Дорогие читатели!
Для новых покупателей действует программа лояльности. Каждый, кто впервые купил мою книгу, получает персональную скидку 15% на все мои платные книги в течение 72 часов с момента покупки
- Рома, я, кажется, его убила.
- Кажется или убила?
- Я не знаю!
- Сейчас приду. Постарайся успокоиться.
***
Мы просто соседи. Здороваемся, когда встречаемся во дворе, перебрасываемся парой фраз в домовом чате. У каждого своя жизнь. Но почему-то я все чаще смотрю на окно напротив, пытаясь разглядеть знакомый силуэт. Однажды события приобретают такой оборот, что мне не обойтись без его помощи. Как в ту ночь, когда мы познакомились…

Марта
Ручеек последних пассажиров рассосался мгновенно, и я осталась одна. Вообще одна, ни души вокруг. Как будто вдруг оказалась в незнакомом месте. В чужом городе.
Начало второго. Январь. Оттепель. Ветер с залива и мелкая морось. Если по уму, то надо было вызвать такси, но я выскребла в больничной аптеке все деньги – и с карты, и наличку. Звонить кому-то ночью, просить в долг? Разве что Андрею. Только после вчерашней ссоры разговаривать с ним не хотелось, а просить денег – тем более. Метро еще открыто, доберусь.
Подумала так и рванула бегом. Успела на последний поезд. А вот теперь стало страшно. Две трамвайных остановки до дома, и район наш не из самых благополучных. Дворами быстрее, но это уж точно нет.
Посмотрев в сторону чернильной темноты между домами, я пошла по проспекту. Пустынному, как Антарктида. И почти сразу услышала сзади шаги. По спине словно провели ледяными пальцами. Сердце рвануло, пытаясь убежать.
Спокойно, Марфа, спокойно. Идет себе человек домой, тебя не трогает.
Я чуть замедлилась – пусть обгонит. Но и шаги тоже замедлились. Прибавила ходу – и шаги ускорились.
Стало по-настоящему жутко. Бросила быстрый взгляд через плечо и увидела мужчину в черной куртке и надвинутом на лицо капюшоне худи. А вокруг все так же никого, только изредка проезжают машины. Но не бросаться же на наперерез: спасите-помогите!
Ну хоть бы кто-нибудь! Собачник какой-нибудь. Ну да, какие собачники ночью, все давно уже спят.
Я остановилась – шаги стихли. Пошла дальше – и человек тоже пошел. Значит, действительно идет не просто так, а именно за мной. И как только сверну во двор или войду в парадную…
Может, набрать 112? Сказать, что меня преследуют?
Да ладно, скажут, не выдумывайте, человек просто моцион перед сном делает. Но если он вас все-таки убьет, перезвоните, сразу приедем.
Впереди мелькнула зеленая вывеска Сбера. Там же банкомат, камеры наблюдения!
Я зашла внутрь, села на подоконник. Оттуда был виден кусок проспекта. Никого. Ушел? Или стоит и ждет?
Через десять минут я набрала номер Андрея. Ссора ссорой, но сейчас уже было не до принципов. Цепочка длинных гудков. «Абонент не отвечает». Ну да, у него же беззвучный режим ночью.
«Андрей, если меня убьют, то за мной шел мужик в черной куртке и с капюшоном на голове».
Написала, но не отправила. Потому что зашибись приметы.
Может, какой-нибудь охранник увидит на мониторе, что я сижу тут уже долго, и придет выгнать? Если, конечно, у них есть мониторы.
Без десяти два, я просидела у банкомата почти полчаса. Никто не пришел. Значит, и не придет. А тот тип – неужели ждет?
Я выглянула осторожно на улицу, осмотрелась. Кажется, никого. Пошла быстро, почти побежала, пытаясь проглотить колотящееся в горле сердце. До дома оставалось совсем ничего, когда я снова услышала шаги за спиной. Оглянулась – это был он! Догонял меня!
Теперь спрятаться уже негде. А впереди арка во двор. Затащит туда и трахнет в закутке между помойкой и трансформаторной будкой. И хорошо еще, если ограничится только этим.
И вдруг… я не поверила своим глазам! Из арки вышел мужчина с собакой – огромной овчаркой. Я видела его раньше, они гуляли во дворе. По собаке и запомнила.
- Антон! – заорала я и бросилась к нему. – Я здесь!
Почему Антон? Да не все ли равно, первое имя, которое пришло в голову.
Мужчина остановился, глядя на меня с недоумением, собака зарычала.
- Пожалуйста, пожалуйста, - забормотала я сквозь слезы, - помогите, он за мной идет от самого метро.
- Тише, Джой. - «Антон» погладил собаку и повернулся к моему преследователю. – Эй, ты, какого хера тебе надо от девушки?
Тот затейливо выматерился и остановился, но уходить явно не собирался.
- Джой, разберись.
Роман
- Ну и что это была за баба?
Ева вышла в прихожую и остановилась, скрестив руки на груди, едва прикрытой ночной рубашкой.
Да что за день сегодня такой, а? Как с утра началось, так и не может закончиться.
- Какая баба? – спросил устало, вытирая Джою лапы и пузо.
- С которой вы прогуливались во дворе.
Ага, значит, в окошко смотрела. Ты ж моя умничка!
- Из первого корпуса.
- И что?
- Да ничего! – разозлился я. – К ней какой-то мужик пристал, мы с Джоем до дома проводили. Только и всего. Я ее не знаю. Ты еще скажи, что у нас свидание было.
- Ну кто тебя знает.
- Если так, то ты сама меня на него и отправила. Миллион раз говорил: не давай псу ничего не со стола.
- Ничего я ему со стола не давала, - возмутилась Ева.
- Ну значит, сидела перед ящиком, трескала какую-то дрянь и с ним поделилась. А потом извольте радоваться, воет под дверью. Скажи спасибо, что не обдристал все вокруг. Могла бы и сама вывести.
- Я и вывела. Вечером. Не хватало только ночью еще тащиться.
Спорить было бесполезно. Это могло затянуться надолго. Ей-то что, на удаленке можно и поспать, а мне утром снова в клинику.
Джой еще щенком подцепил какой-то адский вирусняк, переболел тяжело, поправился, но с желудком остались проблемы. Чуть в сторону от диеты – извольте радоваться. А Евице-красавице похрен. Добрая душа, сама ест, почему бы и собачку не угостить. А вот вывести лишний раз – да вы что?!
Рома, ну это же твоя собака.
А то, что Рома шесть часов за операционным столом простоял и в начале второго домой вернулся, так это же его работа.
- Ева, иди спать.
Фыркнула, развернулась, как солдат на плацу, исчезла в спальне. Джой привалил меня к стене, вытянулся во весь рост. Положил лапы на плечи, лизнул в щеку. Как будто хотел сказать: забей, Ромыч, прорвемся. Я потрепал его по холке, и он ушел к себе на лежанку. А я на кухню – забросить чего-нибудь в рот, пока желудок не сожрал сам себя.
Окно напротив светилось, одно на весь пятый этаж. Я невольно усмехнулся.
Так вот ты какой, северный олень… Марта.
Она вошла в парадную, мы с Джоем поплелись через двор к своему корпусу. Уже вытаскивая из кармана ключи, я обернулся и рассмеялся. Окно зажглось на пятом этаже. То самое, напротив.
Там уже два года жила девушка, у которой была привычка раздеваться, не задернув шторы. А у меня – пить после ужина кофе, стоя у окна и глядя во двор. Если, конечно, не на дежурстве. И не где-нибудь с Евой. Однажды стоял вот так и увидел пикантную сценку.
В окне загорелся свет, девушка что-то с себя сняла, что-то надела. Наверно, пришла домой с работы или учебы. Вряд ли специально. Скорее, просто не думала, что, если на улице темно, тонкий тюль на свету становится прозрачным, как стекло. Много я там, конечно, не разглядел, все-таки далековато. Только то, что девушка молодая и стройная. Если бы взять бинокль или хотя бы камеру с хорошим зумом…
Но оно мне надо? Я мало видел голых девушек? Тем более эта даже не голая, а в нижнем белье.
Ловил я ее вот так далеко не каждый день. Где-то раз в неделю, а то и реже. Было в этом что-то немного волнующее и поднимающее… всего-навсего настроение. Примерно как синяя бетономешалка в ромашку или трехцветная кошка. Даже примету такую себе придумал: увижу ее вечером – следующий день будет хорошим. Она, правда, не всегда срабатывала, но все равно так казалось.
Девушка эта была для меня чем-то… виртуальным, что ли. И в голову не приходило, что мы можем пересечься в реальности. Да и зачем? Вполне хватало Евы. Даже если мы ссорились, что в последнее время стало случаться все чаще.
Мы встречались почти три года, из них год жили вместе, и я понимал, что ее раздражает неопределенность. Три года – срок, когда уже надо что-то решать. Как самолет на конечной скорости разбега должен либо взлетать, либо тормозить. А я все тянул и даже оправданий никаких этому не искал. Не то чтобы меня устраивал такой вариант, как она мне однажды заявила. Но так уж выходило, что и женой своей я ее плохо представлял, и расстаться был не готов. При этом понимал, что веду себя не слишком честно по отношению к ней. Вот это как раз и напрягало.
А ведь так все бурно начиналось…
Ева привела в клинику на консультацию пятилетнего племянника. Ерундовая детская грыжа, поточная операция, но поскольку у парня был порок сердца, для подстраховки позвали кардиолога. То есть меня. Я осмотрел, дал добро, попутно поинтересовался, почему не с родителями.
Симпатичная молодая тетушка ответила, что мать болеет, а отца в принципе нет. Вышли в коридор вместе, я дал пару советов по подготовке и вроде как забыл. Сколько пациентов каждый день, хорошо хоть свое имя помнишь.
Операцию Славику сделали, все прошло благополучно, а забирать его на выписку снова пришла тетя. Я случайно столкнулся с ними в холле.
«Что, - спросил, - мама все еще болеет?»
Марта
«Зачастую репутация подменяет собою факты.
Маргарита Тирольская вошла в историю как самая безобразная женщина Средневековья, а то и всего человечества, хотя современники описывали ее как редкую красавицу. Разумеется, средневековые понятия о красоте сильно отличались от наших, но не до такой же степени. Единственное прижизненное изображение на печати слишком мелкое, чтобы разглядеть черты лица, а портрет Квентина Массейса «Безобразная герцогиня», ассоциируемый с Маргаритой, написан спустя полтора столетия после ее смерти…»
Откинувшись на спинку кресла, я потянулась и посмотрела на отвратительный портрет, больше похожий на карикатуру.
За Маргариту Маульташ, мою любимицу, было искренне обидно. Многочисленные исследования твердили: нет, это чучело никак не может быть герцогиней Маргаритой фон Тироль-Гёрц, но кого это интересовало? Роман Фейхтвангера закрепил заблуждение, превратив его в догму. Враги Маргариты, распускавшие слухи о ее безобразии, могли быть довольны.
Историей средневековой Европы я интересовалась с детства. Поступила на истфак университета – вопреки уговорам мамы выбрать что-то более перспективное в материальном плане. Денег, конечно, хотелось, но заниматься тем, что нравится, хотелось больше. Я всегда была упертой, в итоге своего добилась.
Окончив универ с красным дипломом, поступила в аспирантуру, защитила кандидатскую. Преподавать начала еще аспиранткой, на подхвате. После защиты меня оставили на кафедре, сначала ассистентом, потом штатным преподом. Разумеется, по моей теме – европейскому Средневековью.
Зарплата, конечно, была смешная, но еще столько же приносил канал в Дзене, где я выкладывала научпоп на историческую тему. Читали преимущественно любовные драмы и всякие кровавые ужасы, из чего, собственно, и состоит история.
Только никому этого не говорите, принято считать, что история – это про политику. А я всегда считала, что про людей. Поэтому писать подобные статьи мне было легко. И монетизировались они неплохо. Начинала с нескольких рублей в день, всего за год вышла на вполне пристойные суммы. На жизнь хватало.
