Сводные. Тихоня для хулигана

=1=

Стася

Всё происходит так быстро, что я даже толком не успеваю испугаться. Только внутренний голос ехидно напоминает, что срезать путь до остановки через дворы не самая лучшая затея.

В тёмной подворотне меня окружают трое. Заметавшись в полумраке взглядом, замечаю ещё одного. Он стоит особняком, упираясь спиной и согнутой в колене ногой в стену. Руки скрещены на груди. Смотрит на происходящее с видом стороннего наблюдателя и не присоединяется к своим дружкам.

Видимо, тут приказы отдаёт именно он… Форменный бандит и засранец, даже если судить чисто по его позе.

– Вечерок! – хрипло обращается тот, что стоит ко мне ближе всех.

Лица не разглядеть. Широкий капюшон, наброшенный на голову полностью скрывает внешность парня.

– Добрый, – выдавливаю из себя просто фантастическую нелепицу.

Как вечер может быть добрым в окружении этих хулиганов?

Трезво оценив ситуацию, прихожу к выводу, что силы не равны. И если от двоих с небольшой долей вероятности я могу отбиться, то от четверых даже сбежать не выйдет.

Всё равно поймают.

Нужно срочно успокоиться. Отпустить мандраж и хоть что-то придумать.

– Не боишься так поздно таскаться по злачным местам? – кошачьей поступью приближается ко мне самый разговорчивый из этой странной компании. Не форсирует. Двигается плавно. Ждёт, пока остальные возьмут меня в плотное кольцо. – Ведь могут пристать, обидеть… – перечисляет с наигранным беспокойством. – Обокрасть… надругаться в конце концов.

Зловещие смешки заставляют меня вздрогнуть.

С запоздалым ужасом понимаю, что меня намеренно загоняют в угол. Парни, все как один с накинутыми на голову капюшонами стягиваются ко мне ближе. Будто пауки, поймавшие свою жертву в липкую паутину.

Вдоль позвоночника проходит холодок. Я нервно ёжусь, плотнее запахивая пальто. Хотя тонкий драп вряд ли меня укроет от надвигающейся беды.

Не желая подкармливать кураж парней своим испугом, всё же нахожу в себе силы гордо расправить плечи.

Пусть не думают, что я сдамся без боя.

Я с виду может и нежный цветочек, но чтобы сломать меня, им придётся потрудиться.

– Что вам от меня нужно?

Храбрюсь. Задаю вопрос пока ещё твёрдым голосом, хотя внутри всё обрывается.

– Тебе честно ответить?

Утвердительно киваю, зная наперёд, каким может быть ответ. Но абсолютно не ожидаю, что парень так быстро начнёт распускать руки.

– Нам нужно от тебя всё-ё-ё…

Резко ухватившись за пояс, он дёргает его на себя с такой силой, что умудряется не только развязать узел, но и с лёгкостью выдернуть пояс из шлёвок. Поправляет на себе капюшон, едва заметно показывая своё лицо. Мне под гнётом ужаса всё равно не запомнить его черт.

Сальный взгляд хищно вспыхивает азартом, не суля ничего хорошего.

Я слегка вздрагиваю, окончательно теряя контроль над ситуацией. А вот губы дрожат сильнее, и дышать становится труднее, будто воздуха не хватает.

– Ну ладно, мальчики, – бросаю раздражённо и тянусь вперёд, в попытке отобрать свой пояс. – Пошутили и хватит.

– А мы не шутим, – обматывает свой кулак поясом, не собираясь его возвращать. – Ты нам понравилась и мы хотим с тобой поиграть. А ты что… против?

Его слова окатывают, точно ледяной душ. А порыв ветра, скользнувший под полы теперь уже распахнутого пальто, добавляет озноба.

– Против, – едва не подпрыгиваю на месте от проявленного ко мне хамства и неприкрытого пошлого намёка.

Руки практически на автомате тянуться к пальто, которое я снова нервно запахиваю. Лишившись пояса, мне ничего не остаётся, как скрестить руки на груди и снова не дать этой шайке возможности пялится на моё тело, спрятанное под жутко облегающем вязаном платье.

– Да что ты там жмёшься, крошка? – Мы не собаки, на кости не бросаемся, – мерзко скалится парень, всё это время стоявший где-то в тени, а сейчас неожиданно оказавшийся перед самым моим носом. – Мой друг пошутил, мы специализируемся исключительно на аппетитных красотках.

За его спиной слышится дружный гогот. Компанию забавляет наглость их главаря и мой неподдельный страх, с которым я отступаю. Два шага назад, и уперевшись в холодную стену, приходится замереть. Буквально вжаться в кирпичную кладку.

Больше отступать некуда.

Впереди четверо безумцев, один из которых сдвинут на всю свою волшебную голову.

Между нами какие-то жалкие сантиметры и я даже чувствую свежесть лосьона после бритья от его щёк и волевого подбородка. И запах парфюма довольно-таки дорогой марки.

Образ отпетого хулигана тут же рассыпается на глазах. Я скольжу взглядом в надежде рассмотреть парня получше. Хоть как-то зацепиться глазами за мелочи его внешнего вида.

"Хуговский" свитшот, модные джинсы и брендовые кеды. Идеально белые. Такой тщательно подобранный образ никак не вяжется с отбросом, промышляющим кражами в подворотнях.

– Сумку гони, – хрипит он, разрушая моё, казалось бы, идеальное разоблачение. – Посмотрим, чем нас отблагодарит вселенная за знакомство с тобой.

Нервно трясу головой, вспоминая про утренний подарок от Артура Сергеевича. Я не могу позволить себе так бездарно потерять такую дорогую вещь. Тем более, что я не собиралась принимать эту взятку от маминого ухажера. И была намерена вернуть подаренный гаджет сегодня же.

В руках парня мелькает лезвие "бабочки", которой он для пущего устрашения поигрывает в воздухе. А затем медленно приближает к моему лицу.

– Не капризничай, гони сумку...

Понимаю по звукам голосов, раздающихся за спиной парня, что это и есть кульминация нашего вечера. Я должна подчиниться. Сделать то, о чём он просит. Но вопреки липкому страху, сковавшему всё моё тело, в голосе ещё остается толика храбрости.

– Отними, – не особо впечатлившись модным видом хулигана, говорю дерзко, почти в приказном тоне, хотя всё ещё опасаюсь ошибиться. – По доброй воле я всё равно не отдам… и не надейся.

=2=

Мирон

Как же кайфово снова оказаться в родном городе. Зависнуть с пацанами и оттянуться по полной перед важной встречей.

Чёрт! Кому важной?

Точно не мне. Мне сугубо фиолетово на новые отношения отца. Плевать на его женщину и их предстоящую свадьбу. На всё плевать. Воссоединение двух счастливых голубков я уже сумел пережить. Переживу и этот брак, ну или попытаюсь расстроить свадьбу.

Тем более лёгкая мишень уже имеется… Я буду давить на девчонку. Сыграю против всех и разрушу её руками будущее наших родителей.

Быстро одевшись и подхватив сумку с вещами, выхожу из квартиры. Хочу увидеться с отцом. Поговорить наедине, пока ещё настроение не испорчено присутствием посторонних.

На дорогу времени уходит больше, чем я думал, и заходя в здание, слегка переживаю не застать отца в офисе.

Миновать ресепшен, оказывается просто. Меня все тут знаю и никогда не препятствуют. Гораздо сложнее уговорить секретаршу.

– У Артура Сергеевича важная встреча, – воинственно вырастает передо мной, преграждая мне путь. – А вы молодой человек, – нагло нарушает личное пространство, упираясь ладонями мне в грудь. – Насколько мне известно, должны быть на вокзале. За вами уже поехал водитель.

– Фурия, – клацаю зубами перед её носом, вызывая на миленьком личике недоумение. – Я так соскучился по родителю, что прилетел ещё вчера. Отойди, – пользуясь растерянностью, отодвигаю женщину в сторонку. – Мешаешь воссоединению сына с отцом.

С ноги открываю дверь, отмахиваясь от молоденькой секретарши, отчаянно пытающейся меня остановить.

– Бонжур!

Взгляд отца не сулит мне тёплого приёма и явно не светится радостью встречи. Сюрпризец в моём лице не сильно его удивляет. Отец, привыкший к подобным моим выходкам, даже не спешит свернуть деловой разговор.

Едва за секретаршей закрывается дверь, он сухо командует:

– Сядь.

– Как скажешь, – устало валюсь в кресло, закидывая ноги на журнальный столик. – Что даже не обнимемся? Сразу перейдём к публичной порке?

Присутствующие лишь боязливо переглядываются. Следят за перепалкой, переводя взгляды то на меня, то на отца. И ни один из них не торопится продолжить разговор.

Как предсказуемо. Аж скучно. Холодный и расчётливый бизнесмен в очередной раз выказывает моей персоне безразличие.

