Сын маминой подруги

Глава 1.

– Мама, ну почему я?! Я ее даже не знаю!

– Что значит – не знаю?! Настасья Капитоновна тебя в младенчестве на руках качала! Попу тебе вытирала!

– Мама! – взвыла Ульяна.

– Не мамкай! – строго отрезала мать. – Ты же сама мне рассказывала, что с работы уволилась, что на новое место у тебя собеседование только после праздников. И что особых планов на Новый год у тебя нет.

– И поэтому ты все решила и распланировала за меня. Где и как мне встречать Новый год.

В разговоре матери и дочери наступила пауза.

– Хорошо, – вздохнула мама. – Извини, Улюшка. Ты права. Я просто не сомневалась, что… Настасья Капитоновна – единственная из оставшихся в живых старших родственников, и я обычно всегда сама к ней приезжала, ты же знаешь. Но в этом году так получилось, что мы с Константином… Ему дали путевку в санаторий как раз на Новый год и… Ладно, я позвоню Настасье Капитоновне и постараюсь ей все объяснить. Извини, Уля, я была не права.

Мама так редко признавала свою неправоту, что это произвело на Ульяну совершенно ошеломительное впечатление.

– Ладно, мам, я съезжу. У меня и в самом деле нет никаких особых планов на этот Новый год.

– Ой, Уля, там так хорошо, – тут же затараторила мама. – Там очень красиво, там лес и вообще! Там не заброшенная деревня, а вовсе даже наоборот, у них там такие хорошие дома строят, там люди богатые живут, и даже зимой! Может быть, ты там и…

– МАМА!

– Хорошо, молчу, молчу, – рассмеялась мама. – Я тогда Настасью Капитоновну предупрежу, и адрес тебе скину.

***

Закончив разговор с матерью, Уля отложила телефон и подошла к зеркальной поверхности встроенного шкафа. Ну вот, опять. Она в который раз сделала так, как хотела мама. То, что это в чистом виде манипуляция, Ульяна поняла уже пару лет назад. Что с этим делать – пока не поняла. Она точно знала, что все действия матери направлены на ее, Улино, благо. Так, как это благо понимает мама Ульяны, Екатерина Дмитриевна Лосева. Просто у них с мамой разное понятие о благе.

Уля наклонила голову, наблюдая за своим отражением. А она сама знает, что для нее благо? Вот у Ульяны юридическое образование. Хорошее. И Уле нравится ее профессия, которая кормит Ульяну, и кормит вполне пристойно. Правда, с последнего места работы Уля ушла практически со скандалом, с угрозами довести дело до суда – только после этого с ней рассчиталась, как положено. Козья оказалась контора. Правда, и опыта там Уля получила такого, какого у нее до этого не было. И в самом боевом настроении после увольнения замахнулась на должность в такой компании, на которые раньше и не смотрела. И отправила резюме. А там – раз и позвонили. Она прошла заочное собеседование по телефону с рекрутером, потом еще одно – по видеосвязи, уже с эйчаром и c кем-то из среднего звена руководства, но Уля от волнения пропустила его имя и должность. А после Нового года ее пригласили на очное собеседование с самым главным юридическим боссом, в помощники к которому и будет пробоваться Уля.

Кому надо сказать за это спасибо? Маме. Именно она постоянно внушала Ульяне мысль о важности того, чтобы хорошо учиться, о важности хорошего образования. Уля к маминым словам прислушивалась. И училась, училась, училась. Как завещал сами знаете кто. Золотая медаль, красный диплом.

В перспективе – очень хорошая должность в очень хорошей компании.

Здорово же? Здорово.

Правда, с личной жизнью как-то не очень. Пока девочки-сверстницы крутили романы и бегали на свидания, Ульяна корпела над учебой. Но не маму же в этом обвинять?

Стыдно обвинять маму взрослой почти тридцатилетней женщине. Которая женщиной, к слову сказать, стала всего три года назад. В этом тоже мама виновата?