Итого к тридцати годам я, можно сказать, состоялась профессионально. Университетский преподаватель, кандидат наук. Плюс какой-никакой, но блогер. Чем плохо? Но мама все равно была недовольна. Когда она вообще была мною довольна? Правильный ответ: никогда. Потому что с самого рождения я все делала, по ее мнению, не так. Иногда я даже в это верила. Мама была очень убедительна. Если бы не бабушка, утверждавшая обратное, я наверняка утонула бы в ощущении собственной никчемности и неправильности.
Марфуша, никого не слушай, говорила она. Твоя жизнь – тебе ее и жить. Так, как считаешь нужным. Прискорбно, но твоя маменька - профессиональная неудачница. Не позволяй ей тебя заразить.
А самым прискорбным было то, что бабушка нисколько не преувеличивала.
После школы мама не поступила в институт и вот уже тридцать пять лет работала секретаршей в оборонном НИИ. Туда ее пристроил один из бабушкиных мужей, ведущий конструктор, чтобы пересидела годик и снова попыталась поступить. Но, как известно, ничего нет более постоянного, чем временное. За секретарским столом мама прилипла намертво и на все махнула рукой. Даже на заочку поступать не стала. Между делом от одного из начальников, крепко женатого, родила дочь, которую тот категорически отказался признать. Иногда у нас в доме появлялись какие-то мужчины, но ни один не задержался надолго.
Жизнью мама была хронически недовольна, но не предпринимала ровным счетом ничего, чтобы ее изменить. Только ныла и жаловалась. И пилила меня. Акцент делался на то, что я не должна повторить ее неудачи, а поэтому необходимо приобрести выгодную профессию или выгодно выйти замуж. А лучше и то и другое – можно без хлеба.
Денег нам вечно не хватало. Те, что появлялись, куда-то таинственно исчезали. Появлялись чаще всего от бабушки, но этим мама тоже была недовольна, поскольку считала, что та могла давать и больше. При этом профессия бабушкина ей тоже не нравилась. Бабуля была известной в Питере актрисой оперетты. Она жила легко и ярко, трижды выходила замуж и трижды развелась, сохранив со всеми мужьями прекрасные отношения. Ну, кроме, конечно, первого, моего деда, который умер молодым.
Мы с ней дружили. Выслушав от мамы очередную порцию претензий, что я сплошное «не»: неумная, непослушная, некрасивая, неуклюжая и так далее, - я шла к бабушке. Та, как заправский психотерапевт, убеждала, что это всего лишь субъективные оценочные мнения. Она реально помогала мне держаться на плаву.
Когда два года назад бабушки не стало, я переехала в ее квартиру на Просвете. Это маму взбесило конкретно. Она рассчитывала сдавать, но бабушка оформила дарственную на меня. До этого я снимала сначала комнату в коммуналке, потом студию на «Приморской».
Если с профессиональной жизнью у меня все было в порядке, то проблемы в личной я у мамы и правда подхватила. С личным категорически не складывалось. Бабушка говорила, что я слишком все усложняю. Но, скорее, дело было в том, что по контрасту меня тянуло к мужчинам легким, из категории праздников. А им со мной, серьезной и дотошной, было скучно.
Вот и с Андреем все выходило… сложно.
Не успела я подумать о нем, как зазвонил телефон. Но это оказалась мама. Едва ее перевели из реанимации в отделение, она начала названивать мне по пять раз на дню, жалуясь на все подряд: палата грязная, соседки дуры, лечащий врач невнимательный, еда мерзкая.
Роман
Домовой чат буквально разрывало от сообщений. Телефон гудел, как майский жук, и грел ладони.
В кои-то веки я пришел домой в человеческое время. Евы не было, а Джой едва не сбил меня с ног, всем своим видом показывая: если его не выведут немедленно, случится страшное. И вот сейчас он терся с другими псами на «собачьем пятачке» за трансформаторной будкой, а я читал «зоошизу».
За четыре года существования чат разросся, как кустовая плесень. В нем появилось шестнадцать тематических подчатов, от «Отдам даром» до «Безопасность», плюс отдельные чаты двух корпусов и каждой парадной. Самым агрессивным и бескомпромиссным был подчат «Братья наши меньшие», который мы с Евой называли «зоошизой». Собакофобы яростно сражались в нем с собакофилами, собакофилы между собой, а кошатники и прочие зверевладельцы тихо сидели в уголке, изредка подавая реплики.
Сейчас в очередной раз пытались линчевать собачников, которые не убирают за своими псами и водят их гулять без намордников. У меня рулон пакетов всегда лежал в кармане «собачьей» куртки, а вот намордник – тут да, тут я был грешен. Джой его терпеть не мог, поэтому надевали только в места с большим скоплением народа. В редкие выходные мы ездили за город или поближе – в Озерки, Сосновку, Шуваловский парк. По будням приходилось нарезать круги вокруг дома. Раньше у «болота» - небольшого пруда в скверике – была собачья площадка, но ее снесли, забрав участок под стройку.
«Вот прямо сейчас овчар из второго корпуса без намордника гуляет во дворе. Да его опасно к другим собакам подпускать», - писала Janina, хозяйка злобной и глупой, как паровоз, таксы.
К сообщению прилагалось смазанное фото Джоя, явно сделанное с большим зумом из окна. Вообще-то он лыбился во всю пасть и флиртовал с сучкой-доберманкой, но на фотке выглядел так, словно вот-вот порвет ее в клочья.
«Яна, ваша Фиба тоже гуляет без намордника, а таксы, между прочим, лидируют в рейтинге самых агрессивных и тупых пород», - ответил я, в последний момент перед отправкой все же удалив «и тупых».
Яну бомбануло на пулеметную ленту из десятка сообщений. Суть заключалась в том, что я мерзкий хам, которого надо изолировать от общества, а собаку усыпить, потому что она опасная. Ничего удивительного, Яна была такой же дурой, как и ее собака. Точнее, наоборот, такой же дурой, как она сама, была ее собака. Кошки – те более автономны и самодостаточны, а вот собаки, за редким исключением, характером копируют хозяев.
Года два назад, купив таксу и появившись с ней на «пятачке», она пыталась строить мне глазки. Раньше я, может, даже и повелся бы: несмотря на зияющую глупость, Яна была достаточно миловидной. Теперь она меня нисколько не интересовала. Зазывные улыбки и потуги на беседы продолжались, но когда Джоя начала выводить Ева, отношение Яны ко мне резко изменилось. И эта вот атака в чате была далеко не первой.
Она продолжала бесноваться, ее поддержали подружки – хозяйки таких же мелких безмозглых шавок. Казалось, из окон за мной наблюдает весь дом. Джой резвился уже минут сорок – хватит на сегодня. Свистнув, я подозвал его, подцепил на поводок и повел к парадной.
Что-то словно подтолкнуло сзади. Обернулся, глянул вверх – на пятый этаж первого корпуса. Марта стояла у окна и с улыбкой смотрела на меня. Для разнообразия одетая. За эту неделю я увидел ее впервые.
Наверно, тоже читала чат, поэтому и тащится.
Еве, к счастью, хватило ума по поводу «ночного свидания» не обострять, но особо я не обольщался. Вспышки ее ничем не мотивированной ревности стали уже обыденностью. Терпел, наверно, только потому, что они не перерастали в скандалы. Сама придумала, сама надулась, сама сдулась обратно. Особенно умиляли претензии, что у меня шуры-муры с мамашами пациентов. Страшно подумать, что было бы, будь я не детским врачом, а взрослым. Хотя в этом случае мы с ней точно не познакомились бы.
Узнав, что я детский хирург, люди почему-то думали, будто у меня своих как минимум три штуки. И в педиатричку я наверняка поступил потому, что обожаю детей – ну как же иначе? А когда узнавали, что детей у меня нет, равно как и особой любви к ним, страшно удивлялись. Или даже возмущались: ну как так можно – лечить детей и не любить их? Ева тоже удивлялась. И даже подозревала в детоненавистничестве, потому что я не горел желанием размножаться.
На самом деле к детям я не испытывал ни любви, ни нелюбви. Все они были просто пациентами. Причем пациентами особой сложности, поскольку толком не могут изложить свои жалобы, кроме «болит тут», плохо терпят боль, да и других проблем с ними предостаточно.
Я вырос в сугубо медицинской семье, где врачами были все, на протяжении как минимум пяти поколений. Можно сказать, династия. То, что называют медицинским цинизмом или профдеформацией, впитал с детства. «Гражданским» кажется ужасным, что врач не испытывает любви к пациентам. На самом деле излишняя эмпатия лупит по психике и ведет к быстрому выгоранию. У хорошего врача ее должно быть ровно столько, чтобы сочувствовать и помогать. Я сочувствовал и хотел помогать. Взрослому или ребенку – без разницы.
В год моего окончания школы ЕГЭ стал обязательным. Я подал документы во все питерские медицинские вузы, но на бюджет прошел только в Мечникова, который по старой памяти называли СанГигом и относились с известной долей пренебрежения, и в педиатричку, которую и выбрал.
Если покопаться, историй на тему «я с яслей мечтал стать хирургом, педиатром, онкологом, венерологом, нужное подчеркнуть» минимум. Нет, конечно, есть те, которые выбирают специализацию на первом курсе, а потом прошибают лбом стены или имеют возможность заплатить, но в большинстве идут туда, куда могут поступить, особенно с тех пор, как отменили интернатуру.
Марта
- Маш, а давай куда-нибудь съездим на выходные? – предложил Андрей, потянувшись с громким хрустом.
Он звал меня Машей, потому что имя мое ему категорически не нравилось. Как гусыня из сказки, говорил он.
Интернет предлагал гуся Мартина из детской книжки про Нильса, а также святого Мартина, ко дню которого в Европе жарят гусей. Андрей уверял, что гусыня Марта – подруга гуся Мартина. Я могла сходу назвать десяток мерзейших Андреев, от сына Тараса Бульбы до Чикатило, но это было глупо. Поэтому махнула рукой. Маша так Маша. Тем более и самой не особо нравилось. Когда представлялась, всегда становилось немного неловко. Особенно если люди удивлялись и приходилось объяснять, с чего вдруг такое имя.
Бабушка звала меня Марфушей – ласково. Я сама, про себя, просто Марфой. Нейтрально. Или Марфушенькой-душенькой, когда злилась.
- Давай, - согласилась я. – Можно за город куда-нибудь. Погодка, правда, шепчет. Но гулять не обязательно.
Если бы меня попросили обозначить наши отношения одним словом, я, без сомнений, сказала бы так: качели. От глупых ссор из-за ерунды и мертвого молчания до бурной, сверкающей, как бриллиант, страсти. По известному выражению, врозь нам было скучно, а вместе – тесно.
Познакомились мы два года назад, довольно странным образом, при печальных обстоятельствах.
Бабушка умирала от рака, все было очень плохо, счет пошел на дни, а то и на часы.
«Марфуша, - сказала она, - сними с моей карты все деньги. Похороны, поминки, всякие прочие расходы. А то умру – только через полгода получите».
Я сделала, как она просила. Зашла с ее телефона в личный кабинет и перевела деньги на свою карту. Довольно приличную сумму. В тот же день, вечером, бабушка умерла. А через три дня мою карту заблокировали «по подозрению в мошеннических операциях».
Карта у меня была зарплатная, единственная. Налички набралось рублей триста, особенно с учетом затрат на похороны. Банковская поддержка ответила, что обращаться надо лично в филиал, выдавший карту.
В банке меня отправили к управляющему – приятному на вид мужчине примерно моего возраста. «Веденеев А. П.», - значилось на бейдже. Строгий черный костюм, белая рубашка, галстук, модная стрижка, ухоженная борода, жесткий прищур серых глаз. Хотя в тот момент мне было ни до чего, я все же отметила, что он очень даже интересный.
«Все сложно, Марта Николаевна, - сказал Веденеев, открыв в компьютере мой счет. – Деньги переведены в день смерти владелицы карты. Мы получаем информацию в течение одного-двух дней, автоматически. В таких случаях карта, на которую сделан перевод, блокируется до выяснения обстоятельств. Возможно, понадобится решение суда».
«Но она сама перевела деньги. – Тут я соврала, конечно, но не слишком. – Еще когда была жива. Чтобы мы их использовали на похороны».
