Сырник судьбы или ведьма моей мечты!

Глава 1. Марго и беспамятный кавалер у реки Алых василисков.

На извилистом берегу реки Сонливой, (изначально носившей гордое и емкое название Сон, беспощадно упрощенное местными), где вода лениво перемывала золотистый песок, а ивы купали космы в тихом течении, где обитала гигантские красно - золотистые окуни, на которых местные жители устраивали покатушки, держа гигантских рыб за усы. Так вот, здесь, стояла хижина, больше похожая на вывернутый наизнанку корень старого дуба.

В обществе пыльных фолиантов, звонких склянок и вечного аромата сушеного чертополоха, обитала Маргарита по прозвищу Марго – ведьма редкой, почти вызывающей красоты. Глаза ее были цвета грозовой тучи перед ливнем, волосы- цвета солнца выхваченного лунным лучом, а характер – как та самая крапива у порога: полезная, но жгучая (и на то были свои причины).

Сожительствовал с ней дядюшка Бенедикт, вырастивший её с детства, не столько опекун, сколько вечный подопытный в ее алхимических изысканиях. Старик был кругл, лыс, как колено, и обладал даром хиромантии, который успешно применял лишь для предсказания ближайшего времени ужина. Основную же заботу о пропитании и охране владений несли… красные ящеры.

Огненно-алые, с кожей, похожей на полированный агат, и глазами-изумрудами, они резвились в Сонливой, словно ручные щенки. Марго выкормила их из яиц, найденных в пещерах Зачарованного Ущелья, и теперь существа, которых местные в ужасе величали Василисками Погибели, с радостным шипением выпрашивали у нее куски копченой форели и терлись гладкими боками о ее ноги, как коты. Дядюшка Бенедикт называл их «краснобрюхими недотёпами инкубаторскими» и частенько спотыкался о их вальяжно распластавшиеся на солнцепеке тела, когда искал свои любимые сафьяновые тапочки.

Однажды утром, когда туман еще цеплялся за камыши, а алые василиски совершали свой торжественный заплыв к противоположному берегу (дабы напугать стаю уток, что было их излюбленным развлечением), Марго отправилась собирать прибрежную мяту для успокоительного зелья дяде, чей сон накануне тревожили видения о гигантском варенике. И вот, среди корней старой ивы, о которые обычно разбивала волны ленивая рыба, она увидела нечто необычное.

ТНа песчаном, покатом берегу лежал мужчина. Вернее, юноша, судя по лицу, лишенному морщин, но телу, уже обретшему мужскую стать. Одет он был в камзол и штаны дорогого покроя, ныне изрядно потрепанные рекой и выглядящие так, будто их отчаянно пытались отстирать, но забыли добавить мыла. Лицо его, бледное, но с правильными чертами, казалось спокойным, будто он просто прилег отдохнуть после изнурительного бала, а не был выброшен водной стихией. Рядом валялся изящный, но явно не боевой кинжал с рукоятью, украшенной странным знаком – переплетенными змеей и пером.

«Ну вот, – подумала Марго, осторожно перевернув незнакомца ногой (ведь неизвестно, что за зелье могло в нем пузыриться). – То ли улов, то ли проблема. И явно не местный. У наших мужиков выражение лица обычно озабоченнее, особенно по утрам».

Она плеснула ему в лицо воды из фляги с настоем папоротника (для бодрости духа). Мужчина закашлялся, заморгал и открыл глаза. Глаза были цвета спелого каштана, большие и на удивление ясные, несмотря на обстоятельства. Он уставился на Марго, потом на плывущего мимо алого василиска, который лениво щелкнул хвостом, обрызгав их обоих.

-«Где я?» – прохрипел он. Голос оказался приятным баритоном.

- «На берегу реки Сонливой, в гостеприимных владениях Маргариты Колдовницы и ее подручных огнебрюхих», – ответила Марго, указывая на ящера, который теперь с любопытством разглядывал мокрый камзол незнакомца. – «А вы кто такой, изящный утопленник? Или, может, принц-амнезик? Последний у нас в прошлом году заплывал, но его быстро отозвали обратно во дворец за долги по налогам».

