Танцующая для хана - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Этель Дэй (самиздат)

Пролог.

Шатер хана был погружен в полумрак, лишь слабый свет луны пробивался сквозь щели в ткани, создавая причудливые узоры на стенах. Воздух был наполнен ароматом дыма, кожи и чего-то еще — чего-то дикого, первобытного, что заставляло мое сердце биться быстрее. Я стояла в центре шатра, чувствуя, как каждый нерв в моем теле напряжен до предела. Я знала, что эта ночь может изменить все.

Кутлуг, хан, сидел на своем троне, сделанном из темного дерева и украшенном резьбой, изображающей волков. Его глаза, холодные и пронзительные, изучали меня с таким вниманием, что я чувствовала, как моя кожа покрывается мурашками. Он был высоким, с широкими плечами и мускулистыми руками, покрытыми шрамами, которые рассказывали истории о бесчисленных битвах. Его длинные волосы, заплетенные в косы, падали на плечи, а в глазах горел огонь, который одновременно пугал и притягивал.

— Ты не похожа на других, — произнес он, его голос был низким, как гром, и заставлял ее внутренности сжиматься. — Ты не дрожишь, не плачешь. Что ты за женщина?

Я уверенно сделала шаг вперед, а мои движения были медленными и плавными. На мне была те самые бирюзовые шаровары, что купила у торговцев на шелковом пути. Так же знала, что должна быть осторожной, но также понимала, что только смелость может спасти меня.

— Я — та, кто может дать тебе то, чего ты никогда не испытывал, — ответила я, мой голос был тихим, но твердым.

Кутлуг улыбнулся, но в его улыбке не было тепла. Это была улыбка хищника, который знает, что его добыча уже в ловушке.

— Докажи, — сказал он, откидываясь на спинку трона. — Покажи мне, что ты можешь.

Нет, в этот раз хищник не он, ведь кроме Карашаш, к нему повторно пришла я. И после всех пережитых бед, решила не упускать свою судьбу. В этот раз, я не уступлю свое место и добьюсь своего.

Я почувствовала, как мое сердце замирает, но не позволила страху взять верх. Вместо этого я подошла к нему, мои движения были плавными, как у змеи, готовящейся к нападению. Опустилась на колени перед ним, не прерывая зрительного контакта с ним. Мои руки медленно поднялись, и я коснулась его ног, чувствуя, как его мышцы напрягаются под моим прикосновением.

— Ты сильный, — прошептала я, а пальцы скользили вверх по его ногам, к бедрам. — Но даже сильные нуждаются в том, чтобы их слабости были раскрыты.

Кутлуг не сказал ни слова, но его дыхание стало прерывистым. Моя уверенность что хан призовет меня в очередной раз росла в геометрической прогрессии. Я знала, что делаю. Мои руки медленно поднялись к его поясу, и я развязала его, позволяя ткани упасть на пол. Пальцы осторожно коснулись его кожи, и я почувствовала, как он вздрогнул.

— Ты ведьма, — прошептал он, его голос был хриплым, но в нем не было гнева. — Ты знаешь, как заставить мужчину потерять голову.

Я улыбнулась, но не ответила. Вместо этого я наклонилась вперед, мои губы коснулись его плоти. Тело хана напряглось. Я осторожно скользнула языком по его коже, и услышала, как он застонал.

— Ты играешь с огнем, — предупредил он, но его голос был слабым, как будто он уже потерял контроль.

— Огонь может сжечь, — прошептала я в ответ, страстным голосом. — Но он также может согреть.

Кутлуг не смог больше сдерживаться. Его руки схватили меня поднял, как будто я была легче перышка. Кутлуг положил меня на ковер на четвереньки, поза в котором он берет своих рабынь. Но вместо подчинения я развернулась и слегка толкнула хана. Наверняка, завтра полетит моя голова, а наверняка он вновь призовет меня. Его глаза горели, как угли, и я знала, что он больше не будет ждать.

— Ты ведьма, — повторил он, его голос был хриплым, но в нем не было гнева. — Но я не боюсь тебя.

Я улыбнулась, но не ответила. Вместо этого я обвила его шею руками и притянула его к себе. Наши губы встретились в поцелуе, который был полон страсти и желания. Кутлуг смотрел на меня так, словно видел впервые — с удивлением и восхищением, без привычной маски властности. Его дыхание было глубоким и неровным, а в глазах отражались отблески огня.

— Откуда ты знаешь такие вещи, Айбиге? — прошептал он, проводя рукой по моим распущенным волосам. — Ни одна женщина не прикасалась ко мне так.

Я не ответила. Как объяснить ему, что женщины моего времени знают о своем теле и теле мужчины больше, чем все шаманы его племени вместе взятые? Как рассказать, что прикосновения, от которых замирает его сердце, для меня — часть знаний, доступных каждой современной женщине?

— Может быть, ты и правда ведьма? — в его голосе слышалась улыбка, когда он притянул меня ближе. — Приворожила меня своими чарами и зельями?

— Не зелья, — я прижалась губами к его шее, чувствуя, как учащается его пульс. — Просто знаю, что нравится мужчинам. И тебе.

Его руки, сильные и покрытые шрамами от бесчисленных битв, удивительно нежно скользили по моей спине. В эти мгновения он не был грозным ханом, а я — пленницей из другого времени. Мы были просто мужчиной и женщиной, познающими друг друга в древнем танце страсти.

