Связывающие вены

Глава 1

Связывающие вены

Глава 1

— Ты, наверное, слышал, что вода точит камень? Говорят, так оно и есть. Но мало кто понимает, что это значит на самом деле. Ты зовёшь себя "мечником", но даже не осознаёшь этот простой закон. Я — вода. Мне не нужно прилагать усилий, чтобы сокрушить тебя. Я двигаюсь, и это движение неизбежно. Ты же… ты — камень. Ты стоишь, ты упорен, но от этого твоя судьба неизменна: крошиться под постоянным напором. Пока такие, как ты, не поймут, что сила — это не жесткость, а гибкость, ваши попытки постичь меч будут ничтожны.

Тишина. Только дыхание Иеронима сливается с шумом ветра.

— Ну что, всё? Эй? Неужели это всё, на что ты был способен? — он склонил голову, глядя на тело противника, безвольно раскинувшееся на потрескавшейся земле. — Три минуты. Всего три. — Его голос звенел пустотой. — Кажется, мне и сегодня не суждено найти достойного противника.

Он медленно опустил меч, и клинок, чуть дрогнув, заскользил по земле, оставив тонкую борозду. Взгляд Иеронима, острый, как лезвие, помутнел, стал холодным. Он поднял голову — небо тянулось серыми разрывами облаков.

— Холодно… — выдохнул он, почти себе под нос. — Ветер изменился. Осень уже близко.

День не успел начаться, а уже кажется завершённым. Всё так предсказуемо, так бесконечно однообразно. Он провёл ладонью по лицу, стряхивая капли крови — чужой, не своей, — и сделал первый шаг на север.

— Ну что, хватит стоять, — сказал он самому себе. — Впереди Согин. Там, говорят, неплохо владеют копьём. Может, там что-то изменится.

Его шаги были лёгкими, но каждая тень, каждый хруст ветки под ногой будто напоминали о том, чего он ищет и не может найти. Иероним не помнил, сколько времени прошло с того дня, как он впервые взял меч в руки. Или, вернее, помнил, но это перестало иметь значение. Ему всего двадцать. Двадцать лет — и он уже стоит на вершине, с которой не видно новых высот.

"Мне не пришлось тратить жизнь, чтобы стать мастером клинка, — думал он, глядя на дальние холмы. — И я не собираюсь. Я не один из тех, кто забывает обо всём ради меча. Я не готов тратить десятки лет, отрезая от себя всё человеческое, лишь чтобы однажды, когда мне будет семьдесят, гордо сказать: «Я постиг клинок». Ну и что? Кому это нужно?"

Он остановился на мгновение, поднял взгляд к небу, где ветер гонял облака, и усмехнулся — коротко, без радости.

"Ты стал сильным... но для кого? Перед кем ты будешь это показывать? Кому ты вообще нужен? Ты просто стал сильным, чтобы умереть в одиночестве через пару лет. Даже прославить своё имя ты не сможешь. Ни денег, ни сил, чтобы добраться до войны, где тебя хотя бы запомнили бы. Тебя не возьмут — старый, ненужный, обременительный. И всё, что останется, — пустота. Такая же, как сейчас".

Он шёл дальше, и ветер бил в лицо, обжигая холодом. Где-то впереди простиралась долина, а за ней — деревня Согин. В ней, возможно, ждала новая битва, новый шанс вырваться из этой бесконечной череды скучных побед. Но глубоко внутри Иероним уже знал: это тоже ненадолго. И мысль эта жгла куда сильнее, чем сталь меча.

— Эй, дедок! — голос Иеронима прозвучал громко и уверенно, будто он не привык ждать ответа. — Подскажи-ка, где здесь место, где можно побить сильных людей?

Старик, что сидел у дороги, медленно поднял глаза. Его лицо было в морщинах, взгляд спокойный, без тени страха или удивления. Он лениво почесал затылок и хрипловато ответил:

— Не понимаю, о чём ты, юноша… Должно быть, ошибся местом. Небесная арена далеко, на северо-востоке. — Он сказал это размеренно, будто каждое слово нужно было вытащить из глубины лёгких, и повернулся лицом к Иерониму.

— А?.. — брови Иеронима приподнялись, он чуть нахмурился. — Неужели ошибся? — мелькнула мысль. Парень обвёл взглядом улицу, узкую, вымощенную плиткой, по которой мирно ходили местные, и цокнул языком. — Подожди… Эй, старик! Это ведь деревня Согин, или я вообще не туда пришёл?

