Так себе итоги года

Глава 1

Сорок пять. Красивая цифра, ничего не скажешь. Звучит как калибр пистолета, который приставили к виску моей молодости. Я смотрела на огромный торт, возвышающийся посреди стола, словно памятник моей уходящей свежести, и чувствовала себя самозванкой на собственном празднике.

Кондитер, которого Глеб нанял через своих помощников, явно страдал гигантоманией. Три яруса взбитых сливок, шоколадные кружева и россыпь сахарных бусин, о которые можно сломать зуб. А на вершине этого кулинарного безумия гордо горели свечи. Их было так много, что от жара у меня начала плавиться тушь.

— Леночка, ну чего ты застыла? — голос Кати звенел, как плохо настроенная скрипка. — Загадывай скорее! Свечи же потекут прямо в крем! Это же лучший итальянский маскарпоне, Глеб Сергеевич специально заказывал!

Катя сидела напротив, сияя, как начищенный самовар. На ней было платье, которое стоило, наверное, как три мои зарплаты капитана полиции, и улыбка, которую она явно репетировала перед зеркалом. Катюша была идеальной женой партнёра моего мужа: ухоженной, глуповатой и всегда восторженной. Иногда мне казалось, что если вскрыть ей черепную коробку, оттуда выпорхнут бабочки и посыплется конфетти.

— Дай человеку собраться с мыслями, — осадила её Лера, подливая мне шампанского. — Это тебе не список покупок составить. Тут стратегия нужна. Сорок пять — баба ягодка опять, и всё такое. Надо загадать так, чтобы не промахнуться.

Лера была моей единственной отдушиной в этом мире глянца и фальшивых улыбок. Мы дружили со школы, и она знала обо мне всё: от размера лифчика до того факта, что я ненавижу свою работу, которую когда-то боготворила. Лера смотрела на меня с пониманием, и в её глазах я читала тот же вопрос, который задавала себе каждое утро: «Лена, какого чёрта ты всё ещё это терпишь?».

Я сделала глубокий вдох. Воздух в ресторане был тяжёлым, пропитанным ароматами дорогих духов, жареного мяса и цветочных композиций. Но сквозь этот букет пробивался отчётливый запах горячего воска. Он напоминал мне о церковных свечах или о месте преступления, где выключили электричество.

— Ну же, Ленусик! — не унималась Катя, хлопая в ладоши. — Загадай что-нибудь грандиозное! Шубу новую? Или поездку на Мальдивы? Глеб же тебе ни в чём не отказывает, он у тебя золотой мужик!

«Золотой», — мысленно передразнила я её. Золотая клетка, золотые цепи, золотые зубы у братков, с которыми Глеб решал вопросы в девяностые. Мой муж действительно был успешным, влиятельным и щедрым на подарки, которые должны были компенсировать его вечное отсутствие. Вот и сегодня: банкет оплачен, гости приглашены, а муж снова «задержался на совещании». Классика жанра.

Я посмотрела на пламя свечей. Они дрожали, сливаясь в одно яркое пятно.

Чего я хотела? Шубу? У меня их три, и моль в шкафу питается лучше, чем пенсионеры в нашей стране. Мальдивы? Чтобы лежать там тюленем и делать вид, что мы с Глебом счастливая семья, пока он будет прятать телефон под полотенцем?

Я хотела тишины, чтобы меня перестали дёргать. Я хотела снять эти чертовы туфли на шпильке, которые впивались в отекшие ноги.

Сегодня утром я снова получила нагоняй от полковника. Очередное дело, связанное с партнёрами Глеба, нужно было «спустить на тормозах». Я, Елена Фирсова, капитан полиции, человек, который пошёл в органы, чтобы ловить негодяев, превратилась в личного «решалу» для своего мужа. Я чистила его хвосты, прикрывала его махинации и улыбалась на таких вот ужинах, делая вид, что всё нормально.

— Лена, сгорим сейчас! — шепнула Лера, толкая меня локтем в бок.

Я закрыла глаза. Темнота под веками была спасительной.

«Я хочу...» — начала я про себя, но привычные формулировки рассыпались. «Хочу быть счастливой» звучало по-детски. «Хочу развестись» — слишком страшно. Я даже самой себе боялась признаться, что этот брак давно превратился в труп, который мы с Глебом таскаем за собой, боясь запаха разложения.

Внутри меня, где-то в районе солнечного сплетения, сжался тугой комок усталости. Я так устала быть сильной. Устала быть удобной. Устала быть «женой Глеба Фирсова» и «капитаном, который понимает ситуацию».

И тогда я, с какой-то злой иронией, с отчаянием человека, стоящего на краю обрыва, мысленно выкрикнула в пустоту:

«Господи, Вселенная, Дед Мороз или кто там сейчас на дежурстве! Я не знаю, что мне нужно. Я запуталась. Поэтому просто сделай так, чтобы всё сложилось... наилучшим образом! Слышишь? Наилучшим образом для меня. А как именно — это уж твоя проблема, у тебя фантазия богаче».

Я резко открыла глаза, набрала полную грудь воздуха и дунула на свечи, вкладывая в этот выдох всю свою злость и надежду.

Огоньки затрепетали и погасли, оставив после себя тонкие струйки сизого дыма.

— Ура! — взвизгнула Катя, поднимая бокал. — Сбцдется! Теперь точно сбудется!

Лера посмотрела на меня внимательно, чуть прищурившись. Она слишком хорошо меня знала.

— Ты выглядишь так, будто только что обезвредила бомбу, — тихо сказала она, когда общий шум немного утих.

— Или запустила таймер, — усмехнулась я, беря свой бокал. Шампанское было ледяным и колючим, как мои мысли.

— Ну, за сбычу мечт! — провозгласила Катя, чокаясь со мной. — Ленка, ты такая счастливая! У тебя есть всё, о чём можно мечтать. Дом — полная чаша, работа уважаемая, муж — красавец. Мне бы так!

Я сделала большой глоток, чувствуя, как пузырьки бьют в нос.

— Да, Катюша, — ответила я, растягивая губы в профессиональной улыбке, которую использовала на допросах особо упрямых свидетелей. — Грех жаловаться. Просто рай на земле.

В кармане завибрировал телефон. Я даже не глядя знала, кто это. Глеб. Наверное, пришлёт сообщение: «Любимая, задерживаюсь, бизнес не ждёт, купи себе что-нибудь красивое».

Я достала смартфон. Так и есть. Только текст был немного другой: «Лен, тут накладка вышла. Буду поздно. Не жди. С днём рождения, малыш».

«Малыш». Меня передернуло. Я — сорокапятилетняя женщина с табельным оружием в сейфе и званием капитана, а для него я всё ещё «малыш», которому можно заткнуть рот новой побрякушкой.

Глава 2

Утро после дня рождения — это всегда маленькая смерть. И дело даже не в количестве выпитого шампанского, его как раз было немного, а в ощущении, что карета превратилась в тыкву, а принцесса обратно в ломовую лошадь.

В моем случае тыквой был серый, пропахший пылью кабинет отдела экономической безопасности. А я сидела за столом, тупо глядя в монитор, где курсор моргал с такой укоризной, будто лично знал о моих неразобранных делах.

— Фирсова! К полковнику! — гаркнула в дверях секретарша Людочка, женщина с прической «я у мамы пудель» и характером цепной овчарки.

Я вздохнула. Внутри шевельнулось нехорошее предчувствие. Обычно полковник Рябов вызывал меня с утра только в двух случаях: либо кого-то надо срочно посадить, либо, что случалось гораздо чаще в последнее время, кого-то надо срочно «не» сажать.

Я взяла ежедневник, поправила китель — пуговица на груди натянулась, напоминая о вчерашнем торте, и пошла на ковер.

В кабинете начальника пахло валокордином и страхом, я невольно напряглась. Сам Петр Семенович Рябов, грузный мужчина с лицом, напоминающим сдувшийся мяч, нервно перекладывал бумажки на столе. Он даже не посмотрел на меня, когда я вошла.

— Вызывали, товарищ полковник?

— Садись, Лена, садись, — он махнул пухлой рукой на стул. — Как отметила? Голова не болит?

— Голова — предмет темный и исследованию не подлежит, — отшутилась я цитатой из классики, присаживаясь. — Что случилось, Петр Семенович? Сразу к делу давайте. У меня там по «СтройМашГрупп» выемка документов на носу.

При упоминании «СтройМашГрупп» полковник поморщился, как от зубной боли. Он откинулся в кресле, и кожа жалобно скрипнула под его весом.

— Вот об этом я и хотел поговорить, Леночка. Понимаешь... Тут такое дело. Звонили сверху.

— С какого верху? — уточнила я, уже понимая, к чему идет разговор. — С Олимпа или просто из городской администрации?

— Не паясничай, Фирсова. Звонили серьезные люди. Просили... скажем так, не нагнетать. Присмотреться внимательнее. Может, там и нет ничего? Может, это просто... техническая ошибка в документации?

Я почувствовала, как внутри закипает холодная злость. «СтройМашГрупп» отмывали деньги так нагло, что это было видно даже слепому котенку. Фиктивные контракты, фирмы-однодневки, обналичивание через подставных лиц. Я собирала этот материал три месяца.

— Петр Семенович, — мой голос стал жестким. — Там хищений на пятьдесят миллионов. Какая техническая ошибка? Там состав преступления на лбу написан у каждого учредителя.

Рябов наконец поднял на меня глаза. В них читалась усталость и какая-то жалкая мольба.

— Лена, ну что ты как маленькая? Ты же умная женщина. Учредители там люди непростые. Партнеры твоего Глеба Сергеевича, между прочим.

Вот оно. Как обухом по голове.

Я замерла. Меня как ледяной водой окатило.

— Глеба? — переспросила я тихо.

— Ну да, — Рябов развел руками. — Глеб Сергеевич сам звонил полчаса назад. Сказал, что ты, видимо, не в курсе была, кто там в доле. Просил... по-семейному разобраться. Чтобы без шума. Зачем тебе мужу бизнес портить? Сама же с этого кормишься.

Меня словно ударили под дых. «Сама же с этого кормишься».

В ушах зазвенело. Перед глазами всплыли картинки: моя новая машина, оплаченная Глебом. Ремонт в квартире. Тот самый чертов торт за бешеные деньги. Все это время я думала, что мы живем параллельными жизнями. Что я — честный мент, а он бизнесмен. Да, крученый, да, со связями, но я не лезу к нему, а он ко мне.

Оказалось, я не мент. Я — крыша. Карманная крыша собственного мужа. Удобная, домашняя, в звании капитана. Я просто обслуживающий персонал. Утром варю ему кофе, вечером закрываю глаза на преступления его дружков.

— Значит, Глеб просил, — медленно произнесла я.

— Просил, Леночка, просил. Сказал, вы дома все обсудите. Так что давай, папочку эту пока в сейф убери. Пусть полежит, пылью покроется. А там, глядишь, и срок давности, или потеряется чего...

Рябов облегченно выдохнул, решив, что вопрос улажен. Он потянулся к графину с водой.

— Лена, ты чего молчишь? Все в порядке?

Я встала. В голове было удивительно пусто и звонко. Никаких эмоций, ни гнева, ни истерики. Только ощущение, что я стою по колено в грязной луже, и единственное желание выйти на сушу и отмыться.

— Петр Семенович, дайте лист бумаги, — попросила я.

— Зачем? — удивился он, не донося стакан до рта. — Показания писать будешь?

— Нет. Рапорт.

— Какой еще рапорт? О чем?

— Об увольнении по собственному желанию.

Стакан с водой громко стукнул о столешницу. Вода выплеснулась на бумаги, но полковник даже не заметил.

— Фирсова, ты дура? — он перешел на ты, забыв про субординацию. — Какое увольнение? У тебя выслуга! У тебя перспективы! Я тебя на майора подавать хотел к Восьмому марта!

— Спасибо, Петр Семенович. Но майора в кармане мужа носить неудобно. Тесновато там.

Я вырвала чистый лист из лотка на его столе, достала ручку. Рука не дрожала. Буквы ложились ровно, красиво, как в прописях первоклассника.

«Прошу уволить меня из органов внутренних дел...»

Это было самое легкое, что я писала за последние двадцать лет. Легче протоколов, легче отчетов, легче объяснительных. Каждая буква будто снимала с моих плеч кирпич.

— Лена, остынь! — Рябов вскочил, лицо его пошло красными пятнами. — Это что, бунт? Из-за какого-то дела? Да все так живут! Ты думаешь, ты одна такая святая? Глеб тебя убьет! Он же столько в тебя вложил!

Я дописала дату и поставила размашистую подпись. Положила лист на мокрое пятно от воды.

— А я, Петр Семенович, плохая инвестиция. Рисковая.

Я развернулась и пошла к двери.

— Фирсова! Вернись! Я не подпишу! — орал мне вслед полковник. — Две недели отработки! Я тебе устрою эти две недели, ты у меня архивы будешь чистить!

Я вышла и аккуратно прикрыла за собой дверь, отсекая его крик.

В коридоре было тихо. Мигала лампа дневного света. Навстречу мне шел Витька Соколов, мой сосед по кабинету и вечный напарник по пятничным посиделкам. Он нес два стаканчика кофе из автомата.