Там, на неведомых дорожках

Глава 1. Гости из шкафа

Монстры не появляются из ниоткуда. Мы, общество, сами прекрасно справляемся с их созданием.
Эка Парф, «Узник Петропавловки и четыре ветра Петербурга»

«Вот и лето прошло, словно и не бывало…» — надрывалось радио, на котором как раз была включена «Радио Дача». Потерев всё ещё сонные глаза, Лада отпила из кружки кофе и не смогла сдержать смешок, когда со стороны спальни раздался грохот, за которым последовала отборная ругань. Понадеявшись, что Лаврентьев по меньшей мере отбил себе все пальцы, она сделала ещё глоток и отключила многострадальный радиоприемник.

И без этой песни было грустно — хотя бы потому, что лето и впрямь прошло. Был конец знойного августа — ещё какая-то неделя, и закончатся каникулы, наступит школьная пора. Опять начнётся череда уроков, проверочных, контрольных, праздников и суматохи, но что самое ужасное — ежедневное лицезрение Лаврентьева. Нет, в самом учителе Защиты от Тёмных Искусств не было ничего плохого: преподавал он отменно, да и если что сломалось, мог починить даже без помощи магии, но… Вот это самое «но», как всегда, всё портило, и никакой компромисс ситуацию не спасал.

Словно почуяв, что о нём думают, Лаврентьев в спальне вновь чем-то грохотнул. Брани за этим не последовало. «Убился!» — решила Лада, выпила остатки кофе — приторно-сладкого из-за нерастворившегося сахара — и поспешила в комнату.

Увы. Лаврентьев, целый и невредимый, возился с дверцей старого шкафа и, очевидно, был близок к окончанию работы. Чуть поодаль от него семенила мама Лады, то подавая инструменты, то просто мешая рабочему процессу.

Едва слышно вздохнув, Лада оперлась о дверной косяк и, скрестив руки на груди, внимательно наблюдала за Лаврентьевым: он как раз прикручивал шурупы.

— Ну вы, Леонид Петрович, прямо бригада узбеков: полчаса, и всё готово, — оценила она, на что Лаврентьев, выплюнув шурупы в ладонь, подметил:

— А ты, Кольченко, представителей Узбекистана не обижай — плохо, что ли, что они такие работящие?

— А я о чём, — пожала плечами Лада. — Наоборот же, хвалю. Так что, в роду у вас были узбеки, Леонид Петрович, или вы просто так любите шкафы чинить?

Мать предостерегающе шикнула, но её шипение потонуло в жужжании шуруповерта.

Сморщившись от неприятного звука, Лада бросила взгляд на письменный стол, вскидывая брови от удивления: стоявших на столе учебников ещё полчаса назад и в помине не было. Юркие, однако, домовые; она до сих пор к этому маленькому шустрому народу привыкнуть не могла. Вот успевают же и школу убрать, и еду приготовить, и учебники по домам разнести, и сладостей до отвала наесться.

— Ну, вроде всё, — заявил Лаврентьев, ставя на подоконник шуруповерт и коробку с шурупами. После вытер лоб, опустошил полбутылки минералки и, обращаясь к маме Лады, сказал: — Шкаф теперь как новенький. Чары я обновил, дверцы починил — теперь не сломаются. Хорошо бы ещё замок повесить, но это уже сами.

— Повесим, Леонид Петрович, повесим, не сомневайтесь, — заверила Лада, много раз кивнув.

Мама Лады закатила глаза, но тут же повеселела, глядя на Лаврентьева.

— Ой, спасибо тебе большое! А то уже страшно было Ладку туда пускать — того и гляди, или шкаф опрокинется, или куда-нибудь на Майорку вместо школы занесёт.

Судя по проскользнувшей по лицу Лады мечтательной улыбке, против того, чтобы случайно «занестись» на Майорку, она совсем ничего не имела.

— Может, чаю? — закончила свою пламенную речь мама.

Окинув взглядом обеих дам: и недовольно притихшую Ладу, и её мать, кокетливо теребившую воротник блузки, — Лаврентьев поспешил отказаться:

— Спасибо, Аль, но мне ещё на работу. Первый день после отпуска, да ещё и педсовет… Сама понимаешь.

— Конечно, — вздохнула она и поспешила чмокнуть Лаврентьева в щеку.

Улыбнувшись этому проявлению нежности, он быстро распрощался и трансгрессировал.

