
Максим
Меня окликнули на парковке бизнес-центра, и сердце странно дернулось в груди.
Пожилая женщина стояла рядом с девочкой лет пяти, и что-то в ее облике вызывало у меня чувство тревоги. Кажется, я видел этого ребенка раньше…
— Максим Викторович Макаров? — уточнила женщина, но я уже знал, что она не ошибается. Ее голос дрожал, но глаза были полны решимости.
— Да, это я, — отозвался равнодушно, а у самого по спине пробежал холодок.
— Это ваша дочь. — Она подтолкнула девочку вперед, и та сделала неуверенный шаг. — Ей некуда идти. Мать в больнице, а вы все же папаша.
Я отшатнулся, не веря ушам. Это ошибка! Я не мог быть отцом этого ребенка, не мог...
— Вы ошиблись, — повторил я, пытаясь найти в себе силы, чтобы уйти.
Но женщина не собиралась отпускать меня так просто.
— Вот доказательство, — настойчиво протянула конверт с фотографиями. — И в свидетельстве о рождении ее отчество указывает на вас. Документ — у нее в рюкзаке.
Не сказав больше ни слова, женщина торопливо поставила спортивную сумку мне под ноги и сбежала, оставив меня наедине с девочкой.
— Девочка, ты кто? Ты здесь по ошибке, правда? — Я присел на корточки и заглянул в ее глаза.
Они были такими же, как у меня в детстве, — пытливыми, полными озорного огонька.
— Анна Максимовна Зайцева! — сдвинула брови девочка.
— А маму зовут Вероника? — Разглядывая свою маленькую копию, понял, что все, что происходит сейчас, не шутки.
— Да! — непонимающе уставилась на меня малышка. — Я хочу есть и писать!
Ее глазки стали наполняться слезами, и внутри у меня все болезненно сжалось.
— Пошли, — решил я.
Подхватил сумку, которая оказалась неожиданно тяжелой, и направился к лифту, чувствуя, как мой привычный мир рушится.
Девочка едва поспевала за мной, ее маленькие ножки заплетались и цеплялись за любые неровности. Пришлось остановиться, чтобы она догнала меня.
Малышка вложила свою ладошку в мою руку. Я инстинктивно сжал ее. Что-то странное, почти пугающее происходило со мной в этот момент. Я не мог избавиться от ощущения, что этот день изменит все.
Ребенок не вызывал у меня никакого отторжения. Наоборот, я чувствовал странное тепло, разливающееся в груди. Да и ДНК-тест можно сделать достаточно быстро, если это действительно необходимо.
Лифт поднялся на шестнадцатый этаж. В ту же секунду нас заметил весь офис. Я сам настоял на прозрачных кабинках, чтобы все всегда были на виду. Теперь змеиному гнезду будет, что обсудить, — они моментально перемоют мне кости, выстроят догадки и версии… Но это ничего. Куда важнее разобраться с девочкой.
Звонок от мамы можно было ожидать примерно через пятнадцать минут. За это время ей уже доложат, что я пришел в офис не один.
На ходу кивнул секретарше и попросил:
— Катерина, сообразите завтрак для ребенка. Что там они обычно едят?.. А мне сделайте кофе.
Подумав, добавил:
— С мамой не соединять!
Не обращая внимания на ее явный интерес, вошел в кабинет и проводил малышку в личную комнату.
— Давай мне свой рюкзак. Туалет здесь, — открыл потайную дверь. — Сама справишься?
— Я большая! — возмутилась девочка и тут же юркнула внутрь.
В руке я по-прежнему сжимал конверт с фотографиями. Вернувшись в приемную, сел в кресло и, вытащив небольшую пачку цветных кадров, начал их перебирать.
На фотографиях были я и Вероника... Я помнил каждое место, да что там говорить — каждое мгновение, проведенное с ней, до сих пор горело в памяти, жгло душу.
Почему она ничего не сказала?
И почему я чувствую вину, хотя изменила она?

Вероника
Весь день голова кружилась, словно я только что слезла с американских горок, а во рту чувствовался металлический привкус. Я пыталась сосредоточиться на работе, но каждый шаг давался с трудом. Растения требовали ухода, но я сама нуждалась в помощи…
Я работала в огромном торговом центре, в цветочном бутике. Мне нужно было поддерживать цветы в идеальном товарном виде, вовремя убирать увядающие и нераспроданные. Но в последние дни меня преследовала странная слабость, словно кто-то высасывал все силы. Боль в теле не проходила, как будто внутри меня поселился невидимый враг. Простые меры, вроде отдыха и горячего чая, не помогали. Это не было похоже на банальную простуду...
— Вероника, с тобой все хорошо? — подскочила ко мне администратор Лена.
— Не знаю… — Я облокотилась на стеллаж, чувствуя, как мир вокруг начинает плыть.
Головокружение было настолько сильным, что я едва могла стоять на ногах.
— У тебя кровь пошла из носа... Надо в больницу, срочно. Ты какая-то бледная, круги вон под глазами! — воскликнула Лена, с тревогой осматривая меня.
— До конца смены пару часов, после нее пойду, — попыталась отмахнуться я, вытирая бордовую струйку.
Но болезнь все решила за меня. Мир качнулся, потемнел, и я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Дыхание сперло. В ушах зазвенело, а перед глазами замелькали яркие пятна.
— Вероника! Вероника, держись! — услышала испуганный крик Лены.
Я почувствовала, как она подхватывает меня, но не смогла ничего ответить.
Пришла в себя в больнице, в палате интенсивной терапии, обвешанная проводами. Сердце колотилось как бешеное. Я пыталась понять, что происходит, но паника сжимала горло.
В этот момент в палату вошел доктор с медсестрой. Он взял меня за руку и посветил в глаза ярким фонариком.
— Так, успокоительного, — назвал медсестре препарат и обратился уже ко мне: — Ну что вы, вам нельзя волноваться! Мы вытащим дыхательную трубку, но пока вы останетесь здесь. Скоро должны прийти результаты ваших анализов…
Его слова эхом отдавались в голове — сознание все еще было затуманено.
Врач что-то сделал с трубкой, и я почувствовала, как она медленно покидает мой рот. Облегчение длилось недолго — к верхней губе были прикреплены другие трубки. Дышать стало чуть легче, но говорить я так и не смогла — только хрипы вырывались из горла.
Доктор внимательно посмотрел на меня и брызнул мне в горло чем-то из флакона. Я почувствовала, как оно смягчается, и попыталась сделать глубокий вдох.
— Вот так, — сказал мягко, но я уловила тревожные нотки в его голосе. — Теперь все хорошо.
Действительно, мне полегчало. Я с трудом сглотнула слюну и сказала первое, что пришло на ум:
— Дочь из садика забрать нужно…
Врач покачал головой, не отрывая взгляда от кипы бумаг, которую ему принесла медсестра. Его движения были медленными и отстраненными, как будто он уже все для себя решил.
— Вы здесь вторые сутки… — ответил тихо и безэмоционально. — Судя по анализам, у вас, скорее всего, онкология. Нужны дополнительные исследования и МРТ, как только состояние стабилизируется.
— У меня? Этого не может быть… — прошептала дрожащим голосом.
Глаза расширились от внезапного осознания, тело тут же стало ватным. Мир вокруг закружился как карусель, и я обессиленно прикрыла веки.
Врач говорил что-то еще, но я уже ничего не слышала. Я словно оглохла. Реальность отдалилась, оставив меня наедине с ужасом. Единственное, что имело значение, — это моя дочь, которая сейчас была одна, без меня, непонятно где.
Очнуться заставила резкая боль в руке — медсестра с безжалостной точностью взяла кровь на анализы. Я стиснула зубы, но глаза невольно наполнились слезами.
— Я могу позвонить? Соседка присмотрит за дочерью… — Голос прозвучал так слабо, словно вот-вот мог раствориться в воздухе.
Медсестра нахмурилась, бросила на меня сочувственный взгляд и довольно строго ответила:
— Ваш телефон у заведующего отделением. Он отвечал на звонки, сообщил какой-то женщине о вашем состоянии… Насколько я поняла, ребенка кто-то забрал.
— Вы можете ей позвонить, спросить? — вцепилась в последнюю надежду.
— Знаете наизусть номер телефона? — Удивление медсестры было почти ощутимым, будто она не верила, что я могу помнить что-то столь личное в такой момент.
— У меня их не так много… Вернее, только она и помогает нам.
Я продиктовала номер, стараясь не путаться в цифрах. Медсестра записала его, затем молча вышла, оставив меня одну в этой стерильно белой комнате.
Закрыла глаза, пытаясь снова заснуть, но страх и тревога не давали покоя. Успокоительное и, возможно, обезболивающие начали действовать, но мысли все еще хаотично метались в голове, как стая испуганных птиц. Да и сердце неистово колотилось в груди, словно пытаясь вырваться наружу.
Я постаралась выровнять дыхание. Это происходит не со мной, это просто нелепая случайность. Я перетрудилась, нужно немного отдохнуть…
Но почему тогда так тяжело на душе? Почему так страшно? Почему меня не покидает ощущение, что все это — лишь начало конца?
***
Из палаты интенсивной терапии меня перевели через три дня. Как только стабилизировали состояние, сразу отправили на МРТ...
Навестить меня разрешили только через неделю. Учитывая, что я находилась в отделении онкологии, соседке Марье Васильевне пришлось чуть ли не скафандр надевать: в палату она вошла в халате, бахилах, маске, перчатках и шапочке...
Дочь не привела — сказала, что не разрешили. Присела у койки и с грустью посмотрела на меня. Я сразу ощутила, что что-то не так.
— Где Анютка? — спросила, стараясь не показывать волнение.
— У отца, — вздохнула Марья Васильевна и перехватила мою руку, которую я попыталась поднять в знак протеста. — Подожди! Подумай о себе! Она в надежных, не чужих руках. Денег у него куры не клюют, как-то справится, а ты должна выкарабкаться ради нее!
— Он даже не знал о ее существовании. Кто вам разрешил рыться в моих вещах? Как вы вообще о нем узнали?! — Нервы сдали, и я не смогла сдержать обидных слов.
— Не горячись! Думаешь, Анютке было бы лучше в детском доме? А потом как забирать ее оттуда? С таким-то диагнозом... А так, может, договоришься, увидитесь еще! — она засуетилась. — Я тут тебе вещи принесла, все строго по списку, что продиктовала медсестра.
— Где мне теперь ее искать?.. — тихо заплакала я, не имея даже сил подняться.
Несмотря на то, что у нее были благие намерения, все это только усугубило мое состояние. Я чувствовала себя беспомощной, брошенной и одинокой. Как я найду дочь, если даже не знаю, где она? Как справлюсь с этим?
Слезы потекли по щекам неудержимым потоком, а сердце сжалось от невыносимой боли. Я закрыла глаза, пытаясь успокоить растревоженные нервы, но мысли о дочери не оставляли меня ни на секунду.
Я должна была найти ее. Вернуть. Ради нее я была обязана бороться.
— Я ей свой старенький телефон отдала и сим-карту. Твой номер вбила, сказала, что мама обязательно перезвонит! — попыталась подбодрить меня Марья Васильевна.
— Я не могу, мне еще не разрешают… — прошептала, чувствуя, как накатывает отчаяние.
— А я попрошу, чтоб хоть раз в день давали поговорить! — решительно заявила соседка, вставая.
— Я не уверена, что вы правильно поступили. Он эгоист и гад, сдаст ребенка в детдом, глазом не моргнет! — с горечью сказала я.
— А ты надейся на лучшее и выздоравливай! В общем, у меня время вышло, вещи вот, — Марья Васильевна указала на сумку. — Цветы полью, Анютку навещу, если позволят. Нет — позвоню ей сама! Отдыхай и набирайся сил, Вероника.
Максим
Я сидел в своем кресле и наблюдал за тем, как ест эта мелочь. Аккуратно, не торопясь, словно на светском приеме. Манерами девочка напоминала ее мать. Вероника тут же предстала передо мной, словно я видел ее только вчера.