Я оседлала хана, как никто прежде. Мои бедра плотно обхватили его, и я почувствовала, как его тело напряглось под моим прикосновением. Его руки, сильные и грубые, схватили меня за талию, но я не позволила ему взять контроль. Я знала, что должна быть той, кто ведет эту игру.

Мои губы опустились на его шею, и я почувствовала, как его кожа дрожит под моими поцелуями. Я медленно двигалась вниз, оставляя следы своих губ на его груди, чувствуя, как его сердце бьется все быстрее. Его дыхание стало прерывистым, и я знала, что он теряет контроль.

— Ты удивительная, — прошептал он, когда наши взгляды встретились. В его глазах читалось что-то новое — не только желание, но и уважение. — Не похожа ни на одну женщину, которую я знал.

Я положила палец на его губы:

— Тише. Слова сейчас не нужны.

Язык его тела говорил яснее любых слов. Он отдавался моим прикосновениям с доверием, которое, должно быть, удивляло его самого. Этот человек, привыкший повелевать и покорять, сейчас позволял вести мне. Я продолжила свой путь вниз, мои губы коснулись его живота, и почувствовала, как его тело напряглось.

Глава 1.1

Гроза началась внезапно — будто разверзлись небеса. Я никогда не боялась непогоды, но в тот день что-то было не так. Воздух наэлектризовался до звона в ушах, а небо над археологическими раскопками приобрело зловещий зеленоватый оттенок.

— Алиса! Быстрее в вагончик! — крикнул руководитель нашей экспедиции профессор Климов.

Я собирала инструменты в раскопе кургана, когда первые тяжелые капли ударили по земле. Схватив рюкзак, я побежала к временному лагерю. Ветер усиливался с каждой секундой, вихрем поднимая пыль и мелкие камни.

— Скорее! — кричал кто-то из коллег, но голос тонул в нарастающем гуле стихии.

Я не успела. Что-то ослепительное вспыхнуло совсем рядом — не могу сказать, была ли это молния. Земля словно ушла из-под ног, и меня окутала странная невесомость. Последнее, что помню — пронзительный свист в ушах и ощущение, будто меня затягивает в воронку.

***

Пришла в себя я от палящего солнца и запаха полыни. Открыв глаза, не сразу осознала происходящее. Вместо привычного вида раскопок и лагеря археологической экспедиции — бескрайняя степь. Сухая трава колыхалась под легким ветром до самого горизонта.

— Что за чертовщина? — пробормотала я, поднимаясь на ноги.

Голова кружилась, во рту пересохло. Осмотрев по сторонам заметила что подальше от меня лежит сумка. Она была странной, словно из другого века. Осторожно подойдя открыла его и увидела нечто похожее на бутылку. Это была кожаная фляга, что пользовались во времена кочевых народов. Достав флягу с водой жадно отпила из него. Порывшись в сумке я нашла в нем несколько видов трав. Некоторую из них я узнала: шалфей, эхинацея, календула, чабрец и полынь. Вероятно, это сумка лекаря. Затем я посмотрела на бескрайнюю степь и поняла что возможно заблудилась.

— Эй! Кто-нибудь! — крикнула я, вглядываясь в горизонт. Вот только ветер шелестел в ответ.

К вечеру стало прохладнее. Я шла, ориентируясь по солнцу, надеясь найти дорогу или следы цивилизации. Степь казалась бесконечной. Страх постепенно уступал место рациональному осмыслению ситуации. Я — археолог, специализирующийся на кочевых культурах тюркских народов. Знаю, как выживать в полевых условиях. Самое главное — найти воду.

Когда солнце почти коснулось горизонта, я увидела вдали холм и направилась к нему. Поднявшись на возвышенность, замерла от неожиданности. Внизу, в широкой долине, виднелись следы большого становища. Юрты? Нет, невозможно. Наверное, это какой-то исторический фестиваль реконструкторов.

Я начала спускаться, когда услышала стук копыт. Обернувшись, увидела на гребне холма всадников — пять или шесть фигур на низкорослых лошадях. Сердце радостно забилось.

— Помогите! — закричала я, размахивая руками. — Я заблудилась!

Всадники заметили меня и что-то прокричали друг другу. Звук их голосов, грубый и резкий, принес странное чувство беспокойства. Но некоторые слова все таки поняла:

—Эй, смотри какая красивая девка! — обратился один из них другому. —А кожа… такая светлая…

О, черт! Только не говорите что я наткнулась на извращенцов! Но предпринять какие-то меры не смогла, потому что они неожиданно пришпорили коней и понеслись прямо на меня.

Только тогда я смогла разглядеть их внешний вид. Это не были современные люди — ни реконструкторы, ни местные жители. Их одежда из грубой кожи и войлока, длинные волосы, заплетенные в косы, и самое главное — оружие. Настоящее, не бутафорское. У каждого на поясе висели кривые ножи, а в руках — копья с наконечниками, тускло блестевшими в лучах заходящего солнца.

Инстинкт самосохранения заставил меня бежать. Но куда? В открытой степи не спрячешься. Я бросилась вниз по склону, спотыкаясь о кочки и камни, молясь лишь о том, чтобы не сломать ногу.