Наигранно зеваю. Неприлично громкий зевок разрезает гнетущую тишину. И отец рефлекторно глухим покашливанием, призывает меня извиниться за отсутствие манер.

– Сорян, устал с дороги. Хочу домой, – расслабленно откидываюсь на спинку кресла, всё ещё продолжая зрительно бодаться с отцом. – Может вы свернётесь? Поговорите о делах насущных позже?

Ни от кого не жду ответа, просто запрокидываю голову и закрываю глаза. Слышу начавшиеся сборы. Шелест бумаг, хлопки крышек ноутов и удаляющиеся шаги.

– Прибытие поезда только через час, – неожиданно подаёт голос.

– Сюрпри-и-из, – не могу сдержать издевательский смешок, но даже он не выводит отца из равновесия.

Теперь я смотрю на него в упор. Не отвожу глаз и отчаянно соперничаю в упрямстве, которое, кстати, досталось мне от него же.

– Давай на сегодня это будет твой последний сюрприз. Я хочу, чтобы за ужином ты вёл себя менее эпатажно.

– Не могу обещать, пап!

Тут я искренен на все сто и он это прекрасно знает. Знает, каким чудилой я могу быть.

Могу… и сегодня непременно буду тем самым чудилой, который способен внести смуту в их пресную жизнь.

***

– Предупреждаю последний раз, Мирон! – отец скашивает на меня глаза, смотря из-под широких бровей. Спокойным, холодным взглядом. Я до сих пор так и не научился читать его покер-фейс. – Будешь вести себя как клоун и…

Он не успевает договорить, а у меня уже крутятся на языке предположения насчёт наказания за непослушание. Я зло перебиваю отца.

– И-и? Отправишь меня обратно к матери? – слова рассыпаются в горле битым стеклом и режут слух от болезненной правдивости. – Так и будете играть мной в пинг-понг? Я вырос, если вы оба не заметили, – почти кричу, но отец в ответ даже не морщится, но руль сжимает крепче обычного. Это заметно по побелевшим костяшкам. – И не нуждаюсь в вашей опеке, удобной только вам.

– Взрослый? – припечатывает своим вопросом, заиграв желваками. Наконец-то хоть что-то на его лице выдает эмоции. – Докажи. Веди себя достойно, умно и так, чтобы никому, а в первую очередь тебе самому не было стыдно за совершенные поступки. Вернись в университет, я помогу. Проблем с этим не будет. Отучись нормально, – похлопывает меня по плечу, делая акцент на том, что он готов мне доверять. – Найди себя в деле, которое будет приносить и удовольствие, и доход.

Наверное, впервые в жизни говорит со мной никак с сопляком, а как с равным себе.

– Я понял.

Хочу сказать уверенно, но выходит так, словно я ерничаю и отец нетерпеливо срывается с парковки. Ведёт машину нервно и мы подъезжаем к дому спустя молчаливых полчаса.

Въезжаем во двор, и я вижу, что тут ничего не изменилось. И я даже рад вновь оказаться здесь. Вернуться из той дыры, куда я уехал вслед за матерью, лишь бы ей не было так одиноко после развода.

– Мирон, я устал, – тяжело вздыхает отец и откидывает голову на подголовник.

Я понимаю о чём, он говорит. Он имеет ввиду не физическую усталость, а моральную.

Долгий бракоразводный процесс, мой отъезд, выходки мамы и моя неуправляемость давят на него. Выматывают, заставляя сейчас играть желваками.

– Я знаю, каким ты умеешь быть, и знаю какой ты на самом деле. Не будь занозой. Не порть нам всем жизнь.

Я не могу обещать даже самому себе, что буду паинькой. И уж тем более заверить в этом отца.

– Ну… хорош уже, пап, драматизировать, – понимаю, к чему он клонит, вернее, к кому конкретно. – Обещаю не прессовать твою женщину и не троллить её дочурку.

Отец намерен выдрессировать меня. Сделать из меня покладистого члена его новой семьи. Чёрта с два!

=3=

Стася

Я стою возле шкафа с зеркалом во весь рост. Лениво рассматриваю своё отражение и никак не могу понять, зачем мама настояла на платье.

Как по мне, так семейный ужин не повод наряжаться куклой, тем более ради того, кого я и в глаза никогда не видела. А ввиду отсутствия в доме даже хотя бы одной фотографии хозяйского сына и не представляя как он выглядит, и стараться не стоило.

Сгодились бы и джинсы, которые смогли бы отлично скрыть сбитые колени.

Равнодушно, лишь по привычке поправляю непослушные пряди, которые снова завились сами собой и теперь слишком привлекательно обрамляют лицо мягкими волнами.

Меньше всего мне хочется, чтобы кто-нибудь подумал, что я специально провела уйму времени перед зеркалом ради незнакомца. Ради того, чтобы произвести впечатление на так называемого "сводного брата", а по сути, постороннего мне человека.

Я не собираюсь с ним родниться, дружить или что-то ещё в этом духе. Я просто надеюсь, на взаимный нейтралитет и спокойное сосуществование на одной территории.

Собираю волосы и делаю небрежный пучок, оставляя несколько тонких прядок у виска. Так я хотя бы не выгляжу так слащаво безупречно и искусственно.

Спускаюсь на первый этаж. Прохожу через столовую на кухню, застав маму, нервно заламывающую пальцы. Она, то и дело выглядывает в окно, даже не обратив внимание на мой приход.

– Ещё не приехали? – спрашиваю тихонько, чтобы не напугать её своим неожиданным появлением.

– Ещё нет, – обернувшись ко мне лицом, улыбается непринуждённо. Почти убедительно.

Но я-то знаю её хорошо и могу прочесть в маминых глазах обеспокоенность.

– Нервничаешь?

– Что за глупости, Стася! – отмахивается и тут же ведёт плечами, словно смахивая с себя напряжение.

– Понимаешь, – жует губу, нещадно лишая ту ровного слоя помады. – Мирон… мальчик с характером и ему непросто мириться с разводом родителей.

Ещё лучше! Не хватает еще терпеть ревностных вспышек "характерного мальчика".

Говорю про себя, но вслух произношу совсем другое:

– Ну ты же не собираешься включать злую мачеху и не стремишься занять место его матери?!

Ответить она не успевает. Со стороны веранды в открытое французское окно доносится шум въезжающей во двор машины.

– Встретишь? – суетливо мечется мама, то поправляя на себе фартук, то пальцами старательно приглаживая выбившиеся из укладки волосы. – Или займешься пирогом?

– Пирогом.

Отметаю первый вариант, понимая, что накосячить с уже почти готовой выпечкой у меня меньше шансов, чем сделать что-то не то при встрече с сыном Артура.

Мама скидывает фартук. Разглаживает на платье мелкие заломы и уходит на веранду, оставляя меня одну с накатывающим тревожным волнением.

С целью убить время ожидания, решаю проверить пирог. Мамина выпечка однажды уже покорила изысканного гурмана в лице Артура Сергеевича, не сомневаюсь, что и его сын останется в восторге от тарта с черникой.

Едва я выпрямляюсь, после того, как минуту назад склонялась к духовке и вынимала противень, ощущаю пристальный взгляд. Между лопаток так горит, словно кто-то наклеил туда перцовый пластырь.

Оборачиваюсь, ошеломленно приоткрывая рот. Передо мной стоит тот самый парень из подворотни…

Держится он с завидным спокойствием, будто бы и не удивлен встретить меня на кухне собственного дома. Смотрит прямо и уверенно, небрежно держа в руках букет эустом.

Мне бы так! Но нет, перед глазами всё плывёт. Пальцы дрожат, с трудом удерживая горячий противень.

– Ты?!

Сдавленно срывается с моих дрожащих губ. В голове продолжает беспощадно нарастать гул, грозясь развить болезненную мигрень.

– Ну привет…. Стасик!

От дурацкого мальчишеского прозвища даже зубы сводит. Хочется достойно ответить, а лучше наорать, чтобы он больше не смел коверкать моё имя.

– Я Стася, – произношу по слогам.

Может быть, до него всё же дойдёт с первого раза и он запомнит, как не нужно ко мне обращаться.

– Очень приятно, Мирон, – наигранно любезничает он, а у самого черти пляшут в глазах. Никак иначе, что он ведёт себя паинькой только лишь в угоду отцу, который может войти на кухню в любой момент. – А это… типа тебе.

Он делает размашистый шаг в мою сторону. А я застываю на месте, всё ещё помня момент, когда он как фокусник достал раскладной нож "бабочку" буквально из ниоткуда.

Одним резким движением вскидывает руку и засовывает мокрые стебли цветов мне подмышку.

Своеобразный способ подарить букет, нечего сказать!

Неприятные мурашки бегут по телу. А кровь от наглой выходки закипает внутри меня настолько сильно, что жар, исходящий от железного противня, уже и не ощущается так сильно.

– Надо поставить цветы в воду, – отдает указания, ухмыляясь так, словно в его голове я уже стартую на поиски вазы.

Не знаю, чем думаю и думаю ли вообще в этот момент. Но в следующую секунду я протягиваю руки вперёд, передавая противень. Видимо, Мирон перехватывает его рефлекторно, голыми руками, тогда как прихватки остаются на моих руках.

Он выдерживает не больше минуты. А когда его пальцы начинают дрожать, успев обжечься, он инстинктивно дёргает руками в попытке дотянуться до ближайшей столешницы. Форма с пирогом съезжает и начинкой вываливается на одежду Мирона.

Яркое черничное пятно расползается на сером свитшоте, слишком быстро впитываясь в ткань. А я начинаю осознавать всю глупость содеянного. Меня накрывает чувством вины. И за испорченную вещь, и в целом за причинённый вред, ведь Мирон, поставив противень с остатками пирога на стол, дует на покрасневшие кончики пальцев. Всё что я могу, находясь сейчас в состоянии ступора, так это молиться, чтобы у Мирона не было сильных ожогов.

В ответ на свой поступок я с замиранием сердца ожидаю чего угодно, но только не смиренного молчания и уж тем более неуместного прилюдного раздевания.

Мирон ловко стягивает с себя испачканный свитшот. И я подвисаю. Пялюсь на кубики пресса. Подмечаю натренированность спортивного телосложения и шумно сглатываю.

=4=

Стася

Ночь проходит в мучениях. Я боюсь проспать из-за того, что мне даже не на чем выставить будильник. А ещё и мысли глупые бродят в голове, и злость на желание Мирона выдрессировать меня, дико напрягает. Всё словно настроено против меня.

Поспать удаётся урывками, лишь под утро по закону подлости я засыпаю крепче, чем хотелось бы. Но меня, слава богу, будит настойчивый стук в дверь.

– Стасик, подъём! Водила не будет ждать твою ленивую пятую точку.

Конечно, великодушие Мирона смачно сдобрено издевательством. Он даже приходит меня разбудить не потому что переживает, что я опоздаю. А потому что, тогда и он не попадет в универ вовремя. К тому же он не лишает себя удовольствия снова меня задеть.

Рассерженная, вскакиваю с кровати и распахиваю дверь, совсем забывая о том, что на мне слишком коротенькая и полупрозрачная пижамка. Буквально натыкаюсь на Мирона, стоящего прислонившись к дверному косяку плечом.

Его взгляд откровенно оценивает мою фигуру. Нагло скользит сверху вниз и возвращается обратно.

– Зачетная пижама, – довольно присвистывает парень, а следом цокает языком. – Но вот её наполнение твоим плоскодонным телом… такое себе зрелище.

Он делает это специально. Доводит меня. Цепляет. А я, как дурочка ведусь на провокацию. Толкаю его в грудь. Но Мирону мой слабенький тычок не доставляет неудобства. Ему только в радость видеть, как я негодую в ответ на его нелицеприятный комплимент.

– Лучше так, чем плоский юмор. И не трись возле моей спальни, – ещё раз, но уже более яростнее толкаю Мирона. – А то, я могу подумать, что понравилась тебе.

Мирон криво ухмыльнувшись, подмигивает мне. А я ошалело жду его взрывной реакции, а не флиртующего подмигивания.

Тёплые пальцы обвивают мои запястья. Я стопорюсь и округлив глаза, опускаю взгляд на свои руки в плену мерзавца.

– Стасик, очнись, очнись, – встряхивает меня как тряпичную куклу. – Ты бредишь, криповая¹... С хрена ли бы ты мне понравилась?

Голова кружится больше от услышанного, чем от встряски. Перед глазами всё плывёт. С прокушенной губы сочится кровь. Сейчас я ненавижу Власова ещё больше, поражаясь тому, каким несносным он бывает.

Сквозь пелену из слёз, я вижу, как Мирон поднимает руку к моему лицу. Я начинаю дрожать всем телом от неизвестности. Занесённая им рука, словно предупреждение о пощёчине.

Но нет… всё же я зря боюсь и думаю о нём настолько плохо.

Подушечкой большого пальца Мирон невесомо касается моей губы, стирая с неё кровь.

– Тебя что били в детстве? Трясёшься вся, – с наигранным беспокойством спрашивает он и принимается другой рукой смахивать слезинки, предательски сорвавшиеся с моих ресниц. – Прости за кровопускание! Больше не буду, я и без этого тебя конкретно допеку.

– Пошёл ты, – мой голос сипнет, выдавая раздражение, захлестнувшее меня новой волной.

И словно отключившись, как в бреду, я бью Мирону под колено. Наношу один из запомнившихся мне ударов с курсов по самообороне.

Глухо простонав, Мирон отпускает меня и присев передо мной на корточки, принимается растирать ушибленное место. Наверное, я перестаралась, раз он так долго не может перестать массировать колено и просто выпрямиться.

– У тебя есть пять минут, – воинственно вырастает передо мной, зло раздувая ноздри. – Чтобы утереть сопли, привести себя в порядок и спуститься к машине. Опоздаешь, пойдешь пешком.

Криповая¹ - страшненькая.

Ослушаться Мирона и не последовать его предупреждению, я не решаюсь. И пусть мне не нравятся его приказы, опаздывать на встречу я не собираюсь, даже если и очень хочу показать Власову характер.

На ходу чищу зубы. Скидываю в сумку кое-какую косметику, в надежде сделать макияж по дороге в универ. Надеваю строгий брючный костюм, приготовленный ещё с вечера. И напоследок кидаю оценивающий взгляд на своё отражение.

Выгляжу, несмотря на то, что проспала, очень даже привлекательно. Хотя знаю наперёд, Мирон найдёт в моём внешнем виде изъян. И обязательно укажет на него в своей обычной невоспитанной манере.

На самом пороге комнаты вспоминаю про документы. Хватаю папку и почти бегом спускаюсь по лестнице.

В доме тихо. Артур Сергеевич с самого раннего утра, как всегда, занимается делами в городе. Мама наверняка хлопочет о предстоящем торжестве. Хоть её обеспеченный жених и предлагал нанять организатора свадеб, она изъявила желание всем заниматься сама. Ей нравится уютиться самой, подбирать декор и оформление для забронированного уже давно загородного клуба.

Обувшись, автоматически распрямляю спину. В костюме и туфлях на невысоком каблуке сутулиться не получается. К тому же надо держать спину ровно, чтобы не навлечь на себя язвительность Мирона.

Его я вижу первым, выйдя из дома. Он стоит у машины, лениво привалившись к ней.

Сделав глубокий вдох, торопливо иду ему навстречу. То и дело поправляя сползающую с плеча лямку сумки, стараюсь за этими движениями спрятать дрожь пальцев.

– Ты потеряла календарь? – всё же язвит Мирон, едва я подхожу ближе. – Сегодня не воскресенье, православная школа закрыта. А в универ ходить не монашкой не возбраняется.

Кивает подбородком на мой далеко не приталенный пиджак и блузку, наглухо застёгнутую на все пуговицы.

– Тебя забыла спросить, какую одежду мне надевать, – недовольно фыркаю и подхожу к распахнутой двери.

Мирон пружинисто отталкивается от машины и преграждает мне путь.

Глупо было думать, что он галантно пропустит меня в салон первой. Ноль такта, зато яда хватит отравить всю планету.

Интересно в кого он такой свинтус?

За Власовым старшим не замечено отсутствие манер.

Дождавшись, когда Мирон сядет на заднее сиденье, опускаюсь рядом с ним. Подвигаюсь ближе к двери, чтобы лишний раз не касаться напряжённого тела Мирона. Не компрометировать никого непрошенным нарушением личного пространства.

По пути в универ успеваю тайком рассмотреть парня. На нём белый свитер, рукава которого подтянуты ближе к локтям. Крепкие предплечья с выступающими на них жилами, словно он находится в диком напряжении.

=5=

Стася

Успокоиться получается не сразу. Сначала я чувствую горькую обиду, которую не получается перебить двумя десертами и молочным коктейлей. Потом прихожу к выводу, что сама даю Мирону повод меня зацепить. Он просто издевается, видя мои реакции. Он обещал превратить мою жизнь в ад, и спешу заметить, это у него отлично получается.

Стоит прекратить реагировать на его слова, действия и злобные выпады. В конец концов, навредить как-то слишком серьёзно, Мирон не посмеет.

И вообще, я ведь всегда могу попросить Артура Сергеевича повлиять на своего сына. Хотя…. Я не из тех, кто привык жаловаться.

Придётся включать игнор, так я сведу к минимуму ответное желание Мирона меня цеплять. Если я не буду реагировать на Власова, в конечном итоге он устанет.

