Сводные. Рыжая и Бесстыжий

Глава 1. Вэлком ту ад.

Дарина

— Ну что, крошка, ты так долго. Я заждался, — ленивый мужской голос с хрипотцой раздаётся прямо над моим ухом.

Чёрт! Я резко замираю, разворачиваюсь и вжимаюсь лопатками в дверь за моей спиной. Только что я закрыла её, чтобы сбежать от шума, а теперь оказываюсь в ловушке.

Вокруг только темнота, но я чувствую его присутствие. Это ощущение ледяной волной пробегает по коже, и от него все волосы на теле встают дыбом.

Моргаю, пытаясь осознать, кому вообще адресована эта фраза. Мне? Да ладно. Он точно обознался!

Ещё минуту назад я продиралась через настоящий ад: музыка орала так, что в груди всё вибрировало, воздух был пропитан запахом пива, пота и сладкого дыма, а толпа казалась живым, колышущимся морем.

Я постоянно оглядывалась, выискивая в этой толпе мамины каштановые волосы, но, конечно, её здесь не было.

Она ждала меня утром, а я приехала вечером. Билетов на автобус на завтра не было, а бабушкин сосед, дядя Петя, как раз собирался в город на своей старой «Ниве». Вот так и оказалась здесь, в этом огромном особняке с белыми колоннами и бассейном, в котором поместятся все жители моего посёлка и ещё место останется. А я в нём — чужая, словно рыжий маячок в старой джинсовке и кедах, с веснушками на носу.

Я едва унесла ноги от пьяного придурка и, наконец, добралась до своей комнаты… а тут это.

— Майку подними и на колени, — шепчет наглец щекоча кожу своим теплым дыханием. — Буду наказывать за то, что так долго шла.

Меня будто бьёт током. Это совсем не смешно.

Я вдавливаюсь в дверь еще сильнее. Стараясь слиться с ней воедино, пытаясь нащупать выключатель, но раньше, чем я успеваю это сделать, широкая, горячая ладонь накрывает мою руку.

Пальцы мужчины скользят по моей коже, а костяшки легко поглаживают, будто проверяя пульс. Меня обдаёт жаром.

Это прикосновение пугает и притягивает одновременно, а я замираю, боясь пошевелиться.

— Что, тормозишь? Сама же сюда звала весь вечер, — шепот становится наглым, он наклоняется ближе, и я чувствую, как его губы покрывают едва уловимыми поцелуями мою шею. — Я и так прождал тут в темноте дохрена времени.

Вся жизнь проносится перед глазами. Мне всего лишь двадцать, я приехала из крохотного поселка, где все друг друга знают, чтобы поступить в институт и пожить с мамой и ее новой семьей, а теперь в моей комнате какой-то псих?

Мама, блин, ну где же ты? Я хочу заорать, но голос пропадает, как в самом страшном кошмаре.

— Кис, ну ты че? Напилась? — замечает мой ступор незнакомец. — Терпеть не могу пьяных баб…

Резкий, мужской запах его парфюма бьет в нос, затуманивает мысли.

Всё! Хватит! Иначе он меня сейчас уже раздевать начнет.

Моя рука торопливо шарит по стене, и пальцы натыкаются на выключатель. Щелк!

Свет вспыхивает, заливая комнату ярким сиянием. Я зажмуриваюсь, а потом резко открываю глаза, чтобы наконец увидеть его.

Глава 2. Что за фигня?

Дарина.

Он — высокий, плечи широкие, торс голый, брюки висят на бёдрах опасно низко. На боку извивается чёрная татуировка — то ли змей, то ли причудливая вязь. Волосы растрёпаны, а взгляд у него прищуренный и наглый.

Тепло от его тела мгновенно ломает всю мою злость, и это бесит сильнее всего, ведь я должна злиться, а не… чувствовать этот обжигающий жар.

— Бля… Рыжая? — уголок его губ тянется в ухмылку. — Ты что ли?

Сердце бьётся где-то в горле. Я узнаю его. Конечно.

Это Демид Бесманов. Мой так называемый сводный брат.

Я не видела его пять лет, и он… изменился. Раньше это был тощий, неуклюжий подросток, а сейчас передо мной стоит чертов бог из греческих мифов. Мой взгляд скользит по его лицу: на губах играет знакомая, дьявольская ухмылка. Единственное, что осталось неизменным.

