Отправляясь на отдых в Карелию, мы с мужем не планировали стать гостями в солидном доме у озера, познакомиться с пожилой приятной парой и услышать историю, в которой известная фамилия прозвучала самым неожиданным образом, но моя сотрудница, узнав о нашей поездке попросила «забросить» «по дороге» посылочку родственникам и добавила неожиданно:
«Супруг моей тёти адмирал в отставке».
Зачем это произнесла, непонятно. Мне всё равно, кому вручить передачу: военному или штатскому.
Действительно, навигатор показал, что «искомая» дача находится в десяти минутах езды от трассы, то есть «по дороге». Хозяева приняли лекарство в причудливой коробочке, изготовленное травницей, но нас не отпустили, усадили за стол на высокой открытой веранде с потрясающим видом: камни, сосны, озёрная гладь. Кругом тишина, в чистейшем воздухе запах хвои, аромат чая с жасмином, а на блюде позапрошлого века ватрушка, испечённая хозяйкой недавно.
Проблематично найти тему для разговора с, практически, незнакомыми людьми. Старик, конечно, интересный. Я вспомнила предупреждение насчёт «адмирала». Седина, морщины, белые брови, как у всех в этом возрасте, но глаза, чёрные, живые, сообразительные выдают в нём не состарившегося подростка, молчит, но слушает внимательно, и всё ему интересно.
Муж рассказал о нашем путешествии, потом заговорил о «Финке», северном соседе России, расположенном в нескольких километрах от места, где мы сидели, о стране, недоступной нынче россиянам, вспомнили тамошнюю рыбалку, грибы, красную икру и ликёр из морошки….
- Из финских фамилий самая известная русскому человеку - Маннергейм, - продолжил супруг, - он был успешным царским генералом, аристократ и красавец, в последствии финский главнокомандующий, президент...
Я перевела разговор на тему, близкую военному, чтобы послушать его:
- Здесь, неподалёку проходила защитная линия,
организованная в преддверье небольшой, но жестокой зимней войны 1939-1940-ых годов, названная по имени маршала.
- О, да, - лукаво сверкнули глаза адмирала, - не поверите, но линия Маннергейма отпечатана пожизненно, на моих, простите, ягодицах и до сей поры отдаётся в памяти воспоминанием о мучительной боли и чудесном исцелении.
Супруга старика стеснительно улыбнулась и опустила глаза, мол, что делать, если он такой.
Я растерялась. Участвовать в войне, случившейся более восьмидесяти лет назад, старик не мог, все бойцы того времени уже покинули нас. При чём тут ягодицы? Принять его слова за шутку? Но это странная шутка…
Образовалась некоторая заминка, пока адмирал не пояснил:
- Финский главнокомандующий уже отошёл в другой мир, а мне было десять лет, когда я познакомился с его фамилией. После окончания Великой Отечественной прошло двенадцать. Я предпочёл бы никогда не знать это сочетание букв Л-И-Н-И-Я М-А-Н-Н-Е-Р-Г-Й-М-А, хотя не понимал в детстве, что они означают.
Мы были заинтригованы.
Рассказ адмирала привожу ниже.
«Я рос не пай-мальчиком. Отец, геолог, месяцами отсутствовал дома, мама в одиночку не справлялась с сыном. На летних каникулах отправляла меня на дачу к деду, известному врачу, профессору. Присматривала за мной его домашняя прислуга Дуся, делала это небрежно в перерывах между уборкой и приготовлением пищи. Я же был занят поисками развлечений и находил их, кульминацией стала попытка дрессировать крупного щенка, помесь овчарки и дога, которого подобрал у железнодорожной станции недалеко от дачи и с трудом притащил домой. Щенок, не выдержав тренировки, сиганул от меня в проём забора к соседям, и принялся азартно ловить там соседских кур, лишил их части перьев, хлопая лапами по спине, из ошалевших птиц посыпались мелкие яйца без скорлупы.
Разразился скандал. Помню, как дед достал портмоне и отсчитал деньги хозяйке птиц, а разгневанная мама, жёстко схватив меня за руку, увезла в город и определила, в качестве наказания, в пионерский лагерь, расположенный неподалёку от мест, где мы сейчас находимся. Наивная женщина полагала, что у профессиональных педагогов и пионервожатых получится обуздать энергию и фантазию отпрыска, не понимая, что в лагере таких детей, как я, много и за всеми уследить невозможно.
Ехать к месту «дислокации» нам предстояло в старом поезде на паровозной тяге.
Я всегда легко сходился с людьми и уже в вагоне побратался с ребятами, настроенными на приключения.
Мы прослушали нудные предупреждения о том, что лагерь находится недалеко от «запретной зоны» и границы страны, вокруг лес, в нём водятся медведи, кабаны и, даже, рыси, последние прячутся на деревьях, нападают сверху и ребёнку с ними не совладать. К тому же после двух войн в земле остались неразорвавшиеся мины, снаряды и оружие, поэтому покидать территорию лагеря запрещается.
Последняя фраза - ключевая. Ребята замерли от восторга. Чем ещё можно увлечь мальчишек, как не перспективой найти оружие или взрывчатку?
Избавившись от опеки матери, я не собирался ограничиваться «загоном» для пионеров, ничего не боялся и полагал, что буду жить вечно.
День за днём, в тайне от пионервожатых и воспитателей, компания ребят, в которой я сделался предводителем, осваивала районы по соседству с лагерем. Снарядов не нашли, но черникой и голубикой наелись досыта.
В старом доте поиграли в войну, стреляя из засохших веток. В какой-то день набрели на остатки заброшенного хутора, исследовали окрестности, не увидели ничего полезного, кроме захиревших кустов чёрной и красной смородины. Ягод было мало, в результате нашего набега они закончились. Оставалось неразгаданным старое разросшееся вишнёвое дерево, я решил влезть на него, чтобы стрясти вишни.
Подпрыгнув, ухватился руками за нижний сук, перебирая ступнями вдоль ствола, добрался до его основания, забросил ногу, подтянулся и уселся верхом. Ягод на этом уровне не было, я двинулся выше и ещё выше. Потом пришлось ползти по ветке. Она подломилась, секундное чувство полёта, я извернулся в воздухе, подобно коту, только наоборот, чтобы не удариться лбом о землю, и ощутил непередаваемую боль в мягком месте.