— Всё верно, Согин, — кивнул дед, сдержанно, почти безэмоционально. — Но я не понимаю, что ты имел в виду, когда говорил, что хочешь «побить сильных людей». С такими запросами… хм… обычно идут на Небесную арену, а не сюда.

Иероним нахмурился, сжал кулак и резко топнул ногой, от чего пыль взвилась из-под сапог.

— Да ты издеваешься, пень старый?! — в голосе зазвенела сталь раздражения. — Скажи нормально: где тут местная школа боевых искусств?!

— А-а-а… так бы сразу и сказал, — протянул дедок, будто только сейчас понял суть вопроса. Он медленно поднял руку и показал пальцем вдоль улицы, туда, где крыши зданий терялись в тумане. — Вон там. Но, — он прищурился, — не думаю, что ты сможешь там кого-то «побить». Всё же… советую тебе отправиться на арену.

Иероним усмехнулся — громко, дерзко, так, чтобы слышали даже прохожие. Его тень легла длинной полосой на дорогу, а глаза сверкнули хищным блеском.

— Не твоё дело, дед, — сказал он, прищурившись. — На Небесной арене одни лишь дилетанты! Девяносто процентов тех, кто туда ходит, — обычные крестьяне, возомнившие себя мастерами только потому, что сильнее соседей. Думаешь, мне интересны такие? Ха! — Он вскинул подбородок к небу, будто бросая вызов самим богам. — Возможно, я и зайду туда, но только после того, как разнесу в щепки всех «мастеров» вне арены. И только потом поднимусь на арену с поднятой головой, как истинный мечник!

Он повернулся, готовясь уйти, но вдруг добавил через плечо, с ухмылкой, в которой было больше самоуверенности, чем в словах:

— Ладно, старик, не хворай. Запомни этот день. Ты войдёшь в историю как один дедов, который подсказал великому Иерониму дорогу к битве!

Шаги мечника зазвучали по мостовой, а старик только вздохнул и покачал головой, глядя ему вслед.

Шаг за шагом Иероним приближался к месту, где должна была начаться его новая битва. Его походка была упругая, грудь полна воздуха, как у человека, что готов вот-вот взорваться энергией. И вдруг, когда впереди показалась улица, ведущая прямо к школе боевых искусств, он резко остановился, будто кисть художника зависла над холстом… и закричал во всю силу лёгких:

Глава 2

Воздух на Олимпе был не просто холодным — он был колючим. Казалось, что в лёгкие проникают не молекулы кислорода, а мельчайшие иглы льда, пронзающие кожу и заставляющие мышцы непроизвольно сжиматься. Лагерь, устроенный у груды гигантских камней, почти терялся среди серого пейзажа. Эти валуны, причудливые и громоздкие, выглядели так, будто сама гора обнажила свои кости, торчащие наружу из тела земли. Они давали единственную защиту от ветра, который не стихал ни днём, ни ночью. В нём чувствовался запах высоты, пустоты и вечной мерзлоты.

И вдруг — сквозь ледяную пелену прорвался другой аромат.
Запах похлёбки. Тёплый, пряный, простой до банальности, но в этих условиях он звучал как обещание: передышка, уют, жизнь. Желудок Иеронима болезненно сжался в нетерпеливом ожидании, словно сам знал, что впереди его ждёт спасение.

Он с трудом разлепил глаза. Сколько бы лет он ни странствовал, утро оставалось его врагом: каждое пробуждение превращалось в борьбу с самим собой. Казалось, тело сопротивляется, как упрямый осёл, упрашивая его вернуться в тепло спальника. Иероним поймал себя на мысли, что благодарен Йоваю: тот никогда не будил его насильно, оставлял в покое, пока он сам не соберётся с силами. Эта маленькая свобода была единственным напоминанием, что жизнь всё же принадлежит ему, а не чужой воле.

С тяжёлым вздохом Иероним откинул меховой полог и выбрался наружу.

— Эй, Йовай! — голос Иеронима звенел раздражением. — Я понимаю, что надо перекусить перед подъёмом, но ты не думаешь, что слишком расточительно тратишь кровь? Полмешка зелёного уже ушло! А у нас всего по два зелёных и одному синему. Если всё выжжешь сейчас — придётся резать себя. А тут, в таком холоде, это почти приговор! Придётся оголять тело, а значит — рискуешь навсегда оставить конечность в этой горе!