Первая возможность проявить ледяное пренебрежение не заставляет себя долго ждать. Помня слова водителя, возвращаюсь во внутренний двор универа задолго до его приезда. Не хочу опаздывать и давать Мирону шанс уехать без меня. К тому же, он уже здесь. И снова в компании той девушки, с которой я видела их у деканата.

Самовлюбленный засранец позволяет ей окружить себя лаской и вниманием, хотя и сам не скупится на нежность. Жарко обнимает девушку, что-то шепчет на ухо и даже поправляет шарф, чтобы укрыть от прохладного ветра.

Удивительно, что он вообще умеет проявлять что-то кроме ненависти и злобы.

– Привет, – слышу позади незнакомый голос.

От неожиданности едва не подскакивая на месте. Оборачиваюсь. Передо мной стоит парень, с любопытством разглядывающий меня с головы до ног.

– Стася? – щурится он. – Исаева? – смотрит на меня, потом возвращает взгляд к телефону.

– Да, – сухо отвечаю, испытывая странное волнение.

Откуда незнакомцу известны мои имя и фамилия? Не происки ли Власова это?

Мне становится неловко и парень замечает это.

– Саша, – представившись, дружелюбно протягивает руку. – Тебя Кошкина искала.

Парень смыкает свои пальцы на моей ладони и непозволительно долго не выпускает её.

– Зачем? – подозрительно интересуюсь.

– Не могла дозвониться до тебя, – пожимает плечами. – Просила передать это.

Наконец отпустив мою руку, парень вынимает из кармана записку. Я сразу узнаю витиеватый почерк Ксюши и отпускаю настороженность. Быстро пробегаю глазами по тексту.

Ксюша предлагает встретиться вечером в кафетерии в центре.

Идея хорошая, к тому же я смогу выпытать какая кошка пробежала между ней и Власовым.

– Пора домой, Стасик, – появляется из ниоткуда Мирон.

Меня вновь передергивает от прозвища, данного им в первую нашу встречу. Но я гощу в себе желание огрызнуться.

– Спасибо за приглашение, но меня подвезёт Саша.

Я кидаю уверенный взгляд на парня, в руках которого с самого начала заметила брелок сигнализации. К моей несказанной радости он легко подхватывает мой экспромт.

– Только сначала заскочим в общагу. Ок?

Послушно киваю.

Замечаю боковым зрением, как Мирон дёргается в мою сторону. Не успею среагировать. Тёплые пальцы жёстко впиваются в кожу запястья.

– Отец велел присматривать за тобой.

– Мне не нужна нянька, – безуспешно пытаюсь отвоевать руку.

– Ты не поняла, наверное, – Мирон наклоняется и шепчет на ухо, обдавая своим горячим дыханием. – Мы едем домой.

– Нет, – отрицательно мотаю головой. – Это ты не понял. Хочешь быть нянькой, можешь поехать следом…

Я бы, наверное, не решилась никуда ехать с малознакомым парнем. Но желание утереть нос Власову перевесило чашу весов. А взявшаяся буквально из ниоткуда дерзость побуждает дать отпор Мирону.

Я решительно вырываю руку из жёсткого захвата его пальцев. Гордо расправляю плечи. Встряхиваю головой, разметав непослушные пряди.

– Эй, – успевает протянуть между пальцами локон. – Подумай хорошенько, прежде чем демонстрировать характер.

– Тут и думать не о чем, – фыркаю, шлепком ладони отталкивая руку Мирона от своих волос. – До роли наставника ты не дотягиваешь. Не думаю, что Артур Сергеевич доверил бы тебе присматривать за мной. За собой научись присматривать.

Не медля и секунды, разворачиваюсь на пятках. Отчаянно цепляюсь за предплечье парня, решившего прийти мне помощь.

– Поехали?! – невозмутимо отзывается он, отводя меня в сторону парковки.

– Ты не посмеешь, сестрёнка, – ядовито выплёвывает нам в спину Мирон.

Между лопатками начинает гореть. Я буквально физически ощущаю гневные всполохи в его взгляде, но не останавливаюсь.

– Ещё как посмею, Власов! Тестостероновое недоразумение мне не указ.

Я уверена на все сто, за свои слова мне придётся ответить по полной. Он не проглотит их просто так, и дома устроит настоящий разбор полётов. Вряд ли его когда-нибудь так крупно обламывали, да ещё и при зрителях.

– Всё нормально? – интересуется Саша, щёлкая брелком сигнализации, едва мы подходим к его машине.

– Угу, – не нахожу слов, лишь глупо мычу. Кажется, весь свой словарный запас я умудрилась растратить на Мирона.

– Слышь, ты… ботан, – Власов угрожающе понижает интонацию, вновь подскочив к нам. – Не суй свой нос в семейные разборки.

– Хватит! – взрываюсь я, вклиниваясь между парнями, которые решают показать схватку хулиган против ботана.

Саша, кстати, абсолютно не пасует. Я вижу, как он в ответ на напряжённую позу Мирона стискивает свои кулаки.

– Нет никаких разборок.

Теряя контроль, толкаю Власова в грудь. Но видя его выражение лица и зло стиснутую челюсть, слегка тушуюсь. Вспоминая случай в подворотне, в которой именно Мирон обчистил меня под чистую, не могу не нервничать.

– Езжай домой, – отпихиваю его к тротуару, и тот злой, как чёрт срывается с места.

Сажусь в салон. Меня немного потряхивает, но ещё больше злит поведение Власова.

Кто дал ему право обращаться со мной как с собачкой? Он так яро возмущался, что ему придётся терпеть меня и в стенах своего дома, и в универе. А сейчас упрямо пытался увезти домой.

=6=

Мирон

Войдя в дом, хлопаю входной дверью так, что по стенам разносится гул. Яростно швыряю куртку на банкетку, не утруждая себя тем, чтобы её нормально повесить. Пока разуваюсь, куртка сваливается на пол. С досады пинаю ногой вещь в самый дальний угол.

– Дерьмо!

Обхватываю голову руками, пытаясь отдышаться. У меня не получается… ни отдышаться, ни взять себя в чёртовы руки. По телу судорогой проходит напряжение. Концентрируется в пальцах, скрюченных в кулаки.

– Чёрт! Чёрт!

До боли стискиваю челюсти, отчётливо слыша, как при этом хрустит эмаль на зубах.

Хочется порвать этими же зубами мелкую мерзавку, посмевшую ослушаться. Надерзить прилюдно и подорвать мой авторитет.

"Ненавижу хитрую чертовку. Словно змея влезла вместе со своей мамашей в семью, и теперь пытается качать права!"

Не выйдет! Мы тоже не пальцем деланы. Раздавить её, как клопа, не составит особого труда.

Может быть, она и смелая на людях, чувствуя защиту, а дома один на один у меня явное преимущество.

Не в силах справиться с напряжением, начинаю мерить холл шагами.

Какого чёрта? Что со мной творится? Ведь в планах всё выглядело просто…

Узнать всё о девчонке не составило труда и по возвращении в родной город у меня на руках имелась информация на будущую родственницу.

Унылая, скучная инфа. Пай-девочка, тихоня до мозга костей даже в соцсетях вела серую жизнь. Ничем не примечательная внешность. Такую и в толпе не заметишь, пройдёшь мимо, не зацепившись взглядом.

Но что-то пошло не так….

Намеренно напав на неё в подворотне, я надеялся её напугать, выбить из колеи. А в итоге сам опешил. Тот образ, который я тихо ненавидел находясь далеко отсюда, растворился. Едва оказавшись слишком близко к объекту своей ненависти, меня пронзило каким-то дурацким импульсом.

А дерзкий взгляд из-под длинных пушистых ресниц оставил отпечаток в памяти. На меня никогда так не смотрели…

Исаева смотрела без привычного мне обожания, без трепетной влюблённости. Она смотрела иначе, словно зрительно бодалась со мной и этот вызов вставлял так…. что голова отключалась.

Пока варюсь в своих мыслях, прохожу на кухню. На столе записка Стасику от мамочки.

Мутит от приторности послания.

Детка, не могла дозвониться до тебя. Ужин в холодильнике. Поешь сама и не будь букой, накорми Мирона.

Люблю!

Молодец какая! Учит своим хитрым уловкам дочурку, как лучше примазываться. Должен заметить, её стратегия уже сработала с отцом.

Вон как пляшет на задних лапках, словно цирковой пудель, за малым тапочки ей в зубах не приносит.

Всё внутри горит от возмущения и несправедливости. Нужно остыть. Снимаю свитер, отбрасывая тот на высокий барный стул.

Открываю дверцу холодильника. На полках ровными рядами стоят боксы с едой. Естественно, Оксана это не готовила. Главная по тарелочкам у нас Людмила, которой, кстати, тоже нет дома.

Захлопываю холодильник и достаю из морозильной камеры контейнер с мороженым.

Встаю у кухонного острова, опершись на одно предплечье. Беру со стола ложку и яростно погружаю в твердый клубничный сорбет.

