Глава 1
Потерять равновесие
- Владивосток? – вопросительно поднимаю бровь, задумчиво обводя кромку стакана с водой.
На самом деле меня давно уже не трогает упоминание этого города. Отпустил, привык, смирился. Когда-то дёргался, стоило родителям или младшим коснуться этой темы. Сейчас это смешно. Что так убивался из-за несостоявшихся мечтаний. Помню, конечно. Слишком много и подробно. Но уже не цепляет. Пять лет, оказывается, достаточный срок для интоксикации.
Немного сменяю позицию и откидываюсь на спинку кресла. Делаю глоток воды. Слежу, как отец сосредоточенно перебирает какие-то документы.
Да, работы у нас за эти годы прибавилось. Основной офис так и остался в Петрозаводске, а вот филиалы разрослись по доброй части Северо-Запада. Их уже четырнадцать. Маленькое архитектурное бюро превратилось в брендовую строительную фирму. Заказы капают постоянно. Я мало работаю по специальности, взяв на себя большую половину управления и разгрузив этим папу. В основном мотаюсь по стране, проверяя работу филиалов, тестируя квалификацию сотрудников, занимаясь финансовыми проверками, чтобы нас нигде не накололи, или договариваюсь с поставщиками о приобретении качественных материалов по божеским ценам.
Мы стараемся не сотрудничать с перекупами и посредниками, а закупать необходимое напрямую, что даёт нам ценовое преимущество на рынке недвижимости. Сначала мы предоставляли только проекты, расчёты, готовили документацию, а сейчас занимаемся непосредственно возведением зданий и воплощением проектов. Так сказать: «под ключ». Иногда сотрудничаем с другими фирмами, перепродавая проекты, если наши юристы находят какие-то пробелы в истории местности или проблемы с застройкой того или иного участка.
Отец не любит рисковать. Его чуть удар не хватил, когда я, спустя год после возвращения из армии, предложил ему расшириться до строительства. Мы долго спорили, много говорили, постоянно обсуждали все плюсы и минусы, просчитывали риски прогореть, но в итоге рискнули. И выстрелили. Доход больше. Фирма солиднее. Семья не знает горя и нужды. Близнецы и Диана учатся на коммерции. Только Тим на бюджете, но ему в кайф было поступить самому. Все на тачках, байках и счастливы. А меня вполне устраивает моя жизнь.
После побега сестры съехал от предков в свою квартиру. Небольшая, но уютная и в хорошем месте в центре города, которую купил на заработанные деньги. Слишком злился на отца за то, что не рассказал Диане правду о Егоре. Да и до сих пор не могу простить, что она скитается где-то там и отказывается от денег. Я, конечно, регулярно перевожу, но она часто отправляет большую часть обратно. В последний раз вообще угрожала, что если не перестану влиять на её финансовую независимость, и вовсе заблокирует карту. Пришлось сдаться. Но всё равно кидаю суммы поменьше и не так часто. Гордая, зараза.
В первые пару месяцев после событий с Дианой и Егором, пока искал себе жильё и оформлял сделку, я жил на съёмной квартире и отказывался работать с отцом. Возможно, это детский протест, но весь кошмар, что я пережил, боясь потерять любимую сестрёнку, не давал загасить в себе гнев. Но когда она объявилась, начало отпускать. Со временем помирились, но иногда напряжение всё же становится физически ощутимым и давящим. Тогда я звоню ей и слушаю о том, как прошёл её день. Данька — единственная и самая важная женщина в моей жизни. Жаль, конечно, что её судьба и отношения так сложились. Диким, как показала практика, редко везёт в любви.
Презрительно хмыкаю при этой мысли. Я не настолько циничен, чтобы убеждать младших, что любовь — зло, и им обязательно прилетит ответка за чувства. Но сам завязал с ними напрочь. А они пускай пробуют, набивают шишки, авось кому-то из них повезёт больше.
Опять смотрю на нервно копошащегося в бумагах отца. Он хмурится, что-то активно выискивая. И явно забыл не только о теме разговора, но и о моём присутствии.
Подаюсь вперёд и упираю локти в колени, заглядывая в стопки бумаг. Беру один из листков и вчитываюсь в строчки.
«Китайская компания импорта систем водоснабжения и водоотведения.»
- Пап, мы не работаем с Китаем в столь серьёзном вопросе. Экономия экономией, но лучше уже финские, если хочешь сэкономить.
- Что? – отрывается он. Машу перед ним листом. – А, это. – выдыхает. Садится на стул и выпивает стакан воды. – Собственно, поэтому я и хочу, чтобы ты отправился во Владивосток. У них там единственный в России филиал. Пока ты был в Северодвинске, я изучил их технологии и качество. Наши специалисты провели все необходимые тестирования. Так же изучили потребительский рынок. Цены на европейское качество растут, и люди не хотят тратить огромные деньги на трубы. Китай — это доступная альтернатива. У клиентов будет выбор. Все риски, исключая заводской брак и исход гарантийного срока, они берут на себя. Это не замена, а расширение прайса.
Внимательно слушаю отца, прокручивая в голове примерный ценник и экономию. Процентов сорок-сорок пять разницы с «европой». А её действительно стараются избегать. Если не пойти на уступки качества, чтобы снизить ценник, то мы начнём терять клиентуру. К тому же, всегда найдутся и любители подешевле, и чтобы их канализация стекала по «золотым» трубам.
Задумчиво потираю колючий подбородок и морщусь. Привычка ежедневно бриться прижилась ещё с армии. А я вторые сутки зарастаю. Летал на сложный объект в Северодвинске. Решал проблемы с грунтовыми водами. Точнее, искал того, кто допустил косяк и дал разрешение на возведение ипподрома на четыреста мест там, где он просядет раньше, чем станет каркас. Побегать, поматериться и поугрожать мне пришлось много, но в итоге удалось обойтись без суда, а кадастр поменял место застройки. В тот же вечер в самолёт, а с него сразу в офис. На мне уже изрядно помятый костюм и рубашка не первой свежести. Мне хочется домой, в душ, а потом отоспаться часов десять. Иногда не понимаю, как добровольно подписался на такой нервяк. Устало прикрываю глаза и растираю пальцами переносицу и уголки глаз. Провожу пятернёй по волосам.
Глава 2
Прогуляться в прошлое
- Андрей, телефон.
- Сбрось, Оль. – бурчу, перекатываясь на живот и натягивая подушку на голову.
- Что за Диана? – взвизгивает так громко, что в ушах звенит. – Ты мне изменяешь?
Блядь, как можно изменять той, которую трахаешь раз в месяц, и то по праздникам?
Отшвыриваю подушку и выхватываю из пальцев с острыми ядовито-зелёными ногтями мобильный. Отвечая на звонок, натягиваю шорты на голое тело.
- Что случилось? – с порога начинаю беспокоиться.
- Ничего. Соскучилась просто. – голос грустный, уставший.
- Андрей, ты совсем оборзел?! – приходит в себя Оля. – Прямо при мне?!
- Исчезни. – цежу, раздражённо закатывая глаза.
- Ты не один? – тарахтит сестра. – Извини тогда. Я потом позвоню.
- Нет-нет, стой…
Но она уже сбросила. Разумеется, я прихожу в бешенство. Замедленно поворачиваюсь к девушке, сцепив зубы. Обмораживаю её взбешённым взглядом. Она складывает руки на своей силиконовой тройке, выпячивая вперёд нижнюю губу.
Что я в ней нашёл? Ах да. Она готова на всё в постели и всегда свободна. Надеется, правда, на большее. Брак, золотое кольцо на безымянном и прочие плюшки. Она постоянно клянётся в любви, заверяет, что ждёт - не дождётся, когда вернусь из очередной командировки, а сама шляется по барам-клубам или спит в постели своего папика. Из меня она пытается сделать такого же, только без седины и свисающего брюха. Жадная до денег инфантильная сука, замахнувшаяся на роль моей жены, чтобы иметь доступ к деньгам. Для меня она просто — удобный вариант, чего никогда не скрывал. Но женщины предпочитают видеть и слышать только то, что им выгодно. Остальное предпочитают пропускать мимо ушей. Например, то, что у меня есть младшая сестра по имени Диана.
- Натягивай трусы и вали. – рычу с угрозой приглушённым голосом.
- Ты тут с какими-то девками…
Хватаю за запястье и резко дёргаю вверх так, что она становится на носочки.
-Ай!!! Мне больно, Андрей!
- Ты мою сестру девкой не называй и больно не будет. У меня, в отличии от тебя, всего две шлюхи. Одна из них ты, а вторая работа. – эти отношения давно стали надоедать. Она виснет на мне так, словно мы обручены. А с этой хернёй я завязал. – Если, как ты уверяешь, любишь, то хоть потрудилась бы запомнить имена моих родных.
- Да их столько! – выкрикивает со слезами на щеках.
- Они — моя семья.
- Вот и ищи себе ту, что всех запомнит!
Была такая. Больше не хочу.
Отшвыриваю от себя Ольгу и подхожу к окну. Выбиваю из пачки сигарету, прикуриваю и надолго задерживаю в лёгких дым. Опускаю веки и перевожу дыхание.
- Это наша последняя встреча, Оля. У нас никогда не было и никогда не будет ничего, кроме нескольких часов в постели и ужинов в ресторане.
Она подходит сзади. Пропускает кисти у меня под руками и обвивает плечи. Целует в лопатку, вывернув накачанную губу. Меня внезапно передёргивает от ощущения сплошного силикона. Накануне поездки во Владик многое вспоминается. В том числе — какого это быть с кем-то настоящим и по-настоящему. А не платить подарками за секс. Когда-то трах за деньги казался мне мерзким и противоестественным, но когда у тебя не просто нет времени на отношения, но и истощены все ресурсы, ничего другого не остаётся. Если выдаётся свободный вечерок в одной из командировок, который не хочется проводить в одиночестве, коротаю его в компании девочки по вызову или элементарно доступной красотки.
- Прости, Андрюша. Не кипятись так. – целует основание шеи. – Я запомню всех твоих родных. Если бы ты нас познакомил... – игриво прикусывает плечо.
Выворачиваюсь из её рук и с презрением бросаю:
- Это не шутки, Оль. Не ссора влюблённых. Мы с тобой не пара. Любовники на пару ночей в месяц. Мне не нужна ни жена, ни содержанка. А у тебя есть тот, кого это вполне устраивает.
- О чём ты? – хмурит лоб.
- О твоём пятидесятитрёхлетнем папике, владельце сети отелей. – открывает рот, готовясь кормить меня той же ложью, что и его. – Всё, Оля. Больше я не позвоню. Уходи.
Во избежание прослушивания её истерики иду в душ и закрываю дверь на замок. Врубаю воду и долго стою под струями, улавливая обрывки причитаний и угроз.
- Да-да-да. – соглашаюсь со всем себе под нос, закатывая глаза. – И закопаешь ты меня. И папику своему пожалуешься. И сосать мне будешь двадцать четыре на семь. И никакие подарки и деньги тебе не нужны.
Я никогда не попрекал её тем, что покупаю её всякую херотень или вожу в дорогие рестораны. А из её слов можно сделать вполне простой вывод. Раз сама додумалась перечислить все невысказанные проблемы наших «отношений», то прекрасно знает, в чём они заключаются. Соответственно, мыслить здраво умеет.
В итоге сваливает она не меньше, чем через час, но бросает у меня свои вещи. Вечно что-то типа забывает. Мне начинает казаться, что она собирается ко мне переезжать.
Прохожу по всей квартире, открываю шкафы и ящики и собираю всё, вплоть до стрингов и резинки для волос. Отправляю всё это курьером на адрес папика. Пусть перед ним оправдывается, а то мобилу мне оборвёт своими причитаниями и криками. Сейчас вообще не до неё.
Варю себе крепкий чёрный кофе в турке, беру пакет с мини-печеньками и открываю крышку ноута. Залезаю в электронную почту. Первым сознание вспарывает билет на самолёт.
Владивосток…
Сердце колотит по костям с утроенной силой. Возможно, на фоне поездки, но меня всю ночь мучили сны-воспоминания.
Армия. Как сначала воевали с пацанами, а потом дружили. Как бухали с Макеем. Как набросился на Кристину и кусал. Как целовал её в машине, пока плакала. Как уходил из торгового центра с её подружкой, имени которой давно не помню. Как бесились с сослуживцами. Как ночами курил в бойнице. Как плавали на диком пляже. Как Гафрионов обнимал меня и говорил, что я никогда не забуду и не отпущу, но смогу идти дальше.
Проснулся в холодном поту. Рядом Оля. Набросился на неё как животное и, не заботясь о её удовольствии, жёстко трахал, стараясь вывернуть всю внутреннюю дрянь наружу. И понимал в тот момент, что и я не отпустил, и меня не отпустило.
Глава 3
Здравствуй, личный ад
- Андрюшка, ты чего поздно так?
Мама всплескивает руками, едва открыв дверь. Смеясь, приобнимаю её за плечи и целую в щёку.
- Не поверишь, мам. Есть хочу. Соскучился по твоей стряпне. Покормишь? – приподнимаю одну бровь с пацанской усмешкой.
Оказывается, в кругу семьи я всё ещё способен так улыбаться.
- Ого, какие люди. – выныривает в парадную Ник. Обнимаемся по-братски. – Занесло же тебя к нам.
- Жрать хочу.
Подмигиваю брату.
- Привет, Андрюха. – подходит Тимоха.
Здороваемся с ним. На шум появляются папа и Макс.
- Охренеть не встать. У нас праздник? – стебётся Максим. – Старший брат собственной персоной. Какими судьбами?
Отпускаю лёгкий беззлобный подзатыльник по мохнатой башке.
- Подстригись. Отрастил копну. Скоро парни подкатывать начнут. – угораю от души.
Получаю пинок кулаком в рёбра. Заламываю брата предплечьем за шею и натираю кулаком голову. Волосы электризуются и торчат во все стороны.
- Дебил, бл… - рявкает он, стараясь привести в порядок шевелюру, но делает только хуже.
Мы все ржём с его попыток это сделать. Макс ожидаемо психует. Выходит из дома и курит.