— Ты... ты что тут делаешь?! — выдавливаю я, мой голос дрожит. — Это моя комната!

Он отшатывается, но совсем немного, его брови ползут вверх, а ухмылка становится шире.

— Твоя? — он осматривает меня с ног до головы, и этот взгляд, полный мужского интереса, заставляет щеки гореть. Он смотрит так, будто оценивает меня, будто я... что-то вроде игрушки. — Ты мне весь кайф обломала, сеструль.

— Переживешь, — шиплю я, пытаясь собрать остатки смелости. — И надень что-нибудь, а то смотреть тошно.

Он смеётся. Громко, с хрипотцой, и этот звук пробирает до мурашек, заставляя внутренности сжиматься. Его глаза, серо-голубые, прищуриваются, и он наклоняется ближе, так близко, что я вижу, как мышцы на его боку двигаются под татуировкой.

— Тошно, говоришь? — Демид, не отводя глаз, пальцем подцепляет лямку моего рюкзака, снимает её с плеча и медленно спускает вниз. — Монашка-скромница, ты из какого монастыря сбежала?

— Из того, где тебя бы отчитали за манеры, — огрызаюсь я, но стою как к полу прибитая.

От него исходит такой жар, что я чувствую его всем телом, а в воздухе витает пряный аромат.

Он поднимает руку, и его пальцы легко касаются моей шеи. Кажется, он просто хотел убрать выбившийся локон, но я дёргаюсь, потому что это слишком близко. Слишком интимно.

В этот момент снизу снова взрывается бас, где-то звенит стекло, и кто-то орёт: «Е-е-е!»

Этот хаос отрезвляет меня. Зачем я вообще полезла сразу наверх? Ах да... «Вторая дверь направо, комната готова», — вспоминаю я мамин голос из утреннего разговора по телефону.

— Я ждал не тебя, — спокойно сообщает Демид, всё ещё играя с моим локоном. — Тут было темно, я и подумал… Ну, ты поняла.

— Нет. Не поняла, — отвечаю я, хотя в голове вспыхивает догадка. — И да, свет теперь включён.

Я перехватываю его запястье, чтобы убрать руку от себя. Мои пальцы кажутся мелкими и хрупкими на фоне его крепкой, тёплой ладони. Он не сопротивляется, просто смотрит на меня. Долго. Слишком долго. Я чувствую, как его взгляд буквально сканирует меня, и от этого взгляда я начинаю дрожать.

— Рыжая, — говорит он мягче, и я замечаю, что его голос стал другим, в нём больше нет наглости, только что-то мягкое, интимное. — Не дрожи.

— Я не дрожу, — вру я, зная, что это бесполезно.

Конечно, я дрожу. От музыки, которая до сих пор грохочет где-то внизу, от долгой дороги, и от того, что в «моей» комнате стоит он — полуголый, красивый, и смотрит на меня, как будто пытается вспомнить каждую мелочь, которую не видел целых пять лет.

Он наклоняется, ставит ладонь над моим плечом, прижимая меня к двери и создавая вокруг нас маленький, интимный периметр. Другой рукой он касается моего запястья, где бьётся пульс. Один мягкий нажим — проверка, как барабанит. Подушечка большого пальца чуть-чуть скользит, и мир снова сжимается до одной точки.

— Ты выросла, — констатирует он так, будто я предмет из его личной коллекции, которую он наконец-то нашёл. — Веснушки всё те же. Волосы... — он касается пряди у моего виска, и валик тепла прокатывается по коже, оставляя за собой дорожку мурашек. — Ярче стали.

— А ты не стал приличнее, — выдыхаю я, стараясь говорить твёрдо. — И отойди. На полметра. Желательно на два.

— На два? — уголок его губ снова тянется в ухмылку. — Это вряд ли.

Я сглатываю, не зная, что ответить. Это заявление, его близость, его взгляд — всё это лишает меня слов.

— Свали, Бесманов.

Он медленно отводит руку от моей шеи, но не от двери. Его взгляд на секунду цепляет мои губы, а потом поднимается обратно к глазам.

