Талисман для капитана

Глава 1

Это ещё нужно разобраться, повышение или понижение по службе: оперуполномоченный уголовного розыска в столице автономного округа и начальник отдела уголовного розыска, но в этой глухомани... Такое впечатление, что Константин Александрович специально подальше в глушь отослал. Видать, и его уже сплетни достали.

Правда, сам сюда привёз:

– Ты умница! Я на тебя надеюсь! Ты справишься! – сказал он.

Сопит чуть слышно, как всегда, одеяло под себя сгрёб. Конечно, ещё как надеется. За восемь лет, что они вместе, ни разу его не подвела, в грязь лицом не ударила, страх свой не показала.

От природы страшная трусиха: обычного кота, в тёмную подворотню шмыгнувшего, до желудочных колик пугается, старенького «Макарова», своего табельного оружия, боится, поэтому и стреляет плохо, в тире никак не может на мишени сосредоточиться – всё отдачи ждёт.

Хотя на работе страх, кажется, никогда на показ не выставляла. На задании оторопь из противной тряски в дрожь азарта, в молниеносную реакцию превращается, да и не только на работе...

Ещё в школе совсем не прилежание, а страх, что вызовут и она не ответит, что все одноклассники над ней смеяться будут, с первого класса уроки учить заставлял. Школу окончила, на юридический факультет университета в родном Нижневартовске поступила. Фильмов по телевизору насмотрелась. Красивые молодые девушки красивым и сильным мужчинам помогают преступников ловить, а потом у них, конечно, любовь. Красиво! Так об уголовном розыске думала, как всякая девчонка о любви мечтала, только всё совсем не так красиво, как в кино, всё получилось...

И Любка спит, на кровати разметалась. Сестричка. Хитрый бесёнок, но просто ангелочек, когда спит. От родителей всё лучшее с генами нахватала: волосы льняные в крупные локоны завиваются – цвет мамин, только у матери прямые, копной ровной да пышной на голове лежат, а Любочка ещё и папины завитки прихватила. Носик курносый, губы пухлые и яркие, щёчки розовые мамины, глаза, словно небо, голубые папины.

Сколько с сестрёнкой проблем было: и учиться не хотела, и грубила, и денег на жизнь не хватало.

Сейчас ничего, приструнила, только иногда ещё огрызается… Но что делать… Возраст у девчонки такой – переходный, огрызучий... А в общем, человечек что надо: умница, красавица, на сестру совсем не похожа...

Оксана за красивой мечтой из родного дома уехала. Года не прошло – мама написала, что папа ушёл к подруге, с которой она со школы дружила. Оксана как-то не очень переживала, ведь в семье давно мира не было, может, поэтому и уехала подальше от проблем. Возвращаться не собиралась: ей и на новом месте хорошо было. Работа, Костя почти каждый месяц хоть на два-три дня из своей Москвы прилетает, но для себя решила подружек не заводить от греха подальше. Костик ей тогда лучше и милее всех был, и девушки из канцелярии откровенно завидовали.

А ещё через два года мама вышла замуж, письмо прислала, и сестричка Любочка прямо на конверте: «Приезжай, пожалуйста!» – приписала.

В отпуск на недельку домой ехала – месяц провозилась. Вроде всё хорошо, мама от счастья светится, перед новым мужем молодой козочкой скачет, мужчину этого и малюсенького братика Сашеньку как шоколадку облизывает, а Любка, когда-то любимая младшая дочка, – и кухарка, и нянька, и прислуга, и… синяк под правым глазом. Новый папа вроде интеллигентный человек, главным бухгалтером в большой фирме работает, а за сожжённую утюгом сорочку наказал. Невзлюбил отчим девочку, и мать не защищает, сторону мужа в каждом споре принимает.

Совсем не думая, как они вдвоём в одной комнате мужского общежития на её зарплату жить будут, Оксана быстро Любкины документы из школы забрала, мама без возражений все бумаги на опеку подписала, а отчим пробурчал:

– Теперь ребёнка в ясли на полный день отдать придётся! Лишние расходы... – И всё...

Уезжала в отпуск беззаботная девушка, сама себе хозяйка, а вернулась опекунша, ответственная не только за себя, но и за десятилетнюю девочку, воспитанием которой последние три года никто не занимался.

Сладко спит сестричка на новом месте, очень отдельным домом довольна...

Цены на жильё здесь, конечно, со столицей не сравнить. Даже не ожидала, что за такие смешные деньги целые четыре комнаты, кухню, сарай и ещё огород в придачу снять можно.

Огород – это, конечно, роскошь. В городе выросла и до седьмого класса считала, что арбузы, как всякая ягода, на кустах растут, но хозяин сказал, что без огорода здесь никак нельзя, а как услышал, что на три года, да ещё и с предоплатой договор заключают, то от восторга захлебнулся, полчаса эту Тмутаракань расхваливал.

И тайга у порога, воздух целебный, хвойный, и ручей из близлежащих сопок через огород к реке текущий молодильными свойствами, как яблочки из сказки, обладает:

– Воду из него по утрам пить будете, девочки, – подрастёте, поправитесь, и отец крепче станет...

Отец – это он Косте! У того от злости зубы заскрипели. Когда познакомились, стройный, как кипарис был, – теперь раздобрел на генеральских харчах и всё равно высокий, интересный, волосы совсем без седины, чёрные, и глаза чёрные, блестящие, молодые.

Оксана посидела на деревянных ступенях крыльца, полюбовалась синей россыпью звёзд на чёрной эмали неба.

Вон он пояс Ориона – талисман. Очень удобно: из кармана не вывалится, не потеряется, и в безоблачную погоду всегда на небе найти можно. Три звёздочки в прямую линию, как на погонах у старшего прапорщика, выстроились. Так и хочется поддержки, помощи у звёзд попросить. Новое место, новые люди, и руководить не привыкла. Там, на старой работе, никто на «ответственный за проведение операции» в приказе внимания не обращал, каждый в нужную минуту не только плечо, как красиво в газетах пишут, «для победы над преступностью», но и голову свою подставлял. Только думать об этом раньше нужно было, теперь поздно… Согласилась! Пути к отступлению нет!

Глава 2

Вокруг одни мужики, которые говорят, что женщины сплетницы! Ещё проверить нужно, кто с большим удовольствием в чужие дела лезет, кто быстрее слухи «в ухи», как говорит Митька, двухлетний сын секретаря начальника столичной полиции Валентины, передаёт. Познакомиться не успела, а информация уже прибыла. Совесть нечиста!

Ну почему её личная жизнь – самая любимая тема для всеобщего обсуждения? Сначала она испытала это на себе в университете, потом Оксана к «шапочному разбору», когда уже все вакантные места получше разобрали, пришла. Остались там, где далеко и неприбыльно, а она согласилась, поехала, очень в полиции работать хотела.

В вакансии было указано: «Столица автономной республики. Уголовный розыск. Место в общежитии».

Сначала её ждали одни разочарования.

Начальник полиции, хмурясь, сообщил, что место в розыске давно занято, предложил ей в канцелярии папки со старыми делами перекладывать, ждать, когда освободится. Общежитие мужским оказалось, и поселили её в комнате на семь человек «общаги» местной ткацкой фабрики – ни отдохнуть, ни о делах своих подумать! Девчонки-ткачихи в три смены работали – непрерывное производство – да постоянно о нарядах трещали, кавалеров, не стесняясь, на ночь в общую комнату приводили.

Да и столица размером меньше пары сотен тысяч жителей, четыре театра, этнографический музей, библиотека, танцы в клубе – больше никаких развлечений, только дело совсем не в этом было.

Двадцать лет в родном городе, в своей семье прожила. Родители, сестричка, подружки, знакомые, однокашники... и вдруг совсем одна, среди совсем незнакомых людей, которым до неё дела нет...

Домой возвращаться очень не хотелось, и всё-таки не выдержала, через месяц заявление на увольнение подала, а потом забрала, потому что приехало большое начальство.

Сколько разговоров было!

– Приедет и сразу орать начнёт! Он лютый, как зверь!

А он, совсем молодой полковник, ещё сорока не исполнилось, высокий, красивый, черноглазый, тепло улыбнулся Оксане, выслушал её рапорт, задал несколько вопросов, что-то пометил в блокноте – и жизнь… её жизнь сделала крутой поворот.

Появились маленькая, но своя, отдельная комнатка в мужском общежитии, первая маленькая, блестящая лейтенантская звёздочка вместо сержантских лычек и первая, совсем не маленькая, но настоящая любовь, любимый мужчина, заботливый и опытный.

Сначала ничего не поняла. Такой дурочкой была, что вспоминать смешно. Очень удивилась не тому, что полковник из Москвы, которого все злым считают, всего через три дня опять заехал, что огромную, на полстола коробку конфет «Ассорти», как будто случайно, на её стол положил:

– Угощайтесь, девочки!

…Удивилась, когда Анечка, секретарь начальника, девушка самоуверенная, напористая, про которую все говорят, что она с шефом шуры-муры разводит, шепчутся про «Ну, ты понимаешь!.. А он её на двадцать лет старше, и жена у него...», спросила:

– Оксана, можно я ещё одну конфету возьму? Очень вкусные...

Наивная была? Да, в общем, не очень... И в школе с мальчиками дружила, и в университете с парнями целовалась. Дальше поцелуев не пошла не потому что «мама не велит». Просто того, с которым захотелось бы, не встретила...

Константин Александрович тогда в Министерстве внутренних дел юго-восток Сибири курировал, а юго-восток Сибири – это вам не Эльзас и Лотарингия. Территория будь здоров! Весь запад Европы запросто покрыть может. Столицы автономий, краевые и областные центры за месяц с инспекторскими проверками на машине не объедешь, вертолёт нужен.

Случайно услышала, как зам по снабжению начальнику хозчасти сказал, что полковник раньше в столичное управление не чаще, чем раз в полгода приезжал, в районные отделы милиции – и того реже заходил... А тут вдруг зачастил.

Приедет – обязательно в канцелярию зайдёт:

– В соседней области с бездельниками разбирался. По дороге завернул! – сообщит он. – Как дела? – спросит, после чего коробку или кулёк конфет московской фабрики как бы невзначай на её стол положит. – Я в машине книжку прочёл! – скажет. – В Москву обратно везти нет смысла. Я книги не перечитываю, память хорошая, а вам, Оксана, мне кажется, интересно будет...

И начальник вдруг её в коридоре узнавать стал, в паспортный отдел инспектором перевёл, и книги подаренные действительно хорошие, полезные, и заметки карандашом на полях наподобие «Обратите внимание!» или «Вам это в дальнейшей работе пригодится».

Так приятно, когда о тебе кто-то думает! А во сколько раз приятнее, если он высокий, стройный и форма ему очень к лицу.

Привыкать к частым приездам полковника стала… или это не привыкать, а совсем другим словом называется, когда у девушки при звуке знакомого голоса сердце сладко сжимается?

И он вдруг на целый месяц пропал… Вроде ни к чему, а затосковала, даже отдельной комнатке с индивидуальным, совсем малюсеньким санузлом в общежитии полиции не очень обрадовалась.

Оксана дождалась, пока из душевой последний мужчина выйдет. После рабочей недели, перед сном хочется искупаться. И по-настоящему, а не в миске, которая возле умывальника стоит. Надела ночную сорочку, расчесала волосы и уже собралась тушить свет, когда в дверь тихо постучали.

Она сразу узнала голос, прошептавший:

Глава 3

Коллеги по уголовному розыску тоже её сначала очень настороженно приняли. Правда, сплетничать им вообще некогда: работают за себя и за того парня, который с бабушек-старушек газеты и семечки продающих, мзду собирает.

Быстро разобрались, поняли, что Оксана не из тех, кто за чужую спину прячется, прикрывшись покровителем, да от работы отлынивает. После первой же совместно проведённой операции по захвату банды бритоголовых уважать стали.

Ещё через месяц мэра убили. Оксана план операции предложила, с начальником долго ругалась, доказывая, что это не так опасно, как ему кажется, что она справится.

Оно и понятно. Новый сотрудник, опыта никакого, и ещё сплетни по управлению ползут, сами где-то в дальнем уголке мозга пристраиваются – приедет генерал из Москвы, голову за то, что не уберегли, оторвёт...

Отправив обиженную Любку к маме на всё лето в родной Нижневартовск, Оксана просто пошла на дискотеку. Роста она небольшого – тренер по каратэ лишний грамм набрать не даёт:

– С твоей мощью только на знание точек и ловкость рассчитывать можешь! Маленькая собачка – до смерти щенок.

Комбинезон из модного материала в обтяжку, только самое необходимое прикрывающий, сапожки на высоченном каблуке, из какого-то конфиската подобрали, маленькие пакетики с безвредным белым порошком, экспертами приготовленным, очень ловко научилась вдыхать со сгиба большого пальца.

Она почти ничего не придумала. Чем больше врёшь, тем легче запутаешься.

Папка гад – большое начальство в Нижневартовске бедную девочку подальше от плохой компании «в глушь, в Саратов» (прим. авт.: цитата из поэмы А.С. Грибоедова «Горе от ума»), к тётке сослал, только она не дура об тёткин бок тереться, квартирку себе подыскала, марафет где достать уже проведала (прим. авт.: жаргонное – наркотик). С плохими девочками познакомилась, а там где плохие девочки и плохие мальчики рядом крутятся.

Трёх недель не прошло – новая подружка у Оксаны на квартире свой день рождения устроила, на четверых девчонок девять ребят с причёсками «под ноль» пригласила. Выпили! Мальчики стали победами своими хвастаться, руками от возбуждения махать. На запястье у одного цепочка с монеткой мелькнула, может быть, улика, а может, новая мода… На пальце у именинницы колечко с лазуритом появилось. Очень приметное колечко, на плоском камешке камея – дракон спящий. По описанию – точно кольцо, которое один из насильников с пальца корейской студентки стащил, что по другому уголовному делу проходил.

Атмосфера накалилась, нежной страстью запахло. Оксана, от греха подальше, посуду на кухню унесла. Тошнит на это скотство смотреть, да и ни к чему: квартира, как гусь яблоками, микрофонами нафарширована, каждое слово записывается.

Только грязные тарелки в мойке замочила, как явился красавец, заметил, что одна птичка упорхнула:

– Туда пойдём или для начала здесь пристроимся?

От ужаса и отвращения липкий пот прошиб: ничего себе, здоровый парень и натренированный. Приём применить или на помощь коллег в соседней квартире засаду устроивших звать?

Она уже открыла рот, чтобы сказать слово-пароль, и вдруг придумала, доверительно, как мужчина мужчине, сообщила:

– Понимаешь! Я худеньких и с большой грудью люблю, а у вас все на один фасон, корма такие же, как у ледокола «Ленин», а на фасаде никакой лепнины...

Он опешил:

– Ты что-о-о?...

И она захохотала:

– А что? Тебе ведь тоже тёлки нравятся!

Это «корма такие же, как у ледокола «Ленин», и «на фасаде никакой лепнины» потом даже в рапортах и словесных портретах проскакивало...

Опера её года три доставали:

– Тебе ведь тоже тёлки нравятся!

В общем, ей тогда повезло. Цепочка с монеткой из ларька на углу оказалась, но двое из гостей – из этой самой банды. Остальное – дело техники.

Пока коллеги фигурантов по всем делам выслеживали, на вдохновителя организации выходили, «папка-гад» смилостивился, доченьке домой в Нижневартовск вернуться разрешил.

Оперуполномоченный уголовного розыска, лейтенант полиции хоть и не в форме, но несколько раз в городе с плохими девочками нос к носу сталкивалась, и ни у одной никаких ассоциаций на лице не мелькнуло...

А коллеги поняли – свой человек. В уголовном розыске плечо товарища, взаимовыручка, порядочность – это не пустые слова. Постепенно друзья, просто приятели и, конечно, недруги появились, ведь в любом деле без друзей и недругов никак нельзя...

А время быстро летит! Она уже капитан, Любке почти четырнадцать, а жизнь не сложилась... Костик большим начальством, генералом стал, раз в полгода приезжает, иногда на какой-нибудь семинар или курсы повышения квалификации к себе вызывает. Он теперь расстановкой и обучением кадров в Министерстве руководит. Встречи эти от случая к случаю опостылели – жар угас, только привычка, густо на благодарности замешанная, осталась, да клеймо «генеральская подстилка» прочно впечатано.

Женщина в мужском коллективе – всегда объект шуток и комплиментов, а полюбить так никто и не захотел... Не на улице же с мужиками знакомиться!

Скоро тридцать разменять придётся, давно не девочка, которая о красивой любви мечтала. Даже не стабильности, а штампа в паспорте хочется. Чтобы рядом был человек, с которым можно и радость, и проблемы разделить, но, увы, до сих пор не невеста, не разведённая, не мужняя жена... Любовница!

Глава 4

Чужие здесь не ходят. Все знают, что телефон со свежей царапинкой на панели бабка Шименкова на день рождения внуку Мишке купила, и о том, что кто-то из друзей этого паршивца в тот же день царапнул, тоже все знают. Только совсем уж пропащие, если всё пропили, закуску водоплавающую или пасущуюся на лугу у реки изжарить могут.

Смирнов и Майцев, видимо, друзья. Десять классов окончили, вместе в соседнем областном центре в школу МВД поступили, в один день рапорт о приёме на работу подали, сразу лейтенантские погоны получили. Счастливые ребята! Биографии как чистый лист – ни одной помарки. Смогут ли вот так без грязи жизнь прожить, ничем не замараться, чтобы не было мучительно больно просто так с работы домой по улице дойти...

А Костя заботливый!

– Тебе жильё по моей просьбе недалеко от работы подыскали! – сообщил он.

Совсем недалеко. В этой самой деревне, где из-за каждой калитки шипят:

– Домой пошла... генеральша...

Старухи на лавочках демонстративно отворачиваются, и это понятно: они ещё по «Домострою» от Петра Первого живут, но и молодые соседки как от прокажённой норовят за угол завернуть, нос к носу столкнувшись, глаз не поднимают, а в ответ на вежливое «здравствуйте» что-то неразборчивое бормочут.

Двадцать первый век, а здесь ещё мать новобрачной простыню после первой брачной ночи во дворе вывешивает:

– Все смотрите! Она у нас честная!

Домой с работы шла, в ближайший магазин за хлебом заскочила, а там в кассу очередь. Старушка какая-то сзади встала, за ней два парня с бутылкой водки – уже не первой, видимо – очередь заняли. Не стесняясь, на весь магазин разговаривают.

Оксана сначала не прислушивалась, говор их, как докучливый шум воспринимала, даже на особенно громко прозвучавшую фразу не среагировала:

– А вот интересно, сколько такая штучка стоит? Я бы ничего не пожалел, чтобы с ней тоже поиграть?

Оксана только головой дёрнула, покраснела, когда ответ прозвучал:

– Тебе её генерал быстро рога обломает! Они, генералы, до своего имущества лютые!

Не догадалась хлеб оставить, уйти. Под весёлое ржание парней и одобрительные смешки очереди выслушала рассуждения с комментариями на тему:

– Маленькая! И как жеребец этот здоровенный её не раздавил?

– А она, наверное, сверху, как на коне, устраивается!

Сдачу на прилавке забыла, как ошпаренная курица из магазина выскочила.

Обсуждение продолжается! Только с учрежденческого уровня, на общегородской перешло... Вот оно как оказывается! Моралисты! Ангелы безгрешные! Боялась, что должностью попрекнут, а они просто дешёвкой считают, цену назначают.

Любка из школы с разбитым носом пришла, на все вопросы отвечает:

– Споткнулся! Упал! Очнулся гипс! – Прям как Никулин в фильме «Бриллиантовая рука».

Понятно! Без пояснений всё понятно! Из-за сестры дралась...

Какая же дура! Прежде чем соглашаться на новое место ехать, нужно было историю городка этого хотя бы одним глазом просмотреть!

История для этих мест обычная. Была себе деревня, большая по местным меркам, зажиточная. Мужики потихоньку работали, в тайгу бить зверя ходили, бабы в огородах овощи выращивали, детей рожали, мужей ждали.

К концу первой четверти двадцатого века геологи приехали и от количества самородного золота в реке, как раз возле деревеньки, просто ахнули. Со всей страны инженеров, техников прислали, пристань, судоремонтные доки для плавсредств, оборудованных драгами на километр растянули, комбинат по очистке и первичной переработке золота построили.

Пристань, пароходы, навигационные службы и комбинат: начальники, химики-технологи, плюс ещё сфера обслуживания и безопасность в расчёте на душу населения усиленная: это же не просто так – золото для страны мыть.

За годы на отвоёванном у тайги участке посёлок городского типа вырос. Многоквартирные дома, магазины, дом культуры с библиотекой и самодеятельным театром, большая школа, парк культуры и отдыха. Приехало какое-то большое начальство, закричало:

– Да это же город!

Только для города населения не хватает.

Рабочий класс вахтовым методом трудится. Не только из близлежащих сёл, но и из дальних деревень приезжают. Отработают смену – и домой, до следующей вахты.

Кто-то предложил слить маленький посёлок с большой деревней, только при сливе известно, что происходит. На бумаге город, а фактически – посёлок своей жизнью живёт, деревня – своим дедовским укладом.

Жители посёлка обращаются к кому дежурный послал – к Оксане, а деревенские – прямо с порога:

– Лексей Данилыч! Прамблема! Помоги!

Месяц присматривалась, потом Савельева в кабинет к себе позвала, дверь плотно прикрыла.

Заводиться нет смысла, поэтому мягко, слова подбирая:

– Мне кажется, вы несколько субординацию нарушаете... Звание у нас одинаковое, но по должности...

Не дослушал, в большой кабинет выскочил, в спины выходящим операм приказал:

– Смирнов и Майцев, вернитесь! Пусть бабка Быструхина сама своих кур ищет! Пока товарищ начальник план розыскных мероприятий разработает, братишки быструхинские и закусь съесть успеют, и кости-вещдоки собаке Трезору скормить!

Глава 5

Они тихо сидели, глядя в глаза, друг другу. Оксана – испуганно, настороженно, а крыса, кажется, – совсем без тени страха, когда в кабинет, вошёл Савельев с пакетом в руке.

Небрежно бросил:

– Привет, Анфиса! Я тебе сыр «Голландский», твой любимый принёс, – улыбнулся совсем не ехидно, по-доброму и удивлённо воззрился на сидящую на столе по-турецки Оксану. – Медитацией занимаетесь, товарищ начальник?

Оксана простонала:

– Крыса...

И он захохотал:

– Это Анфиска! Она к завхозу в капкан попала, а я отпустил. Мы с ней теперь друзья...

Савельев подошёл, погладил зверька пальцем по голове, вынул из целлофана бутерброд с сыром и приказал:

– Выметайся, Анфиса! Видишь, товарищ начальник расслабиться хочет!

Крыса потёрлась о подставленную руку, осторожно взяла большими белыми зубами угощение, спрыгнула с подоконника и степенно удалилась под громкое оханье хозяйки кабинета, а сама Оксана заплакала.

Она плакала из-за собачки Милки, из-за Кости, который привёз её сюда на проблемный участок и забыл, за полгода ни разу не позвонил, из-за Любкиной двойки по математике и из-за этого Савельева, который крысу пожалел, а её, Оксану, всё время доводит, фокусами, разговорами своими ехидными достаёт... Она пропустила момент, когда он легко снял её со стола, нежно прижал к себе и поцеловал в висок:

– Успокойся девочка!

Без мыслей устроилась на его груди, прижалась щекой к мягкому, чуть покалывающему кожу свитеру и вдруг ощутила сладкую лёгкость во всём теле от ласкающих прикосновений сильных рук, твёрдых, как осенние яблоки, губ. А потом... потом она ещё не поняла, только почувствовала, что его руки... его губы... Вырвалась и, не оглядываясь, побежала из кабинета...

Любка спросила:

– За тобой собаки гнались?

Оксана крикнула:

– Нет! – быстро ушла к себе в спальню, дверью хлопнула.

Она никак не могла уснуть, уверяя себя, что это всё потому, что Савельев завтра расскажет всем, что она, начальник уголовного розыска, испугалась какую-то крысу, точно девчонка залезла на стол, и все будут смеяться, удивляясь, кто такую трусиху в полицию принял, начальником назначил. Почти уговорила себя, что ей стыдно из-за того, что показала, не сумела сдержать свой страх, но, засыпая, расслабилась, сладость ласки во сне приняла...

Странно! Савельев никому ничего не сказал, только утром, здороваясь, посмотрел ей в глаза, и она впервые увидела, как во всегда ироничных, сурово-серых глазах лучики света, словно солнце в речной воде, заиграли.

За то, что никому не рассказал, она готова была простить ему и командный тон, и придирки, и обидные шуточки, но сказать постеснялась, а он не понял… Видимо, потому, что примирение ему не нужно, ему и так хорошо...

В понедельник Савельев в хорошем настроении пришёл, на полчаса, между прочим, на работу опоздал и даже не извинился – прямо с порога, целую историю рассказал:

– Вчера по тайге иду – среди пихтовых лап кто-то притаился, зелёные глаза за мной следят. Сразу подумал – вы, товарищ начальник: цвет и настороженное выражение глаз точно ваши, – уже хотел «здравия желаю» как положено, сказать, но присмотрелся – масть не та. Вы у нас, товарищ начальник, тёмно-рыжая, а это рысь, и цвет шерсти у неё – грязный песок, совсем вашего блеска нет. Карабин вскинул, а выстрелить не смог: на мелкого зверя рука не поднимается.

Оксана встала. Все свои сто пятьдесят восемь сантиметров в струнку вытянула, в третью сверху пуговку на его сорочке взглядом упёрлась.

Доволен, что такой длинный вымахал! Минимум тридцать сантиметров, чтобы свысока, презрительно в серые глаза посмотреть не хватает – подбородок задирать приходится. В полуботиночках из «Детского мира» ходить, конечно, удобнее, но рост... Нужно будет для работы туфли на каблуках купить!

Только ехидства и ей не занимать:

– Вам, капитан, никто не говорил, что вы профессию неправильно выбрали? Вам бы нянем в детском саду работать! Сказки для детей прекрасно сочиняете! И рассказываете неплохо, и артистизма вполне хватает!

– А я не только для детей сказки сочинять умею! – хохотнул. – Вы ко мне вечерком домой приходите, товарищ начальник. Всю ночь буду вам сказки рассказывать, уснуть не дам... – во время этих слов Таня в бумагу какую-то уткнулась, хихикнула, а он от удовольствия по-утиному крякнул, заметил, как Оксана до слёз покраснела, и сразу разговор на другую тему перевёл: – Кстати! Давно спросить хотел: краситесь или природа цвет такой выдала?

Ну рыжая! Даже не рыжая, а, действительно, волосы подобны яркой, насыщенной соломе. Что ж, она виновата? И глаза зелёные кошачьи. Только это неправда, что зеленоглазые – обязательно все стервы. Вернее, преданнее кошки зверя ещё поискать нужно. Раз кошка, значит, гуляет сама по себе?

Дед рассказывал:

– Во время войны в разбомблённых деревнях люди погибли, собаки куда-то ушли, а кошки тощие, несчастные, на печных трубах сидели, то, что от домов, от семейного очага осталось, берегли...

И маленькая она, отчего мальчишки до сих пор, если Оксана в кроссовках и курточке, за сверстницу принимают… Только Савельев сам по кабинету загнанным зверем бегал, пока его дражайшая начальница, благодаря тому, что маленькая, не приняла решение в багажник «Жигулей» залезть…

Глава 6

В областном розыске – ничего, в ГИБДД – пусто.

Последний объект – фирма, а потом – домой, не солоно хлебавши. Во двор вошли – по лесенкам в офис странный тип поднимается, грязный, оборванный, аромат от него по всему двору уже распространился, а охранник дверь перед ним открыл, в помещение впустил. Одновременно остановились посмотреть, что дальше будет, тут второй такой же фигурант из ворот появился, только этого охранник впускать не стал. Пока они препирались, Оксана по наитию со двора выскочила. Прямо у ворот «Жигули» жёлтые стоят, и на номере буквы «ИРА», и на багажнике над левым габаритом небольшая вмятина свежая, как будто легко ударили или ребёнок комом земли запустил.

Две недели о девочках ничего не известно, и фантазия мальчика – вот она, реальна, потрогать можно.

Пока Виктор на мобильном телефоне кнопку вызова полиции нажимал, Оксана уже багажник вскрыла:

– Предупреди, чтобы посты ГИБДД не тормозили! И не маячь! – крикнула, под крышку платочек, чтобы легко открыть было, подложила.

Мама дорогая! Во дворе, смешанный с запахами цветущих деревьев, с ароматами немытых тел из открытых кухонных окон плывущими, с концентратом сигаретного дыма и ещё какой-то дряни, дорога – колдобина на колдобине.

Выбралась из багажника. Воздух вдохнуть и кости размять не успела, как хозяева, в дом зашедшие, во двор вернулись… И старик с ними. Такие слова говорит, что кажется, ад сейчас разверзнется, чтобы его поглотить.

Смысл в одну фразу складывается: ничем не кормил, самому есть нечего было, а вы, если такие заботливые, могли раньше возвратиться, – только всё с такими оборотами, что уши вянут.

У мобильного телефона в этом селе зона была, а машины слежения примелькаться боялись, расстояние держали, на каком-то переезде с дополнительной дороги через шоссе объект потеряли.

Пришлось самой брать. Двое пистолет увидели – сразу руки подняли, а третий в драку со шваброй в руках полез. Когда полиция приехала, двое в сарае запертые сидели, третий ещё в «отключке» валялся, а Оксана девочек из ложечки сладким чаем поила: они от голода двигаться уже не могли.

Витя, в общем-то, интеллигентный мальчик в очках, месяца два с ней поздороваться стеснялся, потому и удивилась, когда он голос повысил. Оксана его собой в город повезла, чтобы посмотрел, как она допрос ведёт, надеялась уважение заслужить. Он когда увидел девочек, которых санитары в «скорую» грузили, так старцу по зубам врезал, переломав ему пополам протез. Затем подошёл и, не одну, а обе Оксанины руки пожал:

– Ну, вы молодец, Оксана... – от незнания отчества смутился.

Она сказала:

– Давай на «ты», Витя! – И улыбнулась, потому что у парня очки от избытка чувств запотели.

Потом корреспондент приходил, но Оксана с ним говорить не стала: работы тогда очень много по завершению дела было, она вместе со следователем прокуратуры документы для суда готовила. А Витя, видимо, разговорился... Статью о начальнике уголовного розыска столичная «Правда» и «Вечерний Иркутск» перепечатали, отчего старушки на лавочках вдруг культурными стали, здороваться первыми норовят.

Любка с гордостью имя сестры напевает, а Таня и Витя все задания бегом исполняют. Коля пока особняком держится, но это вопрос времени. Оксана приметила, что парня очень раздражает, когда дружок его начальнице «ты» говорит, а ему «выкать» приходится. Ну да ладно, дело поправимое, просто повод подыскать нужно будет. И только капитан Савельев никак не угомонится, как и всегда, ехидно осклабился:

– Хорошо, что я с Анфисой в это время разъяснительную работу проводил!

Ребята не поняли, вероятно, о том, что он крысу подкармливает, но и Оксана ставить их в известность не стала. Себе дороже!

Лейтенантов за очередным похитителем живности отправила – тот пришёл злой как собака, видать, у самого какие-то проблемы, но она в его дела не лезет: больно нужно… А он прямо с порога:

– Табельное оружие почистить решили, товарищ начальник? Ноготки сломаете, а тир сегодня закрыт. У них все мишени после ваших прошлых стрельб на мелкие кусочки разлетелись!

Это же обязательно напомнить нужно, что она в восьмёрку с трудом попадает! Вот он стреляет кучно, пулю на пулю накладывает.

Пока ответ придумывала, девушка высокая, белобрысая, с подбитым глазом и жалкой улыбкой на губах в дверь заглянула:

– Лёша! Выйди на минуточку...

Ну, это уже просто наглость! Это уже переходит все границы дозволенного!

Оксана в своём кабинете давно не сидит, так сказать, для сближения с коллективом, в большую комнату почти перебралась, но кто ему позволил свои любовные проблемы в кабинете начальника решать?

Хотела встать, дорогу преградить, однако не успела: он уже девушку за руку в кабинет уволок, дверь захлопнул, и Таня просто – маленькая сплетница, всё ей знать нужно – палец к губам приложила. Подслушивать неудобно, и для того чтобы не подслушивать, оглохнуть мало. Девушка тихо говорит, а он так орёт, что в кафе напротив, наверное, всё слышно:

– Я тебе говорил, чтобы ты на работу ко мне больше не приходила!

Женский голос чуть слышно шелестит, Таня напряглась, слов не разбирает, и крик в ответ:

– Троих родила – мало тебе? Ума не набралась!.. И правильно делает! Я бы тебе ещё не так за дурость твою врезал!

Глава 7

Оксана не поняла, ещё не осознала всю страшную мерзость его слов и прошептала:

– А я...

И он освободился от её рук, уселся, поправляя свою одежду, жёстко бросил:

– А ты должна быть мне благодарна! Во-первых, я за тебя, как и за всех прочих девиц, с ним рассчитался, а во-вторых, теперь ты знаешь, чем отличается настоящий мужчина от какого-то генерала!

Кажется, миг назад от уплывающего наслаждения не было сил сдвинутся с места, но сейчас, из положения лёжа... Для такого негодяя пощёчина – слишком большая честь! Она подобрала ноги к животу, как учил тренер по каратэ, напрягла грудь, прочищая лёгкие и выдыхая:

– Кья! – направляя всю силу удара пятками в закрывающую мир спину.

Он вскрикнул, как мяч выкатился из палатки, уже на воздухе опять взвыл, грязно выругался и ушёл, по дороге обзывая её и её генерала...

Оксана быстро оделась, достала бутылку минеральной воды, долго полоскала рот, сплёвывая в тёмную речную воду. В душу закралась чёрная обида, от которой даже слёз не было. Тяжёлая, как камень на шее, мука, память о страшном унижении выжигали всё, что сейчас произошло, всё хорошее, светлое, что было в её жизни, оставляя в душе голое поле, на котором прорастали плевелы злобы. Какая сволочь! Какая мразь! И Костя тоже... Как она верила ему все эти годы...

Пошёл дождь, и Оксана долго стояла под холодными струями, смывая с тела липкую боль, ругая себя: Танька ведь предупреждала. Ругала и Любку: если бы она не прицепилась с этой поездкой, ничего бы не произошло...

Она уже верила, что он шаман, потому что он сволочь и совсем не в её вкусе, и она его совсем не хотела, но всё-таки, когда он сказал:

– Тебя... – позволила ему... позволила так оскорбить, так унизить её...

А потом пришла Любка и первым делом сообщила, что дядя Лёша споткнулся и упал:

– У него шишка на лбу и синяк под глазом...

Сказаться больной? Остаться на судне в своей палатке? Нет! Она не даст ему насладиться победой!

Оксана подкрасила глаза, сменила удобный спортивный костюм на модные облегающие джинсы и в меру открытую шёлковую блузу. Белый цвет ей к лицу. Для такого наряда уже прохладно, но шерстяная кофта весь эффект воздушности, испортит...

Она, кажется, не веселилась так никогда в жизни, захохотала:

– Всегда думала, что единороги только в сказках бывают!

Даже Любочка улыбнулась, отворачиваясь от налившегося красной злостью дяди Лёши.

Два дня Оксана шутила, смеялась, рассказывала анекдоты, просто очаровала молоденького моториста Максима, и он ходил за нею попятам, предлагая свои услуги. Она удила с молодняком рыбу, громче всех визжала, увидев целую семью байкальских эндемиков – выдр, поедающих какую-то траву, возлежа на воде, как на мягком матрасе; руководила молодёжью, варившей на кострах кашу с тушёнкой. Вечером она танцевала с Витей и Колей, нежное танго и блюз – с млеющим от счастья Максом, а под общий хохот исполнила дуэтом с сестричкой весёлую песенку.

***

Воскресенье. Солнце уже садится. Судно отчалило в обратный путь. Она так устала притворяться, демонстрируя, что ей весело, а он ещё имел наглость подойти, когда она, стоя возле леера, ждала Максима, пообещавшего мороженое в обмен на поцелуй.

Савельев был, кажется, пьян, во всяком случае, выпил лишнего, прохрипел:

– Я хочу...

Оксана вспомнила: «Я хочу тебя...» – передёрнулась от обиды, но сумела, захохотав и показывая пальцем на огромный синяк под его глазом, процитировать киношного коллегу – начальника уголовного розыска из фильма «Старики-разбойники», которого очень симпатично сыграл артист Бурков:

– ... доложить товарищу начальнику, в какой схватке с преступностью получена бандитская пуля! – перебила она его и приняла от Макса стаканчик с замешанным на соке льдом, потом надолго припала к губам мальчика. – Ты такой сладкий! – И услышала о себе такое, от чего сердце зашлось от боли...

Прощаясь, Таня во всеуслышание сказала:

– Ну, ты молодец! Даже не думала, что ты такая весёлая! – а сама зашептала на ухо: – И Савельев не думал... Он на тебя так смотрел!..

***

Воскресенье. Солнце уже садится. Судно отчалило в обратный путь. Она так устала притворяться, демонстрируя, что ей весело, а он ещё имел наглость подойти, когда она, стоя возле леера, ждала Максима, пообещавшего мороженое в обмен на поцелуй.

Савельев был, кажется, пьян, во всяком случае, выпил лишнего, прохрипел:

– Я хочу...

Оксана вспомнила: «Я хочу тебя...» – передёрнулась от обиды, но сумела, захохотав и показывая пальцем на огромный синяк под его глазом, процитировать киношного коллегу – начальника уголовного розыска из фильма «Старики-разбойники», которого очень симпатично сыграл артист Бурков:

– ... доложить товарищу начальнику, в какой схватке с преступностью получена бандитская пуля! – перебила она его и приняла от Макса стаканчик с замешанным на соке льдом, потом надолго припала к губам мальчика. – Ты такой сладкий! – И услышала о себе такое, от чего сердце зашлось от боли...

Прощаясь, Таня во всеуслышание сказала:

Глава 8

В каждой избушке свои погремушки! По велению начальства каждый отдел в полном составе раз в месяц ночью дежурит.

Суббота. Двадцать минут двенадцатого. Время детское. Нормальные люди телевизор посмотрели и спать укладываются. Ненормальные – ещё норму не набрали, часам к трём до кондиции дойдут, колобродить начнут.

Оксана отложила газету. Вышла в большую комнату, включила чайник, достала из шкафа банку кофе и чашку.

Вообще-то это обязанность секретаря, только Таня занята – «Код да Винчи» Дэна Брауна читает:

– И мне налей, пожалуйста, Оксаночка! – попросила.

Оксана кивнула. Сама, когда эту книгу первый раз читала, оторваться не могла, а Танька так увлеклась, что некоторые фразы про себя произносит, губами беззвучно шевелит.

Коля и Витя в уголке в шахматы играют, Савельев эту гадость в зелёной обложке на глазах у всех в сотый раз просматривает. Отложил «Камасутру», направляясь к чайнику со своей чашкой, приподнял книгу в руках девушки:

– И что вы все от этих бредовых фантазий с ума сходите? Ни слова исторической правды... Тамплиеры-храмовники, Вселенский собор, Мария Магдалина… – он, видимо, хотел сказать нецензурно, но в последнюю минуту перестроился и произнёс, – бл...удница, да Винчи, Ньютон… Каша какая-то...

Обиженно шмыгнув носом, Таня подняла голову:

– Не читали, а говорите! Там совсем не каша!

Капитан улыбнулся:

– Читал, детка! Старо как мир. Чашу Грааля ещё до Индианы Джонса сто раз искали, а все эти символы, роза-мимоза. Средненький псевдоисторический не то роман, не то детектив!

Оксана почувствовала, что он развлекается, специально заводит девочку, и вдруг, совсем некстати вспомнила, как Таня сказала: «Я его отшила...»

Почему-то подумала, что Танька тогда наврала. Не мог он к девчонке приставать, он считает её ребёнком, а Савельев, Оксана была уверена в этом, хоть и подонок, но порядочный, к детям просто по-отцовски относится, да и дети его любят, только своих нет...

Он посмотрел на хватающую ртом воздух от возмущения Таню и ехидно осклабился:

– Но тебе понравится. Он её в конце поцелует, правда, не в церковь венчаться, а в гостиницу переспать, но позовёт.

Танька крикнула:

– Вы не понимаете!

И он резко бросил:

– Я действительно не понимаю, почему все сходят с ума из-за книги, в которой пусть раскаявшуюся, но девку на престол возводят, детородным органам, как святыням, поклоняются, в которой влюблённый мужчина женщину в гостиницу приглашает…

– Это же не о том, это же... – Девочка замолчала, видимо, слов не хватило объяснить, и Оксана пришла ей на помощь, впервые с того злополучного дня на теплоходе, первая заговорила с ним на неслужебную тему, хотела сказать: «Не вам судить!», – но решила не опускаться до его уровня и тихо произнесла:

– Вы не поняли, потому что не с начала читали...

Он взял у Тани из рук книгу и прочёл:

– Париж, Лувр 21.46. Ну, и что здесь такого, что мне понять не дано?

Оксана забрала из его рук «Код да Винчи», перевернула назад одну страницу:

– И снова посвящается Блайз... Ещё в большей степени, чем всегда...

Он упрямо дёрнул головой:

– Наверное, сестра или первая учительница.

Оксана подняла голову, решительно посмотрела в холодные серые глаза. Она не лгала, она была уверена, что права, просто знала, что это правда:

– Дэн Браун снова посвятил книгу любимой женщине, не указал венчанной в церкви законной супруге, потому что для него это неважно! Он посвятил книгу женщине: может быть, жене, а может, и любовнице... просто любимой. Только вы и это слово не с первого слога читаете, – она перекривила его: – Не бл...уднице – любовнице! От слова «любить»! – парировала она, поймав восхищённый взгляд девочки, затем протянула ей чашку с кофе. – Читай, Танечка! Эта книга о святости, зарождающейся новой жизни, об уважении к женщине, давшей этот мир каждому из нас. Эта книга о любви!

Как он на неё посмотрел, когда она «любовнице, что от слова «любить» сказала.

Всё бросить и уехать захотелось! Нет! Это просто невозможно! Дом арендован отделением полиции на три года, и без работы никак нельзя... На что она с Любочкой жить будет? К Косте больше никогда не обратится. Если правда то, что этот подонок сказал... А если даже неправда... Хватит! Любви запретной, сплетен, осуждающих взглядов хватит. И этого:

– Пусть боятся! – Как клеймо на крупе лошади: путь все знают, что эта кобыла моя. – Любовница! Генеральская подстилка!

Хватит! На всю жизнь хватит...

Картошку печь в духовку поставила, к речке за огородом на самой кромочке тайги – туда, а потом обратно, километра три, для поддержания формы пробежать – и можно сестричку с улицы на ужин звать.

Только кроссовки надела – Любка сама, без вызова прибежала, с порога зачастила:

– Там Герка Червнев жену Тоньку из своей двустволки застрелить грозит... а она с детьми в спальне заперлась... А он двери выбивает... а дядя Лёша кричит в окно, что застрелит его, пистолетом машет... а он...

Глава 9

Она безразлично смотрела на вошедших оперов, уводивших Червнева, молча слушала причитания выбежавшей из спальни Антонины, цеплявшейся за мужа и отталкивавшей работников правопорядка.

Савельев прикрикнул на Тоню, и она завыла:

– Брат родной... сволочь! Мужа любимого... в тюрьму... племянников... сиротами...

Капитан прорычал:

– Я тебе говорил не идти за него?

Сестра обречённо подтвердила:

– Говорил...

– Я тебя предупреждал, что он с перепоя тормоза теряет?

– Предупреждал...

– А ты? – он смотрел на женщину со злобой и презрением.

Оксана подумала, если уж он так с родной сестрой... А Антонина прижалась лбом к плечу брата и опять запричитала:

– Люблю я его, Лёша... больше жизни люблю...

Он чуть слышно сказал:

– Дура... все вы бабы дуры, – нежно похлопал Тоню по спине. – Посидит, перебесится...

Вскочившая от его крика Оксана опять уселась на подоконник, сжав руками ослабевшие, трясущиеся колени, и совсем неслышно повторила:

– Дуры...

Ну да, они унижают, оскорбляют, убить грозят, а мы, женщины... За что? За что мы их так любим...

Она подняла глаза. Савельев уже по-хозяйски уселся за стол составлять протокол, послал Колю и Витю опрашивать свидетелей, только вид у него был не такой самоуверенный и решительный, как всегда. Он писал, а племянники тёрлись об него, пытались подлезть под свободную левую руку. Маленький Лёнька уже пристроился на крепком дядином колене. Совсем не капитан Савельев, а просто дядя Лёша обнимал мальчишек, что-то шептал им, оторвавшись от работы.

Оксана смотрела на него, полными слёз глазами: нервы совсем расшатались, – даже себе не решаясь признаться, что, в отличие от капитана Савельева, этот дядя Лёша очень нравится ей....

Прибежала сестра. Поцеловала щёки, руки сестры, затормошила её, повторяя:

– Оксанка! Ты смелая! Ты умница!

Информация уже, видимо, в толпу за забором распространилась, и в голосе Любки было столько гордости, как будто это она, а не старшая сестра успокоила распоясавшегося дебошира.

Оксана улыбнулась, смущённо опустила голову:

– Ничего я такого не сделала... – И вскочила с подоконника, услышав:

– Ничего такого! Только голову сдуру под пьяную пулю подставила!

Капитан Савельев стоял широко, как на палубе расставив ноги, засунув руки в карманы. Он всегда принимает такую позицию, распекая её, а она, придавленная тем, что называла про себя «недоразумение на пароходе», огрызалась в ответ на его колкости, боясь поднять голову, посмотреть в нахальные серые глаза.

Но только не сегодня!

Нервное напряжение ещё отдавалось дрожью во всём теле, билось неспокойной жилочкой в правом виске, и Оксана вскинула голову, после чего, не стесняясь Любки, Антонины и её детей, вернувшихся участкового и оперуполномоченных, с нажимом сказала:

– А вы, от большого ума, стрельбу устроили! О том, что Червнев может случайно кого-нибудь в толпе у забора подстрелить, не подумали! – впервые увидела, как Савельев смутился, и, закрепляя свои позиции, приказала: – Завтра с утра вместе с Николаем найдите друзей-собутыльников Герасима. Будем их за подстрекательство к убийству привлекать!

Он с показным превосходством более опытного работника сообщил:

– Под эту статью в Уголовном кодексе чёткий комментарий есть. Привлечение за пьяные сплетни в эту категорию не укладывается!

Заслушав, она тут же разъяснила:

– А я завтра сдуру голову под прокурорский гнев подставлю. Что-нибудь с Ильёй Алексеевичем придумаем...

Утром Савельев как-то очень интеллигентно произнёс:

– Уделите мне, пожалуйста, несколько минут. Хочу о вчерашнем происшествии поговорить.

Оксана на правах победителя сделала широкий жест:

– Прошу! – И он вошёл в её маленький кабинет, плотно прикрыл дверь:

– Я вчера был неправ!

Она пояснила:

– Пуля в забор попала, а если бы не в забор?

Отчего он опустил голову:

– Младшая сестричка... Я её с детства защищать привык. Герку с ружьём увидел – просто голову потерял!

– Но вы же могли его убить!

– Кого? Геру? – дёрнул он головой, когда, недоумевая, поднял глаза. – Мы с ним вместе выросли, дружили, за одной партой в школе сидели... Я вверх стрелял!

Она в ответ бросила:

– А он стрелял в вас! – Не сказала – подумала, что мог бы ранить, убить, но голос предательски зазвенел от ужаса...

Савельев подошёл совсем близко, взял Оксану за подбородок, заставил поднять лицо, долго смотрел ей в глаза, и ей вдруг показалось, что он сейчас спросит что-то очень важное, но он отпустил, прошёлся по маленькому кабинету.

– Если бы Герка в кого-нибудь из толпы попал, то годом-двумя бы не отделался! Тоня вам так благодарна... – продолжил он, потом немного помолчал и добавил: – И я тоже...

Глава 10

Уже лёжа в постели, поставила себе диагноз: «Я сошла с ума»!

После предупреждений Кости о том, что Савельев – она по привычке назвала его по фамилии – странный, опасный человек, который будет мстить за то, что она заняла его место… После Танькиных рассказов и его откровенных разговоров по телефону… После того как он так страшно оскорбил её, сказал, что его цель – только расквитаться с генералом… После года приправленной наглыми приставаниями конфронтации, когда всё вроде бы встало на свои места и она, наконец, почувствовала себя начальником, пусть и небольшого отдела уголовного розыска небольшого городка… После всего этого целоваться с подчинённым…

Подчинённый!

Оксана ухмыльнулась. Какой он подчинённый! Анархист, не признающий власти, только вместо сочинений Бакунина и Кропоткина – настольная «Камасутра». Правда, давно уже из сейфа книжку не достаёт, видать, наизусть выучил, и девушки его не звонят, не приходят: все куда-то разбрелись...

Она лежала в его постели, удобно положив голову на крепкое плечо, и не умом, каждым нервом, каждой жилочкой остывающего от страсти тела ощущая, что это её мужчина, единственный, с которым может быть так хорошо...

Он очень осторожно перекатился на бок, устроив голову на согнутой руке, и улыбнулся:

– Ты такая красивая...

Костя всегда ограничивался коротким:

– Я соскучился... – или: – Я хочу тебя...

Мужчины-коллеги, заметив где-нибудь вне стен отдела, баловали:

– Ты в этом платье просто девочка. Миленько сидит! – или: – Эта причёска тебе к лицу.

Но фразу «Ты такая красивая» ей ещё никто никогда не говорил.

Может быть, что-то промелькнуло на её лице, какая-то тень воспоминаний – и он заметил, почувствовал, иронические искорки в глазах заплясали… Только что-то было не так в его улыбке, отчего вдруг стало страшно, как тогда на кухне. Только тогда рядом, за стеной, были коллеги и слово-пароль, и она могла применить приём, ударить, а сейчас одна и причинить ему боль уже не сможет.

А Савельев, ёрничая, сообщил:

– Секретарши, несколько младших офицеров полиции, почтальон, девушка-водопроводчик, учительницы, даже заведующая детским садом один раз была, но с непосредственным начальством – первый раз! – Ухмыльнулся: – Очень возбуждает!

Оксана промолчала, стараясь скрыть пришедшую боль, а он продолжал веселиться:

– Что ж молчишь? О своих победах не рассказываешь!

И она нервно прошипела:

– Во всяком случае, на дефицит кавалеров никогда не жаловалась!

– Ну да! При таком кавалере грех жаловаться! Генерал! Его высочество!

Такое нельзя оставить безнаказанным. Пусть не думает, что она никому не нужна! Потому собрала силы, улыбнулась, представляя Костю как двух персонажей:

– И с полковником, и с генералом было, – а потом опять солгала: – Коллеги – и не только коллеги – замуж звали, но мне и так хорошо...

Отвернувшись, он прикурил сигарету, подавился дымом, и, пока откашлялся, она приготовилась, уже совершенно уверенная, что сейчас опять будет больно. Оксана спокойно выслушала признание:

– Лучше честно сказать! Замуж не позову! Я зарок дал. Больше не женюсь никогда!

Зачем столько слов? Он здесь вырос, и обычаи, традиции этой деревни, понятия о порядочности, о женской честности – это всё его, с молоком матери впиталось... Он здесь уважаемый человек, свой в доску, и всё-таки на порядок выше и уважение к нему, и гордость за своего, сумевшего подняться и не растерявшего общее, общинное. А она чужая, генеральская любовница, и уважение к ней сиюминутное. Завтра слух пройдёт:

– Генерал приезжал…

И уже послезавтра из-за какой-то калитки прошипят… а не прошипят, так подумают:

– Генеральша...

Как в песне – они дельфин и русалка: общие только среда обитания и хвост из прошлого. Он, несмотря на хвост романов и брошенных дев, благородный дельфин, спасающий на водах, а она, хотя на куцем хвостике только одно имя умещается, русалка, любовница… И разницы вот вообще, один или не один, для них нет. Он мужчина – герой любовник и на него другие статьи их Кодекса чести распространяются! А она женщина, и судить её будут, а потом его вместе с ней... Поэтому он не женится... не женится на ней никогда...

И чтобы не унизиться, наверное, нужно сказать: «Какое это имеет значение?» – но она уже говорила эту фразу лет девять назад, только тогда ещё не понимала, какое это имеет значение. Была уверена, что главное – любить, и в любви того человека была уверена... Сейчас уже понимает: за каждый миг счастья годами унижений заплачено... Опять полюбила и дело даже не в том, что в любви этого мужчины не уверена: он непредсказуем, с ним вообще ни в чём быть уверенной нельзя, – а дело в том, что второй раз в ту же реку стыда не войдёт.

Какой смысл устраивать сцены, заламывая руки, посыпая голову пеплом?

Оксана взяла большую, сильную руку любимого с сигаретой, затянулась дымом, чуть касаясь губами, сжимающих фильтр длинных пальцев, стряхнула пепел в чашечку и усмехнулась:

– А кто вам сказал, Алексей Данилович, что я за вас замуж хочу?

Глава 11

И сюда наркодельцы добрались!

Любители «травку покурить» были здесь очень давно, как же без этого – наследие прошлого, многие шаманы травами себя в транс вводили. Значительно позже плоды тюремного просвещения до городка добрались, совсем пропащие, жаждущие «колёсами побаловаться», «поширяться» появились. Этих милиция наперечёт знает, периодически рейды проводит, посевы мака и конопли уничтожает. Но сразу восемнадцать старшеклассников после дискотеки в больницу попали. Чрезвычайное происшествие!

Специалисты говорят – экстази, а по данным правоохранительных органов, до сих пор этой отравы у них в городке не было.

В последнее время Оксана вообще перестала общаться с капитаном Савельевым. С неё молитва за здоровье того, кто электронную почту придумал и всякие мессенджеры. Сиди себе в кабинете, указания подчинённому на компьютере или телефоне отправляй. И он как-то притих, нарываться на эксцессы перестал, похудел, всё время о чём-то думает… Только игры закончились: дело очень серьёзное.

Хорошо, что родители одной девочки побеспокоились и за дочерью на дискотеку пришли, а она, как мать рассказала, визжит от восторга, каждого, с кем в танце столкнулась, обнимает, целует, как припадочная глаза закатывает, и вокруг такие же счастливые, истерично-весёлые ребята, скачут...

Отец девочки полицию, «скорую» вызвал. Танцоры через час-другой, в себя придя, точно бы по домам пошли, никому, ничего бы не рассказали, а эта гадость не хуже тяжёлых наркотиков привязывает: кто с первого, кто с третьего раза без возбудителя этого вкус и к танцам, и к жизни теряет.

Оксана вспомнила семинар в Чите, на который попала четыре года назад стараниями Кости. Какие ужасы им там специалисты рассказывали, видеофильмы показывали.

Один был очень удачный, с классной компьютерной графикой. Мальчишка, бывший наркоман, сделал.

По экрану, успокаивая, плывут, перетекают друг в друга красные шарики в красном потоке. Появляется игла, врезаясь, в один из шаров – и он начинает расти, пухнуть, в нём под надувающейся, как воздушный шар, розовой плёнкой возникает лицо… Лицо беззаботное, идиотски радостное, с растягивающей губы счастливой улыбкой.

Игла прокалывает и прокалывает шарики. Птица с человеческой головой летит в небесах, сплетённые в любовном экстазе тела, человек, подбрасывающий вверх ворох купюр, фигура на крыше небоскрёба, и наплывающий кадр – рот, беззвучно орущий «Либерти – свобода».

Несчастный отрешённый взгляд, опять игла, и под плёнкой шаров – ужасы Босха вперемешку с мерзкими чудовищами из американских ужастиков.

И снова то же лицо: бледное, осунувшееся, состарившееся, с налитыми мукой глазами.

Автор фильма и его друг снимали на любительскую камеру, фиксируя реальные события, разыскивали в Интернете картинки, восстанавливая свои видения, а потом мальчик запечатлел, как в страданиях и боли умирает его лучший друг.

Нужно будет в столице этот фильм запросить, для профилактики школьникам показать.

Она съездила в больницу, сама опросила подростков – ответ один:

– Парень постарше подошёл. «Попробуй! Весело будет!» – сказал...

Два мальчика имя «Игорь» назвали, один – фамилию «Буслаев» вспомнил, сказал, что парнишка часто на дискотеке бывает. В списках прописанных в городе Буслаевых нет – значит, откуда-то часто приезжает. Городок режимный, без учёта вряд ли кто обосновался.

Уже собралась всех на телефоны посадить, участковым звонить, как Савельев предложил в отделе кадров комбината поискать. Больше половины тех, кто на драгах работает из окрестных деревень, «вахтовым методом» трудятся. Приедут, отработают смену в каком-нибудь затоне – и домой. Непрерывный процесс, зарплату им от выработки считают, поэтому и живут, и питаются на судне.

Предложение дельное: минимум два дня сэкономили, а для расследования два дня... Кто же тогда знал, что следствие почти на год затянется?

Но до чего же противный человек Алёшка!

Ни о чём не подумала, просто по привычке, как на старой работе Исаевич всегда ребят за хорошую подсказку в макушку целовал, «умной головой» навязывал… Вот и тут сама за стоящую идею поцелуем благодарила, руки на плечи положила, к чуть небритой щеке губами прижалась. Он улыбнулся так, как будто закон сохранения энергии доказал или альтернативное топливо изобрёл, а тут Марк Громов, начальник патрульно-постовой службы, письмо распечатать заскочил, раз у них принтер разладился. Подозрительно посмотрел на Алексея:

– Ты что, Лёш, премию получил?

Капитан опять улыбнулся, только совсем иначе, иронически:

– Я, Марк, только что джек-пот сорвал!

Громов ничего не заподозрил, искренне обрадовался, руку пожал:

– Поздравляю! С тебя причитается!

– Заходи вечером! Обмоем! Ты же знаешь, за мной не заржавеет! – услышала Оксана и возмутилась.

Очень интересно! И что это он обмывать собирается?

Игорь Буслаев восемнадцати лет и одного месяца от роду. В прошлом году окончил профессионально-техническое училище при комбинате. Ожидая призыва на военную службу, работает матросом на судне «Баргузин-10». Отработав смену, как раз в пятницу, когда ребята на дискотеке отравились, на своём мопеде отбыл по месту постоянной прописки, не в деревню, а на заимку в тайге, где проживает с отцом-охотником на пушного зверя, матерью-домохозяйкой и тремя младшими сёстрами.

Глава 12

Совершенно без всяких причин она проснулась с первыми лучами солнца. Искупалась, просушила длинные волосы, как всегда закрутила их в тугой узел на затылке, зачем-то перемерила все пять имеющихся «на хозяйстве» свитеров, надела длинный, почти до колен, крупной вязки и светло-серый, с большим воротом. Тот, который мерила первым. Заправила джинсы в высокие резиновые сапожки, кокетливо натянула тонкой полоской на голенища резинки вязаных носок. Она сама и свитер, и носки из одной шерсти связала. Шерсть натуральная, овечья, тёплая. Весна только началась, снег ещё не растаял, в мокрую хлябь превратился. На реке холодно будет.

Любка ушла в школу в половине восьмого, а он к восьми должен за ней зайти.

Оксана походила по комнате, достала косметичку: нужно же как-то время убить! Только чуть-чуть ресницы подкрашу...

На причале среди плоскодонок, баркасов и глиссеров, стоял довольно большой белый катер с подвесным мотором.

Она вспомнила фразу: «Заяц у меня...», прочла название – «Зайка», затем намётанным глазом сыщика приметила, что краска в одном месте чуть меньше выгорела. Кто-то довольно давно из «Зойки» «Зайку» сделал.

Алексей бросил на заднее сиденье рюкзак, легко перепрыгнул с мостков на шаткую посудину, протянул руку, помог ей усесться и завёл мотор. Катер быстро заскользил против течения, рассекая волну.

Оксана залюбовалась зелёной, кажется, нетронутой человеческой рукой девственной тайгой на крутых склонах, веселящейся с солнечными бликами рекой. Волны тихо наплывали на тоненькую кромку берега, шипели возле врезавшихся в воду утёсов, образуя буруны с белыми искрящимися шапками пены, в каждой капельке которой играло, переливалось своё, маленькое солнышко. На этот праздник, яркий карнавал воды и светила было больно смотреть, она только на минутку прикрыла глаза и, кажется, сразу почувствовала прикосновения нежных, твёрдых, как осенние яблоки, губ.

Он совсем по-детски, чуть касаясь, целовал её рот, и она, ещё не сообразив со сна, подняла руки, лаская мягкие русые волосы, зарываясь пальцами в густую, волнистую шевелюру, нежно проводя от макушки к затылку и обратно.

А он поцеловал совсем иначе: требовательно, страстно раскрывая её губы, – и она забыла обо всём, но когда он прошептал в шею «Я хочу тебя...», тотчас вспомнила, резко оттолкнула его, гневно сверкнула широко открывшимися глазами и захохотала.

Сидя в лодке, Алексей картинно изобразил боксёрскую стойку, прикрывая руками лицо, и попросил:

– Только не дерись! Мы уже подъезжаем, и я решил тебя разбудить. У тебя чуть косметика размазалась. Для вас ведь это важно...

Может быть, потому, что солнце, река, и берег, а может, из-за этого «для вас ведь это важно» шуметь, ругаться расхотелось. Она прошептала:

– Пожалуйста! Не нужно...

– Ладно! – пробурчал он, затем достал из ящичка в панели управления довольно большое зеркало, поднёс к её лицу и держал всё время, пока она восстанавливала макияж.

Уложила в сумку косметичку, осмотрелась. С большого, судоходного Баргузина катер в устье маленькой речушки, под сень деревьев спрятался. Прекрасное место. Никто не войдёт, не прервёт разговор.

– Алёшка… – сказала она, когда он тихо спросил:

– Что?

И постаралась говорить спокойно, подавляя прорывающиеся в голосе нежные нотки:

– Ты ведёшь себя как ребёнок, и я поддаюсь, совсем неадекватно реагирую. Понимаю, что играешь со мной в свою «Камасутру», и всё-таки поддаюсь, сама играю, за миг удовольствия от твоего искусства на боль и унижения нарываюсь. Зачем? За что ты меня мучаешь?

Он пробормотал:

– Сама играю... Этот твой генерал... с-с… Ладно, хрен с ним, но ты не такая, как все... умная... сильная... смелая... – помолчав, добавил: – Я вообще тебя боюсь...

Оксана улыбнулась про себя: если б он только знал, если бы кто-то знал, сколько нечеловеческого напряжения нервов эта сила и смелость стоит. А он вздохнул, тяжело вздохнул, по-настоящему... И сердце сжалось от невыносимой муки – лучше бы опять оскорбил, унизил, но как стерпеть, пережить эту минутную слабость сильного, любимого мужчины?

Уже протянула руку, чтобы приласкать, утешить, но он отстранился и хмыкнул:

– Я женился по любви! Красавица, стюардесса… В самолёте познакомились, а через две недели заявление в загс подали. Три года всё вроде хорошо было, а потом на «День милиции» он…

Его слова рассёк Оксанин шёпот, повторив:

– Три года… – Она пыталась вспомнить личное дело Алексея, подсчитать, а он зло прищурился:

– …Твой генерал… он тогда ещё полковником был, из Москвы коллектив поздравить приехал. После торжественной части в столовой сабантуй устроили. Он Зойку два раза танцевать приглашал. Я сначала разозлился, потом подумал, как Пугачёва поёт: «Танцевать не целовать», – и забыл о нём. Два года почти прошло. Мы тогда в Иркутске дело о продаже оружия раскручивали. Следы товара в Тулу тянулись, и меня в командировку послали. Рассчитывал быстро освободиться, а там совсем не кустари. Каждый, кто из цеха свою деталь несёт, только почтовый ящик, ячейку в камере хранения знает. Товар сдал – через три дня деньги забрал. Сколько мы с местными операми помучились… Два раза прокололись, пока на крупную рыбу, на курьера вышли. Думали всё, достали, а он тоже от ячейки к своему сборщику одного этапа несёт, кто и кому дальше передаёт – не знает. Только когда серьёзные ребята из МУРа приехали, в сумки с товаром радио-маячки поставили, всю цепочку удалось проследить. Домой позвонил, сказал: «Послезавтра вылетаю, любимая». А она: «Я завтра в Москву и обратно. Как раз к твоему приезду дома буду, милый». Решил сюрприз сделать! От Тулы до Москвы ведь три часа поездом. Лётный состав всегда в гостинице «Аэрофлота» в аэропорту «Шереметьево» отдыхает. Администратор сказала: «Её нет! С утра уехала». Ну, я в холле, в уголке на диване пристроился, два часа просидел. Девушка-администратор уже смену сдала – парень принял. Смотрю, идёт моя красавица, только не одна – с ним под ручку. Ключ взяли, лифт вызвали, а я по привычке, наверное, возле входа на лестницы позицию занял. Пока пробежался по ступенькам на седьмой этаж, дверь ногой выбил, полковник твой уже штаны скинул и её почти распаковал, – оскалился Алексей. – Я ему нос сразу сломал!

Глава 13

Зря косметику подправляла. Сама не заметила, как слёзы всю тушь с ресниц смыли. Пока он катер к самодельному дощатому причалу подводил, платочек в холодной маленькой речке намочила и к лицу, чтобы припухлость и красноту с глаз немного снять, приложила.

Хозяйка встретила их неприветливо.

– Где Игорь? – на этот вопрос она так закричала, что три беленькие девочки, погодки, как испуганные мышки, в дом спрятались:

– Что этот поганец опять натворил?

Даже Савельев, который к пьяным мужским воплям и угрозам, кажется, давно привык, отшатнулся: видимо, женские фокусы видимо в деревне забыл, отшатнулся. Но только не Оксана. Там, в столице, давно к крикам потерпевших, задержанных базарных аферисток, гадалок и профессиональных сводниц притерпелась, знает, что это первая волна, а через несколько мгновений реки слёз потекут.

Спокойно попросила:

– Дайте попить: в лодке укачало...

Вытирая концом фартука сразу намокшие глаза, женщина зачерпнула кружкой воду из ведра, обтёрла дно тем же фартуком:

– Присядь деточка! На тебе лица нет... – Повернулась к мужчине, без сомнения признавая его главным: – Так что там мой паразит натворил, товарищ начальник?

Пока вернулся паразит, уплывший с отцом на лодке за хворостом для растопки, Оксана, почти не задавая вопросов, узнала, что мальчик был первым хулиганом в школе, потом, поступив в училище, вроде бы остепенился, работать пошёл, и родители уже решили, что участковый их в покое оставил, а тут полиция из города приехала...

Хозяйка говорила и говорила, как человек, просидевший много лет в одиночной камере, и Оксана лишь подбрасывала вопросы, направляя монолог в нужную ей сторону, понимая, что женщина, которой здесь на заимке и поговорить не с кем, всё расскажет сама.

Алексей устроился в стороне, не мешая женской беседе. Он курил, задумчиво глядя в пространство, и Оксана искоса наблюдала за ним, стараясь между делом понять, о чём он думает, но его лицо закаменело, как маска, – не пробьёшь, не разберёшься.

Потом она заметила, что на сцене, то есть на полянке перед домом, где за длинным деревянным, человек на тридцать столом, появились новые действующие лица. Три белобрысые барышни, старшей из которых, наверное, совсем недавно десять исполнилось, выглядывали из-за двери, рассматривая задумавшегося дядю. Они хихикали, строили рожицы, перешёптывались, но Алексей был слишком увлечён своими мыслями, и тогда средненькая, видимо, самая смелая, прошла к колодцу, «совершенно случайно» задев его колено тем местом, которое лет через десять станет крутым бедром, таким же, как у мамы. Он встрепенулся, достал из кармана горсть конфет в ярких обёртках, и через полчаса сквозь говор женщины Оксана услышала:

– Я!

– Нет, я!

– Я! Я покажу вам, дядя Лёша, где в курятнике, Гошка коробку от мамки спрятал. Он её в последний раз из города привёз!

Оксана улыбнулась, подумав, что всё-таки приятно быть не отдельно взятой влюблённой дурой, а примкнуть к толпе таких достойных поклонниц, и тотчас же надулась, поймав победный взгляд, значащий только одно – «вот как нужно работать!»

Симпатичный парнишка с синими, упрямыми отцовскими глазами три раза повторил:

– Я ничего не знаю! – Но, припёртый к стене суровым взглядом матери и вещественными доказательствами – маленькой коробочкой с семью цветными таблетками, – изъятыми из курятника, стал давать показания, заглядывая Алексею в глаза: – Это всё Мишка Прончик! Я ему сто рублей в карты проиграл, а он говорит: «Можешь не отдавать! Ты на дискотеку идёшь – ребятам раздай, скажи, что «веселунчики» от братьев Уизли, а вообще-то это серьёзный препарат, чтобы детки птичий грипп не подхватили». Я же не знал, что это наркотик, товарищ начальник! Что же я, не понимаю?! Никогда бы не взял!

И Оксана, оформлявшая протокол, не удержалась, улыбнулась, на миг оторвавшись от работы, когда Алексей ехидно сказал:

– Обращайся ко мне – капитан Савельев. Это она товарищ начальник!

Дальше парнишка опасливо сказал, что Мишке таблетки, скорее всего, Шаманка дала: он к ней всё время бегает, только о ней и говорит, она его точно приворожила.

Оксана, услышав незнакомую кличку, ведь в деревне, кажется, только те, у кого смешная фамилия клички не имеют, подняла глаза и собралась расспросить подробнее, но Алексей только скривился, как от боли, и кивнул:

– Ясно! Знаю!

Осталось только подписать протокол, и она подала Буслаеву заполненный бланк.

Возвращались поздно, когда солнце уже спряталось за вершины кедров, раскрашивая алыми зарницами тёмно-васильковое с фиолетовыми отсветами небо.

Хозяйка категорически отказалась отпускать гостей, не покормив, ссылаясь на старинный обычай, долго потчевала настоящими сибирскими пельменями, пирогом с голубикой, поила ягодным квасом, сокрушаясь, что все городские барышни такие тоненькие, ничего не едят, а потом, прощаясь, как заговорщица подмигнула Оксане, отталкивая её в сторону от мужчин:

– Ну, ты молодец, товарищ начальник! Такой мужик тебя слушает, просто в рот смотрит!

Ветер стих, гася волны, оставляя в покое кроны вековых деревьев. Какая-то птаха тренькнула и замолкла, подавившись собственным криком. В потемневшем небе замерцали синим светом первые крохотные огонёчки. Природа как будто замерла, ожидая восхода ночного светила, да и люди на реке застыли, вслушиваясь в тишину, ещё более полную от мерного урчания мотора.

Глава 14

Мишка Прончик, длинный, худой, как жердь мужчина пятидесяти лет, городской сумасшедший, страстный любитель кино и водки, или если быть до конца точным, водки и кино, юродствовал уже целый час, рассказывая, как родная милиция надругалась над его розовой мечтой.

– Я же в Хогварде хотел учиться. Меня сам Дымбалдор пригласил, а теперь поезд уйдёт без меня!

Прончик картинно воздевал руки к потолку, Витя и Коля неодобрительно щурились, Таня, записывая каждое слово, тихо прыскала в кулачок, Алексей скрежетал зубами от злости, пытаясь вмешаться, но Оксана, предостерегая, поднимала руку, давая этому шуту гороховому высказаться до конца.

Она специально проводила дознание в большой комнате и в присутствии всех работников, заранее дала чёткую установку – молча слушать, запоминая каждое произнесённое Прончиком имя, каждую кличку, вылавливать из путаного кликушества пусть даже отголоски фактов, чтобы потом, сопоставив, отсеять золотое зерно в мутной воде, которую этот деятель льёт на их головы. На него давить нельзя – сразу замыкается, слова не вытянешь, а, ведя свою песню. Он многое порассказать может, целый день по городу шатается, не хлеба – водки просит. Все места, где налить могут, знает.

Они уже встречались. Дело тогда пустячное, по сравнению с этим было – из продовольственного магазинчика три ящика водки, сигареты и батончики «Сникерс» украли, но повозиться пришлось. Неделю ничего найти не могли. Все товары на полках выставлены – подходи, бери, у кассы рассчитывайся. Отпечатков пальцев тьма, следов и вещественных доказательств неизвестно чего: то ли преступления, то ли просто потерянных, брошенных мелочей – на полу море. Продавец-кассир по двенадцать часов в день без выходных – она же и уборщица за одну зарплату – пол в торговом зале в последний раз, похоже… Нет, вообще никогда даже не подметала.

Иван Дмитриевич в лаборатории умаялся имеющиеся в наличии хвосты человеческого растеряйства: заколочки, бусинки, расчёски, мундштуки, бумажки – к ослу кражи примерять.

Три ящика водки – это не шутка! Это же в хорошей компании неделю на всю улицу, как паровоз, гудеть можно! Только сколько ни проверяли, все любители крепких напитков на свои, кровные денежки гуляют или самогон пьют.

Алексей тогда всех «малопьющих», которые сколько ни выпьют – всё им мало, опрашивал. Просто так, для порядка, притащил трепача этого, которого никто всерьёз не воспринимает, но почему-то и не гонят, наливают. Прончик как раз следователя Турецкого в исполнении артиста Домогарова из телесериала изображал, такую галиматью нёс! Алексей кричал, а Оксана рядом устроилась, всем своим видом демонстрируя, что ей интересно, что она внимательно слушает.

Мишка повернулся к ней, игнорируя вопросы капитана, обращаясь на французский манер «мадмазель», долго повествовал о тяготах жизни следователя и, наконец, проболтался:

– Мы ж не какие-то, а люди интеллигентные, только сама знаешь, мадмуазель, после серьёзного расследования иногда хочется с друзьями посидеть, успех, так сказать, вспрыснуть! Во вторник у Федьки Лысого посидели, ну, это... «Твикерсами» закусили.

– «Сникерсами», – поправила Оксана, и Прончик подтвердил:

– Сама знаешь, мадмазель... «Съел – и порядок!»

Оказалось, Федька Лысый, а по документам – Фёдор Степанович Лысенков, – это нигде не работающий «со товарищ» Николая Онуфриевича Семёнова по кличке «Топор», полученной из-за особого строения носа, очень напоминающего сей предмет домашнего обихода, и Владимира Михайловича Рыбакова по кличке «Рыба». Эти «друзья» провели коммерческую операцию в лучших традициях русского бизнеса: в соседней деревне у фермера, собиравшегося дочь замуж выдавать, водку на самогон в пропорции один к двум сменяли, сигареты скурили, а так, из озорства, прихваченными «Сникерсами» городского сумасшедшего угостили.

Оксане всё время казалось, что Прончик не так прост, больше прикидывается, но привлечь его даже в качестве свидетеля нельзя: недееспособный, справку имеет, пенсию по инвалидности сестра за него получает, – однако не показания снять, а просто поговорить с ним не возбраняется.

Среди вдохновенного бреда уже второй раз слово «Шаманка» мелькнуло, дальше – информация о совах, по ночам почту из Хогвартса приносящих, пошла.

Алексей зло прикрикнул:

– К тебе не совы – «белочка» от постоянной пьянки прилетает!

И Оксана услышала, поняла, что у Алёшки, кроме её Пети и его Зойки, есть ещё один скелет в шкафу.

После поездки к Буслаевым он как-то совсем затих, шутить, целовать, к себе звать перестал, и она ещё там, на заимке у Чёрной речки, почувствовав, что разговор о Шаманке ему неприятен, не спросила и у всезнайки Тани почему-то выяснять не стала, но сейчас обязательно нужно узнать.

Отправив Прончика, Оксана ушла к себе в кабинет обдумать, как выяснить, кто такая эта Шаманка, и не обидеть, не влезть с ногами в чужую душу, в совсем не чужую ей боль.

Но в дверь постучали. Алексей без приглашения плюхнулся на стул, сжал голову руками.

– Шаманка – Екатерина Савельева, моя родная сестра! – сокрушённо признался, а Оксана промолчала, не зная, как отреагировать на его информацию, и он стал рассказывать в подробностях: – Катька младше меня на четыре года. Нестандартная она, не такая, как все, и фокусы свои ещё в школе начала. Сидит на уроке – вдруг взгляд у неё стекленеет, стихами, как Нострадамус, говорить начинает, только в её рифмоплётстве всё ещё более непонятно, чем в его катренах. Потом как припадочная на одном месте крутится, совсем неразборчивое что-то кричит – и, естественно, сразу старшего брата зовут. Я школу окончил и не от жажды знаний, а от стыда учится уехал! Работал уже, когда мама написала: «Уехала и сгинула, писать перестала! Найди её Лёшенька!» Пусть меня Бог простит, но искать не стал, обрадовался. Второй раз порадовался, когда домой решил вернуться... Квартиру Зойке оставил, и на работе не ладилось, слишком нервным стал, а тут прадед умер, который мне свой домишко завещал. Трёх месяцев не прошло, как Катерина с годовалым мальчиком прикатила – и сразу к гинекологу. Справочку получила, что девственница, домик небольшой за переправой сняла, сей документ от врача в рамочке на стену повесила, старухам о том, что непорочно родила, рассказала. Есть такая бурятская легенда о шаманке, которая солнцеголовых детей через горло от солнечного света рожала. – Алексей засмеялся. – Я думаю, что та шаманка детей своих от какого-нибудь рыжего скупщика пушнины рожала, но легенда есть легенда, и гласит она, – он перешёл на театральный речитатив, – что шаманка эта, дочь и сыны её были великими прорицателями и колдунами. А сестрица моя – не знаю! К врачу вашему женскому ходил, просил консилиум собрать, а тот орёт, что справка не фальшивая, не рожала, девственница она! Все сводки о похищенных, потерявшихся детях пересмотрел, запросы посылал – никто ребёнка этого не ищет... – предположил он и почесал голову. – Может, она его у какой-нибудь пропащей купила? Только уж больно малыш на неё похож... Иногда думаю, что действительно солнца нахваталась, дитя выплюнула...

Глава 15

В маленьком, очень ухоженном дворике копался мальчик.

Он прореживал рядочки, на которых ровными дорожками росли ноготки, тысячелистник, зверобой, ещё какие-то лекарственные травы. Аккуратно сложив вырванные из земли растения в плетёную корзинку, выпрямился на скрип калитки, посмотрел на гостей серыми, чуть прищуренными глазами. Он был рыжий, не огненно, а золотисто-рыжий, как солнечный свет, но во всём остальном: глаза, нос, губы, раздвоенный подбородок, даже маленькое, чуть заметное родимое пятнышко на левой щеке – Оксана скосила глаза, готовая поверить в чудо перемещения во времени, – мальчик был точной копией Алексея.

Слишком чопорно для шестилетнего мальчишки, как кадет пажеского корпуса, он склонил рыжеволосую голову:

– Здравствуйте! – закричал. – Мама! К тебе пришли!

Алексей присел возле ребёнка, что-то спросил о травах. Оксана потом подумала, что «любитель спецэффектов», сделал это нарочно, оставил её один на один с невероятным. Из дома, склонив голову не от почтения, а просто оттого, что стандартная двухметровая дверь для неё слишком низка, вышла великанша. Очень статная, пропорционально сложенная женщина с высокой грудью и толстой косой русых, как у брата, волос, уложенных короной вокруг головы, отрешённо и внимательно смотрела в покрытое мелкими белыми облаками небо раскосыми глазами. И голос её густой, идущий откуда-то из глубины огромного тела, звучал бесстрастно, пугающе громко:

– Придут злые люди, возьмут всё другое – тебе оставлю самое дорогое!

Оксана подняла голову, стараясь поймать полный страдания взгляд. Она была уверена, что это не спектакль, не дешёвые фокусы. По работе она уже имела дело с настоящими и мнимыми целителями, советуясь с истинным специалистом по делу о шарлатане, лечившем бесплатно не только девушек, но и несовершеннолетних девочек от всех болезней одним очень нетрадиционным для медика способом. Этот лекарь, обладая способностями гипнотизёра, записывал на видеокамеру свои «лечебные сеансы» и неплохо зарабатывал, продавая видео хозяину бара, у которого в дальней комнате собирался клуб извращенцев для просмотра.

А Екатерина помолчала и совсем иначе зачастила:

– Гордыня не гордость – утопите в болоте! Глаза раскройте – счастье найдёте. О счастье мечта, а в душе суета. От гордыни глупой одна маята!

Показалось, что эта шаманка – настоящая прорицательница. Оксана хотела дослушать, понять, о чём говорит эта женщина, но вмешался Алексей, прорычав:

– Катерина! Прекрати паясничать!

Женщина очнулась, посмотрела сверху вниз, как взрослая сестра на неразумного маленького братишку:

– Здравия желаю, Алексей Данилович! Буйную голову лечить пожаловали или опять лицензию изучать будете? – по-доброму улыбнулась в ответ на его ворчание:

– Прекрати цирк, Катерина!

Оксана, понимая, что при Алексее разговор не получится, приказала:

– Капитан Савельев, подождите меня здесь! – Обернулась к женщине. – Я бы хотела поговорить с вами, Екатерина Даниловна.

И хозяйка тотчас пригласила в дом, потом извинилась, ушла в другую комнату, как будто давая время Оксане осмотреться, освоиться.

Просто обставленная светлица. Дощатый стол и стулья из неполированного дерева, на полу плетёный из разноцветных матерчатых косичек ковёр, протёртый по периметру, в тех местах, где, видимо, сидят на полу люди. На стенах среди связанных для просушки трав висит в рамочке лицензия, та самая справка, а также фотографии.

Большой, как портрет генерального секретаря, снимок: родители в окружении одиннадцати детей – смешливые мальчики, надувшиеся от напряжения в ожидании птички, которая обязательно сейчас из фотоаппарата вылетит, девочки… Только одна из них высокая, почти как папа, лицо детское совсем, а взгляд задумчивый, отрешённый.

Повзрослевшие девочки и возмужавшие мальчики. Четыре парня: двое в гражданской одежде, моряк флота и Алёшка в новенькой милицейской форме с первой лейтенантской звёздочкой. Танцующие сестрички и стоящая у стены, возвышающаяся над всеми Екатерина.

Свадебные фотографии. Для оформления витрины фотоателье: «Вы не сможете разлюбить, если сфотографировались у нас!» – вполне бы хватило.

Оксана быстро отвела взгляд от снимка, на котором смеющийся Алексей нежно прижимал к себе изящную, длинноногую красавицу в фате и коротеньком белом платьице, с задорными ямочками на щеках. Господи, как будто в замочную скважину за чужим счастьем подсмотрела…

Дальше – молодые мамы и желающие казаться строгими папы с детьми на руках. Алёша в сером двубортном костюме и ярком бордовом галстуке.

Екатерина везде одна, но с мальчиком Олежкой и в компаниях каких-то людей.

Под групповыми снимками подписи, отпечатанные на компьютере: «Семинар прорицателей в Чите», «Слёт белых шаманов в Улан-Удэ», «Группа курса целителей. Иркутск», – и рядом на полочке лежат старинный бубен, шар из прозрачного камня на подставке, карты «Таро».

В красном углу расположена икона, а под ней на высоком столике – компьютер с большим монитором.

Как всё перемешалось в этом мире!

Хозяйка возвратилась, повела рукой, приглашая присесть, и Оксана увидела, что стул для посетителей стоит на довольно большом деревянном ящике, и маленькая скамеечка, чтобы было удобнее взбираться, приставлена. Она сразу не обратила внимания, что стол и один из стульев в углу сделаны на заказ специально для хозяйки. У человека среднего роста на стандартном стуле за этим столом только голова на уровне груди усевшейся Екатерины торчала бы, а так на подставке в общем-то нормально, глаза в глаза разговаривать можно.

Глава 16

Весной вечера длинные. Оксана никому ничего не сказала, сама за домиком Екатерины Савельевой слежку по всем правилам организовала, со старушками-пациентками целительницы, с молодыми посетительницами гадалки-ясновидящей на скамеечку рядом присев, «случайно» по дороге встретив, переговорила.

Для старушек в маленьком домике и травяная аптека от возрастных хворей, и слушательница, которая детей иначе живущими, советам матери не внимающими, с жизнью примирит.

Не одна и даже не две сказали:

– Без Катерины просто в омут головой! – А дальше у каждой своя история.

Старик пьёт горькую... Сын... Дочь... Зять... Невестка... Внуки... Девушки, женщины в придачу к зелью приворотному, к гаданию обязательно совет получают.

Одна, совсем девочка, рассказала:

– Говорил, что женится, а потом поссорились. Уже решила: всё, жизнь кончилась. Мамке сказать боялась, что ребёночек родится, испугалась. Пронесло. Но всё равно, если бабки эти на скамейке узнают, сраму не оберёшься. В петлю лезть хотела, а потом подружка-одноклассница по секрету посоветовала:

– Пойди к Шаманке, расскажи.

– А она, Катерина, карты раскинула, всё мне по полкам разложила: и что я красавица, и что он любви моей недостоин, и что всё хорошее у меня ещё впереди. Ожила, плакать перестала, а он вернулся. Завтра, когда стемнеет, опять к Шаманке пойду, спрошу, простить его или прогнать.

Если бы в двадцать лет, когда одна в чужом городе оказалась, рядом такая Шаманка была, может быть, жизнь совсем иначе бы сложилась. Женский священник, к которому можно пойти о проблемах, о бедах своих рассказать, совет, помощь получить. Только к батюшке в церковь открыто днём идут, а к Екатерине – когда стемнеет, чтобы никто не видел...

Мужчина какой-то крепкий, очень высокий приходил, но темно уже совсем было, даже лица не рассмотрела, услышала только шёпот:

– Тихо... Олежка спит... – И всё.

Не дождалась, пока мужчина этот выйдет. Тоже, наверное, за помощью… Если бы знать...

Интересный человек эта Екатерина Савельева. Кажется, всё видит. Вышла из калитки и к кустам, в которых наблюдатель засел, обернулась:

– Что же ты мёрзнешь деточка? Заходи! Чаем напою, всё, что знаю, сама расскажу.

От неё и «деточка» не обидно. Не потому, что рядом с нею совсем маленькой девочкой смотришься, а потому что мудрость в ней какая-то веками собранная.

Три вечера проговорили. Оксана о деле каждый раз начинала, о Прончике, который как заведённый повторяет «Шаманка... Шаманка». Прямо сказала, что других подозреваемых не нашли, всё в неё, Екатерину, упирается.

По минутам тот день рассчитали. Кто где ходил, кто где кого видел. Не возражает и Мишка, который ни у кого другого в тот день не был, с утра и до самого вечера в маленьком домике за переправой провёл, потом с Игорем Буслаевым встретился и домой к себе спать пошёл:

– Я мальчишке таблеточки веселящие дал от птичьего гриппа, а мне... – Лоб наморщит, посидит. – А Шаманка сказала, что я великим колдуном, как Гарри Поттер, стану... если пить брошу...

Екатерина только головой поведёт:

– Не давала я ему отраву эту! Не давала! – И вроде не к месту, но сразу другой разговор заведёт.

Оксана в чужую жизнь влезть хотела, в своей, кажется, лучше разбираться стала.

– Разве я всё знаю? – гладко стелет Шаманка. – Я тоже человек, и мне не всё понять дано, только у каждого выбор есть, что-то теряешь, что-то находишь... Себя слушать, верить себе научиться нужно! Для одного автомобиль – мечта. Не жил, семейный очаг разорил, жену, детей своих бросил, как каторжанин работал, во всём себе отказывал, купил машину – и через месяц с дороги в пропасть слетел, насмерть разбился. Думаешь, душа в «долине предков» радуется, что мечта исполнилась? Мучается душа, что вся жизнь в гудок клаксона ушла. А ему, человеку этому, наверное, как всякому записано было жить долго, детей вырастить, внукам радоваться, только выбор неправильный сделал, человеческое счастье на хромированные побрякушки променял. Ты думаешь, зря у тебя рука сама к пирогу с капустой тянется, а у меня – с грибами? Организм выбор делает: твоему витамина «С» или белка не хватает, мой в ферментах или гормонах нуждается. Так и душа. Не рви, не давай волю разуму, прислушайся, чего душа хочет: она сама знает, что ей для счастья нужно...

В другой раз Екатерина разговор об односельчанах завела:

– Они не злые! Только всё, что в привычные рамки не укладывается, принять не могут. Алёшка, небось, уже рассказал, что я нагишом по тайге хожу, только их не нагота моя смущает, здесь к телу не так, как в больших городах, относятся... не очень-то стесняются... Их другой вопрос мучает – зачем... А спросить – гордыня не позволяет. Но человек – он ведь без одежды рождается, как любой зверь в своей шкуре в мир приходит. Намёк это, что не царь, не хозяин человек, а часть природы. И чтобы понять её, не на тракторе проехать, всё изломать, перепортить – босыми пятками по росной траве пройти нужно, говор воды не с палубы теплохода, не унижаясь, но и не возвышаясь над рекой, послушать… Вот тогда откроется, что тайга или речка сказать хочет, что дать может... – сказав, замолчала, но после вдруг пояснила с улыбкой: – Ты вроде другое, а в общем-то же самое. Женщина-доктор, учительница, заведующая в детсаду – к этому они привыкли. Но полицейский, начальник... Странные они? И да, и нет! Им просто веками вбивали, что «да убоится жена мужа своего». Мужики из дома в дом без утайки шастают. Алёшка, например, братец мой... А у них даже мысли осудить не возникает: всё нормально, мужчина же. Старушки, которые тебе под ноги шипят, у телевизора каждый день страдают, бедную Лолиту или Кончиту, которую коварный Диего или Альберто полюбил и бросил, жалеют, внимания на то, что она не венчанная и любовница, не обращают. Знаешь, почему так? Потому что это их сценарий! – засмеялась Екатерина. – Мужчина – он сильный, он женщину всегда обидеть может! Молодёжь вообще по законам нового века живёт, половина новобрачных простыней куриной кровью измазаны, но всё тихо, тайно... Мама говорит, что «нельзя, стыдно»! Дочь, как положено, глаза опускает, боится! Ну, хотя бы вид делает, что боится! А ты пост приняла, девчонок спасла, Герасима укоротила. Храбрая! Ничего не боишься! Руки не заламываешь, – опять улыбнулась, – ни за генералом, ни за Лёшкой с рыданиями не бежишь, любви не просишь... Им не генерал твой мешает. Ты для них генеральша, только не потому, что под генералом! Голову выше держи! Ты для них сама генеральша!

Глава 17

Ларёк пивной ограбили, в витрину магазина из хулиганских побуждений камнем запустили, у инженера комбината кошелёк из кармана возле кинотеатра вытащили, и старатель не помнит, то ли сам на выпивку променял, то ли у него самого увели. Текучка... только с этим со всем разобраться нужно. Алексею одному не справиться: летит и крылья свесил, – совсем улыбаться перестал.

В конце дня в кабинет пришёл, дверь закрыл:

– Я был неправ, но и ты тоже... Давай помиримся! – кивнул, принимая к сведению, ответ:

– Я с тобой не сорилась Алёшка.

Опять предложил:

– Думаю, Катерину нужно на три дня без предъявления обвинений закрыть. Расколется! – без возражений принял:

– Я уверена, что она не при чём. Да и что у нас против неё есть? Путанные слова одного недееспособного? На них обвинение не построишь...

Он как-то безразлично спросил:

– Придёшь вечером?

– Нет... устала...

– Ладно... – услышав усталое в ответ и вышел.

Сколько раз кричала «Прекрати!», а ушёл – заплакала. Неужели надоела, как другие, и всё кончилось? Теперь и уезжать необязательно... Нет! Обязательно, потому что даже не любви хочется, а просто плакать, уткнувшись носом в его плечо. Плакать, чёрт возьми, не в эту противную папку «Дело № 243. О распространении наркотического вещества «экстази» среди подростков на дискотеке». И ласки, поцелуев его хочется... а он... Да что он?

Костя, конечно, совсем не для этого каждые полгода на семинары вызывал, но натура у неё такая – всё интересно, а на каждом семинаре обязательно психолог по американской системе лекции читает, тренинги проводит, литературу выдаёт. Все брошюрки, конспекты свои нашла, всё перечитала. И о том, что он обычный бабник, все говорят, и сам не раз хвастался – это тоже себе говорила. И в том, что непоследователен, и характер у него скверный себя убеждала. До самоуничижения дошла – чем она лучше всех этих женщин, которых он бросает…

Ничего не помогает! Всех психологических фокусов до того момента, пока в кабинет не войдёшь, в серые, упрямые глаза не посмотришь, хватает.

А уж улыбнётся – скажет:

– Придёшь?

Зубами в глотку себе каждый раз вцепляешься, чтобы на весь мир не закричать:

– Да! Да! Да!

Чуть больше полугода осталось. Договор на аренду дома закончится. Найдётся другая работа, а не найдётся – всё равно уедет...

Придя домой, Оксана разругалась с Любкой:

– Неделя до экзаменов! Девятый класс, а ты ни о чём, кроме гуляния на улице, не думаешь! – И улеглась спать.

Ей снились какие-то грязные дворы, заваленные мусором подворотни и Алёшка... Она бежала от него, но он догонял, хватал, целовал, как только он целовать умеет, но потом, когда она хотела ответить, прижаться к нему, отталкивал, бросал в грязь. Эта страшная липкая грязь жгла кожу до самого сердца, она хотела отмыться возле дворовых колонок, в лужицах дождевой воды, но грязь не сходила, и она опять бежала от него по страшным, тёмным закоулкам, оступалась, падала в грязь и не могла убежать...

Потом вдруг стало светло, так светло, что глазам больно. На пороге маленького домика стояла Екатерина, протягивая Оксане на вытянутых руках своего Олежку. Она открывала рот, но голоса не было, и сама Шаманка стала расплываться, таять в воздухе. Исчезая, она подтолкнула ребёнка. Он полетел, смешно размахивая ручонками, как крыльями. Как докучливое препятствие обогнул неизвестно откуда появившегося дядю, прижался к Оксане, и она увидела, что её кожа чиста, кристально чиста. Это он, Алёшка, весь в липкой грязи. Прижимая к себе ребёнка левой рукой, она проводит правой по лицу, по рукам Алексея, и под её ладонью грязь вдруг исчезает...

А потом зазвонил телефон:

– Стреляли на Доковой улице. Высылаем машину. И капитана Савельева прихватите. Он у своего дома ждать будет.

Оксана забегала по комнате, хватая и разбрасывая по полу вещи, уложила в кобуру под грудью пистолет, накинула куртку, а в голове звенело, разрывая черепную коробку: «Екатерина! Она одна на Доковой живёт! С Прончиком говорить собиралась, а я не пришла... Екатерина!»

***

Ночь. На улицах совсем пусто. Сирену не включали, за углом машину оставили... Вся Доковая улица – это глухая стена сухого дока (прим. авт. – бетонная камера, отделённая от водоёма затвором; используется для ремонта подводной части судна). За забором работы идут, и хоть из пушек пали – никто не услышит. По другую сторону стоит склад, который ночами закрыт, да и с обеда не каждый день работает, только по утрам, и дальше – домик Екатерины у старой, заброшенной переправы.

Побежали, стараясь держаться в тени забора: вдруг тот, кто стрелял, ещё не ушёл.

В окне свет, рассечённая дыра в стекле страшным, светящимся пауком и трещинки, как паутина, от рваного отверстия во все стороны.

Оксана сняла «макарова» с предохранителя, подбегая к двери. Алексей оттолкнул её, стукнул ногой по замку, прижался к стене, целясь из-за угла, и она упала на колено, готовая стрелять, но в большой комнате не было никого, только хозяйка зачем-то прилегла отдохнуть на самодельный ковёр. Из виска её что-то красное тоненькой струйкой на коврик вытекало…