Связаны

Пролог

«Любовь к книгам – один из самых изысканных даров богов». Это, пожалуй, была одна из моих излюбленных фраз мира людей. Хотя... когда мне было всего пятнадцать лет, я предпочёл убийство – вонзив отцу клинок между рёбер.

Говорят, бессмертие – это дар, но я не согласен. Когда твоей жизни ничего не угрожает, дни постепенно теряют свои краски. Превращаются в обыденность, и единственное, что оставалось с тобой в этом круговороте жизни, так это скука.

А вот дни людей были наполнены красками, всё имело гораздо большее значение. А всё потому, что они не знают, когда умрут.

Ведь разве вещи, которые остаются с тобой навсегда, имели бы большую ценность, чем те, что могли исчезнуть в любой момент?

А я всё чаще сталкивался с одиночеством. Оно витало везде: в разливе тёмных вин с приятной горечью послевкусия, в золотых дверях, и даже в каждом перстне, сверкавшем на моих пальцах.

Единственное, что доставляло мне немалое удовольствие, были книги смертных. Хотя мои соратники считали меня несколько странным, говоря, что моя слабость – люди.

Как знать, может, именно поэтому я и направился в их мир.

Смертные были неидеальны. В каждом находилось хоть одно уродство. Поэтому в нашем мире людей считали скотом.

Я провёл пальцами по щеке – кожа теперь была шершавой, с засохшим шрамом. Волосы укоротил неровно, пряди касались плеч. Лицо изменилось. Тело – уменьшилось. Я больше не был собой.

Разве мог знать, что среди всех этих примитивных созданий – найдётся одна, способная изменить всё? Впрочем, не буду забегать вперёд.

Глава 1. Аника

– Повторяю, уважаемые студенты: если я замечу кого-либо за списыванием, – мужчина хищно обвёл морщинистыми веками аудиторию, – вы будете немедленно удалены.

Я старалась не оглядываться. Кончиками пальцев нащупала тонкую бумагу в кармане. Только бы не зашелестело! Ещё немного… Ладони вспотели – лишь бы чернила не размазались. Однокурсники вокруг старательно писали тест.

Год назад я поступила в Школу бизнеса и экономики города Бойсе. Хоть сама была из Польши, мама всегда обожала Америку. Наверное, её любовь с детства передалась и мне. Я выучила английский, сдала TOEFL* и получила грант. Маленький городок в Айдахо стал моей новой реальностью.

Списывать здесь было не принято, и это сводило меня с ума. В родной школе никто и не думал считать это чем-то постыдным, но в Америке к этому относились крайне строго. Само воспитание заложило в них: если видишь, что кто-то списывает, нужно обязательно об этом доложить. У нас за такое презирали. А здесь – чуть что, бегут докладывать.

Чем сильнее я вчитывалась в задания теста, тем меньше оставалось надежды. Раньше мне прощали ошибки – всё-таки иностранка. Но теперь поблажки закончились, хотя я до сих пор не понимала живую английскую речь до конца. Одно дело – учебники, совсем другое – носители.

В аудитории было около двадцати человек. Я обернулась, надеясь, что никто не заметит моих жалких попыток списать. Есть! Нашла нужный абзац!

Кто-то посмотрел в мою сторону и что-то прошептал преподавателю. Я слишком сосредоточилась на записи, чтобы уловить слова.

Преподаватель шумно встал, отодвинув стул. Я едва не подпрыгнула от неожиданности. Дрожащей рукой попыталась как можно быстрее запихнуть шпаргалки в рукав пиджака. Сердце грохотало в ушах. Кто-то встал совсем рядом.

– Так-с, что у нас тут? – мужчина придирчиво заглянул в мой бланк. – Задание номер тридцать два. Что ж так мало написано, дорогуша?

Я подняла взгляд. Хищная ухмылка, щетина, очки – всё раздражало. Проклятье, знала бы, что попадётся именно это – выучила бы!

– Что это у тебя в рукаве, А́ника?

– Ничего, – пожала плечами я, стараясь не выдавать панику.

Преподаватель выжидающе скрестил руки.

– Тогда сними пиджак.

Я застыла. Краем глаза заметила, как однокурсники переглядываются между собой.

– Аника, давай без фокусов, – он тянул время, явно смакуя момент.

С трясущимися руками я начала снимать пиджак, стараясь, чтобы ничего не выпало. Почти получилось…

– Дай-ка сюда.

– Нет! Он, знаете, очень дорог мне. Я просто… не люблю, когда трогают мою одежду.

Кто-то захихикал. Я сжала пиджак крепче. Это был мой последний шанс.

– Моё терпение не безгранично, – преподаватель потянул за рукав.

Я вцепилась в ткань, как в спасательный круг. Ведь от этого несчастного пиджака зависела моя стипендия! Мужчина потянул его на себя, практически вырывая из моих рук.

Мне оставалось лишь с ужасом наблюдать, как мелкие листочки, шелестя, рассыпались по полу. Пара любопытных одногруппников обернулась, не сдерживая ухмылок. Я подняла глаза, чувствуя, как жар приливает к лицу.

– Пересдача, поздравляю. Экзамен ты не сдала.

***

Я со злостью пнула камешек на тротуаре. Ну вот, из-за этих чёртовых экзаменов плакала моя стипендия! При одной только мысли об этом сжималось сердце. Теперь мне не то что на книги – даже на еду не накопить. Оставалась только работа. Вечером займусь поисками… Хотелось бы, конечно, отдохнуть после учёбы, но разве кто-то спрашивал?

