– Двести девяносто четыре! – заорала в голос, не в силах больше сдерживаться.
Поляков стиснул зубы и сурово нахмурился, явно не понимая, о чем я. Это пятая ссора за последнюю неделю. Месяц я провалялась в больнице, еще два маялась от гиперопеки, но ощущение, что мой мозг разжижается до состояния кашицы, уже начало будить по ночам.
– Поясни, – процедил, держа руки в карманах.
– Углов в твоем доме, – выдохнула обреченно и без сил опустилась на кровать, сказав тихо: – И я до сих пор помню, сколько было в доме Прокофьева.
Полякова перекосило. Напоминание о бывшем муже, при котором я сидела домохозяйкой, безвольной и разбитой, было ударом под дых. Подло, конечно, с моей стороны, но разумные аргументы закончились, на каждый мой он приводил три своих, был до приторности нежен, заботлив и ласков.
– А если пересчитаю? – спросил язвительно, а я пожала плечами:
– Пересчитай.
– Хорошо, – сказал на выдохе и тут же рявкнул: – Черт, Варвара! Не мытьем, так катаньем!
– Сам выбирал, – ухмыльнулась, не выдержав, а Коля закатил глаза:
– Факт. Когда выходишь?
– Завтра, разумеется, – удивилась в ответ.
– Больничный для начала надо закрыть, – прищурился, а я потупила взгляд. – И меня ты называла манипулятором? – спросил с укором.
Я улыбнулась, глядя в его зеленые глаза, и поднялась, обхватив за шею. Поцеловала и сказала тихо, серьезно:
– Спасибо.
– За что? – спросил невинно.
– Ты знаешь, – протянула, хитро сощурившись, – ты все знаешь.
– Факт, – хмыкнул самодовольно, но тут же посерьезнел: – Я приставлю за тобой машину.
– Нет, – мотнула головой отрицательно, а он кивнул:
– Да. И не спорь. Точка. Разговор окончен.
– Ладно, – «сдалась» и в семье наконец-то воцарился мир.
Конечно, он знал, что я закрыла больничный. Я научилась видеть на пару шагов вперед рядом с ним, но он думает не на два, а на двадцать. И скандалы начались сразу после. По итогу – я «победила», но взамен он выставил свое условие. Вроде, все по-честному. Оба схитрили и оба позволили это друг другу. Оба остались довольны. Правда, тревога в его взгляде проскальзывала. И это понятно, даже представить боюсь, что он пережил.
Едва мы вышли из дверей ЗАГСа, прозвучал выстрел. Я успела оттолкнуть его от себя, получив пулю в верхнюю часть груди. Задело только легкое, крупные кровяные сосуды отделались легким испугом, а медовый месяц был щедро приправлен капельницами. Три дня я не приходила в сознание, а Поляков, как потом рассказали, спал сидя на стуле. Не ел, домой не ездил, когда я очнулась, увидела его в свадебном костюме, залитом моей кровью. Он даже руки не помыл. Романтично немного, но по большей части жутко. Момент, когда я увидела его, навсегда в моей памяти. Я уставилась на его рубашку, а он скривился:
– Подумал, что, если это все, что мне от тебя останется?
– Лучше бы трусики забрал, – ответила сипло, а он прыснул и покачал головой, зарывшись лицом в мою руку.
– Самый стремный момент моей жизни, – пробормотал и посмотрел в глаза, повторив: – Самый.
– Погоди, мы только поженились, – «утешила» и медленно вдохнула, скривившись. Говорить было больно. Дышать было больно. До сих пор иногда кажется, что не хватает воздуха. Просыпаюсь в ночи, хриплю, сиплю и пугаю его до чертиков. Психует и выходит на улицу курить. Стервец, так и не бросил. Теперь причин этого не делать хоть отбавляй. Стресс у человека.
– Курить завязывай, – озвучила вслух, а Поляков презрительно вздернул губу:
– С твоей работой мечтай о том, чтобы я еще и бухать не начал.
И снова в дамках. Ладно, ничего… вода камень точит.
– Поедешь в офис сегодня? – спросила невзначай.
– Две встречи, – поморщился, а я кивнула и с трудом дождалась, пока он уедет. Проводила, как примерная жена, и кинулась одеваться. Черта с два я буду ждать до завтра.
Лихо припарковалась у управления и заспешила внутрь, успев к началу рабочего дня. Обычный вторник, обыденный даже. По коридорам снуют люди, периодически кто-то сухо здоровается, я поднимаюсь и распахиваю дверь кабинета, который делила с двумя коллегами. Один, Владимир, жутко вредный парень, брат моей подруги Тамары. Что, впрочем, не мешало ему быть другом и мне, откликаться на любую просьбу, но всячески отрицать факт того, что, на самом деле, я ему нравлюсь. И как человек, и как женщина. Вообще, с моим пятым размером груди, фигурой по типу «песочные часы» и огромными глазами остаться незамеченной было довольно трудно. О чем мне практически прямым текстом заявил второй, Георгий, еще при первой нашей встрече. И вот с ним-то нас связывало нечто большее. Довольно быстро мы стали любовниками, но, когда я поняла, что втрескалась в Полякова по уши, остались просто добрыми друзьями.
«Добрый друг» появился в кабинете вслед за мной и отвесил смачный шлепок ладонью по пятой точке.
– Шевели булками, Варвара! – сказал весело. – У тебя на столе три неподшитых дела.
– А она умеет? – скривился Вовка. – Помощник следователя, ни дня не просидевший за отчетами.
– Брехня! – ответила возмущенно и сняла куртку, повесив ее на вешалку и пройдя до своего стола. Так-так… пыли нет. А вот неподшитые дела в самом деле лежат. Что ж, после двух месяцев безделья я рада любой работе.
Где-то около получаса я чувствовала на себе их косые взгляды, а после так увлеклась, что забыла обо всем на свете. Когда подняла голову от бумаг и монитора, закончив оформление всех трех дел, меня ждало сразу несколько сюрпризов. Во-первых, в комнате горел свет.
– Стоп! – громко сказал Гоша, а Поляков демонстративно посмотрел на наручные часы и озвучил:
– Восемь часов, двадцать две минуты. Абсолютный рекорд.
– Н-да… – протянул Пожарский, начальник управления, – я, конечно, наслышан, но это перебор, Варвара.
– Как ты спишь по ночам? – протянул Семен, мой непосредственный руководитель, учитель, гуру и мастер, хитро склонивший меня на эту работу, обращаясь к Коле, а тот скривился:
Я проснулась от запаха кофе, потянулась и прошлепала в ванную, пытаясь отделаться от противного чувства внутри. Мало того, что кольцо снял, меня с вещами не остановил, так еще и не приехал проверить, как я.
«А что, если его убили?» – мелькнула шальная мысль.
Я торопливо умылась и схватила телефон, но тут же отложила и пошла на кухню. Уставилась на Гошу щенячьим глазами, а он проворчал с набитым ртом:
– Чего?
– Позвони ему.
– Чего?! – рявкнул, округлив глаза. – Варь, я тебя, конечно, люблю, но как ты себе это представляешь? Типа, здорова, мужик, как дела?
– Вы вроде поладили… а я волнуюсь, – начала канючить, а Гоша закатил глаза, прожевал, проглотил и взял телефон.
– Здоров, – сказал недовольно. – Варвара опасается, что тебя грохнули.
Я показала ему кулак, а он ухмыльнулся в ответ.
– Жив, – услышала голос Полякова из динамика.
От сердца отлегло, но тут же взбесил факт того, что он проверить мое благосостояние не удосужился. Я нахмурилась, а Гоша скривился:
– Отключился.
– Козел, – прошипела в гневе и отобрала у друга бутерброд.
– Ого, теперь стресс ты заедаешь? – спросил осторожно, а я проворчала:
– Отвянь, – хотя, вообще-то, он был прав. Я почти постоянно что-то жевала всю неделю, что мы ругались.
Наспех позавтракав, мы спустились вниз и через пару минут садились в служебную машину, которую он нахально присвоил для личных нужд уже довольно давно. И, чтобы не терять время, я набрала Влада.
– Что случилось? – пробормотал сонно.
– Ничего, – вздохнула в ответ.
– Славно… – буркнул невнятно, – позвони часа через три.
– Пришли видео, – сказала торопливо, пока он не отключился. Тишина с минуту, я терпеливо ждала, в какой-то момент решила, что он просто уснул, но он сказал вполне членораздельно:
– Не стоит тебе это видеть. У Поляка есть, этого достаточно.
– Пожалуйста… – протянула заискивающе.
– Варь, стремно, жуть, – сказал недовольно, – даже вспоминать не стоит.
