Будильник прозвенел ровно в шесть утра, резким и требовательным звуком разрезая тишину моей маленькой съемной квартиры. Я подскочила на кровати, сердце колотилось где-то в горле. Сегодня. Этот день настал.
За окном, затянутым серой пеленой осеннего рассвета, уже слышался шум дождя. Октябрь в этом году выдался на редкость плаксивым, словно город решил выплакать все свои слезы перед тем, как замерзнуть к зиме. Капли барабанили по жестяному карнизу, выбивая рваный ритм, который удивительным образом совпадал с дрожью в моих коленях.
Я сползла с кровати, зябко кутаясь в одеяло, и поплелась на кухню. В голове крутился вихрь мыслей. А вдруг я перепутаю заказы? А вдруг я рассыплю зерна по всему полу? Или, что еще хуже, сломаю дорогущую кофемашину, на которую дышать-то страшно?
Меня зовут Аня, мне двадцать два года, и я мастер накручивать себя до состояния легкой паники еще до того, как событие произошло. Студентка-заочница факультета графического дизайна, вечно витающая в облаках и ищущая красоту в обыденных вещах, я сегодня должна была превратиться в собранного, улыбчивого и расторопного бариста.
— Ты справишься, Аня, — сказала я своему отражению в зеркале ванной, пока чистила зубы. Отражение смотрело на меня с сомнением: бледная кожа, растрепанные русые волосы, огромные глаза, в которых читался испуг. Я попыталась улыбнуться, но вышло криво.
Выбор одежды занял больше времени, чем планировалось. Мне хотелось выглядеть профессионально, но при этом мило. В итоге я остановилась на простых черных джинсах, которые не жалко испачкать, и мягком бежевом свитере крупной вязки. Волосы я собрала в аккуратный хвост, чтобы ни один локон не упал в чашку клиента — первое правило гигиены, которое я вызубрила еще на собеседовании.
Выйдя на улицу, я тут же пожалела, что не надела резиновые сапоги. Холодный ветер швырнул мне в лицо горсть ледяных капель. Я раскрыла зонт, который тут же попытался вырваться из рук, и поспешила к автобусной остановке. Город только просыпался. Машины проносились мимо с шипением, разбрызгивая лужи, редкие прохожие прятали носы в шарфы. Все спешили, все были хмурыми. Но я, несмотря на волнение, чувствовала странное воодушевление. Это был мой первый шаг в новую, самостоятельную жизнь.
Кофейня «Зерна и Чувства» находилась в самом центре, на уютной пешеходной улочке, вымощенной старой брусчаткой. Когда я подошла к заведению, вывеска еще мягко светилась теплым желтым светом, приглашая укрыться от непогоды. Сквозь огромные витринные окна я видела движение внутри.
Я толкнула тяжелую дубовую дверь. Над головой мелодично звякнул латунный колокольчик.
Внутри пахло раем.
Это была смесь ароматов, от которой мгновенно кружилась голова: горьковатый, глубокий запах жареных кофейных зерен, сладкая нота ванили, теплая корица и что-то неуловимо уютное, похожее на запах старых книг. Стены кофейни были выкрашены в глубокий изумрудный цвет, который прекрасно сочетался с темным деревом столов и мягкой обивкой кресел цвета охры. В углу стоял старый проигрыватель, а на стенах висели черно-белые фотографии джазовых музыкантов.
— О, а вот и наша новенькая! — раздался звонкий голос из-за стойки.
Я обернулась и увидела Лизу. Моя наставница и, по совместительству, старший администратор, была похожа на яркую тропическую птичку, залетевшую в этот дождливый город по ошибке. Огненно-рыжие волосы были собраны в небрежный пучок, пронзитые китайскими палочками, а на губах сияла ярко-красная помада. Она протирала стойку с такой скоростью, что руки сливались в одно пятно.
— Привет, Лиза, — робко поздоровалась я, стряхивая капли с зонта. — Я не опоздала?
— Ты пришла за пятнадцать минут до начала смены, это идеально, — подмигнула она. — Пунктуальность здесь ценится на вес золота, особенно когда приходят *они*.
— Кто они? — испугалась я, вешая куртку в подсобке и надевая фирменный коричневый фартук с вышитым логотипом кофейни.
— Утренние зомби, жаждущие кофеина, — рассмеялась Лиза. — Не бойся, мы их быстро оживим. Готова познакомиться с нашей королевой?
Она указала рукой на огромную хромированную кофемашину, которая занимала центральное место на стойке. Аппарат выглядел внушительно, словно пульт управления космическим кораблем. Множество рычажков, кнопок, трубок для пара, манометры, стрелки которых подрагивали. Она тихо гудела, словно живое существо, разогревающееся перед охотой.
— Это «Ла Марзокко», — с придыханием произнесла Лиза. — Она итальянка. Капризная, темпераментная, но если найдешь к ней подход, она выдаст тебе такой эспрессо, что ангелы на небесах заплачут.
Я сглотнула.
— А если не найду?
— То она обожжет тебя паром и выдаст жженую бурду, — весело отозвалась Лиза. — Но не дрейфь, я рядом. Смотри.
Следующий час пролетел как в тумане. Лиза показывала, объясняла, поправляла. Я училась настраивать помол, правильно темперовать кофе в холдере (этот процесс требовал неожиданно много физической силы), взбивать молоко.
— Нет-нет, Аня, не кипяти его! — командовала Лиза, перехватывая мою руку. — Молоко должно быть шелковистым, глянцевым. Ты должна создать воронку. Слышишь этот звук? Как будто рвется бумага. Тс-с-с... Вот так.
Я старалась изо всех сил. Первые две чашки пришлось вылить — пенка была похожа на мыльные пузыри. На третьей получилось что-то более-менее сносное.
— Молодец, — похвалила Лиза. — Теперь рисунок. Попробуй сердце.
Я аккуратно вливала молоко в эспрессо, стараясь контролировать дрожь в руках. Получилось что-то, отдаленно напоминающее деформированную грушу.
— Ну, это... авторское видение, — хмыкнула наставница. — Для абстракционизма сойдет. Главное — вкус. Пробуй.
Я сделала глоток. Горячая жидкость обожгла язык, но затем раскрылся вкус — мягкий, с ореховым послевкусием. Это был мой первый настоящий капучино. Гордость теплой волной разлилась в груди.
— Неплохо для первого раза, — резюмировала Лиза. — Ладно, включай музыку, открываем двери.
Семь дней.
В масштабах вселенной — ничтожная песчинка. В масштабах геологических эпох — даже не мгновение. Но в масштабах моей жизни последняя неделя растянулась в удивительную, звенящую струну, натянутую между настоящим моментом и восемью часами утра.
Я стояла за стойкой, протирая и без того идеально чистую поверхность, и гипнотизировала взглядом большие настенные часы, висевшие над входной дверью. Их стрелки, стилизованные под кофейные ложечки, двигались с предательской медлительностью.
Семь пятьдесят две.
За окном снова моросил дождь — типичный для нашего города серый, нудный дождь, который обычно нагоняет тоску. Но сегодня, как и последние шесть дней, он казался мне уютным занавесом, отгораживающим наш маленький кофейный мирок от суеты большого проспекта.
— Если ты протрешь эту дыру в столешнице еще раз, нам придется заказывать новую мебель, — раздался насмешливый голос Лизы.
Я вздрогнула и отдернула руку с тряпкой. Лиза стояла у витрины с десертами, поправляя ценники на свежих круассанах, и хитро щурилась.
— Я просто навожу порядок, — буркнула я, чувствуя, как щеки начинают предательски розоветь. — Чистота — залог здоровья.
— Ага, конечно. А еще чистота — лучший способ убить восемь минут до прихода Мистера Пунктуальность.
Лиза знала. Конечно, она знала. Скрыть от неё что-либо в пространстве двадцати квадратных метров за барной стойкой было невозможно. Она видела, как я вздрагиваю каждый раз, когда звякает колокольчик над дверью. Она замечала, что ровно в 7:45 я бегу к зеркалу в подсобке, чтобы поправить выбившиеся пряди.
— Его зовут Максим, — тихо поправила я, проверяя настройку помола в кофемолке.
— О, мы уже перешли на имена? Прогресс! — Лиза хмыкнула, но в её голосе не было злобы, только добродушная ирония старшей сестры. — А я думала, он для тебя просто «М», как в той записке. Загадочный Джеймс Бонд с двойным эспрессо вместо мартини.
Я промолчала, но сердце совершило радостный кульбит. Максим.
За эту неделю у нас сложился свой, особый ритуал. Безмолвный, но ощутимый почти физически. Он приходил ровно в восемь ноль-ноль. Не в восемь ноль-пять, не без пяти восемь. Ровно. Словно его внутренние часы были синхронизированы с боем курантов где-то в параллельной вселенной идеального порядка.
В понедельник он был в темно-синем костюме. Мы просто кивнули друг другу. Я уже знала, что готовить: двойной эспрессо, никакой воды, никакого сахара. Он забрал стаканчик, коснувшись моих пальцев — и этот разряд тока снова пробежал по коже, — и ушел, оставив щедрые чаевые.
Во вторник он был в сером. На улице бушевал ветер, и он, стряхивая капли с зонта, впервые заговорил первым, не считая заказа:
— Погода сегодня не для прогулок.
— Зато идеальная для горячего кофе, — ответила я тогда, замирая от собственной смелости.
Уголок его губ дрогнул. Едва заметно, но я увидела.
В среду мы обменялись парой фраз о пробках. В четверг он похвалил выбор музыки — в тот день я поставила старый винил с песнями Фрэнка Синатры.
Каждое утро было маленьким кирпичиком в стене чего-то, что я боялась назвать, чтобы не спугнуть. Я стала ждать начала смены не потому, что мне нужны были деньги на оплату учебы (хотя они были нужны катастрофически), а потому, что эти пять минут утреннего взаимодействия стали моим топливом на весь день.
Семь пятьдесят семь.
Я глубоко вздохнула, пытаясь унять дрожь в руках. Сегодня было особенное утро. Вчера вечером, поддавшись внезапному порыву и устав от вечного «хвостика», я зашла в парикмахерскую и отстригла свои длинные волосы до удлиненного каре. Теперь легкие волны касались плеч, непривычно щекоча шею. Утром я потратила полчаса, укладывая их так, чтобы это выглядело небрежно, но стильно. И еще я надела новые сережки — маленькие серебряные зернышки кофе.
Заметит ли он? Или для него я — просто функция, автомат по выдаче кофеина, у которого иногда меняется обшивка?
Я бросила взгляд на учебник по истории искусств, который лежал на краю стойки. Сегодня у меня был зачет, и я планировала повторить эпоху Возрождения в перерывах между клиентами, но буквы прыгали перед глазами, не желая складываться в слова. «Боттичелли... Весна...» — читала я, а в голове крутилось: «Придет или нет?».
В кофейне пахло корицей, свежемолотой арабикой и моим волнением.
Семь пятьдесят девять. Секундная стрелка начала свой финальный круг.
— Готовность номер один, — шепнула Лиза, проходя мимо меня с подносом чистых чашек. — Дыши, Аня. Ты бледная, как наше обезжиренное молоко.
Я выпрямила спину, одернула фирменный бежевый фартук и положила руки на теплую поверхность кофемашины. Моя «Ла Марзокко» гудела тихо и уверенно, словно обещая поддержку.
Ровно в тот момент, когда минутная стрелка коснулась цифры двенадцать, дверь открылась.
Колокольчик звякнул весело и требовательно.
В проеме стоял Максим. Сегодня он был в черном пальто поверх идеально сидящего костюма-тройки. Цвет темно-шоколадный, глубокий. Он выглядел внушительно, почти пугающе, если бы не усталость, залегшая в тенях под глазами. Он сложил мокрый зонт, стряхнул капли дождя и направился к стойке. Его шаги были твердыми, размеренными.
— Доброе утро, — его голос был низким, с легкой хрипотцой, от которой у меня внутри что-то сладко сжалось.
— Доброе утро, Максим, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал профессионально, а не восторженно. — Как обычно? Двойной эспрессо?
Он подошел ближе, положив на стойку телефон и ключи от машины. Я почувствовала запах его парфюма — сандал, кожа и холодный дождь. Этот запах уже стал для меня наркотиком.
Он посмотрел на меня. Не сквозь меня, как делали многие вечно спешащие клиенты, а именно *на* меня. Его взгляд, обычно цепкий и сосредоточенный, вдруг остановился, задержавшись на моем лице чуть дольше положенного.
— Да, двойной, — произнес он медленно, и в его глазах мелькнуло удивление. — Вы... Ты подстриглась?