Стук лошадиных копыт становились все ближе и ближе. Гортанные выкрики и смех преследовали меня отовсюду. Выхода из этой ситуации я не видела, если только передо мной не появится рыцарь на белом коне.

Мужчины на лошадях просто развлекались, то догоняя меня, то давая мне убежать, как охотники загоняют добычу. Один из всадников, опередив остальных, резко развернул коня, преградив мне путь. Я замерла, тяжело дыша от бега, глядя на человека, сидящего верхом.

Это был молодой мужчина, едва за двадцать, с бронзовой от солнца кожей и узкими глазами цвета темного янтаря. Его лицо, обрамленное черными как смоль волосами, застыло в выражении удивления и любопытства. Он сказал что-то своим товарищам, указывая на меня. Язык был не совсем незнакомым, но в нем слышались отголоски тюркской речи, которую изучала в университете.

—Ийм сайхан охин... тэр бол манай ханийн олз… (Такая красивая девушка… она добыча нашего хана).

—Хан энд байхгүй, Бямбаа, бид түүнтэй хамт зугаацаж болно... ямар ч байсан тэр боолуудаас гарахгүй, гэхдээ ядаж тэр бидэнд таалагдах болно.…(Хана здесь нет, Бьямба, мы можем сами развлечься с ней… все равно ей не выбиться из рабынь, а так хотя бы нас порадует…) — ответил другой, усмехаясь глядя на меня. Он откровенно говоря пожирал меня глазами, словно никогда не видел девушку.

Честно сказать, у меня был совсем обычный вид. Никогда не выделялась красотой. Не скажу, что у меня были длинные волосы и выразительные глаза. Или же харизмы, как сейчас молодежь говорит. Никогда не было длительных отношении и поклонников совсем не было. Да, были партнеры на одну ночь, но все остальное время посвящала на изучение тюркских народов. Но эти мужчины передо мной, они симпатизировали мне.

Остальные всадники окружили меня, переговариваясь и показывая пальцами. Их кожаные доспехи, украшенные металлическими пластинами, выглядели потрепанными от долгого использования. На одном я заметила засохшие пятна, пугающе похожие на кровь.

— Я... Меня зовут Алиса, — произнесла я по-русски, потом попыталась вспомнить базовые фразы из тюркских языков. — Мен... адым Алиса.

Они переглянулись, а потом рассмеялись — громко, раскатисто. Молодой всадник, первым перегородивший мне дорогу, спрыгнул с лошади и подошел ближе. Я инстинктивно попятилась, но двое других оказались позади, отрезая путь к отступлению.

Глава 1.2.

(Я мирный человек. Не враг.) (пы.сы. Забыла перевод предыдущего диалекта))) прошу прощения)))

Молодой воин прищурился, рассматривая меня с ног до головы. Я тоже решила последовать его примеру и на удивление обнаружила на себе не совсем мои вещи. На мне были древние одежды. Точнее… одежда эпохи кочевых народов. Оно состояло из шаровар, нательной туникообразной рубахи цвета песка в степи, жилет с узором. А на голове была тюбетейка и главное… у меня были длинные черные волосы собранные в косу. Я ведь была блондинкой! Он протянул руку и потрогал ткань моей одежды, бормоча что-то себе под нос. Затем его взгляд упал на мою или не мою сумку.

— Это? — спросил он, указывая на сумку. Только теперь я понимала его речь.

Прежде чем я успела ответить, он вырвал сумку из моих рук. Остальные воины спешились и обступили нас, с любопытством наблюдая, как их товарищ извлекает содержимое моей сумки. Сушеные травы вызвал у них особый интерес.

Старший из них, с седеющей бородой, заплетенной в две косички приблизился ко мне:

— Ты шаманка? — задал он. Вопрос застал меня врасплох. Шаманка? Я на мгновение задумалась, взвешивая варианты ответа. Признаться, что я не понимаю, что происходит? Или согласиться с предложенной мне ролью?

— Я... знаю травы, — осторожно ответила я, указывая на содержимое сумки. — Лечу больных.

Старший воин что-то сказал другим, и они отступили на шаг, словно боясь заразиться от меня чем-то. Суеверный страх перед целителями был типичен для древних культур. Это могло стать как моей защитой, так и проклятием.

— Хан, — сказал старший, указывая в сторону долины, где располагалось становище. — Хан должен решить твою судьбу.

Меня подвели к лошади молодого воина, который первым преградил мне путь. Он помог мне взобраться и сел позади. Его руки, обхватившие поводья по обе стороны от меня, были покрыты шрамами и мозолями — руки человека, привыкшего к мечу и тяжелому труду.

По мере приближения к стойбищу я смогла лучше разглядеть жизнь кочевого лагеря. Женщины готовили пищу у костров, дети играли с деревянными игрушками, старики сидели у входов в юрты, наблюдая за суетой молодых. Всё было таким... настоящим. Не реконструкция, не музейная экспозиция, а живая, дышащая история.

Невероятная мысль поразила меня: каким-то образом я оказалась в прошлом. Не просто переместилась в пространстве, а пересекла границу времен. И, что еще более странно, моя внешность изменилась. Я стала частью этого мира не только местоположением, но и телом.

Когда мы въехали в лагерь, наша процессия привлекла всеобщее внимание. Женщины прекращали работу, мужчины поднимали головы, дети с криками бежали следом. Все смотрели на меня — необычную женщину в одежде травницы, с сумкой, полной загадочных трав.