«По-человечески понимаю, но, боюсь, ничем не могу помочь. Напишите заявление, изложите обстоятельства. В течение месяца будет принято решение. – Подумав, он добавил: - Есть еще один вариант. Время перевода у нас зафиксировано. Если сможете принести справку с точным временем смерти и оно будет позже, я постараюсь все ускорить».
Как я добывала эту справку – отдельная песня. Повезло, что бабушка умерла в присутствии врачей со скорой, поэтому время было зафиксировано точно. Вот только получить ее оказалось проблемой. Но когда сидишь без денег и взять их особо неоткуда, еще не так подпрыгнешь.
Обещание свое Веденеев А. П., или просто Андрей, сдержал и карту мне разблокировал самолично через два дня. А еще пригласил на свидание. Я была благодарна за помощь, да и вообще он мне понравился, поэтому согласилась.
Завертелось все быстро и горячо. Словно в водоворот затянуло. Уже на втором свидании мы оказались в постели. Даже уговаривать не пришлось. До этого я особого удовольствия от секса не получала и потихоньку считала себя фригидной, но выяснилось, что мне элементарно не везло с мужчинами.
Короче, Марфа то ли влюбилась, то ли просто ослепла от нахлынувших ощущений. Хотя это, наверно, одно и то же. Где-то через год, когда новизна притупилась, стали проглядывать некоторые странности. Не только в отношениях, но и в самом Андрее. Резкие перепады от мрачной угрюмости до радужной эйфории реально напрягали.
«Отдает биполярочкой, не находишь? - заметила как-то моя подруга Люба, с которой вместе учились в аспирантуре. – Если не хуже».
«Хуже?» - испугалась я.
«Я про вещества».
Вещества я бы все-таки за год просекла, при тесном контакте этого не скроешь. Но вот тараканы у него в голове явно жили породистые и откормленные. Такие жирные, что им там было тесновато. С другой стороны, ни одна из странностей Андрея не тянула на повод для разрыва. Скорее, на повод для размышлений. Но поскольку о будущем разговор за два года ни разу не зашел, то и размышления стабильно заходили в тупик.
Другими словами, я хотела быть с ним, но иногда становилось не по себе. Не страшно, а как-то… неуютно, что ли. Особенно когда он уходил в себя и непробиваемо молчал. Я невольно начинала сомневаться, не обидела ли его чем-то. Язык у меня был без костей, легко могла что-то ляпнуть и не заметить. Но на расспросы неизменно получала в ответ «все нормально».
Роман
- Ром, а можно я не пойду?
- С фига ли? – разозлился я. – Если бы я не пошел на день рождения твоей матери, ты бы мне загнала в нос трубочку и высосала мозг досуха. Как смузи.
- Ну скажи, что я заболела. Ром, они меня ненавидят, - заныла Ева. - Считают, что я не пара их замечательному мальчику.
- Глупости не говори! Они просто удивляются, что ты вечно сидишь надутая и что из тебя слова не вытянешь. И это правда.
- А о чем мне там говорить? Извини, но я не вписываюсь в вашу замечательную медицинскую тусовку.
- Ева, а ты и не пытаешься. Катя, кстати, тоже не врач. – Я вытащил из шкафа две рубашки. – Какую?
Ева задумалась, наклонив голову к плечу. Точь-в-точь Джой.
- Голубую. Катя – рыба. Ей все пофигу.
- Хорошо, - кивнул я. – Не ходи. Но я к твоей тоже не пойду. Ок?
Вздохнув тяжело, Ева начала перебирать вешалки с платьями.
Может, и правда лучше соврать, что заболела? Опять мама скажет, что «Евочке с нами скучно», а бабуля потом ляпнет приватно что-то вроде «она тебе еще не надоела, Рома?» Но если не придет, все равно проедутся. Мол, че ж ты за доктор таков хренов, свою женщину вылечить не можешь?
Семейка у меня и правда была… непростая. Для посторонних – вполне так странная. Катя, Витькина жена, вписалась, потому что прекрасно умела сливаться с окружающей средой. Она работала воспитательницей в детском саду, и наверняка медицинские темы ей тоже были не особо интересны. Но вряд ли кто-то об этом догадывался.
«У Кошки есть прекрасное качество, - говорил мне Витька. – Она идеальный слушатель. Какую бы хрень ни несли, никогда этого не покажет».
А вот Ева каждый раз демонстрировала страдание. Возможно, неумышленно, но выглядело так, словно пришла по приговору суда. И мне было за нее неловко.
Хотя мы и виделись каждый день в клинике, традиционно собирались по праздникам и семейным датам: родители, бабушка, я, Витька с Катей, их пятилетние дочки-близняшки Варя и Вера. Раньше нас было больше: прабабушка с прадедушкой, дедушка, папин брат – тоже все врачи. Еву я познакомил с семейством, когда мы стали жить вместе. Привел на папин день рождения.
Сказать, что для нее это был шок, значит не сказать ничего. Хотя я, конечно, предупредил, что все медики и юмор у нас… специфический. Дата была некруглая, отмечали дома, но пригласили еще несколько друзей из клиники. Так что количество врачей на единицу площади зашкаливало. И разговоры за столом были соответствующие, тем более детям накрыли отдельно, в нашей с Витькой бывшей детской. Ева каменно молчала, страдальчески сдвинув брови.
Апофеозом стал торт, заказанный мамой у домашнего кондитера. Красивый такой, вполне годный для уролога-андролога. Кондитер постаралась, очень натуральный орган получился, во всех анатомических подробностях. Правда, размеров не слишком натуральных, и свечки из него торчали, но это уже частности.
«Премного благодарен, Оля. – Папа отвесил низкий поклон. – Только учти, я ведь отомщу. Дай мне телефончик кондитера».
Мама была гинекологом, поэтому все захихикали. Все – кроме Евы. Когда внесли торт, она застыла с вытаращенными глазами и открытым ртом. И покраснела, как помидор.
«Деточка, ну что ты так смущаешься? – Сидевшая рядом бабушка погладила ее по руке. – Это всего-навсего мужской половой… член. – Тут она явно хотела сказать совсем другое слово, но сдержалась. – Не поверю, что ты видишь его впервые. А для Сережи… Сергея Павловича это и вовсе рабочий материал. Если переживаешь за детей, то им дадут по куску на тарелках».
Есть член Ева не стала. А по дороге домой спросила, кто по специальности бабушка.
«Онколог», - ответил я.
«Понятно, - мрачно сказала Ева. - Странно, что не патологоанатом».
Патологоанатом был мой покойный дядя. Но об этом я говорить не стал: для первого раза впечатлений и так хватило. И пожалел, что привел ее сразу на растерзание львам. Надо было сначала отдельно с родителями познакомить.
Ничего удивительного, что Ева никому не понравилась. Но если родители и Витька с Катей деликатно промолчали, бабушка, как всегда, рубанула с плеча.
«Ромочка, - спросила она с усмешечкой, - ты уверен, что тебе нужна эта надутая коза»?
«На данный момент уверен», - ответил я, стиснув зубы.
«Ну что ж… - Она пожала плечами. – Вольному воля, а спасенным рай».
С тех пор каждый поход к моим, а их за год было немало, проходил по одному сценарию. Сначала Ева изображала присномученицу, собираясь, а потом с таким же видом сидела за столом. Молча. А вот мне с ее мамой приходилось разговаривать.
Жанна Михайловна, дама почти кубических очертаний, очень любила лечиться. Точнее, любила жаловаться на болезни и до мельчайших деталей описывать симптомы, большей частью придуманные. На этом ее «лечение» заканчивалась, потому что все советы и назначения игнорировались. Хотя какие там назначения, если она даже анализы толком сдать не могла.
А еще она очень любила спрашивать, когда же мы с Евой наконец поженимся. И тут же, вопреки всякой логике, добавлять, что торопиться не стоит. Потому что вот Света, Евина сестра, поторопилась, а теперь воспитывает Славика одна.
Марта
Андрей забронировал на выходные домик на турбазе в Лосево и в пятницу вечером заехал за мной.
«Жду во дворе», - прилетело в воцап, когда я собирала сумку.
Погоду, как и обещал прогноз, подвезли мерзкую. Смысл ехать куда-то полтора часа и платить конские деньги, чтобы потом два дня сидеть, никуда не выходя? Трахаться можно и дома. Бесплатно.
Ладно, пусть будет смена обстановки. Тем более платить не мне. И готовить не надо.
Подойдя к багажнику, я обратила внимание на машину, которая стояла с заведенным двигателем и включенными фарами. За рулем сидел Роман, а рядом с ним блондинка с кислой миной.
Забавно, я видела во дворе девушку с овчаркой, но почему-то даже в голову не пришло, что это та же самая собака. Та, с которой гулял Роман. Надо думать, это жена. Или подруга. Такая… эффектная. Было бы странно, если бы не было никого.
А мне-то что? Абсолютно никакого дела.
Не успели мы выехать на «Сортавалу», как зазвонил телефон Андрея, подключенный к блютусу машины.
- Андрюх, ты не можешь приехать? – Я узнала плаксивый голос его сестры Натальи.
- Шо, опять? – скривился тот.
- Опять. Вообще не знаю, что с ней делать.
- Наташ, я не в городе. Вернусь в воскресенье вечером.
- Прекрасно! Андрюша отдыхает, а у Наташи чудесные выходные, так?
- Ната, ты сама ее себе посадила на шею. Я предупреждал, что так будет?
- А ничего, что она такая же твоя мать, как и моя? Или все дело в том, что у нас разные отцы?
- Хватит чушь нести! – разозлился Андрей. – Про разных отцов вообще даже не заикайся. Мне той херни на похоронах хватило на всю жизнь. Все, счастливо. И учти, созависимость лечить так же тяжело, как и зависимость. А может, и тяжелее.
Нажав на отбой, он замысловато выматерился. Я молчала. Захочет – расскажет. Не захочет – тем более нет смысла спрашивать.
То, что его мать пьет, я поняла еще при знакомстве. Это был ее день рождения. Елизавета Ивановна, ровесница моей матери, выглядела лет на десять постарше. Из гостей, кроме нас и младшей сестры Андрея, была только какая-то размалеванная тетка, определить возраст которой я затруднилась. И вот они с этой теткой вдвоем быстренько наклюкались и начали петь песни.
«Пойдем, - сказал мне Андрей. – Пока не поздно».
«А Наташа?» – спросила я, когда мы вышли.
«Наташе не привыкать, - поморщился он. – Она считает своей святой обязанностью вытирать блевотину».
Больше мы туда не ходили. В подробности Андрей не вдавался, но по обрывочным репликам я поняла, что размотало Елизавету Ивановну лет пять назад, когда умерла ее мать. Лучшая подружечка Лена стала собутыльницей, а Наташа добровольно взвалила на себя обязанность присмотра, пожертвовав личной жизнью. Когда она не справлялась, Андрею приходилось спешить на помощь.
«Чип и Дейл, твою мать!» - сказал он однажды, зло сплюнув. Словно поставил этим плевком точку и больше к этой теме не возвращался.
- Ну и что ты так на меня смотришь? Я не прав?
- Андрей, я не знаю деталей, поэтому не могу судить.
На самом деле я не стала бы, даже зная детали. Потому что ему мое мнение было абсолютно ни к чему. К тому же сама я с пьющими людьми никогда близко не сталкивалась, а теория очень сильно расходится с практикой.
- Хорошо, слушай, - усмехнулся он. – Расскажу детали. Как раз на всю дорогу хватит.
История оказалась одновременно и банальной, и нетривиальной. Смотря с какой стороны посмотреть. Жила-была девушка Лиза, может, и не особо умница, но красавица. И полюбила она, на свою беду, глубоко женатого мужчину. Тот не скрывал, что разводиться не собирается. Сначала Лиза ни на что не претендовала, ей хватало своей любви. Но потом захотелось большего. И не придумала она ничего лучшего, чем родить ребенка. Не случайно, а преднамеренно, в надежде, что любимый все же передумает и уйдет к ней.
Но тот не передумал. Сына не признал и с Лизой все контакты разорвал. Тогда тесты на отцовство через суд уже делали, но не в подобных случаях. Пять лет она активно страдала, с трудом закончила институт, Андреем больше занималась бабушка. А потом познакомилась с парнем по имени Кирилл, который смертельно в нее влюбился. И к ребенку относился хорошо. И хотя Лиза по-прежнему страдала, замуж за него выйти согласилась.