Конечно, нет. Уля наклонила голову в другую сторону. Вспомнилось любимое выражение бабушки: «Север маленьких не рождает». Улины корни уходили глубоко в русский север, куда-то под Архангельск, к поморам. Но почему-то это правило – про то, что Север маленьких не рождает – в полной мере решило проявить себя именно в Уле. Которая и жила-то уже не на Севере, и только помнила смутно крепкий деревянный дом в деревне, куда ее привозили как-то раз или два в детстве, и вкус чая с брусничным листом, медом и клюквой, и пироги тоже с брусникой.

А так – и мама Ули выросла уже в городе, и сама Уля. И на маме правило это почему-то не сработало. А вот на Ульяне – здравствуйте, пожалуйста.

Север помнит, мать его!

Нет, Уле досталось и кое-что, что ей в себе безоговорочно нравилось. Например, Уля была натуральной блондинкой. Не белесой, а блондинкой, с густыми, красивого пшеничного оттенка волосами. И глаза голубые к ним прилагались. А еще Уле досталось настоящего северного здоровья – ее не брали ни гриппы, ни простуды, и в детстве Уля даже расстраивалась – все одноклассники по несколько раз в году прогуливают занятия из-за болезни, а она, как проклятая, ходит в школу. Только став взрослой, Уля оценила, какое это преимущество. И как ей в этом повезло.

Но в наборе прилагалась фигура, которая была весьма далека от модельных девяносто-шестьдесят-девяносто и, что самое грустное, никогда бы, ни при каких обстоятельствах, к этим параметрам не приблизилась. Ну не рождает Север, так его растак, маленьких! А рождает девушек ростом сто семьдесят пять и весом под восемьдесят килограмм. Самое ужасное заключалось в том, что Уля совершенно не могла соблюдать никакие диеты. Она пыталась. С силой воли и упорством у Ули был полный порядок.

И когда она прямо в туалете, встав с унитаза, хлопнулась в обморок и разбила себе лоб о дверь, мама сказала: «Хватит!». А еще мама сказала, что Уля не толстая.

– Угу, я не толстая, у меня просто кость широкая, – пробормотала Ульяна, прижимая к разбитому лбу марлевую салфетку с антисептическим раствором.

– Это называется – стать! – отрезала тогда Екатерина Дмитриевна. – Ты станешь старше и поймешь, что настоящие мужчины ценят статных женщин!

Уля стала взрослой. Поняла, что мужчины ценят тонкие талии, длинные ноги и силиконовую грудь мячиком.

Глава 2.

Если бы он оставил две простыни – она бы, наверное, замоталась в обе. Но и из одной Ульяна себе соорудила практически саван мумии. Господи, такая смешная. Чего стесняться-то? Как говорится, что естественно, то не без оргазма.

Когда соседка Настасья Капитоновна пару дней назад пришла к нему и сказала, что к ней на Новый год приезжает внучка, Захар не придал этим словам никакого значения. Ну, подумаешь, внучка. Пусть и Настасьи Капитоновны. Захар искренне считал, что с соседкой ему повезло. Когда он три года назад купил этот дом, Настасья Капитоновна пришла к нему знакомиться в первый же вечер. Точнее, сначала пришел кот – огромный, бело-черный, с порванным явно в драке ухом. Он сидел на заборе и наблюдал за тем, как Захар вносит вещи в дом. Ни на «Кис-кис», ни на «Кыш!» не реагировал. И потом исчез. А вечером в гости пожаловала хозяйка кота. Захар не имел никаких проблем с тем, чтобы поставить бесцеремонного человека на место, в этом у него был богатейший опыт. Но Настасья Капитоновна пришла с миской, крытой вышитым полотенцем, под которым обнаружились еще теплые пироги. Это и стало принципиальным поворотным моментом в их знакомстве. Уставший, голодный с дороги мужик перед теплыми пирогами беспомощен как младенец.

За три года знакомства их отношения стали по-настоящему добрососедскими. Хотя Захар не жил в этом доме постоянно и приезжал, как правило, раз в год, на новогодние праздники. Все остальное время дом пустовал, и присматривала за ним за согласованное вознаграждение Настасья Капитоновна.

Захару импонировала эта женщина. Тем, что сохраняла, несмотря на свой солидный возраст, бодрость духа. Тем, что была, как и Захар, человеком, никогда не имевшим собственной семьи в виде супруга и детей. Тем, что не считала это какой-то ущербностью. Тем, что не пыталась Захара как-то повернуть в сторону этой самой семейной жизни. «Не все для нее годятся», – говорила она. И иногда добавляла, уже лично про себя: «А, может, просто время упустила» – но безо всякой вселенской грусти. И, самое главное, без нравоучений на тему того, чтобы и Захар это время не упускал – в отличие от дорогой мамочки, которая с какого-то времени отсутствие внуков – хотя бы одного – воспринимала как трагедию мирового масштаба. А в последнее время еще и заимела привычку при каждом удобном и неудобном случае заводить разговор о Балашовых – Артуре и Милане – и о том, какие они молодцы и родили деток. Правда, их отец, Антон Балашов, который тоже «народил» детку, молодцом не был. И Захар за компанию с Антоном Балашовым явно не молодец. Только Антон Балашов не молодец с деткой, а Захар – без.

Ну и пусть не молодец. Зато у Настасьи Капитоновны к Захару никаких претензий не было. Она исправно следила за его домом, нанимала местных мужиков весной сбросить снег с крыши, завела какие-то цветы на его участке – будто своего мало – и регулярно их поливала. А когда Захар приезжал, угощала его всевозможными вкусностями собственного изготовления – начиная от пирогов и заканчивая квашеной капустой и малиновым вареньем. Захар привозил ей в качестве ответной любезности пакет с лекарствами, которого Настасье Капитоновне хватало обычно на год. Впрочем, иногда Захар приезжал и чаще. Когда совсем задалбывало все – давление и манипуляции со стороны матери и их застарелый конфликт, чужие тупость и жадность, собственная рефлексия, в которой Захар себе очень неохотно признавался. Тогда он приезжал сюда. Выдерживал шквал причитаний от Настасьи Капитоновны на тему того, что не предупредил, топил баню, пил чай с малиновым вареньем и играл с соседкой в шахматы. Она его регулярно надирала в этой игре, а потом снова заваривала чай, командовала умной колонке включить хорошие старые песни и рассказывала Захару, как она в молодости с двумя двоюродными сестрами уехала на самый Дальний Восток, в Советскую Гавань, как солила там рыбу и как чуть не сбежала с черноглазым японским моряком.

– А чего не убежали-то? – в который раз спрашивал Настасью Капитоновну Захар, запуская ложку в розетку с вареньем.

– А уж больно ноги у него кривые были. Ну, знаешь, как говорят: кривоногий моряк – к удаче. Этот был прям всем талисманам талисман.

И они дружно смеялись.

Была Настасья Капитоновна женщиной верующей, но веру это свою никому насильно не несла, справедливо полагая, что дар проповедника – редкий, и абы кому не дается. В этом году Захар в первый раз отвез соседку в церковь, на службу. Обычно Настасья Капитоновна сама покрывала пешком расстояние до храма, располагавшегося на противоположной окраине поселения, там, где проходила старая дорога. Но годы уже брали свое, тазобедренный сустав у соседки совсем распоясался – по ее собственному выражению, и хотя она отнекивалась, Захар просто выкатил свой джип перед соседскими воротами. И Настасья Капитоновна, не сдержав довольного вздоха, с помощью Захара устроилась на переднем сиденье.

– Ух ты, как у тебя тут высоко, как в кабине тепловоза.

– А вы ездили в кабине тепловоза?

– Бывало, – гордо отозвалась Настасья Капитоновна.

Захар отвез ее в храм. На отчетный концерт до Дома культуры Настасья Капитоновна планировала добраться сама, а вот обратно забирать ее снова Захару. Его это абсолютно не тяготило.

Ровно до сегодняшнего момента.

В просьбе Настасьи Капитоновны встретить двоюродную внучку Ульяну Захар не увидел ничего особенного, он знал, что на каждый Новый год к соседке приезжает племянница. Он видел эту женщину, но дальше вежливого «Здравствуйте» дело не заходило. А в этом году вместо племянницы – внучка. Какая разница? А потом он замотался, таскал дрова, топил баню, упарился. И как-то неожиданно охватило вдруг состояние… или желание… чего-нибудь отчебучить. В конце концов, именно ради этого он сюда и приезжал. Когда до черта уставал быть нормальным и делать то, что от него все ждут. Это ужасно скучно и чертовски утомительно.

И сегодня то ли дурь подняла голову – если бы это характеризовала мама, то ли удаль молодецкая – это если бы оценку давал Артур. В общем, Захару стало очень жарко и очень скучно. Поэтому он пошел чистить снег в одних трусах и войлочной шапке Деда Мороза. А тут – она.

Глава 3.

У него оказалась большая машина – темно-зеленый брутальный джип. На предыдущем месте работы у шефа Ульяны была такая же, только черная. Но шеф, будучи, как его Ульяна называла за глаза, «мэтр с кепкой», из этой машины то ли выпадал, то ли выкатывался – Уля затруднялась с определением. Захару же этот огромный брутальный джип очень походил. По размеру был. И управлял им Захар уверенно.

Ульяна молча сидела на пассажирском сиденье и заставляла себя думать о чем угодно, только не о том, что было в бане. Вот машина Захара. Она дорогая, Ульяна это понимала. И дом у него хороший, добротный. И наверняка еще квартира есть. И кольца на обручальном пальце нет.

Завидный жених, словом. Не упускай, Уля, шанса. Так она и не упустила. Прямо на все деньги воспользовалась. Уля не смогла сдержать тихого вздоха, отвернулась и уставилась в окно.

Давешняя прозрачность воздуха сменилась мягкой серостью надвигающихся сумерек. Вот и в Улиной жизни еще несколько часов было так же прозрачно. А теперь… теперь она не понимала, кто она. Если оказалась способна на такое.

– Красиво тут, – непонятно к чему пробормотала она.

– Очень, – ровно отозвался Захар.

И все.

Ну вот. Мужчина получил то, что ему, мужчине, было надо, и разом утратил интерес. Захар, наверное, даже досадует, что она потащилась с ним. Ульяна упрямо вздернула подбородок.

– У тебя музыка в машине есть?

– Мы уже почти приехали.

Понятно. Ее желания теперь не имеют никакого значения. Почему-то засвербело в носу. А Уле на колени положили крошечный пульт.

– Но если хочешь – выбирай на свой вкус.

Она так и сидела с этим пультом в руке весь остаток пути. Они и в самом деле через пару минут приехали.

***

– Вот, Настасья Капитоновна, доставил в целости и сохранности.

– Ай, спасибо! Ну-ка, Ульяна, дай я тебя разгляжу, моя красавица!

Бабушка Настасья Капитоновна оказалась вообще не человеком Севера – если говорить о габаритах. Она была среднего роста, поджарая, коротко стриженые абсолютно седые волосы плотной кудрявой шапкой покрывали голову. Одета она была в темно-синюю парку, из-под которой виднелась длинная трикотажная юбка, и спортивные зимние ботинки с меховой опушкой по верху. Шею Настасьи Капитоновны украшал объемный снуд.

Такую женщину старушкой язык не поворачивался назвать. В общем, сюрпризы в этой поездке никак не желали заканчиваться.

Уля покорно позволяла себя обнимать, тормошить, разглядывать. И не сразу заметила, что в руке у Настасьи Капитоновны трость, которая петлей была закреплена на кисти.

И тут Уле вдруг почему-то стало стыдно. Непонятно, за что, но уже никак не связанное с Захаром.

– Я очень рада, что приехала к вам, Настасья Капитоновна, – совершенно искренне сказала Уля. И осторожно обняла бабушку в ответ.

– А я-то как рада! – энергично отозвалась Настасья Капитоновна. Легко похлопала Улю по руке. – А то все на фотографиях да на фотографиях, да и много ли на этом экранчике разглядишь? А ты вон у меня какая красавица. Красавица же, Захар, верно?

– Совершенно верно, – невозмутимо отозвался Захар. А Уле безотчетно захотелось подойти и пнуть его. Куда-нибудь, где мягче всего. Например, в пах! Стоит тут с таким видом, будто они едва знакомы! Будто не ее это он полчаса назад…

– Ну, давайте, поехали, – прервала Настасья Капитоновна поток Улиных кровожадных мыслей. – Улюшка поди устала с дороги. Голодная.

– Я Ульяну накормил, – Захар открыл перед Настасьей Капитоновной заднюю дверь машины.

– Да чем ты накормить можешь, холостяк! Нет, домашнее да бабушкино – оно ж никакого сравнения! – безапелляционно ответила Настасья Капитоновна, позволяя Захару подсадить себя на высокую подножку джипа. – Верно же, Улюшка?

– Совершенно верно, – отозвалась Ульяна и показала язык спине Захара. И поймала взглядом в стекле отражение его улыбки.

***

Когда они приехали, Захар точно так же помог Настасье Капитоновне выйти из машины. А потом бабушка подхватила Ульяну под руку и неожиданно быстро для человека с тростью повлекла Улю к своему дому, что-то говоря про домашний ужин и булочки. Булочки сегодня Ульяна уже откушала. Она все же обернулась. Захар стоял у машины и смотрел им вслед. Увидев, что Ульяна оглянулась, он поднял согнутую руку на уровень плеча и пошевелил пальцами. Как интерпретировать этот жест, Уля так и не поняла. Да и вообще в ближайшие несколько часов ей было не до анализа и интерпретаций.

Настасья Капитоновна оказалась дамой на удивление энергичной. И при этом очень приятной в общении. Ее многословность и легкая суетливость была сейчас Ульяне даже на руку – они не оставляли места для самокопаний. И дом у бабушки оказался вполне приятным. Он, конечно, явно был скромнее, чем дом Захара – и по площади, и по внутренней отделке. Но, к огромному облегчению Ули, в нем были все удобства, как в городской квартире – и туалет, и скромная душевая кабина, и горячая вода. «Мне это куда как больше нравится, – прокомментировала Настасья Капитоновна наличие душевой кабины. – А то мне с моей ногой в ванну залезать вообще неудобно. А тут раз, нажал – и сверху тепленькая пошла». Уля лишь хмыкнула на «тепленькая пошла».

В небольшом домике оказалась неожиданно большая кухня с настоящей печью, просторная комната типа гостиной, с диваном, большим столом и телевизором и совсем крошечная спальня.

– А тебя я на диване положу! Он разбирается, тебе будет просторно! – энергично уведомили Ульяну.

Ну, на диване – так на диване.

И дальше Уля с удовольствием погрузилась в домашние хлопоты.

Они поужинали вкуснейшим борщом, отполировав его чаем с теми самыми булочками. А потом Настасья Капитоновна, убрав все со стола, вытащила на свет божий несколько толстенных альбомов. В их недрах нашлась даже пара фотографий самой Ульяны – совсем маленькой. Уля с удовольствием и интересом рассматривала фотографии и слушала рассказы Настасьи Капитоновны. Там было слушать – не переслушать. И все же в какой-то момент Ульяна поняла, что едва сдерживает зевоту. А потом и вовсе не удержалась – зевнула.

Глава 4.

Круговерть и мельтешение останавливались медленно. И так же медленно и неохотно Уля выплывала из чувственного тумана. Тело пребывало в неге.

Тело лежало на другом теле!

Ульяна дернулась и почувствовала, как мужская рука, лежащая на ее попе, двинулась выше, легла на поясницу и прижала.

– Куда?

– Я тяжелая, – пискнула Уля.

– Да ладно? – хмыкнул Захар. Рука его принялась что-то чертить на ее пояснице, отчего Уля тут же стала покрываться мурашками

– Я вешу восемьдесят килограмм, – зачем-то вдруг выпалила Ульяна. – Ну, или чуть меньше.

– Ну а – я значительно больше.

– А сколько? – внезапно заинтересовалась Ульяна.

– А не знаю, – пальцы Захара продолжали выписывать какие-то линии на ее пояснице, рассыпая салюты мурашек по телу. – Давно не взвешивался. Последний раз было сто двадцать, кажется. Но, по-моему, я с того времени чуток набрал.

Проблема лишнего веса у Захара явно не стояла. Веса у него лишнего не было. Захара было просто много. И это почему-то Улю успокоило. Наверное, ему и в самом деле… не тяжело.

– А давай еще шампанского выпьем? – вдруг предложил Захар. – Пока оно не согрелось окончательно.

– Давай.

Попытку Ульяны натянуть на себя одеяло Захар решительно пресек.

– Ты разве не знаешь? – он протянул ей одной рукой бутылку, другой решительно сбивая одеяло за спину. – Шампанское в новогоднюю ночь полагается пить голой.

Его глаза смеялись. А еще в них было восхищение. И Уля вдруг поняла, что вот прямо сейчас ей реально вообще на все пофиг. На все мысли «А как же?» и «А если?», на сомнения, на комплексы, на все сегодня плевать. На все, кроме этого удивительного мужчины рядом.

– А как же носки? – Ульяна подтянула под себя ногу, взяла бутылку из рук Захара и сделала щедрый глоток. Шампанское было уже не ледяным, но все еще достаточно холодным. И очень вкусным.

– В носках можно, – шепнул ей Захар, обнимая сзади.

Это было и в самом деле новогоднее чудо – пить из горлышка шампанское, будучи одетой только в носки – и нисколько не смущаться этого. Чувствовать, как сзади к тебе прижимается большое обнаженное горячее мужское тело. Чувствовать поцелуи на своих плечах и шее. Ощущать касания его холодных – от того, что держал бутылку с шампанским – пальцев к своей груди. Это почему-то очень горячие касания, несмотря на холод пальцев.
А потом протянуть ему бутылку, откинуться на постель, забросить на изголовье руки и прошептать:

– Допивай и приступай.

И его поцелуи со вкусом шампанского, и его губы, руки, язык – везде. И потом все только еще слаще и… и уже совсем после веки тяжелеют, но из последних сил Ульяна все же открывает глаза.

– Захар, я сейчас усну.

– Так спи, – ее обнимают крепче поперек живота и притягивают к широкой груди.

– Нет, мне надо домой.

– Не надо.

– Надо, – Ульяна сняла руку Захара со своего живота. – Бабушка ругаться будет.

Несмотря на все наслаждение сегодняшней ночи – и вчерашней бани тоже! – за этот взрыв смеха Уля была готова его придушить.

Захар, похож, заметил кровожадный блеск ее глаз и сел. Демонстративно зевнул, прикрывая рот кулаком.

– Ты точно не хочешь спать здесь? – он самым искусительным жестом обвел рукой широкую постель.

Соблазнительно. Очень. Остаться здесь. И засыпать, чувствуя, как Захар ее обнимает. Уля почему-то была уверена, что именно так и будет. Но… но она где-то внутри очень отчетливо чувствовала, что так будет неправильно. Что если она заявится домой завтра утром – то это будет нехорошо. И ей точно будет стыдно смотреть в глаза бабушке – как бы глупо это ни звучало. Уля это точно знала.

– Нет. Я пойду.

Она подползла к краю кровати, неловко спустила ноги и встала. И, стараясь не думать, как это выглядит со стороны Захара, стала собирать свою одежду.

– Я тебя провожу.

Уля даже оглянулась на Захара от удивления.

– Зачем? Это же в соседний дом.

Он тоже подтянулся к краю постели, встал и повторил упрямо:

– Я тебя провожу.

Уля лишь пожала плечами.

Когда она одевалась, то думала – наверное, нарочно, чтобы не думать о чем-то, о чем думать не следует – о всякой ерунде. О том, например, что сил у нее на то, чтобы идти сейчас в душ, просто нет. Да и бабушку еще разбудит своими ночными гигиеническими процедурами. Что так и ляжет спать вся в следах греха. Не у Захара же мыться? Хотя, может, это не такая уж и глупая идея и… Нет, надо уходить.

– Держи, – в ее ладонь скользнуло что-то круглое. Это оказалось яблоко с блюда с фруктами.

Ульяна хотела спросить что-нибудь вроде «Зачем?», но почему-то не стала. Кивнула и молча обхватила яблоко пальцами. Оно было круглое и ладно лежало в ладони.

***

– Ты замерзнешь, – Уля смотрела куда-то в середину груди Захара, в развал так и не застегнутой короткой куртки.

– Ты же сама сказала – мне до соседнего дома.

А потом он привлек Улю к себе, прижал – и поцеловал. В губы, каким-то таким поцелуем, от которого у нее закружилась голова похлеще, чем от тех, смелых поцелуев в постели. Когда не в губы, а совсем в другие места. Но голова сейчас кружилась так, что до слабости в ногах.

– До завтра, – шепнул ей Захар прямо в приоткрытые губы. – Точнее, до сегодня. – А потом развернул, подтолкнул к двери бабушкиного дома и напутствовал. – Постарайся выспаться.

***

Утро было милосердным. Настасья Капитоновна дала Уле выспаться, и лишь, когда часы показали одиннадцать, начала будить внучку.

– Улюшка, давай-ка просыпаться, девонька. Уже гости скоро придут, а ты все подушку обнимаешь, – Уля сонно вздохнула и перевернулась на спину. – Что, допоздна вчера с Захаркой засиделись?

Вот слова про Захара – самое лучшее средство, чтобы резко проснуться. И так же резко сесть на диване. Настасья Капитоновна устроилась на краю дивана и с какой-то чуть насмешливой – а, может, Уле это показалось спросонья – улыбкой смотрела на внучку.

Глава 5.

Окна дома Захара были темные. Неужели спит?! Это единственное, что Ульяна успела заметить и подумать, прежде чем ее кто-то тронул за руку. Она подскочила на месте, а крик остался запечатанным в горле большой мужской ладонью.

– Ты чего орешь? – зашептал ей Захар на ухо.

Она медленно подняла руку и убрала его ладонь со своего рта. И обессиленно откинулась на его грудь.

– Как ты меня напугал…

– Чего напугал-то?

– Я думал, ты меня дома ждешь.

– Нечего тебе по ночам одной ходить, – он распахнул куртку и обернул Улю полами. – А я тут уже полчаса жду.

Ульяна развернулась, скользнула руками под куртку и обняла за спину.

– Замерз?

– Не. А, да, замерз! Пойдем меня греть.

– Пойдем.

И Уля снова захрустела яблоком, которое чудом не выпало у нее из ладони.

***

В доме по-прежнему горели только гирлянды. И Захар по-прежнему крепко держал ее за руку, пока они поднимались по лестнице на мансарду. И там их по-прежнему встречала широкая кровать. И блюдо с фруктами так же стояло на прикроватной тумбочке. Только вместо шампанского сегодня – кувшин с рубиново-красным морсом.

И поцелуи Захара такие же… такие же горячие. И руки его тоже горячие. И куда-то быстро исчезает одежда. И все, что Ульяне нужно – это его горячее обнаженное тело.

Она снова попадает под гипноз его прикосновений. Ничего не видит, ничего не слышит, только чувствует. Как его руки гладят и сжимают грудь. Как трутся горячие и чуть шершавые ладони о соски. Как на смену ладоням приходят пальцы. Потом губы.

И потом его губы везде, и она уже точно знает, что скоро будет совсем хорошо и сладко. Уверенность в этом – что-то совершенно новое для Ульяны. Это первый мужчина в ее жизни, про которого есть такая уверенность. Про которого она точно знает, что он сейчас сделает ей хорошо. Очень хорошо. Так, как до него никогда не было.

И он делает.

И, дав ей немного времени продышаться после оргазма, обжигает шепотом ухо то ли просьбой, то ли стоном.

– Сзади тебя хочу. Пожалуйста…

Можно подумать, она бы смогла отказать. Можно подумать, он бы дал ей такой шанс. Потому что уже через секунду Захар за бедра подтянул ее верх, провел ладонью по спине, огладил ягодицы.

– Ля, какая же ты…

Уля всегда считала, что поза, когда мужчина сзади – тоже не для нее. Ну, потому что у нее сзади – лучшие сантиметры и килограммы Севера. Ее поза вообще – на спине, желательно в темноте и в идеале – под одеялом. Так спокойнее и получается почти не рефлексировать. Сейчас рефлексировать, несмотря на позу, свет от гирлянд и отсутствие одеяла, не получалось от слова «совсем». Сейчас получалось только прогибаться сильнее, поднимая бедра выше, тяжело дышать и вздрагивать от предвкушения.

Ну чего он там копается и шуршит?!

Ой…

Это самое «Ой» у нее и вырвалось. Ульяна почувствовала, как Захар всем телом прижался к ней сзади, как сжались его пальцы на ее бедрах. Чувствовала горячую наполненность и растянутость им – в этом положении почему-то гораздо сильнее. И с мурашками почувствовала, как он часто целует ее в плечо.

– Что? Сильно? Глубоко?

У нее был один такой не очень приятный эпизод. Когда она не слишком трезвая попросила своего партнера: «Хочу глубже!». После этого эпизода их отношения и прекратились. Потому что она тогда услышала: «Ты дура? Какое глубже? У тебя там и так тоннель под Ла-Маншем!». То чувство стыда и, одновременно, дикой злости на этого недоделанного проходчика тоннелей Уля отчетливо запомнила. Думала, не забудет никогда.

А теперь у нее случился приступ амнезии. Она прикусила губу, но это не помогло. И Ульяна прогнулась еще сильнее и простонала:

– Мало. Хочу еще. Глубже. Сильнее.

Поцелуи прекратились. Захар замер. А потом прикусил ей шею – не сильно, но чувствительно.

– Как прикажете.

У него был еще запас – чем – и глубже, и сильнее. Так, что Уля впервые в жизни почувствовала, что ее трахают. Жарят. Дерут. И даже то самое матерное слово. Вот теперь весь смысл этих глаголов до Ульяны дошел. Можно сказать, в нее эти слова вдолбили – надежнее, чем репетитор тригонометрию в одиннадцатом классе.

Только результатом стал не высокий балл на экзамене, а опустошительный, горячий как лава, оргазм.

Она шлепнулась на живот и дышала, как вытащенная на берег рыба. Чувствовала, как губы Захара снова касаются ее плеча, как обнимает и поворачивает их обоих на бок. И его хриплый шепот.

– Какая же ты у меня… огонь-пожар…

***

Ее же из рук выпускать не хочется. Это оказалось прямо чем-то новым для Захара. Ему раньше всегда… всегда было как-то… как-то брезгливо после. Лежишь весь потный, липкий. И члену после секса почему-то холодно. И хочется не обниматься, а в душ, помыться, одеться в сухое и чистое, и чтобы, когда вернулся в спальню, в постели уже никого не было. И тогда можно чаю бахнуть. Или сразу спать завалиться. Только этот сценарий практически утопический, и приходилось исполнять стандартный ритуал, что-то говорить, потом вызывать такси или, не приняв душ, быстрее уходить самому.

В последнее время Захар стал тяготиться случайными связями. На это уходило избыточно много времени и сил. А в результате получишь, скорее всего, унылый перепихон в виде утешительного приза, про который сразу хочется забыть. Но заводить постоянные отношения – еще хуже. Со своей последней партнершей Захар расстался около месяца назад. У них был хороший секс, Оксана была старше его на пару лет, женщина разведенная и раскрепощенная. Но в какой-то момент Захар понял, что Оксана начинает на него рассчитывать. Нет, ему нетрудно было решить какие-то ее мелкие бытовые проблемы, приехать, заглянуть под капот машины или помочь с покупкой мебели. Но давать надежды, что это все может куда-то дальше развиться – а судя по тому, что просьбы становились все более частыми и все менее скромными, Оксана именно на это и рассчитывала – в корне неправильно.