Сводные. Игра без правил

Глава 1. Привет, я тебя ненавижу

«Иногда первое “привет” звучит как начало войны.»

Между нами не будет мира.
Для войны хватит одной спички.

Лина Матиас

Наконец-то дома.

Хотя, если честно, понятие «дом» за последние несколько лет стало расплывчатым.

Испания была временным убежищем. Золотой клеткой, где было тепло, спокойно и фальшиво.

Слишком солнечно, чтобы грустить. Слишком безопасно, чтобы жить.

Когда отчим погиб, все говорили – несчастный случай.

Я тоже сначала пыталась в это поверить.

Но кровь под ногтями у человека, который «упал со строительных лесов», не появляется просто так.

Я видела, как он уходил утром. Спокойный, без страха. Такие не падают. Таких сбрасывают.

Его ботинки ещё долго стояли у двери – будто ждали, что он вернётся. А потом их просто выбросили.

Теперь всё заново.

Мама снова замужем.

И я, по её словам, должна быть рада, что у нас появился шанс на новую жизнь.

Рада, конечно.

Особенно когда этот «Шанс» смотрит на тебя, как на грязь под ногтями.

Серебристый внедорожник не успевает заглохнуть, а я уже чувствую на себе его взгляд.

Холодный, оценивающий, изучающий.

Помню мамины слова о сводном брате – сыне её нового мужа. Что он ненамного старше меня. Вежливый, воспитанный, сдержанный и образованный парень.

Вот только…

В реальности всё совсем не так.

Он точно не тихий и совершенно не вежливый, но… красивый.

Ледяной, опасной красотой.

Выше метра восьмидесяти. Рубашка подчёркивает широкие плечи и атлетичное тело.

Хитрый, кошачий прищур. Глаза – то серые, то зелёные.

Безупречная стрижка.

Он стоит на ступенях с кружкой кофе. На лице маска безразличия.

Мама держится идеально. Безупречный наряд, вежливая улыбка.

Она умеет не показывать слабость. И я научилась тому же.

Поэтому тоже улыбаюсь. Протягиваю руку, даже понимая, что он её не пожмёт.

И не ошибаюсь – он меня игнорирует.

Первой в дом входит мама, так и не удостоившись приветствия от сводного брата.

А его глаза цепляются за меня.

И я уверенно встречаю этот взгляд.

– Цирк уехал. Клоуны остались.

Возможно, меня бы это задело, пару лет назад. Но не теперь. Я уже давно не реагирую на подобное.

– Всегда рады зрителям, – театрально кланяюсь и усмехаюсь. – Билеты в первый ряд закончились, остался амфитеатр. Но тебе и коврик на полу подойдёт.

Он ставит кружку на перила и делает шаг ближе. Всего на полметра, но воздух сжимается.

Запах крепкого кофе окутывает меня облаком. Напоминает кофейные конфеты. Вкусно.

Артур ухмыляется уголком рта. А мой взгляд цепляется за его губы.

Дышу рвано.

– Твоё шоу я и бесплатно не посмотрю. – Он проходит по мне оценивающим взглядом. – За еду выступаешь или на чистом энтузиазме? Явно не за деньги, учитывая во что ты одета.

– Придётся доказать тебе, – бросаю, обходя Артура. – Что я – лучшее шоу в твоей жизни, братик.

Он делает шаг в сторону, преграждая путь. Мы почти сталкиваемся и, чтобы не упасть, хватаюсь за перила.

Тёплое дыхание с ароматом арабики шевелит пряди моих волос у лица.

Он тянется, чтобы взять кружку, и наши руки едва касаются.

По коже проходит электрический импульс. Делаю жадный вдох. И тут же наполняюсь его запахом – горячим, мускусным… мужским.

– Ты же художница, да? Нарисуй кое-что для меня. – Говорит, прищуриваясь.

Я настолько в шоке от собственных реакций на него, что не придумываю колкий ответ. Глупо спрашиваю:

– Что?

– То, как я вышвыриваю тебя отсюда, как безродную псину.

Что ж… Где бы я ни оказывалась, жизнь всегда одна и та же: выживай, не показывай страх, улыбайся.

И я улыбаюсь, и ловлю его тяжелый взгляд. Сердце делает кульбит, а глаза цепляются за его губы. Красивые, к слову.