Нас остановили перед большой юртой, богато украшенной войлочными узорами и резными деревянными столбами с изображениями волков. Молодой воин спешился и помог мне сойти с лошади.

Из юрты вышел высокий мужчина, чье присутствие мгновенно изменило атмосферу вокруг. Воины выпрямились, как по команде, а женщины, находившиеся поблизости, склонили головы. Я поняла, что это и есть хан.

Он был не таким, как я представляла тюркских правителей по историческим источникам. Моложе — едва за тридцать, — с правильными чертами лица и властным, проницательным взглядом. Длинные черные волосы были собраны на макушке в тугой узел, а на груди блестела массивная золотая бляха с изображением волка — символ власти и силы.

Старший воин выступил вперед и заговорил, указывая на меня. Он рассказал как нашел меня в пустыне и сказал что я являюсь шаманкой. Хан слушал молча, не сводя с меня пронзительного взгляда. Я старалась стоять прямо, но невольно опустила глаза под тяжестью его оценивающего взора. Все таки, от него веяло мужчиной, тех, за чьих спинах можно спрятаться и хочется подчиняться. Хоть и мне было сорок лет в современным мире, но сейчас чувствую себя семнадцателитеноц двеушйкой

Закончив доклад, старший воин передал хану мою сумку с травами. Тот неторопливо раскрыл её, достал несколько высушенных растений, растер их между пальцами, поднес к лицу, вдыхая аромат. Его брови слегка поднялись — видимо, он узнал некоторые из трав.

— Кто ты? — спросил он наконец, обращаясь ко мне на тюркском диалекте.

— Я знаю травы, — ответила я, осторожно подбирая слова. — Лечу болезни... раны.

Хан приблизился на шаг, возвышаясь надо мной. От него пахло кожей, дымом и чем-то терпким, похожим на полынь. Его глаза — темные, как ночное небо — изучали меня, словно редкий артефакт.

— Откуда ты пришла?

Я понимала, что должна дать правдоподобный ответ. Вспомнила карты древних тюркских каганатов, которые изучала в университете. Если я верно определила диалект, это могли быть земли Восточно-тюркского каганата, возможно седьмой или восьмой век.

— Мое племя... погибло. На них напали чужеземцы, а я смогла убежать благодаря брату, — ответила я с искренней грустью, думая о своей прежней жизни, которая, возможно, навсегда осталась для меня недоступной. — Я долго шла через степь. Одна.

Глава 1.3

Хан молчал, изучая мое лицо, словно пытаясь найти в нем ложь. Затем резко обернулся к воинам:

— Кто-нибудь узнает ее знаки? — он указал на вышивку на моем жилете.

Воины переглянулись и отрицательно покачали головами. Я сама только сейчас заметила, что узоры на моей одежде действительно необычны — не похожи на орнаменты, которые я видела в этом лагере.

— Твое имя, — не спросил, а потребовал хан.

— Алиса, — ответила я, но тут же поправилась, вспомнив местные традиции именования. — Ай... Айбиге.

Это имя само сорвалось с моих губ, словно я всегда знала его. "Лунная госпожа" — так оно переводилось.

Хан смотрел на меня долго, затем что-то решил для себя.

— Ты будешь жить среди наших женщин, — сказал он. — Если твои травы действительно лечат, это пригодится нам. Если же ты лжешь или принесешь вред моему племени... — он положил руку на рукоять меча, не закончив фразу. Угроза была достаточно ясной.

Он кивнул пожилой женщине, стоявшей поодаль, и та подошла ближе. На ее голове красовалась повязка с орнаментами и украшенный серебряными подвесками, а в косах, почти полностью седых, были вплетены цветные ленты — знак высокого положения.

— Акжан, — обратился к ней хан, — она будет под твоим присмотром. Научи ее нашим обычаям. Если она действительно знает травы, пусть поможет больным.

Пожилая женщина окинула меня оценивающим взглядом, не скрывая недоверия, но почтительно склонила голову перед ханом:

— Будет исполнено, великий Кутлуг.

Кутлуг! Это имя ударило меня как молния. Если этого хана звали Кутлуг, я могла оказаться во времена Второго Тюркского каганата, в конце седьмого — начале восьмого века. Невероятно! Период, о котором сохранилось так мало письменных источников, оказался для меня реальностью.

Хан повернулся, собираясь уйти, но вдруг остановился и вновь посмотрел на меня:

— Завтра покажешь мне свое искусство целительства. Если оно того стоит, получишь свою свободу в пределах лагеря. Если нет... — он многозначительно умолк. — Помни, здесь выживает только тот, кто приносит пользу.

С этими словами он скрылся в своей юрте, а его стражники выразительно положили руки на рукояти мечей, давая понять, что мой разговор с ханом окончен.

Акжан резко дернула меня за рукав:

— Идем, травница. Тебе нужно многому научиться, прежде чем наступит завтрашний день.

Она повела меня через лагерь, бросая короткие пояснения о том, что я вижу. По пути женщины и дети с любопытством разглядывали меня, шепчась между собой. Некоторые делали знаки, отводящие дурной глаз. Меня это не удивило — чужаков всегда боятся, особенно тех, кто связан с врачеванием.

Акжан привела меня к скромной юрте на окраине лагеря.

