Так идут к звездам

Пролог

Примечания:

Эта глава напичкана всевозможными терминами, но без этого никак. Сноски выносить не буду, постараюсь в общих чертах описать всё ниже в примечаниях. Кто вытерпел это — отдельный респект. Кто не вытерпел — начинайте сразу со 2й главы, потом вникните в курс дела, больше такой концентрации терминов не будет, обещаю.

* * *

«Больничный. Надо не забыть про больничный. Тигран сказал, что для Муравьёвой из двенадцатой палаты надо сделать срочно… Точнее, не так. Он соврал мне вчера днём, что она уезжает в восемь тридцать сегодня с утра, но сама она вчера сказала, что готова подождать до часу дня и никуда не уезжает до этого времени. Тигран, сволочь! Зачем ему эти игры?! Но в любом случае электронный больничный делается день в день, так что пошёл он на шестой этаж к колопроктологам! Боброву из пятой не срочно, но у него бумажный больничный, делается долго и по электронке не отправишь… Ладно, главное про листки не забыть, а остальных дел не так уж и много».

С этого и начинается моё обычное утро вот уже три месяца подряд. Пока я бегу на станцию, чтобы успеть на поезд в шесть сорок девять, проговариваю про себя, что мне надо сделать за день из срочного. Больничные листки — это очень срочно. Во-первых, это деньги, а во-вторых… а собственно, зачем ещё какие-то причины, кроме первого пункта? Даже за него люди сдерут с меня три шкуры в случае ошибки, плавали, знаем.

Дневники теперь кажутся сущей ерундой, но заполнить надо и как следует, потому что Тигран опять будет плеваться. Тигран — это мой куратор, аспирант третьего года, которому вверили на растерзание зелёных ординаторов первого года. И он вертит нами как хочет… До сих пор не могу понять, как же я к нему отношусь… странный человек.

Шесть сорок две, я у «Пятёрочки». Хороший знак, значит, всё-таки успеваю на поезд. Идём дальше. С учётом двух выписок у меня остаётся двое больных. Деревенский, которого будут оперировать сегодня, и Шевченко, который висит на моей душе уже три недели. ГПДР, экстренная операция по поводу внутрибрюшного кровотечения и синегнойка в желчи, резистентная к половине антибиотиков… спасибо, что хоть не ко всем. Ладно, справимся. Если сегодня Деревенского будут оперировать лапароскопически, как и планировалось, то мне нужно будет заглянуть в операционную всего на пару часов, чтобы показать Тиграну, что я что-то понимаю и успеваю… хотя я и так всё делаю, вот и почему он на меня постоянно рычит?!

Мне одинаково нравилось и стоять на открытых операциях, и смотреть на лапароскопические. Скажи мне кто год назад, что я буду намытая стоять у стола и аспирировать кровь из живота, я бы повертела пальцем у виска и продолжила мечтать о более «терапевтической» специальности… А в итоге я треню узлы, выслушиваю от Тиграна, что всё неправильно, пытаюсь притереться к Александру Григорьевичу, профессору и очень уважаемому человеку, больных которого мы все вместе и ведём. А ещё смотрю, как Тигран с кем-нибудь ещё из «старших», но не очень (потому что Александр Григорьевич в силу возраста лапароскопией не занимается, ему проще «по старинке» открыть живот) ковыряется инструментами в печени или поджелудочной, а я слежу в темноте за картинкой на двух плазмах над операционным столом, иногда в три дэ, и пытаюсь что-то понять. Иногда даже получается.

За минуту до отбытия успеваю на «Ласточку». В онкоцентре, а именно на девятом этаже в отделении опухолей печени и поджелудочной, мне нужно быть в семь тридцать три. Пять минут на переодевание, затем на свой обход, потом обход с Александром Григорьевичем, а в восемь ровно обход с заведующим. Хорошо, что у меня всего двое больных, один из которых предоперационный, следовательно, смотреть его никто не будет. Работы совсем мало. День обещает быть спокойным… я могу даже что-нибудь почитать по онкологии. Или уйти пораньше домой. В пятницу это особенно актуально, неделя была тяжёлой.

Быстренько распечатываю анализы крови на Шевченко и иду на обход. Всё спокойно. Фатима (тоже ординатор) проспала, а её больному нужен рентген брюшной полости… Ладно, сочтёмся. Тигран после пятиминутки сквозь зубы отчитывает, что я назначила Шевченко анализ крови, хотя его проверяли вчера.

— Я хочу перебрать его перед выходными, — неуверенно отвечаю я. — Александр Григорьевич сам сказал, что это не ошибка!

— А я тебя спрашиваю, с какой целью? — жмёт он, и мне становится плохо. Цели нет, анализ брали вчера. Но чуйка подсказывает, что надо взять сегодня. Но как я это объясню?!

— Я хочу посмотреть кровь перед выходными, — более твёрдо повторяю я, потому что чувствую, что действую правильно, но Тигран показушно вздыхает, качает головой и приказным тоном объявляет:

— Шевченко сегодня кровь брать не будем, и точка. И, Татьяна Игоревна, вас не затруднит назначить рентген с барием Евдокимову?

— Нет, Тигран Сафронович, — с натянутой улыбкой отвечаю я и быстрым шагом ухожу из учебной комнаты. Рабочий день как всегда начался скверно.

«Пускай сам забирает направление из процедурки, а я считаю, что кровь надо взять!» — ворчу я по пути в ординаторскую, а на душе опять противное чувство, что я в чём-то виновата. Но в чём, вашу мать, я думаю о больном в первую очередь! Две операции за три недели, кровотечение! Ему что, жаль взять кровь перед выходными?

Распечатываю рентген, отношу на пост, пишу Тиграну. Какие дальше срочные дела? Больничные. Пока идёт обход, старшая медсестра подписывает стационарные карты у заведующего. Сколько я к ней ни подходила с утра, раньше девяти никогда ничего не было готово. Дневничок на Шевченко быстро написан, распечатан и вклеен в карту, его состояние относительно спокойно, времени — без двадцати девять. Можно выпить чаю и неторопливо пойти к старшей, забрать карты, сделать отдельные дневники для больничных и пойти на первый этаж… до половины первого должны успеть сделать.

Только я сделала первый глоток тёплого фруктового чая, первый вообще за день, потому что завтракать я не успеваю с дорогой, длиною в час, как в двери ординаторской показалось недовольное лицо Тиграна.

Глава 1. Проверка на вменяемость

Ты так хотела увидеть звёзды,

Но я покажу только, как они гаснут.

* * *

Первое, что я увидела, с трудом открыв заплывшие глаза — это два голубых глаза, смотревших прямо в душу, словно просвечивая рентгеновскими лучами. А после взгляд сфокусировался и на рыжей бороде, и на покрытом морщинками лице, и на пышных кустистых бровях… и на вырвиглазном твидовом костюме лилового цвета… Господь! Шпана, ладно, у них мозгов раньше двадцати не появляется, но дед-то куда?

— Где я?.. — хрипло протянула я, попытавшись пошевелиться, а за спиной деда начали всплывать и другие люди… трое мужчин в строгих чёрных костюмах с фиолетовой буквой М и чёрных накидках, и один мальчик лет пятнадцати… Иисус, да у него внешность как у ангела… это и есть рай? А этот дед — Бог?

Но боль в правой руке вернула меня с небес на землю, и пока я глубоко вдыхала и выдыхала воздух, один из мужчин за спиной старика напряжённо спросил:

— Это что, русский? Она шпионка Сталина?! Разве на Лондон не наложили щит три года назад?!

«Какой нахуй Сталин?! — с трудом поняв говорящего, подумала я, а боль в руке отступила на второй план в связи с надвигающимся пиздецом. — Почему они по-английски говорят?! Это я так от наркоза отхожу в реанимации?! Кто там анестезиолог, пошустрее возвращайте меня из этого кошмара, я в долгу не останусь! Ау?!»

— Том, расскажи нам ещё раз, что ты видел, — вежливо попросил дед, так и вглядываясь в моё лицо, словно ловя каждую мысль, а я всё больше охреневала от происходящего.

— Да, сэр, — проговорил «ангел», тоже не сводя с меня крайне внимательного взгляда, и мне стало совсем херово. — Я шёл из Косого переулка, решил заранее купить всю необходимую литературу к будущему году…

— Но учебный год закончился два дня назад?.. — нахмурился другой мужчина в чёрном, но дед его перебил:

— Том, ты бы не мог?..

— Я хотел купить заранее, потому что сейчас учебники и ингредиенты намного дешевле, чем в конце августа, а Попечительский комитет каждый год выделяет всё меньше средств сиротам…

— Точно, — отозвался третий мужчина в чёрной мантии. — С этим мы разобрались. Так что вы видели, юноша?

«Эй, эй, булькайте помедленнее, я понимаю через слово!» — хотелось прокричать мне, но «ангел» быстрее ответил совершенно безразличным голосом:

— Я видел вспышку света, а потом эта… девушка выкатилась на проезжую часть прямо под грузовик. И мне… мне не оставалось ничего иного, как с помощью магии развернуть его на глазах у пяти магглов… а после появились вы, сэр, и министерские рабочие. Мне очень стыдно, что я применил магию вне школы, но разве закон не разрешает пользоваться ей в… опасных для жизни ситуациях?

— Это действительно так. Вы очень хорошо знаете закон, молодой человек, это похвально, — скупо улыбнулся один из мужчин в чёрном, но когда он скользнул по мне, то его лицо мигом похолодело. — Дамблдор, мы зафиксировали в этом районе небывалую вспышку тёмной магии, которой до этого решался пользоваться лишь разыскиваемый Геллерт Грин-де-Вальд… но я не помню, чтобы Грин-де-Вальд сотрудничал с русскими…

— Нацисты с коммунистами совсем не ладят, — вставил коллега первого. — Русские злятся на нас, что магглы не открывают второй фронт, да ещё и Грин-де-Вальд творит что хочет у нас под носом… у вас под носом, Дамблдор, — добавил он, и старик как-то печально вздохнул. — Возможно, Сталин решил устроить теракт в Лондоне, чтобы Грин-де-Вальд и Гитлер переключили своё внимание на нас и дали им передышку… она волшебница?

«Какая волшебница?! О чём они говорят?! Господи, да верните меня уже обратно! Я хочу обратно, домой! К маме, Андрею, Тиграну… я хочу обратно лечить людей! Обещаю, я всех вылечу, всем помогу, буду шить, вязать, круглые сутки учить анатомию… только верните меня обратно! Умоляю!»

По щекам у меня скатились слёзы, но мужчин это никак не задело. Они бесстрастно смотрели, как я прижимаю к груди горевшую огнём левую руку, а старик наклонился ко мне и тихо проговорил:

— Это выяснить вовсе не трудно… дай мне свою руку…

Шмыгнув носом, я со страхом посмотрела на него, но старик опасности не представлял… по крайней мере, моя чуйка относительно него молчала, и я, всхлипнув, протянула правую, здоровую руку.

— Том, ты можешь дать мне на минуту свою палочку, пожалуйста.

Просьба была, судя по тону, пустяковой, и пусть я не до конца понимала, о какой палочке шла речь, но старик протянул сухую ладонь в сторону «ангела», а тот буквально на секунду напрягся, словно хищный зверь в клетке. Меня бросило в дрожь от этого бешеного взгляда угольно-чёрных глаз, загоревшихся сатанинским огнём, но через мгновение наваждение прошло, и «ангел» с вежливой улыбкой достал из кармана чёрного пиджака деревянную палочку и протянул её старику.

Тот вложил странный предмет мне в ладонь и легонько взмахнул, и в воздухе возник сноп искр. Выпучив глаза, я распахнула рот, пытаясь понять, сколько же мне вкололи наркоты, чтобы я увидела такие «мультики», а по комнате прокатился довольный голос:

— Точно шпионка!

— Я так не думаю, Ричардс, — всё тем же спокойным тоном возразил старик, вернув палочку «ангелу». — То, что эта девочка — волшебница, ещё не говорит, что она связана со шпионажем…

— Дамблдор, что за вздор?! — потеряв терпение, воскликнул один из напарников Ричардса. — И вы поверите слезам этой змеи? Да оглянуться не успеете, как она подставит нас всех и пустит за щит или русских, или немцев!