Родители, конечно, помогали. Деньги начали присылать с первого курса – сразу после заселения в общежитие. Но я терпеть не могла чувствовать себя обузой. Сказать маме, что лишилась стипендии? Нет уж. У неё бы точно случился сердечный приступ. А ещё пришлось бы просить больше…

Я бродила по улицам, не разбирая дороги. И только когда ветер стал цепляться за волосы, вдруг заметила: небо над головой затянулось тяжёлыми тучами.

– Хуже уже не будет, – пробормотала я себе под нос.

И, словно в насмешку, с неба ударил гром. Мелкий дождик сначала просто щекотал кожу. Кто-то из прохожих прикрывался сумкой, кто-то достал зонт. Я ускорила шаг, надеясь, что успею… Но вскоре погода превратилась в полноценный ливень.

Я тут же стянула пиджак, прикрываясь им как плащом, и ринулась к остановке. Ткань брюк и блузки противно прилипла к телу. Волосы намокли, ресницы слиплись. Подбежала – автобус! Мой! Уже стоял.

Только я метнулась к нему, как двери захлопнулись прямо перед носом. Автобус тронулся с места.

– Стой! Стой! – крикнула я и бросилась за ним.

Голос утонул в шуме дождя. Без сил остановилась, со злостью наблюдая, как автобус уезжал всё дальше и дальше. Тихо ругаясь про себя, я устало повернулась, чтобы побрести на остановку.

Внезапно одна из машин проехала мимо меня с такой скоростью, что облила с ног до головы.

– Ах ты подонок!

Я зашипела, стискивая руки в кулаки. Ледяная вода хлестнула по коже, пробирая до костей.

Глава 2. Тарен

За четыре столетия я повидал немало идеалов, сотворённых человеческими руками. Их картины, поэмы, скульптуры – всё это воспевало красоту, которой, как я наивно полагал, они хотя бы отчасти соответствуют. Но один день среди людей развеял всё.

Я увидел не возвышенных существ, а лишь бледные копии. Столь яростно стремясь к идеалу, они оказались слепы к собственной, несовершенной, реальности.

– Всё ещё буравишь смертных взглядом? – голос Финна разнёсся вдоль стен, звеня насмешливой интонацией.

Видимо, так задумался, что не сразу заметил его. Я обернулся к давнему другу.

Финн был единственным из эмеров, с кем поддерживал связь. Его молочные глаза скользнули по мне. Чёрные, как смола, волосы были собраны в пучок, из-под которой торчали тонкие косички. Бледная кожа с голубоватым отливом напоминала фарфор. Эмеры редко носили одежду, но ради визита Финн облачился во что-то относительно приличное.

– Я тут не один, ты уж прости, – он усмехнулся, сверкнув двумя передними клыками, и сделал шаг в сторону.

Ребёнка я заметил не сразу. Он улыбался пока ещё непрорезавшимися клыками. Чешуи на нём было гораздо больше, чем кожи: голубые пятна отливались перламутром. Рен остановился, показывая мне язык.

А затем весело метнулся ко мне, явно не с намерением обнять. Вместо этого он влепил пинок своей крошечной ножкой – и просиял, когда я скривился от боли.

– Похоже, дети – точно не моё, – пробормотал я, подходя к Финну и протягивая руку.

Тот только ухмыльнулся, наблюдая, как его отпрыск пытается подставить мне подножку.

– Знаю, Тарен. – эмер крепко пожал мою ладонь холодными пальцами. – Поверь, дети это тоже отлично чувствуют.

Краем глаза я заметил, как Рен трясётся от смеха. Я только хмуро глянул на него. Эмеры большую часть жизни проводили под водой, а оказавшись на суше – сбрасывали чешую и хвост. Маленьким особям это удавалось особенно плохо. Их тела всё ещё цеплялись за старую форму, будто не хотели отпускать.

– Тебе правда они интересны? – Финн кивнул на огромный купол, раскинувшийся внизу.

Я часто бывал здесь, у окна, где вместо стены начиналась бездна неба, а под ней простирался кусочек людского мира. Высота меня не пугала. А вот Финн всегда держался подальше от края.

– Мы ведь создали их для себя, разве не так?

Жаль только, что сами люди об этом не в курсе. Те немногие, кто догадывался, приписывали всё богам – и, наверное, нам. Но на деле мы лишь потомки тех, кто остался от куда более древних рас.

Финн кивнул и развалился на кожаном диване, будто у себя дома. Рен плюхнулся рядом.

– Ты смотри, скоро станешь как Хилари, – усмехнулся Финн, крутя в руках человеческую книгу.

– Как Хилари? – Рен тут же распахнул глаза. – Расскажи-и-и! – проскулил он, поудобнее устраиваясь в кресле.

Я закатил глаза. Слышал эту историю столько раз, что мог бы сам читать лекции для особо впечатлительных отпрысков.

– Длинная легенда. Не для детских ушей. – отрезал я, – История о бессмертной, влюбившейся в смертного, о предательстве и о том, как её слёзы и ярость выковали единственное оружие, способное убить нашу расу. Просто очередная сказка, чтобы пугать юнцов.

– Но сам-то Рубиновый Клинок существует? – не унимался Рен.

Мы с Финном переглянулись. Впервые за вечер наши взгляды были серьёзны.

– Легенды существуют, – неспеша ответил я, чуть усмехнувшись. – И на то есть причины. Лучше некоторым вещам оставаться легендами.

– Но клинок не выдумка, – добавил Финн.

Рен заворожённо повернулся ко мне. Лучи света скользнули по его плечам, и чешуя на теле вспыхнула тысячами бликов – словно кто-то высыпал на него россыпь крошечных звезд.