— Здесь живут незамужние женщины и вдовы, — пояснила она. — Теперь это твой дом.

Внутри юрты находились еще четыре женщины разного возраста. Младшей на вид было не больше пятнадцати, старшей — около сорока. Они с удивлением посмотрели на меня, когда Акжан толкнула меня внутрь.

— Это Айбиге, — представила меня старуха. — Говорит, что знает травы. Хан велел ей быть среди нас. — Затем она обратилась непосредственно ко мне: — Это Сулу. — Она указала на пожилую женщину с добрым, но усталым лицом. — Она покажет тебе, что делать.

С этими словами Акжан вышла, оставив нас наедине. Воцарилось неловкое молчание. Первой его нарушила Сулу, женщина, на которую указала Акжан.

— Ты действительно знаешь травы? — спросила она, прищурившись. В её голосе не было враждебности, скорее практичный интерес.

— Да, — ответила я, хотя мои знания ограничивались университетским курсом этноботаники и чтением исторических источников о народной медицине кочевников. — Но в каждой земле травы разные. Мне нужно узнать, какие растут здесь.

Сулу кивнула, как будто мой ответ её удовлетворил, и представила остальных:

— Это Айсулу. — Она указала на юную девушку с тонкими чертами лица и испуганными глазами. — Она из племени кыпчаков, которое мы разбили прошлой весной.

Айсулу слегка кивнула, не поднимая глаз. Пленница, понял я. Военная добыча, что обычно для этого времени.

— Карашаш, — Сулу показала на высокую женщину с гордой осанкой и холодным взглядом. — И Кумис. — Последней оказалась полная, добродушная на вид женщина средних лет.

— Айбиге будет жить с нами, — сказала Сулу остальным. — Хан дал ей испытание — показать своё умение с травами.

— Зачем нам еще одна шаманка? — фыркнула Карашаш. — У нас ведь есть Дархан. Он лечит мужчин после битв уже много лет.

— Хан так решил, — спокойно ответила Сулу, и этого оказалось достаточно, чтобы Карашаш замолчала, хотя по её лицу было видно, что она далеко не в восторге от моего появления.

В следующий час Сулу показала мне мое место для сна — простую кошму у дальней стены юрты — и объяснила основные правила их быта. Я должна была помогать с приготовлением пищи, сбором хвороста, уходом за скотом и другими повседневными делами. Женщины в юрте поднимались до рассвета и работали до поздней ночи. Мужчины занимались охотой, войной и защитой стад.

— А завтра... — Сулу многозначительно посмотрела на меня, — завтра ты должна показать своё искусство хану. Он не любит разочаровываться.

В её голосе я уловила предостережение и тревогу. Она не говорила этого прямо, но я поняла: от завтрашнего дня зависела моя судьба. Возможно, сама жизнь.

Когда стемнело, Кумис принесла ужин — простую похлёбку из баранины с какими-то дикими луковицами и вяленое мясо. Мы ели в тишине, сидя вокруг небольшого огня в центре юрты. Я украдкой наблюдала за своими новыми соседками, пытаясь понять иерархию и отношения между ними.

Сулу явно была неформальным лидером, несмотря на возраст. Кумис добродушно ухаживала за всеми, словно большая сестра. Айсулу держалась особняком, тихая и напуганная. А Карашаш... её холодный взгляд то и дело останавливался на мне, оценивающий и недоверчивый.

После ужина, когда остальные готовились ко сну, Сулу подозвала меня к своему месту.

Глава 2.1.

Первые дни в стойбище пролетели в суматохе. Я старалась запомнить все, что могла: язык, обычаи, традиции. Хотя на удивление, я легко понимала. Возможно все дело в том, что знания прежней хозяйки передались мне. Слова, которые я прежде знала лишь в теории, теперь слетали с губ естественно, словно я говорила на них всю жизнь. Иногда это пугало меня — насколько быстро я адаптировалась к этой реальности. Словно часть меня всегда принадлежала этому миру. Несмотря на то, что я из современного мира, мне нравилось моя новая жизнь.

Каждое утро я просыпалась рано, когда еще только начинало светать, и помогала Сулу и другим женщинам готовить еду. Мы собирали дрова, чистили казаны и готовили похлёбку на костре. Постепенно я начала осваиваться в этом мире. С каждым днем я все больше погружалась в быт кочевого народа. Местные женщины делились со мной рецептами, показывали, как обрабатывать шкуры и готовить еду. Я чувствовала себя частью их жизни, но в то же время оставалась чужой.

Одним из самых ярких воспоминаний стало наше первое собрание у костра. Вечером, когда работа была закончена, женщины собирались вместе, чтобы поесть и поговорить. Я сидела среди них, слушая их смех и шутки, но не могла полностью участвовать в разговоре. Я чувствовала себя как наблюдатель, а не как участник. Когда разговоры становились слишком быстрыми, я терялась в словах и не могла следить за смыслом.

Хана я больше не видела, точнее наблюдала за ним издалека. Зато рядом со мной то и дело появлялись другие мужчины. Нутром чуяла, что они пытались приударить за мной. Но я делала вид что не понимала.

Прошла неделя с моего появления в стойбище. Семь дней, которые перевернули мою жизнь и сознание. Я, Алиса Вяземская, кандидат исторических наук, специалист по культуре древних тюркских народов, теперь сама стала частью того мира, который прежде изучала по фрагментам керамики и потускневшим страницам рукописей.