— На самом деле, это можно легко выяснить, джентльмены, — флегматично проговорил второй напарник Ричардса, вынув из кармана пиджака небольшой пузырёк с кристально чистой жидкостью. Только вот, увидев пузырёк, до этого обеспокоенное лицо старика мгновенно перекосило, и он громогласно воскликнул:

— Я не позволю применять сыворотку на этой девочке, Харингтон! Она ещё слишком мала для подобных пыток!

«Девочке?.. Пыток?..» — проскулила я, услышав знакомые слова, но Харингтон в прежней флегматичной манере вздохнул:

Глава 2. Имя

* * *

Следующая ночь прошла ничем не лучше первой. Ко мне никто не заходил, никто не принёс мне ни еды, ни воды, как советовал врач, чтобы профилактировать отёк головного мозга… но мне не хотелось ни есть, ни пить. Мне хотелось лежать и не шевелиться… И хотелось понять, что же всё-таки со мной случилось?

Это всё затянувшийся кошмар? Это какая-то злая шутка? Или загробная жизнь такая? Что происходит?

Силы таяли на глазах, словно я была маленьким кусочком масла, размазанным по слишком большому ломтю хлеба. Апатия, будто океанская волна, накрыла меня с головой, утянув в пучину отчаяния… долго я так не протяну. Мне нужны таблетки, мне нужно лечение и ответы на мои вопросы… Может, этот мальчишка что-нибудь мне расскажет?

При воспоминании о чертёнке с ангельским лицом моё собственное мигом перекосило. Судя по его решительности, рассказывать завтра буду я, а не он… Хотя что говорить, если таких, как я, миллионы, не меньше? И интересно, блефовал он или нет? Мне действительно грозит тюрьма, всё так серьёзно? Я же ничего не сделала!

От всех этих переживаний я всю ночь крутилась на жёсткой кровати и уснула только под утро. А ближе к обеду ко мне наконец пожаловал первый и единственный гость со стаканом мутноватой воды в руках… и крайне нехорошей усмешкой.

— Я бы на твоём месте не набрасывался так на воду… — гаденько протянул он, подставив стул рядом с моей кроватью, пока я делала жадные глотки, ведь после тревожного сна в горле сильно пересохло. — Всё-таки доктор вчера говорил, что…

— Немного можно, — отмахнулась я, постепенно приходя в себя. И пусть желудок урчал, а голова невыносимо звенела от дефицита отдыха, я поудобнее уселась на подушку и пристально посмотрела в угольно-чёрные глаза. — Ну как, перевёл? Или переводчик в отпуске?

Мальчишка ещё более ядовито улыбнулся, а затем небрежно достал из кармана чёрного пиджака моё удостоверение со всеми карточками, раскрыл его и небрежно всмотрелся, будто читая.

— Татьяна Игоревна, двадцать пять лет, ординатор московского медицинского университета… Я правильно понимаю, ты ещё учишься? Почему там тогда не написано «студент»?

— Я получила высшее образование, но мне надо… доучиться, — сквозь зубы ответила я, так как мальчик был в неплохом расположении духа, и не надо было своими же руками портить момент. — Кадры дополнительного профессионального образования.

Понятнее, конечно, не стало, но Том талантливо прятал недоумение за маской ледяного безразличия, а я не собиралась без лишней надобности что-то ещё пояснять. Надо будет — спросит. А не спрашивает — значит, не надо.

— Медицинский университет… ты врач? — нахмурившись, уточнил он, и я нехотя кивнула. — Понятно… а это что?

Вздохнув, словно у него в голове сложился пазл, Том поднял в воздух банковскую карточку вуза, где тоже были мои данные, и я коротко ответила:

— Деньги. Целых девять тысяч рублей…

Повисла тишина. Мы неотрывно смотрели друг на друга, словно пытаясь прочитать чужие мысли, но вот у меня как-то не очень получалось, а у него… а у этого дьяволёнка, судя по взгляду, в голове творилось что-то очень нехорошее, в чём я была непосредственно замешана. И я даже начала сомневаться, действительно ли хочу узнать об этом или нет.

— Значит, ты из будущего? — в лоб спросил Том, на что я вздохнула и философски протянула:

— Смотря что считать настоящим… Какой сейчас год?

— Тысяча девятьсот сорок второй, — не моргая проговорил он, а из моей груди вырвался полный боли вздох.

— Понятно… — прошептала я, так как увиденное до этого нисколько не противоречило услышанному только что. — Это какой-то бред… этого не может быть…

— Так ты из будущего? — настойчиво повторил Том, и я, подняв на него полные отчаяния глаза, процедила:

— Там же написана дата рождения, и опечатки в ней нет. Что ты ещё хочешь от меня узнать?

Боль растекалась по телу, словно внутривенный наркотик. Дети, машины, грохот за окном, периодический вой сирен, нищие на грязных улицах… Война, это всё очень походило на войну, только вот что я-то здесь забыла, я вас спрашиваю?

К удивлению, Том не стал ехидничать и повышать голос. Вместо этого, он терпеливо, словно змей, не мигая смотрел прямо на меня, будто получая некое извращённое удовольствие от вида моей боли, и я не выдержала и затараторила:

— Я понятия не имею, как здесь оказалась. Сталин и Гитлер в моё время давно мертвы. Я врач и всё ещё учусь, сам прочитал. Все мои документы у тебя, ты видел даты. Я не понимаю, что тебе ещё от меня надо… и другим тоже. Я не шпионка, мне это даром не надо, я учусь лечить людей… верни меня обратно, прошу…

По щекам предательски скатилась одинокая солёная слеза, но Том безразлично смотрел мне в глаза, не порываясь ни утешить, ни даже сказать что-нибудь. Уняв эмоции, я шмыгнула носом и вытерла лицо, тоже нацепив маску безразличия, а мальчишка наконец тихо заговорил, задумчиво посмотрев за моё плечо:

— Я тоже понятия не имею, как ты здесь оказалась. И вернуть тебя не смогу, пока не пойму этого… Так ты точно не связана с коммунистами?

— Нет, — медленно покачала головой я. — В моё время Советского Союза даже существовать не будет… Я правда оказалась здесь по ошибке. И я не знаю, что мне делать.

В этот раз Том думал намного дольше, а я полусидя следила за каждой эмоцией на его холодном безжизненном лице и пыталась понять, что же меня ждёт. Он просто уйдёт? Отдаст меня на растерзание старику и людям в чёрном? Сдаст кому-нибудь? Или вызовется помочь? Что мне делать? И можно ли соглашаться на помощь с его стороны? Я ничего не знаю ни о ком вокруг, а он явно знает много… Но можно ли ему доверять?

— Вот что… — наконец протянул Том, и я тотчас уставилась на него, жадно хватая каждое слово. — Дамблдор вчера отправил мне сову, и я написал, что тебе назначили постельный режим из-за головокружений… Ответа я пока не получил, но скорее всего, в ближайшие два дня гостей не предвидится… — Он жёстко вцепился взглядом в моё лицо, что я моментально вздрогнула, и на подёрнутых изморозью губах проступила едва заметная улыбка. — Я считаю, что никому, кроме меня, не стоит знать, что ты из будущего, а то слишком много… опасностей от неизвестности. Ты согласна со мной?

Глава 3. Уборка

* * *

В первые дни пребывания в приюте это мне не бросилось в глаза, но сейчас, когда я потихоньку пришла в себя и начала как-то оценивать окружающую действительность… я с удивлением и, главное, отвращением отметила про себя, что кругом была одна сплошная грязь. Точнее, как «кругом»… полы вроде мыли, но кое-как… Пыль вроде вытерта, а по углам цвела и пахла паутина… Хотя наличие паутины косвенно свидетельствовало о наличие пауков, а те питались всякими насекомыми, которые могли переносить заразу. Но всё равно это была грязь.

Детей в коридорах особо не было. Кто-то читал вслух молитву в комнате, кто-то просто читал книгу, а кто-то спал… не было слышно ни детского смеха, ни звона и скрежета игрушек… наверное, ни того, ни другого просто физически не было вокруг. И вкупе с окружающей грязью это ещё больше морально давило.

Я медленно обошла второй этаж, стараясь не шуметь половицами, как в животе предательски заурчало. И это был неплохой, в общем-то, предлог, чтобы поискать кухню и оценить обстановку там. Всё-таки кухня — это сердце дома… хотя от такого «дома» не стоило ожидать чего-то особенного.

Искать долго не пришлось — главная лестница заканчивалась в холле первого этажа, куда открывалась дверь в столовую, а из столовой можно было попасть на кухню. Никакого лабиринта, всё линейно и просто. Только вот когда я наконец доковыляла до своей цели, всё, что я смогла выдавить из себя, было:

— Ёбанный пиздец…

— Что ты здесь делаешь?!

Две газовые плиты были доверху заляпаны жиром, что я не могла поверить в их исправность. Жир же был и на стенах рядом с плитами, и на деревянном столе в центре комнаты, где делали заготовки и помещали остывающую пищу, а раковина… меня чуть не стошнило, когда я зацепилась за неё взглядом.

Проигнорировав недовольный крик одной из поварих, я медленно прошагала к раковине и ошеломлённо оглядела грязную посуду, не представляя, в чём её можно было замочить, чтобы отмыть… разве что в «доместосе». А когда потрясение прошло, я не выдержала, развернулась и громко прокричала:

— И вы из этого детей кормите?!

— Смотри, какая неженка! — хмыкнула вторая повариха, полная тётка лет пятидесяти с грязно-рыжей кудрявой шевелюрой и заляпанным жиром фартуком.

— Белоручка изволила спуститься… Ха! — подхватила вторая, такая же полная блондинка с тугим пучком на голове и такой же сальной одеждой.

— Что-то не нравится — бери тряпку и мой, мы под тебя подстраиваться не будем, — прошипела первая повариха, которая меня, собственно, и заметила, а после скомандовала остальным: — За работу, девочки, у нас ещё много дел!

Тётки дружно сделали вид, что меня здесь нет, а я смотрела перед собой и не могла поверить глазам, что тот стакан с водой, которую я пила с утра, был… отсюда. Просто не могла поверить. А вода просилась обратно.

— Смотрите, наша принцесса на горошине всё ещё здесь, — злобно хихикнула рыжая, загремев посудой, и остальные подхватили её смех, а я постепенно начала возвращаться в реальность. И эта реальность совсем мне не нравилась.

Решительно завязав длинные жёсткие волосы в узел на затылке, я подошла к раковине и оглядела фронт работ.

— Где губки и тряпки?

Поварихи мигом повернулись и дружно на меня уставились, а затем первая указала рукой на стену за моей спиной, где висела какая-то ветошь и лежали веник с совком. Подойдя к этой самой ветоши, я принюхалась, и в нос ударил противный запах гнили, что совсем не вязалось с моими планами. Скривившись, я пальцами подцепила ту самую ветошь и демонстративно выкинула её в помойное ведро, вокруг которого, не стесняясь, бегали рыжие тараканы… пока бегали.

— Ты что творишь?! — взвизгнула та самая повариха, но я быстро подошла к ней, резко схватила за фартук и со всех сил дёрнула податливую ткань. — Мерзавка! Маленькая дрянь!

— Мне нужна тряпка и моющее средство, — процедила я как можно медленнее, чтобы меня без проблем поняли. — Надеюсь, у вас хотя бы сода есть?!

Вторая, рыжая повариха, смотревшая на меня как на умалишённую, сбежавшую из жёлтого дома, молча ткнула на шкаф неподалёку от гнилых тряпок, и я тотчас направилась к нему и распахнула шатающиеся створки.

— Ну хоть что-то… и как вы здесь ещё не подохли все?.. Хотя… — пробормотала я, оценив прибывший инвентарь для уборки: жестяной таз, пару щёток, целая банка соды и бутылка с сильным запахом хлорки, к которой прилагались жуткие зелёные резиновые перчатки.

Забрав всё, я нашла ещё одну ветошь и, обвязав её вокруг лица, чтобы закрыть рот и нос, убрала из раковин всю грязную посуду и как следует залила их хлоркой. И пока химия разъедала въевшуюся десятилетиями грязь, я набрала воды в таз и принялась шаркать тарелки. В отличие от агрессивной химии, сода была абсолютно безвредна для человека, а в сочетании с кусочком хозяйственного мыла и вовсе творила чудеса. И, очистив десяток тарелок, я сгребла остальную грязную посуду на пол, а сама принялась шаркать ближайшие к раковинам столы, чтобы складывать чистое на чистое. А три поварихи за десять минут моей деятельности, так и не пошевелились, не то что что-то произнесли. Но мне было плевать. Я жить в грязи точно не собиралась.

Отшаркав столы, я поднялась на скрипучий стул и как следует протёрла шкаф для посуды, и только после этого вернулась к самой посуде, не забыв проверить раковины, в которых даже показался первоначальный слой краски, местами проеденный ржавчиной. Протерев ещё десяток тарелок, я смыла хлорку с раковин, сменила воду в тазу и замочила ближайшие к себе кастрюли, которые можно было смело выкидывать на помойку, если бы была замена. Но замены не было, а хлорка — была, поэтому снаружи я очень надеялась оттереть ей жир, а изнутри, где было относительно прилично, протереть содой с мылом…

Воды я глотнула тогда, когда собственноручно вымыла десяток стаканов и два чайника, а ещё как следует вскипятила воды, брезгуя пить уже остуженную. И как раз в этот перерыв на кухню заглянула директор приюта, миссис Коул, как её назвал Том.

Глава 4. Так хотел Господь

* * *

Что ж, на то, чтобы привести кухню в более или менее приемлемый вид, у меня ушло пять дней кропотливого труда с утра до позднего вечера. Впрочем, неоспоримым плюсом было то, что у меня был постоянный доступ к еде, и я даже видела, как она готовится. И во время этого приготовления я одним только взглядом давала знать поварихам, что если они посмеют испоганить мой труд, то я без всякой магии прокляну их так, что мало не покажется. И вроде как подобная профилактика дала некий эффект — сварливые тётки научились сразу же прибирать за собой, не дожидаясь, пока всё вокруг зарастёт грязью второй раз. Но на этом, похоже, всё и закончилось.

Как только я привела кухню в порядок, а заодно и свою комнату, у меня пропал повод что-то делать. Слоняться без дела по приюту и смотреть на больных детей у меня не было никакого желания, поэтому я засела в своей комнате и постепенно погружалась в апатию. Снова. Всё даже дошло до того, что я не выходила из своей комнаты два дня подряд. Я даже с кровати не вставала. Меня словно придавило перспективами на мою «новую» жизнь, и от этих перспектив хотелось выпить той самой противной хлорки и забыть это всё как страшный сон…

Удивительно, но по мужу я не скучала от слова «совсем». И это только подтверждало, что мысли о разводе были правильной идеей, которую я, к сожалению, не успела воплотить в жизнь. Похуй на деньги, как-нибудь выкрутилась бы с учётом того, что я и так жила в отделении сутками… но теперь возможности выкручиваться попросту не было. Я всю жизнь шла к этой чёртовой ординатуре, пахала на диплом, сидела дома в сессии, пока другие гуляли и наслаждались жизнью… Я с трудом сменила город, долго привыкала, долго не могла поверить, что я наконец врач и действительно лечу больных… пыталась с головой окунуться в мир хирургии, который вроде как даже понравился… и это всё в один миг оборвалось. Я оказалась не пойми где без друзей, семьи, каких-либо связей… Всё, чем я жила, к чему привыкла, осталось далеко позади (или впереди?)… Во время уборки я старалась не думать обо всём этом, терпеливо ожидая, что меня всё-таки разбудят от наркоза, но… Время шло, я была на том же месте, и надежда таяла на глазах. Как и силы что-то делать.

Наверное, больше, чем по разрушенной карьере, которая только-только началась, я скучала по маме. Да, я была уже большой девочкой, и честно говоря, после моего замужества мы с ней виделись дай бог три раза в год, но… я всегда знала, что она рядом. Я могла в любой момент позвонить и спросить, как дела, а ещё сесть на поезд и приехать в гости. Пусть я редко пользовалась подобной возможностью, но сама мысль об этом поддерживала меня. А сейчас что?.. Я всё-таки умерла, и моя мама плачет над моей могилой? Я стала овощем после аварии, и это всё мне снится, и совсем скоро меня отключат от аппарата ИВЛ? Ни в одном из вариантов я не хотела бы, чтобы страдал единственный дорогой моему сердцу человек, и самое поганое было в том, что в данных обстоятельствах я не могла сделать ровным счётом ничего. А здесь, без близких, мне и не хотелось ничего делать.

Живот всё меньше давал о себе знать, а спать наоборот хотелось всё больше. И я так и молилась про себя, что вот сейчас усну и не проснусь, как однажды открыла глаза после тревожного забытья и увидела моську того, кого в принципе видеть не хотела.

Вздохнув, я как следует зажмурилась, а после принялась мутным взглядом рассеянно смотреть на незваного гостя, а тот, простояв над моей душой прилично времени, наконец не выдержал и воскликнул:

— Ты собираешься выходить из этой комнаты, или как?!

— Не хочется, — выдохнула я, повернув голову чуть вбок. Тома же такой ответ не устроил, и он специально подошёл к крохотной кровати так, чтобы его было видно, и вдобавок кашлянул для привлечения внимания.

— И зачем только ты потратила столько времени на уборку кухни, если не собираешься в итоге есть?..

В этот раз отвечать не было ни сил, ни желания, и я молча смотрела перед собой, ожидая, когда снова останусь одна и провалюсь в дрёму. Но кое-кто сдаваться не собирался, и, нахмурившись, не оставлял попыток растормошить меня.

— Что с тобой? Ты заболела? Всё-таки надышалась той хлорки? Или это… полио… как его там…

— Что тебе от меня надо? — наконец прохрипела я, решив, что чем раньше отвечу на его вопросы, тем раньше он от меня уйдёт. Том же ещё больше нахмурился от моего тона и осторожно протянул:

— Я думал… мы прогуляемся в Косую аллею за учебниками, пока цены к новому учебному году не задрали… Дамблдор поручил мне приглядывать за тобой, а одна ты не сможешь даже проход найти.

«Какая забота… лицемер проклятый!» — фыркнула я про себя, а вслух так же безжизненно выдохнула:

— Если хочешь идти по магазинам, то деньги в шкафу на верхней полке… мне всё равно, что ты выберешь, я тебе доверяю… Мне не встать с этой кровати, мне плохо.

Слова «деньги» и «доверяю» настолько сильно потрясли засранца, что тот вместо того, чтобы уйти, наоборот подошёл чуть ближе к моей кровати и распахнул глаза, словно увидел грудь Памелы Андерсон во всей красе. Только вот я была просто я, и мне так хотелось остаться одной, чёрт подери!

— Что с тобой, чёрт возьми?! Я не буду ходить вместо тебя по Косой аллее, перебьёшься!

— Тогда проваливай отсюда и оставь меня в покое! — не выдержав, чуть громче прежнего воскликнула я, но мальчишка продолжал стоять над душой и внимательно смотреть на меня. Покачав головой, будто не веря услышанному, он чуть наклонился и ехидно протянул:

— Ты сама сказала мне, где лежат твои деньги… я могу взять их и потратить на свои нужды, и тогда у тебя не останется на школу…

— Хоть всё забирай, не хочу я ехать в эту грёбанную школу, — раздражённо выдохнула я, так как в гробу я видела среднее образование, я и так потратила одиннадцать лет жизни, чтобы получить его.

Том поверить не мог, что я так легко соглашалась на все его уловки, а после вдруг молча развернулся, подошёл к шкафу, забрал оттуда мешочек с монетами и вышел из комнаты, чувствительно хлопнув дверью. Но всё, что возникло у меня в душе после этого «ограбления», было… облегчение. Правда, ненадолго.

Глава 5. Этот новый дивный мир

* * *

После насыщенного шопинга и раскладывания покупок в шкаф я чуть ли не бегом побежала вниз, в кухню, чтобы утолить многодневный голод и не думать о том несчастном мальчике. И я даже чуть не забыла непреложные истины, которые сама же и озвучила: нельзя после голодовки набивать желудок! Трудно будет сказать, отчего же умереть будет глупее — от резкого подъёма сахара в крови на десяток миллимоль, или от динамической непроходимости, которая разовьётся в недалёком будущем от того же переедания. Благо, что умные мысли пришли в голову быстрее, чем я успела откусить хороший кусок хлеба. Поэтому я раскрошила его под недовольные взгляды поварих, готовивших ужин на весь приют, и насыпала в луковый суп, единственным ингредиентом которого, похоже, был самый ненавистный мне овощ. Но выбирать не приходилось.

«Как будто в отделении ты ела лучше, — со вздохом подумала я, медленно поедая хотя бы горячий бульон с хлебными крошками. — Привыкнешь… Лучше скажи, что ты собралась делать дальше?»

Да, кухня была отмыта, сироты сами мыли комнаты, нянечки же прибирались в коридорах и небольших залах общего пользования. Дел как бы лично у меня больше не было, но как же мне не нравилось лежать и страдать, чёрт возьми! Этот гадёныш каким-то чудом смог расшевелить меня и заставить двигаться, пусть и в сугубо корыстных целях, но всё же. И мне так не хотелось снова оседать на дно…

Пока я возила ложкой в «супе», в моей жизни появилась неразрешимая дилемма. Практически все обитатели приюта ненавидели меня за внезапную генеральную уборку, я видела это по недовольным взглядам встретившихся по дороге детей, когда бежала сюда. А с другой стороны, подобная активность не давала мне погрузиться в апатию, и я по инерции продолжала что-то делать и жить. Вот и возник выбор: либо продолжать и попасть под всеобщую ненависть, либо ненавидеть себя за бездействие…

«К чёрту всех, пусть ненавидят! — зло воскликнула я про себя, вспомнив, как же мне было плохо все эти дни, и ни одна тварь рядом даже не пошевелилась, чтобы мне помочь. А ту, что пошевелилась, я вообще не желала видеть. — При выборе: или они, или я — я выберу себя и точка. В конце концов, лучше будет всем, пусть и придётся немного замарать ручки!»

— Ты доела?..

Белобрысая повариха нависла над душой именно тогда, когда в моей жизни произошло поистине судьбоносное решение, и я, усмехнувшись, бесстрашно подняла на неё глаза и протянула:

— А можно уточнить, почему вы кормите детей плесневелым хлебом?

— Другого нет, — прорычала она, правда, на меня подобный тон почему-то не возымел никакого эффекта. Изогнув бровь, я в прежней манере снова спросила:

— А почему бы не сделать так, чтобы свежий хлеб не покрывался плесенью?

— Ха, смотрите-ка, какая умная! Как же это, по-твоему, сделать, если кругом такая сырость?!

— Сухари сушить не пробовали? — без единой эмоции проговорила я на вопли, и на лице моего оппонента заиграли желваки. К счастью, в наш спор вмешалась вторая работница сиротской кухни:

— Милая, ты духовку видела? Она же… — начала было рыжеволосая товарка блондинки, но осеклась на полуфразе от моего немого возмущения на лице: «А что с духовкой, если я её собственноручно полдня отмывала?!» Женщина передо мной так и зависла, а после медленно повернулась в сторону отмытых плит и с поражением в голосе выдохнула: — Берта, она права, мы теперь можем сушить хлеб…

Пока мы грызлись, на кухню в своей потусторонней манере вплыла директор приюта миссис Коул, худая, как смерть, и такая же бледная, правда, не опустившаяся в манерах до уровня своих подчинённых. Наверное, у неё было неплохое образование, но обстоятельства или слепая вера заставили свернуть с сытого пути на путь духовный… В любом случае, в текущей ситуации ключевой фигурой была именно она, и если я хотела чего-то добиться, то давить нужно было именно на неё.

— Мда, с такой гигиеной питания не удивительно, что половина воспитанников бледные как смерть от анемии из-за недостатка мяса, а вторая половина жёлтая от токсического гепатита из-за токсинов плесени! Мадам, детям нужна нормальная еда, иначе они так и будут уходить от нас пачками прямиком к Господу!

— Мисс Валери, это уже слишком! — чуть повысив голос, воскликнула она, подойдя ко мне чуть ближе, пока поварихи принялись разбирать хлеб и греть духовки. — Откуда я возьму мясо, наколдую?! В лучшем случае, мы сможем получить немного консервов по карточкам, да неравнодушные прихожане, кто ещё остался в городе, принесут кости на суп. На большее можно даже не рассчитывать!

Я спиной могла почувствовать злорадные улыбки Берты и её подруги, но сдаваться совершенно точно не собиралась.

— В бобовых есть почти все нужные белки. Если правильно совмещать консервы с горохом, фасолью, чечевицей и другими, то можно получить почти правильное питание…

— И где же мы их возьмём?..

Миссис Коул так и распахнула от возмущения глаза, будто бы я винила её в апокалипсисе, не меньше. Но все текущие проблемы имели решение, и я, ещё немного пораскинув мозгами и съев пару ложек ещё тёплого супа, вздохнула:

— Можно выращивать самим, я видела на заднем дворе живописный сад с сорняками, который можно превратить в неплохой огород. Бобы неприхотливы, их может вырастить любой идиот.

— И кто этим будет заниматься? — скрестив руки на груди, уточнила она, и я, не найдя кандидатуры лучше, медленно проговорила:

— Дети. Пусть огородом занимаются дети. Видно же, что им не хватает свежего воздуха… да и витамина Д тоже. Пусть загорают, а заодно займутся немного физическим трудом, это будет только им на пользу. А вы достанете немного семян… неужели это такая редкость, что ни у кого из прихожан не завалялось ничего?

— Мне кажется, я знаю, у кого можно получить немного семян, — наконец вздохнула миссис Коул, будто не веря своим ушам. — Да и детям действительно не помешает свежий воздух и труд на благо Господа… Но никто из нас не знает, как правильно готовить пищу, чтобы сохранить все витамины, мисс Валери.

Глава 6. Судьбоносное решение

* * *

На последней неделе августа в приют пришли рожать ещё две женщины, но я уже не бегала от ответственности и приняла роды у обеих, вне зависимости от потенциального результата. Теперь я знала, что могу помочь в любом случае, даже помочь «уйти» достойно, и у меня не было морального права отказывать в этой помощи из-за моей трусости. Жизнь меня хорошо проучила, и в какой-то мере, я была даже благодарна за этот урок.

Один новорожденный умер через пару дней от врождённого сифилиса, но его мать об этом не знала — она сама покинула этот мир вскоре после родов от атонического послеродового кровотечения. Что ж, естественный отбор никто не отменял, как бы это ни звучало. А вот последние «мои» роды этим летом прошли относительно неплохо, и на свет появилась здоровая девочка, у которой даже был шанс дожить до зрелого возраста и сделать для этого мира что-то хорошее… Разве не чудо?

Вот как раз после этих родов, когда ребёнок был закутан, накормлен и убаюкан, а молодая мамочка тихо дремала, набираясь сил, ко мне подошли славные работницы пищевой отрасли и потащили меня в своё логово.

— Что?.. Куда?.. — пыталась возмущаться я, но мы быстрее оказались на кухне, где нас уже поджидали миссис Коул и несколько нянечек. Я недоуменно огляделась, не понимая, что опять натворила, а Люсиль с загадочной улыбкой протянула у меня над ухом:

— Валери… детка… ты завтра уедешь от нас… а тебе хоть есть куда свои вещи складывать?

От мысли, сколько же школьных принадлежностей купили мы с Томом для моей учёбы, и что у меня даже не было приличной сумки, чтобы сложить всё это безобразие, я так и распахнула рот, чуть не вывихнув нижнюю челюсть. Да я даже не озаботилась этой проблемой, полностью погрузившись в проблемы приюта, а поезд был уже завтра! И что же делать?!

Но люди вокруг, казалось, были только рады отчаянию на моём лице, и только я собралась убежать к себе, чтобы как следует подумать над образовавшейся проблемой, как миссис Коул отошла в сторону, открыв вид на среднего размера чёрный чемодан, в который при желании можно было впихнуть всё моё барахло и даже место останется. Не веря своим глазам, я так и замерла на месте, а миссис Коул лучезарно улыбнулась и всплеснула руками.

— Валери! Завтра ты от нас уезжаешь, и мы долго думали, как нам тебя отблагодарить за помощь… и решили подарить тебе эту вещь. Тебе нравится?

Я была в настолько сильном потрясении, что не могла сказать ни слова, а Люсиль пихнула меня в бок локтём и хмыкнула:

— Нашли на барахолке, почти новый, а цена просто смех! И какой идиот решил продать его за бесценок?! Теперь он твой. Мы всё осмотрели, кое-что подлатали, чтобы все твои вещички доехали целёхонькие!

— Спа… спасибо, — наконец выдохнула я и от переизбытка чувств кинулась к миссис Коул, как к ответственному за подобную благотворительность. А та слегка приобняла меня и на ушко шепнула:

— Это тебе подарок от Иисуса, милая. Он всё видит, всё… и помогает тем, кому нужно. Я вижу, что ты ещё не обрела в него веру, но… убеждена, что у тебя всё впереди. И если тебе будет нужен кров следующим летом, мы всегда будем тебе рады!

Я не могла поверить, что это происходит именно со мной, но увесистый чемодан, который мне вручили прямо в руки, опровергал мои сомнения. Конечно, в Бога я не верила, больше, наверное, в карму, но я даже и мечтать не смела, чтобы мои усилия вернулись ко мне так скоро. Это было просто чудо…

Сердечно всех отблагодарив, я потащила свой «оскар» за самую грандиозную уборку этого столетия к себе наверх, параллельно перебирая в голове всё имевшееся у меня имущество, чтобы ничего здесь не забыть… мало ли, куда жизнь забросит меня через год? Нет, мне было очень приятно осознавать, что меня здесь ждали, пусть и дом был ветхим, и деликатесы сомнительными, но рассчитывать на такие долгосрочные планы глупо. Нужно было иметь в виду самый плохой вариант из всех, тогда я точно не попаду впросак.

Скинув первым делом всю школьную лабуду, чтобы она ещё и не разбилась по дороге, я принялась складывать одежду. Кое-что было приютским и влезло без проблем ввиду толщины ткани, а точнее, её отсутствия, но у меня оставалась ещё и моя одежда, в которой я сюда и угодила: бежевый худи, тёмно-синее шерстяное пальто, тёмные джинсы и лакированные боты, которые я не успела поносить и недели. Но выглядели они невероятно!

«Что ж… в таком пальто можно и всю зиму проходить, пусть и покупала я его на позднюю осень…» — подумала я, упаковав худи, джинсы и боты, а после села на скрипучую кровать и сжала колючую ткань в руках. Пальто действительно было очень тёплым, а учитывая европейские зимы, оно было бесценным аксессуаром гардероба, но думала я не об этом. А о том, что же лежало в его карманах.

Из груди вырвался тяжёлый вздох, когда я запустила руку и вытянула комок белых наушников, пару чеков и три кольца… конечно, документы с телефоном я пыталась спрятать как следует, и одна мразь их быстро нашла, а самое дорогое — кольца, просто сунула в карман пальто в панике, сама об этом забыв, и никто их не нашёл. Интересно, а сколько теперь стоит моё обручальное кольцо с настоящим бриллиантом, если Андрей купил его мне за тридцать тысяч пять лет назад?..

Что ж, обручальное кольцо было самым ценным, потому что помолвочное, из белого золота и крохотного сапфира, стоило не больше пяти тысяч рублей. Замыкала тройку лидеров реплика Кольца Всевластья из «Властелина Колец», которую я выпросила у Андрея на последний день рождения. Особой стоимости в ней, может, и не было, но она приятно грела душу истинного фаната, а потому была самой дорогой сердцу вещью, учитывая наш с Андреем катящийся к чёрту брак. Кто ж знал, что напоследок он так здорово меня выручит?..

В этот раз я подошла к проблеме творчески и спрятала свой золотой запас там, где этот извращенец точно не станет рыться, хотя бы из чувства брезгливости. А Кольцо Всевластья надела на безымянный палец правой руки как приятное напоминание о прошлой жизни, с которой я ещё не была готова расстаться окончательно. Всё-таки мелочь, но чертовски приятно.

Глава 7. Репетитор

* * *

Найти нужную спальню было нетрудно: едва я вышла из общей гостиной в полутёмный сырой коридор, где исчезали все девочки, как на первой же двери увидела табличку «1 курс». И соответственно, нужная мне дверь оказалась через две других, и я с чистой совестью зашла внутрь, намереваясь как следует отдохнуть. Но не тут-то было…

В спальне как раз собрались все мои соседки — пять девчонок, вид у которых был крайне недовольным, но меня, честно говоря, больше волновало обстоятельство, что в нужной мне комнате было всего пять кроватей, и они уже, судя по вещам, были заняты.

— Что ты устроила в гостиной, позволь спросить?! — накинулась на меня одна из них, видимо, самая бойкая стерва с развевающимися во все стороны чёрными кудрями до пояса и тяжёлой нижней челюстью, портившей вполне неплохое лицо. Но я лишь выразительно посмотрела на неё, ведь она сама не отличалась особой вежливостью, а после медленно обернулась и зевнула.

— А где мне?..

Но не успела я подумать, как рядом с окном, за которым виднелась тёмная вода озера, сама по себе возникла массивная кровать из крепкого дерева и с тёмно-зелёным балдахином. И я, быстро сделав вывод, что она была моей, облегчённо выдохнула и плюхнулась на мягкое покрывало.

— Вы это видели?! Возмутительно! — выдохнула девчонка, и вдруг дверь в нашу спальню приоткрылась и в неё буквально вплыла помощница нашего злого гения, и вид у неё был нисколько не добрее.

— Друэлла, тише, остальные ложатся спать… Мисс Валери Кларк, Том просил меня поговорить с тобой… — хорошо поставленным голосом начала говорить Эванджелин, но я из последних сил моргнула и прикрыла рот рукой во время очередного зевка, — но я и сама хочу сказать, что здесь, в этих стенах, непозволительно…

Что же было непозволительного в этих стенах я так и не услышала, потому что едва откинулась на невероятно мягкую подушку, как мгновенно заснула, будто кто-то выдернул из розетки штепсель со шнуром питания. И я провалилась в беспокойный сон…

* * *

За окном была ночь, а моя голова гудела от усталости, но я продолжала брать карты из одной высокой стопки, исправлять их и перекладывать в другую, не менее высокую. Комп как всегда тупил, как и система, в которой хранились данные на всех пациентов, а карт на исправление будто бы и вовсе становилось больше, хотя исправила я немало. Исправила за другими врачами, кто получает за это зарплату, но даже не удосужился поставить в эпикризе правильный код по МКБ!

Раздражение от бессмысленной работы так и росло, а клавиатура горела от быстрой печати… и вдруг в нашу ординаторскую врывается Тигран и швыряет мне на стол массивную карту Шнурова.

— Это никуда не годится, срочно всё исправляй! — рявкнул он, и я подняла на него замыленные от усталости глаза. — Надо всё переписать, иначе отделение не получит деньги, и штраф платить будешь ты!

Остальные девочки рядом даже не шевельнулись, занимаясь своими делами, а на меня вдруг нахлынуло такое отчаяние, что я встала из-за рабочего стола, взяла толстую историю болезни в руки и, глядя Тиграну прямо в глаза, медленно порвала её пополам вместе с амбулаторной картой. И вдруг Мария Степановна повернулась ко мне и медленно проговорила:

— Ты опоздаешь на занятие!

И комната затряслась, словно от землетрясения…

— Эй, вставай! Завтрак уже почти закончился, скоро прозвенит колокол на занятия! Вставай! Профессор Слизнорт очень не любит, когда опаздывают на его занятия!

С огромным трудом вынырнув из сна, чертовски похожего на реальность, я открыла глаза и смахнула холодный пот со лба, а после рассеянно уставилась на миниатюрную шатенку, пытавшуюся всё это время достучаться до меня. А та вздохнула, помотала головой и бросила:

— Мерлин, я сделала всё что могла, и моя совесть чиста. Кабинет Зелий найдёшь сама, я опаздывать не собираюсь! — И выскочила за дверь спальни, оставив меня в абсолютно смешанных чувствах.

Несколько минут я сидела в растерянности, а после как следует оглянулась и прошептала:

— Неужели я действительно порвала карту?..

Я не могла сказать наверняка, было ли увиденное сном или настоящим воспоминанием, настолько оно было реалистичным. И пока я думала, на весь замок раздался протяжный звон колокола, который, однако, не заставил меня хотя бы встать с кровати.

— Нет, быть этого не может… — выдохнула я, как следует потянувшись, а после откинулась на подушки и принялась смотреть в потолок. И самое забавное, что пусть сон был очень реалистичным, но я допускала возможность того, что могу порвать карту, потому что в гробу я их видела, но… не толщиной в десять сантиметров! Это противоречило всем известным законам физики, и я, наконец успокоившись, что не сделала чего-то такого, о чём потом буду жалеть, лениво потянулась и наконец встала с кровати на холодный пол.

Звон колокола лично мне ни о чём не говорил, поэтому я не спеша прогулялась до санитарной комнаты, умылась, привела себя в порядок, затем вернулась в спальню, переоделась в школьную форму и наконец выползла в тёмный коридор подземелий, в которых было абсолютно пусто. И… как же мне найти нужный кабинет?!

Впрочем, паники у меня на удивление не было, лишь лёгкое недоумение, потому как желанием идти куда-то я совершенно не горела. И поэтому я не торопясь зашагала по коридору прочь от гостиной, пока на одном из поворотов не столкнулась с бледным серебристым привидением средневекового рыцаря, которое было очень трудно различить в свете факелов.

— Эм… прошу прощения! — прокашлявшись, воскликнула я, привлекая к себе внимание, и призрак вдруг повернулся и внимательно посмотрел на меня. И я, до сих пор не веря, что творю, прежним невозмутимым тоном спросила: — Извините, вы не подскажете, где мне найти… кабинет Зелий?

Где-то с минуту привидение внимательно изучало мой растрёпанный вид и заспанное лицо, а после плавно указало на коридор по правую руку.

Глава 8. Билет в новую жизнь

* * *

— Так, Валери, позволь тебе представить… Абраксас Малфой, его семья входит в священные двадцать восемь и считается одной из наиболее чистокровных… не считая их несметных богатств. И да, родители Абраксаса обычно приглашены на все светские рауты и состоят в попечительском совете школы… это чтобы ты знала, кому жаловаться.

Родольфус указал рукой на утончённого длинноволосого блондина с серыми глазами и сальной улыбкой, и я вежливо улыбнулась в ответ.

— А это — Сигнус и Орион Блэки, ещё одни представители чистокровной семьи. Их отец — Поллукс Блэк — возглавляет Визенгамот — магический суд Британии…

Мне одновременно кивнули два юноши — один сидел рядом с Абраксасом Малфоем и был ровесником Тома, второй — чуть младше меня, хотя их сходство сводило на нет небольшую разницу в возрасте. Одинаково высокие, крепкие, они жёстко смотрели на окружающих тёмно-карими глазами, а копна чёрных волос обрамляла одинаково тяжёлые лица, хотя было в них что-то и утончённое… наверное, школьная форма из лучшей ткани, а ещё запонки из белого золота с изумрудами, которые могли позволить себе далеко не все, разве что тот же Абраксас Малфой.

— Так, а это Эдвард Эйвери, его отец вместе с моим состоит в верхушке правительства…

Бойкий блондин со средней длиной волос, тот самый, кто назвал меня в первый же день «нежнейшим созданием», непринуждённо помахал рукой и небрежно вставил:

— Отец Роди является первым заместителем министра, а мой больше интересуется банковским делом… но этот скромняга никогда не будет кичиться своим положением.

Уши Родольфуса так и покраснели, хотя тот и пытался держать себя невозмутимо, а я чуть шире улыбнулась, поражаясь про себя, как же Том умудрился собрать вокруг себя столько именитых фамилий. Но пока мы с Эдвардом Эйвери обменивались оценивающими взглядами, Роди немного пришёл в себя и поочерёдно указал ещё на нескольких парней в гостиной Слизерина.

— А это Хьюберт Нотт, Гидеон Розье, Грехэм Гойл, Альфард Крэбб, Августин Трэверс и Фредерик Роули. Родители в основном судьи и главы различных отделов министерства, так что если у тебя возникнут какие-то проблемы, то можешь смело обращаться, тебе никто не откажет в помощи… Ну а Антонина ты и так уже знаешь, его отец — второй советник министра и занимается вопросами внешней политики, а мать — один из главных покровителей искусства в магической Британии… хотя по нему это не скажешь.

Рассмеявшись, я плюхнулась в кресло к Антохе, как к наиболее близкому по духу среди этой компании молодых людей, и он вальяжно обнял меня за плечи.

— Эх, раньше я один был белой вороной среди этих снобов… а теперь нас стало двое, я так рад!

— Моё ты солнышко, — умилительно выдохнула я и демонстративно поцеловала его в щёчку, отчего парни вокруг так и загудели. А Эдвард Эйвери тем временем лениво поднялся из своего кресла и встал перед нами.

— А ты, стало быть, та самая Валери, которая никого и ничего не боится… за исключением пауков, разумеется.

— Мерзкие твари, ненавижу, — ответила я, проигнорировав неприкрытую издёвку, и Эйвери довольно улыбнулся, как бы сообщая, что я прошла проверку на выдержку.

— А откуда ты видела настоящую кровь?.. — вдруг подал голос один из Блэков, и я повернулась к нему и недоуменно изогнула бровь. — Ты… ты в первый день сказала Антонину, чтобы он взял вну-внутренности свиньи, и никто бы не отличил их от… настоящих… А откуда ты знаешь, как выглядят настоящие?!

Интерес в глазах мальчишек тотчас загорелся ещё сильнее, если такое вообще было возможно, а я тем временем небрежно махнула рукой.

— Ты всё равно никому ничего не докажешь…

Даже Антоха мгновенно выпучил глаза, догадавшись, куда я клоню, и я поспешила выкрикнуть:

— Да ладно вам, я шучу!

— Но человеческую кровь ты всё же видела, — проницательно заметил Эйвери, и Абраксас Малфой, брезгливо скривившись, вмешался в наш диалог:

— Джентльмены, давайте поговорим на какую-нибудь другую, более приятную тему… Валери, а где ты училась до этого?

Честно говоря, обсуждать человеческие внутренности для меня было более приятным делом, чем открыто врать стольким людям, но судьба благородно спасла меня от невероятно неудобного вопроса, правда, не совсем приятным способом.

— Надо же, почти все в сборе, — раздался за спиной голос Тома, а сам он вот уже в который раз материализовался из темноты… или это темнота материализовалась в него?.. — Валери, Родольфус, как проходит подготовка?

Я даже выгнула шею, чтобы убедиться, что за нами действительно кто-то стоял, а Роди присел на подлокотник нашего с Антохой кресла и с улыбкой протянул:

— Валери… очень старается. Правда.

Том молча наклонился и изогнул бровь, демонстрируя явный скепсис, и я попыталась с энтузиазмом добавить:

— Да, знаешь, меня так увлёк материал… первоклашек! Так интересно… я даже Роди уже надоела с постоянными напоминаниями о наших занятиях в библиотеке!

Роди тихо засмеялся, так как всю эту неделю скорее он вылавливал меня в коридорах, чтобы напомнить о дополнительных занятиях, а я поначалу пряталась от него как могла, надеясь, что от меня наконец отстанут. Но мой репетитор был ничуть не менее настырным, чем человек, организовавший всё это, поэтому я даже вроде как смирилась с неизбежным. Правда, Том отлично чувствовал сарказм в моих словах, а потому демонстративно вежливо улыбнулся и скрестил руки на груди.

— Что ж, тогда я к концу следующей недели буду ждать отчёт от Родольфуса об освоенном материале, чтобы лично убедиться в твоих успехах. — Я выразительно закатила глаза, а Том чуть отошёл от нас и обвёл взглядом остальных. — Тренировки по квиддичу уже начались?

Шесть человек вокруг кивнули, в том числе и Антоха с Роди, а Эдвард Эйвери вновь уселся на мягкий диван и безразлично вставил:

— Да, но Уоррен как-то не настроен в этом году поддержать нашу авантюру, Том…

— Вот как, — так же безэмоционально ответил Том, и казалось, что полученная информация ни капли его не трогала, хотя вопрос вроде как был важным. — Ладно, я разберусь с ним. А вы готовьтесь, как договаривались…

Глава 9. Зелье раздора

* * *

— А как ты хочешь достать… эти самые… инструменты? — неуверенно поинтересовался Роди, когда мы наконец подошли к зданию почты и остановились рядом со стойкой с мётлами на заднем дворе. — Ты хочешь кого-то обокрасть?

Я не могла понять, осуждал ли человек рядом подобную идею или нет, настолько смешанными были его эмоции, но в планах у меня точно не было ничего такого, поэтому я беззаботно махнула рукой.

— Нет, что ты, я не собираюсь ничего красть. В больницах обычно списывают инструменты, когда закупают новые, хотя списанные могут быть ещё ничего. И я просто хочу вежливо попросить то, что уже не нужно, обычно в таких просьбах никогда не отказывают.

— А зачем тебе они? — чуть заметнее нахмурился Роди, и я поджала губы, сомневаясь, что имела право говорить правду.

— Это мне надо для… экспериментов. Для Слизнорта. Он попросил меня кое о чём, но без этих инструментов никуда. А я очень хочу помочь ему и немного улучшить свою репутацию… — Казалось, что этого было достаточно, чтобы мой сообщник поверил мне, а я тем временем боязливо посмотрела в сторону потрёпанных мётел и прошептала: — Слушай, а нам всё-таки обязательно лететь? Может, по лесу прогуляемся?.. Каких-то два часа — и мы на месте…

— Ты боишься летать? — проницательно уточнил Роди, и я неуверенно мотнула головой, так как никогда не пробовала и как-то не хотелось. — Ладно, давай прогуляемся, я же сам предлагал тебе такой вариант. Может, заодно с дороги сможем увидеть кентавра?! Я слышал, что они иногда выходят на люди!

Перспектива встречи с кентавром тоже не вызывала во мне особого энтузиазма, скорее, мне очень хотелось, чтобы наша не совсем законная вылазка прошла как можно более тихо и незаметно. Но я была рада, что Роди согласился пойти со мной, в таких делах он был даже надёжнее Антохи, который точно спалился бы ещё на полпути. И мы незаметно выскользнули из Хогсмида, так толком ничего не посмотрев, и направились по дороге через лес в город.

Как я и предполагала, к обеду мы были уже на месте. Здание больницы тоже было нетрудно найти, хотя оно было немного не таким, к чему я уже успела привыкнуть. Двухэтажное, всего из одного корпуса, выполненного из обветшалого розового кирпича, с аккуратной покосившейся табличкой «Госпиталь». Сотрудница больницы, выслушав мою проблему, отвела меня в один-единственный процедурный кабинет, служивший и перевязочной, и малой операционной. И там, в подсобке, действительно оказалось два набора уже устаревших инструментов, которые за ненадобностью согласились мне отдать. Живого человека ими уже точно не полечишь, а вот для тренировок сойдёт. И в итоге я спрятала в сумку скальпель, пару обычных зажимов разных размеров, один сосудистый, многоразовый стеклянный шприц, три многоразовые иглы разного размера, иглодержатель и нитки, которые мне выделили просто так, раз уж я так сильно интересовалась темой. А я уже про себя решила, что размножу их с помощью магии и буду тренироваться на копиях, храня оригинал нетронутым. Мало ли что…

Учебник по анатомии тоже был, его мне отдал единственный хирург-травматолог на ближайшие сорок километров, когда узнал о моей просьбе. Конечно, выглядела я неприлично молодо, но вопросы задавала чётко и по теме, а хирург был уже в таком возрасте, что ещё чуть-чуть, и из Лондона прибудет молодой доктор, чтобы сменить его и отправить на заслуженный покой. А потому устаревшие учебники были ему уже ни к чему. А мне радость.

Забрав «подарки», я вернулась на улицу к Роди, и мы перекусили в булочной и сразу отправились в обратный путь, чтобы к шести часам уже прийти в Большой зал на настоящий ужин. Кентавров мы так и не встретили к огорчению Роди и моей тихой радости, потому что я понятия не имела, как они выглядели в реальности и были ли опасны, а потому немного побаивалась. Всё-таки инстинкт самосохранения у меня ещё был, и порой я к нему даже прислушивалась.

— Ох… прийти бы, поесть и залечь в горячую ванну, — страдальчески протянула я, когда мы уже миновали Хогсмид и вышли на дорогу в сторону Хогвартса, а уставшие ноги так и зудели от пройденных за день двенадцати километров пешком. Роди на мои мечты лишь улыбнулся, а я возмущённо воскликнула: — Господь, и неужели на такой огромный замок нет ни одной приличной ванной?! Одни душевые, серьёзно?

— Вообще-то, есть ванна старост… Но она для старост, и на комнате пароль, — тут же вставил он на мой загоревшийся взгляд. — Считается, что она какого-то рода поощрение за успехи в учёбе, а старостами обычно становятся самые лучшие ученики… но честно, не знаю, мне кажется, мало кто даже из старост любит подолгу лежать в горячей воде… Мне проще быстро сходить в душ, а не тратить на это целый час.

— А мне жизненно важно полежать в горячей воде часа три! — взвыла я и вдруг крепко задумалась. — Говоришь, туда дозволено приходить только старостам?.. А я как раз знаю одну…

Но Роди на мои идеи лишь обречённо вздохнул.

— Валери, на твоём месте, я бы не стал ещё больше портить отношения с Томом… он и так не был в восторге, когда узнал с утра, что ты воспользовалась его подписью, чтобы получить пропуск в Хогсмид…

— Поверь мне, если бы там ещё было что портить… — ядовито протянула я в ответ, так как у нас даже каких-либо отношений толком не было. Так, малознакомые люди, которые иногда пользовались преимуществами друг друга. Недодрузья-недовраги. — Роди, неужели ты боишься этого тирана?

— Я не считаю Тома тираном, — безмятежно ответил Роди, поймав меня, когда я запнулась за мелкий камень и чуть не упала в лужу. Луж вокруг, кстати, было достаточно, всю ночь лил дождь, который прекратился только к завтраку. Но подобная свежесть и отсутствие слепящего солнца мне даже нравились, а грязь вокруг… и из неё можно было извлечь толк. — Наоборот, он очень талантливый человек, которого я уважаю…

— Значит, ты просто не знаешь, что он… — хмыкнула я, но Роди проницательно возразил:

— Я знаю, Валери, что за игры ведёт порой Том, но я его не осуждаю. Да, он жёсткий, не прощает ошибок, но очень целеустремлённый, и… у него талант к организации людей. Раньше, ещё до того, как появился наш кружок, мы были всего лишь осколками богатых фамилий, а кое-кто, например, тот же Трэверс, или Нотт, или Роули вообще были никем. Но как-то так получилось, что он смог подметить сильные стороны каждого, дать каждому возможность проявить себя, и… постепенно мы все стали теми, кем тихо восторгаются и кому завидуют. Мы стали кем-то большими, чем отпрысками известных родителей.

Глава 10. Секрет

* * *

— Таня, а ты не хочешь прибраться в своей комнате, хоть чуть-чуть? — с порога раздражённо заявила мама, но я даже не пошевелилась, чтобы посмотреть на неё, продолжая пялиться в ноутбук. За окном горел июль, но меня это мало волновало, потому что я уже почти неделю до самого утра смотрела одно аниме на пятьсот с лишним серий и прерываться не собиралась. Но маму такое положение вещей тоже не сильно устроило, и она ещё более раздражённо воскликнула: — А хотя бы посуду помыть за собой?! На кухне целая гора!

— Вечером помою, там ещё есть чистая, — вяло отмахнулась я, на что мама зло выдохнула:

— Вот погоди, вырастешь, мозги на место встанут — и ты ещё меня вспомнишь!

— Ага, — хмыкнула я, и мама ушла прочь, оставив меня одну в заваленной грязной одеждой комнате, где вперемешку с книгами и бутылками из-под газировки валялись распечатки нот и нитки-мулине. И лично меня бардак вокруг нисколько не напрягал, лишь бы не заниматься противной уборкой снова…

Какой-то странный шум вырвал меня из объятий тревожного сна, и прежде чем я открыла заспанные глаза, передо мной вновь промелькнуло недовольное лицо мамы. А затем — фигуры моих соседок по спальне, которые громче обычного собирались на завтрак. Или это я чутко спала?

«Вот я тварь, — сморщилась я, вспомнив, как вела себя подростком. — А мама была права… Вот бы хоть раз ещё её увидеть!»

Да, десять лет назад я была той ещё ленивой дрянью, и заставить меня мыть комнату можно было только из-под палки. Чаще всего это делала сама мама, когда я уходила гулять с друзьями, мне же на чистоту дома было ровным счётом плевать, и я никак не могла понять, что это она так с ней носится… А потом я поступила в универ, вышла замуж, и как-то так получилось, что прибираться вокруг стало некому, а к чистоте я успела хорошо так привыкнуть. Да и грязь почему-то стала раздражать, хотя моего мужа она как не парила, так и не начала… Наверное, потому что он прекрасно знал, что если напакостит, то я всё равно уберу. А вот за моей спиной больше никого не было, и я прекрасно знала, что если что-то не сделаю, то это не сделает никто.

«Интересно, как они вообще ориентируются без часов?.. — устало подумала я, из-за балдахина наблюдая за девочками, которые и вовсе не смотрели в мою сторону, настолько они были заняты собой. — Или это я один такой лох, привыкший жить по минутам? Интересно, а какое сегодня число?.. Блядь, только не это!»

Прикинув в уме дату, я скривилась ещё сильнее, если такое вообще было возможно. Мой день рождения и так был совсем недавно, но с учётом временных сдвигов наступил снова. И радости это нисколько не добавляло, ведь в душе мне было всё так же двадцать пять, а не пятнадцать, когда я была только рада подобной дребедени.

Что ж, зато в этот день я впервые соизволила пойти на завтрак вместе со всеми остальными. Что, впрочем, не ускользнуло от окружающих.

— Ничего себе, какие люди! — закричал Антоха, увидев меня на пороге гостиной, и тотчас подбежал и легко хлопнул по плечу. — А чего такая кислая?

— Старость не в радость, — скорчилась я, продолжая думать о своём далеко не самом примерном поведении в прошлом. — Ещё один год прошёл, а я всё там же…

— У тебя сегодня днюха?! — заорал он, и я мгновенно развернулась и закрыла ему ладонью рот. Правда, было уже поздно.

— Валери, у тебя день рождения? Поздравляю!.. — льстиво проговорил Хьюберт Нотт, подойдя к нам с ещё несколькими ребятами, и я достала палочку и зло прошипела:

— Если ещё хоть одна тварь посмеет поздравить меня с этим сомнительным событием, то я лично выколю ему глаза и отнесу Слизнорту, чтобы он замариновал их в одной из своих банок!

— Хорошо-хорошо, не кипятись! — всплеснул руками Нотт, а рядом стоявший Эдвард Эйвери с усмешкой прошептал:

— Что ж, если у тебя нет никаких планов на вечер, то приходи сегодня к нам на тренировку, и мы с тобой ещё раз обсудим кое-какие дела…

— Приду, — хмыкнула я, и Эйвери лучезарно улыбнулся и направился к выходу, кинув через плечо:

— Буду ждать! И Валери, отлично выглядишь… новая причёска?

Вместо ответа я натянуто улыбнулась, так как причёска — тугой хвост на макушке, осталась прежней, но и мои труды с амарантовым маслом не пропали даром, что тоже не ускользнуло от окружающих. Правда, девушки в этом вопросе были намного наблюдательнее парней.

— Ты… ты что-то сделала с собой? — удивлённо переспросил Антоха, внимательно ко мне присмотревшись, пока я с загадочной улыбкой смотрела на него в ответ. — Подожди… у тебя другая юбка? Очень красиво!

Одним лишь взглядом я дала понять другу, что юбка на мне была одна и та же, а в это время к нам подкрались мои соседки, и одна из них — худая блондинка — по-деловому взяла в руки мой хвост.

— Что ты сделала с волосами? Раньше они выглядели совершенно иначе!

Я быстро развернулась, но девочки уже успели разглядеть всё, что хотели. Конечно, бабы видят всё, даже то, что мужчины в жизни не заметят. Даже то, чего на самом деле нет… бабы заметят, можете не сомневаться. Но выкладывать все козыри перед этими заносчивыми девицами я вовсе не собиралась, поэтому с напускной безразличностью мотнула головой и бросила:

— Да ничего особенного… они всегда такими были. Магия какая-то! — И мой тон был настолько наплевательским, словно это и не я вовсе лезла из шкуры вон сквозь кучу школьных правил и сад с ядовитыми змеями, чтобы добиться такого эффекта. «Завидуйте, сучки!» — злорадно добавила я и направилась в сторону выхода из гостиной, взяв под руки Антоху.

— О, я знаю, ты подстриглась! — выпалил он, не теряя безуспешных попыток узнать, в чём же было дело, но я лишь помотала головой, еле сдерживая смех. И тут к нам подбежал Роди, причём у него был такой вид, что я мигом выразительно подняла брови, а он с мучением выдавил:

— Валери, я так не могу!

— Можешь, милый, ты всё можешь! — пропела я, взяв его под другую руку. — Но я не желаю сегодня ничего слушать про то, что мне осталось жить на год меньше положенного. Андестенд?

Глава 11. Сделка с Дьяволом

* * *

Голова разрывалась от боли. Хоть вокруг и было темно, но любой блик света заставлял морщиться, а любое движение, даже мимических мышц лица, вызывало ещё больший всплеск боли, замыкая порочный круг. Казалось, я сама была тонкой оболочкой, внутри которой плескалась боль, обжигавшая оголённые нервные окончания. Но где я, чёрт побери?..

Заставить меня встать с кровати смогло вовсе не любопытство, а прилив рвоты к горлу. И ноги, совершенно без помощи мозга, вспомнили дорогу, и спустя пару секунд я уже склонилась над белым другом в туалете для девочек. Значит, кто-то благородно принёс меня в мою спальню? Какой сейчас час? Какой… какой сейчас день?..

Когда я чуть пришла в себя и выпрямилась, то из зеркала на меня смотрело какое-то чудовище. Болезненный, бледно-зелёный цвет лица, нездорово блестящие глаза, волосы были больше похожи на воронье гнездо и из-за съехавшей к чертям ленты, и из-за свернувшейся крови, которая была и по краю лица, остальное же кто-то вытер ещё до того, как я встала. Какое-то время я просто молча смотрела перед собой, а чудовище потерянным взглядом смотрело прямо на меня, что в конце концов во мне даже проснулась жалость к монстру. А затем перед глазами замелькали отрывки прошлого, из-за которого я и выглядела так погано.

От подобного кино по спине прошлась волна холода. За какие-то несчастные тридцать минут я умудрилась накосячить настолько, что можно было не сомневаться, что жить в Хогвартсе мне осталось недолго. Я обматерила заместителя директора, я командовала Дамблдором… я предлагала ему херес, и он… он согласился, господи! Что я ему наговорила? Как я здесь оказалась, чёрт возьми? И что было между этими двумя событиями?! В голове была совершенная пустота!

Но на пике паники на меня вдруг накатило небывалое спокойствие, будто кто-то внутри резко нажал на стоп-кран. «Да и хуй с ними!» — смиренно выдохнула я, плеснув на лицо ледяной воды, а затем стащила с волос спутанную ленту, всё равно толку от неё было немного. Как бы это всё ни выглядело, но всё было правильно. Я была единственным человеком рядом, кто мог помочь тому мальчику, и я ему помогла. Дамблдор сам попросил указаний, и я выложила ему всё, что знала, и вместе мы сделали всё, что могли. Стоукс сама полезла на рожон, вместо того чтобы помочь магией, она же волшебница, чёрт возьми, да ещё и старше меня раза в три! А я была в стрессовой ситуации, да ещё и в условиях ограниченного времени, поэтому нецензурная лексика в таком случае равносильна рафаэлло — вместо тысячи слов. А после Дамблдор сам пришёл ко мне на кухню, и я, как воспитанный человек, предложила ему своё угощение, так что… всё было правильно. Странно, но правильно. И бояться мне нечего. Если меня выгонят из этой школы, то я продолжу искать своё место под солнцем где-нибудь ещё, и возможно, у меня это выйдет лучше, чем здесь. Всё, что ни делается, к лучшему, чёрт побери.

Когда я наконец появилась в гостиной, именно в таком виде, в котором проснулась, то есть в залитой кровью мантии, блузке и лёгком свитере, а ещё взъерошенными волосами, на меня обернулись все, а вокруг мгновенно образовалась идеальная тишина, не сулившая ничего хорошего. Но я, наплевательски оглядев собравшихся, направилась к диванчикам, где сидели Том и его компания, и упала на подушки рядом с Антохой. И совсем скоро над ухом прозвучал хриплый тёплый голос:

— Эй, Вэл… ты как?..

— Такое чувство, что меня пережевал и выплюнул дракон, — не открывая глаз, простонала я, и рядом послышался смешок. — Не надо было пить херес после спирта, только последний идиот идёт на понижение…

— А?..

Я лениво приоткрыла глаза, и Антоха тотчас недоуменно уставился на меня, на что из моей груди вырвался тяжёлый вздох.

— В той бутыли со спиртом было градусов пятьдесят, не меньше, а в хересе в два-три раза меньше… Вот мне сейчас и хреново, хотя если пить наоборот, то будет совсем другая картина. И чему вас только в школе учат?

— Явно не таким мудростям жизни, хотя лично мне кажется, что твоя информация крайне увлекательна, — хмыкнул Эйвери под смех Антохи и вдруг недовольно скрестил руки на груди, а с его лица мигом исчезла обычная насмешливая улыбка. Я непонимающе изогнула бровь, и мне тотчас прилетело: — Валери, ты спасла нашего врага.

— Не поняла, — выдохнула я, действительно пока мало что понимая, и Эйвери наклонился ко мне и выразительно прошептал:

— Ты спасла человека из другой команды…

— Я спасла человека, ясно? — довольно грубо прорычала я, когда до меня наконец дошло, в чём же было дело, и Эйвери от моих слов как-то вздрогнул и потерял уверенность, а во мне наоборот она росла, как и гнев. — Я — человек, и я спасла другого человека от смерти. Он и так потерял много крови, и если бы я просто стояла и смотрела, как все вы, то через полчаса он покрылся бы трупными пятнами… если бы в его теле ещё осталась кровь. И не смейте вмешивать меня в ваши ребяческие межфакультетские разборки… я не только умею залечивать переломы, но и могу сделать так, что вы поскользнётесь на ровном месте, причём так неудачно, что ваша рука или нога никогда не заживёт… всем всё ясно?

Я зло обвела взглядом каждого из нашей небольшой компании, и по глазам было видно, что мои слова возымели нужный эффект. В глазах богатеньких мальчишек был страх, причём весьма обоснованный, и мне он даже нравился. Больше я никогда не позволю мужчинам влиять на моё собственное мнение. Никогда. А они к тому же были ещё детьми, пластичным материалом, из которого можно было лепить что хочешь… за исключением одного.

Последним человеком, к которому я повернулась, был Том. И в его чёрных бездонных глазах страха не было, впрочем, как и той ледяной брезгливости, с которой он смотрел на всех остальных.

— Квиддич — это всего лишь игра, а ты поступила так, как посчитала нужным… Не думаю, что Маклагген после такого вообще когда-нибудь ещё сядет на метлу, но я всё равно рад, что он жив, — тихо, но вкрадчиво начал говорить Том, и все вокруг мигом напряглись, вылавливая каждое слово. — Профессор Диппет хочет поговорить с тобой завтра после Прорицаний, у вас как раз большой перерыв перед Заклинаниями. И нет необходимости никому угрожать, Валери, мы все здесь заодно и работаем вместе…

Глава 12. Вопросы и ответы

* * *

Какое-то время я ещё постояла у стекла в аквариуме, решив, что выйти из приватной комнаты сразу после Тома будет немного подозрительно, хотя кто в здравом уме подумает, что мы занимались какими-то непристойностями?

Гостиная после моего эпичного рассказа ещё какое-то время гудела и постепенно затихла, но Антоха по-прежнему сидел на диванчике и что-то тихо обсуждал с Роди, который пересел на моё место. И я, засмотревшись на них, вдруг кое-что вспомнила.

— Так, Пикассо хренов, показывай! — Мальчики мгновенно замолчали и удивлённо уставились на меня, а я плюхнулась к ним и выразительно посмотрела на Роди. — Ты же не думал, что я поверю, что в твоей папке был всего один мой портрет?..

Он сразу же залился краской, впрочем, как и в любой щекотливой ситуации, но я продолжала испытывающе смотреть на него, и в конце концов Роди тяжело вздохнул и нехотя встал с дивана.

— Ладно… только она в спальне… сейчас принесу…

Антоха заинтересованно повернулся ко мне, едва Роди скрылся в темноте коридора, ведущего в спальню для мальчиков, но я лишь демонстративно закатила глаза и поудобнее уселась на освободившееся место на диване. И хотя Роди неприлично долго копался с рисунками, хотя я не сомневалась, что они лежат совсем рядом, пусть и в тайнике, но он наконец вышел из тени, весь красный, как свёкла, и мы с Антонином жадно уставились на чёрную кожаную папку в его руках.

— Наконец-то! — первым выкрикнул Антоха, выхватив папку из рук Роди, который даже не сопротивлялся, и мы вместе принялись копаться в поисках чего-нибудь интересного. И оно не заставило себя долго ждать. — Ничего себе! Да тут ты одна и есть, Вэл!

— Божечки-кошечки… — выдохнула я, ведь какой листок мы бы ни взяли, везде действительно была я.

Вот я понурая сижу в Большом зале и ковыряюсь вилкой в нетронутой еде. А вот я сосредоточенно читаю учебник по Заклинаниям, чтобы повторить то, что только что показал мне Роди. Здесь восторженно смотрю на рыб в аквариуме… а здесь сижу на трибуне и считаю коэффициенты, и я даже понятия не имела, что за мной в этот момент следили!

— Когда… когда ты хоть всё это успел?.. — с трудом прохрипела я, переворачивая один плотный лист за другим, и Роди, наконец смирившись с неизбежным, чуть пришёл в себя и подсел к нам с Антохой на диван.

— Я… да вечером, перед сном… или на Истории магии, всё равно мне спать не очень хочется, а делать особо нечего… О, вот с этим рисунком я очень долго возился…

Я как раз всмотрелась в листок, где вальяжно лежу на диване с книгой в руках в самом начале года и апатично смотрю на воду за окном. И выглядело это всё настолько реалистично, что я не могла поверить своим глазам. А Роди, усмехнувшись, аккуратно ткнул пальцем в мою голову и протянул:

— Мне очень трудно было нарисовать твой взгляд в этот момент… Вот, тут ещё несколько набросков, но они не получились сразу…

Он выудил со дна папки ещё несколько листочков с похожим сюжетом, но они действительно выглядели как-то… криво, в отличие от финальной версии, и я с трудом подняла глаза на Роди, и тот смущённо выдохнул:

— У тебя на самом деле тяжёлый взгляд, Валери. Я это сразу заметил, ещё в первый день, а потом… потом… не решался подойти и познакомиться, а ты часто лежала на этом диване и читала, и я… как-то случайно вышло, что я начал тебя рисовать… я сидел вон там, но ты вряд ли меня видела…

— А со взглядом-то что не так? — непонимающе выдавила я, и Роди снова покрылся краской.

— Нет-нет, всё так, просто… просто… ты выглядишь такой хрупкой… девочкой… как и все остальные девчонки на младших курсах, но… когда ты откладывала книгу… и смотрела в окно, задумавшись о чём-то своём… я вдруг увидел в тебе не девочку, а… сгорбившегося старика…

— Ха! — гоготнул Антоха, но я быстро пихнула его локтем и невозмутимо кивнула Роди, показывая, что я внимательно его слушаю. И он опустил взгляд на набросок и смущённо прошептал:

— Обычно у меня хорошо получались портреты, а ты… не получилась с первого раза… и даже со второго, и я… я долго копался, в чём же дело, не один раз сидел в углу и следил за тобой… пока не понял, в чём же дело. Ты… как будто внутри ты намного… старше, чем снаружи… я понимаю, это бред, и я не хочу тебя обидеть, Валери, нет! Но только после этого мне удалось сделать этот портрет…

— Можно, я заберу его себе? — тихо попросила я, крепко сжав плотный лист, и Роди удивлённо выпучил на меня глаза. — Мне он очень нравится. Пожалуйста… у тебя же их вон сколько!

Рисунков со мной на самом деле был вагон, но именно тот, что я держала в руках, запал мне в душу. На нём действительно было не просто изображение. Смотря на меня, можно было почувствовать ту неприятно тянущую тягучую печаль, которую я пыталась в начале сентября смыть чтением книг, но видимо, безуспешно. И то, что Роди удалось передать это на бумаге, было равносильно чуду.

Не сразу, но хозяин набросков неуверенно кивнул, разрешая забрать портрет, и я аккуратно сложила его и убрала в учебник по Зельям в сумку. А затем вдруг задумчиво нахмурилась, вспомнив, в чьих руках был ещё один набросок.

— Интересно, а что стало с тем рисунком, где мы… ну… помнишь?

Я повернулась к Антохе, и он оторвался от шелеста бумаги и поднял на меня глаза, по которым можно было догадаться, что меня так и не смогли понять. Но спустя всего секунду в них промелькнуло озарение, и мы вдвоём задумчиво повернулись к Роди, который сидел и с тревогой смотрел то на меня, то на Антонина.

— Да хрен его знает, куда Том его дел! Роди, ты не видел в вашей спальне?..

Догадавшись, о чём шла речь, он медленно помотал головой, а я ещё сильнее скривилась.

— Надеюсь, выкинул. Не хочу, чтобы у этого извращенца было моё изображение! — Мальчики хором громко рассмеялись, а я тем временем строго ткнула пальцем в Роди. — А ты больше не смей рисовать меня без моего ведома. Особенно в тех ситуациях, в которых меня могут потенциально наказать!

Глава 13. Рука помощи

* * *

В понедельник с утра начались девятые сутки послеоперационного периода Маклаггена-младшего, и я решила, что с учётом хорошо зажившей раны и сросшихся костей, пора ему уже вставать на ноги и уматывать из Больничного крыла. Всё-таки я ради него одного вот уже неделю вставала ни свет ни заря, а эта неблагодарная тварь только шипит в ответ!

Примерно в одно время со мной с утра пораньше в лазарет пришёл Дамблдор в компании Маклаггена-старшего и неизвестной мне пожилой строгой женщины в ярко-лимонной форме с эмблемой на груди — перекрещённой костью и палочкой. Кивнув помощнику министра, я задумчиво уставилась на эмблему, пытаясь понять, какая именно кость была изображена на странной униформе, и Дамблдор, чтобы привлечь моё внимание, негромко кашлянул.

— Валери, доброе утро! Ты как раз вовремя. Накануне Попечительский совет всё же смог уговорить целительницу Уиллис из отдела Недугов от заклятий поработать два года в Хогвартсе и непосредственно обучить мисс Вертебралис необходимым навыкам работы с детьми… Маргарет, это та девочка, о которой вам все рассказывали, мисс Валери Кларк.

Целитель Уиллис оценивающе скользнула по мне холодными глазами и чуть приподняла один угол рта, а я тем временем прошлась по её седым, но не полностью, волосам, собранным в тугой пучок на макушке, и идеально выглаженной и накрахмаленной форме, и отметила, что передо мной был явно опытный человек, который вряд ли собирался терпеть конкурентов. Правда, заводить себе ещё больных я точно не собиралась, а того, что был, уже давно надо пора отпустить к чёртовой матери, так что и конкуренции быть не должно. И с этими мыслями я решительно подошла к единственной занятой кровати, у изголовья которой неуверенно стояла Харриет Вертебралис, и резко откинула тёплое шерстяное одеяло с ног уже проснувшегося мальчишки.

— Эй, помягче!

— Профессор Дамблдор, думаю, уже можно разломать гипс, — проигнорировав возмущения, протянула я, и преподаватель Трансфигурации тихо подошёл ко мне сзади и изящно взмахнул палочкой. И гипсовая повязка сама по себе развалилась на крупные куски, и на свет выглянула бледная конечность в чешуйках отмершей кожи, жёлто-коричневых застарелых кровоподтёках и с грубым шрамом вдоль большеберцовой кости, где рана с трудом заживала вторичным натяжением.

Вздохнув, я уверенно потянулась к ноге, чтобы хорошенько пощупать, а за мной следило не меньше четырёх пар глаз, причём одна из них, принадлежавшая целительнице, следила особенно рьяно. Но только я прикоснулась холодными руками к шершавой коже, как Эверетт Маклагген хмыкнул:

— А как же вопрос про моё самочувствие?

— Есть какие-то жалобы? — ответно усмехнулась я, всё-таки взяв в руки ногу, и мальчишка неприязненно поджал губы, а я подумала про себя, что, даже если бы они были, то это всё равно ничего не изменило бы. — Оно и видно. Не больно, когда я сгибаю ногу?

— Немного, — ещё сильнее скривился он, на что я вздохнула:

— Привыкнешь. А так?

Я аккуратно сгибала и разгибала ногу в коленном суставе, после в голеностопном, прошлась по стопе, а затем, удовлетворённая состоянием ноги, опёрлась ладонью на второе голое колено, и Эверетт вдруг прокричал:

— Ай, холодно!

Вскинув брови, я удивлённо уставилась на него, ведь я вот только что этими самыми холодными руками вдоль и поперёк облапала его правую ногу, и он ни слова не сказал, а тут вдруг… а тут вдруг мои мозги наконец прогрелись и начали работать, и я задумчиво присмотрелась к повреждённой конечности, а все остальные так же задумчиво уставились на меня.

— А у кого-нибудь есть зубочистка? — тихо протянула я, ни к кому конкретно не обращаясь, и профессор Дамблдор первым протянул мне желаемое, находясь ближе всех. И я, поудобнее обхватив тоненькое древко, принялась поочерёдно колоть обе ноги Маклаггена, специально выбирая симметричные зоны, и при прикосновении к левой ноге мальчишка нервно вздрагивал, чего не было с правой ногой. — Понятно…

— Мисс Кларк? — учтиво проговорил Тиберий Маклагген, в голосе которого, однако, чувствовалась немалая тревога, и я отдала зубочистку Дамблдору и снова вздохнула.

— Когда кости сломались, они разорвали не только крупные сосуды, но и нервы… Сосуды-то мы с профессором Дамблдором соединили, кости сопоставили, но найти нервы в куске мяса без микроскопа и специальной подготовки невозможно, особенно подкожные, они очень тонкие… Поэтому неудивительно, что отсутствует болевая и температурная чувствительность.

Целитель Уиллис настороженно прищурилась, а я тем временем задумчиво скомандовала:

— Эверетт, ты можешь сам пошевелить ногой?

Тот неприязненно покосился в мою сторону, ведь я только что тыкала в него зубочисткой, но всё же выполнил просьбу и сначала подвигал пальцами, затем покрутил лодыжкой, а под конец самостоятельно согнул ногу в коленном суставе. И я, облегчённо кивнув, указала глазами на пол.

— А теперь попробуй встать, только аккуратно!

Мальчишка со страхом посмотрел на меня, затем на отца, а после окончательно скинул одеяло и очень осторожно сел… было видно, что правая нога очень неохотно его слушалась, но лежать в постели без движения было наихудшей тактикой, особенно когда не было показаний к покою. А их уже не было. И Эверетт, ещё немного посидев, с опаской уставился на пол и крайне осторожно встал обеими ногами.

— Пройдись, — тихо скомандовала я, когда мой пациент с трудом обрёл уверенность в вертикальном положении, и он вымученно закатил глаза и сделал два шага в сторону отца, но в конце пошатнулся, и мы с целителем Уиллис одновременно подхватили мальчишку под руки.

— Мисс Кларк, что скажете? — уже с явной тревогой спросил Тиберий Маклагген, когда мы уложили Эверетта обратно в кровать, и я растерянно поджала губы.

— Ну… видимо, крупные нервы, которые отвечали за иннервацию мышц и суставов, мы всё-таки восстановили вместе с сосудами, поэтому ходить ваш сын будет… насчёт бегать не знаю, про квиддич тоже ничего говорить не буду. Чувствительность вряд ли вернётся, возможно, некоторые мышцы со временем подвергнутся атрофии, если ногой не заниматься…

Глава 14. Третий лишний

* * *

Я до конца не верила в эту затею, но после Трансфигурации и обеда у меня на руках действительно было разрешение на создание нового школьного кружка по пошиву кукол и одежды для них, подписанное лично Стоукс и Диппетом, судя по именам под документом. Причём Дамблдор, вручая мне пергамент, даже не попросил ничего взамен, лишь тепло улыбнулся и пожелал удачи. И то ли я вконец разочаровалась в людях, раз везде, даже в чём-то хорошем, видела скрытый наёб, то ли он действительно был, а я всё никак не могла понять, где именно. И также я никак не могла понять, что же делать с чёртовой бумажкой в своих руках, потому как мне ни кружок, ни куклы нахрен не сдались, и затеяла я всё это исключительно чтобы позлить Ирму Уизли, только вот шутка как-то незаметно вышла из-под контроля.

А ещё во время того же самого обеда я совершенно случайно подслушала, как красавчики-старшекурсники с Когтеврана обсуждали грядущую тренировку по квиддичу, которая, судя по всему, должна была состояться как раз тогда, когда у меня должна была быть Нумерология. У Антохи следующей парой должен был быть какой-то другой предмет по выбору, поэтому был идеальный шанс чуть-чуть продвинуться в своём расследовании, а заодно ничего никому не выдать. И я, вполне правдоподобно изобразив боли в животе после сытного обеда, вместо класса в северной башне направилась в Больничное крыло, только… чутка заблудилась по дороге и совершенно неожиданно оказалась рядом с полем для квиддича, аккурат у мужской раздевалки, в которую всё никак не решалась зайти. В конце концов, как вообще объяснить своё присутствие здесь во время занятий и мой… не вполне здоровый интерес к покушению на Маклаггена? И как вообще подойти к этой скользкой теме?..

Идей в голову так и не пришло, а когда игроки в синих мантиях вышли на поле и взмыли в пасмурное небо, я пробралась под трибуны на своё привычное место и принялась следить, когда все пойдут обратно… может, удастся изобразить «случайную» встречу? Да только с кем, если я никого толком не знаю, не включая того самого Маклаггена, которому путь на поле теперь заказан? И зачем я вообще в это всё ввязалась? Может, взять и бросить? Меньше знаешь — крепче спишь? В конце концов, благодаря Тому я смогла разжиться деньгами, да и не так уж и сильно он меня достаёт, можно привыкнуть и не обращать внимания…

И вот когда я почти смирилась с поражением и поплелась с понурой головой обратно в школу, чтобы успеть в гостиную и не вызвать подозрений, как чуть нос к носу не столкнулась с капитаном команды Когтеврана, Дугом Макмилланом, шестикурсником, в компании ещё одного игрока и вездесущей, я бы даже сказала «вездесучей» старосты Слизерина, и я от слова «совсем» никак не ожидала встретиться с подобной компанией, а те — со мной, особенно в такой момент, когда они с сосредоточенными лицами что-то обсуждали.

Первым пришёл в себя Том и, изогнув левую бровь, сверху вниз холодно на меня посмотрел, и я быстро пришла в себя и, не дрогнув ни одним мускулом, выпалила:

— Вот ты где… профессор Слизнорт просил передать, что ищет тебя.

У меня сердце заколотилось в груди от абсолютно наглой лжи, но наш декан вполне мог искать этого засранца, так что меня могли и не спалить… хотя компания собралась действительно странная, и минимум двух человек с одного и того же факультета здесь быть не должно было. Но они были, и за этим определённо следовали некоторые выводы…

— Вот как? — усмехнулся Том, пока Макмиллан и его товарищ напряжённо вглядывались в моё лицо, будто бы боялись, что я могла услышать что-то, что мне слышать совершенно не было нужно. — Спасибо, я и сам собирался с ним поговорить, так что будет повод заглянуть перед ужином. Это всё?

Мне было непередаваемо тошно от мысли, что я выглядела как девочка на побегушках у этого засранца, но в текущий момент это было неплохо, ведь кое-кто прекрасно знал моё расписание и мог прижать к стенке в случае чего. Поэтому я максимально правдоподобно изобразила смирение и кивнула, будто бы только за этим сюда и пришла, а затем развернулась на каблуках и собралась уже бежать подальше, как вдруг за спиной раздалось тихое:

— Валери.

Мне пришлось развернуться обратно, а Макмиллан выразительно посмотрел на Тома, кивнул и скрылся в раздевалке, стараясь игнорировать такое незначительное обстоятельство, как я. А мне не оставалось ничего иного, как терпеливо ждать, что ещё задумал этот чёртов маэстро драмы.

Том же продолжал с усмешкой смотреть на меня, будто бы пытаясь одной силой мысли вывести меня на чистую воду, и, судя по взгляду, у него даже почти вышло это сделать. Чёрт возьми, я слишком честный человек для таких афер, у меня же точно всё на лице написано! Но вместо упрёков или обвинений он вдруг посмотрел куда-то за моё плечо, чуть заметнее усмехнулся, а затем снова перевёл на меня взгляд и по-деловому скрестил руки на груди.

— Надеюсь, ты свободна сегодня вечером?

Абсолютно не ожидая подобного, я вытаращила глаза, на что получила наигранное удивление в ответ и немой вопрос, суть которого дошла до меня только через некоторое время. И я несколько облегчённо выдохнула и недовольно буркнула:

— Вообще-то, мы с Роди договорились посидеть в библиотеке после ужина… я и так перенесла одно наше занятие во вторник ради посиделок в подземелье с тобой. И мне даже пришлось ради этого врать!

— Ну так придумай ещё одну гениальную ложь, что тебе стоит? — безразлично протянул он, а затем снова посмотрел за моё плечо, и прежде, чем я успела обернуться, ядовито добавил: — А может, и придумывать ничего не придётся… Родольфус, я договорился с Дугласом, что остаток вечера стадион в вашем распоряжении. Приятного разговора!

Напоследок он широко улыбнулся и наконец скрылся с горизонта, а вот у меня по спине прошлась волна холода, ведь я быстро сообразила, кто же стоял за моей спиной. И видимо, услышал то, что совсем не нужно было ему слышать…

С трудом, но я нашла в себе силы, чтобы развернуться и посмотреть в полные укоризны серые глаза Роди, а тот ещё больше нахмурился, так искренне, будто бы щенок, у которого отобрали кость, и тихо сказал: