Сыночек для босса

Глава 1. Сюрприз, дорогой

Романов

Чёрт бы всё это побрал!

Я лениво откидываюсь в кресле, наблюдая за происходящим. На экране за моей спиной рисуется идеальная картинка: ЖК «RiverSide». Панорамные окна, закатное солнце, пентхаусы, подземные паркинги, и лужайки с инвестиционно-привлекательной травой.

Артём, мой лучший сотрудник, расписывает преимущества нашего проекта перед этой стаей акул. Он, конечно, молодец – гладко выбрит, костюм сидит идеально, голос льется как мёд. Только вот ощущение, что они слушают его вполуха.

Вокруг полированного стола сидят они – инвесторы. И каждый из них смотрит так, будто я должен им что-то. Да пошли они все! Они должны быть благодарны, что я вообще трачу на них своё время и предлагаю вложиться в проект, который взорвёт этот город. Особенно эта… Инга Борисовна. Сидит, как Снежная королева, губы поджаты, в глазах – неприкрытое недовольство.

Артём в этот момент вещает о новых стандартах качества жизни, о комфорте и инвестиционной привлекательности «RiverSide». У меня аж зубы сводит от этих слащавых речей, но Артём знает свою работу. В конце концов, я плачу ему немалые деньги за то, чтобы он улыбался этим кровопийцам.

– …Таким образом, – заканчивает Артём, – «RiverSide» станет не просто жилым комплексом, а настоящей жемчужиной города. И, безусловно, выгодным вложением для ваших фондов.

Артём смотрит на Ингу Борисовну. Ждёт реакции. Я слегка приподнимаю бровь. Ну же, Снежная королева, дай нам хоть какой-то знак.

Инга Борисовна медленно поднимает руку, усыпанную бриллиантами. Я уже готов услышать про «риски», «юридические нюансы» и «возвратность капитала». Но нет.

– Господин Романов, – говорит она, глядя прямо мне в глаза. – Презентация впечатляет. Но меня интересуют более конкретные вещи. Например, гарантии. И цифры.

Я усмехаюсь. Ну, началось.

– Гарантии и цифры, Инга Борисовна? – переспрашиваю я спокойно. Пусть все видят, что я спокоен как удав. – Разумеется. Мы готовы предоставить вам всю необходимую информацию. Артём, расскажи Инге Борисовне всё. С цифрами. И с гарантиями. Особенно с гарантиями.

Артем кивает. Но не успевает он даже рта раскрыть, как…

Бах!

Дверь конференц-зала распахивается, будто её взорвали изнутри. В проёме стоит Оля. Моя секретарша. Обычно собранная, как швейцарские часы. Сейчас же, как взорвавшийся будильник.

– Даниил Михайлович… – лепечет Оля, хлопая наращенными ресницами с таким видом, будто увидела живого призрака. За её спиной, держась за тонкий край её дорогущей брендовой юбки, стоит… нечто.

Маленькое, шумное и категорически не подходящее для деловых встреч. Попахивает каким-то кошмарным форс-мажором.

В зале воцаряется тишина. Артём застыл с открытым ртом. Инга Борисовна приподняла бровь так высоко, что, кажется, скоро она улетит в космос.

Я встаю. Медленно. С достоинством. Как будто это запланированная часть презентации: «А теперь… сюрприз от застройщика!»

– Я сейчас вернусь. Артём… продолжай, – выдаю сквозь стиснутые зубы, пытаясь справиться с нервами.

Выхожу. Оля тут же начинает жестикулировать, как диспетчер на взлётной полосе. Я молча беру её за локоть, второй рукой – маленького хаоса – и веду в свой кабинет. Закрываю дверь.

– Какого хрена?! – выгибаю бровь дугой и киваю на нарушителя моего спокойствия.

– Понятия не имею! – разводит руками Оля, словно я прошу её решить уравнение Шредингера. – Я только на секунду отвернулась, чтобы проверить кофе, а он уже тут как тут. Сидит на диване, как дома! И такой… красавчик!

«Красавчик»? Маленький террорист в замызганном комбинезоне с видом эксперта ощупывает дорогую обивку итальянского кресла. Определенно не мой потенциальный покупатель и не будущий житель моих идеальных пентхаусов. Скорее, маленький вандал, присланный разрушить мои планы.

– Оля, немедленно решите вопрос с этим малышом, – приказываю я, контролируя каждый мускул на лице.

Сохраняй спокойствие, Даниил, или прощай, «RiverSide». Сейчас мне только развлечений в виде поисков горе-родителей этого создания не хватало. Каждая минута на счету, конкуренты не дремлют, презентация в разгаре, а этот ребёнок, кажется, собирается разорвать мои нервы на мелкие кусочки.

Оля впадает в полный ступор. Смотрит на «красавчика» как на восьмое чудо света и не двигается с места, явно не понимая, что от неё требуется. В её идеальном мире табличек, телефонных звонков и кофе нет графы «дети и как с ними управляться».

Впрочем, у меня тоже. Я понятия не имею, что ожидать от этого… сюрприза.

Телефон вибрирует, вырывая меня из оцепенения. Я напряжённо тянусь к нему, проклиная этот день. На экране – пропущенный вызов от Ирины. Моей драгоценной бывшей жены. Вот уж кого мне сейчас не хватало до полной кучи! Прошло больше двух лет с тех пор, как мы развелись, и я не против, чтобы период молчания затянулся ещё лет на сто.

И тут же прилетает голосовое сообщение от неё.

Я хмурюсь, бросаю испепеляющий взгляд на маленького разрушителя моего идеального мира и, стиснув зубы, нажимаю кнопку прослушивания. Сердце отчего-то неприятно сжимается в груди. Как будто кто-то внутри сжал его в кулаке и прошептал: «Ну, держись, урод».

Глава 2. Мать года, да и отец…

Романов

– Это подстава, – шепчу я себе. – Это месть. Ирина решила добить меня окончательно.

Я смотрю на сына, а он вдруг… улыбается. И в этой улыбке нет ничего от неё. Только от меня. Та же кривая линия губ, как у меня после особенно тяжелых переговоров. Та же ямочка на щеке, когда я пытаюсь изобразить дружелюбие перед конкурентами. Та же дерзость во взгляде, когда я собираюсь провернуть очередную рискованную сделку.

Он мой сын, это ведь видно. Хотя от генетической проверки я отказываться не собираюсь… учитывая бурное прошлое его мамочки.

– Оля, – говорю я, не отрывая глаз от мальчишки, – вызови уборку ко мне в кабинет. Тут, кажется, шоколадный Чернобыль. И… купи ему что-нибудь… нормальное. Без шоколада. Какую-нибудь полезную гадость, типа детского пюре из брокколи. Пусть привыкает к здоровой пище с детства.

– А… а что дальше? – спрашивает она, и в её глазах читается озадаченность.

Я смотрю на малыша. Он топает к моему стулу, явно желает попробовать себя в роли босса. Тянет ручонки к столу, на котором лежат важные документы. Доберётся туда и наступит шоколадный апокалипсис ещё и там. Акции полетят в тартарары, а сделки накроются медным тазом.

– Дальше? – вздыхаю я, предчувствуя, что моя жизнь уже никогда не будет прежней. – Дальше… я, видимо, становлюсь отцом. По крайней мере, попробую им стать.

Погружённый в невесёлые размышления, я снова набираю номер бывшей. В ответ – всё те же унылые гудки, словно она специально установила мелодию, которая должна добить меня своим пессимизмом. Она, конечно, решила включить режим «игнор». Отлично, очень по-взрослому: скинуть ребёнка на отца, а самой умчаться за тысячи километров в закат. Мать года, как пить дать, и номинация уже у неё в кармане.

Рычу на телефон, представляя, как Ира валяется где-нибудь на пляже с коктейлем, пока я тут охреневаю от новой жизни.

Открываю мессенджер и прокручиваю последние голосовые от неё. Сплошной поток самолюбования а-ля «я богиня, ты ничтожество» и обвинений в моей непростительной мужественности. Ни грамма материнского инстинкта, только эгоцентризм высшей пробы.

Как она вообще решилась родить ребёнка?

Вдруг приходит новое сообщение от Иры. Скрин свидетельства о рождении. Романов Матвей Даниилович. Моя фамилия, имя… Дата рождения… мать её, совпадает. Всё сходится, как пазл в фильме ужасов. Она забеременела незадолго до развода, получается. Скрыла от меня такой, чёрт побери, «незначительный» факт, как грядущее отцовство.

А вообще это она правильно сделала, что самолично его не привезла. Иначе моя выдержка дала бы сбой, и вместо спокойных переговоров о будущем сына, я бы прочитал ей лекцию о безответственности, достойную отдельного тома в энциклопедии. Матвейке потом было бы стыдно за такого отца-лектора.

Злость накрывает с головой. Как она могла так поступить? Превратить мою жизнь в хаос одним телефонным звонком! Сначала измена, потом развод и вот теперь такой… неожиданный подарок.

Маленький Романов, видимо, чувствует мои негативные вибрации. Он вдруг начинает надрывно плакать, как сирена воздушной тревоги, захлебываясь слезами и размазывая шоколад по лицу.

Оля, моя идеальная секретарша, обычно хладнокровная, как айсберг, смотрит на него с ужасом, словно у него заразная болезнь. Теперь красавчик начал её пугать.

– Даниил Михайлович, может… может, вызвать врача? Или… скорую? – лепечет она, поправляя идеально уложенные волосы. Боится, видимо, что ребенок испортит прическу одной только своей аурой.

– Врача?! Оля, он просто плачет! Все дети плачут! Ему, наверное, нужно… что-то! – взрываюсь я, чувствуя себя полным идиотом. Что вообще нужно этим маленьким существам? Кроме постоянного внимания, криков и памперсов, полных сюрпризов? – Сделай что-нибудь с ним! Ты же женщина, у тебя должны быть эти… материнские инстинкты!

Оля в растерянности хлопает глазами, как глупая кукла. Вот тебе и компетентность. Зато чай и кофе всегда вовремя приносит. Только сейчас положение напитками не спасти.

Вдруг в дверь робко стучат. Как же не вовремя! Кажется, сегодня на меня решили обрушить все беды разом.

– Войдите! – рявкаю я, готовый сорваться на первом, кто попадется под руку.

В кабинет заглядывает Маша Лебедева. Моя незаменимая администраторша офиса. Скромная, тихая, почти невидимка, но ураган эффективности. С её появлением наступил настоящий порядок во всех отделах.

– Даниил Михайлович, я по поводу… – начинает она, но тут же замолкает, увидев ревущего ребёнка, мою перекошенную от растерянности, злости и шока физиономию и Олю, готовую упасть в обморок. Кажется, она увидела полный набор апокалипсиса в одном кабинете.

Она ахает и, к моему полному изумлению, направляется к Матвею.

– Ой, ты мой сладкий! Что случилось? – воркует она, протягивая руки к перепачканному шоколадом ребёнку.

Я замираю, наблюдая за ней, как за инопланетным существом. Маша поднимает Матвея на руки, несмотря на его грязные ладошки и протесты. Широко ему улыбается и гладит по спинке. И всё это выглядит так… естественно. Так правильно, что аж зубы сводит от удивления.

Гениально! Нужно было просто взять ребёнка на руки! И вот маленькая бомба замедленного действия тут же снижает мощность своего крика и переключается на Машу. Неужели катастрофа миновала? Похоже, мир снова спасен, и на этот раз - скромной Лебедевой.

Визуалы героев

Даниил Михайлович Романов, 32 года

Даниил – бизнесмен, привыкший к четкому плану и полному контролю. Холодный и расчетливый, он ценит эффективность и не терпит хаоса. За маской успешного руководителя скрывается циник, разуверившийся в искренности чувств, пока в его жизни не появляется сын и его незаменимая, но такая загадочная администраторша.

Мария Сергеевна Лебедева, 25 лет

Маша Лебедева – скромный, но незаменимый администратор, серая мышка, мастерски разруливающая офисный хаос. Тихая и исполнительная, она обладает скрытым талантом находить общий язык с людьми. Под маской неприметности скрывается добрая и отзывчивая душа, готовая прийти на помощь в любой ситуации, даже если это означает уход за ребенком босса.

Дорогие читатели!