Отправляю в рот огромный ледяной кусок, ощутив, как от холода возникает боль в висках. На замершем языке едва чувствуется сладость клубники, зато сорбет действует, как заморозка. Выхолаживает в голове дурацкие мысли.

Входная дверь хлопком оповещает о чьем-то приходе. А спустя мгновение в арочном проёме появляется Стася.

– Салют, Стасик! Нагулялась?

Бросаю беглый взгляд на электронный дисплей с часами и поражаюсь, какой у нашей тихони долгой вышла прогулка.

Молчит. Хрупкая радость, наполнявшая только что её взгляд, мигом растворяется. На смену ей приходит неосознанный страх и личная неприязнь ко мне.

Надо признать, мне нравится, что девчонка понимает свою провинность. Хоть и заталкивает её поглубже в себя, делая вид, что была права.

Однако, дико бесит другое… что она не спешит спасаться бегством. И пока её глаза излучают панику, выражение лица она стряпает суровое.

Сводит брови к переносице, пухлые губки сжимает в тонкую линию, словно сдерживая поток нецензурных слов.

– Ну? – вопросительно выгибаю бровь, слегка раздражаясь от молчания Стаси. В компании нового дружка она была разговорчивее. – Нечего сказать в своё оправдание?

– Мне не за что оправдываться! И уж тем более перед тобой.

– Тогда может хочешь извиниться?

Выпрямляюсь, меняя вальяжную позу и сразу замечаю, что всё же девчонке не чуждо чувство прекрасного. Её взгляд не без интереса скользит по кубикам пресса и моим мышцам. И даже губки расслабленно приоткрываются, а зрачки заметно расширяются.

Она меня оценивает, и готов поклясться, ей нравится то, что она видит. Нравится до такой степени, что заметив её плохо скрываемое восхищение, я готов немного ослабить троллинг.

– Ах да, извини… – хмыкает Исаева. – Что вполне заслуженно считаю тебя самовлюбленным идиотом. Доволен? Теперь я могу идти?

Не дожидаясь ответа, разворачивается на пятках и собирается сбежать.

– Нет, – грубым окриком заставляю её замереть на месте. – Для тебя есть задание.

Складываю записку пополам. Делаю ещё несколько сгибов, быстро превращая лист в бумажный самолётик. Запускаю идеально собранную модель, и та прилетает прямо в затылок беглянке.

– Тебе велено не быть занудой и накормить меня.

– Плевать, – не оборачиваясь, дерзко показывает средний палец.

– Ок, – зло цежу сквозь зубы. – Так и запишем и отправим от твоего имени.

Только сейчас до неё начинает доходить суть моей фразы.

Обернувшись, сразу замечает в моих руках свой убогий старенький смартфон. Он даже не запаролен, и я все дни позволял себе развлекаться в её галереи, и социальных сетях. А сейчас собираюсь пообщаться с Оксаной, словно всё это Стася пишет сама.

– Что ты делаешь?

=7=

Стася

Я успеваю выскочить из кухни, пересечь холл и даже подняться по лестнице. Но когда до теперь уже моей спальни остаётся рукой подать, Мирон настигает меня.

Липкая ладонь смыкается на моей шеи сзади. Жёсткие пальцы намеренно вдавливаются так, чтобы я не смогла вывернуться из их захвата.

– Ты что смертница? – с хрипотцой в голосе произносит Мирон, буквально задевая горячими губами мочку моего уха.

Сжимаю губы, соображая, как бы помягче ответить и не огрести ещё больше. Ведь я почти физически чувствую напряжение и гнев Власова. Ему ничего не стоит просто придушить меня, пока в доме нет свидетелей.

– Ты сам напросился, – конвульсивно веду плечом, будто у меня судорога. – Не стоило вмешивать маму. Она теперь подумает обо мне…

Я не успеваю договорить. Мирон резко разворачивает меня лицом к себе, продолжая крепко удерживать за шею. Теперь его заведённая за мою голову рука грузно лежит на моём плече. Давит, ещё больше доказывая доминирующее положение парня.

Из-за нашей тесной и жутко неудобной позы мне приходится уткнуться в груду мышц Власова. Искушающий аромат его кожи раздражая рецепторы, приятно щекочет в носу. Жар, исходящий от полураздетого тела обволакивает, а непозволительная близость словно погружает меня в забытье.

Подавив вздох, поднимаю голову. Сцепляюсь с Мироном взглядом, стараясь не обращать внимания на видимые остатки мороженого на его лице.

– Что подумает? Что хорошая девочка стала плохой?!

Прищуривается. Опускает взгляд на мои губы, словно трогает глазами каждый их миллиметр. Чего он там хочет на них рассмотреть, я не знаю. Но мне становится жутко неловко.

Хочется выпутаться из душных объятий, пока моя голова ещё способна мыслить.

– Отвали, ладно?! – наконец разлепляю свои пересохшие губы, поражаясь тому, как жалко звучит мой голос.

– Не-ет, – шипит Мирон. – Тебя ждёт десерт.

– Этот что ли? – подушечкой большого пальца стираю с кончика носа розовую густую каплю.

Сдержать тихий смешок не получается. И тот, прилетая в перепачканное лицо Мирона, злит его по новой. Сердце замирает, и по коже пробегает холодок.

Кажется, я сделала новую глупость… махнула красной тряпкой перед быком.

Резко присев, Власов обхватывает мои ноги под коленями и тут же выпрямившись, взваливает меня себе на плечо.

Перед глазами сперва мелькают дощечки ламината, затем ступеньки лестницы и уж потом гранитная плитка. Мы слишком быстро оказываемся на кухне, где я посмела запустить мороженое в наглую мордашку Мирона.

Теперь меня ожидает та же участь.

Власов грубо усаживает меня на столешницу, сразу же вклиниваясь между моими коленями.

– Нам всё-таки нужно кое-что обсудить, – говорит, практически не размыкая губ. – Я не терпила, уяснила?

Злой тон хлестко рубит по натянутым нервам. Мирон не шутит. Он серьёзен. Степень его раздражения от моей выходки можно оценить по острому кадыку, который дёргается на смуглой шее парня.

Смерив меня очередным уничижительным взглядом, Власов тянется к контейнеру с мороженым. Зачерпывает пальцами подтаявшую массу и подносит к моей голове.

С силой зажмуриваюсь, не хочу наблюдать за тем, как этот чудик нанесет мне ответный удар.

Проходит не больше пары секунду и прохладная жижа начинает медленно стекать от ключиц к ажурной кромке белья. Распахнув глаза, наблюдаю, как Мирон просто с каким-то садистским удовольствием перегружает клубничный сорбет мне за пазуху.

Ощущение не из приятных чувствовать на себе почти килограмм липкой массы.

– Да, согласна, – гордо расправляю плечи, продолжая терпеть издевательство над собой. – Ты не терпила… Потому что ты козёл, придурок и гадливый человечек...

– Стася, – мамин голос, словно выстрел в висок убивает меня наповал...– Стася, – вновь зовёт мама, и я чувствую, как начинают пылать мои щеки в предвкушении родительского порицания. – Как тебе не стыдно?

Она умудряется даже голосом меня наказать, так ещё и в присутствии Мира, который вполне заслуженно получил от меня ругательства в свой адрес.

Задираю подбородок, показывая фальшивую браваду. Смело встречаюсь глазами с Мироном и его взгляд прошивает насквозь. Он ликует от совершенной мести и моего прокола. Глумится, я вижу это по его кривой усмешке.

А вот мама нет. Конечно, сейчас она не даст мне и слова сказать в своё оправдание. Для неё я невоспитанная дочь, за которую ей теперь стыдно перед всеми.

Обиженно проигнорировав вопрос, спрыгиваю на пол. Задеваю собой всё ещё стоящего рядом Мирона. Наши тела соприкасаются слишком тесно, что я даже сквозь прохладу промокшей ткани почувствовала тепло его крепкого торса. А в районе талии продолжила ощущать тяжесть широкой ладони, которая нахально стискивает и не отпускает.

– Пусти! – произношу почти шепотом, едва шевеля пересохшими губами.

И Власов, будто придя в себя, отступает от меня на несколько шагов назад. Но не отводит прожигающего взгляда, переполненного триумфом.

Разворачиваюсь. Как в замедленной съёмке иду на выход. Втягиваю голову в плечи, проходя мимо мамы, грозно занявшей часть дверного проёма.

Меня трясёт от предчувствия скандала и маминых нотаций. Но больше всего жалит тело то, что Мирону в очередной раз всё сойдёт с рук. Но наябедничать на него я себе не позволяю.

Что-то останавливает меня, и даже злость на выходки Мирона запрещает мне рассказывать маме все подробности.

Почти бегом поднимаюсь по лестнице. Слышу, как за мной направляется мама, но шаг не сбавляю. Вбегаю в комнату. Дверь не захлопываю, хоть и горю неистовым желанием поступить именно так. Знаю, что мама не отступится и перед сном прочитает лекцию.

– Что это было? – бросает мне в спину, сразу же закрывая дверь. Словно не хочет иметь свидетелей своей воспитательной работы. – Разве так мы с отцом тебя воспитывали?

Всегда так! Применяет запрещенный прием, всякий раз упоминает отца, чтобы воззвать к моей совести.

=8=

Мирон

От осознания того, что она могла всё слышать, мои внутренности стягивает тугим узлом, на скулах вздуваются желваки. И девчонка замечает эти перемены во мне.

– Я не хотела, – шепчет примирительно, перемещая свои ладони и боязливо накрывая ими мои.

Тепло её подрагивающих рук разливается вверх по предплечьям, когда она скользит ими по моей коже. Слишком плавно. Слишком нежно и успокаивающе, словно в её власти обуздать всех моих внутренних демонов.

– Повтори! – цежу сквозь зубы, при этом тяжело дыша, не в состояние справиться с раздражением.

– Я просто хотела запереть дверь и принять душ.

Наверняка лжёт. Облизывает губы, идёт багровыми пятнами от собственного же вранья. Но при этом выглядит так невинно, что это обескураживает.

В горле саднит, в груди всё горит и нет никакого облегчения. Ещё вчера я уверял себя, что ненавидеть Стасю будет легче лёгкого, а сейчас ощущаю слабость.

Она раздражает своим присутствием в моём доме так же сильно, как и успокаивает появлением в моей долбанной жизни.

Я ненавижу себя за то, что ведусь на робость в её взгляде, на плавность в каждом её жесте и движении. Ругаю себя за каждый отклик при виде этой чертовки.

Твою же мать!

Девчонка умудряется чертовски быстро отравить мою кровь какими-то диковатыми противоречиями.

Я хочу её придушить, но ещё сильнее хочу проверить может ли эта заноза целоваться так же круто, как она круто умеет выводить меня из равновесия.

– Помочь? Принять душ? – добавляю, едва заметив вопросительно вздёрнутую бровь.

Практически отскребая хрупкую фигурку от стены, шагаю вместе со Стасей в ванную комнату. Не встречаю сопротивления, лишь ощущаю, как усиливается захват на моих предплечьях. Она упрямо пытается изобразить из себя сильную, несломленную и гордую. Отчасти поднимая во мне уважение своей стойкостью.

– Помоги, – принимает мой вызов, упрямо вздёрнув свой подбородок, касается кончиком носа моего. Смело смотрит прямо мне в глаза, а по ощущениям, будто заглядывает куда глубже, и мне это не нравится. Я не желаю, чтобы она копалась во мне, искала какие-то причины моей дерзости или ещё чего хуже – жалела меня.

– Что ты слышала?

Приподнимаю её над полом. Исаева настолько хрупкая, почти невесомая, что я без труда поднимаю её выше. Так, что теперь она смотрит на меня сверху вниз, продолжая крепко цепляться за мои предплечья.

Наверняка от её коготков останутся царапины. И завтра мне придётся надевать рубашку с длинным рукавом, только бы избежать ненужных разговоров с отцом. Мне хватает того, что он отчаянно впрягается за свою новую семейку.

От этих мыслей вновь нарастает раздражение и желание выместить злобу. Крепче сжав руки на талии Исаевой, встряхиваю как куклу.

Слегка завитые волосы падают ей на лицо. Прикрывают приоткрытый рот, на который я пялюсь, как больной последние несколько минут.

– Что ты слышала? – так и не услышав ответа, повторяю вопрос.

– Ничего.

Чувствую что-то неладное. Она пытается замять конфликт. Но от её снисхождения мне ещё труднее дышать.

Кровь всё ещё бурлит в венах, клокочет в груди от злости на отца и обиды на мать. Под кожей зудит раздражение.

Головой я прекрасно понимаю, что в этом всём нет вины Исаевой, но с упорством осла навешиваю обвинения именно на неё.

– Советую тебе забыть это "ничего" насовсем.

Делаю жадный вдох и медленный выдох. Надеюсь хоть на капельку благоразумия девчонки и её согласие помалкивать. А ещё не смотреть на меня щенячьими глазами, переполненными жалости ко мне.

– Хорошо.

– Чего хорошего? – рычу я, снова доведённый до белого каления.

– Я согласна, – дёргается в моих руках, побуждая поставить её на пол. – Мне плевать на тебя и твои комплексы. Тебе плевать на меня и наше с мамой присутствие здесь.

Мне приходится буквально заставить свои пальцы расцепиться и медленно ослабить хватку. Отпустить Исаеву. Сжав зубы, и размеренно дыша через нос, жду, когда девчонка свалит хотя бы из ванной, раз не может исчезнуть из моей жизни, но эта безумная медлит.

Придвигается ко мне нарочито медленно, словно идёт по тонкому льду. Привстает на носочки и замирает своими губами возле моих…

Меня словно бьёт током, когда горячее дыхание разбивается о мои губы. Фруктово-цитрусовые нотки жевательной резинки щекочут в носу. А соблазнительный аромат её парфюма, смешавшись с приторным запахом клубничного сорбета, бьёт в голову.

Прицельно, навязчиво. Беспощадно снося мне крышу.

Откуда в этой бесячей девчонке столько парализующих, точно гипнотизирующих способностей?

– Ты же не думал, что я сейчас растаю как это мороженое, – она собирает пальцами с блузки остатки сорбета и дерзко пачкает им мои губы. – И поцелую тебя?

Я на мгновение зажмуриваюсь. Затем трясу головой.

Нет! Я, наверное, ослышался. Она не могла мне это сказать, да ещё и издевательски заигрывающим тоном.

– Или думал? И ждал?!

Впервые в жизни мой язык присыхает к нёбу. Я молчу. И не потому, что Исаева безрассудно поверила в себя, посмев предположить такое. А потому что отчасти вопрос оказывается уместным.

Я, действительно, размышлял на тему её умений целоваться. Но чисто из любопытства, и только.

Пресечь Стасину попытку при помощи флирта заставить меня забыть о том, что она подслушивала наш разговор с отцом, нужно было немедленно. Но всё, что я смог в сложившейся ситуации, так это отшутиться.

Глупо и как-то даже по-детски.

– Ага, надеялся и верил.

Снова притягиваю её ближе. Чувствую, как Исаева плавится, словно воск в моих руках. Её ведёт, но она сопротивляется.

А я ловлю себя на мысли, что у Стасика неплохо выходит обольщение, хотя я нахожу ее внешность весьма спорной для таких фокусов. Так. . . ни то, ни сё, чтобы обращать пристальное внимание или вестись на пущенные в ход женские штучки, которыми наверняка её научила мать.

– Напрасно, – хрипло шепчет, будто бы мои пальцы сдавливают ей вовсе не тонкую талию, а шею. – Я не мазохистка, чтобы проявлять симпатию к тебе подобным… даже испытывая сострадание.

=9=

Стася

Едва мы оказываемся в душевой и Мир ставит меня на ноги, как стеклянные створки оглушительно захлопываются. Но даже этот резкий звук вовсе не способен заглушить скрежет зубов Власова.

Он зол как чёрт. Доведён моими словами до безумных, почти неадекватных реакций, но я его не боюсь. Верю, что во мне хватит силы противостоять ему, раз уж я сама махнула "красной тряпкой", затронув в разговоре его мать.

– Только силой умеешь действовать? Запугивать, угрожать? Трясти ножом у лица или грозясь утопить?

Зачем-то снова его провоцирую, словно добровольно напрашиваясь на расправу.

– Некоторые люди не понимают по-хорошему. Например, такие как ты, – злобно парирует он.

– А ты разве умеешь по-хорошему? Не заметила.

Почему-то перед глазами всплывает утренняя картина, когда Мирон был очень даже обходителен и мил с девушкой из универа. Явно демонстрировал умение быть нежным, ласковым и не таким агрессивным, как в случае со мной.

– Ведёшь себя… как дикарь, – выплёвываю на выдохе, уже прилично осмелев.

Но когда Мирон, нервно потянувшись к вентилю, открывает кран, и первые струи ледяной воды обрушиваются мне на голову, моё упорство даёт слабину.

Выбери он для наказания тёплую воду, я бы не возражала, но торчать под прохладным напором, мне не нравилось. Во мне с новой силой начинает подниматься бунтарский дух.

Мне хочется ему противостоять и делать безрассудные поступки, даже если потом придётся пожалеть.

– Окей, – отплёвываясь от воды, вскрикиваю, стараясь перекричать её шум.

Импульсивно выставляю руки. И вместо того, чтобы закрыться ими от хлёстко бьющих по лицу капель, хватаюсь за пояс брюк. Рывком притягиваю Мира к себе, нарочно вставая под душевой распылитель.

– Тебе тоже не повредит смыть с себя негатив.

Задрав голову, моментально встречаюсь с чёрной бездной зрачков, вокруг которой всполохом разливается ярость. Опускаю взгляд, следя за тем, как крупные капли стекают по рассерженному лицу. Задерживаюсь на губах, сжатых в тонкую, почти посиневшую от напряжения линию.

– Ты попала, Стасик! – хрипло тянет Мирон, пытаясь увернуться, шагнуть к стене и больше не мокнуть.

– А ты, кажется, попутал тёплое с мягким, – ещё крепче стискиваю пальцы, засунутые в шлёвки его брюк. Сдерживаю попытки Власова отстраниться. – Я ничем не заслужила твоей ненависти. И моё появление в доме твоего отца, – я нарочно делаю акцент на том, что дом не принадлежит Мирону, а значит, не ему тут устанавливать правила и утверждать кому тут место, а кому нет. – Никаким боком не касается того разлада, что случился у тебя с твоей мамой. Я не заслуживаю того, чтобы ко мне испытывали неприязнь только потому… – делаю паузу, собирая всю смелость, на которую только способна и говорю, почти касаясь влажных губ. – Что я девушка, а ты обижен на всех женщин из-за предательства матери. Мне жаль, что твои родители развелись и в новой жизни твоей матери нет места…

– Заткнись, – зло перебивает Мирон.

Его пальцы жёстко хватают мой подбородок. Воздух, вырвавшийся вместе с горьким приказом, опаляет мои губы, но я неосознанно иду ва-банк.

Обхватываю ладошками мокрые щёки Мира и дерзко его целую, заставляя нас обоих замолчать.

Меня трясёт от дерзости, которую я совершаю, поддавшись непонятным эмоциям.

Чего я хочу добиться этим поцелуем? Хочу заставить Мирона замолчать или осушить его боль, так очевидно сквозящую во всём его поведении? Или просто делаю это, потому что он вопреки здравому смыслу, стал мне симпатичен?!

Мои пальцы нервно подрагивают. Хаотично скользят по щекам. Очерчивают овал лица. Касаются заострённых скул и чёткой линии челюсти, переходящей в упрямый подбородок.

Мне нравятся мягкие и тёплые губы Мирона, которые буквально обжигают своим откликом и впитывают дрожь от принимаемого нами холодного душа. И в поисках ещё большего единения прижимаюсь сильней к крепкому торсу.

От проявленной смелости сердце заходится в бешеном ритме, а от предвкушения последствий, которые меня ждут позже, замирает в груди. Не желает биться, словно впитывает в себя всю прокатившуюся по телу эйфорию.

Мне никогда не хватало уверенности в себе, а встреча с Мироном опустила мою самооценку ниже плинтуса. Но несмотря на это, я рискнула, будто бросилась в омут с головой.

– Эй, эй, чокнутая. Тормози, – прервав поцелуй, отодвигает от себя. – Ты не по адресу. В нашей семье легко внушаемый и падкий на соблазнение это отец. Я не ведусь… – осекается, подбирая слова и старательно пряча недоумение. – На вот это вот всё.

– А я не пытаюсь тебя соблазнить, – не могу подобрать для своего поступка вменяемого объяснения и говорю первое, что приходит в голову. – Мне было важно отвлечь тебя.

– У тебя фигово вышло, Стасик, – склоняет голову набок, а следом похрустывает шеей, снимая напряжение. – Дурацкий поцелуй не переубедил меня и не поменял моего отношения. Ты меня бесишь!

Хлёсткой фразой разрывает такую незримую и притягательную атмосферу, которую, по всей видимости, я сама себе нафантазировала. Ничего подобного между нами Мирон не замечает, слегка огорчая этим и провоцируя вновь задеть за больное.

– Ты зол не на меня и мою маму, ты злишься на свою и незаслуженно винишь нас, – тянусь к Мирону, но тот не позволяет снова себя коснуться, импульсивно отшатываясь к стене. – Когда ты разберёшься лично в себе и своей обиде, то поймёшь, что ни моя мама, ни я не собираемся ссорить тебя с отцом, – тереблю на себе промокшую насквозь блузку, не зная чем ещё занять свои руки. – И влезать между вами у нас тоже нет цели.

Я не сразу замечаю, что Мирон успевает закрыть вентиль. Вода больше не обрушивается мне на голову и не холодит кожу. Только суровый взгляд янтарных глаз выхолаживает всё внутри меня и вновь наполняет чувством неприязни ко мне.

– Цели нет, но вы технично пускаете корни в мою семью… МОЮ… Вам никогда не стать её частью, не надейся.

Его трясёт, но скорее всего, не потому что он только что вместе со мной принял ледяной душ. А потому что быть в замкнутом пространстве с той, кого он так не выносит, оказывается для него настоящим испытанием.

=10=

Стася

Уснуть никак не получается. В голове полный сумбур и накатывающее беспокойство за Мирона. В груди так и щемит от незнания куда он мог пойти, и всё ли с ним в порядке.

Конечно, переживать за бунтаря и отпетого хулигана, каким он показал себя в первый вечер нашего знакомства и продолжает это делать до сих пор, глупая вещь. Но моё сердце всё-таки не на месте.

Я пытаюсь отвлечься книгой. Но строчки плывут и смысл прочитанного ускользает от меня всякий раз, как в памяти возникает образ Мира. Сломленного разводом родителей и их безразличием. Раздавленного отцовским ультиматумом.

Теперь я начинаю смотреть другими глазами на желание Мирона совершать столь дерзкие, а порой агрессивные поступки.

Отложив книгу, откидываю одеяло. Меня до сих пор морозит после принятого ледяного душа. Не спасает даже тёплая пижама и выпитый чай с малиной. А безотчётное волнение лишь прибавляет дрожи во всём теле.

Делаю несколько кругов по комнате. Уже в который раз останавливаюсь у окна. Отодвигаю тяжёлую штору и смотрю в никуда, словно находясь в томительном ожидании и на что-то надеясь.

В следующее мгновение чисто интуитивно тянусь к ручке. Поворачиваю ключ, и открыв дверь, выхожу на балкон.

Холодный ветер бросает в лицо не только запах осени, но и знакомый аромат парфюма. Оперативно отреагировать не выходит. Я не успеваю, даже голову повернуть на едва уловимый шорох сбоку, как оказываюсь пойманной.

Вздрагиваю, когда сильные руки окольцовывают талию, на короткий миг спустившись к бёдрам. Впрочем, я не успеваю возмутиться или закричать от неожиданности, потому что одна тёплая ладонь крепко зажимает мой рот, когда вторая продолжает сдерживать попытку отстраниться.

– Тише, Стасик, тише! – шепчет Мирон, утыкаясь мне в макушку. – Обещай не орать, – жадно вдыхает запах волос, ещё теснее прижимаясь грудью к моей спине. – И я уберу от тебя руки.

От его хриплого голоса вдоль позвоночника разбегаются колкие мурашки. В памяти ещё живы воспоминания о поцелуе. Таком сладком, невероятно терпком, что на языке чувствуется его вкус.

Испуганно киваю, находясь в состоянии полной растерянности. Чуть помедлив, дав мне время успокоиться, Мир выпускает меня из объятий. Резко развернувшись, отступаю назад. Больно ударяясь спиной о кованные перила, немного пошатываюсь. Власов порывисто шагает навстречу, вновь подхватывая меня и прижимая к себе.

– Не бойся, я здесь не по твою душу. Я за вещами. Ключей у меня теперь нет, – горестно вздыхает. – А моя балконная дверь заперта.

Я только сейчас замечаю, что его речь слегка невнятна. Мой мозг тотчас подкидывает всему этому объяснение. Он нетрезвый… и я сама успеваю почти захмелеть от той нежности, с которой руки Мирона скользят от моей талии на спину.

– Ты как вообще здесь? – шепчу обескуражено, лишь бы заполнить между нами неловкую паузу и перестать обращать внимание на обжигающие прикосновения.

Оглядываюсь, стараюсь разглядеть в темноте, как же Мирон умудрился подняться на второй этаж.

– Влез по лестнице, как влюблённый мальчишка, – находит время, чтобы начать подшучивать. Но от этой шутки мои щёки вспыхивают густым румянцем. Благо ночь сегодня тёмная. Затянутое грозовыми тучами небо без единой звёздочки и луны, свет которых мог бы раскрыть моё смущение.

– И кажется, промахнулся с башней, – одной фразой стирает всю романтичность обстановки. – Принцессы тут нет.

Я не спешу огрызнуться или начать ссору, понимая, что таким способом Мирон просто прячет свою боль, стараясь задеть меня. Ему несладко и добивать его очередной перепалкой я не собираюсь.

– Зачем ты ищешь проблемы на свою голову? – замираю в его руках. Не хочу ни отталкивать Мирона, ни сбегать от него. Сейчас рядом с ним стоя на холодном ветру, мне вдруг становится невыносимо жарко.

– Залезть сюда, – наклоняется так близко, почти навалившись на меня и заставив, прогнувшись в спине, опасно свеситься с балкона. – Для меня не было большой проблемой.

– Я сейчас говорила о твоей ссоре с отцом. И, пожалуйста, – ладонями обхватываю щёки Мира. Мне кажется, у меня начинает получаться отыскивать методы воздействия на строптивца. – Верни меня на место, мне страшно.

Очень быстро достигаю результата и Мирон помогает мне встать ровно, хотя сам немного пошатываясь, отступает назад.

– Спасибо, – сдавленно шепчу, ожидая чего угодно. Ведь общаться с Мироном всё равно, что жить на вулкане.

– Пожалуйста, – лениво бросает он. – Ты главное – не радуйся, я просто сейчас не в состоянии вести войну.

Честность обескураживает, но зато не даёт предаться нелепым фантазиям, что Власов способен в один миг измениться.

Вздрогнув от нового порыва ветра и отсутствия горячих объятий, спешу обратно в комнату. Слышу тяжёлые шаги за спиной, понимая, что ночной гость входит за мной без приглашения. Развернувшись, натыкаюсь взглядом на шокирующий меня внешний вид Мирона.

– Что случилось?

Упрямо молчит. Не спешит отвечать на вопрос, но при этом пристально следит за мной, считывая эмоции, которые не так-то просто спрятать. Я буквально излучаю обеспокоенность, пока рассматриваю белую футболку, испачканную яркими пятнами крови и потрёпанную куртку с порванным рукавом.

– Нравлюсь? – вздёргивает рассечённую бровь, а следом морщится от боли.

– Не очень, – говорю абсолютно честно, завороженно смотря, как из-под подсохшей бурой корки над глазом начинает медленно сочиться кровь. – Нужно обработать раны.

Нерешительно шагаю вперёд, преисполненная сочувствием и желанием помочь, даже не зная, как может это расценить Мирон.

– Да брось, – отмахнувшись, прикладывает палец к свежей ссадине на распухшей губе. – На засранцах всё заживает как на собаке.

– Ценю твою откровенность, – услышанная самокритика радует и одновременно удивляет. Ведь он меняет гнев на милости, не бросается оскорбить или обвинить меня в чём-то, как это обычно бывает. – Но не могу даже засранца бросить в таком состоянии.

=11=

Стася

Я просыпаюсь, нехотя открывая глаза. Ощущаю, что на кровати лежать становится намного просторнее. А тело больше не чувствует тяжести крепкой руки, обнимающей меня добрую половину ночи. Поворачиваюсь на бок, носом утыкаясь в подушку.

Она всё ещё хранит тепло и терпкий запах парфюма, напоминая тем самым, что Мирон мне не приснился. Вот только сбежать решил, не дожидаясь, когда я проснусь. То ли струсив, посмотреть мне в глаза на трезвую голову, то ли не разбудив, давая выспаться.

Второе предположение мне больше по душе, хоть оно и походит на сказку, чем на суровую реальность.

Я, наверное, зря до сих пор нахожусь под впечатлением от его слов, когда он заверил меня, что постарается вернуть кулон. Это для меня очень важно, но не сдержи Мирон своё слово, мне вновь придётся разочароваться. И это гнетет. Царапает сердце также сильно, как и надежды, которые могут не оправдаться.

Кинув взгляд на дверь ванной комнаты, вся превращаюсь в слух. Надеюсь услышать, как шумит вода или раздается хоть какой-нибудь звук. Но тишина доказывает, что там никого нет.

Смотрю на часы. Времени до первой пары мало. Едва хватит привести себя в порядок и успеть доехать до университета.

Решаю не задерживаться. Бегу в ванную. Приняв душ, укладываю волосы. Переодеваюсь в первые попавшиеся под руку джинсы и свитер. Настроения подбирать что-то более подходящее нет. Голова забита назойливыми мыслями о Мироне, и я, буквально, на автопилоте иду в коридор к его спальне.

Дверь закрыта неплотно и в получившуюся щель видно, что кровать не тронута с ночи. Любопытство берёт верх, и я решаюсь проверить комнату. Вхожу после предупреждающего стука, так и не дождавшись разрешения войти.

Вещи Мирона небрежной горкой свалены на комоде, джинсы и свитшот перекинуты через спинку стула. Но одежды, в которой Мирон был вчера, в комнате нет.

На краю стола сложено несколько тетрадей. Открыв одну, рассматриваю угловатый, почти печатный почерк. Неровность хода строк и колебание наклона букв, как чёткое отражение самого Мира. Его непостоянности, порывистости и несдержанности.

Идея забрать конспекты с собой, приходит внезапно. Я беру их, словно предлог, которым смогу воспользоваться при встрече с Власовым. Чтобы подойти, возможно разузнать, как он и что планирует делать дальше.

– Стася, что ты тут делаешь? – за спиной раздаётся взволнованный мамин голос, на который я не спешу оборачиваться, неуклюже пряча под свитер стопку тетрадей.

– Мне показалось, что здесь Мирон, – наспех оправдываюсь и порываюсь выйти из комнаты, но мама преграждает мне путь. – Хотела узнать у него, когда обычно приезжает водитель. Не хотелось бы добираться в универ самой.

– Мирон не ночевал дома, – обеспокоенно шепчет, виновато опуская глаза, будто корит себя за произошедшее между своим мужчиной и его сыном. – Даже не знаю что думать. Не представляю, где он мог остаться ночевать. Где он сейчас…

При виде маминой озабоченности на языке пощипывает признание, в итоге так и оставшись на его кончике. Я не решаюсь рассказать маме, что знаю ответы на часть её вопросов. Трусливо перевожу стрелки на того, кто довел эту ситуацию до такого поворота.

– А Артур Сергеевич? Он не в курсе? – расспрашиваю, запинаясь и оттесняя маму с порога спальни. – Ведь это его сын, и он, как никто другой за него в ответе. Ты так не думаешь?

Я говорю слишком импульсивно и резко, что вполне возможно, могу натолкнуть маму на мысль о моей ревности. Но я не ревную… уже не ревную, а беспокоюсь. И злюсь на Власова старшего, допустившего уход Мирона.

– Я думаю, они оба переживают трудные времена, – ожидаемо оправдывает Артура, но при этом не скрывает тревоги. – Каждый справляется как может.

– Да, но, – слегка повышаю тон. – Власов не должен был говорить с сыном так резко и ультимативно, – эмоции затапливают с головой и я больше не боюсь быть услышанной хозяином дома. – Ты же сама говорила с ним на эту тему.

Замолкаю. Понимаю, что сама проговорилась и буквально призналась в том, что невольно подслушала их разговор.

– Детка, я пыталась… – понимающе и довольно одобрительно кивает, словно пропуская мимо ушей факт о подслушивании. – Но сама понимаешь, я не могу открыто вмешиваться в их отношения. Не могу указывать на ошибки и учить Артура, как он должен воспитывать сына, хоть и считаю многие моменты неправильными.

– Очень неправильными!

– Хм, – многозначительно хмыкает. – Ты встала на сторону Мирону.

– Нет, ничего подобного. Я просто против того, чтобы родители так жёстко гнули свою линию. Мне пора, – нервно вскидываю руку и смотрю на часы, желая поскорее сбежать от маминого проницательного взгляда.

– Конечно, машина уже ждёт.

Я сбегаю раньше, чем мама попыталась бы меня обнять и обнаружить припрятанные тетради. Всю дорогу до универа листаю конспекты Мирона, составленные тезисно, но очень ёмко и понятно для такого вспыльчивого бунтаря. Из его записей становится понятно, что учёбой он интересуется и лишь для проформы изображает пофигизм.

Видимо, всё в своей жизни он делает с умыслом обратить на себя внимание и добивается этого лишь сумасбродными поступками. Это многое объяснят, даже его нетерпимость ко мне.

Не отпуская этих мыслей, выхожу из машины. Сказав водителю, что смогу добраться домой самостоятельно и попросив его не утруждаться, и не заезжать за мной после занятий.

У самого входа встречаю не того, кого мне хотелось бы, но ради приличия натягиваю дружелюбную улыбку.

– А говорят, утро добрым не бывает.

С этим мне хочется поспорить, но я смолчав, лишь приветствую Сашу в ответ. Крепче прижимаю к груди тетради, желая сейчас одного - найти Мирона.

– Идём. Сегодня побуду твоим проводником, Кошкина редко приходит вовремя, а заблудиться в корпусах универа плевое дело.

Пройдя через холл, протискиваясь между толпой студентов, мы поднимаемся на второй этаж. Саша, основательно подойдя к делу, говорит о расписании на сегодня, называет номера и расположение аудиторий.