— Ненавижу тебя! — выдохнула я, — Ты испортил мне всю жизнь!
Я смотрела в его глаза, в эти бездонные, слишком спокойные озера, и вкладывала в каждый слог всю ярость, что копилась годами. Казалось, сама ненависть пульсировала в висках, отдаваясь гулом в ушах.
Ричи не дрогнул. Он продолжал прижимать меня к холодной стене, его тело — сплошная линия напряжения, горячая и неумолимая гора мышц. Дышать было почти невозможно, каждый вдох давался с трудом. Его ладонь, шершавая и сильная, держала мои запястья над головой, лишая малейшей возможности вырваться. Другая рука обхватила мой подбородок, заставляя смотреть прямо на него, в этот пронзительный, всевидящий взгляд.
— Себе не ври, детка, — голос его был низким, почти ласковым, но в нем чувствовалась эта сталь. — Ты же от меня без ума, Селе-е-ена-а-а… — Он намеренно растягивал мое имя, превращая его в нечто интимное и дразнящее. — Зачем эти игры? Мы оба знаем правду.
Прежде чем я успела что-то возразить, его губы — горячие, властные, безраздельно уверенные в себе — накрыли мои.
И мир рухнул.
Вся злость, все обиды, все гадости, которые он когда-либо совершал в мой адрес, все те колкости, что резали больнее ножа, — все это растворилось в одном мгновении. Страх, что сковывал меня каждый раз, когда он был рядом, уступил место чему-то древнему и неконтролируемому. Сейчас не было прошлого, не было будущего. Были только он и я. И порочная, запретная связь, которая точно не была похожа на отношения между сводными братом и сестрой.
***
Все началось пять лет назад. Когда моя матушка, лишившись рассудка (по моему скромному, но абсолютно обоснованному мнению), решила, что при тех деньгах, бизнесе и огромном особняке, что оставил нам отец перед тем, как свалить в закат с молоденькой профурсеткой, нам все еще чего-то не хватает. И ей захотелось пощеголять в белом платье. Да не просто, а устроить самую роскошную, самую помпезную свадьбу, которую только можно было купить за пару миллионов.
— Хочу посмотреть, как он будет заливаться слюнями от зависти и поймет, что потерял, — заявила она тогда, поправляя жемчужное ожерелье перед зеркалом.
Мама всегда обожала светские рауты, благотворительные гала-ужины и прочие мероприятия, где можно было блистать. Она увешивала себя бриллиантами, как новогодняя елка игрушками, и «жертвовала» на благотворительность ровно ту сумму, за которую можно было получить удачную фотографию в глянцевом журнале.
Женишок для такой невесты нашелся быстро — Фрэнсис Уайт. Лет на пять младше нее, весь такой из себя галантный, с манерами старой школы и пронзительным, хищным взглядом, который он тщательно скрывал за маской учтивости. Он месяц ухаживал за ней — букеты, ужины при свечах, сладкие речи. И она, глупая, влюбленная женщина, развесила уши, поверив в сказку о большой любви, которую он будто бы хранил для нее всю жизнь.
И вот, вместе с Фрэнсисом, в нашу идеально выстроенную, но такую хрупкую жизнь ворвался «он».
Ричард Уайт. Его сын. Старше меня на год. Он явился в наш дом с таким видом, будто просто возвращался из долгого путешествия, а не впервые переступал порог. Высокий, пластичный, не качок, но с тем самым рельефом, который проступает под футболкой при каждом движении. Загорелая кожа, татуировки на предплечьях, рассказывающие истории, в которые мне не хотелось вникать, и та уверенность в себе, что исходила от него почти осязаемыми волнами.
Мама пришла в восторг. «Какой воспитанный молодой человек!» — восклицала она. Любая другая девушка на моем месте спасовала бы. Но не я.
Потому что наша первая встреча началась с того, что он, с той самой дьявольской ухмылкой, что сводила с ума всех в радиусе километра, толкнул меня обратно в бассейн, едва я попыталась из него выбраться.
— Ой, прости, не заметил, — произнес он без тени сожаления, его смех звенел в воздухе, пока я, отплевываясь хлорированной водой, пыталась отдышаться.
Он раздражал меня. Да, с первой секунды. Его уверенность, граничащая с наглостью. Его привычка смотреть на меня так, будто он читает меня как открытую книгу, зная каждую мою мысль, каждое тайное желание.
Но больше всего раздражало то, что в самой глубине души, в том потаенном уголке, куда я боялась заглядывать, он был прав.
Я действительно была без ума от него. Но так было не всегда… Сначала была только ненависть. Чистая, обжигающая и такая простая. А потом все перевернулось. И теперь, стоя здесь, прижатая к стене его телом, со вкусом его поцелуя на губах, я понимала — эта игра началась очень давно. И финал ее был неизбежен.
***
5 лет назад
Я сидела за огромным полированным дубовым столом, уставившись в тарелку с недоеденным салатом. Белоснежный фарфор с тонкой золотой каймой казался сейчас интереснее, чем вся эта семейная комедия. Я изучала каждую трещинку, каждый блик света на гладкой поверхности — лишь бы не встречаться ни с чьим взглядом.
Матушка щебетала о предстоящем благотворительном бале, размахивая вилкой с кусочком авокадо. Ее новоиспеченный супруг, Фрэнсис, кивал с деланным вниманием, но его стеклянный взгляд блуждал где-то над моей головой — вероятно, он уже подсчитывал в уме дивиденды от очередной сделки.
Но все это было лишь фоном. Потому что я ощущала на себе «его» взгляд. Пристальный, неотрывный, будто раскаленное железо. Еще немного — и прожжет насквозь.
Не выдержав, я украдкой подняла глаза и встретилась с изумрудно-зелеными радужками, в которых плясали насмешливые чертики.
— Ты что уставился? — прошипела я, сжимая вилку так, что костяшки пальцев побелели. — У тебя других дел нет?
Ричард медленно, с наслаждением отхлебнул вина из бокала, и мне искренне стало жаль, что он не подавился в этот момент.
— Просто думаю, как тебе идет это выражение лица, — протянул он, и уголки его губ поползли вверх. — Напоминает кошку, которую только что вытащили из воды. Взъерошенную и шипящую.