Он выпускает дым мне в лицо. Морщусь. Но почему-то хочу вдохнуть глубже.

Сердце ускоряется.

– Лучше нарисую, как ты вымаливаешь у меня прощения. На коленях.

На миг кажется, что он сейчас взорвётся.

Глаза, только что серые, темнеют до почти чёрных.

Я задерживаю дыхание в ожидании.

– Новость дня – на твои художества мне насрать. Уверен, художница из тебя такая же, как и актриса – никакая. А вторая новость – тебе уже не помочь, хоббит.

– Спасибо за диагноз, доктор. У вас медицинское образование или просто врождённое хамство?

Он делает затяжку. Выдыхает дым.

– Второе, – бросает безразлично. – Ты слишком дерзкая для гостьи.

– А ты – не похож на радушного хозяина, – парирую.

– Зато честный, – он наклоняется ближе, понижает голос. – Не собираюсь прикрываться радушием, когда не рад.

От его голоса по спине пробегают мурашки.

Я делаю шаг назад, чтобы не выдать, как колотится сердце.

– Я и не просила, – вздёргиваю подбородок.

– Дам тебе совет. Первый и последний. Держись от меня подальше.

Он ставит кружку на перила и уходит, задевая меня плечом. В голове шум, а рука тянется к перилам — к месту, где ещё осталось его тепло.

Да что со мной происходит?

Одёргиваю руку.

Глубокий вдох.

Выдох.

Открываю дверь и оказываюсь в просторном холле.

Слуги провожают меня в выделенные покои.

Да, именно «покои». А ещё они называют меня «Госпожа».

И от этого я скриплю зубами.

Ненавижу, когда одни возвышают себя над другими за счёт денег.

Позже, в своей новой комнате, сижу на кровати с ноутбуком.

Пишу Марисе. Точнее, Мар, как я её зову. Моя подруга и главный источник всех сплетен Малаги.

Я:
Bueno, hermosa, мы прибыли.

Мар:
Bueno, chica, ты уже дома? Познакомилась с братцем? Красавчик или чудовище?

Глава 2. Провокатор

Лина Матиас

«Мы оба не хотели этого,

но не смогли остановиться».

– Ты что творишь? – выдыхаю, но голос предательски дрожит.

Артур нависает надо мной.

Его ноздри трепещут, а глаза кажутся чёрными.

Меня колотит, хотя в комнате тепло.

Мне бы вскочить, но тогда я могу не удержать полотенце – то единственное, что отделяет меня от пожирающего взгляда сводного брата.

– Сегодня же скажешь отцу, чтобы тебя перевели в другой универ, – рычит Котов. – Не собираюсь возиться с такими, как ты.

Универ? Так всё дело в этом?

Но он злится слишком сильно, чтобы дело было только в этом.

Отчим настоял на том, чтобы подать мои документы лично. Ещё до нашего приезда. Откуда мне было знать, куда он их подаёт? Точнее, что там учится его сын.

То есть, он врывается в комнату к девушке без стука из-за какого-то универа?

– И ты мне что-то говорил о цирке? Клоун! Вали из моей комнаты!

– В этом доме нет твоей комнаты.

– Да что ты? – саркастично щурюсь, – а это тогда что?

– Временные апартаменты, которые тебе великодушно предоставили. Скоро ты отсюда свалишь. Вы обе свалите.

– Чем ты недоволен? Почему мы тебе так не нравимся? Мы ведь ничего плохого тебе не сделали, – возмущаюсь.

Потому что не понимаю, но… почему-то хочу понять.

– Отбросам не место в моём доме.

Его верхняя губа брезгливо дёргается.

Отбросам? Удивительно, как быстро маска вежливого сына сползает с его лица, стоит ему открыть рот.

Мерзавец он. Самый настоящий.

Я пытаюсь прикрыться, но полотенце снова соскальзывает с бедра.

Взгляд Котова тут же цепляется за него. Его зрачки расширяются. Он сглатывает.

– Убирайся отсюда, – я сажусь рывком, прижав полотенце к груди.

Наши лица оказываются слишком близко, но так я хотя бы прикрыта от его взгляда. Почти.

– В этом доме всё принадлежит мне, – щурится Котов и…

Одним молниеносным движением сдёргивает с меня полотенце.

