тебе твоё рабочее место, познакомлю с коллективом», — говорил Макс с покровительственными нотками в тоне.

Прям щедрый барин красуется!

Потом щелчок замка.

Они ушли. Вместе.

Меня будто ударяет током.

Он повёл её в свой мир. На свою территорию, куда обычно никого постороннего, не имеющего отношения к его работе, не пускал.

Впрочем, они же теперь коллеги!

Я хватаю сумку и ключи, на ходу отправляя Кате сообщение: «Дочка, задерживаюсь на работе, не жди, всё хорошо».

Ложь. Ничего нет хорошего.

Совсем ничего.

***

Офис вечером затихает. Становится пустым и безмолвным.

Я закрылась в кабинете под удивлённые взгляды сотрудников. Обычно я всегда на работе. А тут целый день бегаю туда-сюда, да ещё этот громкий звонок мужа, отчитывающего меня так, что слышали почти все.

Я принялась работать так рьяно, словно от этого зависела моя жизнь. И когда я прихожу в себя, выполнив работу, выхожу в холл за новой порцией кофе, замечаю только мерцающие экраны мониторов и тихий гул серверов.

Я погружаюсь в работу, как утопающий хватается за соломинку. Цифры, графики, коммерческие предложения — всё это было реально, осязаемо, в отличие от рушащегося мира дома.

Я уже заканчиваю, собираясь просто посидеть в тишине и попытаться осмыслить, что делать дальше, когда в дверь моего кабинета стучат.

Сергей.

— Всё ещё на посту? — он входит, держа в руках распечатку моего отчёта по «СтройИнвесту».

Я отправила предварительный файл на согласование полчаса назад.

— Заканчиваю, Сергей Викторович.

— Зовите Сергей, после шести вечера — это правило, — он садится напротив, отложив папку.

Его взгляд оценивающий, но не враждебный.

— Знаешь, отличная работа, Дина. Видно руку профессионала. Ты действительно знаешь своё дело.

Слова похвалы согревают что-то заледеневшее внутри.

— Спасибо, — опускаю глаза на свои руки. — Я не знала, что вы в офисе. Отправила бы по внутренней почте.

— Я и не был.

Он молчит, рассматривая меня.

— Вернулся, узнав, что ты здесь. Есть один момент. На твоё место… у меня есть свой человек. Его рекомендовал мой хороший знакомый. Я не могу ему отказать, тем более что точно знаю: кандидат стоящий. Знающий рынок, работающий с крупными заказчиками.

Мир снова начинает качаться.

Работа. Моё последнее прибежище.

— Я понимаю, — выдавливаю я, глядя куда-то мимо него, на тёмное окно. Поджимаю губы.

Позволяю себе эту небольшую малость, проявление нервозности.

— Я дам тебе месяц, — продолжает он твёрдо. — Месяц, чтобы доработать все текущие проекты и обучить преемника. При условии, конечно, что ты будешь работать так же качественно. И я гарантирую безупречные рекомендации в другую фирму. Ты этого заслуживаешь.

Он называет крупного конкурента.

Это не просто увольнение. Это казнь с отсрочкой. Почётная отставка.

Я киваю, не в силах говорить.

Ещё один удар. Ещё одна опора рушится.

— Спасибо за честность, — шепчу я.

Он говорит что-то ещё, но я уже не слушаю. Отвечаю, киваю. Что-то комментирую.

Потом механически собираю вещи, прощаюсь и выхожу. Спускаюсь на парковку с ощущением, что иду прямиков в Ад.

В ушах стоит звон.

Дом. Работа.

Всё, что составляло мою жизнь, рассыпается в прах за одни сутки.

Я сажусь в машину, и лишь в темноте, тишине машины, как в каком-то домике, закрываю лицо руками и на секунду позволяю себе просто быть сломленной.

Без сил, без надежды.