Несколько лет они жили неплохо, родилась дочь. А потом у отчима Андрея в голове заговорили голоса. Все громче и громче. К счастью, голоса оказались мирными, советовали не убить всю семью, а всего лишь обратиться за помощью. Он признался жене, и та повела его по врачам. Врачи подлечили, добившись стойкой ремиссии.
Но наипершая подруга Леночка – та самая! – напела в уши, что жить с шизофреником опасно, и Лиза подала на развод. А Леночка тут же вышла за него замуж. Детям было поднесено так, что это папа от них ушел, а Кириллу Лиза запретила с ними общаться. Ну шизофреник же, мало ли что вдруг! А тот был слишком мягким, чтобы воевать через суд, и смирился.
Новая семья тоже не сложилась. После второго развода Кирилл уехал куда-то в Сибирь. А Лиза внезапно снова стала дружить с Леночкой. Наташа, став взрослой, нашла отца и поддерживала какую-то минимальную связь. Год назад, уже после того как мы были на том дне рождения, стало известно, что Кирилл погиб. Андрей с Наташей ездили на похороны, причем я об этом даже не знала, он ничего не сказал.
Роман
К счастью, обошлось без торта в виде вагины. Походу, отец забыл, что хотел отомстить. А может, вообще забыл, что собирался заказать торт, и в последний момент купил наполеон в ближайшей кондитерской.
- О, мой любимый! – сказала мама, которая слоеное тесто глубоко ненавидела. Даже я это знал. – Спасибо, Сережа!
- Ева, будешь? – спросила бабушка, вооружившись лопаткой. И не удержалась, чтобы не поддеть: - Это приличный торт, его можно есть нежным фиялкам.
Ева вспыхнула, вскочила и вышла. Я наклонился подобрать упавшую вилку и поплелся следом. И услышал за спиной:
- Мам, ну ты уж совсем… - укоризненно проворчал отец. – Чего ты к ней цепляешься?
- Скажите, пожалуйста, какие мы нежные, - хмыкнула бабушка. – Что я такого сказала? Сидит вечно надутая, как жаба через соломинку. Как будто ее на цепи приволокли.
Ева стояла на кухне у окна, глядя во двор. На глазах слезы, на щеках красные пятна.
Кто крайний? Правильно, Рома. Потому что должен раскорячиться между Сциллой и Харибдой, которые обе не правы.
- Извини, но больше я на ваши посиделки не пойду, - всхлипнула Ева. - Если так принципиально, к моей маме можешь тоже не ходить.
- Иди в ванную. Посиди минут пять, успокойся. Сейчас поедем домой.
Она закрылась в ванной, а я заглянул в гостиную и кивком попросил маму выйти.
- Не обижайся, мам, - сказал, когда она появилась на кухне. – Мы поедем. Поверь, мне очень не хочется выбирать между вами и Евой, да я и не собираюсь. Но мы с ней вместе, поэтому я должен быть на ее стороне. Даже если она не права. Хотя бабушка… тоже.
- Я понимаю, Рома. – Мама поцеловала меня в щеку. – Ты все правильно делаешь. Бабуля твоя… ну ты в курсе. Ева, конечно, странная девочка, но раз ты ее выбрал, значит, тебе нужна такая. Поезжайте, я не обижаюсь.
Так или иначе, с родителями нам с Витькой повезло. Как он говорил, мы – семейка Аддамс. Нам внутри было относительно комфортно, хотя и случались иногда всякие… моменты. Но человеку извне, не привыкшему к подобному стилю общения, все должно было казаться диким.
Всю дорогу Ева молчала, уставившись на свои колени. Я не злился, скорее, было как-то тоскливо.
- Послушай, Ром, - сказала она, когда я загнал машину в паркинг. – Может, твоя бабушка права? Может, я тебе совсем не подхожу?
- А может, я сам это решу? – ответил я несколько резче, чем хотелось. – Кто мне подходит, а кто нет.
- Я тебя не тороплю, но ты…
- Что, слишком долго решаю? – заполнил я затянувшуюся паузу.
Ева молчала. Красноречиво. Наверно, вот тут подразумевалось, что я сделаю ей предложение. Руки и сердца. Даже где-то был почти готов, но тут по капоту забарабанили капли, и с языка слетели совсем другие слова и выражения.
По потолку проходил воздуховод, в сырую погоду с него капала вода с известью, оставляя едкие пятна, жрущие краску. Я вывалил немалую сумму, чтобы обтянуть машину пленкой, но и на ней белые кляксы выглядели какашками птеродактилей.
- Ева, иди домой, я тут повожусь немного.
Она пожала плечами и пошла к выходу. А я стер тряпкой пятна, вытащил из багажника рулон пупырки и раскатал по капоту. Теперь пусть капает.
Пса я выгулял перед тем, как ехать к родителям, но он так жалобно смотрел, встретив в прихожей, что я не выдержал и взял поводок.
- Идем, крокодил. Только недолго.
Джой умыл меня языком, и мы вышли во двор. На самом-то деле я оттягивал неминуемое продолжение разговора с Евой. Даже если она не выведет на него сама, все равно это будет висеть в воздухе.
Фишка заключалась в том, что я в принципе не особо горел жениться. Ни на Еве, ни на ком-то вообще. Тридцать два – пора уже, но вот это вот «пора» как раз и напрягало. Кто сказал, что есть некий критический возраст, когда если не женат, то все, капец?
Что меня останавливало? Ответственность? Нет, ответственности я не боялся. Несвобода? Уже ближе к истине. Хотя, если подумать, любая свобода – это иллюзия. Свобода заканчивается там, где она затрагивает чьи-то интересы. Моя свобода затрагивала интересы Евы. Быть собакой на сене не хотелось.
Фактически мы вплотную подошли к тому моменту, когда надо или жениться, или расставаться. Расставаться не хотелось. Я к ней уже прирос.
Значит…
Мы с Джоем дошли пешком до круглосуточного супермаркета, где я купил то ли маленький тортик, то ли большое пирожное – на один раз пополам. В цветочном – букет роз. Спиртное уже не продавали, но дома была неоткрытая бутылка вина. Кольцо еще положено, но где его сейчас взять? Да и не понимал я в них ничего.
Ладно, будем считать, что это такое предварительное предложение. А кольцо пусть сама выберет.
Дома быстренько вытер Джою лапы и пузо, заглянул одним глазом в гостиную, где Ева с несчастным видом смотрела что-то по телевизору. Пошуровал на кухне, нашел вино и бокалы, взял их в одну руку, букет в другую, коробку с тортом за ленточку в зубы.
- Ой, Ромка, ты чего это? – Ева приподнялась с дивана, и глаза у нее стали как у разбуженной совы.
Марта
Ощущение от рассказа Андрея осталось двоякое. Не от содержания, а именно от того, что поделился. Содержание однозначно было жестяной жестью. Тут и сказать-то нечего, кроме «капец» или более тяжелых аналогов. А вот по факту…
Я не знала, как воспринимать это. Как акт доверия, которого раньше не хватало, или просто как слив негатива? Хотя могло быть и то и другое, почему нет?
Выходные шли в модусе задумчивости и с легкой горчинкой. Сауна, бар, бильярд и секс в товарных количествах. И снегодождь за окном, как и было обещано по прогнозу. К семейной теме мы больше не возвращались, да и вообще разговаривали мало.
Такое у нас бывало часто – думать о чем-то параллельно. При всех странностях, с Андреем было хорошо молчать. Ненапряжно. Это, надо сказать, редкое качество, потому что с большинством людей молчать как раз непросто. Тишина становится давящей, хочется ее побыстрее разбить словами, на любую тему. Та самая тишина, про которую говорят «мент родился».
Поздно вечером в субботу, уже ночью, мы лежали в постели и вот так думали каждый о своем. Андрей накручивал на палец прядь моих волос, я рассеянно возила большим пальцем ноги по его ноге. Капли барабанили по карнизу рваным регтаймом.
После рассказа Андрей стал мне более понятен. Я сама была внебрачным ребенком токсичной матери, со всеми отсюда вытекающими, но могла хотя бы опереться на бабушку. Ему, похоже, пришлось выплывать самому. Он вырос жестким и бескомпромиссным, а вот сестра – наоборот, слишком мягкой и безвольной, не умеющей сказать «нет» и настоять на своем.
Вот об этом я и думала. Понимала – да. Сочувствовала – да. Но готова ли была тащить это на себе всю оставшуюся жизнь? Ну да, друг друга тяготы носите и все такое – но лишь когда берешь это на себя добровольно и сознательно. С готовностью.
Впрочем, он мне ничего и не предлагал. И если раньше это вызывало глухую досаду, то теперь, пожалуй, наоборот. Не радость, конечно, но сознание того, что так лучше. Сейчас – лучше. Потому что нет, я не готова. Равно как и расстаться.
Ну что ж, пусть пока будет так. Иногда лучше не форсировать события, дать им развиваться своим чередом, и тогда решение придет само собой.
Возможно…
Как-то осенью мы с Андреем капитально поссорились. Это была одна из редких «громких» ссор, на повышенных тонах и с баханьем дверью. Помирились мы только через две недели, а где-то в середке этого промежутка ко мне приехала Люба с бутылкой вина. Заказали пиццу и просидели до глубокой ночи, обсуждая экзистенциальные проблемы.
Люба была девушкой резкой. Не красавица, но что называют пикантная. Высокая, худая, с радикально короткой стрижкой и пронзительным взглядом карих глаз. К тридцати годам она дважды побывала замужем и развелась, причем уходила от мужей сама. Да и в целом с мужчинами отношения разрывала всегда сама.
Марта, говорила Люба, жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на невкусную еду, некрасивую одежду, неинтересные книги и неподходящих мужчин. Влюблялась легко, моментально шла на таран, но как только что-то переставало устраивать, тут же уходила. Без каких-либо рефлексий. Преподавала она античку на истфаке Герцена*, и это очень подходило к ее характеру. Гедонизм и война.
Вот и тогда, за пиццей с вином, Люба уверяла меня с жаром, что мужик, который второй год ни мычит ни телится, бесперспективен и от него надо избавляться.
«А если я его люблю?» - возразила я.
«Ты сама сказала «если», а не «я его люблю». – Она фыркнула в бокал. – Вот и ответ».
«Как у тебя все просто. Как будто кусок хлеба отрезать».
«А зачем усложнять? Марта, ты из всего делаешь мировую проблему. Жить надо легко».
Бабушка тоже говорила, что я излишне усложняю. Но до Андрея мне нравились мужчины простые и веселые, с которыми только так и можно было – легко. Так, как я не умела. Андрей простым не был. Но и с ним шло непросто.
И все же я не могла вот так: взять и разорвать одним махом отношения только потому, что оперативно не позвали замуж. Я привязывалась, прирастала, прилипала. Мне было тяжело разрывать любые связи не только любовные.
- Извини, Маш, что нагрузил тебя так.
Я вздрогнула, возвращаясь в реальность. Как будто проснулась и не сразу сообразила, где нахожусь. Андрей смотрел на меня, сдвинув брови, и вид у него был какой-то… растерянный, что ли?
- Не нагрузил. – Я покачала головой. – То есть… неважно. Хорошо, что рассказал. Какие-то вещи тяжело тащить одному.
- Спасибо тебе. – Он приподнялся на локте и поцеловал меня. – Я не думал, что ты поймешь.
- С алкоголиками я никогда близко не сталкивалась, но у меня тоже… сложная мама. Не до такой степени, конечно, но… В общем, у меня было не самое простое детство. И отца не было. Мама тоже родила от женатого мужика, который притворился шлангом. Так что да, понимаю.
Пробежала мутная мысль, что когда рыбак рыбака, люди чувствуют сходство и делятся сокровенным сразу или почти сразу. А не через два года. А еще что разделенная ноша, по идее, должна весить вдвое меньше. А я как будто к своей добавила вторую – чужую.
- Будем спать?
Роман
- Ну ты дал свечу, - хмыкнул Витька, когда в понедельник я рассказал ему, что сделал Еве предложение.
- Это все, что ты можешь сказать? – слегка обиделся я. Даже не обиделся, а… в общем, ожидал какой-то более развернутой реакции.