- Опять со своими сигаретами. – сокрушается мама. – Все травитесь. А вам ещё детей делать.
С оставшимися братьями дружно закатываем глаза. Я круче остальных. Раз тему подняли, отдуваться мне как самому старшему. Близнецам по двадцать два, Тимохе всего двадцать, а предкам не уймётся с внуками.
Родители с братьями пьют чай с тортом. Я за обе щёки уплетаю солянку. От вареников отказываюсь.
- Когда же ты уже остепенишься, женишься, деток родишь? – заводит любимую песню мама.
И это одна из причин, по которой редко приезжаю в гости к родителям. Надоело постоянно отмазываться занятостью и повторять «рано». Как им объяснить, что не хочу я семью? Без любви это как-то грязно, а с любовью я в завязке. Пожизненной.
- Спроси у папы, мам. – с улыбкой, но холодно. – У меня времени даже на сон нет, не то что на семью.
- Витя, ты совсем его замучил. – возмущается, повернувшись к отцу. – Найми управляющего.
- Наташа. – тон отца говорит, что женщины в бизнесе ничего не шарят.
- Так, воюйте, а я вас покину.
- Что уже? – сразу переключается на меня. – Ты же только приехал.
- У меня завтра утром самолёт.
Поднимаясь из-за стола, обнимаю её и быстро ретируюсь.
- Опять самолёт, Витя?!
Это слышу уже у двери. Ник выходит со мной. Протягиваю ему пачку. Закуриваем. Макс даже за столом не появился.
- Куда летишь? – интересуется брат.
- Владик. – отсекаю, выпуская дым изо рта.
- Далековато занесло.
- К отцу вопросы. – смеюсь, поглядывая на вибрирующий телефон. Неизвестный номер. Быстро Оля сообразила. Ставлю на беззвучный и убираю. – Ник, я там задержусь немного. Отдохнуть хочу. Может, с кем из сослуживцев пересекусь. Отцу помогите в офисе. – младший корчит недовольную гримасу. За это тоже получает подзатыльник. – Харе тунеядничать. Втягивайтесь в работу. Не пацаны уже. Я в свои двадцать два уже отслужил, учился и работал одновременно.
- Бля, ну окей. А чем мы там поможем? – раздражённо бурчит он.
- Папа работу найдёт, не переживай. – подкалываю с улыбкой.
- Только на Макса пусть не рассчитывает. – серьёзно, с хмурым видом предупреждает Никита.
- Почему это?
Меня уже пару месяцев напрягает его поведение. Злой, на всех срывается, молчаливый. Знакомо… Влюбился.
Никитос отмалчивается. Близнецы всегда были сами по себе. Все секреты и разговоры только между собой. Посторонним вход воспрещён.
- Вернёшься-то когда? – спрашивает брат, когда подхожу к тачке.
- Пока точной даты нет. – пожимаю плечами. Прощаемся с братом. – За ум берись. – стукаю ему кулаком по лбу.
- Катись уже. – ржёт он, пиная колесо машины.
Домой добираюсь быстрее, дороги опустели. Спать хочется жутко. Что я и делаю. Скидываю все шмотки и падаю в кровать. Но спать не выходит. Опять сны, навеянные ароматом духов. Вытаскивал из кармана, когда раздевался, теперь рука пахнет ими.
Опять разговоры, похороненные в памяти. Опять сладкий яд её губ по венам. Опять тихий звонкий смех. Опять янтарные глаза, полные слёз. Опять казарменный коридор. И преследующий в кошмарах женский крик на перроне.
Подскакиваю. Сердце колотится в горле. Сжимаю его ладонью. Задыхаюсь. Хочется орать, крушить и выплеснуть всё, что осталось.
Чёртов Владивосток!
Это всего лишь город. Такой же, как и миллионы других. Диану из родного выгнали свежие воспоминания. Мои же давно раздавлены реальностью и здравомыслием. Там даже знакомых не осталось. Макей да командиры. И то не уверен, что они ещё там. Как и собирался, порвал все связи. Пару лет назад только списался с Даниилом Иридиевым. Он добавил в общий чат нашего призыва. Меня долго материли, что выпал. Сказал, что мне понадобилось три года, чтобы избавиться от тошноты при виде их надоевших рож. Поржали. Начали общаться. Парни почти все молодцы. Кто подженился, кто учится на бакалавра, кто работает. У Ванька уже двое детей и скоро будет третий. Гера женился на девушке, с которой расстался перед срочкой. Лёху его красотка дождалась. Он ей прям на перроне предложение сделал. Сейчас первенца ждут. Каждый раз, как по видеосвязи общаемся, на экране его рожа счастливая светится. Дан — блядушник. Всё никак не нагуляется. То одна у него любовь до гроба, то вторая, то третья. И каждая из них до деревянного ящика. Со счёта уже все сбились. Но Пахи в чате нет. И не было. Все решили, что это странно. Ладно я, причины весомые были, все понимали.
Сейчас постоянно на связи с бывшими сослуживцами. Идиоты спрашивают, почему я один. Ответ никогда не меняется: женат на работе. Этого не понимают. Нет, не тему с работой, а как можно так сильно любить девушку, чтобы навсегда похоронить себя для будущего. Легко. Когда нечем любить, нет смысла париться.
Скатываюсь с постели и набираю стакан воды. Выпиваю тремя большими глотками. Закуриваю, глядя на ночной город. Красиво. Аккуратный, старый, сохранивший финскую архитектуру и особенности. Яркий и светлый, но без зеркальных высоток и неона. В нём есть какая-то чарующая дикость и особенность. Таких городов немало в России, но в основном все они провинциальные, а не столицы региона. В течении года я скучал по нему и до сих пор не могу насытиться северным воздухом.
Глава 4
Достучаться до небес
- Диксон, совсем ебанулся? Время видел? – раздражённо бурчит Дан.
Он первый ответил на групповой видеозвонок. Судя по мокрым волосам, вспотевшему лбу, голому торсу и завёрнутой в одеяло девице за спиной — очередной любви до гроба, напрягает его не раннее время субботы, а то, что настойчивый звонок застал его в процессе.
- Видел. Трусы натяни, прежде чем трубку хватать.
- Блядь, вы чё наяриваете? У меня дети спят. – тихо рычит Лёха.
Дальше присоединяются и остальные. Весь наш взвод в сборе. Кто-то заспанный и матерится. Кто-то прячется от начальства.
- Р-р-рота, подъё-ём! – вопит майор, втискиваясь в камеру. – В армии выходных не бывает. – наседает на парней с усмешкой.
- Охуеть.
- Товарищ старший лейтенант.
- Попрошу без оскорблений. – предупреждение пальцем, а потом им же указывает на звезду на погонах. – Майор.
- Женатый майор, смотрю. – отмечает Герыч с усмешкой.
- А то. – кивает довольно Гафрионов. – Не молодею. А вы все, засранцы, разъехались и забыли своего старлея.
- Да мы же это…
- Как-то так…
- Командир вроде…
Наперебой трещат пацаны.
Рома, как он требует его теперь звать, расспрашивает ребят о жизни. Искренне за всех радуется, это видно. Они за него тоже. Я в том числе. Оказывается, новоиспечённый майор в должности всего три недели. А две недели назад узнал, что его жена беременна. Подробно расспрашивает Ивана, что там да как.
- А что там Спиридонов? Наверное, уже полковник? – сечёт Ванёк.
Бывший командир на глазах мрачнеет. Улыбка сползает с лица. Оглядывается по сторонам, проверяя, нет ли посторонних ушей.
- Спиридонов сидит. Царёв тоже.
- Что? За что?
- Не орите. Тут начальство новое — звери. Недели через три, как ваш призыв дембельнулся, тут начался апокалипсис. – снижает голос. - Сначала окружная проверка. За ней московская. Вроде как проверяли коррупцию и распродажу государственного имущества. Московская прокуратура уже под перепродажу оружия копала. Царёву впаяли терроризм. Мол, автоматы, гранаты, патроны и обмундирование продавал группировкам, связанным с террористами.
- Не может быть. Неужели не заметили такое? – спрашивает Гера.
- Заметили. Когда ни с чем уехала областная проверка, не досчитались много единиц. Не знаю, каким образом это провернули, но очевидно, что генерала подставили. Всех, кто посмел вступиться или дать показания в его пользу, местные тут же упаковали под статью «пособничество терроризму».
От этого разговора по спине скатывается неприятный холодок. Становится не по себе. Стоило Роме упомянуть Царёва, как мысли о несостоявшемся тесте сразу унеслись к несостоявшейся жене.
Кристина… Как она перенесла это? Она молчала об изнасиловании, чтобы отца не посадили. Осталась одна теперь. И я, кажется, знаю, у кого хватило связей и полномочий, чтобы провернуть такую масштабную операцию. Звездопад и решётка. Взялись основательно.
Зло трясу головой. Тыкаю в мысленную кнопку, но она западает.
Блядь!
Она в России? Савельский до неё добрался, когда осталась без защиты?
Блядь!
Бью кулаком. Сирены уже воют. Срабатывает. Становится тихо. Выдыхаю.
Вслушиваюсь в разговор, перешедший на более безопасные темы. На нём сложно сосредоточиться. Почти ни за что не получается зацепиться.
Всё же глупо было надеяться, что приезд в город, встречи со старыми знакомыми, посещение значимых мест не повлекут за собой похороненный труп чувств. Он давно разложился и смердит, но он, мать его, шевелится. Можно закопать, но нельзя уничтожить, как ни старайся.
Наконец, видеозвонок заканчивается на том, что майора добавляют в наш чат. Мы с ним ещё немного разговариваем. Договариваемся пересечься до моего возвращения в Карелию.
- Заезжай как-нибудь ко мне. С Юлькой своей познакомлю.
- С удовольствием. – отбиваю, пожимая протянутую ладонь. Отворачиваюсь, чтобы уйти, но останавливаюсь. – Ром, - зову, стоя к нему спиной и опустив взгляд в асфальт, - ты знаешь что-то о Царёвой?
Зачем? Блядь, для чего? Но уже поздно, слова назад не заберёшь.
Слышу, как громко и тяжело он вздыхает. Уверен, что сейчас качает головой, как делал это годы назад.
- Кое-что знаю. – высекает глухо. Прокручиваюсь и упираюсь взглядом в его глаза с чёртовой надеждой. Он отрицательно ведёт подбородком. – Прости, Дикий, но ничего не скажу. Легче тебе от этого не станет. Только хуже сам себе сделаешь. Постарайся наладить свою жизнь.
- С ней всё хорошо? – выдавливаю, проигнорировав его слова и советы.
- Да. Замужем.
Не знаю, чего хотел этим добиться и чего ожидал. Услышать, что она до сих пор одна? Что не смогла наладить свою жизнь после того, как бросила меня? Что… есть шанс?
Вот такой я долбоёб. Пять лет оказались для меня недостаточным сроком. По крайней мере, не там, где ломка становится сильнее.
Ещё несколько часов измываюсь на собой, катаясь по знакомым местам. Еду на набережную. Глаза цепляются за клумбу с белыми розами. Прохожу вдоль парапета, сжигая все моменты, что связывали меня с этим местом. В гордом одиночестве брожу по Парку поцелуев. Кругом парочки. Влюблённые. Молодые и не очень. Прогуливаются, держась за руки или обнимаясь. Целуются в беседках и на лавочках. Ноги приводят к французской арке. Взгляд отыскивает заржавевший большой замок с трудночитаемой гравировкой: ненавижу так, как быть не должно.
Удивительно, но его не срезали. Если бы не выбросил ключи в озеро, сейчас сам бы снял его и отправил на дно. Ему тут не место.
Исследую другие замки, думая над тем, сколько из этих пар, что «навсегда» навсегда и останутся, а сколько разбежались через пару месяцев после того, как защёлкнули «символ вечной любви».
Глупо, наивно и по-детски. И я был таким. Верил, что так бывает. Больше не верю.
Достаю из барсетки маркер. Всегда таскаю с собой канцелярскую мелочовку, никогда не знаешь, что может пригодиться. Сочным беспросветным слоем замазываю гравировку, оставив только «ненавижу».
Глава 5
Себя не обманешь
Секунды, что я стою на крыльце отеля, растягиваются на вечность, помноженную на бесконечность. Между нами семь ступеней, метров пять свободного пространства и чёрный Лексус премиум класса, но я вижу её так, словно расстояние не больше нескольких коротких сантиметров. Стянутые тугим аккуратным пучком на макушке шоколадные волосы, одинокую вьющуюся прядку вдоль левой стороны лица, распахнутые маковые губы, испуганные расширенные тигриные глаза.
Сердце пропускает удары. Сначала парочку, а потом ему можно ставить прогулы на кардиографе. Я сжираю её глазами. Изменилась сильно. Грудь стала больше. На ней классический серый костюм, но брюки плотно обтягивают округлившиеся за годы бёдра и зад. Тело потеряло подростковую угловатость, пусть она ей очень шла. Все движения стали лёгкими, женственными… сексуальными. Но самое главное изменение сверкает на безымянном пальце правой руки. Ну и ещё мальчишка, что тянется к ней и зовёт мамой.
В моей семье нет суеверных. Только Дианка верит в судьбу и всё такое. Теория вероятности в действии. Каков шанс, что девушка, с которой я хотел «до самой старости», вышла замуж за моего лучшего армейского друга, когда они относились друг к другу как брат с сестрой? Минимальная? Один на миллион? Смешно до усрачки, но, оказывается, и палка раз в год стреляет. Он сводил нас вместе. Поддерживал во всём. Давал советы, как лучше вести себя с Кристиной, чтобы избегать конфликтов. А теперь у них сын. Пиздец.
Нутро подкипает. Чувствую себя преданным самыми близкими людьми. И это болезненно. Адски.
Вот только показывать этого не собираюсь.
Неспешно, даже лениво, достаю из кармана пачку сигарет. Вытягиваю одну, вставляю в рот и прикуриваю. Расслабленной походкой двигаю в их направлении, нацепив на лицо искренне-презрительную усмешку. Другой не выходит. Наблюдаю, как Макей кладёт ладонь на поясницу Крис, притягивает к себе и что-то шепчет на ухо. Она быстро кивает, забирает мальчишку и сажает на заднее сидение. Мои ноги начинают ускоряться. Силой воли приказываю телу не торопиться и дать ей возможность трусливо смотаться. Что она, впрочем, и делает. Пулей огибает тачку и распахивает водительскую дверь. Садясь, цепляет меня взглядом. Всего секунду медлит. Смотрит. Кусает губы. А потом захлопывает дверь и срывает машину с места. Улыбаюсь шире, повернув голову. Вижу, что палит в зеркало заднего вида. На меня. Провожаю её недоброй улыбкой, пока Лексус не исчезает из виду. Заторможенно перевожу взгляд на подвисшего Макеева. Лыба стекает с моего лица.
В его взгляде вина. О чём это говорит? Верно. Есть причины её чувствовать. Когда предаёшь того, кого называешь братом, кто относится к тебе как к части семьи, а потом женишься на его девушке, которую он до одури любил, невозможно не ощутить вину. Только если ты социопат или последняя скотина. Макей, видать, предпоследняя.
Он, наконец, делает пару шагов мне навстречу. Сглотнув, протягивает руку.
Мне бы стоило её пожать. Тупо для того, чтобы показать, как мне похуй на всё. Что забыл Кристину. Что не смотрел похотливо на его жену. Что в прошлом всё. Но я не жму. Застываю на месте и впиваюсь в его глаза.
- Привет, друг. – голос дёргается на последнем слове, я его выплёвываю как оскорбление. – Смотрю, катаешься как сыр в масле. При параде. Жена красивая. Сын.
Интонации рвутся, идут с надрывом. В груди зарождается огненный шар, распирающий рёбра, сдавливающий гортань.
Паха опускает руку спустя секунд двадцать бесполезного ожидания. Свешивает голову вниз и зажмуривается. Когда решается взглянуть мне в глаза, зябко морщится.
- Андрюха, надо поговорить. Объясниться.
Объясниться? Мне не нужны объяснения. Мне нужна кровь.
Действую раньше, чем успеваю обдумать свои действия и их последствия.
Вырываю руку из кармана. Отводя назад, сжимаю кулак и впечатываю в лицо Макеева. Хрустят кости. Мои тоже. Удар получается со всей силы. Из его носа брызгает кровь, заливая белую рубашку. Друг, в больших жирных кавычках, прижимает ладонь к носу и запрокидывает голову назад.
- Ебанутый, блядь! – рявкает, собирая языком попадающую в рот кровь. Даже в этом положении умудряется смотреть на меня своими, сука, виноватыми глазами. – Сказал же: поговорим!
- Поговорили уже. – секу холодно, кивая на его распухший нос. – Мне полегчало. Спасибо.
- Дюха, не делай поспешных выводов. – гундосит бывший сослуживец, вытянув из кармана пачку влажных салфеток.
- Они очевидные.
Безучастно пожимаю плечами и разворачиваюсь. Быстрым шагом иду в неизвестном направлении, лишь бы подальше от причины своего бешенства. Интуитивно стараюсь держаться в стороне от освещённых аллей и дорог. Хочется скрыться в темноте, дабы ни один человек не видел меня таким. Дома всё это дерьмо перерос, а во Владивостоке время будто отмоталось на пять годиков назад. Столкновение это грёбанное с Кристиной всколыхнуло старых призраков. Они воют и мечутся в запертой темнице. Ещё немного и начнут просачиваться. А у меня нет больше замков, чтобы удержать их там. С вырванными с потрохами кнопками тоже беда какая-то. Короткое замыкание и перезагрузка системы. Все чувства, что отключал, работают, а кнопки-то выдраны.
Иду долго, периодически переходя на бег, но потом притормаживаю себя. Мне не от кого бежать. Сигареты тлеют одна за одной. Останавливаюсь только в каком-то замызганном закоулке. Здесь воняет мочой и отходами. Темно и сыро. Мерзко. Меня передёргивает. Выдыхаю медленно и так же вдыхаю вонь. Ничего не чувствую. Совсем. Пусто. Все сделали свой выбор. Я решил идти дальше. Жить ради семьи. Ради младшей сестрёнки.
Мне. Не. Больно.
Кристина меня бросила. Я уехал. Дальше уже не мои проблемы. Связали они себя браком, родили сына, живут, трахаются. Меня всё это не касается.
Сука, не стоило бить Макея! Не удержался. Сорвался.
Картина, как он обнимает её за талию, печёт глаза. Его губы возле её уха врезаются ревностью в сознание. Ревностью, на которую у меня нет ни единого права. Кристина Царёва… Прошу прощения, Макеева — чужая жена. Жена человека, которого я звал братом.
Глава 6
Макей
Ничего не остаётся безнаказанным
В голове стоит сплошной гул, а перед глазами несколько слов от бывшего сослуживца и друга, с которым я, откровенно говоря, поступил пиздец как подло, женившись на его любимой девушке. Тогда у меня, как, впрочем, и у всех остальных причастных к этой истории, не было выбора. Но он был позже. Надо было рассказать ему правду ещё несколько лет назад, а не слушать Крис. А теперь Андрюха в городе и предлагает встретиться.
Не представляю, как буду смотреть ему в глаза после такой жестокой подлянки. Я знаю, что он не в курсе, что мы с Крестиком женаты. И о сыне тоже не знает. Если бы узнал, давно бы прилетел и разорвал меня на лоскуты.
Правда, прошло уже немало времени. Вряд ли у него остались какие-то чувства.
Сука, затянули мы с этой хернёй слишком. Не уверен, что теперь ему нужна правда. Но поговорить всё же стоит.
- Павел. – зовёт отец, но словно сквозь вату, откуда-то издалека. – Павел! – добавляет громче.
Тряхнув головой, перевожу на него взгляд. Двенадцать пар глаз смотрят на меня. Я уже и забыл, что сижу в конференц-зале, обсуждая новую систему обороны военно-промышленных предприятий. Собираю себя в кучу и вывожу на экран схемы. Отрабатываю, как и всегда, на соточку, с полной самоотдачей делу. Но когда зал пустеет, мысли и воспоминания возвращаются и атакуют. Остаюсь один в огромной комнате, уперев локти на стол и уткнувшись лбом в ладони.
Пять лет назад необходимость жениться застала меня врасплох. Мне было почти двадцать, впереди маячила долгожданная свобода, которую так бесцеремонно отобрали. Нет, я понимал, что это необходимость — Крестика надо спасать. Но меня убивала перспектива смотреть в глаза Андрею и врать. Изо дня в день видеть, как он страдает и угасает. Их любовь — это что-то с чем-то.
Когда он оставил духи на шконке, я понял, что он готов отказаться от неё. И это правильно было. Ради этого всё и затевалось. А я не хотел, чтобы всё так закончилось. Они должны были быть вместе, когда всё устаканится. Засунул ему этот флакон в рюкзак, когда прощались на перроне. Смотрел ему глаза и едва не признался во всём. Тогда стоял в здании вокзала и смотрел, как он до последнего ждёт Кристину. У меня у самого слёзы потекли. А потом выбежала Крис. Блядь, как она кричала и плакала. Отец её успокаивал, а я не мог найти в себе сил, чтобы поддержать. Как и не нашёл сил промолчать и сказал Дикому, что Крис его любит, просил не сдаваться. А через неделю целовал её, надев на палец кольцо. Вот такой вот пиздатый друг из меня вышел.
Смотрю на свой кусок золота, что уже пять лет ношу не снимая.
Как ему всё объяснить? Хер знает. Но я должен хотя бы попробовать. Даже если Кристина меня за это убьёт. И так затянули.
Выхожу на улицу, скидываю пиджак и забрасываю на заднее сидение. Скуриваю сигарету, не спеша давать ответ, но всё же решаюсь. Отвечаю в лёгкой манере, типа я не мразь, предавшая брата. Ага, как же. Смешно, да. Стоило бы сначала переговорить с женой, предупредить её, но уверен, что она будет против.
Жена…
Сейчас это слово легко слетает с языка. Жена и сын. И оба не мои. Семейный человек без семьи. Меня, в общем-то, такой расклад устраивает. Устраивал. До того момента, как на телефон пришло сообщение.
Так, ладно, всё по порядку. Сначала встречусь с Андрюхой, прощупаю почву, а от его ответов уже буду отталкиваться и выстраивать дальнейший план действий.
Погрузившись в мысли, едва не подпрыгиваю, когда в боковое окно стучатся. Переведя дыхание, выхожу из машины и жду, что скажет папа.
- Ты сегодня весь день летаешь где-то. – сухо констатирует он. А потом уже с беспокойством спрашивает: - Всё нормально, сын? Случилось что-то?
Провожу пятернёй по волосам и хриплю:
- Пока не знаю, пап. Самому бы понять.
Он выжидательно прищуривается, впиваясь цепким взглядом в мои глаза.
- Рассказывай.
- Нечего пока. – развожу руками. - Думаю о событиях пятилетней давности. Закрутили мы всё слишком. Надо было другой способ найти.
Отец смягчается и сдавливает в поддержке моё плечо. Но когда говорит, серьёзен до физического напряжения.
- Мы искали, Паш. Его не было. Мы все думали, как вывести Кристину и Андрея с его семьёй из-под удара. Вова подставился добровольно, показательно выдавая дочку за тебя. Или так, или за ублюдка того. Сам понимаешь, что он бы с ней сделал. И друг твой не смог бы её защитить. Даже наша семья с трудом выстояла. Только у нас было достаточно связей, чтобы защитить Кристину. С фамилией Макеева Савельские не рискнули её тронуть.
- Но пытались...
- Пытались. – соглашается он.
Отвожу глаза и закрываю их.
Всю правду я узнал уже после свадьбы. Такое торжество закатили, чтобы каждая шавка в округе знала, чья Крис жена. А нам с ней тошно было. Смеялись до боли в рёбрах. Целовались, показывая, какая у нас сильная «любовь». А в первую брачную ночь она рыдала у меня на груди, звала Андрея, говорила, что не представляет жизни без него. Тогда же и рассказала, что он стал её первым и навсегда останется единственным. И об изнасиловании, после которого она осталась девственницей. И про то, как это узнала. И почему молчала целый год. Я успокаивал её, обнимал, гладил, сам сгорая к хуям. А когда она уснула, разнёс кухню вдребезги. Крушил и ломал, пока ничего не осталось. Сжимал в руке телефон, разблокировал, набирал номер Дикого, но сбрасывал ещё до гудка. Так хотел рассказать всё, что зубы крошились. Порывался собрать вещи Крис, затолкать её в машину и отправить в жопу мира, спрятать там, а потом туда же и Андрюху отослать. Готов был душу дьяволу продать, лишь бы мои близкие, почти родные люди были вместе. Чтобы обрели своё счастье, которого заслуживали. Чтобы растили своего сына, о котором мы узнали через одиннадцать дней после свадьбы.
Вот это был пиздец. Не сказать, что до этого было нормально. Нет, не было. Крестик плакала ночами. Я или поддерживал её, или бухал. Семейная жизнь сказкой не была. Но когда Крис протянула мне тест с двумя яркими полосками, у неё был такой отрешённый вид, что мне стало страшно. Я сразу понял, что она либо пойдёт на аборт, либо с собой что-то сделает. Но ошибся. Дышать смог только после того, как угрожал, что если убьёт ребёнка моего друга, я расскажу ему об этом. Был уверен, что только это и подействует. А она улыбнулась. Впервые за месяц с лишним. И сказала, что этот ребёнок будет смыслом её жизни.
Глава 7
Макей
За все ошибки приходится платить
В первую очередь привожу себя в порядок в туалете отеля. Ну как в порядок… Останавливаю кровь и умываю лицо, руки и шею. Одежда в крови. Нос расквашен и судя по боли — сломан. Удар у Дикого как кувалда. Мне притаскивают пакет со льдом. Отдаю наличку и выхожу на улицу. Приходится взять такси, но еду сразу домой, а не в больницу, раз за разом набирая Андрюху, но без ответа. Отсылаю с десяток месседжей с одним и тем же посылом: надо поговорить.
Когда ответ, наконец, приходит, мне охота сдохнуть. Вжимаюсь затылком в подголовник и закрываю глаза. Распахиваю. Перечитываю.
А.Д.: Что ты хочешь мне объяснить? Как случилось, что ты женился на девушке, на которой собирался жениться я? Я бы понял ещё, если бы спустя время вы сошлись, но у вас сын, Паш. Сколько ему? Года четыре? Сколько времени прошло с нашего с Крис разрыва, как ты воткнул мне нож в спину? Я любил её, Паша. Я жить без неё не хотел. Но столько лет прошло. Мне уже всё ровно. Не надо никаких объяснений. И в честь старой дружбы дам тебе совет. Никогда и ни перед кем не отчитывайся за свои чувства.
Всё ровно? Нихера не ровно тебе, Андрей. Было бы ровно, у меня был бы целый нос, а на Крис ты бы не таращился так, словно готов сожрать.
Нож в спину…
Да, воткнул. И гораздо раньше, чем он думает. Через три дня после возвращения Кристины из Штатов. Смотрел, как друг безуспешно висит на телефоне, но я знал, что она не позвонит ему. Намеренно отдаляется. И сказать ничего не мог. Кинул его в момент, когда должен был поддержать.
Мне срочно надо объяснится с ним, но только лично. Смотреть в глаза, а если придётся, то и принять удар. Поэтому и пишу свой адрес. Надеюсь, что когда остынет, приедет.
Беда в том, что теперь ситуация в разы хуже. Он видел Крис и Мирона, а Крестик видела его. Не представляю, что с ней сейчас творится, вот и решаю прощупать почву. Набираю номер жены.
- Паша, что это было?! Андрей?! Андрей блин?! – вопит шёпотом. – Откуда он здесь?! Он знает?! Ты рассказал?!
У неё начинается тихая истерика. Блядь, довели. Она ради сына всегда держится, даже не кричит, а сейчас на грани.
- Кристина, успокойся только. Рассказать я ничего не успел.
- И не смей рассказывать, Паша! Пять лет прошло!
- Он отец Мирона. – выбиваю единственный аргумент.
- Ему не нужен сын! Мирон только мой! Всё!
- Крис, я видел, как ты смотрела на Андрюху. И как он смотрел на тебя…
- С ненавистью! – перебивает, всхлипнув. – Я бросила его! Предала! Он никогда не простит. – добавляет срывающимся шёпотом.
- Но имеет право знать. – вставляю безапелляционно.
- Не тебе решать, Паш.
Она сбрасывает.
Окей, поговорим дома.
Проверяю сообщения, но Дикий больше ничего не писал.
Блядь, я понятия не имею, как мне выкручиваться из всей этой дерьмовой истории. Вроде взрослый, почти двадцать пять, но на такое мозгов не хватает. Мне срочно нужна помощь.
Прикасаюсь пальцами к распухшей переносице и кривлюсь от боли.
В лифте облокачиваюсь спиной на стену и опускаю веки. Руки чешутся набрать сослуживца ещё раз, но к конструктивному разговору он явно не готов. Да и я не в том состоянии. Теперь придётся поменять приоритеты и сначала поговорить с Крис. Это не сложно. Только открываю дверь, она сразу выбегает в коридор. Глаза покрасневшие, веки припухшие, губы искусанные. Молча шагаю вперёд и обнимаю её. Она, закусив рукав пиджака, глушит рыдания. Тело дрожит от слёз и страха. За годы совместной жизни я изучил её вдоль и поперёк. Глажу по спине, пока немного не успокаивается.
- Где Мирон? – спрашиваю тихо.
- Мультики смотрит. – отзывается глухо. Вскидывает на меня лицо и шелестит: - Зачем, Паш?
Выбирается из моих рук и отступает на пару шагов назад. Смотрит прямо в глаза, но ответов там нет.
- Он сам написал, что в городе. Предложил встретиться. Я не собирался сразу всё вываливать. Хотел для начала просто поговорить, обсудить, а потом уже решить, что делать дальше. Но всё пошло по пизде. – хриплю разбито.
Крестик осторожно трогает пальцами вокруг носа. Я морщусь. Она одёргивает руку, но не успеваю сообразить, как мне прилетает звонкая увесистая пощёчина. Слегка охуев, прикладываю ладонь к щеке. В ушах звенит, а перед глазами плывёт.
- И ты решил скрыть это от меня? Тайно встретиться с… ним? – выдыхает, зажимая рот ладонью. – И что ты собирался ему сказать? Правду? Что ему с ней делать? Мы все сделали выбор. Я разбила сердце любимому человеку. Родила его сына и записала на чужую фамилию и отчество. Думаешь, он новости обрадуется?
Крис всё шепчет и шепчет, а по щекам безмолвные ручейки слёз. В последний раз она плакала года четыре назад, когда её отца выводили из зала суда. Встреча с Андрюхой явно всколыхнула всё, что она держала в себе. Вывернула наружу. Она боится. Но чувства к нему никуда не делись.
- Андрей должен знать. – рявкаю глухо, но металлом.
- Нет! – отсекает Крис. – Мы не нужны ему!
- Ты не можешь этого знать! – шиплю в ответ.
- Могу! Он отказался что-либо слушать, когда я узнала, что беременна.
- Что? – выпаливаю потерянно. Хрень какая-то. Мы не говорили ему ничего. – Кристина, ты звонила ему? – секу, ощущая, как внутри зарождается какое-то поганое предчувствие.
Она отворачивается. Всхлипывает и прячет лицо в ладонях. Плечи несколько раз дёргаются. Крис глубоко вдыхает и утирает слёзы.
- Писала. Он ответил, что знать ничего не хочет. Я в прошлом. Так что всё, Паш. Оставь всё как есть. Если он отказался тогда, то сейчас тем более ничего знать не должен. Если ты хоть словом обмолвишься, то я заберу Мирона, и мы уедем так далеко, как только возможно. Я никогда тебе этого не прощу. Мирон только мой сын. Я благодарна Андрею за него. Честно. Но он не захотел знать о сыне.
Ещё пару раз теранув рукавами блузки лицо, не оборачиваясь, идёт в ванную. Слышу шум воды.
Глава 8
Сбежать от прошлого
Убеждаюсь, что сыночек смотрит мультики и не слышал нашего с Пашей разговора. Присаживаюсь рядом и притягиваю к себе сына. Он послушно укладывает головку мне на колени. Смотрю на его профиль, сдерживая новые потоки слёз и подкатывающие к горлу крики. Боже, как он похож на Андрея. Каждый раз смотрю на него, и сердце сжимается. Чёрные вьющиеся волосы и бездонные глазки-угольки. Такой же прямой, широкий носик и ослепительная улыбка во весь рот. А когда хмурится… Будто ему не четыре, а двадцать. Так же брови стягивает вместе.
Ласково поглаживаю смысл своей жизни по волосам, а сама улетаю далеко-далеко в прошлое. Когда вот так же у меня на коленях лежал его папа, а потом смеялся над какой-то моей фразой. Говорят, что со временем из людской памяти стираются люди, их голос, внешность, манеры говорить и двигаться, смех, улыбки. Но не из моей. Особенно когда рядом живое напоминание и копия.
Но вскоре память переносит меня на события двухчасовой давности. Когда увидела Андрея, думала, на месте умру. Сердце остановилось, дышать не могла, в груди давило. Он шёл к нам целенаправленно. В его глазах не было ни капли тепла, только холодный цинизм и откровенное презрение. А я не понимала даже, что чувствую. Эмоции взорвались тоннами тротила. Меня разнесло. Было страшно, больно, горько, но… Увидеть его, хоть на секундочку, пусть даже переполненного ненавистью, стоило того. Я мгновенно узнала его. Без сомнений и возможности ошибиться. Даже когда выходила из машины и случайно взглядом задела, сердце вдруг ускорилось, но я не придала этому значения.
И сейчас тоже разбивается в мясо, гремя по рёбрам. Никак не успокаивается. Паша настаивает на том, чтобы рассказать правду. Я пыталась это сделать в ту самую секунду, как увидела две полоски. Я набрала его номер, но, судя по всему, он отправил меня в чёрный список. Тогда уже надо было забить, но не написать я не смогла. Набила коротко, что нам надо срочно поговорить, даже если он никогда не простит меня. Что это очень важно. Хотела, если не в глаза, то хоть не в сообщении рассказать новость. Не думала тогда, что могу разрушить всё, что сделала сама и другие, спасая нас с Андреем. Просто обязана была сообщить о том, что у нас будет ребёнок. Андрюша очень хотел, я знала. Но потом пришёл ответ. Короткий, но очень содержательный. Только после него поняла, что всё действительно закончилось. Я всё разбила. А у моего малыша будет только мама. Но при всём этом даже мысли об аборте не допускала. Наш сын или доченька не ошибка, а плод нашей любви. Свою я решила полностью перенести на ребёнка. Ведь у меня так много нерастраченной и, как оказалось, невостребованной было.
- Ай, мама, щекотно. – смеётся звонко Мирон, уворачиваясь от моей руки.
- Щекотно? – переспрашиваю, сощурив глаза.
Провожу пальцами по рёбрам. Сынишка заливается хохотом, и я смеюсь вместе с ним. Прижимаю к груди. Он прикладывает ушко к грохочущему сердцу.
- Быстро-быстро стучит. – трещит, подняв на меня мордашку.
Нежно улыбаюсь сыну и убираю со лба вьющуюся чёлку.
- У тебя тоже. – касаюсь груди сына. – От любви.
- Я тебя очень сильно люблю, мамочка! – бросается на шею Мирон, обнимая изо всех своих детских силёнок. – Ты самая лучшая мама на свете. Самая-самая. – тарахтит без остановки.
Я только крепче к себе прижимаю. Мне в детстве объятий и тёплых слов всегда не хватало. Не хочу, чтобы мой сын чувствовал себя обделённым.
- А ты у меня самый лучший и любимый мальчик на свете.
Мирон сияет отцовской улыбкой. У меня душа выгорает. Поднимаюсь на ноги, беря сына и пряча от него навернувшиеся на глаза слёзы.
- Пора купаться. – шепчу срывающимся голосом.
- А можно я сам? – хмуря бровки, заглядывает мне в лицо.
- Конечно. – киваю, улыбаясь. – Ты же у меня такой взрослый.
Пока настраиваю воду, сынишка сам раздевается и отправляет вещи в корзину для белья.
Да, он у меня слишком взрослый. Андрей, наверное, в детстве тоже таким был. По крайней мере, в двадцать лет мозгов и терпения у него было минимум на тридцать. Судорожно вдыхаю, помогая сыну перелезть через высокий бортик джакузи.
- А пузырьки можно? – с надеждой выпаливает он.
Киваю и наливаю в воду пену для ванн, включаю режим джакузи.
Тебе сегодня всё можно, малыш.
Сижу рядом, пока воды не набирается достаточно. Мирон, заигравшись с пеной, плескает в меня водой. Я смеюсь так, будто ничего сверхъестественного сегодня не случилось.
В итоге из ванной я выхожу мокрая до нитки. Оставив дверь открытой, иду переодеваться. Дверной звонок застаёт меня в одних трусах — остальное успеваю снять. Накидываю на плечи длинный шёлковый халат, плотно стянув края и завязав пояс. По дороге бросаю взгляд на часы. Как раз должны привезти заказ из ресторана. Сейчас на работе сложный проект, не успеваю готовить сама.
Прокручиваю ключ и толкаю дверь с улыбкой. Но она тает, стоит осознать свою ошибку. Не доставка. Андрей. Стоит и с той самой презрительной ухмылкой окидывает меня взглядом с головы до ног и обратно. В груди зарождается вопль. Мне хочется сбежать к Мирону в ванную, запереться там и дождаться Пашу.
- Привет, Кристина. Шикарно выглядишь. – с холодом низким голосом толкает мужчина. – Прости, хотел сразу сказать, но ты так быстро убежала, что даже поздороваться не успел.
Хочется съёжиться и исчезнуть, как герой мультфильма. Смотрю на его грудную клетку, боясь взгляд выше поднять. Мозг самопроизвольно проводит сравнения «тогда» и «сейчас». Он же и подкидывает слова: мощнее, крупнее, рельефнее, лучше некуда. Красивее, чем раньше. Мужественнее. Идеальный просто. Моё тело оказывается таким же предателем, как и мозг. Оно помнит его тело. Твёрдость, жар, ощущения. И оно тоже хочет свою долю сравнений. Даже голос подводит. Кажется, только животный страх работает так, как надо. Он и заставляет сознание отойти от хмеля.
Делаю судорожный вдох, но мне тут же хочется выплюнуть воздух, смешанный с ярко выраженным ароматом древесно-пряного парфюма и запахом мужчины. Мужчины, которого любила и которым дышала. Голова кружится. Пошатываюсь. Стремясь сохранить равновесие, отступаю на шаг и хватаюсь за косяк двери. Зрение плывёт, затемняется. Меня начинает тошнить. Рот наполняется слюной.
Глава 9
Самые глубокие раны оставляют те, кто подарил самое большое счастье
Вытираю слёзы, но меньше их не становится. Казалось бы, давно уже смирилась с тем, что Андрей отказался от сына. Отправил то сообщение и заблокировал меня. Я думала над тем, чтобы связаться с ним через родных, но поняла, что он решил идти дальше. Наши дороги разошлись. Только папа и родители Паши знают правду о Мироне. Я давно привыкла к тому, что его считают Пашкиным сыном. К сожалению, родному он не нужен был. Но когда он бросил это обвинение мне в лицо, едва сдержалась и не прокричала, что назвала так сына именно потому, что этого хотел Андрей. Я не злилась на него. Всё произошедшее напрочь выжгло во мне эгоизм. Понимала, что отпустил. А сама не смогла.
Нащупываю на цепочке кольцо и сдавливаю его в ладони. Господи, ну почему я не смогла забыть? Я так больно ему сделала. До сих пор вина убивает. Сколько раз убеждала себя, что всё правильно сделала: его защитила, семью Диких, сына нашего.
- Так было надо. Всё правильно. Он имеет право злиться. Пусть. Выстою. Ради своего Солнышка. – шепчу, дёргано стирая влагу с лица.
Поднимаюсь по стеночке и умываюсь. Убираю волосы за уши. Дышу глубоко и часто. Смотрю в зеркало, а вижу там перепуганную до чёртиков девчонку, что ревела ночами напролёт, понимая, что больше никогда не увидит любимого, не обнимет, не поцелует и даже голоса его не услышит. А сейчас…
Мамочки… То, что происходит сейчас — это какой-то кошмар! Я его вижу, слышу, чувствую, но не могу сделать ничего из того, о чём грезила ночами. Андрей так изменился. Даже не верится, что это тот самый парень, что заделал мне ребёнка в кабинете своего генерала. Холодный, отстранённый, жёсткий, грубый, злой. Почему-то я не сомневаюсь, что именно я сделала его таким.
Но сейчас я должна отбросить все эмоции. Там спит мой сын, а совсем рядом его отец. Буквально в соседней комнате. Если бы он тогда дал мне шанс объяснить, я бы уехала с ним на край света, спрятались бы там и растили сына. Но уже поздно. Время назад не отмотать. Ничего нельзя изменить.
Подбираюсь, вскидываю подбородок и выхожу из ванной. И да, трушу, свернув в сторону от кухни к комнате Мирона. Застываю, зажав рот ладонью, когда вижу Дикого, сидящего на краю кровати и разглядывающего его. Хочу броситься к нему, но не решаюсь.
- Оставь моего ребёнка в покое. – требую дрожащим голосом. Андрей поворачивается. Лучше бы я не видела его глаз. Вгоняю ногти в ладони и сиплю: - Он тебе не обезьянка в цирке. Я просила подождать на кухне.
Он тяжело поднимается, будто на плечах тонны груза. Даже не удостоив меня взглядом, проходит мимо, задев плечом. И только стоя спиной к спине, притормаживает и выталкивает:
- Ты хоть представляешь, как больно, когда тебя предают любимые? Я не желаю тебе зла, Кристина. И Пахе тоже. Хотя бы ради мальца. Он не виноват, что его родители такие подлые. И надеюсь, что в отличии от вас, он вырастет достойным человеком.
С этими словами он идёт к выходу. Глубоко вдыхаю, опустив ресницы. Планомерно выдыхаю и срываюсь за ним. Подчиняясь эмоциям, хватаю за руку. Нас обоих передёргивает от этого. Андрей медленно опускает на меня глаза. Делает вдох и каменеет, глядя на наши руки. Резко одёргиваю свою и прошу полушёпотом, почти плача, с надрывом:
- Не уходи, Андрей. Давай поговорим нормально, как цивилизованные люди. Знаю, что очень сильно тебя обидела. Я бы извинилась. – отвожу глаза в сторону, борясь с желанием просто шагнуть ближе к нему и уткнуться лицом в футболку, будто не было этих мучительных лет. – Но знаю, что извинения ничего не изменят. Не уходи вот так.
Его грудная клетка качается на вдохах и выдохах с той же тяжестью, что лежит на его плечах. Пальцы свёрнуты в плотные кулаки. Он прикрывает веки и шумно переводит дыхание. Ничего не ответив, проходит обратно на кухню. Не даю себе время анализировать эмоции и последствия своего решения. Вхожу за ним в комнату. Мужчина крутит в руке пачку сигарет. Достаёт одну. Смотрит на меня. Качаю головой и одними губами выталкиваю:
- Мирон. На балконе.
- Принято.
Встаёт и выходит. Опять мимо меня. Опять задев. На этот раз костяшками пальцев, пусть места в кухне-гостиной вполне достаточно. Закрываю глаза и втягиваю носом его запах. Кожу покалывает в тех местах, где Дикий касался. Всё это вкупе вызывает в моём теле очень неожиданную реакцию. Естественную пять лет назад, а теперь совсем неуместную.
Бросаюсь к раковине и набираю стакан воды. Залпом выпиваю. Плескаю в горящее лицо. Присутствие Андрея ощущаю раньше, чем он оказывается за моей спиной. Дёргаюсь, выпрямляясь. Его руки ложатся на мою талию. Меня парализует. Тяжёлое, рваное дыхание касается затылка.
- Что ты делаешь? – выпаливаю, понимая, что должна остановить, но даже шелохнуться не могу.
- Какая ты, блядь, красивая. – жарко хрипит мужчина, впиваясь ртом в шею.
Колени подкашиваются. Я хватаюсь за столешницу, стараясь не упасть. Его губы курсируют ниже, а руки выше — к груди. Перебрасываю кисти, тормозя его.
- Остановись. Ты не понимаешь, что делаешь? В соседней комнате спит сын. Пашка скоро придёт. – лепечу сбивчиво.
- Тебя пугает, что он узнает, да? – рычит приглушённо, всасывая кожу на шее. Уклоняюсь, поворачиваясь к нему лицом. Наши губы оказываются в сантиметрах друг от друга. Дыхания смешиваются и режут, словно лезвия. Прогибаюсь в пояснице, избегая неминуемого падения. – А что я мог узнать, тебя не волновало тогда?
- Что ты несёшь? – хриплю, плотно сомкнув веки.
Его запах пьянит и кружит. Тепло, тяжесть навалившегося тела лишают воли. Между ног становится мокро. Господи-Боже.
- Правду, Кристина, которую вы так упорно скрывали. Свадьба через неделю, ребёнок через семь месяцев. Считать я умею. Когда только успевала скакать по койкам?
Распахиваю глаза и не дышу. Гнев и паника смешиваются. Хочется ударить и наорать. Но интуитивно знаю, что он причиняет боль, защищаясь от своей.
Глава 10
Нельзя вернуться в прошлое
Эта чёртова квартира нагоняет на меня пиздец какие хреновые сны. Не о прошлом. О настоящем. Не понимаю, как мы с Макеем надрались настолько, что я не помню, как отрубился.
Мне бы безумно хотелось поверить в то, что все последние сутки тоже дурной сон. Что дрыхну сейчас в своей небольшой двушке или в номере отеля с голубыми стенами, но запахи не дают ошибиться. Я в жилище Макеевых. Пахи, его жены и ребёнка.
И если вчера мне срубило башню, когда я предлагал Кристине перепихнуться, а потом угрожал взять её насильно, то сегодня чердаком двинулся окончательно. Мне снилось её лицо. Совсем близко. Повзрослевшее, с заострившимися скулами, серьёзными грустными глазами и приоткрытыми в беззвучном крике губами. Которые я, мать вашу, поцеловал. А она… Она ответила. Несмело, горько, с отчаянием. Всё это смешалось с собственными эмоциями, они сплелись, наложились одна на другую и превратились в какой-то взрывоопасный фейерверк мучительно-болезненной агонии. Будто бы последнее издыхание гниющего трупа некогда сильной любви.
Разлепляю веки и сразу жмурюсь от слепящего солнца. Голова гудит и кружится. Обвожу пересохшим языком такие же высушенные немереным количеством алкоголя губы. Они солёные. Растеряно прикладываю к ним пальцы, убеждаясь, что они не растрескались от сушняка и крови нет. Только чистая невидимая соль. Дичь какая-то.
С чего началось моё неизбежное падение? Ах да! С того, что я выяснил, что тогда ещё моя девушка залетела от моего тогда ещё друга. Я приехал к ним, чтобы посмотреть в глаза, а потом, сука, утонул в них. В запахе её. В голосе. Колол раз за разом, латая собственные дыры. И хотел её так, что яйца звенели. От одного её вида в этом блядском чёрном халате в пол в венах вскипела похоть.
Я. Её. Хотел.
Я. Её. Хочу.
Су-у-ка-а-а!
Зов пизды страшнее командира. – глубоко засевшее в памяти армейское выражение.
В данной ситуации моё тело — солдат, и голову слушать оно вообще не планирует.
Оно. Её. Хочет.
Пиздец.
Я просто ещё не протрезвел. Или вообще сплю. Я, сука, взрослый, самодостаточный мужик, в свои двадцать пять добившийся всего сам. Да, отец и его бюро стали толчком, отправной точкой, но я довёл его до таких высот, создал престижную строительную компанию. Я зарабатываю достаточно, чтобы получить любую женщину. Не голливудскую актрису, конечно, но с Питерскими моделями пару раз отжигали. Они хотели продолжения. Я — нет. Потому что не хочу. Ни модель, ни бизнесвумен, ни одну другую. Физический отклик на них есть. Эмоционально — по нулям. Но какого чёрта разъёбанное сердце ускоряется в присутствии той, что его расхреначила? Где тот циничный ублюдок, которым она меня сделала, что использует женщин исключительно для удовлетворения физиологических потребностей? Кажется, я забыл его в аэропорту Петрозаводска. Пока летел, сбросил последние пять лет жизни по дороге в шесть тысяч километров. Неплохое расстояние, согласитесь, чтобы успеть разъебаться по новой.
Переворачиваюсь на спину и вслушиваюсь в тихие, будто на цыпочках, шаги. В приглушённый женский голос. В моём давно уничтоженном месиве что-то шевелится, разрастается и болезненно пульсирует. Прикладываю ладонь к груди. Наверное, это выглядит жалко. Но, сука, слишком больно. Слух режет её голос.
- Вечером, малыш, обязательно.
- Обещаешь? – звонкий, но тихий голосок их сына.
Сильнее давлю на грудь. В горле увеличивается горький ком.
- А когда тебя мама обманывала? После работы всё куплю и пожарю тебе картошку с грибами.
- И сква-кр-кар-ми? – звучит именно так.
Мне становится тошно. Не знаю даже от чего — двух литров виски на двоих или того, что она назвала сына именем, которое я готовил для нашего, что готовит ему мою любимую еду. Мне кажется, что всё это какое-то выверенное жестокое издевательство за какую-то обиду. Но я никогда не обижал её. Перегибал иногда в своей ревности, признаю, бывало, но не больше того. Я был для неё таким, каким с её характером и проблемами вряд ли смог бы кто-то другой. А возможно, ей это было и не надо?
- Тише, Мироша, не разбуди. – шикает Кристина.
Приоткрываю один глаз и слежу за её действиями. Кристина суетится по кухне, одновременно глотая кофе. Одетая в бежевую, обтягивающую шикарную задницу и аппетитные бёдра, юбку выше колен. Молочная блузка, застёгнутая всего наполовину. Под ней кружевной белый лифчик. Волосы развеваются по плечам, спине и груди. У меня, мать вашу, встаёт. Что за дичь?!
Я. Её. Хочу.
Вот такую вот полудомашнюю, взлохмаченную, суетливую. Я хочу её тело. И я хочу её сердце. Только не холить и лелеять, как в прошлой жизни, а разнести его в клочья так же, как она разнесла моё.
Всё было бы просто. Воспользовался, отомстил им обоим. Но ребёнок невиновен. Ломать его мать, чтобы потешить своего внутреннего эгоиста? Нет, я не такое подлое дерьмо, как эти двое.
Нахрена я согласился остаться и поговорить? Макей обещал, что всё объяснит, но перед этим ему надо хорошенько напиться. Я же, видимо, решил добить себя окончательно, чтобы по возвращении домой совсем ничего не осталось. Чёрная дыра и закопанные под болью предательства трупы.
Мы пили. Много. Макеев всё не решался говорить. Старался как-то сменить тему. То про срочку, то про ребят, с которыми служили, то про работу, то про жизнь. В какой-то момент я перестал его слышать. Просто пил, мечтая надраться достаточно, чтобы пойти и выебать его жену без угрызений совести. Но сейчас даже за эти мысли мне стыдно. Нет, я не чудовище. Или всё же да? Меня что-то остановило. Какие-то его слова. Важные. Очень. Они перевернули мой мир, моё понимание и последние годы моей жизни. Но я, блядь, их не помню. Совсем. Только ощущение мучительной эйфории и облегчения. Ощущение помню, а причины — нет. Пиздец.
Изо всех полупьяных сил стараюсь докопаться до погребённых под пьяным бессмысленным бредом слов, но даже зацепок никаких. Всё стёрлось. Интересно, чтобы услышать это непомерно важное, мне придётся опять накидаться до поросячьего визга?
Глава 11
Сердце никогда не слушает доводы разума
К концу этого странного, сумасшедшего дня я понимаю только одно: я ничего не понимаю. Ни как себя вести, ни что говорить и делать, ни даже что чувствую. Не могу разобрать ни собственных чувств и мыслей, ни странных слов и реакций Кристины. В груди что-то слишком болезненно шевелится. Какой-то червь сомнений грызёт без конца. Он, сука, разъедает сердце, которое, кажется, забыло, что оно растерзано в клочья самыми близкими людьми. К моему обезумевшему, изголодавшему по ней телу начинают присоединяться остальные органы. Они хотят её. Любой ценой. И только борющийся с дурманящим опьянением мозг продолжает активное сопротивление. Но, кажется, он проигрывает, потому что, засыпая, я думаю о том, какой найти предлог, чтобы вернуться в квартиру Макеевых, и как получить ту, что сделала настолько больно. И всем этим мыслям и желаниям предшествовал ряд определённых событий. Но обо всех них по порядку. Всё началось с моего необдуманного заявления, что я готов посидеть с их сыном.
- Я посижу с ним. – эти слова покидают мой рот раньше, чем мозг успевает обработать даже причины этого решения, не говоря уже о последствиях.
Я пытаюсь себя убить. Однозначно. Сидеть с ребёнком ранее любимой девушки и лучшего друга, которые заделали сына за моей спиной. Что это, если не попытка самоубийства?
Кристина вскидывает на меня голову с растерянными, перепуганными глазами. Судорожно втягивает воздух, глядя на меня как на пришельца. Будь у меня возможность в данный момент посмотреть на себя в зеркало, уверен, что увидел бы в нём то же самое, что сейчас бывшая Царёва.
- Не надо. – бросает резко, но тихо и отворачивается обратно к мальцу. – Солнышко, не капризничай. Мы всего на пару часиков. А потом… Потом разрешу посмотреть тебе «Солдаты». Хочешь?
- Хочу. – расплывается улыбкой малой, но сразу возвращается в прежнее состояние. – Я не хочу на твою работу.
Присаживаюсь рядом с Крис на корточки. Наши плечи соприкасаются. Мы отшатываемся на пару сантиметров в противоположные друг от друга стороны и замираем.
- Кристина, я в жизни ребёнка не обижу, как бы не относился к его родителям. Не мучай пацана. Я побуду здесь, пригляжу, пока Макей не проснётся или ты не вернёшься. – на её лице такая явная паника и сомнения, а у меня в голове полная каша. Меня разносит на куски, когда вижу её пересохшие, дрожащие губы и глаза эти дурманящие. Они отбрасывают на годы назад. Когда у меня было право думать о том, о чём я думаю сейчас. – Я до сих пор за своих младших горой, пусть они все уже взрослые. Ты же не думаешь, что я что-то сделаю ребёнку? Оставлю его без присмотра?
Она прикусывает нижнюю губу. Зубы прихватывают маковую плоть. Она смотрит мне прямо в глаза, ни на секунду не разрывая зрительного контакта. Я не прячусь. Пусть читает. Всё. Девушка качает головой и отворачивается.
- Не стоит.
Мне бы сдаться, развернуться и свалить, но я на кой-то хер продолжаю стоять на своём, сменив тактику. Перебрасываю всё внимание на малого. Протягиваю ему руку. Крис одновременно тянет свою. Не знаю, как так происходит, что я накрываю её кисть ладонью. Она дёргается, но руку не отводит. Сдавливаю чуть крепче, проведя большим пальцем по ребру ладони. Кристина судорожно втягивает кислород. Заторможено возвращает взгляд к моему лицу. Оба дышать перестаём. Понимаю, что у обоих сейчас эмоции кипят, воспоминания взрываются, чувства выплескиваются наружу. Со своими не разбираюсь, но её считываю. И меня пугает то, что она транслирует. Убираю руку и поднимаюсь на ноги. Разминаю шею и улыбаюсь мелкому.
- Посидишь со мной, пока мама работает? Поиграем с тобой, посмотрим мультики, конфет поедим. – подмигиваю ему, и пацанёнок растекается улыбкой.
- Никаких конфет. – строго обрубает Кристина, глядя на сына. – И вообще, Андрей, я не согласилась оставлять Мирона с тобой.
- Ну, мамочка, пожалуйста. – тянет мальчишка, сжимая крошечными ладошками её бледные щёки. – Я буду хорошо себя вести. И конфеты есть не буду. Честно-честно. И съем всю кашу.
- Шантажист. – усмехаюсь беззвучно. Что бы я не говорил о том, что Кристина плохая мать, это совсем не так. Поэтому и подталкиваю её: - Всё будет в порядке. Ты сама сказала, что на пару часов. Со мной ему ничего не грозит. Всё будет хорошо.
- Ладно. – вздыхает девушка обречённо. – Мирон, слушайся Андрея. Если он мне пожалуется на тебя, никакого телевизора и телефона. Понял?
- Понял, мамочка! – активно кивает он, вскакивая с кровати и обнимая её за шею. Поднимает на меня лицо, сияя искренней улыбкой. – Спасибо, дядя Андрей. – чеканит уважительно.
- Просто Андрей. – отбиваю, хмурясь. Не по себе как-то, стариком себя чувствую. – Без дяди.
- А мама учит к старшим всегда обращаться: тётя или дядя. – серьёзно заявляет мальчишка, то на меня глядя, то на мать.
- Правильно учит. У тебя хорошая мама, и всё верно говорит. Но если взрослый сам просит, то можно просто по имени.
- Можно, мама? – хмурится так же, как я только что.
У меня что-то ёкает. Пульс ускоряется. Это выражение лица настолько знакомое, что больно от него. Но принадлежит оно не Кристине. Пахе? Блядь, хрень. Мелькнувшая в голове вспышка режет миллионами осколков. Тут же отметаю эту мысль. Моим он быть точно не может. Будь это так, с чего тогда Царёвой бросать меня и выскакивать замуж за Макеева?
- Если Андрей сам попросил, то можно. – кивает Крис, вырывая меня из неуместных размышлений. – Солнышко, посиди пока в комнате, взрослым надо поговорить.
Целует мелкого в лоб и поднимается. Взмахом головы зовёт меня следовать за ней. Мои глаза сразу падают на задницу. Проглатываю литр слюны, что мгновенно скопился в ротовой, входя за Крис на кухню. Она набирает из фильтра стакан воды и быстрыми короткими глотками выпивает. Наливает ещё один и протягивает мне. С благодарностью забираю и осушаю залпом. Она прижимается поясницей к кухонному гарнитуру. Я падаю спиной на соседнюю стену. Между нами расстояния не больше метра. Кажется, что и тепло её тела ощущаю, и запах кожи чувствую, и дробное дыхание слышу. Она нервно сжимает пальцами стакан. Я складываю руки на груди, ожидая разговора, но Крис упорно молчит, даже глаз на меня не поднимает. Начинаю первым.
Глава 12
Погрузиться в безумие
Когда спустя несколько минут Кристина выходит из ванной, от девочки, что ещё недавно обнимал, не остаётся и следа. Холодная, собранная, отстранённая. Улыбается сыну так ярко и искренне. В её глазах отчётливо светится, что он её жизнь. Нет, как бы то ни было, она отличная мама. Разговаривает она с ним ласково, но не перегибает в нежностях, держит в ежовых рукавицах, готова и наказать, и поощрить, привила уважение ко взрослым. Она на самом деле большая молодец. И я, честное слово, горжусь тем, какой она стала, пусть и не рядом со мной, а с другим. Если учесть то, что в свои девятнадцать она сама была капризным ребёнком, смогла повзрослеть и взять на себя ответственность за созданную жизнь. Не пошла на аборт, не избавилась, а родила и растит.
Молча сижу на краю кровати, вертя в руках игрушечного солдатика и слушая её наставления сыну.
- Слушай… - запинается, смотрит на меня, судорожно переводит дыхание и возвращает взгляд на сына. – Слушай Андрея. Игрушки не разбрасывай. Если хоть одну увижу за пределами комнаты — выброшу. Андрей. - обращаясь ко мне, смотрит прямо в глаза. Смело. - Если задержусь, покорми его. В холодильнике борщ. – сглатываем одновременно, опустив вниз глаза. Топит, сука, это воспоминание. Закатывает под лёд. – Мирон сам покажет, какую тарелку насыпать. Если попросит чай или сок, налей, пожалуйста. Только никакой газировки и сладкого, кроме фруктов, его высыпает. Аллергия на что-то. Мы анализы сдали, но результатов пока нет. Если что-то не найдёшь, он всё знает. Сам, если голодный, не стесняйся. Будь как дома. Телефон ему не давай, он наказан. – стреляет глазами в сына, тот виновато опускает свои. – Мультики все в аккаунте забиты, которые ему смотреть можно. – протягивает мне пульт. – И если не сложно будет, то включи ему сериал «Солдаты», он его обожает. Да, Солнышко? – малой прям светится, складывая вместе ладошки. Прикольный такой, умный, рассудительный, не по возрасту. – Только если драки будут или… поцелуи и всякое такое, промотай, пожалуйста. Не оставляй его одного сериал смотреть.
- Я люблю солдат. – со всей серьёзностью заявляет пацанёнок. – Мой папа в армии служил. – вставляет с гордостью, глядя на меня во все свои чёрные глаза. – А ты служил?
- Служил. – отвечаю, улыбнувшись. – Мы там с твоим папой и познакомились.
- Если вдруг что, звони сразу. – пишет на листке свой номер телефона и отдаёт мне. – И свой мне дай.
Диктую цифры, которые Кристина забивает в телефон и кидает мне дозвон.
- Всё, Мироша, мама убегает. Поцелуй. – он бросается к ней, обнимает за шею и целует в губы. – Люблю тебя, Солнышко.
- Я тебя тоже люблю, мамочка. – улыбается мальчишка.
Она выходит из комнаты, а я, как привязанный, иду следом. Она обувает туфли на высоком каблуке, выпрямляется, и мы врезаемся тяжёлыми взглядами.
- Всё будет хорошо. Не переживай. – заверяю ровно.
- Знаю. Тебе я могу без проблем доверить сына. – её губы слегка растягиваются в улыбке. – Спасибо, Андрей. – Крис делает несколько шагов навстречу мне. Стук шпилек глушит и слепит. Её пальцы в сантиметре от моих. Манящий рот забирает силы на сопротивление. Блядь, нахера ты подошла так близко? – Я не изменщица, Андрей. Никогда ей не была и никогда не буду. Понимаю, как всё это выглядит и что ты обо мне думаешь, но всё совсем не так, как видится. Постарайся увидеть всю картину целиком.
- Покажи мне её. – сиплю, прихватив её пальцы.
- Если сделаю это, ты всю жизнь будешь меня ненавидеть, а я этого не хочу. – наши пальцы, живя своей жизнью, гладят друг друга. Глаза поливают гаммой чувств. – Сначала постарайся найти в себе силы, чтобы принять и хотя бы попытаться простить, и тогда я всё расскажу, если тебе это будет надо. Я поступила с тобой ужасно, но у меня были на то веские причины.
- Например, залёт от моего лучшего друга? – хмыкаю хлёстко, выгнув бровь.
Кристина поджимает губы и забирает руку. Смотрю ей вслед. Провожаю глазами спину. Только закрывая дверь, она оглядывается и шепчет:
- Мы женились не по залёту. Были проблемы пострашнее. Из-за меня пострадало куда больше людей, чем ты думаешь. И куда сильнее, чем ты. Я не первый год живу с виной. Так что если хочешь сделать мне больно, просто ударь. К душевной боли я давно привыкла.
Она закрывает дверь. Перестук каблуков затихает в подъезде, а я всё стою посреди коридора, переваривая её слова.
Пострадали люди? Проблемы пострашнее? Привыкла к боли? Не по залёту, блядь?! Тогда какие, мать твою, проблемы, что привели к свадьбе?!
Картинка начинает расплываться перед глазами. Моргаю, возвращая зрению чёткость. А вот как вернуть её мозгам? Что она сейчас несла?
Мне надо вспомнить то, что говорил вчера Макей. Там было что-то важное. Очень. Видимо, слишком, чтобы разум смог справиться с такой информацией.
Растираю пальцами виски, стараясь стимулировать работу мозга. Напрягаю извилины, но там только беспросветная темнота.
- Андрей, давай чай пить. – выбегает из комнаты мелкий.
Смотрю на него так, будто впервые вижу. Снова что-то взрывается внутри. От Кристины в нём нет ничего. Но и от Макея тоже ничего. Не-а, блядь, он не мой. Не может быть моим. Чёрные глаза, курчавые волосы, прямой носик, серьёзный взгляд. Пиздец! Нет, не мой! Почему я отказываюсь принимать эту информацию? Не вынесу! Не смогу принять то, что она скрыла от меня сына, что он другого мужика папой зовёт.
Надо мыслить логически и не допускать тупых идей. Не стала бы она рвать со мной, если бы знала о беременности. Зачем его на другого вешать? Бред.
- Чай? – уже не так уверенно повторяет пацанёнок, заглядывая мне в лицо.
Опускаюсь перед ним на корточки, внимательно изучая каждую черту лица.
Есть глупая, ничем не доказанная теория, что дети похожи на первого мужчину, с которым у женщины был секс. Пусть будет она. Просто потому, что нет ни одного объяснения событиям пятилетней давности, кроме очевидных.
Глава 13
Пусть моё сердце остановится, если он его не примет
Весь день я как на иголках. Вместо того, чтобы делать свою работу, а именно переводить с английского на русский и обратно, постоянно дёргаю телефон, лежащий на столе. Проверяю, нет ли пропущенных или сообщений. Нет, я не фанатичная мамочка, каждую секунду придумывающая себе ужасные вещи, что могли случиться с моим сыном, пока он с посторонним человеком, одну страшнее другой. Когда он с Андреем, мне даже спокойнее, чем оставлять его с Пашкой. Моё к нему доверие сильнее времени и обид. Мирон в полной безопасности. Но волнует меня кое-что пострашнее кары египетской. Если Дикий догадается? Господи, они же так похожи, одно лицо! И всё то, что случилось у нас: разговоры, объятия, поцелуи, мои брошенные напоследок слова… Разве он ещё ничего не понял? Разве может не понять?
Андрей ни словом за всё это время не обмолвился о своей семье, о своём… сыне. Ведь именно это остановило меня пять лет назад, и я не рассказала о беременности. Он просил исчезнуть из его жизни, потому что он собирается вернуться к бывшей и вместе растить их общего сына.
Я, слава Богу, была не одна. Все Макеевы поддерживали в тот тяжёлый период. Неожиданная беременность, угроза выкидыша из-за какого-то яда, который не смогли идентифицировать, арест папы, проблемы со здоровьем, тяжёлые роды, месяцы в больнице и молитвах, чтобы сын моего любимого мужчины выжил. Пока мой малыш лежал под капельницами, на аппарате жизнеобеспечения, такой крошечный, а уже с иголкой в ручке, я преодолела все свои страхи и сомнения, выросла из девочки в женщину, стала мамой. Всё потеряло смысл, кроме жизни Мирона. Я даже не успела подержать его на руках — сразу забрали в операционную. И я так боялась, что уже никогда не обниму сыночка. Плакала ночами, умоляя Бога не дать нашему малышу умереть. Клялась, что в моей жизни будет только он, что всю себя ему посвящу. И Бог услышал. Когда впервые взяла на руки сына, ему было уже почти четыре месяца. А до этого меня официально выписали из роддома ещё в мае. Разыграли такое шоу с шарами, лентами и улыбками, чтобы Савельский оставил нас в покое. Ночью тихо вернулась в больницу к сыну. Когда первый раз прижала к себе, плакала в последний раз, глядя на крошечное личико с серьёзными чёрными глазами Диких.
Сегодня я смотрела в такие же глаза его взрослой копии и снова плакала. Было невыносимо кипятиться в котле его эмоций, боли, разочарования. Слова ранили, но недостаточно, чтобы сломить. Но самое важное, самое-самое, что Андрей обнял. И что не поцеловал. Просто касался. Я чувствовала, как колотится его сердце. Моё разбивалось в мясо от его преисполненных страданий слов. Хотелось рассказать всё, абсолютно всё, но я не нашла в себе смелости сделать этого. Я клялась жить ради сына. И я думала только о нём, а не о призрачной надежде на возвращение того, что я разрушила. Мирон считает Пашу отцом. Все так считают. Раньше я спорила с Пашкой и его родителями, отстаивая право Солнышка знать своего отца. У них были весомые аргументы: ему нужен папа, он ещё маленький, пусть подрастёт немного. И я послушала их. Теперь жалею об этом. Я вообще о многом жалею. Расскажи я Андрею правду, не представляю, как он мог отреагировать. Я не стану травмировать сына ради успокоения своей совести. Кажется, он подрос достаточно, чтобы узнать, кто на самом деле его папа. Пора его подготовить к тому, что всё совсем не так, как он думает. Мой малыш умненький. Может, и не сразу, но он обязательно всё поймёт. А потом уже я наберусь сил и храбрости, чтобы посмотреть в чёрные провалы таких родных глаз и рассказать ему всю правду.
Наверное, не приедь он во Владивосток, не столкнись мы возле гостиницы, не заявись Дикий к нам домой, я бы так и жила, пряча голову в песок и убеждая себя, что мы, и я, и Мирон ему не нужны. Так мне было привычно и удобно. У сынишки есть мама и папа. Мы под защитой влиятельной, обвешанной связями семьи Макеевых. Ко мне никто не рискует приставать, а если и находит в себе наглость, я просто говорю: мой муж Павел Макеев, хочешь проблем? Но теперь уже не отсидишься в стороне. Пора принять жестокую реальность, распахнуть глаза и столкнуться с ней лоб в лоб. Я долгие годы скрывала сына от мужчины, которого всё это время любила и одновременно предавала. За всё приходится платить. Сейчас я даже представить не могу, какой ценой мне обойдётся эта ложь. Знаю, что слишком дорогой. Но я готова заплатить её. Андрей имеет право знать всю историю от начала до конца, начиная с того момента, как я вернулась из Штатов, и до сегодняшнего дня. Я прекрасно понимаю, что он никогда мне этого не простит, пусть у него в Карелии своя семья, которая была рядом всё это время. Но хочет он меня. Снова или до сих пор — неизвестно. Я это чувствовала и видела. В движениях тела, в жестах, во взглядах. Не только я не смогла забыть. Он тоже помнит.
- Господи, - шепчу, выходя из переговорной и вздымая глаза к небу, что скрыто двенадцатью этажами перекрытий, - помоги мне достучаться до Андрея. И если тебе хоть немножечко меня жаль, дай мне шанс и надежду на то, что мои чувства взаимны. Я люблю его. Я хочу, чтобы мои любимые мужчины были друг у друга. Они оба имеют право на счастье. А я… Я просто порадуюсь за них в сторонке, если меня он простить не сможет. Я обещала жить для Мирона. Даже если будет больно смотреть на них вместе, не имея возможности коснуться Андрея, быть частью его жизни, я буду радоваться. Обещаю.
- Что случилось, Кристина? Ты чего плачешь? – хватает меня за локоть коллега, давно ставшая близкой подругой.
- Плачу? – перевожу на неё недоуменный взгляд. Провожу пальцами по нижним векам под ресницами и непонимающе смотрю на смешанную с тушью влагу. – Мамочки. – смеюсь, но как-то надрывно и истерично. – Всё нормально, не обращай внимания. – обмахиваю лицо ладонями, стараясь высушить слёзы.
- Не обращать внимания? – косится на меня придирчиво. – Ты стоишь посреди коридора, что-то шепчешь и ревёшь. Ты или беременна, или сошла с ума.
Глава 14
Довериться сердцу
Я еду домой в опасном предвкушении непредсказуемой встречи. Несмотря на всё произошедшее за последние сутки, тысячи сомнений и страхов, туманности будущего сердце колотится в груди от одной мысли, что я увижу Андрея. Даже ладони потеют. По очереди снимаю руки с руля и вытираю о юбку. Не представляю, о чём мы будем говорить. И случится ли вообще хоть какой-то разговор. Мне бы очень хотелось объяснить ему, вывалить всё как на духу, признаться во всём. Но в ушах стоит спокойный, тихий голос Ксю. Я спросила, как мне лучше поступить. Она ответила, чтобы я делала всё так, как задумала. Сначала подготовила сына и не спешила с признаниями Дикому. Ксюшка сказала, что я сама пойму, когда придёт время. Эти слова просто будут произнесены именно тогда, когда Андрей сможет их принять. А ещё добавила, что если меня не рвёт на части от нежелания молчать и невозможности и дальше хранить от него свой секрет, значит не время.
Я так спешу, что несколько раз ловлю себя на том, что вообще забыла для чего нужна педаль тормоза, постоянно придавливая «газ». Раз семь приходится сбросить скорость, так как я начинаю неслабо превышать. С тех пор, как стала мамой, я самый добропорядочный гражданин во всём Владивостоке. Идеальная жена и мать. С одним огромным жирным минусом. Спешу я не к мужу. Смешно до слёз. Андрей Дикий ненавидит меня каждой клеточкой, а я мчусь к нему, будто бы на крыльях.
Но ведь было же это у нас. Тот самый момент, когда понимаешь — не прошло. Ни у кого из нас. И пускай нас разделяют годы обид и разочарований, моё предательство и ложь, я просто обязана достучаться до него. Пробиться сквозь броню холодности и цинизма, которой он себя окружил. Это будет сложно, я знаю. А может… Может, вообще невозможно, но нельзя сдаваться теперь, когда Андрюша так близко. Когда он смотрел на своего сына и не понимал, что перед ним его родная кровь и плоть. Не мог позволить себе такой мысли, ведь для всего мира Мирон — сын Павла и Кристины Макеевых.
Мы живём на одиннадцатом этаже в элитном ЖК. Ворота и калитка с электронными ключами, чтобы никто посторонний не нарушал покой «верхушки» нашего города. В соседнем доме живёт верховный судья, а в квартире напротив — бывший командующий военно-морского флота РФ. Здесь нет простых людей. Не знаю почему, но в этом зелёном районе с кованными лавочками и фонарями, с благоухающими клумбами и даже фонтаном, среди постоянно обновляющихся детских площадок, где в асфальте нет ни единой ямки, а тротуарная плитка лежит одна к одной, я чувствую себя чужой. Так повелось с самого начала. И я знаю причину своей отчуждённости. Я давно выстроила в мыслях совсем другую картинку жизни. В маленькой съёмной однушке с потрёпанным диваном и выцветшими обоями. С шумящей газовой плитой и тарахтящим холодильником. Представляла, как мы с Андреем будем толкаться на крошечной кухне, стараясь приготовить вкусный ужин только для нас двоих. Заниматься любовью на скрипучем диване. Как буду прибегать с работы или с учёбы и бегом лететь на кухню, чтобы встретить своего мужчину горячей едой и тёплыми объятиями. Столько раз представляла, как в выходные мы выезжаем загород на его мотоцикле, ставим палатку, разводим костёр и печём картошку. А ночью сидим в обнимку, смотрим на весёлые языки пламени и согреваем друг друга поцелуями.
Расскажи я о своих мыслях всем двум тысячам людей, что живут здесь, каждый из них покрутил бы пальцем у виска. Не нашлось бы ни единого человека, который понял, как можно хотеть променять богатую красивую жизнь на ипотечную квартиру и работу официантки.
Иногда мне кажется, что деньги и власть забирают у людей не только сожаление, но и сердце вместе с человечностью. Никто не поймёт, что ради любви можно отказаться от всех благ мира. Лишь бы с ним.
Именно так я и думаю, пока еду в лифте. Он движется быстро, а мне всё равно кажется, что стоит на месте, даже когда с момента нажатия на кнопку этажа и до открытия дверей проходит всего семь секунд.
Иду так быстро, что стук металлических набоек на шпильках эхом разносится по стилизованному мрамором тамбуру. Ладони вновь потеют. Пальцы дрожат, когда вытаскиваю из кармана ключи. Взгляд сразу выделяет в огромной связке шаманский талисман. На душе теплеет от его вида. Ксюшка права: есть вещи, даже самые незначительные, хранящие в себе целую жизнь. Пусть она закончилась в тот день, когда я позвонила Андрею и наплела бред о том, что не готова выходить замуж, бросать учёбу и свой стиль жизни. Я обязана вернуть её. Ведь она не среди мраморных коридоров и позолоченных фонарей, а в крошечной однушке.
Проворачиваю замок тихо, а кажется, что скрежет и щелчок оглушают. Сердце так колотится в груди, что способно раздробить рёбра и вырваться оттуда. Хочется прижать к груди руки и успокоить его, но вместо этого тяну на себя тяжёлую стальную дверь и вхожу в сумрачный коридор. Жму на выключатель и громко оповещаю о своём возвращении:
- Я вернулась.
Из детской с довольным писком вылетает Солнышко. Присаживаюсь и подхватываю сына на руки. Подставляю губы, и он тут же влажно чмокает меня.
- Соскучился? – спрашиваю с улыбкой.
- Чу-чуточку. – дразнит сын, показывая пальчиками. – Мы с Андреем смотрели «Солдаты». А ещё он научил меня правильно держать автомат. Пойдём, я тебе покажу. – трещит без остановки, мотая ногами и требуя спустить его на пол.
Едва касается пола, тут же хватает меня за руку и тащит за собой.
- Подожди, Мирош. Дай маме разуться, переодеться и вымыть руки, а потом всё покажешь. – выглядываю ему за спину, вытягивая шею, но ни Пашки, ни Андрюши на горизонте нет. – Папа ещё спит? – спрашиваю приглушённо. Сынишка отрицательно машет головой. Так быстро, что волосы разлетаются во все стороны. Подмечаю, что его пора подстричь и прикидываю, на когда лучше записаться к Ане, нашему парикмахеру. – А где Андрей?
- Ушёл. – пожимает плечами и тут же убегает. Уже в конце коридора останавливается и весело спрашивает: - А он ещё придёт к нам гости? Андрей классный! – заявляет, выставляя два оттопыренных больших пальца.
Глава 15
Каждому человеку нужен второй шанс
- Сейчас, Андрей, я ничего не стану тебе рассказывать. – сама поражаюсь, как холодно и равнодушно звучит мой голос. Короткая паника обернулась змеиным спокойствием. – Я не стану разговаривать с тобой в таком тоне. А тем более, когда ты пьян.
Я замолкаю. Он тоже ничего не говорит. Дышит тяжело, яростно раздувая крылья носа. Даже учитывая то, что свою позицию я озвучила, с места не сдвигаюсь, не предпринимаю ни единой попытки уйти. Гляжу в его чёрные провалы и вязну в них. Сейчас они пустые. Разве что демонята гнева мелькают редкими вспышками. Желваки ходят на острых скулах. Кулаки плотно сжаты. Руки опущены вдоль тела.
Конец августа во Владике всегда знаменуется прохладными по-осеннему ночами. На мне только тонюсенький белый сарафан и открытые шлёпанцы. Волосы мокрые после душа. Лёгкий влажный ветер нагоняет на кожу неприятных мурашек. Но морозит меня не погода. Его молчаливое присутствие и в эту секунду какое-то апатическое безразличие. Словно своими словами я остудила его запал и погасила решительность. Но я знаю этого мужчину — внутри он кипит, добровольно сгорая. Мне так холодно, что даже дрожь замерзает под кожей. Силой воли расслабляю мышцы, не отрываясь от его глаз. Жду какой-либо реакции. Эмоций. Любых. Но их не следует. Делаю маленький шаг назад и начинаю поворачиваться к подъезду, как грубые пальцы до синяков впиваются в мои плечи, не давая ретироваться с поля боя, где не может быть победителей.
- Что в тебе такого? – режет он сухо. – Что, блядь, такого, что меня не отпускает? – голос становится выше и громче. Несмотря на происходящее и боль, причинённую его хваткой, мне удивительно хорошо от того, что он прикасается. – Ты его жена! Чужая, блядь, жена! – улавливаю запах алкоголя и табака, исходящий от него. Он примешивается к древесному парфюму и собственному аромату мужчины. Да, мне страшно, но я обязана сохранять холодную голову. Хоть один из нас должен мыслить трезво. – А я не могу не думать о тебе, Кристина! – выплёвывает в горьком, остром отчаянии. Склоняется ко мне ближе, коснувшись своим лбом моего. Когда продолжает, интонации становятся значительно тише и заметно проседают. – Что бы ни случилось в прошлом, как бы вы оба не поступили со мной, у меня нет права даже думать о чужой жене.
Немного выше задираю голову, потёршись своей ледяной кожей о его невозможно горячую. Вдыхаю выпущенный им кислород, впиваясь в родные угольные глаза. Теперь там эмоции. Их много, и они слишком разные. Можно сказать — противоречивые. Веду плечами, сбрасывая онемение тканей. Поднимаю свои руки и прикладываю к его грудной клетке. Андрей содрогается и роняет веки. Я тоже закрываю глаза и сокращаю расстояние наших губ настолько, что ощущаю их теплоту.
- Но ты всё равно здесь, Андрюша. Ты пришёл сам, по доброй воле. Я тоже. Существуют лишь три вещи, от которых нельзя сбежать: любовь, смерть и прошлое. Какой из этих вариантов наш? – шепчу тихо и глухо, но уверенно.
- Я тебя ненавижу, Кристина. – качает он головой, задевая губами мои.
- Один раз эту пропасть мы уже перешагнули. Мне не за что тебя ненавидеть. Остаётся только любить, потому что мне подходят первый и третий варианты.
Его глаза резко распахиваются. Дикий отшатывается от меня, будто из прекрасной принцессы я внезапно превратилась в уродливую старуху. Это бьёт по самолюбию, но этот удар я заслужила, а самолюбие переживёт. Давление его рук исчезает. Слегка покачиваясь, будто на нетвёрдых ногах, он пятится назад. Судорожно, со свистом вдыхает носом и отворачивается.
Лучшее решение и верный поступок сейчас — уйти. Оставить его одного и дать переварить хотя бы ту кроху информации, что я до сих пор его люблю. Призналась практически прямо. Если бы Пашка не сказал ему тех слов, вряд ли я решилась бы. Но я собираюсь бороться за своё возможное счастье и наше призрачное будущее. Уйти? Ну как я могу уйти, когда мой мужчина такой уязвимый? Меня не было рядом, чтобы поддержать его в тяжёлый период. Надеюсь, его семья помогла ему пережить наш разрыв. Больше я никогда в жизни не поступлю с ним так подло.
Он опирается кулаками на боковую стену подъезда, свесив голову вниз. Плечи напряжены, но при этом ссутулены. Мягко ступая по бетону, подхожу к нему со спины и оборачиваю предплечьями вокруг груди. Смыкаю свои пальцы в замок, якобы доказывая и ему, и себе, что не готова снова отпускать. Он дрожит. Я каждой клеточкой своего организма его чувствую. Ему сейчас очень плохо. Прижимаю губы между лопаток сквозь ткань тонкой тёмно-синей водолазки, кончиками пальцев поглаживая мышцы, что стали ещё отчётливее ощущаться на его атлетическом теле.
- Зачем, Кристина? – выдавливает он убито.
- Тогда или сейчас? – спрашиваю негромко, стараясь уловить ход его мыслей.
Сама же ни о чём не думаю. Даже о том, что прямо на нас направлена камера. Неверная жена Макеева не удосужилась даже скрыться от всевидящего ока.
- Тогда… сейчас… Фурия, я не вывожу. Не надо было приходить. – хрипит в тихом отчаянии, без конца качая головой.
- Ты мне не поверишь, но я всё равно скажу. Сейчас, потому что тоже не вывожу. Увидела тебя, и пять лет брони разом слетели. Я ничего уже не могу исправить, только сказать правду. Сейчас она такая — в девятнадцать лет я влюбилась в тебя, и с тех пор для меня это не изменилось. Каждую минуту я жалела о принятом тогда решении, хотя оно и было правильным. Я защищала тебя и твою семью, причиняя боль самому близкому человеку на свете. Я бросила тебя, потому что мне не оставили выбора, Андрюш.
Его бадлон пропитывается потоками моих слёз. Забываю о холоде и ветре, прижимаясь к нему, как в последний раз. Андрей, как и всегда, горячий. Я грею об него не тело, а осколочки сердца, что так бездумно уничтожила. Его ладони накрывают мои кисти и с силой разрывают замок. Дикий рывком оборачивается и сильно отталкивает меня. Пелена слёз смазывает его лицо, но голос я слышу чётко.
- Не знаю, нахрена ты это делаешь, решила поиграть или просто заскучала в своей идеальной семье, но лучше захлебнись своей ложью. – его пальцы больно сгребают возле основания челюсти и задирают мою голову. – Если один раз шагаешь от любви к ненависти, то обратной дороги нет. Ты тупая, лживая дрянь, Макеева. Такие, как ты, не умеют любить никого, кроме себя. Какие бы обстоятельства у тебя там ни были, ты поступила по-скотски. Ты правда думаешь, что мне есть дело до твоей любви после всего? Нет, Кристина. Это тебе на прощание, раз ты не соизволила тогда явиться.
Глава 16
Горькая правда всё же лучше сладкой лжи?
Звонок от Гафрионова застаёт врасплох посреди тяжело дающегося разговора с представителями китайской компании. Вроде все на русском говорим, а такое чувство, что на разных языках. Я привожу уже восьмой довод, почему им выгодно заключение контракта на более скромную партию, но при этом по немного завышенной цене. На что мне уже в восьмой раз повторяют, что у них минимальные объёмы продаж в том количестве, что указано в контракте. Мы сидим уже третий час, так и не придя к общему знаменателю. Удивительно, что они ещё не послали меня и не ушли. Мне уже охота заорать и рвать на себе волосы, дабы достучаться до них. Вместо этого впериваю взгляд в чёрные глаза одного из двух присутствующих за столом мужчин неопределяемого возраста.
- Послушайте. – говорю терпеливо, сложив руки в замок перед собой. – Я понимаю, что вы сохраняете низкую стоимость продукции за счёт крупных объёмов продаж. Мы готовы купить половину стандартного прайса с надбавкой в двадцать процентов. Благодаря завышению цены вы ничего не потеряете, а наоборот — выиграете. К тому же наша строительная компания «Град-нью» очень быстро расширяется, и скоро мы будем готовы работать с вами в полную силу, но на данном этапе мы не можем вкладывать такие суммы в нереализованные товары, которые к тому же в последствии могут оказаться невостребованными. Я очень прошу Вас подумать над нашим предложением и дать нашим компаниям шанс на долгосрочное сотрудничество.
Хуэй Фен качает головой и отчеканивает:
- Наша фирма не поставляет продукцию сниже минимального объёма.
Опять двадцать пять!
Еле сдерживаюсь, чтобы не спрятать лицо в ладонях и не зарычать на них. Блядь, ну как можно на всё отвечать одними и теми же словами, при этом не желая слушать собеседника от слова совсем? Уже готовлюсь встать и уйти, как второй китаец, Бо Ванг, растянуто произносит:
- Но мы понимаем ваши трудности. И готовы работать с вами на перспективу, если мы заключим контракт на то, что в течении двух лет вы выкупите оставшуюся часть партии.
Прогресс. Но не тот, который мне нужен.
В итоге ещё около часа я втираю им, что не могу так рисковать, так как могут возникнуть любые проблемы и факторы: от невостребованности китайских систем водоотвода до полного банкротства «Град-нью». К концу этого разговора я чувствую себя полностью выжатым и опустошённым, но всё же добиваюсь того, что китайцы соглашаются подумать и просчитать, насколько им выгодно моё предложение. Телефон вибрирует как раз в тот момент, когда они обещают связаться со мной и назначить новую встречу в течении недели. Единственное, что я слышу из их слов, так это то, что мне придётся провести во Владивостоке ещё несколько дней.
Блядь, надеялся вернуться домой первым же рейсом, даже если придётся расстроить папу полным провалом. Надо было не так тщательно стараться, но я просто не умею не выкладываться на все сто.
- Принесите стакан коньяка со льдом. – прошу проходящего мимо официанта.
- Какой предпочитаете? Пять звёзд?
Мне бы бормотухи какой-нибудь, только бы избавиться от мигрени после бесконечных убеждений и доводов. А заодно и стереть мысль, что мне предстоит ещё неделя ада в этом проклятом городе.
- Пусть будет пять. – выбиваю, пробежав глазами меню. Жрать-то надо, пусть и аппетита никакого. – И жаркое по-домашнему.
- Будет готово в течении пятнадцати-двадцати минут.
С каждой секундой становится всё сложнее сдерживать не только свои порывы, но даже кружащие вокруг одной личности мысли. Даже спустя полутора суток не могу поверить, что я напился, припёрся к Макеевым, угрозами вытащил Кристину на улицу и поцеловал. Хотя тут будет вернее сказать — едва не сожрал. Кажется, что всё ещё ощущаю вкус её крови на языке. А в ушах стоят её слова и признания.
Первый и третий варианты? Я склонен согласиться на второй, но, кажется, смерти я на хрен не обвалился, а вот прошлое и ядовитая любовь вцепились в меня мёртвой хваткой.
«В девятнадцать лет я влюбилась в тебя, и с тех пор для меня это не изменилось.»
«Она никогда не была моей. Что прикажешь делать с тем, что она любит другого?»
А что прикажете делать с этой информацией мне? Забыть обо всём на свете и плясать от счастья? Счастья уже давно не осталось. Невозможно отбросить всё произошедшее. А если бы и решился, связываться с чужой женой для меня табу. Ладно, согласен, Макей — скотина, ему рога наставить незазорно. Но ломать жизнь ребёнку ради собственной утехи для меня слишком. Любит, не любит, а у них семья, так что нехрен мне там делать.
Глубоко вдыхаю и смотрю на экран смартфона. Звонок от бывшего командира я сбросил, и больше он не перезванивает. Мне на самом деле не хочется разговаривать ни с кем, кто вызывает воспоминания, но просто отморозиться будет тупо. Но и звонить я не спешу. С удовольствием уплетаю вкусное, ароматное жаркое и небольшими глотками цежу алкоголь, приятно обжигающий язык, нёбо и гортань, уткнувшись в экран маленького портативного нетбука. Для чего-то ещё раз изучаю условия китайцев на сайте и тот договор, что они выслали отцу для ознакомления. Чёрным по белому написано в условиях, с какими минимальными объёмами они сотрудничают, но папа всё равно на что-то надеется. А я из упрямства собираюсь добиться от них желаемого результата, чтобы эта поездка принесла хоть что-то, кроме боли и разочарования. Неделя так неделя. Хоть месяц, но я уеду отсюда с нужным результатом.
Просмотрев всё по двадцатому разу, откидываюсь на мягкую спинку дивана и набираю номер Гафрионова.
- Занят? – с места в карьер.
Ухмыляюсь, делая крошечный глоток коньяка, и отбиваю:
- Уже нет. Работал, но на сегодня закончил.
- Отлично. – с энтузиазмом толкает Роман. – Нет желания вечером пива попить в баре? Сегодня финальный матч по футболу. Если, конечно, нет других планов.
Раздумываю недолго. Мне в любом случае нечем заняться. Можно, конечно, скоротать вечерок с какой-нибудь эскортницей, вытрахать все мысли о Кристине, но почему-то не хочется.
Глава 17
Есть вещи, о которых лучше не знать
Гафрионов уже ждёт возле бара. Рядом с ним ещё двое мужиков, которых вижу впервые. Один молодой совсем, лет двадцать, а второй примерно его возраста.
Растянув рот в улыбке, протягиваю для рукопожатия руку.
- Молодец, что приехал. – улыбается Рома. – Это Серёга, мой друг детства. – представляет того, что старше. Обмениваемся с Сергеем рукопожатиями. – А это Кирюха, брат моей Юльки.
- Рад знакомству.
- Взаимно.
- А это тот самый Андрюха, что создавал мне больше проблем, чем весь призыв вместе взятый. – стебётся бывший командир, вызывая у всех дружный гогот.
- Ну, не надо преувеличивать, товарищ майор. Не так уж всё и плохо. – он иронично выгибает бровь. – А если и так, то прошу сбросить на возраст и тупость. Кто же из нас не делал идиотских поступков по молодости?
Пожимаю плечами, стараясь сохранить серьёзность, но, глядя на лица остальных, расхожусь смехом. Они тоже ржут.
- Вот-вот, Ромыч, себя вспомни в восемнадцать. Уверен, что такого, как вытворял ты, никому и в голову прийти не могло. – высекает Серёга.
- Катись-ка ты, дружище, колбаской. – отбивает Гафрионов, пиная друга кулаком в плечо.
В баре шумно, но не дымно. Курение внутри запрещено, хотя обычно в таких заведениях разрешается дымить, не отрываясь от экрана телевизора. На каждой из стен огромные плазмы, объёмный звук заполняет помещение. Из динамиков раздаётся голос комментатора и выкрики болельщиков на стадионе.
Мы занимаем столик в углу. Грубо обтёсанные столы и стулья из массива дерева, украшенные спортивными атрибутами стены, столы, подоконники и барная стойка создают атмосферу полного погружения. Девушки-официантки в юбках до колена и футбольных или хоккейных футболках ловко лавируют между полупьяными мужиками, уклоняясь от слишком настырных рук, умудряются не проливать напитки из бокалов, что десятками разносят на подносах.
Одна из них подходит к нашей компании и раздаёт меню. Серёга, не открывая, сразу делает заказ.
- Нам для начала четыре крафтовых Вайсенберга. – окидывает нас взглядом на случай, если у кого-то другие предпочтения, но мы все выражаем молчаливое согласие. – Две пиццы. Одну пепперони, а вторую острую мексиканскую. Четыре порции фри и крылышек буффало с фирменным соусом. А ещё солёные орешки и чесночные гренки.
- Что-то ещё? – уточняет официантка. Мы качаем головами. – Хорошо. Пиво и орешки принесу сразу, остальной заказ будет в течении получаса.
- Ты сюда жрать пришёл? – ржёт Роман, хлопая друга по спине.
- А чё? Нас четверо взрослых голодных мужиков. Ты же первый набросишься. Юлька со своим токсикозом тебя совсем кормить перестала. Скоро вовсе загнёшься. – не остаётся в долгу Серый.
- И не только он. – вздыхает Кирилл.
- Мы все вместе живём. – поясняет мне Рома. – Юлька с Киром не разлей вода. Отказывалась ко мне переезжать, чтобы брата одного не оставлять. Представляешь? – хохочет он.
- Даже представлять боюсь. – ухмыляюсь в ответку. – Хорошо, что мои самостоятельные.
- А, точно! – встревает Серый. – Ромыч же говорил, что у тебя трое младших.
- Четверо. – поправляю автоматом. – Трое братьев и сестра.
- А сестра красивая? – интересуется он. – А то гляди, сбагрим Кирюху в Карелию.
Моя улыбка, как мановению волшебной палочки, гаснет. Протираю лицо ладонью и отворачиваюсь, поглядывая на снующих между столиками официанток.
- Не прокатит. Она уехала из города, и я понятия не имею, куда. Дианке сердце разбили. Она парня одного очень сильно любила, а он вляпался и подвёл её. Пропал на несколько месяцев, ничего не объяснив. А когда я узнал, что с ним случилось, уже поздно было, она сбежала. Уже год без понятия, где она.
- Прости. – выдыхает Серёга.
- Порядок. – приподнимаю уголки губ. – Данька молодец. Справляется.
- А сам-то? – тихо вставляет Рома.
Перевожу на него непонимающий взгляд. Передёргиваю плечами, сбрасывая с них тень предательства, а заодно и десяток разлагающихся трупов.
- Порядок. – повторяюсь безразлично. Как раз в этот момент подносят наше пиво и орешки. Чокнувшись с громким звоном, делаем по большому глотку пенного. – Приятное.
- Ага, лучшее, что есть в городе. Местная пивоварня готовит исключительно для этой сети спорт-баров. – рассказывает заводила Сергей. – О, матч начинается.
Серёга с Киром действительно внимательно следят за ходом матча. Был уверен, что я единственный, кого бегающие по полю мужики мало интересуют, но Роман тоже не особо увлечён игрой. Поглядывает на меня из-подо лба. Я делаю вид, что не замечаю его взглядов. Он знал, что Кристина замужем за Макеем. Предупреждал ведь. Понимаю, почему прямо не сказал. Надеялся, что я не узнаю и не стану страдать по потерянной любви и другу. Я, честно, благодарен ему за это. Предупредил, но не раздавил, хотя и мог. Не знаю, может так даже лучше было бы. Чтобы я не стал писать Пахе, ехать к ним домой и в итоге творить всю эту дичь с Крис. То обнимать её, потому что с собой не справляюсь, то целовать по той же причине, то больно делать, ведь самого на куски разносит от боли.
После очередного выстрела взглядом не выдерживаю и выхожу покурить.
- Посреди матча?! – восклицает Серый. – Ну как так-то?!
- Не могу без никотина. Можете потом не рассказывать, что пропустил. – подмигиваю и пробираюсь сквозь набившуюся в бар людскую массу.
Только вдохнув полной грудью вечерний, просоленный морской близостью воздух, понимаю, что слегка захмелел от пары бокалов. Вытягиваю из кармана пачку Парламента и Zippo с гравировкой — подарок от сестры на двадцатипятилетие. Знаете, что там написано? «Не сдохни от рака». Умеет сестрёнка мотивировать. Я бы и бросил, но не тяну тяжёлую жизнь без выходных и отпусков. В спорт бы удариться, но и на него времени нет. Дома в коридоре висит перекладина, на ней и подтягиваюсь, а на остальное не хватает часов в сутках. Откидываю крышку, и синий огонёк с шипением вырывается из отверстия. Затягиваюсь глубоко, прикрыв глаза от кайфа, стоит дозе яда просочиться в лёгкие.
ТЕЛЕГРАМБот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
ВКОНТАКТЕБольшая библиотека с любыми жанрами и авторами
Большая Библиотека
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2 книги