(мистический & криптографический детектив)
ГЛАВА 1.
Корабль стартанул с мыса Канаверал и с усердием набирал высоту, навсегда оставляя внизу видавшую виды, но изрядно поднадоевшую Флориду. Во всяком случае, это только кораблю, пусть суперэлектронному, умненькому, но металлическому ящику казалось, что он на веки вечные покидает обрыдлую и наскучившую ему землю. Поэтому он с превеликим удовольствием рвался в неизведанный ещё космос.
Что там? Какие опасности и невероятные приключения ожидают корабль и притаившихся в его металлическом брюхе космонавтов? Давно известно, что там, в космосе, наверняка есть что-то новое, непознанное, неисследованное ещё человеками. Или, может быть, просто что-то прекрасное и удивительное. Например, собратья по разуму.
Вероятно, в давние времена достопамятный Колумб так же рвался на поиски Новой Индии, получившей впоследствии совсем другое название. Хотя нет. Колумб отправился завоёвывать сказочно богатую страну с определёнными целями. Видимо, он принадлежал к известному роду архантропов-людоедов[1], способных воевать только с мирным населением.
Собственно, нынешняя Америка и Россия до краёв набиты этими архантропами, как бочка селёдкой пряного засола. Недаром эту страну стали величать Сионистскими Штатами Америки, а Великое Государство Россия просто Рашкой. Вероятно, от Колумба они переняли привычку воевать только с мирным населением или, на худой конец, выполнять военные действия чужими руками.
- И зачем только полоумный Колумб спешил в эту проклятую страну, теряя на ходу тапочки? – думал космический корабль, - тоже рвался в неизвестность? Но какая неизвестность может быть в государстве материального богатства и полной духовной нищеты? Гораздо приятнее улетать из царства денежного тупика и житейской неразберихи! Ведь эти «гомики» - так корабль называл всех насельников планеты Земля – хоть и создали меня, но умом они гораздо слабее, чем второразрядный компьютер, не говоря уже о супермашинах и, о, чудо! – о секретном Искусственном Интеллекте. Кто знает, может быть, мои технические собратья тоже скоро научатся создавать биологических роботов?.. Тогда зачем вообще человек?
Многочисленные космодромные работнички, провожающие это железное творение рук человеческих, кто с завистью, а кто с искренним человеческим сочувствием смотрели на поднимающийся вверх космолёт, мечтая не пропустить специфичный эффект отделения первой ступени. А может и второй. Но никто из присутствующих не задумывался и не мог помыслить о нежелательном и незапланированном взрыве при влёте межпланетного корабля. Хотя такое с американской техникой случалось чаще, чем хотелось бы.
Что говорить, ведь сколько раз в истории космонавтики во время взлёта происходили печальные аварии суперэлектронных американских космических кораблей. Удастся ли этому космолёту выполнить поставленную перед астронавтами важную – очень важную! – правительственную задачу? Это было никому не известно, даже мальчикам из сатанинского «Отеля Калифорния», официально открытом храме поклонения сатане в Лас-Вегасе ещё в начале двадцатого века.
Что говорить, поклонники сатаны никогда не отказались бы слетать на Луну не просто на халяву, а хотя бы потому, чтобы наставить рога советско-православным летунам, давно подмявшим под себя близ лежащее космическое пространство. Естественно, что ни нынешним масонам, ни иллюминатам, ни их коллегам из капища «Отель Калифорния» не нравились победы русских в каких бы то ни было областях развития цивилизации. Мало того, парни из ненавистной им «Раша» какими бы хорошими не были, но всегда вольно или невольно вставляли шпильки в грандиозные масонские планы овладения миром.
Недаром ещё банкир Морган в девятнадцатом веке завещал потомкам сломить все страны планеты посредством финансового оружия. «Любая кризисная ситуация, - говорил Морган, - это хорошо продуманная и просчитанная финансовая афёра, которая поможет поставить на колени любую страну этого мира. И самая действенная афёра – финансовый кризис».
Но русские пока ещё не поддавались на глобальные нечистоплотные финансовые махинации, хотя задолжали уже Европе и Америке огромные денежные суммы. Из-за этого им пришлось соглашаться на аферу всемирной пандемии с неправительственными мошенниками. Хотя руководство бывшего Советского Союза, видимо, тоже не в состоянии было понять: как самая богатая в мире страна под руководством евреев превратилась в вечного должника «вечному жиду», то есть первосвященнику Золотого Тельца. Надо сказать, что последний Генеральный секретарь Советского Союза по прозвищу Мишка Меченый в 1989 году на Мальте подписал договор о разоружении, что, по сути, являлось капитуляцией в Холодной или Третьей Мировой войне без единого выстрела. Означает ли это, что самый главный человек самой богатой страны совершил предательство? Скорее всего, никакого предательства не было: просто завербованный американской разведкой шпион выполнял свои диверсионные обязательства. Что с того, что под угрозой диверсии оказалась вся страна? Это иллюстрирует хорошую работу разведки Сионистских Штатов Америки. Более того, завербованными оказались все остальные президенты, и даже будущие кандидаты на русский престол. Американским архантропам нужна была кладовая сырьевых ресурсов, из которой можно без проблем выкачивать всё, что понравится – они это получили ещё во времена мистера Горби.
Что говорить, ещё при бандите Горбатом, то есть при мистере Горби, американские архантропы активно взялись за разоружение, но исключительно в одностороннем порядке, и чуть ли не за один год сумели разоружить Россию настолько, что могли теперь своим верным евреям из Московского Кремля указывать что, где и под каким соусом надо исполнять. Мудрые приказы хозяев из Америки безусловно выполнялись всеми последующими президентами, и самая могучая страна давно уже стояла на краю гибели, задыхаясь от разрухи, гибели сельского хозяйства и всеобщей деградации населения и также всеобщего вымирания. Даже космос американцы получили без особых проблем: стоило только Бушу Старшему попросить по телефону г-на Путина об освобождении космического пространства – и огромная станция «Мир» перестала существовать в считанные минуты! Да, еврейская подобострастность прочно поселилась в московском Кремле. Всё было бы хорошо, если б несколько раньше ЦРУ, ФБР и весь американский Сенат не допустили бы досадную ошибку, от которой будущее нынешней Америки висело на волоске. А дело было так.
- Внимание! Говорит Москва. Сегодня после тяжёлых и продолжительных боёв советские войска оставили город Смоленск.
Голос Юдко Берковича Левитана плыл над студёной Лубянкой, оседая скупым инеем на деревьях, зданиях, проводах. Слова пронзали не столько студёной неразберихой, окутавшей ожидающий осады город, сколько маячившей на горизонте безысходностью, за которой притаилась не просто смерть и уничтожение, а что-то доселе миру неизвестное ужасающее. Это нельзя было ни понять, ни объехать на какой-нибудь хромой козе, ни избавиться от наваждения.
Мороз опустился на столицу так же, как разразившаяся в июне война. Нельзя сказать, что её никто не ожидал, только оказаться в положении трусливых шакалов – это моральная мировая гибель, это попадание под панику! Лучше уж потерять в боях десятку-другую тысяч пехотного мяса под артиллерийскими снарядами, чем прослыть паническим трусом на всю округу, то есть на весь мир. Зима пройдёт, война тоже, а вот трусость может прилипнуть ко всей стране на долгое время. И ничто не может избавить от грядущей опасности. Ничто! Напрасно утверждали «меньшие братья» американские евреи, что из каждого безвыходного положения есть, как минимум, два выхода. Всё это бред. Нет никакого выхода и быть не может хотя бы потому, что стоящие у советского штурвала евреи слишком усердно занялись шапкозакидательством.
Политрук Коломзандер поёжился: то ли от морозного ветра, нагло забирающегося под шинель с четырьмя кубарями в петлицах, то ли от голоса диктора по спине ползли противные ледяные мурашки. Враг овладел Смоленском. А от Смоленска до Москвы… Да уж, ситуёвина. Москва выглядела хмурой и неуютной, как будто превратилась в полигон для испытаний мужества, храбрости и… какое к лешему мужество и храбрость? Этому можно обучать салаг, и то на первом курсе военного училища. А дальше? Дальше жизнь расставляла всё по своим местам.
Большие дубовые двери Народного Комиссариата встретили его тягучим всегдашним скрипом, суетливой шумной атмосферой, кирзовым запахом присутственного места, но главное – теплом, которого так мало осталось на долю Советской России. Да и осталось ли? Никто не ожидал такой живучести и подвижности от войск противника. Противника?
В том-то и дело, что не сумели с немцами какие-то идеи поделить! Ведь немецкий язык был в России уже вторым государственным! А награбленным делиться всегда с подельниками надо. Об этом Коба не хотел слышать ни в молодости, ни сейчас. Тоже мне, чеченец окаянный. Нет, он вроде бы грузином прикидывается. А не всё ли равно? По делам видно человека. Тем более, этот, так сказать, военачальник который год продолжал непримиримую борьбу с еврейской диаспорой, а за одно это его повесить мало! Такие или почти такие мысли одолевали честного Коломзандера почти каждый раз, когда он проходил коридорами Народного Комиссариата, ведь положение – хуже некуда.
Значит… значит надо выкручиваться, иначе получится как в детстве. В памяти возник случай, когда на заднем школьном дворе его мутузили одноклассники за то, что на школьном собрании он во всеуслышание рассказал о хулиганских поступках сверстников.