У меня к ней было столько вопросов! Почему она не потребовала алиментов? Почему, черт возьми, не сказала ни слова в ответ на мои обвинения? Тогда она просто ушла с гордо поднятой головой. Ни капли слез, ни слова упрека. А я…
Я легко сдался. Просто вычеркнул ее из своей жизни, как будто она была пустым местом.
Но что-то внутри меня изменилось. Новые отношения, случайные связи — все это было лишь тенью того, чего я хотел. Я не мог найти женщину, которая заменила бы Веронику. Мама пыталась внушить мне, что жениться я должен по ее воле, но я не слушал.
Я хотел только Веронику.
Теперь передо мной стоял ее образ. Ее глаза, полные гордости и обиды. Ее улыбка, которая всегда казалась мне загадочной. Я вдруг осознал, что все эти годы жил в пустоте. В пустоте, которую могла заполнить лишь она.
Я дождался, когда девочка доест, и спросил как можно мягче, чтобы не напугать ее:
— Так а что с мамой произошло?
— Заболела сильно, — ответила Аня, теребя край своей кофточки.
Ее глаза заблестели от слез, и она быстро вытерла их рукавом.
— К ней даже в больницу не пускают, — девочка замолчала, словно не могла продолжить.
Я подошел к ней и присел на корточки, чтобы быть на одном уровне. В этот момент я почувствовал, как сильно она нуждается в поддержке. Я взял ее за руку и сказал:
— Анечка, не плачь. Я здесь, и я не оставлю тебя.
— Марья Васильевна меня из садика забрала, я неделю жила у нее дома, — сказала она дрожащим голоском. — А завтра ей нужно ехать к внукам. Она не может меня с собой взять.
Внутри что-то больно царапнуло. Мне захотелось обнять ее, прижать к себе и пообещать, что все будет хорошо. Но я знал, что это не так просто, как кажется.
— Так что произошло? — спокойно повторил я.
— Не знаю, — Аня покачала головой и снова вытерла слезы. — Но у меня есть вот это.
Пошуршала чем-то в своем рюкзачке и достала оттуда небольшой листок бумаги.
— Мне его Марья Васильевна дала.
Она спрыгнула с дивана и протянула листок. Глазки Анютки все еще блестели от слез, но она старалась выглядеть храброй.
— А ты правда мой папа? — с надеждой посмотрела на меня. — Ты спасешь маму? Марья Васильевна сказала, что у тебя много денег и ты можешь все!
На листке был указан адрес больницы и номер палаты. Я кивнул, стараясь не показывать, что это не облегчит мне задачу. Сердце сжималось от боли за девочку, я хотел сказать ей, что не могу давать таких обещаний, но это бы только сильнее расстроило ее.
— Я не знаю, Анечка, — ответил осторожно, но честно. — Но постараюсь узнать как можно больше. Я сделаю все что в моих силах, чтобы помочь твоей маме.
О том, что она моя дочь, я только догадывался. Тест покажет, так ли это, но пока что я лишь смотрел на нее, маленькую, и не мог поверить своим глазам. А вот что случилось с Вероникой, я даже не представлял.
Передо мной был адрес онкологического корпуса центральной клинической больницы. Номера телефонов предусмотрительно подписали и даже указали время, в которое лучше звонить.
Я решил сделать это как можно скорее, но не при ребенке. Взяв листок, встал и вышел из кабинета. Секретарша встретила меня настороженным взглядом, но ничего не сказала.
— Катерина, побудьте с ребенком, займите ее чем-нибудь, — сказал бесцветно, хотя внутри все кипело от нетерпения.
Кивнув, она подхватила стаканчик с цветными карандашами и несколько чистых листов. Как только секретарша скрылась за дверью моего кабинета, я почувствовал, что напряжение немного спало. Но вот тревога никуда не исчезла.
Набрал номер заведующего отделением. В трубке послышались гудки, и по спине пробежал неприятный холодок. Зачем я это делаю? Почему не вызвал полицию, не отдал ребенка? Не выбросил все это из головы, как досадное происшествие?
Может, я просто испугался? Не хотел знать правду, боялся, что она окажется еще хуже, чем я себе представлял?
Может, я ждал Веронику? Все это время искал ее, зачем-то перебирая других женщин? Случившееся казалось каким-то чудом, ведь я почти окончательно очерствел... Или это просто иллюзия и я обманываю сам себя?
Я закрыл глаза и глубоко вздохнул. В голове проносились обрывки воспоминаний: вот Вероника смеется, вот она держит меня за руку и ее глаза светятся радостью. Я не мог потерять ее снова.
Не мог.
— Алло? — на том конце наконец-то раздался усталый женский голос.
— Здравствуйте. Максим Макаров. Я звоню по поводу Вероники Зайцевой. Как ее состояние? Каковы прогнозы?
— А вы ей кто? — вопрос прозвучал резко, словно собеседница хотела защититься от меня.
На мгновение в трубке повисло напряженное молчание.
— Отец ее дочери… — сказал как что-то само собой разумеющееся, будто уже подсознательно со всем смирился.
Но это было не так.
— Плохо, запущено, вовремя не диагностировали, — начала объяснять заведующая. Ее голос был сухим, но в нем проскальзывали нотки сожаления. — Ее бы в платную клинику. Мы, конечно, стабилизировали состояние, но…
Она продолжила рассказывать о диагнозе, методах лечения, даже упомянула об операции. Но меня мало интересовала эта информация. Я слушал ее, но мысли витали где-то далеко.
— Если обеспечить ей хорошее лечение, она будет жить? — прервал заведующую, едва сдерживая волнение.
От мысли, что я найду Веронику, а потом снова потеряю, стало не по себе. Это чувство было невыносимым.
— Конечно! — оживилась моя собеседница. — Через неделю можно переводить куда угодно. Сначала лечение, потом операция и снова лечение. Может, уйдет год, может, меньше…
— Сейчас что-то нужно? — уточнил я, стараясь подавить дрожь в голосе.
Рабочий день был потерян, и я решил устроить себе выходной. Забрав вещи Анютки и ее саму, я снова спустился на парковку офисного здания. Не замечал на пути ничего, с головой погрузившись в свои мысли.
— А куда мы едем? — с любопытством спросила девочка, и ее глаза заблестели от предвкушения.
— Сначала в медицинский центр, потом ко мне домой, — скороговоркой ответил я.