Рада приветствовать вас на страницах своей новой истории!

Мы с Музом будем счастливы вашей обратной связи: звёздочки книжке, комментарии, добавления в библиотеку и подписки на автора)

Готовы наблюдать за тем, как сердце Даниила растопит наша девочка-красавица? Тогда поехали дальше)

Глава 3. Спасительница

Романов

Так-с.

Нужно собраться. Сейчас же. Сделка с инвесторами висит на волоске, словно акробат без страховки. Нельзя дать каким-то неожиданным «сюрпризам из прошлого» разрушить то, над чем я вкалывал последние два года.

Вот только в голове до сих пор гуляет ветер, как в пустом ангаре. Ни одной внятной мысли, только хаотичный набор вопросов: «Как менять памперсы?», «Почему дети так орут?», «И зачем я вообще связался с этой Ириной?».

В душе сидит только тревога и смутное ощущение нереальности происходящего, будто я проснулся в чужом фильме, где играю роль папаши-недотёпы. Смириться и осознать себя в моменте довольно сложно, когда на тебя лавиной обрушивается такое… Это ж не просто кирпич на голову, а целый дом!

– Маша! – выдыхаю я, прежде чем успеваю подумать.

Лебедева оборачивается и вопросительно смотрит на меня. В глазах – спокойствие и готовность к новым безумным поручениям, за что ей отдельное спасибо.

Матвей по-прежнему сидит у неё на руках, тыкая пальчиком в её идеально гладкие тёмные волосы. Она выглядит такой умиротворенной и расслабленной, словно только что вышла из спа-салона, а не держит на руках ребёнка, который в любой момент может включить громкость. Я бы с удовольствием сейчас махнулся бы с ней эмоциями.

– Даниил Михайлович, я ведь по делу, – будто бы только сейчас вспоминает она, зачем вообще появилась в моём кабинете. – У продажников закончилась бумага, представляете? И я бы ни за что не стала вас беспокоить по такому пустяку, но… В общем, у наших проверенных поставщиков сейчас совершенно пустой склад, а в другом месте… ну, вы же знаете, у них обычно качество оставляет желать лучшего, а ещё вопрос в цене…

– Маша! – перебиваю я, невольно вздыхая.

Вот уж о чём я сейчас меньше всего хочу думать, так это о злосчастной бумаге для принтеров. У меня тут сделка на миллионы на грани срыва, да и… ребёнок. Снова спотыкаюсь на этой внезапно свалившейся ответственности. Как же, чёрт возьми, привыкнуть к подобному? Как это вообще осознать?

– По бумаге предоставляю вам полную свободу действий, – говорю я, стараясь придать голосу уверенности, хотя внутри всё клокочет от тревоги. – Разберитесь, как считаете нужным. Просто обеспечьте, чтобы у ребят было на чём печатать.

– Хорошо, – послушно кивает Лебедева, но взгляд её мечется по сторонам, будто она лихорадочно ищет, куда бы пристроить малыша и как можно скорее убежать, чтобы вернуться к своим обязанностям.

Этого только не хватало! Нельзя её сейчас отпускать! Только не сейчас, когда я абсолютно беспомощен и дезориентирован. И тогда, повинуясь внезапному импульсу, я решаюсь на то, что никогда бы не сделал ни в какой другой ситуации, ни при каких других обстоятельствах. Я выкладываю всю правду на хрупкие, но, как мне кажется, очень надёжные плечи своей феи офиса.

– Маша, тут такое дело… Форс-мажор вселенского масштаба, в общем, у меня случился, – начинаю я и морщусь. Звучит так, будто я пытаюсь оправдываться, а не отдаю чёткие указания сотруднику. А это не я! Я никогда так себя не веду. Обычно я говорю так, что люди дрожат и выполняют, а тут, как последний слабак перед ней оправдываюсь. – Мне нужно… работать. А тут… неожиданность… Свалилось, понимаете?

Я киваю на Матвея, а Маша продолжает молча смотреть на меня и внимательно слушать, как опытный психиатр. Ни единого лишнего слова. Кажется, она уже поняла, что у меня полная паника, хоть я и пытаюсь внешне казаться невозмутимым.

– Видите ли, это… вроде как мой сын, – сообщаю я доверительно. – Вроде как от бывшей жены. Стерва подбросила его и улетела в Европу, покорять подиум и чей-то толстый кошелёк.

Маша кривится, словно я сказал какую-то гадость. Ей будто бы не нравится, как я отзываюсь о матери моего ребенка. Но это я ещё поберёг её и не сказал всё, что думаю сейчас об Ирине. А в голове крутится много интересного и неприличного.

– У вас, видимо, опыт есть, Маша? – спрашиваю я, переходя к самому главному. – Дети?

– Братья и сестры, – пожимает она плечами, как будто это ничего не значит. – Есть небольшой опыт. Несколько штук. Выжила, вроде.

– Ну вот и отлично! – облегченно выдыхаю я, будто только что выиграл в лотерею. – Присмотрите за Матвейкой. Купите ему всё необходимое. Всё, что нужно для этого маленького террориста. Делайте всё, что надо, но… удержите этого… ангелочка… в адекватном состоянии. Чтоб он не разнес мне тут всё к чертям собачим. Я закончу презентацию с инвесторами и… придумаю что-нибудь.

Маша снова кивает, без лишних вопросов, как профессиональный секретный агент. Не понимаю, как она это делает. Спокойная, собранная… Настоящая мать Тереза в юбке.

Я хватаю со стола свою кредитку и сую ей в руку.

– Тратьте, не стесняйтесь, – говорю я, чувствуя себя спонсором благотворительного фонда для нерадивых отцов. Ради того, чтобы она повозилась с Матвеем, готов ей весь мир к ногам сложить. Ну, или хотя бы новую машину подарить. – Всё, что надо. Коляска там, подгузники… И еда. Только никакого шоколада.

– Хорошо, Даниил Михайлович, – чеканит Маша и забирает карточку. Похоже, её вообще ничего не удивляет.

Разворачивается и уходит, даже не спросив меня ничего. Неужели ей совсем не интересно, как я докатился до такой жизни? Впрочем, я и сам не знаю ответа на этот вопрос. Моя жизнь превратилась в комедию, а сценарий пишет сумасшедший.

Глава 4. Коллега

Лебедева

Выхожу от босса в некоторой растерянности. Меня мало чем можно удивить, но увиденное сегодня… словно кадр из сюрреалистичного кино. У Даниила Михайловича, этого воплощения власти и серьезности, есть ребенок. Мальчик, на вид ему годика полтора-два. От бывшей жены, как я поняла.

Самое невероятное – он о нём не знал. Как такое возможно?! Прижимаю к себе карапуза сильнее, и иду в сторону своего стола. Сердце колотится, а в голове роятся вопросы.

Игорь первым замечает, что я тут не одна, а с интересным сопровождением. Он делает шаг вперед, подходит ближе, с любопытством наклоняя голову.

– Ничего себе, – удивляется он, наклоняясь, чтобы рассмотреть ребёнка. – Это кто у нас тут такой миленький?

Матюша поворачивает голову и внимательно изучает Игоря в ответ. Его большие серые глаза с зеленоватыми искорками смотрят открыто и доверчиво. И тут меня пронзает мысль: можно ли вообще говорить о том, чей это ребёнок или нет, секрет это или нет? Инструкций на этот счет мне не давали. А я так растерялась, что не нашлась, что спросить у Даниила Михайловича. Вцепилась в кредитку и постаралась скорее ретироваться из кабинета.

Потому что наш босс… Он такой властный, серьёзный мужчина, что я рядом с ним каждый раз теряюсь. У него безумная энергетика. Только посмотрит в твою сторону, как мурашки по коже бегут, а в горле пересыхает.

А глаза… Серые с зеленцой. Как и у этого милого мальчика на моих руках. Невольно замираю, осознавая эту странную связь. У меня на руках частичка моего босса. Надо же…

Игорь переводит взгляд на меня и я понимаю, что он ожидает ответ. Пожимаю плечами, пытаясь скрыть смятение.

– Этот милашка – неожиданный нарушитель местного спокойствия.

Усмехаюсь и устраиваю Матюшу прямо на своём столе, заваленном бумагами и отчетами. На меня поглядывают, я чувствую. Тем более моё рабочее место у всех на виду. Прямо напротив поста охраны, за которым обычно отдыхает Игорь или Андрей. В зависимости от того, у кого смена.

Достаю влажные салфетки и быстро вытираю личико Матюше. Ребенок кривится, отворачивается, но я быстро заговариваю ему зубы, ловко переключаю его внимание на плюшевого мишку, который неизменно сидит на моём столе. Моего старого, доброго друга, талисмана, с которым я не расстаюсь с самого детства.

Парнишка вцепляется в игрушку мёртвой хваткой, и я думаю, что, кажется, лишилась любимого друга.

А ещё у меня действительно есть опыт общения с детьми – двое младших сестрёнок и братик. Даниил Михайлович, видимо, это каким-то образом приметил. Правда, чему я удивляюсь? Когда я вошла внутрь, самым адекватным человеком в помещении был Матюша. Просто плакал. Остальные явно пребывали в шоке.

Даже Оля. Она-то вообще всегда на высоте.

– Ты не говорила, что у тебя есть дети. Откуда он? Кто тебе его принес? – наседает Игорь с ворохом вопросов на меня.

Я внимательно слежу, чтобы Матвей не стянул ничего важного с моего стола. На этой работе я отвечаю за слишком много моментов и стараюсь держать все под контролем. Но Матюша увлечён мишкой.

Тогда я позволяю себе бросить взгляд на Игоря, придерживая ребёнка одной рукой.

– А что, если у меня дети, значит, я тебе теперь не интересна? – подначиваю я его, поднимая брови.

Тот приосанивается, выпрямляя плечи. Сколько месяцев работаю, а Игорь вечно не упускает шанса со мной пофлиртовать. Сначала я молчала, потом отнекивалась, а теперь это стало частью ежедневного рабочего дня. Научилась отвечать ему, парировать, и иногда выходят довольно забавные перепалки. Это некая возможность спустить пар и поупражняться в остроумии.

– Предложение насчет свидания всё ещё в силе. Можешь взять с собой малыша, – заявляет Игорь уверенно и улыбается.

– Пойдешь гулять со мной и с коляской? – не могу скрыть своего удивления в голосе.

Он придвигается ближе, нарушая личное пространство, и проницательно заглядывает мне в глаза. В его взгляде читается искренний интерес.

– Пойду, Маша. Даже если у тебя их целая орава.

Я качаю головой, слегка прикусывая губу. Надо же, какой прыткий! Искренне удивлена его напору. Значит, дети его не пугают. Даже наоборот.

Делаю себе мысленную отметку на будущее: Игорь всё-таки нормальный парень. Даже интересный. И чего я от него так дергаюсь? У самой-то отношений не было уже больше года после расставания с бывшим. Разочарование было таким сильным, что всякое желание строить что-то новое выгорело дотла.

Я открываю ноутбук, подхватываю Матвея и усаживаюсь с ним на стул. Устраиваю его поудобнее на коленях.

Игорь подходит ближе, опирается бедром о край моего стола и смотрит, ждёт ответ. В его взгляде – нескрываемый азарт. Кажется, если я не отвечу, он так и простоит тут до посинения, а работу за него кто будет делать? Да и за меня тоже?

Мне с бумагой надо разобраться для отдела продаж, а теперь ещё и с разными детскими принадлежностями. У Романова, судя по всему, совсем нет на это времени. Или желания. Он слишком занят управлением своей империей, чтобы вникать в такие мелочи.

Я вздыхаю, открываю сайт с автокреслами. Первым делом надо купить боссу его. Он ведь повезёт ребёнка как-то к себе домой. Не на руках же держать, а другой рулить.

Глава 5. Осознание

Романов

Я стою в дверях кабинета, превратившись в каменное изваяние. Смотрю, как этот… охранник, кажется, Игорь, наглым образом вторгается в личное пространство Маши. Его рука приземляется на её плечо. Лицо застывает в десяти сантиметрах от её лица. Он скалится, как кот, который только что сожрал канарейку. А она… она не отталкивает. Сидит, прикусив губу, с ребёнком на коленях, и что-то ему отвечает. Что-то невнятное, но не «отвали». Не «убери руки».

И почему меня это так чертовски злит? Почему во мне поднимается волна ярости, сжигающая всё на своем пути? И почему… Господи… почему эти её белоснежные зубки на губе сейчас выглядят так невинно и… одновременно, так вызывающе сексуально?

Длинные, смоляные волосы рассыпались по плечам, обрамляя её узкое лицо. Кто, во имя всего святого, носит чёлку в двадцать с лишним лет? И почему на ней это выглядит так… мило? Так естественно? Так… чертовски привлекательно?

Лебедева не красится, не кокетничает, не надевает коротких юбок, и при этом выглядит в тысячу раз лучше всех этих накаченных ботоксом моделей, с которыми я когда-то так часто пересекался. Она лёгкая, живая, настоящая.

И фигура… Чёрт! Стройные ноги, тонкая талия, изгибы, которые едва угадываются под строгим офисным нарядом, но от этого становятся ещё более желанными. Как я раньше этого не замечал? Или, скорее, не хотел замечать? Потому что это – запретная территория? Потому что это – моя сотрудница? Потому что я – босс?

Но сейчас… сейчас я никакой не босс. Сейчас я – растерянный папаша, который не знает, как переодеть памперс, и которому нужна эта женщина, чтобы его жизнь не рухнула окончательно, чтобы не утонуть в этом море неожиданной ответственности.

Я – Даниил Михайлович Романов. Мужчина, который строит небоскрёбы, управляет миллионами, а не следит за тем, кто и как флиртует с его… с его кем? С его помощницей? С его временной няней? С женщиной, которая держит на руках моего сына?

Моего сына.

Эта мысль, словно раскаленный гвоздь, снова вбивается в виски, причиняя почти физическую боль. Я до сих пор не могу до конца осознать это. Даже не потому, что Ирина – стерва, это я знал всегда. А потому, что… я отец. Я. Тот, кто не любит шума, кто не терпит хаоса, кто планирует каждый шаг на год вперёд. А теперь у меня на руках (ну, пока не на руках, но скоро) – живой, дышащий, шоколадно-перепачканный результат нашей с Ирой «любви».

И этот Игорь… Что он вообще тут делает? Он же, чёрт возьми, охранник! Его работа – стоять у двери, проверять пропуска, а не склоняться над столом и дышать Маше в лицо, да еще и с таким самодовольным видом, будто он тут главный герой. Меня захлестывает волна иррационального гнева, желание сжать его шею в стальных тисках.

Пожалуй, пора напомнить кое-кому о его должностных обязанностях. Не потому, что меня что-то в этой картине раздражает… хотя, конечно, раздражает! А потому, что так просто не положено. В моем офисе должен царить порядок. Полный и беспрекословный.

Вместо того, чтобы идти в конференц-зал и спасать несчастного Артёма от безжалостного допроса Инги Борисовны и остальных акул бизнеса, я, подчиняясь какому-то внезапному, необъяснимому порыву, направляюсь прямиком к сыну, Маше и этому наглому охраннику, забывшему о том, за что ему платят деньги.

Иду медленно, нарочито спокойно. Как тигр, который не спешит – потому что знает, что добыча уже в его лапах. Ярость клокочет внутри, но внешне я невозмутим.

Шаг. Второй. Третий. Мои дорогие, сшитые на заказ ботинки отдают глухим эхом по идеально отполированному полу. Игорь, кажется, совершенно меня не слышит. Он слишком увлечен собой, своей властью над ситуацией. А вот Лебедева меня замечает. Её большие, карие глаза расширяются. Она замирает. Даже Матвей, увлеченно дёргающий мишку за ухо, внезапно перестает и поворачивает голову на звук. Он хмурит свои крошечные бровки, будто что-то почувствовал. И я знаю, что они оба чувствуют приближение опасности. Потому что она уже здесь.

Я останавливаюсь в полуметре от стола. Не произношу пока ни слова. Просто стою, засунув руки в карманы брюк, изображая абсолютное спокойствие и уверенность. Как на тех изматывающих переговорах, когда очередной делец пытается меня развести. Мой взгляд, холодный и цепкий, как сталь, прикован к Игорю.

И тот, наконец-то почуяв на себе этот ледяной взгляд, выпрямляется и медленно поворачивается. Видит меня. Улыбка, нагловатая и самодовольная, медленно тает с его лица, как снег под раскаленным утюгом. В глазах мелькает испуг, быстро сменяющийся напускной бравадой.

– Даниил Михайлович, – бормочет он, машинально отступая на шаг назад, словно я радиоактивен. – Я как раз… ухожу.

– Отлично, – говорю я ровно. – Потому что через три минуты у тебя проверка системы видеонаблюдения на третьем этаже. И подготовь подробный доклад мне до конца дня. Письменно. С выводами. Проверю лично.

Он быстро кивает, сглотнув. Как провинившийся солдат перед суровым генералом.

– Есть.

– Игорь, – добавляю я, когда он уже разворачивается. – Личное пространство сотрудников – это не территория для флирта. Особенно в рабочее время. Особенно – у меня под носом.

– Я понял, – выдавливает он, мрачно нахмурившись и бросая быстрый, исподтишка взгляд на Машу.

Уходит. Поспешно, почти бегом, словно спасается от неминуемой кары. Но у меня почему-то возникает неприятное, сосущее предчувствие. Какое-то смутное подозрение, что он так просто не оставит своих попыток флиртовать с Машей.

Глава 6. Мы справимся

Романов

Конференц-зал. Опять. Те же полированные столы, отражающие лица инвесторов, как кривые зеркала их собственной алчности. Те же вопросы, отточенные, как лезвия бритвы – острые, холодные, предназначенные не для ответов, а для проверки, насколько ты готов к крови, насколько далеко готов зайти ради денег.

Артём монотонно вещает про ROI, про сроки окупаемости, про «оптимизированные риски» – словно читает мантру перед жертвоприношением. Я киваю, механически поддакиваю. Но внутри меня, за этой маской непроницаемости, роятся мысли вовсе не о презентации, не о графиках и цифрах.

Инга Борисовна сидит напротив, как каменная статуя. Волосы собраны в безупречный, тугой пучок. Губы сжаты в тонкую, надменную линию подчёркнутого недовольства. Она смотрит на меня. Не на Артёма, не на слайды. На меня. Вот же присосалась ко мне пиявкой…

– Даниил Михайлович, – её голос звучит, как удар молотка по стеклу, – а как вы оцениваете риски задержки строительства «RiverSide» из-за возможных изменений в градостроительном кодексе? Особенно с учётом новой поправки о зонах затопления?

Я моргаю, стараясь скрыть секундную панику. Не потому, что не знаю ответа. Я знаю всё. Я два года своей жизни вбил в этот проклятый проект. Река, бетон, стекло, виды, лифты с панорамой, террасы, бассейны – всё это я выстрадал, каждый болт, каждый квадратный метр. Но сейчас… сейчас в моей голове не кодексы, не поправки, а Матвей. Мой сын. Полуторагодовалый мальчик с плюшевым медведем в руках.

– Артём, – говорю я, не отрывая взгляда от Инги Борисовны, – распечатайте им приложение 7. Там всё чётко прописано. Особенно про поправку 14.2. Мы её учли ещё в прошлом квартале.

Я намеренно делегирую вопрос, не желая вступать с ней в эту игру. Артём кивает, как робот с батарейкой на исходе. Инга Борисовна приподнимает бровь. Ей явно не нравится, что я перекладываю вопросы на кого-то другого. Ей хочется, чтобы я сам потел, сам дрожал, сам просил. Но я не буду. У меня вообще одно дикое желание. Закончить тут всё и вернуться туда. К Маше и Матвею.

Интересно, успели они разнести мой кабинет или нет? Ждут ли меня сюрпризы в виде новых рисунков по ковру или стенам, сделанных шаловливыми ручками Матвея? Дети ведь обожают творчество. И как мне организовать пространство своего современного, минималистичного дома под маленького ребёнка?

А ещё лестница на второй этаж… Мне определённо точно потребуется нянька. Такая же спокойная, услужливая и заботливая, как Маша…

Мария Лебедева. Милая, тихая, исполнительная, всегда выполняет все поручения в срок, никогда не переспрашивает дважды. Администраторша. Согласилась бы она… Да нет, это ведь не её проблемы, не её заботы. У Маши своя жизнь, наверняка есть свои мечты и планы, да и с работой она справляется лучше всех, незаменимая, не могу же я её вырвать из привычной колеи и сделать няней своего сына? Это будет эгоистично и неправильно.

Но тратить время на поиски кого-то другого… Доверить ребенка чёрте кому… Не могу.

– Даниил Михайлович, – снова голос Инги Борисовны, уже с ноткой раздражения, – вы уверены, что эти гарантии будут работать, если Минстрой введёт мораторий?

– Абсолютно, – отвечаю я, не моргнув. – Мы заключили прямые соглашения с муниципалитетом. Документы подписаны лично мэром. Приложение 8, Артём.

Она щёлкает ручкой, раздражённо, как будто давит клопа. Её взгляд становится прямым, как острие иглы. Хочет уколоть, задеть за живое, увидеть трещину в моей броне. Но я совершенно спокоен. Внешне. А вот внутри бушует океан, и причина этого бунта теперь не в проекте, не в её нападках.

Буря там. У меня в кабинете.

Когда встреча наконец заканчивается, я не прощаюсь. Ни с кем. Пусть Артём кланяется, улыбается, обещает «всё в срок». Я иду прямо, не обращая внимания на удивленные взгляды инвесторов. Как будто меня тянет магнитом к моему кабинету.

Вхожу внутрь и наблюдаю совершенно сюрреалистичную картину. Маша, аккуратная и сдержанная, сидит с Матвеем прямо на полу, расстелив какую-то клетчатую тряпочку, и кормит его из ланч-бокса какой-то отвратительной зелёной массой. Брокколи и котлета? Это… её обед?

Ребёнок отворачивается, сжимает в руках плюшевого мишку и качает недовольно головой, демонстрируя свою строптивость. И я его вообще вот сейчас не виню. Кто добровольно согласиться есть такое?

– Ну ещё один кусочек, Матюша, – упрашивает Маша с мягкой улыбкой, глядя на него с нежностью. – А потом мы будем играть в камень, ножницы, бумагу. Договорились? – её голос звучит тепло и ласково, будто она разговаривает со своим ребёнком.

Я застываю на пороге, слегка ошеломлённый. Маша, такая естественная и красивая, с небрежно собранными в пучок волосами, в строгой офисной одежде у меня на полу. Занимается моим ребёнком, и, кажется, её вообще ничего в этой ситуации не смущает. Ах да, кажется, я понимаю, почему не на диване, тот ведь весь в разводах шоколада, словно побывал на поле боя.

И тут она будто чувствует моё появление. Поворачивает голову и поднимает на меня глаза. Слегка вздрагивает, но остаётся на месте. А ещё я вижу, как розовеют её щёки… и мне это чертовски нравится.

– Даниил Михайлович, – говорит она смущённо, хотя обычно она такая спокойная и сосредоточенная. – А у нас тут обед.

Я киваю, но никак не могу сдвинуться с места. Ноги будто приросли к полу. Будто не хочу нарушать идиллию, которую только что увидел. Идеальный момент семейной жизни. Но… не моей. Как это вообще впишется в мой жёсткий график, как этот хаос станет моей реальностью? И всё-таки отчего-то мне безумно нравится всё, что я вижу.

Глава 7. Повод

Лебедева

Кажется, у меня только что чуть не случился разрыв сердца. Мой босс и Матвейка. И его слова… Я думала, что из глаз хлынут потоки слёз: от умиления, от нежности, от какого-то щемящего чувства, которое я не могу толком определить.

Я впервые в жизни вижу Романова таким… уязвимым? Нет, скорее… настоящим. Не скалой, не твёрдым властным мужчиной, боссом с большой буквы, а мужчиной, у которого неожиданно появился сын, и он… учится быть отцом.

Это… просто на разрыв всех эмоций.

Он сидит в своём огромном кожаном кресле и бережно прижимает к себе Матвейку. Большой суровый, властный Романов и маленькая его копия с таким же упрямым взглядом. А потом… его голос, обычно такой резкий, отточенный, как лезвие, теперь тихий, почти шепот: «Мы справимся, малыш. Оба».

И я… я стою рядом, держа в руках пустой ланч-бокс, и чувствую, как внутри всё переворачивается. Это не просто работа. Это не просто «поручение». Это… момент. Тот самый, который потом вспоминаешь через годы, когда всё уже изменилось, когда ты понимаешь – вот тогда, в тот день, всё и началось.

Босс бросает на меня пронзительный взгляд, и я чувствую, как снова начинаю краснеть. Не знаю в который раз за сегодняшний день.

– Маша… Вы можете быть свободны, – произносит он, но в голосе слышится будто бы… недовольство.

Наверное, он не хотел, чтобы я стала свидетельницей этой личной, трогательной картины. Конечно. Не нужно было мне так бесцеремонно глазеть на них.

Я поспешно киваю, бормочу что-то невнятное вроде «конечно, Даниил Михайлович», и пулей вылетаю из кабинета, стараясь не оглядываться.

Внутри меня разрастается самая настоящая буря. Мысли скачут, как белки в бешеном колесе: А вдруг он заплачет? А вдруг Матвей уронит что-то ценное? А вдруг…

Я сажусь за свой стол, открываю почту, пытаюсь сделать наконец-то заказ по бумаге. Перед глазами мелькают цифры, контакты, графы… А я никак не могу сосчитать этот злосчастный объём! Вроде бы даже записывала где-то, но в голове сейчас творится настоящий бермудский треугольник.

Обычно я работаю как часы – чётко, быстро, без единой ошибки. А сегодня… сегодня я вижу перед собой не таблицы, а его глаза. Серые, с едва заметной зеленцой. Точно такие же, как у Матвейки. И его руки – сильные, уверенные, привыкшие принимать решения, но сейчас такие… осторожные.

– Маш, ты в порядке? – слышу голос Оли.

Она подходит ко мне, как всегда идеально собранная: ни единого выбившегося волоска в безупречной причёске, на губах – яркая, соблазнительная помада, глаза профессионально подведены. Королева Офиса, не иначе.

Я вздрагиваю, поднимаю на неё глаза и растерянно хлопаю ресницами.

– Да, конечно! Всё отлично. Абсолютно! Просто… задумалась.

– Тогда скажи мне, пожалуйста, когда приедет курьер с документами от администрации? Я жду уже час. Ты же обещала, что они будут у меня до обеда.

Я моргаю. Какие документы? Ах, да… Документы!

– Э-э… – я лихорадочно листаю почту. – Они… в пути. Курьер… скоро. Очень скоро. Практически уже на пороге.

Оля прищуривается.

– Маша, ты что, даже не проверяла трек-номер? Там же с самого утра стоит статус «доставлено»! Ты вообще в курсе, что происходит, или улетела в космос?

– Ой! – я хлопаю себя по лбу. – Да, точно! Я… я просто… перепутала с другим заказом. Прости, Оль, сейчас всё исправлю!

Она смотрит на меня так, будто я только что предложила ей выйти на улицу в тапочках и халате. Ненакрашенной!

– Ты сегодня какая-то… не ты, – бросает она раздражённо, разворачиваясь. – Если что, звони. Только не в последний момент.

Она гордо удаляется, а я сижу, красная как помидор, и ругаю себя.

Лебедева, соберись, тряпка! Ты же не школьница в период первой влюбленности, а квалифицированный специалист! Чего ты тут расклеилась из-за того, что босс вдруг оказался не роботом, а самым обыкновенным папой? Это ведь вообще не моё дело. Ну, правда же?

Но сердце не слушается. Оно продолжает отчаянно колотиться где-то в горле, и каждая мысль неизменно ведёт обратно к нему. К ним. К той самой картинке, от которой становится так тепло и тревожно одновременно. Где Романов держит на руках ребёнка с такой осторожностью и нежностью, будто перед ним не просто маленький мальчик, а хрупкое, бесценное сокровище. Его сокровище… И я вдруг понимаю, что хочу узнать, что будет дальше.

– Маш, пойдём! К тебе курьер прибыл с автокреслом!

Я подрываюсь, будто меня подбросило невидимой пружиной. Игорь бросает на меня какой-то странный, непонимающий взгляд, но я уже лечу вперёд, к парню с креслом и планшетом. Расписываюсь в получении и вцепляюсь в автокресло обеими руками, словно оно – билет в счастливое будущее.

– Спасибо! – лепечу я курьеру и разворачиваюсь с твёрдым намерением добраться до кабинета Романова.

В смысле, отнести ему этот заказ. И… просто украдкой посмотреть, как там они справляются. На одну малюсенькую секундочку. Просто проверю, всё ли в порядке, и сразу уйду. Честное слово!

Глава 8. Электричество

Романов

Лифт спускается. Медленно. Невыносимо медленно. Как будто специально тянет время, чтобы я мог ещё раз оценить… Нет, не проект, не цифры, не риски. А то, как Маша стоит рядом, прижавшись к стене, как будто хочет раствориться в ней. В её нежных руках – мой сын, Матвейка, а в моих руках – чёртово автокресло, которое, клянусь, весит тонну. Щёки у Маши всё ещё пылают розовым румянцем. От смущения? От неожиданной ситуации? От того, что мой сын совершенно спонтанно назвал её «мамой»? Или… от того, что я смотрел на неё слишком долго, слишком пристально, слишком… по-мужски?

Матвейка обнимает Машу за шею и время от времени тычет пальчиком в кнопки лифта, будто пытается управлять судьбой. Я украдкой поглядываю, чтобы он не нажал на «экстренный вызов». Хотя, чёрт возьми, может, и стоило бы. Может, тогда бы кто-то пришёл и объяснил мне, что происходит у меня в голове. И как мне остановить этот безумный поток навязчивых мыслей.

Двери открываются. Мы выходим в просторный холл. А там – настоящий аншлаг. Мои сотрудники, секретарши, скучающие охранники, даже какой-то тип с планшетом, явно из IT-отдела, что-то сосредоточенно высматривающий. Все как по команде поворачиваются в нашу сторону. Смотрят. Не на меня, привыкшего к вниманию. Не на Матвея. А на нас. На нашу странную троицу.

Маша, почувствовав всеобщее внимание, тут же ускоряет шаг, словно пытается сбежать от пристальных взглядов. Но я ей не позволяю. Легко перехватываю её взгляд – чуть выше, чуть настойчивее, чем нужно. Она невольно вздрагивает от моего напора, но не отворачивается.

Держится. Молодец.

– Машина там, прямо у входа, – бросаю небрежно. – Чёрный Range Rover.

Она молча кивает, не глядя на меня, и решительно идёт вперёд. Я следую за ней по пятам, чувствуя, как любопытные взгляды сотрудников прилипают к моей спине и к её стройной фигуре.

Приближаемся к машине.

Я запихиваю громоздкое автокресло на заднее сиденье, а потом забираю на руки Матвея, который радостно повизгивает. Маша сегодня обещала организовать всё в лучшем виде, и я предоставляю ей такую возможность.

Она наклоняется в салон. Юбка – строгая, офисная, длиной до колена – слегка натягивается на бедрах. Обтягивает, искусно подчеркивая идеальные округлости. И я внезапно замираю. Забываю про Матвея, про чёртово автокресло, про то, что мы находимся на виду у всего офиса. Просто… тупо смотрю. Словно загипнотизированный, смотрю на её упругую пятую точку. И это не просто красиво. Это… запретно, сладко, опасно, до безумия желанно.

В голове тут же вспыхивают отрывочные картинки. Её волосы, небрежно выбившиеся из тугого пучка, мягкими волнами падающие на шею. Её губы, прикушенные в задумчивой концентрации. Её восхитительная задница – вот прямо сейчас – идеально вписывается в мои ладони, в мои самые сокровенные мысли и пошлые фантазии. Я живо представляю, как прижимаю её к холодному кузову машины. Как приподнимаю её строгую юбку, обхватывая упругие бёдра… Как вжимаю её спиной в ледяное стекло. Как страстно целую – не в губы, а в шею, в плечо, в то самое восхитительное место, где пульс бьётся чаще всего, где она краснеет сильнее всего…

– Даниил Михайлович? – её тихий, чуть сдавленный голос неожиданно вырывает меня из этого порочного транса.

Она выбирается из салона. Взлохмаченная, румяная, как спелый персик. Глаза – огромные, испуганные, как у дикой лани, которая внезапно почувствовала рядом хищного охотника.

– Всё… в порядке, – выдыхает она, отводя взгляд в сторону. – Теперь нужно… Матвея посадить в кресло. И пристегнуть ремнями безопасности.

Я рассеянно киваю, не в силах оторвать от неё взгляда. Подхожу к машине. Замираю рядом, чувствуя, как внутри меня нарастает бешеное напряжение. Передаю ей Матвея, который радостно тянет к ней свои маленькие ручки. Она с нежностью берёт его на руки и устраивает Матюшу в кресле, а мы вместе начинаем возиться с ремнями. Она наклоняется слишком близко, и её локоть случайно касается моего плеча. Её дыхание – тёплое, чуть прерывистое – нежно касается моей щеки, а её непослушные волосы щекочут мою щеку.

Электричество.

Это не просто метафора, не красивые строки из стихов, а самая настоящая физика. Разряд тока пронзает мою кожу, пробегает по позвоночнику и достигает тех мест, о которых я стараюсь не думать в рабочее время. Такая мощная волна, что вопреки моему железному самоконтролю в штанах внезапно становится катастрофически тесно.

– Давайте-ка я помогу, – шепчу я, стараясь не смотреть на неё. – Я сейчас…

Наши пальцы снова соприкасаются – на тугой пряжке ремня. Она невольно вздрагивает от неожиданного прикосновения. Я не отстраняюсь, а наоборот – задерживаю свою руку на её руке на долю секунды дольше, чем следовало бы. Медленно поднимаю на неё взгляд. Смотрю в упор. В её огромных глазах плещется растерянность и волнение.

– Знаете, Лебедева, – говорю тихо, почти шутливо, стараясь скрыть дрожь в голосе. – Если бы все мои сотрудники так умели справляться с автокреслами, я бы повысил им зарплату вдвое, не задумываясь.

Она неловко краснеет. И это… чертовски возбуждает. В её смущении есть что-то невинное и одновременно соблазнительное.

– Я… просто… смотрела видео в интернете, прежде чем своих младших братьев и сестёр научилась пристёгивать, – бормочет она, избегая смотреть мне в глаза.

Глава 9. Просто помощь

Лебедева

Полночь.
Точнее – двенадцать минут первого, а я всё никак не могу уснуть. В голове хороводом вертятся события сегодняшнего дня. Босс, его взгляд, скользящий по мне, Матвейка с искренней улыбкой, а потом снова босс – испепеляющий, властный, уверенный в себе.

А потом… Наше случайное соприкосновение, когда я помогала пристегнуть его сына в машине. Кажется, меня не просто током пробило – меня выдернуло из реальности, окунуло в омут горячей, обжигающей энергии, от которой я думала, что вот-вот случится короткое замыкание и я просто расплавлюсь.

Я лежу в постели, укутанная в старую, мягкую пижаму с выцветшими ромашками. Мама до сих пор умиляется и называет её «твоим девичьим», хотя мне уже двадцать пять, и я давно не девочка. Правда, часть моего гардероба как раз-таки осталась с тех времен. Когда я верила в сказки и ждала принца на белом коне.

В доме всё спит: мама, уставшая до изнеможения на своей работе санитаркой, две сестренки – Катя, мечтающая стать блогером, и Лиза, умница-отличница. И самый маленький, Сашка, которому всего четыре года. Он сегодня уснул, прижавшись щекой к моей ладони. Такой хорошенький, мой маленький мужчина. Перенесла его в кроватку, чуть не надорвав спину.

Я уже почти проваливаюсь в сон, когда вдруг мой телефон начинает настойчиво, требовательно вибрировать.

Резкий, непривычный звук врывается в тишину, рассеивает вставшее перед взором лицо Романова. Его скулы, холодный взгляд серых глаз... Он даже в мой сон умудрился попасть!

Хватаю телефон дрожащими пальцами и замираю в шоке. На экране высвечивается имя, от которого у меня перехватывает дыхание: Даниил Михайлович.

Что могло случиться? Почему он звонит так поздно?

Нажимаю на «принять», прижимая телефон к уху:

– Алло?

Его голос – хриплый, уставший, совсем не тот, что на совещаниях, когда каждое слово выверено и отточено до блеска. Не властный, не повелительный, а… растерянный.

– Маша… Простите, что так поздно.

Я молчу. Сердце стучит где-то в ушах. Я никак не могу справиться с накатившим на меня волнением. Босс звонит мне. Среди ночи. Это ненормально. Неправильно. Нехорошее предчувствие подкрадывается к горлу, оставляя горький привкус страха.

– Матвей… не засыпает. Уже два часа плачет. Я… всё перепробовал. Песенки, игрушки, молоко, книжки… Он просто кричит. Заливается в истерике. И не идёт ко мне. Ни в какую.

На заднем фоне действительно раздаётся детский плач, надрывный, полный отчаяния, от чего моё сердце сжимается в тиски. Романов делает паузу и тяжело вздыхает.

– Может у вашей жены с сыном был какой-то ритуал на засыпание? – выдаю я хрипло. И это не потому, что я только что вырвалась из дрёмы. А вот из-за чего, я стараюсь сейчас не анализировать. – Вы можете ей позвонить? Узнать?

– Нет. Она… недоступна.

Повисает очередная тягучая пауза. И я растерянно пытаюсь придумать хоть что-то, что могло бы помочь. Что сказать? Что посоветовать? Я же не волшебница.

– Я не знаю, что делать, – признаётся босс тихо. – Вы… не могли бы… приехать?

Это звучит не как приказ, а как просьба. Но… я молчу. Пытаюсь понять, насколько уместно будет моё появление в доме Даниила Михайловича в такое позднее время. На одной чаще весов – моя репутация, а на другой – захлёбывающийся в истерике ребёнок.

И для меня выбор очевиден. Несмотря на все «но».

– Я… – начинаю я, и голос дрожит, выдавая мое волнение. – Хорошо.

– Спасибо, – выдыхает он, и в этом слове звучит столько искренней благодарности, что мне становится ещё тяжелее дышать. – Я уже вызвал такси. Оно будет у вас через пять минут.

– Подождите! – торопливо говорю я, представляя, как мама сейчас выглянет из своей комнаты, услышав шум. – Не надо такси! Я сама…

– Маша, – перебивает он мягко, но твёрдо. – Я не позволю вам идти одной в такое время.

И в этом «я не позволю» снова проявляется он. Босс. Мужчина. Тот, кто действительно не позволит идти молодой женщине по ночной улице в полночь.

Я не спорю. Против логики ведь не попрёшь. Да и, честно говоря, я боюсь идти одна по ночному городу.

– Хорошо.

Кладу трубку. Сижу на кровати, прижав телефон к груди, как будто он может согреть меня от внезапного, пронизывающего холода, который расползся по коже. Волнительно. Не то слово. Я сейчас на грани паники. Нужно успокоиться, глубоко вдохнуть и выдохнуть. Но как это сделать, когда в голове всё перепуталось, а сердце стучит, как сумасшедшее?

Я еду ночью в дом к боссу. В голове – хаос, смешанный с адреналином. Пускай, успокаивать ребёнка, пускай, это всего лишь помощь, но… это нечто невероятное. Не вписывающееся в мою картину мира, где есть четкая иерархия, дистанция и строгие правила.

Только утром я была обычной, серой мышкой-сотрудницей, а теперь, словно фея-крестная, мчусь на помощь принцу, у которого сломалась тыква. Только вместо тыквы – разрывающий душу плач, а вместо Золушки – я, с ощущением, что я вот-вот упаду в обморок от нервного напряжения.

В сознание лезет воспоминание. О том, как он сидел за столом и прижимал к себе Матвейку. Как он смотрел на сына с нежностью и говорил, что они справятся. А потом как пытался собрать ту шаткую башню из папок. Как улыбался по-настоящему, искренне, без маски всевластного руководителя.

Глава 10. Просто рядом

Романов

Звонок в домофон выводит меня из какого-то зомбического состояния. Я слоняюсь по дому, как неприкаянный, чувствуя себя полным идиотом.

Чего я только не перепробовал, но Матвей на всю мою клоунаду только ещё больше закрывается. В руки он мне всё-таки дался, но в итоге чуть не избил меня. Вот скажите мне, откуда в детях столько силы? И главное, как они могут так орать?

Я немножко обалдел и впал в прострацию. Орущий малыш – это удар по нервам похлеще любой бизнес-сделки, висящей на волоске. Кажется, я никогда в жизни не был настолько растерян. Я просто реально не знаю, что делать.

После Машиных слов про ритуалы, полез в интернет искать, что там такого бывает. Чушь какая-то. Белый шум, тёплая ванна… Нихрена это не помогает!

Ирина, естественно, меня игнорит по полной. Молодец, мамаша. У неё даже в мозгу не возникло идеи, что что-то может пойти не так, что я тут с ума схожу, пытаясь успокоить нашего орущего ребёнка.

Если когда-нибудь эта стерва появится на пороге моего дома, я просто выставлю её за дверь. Лишить её надо материнских прав. Хрен я ей Матвея отдам теперь. Я буду для него лучшим отцом, чем она когда-либо была матерью. Когда разберусь, как с ним управляться, конечно.

На экране домофона появляется Маша. Поспешно открываю дверь и выхожу встречать её прямо на улицу с орущим Мотей на руках. Она бросается вперёд к нам, а я застываю, как каменное изваяние.

На Маше мятая толстовка с капюшоном, натянутом на растрёпанные волосы, спортивные штаны с вытянутыми коленями, видавшие виды кроссовки. Её глаза, полны усталости и тревоги, но в них же я вижу какое-то невероятное тепло и сочувствие. И всё равно она чертовски красивая. Даже такая, уставшая, ненакрашенная.

Её лицо не скрыто макияжем, не припудрено для офиса, волосы не уложены в строгий пучок. Она настоящая. Живая. Щёки чуть румяные от холода, губы слегка приоткрыты. В руках – рюкзак.

– Вы… – начинаю я, но осекаюсь.

Не знаю, что сказать. «Спасибо, что приехали»? «Простите за беспокойство»? «Вы такая сексуальная, что мой воспалённый мозг сейчас вдруг резко перетёк в другое место»? Чёрт! Я опять думаю не о том.

– Здравствуйте! – робко выдаёт она и останавливается в нерешительности.

А Матвей… он слышит её голос и реагирует. Перестаёт орать, хнычет, тянет к ней ручки. И Маша тут же распахивает объятия. Я передаю ей сына и снова чувствую этот пожар, что вспыхивает при нашем невольном соприкосновении. Как будто электрический разряд.

Мотя ещё поскуливает и вдруг хватает Машу за волосы. Уже каким-то собственническим, привычным движением. Она ойкает, а он замолкает. Я ожидал всякого, но это… Что за хрень такая?

– Заходите, – выдаю единственное, что приходит в голову. Мои мысли скачут, как бешеные кони.

Не торчать же ночью во дворе, пока сын будет дёргать Машу за волосы.

Она проходит мимо меня. Снимает капюшон одной рукой, придерживая Матвея, пока тот продолжает свою пытку с её прекрасными, шелковистыми волосами. Ловлю себя на мысли, что и сам не прочь провести рукой по ним. Да, растрёпанные, но тем… ещё более притягательные.

Маша замирает и пытается стянуть одной ногой кроссовок. Неудобно ведь с ребёнком на руках. А я тут нещадно туплю, рассматривая её так, будто у меня вообще никогда женщин не было.

– Не дёргайтесь, – командую я. Стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.

Наклоняюсь и прямо всеми органами чувств понимаю, что Маша сейчас краснеет и кусает губу. И мне чертовски хочется посмотреть на неё, увидеть этот румянец, увидеть её смущение. Но я терплю. Я просто освобождаю её от обуви, замечая забавные носки с авокадо.

Едва сдерживаюсь, чтобы не провести ладонью по её икре, обтянутой бесформенными спортивными штанами. Под тканью определённо точно прячутся красивые стройные ножки. Я ведь видел. В офисе. Когда она носит юбку…

– Спасибо, – шелестит над головой.

Я выпрямляюсь. Взмахиваю рукой в сторону лестницы. Пытаюсь взять себя в руки. Думать о ней как о человеке, который меня спасает, а не о той, кого безумно хочется… Хочется. Проклятье какое-то!

– Я организовал что-то вроде детской на втором этаже. Пока, конечно, не то, я всё-таки не готов был к такому… сюрпризу. Но там есть кровать. Можно уложить Матвея.

– Отличная идея. Думаю, что у него… Это такой способ самоуспокоения. Он перевозбудился за сегодняшний день. Вот и… волосы, – смущённо лепечет Маша, снова краснея.

Перевозбудился… А мне положено тоже что-нибудь потрогать? Чёрт! О чём я вообще думаю? Я как подросток, честное слово.

– Поразительно, – отвечаю тихо, пытаясь спрятать свои внезапно нахлынувшие чувства под маску спокойствия. – Я ведь всё перепробовал. Даже спел ему «Колыбельную»… получилось ужасно. Кажется, он больше испугался, чем успокоился.

Она едва заметно улыбается, но этого достаточно, чтобы внутри у меня что-то растаяло.

– А надо просто отрастить волосы подлиннее, – поддразниваю её, чтобы снова увидеть эту улыбку.

Маша прыскает уже в открытую и отворачивается, прикрывая рот рукой. А я хочу смотреть на её улыбку, хочу прикоснуться к ней… Но вместо этого отодвигаюсь на шаг назад, давая ей больше личного пространства. А себе позволяя вздохнуть поглубже. Потому что рядом с ней я дышу, как пылесос, вбирая в себя её потрясающий аромат. Аромат чего-то домашнего, уютного.

Глава 11. Неловкий завтрак

Лебедева

Я просыпаюсь от того, что кто-то тихо шевелится рядом.

Сначала думаю, что это Сашка, приполз ночью в мою кровать, как бывает. Но запах… не тот. Не детский, не домашний, не мамин. Это… древесный, чуть горьковатый, с ноткой чего-то обволакивающего, тёплого и, безусловно, мужского. И тогда я вспоминаю всё.

О боже. Я уснула в постели с боссом!

Сердце делает такой отчаянный рывок, будто пытается выскочить из грудной клетки. Глаза распахиваются, и передо мной оказывается лицо Романова.

И он… не спит. Лежит на боку, подперев голову ладонью, его тёмные волосы слегка растрепаны. Смотрит на меня. Не с привычной холодностью льда, нет. В его взгляде читается какая-то задумчивость и… мягкость.

Искры чего-то нового, незнакомого танцуют в глубине серых глаз, заставляя меня на миг забыть, как дышать.

– Доброе утро, – говорит Романов тихо, почти шепотом, словно боится разбудить Матвея.

Я резко сажусь, одеяло сползает с плеч, и я ловлю себя на мысли, что всё ещё в футболке с котиком и растянутых спортивных штанах. Волосы, наверное, торчат во все стороны, а на лице – след от подушки. А ещё… господибожемой… я провела ночь в его доме. В его постели. С его сыном между нами.

– Я… простите! – выдыхаю я, чувствуя, как лицо заливается жаром. Стыд, как наждачная бумага, царапает изнутри. – Я не хотела… Я просто… уснула… Кажется.

Он не отводит взгляда, его глаза изучают меня с каким-то нечитаемым интересом. Уголки губ чуть приподнимаются в едва заметной улыбке.

– Не извиняйтесь. Это была какая-то мистика. Матвей уснул за пять минут. У вас, Маша, настоящий талант по взаимодействию с детьми.

Я бросаю взгляд на Матюшу. Он спит, прижав к себе мишку и до сих пор держа в кулачке прядь моих волос. Осторожно вытаскиваю её, и он лишь тихонько вздыхает во сне, но не просыпается.

– Надо вставать, – бормочу я, пытаясь собрать себя в кучку. В голове каша из смущения и внезапной, необъяснимой тревоги. – Уже… сколько времени?

– Семь утра. У нас ещё есть время до работы.

Он встаёт первым, и я не могу не заметить, как свободно и уверенно он двигается в этих домашних штанах и простой тёмно-синей футболке. Без пиджака, без галстука, без маски «всевластного Романова» он выглядит… другим. Разоружающе реальным. Ближе. Человечнее.

Я ещё вчера вечером успела отметить, что дома он какой-то… не такой. Более расслабленный, более искренний.

Но от этого не менее привлекательный. Скорее даже наоборот.

– Матвейку нужно, наверное, разбудить. Из-за вчерашнего… долгого укладывания, я не успел ничего дельного придумать. Мозг был занят другим. Так что придётся брать сына с собой.

– Да, конечно, – лепечу я. – Надо бы няню ему нанять. Вам же работать надо.

Романов склоняет голову на бок, словно обдумывает мои слова. Только собирается что-то сказать, как Матюша привлекает к себе внимание. Он забавно потягивается, сладко зевает, и мы вдвоём с боссом застываем на нём взглядами, словно поймали одно мгновение на двоих.

– Проснулся, хулиган? – усмехается Даниил Михайлович и подходит к ребёнку. – Умываться и завтракать. Точно?

– Точно, – соглашаюсь я.

Чувствую, как живот предательски урчит. Завтракаю я всегда основательно, а сейчас ещё и на фоне стресса проснулся зверский аппетит.

– Маш, можно вас попросить сварганить какую-нибудь кашу или что-то такое полезное для ребёнка? Я редко дома ем, но продукты какие-то должны быть. Кухня внизу.

– Да, хорошо, – поспешно соглашаюсь.

Быть на кухне несколько минут без пристального взгляда босса – это то, что мне нужно для восстановления душевного равновесия. А потом… потом нужно будет подумать, как успеть вернуться домой, принять душ и собраться на работу. А следом решить, как вести себя с Романовым после всего произошедшего.

Как только босс выходит вместе с сыном из комнаты, я подхватываю свой рюкзак и мишку, и бегу на первый этаж. Здесь я легко нахожу кухню. Она огромная, светлая, с огромным островом в центре. Нахожу нужные продукты, включаю плиту.

Готовлю овсянку с фруктами и ягодами, привычно, легко, без лишней суеты.

Вся буря сконцентрирована внутри меня. А снаружи я всеми силами стараюсь сохранять спокойствие, невозмутимость.

Хорошо, что я каждый день у мамы занимаюсь завтраком на всю детвору, руки всё помнят, движения отработаны до автоматизма, мозг практически не напрягается. Автопилот. Это сейчас спасает.

Мама… Блин, а я ведь обещала вернуться домой! Но вместо этого, я осталась с ночёвкой у Романова. И у неё определённо точно возникнут вопросы. Неуместные, неправильные. Я попала. На допрос с пристрастием уж точно.

Только выключаю плиту, чувствуя облегчение от завершения этой миссии, и тянусь к рюкзаку, чтобы достать телефон и хоть как-то оправдаться перед мамой, как в кухне появляется босс. Матвей сидит у него на руках, сонно прильнув к отцовскому плечу.

– Пахнет обалденно, – замечает Даниил Михайлович, и в его голосе звучит искреннее восхищение.

Глава 12. Случайный поворот

Лебедева

Мы выезжаем из дома Романова ровно в восемь утра. Утро, которое я провела не в своей кровати, а на чужих, слишком мягких простынях. За окном проносятся улицы, ещё сонные, залитые бледным предрассветным светом, а у меня в груди стучит так, словно я только что пробежала марафон.

Матвей сидит в автокресле, в комбинезончике, который я ему вчера заказала, с мишкой, зажатым в пальчиках, и смотрит в окно с таким видом, будто он не маленький ребёнок, а мудрый старец, размышляющий о бренности бытия. А может он просто засыпает после сытного завтрака и от размеренной качки автомобиля.

Я сижу рядом с боссом на переднем сиденье, прижав к груди рюкзак и стараясь не дышать слишком громко. В машине пахнет дорогой кожей, крепким кофе и мужским парфюмом – тёплым, древесным, немного мятным. От его запаха у меня мурашки ползут по спине, от осознания того, насколько близко босс находится ко мне.

– Мы заедем к вам, – говорит Романов вдруг, прерывая напряженную, звенящую тишину. И хоть я не смотрю на него, боясь встретиться с ним взглядом, мне чудится, будто его глаза сейчас скользят по моему профилю. – Вам ведь, наверняка, надо переодеться, привести себя в порядок перед работой.

Я киваю, не в силах вымолвить ни слова. Сердце стучит так, будто пытается вырваться из груди и убежать вперёд – к подъезду, к маме, к спасительной двери ванной комнаты. В мой привычный тесный мирок.

– Не переживайте, – добавляет он мягко. – Мы подождём вас. На площадке.

Я медленно моргаю, чувствую, как мир вокруг меня начинает шататься.

– На… площадке?

– Да. Попробую себя в роли отца, который выгуливает ребёнка на детской площадке. У вас в доме ведь есть такая?

Мой разум отчаянно ищет пути к отступлению.

– М-да, но… Может я просто подъеду к офису чуть позже? Я, наверное, и не опоздаю. Не надо меня ждать… – лепечу я неуверенно, теряя остатки самообладания.

Босс будет ждать меня с сыном в моём дворе? Это ведь как-то… странно. А вдруг соседи увидят? Что они подумают? А мама? Она ещё не успела отвести Сашеньку в садик? Скорее всего, ещё не вышла.

Обычно, я это делаю по пути на работу. Вот же стыдоба. Так и не позвонила ей, не предупредила о своих планах… Паника ледяными щупальцами стискивает моё горло.

– Никаких проблем. Нам будет в радость оттянуть время до работы ещё хоть немного, – хмыкает босс и заруливает уже к моему дому.

Попала. Я крепче сжимаю рюкзак, будто он может меня защитить.

Машина останавливается у подъезда. Я смущённо выскакиваю, не глядя назад, будто за мной гонится стая волков. Но, добежав до двери, замираю. Перевожу дыхание и толкаю дверь.

Мама стоит в прихожей в лёгкой куртке, поправляет на Саше шапочку. Он уже собран, с рюкзачком на плече и сонным лицом. Их привычный, родной вид пронзает меня острой болью. Кажется, я запуталась в своих чувствах.

Рядом с боссом я нервничаю. И всё потому, что границы… Летят к чертям в пропасть. Так не должно быть. Это меня пугает. Особенно после этого безумного завтрака…

– Мам… – выдыхаю я. – Саша. Доброе утро.

Понимаю, что моё лицо снова наливается жаром, а кровь стучит в висках. Внутри меня смятение, смущение и стыд. Вот уж точно взрослые реакции. Двадцать пять годиков, а я веду себя как девчонка какая-то.

– Маша! Хорошо, что ты вернулась. Мы уже решили, что ты сразу на работу от босса поедешь, – поворачивается ко мне мама.

Её взгляд скользит по моему помятому спортивному костюму, по волосам, которые я тщетно пыталась собрать. Она так внимательно смотрит на меня, будто может по моему внешнему виду заключить, чем именно я занималась этой ночью.

– Я… случайно уснула, – отвечаю я, опуская глаза. – Просто… Матвей не засыпал, а потом… я не заметила, как… сама уснула…

Мама молчит. Потом подходит ближе.

– Я просто переживаю, Маша, – говорит она тихо, но каждое слово отдаётся во мне эхом. – Твой босс ведь богатый человек. Эти отношения… они ведь могут завести тебя в неприятную историю. Понимаешь, Маш? Он может воспринимать тебя не всерьёз…

– Между мной и Даниилом Михайловичем ничего такого нет, – шепчу я, защищаясь.

Мама только качает головой, словно не верит в мои слова… Да я и сама не до конца уверена… Она берёт Сашку за руку и выходит. Молча закрывает дверь за собой. Щёлк. И я остаюсь одна.

Стою в пустой квартире, прислонившись лбом к холодной двери. Будто это может остановить хаос моих мыслей. В ушах до сих пор звучит мамин голос: «Он может воспринимать тебя не всерьёз».

Да между нами ведь ничего такого! Отчаянно пытаюсь убедить себя, но мозг тут же подкидывает воспоминания. Его случайные, обжигающие прикосновения. Его проницательные взгляды. И эта глупость за завтраком, когда я дала ему ложку с кашей…

Чёрт! Это просто… флирт. Ничего не значащий флирт, на который я как дурочка ведусь. Надо держаться от босса и его семьи подальше. Мне не нужны проблемы.

Быстро скидываю одежду, включаю душ. Горячая вода льётся по плечам, смывая усталость, страх, смущение… но не его взгляд. Не его голос. Не то, как он смотрел на меня в полумраке спальни.

Глава 13. Апокалипсис

Романов

Она. Маша Лебедева. Имя звучит, как заклинание, против которого бессильны все мои дела и амбиции. Хочу её. Хочу её кожу, разогретую, податливую, пахнущую гелем для душа с ароматом розы, который преследует меня повсюду. Хочу услышать её стоны – тихие, робкие, переходящие в отчаянные, когда я доведу её до предела. Увидеть, как румянец, вызванный не смущением, а безумным жаром, охватывает её щеки, шею, плечи… Жаром, который я смогу разжечь в ней.

Я, Даниил Михайлович, босс, успешный бизнесмен, сижу в чёртовом кресле из кожи и делаю вид, что контролирую ситуацию. Отчёт по проекту, как всегда, горит, сроки поджимают. Телефон прижат к уху, голос ровный, уверенный.

– Да, переносим сроки на две недели. Нет, не обсуждается...

Я давлю авторитетом, а сам думаю только о том, как хотелось утром содрать с Маши это грёбанное полотенце. Думаю о её мокрых волосах, рассыпавшихся по плечам. О её взгляде… заинтересованном, испуганном, когда она заметила мое возбуждение.

Сейчас она там, за стеной, в зале, где пахнет кофе и суетой. Наверное, стучит по клавишам, строчит отчёты или носится между отделами, решая проблемы, о которых я даже не подозреваю. Вспоминаю её пальцы… Тонкие, ловкие, сильные, хотя на вид такие хрупкие. Как они утром накладывали нам кашу, резали банан ровными кружочками, подносили ложку к моим губам… Забота. Уют. Тепло. То, чего мне так не хватало.

И тут, словно плевок в душу, в голове всплывает образ. Игорь из охраны. Этот самодовольный индюк. Он улыбался Маше сегодня утром. Слишком широко. Слишком… лично. А она… ответила. Не дежурной улыбкой, а настоящей, живой, искренней.

Моя.

Слово вспыхивает в сознании, как искра, готовая разжечь пожар. Не потому что она моя подчиненная. Не потому что она помогает мне с Матвеем. А потому что я тону в ней. Потому что я уже не могу представить свой день без её голоса, без её запаха. Без её присутствия.

Сегодняшнее утро… Это было почти идеально. Она была… рядом. Со мной. Сонная, красивая, с растрепанными волосами. Такая… домашняя. Такая Маша, которую хочется прижать к себе, вдохнуть её аромат, ощутить тепло её тела. Подмять под себя, присвоить, чтобы ни один Игорь из охраны даже не смел косо на нее взглянуть.

– Даниил Михайлович? – раздаётся голос.

Оля, моя секретарша, стоит в дверях с подносом. Кофе, печеньки, всё по протоколу. Но сегодня мне не до кофе. Сегодня я хочу только Машу. И никакая еда и никакие напитки не способны утолить этот голод.

– Унеси, – говорю коротко, не отрываясь от экрана. – Лучше принеси компот со столовой. С некоторых пор мои предпочтения поменялись.

Она замирает. На лице – смесь недоумения и легкого ужаса. Не из-за кофе и компота, хотя и это странно. Оля в шоке от Матвея. Мой сын, этот маленький террорист, сидит в углу кабинета, увлеченно разбирая на части мой дорогущий настольный органайзер.

Ну что ж… Хороший был органайзер… Пусть земля ему будет пухом, аминь.

– Вы… вы точно не хотите, чтобы я… вызвала няню? – осторожно спрашивает Оля.

– Нет.

– Инга Борисовна звонила. Просит встречу. Говорит, срочно.

Я откидываюсь в кресле, закрываю глаза, массирую виски. Инга Борисовна… Та самая стерва с ангельским личиком и мозгами акулы. Вся увешана бриллиантами, как новогодняя елка в самый разгар праздника.

– Назначь на конец недели. Пусть помучается.

Оля кивает и исчезает. Через минуту возвращается с литровой банкой компота – густого, тёмного, пахнущего детством. С кусочками яблок и вишни.

Матвей тут же тянется к банке, глаза горят. Я наливаю компот в поильник. Спасибо Маше, что заказала эту пластиковую штуковину, а то бы, чую, все мои кружки были разбиты, а компот украсил бы мой шикарный персидский ковер.

Компот уходит на раз-два, а вместе с ним случается ещё кое-что… Подгузник переполняется, и я понимаю, что Матюша надудонил в штаны.

– Блин, – выдыхаю я, замечая неладное. – Малыш, ты же уже большой!

Он смотрит на меня с невинностью ангела и хлопает ресницами. Я сажусь перед ним на корточки, снимаю мокрые штанишки и подгузник. И тут до меня доходит, что я сменку не взял с собой. Чёрт! И что мне теперь делать?

Вообще вылетело из головы, что этому маленькому сорванцу нужны эти жуткие… гидроизоляционные кошмары. Впитывающие, но наверняка заставляющие его там преть, как перезревшую сливу. Что хорошего в этой ерунде? Наверняка, сплошные опрелости и дискомфорт.

– Слушай, – говорю серьёзно. – Я сниму с тебя эти ужасные подгузы. Ты будешь настоящим мужиком, как папа. Свободным и гордым. Если захочешь пописать – просто скажи. Я отведу тебя в туалет. В полтора года я уже точно на горшок ходил.

Он бросает на меня такой серьезный взгляд, будто все понял, принял мои аргументы и осознал всю ответственность. Что ж… очень на это надеюсь. Правда, наверное, стоит обзавестись горшком. И не одним. На всякий случай.

Я беру телефон и набираю Лебедеву.

– Маша, еще раз доброе утро. Нам тут срочно нужен горшок. И подгузники. Много подгузников. На всякий пожарный.

Она смеётся. Легко, тепло. А я, как школьник, расплываюсь в широкой ответной улыбке. Представляю её лицо в этот момент. Как она смущенно взмахивает ресницами, прикусывает губу, пытаясь скрыть улыбку.

Глава 14. Решение

Лебедева

Шесть часов вечера. Офис пустеет, за окном темнеет, а я машинально перекладываю бумаги на столе, будто в этом есть какой-то смысл. На телефоне горит сообщение от босса:

«Задержитесь сегодня после работы. Я вас отвезу домой».

Не просьба, а утверждение. Приказ.

Сердце болезненно сжимается от противоречивых чувств. С одной стороны – острое желание вырваться и сбежать. С другой – предательское, липкое любопытство терзает: что он скажет? Зачем ему понадобилось везти меня лично?

Когда коридоры окончательно погружаются в тишину, я выхожу в приёмную. Он уже ждёт у лифта, засунув руки в карманы дорогих брюк. Галстук ослаблен, что выдает усталость, но держится он собранно, как полководец после изнурительной битвы.

Матюша рядом увлеченно ковыряет землю в горшке с цветком. Сосредоточенно измазывает пальчики и смотрит на них, как на невиданное чудо. Малышу явно хочется на волю, в песочницу, а не в этот скучный мир офисных стен.

Действую на автомате. Достаю влажные салфетки из сумочки и вытираю испачканные ручки Матвея. Чувствую спиной взгляд Романова, но он молчит, и я тоже молчу. Неловкость вновь заполняет все пространство.

– Пойдёмте, – кивает он, когда я выпрямляюсь, обхватывая Матвейку за руку.

Мы молча всей троицей спускаемся в подземный паркинг.

Сажусь на пассажирское сиденье, прижимаю к коленям сумку. Босс сам устраивает Матвея на заднем сиденье, и в голове всплывают воспоминания о вчерашнем дне, о том, как мы толкались там вдвоём, и как смущение, краска и испарина проступали на коже от случайного прикосновения его пальцев…

Романов заводит двигатель, и тишина в салоне становится почти осязаемой. Не та звенящая тишина утра, а тяжёлая, насыщенная невысказанными словами и чувствами.

– Лебедева, – начинает он, не глядя на меня, пока мы выезжаем на залитый огнями проспект. – Сегодняшний день окончательно расставил всё по местам.

Я молчу, предчувствуя удар.

– Я не могу совмещать роль отца и руководителя в том объёме, в каком хочу. По крайней мере, пока. Матвей – это цунами, сметающее все мои планы, графики и… органайзеры.

В его голосе сквозит усталая усмешка. Я невольно улыбаюсь в ответ, но тут же стираю улыбку, когда он продолжает:

– Поэтому я принял решение.

Он делает паузу, словно давая мне время подготовиться к тому, что сейчас услышу.

– С завтрашнего дня вы – официальная няня Матвея. В рамках вашего рабочего дня. Оклад будет увеличен в три раза. Все ваши административные обязанности я перераспределю – возьмём помощницу, которая будет заниматься исключительно документами и отчётами. Вы же будете заниматься Матвеем.

Слова повисают в воздухе. Я чувствую, как к щекам приливает жар. Что? Меня в няни к Матвейке? Невольно оглядываюсь назад. Ребенок зевает и, кажется, уже наполовину спит.

– Даниил Михайлович, я… – начинаю, в полной растерянности. – А почему бы вам просто не нанять профессиональную няню? Я ведь не педагог, у меня нет опыта…

Он резко поворачивает голову, и его взгляд, тяжёлый и тёмный, на секунду прожигает меня насквозь.

– Не доверяю, – отрезает он лаконично. – А вам – доверяю, Маша.

В салоне становится нечем дышать. Я окончательно теряюсь. Это ведь даже не просьба. Он просто ставит меня перед фактом, не оставляя выбора. А его доверие – это стальная петля, которая одновременно душит и приковывает к нему.

Он снова смотрит на дорогу, но напряжение не спадает. Оно вибрирует в воздухе, смешиваясь с запахом его парфюма. Он доверяет мне. Не агентству с безупречными рекомендациями, а мне. Потому что видит во мне что-то… что-то, чего я и сама в себе не замечаю.

Что же мне делать? Это всё так неожиданно, так странно. Мысли мечутся в голове, не находя покоя. Я просто в полном замешательстве от этого предложения… или приказа.

Всю оставшуюся дорогу мы молчим. Он провожает меня до подъезда. Матюша сладко спит. Нужно будет держать в офисе коляску, чтобы малыш мог полноценно высыпаться днем. Или я буду работать из дома босса?

Столько вопросов… а я не додумалась толком ничего спросить. Да и вообще… Я всерьёз об этом размышляю? Получается, я уже согласилась?!

– Обсудим детали завтра утром, – говорит Романов твёрдо, и в этом снова нет ни капли просьбы. – Спокойной ночи, Маша.

– Спокойной ночи, Даниил Михайлович, – выдавливаю я и запрыгиваю скорее в подъезд.

Сердце ухает в груди, ладони потеют. Я очень медленно поднимаюсь домой. Пребываю в полном ступоре. В голове каша из его слов, его взгляда, его «доверяю».

Мама сидит на кухне с чаем. Сёстры делают домашние задания, даже головы от тетрадей не отрываюсь, когда я захожу и здороваюсь с ними. Сашенька с аппетитом грызёт банан.

– Я видела в окно, что тебя подвезли. Это снова твой босс? – спрашивает мама, и в её голосе звучит та же настороженность, что и утром.

Кто-то уже успел рассказать, что и утром я приезжала с боссом? Ох уж эти вездесущие соседки.

Глава 15. Что-то не так

Лебедева

Парк тихо шумит вечерней листвой, фонари отбрасывают на асфальт наши длинные, искаженные тени.

Иду рядом с Игорем, а внутри меня стоит странная, звенящая пустота. Он говорит. Говорит о работе, о каких-то матчах, о новой тачке своего друга. Вот только слова его воспринимаются мною как ровный, монотонный гул.

Я киваю, поддакиваю, бросаю дежурные фразы, а сама ловлю себя на том, что мысленно возвращаюсь в молчаливый салон машины, где пахнет кожей, дорогим парфюмом и… напряжением.

«Доверяю».

Это слово горит во мне раскалённым железом. И ещё его взгляд… тяжёлый, пронзительный, полный какого-то немого вопроса, который он бросил мне, когда провожал до подъезда.

– Маш, ты как будто не здесь, – Игорь останавливается и смотрит на меня с наигранной обидой.

Его улыбка слишком широкая, слишком открытая, слишком… простая. В ней нет никаких тайн, никаких загадок. Я вижу, что нравлюсь ему, что он не скрывает ничего. И мне надо бы радоваться, мне надо бы ценить его искренность, но я понимаю, что мне дико скучно, что я задыхаюсь в этой предсказуемости.

– Прости, Игорь, я просто устала. Такой день суматошный, – говорю я автоматически, заученно, и заставляю себя улыбнуться, чтобы хоть как-то сгладить свою рассеянность.

– Тогда тем более! Пойдём в одно классное место. Развеемся, отдохнём! – восклицает он бодро.

Он уже берет меня за локоть, его пальцы твердые, настойчивые. А отчётливо понимаю, что мне не хочется. Внутри меня вспыхивает протест, и я почти физически ощущаю, как отвращение поднимается из живота к горлу. Я вообще уже жалею, что согласилась на эту встречу. Я хочу домой, в тишину. Хочу завалиться в кровать и… снова крутить в голове моменты связанные с боссом, с его взглядом, с его словами.

Морщусь. Перед глазами всплывает лицо мамы, её слова: «…чтобы потом не было мучительно больно». Нет. Я должна доказать. Всем. И в первую очередь себе, что я способна на нормальные отношения, что я не поддамся глупой, безответной влюбленности в босса.

– Хорошо, – соглашаюсь я, сдаваясь.

«Классное место» оказывается тёмным, душным помещением, где грохочет примитивный бит, а в воздухе висит густой запах перегара, дешевого парфюма и пота. Какой-то бар. А ведь я никогда в жизни в таких местах не бывала, а вот Игорь, кажется, здесь свой.

Он бодро кивает охраннику, словно старому знакомому, и ведёт меня к столику в углу. Мне некомфортно. Я чувствую себя не в своей тарелке, эта вызывающая обстановка мне чужая. Съёживаюсь на стуле и настороженно осматриваю толпу. Как-то тут совсем… неприятно.

Выпившие люди, шум, пьяный хохот, пристальные взгляды. Лучше бы и дальше в парке гуляли, а ещё лучше бы вообще никуда сегодня не ходила. Вот уж не думала, что Игорь предпочитает так проводить свободное время. А на работе казался таким… интеллигентным, воспитанным, приличным.

Заказываю сок, а Игорь берёт себе пиво. Он что-то снова рассказывает, увлеченно жестикулируя, а я понимаю, что опять его не слушаю, что мои мысли далеко отсюда. В голове крутится: «Обсудим детали завтра утром». Какие детали? Что же я наделала? Я согласилась? Это же безумие!

И тут телефон вибрирует в моей джинсовой куртке, заставляя меня вздрогнуть. Сердце совершает прыжок куда-то в горло, прежде чем я успеваю увидеть имя на экране.

Романов. Ладони потеют, пальцы подрагивают. С трудом попадаю на кнопку приёма вызова.

Подношу трубку к уху, прижимаю к ней ладонь, чтобы заглушить шум.

– Алло? – почти кричу я.

– Маша, – раздается его голос с привычной усталой усмешкой, которая обжигает меня, словно прикосновение. – А у нас тут опять ЧП. Матвейка без мишки не засыпает и без… ваших волос, очевидно. Я уже снова перелопатил все ритуалы засыпания, но мои волосы всё ещё не отросли, чтобы стать вам заменой. Выручите нас ещё разок?

Эти слова, этот тон… Они обволакивают меня тёплым, липким мёдом, проникают в самую душу. Он зовет. Ему нужна я. В груди что-то расцветает, трепетное и глупое. Я невольно улыбаюсь, взгляд затуманивается. Перед глазами встаёт его лицо, его глаза, губы, искривлённые в усмешке, и Матюша с такими же серыми омутами, как у его отца.

– Даниил Михайлович, я… – начинаю я, пытаясь собраться с мыслями.

И в этот момент Игорь, как специально, наклоняется ко мне и громко, через весь шум, спрашивает:

– Маш, всё нормально?

Тишина в трубке становится абсолютной. Ледяной. Я как-то интуитивно понимаю, что Романов напрягается, что в нём просыпается зверь. Он ещё ничего не говорит, но я уже чувствую, что в данный момент у босса происходит какая-то переоценка позиций, какая-то трансформация.

– У вас гости? – в подтверждение моих мыслей голос Романова теряет всю свою теплоту, всю свою нежность, становясь ровным, безжизненным, как у робота, как будто он выключил все свои чувства.

– Я… да, я не одна, – бормочу я, и мне отчего-то становится ужасно стыдно. Словно я сделала что-то запретное, постыдное. Хочется оправдаться, хоть я ни в чём и не виновата.

– Понятно, – медленно произносит Романов ровно. – Мы справимся. Извините, что отвлёк. У вас же законное свободное время.

Глава 16. Где спасение?

Лебедева

– А это мои друзья – Коля и Рома. Присоединитесь? – доносится голос Игоря будто через толщу ваты.

Естественно, эти двое не отказываются. В их глазах – хищный блеск, как будто им только этого и надо было. Скрипучие стулья разъезжаются по грязному полу, и они втискиваются за наш столик.

Перед ними почти сразу же вырастают потные пол-литровые кружки пива. Оба, как по команде, достают сигареты и закуривают, моментально обдавая меня густым, мерзким, тошнотворным сигаретным дымом.

Бежать! Нужно бежать отсюда, пока не стало совсем плохо. Я тянусь к Игорю, нерешительно касаюсь его плеча, пытаясь привлечь к себе его внимание. Он тут же реагирует, поворачивается ко мне.

И тут я замечаю, что его, кажется, совершенно ничего не смущает в этой ситуации. Ни едкий дым, ни их сальные взгляды на меня, ни теснота за столиком.

– Игорь, мне домой пора. Может… пойдём? – спрашиваю я тихонько, чтобы его друзья не стали отпускать какие-нибудь едкие шуточки насчёт «детского времени».

Игорь, кажется, размышляет, окидывая меня задумчивым, оценивающим взглядом. Что он там высматривает? И вот, наконец, он кивает, и его лицо расплывается в успокаивающей, но как мне кажется, фальшивой улыбке.

– Конечно, Маш, сейчас я вернусь. Отойду на пару минуточек. Подожди меня здесь.

Его рука на мгновение сжимает моё плечо, и он уходит. Уходит, оставляя меня наедине с ними. Я застываю на месте, будто меня посадили в клетку с двумя голодными тиграми. Боюсь дышать, боюсь даже пошевелиться.

Эти «пара минуток» растягиваются в вечность. Двое его друзей переводят на меня взгляды. Я не знаю, куда себя деть, куда спрятаться от их глаз.

Судорожно сжимаю в потных ладонях телефон, чувствуя, как он нагревается от моего волнения. Молюсь всем богам, чтобы Игорь поскорее вернулся назад и вытащил меня из этого кошмара.

– Ну что, красотка, скучаешь уже? – тот самый, с похабным взглядом, чье имя я даже не запомнила, нагло кладет свою ладонь мне на колено. Его пальцы горячие, влажные.

Я резко отодвигаюсь, сердце начинает биться где-то в горле, перекрывая дыхание. Это не просто какие-то намёки. Это уже откровенные приставания!

– Мне пора, – говорю я, и голос мой звучит неуверенно и испуганно. – Мне пора домой.

– Куда спешить, малышка? – вступает второй, его голос пропитан сарказмом и насмешкой. – Игорь же сейчас вернётся. Давай лучше потанцуем, разгоним тоску! Пойдём.

Он тянется, чтобы схватить меня за руку. Его пальцы грубо сжимают моё запястье, причиняя почти физическую боль. В голове стучит только одна мысль, заглушая всё остальное: «Уйти. Бежать. Сейчас же! Пока не поздно!».

– Нет! Отстаньте! – я вырываю руку, с такой силой, что чуть не падаю со стула.

В глазах темнеет от выброса адреналина. Я вскакиваю и, не разбирая дороги, бросаюсь прочь от столика. Хочу на воздух, к выходу, но там какое-то столпотворение, непробиваемая стена. Входит новая компания, громкая и пьяная, заполняя собой и без того тесное пространство и окончательно отрезая все пути к спасению.

Я, как загнанный в ловушку зверёк, лихорадочно шарю глазами по полутёмному бару, ища хоть какой-нибудь выход. Замечаю туалетную вывеску, светящуюся над дверью. Будто у меня есть хоть какой-то выбор. Я должна где-то спрятаться!

И тут как раз сзади слышу хриплый смех и возглас:

– Эй, куда, Машенька? Вернись! Мы же только начали!

Я не оглядываюсь. Пробиваюсь через толпу, ощущая на себе десятки пьяных, оценивающих, похотливых взглядов. Тело горит от стыда и страха. Вот он, туалет.

Не раздумывая, я влетаю внутрь, толкаю первую же попавшуюся свободную кабинку, захлопываю за собой дверь и судорожно пытаюсь закрыть замок. Пальцы дрожат, не слушаются, промахиваются мимо задвижки. Наконец, раздаётся щелчок, отрезающий меня от пугающей реальности.

Облокачиваюсь спиной о холодную, обшарпанную дверь, закрываю глаза и пытаюсь отдышаться. Сердце колотится, как сумасшедшее, его удары отдаются в висках, в ушах. Громкая, оглушающая музыка снаружи кажется сейчас зловещим, угрожающим гулом.

Достаю телефон. Игорь. Набираю его номер. Долгие, мучительные гудки. Ещё раз. Снова гудки. Он не берёт трубку! Надежда, что он где-то рядом, что он сейчас появится и остановит своих распоясавшихся друзей, тает с каждым пропущенным вызовом.

Такое чувство, что он меня бросил. Куда же он запропастился? Что это за «две минутки»? Почему он просто не пошёл меня провожать, а нашёл какое-то срочное дело, чтобы задержаться ещё? Зачем вообще разрешил этим ужасным парням сесть за наш столик?

Слёзы подступают к горлу, горячие и беспомощные. Я одна. В этом грязном, прокуренном баре, запертая в туалете. И эти двое… они где-то тут, снаружи.

Как же мне выйти? Как пройти мимо? Как вернуться домой целой и невредимой?

И тогда, почти на автомате, подчиняясь какому-то глупому инстинкту самосохранения, я нажимаю на единственный номер, который отчаянно лезет в голову. На тот самый номер, с которого мне звонили всего несколько минут назад. Поступаю, как последняя дура, понимаю это, но другого выхода просто не вижу.

Глава 17. Конец выдержке

Романов

Лебедева плачет. В трубке раздаётся её сдавленный, полный паники голос. Каждый всхлип режет слух, как осколок стекла. Этот звук прожигает мозг, выжигая всё – и ревность, и досаду, и холодную ярость, в которую я провалился после того первого звонка, когда понял, что она не одна.

«Я заперлась в туалете… Мне страшно…».

Слова Маши врезаются в сознание, и мир сужается до одной точки, пульсирующей и болезненной – до неё. Инстинкт, древний и неоспоримый, бьет по нервам, как высоковольтный разряд. Защитить. Спасти. Убить того, кто посмел её напугать.

Голос мой становится стальным, единственное, что я могу ей дать сейчас – уверенность. «Я сейчас буду». Звучит сухо, резко, но я знаю, она услышит в этом силу.

Бросаю трубку. Тело напряжено, как пружина. Мысли скачут, выстраивая план за долю секунды, просчитывая каждый шаг, каждую возможную опасность. Поехать самому – единственный вариант. Нельзя терять ни минуты. Но Матвей…

Матвей. Спит, разметавшись по моей кровати, маленький комочек безмятежности, зажав в руке краешек одеяла. Бедняга устроил мне концерт, целый спектакль с мокрыми глазами и дрожащей губой, но поняв, что сегодня Машу ему не заполучить, выдохся и заснул в слезах. Нельзя его будить, нельзя травмировать ещё больше, да и тащить с собой, естественно, не стоит.

Мой сын… Моя кровь, моя жизнь. Но сейчас – не мой приоритет. Прости, малыш. Прости, что на минуту ставлю её выше тебя. Но если с ней что-то случится… я не прощу себе этого никогда.

Действую на автомате. Натягиваю на себя первое, что попадается под руку – чёрную водолазку, джинсы, куртку. Подхватываю сына, заворачиваю в плед, стараясь не разбудить. Он хныкает во сне, что-то бормочет невнятное, но не просыпается.

Выхожу из дома, прижимая сына к себе. Ночь холодная, звёздная. Шагаю к соседскому дому – двухэтажному особняку через дорогу. Свет горит, значит, ещё не спят. У них двое детей, жена в декрете – идеальное место, чтобы оставить Матвейку в безопасности.

Звоню, дожидаюсь, пока меня пропустят во двор. Открывает дверь сам Артём – бывший однокурсник, вечный раздолбай, ныне владелец IT-стартапа. В мятом халате, с кружкой в руке. Его лицо выражает полное недоумение, смешанное с лёгкой тревогой.

– Даня? Что случилось?

– Артём, у меня тут форс-мажор. Можешь присмотреть за моим сыном? На полчаса. Максимум. Это очень важно.

– Ты… это у тебя сын?! – он смотрит на спящего Матвея с неподдельным удивлением.

– Да, Матвейка, – выдавливаю я, и тут же, не думая, добавляю: – Мне надо его маму забрать. Попала в неприятность.

Произношу это, и сам застываю. Его маму. Сорвалось. Словно что-то внутри признало это раньше моего сознания. Но сейчас и не время анализировать свои чувства. Сейчас Маша в опасности.

Артём моргает, словно пытаясь переварить информацию, потом улыбается – сначала растерянно, потом с пониманием. Кивает и берёт Матвея на руки, осторожно, боясь его разбудить.

– Конечно, брат. Давай сюда. Не переживай. Лена! – зовёт он тихонько жену. – Глянь, кого Романов нам принёс!

Его жена, Лена, выходит из гостиной, усталая, но на губах тут же расползается улыбка. Материнский инстинкт в действии. Она тянется к Матвейке, шепчет: «Ой, какой хорошенький!» – и уносит его к своим детям, которые тут же начинают возбуждённо смотреть на нарушителя их спокойствия. Вижу, как Матвейку окружают заботой, и на секунду отпускает напряжение.

– Спасибо, – бросаю я и уже бегу к машине.

Срываюсь с места, вдавливая педаль газа в пол. Нарушаю всё – скоростной режим, правила поворотов, светофоры. Мне плевать на штрафы, на всё кругом. Я должен быть там. Сейчас. Сию секунду.

В голове одна картина: она, запертая, дрожащая, попавшая в капкан. И её слова: «они снаружи». Любой, кто посмеет к ней прикоснуться, пожалеет об этом.

Притормаживаю с визгом шин у того самого притона. Вылетаю из машины, не глуша двигатель. Дверь в бар с наклейками и потёртым деревом выглядит отвратительно. Сразу понятно, что внутри будет не лучше. Врываюсь в бар.

Дым разъедает глаза. Грохот музыки давит на барабанные перепонки, оглушая. Запах пота, дешёвого алкоголя и ещё чего-то приторно-сладкого заставляет поморщиться.

Осматриваюсь, выискивая в толпе знакомое лицо, готовый разорвать любого, кто встанет у меня на пути. Маша, где ты?

И тут вижу её.

Она стоит у стойки, бледная, с растрёпанными волосами. Рядом – тип с грубым, одутловатым лицом. Его наглый взгляд скользит по Маше, как по куску мяса. Его рука обхватывает её за талию, а пальцы впиваются в тонкую ткань платья, словно метят свою добычу. Она пытается вырваться, её движения скованны страхом, но он тянет её к себе, что-то шепчет на ухо, усмехается.

От этой картины внутри взрывается вулкан.

Я не думаю. Никакого плана. Только действие. Первобытный инстинкт защитника, зверя, оберегающего свою самку.

С разгона, не снижая скорости, подхожу к ним и отрываю урода от Маши. Мой кулак со всей силой врезается ему в челюсть. Раздаётся глухой, сочный хруст, от которого по телу пробегает удовлетворение. Он отлетает назад, опрокидывая стул, и падает на пол.