Каждое утро я просыпалась еще до рассвета. В юрте было холодно — ночной воздух степи пробирался даже сквозь плотный войлок. Мы, женщины, раздували угли в очаге, готовили скромную утреннюю трапезу: кумыс и лепешки, иногда разбавленные вяленым мясом.

***

— Держи спину прямо, Айбиге! — строго скомандовала Сулу, когда я в очередной раз попыталась освоить искусство езды верхом.

Мы находились чуть в стороне от стойбища. Несколько дней назад мне разрешили выезжать собирать травы в сопровождении старших женщин. Сегодня со мной была Сулу.

— Если упадешь, лошадь тебя не будет больше уважать, — продолжала она, наблюдая за моими неуклюжими попытками. — У нас говорят: кто не держится в седле, тот не держится и в жизни.

Я стиснула зубы и выпрямилась. Низкорослая степная лошадка подо мной фыркнула, словно выражая сомнение в моих способностях. Археологические экспедиции не подготовили меня к верховой езде, но сейчас это был необходимый навык.

— Вот так, — одобрительно кивнула Сулу. — Ты учишься быстрее, чем я думала. Хотя, ты из племени Кипчаков… странно что твой отец не научил езде… - проворчала Сулу, но я не ответила на него. Вместо этого сосредоточилась на езде.

— Как девушка из племени великих Кипчаков не умеет ездить верхом? — раздался насмешливый голос Карашаш, когда она подошла к нам. Её подруги, смеясь, следовали за ней, словно стая хищников, готовых напасть.

Я почувствовала, как краснею. Карашаш была красивой, уверенной в себе, но её злые слова ранили меня. Не скажу что мое новое лицо было страшным, нет, симпатичная была девушка. Я пыталась игнорировать её, сосредоточившись на Сулу, но это было сложно.

— Ты не такая красивая, чтобы стать наложницей хана, — продолжала она, и её слова звучали как приговор. — Не будь наивной, Айбиге. Ты не сможешь вырваться из этой жизни. Останешься рабыней, как и все трофейные женщины.

Сулу, заметив, как Карашаш издевается надо мной, попыталась вмешаться:

— Хватит, Карашаш! Это не твое дело. У всех есть право учиться и становиться лучше.

Но Карашаш лишь усмехнулась, не обращая на неё внимания. Я чувствовала, как внутри меня нарастает гнев, смешанный с отчаянием. Я не могла позволить ей унижать меня. Я не могла позволить ей решать, кем я буду.

— Я не рабыня, в отличии от тебя…— произнесла я, стараясь говорить уверенно, хотя голос дрожал. — Я пришла сюда своими ногами. Может тебя и захватили как трофей, но здесь я искала убежище от жестоких варваров. Поэтому не сравнивай меня собой…

Карашаш подняла бровь, словно не веря, что я осмелилась ответить. Её лицо стало пунцовым, позади нее раздался смех ее подруг.

— Ты думаешь, что можешь просто так быть свободной? — спросила она с презрением, но явно скрывала за этим тоном уязвленное самолюбие, ведь я сказала правду.

—Не думаю, а знаю. Сулу, давай пойдем в другое место. А то, тут стало шумно. — кивнула женщине, направляя свою лошадь в сторону речки.

Дорогие читатели! Хочу познакомить вас следующей книги нашего моба.

КЛЯТВА ХАНА.НАТАШИ АЙВЕРС. ВИВИЕН ЛИ.

Аннотация к книге "Клятва Хана"

Она — неугодная принцесса великой империи Тан. Без права на голос, без надежды на выбор. Лишняя. Её судьбу решают за неё: дальний край степи, чужой народ и брак с мужчиной, которому нет до неё дела.
Он — наследник каганата, воин, привыкший брать, что хочет, и не задавать лишних вопросов. Его не интересует хрупкая китайская невеста, присланная в знак союза. Она для него — всего лишь дань традициям.
Но степь не любит слабых. Здесь выживают только те, кто готов драться за своё место. И однажды хан даёт клятву.
🔥Клятва, которую нельзя нарушить.
🔥Мужчина, который не умеет любить.
🔥И женщина, которую нельзя сломить.
📚График прод: ПОН, ЧТВ

https://litnet.com/shrt/uHhW

Глава 2.2.

Мы ехали вдоль небольшого ручья, попутно собирая лекарственные растения. Я обнаружила, что многие из трав, которые изучала теоретически, растут здесь в изобилии. Мои знания этноботаники внезапно стали бесценны.

— Сулу, — решилась я задать вопрос, который мучил меня последние дни, — расскажи мне о хане Кутлуге.

Пожилая женщина бросила на меня острый взгляд:

— Зачем тебе знать о хане? Тебе достаточно подчиняться ему. - резко ответила та, отворачиваясь в другую сторону.

— Я хочу понять ваше племя, потому что в моем племени были другие законы, — ответила я полуправдой. — Понять, как здесь выжить.

Сулу некоторое время молчала, собирая какие-то мелкие цветы с белыми лепестками. Я думала та совсем забыла о моем вопросе.

— Кутлуг-хан — великий воин, — наконец произнесла она. — Еще молодой, но уже покорил многие племена. Говорят, когда он родился, волчица выла три ночи у юрты его отца. Это знак Тенгри — небесного бога.

Сулу наклонилась с седла, срезая стебель растения, похожего на полынь.

— Кутлуг жесток, но справедлив по-своему. Каждый знает свое место. Воины уважают его за силу и мудрость в битвах. Старейшины — за то, что он чтит традиции предков.

— А женщины? — спросила я, осторожно направляя свою лошадь вокруг каменистого участка.

Лицо Сулу стало серьезным.

— Женщины боятся его, — ответила она тихо. — Он берет тех, кто ему нравится, лишь на одну ночь. После... они либо становятся рабынями в общем шатре, либо... — ее голос стал едва слышным, — исчезают. Говорят, он отправляет их в дальние аилы, но никто точно не знает.

По моей спине пробежал холодок. Я вспомнила пронзительный взгляд хана в день моего появления. Что ждет меня, если он решит однажды позвать меня к себе?

— Но тебе не стоит беспокоиться об этом, — добавила Сулу, заметив выражение моего лица. — Хан предпочитает женщин определенного типа. Карашаш — его фаворитка. Единственная, кто провела в его юрте больше одной ночи.

Это объясняло высокомерие Карашаш и её холодное отношение ко мне. Она имела особый статус среди женщин племени.

— Если хочешь выжить здесь, Айбиге, держись подальше от Карашаш, — предостерегла Сулу. — Она опасна, когда ревнует. А она ревнует хана ко всем молодым женщинам.

Я попыталась осмыслить услышанное. Карашаш, эта гордая женщина с колючим взглядом, была единственной, кто удостоился особого внимания хана. Почему?

— Но если Карашаш его фаворитка, — спросила я, — зачем хану другие женщины? Зачем гарем?

Сулу посмотрела на меня как на наивного ребенка:

— Хан — великий воин. Ему нужны наследники от разных женщин, чтобы род был сильным. Но Карашаш... — она покачала головой, — она особенная. Говорят, она знает тайные женские искусства, которым научилась у китайских наложниц. И еще... она не может иметь детей.

Последние слова она произнесла совсем тихо, словно опасаясь, что нас могут услышать даже здесь, вдали от стойбища. Я понимающе кивнула. Бесплодие — это объясняло многое. Хан не боялся привязаться к женщине, которая не могла дать ему наследников. Она была безопасна для его власти.

— Достаточно разговоров, — резко оборвала себя Сулу. — Нам нужно собрать еще красной травы для отваров. Скоро воины вернутся с охоты, будут раны и ушибы.

Мы продолжили сбор трав в молчании. Я размышляла об услышанном, пытаясь составить более полную картину этого общества. Иерархия, традиции, отношения власти — всё это было для меня не просто интересным историческим фактом, как раньше, а реальностью, от понимания которой зависела моя жизнь.

К полудню мы вернулись в стойбище. Оно бурлило активностью: женщины готовили пищу, дети играли между юртами, ремесленники работали над оружием и украшениями. Сулу отправила меня разобрать собранные травы и приготовить из них целебные настои.

В нашей юрте было тихо и прохладно. Я аккуратно разложила собранные растения, сортируя их по свойствам. Многие из них были мне знакомы из университетских учебников — тысячелистник, подорожник, зверобой. Другие же оставались загадкой.

Внезапно полог юрты откинулся, и вошла Карашаш. Её высокая фигура заслонила дневной свет. Она остановилась, глядя на меня сверху вниз.

— Так вот чем занимается наша травница, — произнесла она с легкой насмешкой. — Играется с веточками, пока другие работают.

Я поднялась, стараясь выглядеть уверенно:

— Эти "веточки" могут спасти жизнь раненому воину или больному ребенку.

Карашаш неожиданно рассмеялась:

— Ты смелая, Айбиге. Или просто глупая. — Она подошла ближе, разглядывая разложенные травы. — Интересно, что увидел в тебе хан? Почему оставил в живых?

— Я просто знаю травы, — ответила я спокойно. — И могу быть полезной племени.

— Полезной? — Карашаш подняла бровь. — У нас есть шаман Дархан. Он лечит ран тысячу лет. Зачем нам ещё одна травница?

В её голосе звучало неприкрытое подозрение. Я поняла, что она видит во мне угрозу — не только своему положению фаворитки, но и чему-то большему.

— Я не претендую на место шамана, — сказала я мягко. — И уж точно не на... — я сделала паузу, — твое место рядом с ханом.

Глаза Карашаш сузились. Она шагнула ко мне так близко, что я могла почувствовать запах можжевельника и дыма от её одежды.

— Ты ничего не знаешь о моем месте, — прошипела она. — И лучше тебе не узнавать. Держись подальше от хана, если хочешь дожить до следующей луны.

С этими словами она развернулась и вышла из юрты, оставив после себя напряженную тишину. Затем услышала голос Сулу. Она звала меня и когда подошла, та приказала мне наливать похлебку. Краем глаза я увидела, как несколько воинов сидят около костра. Они были уставшими, но довольными. Среди них был и тот молодой воин, который первым преградил мне путь, когда я оказалась в степи. Его звали Бьямба, и он, казалось, испытывал ко мне особый интерес.

Он подошел ко мне, и я почувствовала, как сердце забилось быстрее. Его глаза, темные и проницательные, смотрели на меня с любопытством.