— К маме? — Личико малышки озарилось радостным предвкушением, и мое сердце сжалось.
— К ней пока нельзя, но на следующей неделе мы обязательно ее навестим, — пообещал, искренне надеясь, что не обману ожиданий ребенка.
Мы доехали до ближайшей лаборатории, где делали ДНК-тест. Внутри все было стерильно и безжизненно, но чувство напряжения только усилилось.
Нас приняли быстро. Я подписал нужные документы, и мы сдали материалы. Я должен был подтвердить, что Аня моя дочь. Хотя, в общем-то, не сомневался, но документ мне бы не помешал… Почему-то я думал, что он понадобится как раз к приезду бабушки Ани. Пока что мама отдыхала в санатории, чему я был несказанно рад. Хоть не закатит мне очередной скандал.
Когда все было готово и мы уже сидели в машине, я посмотрел на Анютку. Она тихонько спала, прислонившись к окну. Я осторожно коснулся ее волос и улыбнулся.
Все будет хорошо. Мы справимся.
Вероника
Сегодня был определенно хороший день, но внутри меня все еще боролись радость и грусть. Мне стало легче, я даже немного походила по палате, словно пытаясь поймать ускользающее лето. Замерла у окна, подставляя лицо последним лучам солнца и глядя на желтеющие листья. Сердце сжалось от тоски.
Опять я все пропущу...
Мы с Анюткой не виделись почти две недели. Я могла только слышать ее голос по телефону, который звенел каждый вечер перед сном. Рассказывала ей сказки, пытаясь передать всю теплоту и нежность, которые сейчас были так важны для нас обеих. Но о Максиме не спрашивала. Боялась услышать его голос, боялась увидеть его лицо. Боялась своих чувств.
Сам он тоже не звонил. Я испытывала странное облегчение, хотя в глубине души понимала, что это неправильно.
Прогноз врачей был достаточно оптимистичным, и я могла вернуться домой, но только на короткое время перед следующим этапом лечения...
Внезапно в дверь постучали, и я вздрогнула.
— К вам посетители! — донесся до меня голос медсестры.
Я удивленно обернулась, не веря своим глазам. В дверях стояла моя маленькая Анютка. Она бросилась ко мне с такой скоростью, что я едва успела среагировать. Ее теплые нежные ручки обвили меня, и слезы радости не заставили себя ждать.
— Мама! — прошептала Аня, и я, не удержавшись, прижала ее к себе.
— Доченька… — выдохнула, надев на лицо маску. — Я так соскучилась!
Я крепко обняла ее, чувствуя, как накатывает слабость. Ноги едва держали меня, но я не могла испортить этот момент. Я пообещала себе быть сильной — ради нее.
Вдруг на пороге появился еще один посетитель...
Максим.
Он тихо закрыл за собой дверь и замер, не зная, как реагировать на эту встречу. Помимо растерянности в его взгляде читалось что-то еще, что я пока не могла понять.
А я? Я ведь тоже была в ступоре. Шесть лет. Шесть долгих лет, за которые мы ни разу не встретились. Шесть лет, за которые он стал еще красивее, еще увереннее. Из симпатичного парня он превратился в представительного мужчину с идеальным телосложением. Но самое главное — он не растерял своего особого шарма, которым всегда умело пользовался.
Я стояла, не в силах оторвать от него взгляд. Внутри уже поднималась буря противоречивых эмоций. Радость, гнев, страх... Все смешалось в один вихрь, который я не могла контролировать.
— Ты… — вспыхнула как спичка.
Не знаю почему, но меня стало разрывать от ярости. Я была уверена, что он захочет отомстить. Безжалостно. Подло. Будет использовать против меня мою же дочь.
— Привет, Вероника. — Голос Максима прозвучал так спокойно, что это только подлило масла в огонь.
Он отмер, словно очнувшись от долгого сна, и аккуратно положил на столик букет цветов. Рядом с ним появился пакет, от которого исходил приятный аромат чего-то сладкого.
— Тебе ведь нельзя нервничать, да?
Максим подошел ко мне. Мягко, почти нежно взял за локоть и подвел к стулу. Его прикосновения были похожи на удар тока — одновременно обжигающими и успокаивающими. От неожиданности ноги подкосились, и я едва удержалась, чтобы не рухнуть на пол.
— Давай я расскажу тебе о перспективах? — он пытался говорить убедительно. — А потом, когда ты выздоровеешь, можешь прочитать мне лекцию о безответственности. Я даже разрешу влепить мне пощечину. Знаю, что заслужил…
— Это ты сейчас мне говоришь? — растеряла весь свой запал, не веря ушам.
Злость растворилась в воздухе, как дым. Внутри меня образовалась пустота, смешанная с недоумением. Я усадила дочь себе на колени и стала поглаживать ее по спине, пытаясь найти в этом хоть какое-то утешение.
— Тебе. Я хотел бы многое объяснить, даже попросить прощения…
— С чего бы? — холодно бросила я, тщательно скрывая эмоции. — Мы бывшие, забыл? Прошлое давно позади, я не хочу ворошить его.
— Я тоже так думал, пока не увидел ее… — Максим нервно кивнул на Анютку, и в его глазах мелькнула тень сожаления. — Даже не буду спрашивать, почему ты не сказала о ребенке. Это тоже моя вина. И моей матери… Многое изменилось с тех пор, но лучше обсудить это позже. Если все будет хорошо, тебя выпишут на следующей неделе, — он замолчал, подбирая слова, и его лицо стало хмурым, напряженным. — Ты только думай о том, что Аня нуждается в матери. Ладно?
Я почувствовала, как сердце сжимается от боли и непонимания. Он говорил намеками, но я не могла уловить их смысл.
— Это ты к чему? — дрогнувший голос выдал мое волнение.
Воздух в палате стал густым и вязким. На секунду мне показалось, что я не могу дышать...

Максим почему-то избегал моего взгляда и все время смотрел куда угодно, только не на меня.
— Я нашел хорошую клинику и оплатил твое лечение. Если операция пройдет успешно…
— С чего такая щедрость?
