Так себе идея

▶️ Трек 1 — «Звезда по имени Солнце», Кино

Палома Оклахома

«Так себе идея»

Аннотация: Привычный мир погрузился во мрак, оставив в руках Тайны лишь старенький айпод и список забытых детских желаний. Но Слава не боится темноты — он знает: именно в ней рождаются настоящие звезды.

#подростковая_проза #взросление #первая_любовь #много_музыки #дорожное_приключение

▶️ Трек 01 — «Звезда по имени Солнце», Кино

Кафетерий гимназии «Тихая гавань» встречает меня звоном посуды и шумной болтовней. Отсюда веет выпечкой, кофе и неуемной жаждой жизни. Раньше я обожала сюда заглядывать: кафе просторное, светлое, с огромными окнами и видом на футбольное поле. Тут всегда можно было встретить приветливые лица и провести время с пользой. Теперь же обед здесь — для меня пытка. Нет, пространство не изменилось, просто я стала другой.

Спасибо родителям, что не поскупились на хорошее образование для меня и брата с сестрой: выбрали школу, где учатся внуки послов, дети юристов и отпрыски театральных деятелей. Но сейчас я бы все отдала, чтобы оказаться в обычной питерской школе — той, где подростки предоставлены сами себе, где у педагогов нет ни зарплаты, ни мотивации, где переполнены классы и никто не помнит, как тебя зовут.

В «Тихой гавани» все продумано: дневник саморефлексии, шкала эмоций, еженедельные встречи с куратором. Любое отклонение фиксируется, и вот уже психолог с классной разрывают тебя на части, причиняют «добро». Да и «осознанные» одноклассники не отстают: спешат проявить эмпатию. Ненавижу. Уверена, в районной школе в Купчино никто бы и не заметил, как мое тело мирно разлагается на задней парте.

Протискиваюсь к буфету, прижимаю поднос к груди подобно щиту. Беру маффин с черникой и зеленое яблоко — ланч для той, кто навсегда лишилась аппетита. Возвращаюсь в поток: люди, запахи, шум голосов — звуковой фон, который помогает не слышать собственные мысли.

По моему лицу скользят сочувственные взгляды, вслед летят тихие слова поддержки. Ощущаю себя музейным экспонатом, осталось только повесить на шею табличку «Не трогать».

Свободных столиков, как всегда, нет, и я сканирую пространство в поисках наименее назойливого соседа. С недавних пор я — аутсайдер, но в нашей школе это не страшно. Тут никто не шепчется за спиной и не сверлит злобными взглядами, одноклассники смотрят на меня с пониманием: кто-то кивает и приветствует жестом, кто-то убирает рюкзак со стула и предлагает присесть. Все неустанно меня жалеют, и от этого накрывает еще сильнее.

Девочка из астрономического кружка чуть поднимает руку.

— Хочешь сегодня к нам?

Я мягко качаю головой. Не хочу. Не могу. Все это словно вырезанная сцена из прошлой жизни. У меня нет ресурса вести приветливые диалоги, слушать беспечную болтовню и притворяться милой.

С тех пор как умерла мама, моя жизнь тоже закончилась. Я стала призраком, вот только никак не добьюсь того, чтобы люди взаправду перестали меня замечать.

Направляюсь к подоконнику у дальней стены — широкому, с видом на тренирующихся спортсменов. Там, в углу, всегда тихо и можно притвориться, что меня не существует.

Почти добираюсь до цели, когда голову пронзает острая боль. Гриф от гитары врезается мне в лоб, в глазах сверкают даже не звездочки — фейерверки! Но на этом истязания не заканчиваются: следующий удар приходится в плечо, и я роняю на пол яблоко.

— …и потом использовать это как основной риф! — слышу над ухом голос, полный энтузиазма. Парень, который чуть не выбил из меня душу, — это Слава Шумка.

— Ай, черт… — бормочу сквозь зубы.

Он не оборачивается, не извиняется, а просто продолжает рассказывать друзьям из группы про биты, мелодии и свои уникальные наработки. Вытягивает руку назад и… треплет меня по голове, как несчастную дворнягу.

Я застываю. Внутри все кипит. Я не собака. И уж точно не массовка в его клипе! А он все говорит, говорит и говорит:

— Осталось навалить побольше баса, и у нас готов еще один сэмпл к программе фестиваля! Это будет космос, ребят!

Смотрю на него снизу вверх и потираю растущую шишку. Мой взгляд мог бы прожечь его куртку, но Слава впритык не замечает угрозу, да и вообще не ведает, что творит. Он по уши влюблен — в свою музыку.

⏩ Трек 2 — «День рождения», Чай вдвоем

Я давно не сплю, но и глаза открывать не желаю. Накрываю лицо подушкой и сжимаю веки изо всех сил, будто это поможет отменить наступление сегодняшнего дня. Вот бы вырезать его из матрицы: никому не нужный праздник, унылое семейное сборище и… завещание. Последнее прощание с мамой.

С кухни доносится пение сестры. Она возится, гремит посудой, хлопает шкафчиками. В мою спальню просачивается запах: горячее тесто, фрукты, шоколад. Сестра готовит блинчики. Я знаю, что это не просто завтрак. Она пытается сохранить увядающую традицию: мама всегда пекла блины на наши дни рождения. Высокая стопка пышных, горячих панкейков, усыпанных ягодами и залитых шоколадной пастой. Она называла это сахарной бомбой. Сладкий заряд для грядущего дня.

Мило, что Забава старается поддерживать традиции. Возможно, ей это даже нужнее, чем мне.

Тайна, Забава и Талант. В обычной школе с такими именами мы бы не протянули и недели. Наша троица скорее напоминала бы героев странной постановки в детском психоневрологическом диспансере. Но мама выбрала себе мужа из рода Рождественских. Фамилия сама по себе звучит как праздник и вызывает в голове непрошенные ассоциации: декабрь, звон колокольчиков, запах корицы и теплый свет гирлянд. Но главное — она волшебным образом подходит к любому имени. Родители не стали сдерживать фантазию, и понеслось…

Кстати, брат и сестра действительно родились в начале января, что окончательно укладывало концепцию нашей семьи во все праздничные каноны. А затем появилась я и все испортила. Пришла в этот мир четырнадцатого февраля, как прошлогодняя валентинка, случайно залетевшая в украшенный снежинками почтовый ящик.

Мне нравится, что наши имена хранят в себе силу, смысл и родовые корни. Если сравнивать с крутыми одноклассниками, то мы вообще скромняжки: уроки со мной посещают Эрик Карпов, Теодор Костин, Марселина Шеттлер и Агата Кристи. Без шуток! На их фоне я — почти тургеневская девушка.

— Тай! — Дверь распахивается, и я прячусь под одеяло с головой. — Вставай! Твой день пришел! Не верится, что ты уже такая взрослая. Целых семнадцать!

Забава что-то ставит на тумбочку, валится на кровать и начинает щекотать меня под ребрами. Ее энергия брызжет, как сок из спелых апельсинов. Она никогда не унывает и очень этим раздражает.

— Эй, личные границы! Не слышала? — бурчу я и с силой ее отпихиваю.

— С днем рождения, Тайна. — Она лезет целоваться и подает мне маффин со свечкой. — Загадывай.

— Хочу, чтобы мама вернулась, — выдыхаю я и, кажется, даже не воздухом, а чистым недовольством задуваю пламя.

Забава улыбается, но я вижу, как тускнеют ее глаза. Ну а о чем она думала? У меня только одно желание: чтобы все было как прежде.

Сестра берет меня за рукав и тянет в столовую.

— У нас сегодня большой день! Я договорилась со школой и отпросила тебя по семейным обстоятельствам. Сначала нотариус, а потом праздник!

— Папа приедет? — без особой надежды спрашиваю я.

— Ох, он… — Забава заминается.

— Все ясно. Можешь не продолжать. Не очень-то и хотелось.

Офис находится в сердце Петербурга. За фасадом старого доходного дома, украшенного лепниной и витражами, скрывается современное пространство: минималистичный дизайн, стеклянные переговорные, открытые зоны с причудливой мебелью, капсулы для звонков, нейтральные цвета и расставленные по фэншую тропические растения.

Все бы ничего, но по углам пластиковые букеты, гирлянды с сердечками и красные ленты с надписями «Счастливого дня влюбленных». Валентиново безумие. Девушка на ресепшен обнимает плюшевого мишку размером с кресло, кто-то расписывается в получении букета. Четырнадцатое февраля. Мой день рождения скрещен с самым коммерческим праздником на свете. День Святого Валентина придумали маркетологи, чтобы увеличить продажи в своих конторах. Отвратительно и гениально.

Идем в приемную, я сцепляю кисти в замок, волнуюсь. Талант уже внутри, в компании своей супруги Оксаны. Оба одеты с иголочки. Мой старший брат — настоящий лондонский денди: у него европейское образование, великолепные манеры, но он как-то умудрился сохранить юношеские искорки в глазах. Он игриво приветствует меня, треплет за пучок. От него веет теплом. Чего не скажешь об Оксане: волосы собраны в аккуратную прическу, наряд под стать всем в этом офисе — мрачный серый костюм и брендовые туфли на невысоком каблуке. Лицо излучает сдержанность, строгость и уверенность в себе. Рядом с Забавой, которая искрит позитивом, Оксана кажется человеком, у которого в ежедневнике расписано даже время на улыбки: раз в год, на Новый год.

Я ерзаю на кожаном диванчике в холле, будто он обтянут наждачкой.

— Прошу. — Молодой юрист лет двадцати с небольшим открывает дверь в кабинет. Я удивленно вскидываю брови: вчерашний выпускник. Костюм сидит на нем небрежно, напрашиваются мысли, что он стащил его из гардероба отца. Галстук не затянут и перекошен.

И этот «специалист» будет вести дело всей жизни моей мамы?

— Мирон Правдин. Я доверенное лицо вашей матери. — Он открывает кожаную папку, а я брезгливо фыркаю и скрещиваю руки на груди.

⏪ Трек 3 — «Пусть всегда будет мама, пусть всегда буду я», сборник детских песен

Нахожу спасение в женском туалете на втором этаже. Умывальники выстроились вдоль стены, зеркало с подсветкой отражает мое перекошенное лицо: глаза покраснели от слез, щеки горят, словно я только что пробежала марафон. Сажусь прямо на крышку унитаза и утыкаюсь лицом в ладони. Здесь никто не будет смотреть на меня с пониманием. Или хуже — с жалостью.

Внутренний ураган выплескивается наружу потоком гневных высказываний и нескончаемыми слезами. Злость, чувство предательства. И пустота.

Дверь тихо приоткрывается.

— Тай, ты тут?

Забава. Конечно. Кто же еще побежит за мной по офисным коридорам, не обращая внимания на косые взгляды хмурых адвокатов?

Я не отвечаю. Только шмыгаю носом, подавая сестре своеобразный сигнал СОС.

— Я принесла воду… и салфетки. — Она открывает дверь и аккуратно присаживается на корточки напротив. — Тайна, пожалуйста, дай представителю власти довести процедуру до конца. Это его работа. Мирон обязан выполнить то, о чем попросила мама.

Я прижимаюсь лбом к коленям и фыркаю. Слышу учтивый кашель, за которым раздается голос:

— Простите… Я, эм…

Опять этот никчемный клерк, я уже ни с чем не перепутаю неуверенные нотки его голоса.

— Господи, — шиплю на него. — В каком университете вас учили подписывать документы в туалете?

— Я знаю, как близки вы были со своей матерью, Тайна. Она приготовила для вас нечто иное. Мне просто… осталось отдать вам конверт.

— Показывайте! — воплю я.

— На видео вы найдете все инструкции. — Мирон протягивает мне небольшой крафтовый пакет.

— Что это? — Забава наклоняется ближе.

— Не знаю, — шепчу я и медленно вытаскиваю содержимое. Айпод. Таких уже лет сто не производят. Еще есть потрепанный лист бумаги, сложенный вдвое. Края обветшали, чернила чуть выцвели. Узнаю мамин почерк с первого взгляда.

— Это список желаний, — с трудом бормочу. — Наш с мамой. Когда-то, лет в девять, я болтала все, что в голову взбредет, а она записывала.

Забава проводит пальцем по строкам, будто прикасается к реликвии.

— «Вдарить по тарелкам при зрителях», — читает она и хохочет, — «быть милой папиной дочкой», «отправиться в путь с картой сокровищ», «заснуть под звездами», «побывать в двух местах одновременно», «попасть в бурю аплодисментов», «потанцевать на выпускном с самым крутым парнем».

Я поджимаю губы. Этот наивный список рождает слишком тяжелые воспоминания. Забава смотрит на меня с умилением и открывает рот, чтобы заговорить, но я перебиваю:

— Пусть всегда будет небо, пусть всегда будет мама, пусть всегда буду я, — продолжаю за нее и взрываюсь. — Это бред сумасшедшего! Детский лепет! Бесполезный мусор!

Я с яростью комкаю памятный лист и швыряю в корзину. Мирон вздрагивает и в ужасе прижимает руки к щекам. Он ведет себя так, будто я уничтожила бесценный артефакт! Ну что за олух.

— Ребенок замечает то, чего не видят взрослые, — тихо говорит он. — Детские желания — это не пустые фантазии. В них проявляется подлинное.

Тоже мне философ.

— А ваша мама… Она умела слышать сердцем.

Забава поворачивается к нему, в ее взгляде что-то меняется. Она завороженно и с теплотой смотрит на этого клоуна в нелепом галстуке. На секунду в уборной повисает пауза.

— А вам я предлагаю послушать ушами: это женский туалет! Ступайте прочь, господин Правдин.

— Тайна, когда придет время, свяжитесь со мной. У Забавы есть визитка. — Он делает учтивый поклон и уходит прочь, а сестра зачарованно глядит юноше вслед.

Мы возвращаемся домой в полной тишине. В машине играет радио, но никто его не слушает. У Забавы слезятся глаза от аллергии или, может, от воспоминаний. Талант осторожно ведет автомобиль и распинается о том, что заказал столик в лучшем ресторане.

— Мама хотела бы, чтобы мы вот так проводили праздники! Вместе.

Я смотрю на экран престарелого айпода. Он уже даже не включается.

— Отвези меня домой, — прошу брата.

— Тайна! Ты с ума сошла? Это твой день рождения!

— Вот именно, что мой, и я прошу только одного: закиньте меня домой и оставьте в покое.

К вечеру квартира наполняется запахом еды, тихой музыкой и неловкими диалогами. Брат с сестрой прислушались к моему желанию и доставили домой, но не оставили в покое. Зовут за стол.

— Я хочу побыть одна! Ну что тут непонятного?

Забава пытается меня растормошить, Талант — рассмешить. Оксана ведет себя мудро: она единственная, кто позволяет мне побыть невидимкой. Как же я ей благодарна. Но лучше всех выступил папа: вообще не приехал. Мой идол.

Все, что мне нужно, — просто исчезнуть. Хотя бы на сегодня.

⏸️ Трек 4 — «We Are The Champions», Queen

Я опоздала к началу, но, кажется, поспела на финальные титры. Стою у стены и сжимаю бутылку минералки так крепко, словно это спасательный круг. Руки липкие, плечи дрожат, грудь учащенно вздымается. Не за этими переживаниями я сюда пришла!

Сцена передо мной — закрытая площадка фестиваля, куда пускают только по бейджам. Бэкстейдж кишит продюсерами, представителями лейблов, звукоинженерами и прочими деятелями искусства. На танцполе клуба сотни подростков: коллективы из разных городов, бойз-бэнды в блестящих куртках, артисты, танцоры, сольные исполнители. На лицах участников яркий грим, на шеях светящиеся фосфорные ожерелья, в глазах страсть к музыке. Отборочный тур фестиваля «опЭра» — это один из редких шансов выстрелить без связей. Это квантовый скачок из школьного зала в мир глянца и шоу-бизнеса.

Амфитеатр переполнен любопытными лицами, свет софитов бьет по глазам. Щурюсь, сканирую сцену и вижу, как Егор с Ваней бурно жестикулируют. На повышенных тонах они что-то обсуждают с фронтменом. Слава, ссутулившись, больше слушает, чем отвечает. Он напряжен, как сжатая пружина. Марфа без передышки снимает архив для блога: документирует каждую реплику, записывает каждое движение. Через минуту разгоряченных споров Егор разворачивается и уходит за кулисы. Ваня отправляется следом. Последней, бросив прощальный взгляд на Славу, уходит Марфа. Ее плечи гордо расправлены, будто она звезда, начинающая сольную карьеру. Да что, черт возьми, у них там произошло? Как они могли оставить Шумку одного на сцене, за минуту до судьбоносного выступления?

Танцпартер закипает от напряжения и недовольства. Парень в майке с черепами орет протяжное «бу-у-у» и швыряет на сцену пластиковый стаканчик. За ним повторяют и другие умники: один сосуд попадает в колонку, следующий шлепается прямо у ног Славы.

— Вячеслав, вы тратите эфирное время и отбиваете у зрителей интерес к фестивалю, — шипит раздраженный голос ведущего из колонок. — Уверен, вы лучше меня знаете правила конкурса: неявка состава — дисквалификация. Группа — это минимум два человека.

Вокалист не двигается. Стоит один в свете прожекторов, в самой середине сцены, там, где обычно он чувствует себя как рыба в воде. От Славы всегда можно было услышать: «Хороший музыкант — это не тот, кто уважает сцену. А тот, кто делает ее своим домом». Сейчас у меня такое ощущение, будто его вышвырнули из родной обители.

Кто-то из соседей начинает снимать на телефон и вызывающе улюлюкать. Мне становится мерзко. Я чувствую, как тревога подступает к горлу. Ни за что на свете я не хотела бы оказаться на месте Шумки. Слава не первый раз в центре внимания, но я никогда не видела его в таком смятении.

Сегодня я ожидала многого: форс-мажоров, провокаций, технических сбоев. Все эти обстоятельства — верные спутники любого крупного мероприятия. Но к такому финалу жизнь меня не готовила. Своими глазами лицезреть бесславный распад «Бесов из леса» точно не входило в мои планы на вечер. Я, вообще-то, явилась сюда, чтобы почерпнуть у этих ребят вдохновения.

— Если верить правилам турнира, — говорит Слава в микрофон, его голос слегка садится, — группа считается дисквалифицированной, только если состав не выйдет на сцену к началу первого куплета.

Он все еще умничает. Не сдается и цитирует регламент. Он прав: запоздалое появление группы может быть частью перформанса. Но, Слав, серьезно? Сейчас у тебя действительно нет ни барабанов, ни бэк-вокала, ни клавиш. Даже поддержки толпы уже не осталось.

— Вячеслав, на что вы надеетесь? Ваша группа покинула зал. — Ведущий, очевидно, устал от удручающего шоу, да и в глубине души искренне жалеет парня.

На табло позади Славы включается обратный отсчет.

30 секунд.

В танцпартере происходит взрыв язвительного улюлюканья. Толпа чувствует: момент провала близок. Кто-то достает телефон, кто-то разгоряченно перешептывается. Им уже наплевать на музыку.

Я ощущаю, что сердце стучит уже где-то в висках. Смешки вокруг нарастают. Для присутствующих эта ситуация — потешное зрелище. Для Славы — потраченный шанс. Но он не опускает взгляд и изучает лица в зале, будто верит, что не все еще кончено.

25 секунд.

Я стою как вкопанная. Глаза скользят по фигуре Славы — одежда помята, кудри растрепаны, кожа блестит. В крепких руках он держит любимую гитару. Шумка далек от идеала: упрямый, иногда чрезмерно импульсивный, мне кажется, он спит в своей кожаной куртке, а еще не знает, как вставлять эмодзи в сообщения. Но на сцене он действительно хорош. То, что сейчас с ним происходит, — несправедливо.

20 секунд.

Смотрю, как он глотает слюну, как напрягается линия челюсти. Он скользит взглядом по залу и вдруг… останавливается на мне. Нет-нет, Слава. Даже не думай.

15 секунд.

Он прыгает со сцены. Ограничительный барьер? Нет, не слышал. Секьюрити? Не беда.

10 секунд.

Он уже рядом. Челка мокрая, дыхание сбивается, как после стометровки.

— Тайна, поможешь мне? — Я смотрю в его красивые серо-голубые глаза, а в памяти всплывает первая строчка из нашего с мамой списка желаний: «Вдарить по тарелкам при зрителях».

▶️ Трек 5 — «Business», Eminem

Прячемся за кулисы, и мне наконец удается свободно вдохнуть. У меня дрожат колени; на секунду я позволяю себе закрыть глаза, чтобы угомонить разбушевавшийся адреналин. Кажется, если я сейчас не дам себе выпустить пар, то меня разорвет от злости.

— Что это, черт возьми, было?! — Я резко разворачиваюсь, хватаю Славу за грудки и срываюсь на него. — Ты в своем уме? Какого лешего ты вытащил меня на сцену?

Он хочет что-то ответить, но вдруг замирает. Его лицо белое как мел, губы плотно сжаты, брови сведены. Он закрывает глаза, втягивает воздух, будто надеется унять приступ. Боже, Слава, нет. Не самое гламурное завершение триумфа.

— Эй, Нотка-красотка! — молниеносно реагирует Федя. — Лови!

Он подхватывает из угла корзину для мусора и дает мне четкий пас. Отступаю на шаг, и ведро аккурат оказывается у меня в руках. Я успеваю выставить его вперед за долю секунды до катастрофы. Слава устало опускается вниз и тихо стонет, а мой гнев снимает как рукой. Ладно, неприятностей с этого парня на сегодня достаточно. Никогда не видела, чтобы он так нервничал.

Федя оказывается рядом внезапно. В руках у него откуда-то взялась резинка для волос, и он с такой заботливой сноровкой начинает собирать кудри Славы в пучок, что мне неожиданно становится тепло. Это не позерство и не постанова ради лайков — просто забота: мимолетная и настоящая. Наверное, так и должна выглядеть работа в слаженной команде.

— Не переживай, братишка, со мной это постоянно случается, — с невозмутимой улыбкой Федя подбадривает нашего фронтмена.

Я отвешиваю Куролесову список быстрых указаний: добыть воду, салфетки и жвачку, и тот послушно исчезает в толпе все с той же непоколебимостью, с которой, судя по всему, и следует по жизни. А я остаюсь присмотреть за нашим поп-идолом. На сцене уже новая группа, из колонок летят тяжелые риффы, бряцают тарелки, кто-то срывает связки в микрофон.

Слава промакивает лицо рукавом и поднимает на меня большие серо-голубые глаза.

— Прости, — виновато шепчет он. — Этого не должно было случиться.

— Ну с кем не бывает, — сменяю я гнев на милость. Стараясь скрыть брезгливость, я принимаюсь утешительно поглаживать его по спине.

— Я не об этом… — Слава колеблется. В лице замирает выражение, которое я не сразу распознаю: в нем переплетается сожаление, тревога и что-то очень личное. Ненадолго повисает пауза, но все же его губы чуть приоткрываются…

— Это вы из группы «Бесы из леса»? — прерывает нас незнакомый голос.

Слава резко поднимается с пола и протягивает мне руку. Я хватаюсь за нее и встаю на ноги следом. Перед нами высокая женщина в деловом костюме. Не нужно читать надпись на ее бейдже, чтобы понять, что это кто-то из верхушки. Она словно прибыла из другого мира — того, где договариваются о турах, подписывают контракты и решают, кто из школьников завтра проснется знаменитым.

За ее спиной уже маячит Федя, сияющий, как новогодняя елка. Он протягивает Славе воду и многозначительно подмигивает мне.

— Вам нужно пройти за мной. В гримерной уже ждет продюсер. Вы в финале — необходимо подписать бумаги, утвердить окончательный состав участников и выбрать день для фотосессии.

Я успеваю бросить взгляд на Шумку, тот смотрит на меня в ответ. Клянусь, я вижу в его глазах испуг. Ну же, рок-звезда! Разве не об этом ты мечтал всю сознательную жизнь? Но в его глазах тлеет та самая недосказанность, с которой начался наш диалог.

— Пожалуйста, не заставляйте организаторов ждать, — поторапливает бизнес-леди.

Мы семеним за ней. Меня накрывает буря эмоций: все происходит слишком быстро! Все стало слишком серьезно! Прямо сейчас мы не просто старшеклассники, спустившиеся со школьной сцены, мы — участники масштабного финала. И это звучит как сон.

Комната, куда нас проводят, больше похожа на переговорную: белые стены, массивный стол, бутылки с водой, стопки бумаг и глянцевые папки с логотипом фестиваля. У сидящего в кожаном кресле мужчины приятное лицо, густые брови и стильный шелковый шарф. Он поднимает на нас взгляд и кивает.

— Ну что, звезды, подпишем бумажки? Сделаем все по-взрослому, чтобы больше никаких заминок. Ну и шоу вы сегодня устроили! — Продюсер улыбается шире, разворачивает к нам папки с контрактами и раздает брендированные ручки.

— Тем, кому уже исполнилось восемнадцать, достаточно поставить подпись здесь и здесь. — Он указывает на выделенные поля. — Несовершеннолетним придется забрать экземпляры домой, ознакомить родителей и получить их письменное согласие. Без этого, увы, никак.

Федя тут же вскидывает руку, как на школьном опросе.

— Мне есть восемнадцать! Где тут пункт «продаю душу навсегда»?

Я не успеваю сдержать смешок. С каждой минутой этот парень нравится мне все больше.

— О-о, это мой любимый раздел, — с энтузиазмом отзывается продюсер. На его бейдже написано: «Илья Воронов». — Не парьтесь, через это проходили все легенды. Сверху впишите полное имя и название группы.

⏩ Трек 6 — «Коламбия Пикчерз не представляет», Банд’Эрос

Накидываем пуховики, выходим из клуба, и нас обдает ледяным ветром. На улице пахнет выхлопами, дымом, а еще чем-то жареным — похоже, где-то рядом фудтрак. Вокруг шум, кто-то кричит, кто-то поет, у входа обнимаются подростки с фирменными бейджами участников. Мигает неоновая подсветка, цветные полосы появляются и исчезают на стенах, блики отражаются в стеклах. Ноги сами собой сбавляют шаг. Я чувствую, как напряжение, накопившееся за весь день, наконец начинает рассеиваться. Если честно, я с трудом подавляю желание наброситься на обоих мальчишек с объятиями, настолько разыгрались гормоны.

— Официально заявляю: моя самооценка выросла на четыре процента и теперь составляет целых… пять! Если меня завтра не пригласят на обложку «Rolling Stone», я подам в суд за игнор талантов вселенского масштаба, — вещает Федя с серьезностью лауреата «Грэмми».

Я качаю головой, пытаюсь сдержать улыбку, но мой смех прокатывается по округе — звонкий, заразительный и очень живой. Я пугаюсь: давно не слышала этот звук. Слава изумленно смотрит на меня — тоже не ожидал от школьной тихони столь бурных эмоций.

— Ты чего так развеселилась, Нотка? — Федя поднимает бровь. Удивляется, словно раньше никто никогда не смеялся над его шутками. — Считаешь, мне лучше искать призвание в стендапе?

Я открываю рот, чтобы объявить, что сегодня мой день рождения, позвать ребят на молочный коктейль и обсудить наш оглушительный взлет. Но слова застывают на языке: в шаге от нас возникают «Бесы из леса». Почему они здесь? Караулят Славу?

На лицах Егора и Вани нет ни гнева, ни презрения. Только недоумение. Марфа держится иначе: спина выпрямлена, подбородок чуть вздернут, огненные волосы развеваются на ветру, подобно пламени. В ее взгляде смешались злость, разочарование и затаенная обида.

Лицо Славы напоминает каменное изваяние. Он делает шаг вперед, словно пытается провести черту между своей прошлой жизнью и нынешней.

— У тебя есть тачка? — вдруг поворачивается он к Феде.

— Конечно, братишка, — с любовью отзывается новоиспеченный клавишник. — Ласточка моей мечты: «Фольксваген-жук» цвета банановой жвачки, двухтысячного года, леопардовые чехлы, магнитола с кассетами и кондиционер, на который нужно дуть, чтобы он не перегрелся. Еще моя бабуля рассекала на этой машине по…

— Подбросишь нашу звезду? — перебивает его Слава и касается моего плеча.

Федя непринужденно кивает. А Слава не благодарит, не прощается — молча направляется к своим. Я смотрю ему вслед и ничего не понимаю. Он не должен идти туда! Не после всего, что случилось на сцене, не после того, как группа его предала.

Разве это не мы только что затащили его в финал? Я почти поверила, что теперь мы с Федей — его команда.

Марфа разгоряченно что-то говорит, машет руками, по ее щекам начинают течь слезы. Слава слушает внимательно, не перебивает. А потом подается вперед и крепко-крепко обнимает. Мне становится не по себе. Чувствую, как внутри все медленно сжимается, а к горлу подкатывает ком.

Федя деликатно приобнимает меня за плечи.

— Ну что, Нотка-красотка, погнали. Пока не пришел Бруно Марс и не переманил нас к себе. Только учти: в моей машине ремни безопасности декоративные, а музыка только из «Шрека».

Я не иду за ним, а плетусь. В голове туман. Не отпускает странное чувство, что Слава собирался сказать мне нечто действительно важное.

Федя останавливается у моего дома. Старенький «Жук» фыркает, как будто подавился выхлопными газами. Мы сидим в салоне еще пару секунд; свет фонарей падает на приборную панель и подсвечивает пылинки. Мне не хочется вылезать, не хочется, чтобы вот так закончился триумфальный вечер…

— Эй, слушай… — Куролесов наклоняется чуть ближе, опирается на руль. — А как тебя вообще зовут?

Я удивленно моргаю. Точно, у нас ведь не было шанса представиться друг другу. Его-то имя я прочла на бейджике.

— Тайна.

Он делает паузу. Потом хмыкает и качает головой.

— Да нет, я серьезно. Не могу же я все время называть тебя Ноткой. Мы теперь, считай, группа. А я — человек ответственный. Должен знать, с кем делю музыкальный пьедестал.

— Тайна, — повторяю уже серьезнее и протягиваю руку для пожатия.

— Ну какая еще тайна? Мы же почти сроднились! Ты правда не собираешься мне сказать?

Я начинаю хохотать. Федя классный, мы определенно подружимся.

Он озадаченно смотрит, потом поджимает губы.

— Ну ладно. Не хочешь — не говори. Меня и Нотка устраивает. — Он переваливается через меня, открывает дверь, весело машет на прощанье и вдавливает педаль в пол. «Жук» с натугой трогается с места, чихает, как престарелый еж, и медленно скрывается за поворотом.

Я поворачиваюсь к дому и вижу, что Забава уже сидит на балконе. На ней пижама в желтую звездочку и мамин кардиган. В руках — две кружки какао, дым поднимается в воздух. Плетусь пешком на второй этаж.