Белый свет ламп резал глаза так же ровно, как её голос. В клинике пахло стерильностью и кофе — сочетание, которое устраивало Ольгу: бодрит и не оставляет следов. Она стояла у стойки ресепшена, просматривая отчёт.
Каждое движение Ольги было точным, как выверенный жест хирурга: ни спешки, ни случайности. Даже паузы между словами казались частью ритуала — ровного, уверенного, её собственного ритма.
Пациентки вечно гадали её возраст — и всегда промахивались. Помада без блеска, пучок без единого выбившегося волоска, юбка сидит идеально, будто на неё примеряли свет. Резинка на затылке тянула волосы туже, чем нужно — к вечеру привычно заноет, но она всё равно не ослабит. В её мире ни одна деталь не имела права расслабиться первой.
Неделю назад одна из постоянных клиенток, глядя на неё в зеркало после процедуры, вдруг нерешительно спросила:
— Простите, может, это не совсем прилично… но, Ольга Сергеевна, а сколько вам лет?
— Сорок два, — спокойно ответила она.
— Сорок два? — женщина вскинула брови. — Я думала, тридцать с хвостиком.
Ольга чуть улыбнулась:
— Главное, чтобы кожа думала так же.
Клиентка рассмеялась, а в её взгляде появилось то особое уважение, которое Ольга ценила больше любых комплиментов.
— Ольга Сергеевна, — Марина подошла к стойке ресепшена. Невысокая, подтянутая, с короткой стрижкой, она двигалась быстро, почти бесшумно — как человек, привыкший держать всё под контролем. Очки с тонкой оправой, строгий костюм, аккуратный маникюр — всё в ней дышало выверенностью. Даже планшет она держала ровно, как папку с секретными данными.
Главный администратор клиники, Марина знала этот бизнес не хуже бухгалтерии и врачей — от поставок до расписания уборщиц. Без неё всё бы продолжало работать, но уже не так спокойно.
— У нас проблема, — сказала она тихо, но с тем оттенком голоса, который предвещает бурю. — ВИП-клиентка Кузнецова отказалась от процедуры. Говорит, что на прошлой неделе после пилинга у неё «всё лицо горело» и что теперь подумает, стоит ли вообще к нам возвращаться.
Ольга подняла взгляд.
— Она «подумать» обещала ещё в прошлом месяце, когда потребовала скидку на плазмолифтинг.
— Я помню. Но сегодня она уже написала отзыв в чате пациентов. Смайлик и фраза «не всё так идеально, как кажется».
Пальцы Ольги на секунду замерли над экраном телефона.
— Скинь ссылку.
— Уже отправила.
— Хорошо. Вечером позвони ей сама. Мягко. И скажи, что я жду её лично.
Марина кивнула, но в голосе прозвучала едва заметная тревога:
— Может, подключить Диану? Она с ней ладит, …
— Диана умеет флиртовать, а не решать, — перебила Ольга. — Клиентка не хочет решения, Марина. Она хочет, чтобы с ней лично поговорила руководитель клиники. Чтобы почувствовать, что её обидой занимаются на уровне ее воображаемой короны.
Марина тихо усмехнулась.
— То есть посюсюкаться?
— Вежливо и с дорогим словарём, — ответила Ольга, снова смотря отчёты.
В этот момент из процедурной донёсся звонкий смех Дианы — лёгкий, как брызги шампанского.
Ольга невольно повернула голову. В мире, где всё идёт по ритуалу, смех всегда звучал как вызов.
— Девочки, если клиентка хочет губы как у Беллы Хадид, пусть сначала лицо вернёт из отпуска! — и снова хохот, заразительный, беспечный.
Диана умела смеяться так, будто вокруг не существовало ни отчётов, ни усталости. Блондинка с длинными ухоженными волосами и сияющим макияжем, она всегда выглядела так, словно вышла из салона, где сама же и работает. Клиентки её обожали — за лёгкость, за шутки, за умение успокоить перед уколом одной только улыбкой. Но для Марины её жизнерадостность была как пыль на идеально вымытом полу.
Марина устало закатила глаза:
— У нас тут косметология, а не КВН.
— Пусть смеётся, — спокойно ответила Ольга, не поднимая взгляда от монитора. — Пока пациенты улыбаются, я довольна.
И в этих словах не было ни капли иронии — просто холодная констатация факта. Диана могла раздражать беспечностью, но Ольга знала: без этой девичьей искры клиника звучала бы слишком тихо.
Через некоторое время появилась в дверях Ирина — высокая, прямая, в белом халате, который сидел на ней почти как форма офицера. В одной руке — чашка зелёного чая, в другой — папка с записями. Её тёмные волосы были собраны в гладкий хвост, а взгляд — холоден и точен, как лазер. Старший врач-дерматолог, она была известна тем, что замечала малейшие несовершенства — будь то кожа пациента или несогласованная цифра в отчёте. Ирина никогда не входила просто так: если появлялась в дверях, значит, что-то было не по плану.
— Диана снова в центре внимания, — сказала Ирина, появляясь в дверях. Голос спокойный, без тени эмоций. — Я посмотрела журнал — у неё перерасход анестетика. Опять.
Ольга, не отрываясь от отчета на стойке, уточнила:
— Насколько серьёзно?
— Не критично. Но тенденция. Весёлые руки, щедрая душа — редкое сочетание для экономии.
Марина поправила очки, но благоразумно промолчала. Ирина сделала глоток чая, опершись на косяк двери.
— Я понимаю, тебе нравится её энергия, — продолжила она, — но иногда складывается впечатление, что она путает клинику с шоу.
Ольга подняла взгляд, чуть прищурившись.
— Ира, ты — дерматолог, не бухгалтер. Отчёты — не твоя забота.
— А твоя — не забывать обедать, — спокойно парировала Ирина, глядя поверх чашки. — Ладно, ухожу. Но тенденцию по анестетикам всё-таки посмотрим вместе с Мариной.
Ольга позволила себе едва заметную улыбку.
— Спасибо, Ира, — мягко ответила она. — Пообедаю позже, как всегда.
— Вот именно, — кивнула Ирина с лёгким упрёком. — И именно поэтому у тебя вечный кофе вместо крови.
— Но перерасход всё же есть, — напомнила она, уже возвращаясь к делу.
— Зато результаты тоже есть, — спокойно перебила Ольга. — У Дианы золотые руки, и клиенты её обожают. Таких специалистов днём с огнём не сыщешь. Пусть смеётся, если ей так легче. Главное, что пациенты выходят счастливыми.
Ольга свернула с трассы, когда солнце уже клонилось к закату. Дорога петляла вдоль полей, где ветер гонял сухие травы и пыльцу, пахнущую травой. За аллеей из берёз начинался посёлок Никольское, в двадцати минутах от Твери.
Её одноэтажный дом с широкими окнами и фасадом цвета топлёного молока встретил привычной тишиной. Воздух пах сиренью, на крыльце лежала тень от яблони. Ворота открылись автоматически, откликнувшись на сигнал. Машина плавно въехала во двор.
Ольга выключила зажигание, на секунду прикрыла глаза. Тишина обволакивала, как одеяло. Здесь не звонили телефоны, не задавали вопросы, не требовали решений. Здесь — её территория. Без расписаний, без чужих голосов, без необходимости быть сильной.
Ольга открыла дверь машины.
Через дорогу, в саду напротив, копался Сергей: в джинсах, выгоревшей майке, с лейкой в руках. Услышав, как хлопнула дверца, он выпрямился, вытер ладонью лоб и улыбнулся.
— Ну вот и хозяйка вернулась, — сказал он. — Думал, опять на работе до ночи пропадёшь.
— Почти так и вышло, — усмехнулась она. — А ты всё в саду, как всегда?
— А что мне ещё делать? Соседку ждать — моё главное хобби, — подмигнул он.
— Серьёзное увлечение, — заметила Ольга, поднимая сумку. — И как успехи?
— Скромные. Ты ж у нас неприступная, — ответил он, прислоняясь к забору. — Я уж и кофе предлагал, и вишни носил — бесполезно.
— Может, не в кофе дело, — парировала она. — Может, просто не люблю, когда меня «ждут».
— А как тебя тогда? — улыбнулся Сергей. — Подкарауливать?
— Можно просто не стараться, — ответила она, проходя к калитке. — Самое надёжное средство от женской усталости — оставить женщину в покое.
— Вот оно как, — протянул он, хмыкнув. — А я, значит, всё не по инструкции действую.
— У тебя вообще бывают инструкции? — Ольга прищурилась.
— Бывают, но я их не читаю, — сказал он с привычной ухмылкой. — Зато могу починить всё, что скрипит.
— У меня ничего не скрипит, — ответила она.
— Забор скрипит, — возразил он. — Я проверял. Придётся чинить. А потом ты обязана будешь кофе.
— Без сахара, как ты любишь?
— Уже знаешь мои слабости, — усмехнулся он. — Опасно.
Ольга остановилась у ворот, на секунду повернулась к нему.
— Спасибо, Серёжа, но сегодня без кофе. День длинный, голова гудит.
— Понял, — кивнул он, чуть тише. — Не настаиваю. Просто знай — я тут, рядом. С гаечным ключом и добрыми намерениями.
— Вот за ключ — спасибо, — улыбнулась она. — Намерения оставь себе.
Он рассмеялся — громко, открыто, без обиды.
— Перестанут — спасибо скажу, — ответила Ольга через плечо. — Но только за ворота, не за ухаживания.
Он усмехнулся, чуть качнув головой:
— Вот так всегда, от благодарности до облома — одно предложение.
— Привыкай, — мягко бросила она. — Я женщина предсказуемая только в расписании.
Она дошла до двери, нажала на пульт — ворота за спиной мягко задвигались, скрипнув напоследок. Металлические створки медленно сомкнулись, отрезая её от взгляда Сергея, будто ставили точку в коротком диалоге.
В воздухе ещё держался лёгкий запах кедра и машинного масла — такой, что напоминал не про технику, а про мужские руки. Где-то за воротами донёсся его голос, уже издалека, чуть в шутку, чуть всерьёз:
— Всё равно починю, не переживай! Даже если не попросишь.
Ольга невольно улыбнулась. За спиной остался его приглушённый, бархатный тембр, а впереди — дом, тишина и ощущение, что вечер наконец принадлежит только ей.
Ольга сняла туфли прямо в прихожей — мягкий коврик приятно холодил ступни. Дом встретил её тишиной и знакомым запахом лаванды. Просторная кухня, столовая с большим дубовым столом, гостиная с камином, спальня с французскими шторами, две гостевых комнаты — всё на своих местах, всё под контролем.
Ольга прошла по коридору и включила свет в ванной. Холодный белый кафель отразил её силуэт. Сняла блузку, потом юбку, потом бельё — всё размеренно, без суеты. В зеркале — кожа всё ещё упругая, ровная, но на животе появилась мягкость. У бёдер — едва заметные тени, тонкие морщинки у коленей. Она провела пальцами по коже, словно проверяла, всё ли на месте.
Потом задержала взгляд на груди. Подняла руки, как будто невзначай взвесила её — округлые, тяжёлые, ещё красивые, но уже не такие упрямо-пружные, как раньше.
Держатся пока, — с иронией подумала она, чуть покачав головой. — Но скоро без пластики не обойтись.
В отражении это выглядело почти достойно — зрелая женщина с телом, которое всё ещё вызывает желание, но уже просит бережности.
Не выглядит на сорок два, — часто говорили ей.
Но тело-то не обманешь.
Подошла ближе к зеркалу. Свет касался плеч, ключиц, изгибов груди. Капля пота скатилась по животу, оставив влажную дорожку. Она повернулась боком, оценивающе, как чужое тело.
Пять лет…Пять лет ни один мужчина не прикасался ко мне.
Тело будто вспомнило то последнее прикосновение — сильные руки Вадима, тёплые, уверенные, скользящие по спине, по талии, по бёдрам. Тогда она ещё не знала, что это будет в последний раз. Воспоминание вспыхнуло коротко — как отблеск света в зеркале — и погасло, оставив только знакомое тепло под кожей.
Она задержала дыхание, сжала пальцы на бедре.
Живое всё ещё. Просто давно не тронутое.
Она открыла воду, и в ванной зашумел душ, разбивая тишину вечера.
После душа Ольга накинула халат — белый, пушистый, чуть влажный от пара. Волосы ещё капали на плечи, тонкими прядями липли к коже. Она прошла в гостиную, где мягкий свет настольной лампы делал комнату особенно уютной. Воздух пах чистотой.
На ходу она налила себе в кружку тёплой воды, сделала пару глотков — не чай, не кофе, просто привычка после душа. Потом подошла к лампе и чуть подкрутила свет — чтобы не слепил глаза, а мягко растекался по комнате.
Села в своё любимое кресло — то самое, в которое всегда опускалась по вечерам, когда хотелось просто побыть в тишине. На столике рядом лежал телефон. Несколько секунд она смотрела на него, не торопясь. Позвонить… или оставить до завтра? — мелькнула привычная усталость от разговоров. Но имя «Наталья Седых» на экране всё-таки вызвало лёгкую улыбку.
В 5:40 зал ожидания был почти пуст. Молочный свет под потолком, запах свежей выпечки, редкие шаги по плитке. Ольга сидела на жёстком стуле. Она не выспалась: веки тяжелели, но спина оставалась прямой. Зря согласилась. Три месяца. Всего три месяца.
Громкая связь ожила: короткие фразы дежурного, потом свист и тяжёлый вздох тормозов. Поезд подошёл. Ольга встала, провела рукой по подолу лёгкого жакета, будто проверяя, всё ли на месте, скользнула взглядом по присланному Натальей фото - светлая рубашка, русые волосы.
Поток людей расплескался из дверей. И он вышел — такой же, как на снимке, только живой: внимательный взгляд, спокойные плечи, сдержанная улыбка. На плече — рюкзак, в руке — чемодан на колёсиках. Он был, судя по всему, выше её почти на голову — высокий, с тем спокойным типом осанки, когда не стараются выглядеть взрослым, а просто уже стали им.
Денис стоял у выхода, оглядываясь по сторонам — немного настороженный и растерянный, будто боялся пройти мимо. На секунду задержал взгляд на какой-то женщине с чемоданом, но тут Ольга чуть подняла руку, привлекая внимание. Он заметил её, облегчённо выдохнул и пошёл навстречу, сдержанно, не торопясь.
— Здравствуйте. Вы… тётя Оля? — спросил мягко.
— Просто Ольга, — она позволила себе короткую улыбку. — Договоримся без уменьшительных.
— Понял, мм… Ольга, — кивнул он.
— Давай рюкзак, — она потянулась к ремню рюкзака, но он мягко отодвинул руку.
— Не надо, я сам, — сказал спокойно, без упрямства, но с той твёрдостью, которую не споришь. — И чемодан тоже.
Она коротко посмотрела на него — не из вежливости, а оценивающе. Воспитанный.
— Далеко до вашего дома? — спросил он, перехватывая ремень чемодана.
— Час езды, если без пробок, — ответила она.
— Значит, успею проснуться, — он улыбнулся, чуть неловко, но искренне.
Ольга лишь качнула головой и пошла первой, он — за ней, неслышно, но уверенно. Сквозняк тянул запах чего-то вокзального — дешёвых пирожков, горячего теста, чуть влажного асфальта. На перроне уже светлело, редкие прохожие прятали лица в воротники.
Они вышли к стоянке, где среди машин выделялся её тёмно-серый BMW X6 — чистый, блестящий даже в утренней серости. Денис на секунду замедлил шаг, глядя на машину, — явно не ожидал такой роскоши.
— Впечатляет, — тихо сказал он, с лёгкой улыбкой. — Я думал, у вас что-то поскромнее.
— Привычка, — ответила Ольга спокойно. — Я много езжу, поэтому выбираю надёжное.
Он поставил чемодан в багажник и тихо добавил:
— Спасибо, тётя Оля… ой, Ольга.
Он смутился, чуть опустил глаза, но в голосе прозвучала улыбка.
— Мама говорила, у вас плотный график.
— Так и есть, — отозвалась она, закрывая крышку багажника. — Но, видимо, судьба решила внести коррективы.
Он чуть усмехнулся, открыл для неё дверь, и они сели в машину.
Утренние улицы Твери были ещё полусонными — редкие машины, приглушённый рассвет скользил по витринам, по крышам домов, по капоту её BMW. В салоне играла тихая инструментальная мелодия. Денис сидел рядом, чуть повернувшись к окну, наблюдал, как город просыпается. Ни суеты, ни телефонных звонков — только шорох протектора по асфальту.
— Тверь — красивая, — сказал он, не отрывая взгляда. — Я был здесь пару раз, но только проездом.
— Привыкай, — ответила она. — Придётся пожить.
— Я не против. Мама говорила, воздух тут другой. И люди спокойнее.
Она перевела взгляд на дорогу. Несколько секунд — тишина, потом он добавил:
— У вас тут, наверное, много пациентов?
— Достаточно, — усмехнулась она. — Иногда кажется, что все женщины Твери решили стареть красиво.
Он улыбнулся.
— Чехов бы сказал, что в женщине всё должно быть прекрасно — и лицо, и одежда, и душа, и мысли.
— Цитаты с утра? — приподняла бровь. — Читать любишь?
— Очень. — Он чуть смутился, но голос остался мягким. — Толстой, Чехов, Ремарк. Иногда Достоевский, когда хочется подумать, зачем вообще всё это.
— Серьёзный набор, — заметила она. — Для твоего возраста — даже слишком.
— Наверное, — улыбнулся Денис. — Но мне ближе люди, которые чувствуют, чем те, кто делает вид.
Ольга перевела взгляд с дороги на него — коротко, но достаточно, чтобы отметить: в этой мягкости нет ни вызова, ни желания понравиться. Совсем другой темперамент, чем у тех, кто обычно рядом со мной.
— А вы? — спросил он тихо. — Любите читать?
— В последнее время — инструкции и договоры, — усмехнулась она. — Иногда журналы по косметологии.
— Ну, Толстой сказал бы, что покой — это тоже труд, — заметил он.
— Хитро выкрутился, — улыбнулась она. — Хотя, знаешь, раньше я читала много.
— Классиков?
— Нет, — покачала головой. — Женские романы. Браун, Спаркс, иногда Даниэла Стил. Когда-то мне казалось, что любовь можно разложить по главам, как в их книгах: встреча, конфликт, признание, финал.
— А теперь?
— Теперь я читаю отчеты по поставкам косметологических аппаратов, — усмехнулась она. — Всё та же структура, только без чувств.
Он тихо хмыкнул, глядя в окно.
— А ведь у Спаркса любовь всё равно трагичная, — заметил он. — Значит, вы любили драмы.
— Все женщины любят драму, — отозвалась она. — Просто кто-то — в книгах, а кто-то — в жизни.
— А вы теперь какие книги читаете? — спросил он после паузы, спокойно, без любопытства.
— Никакие, — усмехнулась она. — Работа вытеснила всё остальное.
— Жаль, — сказал он. — Книги всё-таки помогают отдыхать от людей.
— Я предпочитаю тишину, — ответила она. — После десяти часов разговоров — лучший способ выжить.
— Понимаю. — Он чуть кивнул, глядя в окно. — Мама тоже так говорит: «молчание лечит».
— Умная мама, — заметила она. — Но это не значит, что её сыну нужно молчать всё лето.
Он улыбнулся, повернув голову.
— Не волнуйтесь, я говорю, когда есть что сказать.
— Вот и хорошо, — сказала она, слегка сбавляя скорость. — Тишина — редкая роскошь, но не повод становиться тенью.Он улыбнулся — спокойно, открыто. Она кивнула и снова посмотрела на дорогу. Спокойный, внимательный, без позы. Ни наглости, ни бравады.
Было без пятнадцати десять. Ольга вошла в клинику — прохлада кондиционеров обволокла кожу, пахло чем-то чистым и дорогим: смесью эвкалипта, миндаля и тонких духов клиентов, оставшихся в воздухе. Этот запах всегда успокаивал — в нём было ощущение порядка и стерильности, как будто жизнь можно держать в балансе, если всё выверено по расписанию.
Она только сейчас поймала себя на мысли, что голодна. Ни маковой росинки со вчерашнего вечера — утром забирала Дениса с вокзала, потом отвезла домой, и на себя времени не осталось. Вечно сначала все, потом я. И удивляюсь, почему к вечеру пусто внутри.
Марина подняла голову от монитора, едва Ольга вошла:
— Ольга Сергеевна, я вчера Кузнецовой позвонила. Сказала, что вы готовы её принять лично. Она подтвердила — будет в одиннадцать.
— Поняла, — коротко ответила Ольга.
Марина чуть понизила голос:
— В чате пациенты уже обсуждают тот её отзыв. Пару человек написали, что «тоже было покраснение».
— Пару репостов в местных женских чатах уже есть, — добавила Марина. — Если Кузнецова сегодня выйдет с телефона «обиженной королевой», завтра у нас будут отмены.
Ольга нахмурилась:
— Разберёмся. Буду в своем кабинете.
Так всегда. Один недовольный смайлик — и три дня выправляй репутацию.
— Конечно, — Марина кивнула и снова вернулась к монитору.
Она прошла по коридору — каблуки гулко отзывались в плитке, как метроном. Клиника выглядела идеально: белые стены, ровные орхидеи, мягкий свет. Но внутри ощущалось напряжение — то ли из-за голода, то ли из-за лёгкого беспокойства, что сегодня что-то пойдёт не по плану.
Ее кабинет встречал привычным порядком: широкий стол из светлого дерева, папки разложены по цветам, за стеклом — аккуратно выставленные дипломы. На подоконнике — живая орхидея, та самая, которую подарила благодарная пациентка. Ничего лишнего, даже воздух здесь казался дисциплинированным.
Ольга открыла ноутбук, но тут приоткрылась дверь, и в проёме появилась Ирина — в белом халате, с контейнером и бумажным стаканом кофе.
— Ира, почему опять без стука? — устало произнесла Ольга, не поднимая взгляда.
— Потому что если стучать, ты успеешь спрятать усталость, — спокойно ответила та и прошла внутрь. — А я, между прочим, принесла завтрак. Из «Амели». Овсянка с ягодами и кофе без сахара.
Ольга подняла брови:
— Откуда ты знаешь, что я не завтракала?
— Я тебя издалека чувствую, — Ирина поставила контейнер на стол. — Ты всегда забываешь о себе, когда в клинике что-то не так.
— Спасибо, — тихо сказала Ольга, и в голосе впервые за утро прозвучало что-то мягкое.
— Не благодари, — усмехнулась Ирина. — Просто ешь, пока не остыло. А то потом опять буду слушать, как ты «не голодна».
Ольга улыбнулась, чуть качнув головой:
— Зануда.
— Профессиональная зануда, — ухмыльнулась она и вышла, оставив лёгкий запах парфюма и ощущение того, что в этом дне всё ещё можно найти кусочек заботы.
Ольга посмотрела на овсянку. Даже еда выглядит правильной. Как будто кто-то всё ещё верит, что меня можно удержать в порядке простыми вещами.
Она только успела съесть пару ложек овсянки, когда в дверь постучали. Ровно, настойчиво.
Она бросила взгляд на часы: 10:20. Рано для Кузнецовой.
— Войдите.
Дверь открылась, и в кабинет вошёл Вадим — ее бывший муж. Как всегда — будто на сцену: лёгкий запах дорогого парфюма, уверенная походка, лёгкий загар, белоснежная улыбка. На нём были светлые брюки, поло оттенка морской волны и кеды, которые выглядели слишком расслабленно для деловой встречи. Очки висели на шее, рука привычно держала папку с документами, будто реквизит, без которого он не чувствовал себя в кадре.
Он был тем типом мужчин, которые заполняют собой пространство, даже если ничего не говорят. От него исходило то самое «жизнерадостное давление» — смесь уверенности, обаяния и привычки нравиться.
Вадим умел входить так, что казалось, будто вместе с ним в комнату заходит солнце. И всё же Ольга знала: за этим светом всегда прячется тень — легкомысленная, шумная, утомительная.
Она поставила ложку, не спеша подняла глаза. Ну конечно. Только подумала, что день начнёт выравниваться.
— Ты что, забыла, что у нас сегодня встреча по новому препарату? — с улыбкой произнёс Вадим, притворно поднимая папку. — Я же специально даже рубашку не помял ради такого события.
Ольга чуть откинулась на спинку кресла:
— Забыла, — призналась спокойно. — Утро выдалось насыщенным.
— На тебя не похоже, — с лёгким укором, но в шутливом тоне сказал он. — Ты же у нас эталон пунктуальности. Если бы по тебе писали инструкции, там бы было: «Крылова. См. порядок и контроль».
Она чуть усмехнулась:
— Бывает, Вадим. Даже у идеальных систем случаются сбои.
— Ну хоть что-то человеческое в тебе появилось, — с театральным облегчением произнёс он. — А то я уже начал волноваться, что ты спишь по графику ISO и питаешься по ГОСТу.
Ольга покачала головой.
Раньше эти шутки смешили. Теперь — просто фон. Как радиошум, к которому привыкаешь.
— Рассказывай про свой препарат, — спокойно сказала она. — Что на этот раз?
— Ничего подозрительного, — поднял руки Вадим. — Без побочек, без подводных камней. Если честно, я сам бы его себе вколол, но боюсь, стану ещё обаятельнее, а ты не выдержишь.
— Опасность велика, — сухо заметила Ольга.
— Вот! Уже пошёл сарказм — значит, контакт налажен, — довольно сказал он и присел на край кресла. — Слушай, там новое оборудование для мезотерапии, я договорился о тестовой партии. Если всё понравится, можем взять под нашу клинику.
Она кивнула, профессионально, без эмоций:
— Хорошо. Привези образцы, посмотрим на тестах.
— А я думал, ты хотя бы кофе предложишь старому другу, — притворно вздохнул Вадим. — Раньше, помню, у нас и пирожные были, и смех, и жизнь била ключом.
Ольга заглушила двигатель, фары осветили аккуратные ворота и знакомый силуэт дома. Было ровно восемь вечера. День вымотал до последней капли — особенно разговор с Кузнецовой. Та жаловалась на реакцию после процедуры, писала гневные комментарии в местный чат, упоминала её фамилию. Репутационные риски — то, чего Ольга боялась больше, чем потери денег. Поэтому приняла решение: три бесплатные процедуры в знак извинения. Правильно. И всё же обидно.
Не виноваты, а извиняемся. Типичная женская стратегия выживания, — раздражённо подумала она, вынимая сумку и захлопывая дверцу.
На противоположной стороне дороги хлопнула дверь внедорожника. Сосед Сергей вытер руки тряпкой, облокотился на капот и улыбнулся. На нём — рабочая рубашка с закатанными рукавами, лицо усталое, но доброе, с лёгким загаром.
— Оля, добрый вечер. Опять до темна в клинике?
— Как всегда, — коротко кивнула она. — Клиентка устроила спектакль, пришлось гасить пожар.
— Знаю таких. Им бы не лечиться, а в театр, — усмехнулся он. — Может, поужинаем? У меня мясо есть для гриля — даже кошка оценила.
Ольга вздохнула и посмотрела на него устало, но с теплом.
— Серёж, не сегодня. Устала очень. Только бы дойти до кровати.
— Ну что ж, — не обиделся он, выпрямился, бросив тряпку. — Когда-нибудь я всё равно добьюсь ужина с тобой.
Она невольно улыбнулась.
— Посмотрим. Хорошего вечера.
— Хорошего, Оля.
Он махнул рукой и пошёл к своему дому, а она, чувствуя лёгкое послевкусие человеческого тепла, вошла в ворота. Дом встретил её тишиной и знакомым запахом чистоты — как всегда, всё на своих местах.
Она сняла туфли, аккуратно поставив их носком к стене, повесила жакет и машинально пригладила волосы. Свет в прихожей залил пространство мягким, ровным теплом — всё было так, как она любила: идеально. На окнах ни следа отпечатков, на полке ровные ключи, в гостиной — ни пылинки. Только слабый аромат ванили и чистоты, тот самый, по которому дом узнавали с порога.
На секунду Ольга позволила себе вдохнуть глубже — редкий миг покоя после дня, в котором не было ни минуты тишины. Но покой длился недолго: мысль вспыхнула внезапно, будто чужая.
Денис… Господи, совсем забыла про него.
Она нахмурилась, глядя вглубь коридора, где горел тусклый свет от ночника. Интересно, ужинал ли? Или сидит голодный, потому что не знает, где что лежит?
Неловкое чувство кольнуло изнутри.
Надеюсь, не скучает. Хоть телевизор включил? — подумала она, направляясь к кухне.
Дом был тихим, как музей после закрытия: ни шагов, ни звуков воды. Только лёгкий гул холодильника и шорох её собственных шагов по плитке.
Она направилась к кухне — хотелось просто налить стакан кефира и наконец упасть на кровать. Но, проходя мимо столовой, Ольга неожиданно остановилась как вкопанная. На длинном дубовом столе, где обычно стояла лишь ваза с цветами, теперь была живая картина: миска с жареной картошкой, посыпанной зеленью, рядом — салат из помидоров и огурцов, аккуратно выложенная тарелка с гречкой и кусочком курицы. Ложки лежали параллельно, а салат блестел от подсолнечного масла.
Она застыла на месте, не веря глазам. Всё выглядело так по-домашнему, так… неправдоподобно для её стерильного, всегда безупречно холодного дома. Воздух был наполнен запахом масла и жареных специй, и от этого контраста у неё вдруг защемило где-то глубоко под рёбрами.
Когда в последний раз здесь пахло едой, а не кофе? — пронеслось в голове. Она медленно опустилась на ближайший стул, чувствуя, как усталость смешивается с чем-то другим — удивлением и странным, почти забытым теплом.
Денис появился почти беззвучно — будто из тени, из самой тишины этого дома. На нём была чистая, немного мятая футболка, волосы чуть взъерошены, взгляд — внимательный и настороженный, словно он боялся сделать что-то не так. Несколько секунд они просто смотрели друг на друга — она сидела за столом, он стоял в дверях, и между ними повисла тонкая, почти невесомая пауза.
— Ольга… — тихо произнёс он. — Я подумал, вы, наверное, устали. Купил продукты и приготовил. Не умею особо, но вроде получилось.
Он говорил искренне, с лёгкой виноватой улыбкой, будто оправдываясь за то, что позволил себе проявить заботу. Ольга не сразу ответила — просто смотрела на него, чувствуя, как напряжение дня тает в каком-то странном, непривычном тепле.
— Это… неожиданно, — сказала она, стараясь говорить ровно, но в голосе всё же прозвучала мягкая, непривычная нота. — Спасибо, Денис.
Он смутился, отвёл глаза, проводя рукой по затылку.
— Садитесь, пожалуйста, — сказал он мягко, чуть виновато улыбнувшись. — Я сейчас чай поставлю. Не знал, когда вы придёте, поэтому не грел воду. Я помню, вы любите кофе, — добавил после короткой паузы, — но ночь на кофе — плохая идея. Чай добрее.
Ольга кивнула, пытаясь вернуть себе обычную собранность, но жест получился какой-то неуверенный. Она опустила руки на колени, чувствуя лёгкое смущение — не из-за него, а из-за себя. Что-то в его спокойствии и простоте выбивало привычный ритм.
Он повернул ручку плиты и убавил огонь: — Как сказал Уайльд, «после хорошего обеда можно простить кого угодно.
Ольга молчала, наблюдая за его движениями — неторопливыми, аккуратными. И вдруг ощутила, как в груди поднимается тихое, тёплое волнение, которое она не могла объяснить.
Боже, когда мне в последний раз готовили? — мелькнуло в голове. Не ради комплимента, не ради сделки, не ради извинений. Просто потому, что кто-то подумал, что она может устать.
Они сели напротив — аккуратно, будто каждый боялся нарушить новую, странно уютную атмосферу. Первые минуты ели молча: только звук вилок да лёгкое потрескивание чайника. Ольга заметила, как он почти не поднимает на неё глаз — и от этого молчание не было неловким, а… спокойным.
— Когда начинаются твои курсы? — наконец спросила она, отодвигая тарелку.
— Через четыре дня, — ответил он, чуть оживившись. — Документы почти оформил, завтра ещё одну справку заберу. Корпус нашёл, лаборатории хорошие. Там даже новое оборудование, не как у нас в универе было.
— Биоинженерия — звучит серьёзно, — кивнула она. — Это ведь не просто медицина?
— Кстати, кофемашина теперь работает, — сказал он между делом, словно вспоминая о чём-то второстепенном. — Там фильтр просто встал криво, я поправил.