Гоняя эти странные мысли в совершенно ничего не соображающей после нескольких бессонных ночей голове, Коломзандер поднимался по мраморной, выщербленной десятками и сотнями сапог старинной лестнице. Ковровая дорожка из-под ног была убрана. По случаю войны, наверное. Но как следствие – дорожку заменили неубираемые окурки и обрывки каких-то бумажек. Явный признак надвигающейся паники и деградации населения. Политрук, закусив губу, прошёл в свой кабинет, бросил планшет на стол, вечно заваленный всякой деловой макулатурой, кучей таких же, как в коридоре неубранных окурков, громоздящихся в хрустальных пепельницах, воняющих на всё ощутимое пространство.
Скорее всего, толстозадая уборщица Клара, получив вчера сексуальный отказ от хозяина кабинета, совсем оборзела. Она прекрасно знает, что мужчины не думают о сексе только тогда, когда сами им занимаются. Да и какой к лешему секс, когда всё вокруг рушится, падает, взрывается, уничтожается? А, может, смысл есть – типа на прощанье, а? Хотя военное положение очень большое влияние оказывает на потенцию. Потенция – кто её только придумал?! А если это же слово прочитать задом-наперёд? Получится: яиц нет, оп! Вот тебе и оп! Политрук тяжело опустился на большой кожаный диван, единственная для ответственного кабинета ответственного работника роскошь.
Что делать? Что ждёт страну? Немцы народ серьёзный и снисхождения, судя по всему, не будет никому. Вспомнят всё: и деньги, выделенные Ульянову-Бланку на революцию, и алмазы из Мирного, проплывшие мимо немецких банков, и заигрывание с жидовствующей Америкой. Педантичные немцы не прощают «кидал» и приберут до кучи всю страну.
Большинство сослуживцев политрука с лёгким сердцем поменяют хозяина, и с не меньшим усердием будут служить новому. Чё им, шестерёнкам, не всё ли равно перед каким денежным мешком чечёточку выкаблучивать? А вот таких как сам Коломзандер - не помилуют: идеологические противники… хотя, по большому счёту, какие к лешему противники? Фашизм и большевизм – лягушки одного болота – это знают все, но никто об этом никогда не говорит, потому что не положено, то есть не покладено.
- Товарищ политрук, - от этих не совсем весёлых нестандартных мыслей его оторвал голос вестового, который – дабы не слишком беспокоить начальство – просунул в дверь навсегда краплёную солнцем голову, и громким испуганным шёпотом взывал к хозяину кабинета. – Товарищ политрук, вас Марцыпаныч к себе требует.
- Кто? – нахмурился Коломзандер.
Он не любил панибратства. И не собирался терпеть этого от подчинённых, да ещё за глаза. Тем более от вестового воняло чесноком, перебивающим застоявшийся перекурный перегар. К тому же, ремень у вестового всегда болтался на яйцах. Тоже мне, армейская заниженная талия!
- Виноват, товарищ политрук, - ещё больше испугался вестовой, - вас вызывает товарищ Марципанов.
Зима сорок первого выдалась суровой не только для средней полосы РСФСР от Бреста до Перми, но суровые морозные перепады наблюдались на Южном Урале, Северном Кавказе, Украине и даже в Молдавии. Если в городах люди ещё как-то спасались от декабрьских стуж, то в глубинке печи приходилось топить дважды, а то и трижды в день, иначе тепло из избы могло улетучиться, а вернуть его назад было бы очень трудно.
Поэтому в отдельных деревнях, рабочих посёлках и колхозах старались не жалеть дров. Вот только запасы на зиму оказались катастрофически малы. Топливо могло закончиться намного раньше наступления первой оттепели. И эта головная боль маньячила среди населения гораздо ближе и реальнее, чем далёкая фашистская интервенция.
В тёмном замусоренном углу нетопленого барака учреждения ИК-1-1-Б-42 приютились несколько человек и, передавая по кругу кружку с горячим чифирём, утрясали какие-то свои законные дела. Проблема с теплом не обошла стороной лагерь строгого режима и заключённые не раз перетирали грядущие проблемы, но они от этого не исчезали. В этот раз на круге заключённых тепловые разговоры отложили на потом, потому что были дела поважнее.
Один из кружковцев, явно новенький, присматривался к незнакомой семье явно настороженно и старался не говорить ничего лишнего. В семью-то его, кажется, приняли, только «пахан» ещё не давал своего воровского благословения.
- А погоняло на вольняшке у меня Садко было, - обозвался новенький. Он не мог пока отказаться от недавно начатого разговора.
- Садко – богатый гость, что ли? – выказал свою фольклорную грамотность один из блатняков.
- Ага, - кивнул новенький и показал на плитку спрессованного чая. – За такой чай у ВОХРов можно винтарь выменять.