– И где же он хранится? – прошептал Рен, не отводя взгляда.

Финн мягко рассмеялся, хлопнув сына по плечу:

– Ты ещё слишком мал, чтобы знать.

Он нахмурился, скрестил руки на груди и надул щёки.

– Я вовсе не маленький! И совсем скоро получу полную силу!

Я, не удержавшись, улыбнулся. Дело в том, что дети обладали лишь частью силы. Когда они достигали зрелости – а у нашей расы это случалось в разном возрасте, чаще всего около двадцати – сила становилась полной, и взросление останавливалось. Кто-то оставался в этом возрасте навсегда, другие получали силу позже… а некоторым не везло и вовсе.

Я устроился в кресле поудобнее, запустив пальцы в волосы. За время моего путешествия я успел побеседовать только с одной малоприятной персоной. Неужели людям и вправду не нравилось, когда на них смотрят?

Если бы только знали, что за ними наблюдают повсюду. Что мы можем вторгаться в их войны, менять климат… а если захотим – просто стереть. Убить всех людей, скажем, в результате какой-нибудь природной катастрофы.

От одной такой мысли меня вдруг передёрнуло. Иногда власть, которая лежит на твоих плечах, сводит с ума.

И всё-таки… Эта девица со странным акцентом… Как же её звали? Аника, кажется?

Глава 3. Аника

Я стояла на кухне, с жадностью вдыхая аромат жарящейся курицы. Прямо передо мной её щедро посыпали специями, в соседней миске смешивали тягучий соус. Живот предательски заурчал. С мольбой я метнула взгляд на поваров.

– Новенькая, давай пошевеливайся, – передо мной сунули тарелку с тоскливыми листьями шпината, политого брусничным соусом.

Я послушно подхватила поднос и понесла заказ к нужному столику, думая только о том, что бы приготовить себе на ужин.

Мне удалось устроиться в ресторан. Далеко от общежития, конечно, но выбирать было не из чего. Родителям ничего не сказала о проваленном экзамене – струсила. Солгала про стипендию, лишь бы не расстраивать. А ещё – чтобы не просить денег. Я вполне могла принимать поддержку, если потом меня за неё не укоряли до конца жизни.

Мой заказ лёг на стойку перед женщиной в платье с высоким горлом, почти скрывающим подбородок. Она одарила меня лёгкой улыбкой – я кивнула в ответ и направилась к барной стойке, где уже скучали две официантки. Они о чём-то шептались, периодически сдерживая смешки.

– Что такое? – прошептала я, заправляя за ухо выпадающую прядь волос.

Одна толкнула другую локтем, и та едва не прыснула в ладонь. Они кивнули в сторону дальнего столика. Я тут же обернулась.

Там мужчина, вроде бы самый обычный, а официантка возле него будто играла по знакомому сценарию: то наклонится ближе, то прикусит губу, то зальётся смехом без причины.

– Ну? – я приподняла бровь.

– Сейчас Джейн придёт и всё расскажет, – хихикнули официантки, чуть не выворачивая шеи, чтобы разглядеть гостя получше.

Незнакомец вдруг повернул голову. Наши взгляды пересеклись, и я едва не вздрогнула. Я уже почти поняла, где видела его раньше, как из-за угла появилась Джейн, торопливо отключая телефон. За соседним столиком зашевелились гости – девочки резко выпрямились и растворились в зале.

Я вернулась к протиранию стойки, украдкой наблюдая за ними. Что их так развеселило?

Вскоре Джейн подскочила ко мне: раскрасневшаяся, вся сияющая, глаза блестят, щёки пылают. Вечно впопыхах, она на бегу поправляла чёлку, спадающую на лоб.

– Аника! – позвала Джейн чересчур громко. От чего другие официантки тут же любопытно повернули головы.

– Что такое? – я отложила тряпку, скептически изогнув бровь.

– Слушай, прикрой меня, а? Бабушка вдруг приехала – уже час под дверью сидит! Я сгоняю, отдам ключи, и обратно. Просто скажи, что я на минутку. Пожалуйста! – она суетливо озиралась, словно надеялась, что никто не заметит её исчезновения.

– Ладно, – зевнула я, прикрыв рот, – только не смотри на меня, как на последнюю надежду.

Джейн с облегчением сдёрнула фартук.

– Отнеси, пожалуйста, заказ к двенадцатому столику – вон туда. Там тартар с гренками и гриль-салат с ореховым соусом. Я думала, сейчас обслужу и убегу, но он всё заказывает и заказывает. Хотя... ты не пожалеешь! Девчонки будут завидовать! – она подмигнула, и, не дожидаясь ответа, исчезла за дверью, уже болтая по телефону.

Я, не вслушиваясь, что Джейн тараторила, открыла блокнот и сделала пометки. Грифель приятно заскользил по бумаге.

– А в чём, собственно, шум? – пробормотала я и устало пошла на кухню.

Через несколько минут уже держала дымящийся поднос с заказом. Под вниманием официанток я вдруг начала идти осторожней, сосредотачиваясь на шаге и равновесии. Главное – не уронить… Мне меньше всего сейчас хотелось встревать в скандал или схлопотать штраф.

Только подойдя ближе, я поняла, насколько глупо было соглашаться на эту подмену. Сердце бешено заколотилось в груди. Ноги подкосились. Я попыталась выровнять дыхание. Раз-два, вдох-выдох.

Ну конечно. Вот почему все переглядывались с ухмылками.

– Какое любопытное совпадение, – протянул мужчина, явно смакуя момент. – А где же другая официантка, та с чёлкой?

Его взгляд выжидающе скользнул по мне. Глаза, как расплавленный мёд, и, к несчастью, слишком знакомые. Меня передёрнуло. Этот тип... Неужели следил за мной? Вспомнились его слова: «Это далеко не последняя наша встреча, Аника».

Да, мужчина был красив. Но настолько же прекрасен, насколько и заносчив. Теперь стало понятно, что имела в виду Джейн, когда говорила, что я не пожалею. О, как же она ошибалась!

– У Джейн были срочные дела, – я осторожно ставила тарелки на стол, стараясь говорить ровно. – Она попросила подменить.

Тарен лишь лениво развалился в лучах солнца. Свет играл в его волосах, вытягивая наружу тёплые золотистые блики.

Глазами я провожала горячие блюда на стол, одновременно собирая с тарелки остатки прошлого заказа. Сколько же он съел? Его что, месяцами без еды держали?

Тарен без спешки начинал тартар. Вот же гад – на сумму, которую он потратил на еду, я могла бы жить месяц.

Разместила посуду на подносе. Сейчас я была на работе. Без эмоций. Он просто богатенький, придурковатый тип – и точка.

Только я собиралась уходить, как чужие пальцы обхватили мой локоть. Движение было стремительным, но прикосновение – не грубым. Его пальцы обожгли кожу даже через ткань рубашки, не оставляя сомнений в том, что сопротивление бесполезно.

Глава 4. Тарен

Единственной отрадой для глаз являлось огромное окно в моих покоях с видом на людской мир. Иногда, честно признаюсь, я завидовал им. Все люди в каком-то смысле были свободны и вольны выбирать, как им распорядиться никчёмным клочком времени, называя это жизнью.

А я, хоть и мог выбираться в их мир, всё ещё чувствовал бремя золотых цепей, сомкнувшихся на моей шее.

Вчерашняя вылазка в мир смертных закончилась отвратительно. После ресторана я решил пройтись по улицам. Настроение было на удивление сносным – до момента, пока ко мне не подбежал ребёнок. Весь в варенье, с липкими руками. Я хотел отмахнуться от него, но этот подлец взял меня за руку своими испачканными пальцами. Сдержался, но отвращение вырвалось наружу: мыл руки шесть раз, а мерзкое ощущение будто впиталось в кожу.

Двери в зал с шумом распахнулись, отдавая морской рябью вдоль стен. Я неспеша, занимая своё место за круглом столом.

Позволил взгляду скользнуть по позолоте, впивающейся в глаза, по самоцветам, кричащим о пустоте своих владельцев. Эта показная роскошь была громким признанием в собственной неполноценности. Отвращение было острым и чистым – единственным, что не приелось за четыре столетия. Нас, элемордов, было семеро. И я ненавидел каждого, но больше всего – самого себя.

– Да начнётся собрание, – произнёс Дугалас, и его голос эхом разорвал звенящую тишину.

Среди них я оставался самым молодым, хотя совет приходилось посещать уже с десятилетнего возраста. Тогда отец брал меня, чтобы я учился наблюдать. А после его смерти мне пришлось стать полноправным участником.

По большому счёту собрания были бессмысленны. Кучка толстосумов-элемордов, решали, где и от кого из народа можно вытрясти побольше лунных монет. Отец мечтал, что я стану одним из них – обладателем трёх стихий. Но как же его злила моя с детства увлечённость людьми…

– Теркены жалуются на нехватку пищи и низкую оплату за ресурсы, – голос Дугаласа снова выдернул меня из размышлений.

В зал тут же вошли слуги, сервируя напитки и еду. Раньше во дворце было больше людей. Они рождались и росли здесь, никогда не покидая эти стены. С самого детства их учили подчиняться и уважать нас, а те, кто отказывались, умирали ещё будучи детьми.

– Они преувеличивают, – бросил Мейсон, и жир с куриной ноги, которую он грыз, растёкся блестящей полосой по его подбородку. А затем облизал пальцы, вытягивая их изо рта с чавканьем. – Какой у нас с них процент?

– Сорок, – отозвался Дугалас, неторопливо отпивая вино.

Он был вылеплен из дисциплины и равнодушия: короткие чёрные волосы, острые скулы, ровная спина, безразличие в глазах. Воспринял силу позже других, но теперь управлял, будто родился для этого.

– Надо брать пятьдесят, – заявил Мейсон. – Пусть знают своё место.

По залу прокатилась волна животного хохота. Звук лязгал по столу, как грязные монеты. Я не моргнул, наблюдая, как на скатерти растекаются жирные пятна, а в воздухе густеет запах дыма. Внутри всё сжималось в ледяной ком. Не тошнотой, а холодной, отточенной яростью. Я чувствовал, как сила под кожей рвётся наружу, чтобы смести этот зал, очистить его ветром и огнём. Но лишь медленно выдохнул, впиваясь пальцами в подлокотники. Слишком рано. Ещё не время.

Я дождался, пока их хохот стихнет, и в наступившей тишине мой голос прозвучал тихо, но отчётливо:

– Лесной народ вымирает. Увеличите налог до пятидесяти процентов, и через два поколения теркены останутся лишь в могилах. Вырубка лесов, которую вы поощряете, уже сместила русла подземных рек. Через пять лет ваши собственные виноградники начнут сохнуть. Вы грабите не их, – я медленно обвёл взглядом внезапно притихших советников, – а себя.

Надеялся, что хоть сейчас меня услышат. Но, конечно же, нет…

Раздался очередной взрыв хохота. Воздух снова сгустился от табачного дыма, а грохот бокалов тонул в гуле голосов.