- Ну просто внезапно. И когда свадьба?
- Ориентировочно летом. Нашим не говори пока.
- Это что, страшная тайна? – удивился он.
- Да нет, но пока не надо. Подадим заявление, тогда и скажем.
- Ну не знаю, как-то это… - Витька покачал головой. – Или боишься, что передумаешь?
Тут его куда-то позвали, и разговор подвис в воздухе.
Вообще-то, я был с ним согласен. Что «как-то это…» Не по-людски? Но после пятничной истории подобная новость выглядела бы как некое «назло врагам», а мне меньше всего на свете хотелось бы эскалации. Ева, хоть и покривилась, но со мной согласилась.
Впрочем, сейчас меня больше занимало совсем другое. Тоже чреватое конфликтом и тоже внутрисемейным. Только на этот раз профессиональным.
Меня пригласили на собеседование в «Алмазник». В прошлом году я проходил у них аттестацию на первую врачебную категорию, и мне предложили перейти к ним, если появится вакансия. И вот она появилась, но тут, как говорится, имелись нюансы.
Клиника наша была непубличным акционерным обществом. Фактически семейным. Подразумевалось, что все акционеры в ней работают. И я, само собой, тоже. Поэтому к моему уходу отнеслись бы не лучшим образом и акции наверняка не оставили. Ну логично же: не вкладываешь труд – не получаешь доход. Ну а зарплаты в государственной медицине известно какие. Даже в самых крутых местах.
С другой стороны, перспектив в клинике у меня было ноль без палочки. И ладно бы только карьерных, это как раз не особо парило. Профессиональных – вот что гораздо хуже. Я мог хоть каждый год проходить всякие переподготовки, развешивая по стенам кабинета красивые сертификаты и лицензии. Но без практического применения они оставались не более чем фантиками.
Клиника у нас была большая, многопрофильная, со стационаром и хирургическим отделением. Но операции делали плановые, в основном стандартные. Что-то сложное, необычное несли в специализированные учреждения. Так что на мою долю приходились самые банальные детские пороки и кардиостимуляторы. Поскольку ординатура у меня была по общей детской хирургии с дополнительной специализацией по кардио, иногда я ассистировал на других операциях, не сердечных.
Сначала все это было невъебенно круто – многие после ординатуры лет по пять отсос держат, а я сам оперирую! На открытом сердце! Но уже года через три-четыре понял, что попал в ловушку. Роста не было и не предвиделось. Даже если бы кто-то из родителей вышел на пенсию, а Витька стал директором или главврачом, я вырос бы аж до заведующего хирургией. Но это был бы чисто административный скачок.
О приглашении на собеседование я никому не говорил. И по сравнению с этим умолчание о предложении Еве было такой мелочью.
Я все же решил сходить. Узнать, что предлагают. Может, мне не подойдет. Или – что вероятнее – не подойду я. Ну а если всё всем подойдет, тогда уже и буду решать.
Разговаривал со мной заведующий детской кардиологией, я его знал еще по ординатуре. Долго, минут сорок. Вопросов задал миллион, все мои бумажки и бумажечки пересмотрел. И сказал дежурное «с вами свяжутся».
Вот когда я подумал о Еве. Самое поганое – это неопределенность, а я ее держал в таком состоянии довольно долго. Кармический бумеранг никто не отменял. Хотя в данном случае он немного запоздал.
В клинике я просто сказал, что еду в «Алмазник», не уточняя зачем. Никто и не спрашивал. Раз поехал – значит, надо. Возвращаться на работу не стал. Купил в пекарне два осетинских пирога и отправился домой.
Ева куда-то ушла. Джой запрыгал, заплясал. Пришлось вести на прогулку. В сквере по-прежнему была непролазная грязища, значит, на «пятачок». Только бы Яна не вылезла со своей чокнутой таксой. После той перепалки в чате она объявила мне настоящую вендетту. Цеплялась злобно и в сети, и в оффлайн.
Время было не самое собачье – до массового выгула оставалось часа полтора. На «пятачке» топтались две бабули с моськами, но ушли сразу же, как только увидели нас. Джой разочарованно читал собачий чат, добавляя свои комментарии у каждого столба и куста. Я тоже листал чат – домовой, но там сегодня было тихо.
- Добрый день, - прилетело из-за спины.
Обернувшись, я увидела Марту. Вид у нее был какой-то совсем девчонский: распущенные волосы из-под шапки, мешковатые джинсы и ярко-желтая куртка. Как цыпленок.
- Добрый, - ответил я, не зная, что еще сказать.
Выручил Джой – видимо, узнал ее. Подбежал, ткнулся мордой в ее руку.
- Простите, я забыла, как его зовут. – Марта погладила пса по голове. – Джон?
- Джой, - поправил я. – Кажется, он вас запомнил.
- А сколько ему лет?
- Пятый год. В самом расцвете.
- Красавец! – Она опустилась перед ним на корточки, и Джой лизнул ее в щеку.
Марта
В понедельник получился внеплановый выходной. На кафедре меняли стояк отопления и попросили всех, кому не слишком надо, поработать дома. Разумеется, не слишком оказалось почти всем. И мне тоже. В зимнюю сессию у меня были только зачеты, которые я уже приняла. Остались одни хвостатые заочники, но те могли и подождать.
После эмоционально и физически насыщенного уикенда как раз нужен был еще денек отдыха, который я использовала, чтобы лениться на всю катушку. Правда, хватило меня лишь до обеда, а потом я позвонила Любе и предложила куда-нибудь прошвырнуться. Она сказала, что как раз сегодня закрыла сессию и с удовольствием это дело отметит, не дожидаясь Танюши*.
Договорились встретиться в центре, пробежаться по магазинам, а потом посидеть где-нибудь. Заодно я решила прогулять куртку, которая не нравилась Андрею.
Не обижайся, Маш, говорил он, но ты в ней похожа на канарейку или на куст мимозы.
Я не обижалась. Меня она вполне устраивала. Как раз на такую вот унылую погоду. Сама себе солнечный зайчик. Мне тоже нравился далеко не весь его гардероб, особенно зауженные чиносы, которые он к тому же закатывал, демонстрируя носки. Но вот ему говорить, что это такое себе, точно не стоило. Я и не говорила.
Назвать меня образцом пунктуальности было сложно, в этот раз я тоже зависла перед шкафом. Любу это всегда злило, поэтому стоило поторопиться. Я и правда поскакала было козликом, но притормозила, увидев Романа с Джоем. Показалось невежливым пройти мимо, даже не поздоровавшись. Хотя не факт, что он узнал меня и вообще заметил, поскольку снова стоял, уткнувшись носом в телефон.
Судя по выражению, с которым ответил на мое «добрый день», действительно не вспомнил. Я не знала, как выпутаться из этой глупой ситуации. Надо было не останавливаться, а просто идти себе дальше. Подумаешь, поздоровалась. За два года я запомнила в лицо хорошо если десяток соседей, а по имени и вовсе знала всего двоих, но в лифте и в парадной здоровалась со всеми.
Спас меня Джой – подбежал и ткнулся носом в руку. Вот он-то точно узнал! Я хоть и помнила, как его зовут, все равно спросила. Потому что это вполне нейтральный вопрос для поддержания беседы. О чем говорить с собачником? Разумеется, о собаке. Тем более я все равно больше о Романе ничего не знала, кроме того, что он живет в соседнем корпусе, что у него жена-блондинка и серый внедорожник.
Впрочем, долго говорить не пришлось. Сначала Джой умыл меня языком, слизнув половину тональника, а потом позвонила Люба – узнать, вышла ли я из дома. Ответила, что уже бегу, и правда побежала.
- Ты чего такая взъерошенная? – спросила Люба, когда я выскочила из метро.
- Разве? – удивилась я. – Да нет, все нормально. Куда пойдем?
После непродолжительной дискуссии направились в «Галерею», побродили там часа полтора, а потом устроились в камерном ресторанчике поблизости. Спокойно, уютно, вкусно и ненапряжная музыка, не мешающая разговаривать. А еще пахнущая земляникой «Изабелла».
- Как поживает твой биполярник? – поинтересовалась Люба, придирчиво ковыряя вилкой мясной рулет.
- Нормально. – Я пожала плечами и отпила большой глоток из бокала. – За город вот ездили на выходные.
- И как?
- Нормально.
- Исчерпывающе. – Люба выпятила губу. – Надеюсь, он был в маниакальной фазе?
«Изабелла» - ключик для языка. По-трезвому я бы не стала обсуждать интимные достоинства своего мужчины.
- У меня такое чувство, что тебя с ним держит только секс, - заявила Люба, подводя итог
- Хороший секс на дороге не валяется, - не стала возражать я. – И вообще… Я девочка и не хочу ничего решать. Хочу новое платьюшко, на море и на ручки. И миллион баксов в придачу.
- Миллион баксов нынче не слишком актуально, - хмыкнула Люба. – Мороки с ним. Если только на каком-то зарубежном счете в дружественной стране?
Мы перескочили на безопасную тему: как потратить за границей миллион баксов и чтобы тебе за это ничего не было. Такие вещи обсуждать легко и приятно, примерно как интерьер собственного дворца или маршрут кругосветного путешествия на личной яхте. Потому что знаешь: тебе это все равно не светит.
Засиделись почти за полночь, вызвали такси. Водитель заехал во двор не с той стороны, не смог протиснуться между криво припаркованными машинами, и я вышла.
Оставалось пройти каких-то двести метров до парадной. Вроде фонари горят, окна светятся, но во дворе ни души, и снова стало жутко. Как той ночью, когда за мной увязался тот тип. Если что – хоть оборись, никто не выйдет. Ну да, на каждой парадной камеры, но что толку? Когда бабушка въехала в этот дом, он считался вполне респектабельным, почти элитным, но за пятнадцать лет капитально испортился.
ТСЖ на все забило, дом потихоньку ветшал, закладчики рыскали по лестницам, как тараканы. Однажды на детской площадке собралось «общее собрание», пошумело по поводу охраны двора, но выяснилось, что придомовая территория принадлежит муниципалитету, а значит, ни ворот, ни шлагбаумов мы за свой счет установить не можем. Какая-то городская программа безопасности поставила камеры, но пользы от них было ноль. Разве что кто-то чью-то машину поцарапает и слиняет, да и то снятие записи сопровождалось изрядным бюрократическим гемором.
Роман
«Максим. Пересылаю из районного чата.
«Мужчина 20-25 лет в ночное время преследует девушек и молодых женщин в районе метро «Проспект Просвещения». Идет за ними по улице, пытается войти в парадную. Нападений пока не было, поэтому и уголовного дела нет. На камерах высокий худой парень в темной куртке, капюшон низко надвинут на лицо. Будьте осторожны».
Этой ночью похожего видели в нашем дворе в начале первого ночи у второго корпуса. Ну что, снова обсудим необходимость охраны?»
«Светлана. Максим, не начинайте все сначала. Двор нам не отдадут, закрыть не сможем».
«Olga. Охрана с собаками?»
«Максим. Светлана, что-то я не видел вашей подписи под обращением в администрацию».
«Janina. Olga, может вы со своей болонкой возьметесь? Мы бы скинулись ей на Педигри».
«Olga. Яна, иди ты уже в жопу, достала, коза!»
«Админ. Olga, последнее предупреждение. Еще один страйк – заблочу».
«Светлана. Максим, потому что никакого толку от этих обращений».
«Максим. Светлана, поэтому и толку нет, если их никто не подписывает».
Пока Джой общался с сородичами, я традиционно читал домовой чат. Это уже стало неким ритуалом. Дома и на работе времени не хватало, а на прогулке в самый раз. Сегодня внезапно оживился подчат «Безопасность», в последнее время почти умерший.
Вроде и весна еще не началась, а психи всех мастей уже обострились, и на улицах, и в чатах. А тип этот, походу, тот самый хрен, от которого мы с Джоем спасли Марту.
Убедившись, что пес занят беседой с двумя скотчами и биглем, я написал:
«Роман. Видел его две недели назад. Шел ночью за девушкой до нашего дома, я как раз гулял с собакой поздно».
«Janina. И героический Ромочка ее розумеется спас».
Вот уж точно коза тупая. Купи себе словарь орфографический. Но лучше промолчать, два страйка у меня уже есть.
«Марфа. Janina, вообще-то, и правда спас. Большое ему и Джою спасибо».
Ого! А вот и Марта-Марфа. До этого ни разу ее в чатах не встречал. Только сейчас подписалась? Или молча читала?
Я невольно обернулся и посмотрел на ее окна, но там было темно.
«Janina. Марфа, не старайся, тебе всеравно ничего ни светит».
«Марфа. Janina, а мы разве с вами пили на брудершафт?»
«Janina. Марфа, что самая умная?»
«Ира. Девочки, не ссорьтесь. Марфа, он реально за вами шел?»
«Марфа. Ира, да, от метро по Просвету, до самого дома».
«Анечка Иванова. Марфа, а вы в полицию не звонили?»
«Марфа. Анечка Иванова, нет».
«Сергей Беляев. Вот поэтому и преступность такая, потому что терпилы молчат».
«Юрий. Сергей Беляев, а вы в полицию сами обращались когда-нибудь? Они не почешутся, пока вас не убьют. Когда Максима в прошлом году закладчик порезал, они целый час ехали, хотя до отделения полкилометра».
«July. Капец, мало нам закладчиков и бомжей, так теперь еще и маньяк завелся. Хоть из дому не выходи».
«Janina. July, так и сиди дома».
«July. Janina, без твоих советов обойдусь. Как ты уже достала, дура!»
«Админ. July, второй страйк!»
Ну понеслось! Вот же сучка, сама всех провоцирует, но при этом остается чистенькая. И ловит кайф.
Перепалка отклонилась в сторону от исходной темы, про маньяка все забыли. Юля набросилась на админа Олега, получила третий страйк и ушла на неделю в бан. Я почитал еще немного, но Марта больше не появлялась, и мы с Джоем пошли домой.
Ева сидела за компом. Окончив филфак университета, она занималась переводами художественной литературы с английского и французского. Вот и сейчас у нее была срочная работа, сидела, не разгибаясь, даже пса не выгуляла.
- Ну что, героический Ромочка? – поприветствовала меня Ева. – Всех баб от маньяков спас?
- То есть собаку вывести у тебя времени нет, а на чатик хватает? – уточнил я, мгновенно разгоняясь до сотки.
- Так само на экран падает. Я же не пишу там.
- Ты, кстати, поосторожнее ходи, особенно вечером. Всех касается.
- Я так поздно одна не шарюсь. В отличие от некоторых.
Я не ответил, пошел на кухню кормить Джоя. Заодно убедился, что ужином не пахнет – ни в буквальном смысле, ни в переносном. Готовить Ева умела, но не любила. А тут еще оправдание – срочная работа.
- Что заказать? – спросил, заглянув в гостиную.
- Да что хочешь. – Ева пожала плечами. – Я на диете.
- Опять?
- Праздники чертовы! – буркнула она раздраженно. – Полтора кило. Не уходят никак.
Вот почему, спрашивается, бабы такие рёхнутые? Полтора кило! Хоть сисек немного прибавилось, есть за что подержаться. А потом начнутся страдашки: желудок болит, в желчном камни, суставы ноют, волосы лезут, кожа обвисла. И ведь не убедишь же.
Марта
Значит, не показалось. Значит, не паранойя. А жаль. И хуже всего, что крутится этот тип именно в нашем дворе. Кто их знает, этих психов, что у них в голове. Может, его выбесило, что я тогда с крючка сорвалась, теперь специально меня у дома караулит. Хоть и написали, что нападений не было, но это пока. Маньякам тоже надо морально дозреть.
В домовой чат я вступила, как только переехала, но до сих пор ни разу там ничего не писала. Потому что вообще чаты не любила. Убийцы времени. Зайдешь на минутку, а потом смотришь – часа как не бывало. Так что открывала редко, обычно читала только то, что успевала поймать пушами с экрана телефона. Ехала в метро и как раз увидела про психа. Открыла и написала, когда эта идиотка начала выстебывать Романа.
Один из немногих плюсов чата в том, что ты не знаешь, кто есть кто. Невнятный ник и такая же невнятная микроскопическая аватарка или просто кружок с первой буквой имени. Практически анонимность. Но это же одновременно и минус. Можешь мило здороваться в лифте с тем, с кем накануне посрались до страйка, даже не подозревая об этом. Я понятия не имела, как выглядит дура и провокаторша Янина, но бесила она меня знатно, даже при моем ограниченном присутствии в чате.
Андрею я о том случае с психом не рассказывала. Что толку? Он заявит: не ходи одна поздно. И будет прав, но кто сказал, что плохое может случиться исключительно ночью? Можно просто зайти следом в парадную, затащить в лифт, нажать кнопку «стоп». А там хоть оборись.
Одно время молодые мужики из обоих корпусов организовали мобильную группу и пытались бороться с закладчиками, но после того как один парень получил ножом в пузо и два месяца провалялся в больнице, их энтузиазм резко поугас. Собирались иногда, чтобы прогнать очередного бомжа с лестницы. Так что с маньяком эта ворона нам не оборона. Если, конечно, реально не нападет на кого-то. Про полицию и говорить нечего. Участковый? Участковый у нас был вполне так котом Шрёдингера. То есть он имелся, но его никто не видел.
Утром я собиралась на работу в самом паскудном настроении. Кофе убежал, каша пригорела, молния на юбке сломалась, прогноз обещал ледяной дождь. Плюс заседание кафедры. Ну да, и маньяк еще в фоновом режиме.
В арке под ногу попал плоский камешек, звонко срикошетил от диска припаркованной машины и прилетел обратно. Над всеми арками с обеих сторон висели грозные таблички «машины не ставить», но их упорно игнорировали. Парковочных мест во дворе не хватало, а паркинг стоил конских денег. Скорые пролезали через арки с трудом. Не дай бог понадобится пожарка, та точно не протиснется.
Камешек показался каким-то странным, больше похожим на монету. Я нагнулась и разглядела, что это адресник. Собачий или кошачий. У бабушкиного кота Жюля, или просто Жулика, был такой на ошейнике, когда летом они жили на даче. Кто-то потерял.
Я подняла и с удивлением прочитала гравировку: «Джой». И номер телефона.
Джой, да ты Маша-растеряша, оказывается?
Хотела сразу позвонить, но притормозила. Во-первых, рано, во-вторых, это мог быть номер не Романа, а его жены. Поэтому в метро зашла в телегу, полистала чат и открыла профиль. Номер телефона оказался скрыт, написала в личку:
«Роман, добрый день. Нашла во дворе адресник Джоя. Вечером могу отдать».
Ответ пришел не скоро. Я успела приехать, выпить кофе и провести семинар, а теперь гоняла очередного двоечника. Вообще-то преподом я была достаточно лояльным, особенно если речь шла о зачете, но хвостатых драконила по полной программе.
«Большое спасибо, Марта. Во сколько вы будете дома?»
Хороший вопрос. Заседание могло и затянуться. Надолго.
«Точно не знаю, но после семи».
«Тогда напишите, договоримся».
«Ок».
Раздолбай, глубоко завязший в хронологии Гептархии*, смотрел на меня собачьими глазами. Прямо как у Джоя.
- Ладно, - махнула я рукой, - давайте зачетку.
Мое милосердие не осталось без внимания мироздания. Зав кафедрой вызвали куда-то на совещание, заседание перенесли на следующую неделю. И даже ледяной дождь отменился. Уже в шесть, поднимаясь на эскалаторе, я написала Роману, что через десять минут буду дома.
«Хорошо, тогда мы с Джоем выходим во двор».
По правде, после выступления в чате мне было немного неловко. Может, его жена тоже читает чат, а я так вылезла. Да еще и эта дура с ее «тебе всеравно ничего ни светит». Как будто намек какой-то.
Чтобы отделаться от этих мыслей, я тряхнула головой и начала сочинять очередную статью для Дзена. Я всегда делала такие мысленные наброски, а уже потом, за компом, приводила их в надлежащий вид, уточняя матчасть. Моими следующими героями должны были стать красавица и чудовище – принцесса Маргарита Баварская и маркиз Федерико I Гонзага по прозвищу Горбун. Такие истории особенно нравились подписчицам. Ну еще бы – страшный жених оказался прекрасным мужем. Как в сказке.
Роман с Джоем гуляли у трансформаторной будки. Изначально это был газон, но уже давно перестал им быть, с тех пор как его оккупировали собачники. Я подошла ближе, достала из сумки жетон. Роман, заметив меня, перешагнул через низкое ограждение, следом перепрыгнул Джой.
Роман
Конечно, наши суточные дежурства кардинально отличались от больничных. Можно сказать, курорт. С больничными я познакомился еще студентом и продолжил знакомство в ординатуре. Вот там, конечно, и морда в пене, и жопа в мыле. Не как свадебная лошадь, хуже.
Поскольку в клинике у нас операции были плановые, на дни дежурств их не ставили. Случались, конечно, форс-мажоры, когда резко ухудшались уже прооперированные, но редко. На ночь оставался один взрослый хирург и один детский. Если случалась вдруг какая-то засада, бежали вдвоем.
Вот эта ночь как раз получилась из форс-мажорных. Во взрослой хирургии надумала умирать бабуля после замены коленного сустава. В обычной городской больнице смерть, конечно, нехорошо, но дело рутинное. В частной клинике – ЧП если не федерального, то вполне регионального масштаба. В новостях обязательно напишут, независимо от причины, а там отмывайтесь как хотите.
На мое счастье, по взрослой дежурил Витька, бабулю мы вытащили. Но спать не пришлось, и нервов пожгли на квартал вперед. Домой пришел около десяти и хотел уже рухнуть в постель, но машинально заглянул в телефон, где скопилась куча всякого хлама еще с вечера. И в том числе сообщение в телеге от Марты.
Когда я раздевался в прихожей, Джой крутился вокруг меня, но на отсутствие жетона я внимания не обратил. Посмотрел – и правда нет, только пустой карабин.
- Ева, вы что, адресник потеряли? – спросил, заглянув в гостиную.
- Адресник? – Она наморщила лоб. – Который у Джоня? Не знаю, не видела. Может быть.
Написал Марте, договорились, что вечером заберу. Лег спать и даже успел подумать, что надо ей хотя бы шоколадку купить. Интересно, какой она любит? Себе я покупал самый горький, черный, по мнению Евы, жуткую гадость.
Когда проснулся, дело шло к вечеру. Ева реабилитировалась, приготовив пюре с котлетами. Только доел – прилетело сообщение, что через десять минут Марта будет дома. Пришлось бегом одеваться и вприпрыжку скакать в магазин. Оставил Джоя у входа, зашел в кондитерский отдел и схватил первую попавшуюся шоколадку, которая показалась симпатичной. Успели даже вернуться во двор и дойти до «пятачка».
Она была не в солнечной куртке – а жаль. Перекинулись парой фраз. Надо же, историк, в университете преподает. По ней и не скажешь, что такая серьезная дама. Я бы, может, поболтал с ней подольше, но не хотелось нарываться. Выглянет Ева в окно, увидит нас и заведет свою шарманку.
Нет, ну правда. Сначала я Марту от маньяка спас, потом она в чате за меня заступилась, теперь вот жетон. Тенденция, однако. Поэтому и сказал, что пойдем с Джоем к болоту, хотя нечего там было делать. Обошли кружок, выбирая места посуше, и вернулись домой.
Еве, к счастью, было не до нас. Только и спросила, забрали жетон или нет. Подошел, поцеловал в макушку, она проворчала что-то, потерлась ухом о мое плечо и снова нырнула в текст. А я пошел на кухню пить кофе. Марту, разумеется, не увидел, да и не рассчитывал. Просто привычка.
- Ева, тебе кофе сделать?
- Сделай, пожалуйста, - крикнула она.
Специально перерыл всю банку, нашел кокос. Чтобы побыстрее закончился. Отнес ей кружку.
- Много осталось?
- Нет, ночером добью. Но еще причесать надо. До редактора.
Ева была перфекционисткой. Причем избирательно. На какие-то вещи ей вообще было наплевать, что-то «а, и так сойдет», но вот, к примеру, над работой сидела, не разгибаясь. Если бы не дедлайны, наверняка переписывала бы по сто раз, страдая над каждым словом. Респект, конечно, я сам в операционной всегда был адски дотошным, но в ее дотошности проглядывало что-то тяжеловесное. Слишком.
Вроде бы сама такая изящная, воздушная, но легкости ей как раз и не хватало. Хотя кто бы говорил. По маминым словам, Ромочка – тот еще бирюк. Еве со мной тоже было непросто, я это прекрасно понимал.
Я залег на кровать, открыл в ноуте протокол операции той самой бабули, с которой возились ночью, протокол реанимационных мероприятий и прочие бумаги. Хоть она и выкарабкалась, готовым нужно было быть ко всему. И неважно, что пациентка не моя, дежурство-то мое.
Джой подкрался тихой сапой, посмотрел вопросительно, но на кровать я его не пустил. Тут, конечно, налицо было отсутствие системы. Или уж запрещай постоянно, или разрешай, но я придерживался другой схемы. Редкое читерство должно подчеркивало строгость запрета и увеличивало радость от разрешенного удовольствия.
Джой вздохнул, устроился рядом на коврике, а я снова закопался в документы, но тут ожил телефон.
- Рома, ты что творишь?
Голос Витьки не предвещал ничего хорошего, и я срочно попытался припомнить все свои последние грехи.
- А что я творю? – уточнил осторожно.
- Запрос по тебе пришел. Батя в экстазе, мамуля тоже. Бабуля еще не в курсе, но скоро будет.
Черт, я и не подумал, что «Алмазник» в первую очередь наведет обо мне справки по текущему месту работы. Вот же лось педальный!
- Вить, я просто сходил на собеседование. Ничего определенного, и вряд ли меня возьмут.
- А какого хера тебе не сидится на жопе ровно? Денег мало? Должность не устраивает? Или что? Там больше предлагают? Крепко сомневаюсь.
Марта
Я писала про Маргариту и Федерико, запивая текст кофе и заедая подаренной шоколадкой.
Привет, я Марта и я шокоголик.
К сладкому я была в принципе равнодушна – за исключением шоколада, моего персонального наркотика.
Однажды у Андрея разболелась голова, а я в это время лежала в ванне, поэтому предложила ему залезть в ящик и взять обезболивающее. Аптека у меня жила не на кухне, как у нормальных людей, а в комнате, в верхнем ящике выдвижной тумбочки под рабочим столом. Андрей перепутал и залез в нижний.
«Машка, ты рехнулась?» - спросил он, когда я вышла из ванной.
Вопрос был вполне резонный, учитывая, что там хранился стратегический запас шоколада примерно на год, причем все плитки разные. Да, я знала прекрасно, что его оптимальный срок жизни полгода, но седина на нем меня нисколько не парила. Увидеть какую-то новую и не купить – ну невозможно же! Стандартного размера шоколадку могла запросто схомякать за один подход, но усилием воли растягивала на несколько дней. Кофе с молоком и шоколад за работой – это было такое ритуальное, без них и тексты не шли.
Сейчас писалось легко – я любила позитивные истории про счастливые пары. Плюс вкуснейший шоколад. Да и в целом настроение, в отличие от утреннего, было прекрасное. Самая главная проблема - не размахать историю до размеров лонгрида. Статистика показывала, что лучше всего читают тексты небольшие – как раз на ту же чашку кофе. А еще надо было подпустить какой-нибудь триггер, чтобы активнее комментировали. Чем больше комментариев, тем больше денежки накапает за размещенную рекламу.
И все было прекрасно, пока не позвонила мама.
- Марта, завтра меня выписывают, - заявила она тоном, превентивно выносящим приговор за еще неизвестные преступления. – Надеюсь, ты за мной приедешь.
Перфэкто! Наверняка о выписке ей сказали утром или днем, но звонила она в десять вечера. Узнай я раньше, смогла бы отпроситься, тем более занятия у студентов еще не начались.
- Мам, извини, но я работаю. Вызови такси.
- У меня сумка, а мне нельзя поднимать тяжести, - возмутилась она.
- Твоя сумка весит три кило максимум. На худой конец дай сто рублей санитарке. Если бы ты позвонила днем, я бы договорилась.
- Прекрасно! Я так и знала, что тебе наплевать на мать. Ты бы не расстроилась, если бы я там и сдохла.
Все эти манипуляции были мне хорошо знакомы. Я проходила через них столько раз, что давно уже перестала реагировать. Неприятный осадок все равно оставался, но хотя бы не плакала по ночам в подушку, как раньше. И вспоминала бабулю, которая говорила: «Марфуша, три к носу. Ее не переделаешь».
- Мам, ты прекрасно знаешь, что это не так, - сказала я спокойно и допила последний глоток кофе. – Не знаю, почему тебе так нравится размазывать меня по асфальту. Видимо, какая-то компенсация.
- Какая ты все-таки хамка, Марта! – прошипела мама и отключилась.
Вот так, я же еще и хамка. Мило, да.
За работой я сточила треть шоколадки. Посмотрела на остаток с сомнением, махнула рукой, легла на диван и медленно-медленно доела, смакуя каждую крошку.
Нет, ничего не слипнется. И даже не отложится на боках. Я была из породы тех ненавидимых женским полом ведьм, которые жрут и не толстеют. Наоборот, не мешало бы в некоторых местах немного поправиться. Зубы? Ну это да, это засада. Но я старалась не запускать и регулярно ходила к стоматологу – бывшему однокласснику Ренату.
Облизнув перепачканные пальцы, я расправила обертку и рассмотрела изображенную на ней белку с орехом. Белка была прикольная. Примерно с таким же веселым раздолбайским выражением смотрел на меня Джой, и я невольно вспомнила разговор с Романом.
Надо же, детский кардиохирург! Кто бы мог подумать! Выглядел он довольно брутально. Среднего роста, крепкого сложения, с жесткими чертами лица. Густые темные волосы зачесаны наверх с высокого лба, твердый подбородок и впалые щеки покрыты короткой щетиной. Дополняли портрет классический греческий нос, четкого рисунка губы и глубоко посаженные светло-серые глаза. Такие глаза прекрасно подошли бы какому-нибудь инквизитору или заплечных дел мастеру. Довольно жутковатые, если честно. Пока он не улыбался – тогда словно светились изнутри.
От Романа мысли перескочили к Андрею. После поездки за город мы ни разу еще не виделись. Он готовился к важной проверке в отделении, работал допоздна. Мы только разговаривали по телефону, перекидывались сообщениями. У меня создалось такое впечатление, что он жалеет о своей внезапной откровенности. Будто поделился наболевшим, но стало не легче, а неловко, что ли? Но хуже то, что неловко стало и мне. Как если бы случайно подглядела или подслушала то, что мне не предназначалось.
Да, я предпочла бы всего этого о его семье не знать. Но теперь уже ничего не поделаешь. И да, я даже была немного рада, что сейчас мы на расстоянии. Хотелось, чтобы муть улеглась.
Он словно почувствовал, что я думаю о нем: в воцап прилетело сообщение.
«Как ты?»
«Ничего. Работаю. А ты?»
«Только что закончил, собираюсь домой».
«Ничего себе! Отдохни».
Роман
- Ребят, вы извините, но я не вливаюсь, с чего вы вдруг решили распять меня вниз головой. Во-первых, я еще ничего не сделал. Только сходил на собеседование. Вероятность, что возьмут, где-то в районе нуля. Во-вторых, я все-таки хочу расти профессионально, а не клепать пожизненно кардиостимуляторы и детские примитивные пороки. А в-третьих, я не крепостной, кажется.
Блин, идиот. Не крепостной, да, но идиот – это точно. Стоило ограничиться только вторым пунктом, а так все испортил.
Все это было бы смешно – когда бы не было так грустно. Они сидели втроем с одной стороны стола для совещаний: отец, мать и Витька. Бабуля осталась на приеме, но делегировала через них свое неодобрение. Я – напротив, по центру. Хорошо хоть не поставили на ковер. Был бы такой допрос партизана. Или коммуниста? Да неважно, главное, что допрос.
Господа инквизиторы переглянулись.
- Ромочка, - зловеще-ласково сказала мама, - суть не в том, что ты крепостной или не должен расти. Суть в том, что ты чевойта расти вздумал у нас за спиной. Потихонечку. Собирался сообщить нам в формате «чао-какао, я мухожук»?
Вообще-то, если подумать, упрек был вполне справедливым. То есть я допускал, что со стороны все выглядит именно так. Хотя лично для меня расклад был несколько иным.
Поскольку вероятность и правда была невысокой, нервировать их заранее не хотелось. Не возьмут – ну так никто ничего и не узнает. А если вдруг случится чудо, тогда признаюсь. Не «мухожук», а так и так, появилась возможность, что скажете? А ведь стоило подумать о том, что, если заинтересую, наведут справки по месту работы.
- Нет, не совсем. Думал, что посоветуюсь, если что-то предложат. А так чего воду в ступе толочь? Там сами знаете, сколько кандидатов на одно место.
- Тем не менее ты их заинтересовал, - мрачно сказал Витька. – Иначе запрос не прислали бы.
- Ну так напишите, что я херург от слова «хер» и что мне доверяют только отсос. В чем проблема?
- Рома, ты бы лучше не говнился, - рыкнул отец. – Ведешь себя политически неграмотно. Держать мы тебя не собираемся и характеристику дадим объективную. Но все можно было сделать спокойно и уважительно. Не маленький мальчик, должен понимать, как все выглядит. Может, ты и хотел как лучше, а получилось… ну да, как всегда.
Получилось действительно свиновато. Не поспоришь. Вопрос об акциях даже не поднимался, тут и обсуждать было нечего.
- Слушайте, я правда не собирался гадить. – Тут я поднял руки, показывая, что сдаюсь. – И ничего не искал. Просто меня запомнили по ординатуре и переподготовке. Написал мой куратор, что открылась вакансия, можно подать заявку. Я даже условий никаких не знаю. Может, там как раз и придется десять лет отсос держать за три копейки денег. Вы же знаете, какие в этих местах пищевые цепочки. Закон джунглей.
- В том-то и дело, - кивнула мама. – Совсем не факт, что у тебя там будет какой-то рост, если придется в помогайках болтаться. Не говоря уже о зарплате. Короче… если возьмут и надумаешь, мы тебя, конечно, отпустим. Ты прав, не крепостное право. Но сначала нам надо будет тебе замену найти, чтобы твоих пациентов подхватили.
На этом мы разошлись. Вроде бы относительно мирно, но осадок остался неприятный. Стоило признать: я облажался. Плюс подвешенное состояние. То, что сделали запрос, означало всего лишь предварительный интерес, не более того. Как в футболе – вышел из группового этапа в плей-офф, но мог вылететь в первой же игре финального тура.
Ну а чтобы жизнь совсем не казалась медом, я лишился самого своего ценного пациента. Причем ценного не только в денежном эквиваленте, но и в медицинском плане: случай был довольно сложный и интересный. Я собирался оперировать мальчишку через месяц, но заявилась мамаша и агрессивным тоном потребовала все документы и выписки, необходимые для лечения за границей.
Вообще-то это была довольно скользкая тема. Да, еще не так давно за сложным лечением приходилось ехать за бугор, и стоило это конских денег. На этой почве как грибы расплодились всевозможные благотворительные фонды, собирающие с миру по нитке и не забывающие себя, любимых. И даже сейчас, когда отечественная медицина сделала огромный рывок, массовый обыватель, озверевший от очередей в районных поликлиниках, по-прежнему уверен: у нас не вылечат. Лучше любая третьеразрядная турецкая больничка, гордо именующая себя медицинским центром, – это же заграница! К сожалению, им недоступна статистика смертности по таким случаям. А ведь многих можно было спасти у нас, причем бесплатно.
Иногда замороченных родителей удавалось переубедить. Но не в этом случае. Тут мне осталось только развести руками и выдать необходимые документы, хотя я всерьез беспокоился за мальчишку, которому противопоказаны были и перелеты, и смена климата. Да и в целом израильская клиника, куда они собирались, не вызывала доверия.
В общем, денек выдался мама не горюй. Как и весь январь. Мощняк год начался, ничего не скажешь. Ну хоть бы что-то случилось такое, что можно было бы отложить в мемориз. Приглашение на собеседование? Да не особо. Предложение Еве? Чисто как факт.
Мой однокурсник Юрка Климкин, практикующий психотерапевт, рекомендовал взять в привычку подведение итогов дня с упором на позитив. Завести тетрадочку и каждый вечер записывать десять хороших вещей, случившихся за день. Если бы я это делал, то стабильно писал бы одно и то же: хорошо, что никто сегодня не умер.
Марта
- Мария Николаевна? – спросил незнакомый женский голос с незнакомого номера.
Хоть и советуют не брать трубку, если звонят с незнакомых номеров, но это не самый лучший вариант. Так можно и что-то реально важное пролюбить. Поэтому я брала и молчала, ожидая, что скажут. Если не говорили ничего, скидывала и отправляла в блок. Если говорили что-то не то – туда же.
Первым побуждением было поправить, что не Мария, а Марта, но не стала. Может, вот так мошенники и хотят затянуть меня в диалог.
- Слушаю, - буркнула неприветливо, держа палец у красной кнопки отбоя.
- Это из ТСЖ. Диспетчер.
Я дотянулась до еще не оплаченной квитанции и сверила номер. Надо же, точно диспетчер.
- Слушаю, - повторила, палец от кнопки убрав.
- Завтра в вашей секции будут менять стояк холодной воды на кухне. С десяти до четырнадцати. Вам нужно быть дома и предоставить доступ к трубам.
- Да вы издеваетесь?! – взорвалась я. – Мы к вам пять лет колотились, у вас не было возможности. А теперь предупреждаете накануне вечером.
- Ну, значит, всем поменяют, а вам нет, - невозмутимо ответила диспетчерша и отключилась.
Прекрасно! Замечательно! Великолепно!
Бабушка купила квартиру в новом доме в конце нулевых. Очень даже приличный дом был. Точнее, казалось, что приличный. Баги полезли позже. Построили его на пустыре, на месте тухлого болотца, и несколько лет дом оседал, обрастая ветвистыми трещинами. На них ставили маячки – выглядело, будто стена в лишаях. Потом дом стабилизировался, трещины плодиться перестали, но оказалось, что при строительстве нарушили все, что можно, и что нельзя – тоже.
Не прошло и пяти лет, как напор воды в трубах стал падать, все сильнее и сильнее. Особенно холодной и особенно на кухне. Чугунные трубы стремительно зарастали изнутри всяким дерьмом. Я видела в чате фотки – просвет меньше мизинца.
Бабушка регулярно жаловалась в ТСЖ, на что там неизменно отвечали: возможности для замены нет, ресурс не выработан. Вот если прорвет – тогда да, тогда поменяют. То, что чайник набирается минут пять, за аргумент не принималось.
«Марфуш, как думаешь, - говорила она, - может, проковырять дыру в трубе? Может, тогда поменяют?»
Проблема заключалась еще и в том, что до трубы сначала надо было добраться. Короб предусмотрительно заделали съемной панелью, но чтобы убрать ее, надо было сначала выдвинуть часть кухонного рабочего стола и снять один из навесных шкафов. Работа для крепкого мужика, а не для старушки и худосочной девицы.
Наконец, когда вода практически перестала течь, чаша народного гнева переполнилась. Был громкий скандал с привлечением городской администрации и телевидения, после чего стояки начали потихоньку менять – на пластиковые, которые зарастали не так быстро. Однако никакого четкого графика не было. Судя по сообщениям в чате, счастливчикам вот так же звонили и говорили: завтра меняем вашу секцию, с такого-то по такой-то этаж. Если кто-то не мог, оставлял без воды не только себя, но и прочих пользователей трубы, потому что вся секция уходила в конец очереди.
Если бы я не поссорилась с мамой, точнее, она со мной, могла бы попросить ее. Пришлось звонить зав кафедрой и отпрашиваться. Он страшно не любил такие вещи, но поскольку студенты еще были на каникулах, со скрипом разрешил. Однако это не снимало проблему доступа. Андрей все так же работал допоздна. Просить кого-то из дворников? Бригадиром у них был очень приятный дядечка, но пожилой, а другие выглядели как-то стремно.
Оставался чат взаимопомощи. Поколебавшись немного, я открыла его и написала:
«Марфа. Требуется крепкий мужчина, чтобы добраться до стояка для завтрашней замены. Нужно выдвинуть часть кухонного стола и снять навесной шкаф. Кофе и печеньки гарантирую».
Прошло полчаса. Я успела вытащить все из стола и из шкафа. Сообщение значилось как прочитанное, но реакции не последовало. Может, надо было по-другому написать? Вознаграждение гарантировать, а не кофе с печеньками? Значит, все-таки придется идти на поклон к дворникам. Или искать в сети какой-нибудь сервис?
Телефон пискнул: пришло сообщение в телегу, но не в чат, а в личку.
Роман?! Похоже, кармический бумеранг не только в плохом работает, иногда и в хорошем.
«Роман. Марта, могу зайти минут через десять. Джоя домой отведу».
Я подошла к окну и увидела их на обычном месте – у трансформаторной будки.
«Марфа. Спасибо большое! Можете прямо с Джоем, он не помешает».
«Роман. Да он лапами грязными вам все перетопчет».
«Марфа. А я тряпочку дам».
«Роман. Окей, идем».
Я сама не могла понять, зачем мне понадобился Джой. Почему-то захотелось, чтобы они побывали у меня в гостях оба. Ну, не совсем в гостях, конечно, больше по делу, но неважно.
Открыв на гудок домофона, я встала на пороге аж с двумя тряпками – мокрой и сухой. Джой вышел из лифта и остановился, глядя на меня.
- Иди уже, - подтолкнул его Роман и взял тряпки. – Добрый вечер еще раз.
Пока Джой с вытертыми лапами изучал новое место, я достала из тумбочки гостевые тапки. Надев их, Роман зашел на кухню, осмотрел фронт работ и присвистнул.
Роман
Стояк – это вообще проблема глобальная. Нет, не личный Ромин, а всего дома. И не что-то там такое эротическое, а те стояки, по которым вода течет. Водопроводная.
Наша очередь подошла еще в декабре, но пришлось долбить стену. Никто не думал изначально, что так скоро придется менять, зашили капитально, оставив только окошко для счетчиков. У Марты ерунда – стол выдвинуть и шкаф снять.
Ева уехала куда-то по делам, я гулял после работы с Джоем и, как обычно, листал чат. И наткнулся на ее нидхелп. Судя по времени сообщения и отсутствию комментариев, ни один Чип-и-Дейл на помощь не ломанулся.
Хотя, конечно, могли и в личку написать, чтобы не светиться. Жены тоже чат читают. Прецеденты были.
Интересно, а что же ее пилот навозной мухи? Не годен для черной работы?
Не особо-то и хотелось, но все же написал в личку. Не найдет никого, значит, не будет доступа. Не будет доступа – не будут менять стояк. Задвинут в хвост очереди, придется еще неизвестно сколько без воды сидеть. Надеялся, что ответит: мол, спасибо, уже нашелся помогай. Но нет, предложила прямо с Джоем зайти.
Это было даже удобно. Если Ева вдруг придет раньше нас, то мы просто гуляли. Но когда я зашел на кухню и посмотрел, что надо сделать, стало ясно: Ромик влип. Выдвинуть и снять? Да хрен там плавал, сначала все это дерьмо надо было разобрать. На час возни, а то и больше.
Сказать что-то вроде «извините, Марта, я не смогу» - ну это был бы полный зашквар. Назвался груздем – давай, работай. А вот Еву придется предупредить, что мы с Джоем не пропали, а просто… зашли в одно место. Какое – придумаю потом, в процессе. Противно врать, но и выслушивать всякую хрень тоже не хочется. Кто ж думал, что так выйдет. Да, в последнее время все у меня шло как в том самом детском стишке: «Что ни делает дурак, все он делает не так»*.
Только получилось еще хуже. Хоть Марта свое сообщение из чата удалила, Ева, походу, успела его прочитать. И ядовито поинтересовалась:
- Что, пошел к Марфуше шкафы двигать?
Врать не имело смысла, получилось бы только хуже. Поэтому буркнул, что да, именно туда, и отключился. С предвкушением скандала.
Положа руку на сердце, мне тоже не слишком бы понравилось, если бы какой-нибудь симпатичный сосед попросил… ну не знаю, носки ему постирать или борщ сварить и она бросилась на помощь. Ну да, ну да, вы не понимаете, это другое, но… все равно.
Марта испуганно спросила, не будет ли у меня проблем, на что я махнул рукой и затребовал означенный в райдере кофе. С печеньками. Потому что еще не ужинал, а в животе мерзко бурчало. Джою предстояло потерпеть, и он это, кажется, понял. Улегся в углу и погрузился в обдумывание мировых проблем.
И стол, и шкаф собирали на века. Копаться в человечьем сердце было не так сложно, как выкручивать эти болты. Бедная Марта явно страдала от неловкости, поскольку тоже не рассчитывала, что все получится так глобально. А еще она не знала, что лучше: топтаться рядом или уйти. Или что хуже.
- Марта, не мучайтесь, - не выдержал я. – У вас наверняка какие-то дела есть, а мне проще будет ни на что не отвлекаться.
Получилось грубовато, но она вздохнула с облегчением и ушла в комнату. Джой, подумав, поплелся за ней. Кажется, Марта ему понравилась. Ну да, они оба были позитивными и контактными. Не то что Рома.
Я выкручивал миллион болтов, складывал их на блюдечко и старался не думать о том, что потом все это надо будет собирать обратно.
Ну нет, ребята, тут уж как-нибудь без меня. Я не подписывался. И вообще – ни одно доброе дело не остается безнаказанным, факт.
Кружки кофе с овсяными печеньками хватило только на стол. Попросить еще я постеснялся. Матерился про себя крепко и сражался со шкафом, стоя на стремянке. Наконец закончил, снял со стены панель и позвал Марту.
- Ни фига себе! – присвистнула она, глядя на груду деталей и два блюдца болтов. – Роман, спасибо вам огромное! Вы извините, что так вышло. Я правда не думала, что это так сложно. Мебель бабушка заказывала, я не знала, что она такая… проблемная. Давайте я вас ужином накормлю. И Джою что-нибудь найду.
Я подумал, что, если приду домой и откажусь от ужина, Ева точно устроит истерику.
- Да нет, спасибо, не надо. Если только кофе еще. А Джой на диете строгой, у него желудок больной. Потерпит до дома.
- Надо же! – вздохнула Марта и погладила его по голове. – Вот бедняга.
Загрузив кофемашину, она достала к печенью еще какие-то пряники и конфеты. Ну точно чтобы ужин уже не полез.
В общем, мутно на душе было от всей истории – примерно так же, как и с «Алмазником». И некого винить, сам нарвался. Хотя болтовня с Мартой подействовала как-то умиротворяюще. С ней было уютно и ненапряжно. Шкаф и предстоящее объяснение с Евой – да, а сама Марта – нет. Да и разговаривали-то больше по-соседски: о всяких общедомовых проблемах.
- Про маньяка больше ничего не слышно? – спросила она. – Я в чате постоянно не сижу, могу что-то пропустить.
- Да нет, ничего. А вас некому встретить, если поздно?
- Не всегда, - ответила Марта сдержанно, явно дав понять, что лезу не в свое дело, и я заторопился домой.
По дороге обдумал стратегию. «Ачетакова» не катило, оправдываться было не за что. Нападение в качестве обороны тоже не годилось. Поэтому оставалось только честно признать, что ступил.
Ева сидела за компом мрачная, как туча. Открыла уже рот, но я опередил.
- Ничего не говори. Я олень. Никто не отзывался на просьбу, я подумал, что быстренько за десять минут все сделаю. Иначе им там стояк не поменяют, будут еще два месяца без воды сидеть, пять этажей. А пришлось все разбирать. Неловко было вот так свалить, раз уж согласился.
Она посмотрела на меня скептически, пожала плечами и буркнула:
- Ужин на плите. Если, конечно, печеньками не поужинал.
Я подошел, поцеловал ее в висок и побрел на кухню. Накормил Джоя, накидал на тарелку тушеной картошки с курицей, глянул по привычке на окно напротив.