Взвизгиваю от неожиданности, прикрываясь руками. Складываюсь пополам, прикрываюсь мокрыми волосами.

А он смотрит.

Смотрит на моё унижение и…

Улыбается.

– Подонок!

– Именно. Не скучай, – бросает он, выходя из моей комнаты.

С моим полотенцем в руках.

Дверь оставляет нараспашку. Чтобы её закрыть, мне придётся встать и подойти к двери в чём мать родила.

Меня колотит от гнева!

Выцарапать бы его хитрые глаза за такие поступки.

Прикрываясь одной рукой, вторую тяну в чемодан, на другом конце большой кровати.

Выуживаю оттуда бельё и тут же натягиваю.

Выдыхаю.

Становится спокойнее. Хотя бы немного.

– Госпожа, – женский голос заставляет вздрогнуть, прижав к себе первую попавшуюся вещь из чемодана.

– Да? – голос дрожит.

– Вас ожидают к ужину.

– Спасибо!

Горничная уходит, а я смотрю на то, что оказалось в моих руках. Платье. Летнее. Ярко-апельсинового цвета. С открытой спиной.

Сводный не любит яркое? Значит это то, что нужно.

Натягиваю его, обувь, быстро заплетаю волосы и сбегаю по лестнице на первый этаж.

Огромные окна отражают тусклый свет люстр.

Стол накрыт идеально, как на показ мод для высшего света.

Слуги появляются и исчезают почти бесшумно. Подносят блюда. Наливают вино. Каждое их движение выверенное и безупречное.

Я вхожу, когда все уже сидят за столом.

Ловлю на себе колючий и очень недовольный взгляд сводного.

Сажусь на свободное место – справа от Артура, напротив родителей.

Он – безупречен. Белая рубашка, классические брюки, идеальная осанка. Всё, как и положено «идеальному сыну главы семьи».

– Прошу прощения за опоздание, – говорю я.

Артур косится на мои ноги и недовольно кривит красивые губы.

– Приятного аппетита, – громко желаю всем.

– Он пропал после того, как ты вошла, – сквозь зубы цедит брат.

– Артур! – громко одёргивает отец.

– Показушник, – цежу я.

– Вульгарщина. Нравится быть центром внимания?

– Нравится быть собой. В отличие от тебя.

– Банальная вежливость и вкус тебе не знакомы, – бросает он, разглядывая мои браслеты.

Его взгляд останавливается на моих руках, когда я передаю тарелку с хлебом маме.

– Нравятся? – Спрашиваю иронично. – Хочешь, подарю один? Тебе не помешает что-нибудь яркое.

– Хлам и безвкусица. – Он кривит губы, как будто таракана увидел.

Стискиваю зубы в акульей улыбке.

Интересно, как будет смотреться ярко жёлтое пятно от сока на его белоснежной рубашке?

Тянусь через стол к тарелке с равиоли. Артур делает тоже самое.

Наши пальцы соприкасаются.

Всего на миг.

И будто ток пробегает по коже.

Я отдёргиваю руку, но сердце уже сбивается с ритма.

Даже если бы меня облили кипятком, мне не стало бы так жарко.

– От тебя слишком много шума, даже когда рот закрыт. – Цедит он с издёвкой.

Кажется, наше прикосновение подействовало так только на меня.

Сердце до сих пор часто и громко бьётся. Кажется, его слышат даже слуги в другом конце особняка.

Щеки обжигает от злости.

– Этот шум называется жизнь. Попробуй как-нибудь. – Я откусываю хлеб и поднимаю на него глаза.

– Хаосу предпочитаю логику, – он наклоняется чуть ближе.

Запах кофе и сигарет окутывает с удвоенной силой. Пульс ускоряется, мысли превращаются в вязкое желе.

– А я предпочитаю хаос, – отвечаю с ухмылкой и добавляю шёпотом: – хотя бы потому, что это тебя бесит.

Отец и мама общаются, не замечая нас, полностью поглощённые друг другом.

В зале мигает и гаснет свет. Столовая погружается во тьму. Слуги поспешно зажигают свечи. Но света катастрофически мало. Дальше стола кромешная тьма.

Пламя свечей ложится на него по-особому. И я задерживаю дыхание. Сердце спотыкается.