– Мальчишка ещё слишком юн и глуп, – сказал Мейсон, скаля жёлтые зубы. – А нам как раз надо позолотить потолок, не так ли?

Снова довольные усмешки. Мои кулаки побелели от напряжения.

В детстве я часами просиживал в отцовской библиотеке, перелистывая древние рукописи. Когда-то давно элеморды были сильны. Они остановили Великую Войну, делились своими знаниями и способностями с народом.

Будучи совсем юным, я думал, что стану таким. Думал, что стану достойным называться элемордом.

Но какого было моё разочарование, когда впервые пришёл в большой зал на совет. И тогда я понял, что нет зла больше, чем власть в руках недостойных. Именно поэтому я ненавижу своё происхождение. Какое удобное лицемерие – презирать то, чем являешься сам. Но пока элеморды утопают в собственном безумии, я изучаю их слабости. И когда придёт время, стану тем, кто положит конец этой прогнившей империи. Начиная с них.

Глава 5. Тарен

Мир людей был, пожалуй, единственным местом, где я хоть немного чувствовал себя свободным. Здесь, пусть и не совсем своим, я ощущал себя менее чужим, чем среди «своих».

Ночной воздух отрезвлял. Я шагал по узкой улочке под жёлтыми фонарями, в которые время от времени врезались мотыльки. Краешек месяца царапал звёздное небо.

Каждый раз, пересекая купол и облекаясь в человеческое тело, я будто сбрасывал цепи. Бежал не столько от мира – сколько от самого себя.

Сегодня я шёл к общежитию номер четыре. Там жила та самая язвительная девчонка. Узнал – точнее сказать, выследил. Нет, я не испытывала к Анике влечения, по крайней мере, не в том смысле, как это принято у людей. Она и по меркам моего мира – ничего особенного. Но... Аника была первым человеком за четыреста лет, с кем я завёл диалог. А это уже о многом говорило.

Светлые волнистые волосы, тонкие брови, которые она вечно хмурила при встрече. Глаза – голубые, чуть затуманенные, с легким серебристым отливом. Для людского мира – может, и мила. Для моего – ничем не примечательная. Таких сотни: увидел, и тут же забыл. Но я не забывал.

Девчонка возвращалась с работы на девятнадцатом автобусе. Сейчас её смена в ресторане должна была закончиться. Я знал это – как знал и то, что Аника выберет самый поздний рейс, чтобы не встречаться с лишними взглядами. Транспорт у людей казался особенно жалким. Мог бы арендовать машину, конечно. Но к чему? Проще пройтись и упорядочить мысли.

Когда я завернул за угол, девчонка как раз вышла из автобуса. Уставшая, злая. Впрочем, ничего нового. Июньская ночь была прохладной, фонари отбрасывали мягкий свет, ветер трепал её волосы.

Но подходить я не спешил, оставался на расстоянии. Привлекать внимание не входило в планы, поэтому заранее обзавёлся чёрной толстовкой и брюками – удобно, неприметно, хоть и безобразно. Главное, что незаметно.

Но всё же – что я здесь делал, на самом деле?

Наверное, просто хотел выбить из себя остатки раздражения после совета. Это был единственный внятный ответ. Но почему именно она?

Я ведь и не выслеживал Анику в ресторане – это она вцепилась в мою еду взглядом, как будто я отбирал у неё последний шанс на выживание. А потом ещё и возмущалась… Великолепно.

Аника свернула во дворик. Свет фонарей там горел через один, и местами улица погружалась в полутень. Я шёл следом, в собственной тени, пока не уловил хриплые голоса. Грубые, пьяные, раньше их не было. И быть не должно.

Я пошёл осторожнее.

Трое – уже видно. Развалились на лавке, как в своей берлоге: грязные, с припухшими рожами, глаза мутные, скрюченные руки. Даже на расстоянии стоял запах перегара и пота.

– Эй, голубка… идём к нам, – протянул один, потянувшись к Анике жирным пальцем.

Она вздрогнула, сжала ремешок сумки, попыталась пройти, но путь переградили.

– Куда спешишь, красавица? – встал второй, криво улыбаясь.

Третий поднялся следом. И теперь вся компания сомкнулась вокруг Аники. Улица пустая, света почти нет. Девчонка отмахнулась сумкой – жест отчаянный, глупый, но храбрый.

Один вырвал её из рук, другой схватил за плечи. Аника закричала, но крик тут же оборвался – рот ей закрыли. Начали сдёргивать куртку, и один, ухмыляясь, провёл пальцами вдоль шеи.

Сердце дёрнулось, будто кто-то ударил изнутри.

Я молча вышел из тени. Подошёл, резко сорвал чью-то грязную руку с плеча Аники. И ударил. Кулак пришёлся точно в челюсть, пьяный отлетел назад, сбивая другого.

Третий бросился на меня. Я встретил его прямым ударом в скулу. Тело упало, как мешок. Я не думал, не чувствовал боли. Только звон в ушах и пульс в висках.

Кровь текла по моим костяшкам, тёплая и липкая. Один из них, тот самый, что лежал в луже, дёргался в немом припадке. На залитой кровью дороге лежали его зубы – два кривых, жёлтых осколка.

Я не мог остановиться.

– Не надо! Пожалуйста! – завопил один, прикрываясь руками.

– Пощади… всё, всё, хорош… – второй прижимался к асфальту.

Я наступил на его колено. Хруст был негромким, но окончательным. Крик оборвался, когда мой кулак встретился с его горлом.

– Хватит, – испуганно крикнула Аника.

Я замер, грудь вздымалась, а кулаки горели огнём. И только тогда увидел его – призрачный образ отца, насмехающийся надо мной в глубине сознания. «Вот он, настоящий ты», – говорила его ухмылка.

Я разжал пальцы, и боль хлынула внутрь, острая и отрезвляющая.

Аника уже стояла рядом. Плечи подрагивали, пальцы сжаты, а волосы спутались и липли к лицу. К моему удивлению, она не сказала ни слова. Видимо, просто не знала, что говорить – и как вести себя после всего этого. Время от времени взгляд Аники скользил по мне – коротко, вопросительно, будто ждала, что я нарушу тишину первым.

Где-то вдалеке гудели машины. Я медленно выпрямился, всё ещё не чувствуя ног. Аника сделала то же самое, торопливо заправляя волосы за уши.

– Пойдём, – хрипло проговорил я, не узнавая собственный голос.

Огляделся – пусто. Видимо, те двое сбежали, а когда именно, и сам не заметил. Окинул взглядом руку: костяшки разорваны в клочья, пульсация боли отдавала до плеча. Я стиснул зубы и шагнул вперёд, не разбирая дороги.

Глава 6. Аника

В конечном итоге я сдала пересдачу по экономической теории. Июнь подходил к концу, окутывая город зноем – начинались каникулы. Но отдыхать всё равно не получалось: университет остался позади, зато меня ждала подработка.

Но завтра наконец-то долгожданные выходные. Я вдохнула тяжёлый летний воздух и посмотрела на небо – вдалеке уже собирались тёмные облака. Надо бы прихватить зонт… Пусть будет – на случай, если тучи не передумают.

Разнося подносы и протирая столы, я вежливо улыбалась посетителям – и, к несчастью, снова думала о Тарене. Его имя снова и снова всплыло в голове, будто заноза под кожей.

Я отнесла очередной заказ, стараясь не забыть, что и куда. Хотя внутри всё ещё звучали отголоски той ночи… Те пьяницы… если бы не Тарен, я бы вряд ли вернулась домой невредимой. И всё же страшнее была не сама драка, а то, как он бил. Глаза Тарена в тот момент… они были другими. Он мог просто отпугнуть их, но бил с такой яростью, будто Тарену это нравилось.

Соврал ли он, что не следил за мной? А если всё это время действительно ходил за мной, как какой-то ненормальный?

Волна грома вдруг прокатилась по небу. Я вздрогнула, едва не уронив поднос. Сердце всё ещё стучало в висках, когда заказ оказался на кухне, а веки прикрылись от усталости. Наконец начался перерыв, и я смогла немного выдохнуть.

Вышла на улицу через служебный проход и с удовольствием вдохнула свежий воздух. Рядом был уютный парк – скромный дворик с деревьями, вымощенными дорожками и скамейками. Я направилась туда, надеясь ненадолго отвлечься. Бойсе был городом искусства. Всё здесь казалось живой картиной: здания, фасадные росписи, вывески. Обычно в парке рисовали уличные художники, но сегодня, из-за тяжёлого неба, на улицах было почти пусто.

Я подошла к раскидистой иве и остановилась, прислонившись спиной к прохладному стволу. Мой взгляд скользил по дремучим корням, извивавшимся у подножья, и лишь через мгновение я осознала, что рядом с ними стояли чьи-то ботинки – дорогие, в пыли, будто прошедшие не одну милю.

Я медленно, почти нехотя, подняла глаза по фигуре, вырисовывавшейся против солнца, и увидела Тарена. Мужчина кивнул, чуть склонив голову набок. Воспоминание о той ночи всплыло без предупреждения: корчащиеся тела, кровь, хрипы… Но сейчас в нём не было и тени той ярости. Только глубокая, бездонная усталость.

– Снова скажешь, что не следил за мной? – вскинув голову, выпалила я. – Зачем ты пришёл?

Сердце отбило пару гулких ударов. Тарен не отвечал сразу, но его взгляд, тяжёлый и проницательный, скользил по моему лицу, будто тот умел читать мысли.

– Я пришёл не просто так.

Почему-то я ощутила обиду – необъяснимую, но тягучую. Опустила взгляд и внезапно заметила в его руке белую коробку. Тарен, не говоря ни слова, протянул её. Я потянулась к коробке, случайно соприкоснувшись с ним пальцами. По коже прошла короткая волна тока. Коробка была гладкой, удивительно аккуратной. Я с недоумением приподняла крышку и застыла. Внутри лежал телефон. Совершенно новый.

Я знала, что Тарен обещал… но не думала, что он сделает это всерьёз.

– Спасибо, – растерянно прошептала я.

Уголки губ дрогнули в невольной улыбке. Может, принимать дорогой подарок от почти незнакомого человека и неправильно, но он сам предложил. А отказываться – глупо. Мало ли, передумает?

Тарен ответил едва заметным кивком, но его улыбка не достигла глаз. Я перевела взгляд на кисть – всё ещё забинтованную и слегка опухшую.

– Как рука?

Тарен повернул её, равнодушно глянув:

– Всё в порядке.

Сегодня он был совсем другим. Более отстранённым, молчаливым. Взгляд Тарена часто ускользал куда-то вдаль, за горизонт, будто он слушал музыку, недоступную никому другому. И вдруг Тарен сам нарушил тишину:

– Тьма, пришедшая со Средиземного моря...

– ...накрыла ненавидимый прокуратором город, – автоматически продолжила я, сама удивившись.

На его лице мелькнуло что-то вроде интереса. Эти строки я узнала сразу – из «Мастера и Маргариты».

– Увлекаешься Булгаковым? – поинтересовалась я.

– Знаком с этой историей дольше, чем кажется возможным, – уклончиво ответил Тарен. – Знаю каждую строку.

– А я из всей книги знала наизусть только эту.

Тонкие ветви ивы колыхались, отбрасывая на его лицо танцующие тени. Казалось, сама природа затаила дыхание.

– Твой акцент… никак не могу понять, откуда ты. Литва? Чехия?

Я покачала головой с лёгкой улыбкой.

– Не знала, что он так заметен… Я так старалась от него избавиться, что же меня выдаёт?

– Некоторые звуки – особенно мягкие согласные. Ещё ты иногда смягчаешь гласные. Так откуда же ты? Если не отсюда… должно быть, было тяжело устроиться на новом месте?

– Из Лодзи, – ответила я.

Тарен явно не узнал.

– Это в Польше. Центральная часть.

Он хрипло усмехнулся, раздосадованный тем, что не угадал.

– Польский… один из самых сложных языков, – заметил Тарен. – Язык с историей.

Глава 7. Аника

Я в спешке собирала вещи, закидывая в чемодан всё, что могло понадобиться в первые пару дней. Решила, что вещей на два дня хватит. В чемодан полетели майки, шорты, пара кофт и спортивные штаны.

Соседка беспокойно спрашивала, что случилось, но ни сил, ни желания объяснять не было. Сказала лишь только то, что утром улетаю к бабушке на пару дней. А когда подруга поняла, что больше из меня не выудить, она поджала губы и уткнулась в очередной фильм.

На скорую руку почистив зубы и собрав принадлежности для гигиены, я плюхнулась на кровать. Мысли крутились вихрем, не давая сомкнуть глаз. Усталость тянула в сон, но тревога за родных не отпускала. И что такого дедушка хотел мне рассказать? Сердце беспокойно забилось в груди.

Я заснула ближе к двум часам ночи.

Утром будильник разбудил меня в шесть. Вылет был в девять, дорога до аэропорта – около получаса. Я быстро умылась, схватила первое попавшееся цветочное платье, расчесалась и наспех выпила чай с лимоном. Выбежала к такси, ругая себя за опоздание. Водитель молча кивнул, и мы тронулись с места.

Всю дорогу я сжимала и разжимала ладони, разглядывая пальцы. Набрала бабушку ещё раз. Она ответила – сказала, что ждут, а я пообещала, что прилечу к обеду. Но на расспросы о дедушке бабушка отмахивалась. Сказала: мол, главное – чтобы всё обошлось. Я беспомощно вздохнула, так и не получив ответа.

Серое здание аэропорта резануло взгляд. Я вышла из машины, водитель помог мне с чемоданом. Подходя к зданию, крепче сжала ручку багажа. Волна страха пробежала по позвоночнику. В воздухе витала странная тяжесть. Наверное, от слов бабушки… Я отмахнулась от назойливых мыслей и пошла дальше.

Внутри гудела толпа. Практически все сидячие места были заняты, но я нашла свободное место в углу и прикатила туда чемодан. До вылета было время. Попробовала отвлечься, ковыряясь в новом телефоне – но тревога не отпускала. Снова набрала бабушку. В трубке послышались гудки. Никто не ответил.

Я раздражённо встала. Всё будет хорошо. Летать я не боялась, но в сердце что-то сжималось. Глаза зацепились за первую строчку маршрута: Бойсе – Чикаго, потом – Варшава. Лодзь была конечной точкой, но её там не было. Впереди было тридцать часов пути с пересадками.

Голова раскалывалась – слишком много звуков и слишком мало воздуха. Я пригвоздила взгляд к огромному окну в пол, сквозь которое проскальзывали солнечные лучи. А может, никуда не лететь? – настойчиво крутилась в голове мысль.

Блуждая по зданию, я вспомнила, что пора сдавать багаж. Решила заскочить в туалет перед вылетом.

Запах хлорки ударил в нос, заставив поморщиться. Я зашла в кабинку, потом к раковине. Горячей воды не было и пришлось мыть руки холодной. И снова – та же мысль, что я должна быть не здесь. Она была навязчивой, неотступной. Я продолжала мылить руки, будто могла смыть тревогу.

Рядом появилась женщина. Её живот округлился под серой футболкой, русые волосы в небрежном пучке, перевязаны алой резинкой, голубые джинсы. На вид – около тридцати. Незнакомка вдруг поймала мой взгляд и улыбнулась.

– Жду мальчика, – сказала она, гладя живот. – Мы с мужем хотим назвать его Альбертом.

Я кивнула с лёгкой улыбкой и взглянула на себя в зеркало. Губы потрескались, а под глазами виднелись синеватые круги. Светлые волосы лежали мягкими волнами. Мне казалось, что в девятнадцать я выглядела старше обычного.

– Альберт – красивое имя, – прозвучал мой голос, хотя внутри всё сжималось.

– А мне нравится твоё платье. Красный тебе к лицу, – незнакомка осторожно коснулась моей одежды. – Меня, кстати, Мэри зовут.

– Аника. Взаимно, – ответила я, прикладывая руки к сушилке.

Досушив руки, хотела взять чемодан и отправиться на рейс, но не смогла сдвинуться с места. Ноги подкосились. Я резко замерла. В груди вспыхнула паника – кровь застучала в висках.

Мэри с ужасом уставилась на дверь, прикрыв рот трясущимися руками. Из коридора послышались крики. Я перестала дышать, а тело затрясло. Ведь следующее, что мы услышали, – были выстрелы.

Глава 8. Тарен

Этой ночью я не спал.

Лежал на плотном одеяле и мягких подушках, тщательно набитых пухом, и никак не мог уснуть. Внутри зияла пустота. Даже сквозь плотно задёрнутые шторы лунный свет проникал в спальню без труда, будто ткань не была для него преградой.

Меня как будто выпотрошили. Унизили. Словно я стал частью чьей-то идиотской шутки.

Я резко встал. Босые ноги коснулись ворсистого ковра. Резким движением я распахнул шторы.

На небе, среди тысячи звёзд, горели два месяца и три лунных диска – давний знак перемен. Я смотрел на них с ненавистью, как на живое напоминание о чём-то невозможном. Взгляд сам тянулся к небу – без слов, с немым вопросом. Почему? За какие грехи?

Небо ответило лишь тишиной.

– Это просто глупая ошибка...

Но даже от этих слов кровь загудела в висках, и мир сузился до точки. Гнев вырвался наружу ударом кулака о стену. Первый – глухой и пустой, без единой вспышки боли. Второй, с размаху, ошметал штукатурку, и пальцы наконец пронзило острой, почти животной болью.

Я поднял руку к окну, разглядывая кожу. Костяшки были содраны, алая кровь стекала по запястью, пачкая белоснежный ковёр. Но рана стремительно затянулась – как будто ничего и не произошло.

Я знал, что должен это проверить. Нужна была капля её крови.

Если мои догадки подтвердятся… Сердце сжалось. По спине прокатилась волна колючего озноба. Я мотнул головой. Всё равно – мне нужно убедиться…

Решительно пересекая комнату, я направился в библиотеку. Мои шаги гулко отдавались по холодному, вычищенному до зеркального блеска мрамору коридора. Щёлкнул замок.

Свет был мне не нужен – в отличие от людей, мы и так прекрасно видели в темноте. В библиотеке царила тишина. Я неспеша обошёл ряды высоких стеллажей, доверху набитых книгами. Ещё с детства мне приходилось проводить тут много времени. Так что к своим годам я успел перечитать почти всё.

В библиотеке элеморды появлялись редко. Хоть дворец был и огромным, иногда мы сталкивались – и чаще всего, я ловил на себе их недовольные взгляды.

Провёл пальцами по пыльным корешкам, бегло читая названия. Минут через десять нашёл нужную книгу – о судьбах и душах. Толстая, шершавый переплёт, выцветшие буквы. Я только успел сдуть с неё слой пыли, считывая название, будто выведенное кровью, как в гробовой тишине отозвались шаги. Они были тут, в коридоре. Кто мог прийти сюда посреди ночи? Я инстинктивно сжал находку в руках, но спрятать её было уже поздно. Дверь с тяжелым скрипом медленно поползла внутрь.

– Тарен?

Я узнал голос мгновенно. У входа стоял Дугалас – в тёмно-синем камзоле, с прямой спиной и хмурым лицом. Его серые глаза тускло блеснули во тьме, скользнув по книге в моей руке.

– Снова напрасно тратишь своё время? – с сухой насмешкой спросил Дугалас. – Лучше бы почитал о тактике и искусстве боя.

С ним мы были знакомы с детства, тот был другом моего отца. И именно Дугалас нашёл меня с его трупом. И промолчал. В его глазах читалось полное понимание происшедшего. Прошли годы, а я до сих пор ломаю голову: что же заставило Дугаласа промолчать?

– Время – единственный ресурс, который у меня пока в избытке. Позволь мне тратить его на то, что считаю нужным. – спокойно бросил я, листая пожелтевшие страницы.

Не стал спрашивать, что он делает здесь в полном парадном облачении. Дугалас давно перестал быть тем, кто мог бы ответить честно. Хотя когда-то этот элеморд заменил мне отца… Но после его смерти – отстранился. Видимо не мог простить того, что я сделал с его лучшим другом. И всё же – взгляд теперь у Дугаласа был другой. Осторожный, сдержанный. А я не мог позволить себе ещё одну трещину перед ним.

– Даже когда посреди ночи ты читаешь про родственные души? – Дугалас лениво почесал щетину и в его голосе мелькнули весёлые нотки. – Что ты ищешь? Может, могу быть полезен, – элеморд кивнул в сторону приоткрытой двери, откуда лился серебряный свет. – В коридоре пусто.

Я ненадолго замер, подбирая слова. Скрывать что-либо от Дугаласа было бессмысленно – он читал меня как раскрытую книгу.

– Вижу, твоё любопытство не знает покоя, – в моём голосе прозвучала мягкая усмешка. – Что ж, не стану терять время на уловки. Поведай мне всё, что тебе известно о душах.

Я не спеша прошелся вдоль стеллажей, пальцы скользнули по корешкам, будто считывая давно забытые истории.

– Тебя ведь никогда не интересовала эта тема… Или что-то изменилось?

Я без суеты закрыл книгу, уже жалея, что завёл этот разговор. Дугалас, чуть прихрамывая, продолжил, переходя на другую сторону библиотеки:

– Наш народ склонен верить, что их души чего-то стоят… В отличие от твоих драгоценных людей, мы воспринимаем любовь иначе. Глубже. В нашем мире душа способна связаться с другой – независимо от расы или возраста. Когда встречаешь родственную душу… ты это чувствуешь.

– Сразу? – мой голос прозвучал нарочито спокойно.

Уголок его губ дрогнул в кривой, почти издевательской усмешке. Было досадно осознавать, что именно из уст Дугаласа я слышу эти откровения.

– Зачастую тела изначально тянет друг к другу. Но чаще всего, сначала или чуть позже, душа распознаёт свою пару. Это нить, Тарен. Невидимая, но она тянется между судьбами. Такие вещи большая редкость. Не зря наш народ веками пел оды о мечтах найти свою родственную душу.