Удивление сменилось недоверием. Я хотела напомнить ему, что при расставании он даже подарки свои забрал. Хотя я никогда не считала его мелочным. Не лично, конечно, но руками прислуги, которая оперативно помогла собрать вещи и выставила меня за дверь.
— Тебе ли не знать, что я никогда не был жмотом, — странно отозвался Максим, прямо угадав мои мысли.
— Это ты о том, что все подарки остались у тебя? Их же отобрали по приказу твоей матери. — Внезапно до меня дошла истина, и я вновь вскипела от гнева.
— Матери? — Максим изобразил удивление на лице. — Я ничего не знал, она точно умолчала об этом.
Он и правда выглядел растерянным, но на секунду в его глазах мелькнуло что-то темное. Я стала догадываться, что за всем этим стоит нечто большее, чем просто щедрость и забота.
— Даже мой телефон остался в твоем доме… — вырвалось у меня с горечью и злостью.
Я годами носила в себе неприязнь к этой женщине, которая решила, что лучше знает, с кем жить ее сыну.
— Ты ведь не был против, ты поверил ей, а не мне! — воскликнула я, дав волю эмоциям.
— Тебе нельзя волноваться, — со сталью в голосе ответил Максим. — Мы все обсудим, когда тебе станет легче.
Я с трудом могла сдержать слезы, чувствуя, как голова кружится, а тошнота подкатывает к горлу.
— Тест ДНК уже сделал?
— Конечно, — сказал он как что-то само собой разумеющееся. — Маму надо было поставить на место.
— Время! — в палату заглянула медсестра, прервав нашу напряженную беседу.
— Можно я буду тебе писать? — Максим посмотрел на меня так искренне, что я на мгновение замерла.
— Ты спрашиваешь разрешение? — удивилась, решив, что мне послышалось.
— Да. Так можно?
— Да… — кивнула я, не зная, что еще сказать. — Оставь нас на пару слов с дочерью, пожалуйста, — попросила вежливо, и внутри все сжалось от волнения.
Он встал и вышел, не попрощавшись, как будто ему было неприятно здесь находиться. Оставил после себя пустоту и холод, но в то же время дал мне надежду. На что? Возможно, на жизнь...
— Аня, у тебя все хорошо? Тебя не обижают? — повернулась к дочери, пытаясь заглушить тревогу.
— Нет! У меня есть своя комната, там много игрушек! И няня, настоящая! — затараторила малышка, сияя от счастья. — В садик я пока не хожу. Максим сказал, что у тебя могут быть неприятности, если я туда вернусь без тебя!
В груди что-то екнуло.
— Значит, тебе у него нравится?
Я столько себе напридумывала, а оказалось, у Анютки все хорошо... Может, Максим и правда изменился? Или это лишь видимость?
— Да. Но я очень скучаю! А ты сможешь пожить немного со мной, когда выздоровеешь? — спросила малышка с такой искренней надеждой, что мое сердце чуть ли не разорвалось.
— Мы ведь вернемся домой… — я попыталась улыбнуться, но вышло немного натянуто. — Или ты хочешь жить у Максима?
— У меня есть своя комната… — Анютка вздохнула, и в ее глазках мелькнула тень грусти. — И у тебя будет своя, он обещал! Ты же будешь рядом со мной, мамочка?
— Давай не торопиться с решениями? — Я прижала дочь к себе, стараясь передать ей всю свою любовь. — Вечером позвоню, хорошо?
В палату снова заглянула медсестра, нервно переминаясь с ноги на ногу.
— Да, мамочка. — Доченька нежно чмокнула меня в щеку. — Выздоравливай!
Она выскользнула из моих объятий и скрылась за дверью. Я осталась одна, растерянно смотря ей вслед, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Что принесет возвращение Максима? Проблемы, с которыми я не смогу справиться? Или…
Я не хотела думать об этом сейчас. Болезнь не красит человека и порой заставляет совершать лишние поступки. Кто я для Максима? Нужна ли я ему после всего, что случилось? Эти вопросы крутились в моей голове со скоростью калейдоскопа, не давая покоя.
Все, что мне оставалось, — это верить в лучшее и надеяться, что, когда я выйду из больницы, все станет на свои места.
Максим
Она почти не изменилась. Лицо скрывала маска, но глаза… были такими же, как прежде. В них блестели непролитые слезы.
Она сразу начала с обвинений. Я не обиделся — понимал, что это реакция на то, что Аня сейчас со мной. Мне нужно было срочно сгладить углы, чтобы не усугубить ситуацию.
Но самое главное — я понял, что до сих пор люблю ее и точно не верю в измену. Пообещал себе, что сделаю все, чтобы вернуть ее доверие. Для начала я вылечу Веронику. Прогноз врачей обнадеживал, и я готов был бороться за свое счастье, за наше общее будущее. Анютка должна расти в полноценной семье.
Лишь когда мы покинули больницу, я осознал, что сбежал из палаты, даже не попрощавшись. Внутри все сжалось от жгучего чувства стыда. Вероника наверняка посчитает это очередным оскорблением.
Снова узнал неприятное о матери... Она все больше и больше удивляла своей жадностью. Мы никогда не нуждались в деньгах, но она продолжала цепляться за каждую копейку. Это было странно и неприятно.
Мама возвращалась сегодня, и нам предстоял непростой разговор. Я уже морально приготовился к нему, ведь решил во что бы то ни стало сохранить свою семью.
Маму ждал не только разговор со мной, но и неприятная новость. Ее вещи, аккуратно сложенные в коробки, были перевезены в старую квартиру — ту самую, которую они покупали с отцом много лет назад. И пока Аня с Вероникой будут находиться в моем доме, она не вернется в облюбованный уголок...
Решение забрать их к себе было принято без малейшего колебания. Вероника не имела собственного жилья и была вынуждена снимать квартиру. Чтобы отрезать ей путь к отступлению, я намерился перевезти все ее вещи и расторгнуть договор аренды. Пусть это и жестоко, но другого выхода я не видел.
Вероника
Я слишком легко согласилась пожить у Максима. Анютка так этого ждала, да и я понимала, что у меня всего две недели, чтобы побыть с дочерью. А потом мне предстояло провести месяц в больнице, да еще и в другом городе…
— Мама, смотри, у тебя есть своя комната! И она рядом с моей! — радостно воскликнула дочь, бегая по дому и показывая мне, что здесь есть.