- Ну, залепуха, гундявый базар. На винтарь ты их не расколешь, - рассудительно заметил один из зеков. – Они же бывшие зеки, но если ссучились, то за плиту чихнарочки жопу подставлять не станут. А нам ништяк, базара нет! С воли маляву пупкари перекинули – тебя братва отмазывает. А чё от прокурора перепало?
- Пожизненно.
- Ну, ты пургомёт! Галимые расклады! – хохотнул зек, сидящий на корточках рядом с новеньким, сделал глоток чифирю и передал кружку Садко.
Тот не отказался, взял кружку, для храбрости тоже сделал небольшой глоток и передал кружку дальше.
- Не веришь? Зуб даю, век воли не видать! – и новенький в подтверждение провел большим пальцем правой руки по своему горлу.
- Так не увидишь воли – без базару, - подал голос ещё один заключённый. - Не хочешь – не увидишь, лащавить не надо. А за чё чалишься?
- Да голяк. За взятку, - отмахнулся Садко. – Пожизненно прокурор запросил, потому что время военное. Дескать, я на народном горе деньгу зашибаю!
- Во даёшь! А мы, выходит, задаром тащимся? – спросили у Садко сидящие на шконках.
- За так прыщ не вскочит, и шнырь пол мести не захочет, - парировал новенький.
Большинство кружковцев, слушая бакланку, согласно кивали головами, остальные же пока никак не реагировали, но круговой чифирёк не пропускали. Все собравшиеся были одеты в фильдепёрсовые чёрные робы из милюстина. А на ногах у большинства братвы красовались калённые нагретым железом прохоря на высоких каблуках, смазанные гуталином.
На всех по случаю холода были надеты безворотниковые тюремные телогрейки. Причём многие из братвы смолили под чифирёк «козьи ножки» с Моршанской махорочкой, а некоторые держали в зубах настоящие «Пушки» или «Казбек». У одного, вроде бы, не очень выделявшегося от остальных, во рту гуляла «Герцеговина Флёр». Все знали, что «Герцеговину» очень уважает Сосо, то есть Коба а, значит, паханы всегда обязаны курить только эти папиросы.
- Кончай базар-вокзал, - негромко сказал курящий «Герцеговину» и ловко перекинул языком папироску из угла в угол рта. – Ты, Садко, вовремя на кругаля зафантырил. Везёт тебе. Мы на сходняке обрываться надумали. За тебя братва с воли пишется. Ты сам-то как? Будешь обрываться?
- А чё лащавить? Всё в ёлочку, - кивнул новенький, - лишь бы не обломилось девять граммов от ВОХРа. Русские долго запрягают, да быстро едут. Правда, после всегда кто-нибудь кипешуется, что опять не туда приканали.
- Я знаю, Серый, ты вор авторитетный, - влез в разговор один из блатных. - Ты даже среди политических за своего канаешь. Но прикинь, сколько наших положат, если не всех?
- Всех не положат. ВОХРы десяток винтарей уже подогнали, а на вышки те же политические попрут. Их смотрящий согласился обрываться. Дело верное. Даже мороз за нас. И лучшего момента не будет, - сплюнул Серый. - Но если ты, Битюг, киксуешь, то оставайся. Кому-то и нары парить надо.
- Да нет, Серый, - начал оправдываться Битюг, - я с тобой любую масть завалю. Возьми только.
Он на всякий случай повёл могучими плечами, чтобы пахан не сомневался в его надёжности. И, вероятно, решив блеснуть знаниями, брякнул:
- Говорят, ты у самого товарища Сосо в подельщиках ходил, да живым остался.
- Говорят, - перебил Серый. - А ты дупло прикрой, стрелки выкини и фильтруй базар, а то мужичком станешь на лесоповале базарные фильтры зарабатывать. У нас о всех высоких политиках принято говорить, как о покойниках: либо хорошо, либо никак.
Битюг понял, что сболтнул лишнего и, скрипнув зубами, замолчал. Тем более, хищная золотозубая улыбка Серого и колючий мёртвый взгляд исподлобья не предвещали ничего хорошего. Недаром он живым от Сосо ушёл. Такого никогда ещё среди абреков не наблюдалось.
- Гедеван, ты зачем, шакал, чачу выпивал, а?
За крепким деревянным столом, протянувшимся через всю корчму от самого входа, сидели четыре джигита в чёрных потрёпанных черкесках и во все глаза смотрели на пятого в их залётной компании, одетого в простую баранью безрукавку. Несмотря на то, что джигит в безрукавке был самый молодой, остальные четверо смотрели на него, как на царя или на худой конец апостола. А тот, глядя в упор на Гедевана, продолжил:
- Ты слыхал, что сказал когда-то Гази-Мухаммед?