Юноша попытался приподняться, потер виски. На лице его отразилась искренняя, почти детская растерянность.

«Я… я не помню. Совсем. Ни имени, ни как сюда попал…» Он посмотрел на свои руки, как будто ожидал найти на них подсказку. «Кажется… кажется, я что-то очень важное должен был сделать… или не сделать? Или…» Он вдруг оживился. «Сырники! Я отчетливо помню вкус сырников! С вишневым вареньем!»

Глава 2. Знакомство, продолжение

Немного поразмышляв над происходящим Марго фыркнула. «Сырники? Вот оно что! Значит, вы не принц, а беглый повар? Или гурман, пострадавший за свои пристрастия? Хм. Интригующе». Она прикинула в уме объем дядиной кладовой и количество копченой рыбы, необходимой для пропитания дополнительного рта.

«Ладно, Беспамятный Кавалер Сырниковый. Тащи свою аристократическую, но мокрую тушку к хижине. Дядя Бенедикт, может, по линиям на твоей ладони что-нибудь прочитает. Или хотя бы скажет, стоит ли тебя кормить перед обедом».

Путь к хижине сопровождался шипением и любопытным тыканьем холодными носами алых василисков в ноги незнакомца. Тот, к его чести, не визжал, а лишь осторожно гладил их по гладким спинам, что вызвало у Марго одобрительное поднятие брови. «Ага, не боится. Или просто хорошо притворяется. Интересно».

Дядя Бенедикт, сидевший в своём любимом кресле-качалке перед затухающим камином и курящий трубку с фиалковым табаком, обнаружив на пороге племянницу с мокрым, потерянным, но красивым мужчиной, выронил книгу по толкованию снов прямо в таз с закипающим бульоном из лягушачьих лапок.

«Маргошка! Опять кого-то принесла?-спросил устало дядюшка. - На прошлой неделе – говорящего ежа, который матерился как сапожник, позапрошлой – русалку с икрой… Теперь вот… Что это?» Он прищурился, изучая незнакомца. «Молодой, симпатичный… Амнезия? Классика! Давай его сюда, посмотрю, что ему судьба нарисовала».

Он схватил руку юноши и увлек его к старинному дубовому столу, утыканному разноцветными склянками и сияющими кристаллами с острова Файрог. Марго тем временем начала готовить чай из трав, способствующих ясности ума (и скрывающих вкус лягушачьего бульона).

«Вижу, вижу линии!» – тихо бормотал Бенедикт, водя пухлым пальцем по ладони незнакомца. «Линия Жизни… длинная, но с завитком у начала – значит, детство было запутанным. Линия Ума… о! Очень глубокая! Вы, молодой человек, либо гений, либо страдаете мигренями! А вот Сердечная… Хм. Замысловатая. Много пересечений. Значит, будете вы, голубчик, путаться в чувствах… как кот в клубках! И…» Он вдруг пригляделся. «Вот же! Яснее ясного! Знак Сырника! Видите, этот завиток? Прямо как аппетитная корочка! Значит, память ваша крепко завязана на этом кулинарном изделии! Феноменально!»

Юноша смотрел на дядю, потом на свою ладонь, потом на Марго, которая поставила перед ним дымящуюся глиняную кружку с исцеляюшим напитком.

«Значит, я… я связан с сырниками?» – спросил он с надеждой и легким ужасом.

«Абсолютно верно!» – торжественно заявил Бенедикт. «Вот вам первая ниточка к разгадке вашего прошлого! Марго, может, сжарим ему сырников на ужин? А вдруг память вернется?»

Марго посмотрела на «Беспамятного Кавалера Сырникового». Он сидел, сжимая кружку, его карие глаза отражали огонь в очаге и полную кашу в голове. Алые василиски, учуяв необычное волнение, заползли в хижину и улеглись у его ног, как живые огненные коврики.

«Сырники? А может оладьи?– усмехнулась Марго, подливая ему чаю. – Почему бы и нет, дядя. Но только с вишневым вареньем. Вдруг это ключ ко всему? А пока… – она кивнула на юношу, – добро пожаловать в наше скромное прибежище, Таинственный Незнакомец. Готовьтесь к странным зельям, разговорам с ящерами и попыткам дяди прочитать ваше будущее в кофейной гуще. И помните: самое страшное здесь – это его кулинарные эксперименты. Амнезия по сравнению с ними – это подарок судьбы».

Юноша робко улыбнулся. В его взгляде, помимо растерянности, мелькнул огонек чего-то нового – интереса, а может, даже предвкушения приключения. А один из алых василисков лениво лизнул его мокрый сапог. Жизнь на берегу реки Сонливой обещала быть нескучной.

P.S.Что же было дальше? Вернулась ли память к юноше после сырников с вишневым вареньем? Оказался ли он пропавшим герцогом, проклятым поэтом или просто неудачливым поваром, смытым волной во время кулинарного поединка? И главное – удалось ли Марго сохранить свою жгучую независимость перед обаянием этих карих глаз?

Это уже совсем другая глава ..

Глава 3. Тетушка (н)Аглая и пылающие сырники.

Шли дни...Жизнь на берегу реки Сонливой приобрела новое измерение, которое пахло жареным маслом, вишневым вареньем и легкой паникой. Беспамятный Кавалер, которому Марго, махнув рукой, дала временное имя «Лоренцо» (потому что оно звучало «благородно и слегка глупо, как он сам»), оказался удивительно полезен. Он с ловкостью укрощал сбежавшие из котла пузыри зелий, ловко чинил дырявое корыто дяди Бенедикта и, главное, пек божественные сырники.

Именно сырники с вишневым вареньем стали его навязчивой идеей и главной надеждой на возвращение памяти. Каждое утро начиналось с ритуала: Лоренцо сосредоточенно тер творог, смешивал ингредиенты с видом алхимика, творящего философский камень, и жарил на сковороде, подаренной Марго (которая до этого использовалась исключительно для обжаривания корней мандрагоры). Дядя Бенедикт с энтузиазмом дегустировал каждую партию, закатывая глаза и бормоча: «О, да! Вкус… вкус тоски по родине! Или просто хорошего творога…»

Но память Лоренцо упорно молчала. Вместо воспоминаний о прошлом у него проявлялись странные навыки: он бегло говорил на языке речных торговцев, знал толк в редких пряностях и мог одним взглядом успокоить самого нервного алого василиска, что Марго, ревниво относившуюся к своей роли «мамы ящеров», слегка задевало.

«Он либо принц в изгнании, либо шпион Гильдии Поваров, – заявила Марго однажды вечером, наблюдая, как Лоренцо ловко переворачивает сырник, а ее любимый василиск по кличке Искра мурлыкает у его ног. – Или… или он проклят. Дядя, может, ты в кофейной гуще посмотришь?»

Дядя Бенедикт, ковыряясь в зубах после ужина (состоявшего, разумеется, из сырников), только вздохнул: «В гуще, Маргошка, только твое недовольство видно. Да и кофе у нас кончился. Надо бы сбегать на рынок…»

Но сбегать на рынок им не пришлось. Ибо на следующее утро на пороге хижины, словно материализовавшись из утреннего тумана и недовольства, возникла фигура, от которой дядя Бенедикт чуть не свалился со скрипучего кресла, а алые василиски дружно спрятались под крыльцо.

Это была Тетушка Аглая Дремофонт. Между соседями называвшаяся нАглая тетушка, она была как психолог для Особей Магического Склада Ума и Прочих Аномалий, в общем целитель души для Ведьм и Колдунов.

Она была высока, суха, облачена в строгий костюм цвета заплесневелого пергамента, а ее волосы, уложенные в тугой пучок, напоминали гнездо раздраженной совы. В руках она держала лаковую сумочку, из которой торчали свитки пергамента и что-то, похожее на миниатюрный кристальный шар. Ее взгляд, острый как игла дикобраза, мгновенно пронзил Марго, замершего у плиты Лоренцо и перепуганного дядю.

«Маргарита Колдовница, – прозвучало, как приговор. Голос у Аглаи был низким, вибрирующим, словно струна контрабаса, настроенного на частоту вечного недовольства. – До меня дошли… тревожные слухи. О несанкционированном присвоении амнезиака неизвестного происхождения. О нарушении экосистемы реки Сонливой посредством прирученных василисков.

О…» - она брезгливо сморщила нос, «…постоянном запахе жареного творога. Это недопустимо. Требуется немедленная диагностика и коррекция ситуации!»

Марго, привыкшая быть хозяйкой положения, на мгновение опешила. «Тетушка Аглая! Какими ветрами…»

«Ветрами профессионального долга, дитя мое, – отрезала Аглая, шагнув внутрь, словно крейсер, входящий в тихую гавань. Ее взгляд упал на Лоренцо. «Ага. Объект Х. Амнезиак. Классический случай вытесненной психотравмы или наложенного ментального блокиратора. Подойдите, молодой человек. Скажите первое, что придет в голову при слове «сырник».

Лоренцо растерянно посмотрел на Марго, потом на тетушку. «В… варенье? Вишневое. Теплое. И… и чувство тревоги?»

«Ага! – воскликнула Аглая, выдергивая из сумочки пергамент и остро отточенное гусиное перо. – Ассоциативная цепочка: Сырник – Варенье – Тревога. Явный признак Сублимированного Гастрономического Конфликта (СГК), осложненного Пограничным Состоянием Памяти (ПСП). У вас, юноша, вероятно, произошла психологическая заминка между желанием съесть сырник и страхом перед последствиями! Возможно, вас преследовал злой кондитер? Или вы уронили сырник на парадный камзол сюзерена?»

«Он еще и кинжал при нем нашли, – подала голос Марго, не без злорадства. – С переплетенной змеей и пером».

Аглая замерла. «Змея и Перо? Знак Гильдии Магических Нотариусов и Контрактников! Ох, нехорошо. Очень нехорошо. Возможно, он потерял память, пытаясь уклониться от выполнения какого-то кабального договора! Или… или забыл заплатить магический налог!» Она набросилась на Лоренцо с новыми вопросами: «Чувствуете ли вы вину? Тягу к бюрократии? Желание запечатать что-то сургучом?»

Пока Лоренцо, окончательно запутавшись, пытался ответить, а дядя Бенедикт предлагал тетушке Аглае «погадать на потрохах только что пойманной форели, чтобы снять стресс», Марго поймала взгляд Лоренцо. В его карих глазах, обычно таких ясных и немного потерянных, мелькнуло что-то новое – неловкость, смешанная с мольбой о помощи. И вдруг Марго почувствовала не просто раздражение на назойливую тетушку, а жгучую потребность защитить *его*. Этот внезапный порыв застал ее врасплох, как удар молнии в безоблачный день.

Вечер выдался напряженным. Тетушка Аглая устроила Лоренцо сеанс «Свободного Ассоциирования на Фоне Алого Василиска» (Искра неохотно позировал, шипя на психолога), пыталась интерпретировать его сны (в которых, по словам Лоренцо, фигурировали в основном гигантские вишни и бегающие сковородки) и в итоге поставила предварительный диагноз: «Синдром Забвения на Фоне Невыполненного Кулинарного Подвига с Элементами Магической Юрисдикционной Фобии». Лечение: строгий режим, ведение дневника чувств и… продолжение употребления сырников под наблюдением.

«Наблюдать за ним буду я, тетушка Аглая, – неожиданно твердо заявила Марго, когда тетушка уже собиралась уезжать на своей кибитке, запряженной парой сонных сов. – Он мой… пациент. И мой находка. Я разберусь».

Аглая прищурилась, оценивающе глядя на Марго, потом на Лоренцо, который робко улыбнулся ведьме. «Хм. Интересная динамика. Перенос? Контрперенос? Или просто… гормоны? Будьте осторожны, Маргарита. Амнезиаки – хрупкий материал. И часто имеют неприятное свойство вспоминать *всё* в самый неподходящий момент. Я вернусь через неделю. С подробным психологически тестом личности на василисковых чешуйках!»