– Вообще-то, это день моей свадьбы, – буркнула недовольно, – ее мне тоже не вспоминать?
– Ты поняла, о чем я. Не передергивай. И раз звонишь, значит, Поляк не показал. А он серьезный мужик, я против него не пойду. У него в гараже циркулярка, а я нравлюсь себе весь, а не по частям. Короче, нет.
– Я не спрашивала, – ответила глухо, – и не спрошу. Мы поругались.
– Да еперный театр, Варвара! – воскликнул возмущенно.
– Не забывай, что ты мой брат, а не его. Не перешлешь, я Сашке позвоню. Он точно не откажет, он меня любит.
– Нет, – отрезал, посерьезнев. И это было довольно странно и совершенно не в его характере.
«Да что там такое?!» – подумала возмущенно.
– Я позвоню отцу.
– Он с твоей мамой отчалил в круиз. Телефон – спутник, звонит только сам. О чем тебе прекрасно известно.
Я подумала и хмыкнула:
– Ладно. Если меня добьют, это будет на твоей совести.
– Я сейчас встаю, – сказал сквозь зубы, – умываюсь, кидаю вещи в сумку и выезжаю. Приеду часов через семь и так надеру тебе жопу, сесть не сможешь!
– Ага, – фыркнула в ответ, – только ты кое-что забыл.
– Сейчас, – проворчал и отключился.
– Да ты мастер шантажа, – изумился Гоша, – когда успела нахвататься?
– Когда два месяца сидела взаперти, – съязвила в ответ и открыла сообщение от Влада, в котором он прислал видео. Но спросила, прежде чем запустила: – Видел?
– Воочию, – скривился, крепко сжав руль, – хватило за глаза.
Я кивнула и открыла файл.
Простая белая дверь в одну из комнат, тихие перешептывания на заднем плане и смешок оператора:
– Там сейчас такое происходит…
– Влад, милый, зачем ты снимаешь дверь? – удивленный голос мамы.
– Для истории, – отвечает важно, – для потомков.
– Мама, как папа сделал предложение? – Гоша пытается говорить писклявым голоском, имитируя детский.
– Он обманом затащил меня в ЗАГС, предварительно замуровав окно, – поддержал Влад, давясь смехом.
Я не сдержала улыбки, а брат переключил камеру на себя, широко улыбаясь. Глаза светятся счастьем, на заднем плане мама теребит ремешок сумочки, а отец стоит с непроницаемым лицом, но в глазах отражается такое удовольствие происходящим, что сомнений не остается – зять ему по душе.
– Выходят, – шикнула мама, разговоры стихли, а я увидела нас.
Взбудораженные, глаза горят, Коля крепко сжимает мою руку и едва заметно кивает толпе. Тихие вздохи и выдохи, которых я не слышала за стуком собственного сердца. За этим грохотом в ушах. Вопросительный взгляд Коли куда-то по направлению к отцу и его тихий голос:
– Я договорился.
Тот наверняка прочитал по губам. Или я совершенно оглохла. Влад продолжил снимать как мы идем к залу регистрации, роспись, трогательный момент с кольцами, все вышли на улицу и приготовились. Открывается дверь. Поляков выносит меня на руках. Я улыбаюсь, но в глазах тревога. Я отсутствую, меня там нет, я в своих мыслях. Конфетти, рис, крики, свисты, тихие всхлипы расчувствовавшейся мамы. Коля ставит меня ногами на мраморный пол, а я с силой толкаю его в то же мгновенье. Выстрел, камера дернулась, и тишина. Секунду, не больше, но такая давящая, что захотелось зажмуриться. На лицо мужа смотреть не хотелось, но я таращилась на него как будто против воли. Боль, отчаяние, ярость – все перемешалось.
– Варя! – кричат, матерятся близкие люди.
А Влад застыл.
– Твою мать… – прошептал совсем близко и, наверное, единственный, кто не сдвинулся с места.
Меня окружили, отец держит маму на руках, очевидно, без чувств, Пожарский звонит и орет в трубку, перекрикивая всех остальных, Гоша и Сашка рванули через дорогу, Лиза прижимает к себе ревущую навзрыд дочь, бледная до синевы, Семен сдерживает толпу, тыкая всем любопытным под нос свое удостоверение, Коля зажимает обеими руками мою рану, а Влад стоит. Снимает, всех и каждого.
– Да хватит снимать! – истеричный визг Лизы.