Сводные. Мой дерзкий май

Глава 1

Сводные. Мой дерзкий май

Аннотация 2

Сын дяди Гриши мне сразу не понравился.

Темные глаза порезали неприязнью и брезгливостью, словно он увидел не девчонку, а слизня или уродливую мохнатую сороконожку.

«Запомни, малявка. Мы никогда не подружимся. Ты мне никто! Это не твой дом! А я никогда не стану тебе братом! Запомни!» — сказал он в нашу первую встречу.

И я запомнила. Я всегда это знала. И остерегалась его как опасного вируса.

***

Каролина

Сын моего отчима дяди Гриши мне сразу не понравился.

У мальчишки были иссиня-черные волосы и темные как ночь глаза. Глаза меня по-настоящему пугали. В них таилась удушливая опасность и жестокая дерзость. Сегодня днём, впервые заглянув в них, я поняла — я ему тоже не понравилась.

Черные глаза порезали неприязнью и брезгливостью, словно он увидел не девчонку, а слизня или уродливую мохнатую сороконожку. Это сравнение для меня более чем неприятное, ведь я панически боюсь сороконожек.

Давиду уже исполнилось двенадцать, мы были почти ровесники, но у меня складывалось такое ощущение, что он был старше года на четыре. Он оказался выше на целые две головы.

Прямо сейчас мы сидели за большим обеденным столом и ужинали после долгой утомительной поездки. Обстановка вокруг пропиталась безысходной нервозностью и напряжением.

Попытки мамы разрядить ее рассказами из прошлого или планами на будущее оставались тщетными. Не знаю как остальные, но я чувствовала себя не в своей тарелке.

Совсем не таким я представляла свой первый день в новом городе и в новой семье.

Давид сидел напротив меня и с искренним недовольством ковырял вилкой в своей тарелке, показывая всем, как сильно я испортила ему жизнь только лишь тем, что сегодня вместе со своей мамой переехала к ним жить.

Впрочем, если вспомнить мое вероломное появление, наверное, это так и есть.

— Давид, поешь. Праздник всё-таки, неприлично сидеть отчужденно от всех, — строго сказал его папа — Григорий Арсеньевич или как я его называла — дядя Гриша.

— Праздник? — мотнул головой, перебросив упрямую челку с глаз на бок лба.

Он швырнул вилку на стол, и та с резким звоном ударилась о краешек тарелки. Затем облокотился на спинку стула и принялся потрошить меня взглядом.

Я боялась сделать лишнее движение, но и терпеть тяжёлый взор мальчика не смогла. Опустив голову вниз стала рассматривать свои порезы на левой ладошке. Их было три. Один большой глубокий, он пересекал сгиб и переходил на указательный палец, и два маленьких рядышком пониже.

Я осторожно тронула свежий порез и поморщилась от боли.

— У кого праздник? Меня пацаны ждут во дворе.

— У нас. Теперь мы все знакомы и стали одной большой ДРУЖНОЙ семьей. С друзьями потом погуляешь.

— В гробу я видал такие знакомства. То же мне праздник. Пап, давай по-быстрому говори, чё там хотел? — злость сочилась из каждого произнесенного им слова.

Я ещё больше сгорбилась над тарелкой и практически сползла под стол, желая всей душой поскорее закончить этот показной мучительный ужин.

Я посмотрела на сидящую рядом маму в поисках поддержки. Она сдержанно суховато улыбнулась мне. Отчего мне стало ещё дурнее. Голова поплыла в каком-то сером душном тумане. Аппетит совсем испарился.

Мне захотелось обратно домой, хоть и там я не была сильно счастлива.

— Кхем, кхем, — прокашлялся дядя Гриша.

Я поняла, что новой ссоры избежать не получится.

— Сын, выйдем. Дамы, простите нас, всем приятного аппетита. Мы скоро вернемся.

Дядя Гриша встал из-за стола с ледяным спокойствием, отставив стул назад.

Давид скривился и поднялся следом за своим папой. Швырнул в меня ранящий душу взгляд. По спине пробежали липкие мурашки похожие на тараканов. Я сглотнула комок в горле, не разрешая себе реветь при нем.

Когда они скрылись за красивыми деревянными дверями, я смогла выдохнуть застрявший от испуга в лёгких воздух.

— Мам, кажется, я не нравлюсь Давиду… Мы не подружимся, — с невыносимой грустью призналась маме, заглядывая в ее большущие бледно-голубые глаза.

— Ничего, уживетесь. Конечно, уживетесь. А мальчишки? Они везде мальчишки. У вас в классе тоже забияки есть. Ну вот представь, что Давид - это Аргам. Такой же хулиган. Давид просто расстроен из-за кубка… Для него спорт очень важен, Гриша мне рассказывал. Зачем ты только его взяла. Мы же ни раз обсуждали, что чужие вещи брать нельзя. Не думала, что в первый же день из-за тебя возникнут проблемы.

— Но ведь я… я не специально, мам… — все-таки начала реветь, мечтая, чтобы она меня обняла.

Но мама не сделала этого. Она всегда была немного холодна.

— Ну, тшшш. Не плачь. Ничего страшного не произошло. Гриша же сказал, что это мелочь. Новые кубки принесет. Не переживай.

Нет. Мама не права. Страшное уже произошло. И оно непоправимо. Я чувствовала это всем своим сердцем.

— Каролина, перестань. Уже большая девочка, а ведешь себя как дедсадовский ребёнок.

— Угу, — шмыгнула я носом.

Растерла по щекам слезы и старалась улыбнуться. Мама не любила, когда я ревела.

Какая же я неуклюжая. Все я виновата. Если бы не мое любопытство все могло бы быть по-другому.

Глава 2

За несколько часов до этого

Дорога была утомительной. Мама сказала, что ехать всего три часа. Однако для меня три часа показались почему-то очень долгими.

Я переживала и думала, как теперь сложится моя жизнь на новом месте. Я скучала по своей лучшей подруге Стасе и с предвкушением и страхом думала о новой школе, в которой теперь буду учиться.

Хорошо, что сейчас май и учиться осталось всего один месяц.

— Вот мы и приехали, Каролина, теперь это наш дом. Здесь мы будем жить, — с тихими нотками радости сообщила мама, когда большой автомобиль больше похожий на автобус, наконец, остановился.

Я посмотрела в окно и увидела высокий забор из красного кирпича, дерево с сиренью и подстриженные махровые кусты, уютно окружающие входную калитку.

— Все правильно. Дамы, выходим, — дядя Гриша зачем-то просигналил два раза.

Я отстегнула ремень безопасности и осторожно медленно выбралась на улицу.

Мама с дядей Гришей вышли из машины следом за мной.

— Каролин, мы пока достанем необходимые вещи. А ты проходи сразу в дом. Я наказал Давиду тебя встретить и показать тут все. Не стесняйся и не скромничай. С Давидом будь посмелее, — подсказал отчим.

Он улыбнулся и подмигнул мне.

— Хо-хорошо, — запнувшись, ответила робко.

Давида я видела только по фотографии и то всего один раз, когда дядя Гриша гостил у нас перед окончательным переездом.

В тот вечер он особо тщательно рассказывал о своем сыне. Говорил, что он посещает спортивную секцию плавания и играет в футбол. Рассказывал, что сын мечтает стать известным футболистом и хорошо учится. Ещё Григорий Арсеньевич называл его сорванцом и наглым малым. Последние характеристики меня не очень обрадовали. Плохишей я не любила.

В надежде взглянула на маму. Она разговаривала с дядей Гришей и совсем не смотрела на меня. Может быть, следовало их подождать и зайти в дом вместе с ними?

Вдруг мама повернулась и замахала руками, прогоняя меня в дом. Глубоко вдохнув весенний пропитанный цветами воздух, я поплелась в дом.

Дверь оказалась открытой. В прихожей, к моему счастью меня никто не встретил. Я обрадовалась тому, что Давид не поджидал меня и, сняв балетки, прошла в холл.

Принялась рассматривать первый этаж дома. В гостиной стоял большой стол. На белых стенах висели картины и телевизор на пол стены. Стояли диваны и цветы в темно-стальных квадратных горшках. Ничего особенного, красиво и, наверное, дорого. Но кое-что в этой комнате меня всё-таки привлекло.

В углу у открытого настежь окна на коричневой деревянной стене вызывающе блестели золотые и серебряные медали. На высокой тумбочке стояли кубки, статуэтки и дипломы в стеклянных рамочках. Я оглянулась. Давида все ещё не было, мамы с отчимом тоже. И я, не сумев перебороть нахлынувшее внезапно любопытство, пошла к наградам.

Я сразу поняла, что все они принадлежат Давиду. Это и подтвердилось. На всех дипломах было его имя — Каминский Давид Григорьевич.

Медали мне понравились. Они переливались на солнышке и вызывали чувство восторга.

Один из кубков мне понравился особенно сильно. Он представлял собой небольшой размером с апельсин стеклянный мяч.

Он даже стоял по-особенному. Слишком на показ для всех, кто заходил в гостиную.

Руки сами потянулись к нему. Мне хотелось повертеть его в руках. Я не смогла устоять.

Аккуратно взяла кубок мяч в руки и внимательно присмотрелась. На ручке держателе было написано «Стрела юниор»

Покрутила чудо кубок в руках. Приставила совсем близко к правому глазу и увидела хрустальные снежинки внутри мяча. Сильнее вгляделась и, затаив дыхание, стала искать самую кружевную.

— Что ты здесь делаешь? Тебе же сказали ждать у дверей, — послышался со спины мальчишеский голос.

От неожиданности я подпрыгнула и быстро ткнула кубок на место. Резко развернулась на пятках. И… Вдруг услышала громкий, чистый звон стекла. Жар стыда затопил мое лицо, и я с испугом взглянула на Давида.

— Ты чё сделала, курица неловкая? Ты совсем охренела?

Я выпучила глаза и открыла рот от страха. Метнула взгляд на пол и вздрогнула от увиденного.

Тысячи мелких осколков перекрасили пол в серебряный цвет. Кажется, я поняла. Разбился тот самый кубок в форме мяча. Самый красивый.

— Твою ж ты…

Мальчик сделал два шага, потом остановился резко. Прислонил ладонь ко рту и сжал подбородок. Что-то сказал очень-очень тихо. Я не расслышала, что именно, но чутье подсказало, что это было плохое крепкое слово.

— Твою ж ты мышь… Как так, блин произошло, а? — вскрикнул он.

— Я я я — я начала заикаться как и всегда это случалось со мной из-за сильного волнения.

В большей степени я испугалась не его, а взрослых. Представила, как расстроятся мама с дядей Гришей. И возможно будут ругать меня.

— Ты зачем его взяла? Зачем берешь мои вещи? Это моё! И ты! Ты его разбила, на мелкие куски!

— Я… не не не не… не не не…

Хотела сказать, что я не специально. И вообще извиниться перед Давидом. Но у меня не получалось вымолвить и полслова.

Давид приближался ко мне. В его глазах блеснула ненависть и невыносимая грусть. Мне даже стало его жалко, хоть он и обозвал меня и тот самый кубок тоже жалко.

— Не не не, ты чё заика? Твою же ты, мышь! Так накосячить, а! — остановился напротив всего в паре шагов и посмотрел сверху вниз на меня.

Обречённо скривил губы и на миг закрыл черные злые глаза.

Я схватилась за кожаный шнурочек от пояса сарафана. Сжала его в руках для смелости. А потом шагнула в сторону. Давид тут же открыл глаза.

— Ты разбила мой лучший кубок. Ты хоть знаешь, сколько сил он мне стоил? Ты хоть знаешь, сколько я потратил? Как он мне дорог? Я шиповки до дыр стираю. А ты?

— Я я я я я я… — захлопала глазами, почувствовав резь и надвигающиеся слезы.

— Ты ещё и больная что ли? Говорить умеешь? Или язык обожгла? Бред безумный.

Давид в яром порыве сделал шаг на меня. А я резко отступила назад. Он наступил прямо на стекло, и оно грубовато хрустнуло. Мальчик отвлекся и посмотрел на пол.

Глава 3

С Григорием Арсеньевичем мама повстречалась дождливой осенью. Он приехал в наш городок заключать какой-то важный договор с фирмой, где она работала бухгалтером. Там они и познакомились.

Полгода назад, когда я ничего не подозревая пришла как обычно после обеда из школы, мама сообщила мне новость. Она сказала, что познакомилась с интересным видным бизнесменом и возможно скоро он придет к нам в гости.

И он пришел. В моей жизни все стремительно начало меняться. Мама все чаще стала уходить с ним на свидания и его приглашать к нам в гости. Он был ко мне добр и часто дарил подарки. Мы ездили вместе гулять и интересно проводили время.

А потом… Потом мама сообщила, что весной мы будем переезжать и жить с ним и его сыном, потому что теперь они стали мужем и женой. Она сказала, мы станем одной семьёй, и у меня появится папа и брат.

Я так и не смогла произнести такое непривычное для меня слово — папа, ведь у меня его никогда не было. Поэтому когда в очередной раз дядя Гриша пришел к нам в особенно хорошем настроении, я набралась смелости и спросила можно ли мне называть его просто дядей, а не папой. Он посмеялся и сказал:

— Конечно, пусть буду дядей.

***

Давид не извинился. Он не стал мыть руки, а просто вышел из кухни. Когда мама, наконец, появилась, я сразу же показала руку. Конечно, были приняты все меры, обработка антисептиком, а потом и зелёнкой. Пока мы возились с моей рукой, дядя Гриша тоже куда-то пропал.

Только спустя несколько минут, когда боль на ладони стала утихать, я услышала, как дядя Гриша крикнул: «Рот закрой». Так он сказал своему сыну, я это поняла, потому что после этого услышала невозмутимый голос Давида.

— Я не хочу жить с ней в одном доме! — крикнул мальчишка.

— Она теперь твоя сестра. Ты должен с ней подружиться! — повысил голос его папа.

— Да ни за что в жизни! Я лучше сто тренировок за один день отбегаю, чем с ней стану дружить…

С этими словами, брошенными с пылкой горячей яростью, я окончательно поняла — мы НИКОГДА не будем с ним общаться. Никогда мы не подружимся. И никогда не станем братом и сестрой. Никогда!

Моя неуклюжесть стала тому причиной, или просто его дурной характер — я не могла ответить наверняка. Но знала точно — от Давида лучше держаться подальше и всегда избегать разговора с ним.

Мы сели ужинать, а потом снова ссора. Снова ругань, мои слезы и необъятное мучительное чувство тревоги.

За ужином брату снова влетело из-за меня. С одной стороны мне было его жаль. Ведь как не мне знать какого это, когда на тебя повышают голос. А с другой мне казалось, что дядя Гриша правильно сделал, что наказал его. Старшие братья, пусть даже не родные должны защищать своих сестер, а не наоборот обзывать их и доводить до слез.

Заканчивали ужин втроём. Давид после разговора с папой больше не появился на кухне.

После того как все поели, мама повела меня на второй этаж показывать мою комнату. Она показалась мне большой и очень-очень светлой. Бледно-розовые и фиалковые обои придавали комнатке свежести, длинные темно-фиолетовые шторы — уюта, а маленький балкончик — радости. Я так хотела иметь балкон в своей комнате. И вот моя мечта осуществилась.

— Каролина, ну как? Нравится? Обои выбирал Григорий. Но я подсказала ему, что ты любишь сиреневый.

— Нравится, спасибо, — несмело прошла в комнату и осмотрелась.

— Смотри, здесь большой шкаф для твоей одежды, стол, компьютер — все твое. Пока немного пустовато. Но, со временем обживешься. На балкон можно поставить пуфик или небольшое кресло мешок. Да?

— Да, можно. На балконе буду читать или даже делать домашку.

Я села на свою новую кровать и провела рукой по красивому бежевому покрывалу.

— Ну всё. Обустраивайся, сейчас я принесу твои чемоданы и сумки. У тебя есть два дня, чтобы освоиться. А в понедельник уже в школу.

— Я знаю, мам.

— Не переживай, я попрошу Давида провести экскурсию по школе.

— Нет! — вскочила с кровати я, — Пожалуйста, не надо. Не проси его ни о чем. Хорошо? Я… Я сама справлюсь. Это же не Оксфорд, а обычная школа.

— Ты уверена?

— Да! Мне не нужна его помощь, — для убедительности слов скрестила руки на груди.

— Ну хорошо. Посмотрим. Хотя я лично считаю, что в первый день он мог бы тебе все рассказать и показать. К тому же вы скорее всего будете учиться в одном классе.

— Пожалуйста, мама. Не надо. Я сама.

— Я поговорю с Григорием. Как разберёшь вещи, можешь выйти погулять во двор, если захочешь.

— Да, спасибо. Я подумаю. Наверное, выйду и посмотрю, что здесь есть.

— Конечно, это теперь твой дом. Если что, зови меня. Я буду внизу.

— Хорошо, мама, — потянулась в большой спортивной сумке.

Для меня стало шокирующей новостью, то, что мы возможно будем учиться в одном классе с Давидом. Я думала, мы будем в параллелях, как и сообщалось мне ранее.

Мне хотелось поскорее остаться одной, чтобы прийти в себя от карусели событий произошедших в этот майский день. Поэтому я расстегнула молнию и принялась по одной доставать свои кофточки, футболки и платья.

Мама постояла ещё немного. Потом вздохнула и вышла за дверь, оставив наконец-то в тишине.

Я достала все вещи, а потом аккуратно стопочками сложила их в большом шкафу. Постояла возле окна и посмотрела во двор. Потом написала Стасе, что я уже на месте и со мной все в порядке. В порядке — это, конечно, если не считать раненной руки и происшествия с Давидом. Подруга ответила, что уже безумно сильно скучает, а ещё пожелала удачи в новом классе.

Мы вместе немного погрустили. А потом пришлось завершить разговор, потому что её позвала мама.

Мне не хотелось одной сидеть в комнате, когда на улице благоухала весна. Я очень любила природу и свежий воздух. А ещё мне хотелось познакомиться с новым местом, где теперь предстояло жить. Поэтому спустя какое-то время ноги сами повели меня вниз.

Я вышла во двор и повернула направо. Обошла дом и среди яблонь и кустов смородины увидела большие качели. Обрадовалась своей находке и решила покачаться на них. Тем более никого по близости не было. Я пожалела, что не захватила с собой недочитанную «Вино из одуванчиков». Ведь на улице было ещё достаточно светло, и было бы здорово проводить этот день здесь в тишине на природе.

Глава 4

На следующий день мама разбудила рано утром и сообщила, что мы поедем всей семьёй на игру к Давиду в соседний город болеть за него и его команду. Я спросила, обязательно ли мне там быть. Мама, поджав губы, слегка улыбнулась и ответила:

— Конечно, обязательно. Григорий хочет, чтобы и ты поехала с нами. Нам нужно налаживать друг с другом общение.

Мой план держаться от брата подальше рушился на глазах. Мне не хотелось ехать с ним в одной машине и не хотелось смотреть на то, как он играет. Вообще не хотелось как-то соприкасаться с ним. Мне с лихвой хватало того, что теперь я знаю его тайну. О том, что он сорвал урок математики.

Но с мамой не поспоришь. Она все равно всегда оказывается сильнее и мудрее меня. Так что пришлось собираться на футбол.

Через два часа мы уже ехали по трассе в сторону местечка, где должна была состояться региональная игра между двумя командами «Ястребы» и «Стрела юниор».

Дядя Гриша сидел за рулём, мама рядом с ним загадочно улыбалась. А мы с Давидом, конечно, сидели сзади, максимально отдалившись друг от друга.

Он, кажется, играл в какую-то игру на телефоне. А я просто смотрела в окно. Давид совсем не глядел на меня, и это меня сильно радовало. Вот и хорошо. Хорошо, что он не обращает на меня внимания. Я искренне надеялась, что это не просто игра при родителях, а я ему действительно безразлична.

Через некоторое время мы остановились возле огромных металлических ворот с длинной надписью, которую я не успела прочитать до конца, так как отчим снова завел мотор, а потом слегка развернулся для более удобной парковки.

«Спортивно-юношеский комплекс…»

— Дальше идём пешком, машину оставим здесь, — сказал дядя Гриша.

Мы все вышли и двинулись в сторону стадиона.

— Ну что, парень, удачи! — отчим похлопал Давида по плечу, а потом пожал ему руку как взрослому человеку.

— Спасибо. Надеюсь, кто-то не спугнет ее, — сверкнув глазами точно молниями, посмотрел на меня.

Я прочистила горло, ощутив испуг и уже ставший знакомым сквозняк в груди. Деваться мне все равно было некуда, и чтобы не разнервничаться ещё сильнее, я быстро перевела взгляд на стадион. Я сильно удивилась, увидев столько людей среди болельщиков. Раньше я никогда не ездила на большие чемпионаты. Только в школе смотрела, когда шли игры между классами. Наверное, бы даже испытала восторг, но Давид снова испортил настроение, заставив вспомнить вчерашние подслушанные случайно слова.

Вчера долго не могла уснуть, ворочалась, корила себя и винила снова и снова. И его ругала в том, что он вот так про меня сказал своим друзьям. И себя ругала за то, что я вот такая толстая и неуклюжая. Но я была такой и ничего не могла с этим поделать, выросла на бабушкиных пирогах. Хотя и мама у меня была не очень стройная.

«Такая комплекция. Ну, ничего, ты умница красавица, тебе не о чем переживать» — говорила бабушка.

А я все равно переживала, но не знала что сделать, чтобы исправить себя.

Мы дошли до двухэтажного здания в молчании, а потом и моя мама тоже решила подбодрить Давида.

— Ты хороший игрок, а значит все в твоих руках. Удачи! Мы будем за тебя болеть. Да, Каролин?

Все посмотрели на меня, наверное, подумав, что и я что-то скажу брату в напутствие. Но я промолчала. Не стану я желать ему удачи. Только не после того, что услышала вчера.

Я для него косоглазая жаба и заика.

— Ну хорошо, пошлите на места, — мама махнула рукой в сторону входа на трибуны.

— Дамы, за мной! — бодро сказал дядя Гриша, зачем-то потрепав меня по голове.

— Давайте, — буркнул Давид и зашёл в здание спорткомплекса.

А мы пошли на трибуны.

Мама с дядей Гришей начали обсуждать свои взрослые вопросы. А я просто шла рядом и осматривалась. Сейчас, когда Давида не было рядом, я чувствовала себя намного увереннее. И даже интерес к предстоящей игре начал просыпаться.

Мы сели на свои места и начали ждать. Через некоторое время на поле показались игроки. У одной команды была красно-белая форма. Белые футболки, красные шорты. У второй команды — зелёная форма с черными элементами.

— Вон наш, номер семнадцать. Давид Каминский. Во-о-он он стоит разминается. Форма красная с белым, — громко, чтобы я услышала, пояснил мне дядя Гриша.

Он указал пальцем куда-то на поле.

— Да, вижу, спасибо, — ответила, чтобы не показаться грубой.

На самом деле я не искала его глазами. И не собиралась этого делать. Не хочу наблюдать за ним. Теперь, когда я знала форму Давида, я нарочно перевела взор на ребят из другой команды. Они так же разминались перед игрой: бегали на месте, тёрли икры, делали растяжку ног. Некоторые игроки просто разговаривали. Были и те, кто смеялись.

Вдруг послышался резкий свист. Шум на трибунах затих. Я напряглась и слегка подалась вперёд, чтобы лучше разглядеть происходящее на поле.

— Скоро начнется, — сказала мама.

— Ты уже была на играх раньше? — спросила удивлённо.

— Нет. Первый раз, как и ты. Необычная обстановка, но в целом мне нравится.

Я промолчала. Вскоре послышался повторный свист, и игроки начали занимать свои места. Вратари встали на ворота, а другие мальчики разбежались по полю.

Судья положил мяч на середину поля. Затем отошёл и смело просвистел. Один из игроков прыгнул вперед и резко ударил по мячу. Началась игра. Мальчики активно передвигались по полю и искусно подхватывали бой. А я едва успевала следить глазами, где находится мяч. Он быстро и живо перелетал с одного конца поля на другой. И как будто специально не поддавался ребятам.

Болельщики начали свистеть и громко кричать, подбадривать игроков своих команд. Я как-то неожиданно для самой себя вовлеклась в игру и ерзала на сидении, нервничая. Хотя ещё не выбрала за кого буду болеть. В одной команде играл мой сводный брат, а в другой совершенно незнакомые мне мальчики. И все же преодолевая сомнения, я выбрала команду противников. Стала болеть за мальчишек в зелёной форме.

Глава 5

На следующий день утром на кухне внезапно оказались один на один. Я пыталась сделать тосты в их новомодном аппарате. А Давид ворвался на кухню точно вихрь. Зачем-то тоже подошёл к столу совсем близко ко мне. Я замерла, пытаясь не выдать свое волнение и страх.

— Отойди, ты всю кухню заняла. Мне нужно открыть ящик.

И почему ему понадобился ящик, там, где я стояла? Резко отступила назад, давая ему дорогу.

Он шумно рывком открыл ящик и достал от туда несколько коробков спичек и ещё какие-то пакетики. Развернулся, резанул сердитым взором.

— Слышь, мелкая, в школе никто не должен знать, что мы с тобой живём в одном доме. И вообще, ты меня не знаешь. Ты! Отдельно! Я! Отдельно! — предупредил он, делая большие паузы между последними словами.

Я медленно кивнула, вжимая голову в плечи. Наедине с ним в меня вселялась безумная дрожь и огромное желание сбежать. Куда угодно, лишь бы не находиться рядом с ним.

— Вот и отлично. И помни про то, что я сказал вчера.

Он ушел. А я так и осталась стоять какое-то время посредине кухни, переваривая все происходящее.

Молчать! Я буду молчать и не попадаться ему на глаза. И тогда у меня не будет проблем. Аппетит немного был испорчен, но все же я сделала себе тосты и налила чай, чтобы перекусить.

Чуть позже нашла маму на улице. Она сидела и что-то увлеченно смотрела в своем планшете.

— Мама, мам, я хочу погулять. Хочу выйти, до магазина дойти. Можно? Дома надоело сидеть.

Она молчала. Как будто не услышала.

— Мам, можно выйти за пределы территории. Я видела магазинчик канцтоваров по пути. А мне как раз нужно купить несколько тетрадей для школы.

— Что? Каролина, в чем дело? Чего ты хотела? — наконец-то отвлеклась она.

Мне пришлось в третий раз повторить свою просьбу.

— Да, конечно, иди. И возьми телефон на случай если не найдешь дорогу назад.

— Хорошо, уже взяла, не переживай, — вздохнула.

Но мама, по всей видимости, не очень переживала. Она снова уткнулась в планшет и больше не смотрела на меня.

Я медленно побрела к воротам.

За пределами дома дышать стало легче. И я, улыбнувшись, пошла по улице. Солнце припекало уже по-летнему и, согревая, награждало маленьким удовольствием. Магазин находился в десяти минутах от дома, но я нарочно медленно шла, прогуливаясь и знакомясь с новым городом.

В магазине купила три красивые тетради. На одной были нарисован сказочный переливающийся дельфин, на второй одно большое пирожное, а на третьей красивый хвойный лес.

Обратно я пошла другим путем. Я старательно читала названия каждой улицы и пыталась запомнить, какие дома или магазины встречались по пути.

Увидев интересный закоулок, свернула на него. Это был маленький сквер с памятником писателю Пушкину. Скульптура была совсем старенькой и обветшалой. Я подошла ближе, чтобы рассмотреть надпись на постаменте. Вдруг из-за памятника выскочил крохотный с ладонь котенок. Он выпучил на меня свои глазки бусинки и тоненько протяжно мяукнул.

Он был белый-белый и слегка пушистый. Как зефир. Красивый и милый. Я сразу влюбилась в эту кроху.

— Мяу… — котенок подошёл ближе и поднял головку наверх.

— Эй, милашка, ты откуда здесь взялась? — я подошла к нему и взяла на руки.

— Ты что бездомный?

Заглянула в голубые как небо глазки.

— Мяу, мяу, мяу, — пропищал он в ответ.

Я огляделась по сторонам, заглянула за памятник. Но там за забором стояли дома, и никого из людей не наблюдалось. Котенок гулял совсем один.

Он вцепился в меня своими острыми коготками, как будто только меня и ждал.

— Ну? И то мне с тобой теперь делать. Ты, наверное, кушать хочешь, да?

Найденыш снова промяукал. А у меня сжалось сердце. Я прижала его к себе и нежно погладила по шерстке.

А потом решила погулять немного в сквере. Вдруг у найденыша есть хозяин. Бережно перехватила комочек и пошла по дороге вперёд.

Котенок, почувствовав мое тепло, уютно устроился у меня в руках и прикрыл глаза.

Через полчаса бесполезного хождения туда-сюда у меня закончилось терпение. Хозяин так и не объявился. Котенка никто не искал и не переживал за его судьбу.

Может, его просто выкинули из дома, или он сам отстал от мамы и потерялся.

Мне пора было возвращаться домой. Но я не знала, что делать с котёнком. Куда его нести? И что с ним делать? Принести его домой было слишком рискованно. Я ведь только вчера переехала, и совсем не знала, как отнесётся к дому дядя Гриша.

Но и бросить я его не могла. Как представила, что с ним что-то может произойти, так покрылась холодными мурашками. А если собаки, хулиганы, да мало ли ещё кто?

Котенок уже спал и даже не подозревал, какие сомнения бушуют у меня в голове. Брать или не брать?

— А знаешь что? Мы пойдем домой вместе. И я попрошу у дяди Гриши и мамы оставить тебя у нас. Если не разрешат, значит, верну тебя сюда. В конце концов, мама что-нибудь придумает, — погладила ещё раз своего Зефирчика.

— Имя у тебя уже есть, — улыбнувшись, добавила и поспешила домой.

Так получилось, что я совсем не подготовила речь и совсем растерялась, когда во дворе меня встретили мама с отчимом. Они стояли у гаража и о чем-то говорили.

Увидев меня с комком на руках, мама приложила руку ко лбу, закрываясь от солнца и прищурилась.

— Каролина, что это у тебя там? — мама шагнула ко мне навстречу, не удержав любопытства.

— Котенок, мама. Он потерялся. А я его нашла. Случайно… — медленно шла к ней навстречу.

— Боже мой! И ты решила его принести в дом? Не спросив у меня? Зачем он нам, Каролина! Зачем ты его принесла?

— Ему некуда идти, у него нет хозяина. Ты только посмотри на него. Какой он хорошенький. Можно мне его себе оставить? Насовсем… Пожалуйста…

— Нет, нет, ты что? Никаких котят. Иди сейчас же и быстро отнеси, откуда взяла. Нам итак хлопот хватает. Это же надо такое выдумать? Кота принести! Может его ищут? Что за вздор!

Глава 6

Давид

Я убежал. Выскочил за калитку и быстро пошел вперёд к школе. В груди пекло от невыносимой несправедливости. Раздражал папа, который прыгал у этой мелкой хитрой жабы на задних лапах. Ух, как бесил!

Кот! Подумать только. Он разрешил ей оставить этого обглодыша, когда я уже почти год прошу завести себе собаку. А он так легко, так легко согласился. Поверить не могу. Бред!

Настолько потрясён, что спотыкаюсь о высокий бордюр и едва удерживаю равновесие, чтобы не свалиться на жёсткий асфальт. Не разбираю дороги. В мозгу громыхает злое «Почему?» и мучительное «Кто она такая, чтобы так беспощадно ломать мою жизнь?» «Кто она, твою мышь!»

Сначала она разбивает мой любимый, выстраданный потом и мозолями кубок, затем приводит котенка. А дальше что? Дальше отберёт моего папу! Заберёт друзей?

Около школы шла стройка. Пристраивали новый корпус. Как нам объясняла классная, в старших классах мы будем учиться уже здесь, в новом здании.

Я легко забрался по ступеням и зашёл на второй этаж. Облокотился на свежую только что выложенную кирпичную стену и посмотрел вниз. Плюнул и чертыхнулся вслух.

Мне не нравилось новое чувство, которое с каждой минутой будто выворачивало наизнанку. До тошноты, до злости, до скрипа зубов.

Необъяснимое чувство ненависти к девчонке. Я ревновал! Ревновал его к ней.

Впервые в жизни я познакомился с этим чувством, узнав, что папа встретил женщину. Второй раз споткнулся, когда папа свалил на голову новость о том, что уезжает на целые выходные в другой город, чтобы провести время со своей знакомой и ее дочкой Каролиной.

С какой-то девчонкой он провел целые выходные, в то время как мне не уделялось ни минуты. НИКОГДА! Никогда отец не ходил со мной гулять, если это не касалось спорта. На тренировки, на игры, да. Но просто так, чтобы в парк или в цирк, или ещё куда-нибудь — нет. Он всегда поручал это неприятное дельце бабушке с дедом.

Он не хотел проводить время со мной. Не хотел покупать игрушки, или кормить чаек у реки. Не хотел ездить на море и навещать в летнем лагере. Он не хотел этого всего. И если раньше я худо-бедно находил этому оправдание. Много работы, у папы дела. Но сейчас! Он лгал! Обманывал меня все это время! Предатель!

Ревность крепла, росла, увеличивалась до гигантских размеров, превращалась в чудовище.

Отец буквально вышиб воздух из лёгких одной только фразой. «Я поехал за ними».

И жизнь из без того не радостная взорвалась как бомба.

Она приехала. Я наблюдал за ней со второго этажа. Девчонка была низкого роста. У нее были темные длинные косы и огромные любопытные глазищи. Они хлопали и смотрели вокруг. И уже тогда, тогда я ненавидел ее за то, что она есть.

Чем я хуже нее? В чем ее секрет? В том, что она умеет по-дурацки хлопать глазами и рыдать? Почему у нее все так легко? И все сходит с рук? Даже мой кубок. Особенно мой кубок. Любимый.

Помню, как дико он кричал на меня, когда я потерял ключи от дома. Как он лупил меня ремнем, когда нашел в карманах спички и зажигалку. Помню, как я месяц сидел дома только из-за того, что нагрубил учителю. Мне всегда влетало, всегда попадало. За все! За каждый промах, за каждый косяк я получал сполна.

А она? Чем она лучше меня? Ненавижу!

Я люблю девчонок и всегда к ним хорошо относился. С одноклассницами у меня все тип-топ. Но только вот к ней… Она… Она единственная девчонка, которую я ненавижу всем сердцем.

Ненавижу, потому что появилась в моей жизни и отобрала отца. Ненавижу, потому что мешает мне, мельтешит перед глазами. Ненавижу, потому, что она есть в моем доме.

А ещё не ненавижу ее, потому, что что у нее есть мама… И у нее, твою мышь, полная семья. А у меня нет…

Я походил по зданию, покидал камни с третьего этажа, поджёг старую тетрадь по русскому языку. Потом вспомнил, что там на последней странице была записана домашка. Плюнул на все, выбросив тетрадь в урну, и пошел домой.

***

Дома меня не ожидало ничего хорошего. Снова папа пропарил мозги насчёт того, что все мы теперь стали семьёй и должны жить дружно.

«Поверь, мне тоже нелегко. У меня всегда был сын и только. А теперь вот появилась дочка. Добрая и очень ранимая девочка. Так что нам вместе надо привыкать».

А я не понимал, его слов. Сквозь раздражающее жужжание его голоса я слышал другое:

«Поверь, Каролина лучше тебя, ведь она такая добрая и ранимая. А ещё она идеал во всем. А ты обормот и хулиган. И теперь не нужен мне»

Дело в том, что его слова никак не клеились с реалиями. У меня никогда не было семьи как таковой. Папа вечно пропадал на работе, как он вечно говорил, для моего же будущего. А я шлендался по дворам да по бабушкам. И честно, мне не хватало того ощущения семьи. Нормальной обычной семьи как у всех друзей.

Когда Андрюха и Глеб болтали о том, как классно провели выходные, как ходили в поход или как ездили на рыбалку или охоту с батей, я глотал зависть вперемешку с обидой и даже не морщился. Конечно, виду не подавал, что люто зол, ведь нельзя было. Я должен быть самыми крутым! Бесстрашным, сильным и смелым из всех. Меня должны уважать друзья. Я не должен показывать слабость.

После долгого разговора, я вышел из кабинета папы и пошел к себе в комнату. Наверное, это самый длинный разговор между нами за последние пять лет. Странно, что для того чтобы поговорить с батей по душам мне и всего то нужно было вести себя отвратно. Парадокс!

Пока шел, думал о новой игре с «Визитом» (их ещё называли «Жуками» из-за черной спортивной формы) и о том, как их обыграть. Их команда была одной из лидирующих по области, и одержать победу над ними равнялось моему личному триумфу. Так хотелось стать лучше всех. Наконец-то лучше всех…

Навстречу мне неожиданно выскочил ее кот. Белый, худой как вермишель, испуганный.

А потом ее голос приторный до невозможности.

— Зефирчик, ты где? Кис, кис, кис.

Он стоял и вылупился на меня. Чего-то ждал. А я сжал руки в кулаки, вспоминая, как жёстко папа поступил со мной.

Глава 7

Каролина

Перед сном я решила позвонить бабушке.

— Бабушка, я очень волнуюсь. И чувствую себя как чужая. Меня никто не полюбит среди одноклассников.

— Ну что ты, детка. Конечно, полюбят. Ты же у меня хорошая и слова плохого никому не скажешь. Ну как тебя можно не любить?

Можно бабуль, можно. Ещё как можно. Просто ты об этом никогда не слышала. Я никому не рассказывала, что одноклассники часто издевались и смеялись надо мной. Это была моя позорная тайна, которую родственникам я боялась сказать. Да и зачем? Ведь ничего бы не изменилось.

— Я скучаю. Бабуль… Очень… Я хочу домой.

— Не скучай. Это и понятно. Все новое для тебя, новый дом, новая школа. Друзей ещё не нашла. Со временем все образуется, вот увидишь. Москва не сразу строилась. Не переживай и не плачь. Слышишь?

— Слышу, — шмыгнула носом, сильнее прижав к себе Зефирчика.

— Вот и умка. Ничего не бойся, я с тобой.

— А ещё я скучаю по твоим пирогам, — мечтательно прикрыла глаза, вспоминая чудесный запах выпечки на бабушкиной кухне.

— Ах вот в чем дело? — засмеялась она, — Сделай вот что. Сготовь наши любимые вафли. И настроение сразу поднимется.

— Нет. Не могу я так в новом доме. На кухне хозяйничать. Хотя идея хорошая. Но без тебя не смогу, не умею я.

— А ты учись. А я тебе помогу. Все получится. С моей инструкцией все у тебя получится.

— Мама не разрешит готовить в духовке.

— А ты сделай тесто, слепи. А мама пусть в духовку поставит.

— Можно попробовать, — обрадовалась я.

— Вот и славно.

Разговор с бабушкой успокоил меня. Я даже открыла книгу и прочитала несколько страниц. Потом долго не могла уснуть, глядя на черное небо через маленькую щёлочку в занавесках на окне. Завтра меня ждёт новая школа, новые люди и новые переживания по поводу своей внешности и о том, что я не такая как все обычные девчонки.

Глава 8

Школа находилась недалеко от дома. Можно было дойти пешком, что я собственно и сделала. Вышла пораньше и медленно побрела на учебу. Когда я уходила из дома, Давида уже не было и, слава богу, мамы тоже. Иначе бы она настояла на том, что нам непременно нужно пойти вместе.

Первым уроком стояла биология. Но мне сначала надо было найти Юлию Сергеевну своего классного руководителя и отметиться. Мама рассказала, где искать учительскую, поэтому оказавшись в здании школы, я без труда ее нашла.

Юлия Сергеевна по удаче находилась как раз в учительской и приняла меня с радушной улыбкой.

— Знаю, знаю, кто ты. Каролина Гусева. Ты будешь учиться в пятом «А». Сейчас у них урок в кабинете биологии.

— Спасибо, — ограничилась улыбкой, промолчав о том, что итак все знаю.

— Добро пожаловать. Я зайду к вам перед началом урока и представлю тебя классу.

— Хорошо.

На этом наш короткий разговор закончился, и я пошла на урок. Юлия Сергеевна вела у нас историю и обществознание. Мне она понравилась. На первый взгляд деловая и сердитая, но мне казалось, что на самом деле она добрая.

Нужный мне класс располагался на первом этаже рядом с раздевалкой. Сначала я оттягивала момент и не заходила. Потом все же спустя несколько кругов возле дверей — решилась. Выбора у меня не было. Теперь это мой класс, моя школа и моя новая жизнь.

В класс вошла мышкой. Тихо-тихо, чтобы меня совсем никто не заметил, хотя, учитывая мои габариты, это в принципе было невозможно. Но все же я надеялась проскочить призраком. Я прошмыгнула к окну на самую последнюю парту в надежде, что это место никем не занято.

Ученики начали собираться. И все без исключения заметили новенькую в классе. Но! Никто не поздоровался. Две девочки зашли, толкая в шутку друг друга и хихикая. Одна была с темными волосами подстриженными с ровной густой челкой и смуглой кожей. У второй девочки были русые волосы с рыжинкой заплетённые в два низких хвоста.

Они смеялись до тех пор, пока не увидели меня. Тогда девочка с челкой что-то шепнула второй на ухо, и они засмеялись ещё громче.

Я опустила взгляд и расстегнула рюкзак. Стала подготавливаться к уроку биологии. Выложила на парту учебник, тетрадь и несколько ручек.

Одноклассники общались, переговаривались между собой. А я старалась не показать, как сильно переживаю. Напротив натянула милую улыбку и тихо себе под нос стала напевать любимую песню:

«Baby I have no story to be told,

(Малыш, мне нечего тебе рассказать)

But I've heard of one on you

(Но я слышала одну историю о тебе)

And I'm gonna make your head burn.

(И собираюсь доставить сильную головную боль)

Think of me in the depths of your despair.

(Думай обо мне в глубинах своего отчаяния)»

Adele - Rolling in the Deep

В класс снова кто-то вошёл. И я подняла голову. Это был мальчик. Слишком растянутая, огромная не по размеру жёлтая толстовка и мешковатые штаны придавали ему расслабленный даже немного расхлябанный вид. Он был в кепке. Странно, что он ее не снял. Ведь до начала урока оставалось около пяти минут.

Его взгляд тут же метнулся на меня. По крайней мере, так мне показалось. Но я не уверена точно, так как он был в очках для зрения, и я не увидела его глаз, а лишь резкий поворот головы.

Потом пошел прямиком на ряд, где я сидела. Одна из тех двух девочек с хвостиками кокетливо поздоровалась с ним. На что он не ответил. А сделал кое-что очень странное на мой взгляд. Он пропел ей речитатив в стиле хип-хопа. Такого я ещё не видела и была ошарашена.

— «Я - Смайл, хей, а ты детка совсем сегодня не конфетка. Зачем накрасилась как профурсетка. Если стреляешь без того метко»

— Кто-кто? — переспросила девочка с челкой.

— Ой, ой, тоже мне Смайл! Иди уже, Лапша дошерак куда шел, — дерзко ответила ее соседка по парте — девочка с хвостиками.

— Твои шипы мне как шелк. А ты сиди и слушай мой дешёвый стишок. С меня как с гуся вода. Посмотри туда-сюда…

Парень пел и шел ко мне, теперь не обращаясь ни к кому конкретно. Хлопнул учебник на парту и плюхнулся рядом.

— Привет, — поздоровался он, широко улыбнувшись.

— Привет.

— Я - Смайл. Ну Витя Лапшин, если что. Но для тебя Смайл.

— Я Каролина. Мое имя никак не сокращается и прозвища у меня нет.

Он оглядел меня с головы до пояса и подмигнул. От чего мне стало неловко и стыдно. Почувствовала жжение на щеках и отвернулась. Пожалела о том, что заплела свои волосы в косу, а не оставила распущенными.

Не дав опомниться, Витя снова начал читать рэп:

— Королёк птичка певчая, ты новенькая, я знаю это. Только не надо слез о том, как ты провела лето. Я не слышу ни про то ни про это. Рэп моя стихия, а ты записывай за мной стихи. Потом будешь читать и слезы лить. Или смеяться как другая девчонка потерявшая нить. Все-таки кто ты? Может не Каролина, а Королева. И головы с плеч направо и налево. Йоу-йоу-йоу.

Его стихи вызвали неподдельную улыбку, и даже смущение отхлынуло. Пришли на смену удивление и искренний интерес.

Мальчик замолчал и, поправив очки на переносице, выжидающе взглянул на меня. Серо-зеленые глаза и дружелюбная улыбка подкупили простотой.

— Мне стоит ответить в том же стиле? Хм. А если так? Я тебя совсем не знаю, но стихи с тобой сочиняю. Выходит, конечно, нелепо. Далеко мне ещё до Ниллето.

— О-о-о, да ты мега крута! Свои люди. Дай краба! — он протянул мне руку, и я пожала ее.

— Сама от себя не ожидала.

— А я уже думал мне до выпуска страдать в одиночестве. М. Каролина, Каролина… Какое странное имя. Можно я буду звать тебя Королек? По-моему прикольно.

— Наверное, можно. Прости, а это место никем не занято? Просто я тут первый день. Ничего не знаю. Ты с кем-нибудь сидишь?

— А. Не, не парься. Я всегда сижу один.

— Мм. Тогда лучше мне пересесть?

— Эй. Останься. Я не против. Будешь моей соседкой по парте, согласна?

— Да, — из груди вылетает облегченный выдох. Кажется, я обрела себе приятеля. И это очень здорово.

Глава 9

— Итак, мальчики, девочки, у нас с вами осталось всего несколько уроков в этом году, а после мы будем писать проверочную годовую работу. У нас с вами не завершено несколько параграфов. Но мы все успеваем, идём по плану. Сегодня продолжаем изучать тему: Человек на земле. И для начала я хочу проверить, как вы усвоили тему с прошлого урока — «Как человек изменил землю» Все готовы? Кто хочет ответить?

Ученики загудели. Зашуршали учебники. Запорхали страницы тетрадок.

— Глеб, учить надо было дома. У вас были целые выходные для этого. А сейчас открывать учебник и что-то пытаться прочитать не стоит. С тебя мы тогда уж и начнем. Выходи, Архипов к доске и расскажи, что же ты усвоил по этой теме.

Давид засмеялся и похлопал друга по спине.

— Каминский, ты желаешь выступить вместо Архипова? — постучала карандашом по столу учительница.

— Нет, пусть Глеб выступит. Он отлично подготовился, — с сарказмом ответил Давид.

Глеб Архипов сонной пошатывающей походкой вышел к доске и начал рассказывать тему.

Этот параграф я уже проходила в свой старой школе, как раз перед моим переездом. Поэтому сейчас предпочла слушать соседа по парте, который горячо эмоционально зашептал, приблизившись ко мне.

— Биологичка кстати только с виду такая злюка, на самом деле двоек никогда не ставит. Даже самым-самым отпетым колышникам ставит тройки. Так что не напрягайся, у нас пол класса вообще не делает домашку.

Архипов рассказывал тихо, путался, запинался. И по сильно поджатым губам учителя можно было угадать, что рассказывает он не очень правильно.

— Допустим. А кого тогда стоит бояться? У меня оценки хорошие, просто интересно.

— Математичку. Вот кого. Она грозная, строгая и злая. Чтобы пятерку получить надо из кожи вон вылезти. А вот двойки это нормальное дело. Старой закалки училка. Сегодня у нее урок. Все сама увидишь своими глазами.

— Спасибо, — прошептала я.

Больше нам не удалось пошептаться. Так как Татьяна Павловна, так звали учителя по биологии, отпустила Архипова на место, поставила ему тройку и начала рассказывать новую тему урока.

Урок пролетел незаметно, впереди меня ожидал русский язык. Про этот предмет Витя ничего не сказал, и я не переживала. На перемене он исчез, а я прогулялась по школе в одиночестве. Изучила расписание, заглянула в школьную столовую, написала Стасе.

На русском мы снова сели вместе. В этот раз что-то изменилось. Я ощутила это практически сразу. Учитель опаздывал.

Я сидела и смотрела на Витю и четко ощущала косые недоброжелательные взгляды в мою сторону. Косились сразу несколько человек. Во-первых, друзья Давида. Глеб Архипов посматривал в мою сторону, потом что-то говорил Давиду на ухо, а потом они смеялись. Может, конечно, мне все это привиделось. Но стало душно в груди, словно не хватало воздуха.

И вторые кто смотрел на меня, были те самые девчонки, как представил их Витя — выскочки — Саша Завьялова и Оксана Соколова.

Не знаю, чем я их так задела. Ведь я вряд ли могла бы составить им конкуренцию в привлекательности и популярности.

— Представь! Круто да? Я ведь не был в Сочи. А ты была? Ты была на море, Королек? — игриво спросил Витя у меня.

Приятель рассказывал, что в июне едет в лагерь в Сочи, а я едва слышала его, ведь напряжение нарастало, и проступала к горлу знакомая удушливая слабость.

— Да, была один раз. Это здорово, Смайл, — назвала первый раз его прозвище.

— А где была? Я вот не был нигде, так хочется нырять в воду, танцевать, и конечно читать зачётный рэпчик в лагере. Да, да! Накроет морем с головой, что с ума сойду. На твою беду поеду, буду там, когда стану дедом. Или сделаю дело, мне нужно читать как тот парень в оранжевой футболке. Он не знает толк в том. Йоу-йоу-йоу.

Я улыбнулась. Какая-то каша получилась, но мне нравилась простая добрая подача. И он нравился.

Витя был экстремально открытым человеком, он не стеснялся ничего, всегда говорил то, что думает. Я предполагала, что он мог выдать любую свою тайну в два счета. Иногда он говорил без умолку, иногда просто смешил. Мне нравилось находиться рядом с ним. А ещё когда он был рядом, я не так дрожала от страха.

Глава 10

На уроке, когда учитель отворачивался к доске, чтобы написать предложение, Саша с Оксаной перебрасывались самолетиками с партой, где сидели Давид с Глебом. Там точно были записки. Потому что они открывали самолётики и читали что там написано.

Не обращать на это внимания было трудно, ведь они сидели впереди нас. А еще то и дело посматривали на меня. Возможно, я слишком много на себя брала. Но сердце подсказывало, что они обсуждают меня. Кто знает, надеюсь это лишь мои догадки, основанные, кстати, на собственных страхах вновь стать жертвой всеобщей травли.

— Королёк, как ты относишься к танцам? — шепнул мне Витя на ухо.

— К танцам? — я вновь покраснела, — не очень если честно.

Витя лишь прищурил глаза. Потом снял очки, протер их краешком толстовки и снова надел.

— Это мы ещё посмотрим.

В это самое время самолётик резко запущенный Давидом в сторону Соколовой и Завьяловой упал не совсем туда куда планировалось. Он упал между рядами. Учитель повернулась, увидела все это безобразие своими глазами и ахнула.

— Это что такое? Вы что? На уроке играть вздумали. Это кто такой умный? Чье это искусство?

Все засмеялись кроме нас с Витей. Мы точно белые вороны. Я вздохнула и принялась списывать предложение с доски.

Учитель поворчала на нас, а потом продолжила урок.

***

После второго урока мы с Витей пошли в столовую. Взяли себе по два румяных пирожка и сладкий чай. Уселись у большого окна. Оно было приоткрыто, и весенний воздух доносил запахи цветов.

— Моя бабушка очень любит печь пироги и всякие вкусности, — решила поделиться я с Витей.

— Повезло тебе. А моя не умеет. Говорит нельзя ей у духовки готовить. Давление. Жарко стоять.

— Теперь она одна там без меня. Так что не очень мне и повезло. Но я решила, что стану учиться печь и делать печенье. А может быть и тортики, - мечтательно улыбнулась.

— Ммм. Интересно. Угостишь?

— Если научусь, то конечно. Но мне надо потренироваться.

Мы сидели, болтали и ели пирожки, запивая чаем. Перемена шла целых пятнадцать минут, поэтому мы неторопливо обсуждали все, что только могли.

Услышав смех и перекрикивания, я обернулась. В столовую вошли наши одноклассники: Давид, Глеб, Андрей, Саша, Оксана и ещё два мальчика, чьих имён я пока не знала.

Мальчики уселись рядом с нами за соседний столик, а вот Саша и Оксана подошли прямо к нам.

— Новенькая, а новенькая. А ты отличница или середнячок? — громко обратилась ко мне Оксана Соколова.

Мне показалось, что она нарочно так громко спросила, чтобы Давид и остальные мальчики услышали ее.

А ещё она жевала жевательную резинку и сильно двигала челюстями. На мой взгляд, это было не очень красиво и слишком вызывающе.

Я не понимала, что ей от меня нужно.

— Хорошист скорее, — ответила ей, фальшиво улыбнувшись.

— Я же тебе говорила, что отличница, — усмехнулась она, слегка толкнув Сашу в плечо.

— Ну что вы как деревня! А представиться, а познакомиться! — сердито спросил Витя.

— Помолчи-ка, Лапша дошерак! И не лезь, когда девочки разговаривают, — нагрубила в ответ Саша.

— Ага, ты девочка? Культура где, вежливость, воспитание, в конце-то концов. Или мы из леса? В мире цивилизация, а мы общаться не научились.

Я не ожидала, что Витя такое вот скажет. Удивлённо взглянула нас него, а он улыбнулся широко-широко и отложил пирожок на тарелку, словно приготовился к чему-то. Он был на моей стороне, и я уже только потому чувствовала огромную благодарность к мальчику.

— Тебя это не касается, Лапша. А ты — так как новенькая с тебя простава! — Оксана тыкнула в меня пальцем и со злобой посмотрела мне в глаза.

— Какая еще простава, ты что несёшь?

Витя говорил за меня, потому что сама я молча хлопала глазами и смотрела на девочек. Мой язык прилип к нёбу. Икры на ногах стали ватными, а голова поехала как колесо обозрения.

— А такая! Покупать всем пирожки и чай. Класс угощать. Такая у нас традиция, да, Лапша?

Давид со своей компанией громко захохотали на всю столовую. К моему горлу подступил комок слез.

— Нет у нас такой традиции. Чего врешь, Соколова? Идите куда шли. Чего пристали?

— Эй, Лапша, а чё ты с ней нянькаешься? Пусть сама ответит. Будет чай или нет. Зря что ли приперлись. Мы вообще-то ждём, жрать охота! — это громко пробасил друг Давида — Глеб Архипов.

— А у них любовь морковь. Вот и возится! — подразнил ещё один мальчик и снова все засмеялись.

— Пацаны, пацаны, Лапша себе подружку нашел. Вот треш! Спелись! Твою же ты мышь! — засмеялся Давид.

Его громкий смех подхватили все ребята и девочки тоже.

Мальчики встали и подошли к девочкам. Облепили нас с Витей с обеих сторон, так что нам кроме их насмешливых лиц и не видно было ничего. Встали такой стеной нерушимой. Объединились против нас.

Оксана накрутила рыжий хвостик на палец. Надула большой шарик и выразительно хлопнула его.

В груди похолодело.

— Ну так что, будут пирожки? И чай. А то сидите тут, хомячите в одно рыло! — гаркнул Глеб.

— Нет, — ответила я, не успев толком прожевать хлеб.

— Как это нет, Новенькая? — звонким голосом спросила Соколова, — От коллектива нехорошо отставать. Есть традиция, ребят?

— Есть! — хором ответили все до единого.

— Значит, надо покупать! И следовать за тем, что тебе говорят. Ты у нас кто? Новенькая. В коллектив надо вливаться! — сумничала Оксана.

Все снова засмеялись.

А я будь неладна, от совершенной беспомощности и мучительной болезненной скованности в груди подавилась и начала кашлять. Крошки недожеванного пирожка начали вылетать изо рта. Меня бросило в пот. Впервые я чуть было не потеряла сознание. В голове потемнело.

— Ф-у-у. Неловкая! — завопил кто-то из мальчиков.

— Ф-у, беее, меня сейчас стошнит, свинья! — это была Саша.

— Да отвалите вы от нее! Ничего она покупать не будет. У нее денег нет на всех!

Глава 11

Витя показал мне одно укромное место, он уверял, что о нем почти никто не знал. Под лестницей, ведущей в раздевалки на первом этаже. Здесь было тихо, тускло и прохладно. Пахло чем-то сырым, но мне здесь нравилось.

Сначала мы просто сидели на выступе и болтали ногами туда-сюда. Он не задавал вопросов, не жалел меня, а снова читал рэп про учебу и про лето и про меня что-то сочинил на ходу. Откуда у него это берется для меня оставалось загадкой. Он легко складывал слова в четверостишия.

Потом затих. Вздохнул шумно.

— Спасибо тебе, Вить.

— Не обращай внимания. Чепуха. Только крышка мне теперь.

— Какая крышка, Вить. Не пугай!

— Каминский так просто не оставит. Я его придурком назвал, вот я сам придурок… Подловит сегодня у школы как пить дать.

— И что? Что тогда будет?

— В нос даст, вот что.

Витя вскочил на ноги и ударил кулаком в воздухе. Потом размял шею. Покрутил головой, словно готовился к предстоящему бою с Давидом.

— Да ты что! — ахнула, — А как же теперь быть? Это из-за меня! Зачем ты так? Не надо было меня защищать. Я бы сама справилась. Посмеялись бы и ушли. Не беда!

— Не беда, да, да, да. Складно. Да?

— А может, обойдется, а, Вить? Пораньше уйдем. Или наоборот позже. Они не будут долго ждать у школы. Мы уйдем вместе. Другим путем пойдем. А?

— Может и обойдется, пошли на математику, звонок скоро будет.

Витя поднял мой рюкзак с выступа, закинул его себе на плечо и вышел из нашего укрытия.

Мы успели к самому звонку. Когда входили в класс, одноклассники уже сидели за партами. Из разных уголков класса послышались смешки. Я сделала вид, что не понимаю, почему они смеются и прошла за свою парту.

— Не обращай внимания, — шепнул мне Витя на ухо.

Мы только уселись, и в класс вошла учительница.

— Здравствуйте. Здравствуйте. Класс, сегодня мало времени. Поэтому сейчас нам надо повторить вчерашний материал и закрепить его на задачах. А потом двинемся дальше. У нас осталось ещё несколько тем, которые надо разобрать до конца года. Открываем тетради, пишем сегодняшнее число и продолжаем разбирать проценты.

Я открыла тетрадь и приготовилась к уроку. Вывела аккуратным почерком сегодняшнее число. Посмотрела на учителя, на доску.

Вздохнула, и перевела взгляд в окно. Меня терзала мысль о поведении Давида.

Ветки липы зазеленели. Небо казалось лёгким и воздушным. Скоро лето. Ужасное, самое худшее лето из всех, что только можно представить. То лето, которое я совсем не жду. Ведь я буду жить с ним…

Давид Каминский был незаслуженно счастлив. Избалованный мальчик, который считал, что ему всё можно. В отличие от меня, той, что испытала все прелести беспощадного издевательства сверстников.

Как он мог! Ведь он мой брат. Не родной. Но мы живём вместе, наши родители любят друг друга. А он так смеялся надо мной. Громче всех. Бессердечный...

— У нас с вами новая ученица в классе, — громко спросила учитель. Я резко повернулась, отметая все дурные мысли прочь.

— Да! — ответила девочка с передней парты.

Учительница прошла вперёд и посмотрела на меня.

— Хорошо. Как тебя зовут?

Я поднялась с места и представилась. Многие ребята обернулись и с интересом посмотрели на меня.

— Каролина, а вы проходили уже проценты?

— Да, — робко ответила я.

— Это хорошо. Выходи к доске. Решишь несколько задач. Я проверю твой уровень знаний.

Меня снова кинуло в пот. Я не любила отвечать у доски. Просто потому, что ощущала себя неловко, нескладно и вообще ужасно стыдно.

— Давай! Фортуны! — шепнул Витя.

— Спасибо.

Вышла к доске. Взяла кусочек мела. Я знала, что надо выпрямить спину, и встать более уверенно. Но не могла это сделать. Взгляды одноклассников смущали до безумия. А ещё учительница теперь выглядела действительно строго. Анна Борисовна уже пожилая женщина смотрела так сердито, словно меня невзлюбила.

— Дети, решаем задачу. Дано. В классе семнадцать мальчиков, а девочек на шесть больше. Вопрос. Сколько процентов класса составляют мальчики. А сколько процентов класса составляют девочки. Решаем самостоятельно. Каролина смелее, смелее.

Это не трудная задача. Поэтому я начинаю выписывать условия на доску, а затем перехожу к решению первого действия. Легко решаю его, потом второе и третье. Вот так. Осталось записать ответ.

— Молодец, быстро справилась. Все решили? Соколова, сколько у тебя получилось мальчиков?

— Сорок два и пять десятых процента.

— У всех так же?

«Да» «Да» — хором загудели ученики.

— Каролина, можешь стирать с доски.

— Стой, погоди, я ещё не списал, — крикнул Давид.

Я замешкала с тряпкой у доски. Посмотрела на Анну Борисовну.

— Каминский, решать надо было самостоятельно. А не списывать с доски! — грозно ответила учительница.

— Зачем самостоятельно, когда можно списать?

— Каминский — ещё одно замечание и поставлю двойку.

— Анна Борисовна, почему сразу двойку? Я может не понял ничего. Я не смог решить. Объясните мне как чего тут. Откуда взялись эти цифры.

У Анны Борисовны не нашлось больше аргументов кроме одного, о чем она тут же попросила меня:

— Каролина, объясни, пожалуйста, как ты решила эту задачу. Разъясни все по действиям.

Я покраснела. Беседовать с Давидом я не хотела ни в каком случае. И тем более ему что-то объяснять. Но с учителями не поспоришь.

— Каролина, поживее. Времени очень мало. Объясни эту задачу и поедем дальше.

— Хорошо. Ну…. Сначала нам надо узнать, сколько всего де-девочек учится в классе.

Давид смотрел на меня, потрошил черными глазами так люто, что стало труднее дышать и говорить.

Саша и Оксана Соколова смотрели с высока и кривили в недовольной ухмылке лица.

Меня начало крепко мутить. Мне казалось, что в классе сидит не двадцать пять человек, а целая тысяча. Снова проклиная в сердцах Давида и всех его друзей, попыталась говорить дальше. Но не смогла, к великому сожалению.

Глава 12

Урок начался быстро. Физрук, плотная высокая женщина в спортивном костюме резво с напором построила всех в шеренгу. Не стала заострять внимание на мне и мгновенно перешла к делу.

— Разминка. По залу пять кругов, — свистнула в свисток.

И все побежали. Не смотря на мою полноту бегала я быстро и не отставала от других учеников. После разминки мы делали различные упражнения. А под конец урока нам нужно было сдать норматив по канату. Лазать я не очень умела из-за своей неуклюжести и веса. Руки были слабые, и я не могла подтянуться по канату вверх, в отличие от худеньких девочек, которые без особого усилия забирались под самый потолок.

Вот настала очередь Оксаны. Она ловко умело забралась по канату наверх. Давид присвистнул и крикнул: «Красава, Соколова!». Андрей с Глебом поддержали друга и тоже прокричали слова похвалы. Потом залезали и другие девочки. Кто-то не доходил и до середины каната, кто-то полз как улитка, но все же добирался до верху.

Наступила моя очередь.

— Гусева! На канат! — позвала учитель.

Изнемогая от желания поскорее закончить этот несчастный урок, я встала с лавочки и пошла к канату. В спину полетели смешки, шуршания голосов, вздохи. И вот канат. Схватилась обеими руками и подпрыгнула. Повисла как сосиска, а дальше не могла ползти.

Услышав тошный, какой-то удушливый смех Оксаны, я покачнулась и сорвалась. Меня лихорадило: слабость в ногах, сухость во рту, переизбыток негативных чувств, стыд. Я не могла дышать, что говорить, и уж тем более забраться на канат. Вместо этого я только цеплялась дрожащими пальцами за верёвку, в беспомощности прыгала и понимала, что закапываю себя ещё глубже.

— Новенькая не может залезть, — шепнул кто-то из ребят.

— Так худеть надо, — шепнул второй.

— Ага, жрать надо меньше! Все пирожки съела и нам не дала! — ядовитой кислотой выплюнул Давид.

Весь класс разразился рычащим, не человеческим хохотом. Стыд обжигал мое лицо неравномерно, хаотично. Горели глаза, щеки и уши.

«Зырьте, зырьте, она реально не может залезть», «Жирная», «Сейчас канат порвётся», «Ха-ха-ха», — кричали ученики, набирая обороты.

— Да замолчите же вы! Каминский, я не поняла, мне отца в школу вызвать? Ну сколько можно уже, не стыдно! Совсем совесть потеряли! — перекрикивая уродливые фразы ребят, прогорланила физрук.

— А чего? Мы ничего! Пирожки нам не дала, а сейчас залезть не может! — кричал Глеб.

Я не могла больше терпеть издевательство. Слезы полились ручьями, и я закрыла глаза руками. Развернулась и пошла на выход из спортивного зала.

Глава 13

Давид

— Так дети, тише, тише. Все здесь? — Юлия Сергеевна пробежала взглядом по рядам.

— А где же Каролина? Новая ученица наша? — удивленно спросила классная.

— Она ушла после физкультуры домой, — ответила Верка Сивцова с первой парты.

Я обернулся, ее и правда, не было. Витька Лапша сидел один и как всегда что-то бурчал себе под нос. Вот псих.

— Как же так? — развела руками учительница, — Я же просила всех прийти. Что же. Тогда наш классный час отменяется. Поступим следующим образом. Раз уж вы здесь все собрались, задержу вас ненадолго. Хочу ещё раз прояснить ситуацию, недавно произошедшую на математике.

Все сразу замолкли. Глеб грубо ткнул меня плечом.

— По твою задницу базар будет.

— Заткнись, — шепнул и так же толкнул его.

— Дети, мы с вами одна семья, одна команда. И мне бы хотелось, чтобы тот человек, который это совершил, признался в содеянном. Если ему стыдно, то пусть подойдёт ко мне лично, и мы постараемся уладить конфликт. Анна Борисовна серьезный учитель, и вы знаете, как она требовательно относится к своим урокам и предмету. Сейчас поступила информация, что она отказывается проводить у вас уроки математики. Что, конечно, плохо скажется на всем нашем классе и вообще на репутации. А мы с вами самый сильный класс параллели. И вы все прекрасно это знаете. Ситуация неприятная, ситуация из ряда выходящая. Но. Решаемая. Я готова пойти на уступки, готова поговорить с Анной Борисовной и постараться уладить проблему. Но, только если буду знать правду. Пока я нахожусь в школе, я открыта для беседы в любую свободную минуту на перемене. Если тот ученик решит не признаваться, то это его право. Просто я не знаю, что будет в новом году с математикой, кто будет вести предмет.

— А давайте проведем расследование? — предложил Пашка Афанасьев.

— Да, шмон, шмон, — поддержал его Леха Суворов.

— Нет. Я все же надеюсь, что тот, кто это сделал, во всем сознается сам. Я надеюсь на ваше благоразумие, дети. Вы уже стали взрослые, и должны думать, прежде чем совершать что-то. Я вас всех очень прошу, чтобы впредь такого больше не было!

Все зашумели. Я понял, что сейчас начнется серия «Аля Шерлок Холмс», где учитель попытается разгадать шараду и ответить на вопрос: Кто же все-таки сорвал урок.

Ни за что в жизни им этого не узнать. Математичка сама виновата, двойки ставит не за предмет, а за личное отношение. Я буду рад, если она свалит. Так ей и надо.

— Юлия Сергеевна, можно идти? — я поднял руку.

— Да, Давид можно. Ты сдал на поездку?

— Сдал.

— Хорошо, иди.

Я встал, пожал руки пацанам, схватил рюкзак, закинул на плечо и вышел из класса.

Ждать Лапшу времени не было. Ну ничего, я ему потом покажу, как языком чесать. Возомнил себя героем, тоже мне голубок влюбленный, защитник фигов. Забылся видимо совсем.

Побежал на остановку и кое-как успел заскочить в свой автобус, чтобы успеть на тренировку.

Плавать я любил. Больше всего мне нравилось нырять и задерживать дыхание. Испытывать себя на прочность, играть. Иногда мне казалось, что я могу умереть под водой. Но все равно я каждый раз все больше и больше приближался к этой грани жизни. Самое большое, что я мог провести под водой было полторы минуты. Тренер говорил, что у меня рекорд среди детей моего возраста, а я лишь пожимал плечами. Ну и что с того? Кому это надо?

Тренировка прошла обыденно и малость скучно. Под конец тренер разрешил просто понырять и поплавать в свое удовольствие, и я нырнул. Прыгнул в воду и ждал. Считал про себя. Ждал. Минута…

Лёгкие сжались, возникло такое ощущение, что на меня наехал грузовик. Хотя я не знал точно, какие ощущения бы испытывал человек, если бы это случилось на самом деле. Но такая ассоциация. Стало тяжело, глаза зажало, руки ослабли. Секунда… Ещё одна секунда и, нестерпев мучительного состояния, вынырнул. Мой личный рекорд. Минута и тридцать две секунды.

***

До дома ехал все в том же автобусе уставший и злой. Напротив меня сидел какой-то старый чел и всю дорогу трепался по телефону.

Сначала он болтал о всякой ерунде, потом так резко брякнул:

— Жанна! Ну что ты в самом деле?

И все. Больше я его не слышал. Редкое имя... Давно оно не звучало в голове.

Жанна… Так тягостно, мучительно, нежно. Так зовут мою маму.

Чертыхнувшись я встал, соскочил с места и подошёл к дверям. Ну на фиг все это. Ненавижу и ее и имя ее… Нежное…

***

Папка встретил меня во дворе и на мое удивление остановил, а не проигнорировал, как это делал очень часто.

— Стой! Давид, как в школе. Каролину познакомил с кем?

А. Вот в чем дело? Я-то уж было подумал…

Да твою мышь! Какая к черту Каролина? Думать о ней не мог, дурел от одного только имени ее. Зверел. И понимал, что где-то переборщил с издёвкой. Но не мог вовремя остановиться.

И вот снова, это же самое поганое, как горелый осколок старой пластмассы чувство. Ревность. Оглушающая, безликая, чужая… Но моя.

Папа спросил о ней. Не обо мне, о ней. Не как у меня прошел день, а как она там обустроилась в новой школе. Папа не спросил о тренировке, а спросил о ней. Как будто она ему родная дочь, а я подкидыш какой-то. Она дорога, а я хрен с горы, нахлебник бестолковый.

— Познакомил, — соврал я полностью уверенный, что новоиспечённая сестренка не выдаст меня.

— Вот и молодец! — похлопал меня по плечу крепко, совсем по-мужски.

— Мы не ужинали. Ждали тебя.

— Могли не ждать. Я не буду есть. Аппетит пропал.

— Нет, ты спустишься. И это не обсуждается.

— Пап, чего тебе надо? Мне домашку надо делать.

Я отвернулся и пошел в дом.

— Давид, через полчаса жду тебя на кухне. И попробуй только не выйти.

Я хмыкнул, стиснул челюсти и пошел дальше. Пусть ест со своей НОВОЙ семьей и спрашивает как у дочки дела. А у меня своих забот по горло.

Через полчаса я не спустился, и тогда ко мне поднялась Людмила.

Глава 14

Каролина

— Зефирчик, ну хватит мяукать. Мне надо делать русский.

Котенок царапал меня за ноги и мяукал. Я его уже накормила, потом уложила спать. Но проспал он совсем недолго и мешался делать уроки. Пушистый комочек был проворный и быстро осмелел, освоился на новом месте даже быстрее чем я.

Когда я пришла после ужина, он важно расхаживал по моей комнате и его совсем не заботили мои душевные раны и горькие слезы.

— Мяу, — пискнул он снова около дверей.

— Тебе, наверное, жарко. Ну хорошо, иди, гуляй. Я доделаю домашку и поиграю с тобой. Сделаю тебе бантик из фольги.

Я отложила уроки, встала и открыла котенку дверь. Тот незамедлительно юркнул в щель и понёсся вперёд по коридору.

— Вот хулиган.

Я вернулась к учебникам. Прорешала все задания, потом немного почитала, проверила портфель.

А потом пошла его искать. Вышла из комнаты и стала звать его по имени.

— Зефирчик, Зефирчик, кис, кис, кис.

Он не откликался. В коридоре его не оказалось, на кухне тоже, по остальным комнатам я не стала ходить, они были закрыты. Думаю, котенок не смог бы туда пробраться.

В доме его нигде не было, и тогда я вышла на улицу. Просмотрев все углы около входной двери и гаража и так и не найдя своего пушистика, я совсем загрустила. Куда он мог подеваться - негодник.

Завернула за дом, чтобы поискать его на большой, зелёной, засаженной благоухающими цветами территории. И тут же сильно пожалела, что вообще вышла на улицу.

Давид бегал по газону, пиная ногами футбольный мяч и тренируясь забивать голы в небольшие ворота, расположенные около самого забора.

Он увидел меня и на секунду отвлекся. Скорчил недовольную гримасу и отвернулся, резко мотнув головой.

Я хотела снова сбежать в дом. С другой стороны мне нужно было найти моего Зефира. Ведь скоро наступит ночь. Я переживала за котенка, он совсем ещё малыш. Где он будет спать?

Тем более он теперь мой питомец, и я обязана за ним ухаживать.

Преодолевая сломленное состояние, я вышла из угла и начала звать котенка.

— Кис, кис, кис, Зефирчик, Зефирчик, ты где?

Прошла вдоль по каменной тропинке к качелям. Заглянула под кусты, проверила около забора. Осмотрелась по сторонам.

— Кис, кис, кис, Зефир ты где? Кис, кис, кис.

Не знала точно, но мне казалось, что брат смотрел на меня. Я стояла спиной, но ощущала непонятную тяжесть в районе шеи и плеч. Как это часто бывает, когда на тебя кто-то смотрит.

— Зефир, зефир, ну где же ты, проказник… — я стала звать тише.

Боялась Давида, как опасного зверя. Боялась привлечь его внимание.

— Зефир, ну где ты?

Пошла дальше искать. Все ближе и ближе подходя к Давиду. Ноги не слушались меня, но я продолжала идти, утопая по горло в стыде и страхе.

— Кис, кис, кис! — позвала снова.

Давид замер. Потом разбежался и с силой пнул мяч. Тот четко попал в ворота, отскочит от забора и покатился прямо на меня. От испуга я отпрыгнула, словно мяч был заразным.

— Чё ты здесь делаешь? Мешаешь! Не видишь, я тренируюсь? — порезал грубым холодным тоном.

Я промолчала. Я не могла говорить, когда он был так близко. На него невыносимо было смотреть. Казалось, только встречусь с его черными глазами, как тут же сгину. Я старалась избегать взора. Смотрела на траву и на мяч, который так близко лежал со мной. К сожалению…

— Обглодыша что ли потеряла?

Я кивнула, не веря собственному безумству и тому, что общаюсь с мальчиком. Вокруг все плыло как будто в туманном сне.

— Нету его, можешь не искать.

Я посмотрела вопросительно на брата.

— Все. Выгнал я его. У меня нет собаки, у тебя нет кошки! Честно? Честно! И вообще, не место ему здесь, поняла? Как и тебе! И кстати о птичках, зачетно, что ты свалишь. Если тебе интересно, я очень рад. Очень! Надоела ты мне, мелкая. Будет круто провести лето без тебя.

Прыгнул ко мне, а я пискнула от испуга.

Он засмеялся, так громко, злобно, грубо.

— Ну ты точно чокнутая. Все. Давай дуй отсюдава. Мешаешь. У меня игра скоро важная, а я тут с тобой яйца просиживаю.

Да что он такое говорит? Грубиян!

Слезинки брызнули из глаз. Неужели он и правда, его выгнал?

Я боялась, боялась жутко, но все же тихо шепотом спросила.

— Ты… ты, правда, его выгнал?

— Конечно, правда! Все, вали! Мешаешь, сказал же русским языком. Или по французскому сказать. Силь ву пле, пардон, си жи, чеши ушами в камыши!

Я отпрянула. А он засмеялся еще громче.

И тут вдруг как какое-то волшебство среди этого мрака издевок, я услышала тоненький писк моего пушистика.

— Мяу, мя-у-у.

— Он здесь! — радостно воскликнула я.

— Твою мышь! — буркнул расстроенно Давид и, подняв мяч, направился к воротам.

Давид соврал! Никуда он его не выгнал, а просто хотел посмеяться надо мной.

Я пошла на источник голоса котенка. И совсем скоро поняла, что он забрался на яблоню. Высоко-высоко и теперь боится спускаться.

— Мяу, мяу, мяу, — жалобно испуганно звал он меня.

Я посмотрела снизу вверх на него, и у меня закружилась голова.

— Как высоко ты залез. И как я тебя достану? Зачем ты туда залез? Вот зачем?

Зефирчик снова пропищал. Я подошла ближе к стволу дерева. Запрокинула голову и стала его подзывать рукой.

— Зефирчик, ну! Иди сюда, малыш. Спускайся, я тебя поймаю. У тебя же есть коготки, ты точно не упадешь, если хорошо зацепишься ими. Давай же, ко мне, ком мне.

Но кот лишь жалобно мяукнул и, казалось, поднялся еще выше от страха. Пока я стояла и думала, как же ему помочь ко мне снова подошел Давид. Я заметила, как он приближается ко мне и замерла в ожидании.

— Что? Не достать?

Я промолчала. Вот еще. Не буду с ним больше говорить.

— А может его это, яблоком пульнуть, сам спрыгнет.

Придумал так придумал. Столько злости в нем, и вся она обращена ко мне, не к котенку, а ко мне. Он хочет меня задеть, сделать больно. В каждом слове звучит так, как будто я отняла у него что-то важное, что-то очень ценное.

Глава 15

В старой школе у нас был один мальчик Аргам. Он был кажется армянин. Так вот. Он был жутким хулиганом и задирой. Именно он чаще всех других обзывал меня и устраивал испытания. А все остальные мальчишки и девчонки его поддерживали, потому что боялись его. Он был крупнее и сильнее всех, и никто не хотел переходить ему дорогу. Одна только Стася всегда заступалась за меня, за что тоже стала изгоем и жертвой издевок. Так мы и дружили вместе.

Хорошо, что у меня так быстро появился друг Витя. Без него я уже не представляю, как бы вытерпела все это.

Девятнадцать дней осталось до конца учебы. Поскорее бы они прошли.

Я не знала, что мне приготовил новый учебный день. Поэтому по дороге в школу я проговаривала про себя такие слова: «Только бы ничего не случилось, только бы ничего не случилось. Только бы одноклассники перестали смеяться надо мной».

Зашла в класс с хлипким чувством уверенности. Шагнула и тут же получила комком мокрой бумаги в лицо. Оказалось, что ребята играли в войнушку или что-то в этом духе. Они бросали друг в друга бумагу. Кто-то принес в класс бутылку с водой и бумага промокла. Наверное, мне никогда не суждено понять эти игры.

Я вытерла лицо от влаги и поправила волосы. Оксана заметила, что мне досталось и громко засмеялась.

— Смотрите, смотрите, Нам-Наму досталось.

Мальчишки повернулись и обратили на меня внимание. И все засмеялись. Я была готова разреветься и убежать. Стало тошно, горло перехватило, ноги будто увязли в какой-то липкой жиже.

— Нам-нам, ну ты даёшь! Вечно ты не вовремя. Невезучая! — крикнул кто-то с задних парт.

— Нам-нам, проходи, не стесняйся. Будь как дома. У нас всегда так радушно встречают гостей.

Это крикнул Давид. Он зачем-то залез на стул. Скрутил руки в трубочку и как в громкоговоритель произнес на весь класс.

— Осторожно! Нам-нам идёт. Это может быть опасно. Осторожно! Повторяю. Всем скрыться в убежище. Всем скрыться в убежище. Повторяю.

Нам-нам? Это что? Я?

Я посмотрела на нашу парту. Вити там не было, опаздывал. Меня спас учитель, внезапно зашедший в класс.

— Это что вы себе позволяете? Пятый «А». Ну-ка быстро все по местам. Звонок давно прозвенел.

Я быстро пошагала к своей парте. Глеб Архипов высунул свою длинную ногу в проход, и я запнулась. Упала. Пролетела прямо в проход, сильно ушибив коленку.

Класс зашипел, засвистел, загудел паровозом, стирая ту самую, малую веру в доброту и людей. Все они злые. Какие же они злые — мои одноклассники.

Я медленно поднялась, зацепив рюкзак с пола и села на свое место. Они продолжали перешёптываться и пересмеиваться до тех пор, пока учитель их не пресекла.

Я хотела исчезнуть от стыда, но у меня не получалось. Я же не волшебница, а простая толстая неудачница.

После урока пришел Витя и развлекал меня своими длинными разговорами.

— Шаффл, это шаффл. Это писк моды! Если ты не танцуешь шаффл – ты лузер, — с гордостью говорил он.

— Ты меня такой считаешь? Я например его не танцую.

— Нет. Я тебя мотивирую. Пошли со мной. Ты ведь не ходишь никуда, как я понял. Пошли. У нас как раз есть место в группе. Ты должна согласиться.

— Я подумаю, хорошо, — улыбнулась ему.

— Это весело, заряжает! Заряжает словно электробатарейка, ты мой друг, степ мне покажи, прихвати друзей-ка. Это не вальс, это не танго, рвутся ноги в пляс как у Кибарго!

— Кто такой Кибарго? — спросила я.

— Не знаю, — поправил очки мальчик. — но надо же было что-то придумать для связки слов.

Я улыбнулась.

Мы стояли на перемене и ждали нового урока и когда откроют кабинет. Витя уговаривал пуститься на авантюру — записаться на танцы.

Но честно я не могла представить себя в роли танцора, поэтому пока приглашение Вити казалось чем-то недосягаемым и невероятным.

За спиной раздался грохочущий смех девочек из моего класса. Я поежилась, подумав сразу, что снова я стала причиной. Когда над тобой часто смеются, потом каждый смешок ты воспринимаешь на себя.

Девчонки все ещё смеялись, но меня вдруг отвлекла ссора мальчишек, которые кричали на всю школу. Около лестницы стояли: Давид, Андрей, Глеб из моего класса и ещё двое незнакомых мне мальчиков, но старше класса на два. Так вот. Они спорили о чем-то.

Витя заметил, куда устремлён мой взгляд.

— Вечно этот Каминский нарывается. Считает себя самым крутым, хотя сам мелкий. На старшеклассников лезет, дурачок. Однажды ему наваляют.

Я отвернулась, успев заметить, как один мальчик толкнул Давида рукой в плечо, а тот ответил грубым словом, которое я бы ни за что в жизни не произнесла вслух.

— Так ему будет и надо. Нельзя быть таким холодным как он…

***

День пролетел почти так же как и вчерашний. Девчонки все шушукались и смеялись. Мальчики тоже швыряли в меня обидные до слез дразнилки. И ещё много всего. Например перед уроком литературы, когда мы с Витей вышли из класса, Давид забрал у меня учебник и куда-то спрятал его.

— Игра началась, Нам-нам. Хочешь похудеть, побегай! — терзая мои нервы, выплюнул Давид.

Мы с Витей начали искать мой учебник, но так и не нашли. Я спросила у одной девочки, сидящей рядом с нами, видела ли она, где мой учебник. Но девочка недовольно посмотрела на меня и ничего не ответила.

Вскоре начался урок, а я сидела без учебника. Мне пришлось заглядывать в Витин. Хорошо, что мальчик сам предложил и поделился со мной.

Когда прозвенел звонок, все ученики поспешили выбежать из класса. А мы с Витей остались искать учебник. Все переискали. Пора было идти на следующий урок. И я была на грани нового срыва и очередной порции соленых непрошеных слез.

— Как он меня достал. Вечно ему не сидится, нужно обязательно что-то сотворить, — причитал Витя, рыская по кабинету.

— У таких людей, наверное, весь смысл жизни в том, чтобы обидеть кого-то. И он выбрал меня.

— У него просто не все дома. Нашел! — крикнул Витя.

Учебник лежал между стеной и батареей около самого последнего окна. Витя достал его и отряхнул старую пыль.

Глава 16

Витя перевернулся. А я быстро подбежала к нему.

— Витя, Вить… вот я же говорила. Говорила. Что же ты так? А? Меня не послушал, полез драться, с ним… С этим… — присела на корточки и неловко тронула его за руку.

— Не плачь! Да не плачь ты. Все нормально. Ничего не болит. Подумаешь… Шрамы мужчин только украшают.

Витя привстал и выпрямился, но продолжал сидеть на земле рядом с клумбой. На его лице не было крови, но была краснота, разбросанная пятнами и распухшая нижняя губа, словно его ужалила пчела. Хорошо, что он снял очки, вероятнее всего они бы разбились.

Анна Борисовна к тому времени уже успела нас заметить. Она хмурая, с поджатыми губами, с ровной прямой спиной шла в нашу сторону.

И вот, Анна Борисовна остановилась напротив и смерила нас строгим взглядом

— Лапшин? Что у вас здесь случись? Чего не поделили? Устроили разборки на территории школы!

Ее глаза стреляли из стороны в сторону — то на меня, то на него.

— Все нормально, Анна Борисовна. У всех бывает, — ответил, не растерявшись Витя.

— Вы вот лучше бы формулы учили и готовились к урокам, чем силы понапрасну тратить! Кто там у вас? Снова Каминский?

Мы промолчали. Я подняла с земли наши рюкзаки. А Витя встал на ноги. Отряхнул колени от травы, и посмотрел на меня.

— Надо его папе сказать, чтобы поменьше его кормил. Глядишь, и энергия лишняя пропадет. А то скачет как конь, задирается. Ты как? Жив? — Анна Борисовна осмотрела его, подойдя чуть ближе.

— Жив.

— А может в медпункт, Вить? — тихо спросила, протягивая ему очки.

— Не надо в медпункт. Пошли погуляем лучше. Сейчас улица сама все вылечит.

— Идите, идите. Екатерина Витальевна ещё в школе. Иди, иди, Лапшин. Не геройствуй!

— Ага. Сейчас дойдем. До свидания.

— До свидания.

Анна Борисовна пошла дальше, а Витя схватил меня за руку и повел в сторону школы.

— А мы, правда, в медпункт?

— Нет, конечно. Это так, для успокоения математички. Сейчас обогнем школу и выйдем на Машиностроительную.

— Хорошо… Больно было?

— Нет, не больно.

— И все же зря ты… Это… Сделал.

— Теперь дело сделано. И баста! Пошли.

И мы пошли. Медленно брели по улице и разговаривали.

— Кстати, все хотел спросить. Почему ты переехала?

— Мама вышла замуж… Ее новый муж живёт здесь, в этом городе. Вот пришлось переехать. А ты?

— А я всегда здесь жил и ходил в эту школу. Но как-то друзей не нашел. Только врагов.

— А почему? — робко посмотрела на него.

— Ты хочешь знать?

— Хочу.

— А ты потом не слиняешь? Останешься со мной дружить.

— Останусь.

— Хорошо. Никакой тайны нет в общем-то. В третьем классе я принес вшей в школу. Вот и вся история.

— Вшей?

— Да, самых настоящих. Я не знаю, откуда они появились у меня, может быть подцепил в автобусе, знаешь, бывают там ездят всякие бездомные. Может как-то от них. Или… Да фиг знает как. Подцепил и все.

— Какой кошмар… — прошептала, — И что потом?

— Все узнали об этом, стали меня дразнить. Стали «Вошкой» звать. Долго они меня так обзывали. Но я отпор давал, я никогда не замыкался и не позволял им смеяться надо мной. Потом как-то мой старший брат пришел за мной в школу и все увидел собственными глазами, он разобрался с мальчишками. После того случая меня перестали дразнить, но также все перестали дружить со мной, так как думали, что я брата специально позвал, все считали меня слабаком и стукачом. Вот так. Потом из злости придумали новое «Лапша» потому что фамилия такая — Лапшин. Но на это уже не злюсь, мне без разницы. Я просто один и все. Понял, что все они придурки.

Да, Вите повезло не больше чем мне. Очень трудно пережить одиночество и статус изгоя. И те, кто дразнят, даже на миллиметр не понимают, какого это, когда все над тобой смеются. Они не знают, как ломается душа внутри у того человека. Не знают, к сожалению.

— У тебя есть брат? — спустя несколько секунд молчания спросила я.

— Да, Тимка. На пять лет старше. А у тебя? Есть брат или сестра?

Я разволновалась. Врать Вите, тому, кто заступился за меня, мне не хотелось. И так стало страшно. Что, если я расскажу ему про Давида? Какова вероятность, что об этом узнает весь класс?

Я посмотрела на Витю. Он слегка прихрамывал, и потирал невзначай щеку, пытаясь скрыть, что ему больно.

Мне стало его очень жаль. Он хороший человек, он добрый, честный, весёлый. Он единственный, кто не повернулся ко мне спиной, кого не смутила моя заикающаяся речь и полная фигура. Он тот, кто стал мне другом.

— Вить, а я тебе друг?

— Друг! Конечно.

— Настоящий?

— Настоящий.

— Спасибо.

Некоторое время мы шли молча. А потом я решилась.

— Витя, ты мне, наверное, не поверишь… Но у меня есть тайна. И я хочу ее тебе рассказать. Но только пообещай, что никому-никому не расскажешь. Тем более никому из нашего класса. Обещаешь?

— Обещаю. Никому. Да я и не общаюсь ни с кем. Почти ни с кем. Только с парнями с танцев. Но это за пределами школы. Я могила, можешь мне доверять.

И все же я боялась. Но слово уже не воротишь. Вдохнула поглубже и выдохнула. От правды не сбежишь, не скроешься. И мне не удастся.

— Давид Каминский. На самом деле он мой брат. Только не родной, а сводный.

— Да ладно! — вскрикнул Витя.

— Да. Наши родители вместе живут. Мы с мамой переехали к ним, к Каминским. Мамин новый муж — это папа Давида. Такая тайна у меня. Только никому, прошу, не говори.

Я стала ковырять лямки кожаного рюкзака, заметно нервничая. Мною внезапно овладело ощущение дичайшего волнения. Подумать только. Я рассказала.

— Вот это дела… И он так с тобой поступает! Королек, так он вообще дурачок. Нет, он точно дегенерат. А за что он так?

— В первый день, я разбила его любимый кубок. Теперь он мне мстит.

— Фига себе!

— Ты никому не скажешь? Никто не должен узнать. Мы договорились с ним, что никто из одноклассников не узнает.

Глава 17

После школы я попалась на слезах. Я вышла во двор с котенком пользуясь тем, что Давида не было дома. И отпустила кота погулять по свежей травке.

Пока Зефир гонялся за бабочками, я сидела и плакала. Не могла я больше сдерживать этот соленый океан внутри себя. Горько было от того, что я понимала, что ничего не смогу изменить. Нам придется жить вместе. И мне придется терпеть измывательства сводного брата.

Меня отвлёк отчим. Он как-то незаметно появился во дворе и заметил, что я плачу.

— Ты что, плачешь? Что случилось? Тебя кто-то обидел? – дядя Гриша подошёл ближе и заглянул в мое наверняка опухшее от слез лицо.

— Нет, все нормально, я… я просто скучаю по дому и по бабушке.

— А может в школе кто-то обижает? Как вообще с одноклассниками? Подружилась с кем-нибудь?

— Да, я нашла себе друга. Его зовут Витя, он хороший мальчик, — поспешила вытереть глаза платком.

— Вот, это уже лучше. Ты давай не плачь, а то от слез голова будет болеть. И настроение ухудшится. А сегодня вон какая погода отличная. Я на обед заехал, но сейчас поеду в офис. Потом за мамой и домой.

— Спасибо вам, — промямлила, стараясь успокоиться.

Он постоял ещё немного, а потом ушел.

Вечером, когда родители приехали с работы. Мама почти сразу поднялась ко мне в комнату.

— Каролина, собирайся, съедим в магазин, развеешься, а то Григорий сказал, что ты сегодня плакала. Что у тебя случилось?

— Ничего особенного. Пустяки, мам.

— Пустяки, а что распускаешь слезы. Всех пугаешь. Как ребенок, боже. Так поедешь с нами?

— В магазин? А зачем?

— За продуктами, да просто погуляем.

— Да, конечно, я с вами. Сейчас только переодену гуляночную одежду.

— Спускайся вниз. Мы будем ждать в машине.

Мама уже вышла за порог как я вспомнила. Вскочила с кровати, чтобы ее догнать.

— Мама, мам… Постой. А Давид тоже поедет?

— Нет, Григорий сказал, что раз его дома нет, то и пусть дальше гуляет. Его все время нет дома. Поедем без него тогда. Хотя лучше бы он был. Я его совсем редко вижу.

С этими словами мама развернулась и пошла вдоль коридора. А я задумалась. Зачем ей с ним видеться, ведь он отвратительный мальчишка. Я не поняла маму и зашла обратно в комнату.

Спустя полчаса мы уже гуляли в крупнейшем торговом центре. Я любовалась пухлыми, глянцевыми витринами. Смотрела на игрушки, на одежду, на книги.

В одном из магазинчиков я задержалась больше обычного, и дядя Гриша заметил это. Это был магазин канцтоваров. На полках лежали красивые предметы: розовые, персиковые и мятные блокнотики; Хрустальные позолоченные ручки с пушистыми пампушками на конце; Брелочки в форме единорогов и котят. В общем, мечта любой девчонки.

— Ну что, зайдём? — спросил дядя Гриша, похлопав меня по плечу.

Я с улыбкой кивнула. И мы зашли. Он отстраненно стоял в стороне, а я проходила между рядами ярких штучек и глаза не могла оторвать.

— Ну? Выбрала? Бери, что хочешь и пойдем искать маму, она где-то в одежде потерялась, — шутливо произнес он.

Я не верила своему счастью. Ведь мама никогда не покупала мне подобного рода вещи. У меня всегда были самые обыкновенные зелёные тетради и прозрачные ручки с синими колпачками. Мама считала, что все это очень дорого, лишнее и только отвлекает от учебы. А мне хотелось. Всегда хотелось иметь яркую ручку, и чтобы она непременно пахла клубникой, когда пишет.

Я выбрала красивый блокнот с мишкой, украшенный маленькими сердечками и ручку пушистика единорога. Дядя Гриша спросил, надо ли что ещё. Но я скромно ответила, что и этого будет достаточно.

Мы вышли из магазина и направились искать маму.

***

Уже дома дядя Гриша вручил мне плитку молочного шоколада с орехами. А ещё достал из высокого шкафа в зале несколько книг про приключения и подарил их мне. Они были новые, нетронутые, как будто специально для меня хранились на полке.

От щедрости дяди Гриши я чуть осмелев, попросила как-нибудь попробовать приготовить пирожки на кухне.

«Так ты ещё и юный кулинар! Конечно, можно. В выходные к нам приедут гости, можешь что-нибудь испечь и всех угостить» — как-то слишком бодро и уверенно произнес дядя Гриша.

Я почему-то покраснела и подумала, что вряд ли смогу сделать что-то по-настоящему вкусное. И уж тем более вряд ли это понравится его родственникам.

В своей комнате я совершила небольшой ритуал. Разложила свои подарки и любовалась ими. Шоколадку я решила открыть завтра в школе после уроков и угостить Витю.

Потом я открыла первую книгу и засмотрелась на красочные причудливые картинки. Читая первые строки, изредка поглядывая на письменный стол, я впервые за то время, что нахожусь здесь почувствовала себя спокойно и счастливо. Совсем как обычный подросток. Но не тут то было. Рано я радовалась своему маленькому счастью. Оно рассыпалось словно его и не было. Словно я не имела право на счастье. Даже на мимолётное.

Секундный восторг быстро сменился на вьюгу волнения, когда я услышала топот ног, а потом и его голос:

— Эй, вы где это были? Снова гуляли без меня! — Давид ворвался в мою комнату и зачем-то закрыл дверь на замок.

По спине побежали мурашки от страха. Я откинула книгу в сторону и вжалась в кровать. Перед глазами выскочила картинка, как он бьёт Витю.

— Твою же ты мышь! Понятно чё, батя тебе всего напокупал, ерунду девчачью, шоколадки.

Давид, не стесняясь и ничего не боясь, подошел прямо к столу и грубо схватил мой новый блокнот. Посмотрел на меня со злостью. Мне показалось, что он сейчас его раскрошит в песок, так крепко он его сжал.

— Наверно и мороженку ели без меня? Да?

Я отрицательно качнула головой.

— А ну давай делись, сейчас я все у тебя заберу. Что ты тут читаешь, а?

Он схватил книгу. Меня прошибло током.

— Так это мое! Где ты их взяла? Украла? Это мои книги!

— Нет, — шепотом ответила.

— Как это нет! Тогда откуда они здесь. Мне их папа подарил на день рождения. Где ты их взяла?

Глава 18

Вот и подошла к концу первая учебная неделя в новой школе. Любимой она мне не стала, как и родной. И дело не в маленьком сроке моего пребывания, дело в одноклассниках.

Вчера на уроке литературы я снова стала заикаться у доски. Это было так унизительно. Стоять как истукан, краснеть и слышать злой смех мальчишек и девчонок.

Один только Витя по-прежнему поддерживал меня: от читал интересные песни в стиле рэпа, танцевал классно для меня и даже один раз угостил в столовой булочкой с маком. Вот такой вот настоящий джентльмен.

Давид, казалось, стал ещё грубее. В школе он часто начинал первый, провоцировал и остальных ополчиться против нас с Витей. И его все поддерживали и соглашались с каждым его словом.

Сначала они называли меня «Нам-нам». Потом кто-то придумал «Нам-Нам» заменить на более подходящее «Ням-ням». А сегодня так вообще Давид назвал при всех «Ам-ням» и сказал, что я похожа на него.

Витя пытался за меня заступиться, но Глеб и Давид скрутили его, чуть не разбив ему очки.

Вечером после футбола Давид пришел с синяком под глазом. Я думала, что это Витя его так покалечил и, конечно, сразу написала ему. Но Витя уверил меня, что это не его рук дело. Он был в школе танцев и не в курсе, кто побил Давида.

«Наверное, это те старшеклассники, поделом ему. Значит сам нарвался», — написал Лапшин в сообщении. Я успокоилась, ведь мне не хотелось, чтобы Витя ввязывался в новую драку из-за меня. Одному только черту известно, что в голове у этого бандита Каминского.

Дядя Гриша долго, очень долго ругал Давида. Я все слышала, ведь он кричал на него громко, на весь дом.

«Когда ты возьмёшься за ум? С кем ты снова подрался? Я не пойду больше в школу краснеть и позориться! Мне стыдно, что у меня такой сын! Стыдно!»

Тяжёлые, полные отчаяния слова отчима как-то особенно впечатались в сознание, когда я лежала на кровати по уши прикрытая одеялом. Они как якорь будто бы тянули меня под воду, где не было воздуха, чтобы дышать. Будто бы были обращены ко мне. Не знаю почему, но в тот самый момент, когда я услышала глухой щелчок, похожий то ли на удар, то ли на пощечину, я заплакала. И мне стало дико, очень больно и неприятно в душе от собственных ощущений.

Папа так его не любил… Так был холоден с ним, как и мама со мной. И это страшное сходство осело неподъёмным осадком в груди. И как я ни старалась его прогнать, вытолкнуть, выдохнуть, — не получалось.

Это новая правда, к которой я оказалась совсем не готова, не понравилась мне. Я не хотела, чтобы нас что-то объединяло с Давидом. Никогда!

Я зажмурила силой глаза и стала нарочно вспоминать Стасю и старую школу. А потом незаметно заснула.

Глава 19

В субботу приехало много гостей: мама и папа дяди Гриши, а ещё его сестра с мужем и своей дочкой. Из всех гостей больше всего впечатлила девочка.

Милада была двоюродной сестрой Давиду. Она была старше нас и уже училась в институте. У нее были светлые короткие волосы и большие солнечные очки. Она была стройной и подвижной. И я с завистью смотрела на нее. Вот бы и мне стать такой веселой, непринуждённой как она. И красивой.

После официального знакомства мы устроили чаепитие прямо во дворе в летней беседке. Когда все вдоволь наговорились и рассказали последние новости, Милада меня в прямом смысле шокировала.

— Каролина, какое имя прикольное, да мам, — сказала она и улыбнулась мне широкой улыбкой.

Я подумала, что улыбка у нее такая же широкая, как у Вити. Значит, она такая же добрая, как он.

Я хотела ей ответить, сказать, что у нее тоже очень красивое имя, но от смущения сидела и молчала как рыба.

— Очень красивое. Согласна, — ответила вежливо ее мама тетя Маргарита.

— Каролина ещё печь умеет. И сегодня хотела что-то приготовить и нас всех угостить, да? — громко произнес дядя Гриша, смотря на меня.

— Возможно, — тихо прошелестел мой голос.

— Надо же. А я вот не умею, — пожала плечами Милада.

— Каролина очень часто гостила у бабушки, у моей мамы, и Наталья Борисовна ее многому научила. И привила ей любовь к кулинарии, — ответила за меня мама.

— Это похвально! Каролина, молодец, потом в жизни пригодится. Если будешь хорошо стряпать, все мальчишки будут твои, — сказала мама дяди Гриши — Нина Валентиновна.

— Мам, ну какие мальчишки? Она еще ребенок. Это все позже, позже будет! — возмутился дядя Гриша.

Я покраснела. А когда услышала мальчишеский смешок, так чуть не выскочила из-за стола.

— Давид, в чем у тебя дело? Не можешь ни секунды посидеть спокойно, — одёрнул его папа.

— Да так ничего. Вспомнил кое-что смешное.

Я сразу поняла, что он смеётся над словами своей бабушки. И его смех мне понятен. В меня никто никогда не влюбится. Скорее мир застынет.

Потом взрослые отпустили детей, то есть меня, Давида и Миладу. А сами продолжили беседовать на всякие взрослые не совсем порой понятные мне темы.

Мы шли по тропинке к дому. Я молчала. А Милада начала разговаривать с братом.

— Давид, кто это тебя так? Почему синяк под глазом?

— Мало ли кто. Упал, очнулся, фингал!

— Куда? Прямо на глаз?

— Прямо на глаз, — отвечал он сухо.

— Так и поверила. Ты давай аккуратнее, с мальчишками хватит драться. А что ещё у вас тут нового? Каролина, как тебе мой братец? — обратилась она ко мне.

— Никак, — честно ответила я.

Давид услышал это. И усмехнулся. А я прикусила язык.

— Каролин, ты хочешь готовить? Можем вместе. Мне как раз скучно. Нечем заняться. А тут проторчим ещё часа три, не меньше.

— Да брось, систр! — передёрнул Давид, — Что она может? У нее в руках все трясется и разбивается. Она рукожоп по жизни.

Милада молча посмотрела на меня. Я отвела взгляд. И, наверное, она хорошо знала своего брата или все прочитала по моему взгляду. Она поняла, что между нами война.

— Давид, ты ещё мелкий, чтобы так выражаться. Возьму и расскажу все твоему папе. Понял?

— На фигу поппонил. Валяй. Мне наплевать. Одним подзатыльником больше. Не напугала вообще.

— Ой выпендрежник.

Давид не пошел с нами, а на развилке пошел дальше на поле, к воротам, которые пустовали без своего игрока.

Мы с Миладой вошли в дом.

— Он идиот. Не бери в голову. Он всегда такой злой и агрессивный. Как мамка их бросила, стал как дурень какой-то. Раньше-то был мелкий, тоже не сахар. А сейчас так вешайся. Вырос, чего! Пацан прям.

Про маму Давида я ничего не знала. Только одно, что она живёт не в России. Мне так хотелось спросить Миладу, почему мама их бросила, почему уехала. Но смелости не хватило. Я постаралась выкинуть эти мысли из головы.

— Ну что, будем печь? Чего ты там хотела? Пиццу?

— Нет, — улыбнулась ей, — всего лишь фигурное песочное печенье. Оно очень быстро готовится. Только тесто надо месить.

— Печенье, значит печенье! Идём за мной, сестрёнка. А что? Ты теперь моя сестра!

И мы начали волшебство на кухне. Достали все ингредиенты и посуду. И начали готовить. Тестом занимались вместе.

Милада мне нравилась. Она была веселой и задорной. Она рассказывала про своих подруг и институт. И расспрашивала обо мне.

Потом нам помешали. К нам пришел Зефир и привлек к себе внимание. Пришлось отложить ненадолго приготовление и поиграть с котёнком.

Вскоре тесто поднялось, и мы начали лепить фигурки. Милада решила делать сердечки, а я зайчиков. Печенья вышло много, так как я не рассчитала с тестом. Мы застилали противень фигурками, потом доставали его и снова застилали. Большое стеклянное блюдо наполнялось ароматным хрустящим печеньем. А мы радовались, и обмахивались прихватками от жары.

— Вкуснота! Ты прирожденный кондитер, — похвалила меня Милада, откусив кусочек от румяного сердечка.

— Спасибо, — робко ответила ей.

Вскоре подошли и взрослые. «На запах» — пошутила моя мама. Каждый подошёл к блюдцу и попробовал наше творение. Всем действительно понравилось: и бабушке и тете Маргарите, и дяде Грише. Всем.

— Это все Каролина. Это она все делала. Я только немного помогла, — громко объявила Милада.

Я смутилась от непривычной похвалы. А потом, заметив, проходящего мимо, всклокоченного, мокрого от игры в мяч Давида, погрустнела.

— Давид, иди к нам! — позвала его моя мама.

Он нехотя вошёл в кухню и увидел, что все гости едят мое печенье. Запустил руку в черные волосы и отбросил челку на бок. Посмотрел на меня.

— Давид, попробуй, девочки сами пекли. Такого в магазинах не купишь. Это тебе не чипсы, — бабушка снова захрустела, держа в руке печенье.

Он подошёл к тарелке и взял моего зайчика. Откусил длинные ушки. Пожевал задумчиво, а потом отложил его на стол.

Глава 20

В понедельник я притворилась, что у меня болит живот. Мне так не хотелось идти в школу, что я пошла на враньё. Мама дала мне обезболивающий сироп и заставила идти.

— Каролина, что начинается? Учиться осталось две недели. И у вас впереди ещё одна контрольная и поездка в Калининград. Давай настройся, полежи пять минут и на выход, — скомандовала мама.

Делать нечего. Пришлось переломить себя, прогнать из души трусость и собираться в школу.

Сегодня мне не повезло. Если до этого я ходила в школу одна, то сегодня это правило нарушилось из-за моего сводного брата.

Так получилось, что вышли мы одновременно, он нарочно притормозил у ворот, пропуская меня вперёд и теперь «дышал» мне в спину.

Мне не нравилось, что он шел сзади. Я тряслась, едва переставляя ногами по асфальту. Меня тошнило в прямом смысле слова. Старалась переключиться на что-то. Но не могла. Я всеми клеточками чувствовала, что он смотрит на меня. Смотрит и ненавидит за то, что я есть.

По дороге вспоминала его слова, которые как горящие булавы летели в меня, когда у нас были перемены.

«Ам-ням, вечно ты неловкая. Тебе надо не на физкультуру, а на уроки равновесия ходить» — заливался хохотом он на уроке физкультуры.

«Зырьте, зырьте, новенькая снова все пироги сожрала» — говорил он, когда ему не доставалось любимых пирожков в столовой.

«Толстая», «Никчёмная», «Заика»— такие слова я слышала про себя в школе. И по большей степени их произносил он!

Уже около школы я вдруг ощутила лёгкость. Обернулась. Давида не было. Наверное, он свернул на стройку. Я ни раз видела, как они встречаются там всей компанией.

Вот и пусть идёт. Нужно найти Витю и как можно скорее. Я зашла в школу и направилась на первый урок. Вити в классе не было. И я села одна за парту. Спокойно достала учебник и тетрадь. И стала ждать. Не получила мокрой бумагой в лицо — это уже хорошо.

В классе уже сидели и мальчишки и девчонки, но никто не поздоровался со мной. За это надо сказать спасибо все тому же Каминскому. Он умело все обставил так, словно я какая-то заразная, и ко мне подходить и не дай бог разговаривать не стоит.

Так я и сидела одна почти до самого звонка. Вскоре пришел Давид со своими шумными друзьями. А вслед за ними в дверях показался и Витя Лапшин.

Когда он сел за парту, я решила его обрадовать.

— Смайл, а смайл!

— Привет, Королёк!

— Смайл, я решилась! Схожу с тобой на танцы. Но только один раз. Просто попробовать мое это или нет.

— Ух ты! Королёк решилась! Я знаю точно, что тебе поможет срочно. Не грусти подружка, я научу тебя всему. Как ногами двигать, как телом дрыгать, как скакать и прыгать. В общем, нашу тему двигать!

Витя начал читать рэп, а я не удержалась и засмеялась. Пропел он громко, да так что почти все услышали это.

— Эй, Лапша, ты прям как Пушкин! О какие стихи замшелые! — крикнул Каминский через весь класс.

— Эй, Лапша, а сочини мне что-нибудь! — капризным тоном попросила Оксана.

Я расстроилась. Настроение в один момент улетучилось.

— Сам ты замшелый как патиссон на грядке! — ответил Витя.

— Кто? Какой нафиг патиссон?

— Такой. Самый обыкновенный!

— Такого слова не бывает! — выступила Соколова, повернувшись к нам.

— А вот и бывает!

— Нет! Есть патефон, а патиссона нет! — продолжала спорить она.

— Учи русский! — сорвался Витя.

— И все равно стихи у тебя отстойные! Королёк, ты моя невеста, лови мои песни, — кривляясь пропел Давид.

Ученики засмеялись. А Витя промолчал, потому что я тронула его за плечо.

Как раз в класс вошла учительница. На этот раз наша перепалка не доросла до серьезных разборок.

— А патиссон есть такое слово, — с обидой пробубнил Витя мне.

— Я знаю. Это овощ.

Начался урок. А я серьезно задумалась над тем, чтобы уехать домой на лето. Не смогу я с ним жить. Не смогу.

Глава 21

Давид

Длинная перемена не принесла ничего интересного. Ну как ничего. Почти ничего. Архипов — безумец придумал одну тему, и подговаривал меня ее осуществить. Он хотел проверить грудь у моей сестры.

— Ну чё, Кам, на что ставишь! Натур продукт или ватка? — Глеб смотрел на Лапшу и Ам-няма, которые сидели за столом и о чем-то живо разговаривали.

— Глеб, нахрена тебе это надо? Натур не натур, какая разница? Мне вот вообще ультрафиолетово! Бред безумный! Все девки носят лифчики не зависимо от размера. Ну фишка у них такая. Мода такая что ли.

— Нет. Я хочу знать. Я у всех наших знаю. И у нее узнаю.

— Давно ли она нашей стала? Ха. Новенькая… И забей на нее.

— Неа, не забью. Кам, не хочешь, тогда не мешай. Ставки будут? Предлагаю на фисташки и «Колу», — ехидно посмотрел на нас.

— Я в деле! Натур у нее. Она пухленькая, у таких всегда все натуральное, — с видом знатока женской груди сказал Андрюха.

— А ты, Давид?

— Блин запарил. Ладно! Пусть будет натур. Вообще пофиг.

— А я за вату! На физре проверим, — подытожил Архипов, довольно улыбаясь и потирая руки.

— А как ты потом докажешь?

— Как-нибудь докажу. Если вата с вас фисташки! Большой пакет.

— Ага, два. Губу закати!

День шел медленно и тухло. Скорее хотелось свалить на тренировку. Все мысли были о предстоящей игре с «Жуками» и к концу уроков я совсем забыл о нашем споре.

Но не Глеб. Перед физрой он напомнил о споре и сказал, что все сделает сам. Ну сам так сам.

Сегодня урок проходил на улице. Сначала нас погоняли по стадиону, а потом разбили на команды. Девочки бегали на время, а мы пока просто отдыхали.

— Зырь. Пока она одна. Учись пока я живой и молодой! — шепнул Глеб мне и, не дождавшись ответа, пошел прямо к мелкой.

Каролина как раз стояла отстраненно от всех остальных. Учитель была занята бегом, и не видела, что происходило у нее за спиной. Ее защитник Лапша не маячил на горизонте. И Архипов смело подошёл к ней.

Глеб что-то сказал, она промолчала и отвернулась. Потом Глеб подошёл вплотную к ней и рывком обнял. Девчонка вскрикнула, а потом треснула ему по плечу. Это было неожиданно. Глеб отскочил, громко смеясь. А потом я заметил в его руках большой кусок белой ваты.

— Кам, продул ты! Я же говорил вата. Не натур продукт! — Глеб размахивал ватой высоко над головой.

Я не удержался и громко захохотал. Архипов где-то раздобыл ваты и сделал вид, что вытащил у нее из под лифчика. Сумасшедший.

Она посмотрела на Глеба и открыла рот. Что-то хотела сказать, но как всегда не могла.

— Кам, с тебя фисташки и «Кола»! — продолжал он орать на весь стадион, размахивая ваткой.

— Ага! Держи карман шире. А вату своей бабушке отдай уши чистить!

На нас начали обращать внимания и другие ученики. Супрун с Колькой начали показывать пальцем на Каролину и ржать.

К ней подлетел Витя и приобнял ее. Что-то сказал тихо, не расслышал.

Я отвернулся. Училка заметив бунт на корабле, гаркнула на нас. И все замолкли.

Походкой победителя Глеб подошёл ко мне.

— А вот тебе и доказательство, — бросил вату в меня.

— Не смеши бутсы, проверяльщик. Ты ее из дома стащил, — кинул обратно ему.

— Нет, пацаны. Все честно. Вы проиграли. С вас теперь простава.

— Ага. Я тебя кем нанимал? Правильно — другом. Устроил тут чебуречную.

— Это просто прикол. Ладно раскусили. Не вата у нее.

— Натур? — спросил я, переводя взгляд на мелкую.

— Не знаю. Не получилось. Она извернулась. Я ее только за бок ущипнул. Там точно натур.

— Ладно, харе уже романтик. Готов план по разгрому «Жуков»?

— Неа. Ты у нас нападающий. Вот и чеши репу до игры! У них полузащита лучше.

— А у нас вратарь, ну и нападающие, — улыбнулся я.

— У них вроде новенькие кто-то пришли. Слышал как тренер говорил. Может посильнее наших.

— Ты давай это. Панику не наводи. Все будет на мази. Главное повнимательнее, следи за мячом, и Самсонову передавай, а не Комисарову. Тот рукожоп ещё тот.

— Будет сделано, — хмыкнул иронично Глеб.

Наше внимание отвлекли крики девчонок. Там явно шла какая-то шумная разборка.

Глава 22

Каролина

— Ха-ха-ха, Гусева, так ты ещё и вату носишь. Смехота! Не позорилась бы, Ам-ням.

Оксана Соколова заметила Архипова с ваткой в руках и конечно все услышала. И как и все остальные подумала, что он вытащил ватку у меня из под рубашки.

Ей только дай повод, дай букашку мелочь зацепиться, она своего не упустит.

Смеялись и мальчишки одноклассники и девчонки. А у меня стояла горечь во рту. Так неприятно отяжелел язык и дыхание сбилось.

— Королёк, он, что тебе сделал, а? — спросил Витя.

— Ничего. Сам-сам-сам же все ви-ви-дишь, — буркнула от обиды, клокочущей в районе горла.

— Вот урод! Дегенерат. Ну я им отомщу. Слышишь. Отомщу Давиду. Это ведь он его подговорил. Стопудов он все затеял.

— Не надо, Вить. Не надо.

— Нельзя их бояться, пойми ты. Надо отпор давать. А если будешь трусом, то будешь неудачником. Так мой папа говорит.

— Хороший у тебя папа.

Меня оборвала на полуслове учительница.

— Витя Лапшин, иди к мальчикам. Футбол. Осталось пятнадцать минут. Каролина Гусева твоя очередь бег сдавать.

Делать нечего. Пришлось нам разойтись по разные стороны. Витя пошел на футбольное поле, а я к девочкам.

Они продолжали хохотать. Учительница делала замечание, они молчали на пять секунд и снова хихикали. От чего мне становилось совсем ужасно.

Теперь все будут думать, что я подкладываю вату себе в белье. Стыдно-то как. И все Давид. Это точно его проделка. Витя прав. Это все он придумал.

Мне кажется, лучшее решение — это прямо сегодня собрать вещи и уехать к бабушке, сбежать. Но как? Куда? У меня нет денег на дорогу, и я даже не знаю в какую сторону ехать.

Я пробежала. Сдала бег не хуже кстати чем другие девочки. Потом почти все пошли на лазалки отдыхать. А я осталась стоять в стороне, не зная куда податься. Витя был занят, и мне оставалось лишь наблюдать за игроками на поле.

Через некоторое время ко мне подошла Люба и отвела в сторону, подальше от девчонок.

— Не плачь, Каролин.

— Я и не плачу.

— А чего глаза красные. Ладно, расскажу по доброте душевной. Знаешь, почему Оксанка так взъелась на тебя.

— Нет. А ты знаешь?

— Она Лапшу твоего любит. Вот так.

— Правда? — вот тут я удивилась.

— Правда. Они же раньше дружили хорошо, вместе ходили везде. Она ему в первом классе в любви признавалась. А потом…. Потом перестали дружить. Ну а любит до сих пор. А он тебя любит. Ты ему нравишься. А она все видит. Вот и бесится наша фифа.

— Надо же. Я и не подумала про это. Витя он… он не любит меня. Мы просто дружим.

— Уж этого мне не знать. Просто говорю что думаю. Забей на нее. Все прекрасно поняли, что Глеб наврал с ваткой. Ничего он не доставал у тебя. Дурак.

— А я не уверена, что все поняли. Все надо мной смеются.

— Да… Дела. Ты в Калининград поедешь?

— Не хочу. Но придется. Мама не разрешит пропустить поездку.

— Понятно. Не бойся. Держись Лапши. Он, как я вижу, за тобой горой.

На этом наш разговор закончился. Ее позвали девочки, и она побежала к ним.

Домой я возвращалась одна. Груз стыда придавливал меня к асфальту, разрывал живот, распирал изнутри. Покусывал холодный озноб за плечи. А голова шла кругом от испытанных ненавистных чувств.

Как он мог? Как? Даже если это не его затея, он все равно знал. Давид знал, что Глеб хочет надо мной поиздеваться, потрогать меня. И все равно он не предпринял мер остановить своего друга. Это ли не настоящее предательство? Хотя если мы враги, то о предательстве речи и быть не может. Это само собой разумеющийся поступок.

Дома я закрылась у себя в комнате и пошла на балкон погулять. Выходить во двор и снова столкнуться с братом у меня не было ни малейшего желания. На столике лежала книга, возле ног крутился Зефирчик. Но я решила позвонить Стасе и все ей рассказать.

Решила пренебречь предупреждением мамы о тарифе и о том, что междугородний звонок у меня дорогой. Я хотела услышать ее голос и уверенно нажала на вызов.

— Опа! Каролинка, как я рада, что ты позвонила.

Когда услышала ее голос, мне стало ещё хуже. Сильнее захотелось домой.

— Ну как? Рассказывай… Снова этот пельмень контуженный тебя обидел?

Стася знала о Давиде, но не много. Я не обо всем ей писала, а лишь малую часть всего того что происходило со мной.

— Нет. То есть да. На этот раз он подослал своего друга Глеба Архипова.

И я тихо, чтобы никто не услышал меня рассказала ей, что сегодня приключилось.

— М-да, вот придурки. Глупые дураки. Не обращай внимания. Значит у них что-то не в порядке в семье или не лады с собой. У них проблемы, а не у тебя. Они не уверены в себе и поэтому обижают тебя. Это им надо переживать. А те кто потакают — трусы и неудачники! Вот Витя он молоток! Передавай ему привет от меня.

— Я знаю, что у них не все в порядке. Просто все равно это ничего не меняет. Я хочу домой…

— Давай уговаривай маму и приезжай. Нечего тебе там одной скучать. И вообще расскажи все маме. Расскажи про Давида. Расскажи, что он тебя обзывает и подговаривает весь класс издеваться над тобой.

— Думаешь, стоит рассказать?

— Думаю да. Иначе он тебе жизни не даст. А так получит от папы, может, перестанет тебя цеплять.

Подруга дала хороший совет, но как решиться и рассказать? Если бы было всё так просто и легко. Тогда бы, наверное, ни у кого из людей никогда не было проблем. Если бы могли так легко преодолевать свои страхи, жизнь была бы куда лучше и интереснее.

Глава 23

На следующий день в школу я шла радостная. Мама разрешила мне уехать на две недели к бабушке. Вчера вечером у нас состоялся разговор, и она согласилась. Конечно, я ничего не рассказала про Давида. Не смогла, да и смысла я не видела. Вряд ли что-то глобально изменится после этого. Но мне уже и не хотелось вершить правосудие. Я была счастлива, что совсем скоро не увижу черноты его насмешливых глаз и не услышу брезгливого злого голоса.

День не предвещал чего-то катастрофически ужасного. Светило ярко солнце, все так же дул приятной прохладой весенний ветер. Около школы толпились ученики. Я проскользнула в здание и быстро нашла наш класс, где должна пройти литература.

Услышав возмущенные голоса своих одноклассников я побоялась войти. Что-то было не так. Крики были сильнее и грубее чем обычно. Это меня насторожило.

Я отчётливо слышала голоса Давида, Оксаны, Стаса Воронова, Коли и других ребят.

«Кто это написал» — крикнул Давид.

«Так это правда?» — удивлённо спросил Миша Супрун.

«Как-то некрасиво получается» — недобро хмыкнул Воронов.

«Ну ты даешь!»

«Я спрашиваю, кто это написал» — и снова как гром свирепый голос сводного брата.

Я стояла у дверей и гадала, что же такое было написано, и где написано? На парте? В тетради? На доске?

— Каролина, что стоишь? Звонок вот вот прозвенит. Заходи в класс, — голос учителя застал меня за подслушиванием, и я ойкнула, слегка покраснев.

— Здравствуйте. Захожу.

Я вошла в класс. Крики стали тише, а потом и вовсе прекратились. Кто-то смотрел прямо на меня, а кто-то за мою спину.

Я повернулась к доске. И увидела… Лучше бы мне этого не видеть. Лучше бы мне не читать эту надпись.

На доске огромными жирными буквами белым мелом было написано вот что: «Давид и Каролина брат и сестра»

Не дыша, чувствуя оглушающий гул собственного пульса в ушах, я повернулась на ребят и посмотрела на нашу парту. Витя виновато поджал губы и махнул в приветствии рукой.

Неужели это он написал?

Прозвенел звонок, но я стояла на месте.

— Все по местам. По местам. Урок идёт. Каминский, Архипов, Супрун, — что у вас за консилиум? Каролина, раз ты стоишь у доски. Протри, пожалуйста, ее начисто.

Руки с ногами одеревенели, но я все равно послушно пошла к доске. Взяла тряпку и стёрла надпись. Ту надпись, которую я хотела бы стереть и из своей памяти и из памяти своих одноклассников. Но увы я не обладала сверх способностями.

Стерев с доски, я села на место. Молча достала учебник и уткнулась в него. В то, что это Витя я отказывалась верить до последнего. До того как он не произнес скромным шёпотом:

— Прости, Королёк. Но пусть все знают, какой он настоящий урод. Своих сестер нельзя обижать, какими бы они не были. И если после этого ты перестанешь со мной дружить, я все пойму.

В тот момент мне показалось, что весь мир восстал против меня. Я сидела неподвижно, пытаясь заглушить боль предательства. Витька. Он. Он всё-таки рассказал всем. Рассказал, что мы с Каминским Давидом брат и сестра.

Учитель начала урок. Все сидели тихо и слушали ее. Один только Витя продолжал что-то шептать мне в свое оправдание. За что ему и был сделан сначала первый выговор, потом второй, а потом его вообще выгнали из класса.

— Витя, я не могу так больше. Ей-богу, что это такое в конце-то концов? Ты отвлекаешь не только Каролину, но весь класс. Если у тебя какие-то проблемы, прошу выйди из класса, реши их, а потом возвращайся.

— Хорошо. Извините.

Он собрал все вещи и покинул класс. Урок продолжился без него. Я не слушала, что говорил учитель. Весь урок думала о том, что же теперь меня ждёт и о том, что теперь делать с Витей. Он мне стал настоящим другом, мне не хотелось его потерять. Но и принять, а тем более простить его выходку пока не могла.

Прозвенел звонок. Я стала собирать свои вещи в рюкзак, ожидая вновь нелестных обращений ко мне. Но их вовсе не было. Ничего не произошло, как будто я перестала существовать. Напротив все набросились на Давида. Меня сшибли бы с ног, если бы я не сидела ещё на стуле, фразы, которые полетели на него.

«Давид, как это так? Она что, реально твоя сеструха?»

«И ты молчал?»

«Тебе не кажется, что это слишком… ну… слишком ушлепно»

— А тебе не кажется, что ещё одно слово и ты получишь в пятак, — огрызался Давид со всей своей злостью. С такой злостью, на которую был способен из всего класса только он.

Споры длились бесконечно долго. И после того как мы все постепенно вышли из класса и направились в другой класс, располагающийся на втором этаже.

Наверное, каждый, почти каждый высказался по этому поводу. И вот что меня поразило. Выходит, обзывать меня было можно лишь до тех пор, пока я не была чьей-то сестрой. А сейчас вдруг выяснилось, что я сестра Давида и все как-то быстро стали обвинять его и говорить, какой он плохой. Интересная логика и вообще не понятная мне. Может быть, когда вырасту, я что-нибудь пойму по этому вопросу. А пока я лишь шла и слушала, что одноклассники возмущённо кричали, перебивая друг друга.

Говорили разное. Говорили, что он нечестно поступил, что сразу никому не сказал. Ругались на то, что он некрасиво поступал все это время со своей сестрой. Возмущались, как это такое вообще произошло.

Молчали только его самые близкие друзья: Глеб и Андрей. Они-то знали, что я его сестра уже давно.

В итоге дошло до того, что Давид накинулся на Кольку, которого почему-то больше всех задел факт нашего с Давидом родства. У мальчиков началась потасовка. Но их быстро разняли. Давид успел стукнуть Колю. В общем, на этом все и закончилось.

Про меня все забыли, теперь все внимание было обращено исключительно на персону Давида.

На перемене Витя не подходил ко мне, а стоял в стороне. Встретились только за партой. Мест свободных не оказалось, и мне пришлось сесть на свое место рядом с ним.

— Королёк. Вот чего я хотел. Я хотел, чтобы все поняли, какой он на самом деле человек, — снова начал Лапшин, дёргая меня за руку.

Глава 24

Давид

Солнце сильно жгло руки и светило прямо в глаза. Сегодня стало очень жарко, по-летнему. Мои кроссы специально поднимали пыль с дороги. Я шел небрежной походкой, но быстро. Пытаясь не привлекать внимания окружающих, но при этом напугать ее — мою сводную сестру.

Она шла одна, постоянно оборачивалась. И каждый раз, когда наши взгляды встречались, с ужасом отворачивалась и прибавляла скорости.

Я забил на плаванье. Да, блин, решил прогулять занятие. Я не мог ее так легко отпустить, после того, как она разболтала все своему недоваренному Лапше. Я не ожидал, что все ополчатся против меня, пусть не надолго. Но все же. Вообще я не хотел, чтобы все знали о нас по другой причине. Просто не хотел, чтобы нас ставили рядом, говорили в контексте, напоминали, что мы брат и сестра. А вышло все так бредово как в глупой дешёвой комедии.

Сегодня был поражен и вместе с тем обозлен ещё сильнее. Круто. Я боялся одного, а удар пришел под дых оттуда, откуда не ждал. Зашибись, чё. Теперь я изверг и тиран номер один. Весь класс стебался над ней, и только я один огрёб. Как всегда я. Хотя. Мне не привыкать. И мне наплевать на нее. Она разгромила мою жизнь. И теперь я разгромлю ее.

До лихорадки, до колючей едкой боли не хотел жить с ней под одной крышей.

Я хотел, чтобы она уехала, хотел прогнать ее любыми способами. Сделать так, чтобы она пожалела вообще, что приехала в этот город и отобрала то крошечное внимание, которое отец уделял мне.

И я сделаю это. Я уже в полушаге от своей цели. Может, девчонка настолько сильно невзлюбит меня, что уедет навсегда, исчезнет из моей жизни. И тогда все будет как раньше. Мой папа со мной, мои друзья со мной. А больше никого.

— Эй, фиу, — свищу ей, когда мы сворачиваем в спальный район.

Здесь на порядок меньше людей, а значит, меньше свидетелей.

Она почти бежит. Беги, беги. И лучше подальше, иначе тебе хана, мелкая. Но я-то все равно быстрее. Решила посоревноваться с футболистом. Ха!

— Эй, толстая! Стой говорю. К тебе же обращаюсь.

Она ноль реакции. Только пятки сверкали. Ее темные длинные косы прыгали в такт ее движениям. Почему-то не нравилось, что она бежала. Хотелось поговорить, но она удирала все дальше. Пришлось бежать за ней.

— Стой, говорю. Догоню, хуже будет!

Она резко сбавила ход. По инерции совершила последних три небыстрых шага и остановилась полностью. Повернулась ко мне несмело. Посмотрела робко своими выпученными, как у рыбы глазами.

Тем временем я уже успел добежать до нее и встать напротив.

— Ты кажется не поняла с первого раза, о чем я тебя просил. Да?

Она молчала. Ну конечно. Она и рот не откроет, когда я рядом. Боялась. Тряслась.

— Я же просил никому не говорить. Просил? Какого хрена ты сделала по-своему? А?

В ответ тишина.

— Чего молчишь?

Она закрыла глаза.

— Я вот не знаю, что мне сделать. Не знаю… Но ты меня уже заколебала.

Она вздохнула, резко открыла глаза. В них стояли слезы. Я закусил до боли нижнюю губу. Уставился на нее. Бесила… Она…

— За-за-за, — замолкла. Не смогла сказать.

Кстати, заметил, что заикалась она в трёх случаях: когда отвечала у доски, сильно нервничала или разговаривала со мной. В остальных она говорила как обычно, без запинки.

— Говори, раздражает твое дебильное заикание.

Шагнул к ней, будто мог помочь сказать слово.

— За-за-за…

— Бред безумный, с кем я только связался….

— Да-да-да…. Да-да…

— Ты меня бесишь, Ам-ням. Говори уже короче!

— За-за-за… Что… За-за-за…

— Замолчи уже. Достала, — грубо оборвал, взмахнув рукой.

Она начала реветь сильнее. Вытирала слезы руками, всхлипывала, вздыхала. Потом достала из сумки тетрадь и ручку, написала в ней что-то дрожащими пальцами. И повернула ее ко мне.

«За что ты так со мной?» — всего одна фраза. А в ней так много смысла.

Живот как будто пронзила пуля, а по башке громыхнуло кирпичом. Что-то изменилось прямо в ту самую секунду, когда я прочитал надпись, выведенную аккуратным почерком.

«За что ты так со мной?» пробежался глазами вновь.

— За что? За все! — приблизился ещё ближе к ее лицу, злясь ещё сильнее.

Она резко отпрянула. По ее щекам текли ручьями слезы. Потом захлопнула тетрадь и отвернулась. Пошла медленно по дороге домой, повесив голову низко.

В одной руке сжимала тетрадь, а в другой несла рюкзак.

А мне стало ее жалко. В душе все перевернулось от ее этой дурацкой надписи… Мелкая такая, слезы льет. Специально льет.

Впервые так жалко, что самому захотелось реветь... Честно. Сначала подумал, что с ума сошел. Придурок. Так паршиво стало, как собаке драной в подворотне. Так больно закололо в районе сердца. И не вздохнуть, не крикнуть. Мрак.

За что? За что? Черт побери…

Вдруг, я понял, что переборщил с подколками, перегнул, не заметил.

Обещал, что не буду ее трогать. Обещал самому себе, но не сдержал обещание. Сначала зацепился за одно, потом за второе. И полетело, и понеслось. Хотел словами зацепить, довести до слез, выместить на нее свою ненависть и ревность заглушить. Да посильнее и пообиднее. Чтобы ни мне одному было так обидно и дерьмово на душе.

Твою мышь дохлую. Ненавижу ее и себя за эту слабость. Пошла она к черту. Пошла она к черту! Пошла она…

Пнул дорогу дорогим кроссовком и посмотрел ей вслед. Ее фигура удалялась все дальше.

Я развернулся и пошел в противоположную сторону от дома. Появляться там мне пока не хотелось.

Весь вечер я гулял на набережной и смотрел на голодных уток и чаек. Думал о футболе, размышлял о своем поведении и так называемой сестре. А ещё вспоминал маму. Зачем-то вспоминал, как будто хотел резануть побольнее и наверное ещё с надеждой, что она скоро вернётся и заберёт меня к себе.

Потом успокоился и пошел домой.

Глава 25

Каролина

Всё изменилось. И я с радостью признала, что Витя прав. Сегодня меня практически не обзывали, меньше обычного смеялись, меньше обращали внимания и вообще цеплялись ко мне. Давида как будто подменили. Я ненароком подумала, что он заболел.

Вчера он пришел очень поздно домой, отчего получил строгий выговор от дяди Гриши. После чего мне понадобилось спуститься на кухню, и мы случайно столкнулись прямо на лестнице. Я не смогла посмотреть в его глаза. Ждала, что сейчас вот-вот что-то он мне скажет ругательное и словом своим жёстким грубым сделает физически больно. Но! Ничего не произошло. Он лишь замер. Постоял несколько секунд в молчании, потом отбросил челку на бок (это я видела боковым зрением) и прошел мимо меня наверх в свою комнату. И тогда я подумала, что у него наверняка поднялась температура.

Но сегодня он пришел в школу как обычно. А значит, он здоров. Но что же всё-таки произошло?

Только потом, подумав обо всем хорошенечко и по порядку я поняла: — он не хочет снова поднимать бунт в классе. Ведь сегодня никто уже ему ничего не говорил про меня, и никто его не обзывал, никто не говорил, что он такой сякой негодяй. Напротив все снова смеялись над его шутками, снова он ходил главным по классу как важный петух. А о том, что мы брат и сестра никто больше не вспоминал. Все были веселы и у всех было приподнято настроение, как будто вчера ничего особенного не произошло.

Во-первых, скоро лето, шла последняя учебная неделя. А во-вторых, в пятницу должна состояться поездка в соседний город в Калининград в музей Янтаря. Это стояло на повестке дня.

Правда, после всех уроков кое-что всё-таки произошло со мной.

Я спускалась по ступеням одна. Да, одна, ведь с Витей мы пока общались на холодных нотах. Рядом со мной шла Люба, которая единственная из всех девочек общалась со мной. Ну как общалась — здоровались и бывало обменивались несколькими фразами относящимися к учебе.

Так вот, она шла рядом, но мы ни о чем не разговаривали. Внизу на ступенях нас ждала вся та же компания хулиганов пятого «А» во главе с Давидом и Оксаной. Поэтому, наверное, мы и молчали. Я, по крайней мере, боялась спугнуть удачу, которая меня сегодня застала врасплох.

Вдруг неизвестно откуда к нам подлетел огромный шмель или шершень или ещё невесть кто. Он был мохнатый, с длиннющими усами, тускло-зеленого цвета и просто гигантских размеров. Он подлетел прямо к Любе, и она громко закричала.

Я тоже вскрикнула от испуга. Так как тоже боялась насекомых. Особенно тех, которые мне не известны и редко встречаются в обычном городе.

Мы закричали, мохнатое чудовище пролетело дальше. А мальчишки засмеялись. Их смех быстро подхватили и Саша с Оксаной.

— Не бойся, он улетел, — вздохнула я с облегчением.

— Ты тоже боишься? — спросила Люба.

— Да. Особенно сороконожек. До смерти боюсь.

— И я. Они просто ужасны.

— Чего вы так испугались? Это же просто муха! — спросил насмешливо Андрей.

Мы промолчали. Давид что-то шепнул своему другу и теперь уже они вместе засмеялись.

Мы прошли мимо них быстрым шагом. А потом, когда вышли за ворота, решили идти вместе, ведь нам надо было в одну сторону.

***

Около дома меня поджидал Витя. Я так растерялась, что даже напугалась немного.

— Ты что, следил за мной?

— Нет. Просто раскинул мозгами. Ты же сестра Каминского, выходит, живёшь с ним в одном доме, а где он живёт — весь класс знает.

— Ааа… — покраснела на собственную глупость. — Точно, ты же все знаешь…

— Какие планы на день?

— Учить уроки. А ещё мы хотели вечером, когда дядя Гриша вернётся с работы, поехать в ветеринарную клинику делать прививку моему Зефиру.

— Хм. Да, домашка и кот это супер план. А я хотел пригласить тебя немного погулять. Здесь недалеко где-нибудь. Здесь сады есть. Там прикольно гулять.

Я посмотрела на него. За свой поступок он попросил прощения уже тысячу раз и вот теперь звал гулять.

— Пойдешь?

— Пошли, уговорил.

Он просиял теплой улыбкой.

Гуляли мы достаточно долго. Витя всю дорогу извинялся, снова и снова приводя веские доводы в свою защиту. Я не смогла больше дуться на него. Простила все же. А он в свою очередь искренне пообещал, что больше рассказывать мои тайны и секреты никому не станет. Так и помирились.

В садах, где мы гуляли росли: стройные яблони, кудрявые березы, громоздкие тополя. Дорожки, по которым мы бродили, никто давно не расчищал, а воздух казался чистым как в лесу. Наверное, Витя знал много таких мест, хороших и спокойных, где действительно приятно проводить время. Теперь и я знаю это место.

Вскоре пришлось попрощаться. Витя проводил меня до дома. Мы договорились, что в субботу я обязательно схожу в школу танцев и позанимаюсь вместе с ним. Тем более в школе танцев, куда ходит Витя, за первое пробное занятие не нужно платить.

Ну что же. Сказано, выходит, надо теперь держать слово.

Глава 26

Настал день поездки. Мы стояли около автобуса и ждали пока все дети подойдут. Класс разбился на маленькие кучки. Оксана с Сашей собрали всех девчонок возле себя. Давид с Глебом собрали всех мальчишек. А мы с Витей стояли обособленно от других вдвоем.

Сегодня меня никто не обзывал. Но такое непривычное поведение одноклассников скорее настораживало, чем успокаивало.

Многие смеялись и отвлечённо обсуждали вчерашнюю контрольную по биологии (к слову, которую мы с Витей сдали на пятерки) и предстоящую поездку. Некоторых учеников в прямом смысле было не узнать. Например Коля надел большие солнечные очки, и повесил на шею профессиональный фотоаппарат отчего выглядел как взрослый. Стас бесконечно смеялся. Глеб стоял задумчивый, что тоже было на него не похоже. А Давид так вообще отличился. Он включил переносную колонку с музыкой. И теперь музыка в стиле хип-хопа развлекала всех вокруг. Даже Юлия Сергеевна была не против такой вот незапланированной дискотеки. Она не ругала Давида.

— Королёк, что ты хмурая такая, я же тебя знаю. Ты милая малая. Хоть внутри не такая. Сегодня майский день, последний день учебный. А потом я уеду, уеду, уеду. Не скучай без меня, а лучше набирай почаще.

Витя прочитал рэп, а потом начал танцевать. Я улыбнулась. Потом он стал показывать самые простые движения ногами, которые, по его мнению, мог выполнить каждый.

— Давай, давай, смотри. Сначала ногу сгибаешь в колене, это твое исходное положение… — объяснял он. А я внимательно его слушала.

— Потом с прыжком выставляешь ее вперёд на пятку.

Я попробовала повторить, но у меня не получилось. И мы засмеялись.

— Нет. Это безнадежно. Я не танцор!

— Нет, ты сможешь. Я верю в тебя, Королёк! — поддерживал Витя.

Я снова повторила движение, и оно, конечно, было далеко от идеала, но получилось что-то похожее.

— Вот видишь, — радовался Витя, — уже получается, но это самое лёгкое, — тут же спустил на землю друг.

— Я и не претендую на профи.

— Это пока! — просиял весельем Витя.

Недолго мне довелось тренироваться. Вскоре Юлия Сергеевна громко объявила, что пора рассаживаться по местам. Двери большого темно-коричневого современного автобуса открылись. Дети стали забираться в него и занимать места.

Компания Каминского заняла места сзади. Оксана с Сашей напротив предпочли передние места. А мы с Витей сели посередине в тот же ряд что и Соколова с Завьяловой. Прямо позади них. Я бы предпочла сесть в другое место, но выбора не было. Места распределили очень быстро.

— Ну вот и в путь. Ты была в Калининграде? — спросил Витя.

— Нет, а ты?

— А я был. С родителями гуляли там.

— И в музее был уже?

— Нет. В музей нам как-то не доводилось попасть. Ну ничего, сейчас попадём, — толкнул тихо меня плечом.

И на душе стало спокойнее. Кажется, жизнь понемногу налаживалась. Сегодня последний учебный день. И я не могла сдержать радости переполняющей меня всю от того, что целое лето я не увижу их — моих нелюбимых, невыносимых, чёрствых одноклассников.

Мы выехали. Автобус плавно вывез нас из города. На большой дороге пустился быстро вперед, набирая скорость и разжигая в голове какие-то волнительные мысли.

Лето. Скоро лето. И скоро я уеду. Поскорее хотелось оказаться у бабушки дома, обнять ее, погулять с ней, испечь любимый торт «Медовик», почитать книгу во дворе на старенькой, но любимой скамейке, не боясь, что тебя могут прогнать или обругать. А ещё, несомненно, увидеть Стасю. Я думала, как только я увижу ее, мне сразу станет легче. Тучи развеются, и выглянет солнышко. Я надеялась на это.

***

Мне говорили, что это музей янтаря. Но верилось с трудом. Я словно попала в золотой замок. Да, музей золота. Янтарь так похож на золото, только более теплое, мягкое и уютное.

Экспонатов было безмерно большое количество: медальоны, ложки, тарелки, картины, бусы, украшения, шкатулочки, домики, корабли. И все это из янтаря. Он бывает разный от светло-бежевого до темно-коричневого. Но весь красивый.

Мне было плохо слышно экскурсовода, потому как Давид с Глебом и Андреем вечно подсмеивались, а девчонки шушукались. Поэтому я довольствовалась тем, что просто смотрела на стеклянные коробы витрины и любовалась причудами природы.

В музее нам с Витей понравилось. Разрешили сделать фотографии. И Витя почему-то решил, что он мне непременно нужны тысяча и одно фото из янтарного музея. Начал снимать меня на свой телефон. А я стеснялась. Я не очень любила фотографироваться, потому что плохо получалась на фотографиях. Слишком пухлая, рыхлая какая-то, как румяный пирог с капустой.

«Давай еще здесь. Здесь не фоткались»

«Смотри в камеру, улыбнись»

«Ого, это же настоящая корона, давай и здесь ещё»

Кружил он возле меня и смешил.

Бродили мы по музею больше часа это точно. Не всем понравилось в музее.

— Скукота тошнотная, — провозгласил Давид, когда все, покрасневшие от духоты в помещении, толпой вывалились на улицу.

Посыпались смешки на реплику.

— Кам, Кам, я теперь знаю, что тебе на день рождения подарить! Мяч из янтаря! — загоготал Глеб.

— Себе подари. Кляп из янтаря! И смажь антибарзелином его! — огрызнулся Каминский.

— Не, а чё! Мяч это круто! — поддержал Андрей друга.

— Ещё можно бутсы янтарные, чтобы на поле вышел и всех победил! Или бусы. А ещё лучше бусы и бутсы. Чтобы уж наверняка! — сумничал Давид.

Все мальчишки и девчонки засмеялись. А я промолчала. Мне понравился музей. И я не понимала их издевок. Это же творчество, красота, искусство. А они! Злыдни.

После музея мы поехали на главную площадь города и погуляли там. Потом у нас по плану был заезд перекусить. Ребята хотели заехать в кафе быстрого питания, где продают картошку фри и гамбургеры. Но Юлия Сергеевна не разрешила, сославшись на то, что такая еда вредная. Тогда мы поехали в столовую, где продавалась обычная еда: супы, салаты и даже каша.

Кашу есть мы лично с Витей не стали. Мама мне дала немного денег. Я купила салат и чай с булочкой.

Глава 27

После того как все поели, Юлия Сергеевна разрешила ещё немножко погулять в сквере, располагающемся рядом, а потом объявила, что пора ехать домой.

Все ребята начали залезать в автобус. Делились впечатлениями и смеялись, подразнивая друг друга. У меня тоже было хорошее настроение. Я осталась довольна поездкой и тем, что увидела в музее.

Мы с Витей заняли свои места. Я посмотрела в окно и подумала, что здорово было бы ещё раз сюда съездить. Возможно с мамой и дядей Гришей.

Неожиданно меня похлопали по плечу. Я обернулась.

— Ам-ням, это тебе, — сказал Коля и ткнул мне почти в лицо небольшую картонную коробку.

Меня передёрнуло от прозвища, но я постаралась не обращать внимания на это.

— Кто передал? Точно мне? — спросила у мальчика.

— Не знаю я. Тебе-тебе. Бери. Меня попросили только передать, — пожал он плечами.

Я взяла коробочку и вернулась на свое место. Это оказалась коробка печенья. Я прочитала название вслух.

— Печенье воздушное Весна.

— Это что ещё? — поинтересовался Витя, заглядывая ко мне.

— Не знаю, Коля передал, сказал мне.

— О, печенюшки. У тебя появился тайный поклонник? — поиграл бровями Витя.

— Не смеши, — улыбнулась я.

— Открывай уже, попробуем, что это такое. А то я как-то не наелся в столовке.

Я согласно кивнула и потянула за картонную крышку. Открыла быстро. И!

Нет. Нет. Нет. Увы…

Там было не печенье. Там был мой страх, мой самый страшный кошмар, мой ужас. До паники я боялась их. До дрожи, до озноба во всем теле, до приступа тошноты боялась.

Там были насекомые. СОРОКОНОЖКИ! Очень много… Черные, рыжие, коричневые, они извивались и тут же бросились наружу выползать, как увидели свет. Так много.

Истошно взвизгнув, я отбросила коробку вперёд к девочкам. Не специально, так получилось.

Сороконожки со своими маленькими лапками разлетелись в воздухе и упали кто куда, на девочек, на подголовники сидений и самое кошмарное ко мне на колени. Они стали ползать везде.

В миг моя голова отяжелела, ноги налились свинцом, а рот наполнился слюной. Тошнота подступила к горлу. Все поплыло. Я хотела их стряхнуть с коленей, но из-за сильного страха меня сковало. Не могла пошевелиться.

Я слышала как Соколова и Завьялова поймав мой подарок тоже громко закричали от страха.

Слышала смех мальчишек.

«Ну вы сыкуньи» — смеялся Глеб.

«Пацандре, вот прикол-то»

«Какие милые создания» — издевался Давид.

Они смеялись. А я не понимала, что со мной происходит. Впервые за жизнь почувствовала себя очень плохо. Я почти ничего уже не видела, только размытые кляксы перед глазами.

Я слышала Витю, мальчишек, девочек и Юлию Сергеевну. Но как будто все происходило во сне. В каком-то ужасном дитчайшем кошмаре.

«Ам-ням, как подарочек? А?»

«Совсем с ума сошли! Давид, это ты? Нам-то за фига кинули?»

«Придурки!»

«Так, дети, что случилось?»

Голоса смешались. Я захотела встать, чтобы выйти на свежий воздух, пошатнулась и провалилась словно бы в мягкую перину.

Подумала, что умираю, так тяжело было и плохо. Темнота чернильная в глазах…

Последняя мысль промелькнула в моей голове. Она была яркая, жалящая горло как большая плеча: «Ненавижу Давида и никогда не прощу!»

Глава 28

Мне крупно повезло, что я не ударилась. Вите каким-то чудом удалось меня поймать и усадить на сидение.

Я не помню, что я чувствовала, когда была без сознания, как будто спала. В какой-то момент я открыла глаза и увидела лицо Юлии Сергеевны. Она брызгала водой из бутылки на меня, звала по имени и слегка тормошила за плечи. Вокруг нее столпились одноклассники, и все они до единого молчали. Я увидела их перепуганные лица и поэтому сказала, что со мной все в порядке и чувствую себя уже лучше, хотя это было не так. С опаской я привстала и выровнялась на своем месте. Сороконожек уже нигде не было, только пустая коробочка лежала на полу.

Юлия Сергеевна привела меня в чувство и велела пересесть на переднее место рядом с ней. Я без лишних вопросов согласилась и пересела.

Меня всё ещё потряхивало и тошнило в буквальном смысле, а ещё было почему-то тяжело дышать, как будто воздуха не хватало. Я все ждала, ждала, когда же эта несчастная поездка закончится, и я окажусь дома в своей комнате одна. Но автобус ехал, ехал, и ехал, размазывая за окном пейзажи. Все никак не мог остановиться.

По дороге Юлия Сергеевна связалась с моей мамой по телефону и все честно ей объяснила. Они долго разговаривали. А потом Юлия Сергеевна приобняла меня, погладила по голове и стала успокаивать. Сказала, что обязательно разберётся, кто это сделал и будет решать вопрос через директора школы. Сейчас в суматохе, конечно, никто не сознался, кто же подготовил эту ловушку для меня. Коля показывал на Андрея, Андрей на Веру, Вера сказала, что коробку передал Глеб, и так далее. Круг замкнулся.

Мне было неинтересно, каким способом Юлия Сергеевна будет выяснить правду. Потому что я ее и без этого знала.

Знала абсолютно точно, что это сделал Давид Каминский — мой сводный брат, мой персональный мучитель и мой самый страшный кошмар.

Это он проучил меня из-за того, что я все рассказала Смайлу и тем самым покачнула его репутацию самого популярного мальчика из класса к чьему мнению все прислушиваются. Это сделал он! Вспоминая слова Вити о том, что Каминский никогда ничего не оставит просто так, я убеждаюсь в этом снова и снова. Это мое наказание.

Рано или поздно все кончается, кончилась и моя пытка ехать в одном автобусе с ними…

Около школы нас встретили дядя Гриша и моя мама. Я скомкано попрощалась с Витей, обещав ему написать позже. Мы с Давидом сели в машину и все вместе поехали домой.

***

Я никогда не забуду то состояние, которое по велению сводного брата мне «посчастливилось» испытать. Никогда не забуду его злобу, его чёрствость, безжалостность, агрессию в мой адрес. Его насмешки, издёвки, измывательства. Его взгляды полные ненависти.

И никогда ни за что на свете не прощу его за то, что причинил мне столько боли!

Я думала, старая школа ужасна. Нет. Я крупно ошибалась. Старая школа это — рай по сравнению с новой школой. Меня не принял этот город. Он сжал меня в темных объятьях, раздавил тяжёлыми лапами, унес остатки надежды на что-то хорошее и светлое. И теперь я была растеряна и с огромным нетерпением ждала, когда же, наконец, уеду отсюда.

У него не получилось. Он проиграл. Даже у такой как я, трусливой, затравленной, признанной почти всеми — гадким утёнком неизвестно откуда появилась капля собственного достоинства и крупица гордости.

Дома я попросила отчима поговорить с ним наедине, и он отвёл меня к себе в рабочий кабинет.

И тогда, сидя на стуле, неловко сгорбившись, иногда запинаясь на словах, я всё рассказала…

Всё, что так не красило его сына, все его поступки: и про угрозы; и про то, что он обзывал меня; и про то, что он забрал книги и подарки; и про издевательства в школе. И самое главное я рассказала про перцовый баллон. Про то, что случайно подслушала разговор Давида с друзьями, где он четко сознается в содеянном. Про страшный сюрприз в автобусе я не успела сказать. Дядя Гриша все понял сам. Он понял, что это сделал его сын, так как больше некому.

Мы разговаривали долго, очень и очень долго, потому что иногда я прерывалась не слезы. А он пытался меня успокоить и слушал. Внимательно слушал каждое мое слово и не перебивал.

А после моей длинной речи он сказал:

«Каролина, мы решим этот вопрос. Не переживай. Больше он к тебе ни на метр не подойдёт, охламон»

Он сказал это как-то по-доброму, что я засомневалась. Нет, ничего не изменится, ничего не решится. Все останется как прежде. Взрослым нет дела до нас маленьких. У них свои заботы, своя жизнь. Работа, увлечения, им совсем не до нас.

Нет, нет, ничего не решится…

Глава 29

Давид

Мы сидели одни на кухне: папа и я. Мой папа строго смотрел на меня, и этот взгляд уверен еще долго и мучительно будет резать мне сердце.

Весь мир рухнул, куда уж хуже, думал я, но оказалось, самая жуть только начиналась.

— Как не поеду?! Ты чё, па? — вскрикнул на него, умирая от отчаяния и не веря своим ушам.

Мало того что задница до сих пор горела от ремня, так папа решил добить меня, сказав, что я не поеду сегодня на игру с «Жуками». Вот это самый сильный удар… Думал я…

— А так! Я устал… Давид. Устал от твоего свинского отношения к нам. Тем, что ты обижаешь Каролину, ты обижаешь и Людмилу и меня. Нашу семью, ты нас позоришь! Про баллон я просто в потрясении. Я верил тебе, верил! А ты снова наврал! Как всегда. Когда ты, наконец, повзрослеешь? Когда, Давид? Я не хочу снова краснеть за тебя перед директором школы и Юлией Сергеевной. Я не вижу другого выхода… Кроме как лишить тебя чего-то ценного. Только так ты поймёшь, что ты на самом деле творишь. Если простые слова, да и ремень уже не помогают, я буду поступать радикально!

— У меня важная игра. И ты об этом знаешь! Ты знаешь, как я готовился к ней! Как я приходил и валился на кровать дохлым, потому что уставал.

— Теперь я знаю, как ты к ней готовился, — тяжело басовито отрезал папа. — Мучил свою сестру, вот как! Можешь вообще забыть о футболе! Забудь туда дорогу! И плаванье тоже. Отменяем все секции!

— Но… Ведь это на время?

— Навсегда! — гаркнул папа.

Меня долбило мелкой дрожью, я едва стоял на ногах. Наверное, все дело в том, что не ел уже два дня и практически не спал. Но я был в здравом уме, я чётко понимал, что он мне сейчас пытается сказать. Я сел.

— Да, да. Давид. Я все тебе давал! Все! А ты? Ты все прохерил! ВСЁ! Неужели так трудно было быть нормальным человеком, нормальным!

— О чем ты говоришь? Ты мне все давал? Ты? Ты со мной не гулял, не ездил никуда! А с ней выходные проводил! С ней! А не со мной!

— Ты парень, ты мужик! Ты занят своим футболом, я думал, тебе наплевать на меня, ты всегда избегаешь общения. Врешь постоянно.

— Нет, папа…. Это ты избегаешь общения!

Наша перепалка перерастала в скандал.

Мы несколько минут помолчали. Он как-то тяжело дышал, а я прокручивал в голове все мысли. Так, значит, футбол можно забыть, плаванье тоже… И все из-за нее, из-за этой мелкой гадкой девчонки, которая все разболтала отцу. Твою мышь дохлую… Как же так? Где я упустил, где так облажался?..

Я не хотел больше находиться рядом с папой. Хотел снова сбежать, уйти да так далеко, чтобы меня никто не нашел. Я встал со стула.

– Это все? Можно идти? — не глядя на своего отца — предателя спросил я.

— Нет, не все, я не сказал тебе самое главное, — произнес сдавленно, как будто ему было сложно говорить.

Я снова сел. Не все? Еще не все? Внутри все похолодело, как будто предчувствовал, что сейчас случится что-то совсем ужасное.

— Давид. Сразу скажу это нелегкое решение, я долго думал. Но! Все же решил. С нового учебного года ты отправляешься в частную школу пансион. Это элитная, хорошая школа. Будешь там жить и учиться. Это пойдет тебе на пользу!

Вот тогда… После его слов. Тогда все окончательно перевернулось в моей жизни… И я понял, что она уже никогда не станет прежней.

— Как это? Не понял? Какой ещё пансион? Ты отдаешь меня в интернат? Ты бросаешь меня? — тихо, сквозь серый туман в мозгу начал спрашивать я.

— Это не интернат — это элитная школа. Платная, между прочим, стоит больших денег. Там учатся такие же дети как ты. Далеко от дома, конечно, поэтому жить будешь там, а приезжать домой только на каникулы.

— Я не понимаю… Я не хочу в пансионат! Не хочу! Чем я заслужил?

— Давид. Поверь, список твоих «добрых дел» я могу перечислять бесконечно. И если честно, то да – ты не заслужил, так как там учатся умные, воспитанные, нормальные дети. Но выбора у меня нет. Ты не понимаешь меня, ты не слушаешь ни меня, ни бабушку, ни Людмилу. Это не обсуждается, я сказал ты поедешь. Поедешь. Это последняя точка! Больше уже не куда. Ты довел свою сестру до обморока. Ты же знаешь, что у нее проблемы с речью, сейчас могут быть последствия. Ты же знал это и все равно сделал по-своему!

Он вздохнул и посмотрел на наручные часы, будто снова куда-то спешил, спешил уйти от такого важного разговора. Сбежать от меня, бросить… так легче, чем открыто поговорить.

И тогда я понял… Я понял, что спорить с ним уже нет никакого смысла. И доказывать, что это не я, а мой сумасшедший друг Архипов подбросил ей коробку тоже нет смысла. Все валили на меня. Каролина во всем обвиняла только меня.

— То есть я не поеду сегодня на игру? Так? А с сентября поеду в пансион? В новую школу? И буду там жить?

— Да, все совершенно верно! Умеешь же понимать, когда надо, - сухо отчеканил папа, как будто сидел не перед родным сыном, а перед своими коллегами на совещании.

— Ну спасибо, папочка! — резко сорвался с места, отвернулся, скрывая слезы.

— Стой! Еще кое-что. К Каролине, не подходить, не разговаривать с ней и вообще никак не контактировать с ней. Ясно! Если я узнаю, что ты снова ее обижаешь… Получишь по первое число.

Я не ответил, потому что в горле застрял острый нож. Вышел из кухни и помчался на улицу.

***

Каролина

«Вот и все»!

Я уезжала. Наконец-то. Машина мчалась быстро. Сильно билось сердце в груди. Я была готова лопнуть от счастья, потому что мама разрешила мне уехать на целое лето. Все лето я проведу без него! Без него! Я крепко держала Зефирчика, так сладко уснувшего на моих коленях. Меня потряхивало от волнения и счастья. Я чувствовала легкость как никогда. Я могла вздохнуть спокойно и глубоко. Я наконец-то свободна.

Мы ехали вдвоем с дядей Гришей. Мама осталась с Давидом. Я толком не знала, что произошло, но чувствовала, что у нас в семье случилось что-то нехорошее помимо того, что все узнали про баллон и наши отношения с Давидом.