Алевтина, мать Лады, несколько секунд смотрела туда, где недавно стоял Лаврентьев, а после взглянула на наручные часы и испуганно встрепенулась:

— Боже мой, я же опаздываю!

И больше ничего не говоря, она рванула на кухню. Да так быстро, что её карамельные кудри подлетели вверх.

Лада хмыкнула, подняла с пола упавшего плюшевого Винни Пуха, усаживая его на законное место, и последовала на поиски матери. Та оказалась на кухне — стоя перед плитой, она быстро запихивала в себя плов прямо со сковородки.

Покачав головой (всё же опаздывающая на работу мама — это та ещё песня), Лада встала рядом и, уперевшись локтем в столешницу, поинтересовалась:

— Вот почему из миллиарда мужчин ты выбрала именно моего учителя? Нет, не просто учителя — самого нелюбимого учителя! Ни Туркина, понимаешь, ни Лукина, ни Савелия Васильевича, а именно Лаврентьева!

— Туркин женат, Лукин похож на моего начальника, Савелий Васильевич старый, а Лаврентьев в самый раз, — объяснила Алевтина, проглотив кусок мяса и вновь убежав — на этот раз в коридор.

— Всё равно не понимаю, — продолжала Лада, направляясь за ней, — почему именно Лаврентьев?

Алевтина, мучаясь с застёжкой босоножки, ответила:

— Потому что… Ай, зараза, ну почему когда надо, ты не застегиваешься?.. И вообще, донь, не учи учёного. Вот же… Ну слава Богу, — выдохнула она, наконец справившись с замком, убрала с лица волосы и, обращаясь к дочери, перечислила: — Обед на плите, деньги в шкафу. Посуду помыть, траву в палисаднике выдергать, розам лунки сделать, кур покормить.

Жалобно шмыгнув носом, Лада уточнила:

— Может, без палисадника?

— Не может, — отрезала Алевтина и, поцеловав дочь в лоб, заявила: — Надеюсь, приду сегодня.

— Почему «надеюсь»?

— Война.

— Опять?

— Снова!

Она хотела сказать что-то ещё, но в конце концов махнула рукой и выбежала из дома, совсем как девочка.

Взглядом проводив удалявшуюся машину матери, Лада задернула занавеску и мысленно пожелала ей удачи. Алевтина Сергеевна работала в военкомате, а там под войной всякий раз имелась в виду проверка. В такие дни мать была особенно нервной, потому как могла быть вызвана на работу к шести утра, а возвратиться глубоко за полночь.

Глава 2. Школьная пора

Бросив короткий взгляд на наручные часы, Ася огляделась, подмечая, как же много было людей вокруг — чтобы собрать в школьном дворе всех учащих, учащихся, их родителей и гостей из вышестоящих инстанций даже пришлось воспользоваться заклятием незримого расширения.

Присутствие последних всегда бесило: зачем каждый год на школьную линейку было приглашать знаменитых выпускников, замминистра по учебной части и президента Волшебной России? Всё равно их никто, кроме началки и директора, не слушал. А они говорили долго, нудно, монотонно и невыносимо скучно — впору было трансфигурировать кровати и ложиться спать.

В нескольких метрах от неё взорвалась от хохота группа учениц девятого «А» класса. Ася умиленно улыбнулась; глядя на них — таких весёлых, румяных, в чёрных платьях с фартуками, — она вспомнила себя ровно год назад. Ещё до всех экзаменов, которые попортили нервов больше, чем все девять лет обучения.

— Ну ты как старая бабка, — закатил глаза Илья, подслушав, как Ася рассказывает Маше о внезапном приливе ностальгии по прошлому.

Ася в ответ закатила глаза и вдруг подпрыгнула, радостно помахав — это она увидела Алину, которая вела за руки весь свой выводок, состоящий из младшей сестры и двух братьев. Мягко подтолкнув ребят к их классам, Алина шумно выдохнула, пригладила русые волосы и подошла к своим, жалуясь:

— Это ужас какой-то: один воет, что не хочет в школу, второй ревёт, что он хочет пойти в других брюках, третья ноет, что ей не так заплели косички! У-у-у, дайте мне верёвку и мыло, я хочу стать Есениным!

Услышавшие её рассмеялись, а Маша понимающе обняла её за плечи, говоря:

— У вас они хоть маленькие. У нас вон взрослые лбы, Пашка вообще в институте учится, а всё равно: Колька орёт, что не может найти свой галстук, Пашка пытается вспомнить, куда дел портфель, мама с бабушкой спорят о том, как правильно воспитывать детей, а папа кричит, что ему нужно уединение, иначе он никогда не закончит свою очередную картину… Нет, первое сентября — поистине сумасшедший день! Каждый год дурдом на выезде!

— И директриса с вами согласна, — важно кивнула Ася, и все, как один, посмотрели на директора.

Светлана Валентиновна Орлова, женщина среднего возраста с короткими медно-рыжими волосами и голубыми глазами, стояла в окружении учителей и важных гостей и вид имела крайне недовольный. Словно заметив на себе ученические взгляды, она повернула голову на десятиклассников, сощурилась, но, найдя знакомые рыжие макушки, возвратилась к разговору.

— Готов поспорить, — деловито сказал Егор, — все дело в том, что Аничкин обрадовал её вестью об обязательных курсах повышения квалификации для всех учителей.

— Ты откуда знаешь? — нахмурился Костя, но после сплюнул, вспоминая: — Ах да, извиняюсь, забыл. А на кой эти курсы нужны — у нас же и так лучшие из лучших?

На этот раз Егор пожал плечами. Вид у него при этом был настолько честным, что расспрашивать его дальше никто не стал. Вместо этого принялись спорить, какой из сценариев школьной линейки будет использован в этот раз — прошлогодний или двухгодичной давности? По большей части они не отличались, разве что прошлогодний был чуть короче — внезапно полил ливень, который сорвал линейку.

Но, судя по чистому и высокому голубому небу, ближайшие несколько часов дождя не предвиделось. А это означало целых полтора часа на солнцепеке, под аккомпанемент занудных речей взрослых и коротеньких стишков, рассказанных картавыми первоклассниками.

— Ребята! Строимся по линии! — приближаясь, крикнула им Марина Анатольевна — классный руководитель, учитель зельеварения и по совместительству школьный завуч.

Недовольно фыркнув («Как с малышами, честное слово…»), ученики неохотно встали в три ряда — на передний старались ставить или девочек, или высоких, чтобы они мужественно прикрывали своими спинами нерадивых одноклассников.

— Каждый год одно и то же, — со вздохом заметил Егор, поправляя солнцезащитные очки. — Хоть какого бы разнообразия!

— Хочешь, Соколов, я тебя старостой в этом году назначу, будет тебе разнообразие? — спросила услышавшая его Марина Анатольевна, и Егор, цокнув, решил промолчать. Марина же принялась по головам пересчитывать учеников и, перепроверив несколько раз, спросила: — Кольченко где?

Все взгляды устремились на Асю с Машей. Ещё бы — с первого класса не разлей вода, за что даже были прозваны тремя мушкетерами. Со стороны их трио выглядело забавным и, казалось, взяло в себя все приёмы школьного клише — блондинка, брюнетка, рыжая; зелёные, голубые и карие глаза; чистокровная, полукровка, магглорожденная; отличница, хорошистка, троечница… И понятное дело, что если отсутствовала одна, то другие должны были об этом знать.

Но не успели девочки что-либо сказать, как раздались насмешливые слова Ильи:

— Вы что, Кольченко не знаете? Если она не опоздает, это уже будет концом света.

— Сам-то давно начал вовремя приходить? — нахмурился Костя, и Марина Анатольевна, мысленно посчитав до десяти, потребовала:

— Дети, хотя бы сегодня давайте обойдёмся без ссор. Тем более линейка начинается.

Действительно, едва она это сказала, Поля и Дима Лисичкины из десятого «А» начали вести линейку. Усиленные при помощи «Соноруса» голоса близнецов раздавались в каждом уголке школьного двора, так что даже при желании нельзя было спрятаться от того, как они зачитывают из сценария стихи про первое сентября.

Спустя минут пятнадцать, когда пятые классы показывали сценку, рыжей фурией к своему классу присоединилась Лада. Заклинанием поправив причёску, она со спины ущипнула Машу за бока, заставив её испуганно взвизгнуть.

Марина Анатольевна недовольно шикнула на неё, но, заметив новое лицо, протянула:

— Ла-а-ада! Почему опаздываем? Я же сказала: сбор в восемь, линейка в восемь пятнадцать!

— Так я и вышла без десяти! — заверила Лада, протиснувшись к преподавательнице и передавая ей букет цветов. — А меня в этом портале-переходе, будь он трижды неладен, как на американских горках — туда-сюда, сюда-туда!