Иероним говорил жёстко, но Йовай будто не слышал его. Он продолжал возиться с котелком, установленным на пылающей руне огня. Тонкий кровавый жгут, тянувшийся из зелёного мешка к символу, медленно перетекал миллилитрами, питая магический огонь.

— Ты меня вообще слушаешь?! — повысил голос Иероним, подходя ближе к каменной посуде.

Но в тот момент, когда аромат наваристой похлёбки ударил ему в голову, гнев в нём чуть поутих. Желудок предательски заурчал, и он, скривившись, сдался:

— Ладно... возможно, оно того стоит. Но в последний раз, слышишь? Завтра вместо коптильной руны используй дерево. Хватит маленького огонька от слабых рун, чтобы разжечь костёр. Так ты хоть и потратишь кровь, но гораздо меньше, чем на поддержание этой прожорливой печи!

Йовай не ответил ни слова. Лишь убрал кровавый шнур, и руна погасла, оставив лёгкий запах железа в воздухе. Спокойно, будто не было никакого спора, он достал две деревянные миски, налил в них густой суп и молча протянул одну Иерониму.

— Знаешь, Йовай, — Иероним шумно хлебнул горячего супа и прикрыл глаза, наслаждаясь теплом, — я вообще не ожидал встретить тебя именно здесь, в такой профессии. Ты ведь, казалось, окончательно завязал и с поединками, и с путём меча. Да и в деньгах ты никогда не нуждался... Так зачем же тогда ты решил податься в альпинисты?

Он ждал, но, как и всегда, Йовай не проронил ни слова. Только тихо разливал похлёбку по мискам, будто вопроса и не было.

Иероним криво усмехнулся:

— Хм. Ну да, я и не рассчитывал, что ты ответишь. Но знаешь... всё равно рад, что успел увидеть тебя до того момента, как умру. — Он на мгновение задержал взгляд на друге. — С того дня, как мы расстались, прошло уже много лет. И, как ты и говорил, я действительно повидал немало. Гигантские водопады, от которых сама земля дрожит. Луговины, где вместо травы торчат кристаллы, переливающиеся на солнце, словно стеклянный лес. Я встречал людей — хороших, добрых. Иногда даже удивительно хороших.

Он поставил миску на камень и тихо выдохнул, будто слова сами просились наружу:

— Чего стоит хотя бы один Талант. Ты хоть знаешь, что с ним сейчас? Хотя, конечно, откуда бы тебе знать... Ты ведь из своей деревни ни ногой.

Иероним провёл рукой по лицу, будто стирая невидимую пыль, и вдруг горько рассмеялся:

— Забавно. Когда я ушёл из вашей деревни в альпинисты, он, наверное, страшно обиделся, что я даже не предупредил его. И что ты думаешь? Этот упрямый дурак отправился меня искать. Просто взял и ушёл, не имея ни малейшего понятия куда. А через год... через год я снова его встретил! — голос Иеронима стал ярче, словно он сам удивлялся этой памяти. — Представляешь, этот недоумок умудрился добраться до Северного Промежуточного острова-крепости. Всё из-за какой-то легенды, что там, в древних залах, хранятся руны, способные отыскать любого человека.

Он покачал головой, в голосе зазвенело раздражение, перемешанное с теплом:

— Этот идиот решил, что проще добраться до проклятого острова, кишащего стражами и бурями, чем попросить помощи у поисковых отрядов!

Иероним замолчал. Только ветер прошелестел между камнями, а Йовай, по-прежнему молчаливый, спокойно размешивал суп в котелке, будто весь рассказ пролетел мимо него.

— Ну разве он не дурак? — Иероним нервно усмехнулся и качнул головой, — тащиться за мной через полмира, а потом ещё и проситься в мою команду! Я спросил его: «Зачем мне такой недоумок рядом?» А он… знаешь, что ответил? Просто: «Потому что». — Иероним хрипло рассмеялся, но в смехе больше было боли, чем веселья. — Даже без объяснений. Просто «потому что»…

Он замолчал на миг, уставился в миску, словно хотел найти там отражение чего-то давно потерянного.

— Знаешь… несмотря на все эти воспоминания, — голос его дрогнул, — я всё чаще думаю, что зря вообще отправился в это путешествие. Да, я видел чудеса: горы, сияющие в закате, города, построенные прямо на облаках, людей, чьи таланты могли соперничать с богами. Но чем больше я видел… тем меньше оставалось во мне самого. — Он судорожно втянул воздух. — Я будто утратил всякий цвет.

Иероним поднял взгляд в никуда, в пустоту над головой: