Ночь… Ливень хлестал так, будто небо решило смыть с земли всё живое. Казалось, даже деревья в маленьком парке дрожали — не от ветра, а от жалости ко мне. Я сидела на мокрой скамейке, обняв себя за плечи, и чувствовала, как вода стекает по волосам и смешивается со слезами.
Плакала слишком долго, чтобы замечать разницу между дождём и собой.
Домой идти нельзя. Знаю: Игорь не уснул. Он всегда будто ждал возможности снова напомнить мне, кто здесь сильнее, кто главнее, кто может безнаказанно разрушать чужую жизнь.
Игорь, мой отчим. Человек, который появился в моей жизни неожиданно, как сквозняк в щели — сначала незаметно, потом настойчиво. Он ненавидел меня.
Но хуже всего — его пьянство. Он пьёт нечасто. Но когда напивается, его взгляд меняется — становится липким, больным, холодным. Не таким, который бросают на человека. Таким, который бросают на вещь. И каждый раз я думаю одно и то же: если бы я могла исчезнуть прямо сейчас, раствориться, стать дождём, ветром, туманом — я бы сделала это.
Маме не говорила.
Зачем?
Правда, в которую никто не готов поверить, становится тяжелее лжи, которую повторяют годами.
И вот я здесь — под проливным дождём, в пустом парке, который стал мне ближе родного дома. В этих скамейках, старых фонарях и мокрых листьях больше тепла, чем в стенах, где должна быть семья.
Мне иногда кажется, что мир — это огромная карта, на которой одни дороги освещены, украшены огнями, ведут к тёплым домам, к голосам, которые ждут. А другие дороги — как та, по которой иду я: узкая, длинная, тёмная, без указателей. И идёшь только потому, что назад страшнее, чем вперёд.
С каждым порывом ветра я думала: может всё это — испытание? Может жизнь иногда ставит тебя на колени, не чтобы сломать, а чтобы проверить, сможешь ли ты когда-нибудь подняться выше других? Но пробивался один простой детский вопрос:
А что, если все эти слова — красивые оправдания жестокости?
В такие моменты чувствую себя маленькой, потерянной точкой между небом и землёй. И всё же… даже сидя под этим ледяным дождём, я ловлю себя на странной мысли — что в мире, где столько боли, всё ещё должна быть возможность для спасения. Для чуда. Для чего-то, что однажды изменит мой путь.
Иначе зачем бы я всё ещё держалась за жизнь, которая так мало меня любит?
Вдруг услышала голос. Сначала будто приглушённый дождём, далёкий, как эхо, а потом — всё ближе, отчётливее.
На тропинке появились двое. Их силуэты неровно покачивались, и даже на расстоянии я поняла — они пьяны. Сердце ухнуло куда-то в живот. Ноги приросли к земле.
Один остановился — телефон зазвонил. Второй же, словно почувствовав на себе мой взгляд, повернул голову в мою сторону. И этого было достаточно, чтобы кровь в жилах стала холоднее дождя.
Заметил? Пожалуйста… только не это.
Медленно, чуть нетвёрдой походкой, двинулся ближе. Он присел на корточки передо мной, опираясь локтями на колени, и я впервые смогла разглядеть его.
И — как бы смешно это ни звучало в такой момент — у меня перехватило дыхание.
Он был… красив. Не обычной, не человеческой красотой, а какой-то неправильной, резкой, почти художественной. Темные мокрые волосы прилипали к вискам, под густыми ресницами сияли глаза — глубокие, немного мутноватые от алкоголя, но удивительно живые. Скулы чёткие, губы чуть надломлены улыбкой. Будто кто-то нарисовал его специально, зная, что такие лица запоминаются навсегда.
— Ты в порядке ? — спросил он.
Голос… он был низкий, тёплый, хриплый, будто согретый огнём и чуть тронутый усталостью. От него по коже пробежали мурашки, совсем не похожие на холод.
Ответить я не смогла. Горло сжалось.
— Тебя кто-то обидел, да? — Его взгляд стал мягче. — Ты выглядишь так… что хочется отгородить тебя от всего мира.
Я замерла. Слова застряли где-то между болью и страхом.
— Странное чувство, — тихо пробормотал он, чуть отводя взгляд. — Обычно я не такой сентиментальный.
И вдруг снял с себя толстовку — тёмную, тёплую — и набросил мне на плечи. Ткань была пропитана запахом дождя, тёплой кожи и чего-то приятного, дорогого… может быть, древесного парфюма. Да, именно — древесный, чуть горьковатый аромат. А поверх этого тонкого запаха — лёгкая нотка алкоголя, но удивительным образом не отвратительная.
— Ты не собираешься со мной разговаривать, да? — спросил он с почти детской искренностью. — Понимаю. Наверное, я выгляжу не самым дружелюбным.
Он улыбнулся криво.
— Не бойся, маленькая, я не маньяк. Мы с другом просто… перебрали в баре. Решили пройтись под дождём.
От его взгляда мне становилось тепло и страшно одновременно. Никто никогда не смотрел на меня так. С теплом. С интересом. С вниманием. Я чувствовала, как внутри что-то болезненно сжимается.
— Знаешь, — сказал он тихо, почти шёпотом, — кажется, в твоей жизни сейчас не самый хороший момент.
Но иногда… чтобы отомстить своим обидчикам, нужно стать сильнее.
Он посмотрел куда-то в сторону.
— Слабых людей жизнь не любит. Поверь, я понял это давно.
— Раф, ты идёшь? — раздался голос сзади.
Парень на тропинке махнул рукой.
— Похоже, за нами приехало такси, — сказал он, поднимаясь.
Но прежде чем отойти, осторожно провёл пальцами по моим мокрым волосам, поправив выбившуюся прядь.
— Прости, маленькая. Я пойду.
Он сказал это тихо.
И ушёл в дождь — растворился в нём, как будто был частью этой ночи.
А я осталась сидеть под его тёплой толстовкой, не понимая, что только что произошло… и почему впервые за долгое время во мне появилась крошечная, почти невидимая искра — надежды.
— Мария, шевелись! — крик мамы ударил по стенам.
Сегодня — мой первый день в университете. Первый день новой жизни. Первый шаг туда, куда я смогла попасть сама. Без помощи, без связей, без чьей-то протянутой руки. Только собственным упрямством, бессонными ночами и тем желанием вырваться, которое жгло меня изнутри.
Я вышла на кухню.