Ее личико светилось неподдельным счастьем, и я не могла сдержать улыбку. Но внутри меня все сжималось от тревоги и стыда. Я чувствовала себя гостьей, которой здесь не рады, хотя Максим старался изо всех сил. И все еще ждала, когда Елена Дмитриевна, его мать, появится и выскажет все, что обо мне думает.
На удивление Максим быстро принял Аню. Если что-то случится со мной, у нее будет родной человек, который о ней позаботится. Я надеялась, что смогу справиться с чувством дискомфорта и стать частью их семьи, хотя бы на время...
Сегодня мы оставались одни на несколько дней. Максим улетал в срочную командировку в другую страну. Он стоял в дверях с чемоданом, нервно перебирая пальцами, и ждал, когда мы вернемся обратно в гостиную.
— Ты улетаешь? — схватив его за рукав, спросила Анютка дрожащим голосом.
Я заметила, как Максим напрягся, услышав ее вопрос. Он присел на корточки, провел рукой по ее волосам, и от этого жеста по моей спине пробежали мурашки. Раньше он предназначался лишь мне, и сердце тоскливо сжалось от нахлынувших воспоминаний.
— Да, работа не ждет… Ты тут уже все знаешь, присматривай за мамой, хорошо? — спокойно сказал Максим, но глаза выдавали его волнение.
— Хорошо! — Анютка важно кивнула, все еще не отпуская его. — Ты же не долго?
Он посмотрел на меня с сомнением, не желая расстраивать ребенка, но быстро взял себя в руки и ответил:
— Три дня, и я снова дома! Вернусь, и мы сходим куда-нибудь, погуляем вместе… Вероника, — наконец обратился ко мне, — будь как дома, пожалуйста. Медсестра приедет чуть позже, будет мониторить твое состояние и следить, чтобы ты вовремя принимала таблетки…
— Я вроде взрослая, могла бы и сама, — буркнула я, не сдержав раздражения.
Максим, как всегда, принимал решения, не считаясь с моим мнением. Даже не предоставил мне выбора.
Он вздохнул, понимая, что я недовольна, но спорить не стал.
— Сможешь, когда выздоровеешь, — тихо сказал напоследок.
В окно я увидела, как машина медленно подъехала к крыльцу и остановилась. Максим обнял Анютку на прощание, и я заметила, как она прижалась к нему, словно ища защиты. Но ко мне он так и не подошел.
Я почувствовала, как внутри нарастает напряжение. Нервы натянулись до предела, и я даже порадовалась, что он уехал. Мне нужно было побыть с дочерью, разобраться в своих мыслях и чувствах.
Анютка увела меня в свою комнату, словно в тайный мир, полный загадок и чудес. Она с трепетом стала доставать из коробки все, что купил ей Максим. Глаза дочки лучились радостью, когда она рассказывала о том, что он для нее сделал.
Я слушала Анечку, сидя на краешке кровати, и мое сердце сжималось от нежности. Я не узнавала Максима. Как он мог быть таким заботливым? Как смог так быстро и безоговорочно принять мою дочь?
Если бы что-то было не так, Аня бы заметила. Она всегда была внимательной, словно маленький ангел-хранитель. Она бы почувствовала фальшь, не позволила бы Максиму притворяться. Но он был настоящим. Читал ей сказки, водил в детские магазины, развлекательные центры, даже в зоопарк. Он стал для нее не просто папой, а другом, наставником, защитником.
Няню сегодня отпустили, и я была этому рада. Хотелось побыть с дочерью наедине, поговорить с ней, почувствовать тепло ее маленьких ручек. Медсестра же приехала перед обедом. Она ознакомилась с выпиской, выдала мне часть лекарств и заселилась в выделенную ей комнату.
На обед нам подали восхитительное мясо, запеченные овощи и свежую выпечку, аромат которой сводил с ума. Прислуга была молчаливой, но хорошо обученной. Она двигалась бесшумно, как тень, и лишь иногда бросала на нас любопытные взгляды. Но никто ни разу не потревожил меня, не помешал наслаждаться едой. Было приятно, что за нами ухаживали.
Я посмотрела на Аню, которая с аппетитом ела, и улыбнулась. Она была счастлива, и осознание этого грело мне душу. Даже мысленно я благодарила Максима за все, что он делал для нас. Я до сих не верила, что у моей дочери мог быть такой заботливый и любящий папа…
Когда я уложила Анютку на дневной сон, наконец-то появилось немного времени на себя. Приняла душ, переоделась, оставив одежду в корзине для белья. Впервые не думала о том, что мне самой придется ее стирать.
Попросила чай с ромашкой и мелиссой и присела за столик на веранде. Меня слегка знобило, и я закуталась в мягкий плед, который кто-то предусмотрительно оставил на спинке кресла. Вокруг было столько подушечек, что я обложилась ими со всех сторон.
Когда принесли чашку, я сделала глоток травяного напитка. По телу разлилось приятное тепло.
Я с огорчением взглянула на свою худую руку. Болезнь меня потрепала: наверное, я сбросила килограммов десять, если не больше, пока лежала в больнице. Одежда висела на мне мешком, и трико приходилось затягивать шнурком, чтобы оно не спадало.
В такие моменты я остро ощущала, как сильно изменилась за последний месяц. Но, несмотря на это, я не теряла надежды на лучшее.
Я не сдавалась и верила, что впереди нас с Анечкой ждет светлое будущее…
Наше счастье длилось всего один день.
Мне казалось, что я наконец-то оттаяла, что душа поет и я чувствую себя живой, свободной. Я гуляла по саду при доме Максима, наслаждаясь свежим воздухом и шелестом листьев. Даже взяла почитать книгу из его библиотеки и с удовольствием отвлеклась от реальности, перенесясь в другой мир.
Мы с Анюткой проводили много времени вместе — я стремилась наверстать упущенное. Последние годы я работала так много, что порой чувствовала себя загнанной лошадью и не видела вокруг ничего, кроме бесконечных обязанностей и забот.
Вечером, перед ужином, мы с дочерью уютно устроились в кресле у камина, чтобы посмотреть мультфильм. Няню я отпустила, дав ей возможность отдохнуть. Присутствие чужого человека немного напрягало, но сегодня я была так расслаблена, что неприятное чувство почти исчезло.
Где-то вдалеке послышался звук подъезжающей машины, но я не придала этому значения. Часть прислуги не жила здесь постоянно, и, возможно, это кто-то из них собирался домой. Но резкий хлопок двери заставил меня вздрогнуть…
Я повернула голову и увидела на пороге гостиной незваную гостью — Елену Дмитриевну, мою несостоявшуюся свекровь. Ее глаза сверкали холодным огнем, а губы были плотно сжаты, словно она еле сдерживала злость.
Она не скрывала своего неприятия, ее взгляд буквально прожигал меня насквозь. Внутри все сжалось, как будто ледяной ветер пробрался в мою душу. В этот момент я поняла, что наш хрупкий покой нарушен и никакой идиллии больше не будет...
— Я знала, что он приведет тебя сюда! И как у него осталась жалость к такому убогому существу, как ты? — выплюнула она с ненавистью и скривила губы в презрительной ухмылке. — Да еще…
— Если вы сейчас оскорбите мою дочь, я буду вынуждена ответить! — Я резко поднялась с дивана, заслоняя собой Анютку.
Малышка испуганно выглянула из-за моей спины. Меня захлестнула жаркая волна гнева и возмущения.
— Напугала! Ага! — фыркнула женщина, словно я была для нее не более чем забавной букашкой. — Думаешь, подделала тест ДНК и уже все решено? А я докажу, что ты просто пользуешься Максимом, чтобы удобно пристроить свою… дочь, — она на мгновение запнулась и продолжила с остервенением: — И заодно получить от него как можно больше!
— Я ничего не делала! Это было решение Максима, и помогать его никто не заставлял. Я не просила ни копейки, — попыталась ответить спокойно, но голос предательски дрогнул под ее напором.
— Ну конечно! — Елена Дмитриевна посмотрела на меня с таким отвращением, что мне стало физически больно. Затем она перевела взгляд на Анютку, и в ее глазах мелькнуло что-то странное, почти хищное. — Да, сходство есть, но где гарантии? Может, ты просто умело притворяешься?
— Послушайте, — постаралась взять себя в руки и не паниковать, — нас пригласил сюда Максим. Думаю, вам лучше позвонить ему.
— Я его мать, и мне лучше знать, что ему нужно! Мой долг — ограждать его от таких, как ты! — вскричала она так, словно внутри нее взорвалась бомба. — Машина вас ждет! Через пять минут чтобы духу вашего здесь не было! А Максим забудет о вас, едва вы перешагнете порог этого дома!
Ее мерзкий крик разнесся по гостиной, заставив Анютку вздрогнуть и прижаться ко мне еще сильнее. В коридоре уже собиралась прислуга: няня, медсестра, кто-то из горничных… Они боязливо переговаривались, но в глазах каждой читалось любопытство.
Ситуация выходила из-под контроля. Я поняла, что нужно действовать быстро.
— Вы уволены! — голос Елены Дмитриевны прогремел как раскат грома. Она резко обернулась и прикрикнула на столпившихся женщин: — Я здесь решаю, кто нужен, а кто нет! Ты! — она ткнула пальцем в одну из горничных. — Помоги им собрать вещи! Только те, что они привезли с собой!
Служанка мгновенно исчезла, словно растворилась в воздухе, зная, что спорить с хозяйкой бесполезно. Ее лицо было бледным, а руки дрожали.
Чувство обиды сдавило горло.
— Мы можем собрать вещи сами? — спросила я, еле сдерживая слезы.
— Еще чего! — процедила мать Максима. — Чтобы ты прихватила что-то, не принадлежащее тебе? Вон из дома! Охрана!
Ее лицо покраснело от ярости. Глаза метали молнии, сама она буквально тряслась от гнева — спорить с ней было попросту бесполезно.
Не дожидаясь, пока охранники силой выставят меня из дома, я выскочила на ступени. Сердце бешено колотилось, слезы хлынули из глаз против воли.
Когда мы сели в машину, к нам присоединились няня и медсестра — каждая с парой сумок. Они быстро погрузили вещи в багажник, и шофер закрыл его с глухим щелчком. Мне в руки отдали наши с дочерью рюкзаки.
— Вероника, простите… — тихо прошептала няня, глядя на меня со страхом и сочувствием.
— Ты не виновата, — покачала головой я, стараясь не показывать, как мне больно.
— Мам, Максим приедет и выгонит эту бабу-ягу! — вдруг выкрикнула дочь, сжав кулаки.
Стоявшая на пороге Елена Дмитриевна все услышала. Ее лицо вновь исказило презрение. Она уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но я быстро закрыла окно машины. Шофер резко рванул с места, увозя нас подальше от этого дома.
Напряжение, сковавшее меня, постепенно отступало, но в глубине души я знала, что это лишь временное затишье перед бурей. Сердце все еще билось неровно, а мысли хаотично кружились в голове, как осенние листья на ветру.
— Я не могу извиняться за человека, которого считаю неадекватным, — произнесла я как можно спокойнее, хотя внутри все кипело.
Притихшие женщины переглянулись и с недоумением уставились на меня.
— Вам точно не за что извиняться, — наконец сказала одна из них, и в ее голосе прозвучала странная смесь сочувствия и осуждения.
Этот разговор оставил неприятный осадок, но я решила его не продолжать.
Шофер высадил женщин у небольшого кафе на углу. Они встали напротив друг друга и, глядя вслед удаляющейся машине, явно начали нас обсуждать…
И снова на глаза навернулись слезы от обиды. Только я поверила в чудо, как оно обернулось злом…
Ключи, которые я так долго искала, наконец-то обнаружились в рюкзаке. Это вызвало у меня почти детскую радость, смешанную с облегчением. Я чуть ли не запрыгала от счастья, но сдержалась, чтобы не привлекать лишнего внимания.
— Платить кто будет? — спросил таксист.
В его вопросе проскользнула усмешка.
— А как платила предыдущая пассажирка? Через аккаунт, привязанный к сервису? — уточнила я, стараясь скрыть раздражение в голосе.
— Да, — коротко ответил мужчина, не отрывая взгляда от дороги.
— Это ее заказ, вот пусть сама и оплачивает, — сказала без колебаний. Я с трудом сдерживала злость, но уступать не собиралась. — Не обеднеет!
— Резонно, — хмыкнул таксист, и его тон только подлил масла в огонь.
Машина остановилась у подъезда нашего дома. Я вышла первой, пытаясь унять дрожь в руках. Дочка выбралась из такси следом, и я, подхватив сумки, направилась вверх по ступеням. Холодный ветер обжигал лицо, но я не замечала его. Внутри меня все еще бушевала ярость, и я изо всех сил старалась не показывать этого дочери.
Когда лифт поднял нас на этаж, привычным движением попыталась открыть дверь. Пальцы дрожали, сердце стучало от нетерпения. Но ключ никак не хотел попадать в замок.
— Что за ерунда? — раздраженно дернула ручку, надеясь, что дверь окажется открытой.
Но та не поддалась.
Мои нервы были уже на пределе. Вдруг дверь распахнулась, и на пороге появилась молодая девушка с испуганными глазами. За ней стоял парень, глядя на меня с таким же недоумением. Я, в свою очередь, вопросительно вскинула брови.
— Простите, но я здесь живу… — поспешила объясниться, но голос предательски дрогнул.
— Нет, это мы здесь живем уже три дня, — качнув головой, девушка отступила на шаг.
Из-за ее спины вышел парень. Его взгляд был жестким, а поза — защитной. Он загородил собой супругу, словно мы представляли для них угрозу.
— Это какая-то ошибка! Мы живем здесь уже четыре года. Спросите кого угодно — все подтвердят! — уверенно заявила я.
Подойдя к соседней двери, с силой нажала на звонок.
Через некоторое время послышался щелчок замка, и на пороге появилась Марья Васильевна.
— Вероника, Анечка! — Ее лицо озарила теплая улыбка. — Рада вас видеть! Тебя выписали? Выглядишь хорошо!
Она уж было хотела обнять меня, но заметила парня с девушкой, выглядывающих из-за двери.
— Марья Васильевна, меня не пускают домой. Молодые люди утверждают, что я здесь не живу… — сглотнув ком в горле, указала на них.
Соседка нахмурилась, внимательно посмотрела на меня, а затем перевела взгляд на пару за моей спиной.
— Что здесь происходит? — строго спросила Марья Васильевна. — Это как же? Я ничего не видела, только сегодня приехала, у внуков была... — и снова метнула взволнованный взгляд на мою квартиру, будто пытаясь найти ответ в ее стенах. — Могу подтвердить, Вероника и Аня уже несколько лет снимают эту квартиру... Вы-то кто? Я сейчас позвоню хозяйке!
Достав телефон из кармана халата, соседка быстро набрала нужный номер.
— Светочка, здравствуй, милая. Тут у нас с твоей квартирой ерунда случилась… Веронику с Анечкой выселяют какие-то люди! Откуда у них ключи?
Ей что-то быстро ответили, и она удивленно подняла брови. Глаза Марьи Васильевна беспокойно забегали по площадке.
— Вероника сама звонила? Нет? Ну она, кажется, не в курсе, что съехала, стоит с девочкой на пороге...
— Что?! — не сдержала изумленного возгласа. — Где мои вещи? Я же заплатила за три месяца вперед!
— Так, идите к себе, хозяйка вам позвонит позже! — Марья Васильевна махнула паре. — А вы заходите, сейчас будем разговаривать, — жестом пригласила нас в свою квартиру.
Мы с Аней молча прошли на кухню. Соседка включила громкую связь. Повисла напряженная, почти осязаемая тишина, которую нарушало только шипение динамика, словно он был живым свидетелем нашей беды.
— Света, рассказывай… — резко сказала Марья Васильевна. В ее голосе чувствовалась усталость и тревога.
— А что рассказывать? — забеспокоилась Светлана. Она была явно растеряна, не ожидая такого поворота событий. — Неделю назад мне позвонил муж Вероники и сказал, что они съезжают…
— Я не замужем! У меня даже парня нет! — вспыхнула как спичка, не в силах больше сдерживать гнев. — Зачем вы вообще говорите эту чушь?!
— Он был очень убедителен, — продолжала хозяйка квартиры, стараясь не обращать внимания на мой выпад. — Сказал, что можно не возвращать предоплату.
— А вот это уже наглость! — Марья Васильевна рассердилась не меньше меня. — Им теперь жилье искать! И где вещи? Неужели выкинула?
— Нет! Все вещи забрал ваш муж, или кто он там… — чуть громче сказала Светлана. — Ключи остались в почтовом ящике.
— Где мои деньги за три месяца? — разгневанно выпалила я. — Я не собираюсь просто так это оставлять!
— А я номер сохранила, сейчас ему перезвоню! — Светлана решительно оборвала разговор.
В трубке послышались гудки. Напряжение в комнате немного спало, но на душе остался гадкий осадок. Мы стояли, молча глядя друг на друга. В глазах Марьи Васильевны читалась смесь раздражения и сочувствия.
— Вот что… Вторая спальня свободна, располагайтесь. Понятно, что быстро ничего не решится, надо думать, что делать. Пока поживете у меня! — махнула рукой соседка. — Чувствую, о квартире придется забыть. Я не знаю, где твои вещи, а вот деньги она должна вернуть! Если что, налоговую на нее натравлю. Знаю, что она по-тихому квартиру сдает, ваш переезд ей вообще не на руку…
— Это все Максим, я уверена. Отрезал мне путь назад.
Я ощутила невыносимую тяжесть на плечах. Только что у меня прибавилось проблем…
— Опять все сам решил, не спросив моего мнения. Ну и что теперь делать с вещами? Нас же выгнали из его дома…
— Так, все потом! — засуетилась Марья Васильевна и направилась в коридор. — Идите отдыхать, поздно уже!
Она показала нам спальню, которая выглядела так, будто ее давно не использовали. Я помогла переодеться Анечке и уложила ее в кровать. Сама легла следом, чувствуя, как усталость накрывает меня с головой. Отдых был просто необходим.