— Расслабься, монашка, — наконец отступает. Он подбирает с кровати чёрную футболку, перекидывает через плечо, но надевать не торопится. — Внизу зверинец. Закройся на ключ и не суйся. Тебя там за минуту зажмут в углу.

— Я забочусь о себе сама, — упрямо говорю я. Голос вроде ровный, но ладони всё ещё горячие в местах, где он касался.

Демид кивает — коротко, а потом снова подходит ближе. Я уже готова снова упираться, но он лишь кончиком пальца исправляет криво застёгнутую пуговицу на моей джинсовке. Слишком бытовой жест, чтобы возмущаться. Слишком интимный, чтобы не запомнить.

— Нет, — шепчет он, почти касаясь губами моего уха. От его дыхания по коже пробегает тонкий электрический ток. — О тебе теперь забочусь я…

— Что? О ком ты заботишься? — спрашиваю я, стараясь не выдать, как у меня подпрыгнуло сердце.

— О своей рыжей проблеме, — отвечает он почти без шутки.

Демид отступает, хватает дверную ручку.

— Не высовывайся, Дарь.

Он уже в проёме, качает бровями на прощание:

— Если что — я рядом.

— Чтобы лапать меня в темноте? — бросаю ему вслед, чтобы спрятать дрожь.

Уже почти закрывая за собой дверь, с той самой бесстыжей ухмылкой, Демид бросает:

— Это только по предварительной записи, рыжая.

Дверь мягко захлопывается. Музыка снизу снова взлетает. Я стою посреди тихой комнаты, пытаясь дышать. Рюкзак валяется у ног. Я щёлкаю ключом в замке и только теперь понимаю: руки всё ещё помнят его прикосновения, будто на коже осталась тёплая подпись.

Глава 3. Смерть от голода или...

Дарина.

Дверь за Демидом щёлкнула, и тишина на секунду оглушила. Но только на секунду. Музыка снизу снова взлетает, и её басы бьют прямо в рёбра.

Сердце колотится, в ушах до сих пор звенит его «зажмут монашку в углу». Наглец!

И почему от этой наглости внутри так щёлкает, как от статического электричества?

— Успокойся, Дарина, — шепчу я себе, отклеиваясь от стены.

Бросаюсь на край кровати, но тут же вскакиваю — не лежится. Мало ли чем он тут занимался на ней! И с кем.

Фу… ну надо же было о таком подумать!

Осматриваюсь. Комната будто сошла со страниц глянцевого журнала: белые стены, огромная кровать с кучей подушек, изящный столик у окна. Моя потрёпанная сумка на фоне всего этого — как забытый пакет с рынка.

Я даже не хочу её распаковывать — вдруг мама зайдёт и начнёт ворчать, что я порчу её идеальный интерьер. Она ведь может.

От этого факта я чувствую себя ещё более неуютно и чужеродно. Я лишняя. Мне нет тут места.

Но обстоятельства сложились так, что пришлось приехать. Мама… я думаю о ней, и в груди опять что-то сжимается.

Тянусь к телефону, чтобы набрать её, но останавливаюсь. Что я скажу? «Алло, мам? У тебя в доме клуб и полуголый пасынок»?

Она только закатит глаза и будет фыркать, как всегда. Мы ведь с ней на разных волнах. Бабушка растила меня с пелёнок, когда мама… мама устраивала свою жизнь в крупном городе, где мне не было места.

Ей, семнадцатилетней девчонке, что внезапно «принесла в подоле», не хотелось посвящать свою жизнь материнству. Все привыкли к папе выходного дня, а у меня была такая мать.

В животе внезапно громко урчит. И я вдруг понимаю, что сегодня я совсем не ела. Утром не хотелось… а вот сейчас… Еще и запах жареного мяса, что как назло, именно сейчас улавливает мой нос.

Гады! Сто раз гады!

Внизу музыка всё ещё долбит, но я не собираюсь туда возвращаться. Пусть тусуются, мне плевать. Потерплю. Я роюсь в рюкзаке, достаю свой старый блокнот и карандаш. Рисовать всегда помогало выключить голову. Открываю чистую страницу и начинаю водить карандашом — линии, тени, что-то похожее на городские крыши.

Блин!

Раздражённо убираю блокнот в сторону и встаю с кровати. Мышкой прошмыгну, никто и не заметит меня в такой толпе. Найду, чем перекусить, и быстро вернусь. Я помню, где кухня: по лестнице вниз налево, пара поворотов, и я у цели.

Подхватываю рюкзак, проверяю замок на двери — щёлк — и высовываюсь в коридор. Пусто. Сцена «мышкой в нору» — это моё.

Я тихо скольжу к лестнице, шагаю по самому краю ступеней, чтобы не скрипели. Басы всё ещё давят на уши, но я стараюсь не обращать внимания.

В гостиной творится настоящий дурдом. Световые вспышки выхватывают из темноты чужие плечи, руки, смех. Я опускаю голову, смотрю в пол и почти бегом пересекаю гостиную, направляясь к кухне. Мне хочется поскорее отсюда исчезнуть, раствориться в воздухе, как тот сладкий дым электронок, которым пропитано всё в этом доме.

На кухне царит убийственный запах жареного мяса. Мой пустой желудок тут же сжимается. На столе выстроены башни из коробок пиццы. Я быстро выковыриваю два кусочка, цепляю банку лимонада. Разворачиваюсь, собираясь так же быстро уйти, но…

— Далеко собралась, Мышка?

Передо мной вырастает гора мышц, ростом под два метра. Плечи, как дверной проём. У него такой «сальный», плотоядный взгляд, что хочется застегнуть джинсовку до ушей и испариться. Лучше умереть с голоду, чем попасть в лапы этому типу.

Он переносит ладонь на косяк, перекрывая мне путь.

— Немая? — хмыкает. — Даже лучше. Послушная будешь.

Глава 4. Личные границы? Не, не слышал

Дарина.

Я стискиваю банку лимонада крепче, чем надо, и делаю шаг в сторону, чтобы проскочить под рукой этого амбала.

— Не немая, — отвечаю ровно, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Просто не настроена на беседы.

Гора мышц ухмыляется, перекрывая теперь выход плечом. Он явно прочитал мои намерения.

— А чё так? — бычится он моментально, и его взгляд становится тяжелее. — Рожей не вышел, мышь?

— Скорее манерами, — пожимаю плечами, а саму буквально трясёт от страха.

— Мне такие строптивые даже больше нравятся, — кривится он в подобие улыбки. — Которые припрутся на вписку без трусов и корчат из себя целок.

— Я здесь живу вообще-то, — говорю тихо, но чётко, надеясь, что это его отрезвит.

Он ржёт, не моргая. Его взгляд скользит по мне, и мне кажется, что я чувствую его прикосновения там, где его глаза задерживаются. Мне хочется исчезнуть, раствориться.

Его пальцы тянутся к моему локтю — и тут на его запястье ложится другая ладонь. Резко, безапелляционно.

— Руку убрал от нее, — это больше похоже на рык, чем на просьбу.

Я вздрагиваю, поднимаю голову и вижу в дверном проёме злого как чёрт Демида. Кажется, таким взглядом, каким он смотрит на меня сейчас, можно прожигать дыры в людях...

— О, Бесманов, — гора усмехается, но руку отводит. — Чё, твоя? Ты же сейчас должен Ритку жарить.

Слово «твоя» щёлкает внутри так же громко, как басы. Я уже открываю рот, чтобы сказать «не его» и что он может идти и жарить свою Ритку, но Демид опережает.

— Моя, — каждое слово — как предупреждение. — И кухня не бар. Валишь в зал и веселишься там.

— Да ладно тебе, — тот косится на меня, и его взгляд всё ещё отвратительно «жирный». — Девчонка явно голодная. Я тоже.

— Тебе показалось, — ровно отрезает Демид. И ненавязчиво, но очень конкретно смещает его в сторону, подходя ко мне. Он становится так близко, что я чувствую его жар, и чуть задвигает меня за себя, пальцами касаясь моего запястья. Быстрый, тёплый контакт — и ток уходит в пятки, заставляя меня снова замереть.

Секунда молчания. Музыка подвывает. Гора мышц оценивающе смотрит на нас, потом фыркает:

— Ладно-ладно. Ещё из-за бабы мы не ругались.

— Запомни сам и другим скажи, что Рыжую никто не трогает, — лениво бросает Демид ему в спину.

Тот уходит, хрустя суставами. Я выдыхаю только тогда, когда его широкая спина растворяется в толпе.

Демид поворачивается ко мне, его лицо кажется особенно злым. Он наклоняется, чтобы прорычать мне прямо в ухо:

— Я же говорил: не высовывайся.

— Я… за едой, — упрямо поднимаю пиццу на уровень его глаз. — Не собиралась тут ни с кем знакомиться.

Демид смотрит слишком долго и внимательно. Потом большим пальцем легко подцепляет мой подбородок, поднимая его вверх, чтобы наши взгляды встретились.

— Пойдём, — он кивает на выход из кухни, но не в толпу, а в тёмный коридор сбоку. — Обходной путь.

— Я сама… — начинаю я, но он уже чуть толкает меня вперёд. Не грубо, а так, чтобы я пошла, подчиняясь его негласному приказу.

Мы проскальзываем по узкому коридору, минуем тёмную кладовку. Мимо нас, хохоча и не глядя, пролетает парочка. Демид идёт на полшага позади, ладонь его где-то на уровне моей талии, не прикасаясь, но я кожей чувствую, где она.

Поднимаемся по лестнице. На повороте он всё-таки касается меня. Большим пальцем находит ямку у меня на спине, там, где заканчивается джинсовка.

— Ещё чуть-чуть, Рыжая, — шепчет он, и от его дыхания по коже пробегает тонкий электрический ток. — И ты в безопасности.

— Не называй меня так, — отвечаю шёпотом. — И не трогай.

— Первое — подумаю, — в его голосе слышится улыбка. — Второе — уже.

В коридоре второго этажа тихо. Музыка снизу — как далёкий гром. Мы замираем у моей двери. Я вытаскиваю ключ и щёлкаю замком. Демид не торопится уходить.

— Спасибо, — вырывается у меня, несмотря ни на что.

— Не благодари, — он опирается ладонью о дверной косяк над моей головой. — Это входит в пакет «сопровождение монашки».

— Список услуг велик? — фыркаю я, пытаясь скрыть дрожь, которая пробегает по телу от его близости.

— Актуализируется, — он чуть наклоняется. Его взгляд падает на мои губы, и мне кажется, что воздух вокруг нас уплотняется. — Добавить что-то?

— Да, — я прижимаю ладонь к его груди — она горячая, твёрдая, чёрт бы её побрал — и плавно отталкиваю. — Добавить слово «личные границы».

Демид секунду держит мой взгляд, и я вижу, как в его глазах вспыхивают искорки.

— Понятия не имею, что это такое, — коротко отвечает он.

Он отступает на шаг, но пальцы всё ещё играют с ключом у меня в руке. Один рывок — и ключ опять у меня. Он ухмыляется.

— Не открывай никому, кроме меня, — добавляет он и уходит, растворяясь в полутени коридора.

Я захожу внутрь, щёлкаю замком. Прислоняюсь спиной к двери и делаю большой кусь пиццы. Тесто, сыр, острая колбаса — жизнь снова начинает радовать. И всё равно пальцы пахнут его парфюмом. Раздражаюсь на себя — и улыбаться тянет, причём одновременно. Прекрасно…

Я доедаю, выключаю свет и, не раздеваясь, ложусь на край кровати. Смотрю в потолок и пытаюсь уснуть, не обращая внимания на ор и грохот внизу.

Через полчаса слышу в коридоре шаги — и вдруг рядом с моей дверью раздаётся короткий стук, ровно два раза.

— Рыжая, — шёпотом из-за двери. — Скажи «да», если всё ок.

Глупо, но я шепчу:

— Да.

— Хорошая девочка, — слышится тихий смех. — Спи.

Я вскидываю глаза к потолку, сама не веря, как у меня горят уши.

— Отвали, Бесманов.

— Уже, — и его шаги удаляются.

С закрытой дверью и полным желудком всё не так ужасно, как казалось на первый взгляд… и, о ужас, мне совсем не хочется, чтобы он перестал стучать.

Девочки, просим прощения за такую паузу. Просто решили переделать сюжет немного. В первых друх главах существенно ничего не поменялось, но, можно и их перечитать. Благодарим всех, кто решил окунуться в эту историю! Ждем Вас в комментариях, ждем ваши звездочки книге! И в тг канале Юлии Мелиховой! Там много интересного!!!