Глава 3.1

Я проснулась рано утром, когда первые лучи солнца пробились сквозь щели в юрте. Сладко потянувшись, ощутила мягкость постели под собой и улыбнулась. Накануне пожаловалась Сулу, что моя постель слишком жесткий и что в моем племени я спала на мягком. И уже к вечеру мне принесли мягкую постель. Наверняка это дело рук хана. В последнее время я чувствовала чей-то пристальный взгляд, а когда оборачивалась, то видела спину Кутлуга.

Вокруг слышались звуки пробуждающегося племени: смех детей, голоса женщин, готовящих завтрак, и глухие звуки, доносящиеся из-за стен юрт.

И хотя мое сердце разрывается между двумя мирами — миром, откуда я пришла, и миром, в который попала, здесь мне было уютнее. Когда вышла из своей юрты, то увидела как солнце медленно поднималось над горизонтом, заливая золотым светом степь. Я стояла и наблюдала за тем, как туда сюда сновали мужчины и женщины.

Вдруг меня окликнул Кутлуг, хан племени. Его голос был громким и уверенным, и я почувствовала, как сердце забилось быстрее. Он вызывал меня к себе.

— Айбиге! Подойди ко мне! — произнес он. В его взгляде было нечто такое, отчего мое сердце начинало биться сильнее.

Кутлуг был человеком, который обладал силой и харизмой. Его внимание ко мне порой было лестным, но в то же время я понимала, что это опасно. Я должна была врать, придумывать истории о своей жизни в племени Кипчак, чтобы он не заподозрил, что я пришла из другого времени.

— Расскажи мне о своих родителях, о своем племени и укладом жизни там. — спросил он, его глаза искрились интересом.

Я замялась, пытаясь подобрать слова. В памяти всплыли образы моего настоящего мира, моей семьи, которые никогда не узнают, что со мной случилось. Я вздохнула и ответила:

— Мои родители... — начала стараясь говорить уверенно. — Они были торговцами. Несмотря на то, что они часто путешествовали, всегда возвращались на стойбище. Мой отец всегда говорил, что труд — это основа жизни.

Кутлуг внимательно слушал, его глаза не отрывались от меня. Я продолжала, стараясь создать образ, который бы не выдал меня.

— Моя мать была мастерицей, она умела ткать красивые ковры и шить одежду. Каждый вечер мы собирались всей семьей у очага, где она рассказывала нам истории о наших предках, о том, как они боролись за свою землю и свободу. Поэтому с детства мечтала о приключениях, как в этих историях.

Кутлуг кивнул, и я заметила, как его лицо слегка смягчилось. Возможно, он тоже любил истории. Я решила добавить немного деталей, чтобы сделать свой рассказ более живым.

— В нашем племени было много традиций. Мы отмечали праздники, собираясь вместе, пели песни и танцевали вокруг костра. Почему то тогда казалось, что у меня судьба будет особенной. Словно я буду писать истории народа.

Кутлуг, казалось, был поглощен моими словами. Я украдкой заметила, как его губы слегка приподнялись в улыбке, когда упомянула о танцах.

— А что ты любила делать больше всего? — спросил он, и в его голосе звучало искреннее любопытство.

— Я любила смотреть на звездное небо и исследовать. — ответила я, чувствуя, как воспоминания наполняют меня теплом. — В это время всегда было тихо и спокойно. Я могла мечтать о том, как однажды стану героиней своих собственных историй.

Кутлуг задумался, и я заметила, как его внимание стало более сосредоточенным.

— Ты говоришь, как истинная дочь своего народа, — произнес он с уважением. — Возможно, ты сможешь рассказать мне больше о своих традициях. Я хочу, чтобы наше племя тоже помнило твои корни.

В этот момент я поняла, что могу использовать свои знания, чтобы сблизиться с ним и, возможно, даже помочь своему новому племени. Я улыбнулась, чувствуя, как между нами начинает возникать связь. В это же время я чувствовала на себе взгляд Карашаш, фаворитки Кутлуга, которая была полна ревности. Она наблюдала за нами с холодным выражением лица, и это не давало мне покоя.

— Хорошо, травница. Можешь идти… — хан кивнул мне сторону юрты и я поклонившись направилась к костру, которую разводила Сулу.

Заметив меня она недовольно цокнула:

— Будь осторожна, Айбиге. Ты играешь с огнем. — недовольно проворчала старуха.

Почему то в этот момент мне захотелось дерзить и я вскинув подбородок ответила:

— А что? Может я понравилась хану и стану тоже фавориткой?

Вместо этого старуха покачала головой:

— Сомневаюсь. Ты лишь очередная его игрушка, насытившись тобой, он вновь вернуться к той ведьме…А ты пострадаешь…

Я почувствовала, как в груди закипает протест. Слова Сулу были полны предостережений, но они лишь подстегивали моё желание доказать всем, что я не просто случайный человек в этом мире. Я не собиралась быть очередной жертвой, и если хан действительно увидел во мне что-то ценное, я должна была это использовать. Не собираюсь жить тихо в этом мире как мышь.

— Я не игрушка, — произнесла я с решимостью, вскинув подбородок. — Я могу предложить хану нечто большее, чем просто развлечения. Мои знания о травах и лечении могут быть полезны ему и его народу. К тому же, я разговариваю с звездами… - тихо добавила я. Подняв глаза, увидела округленные глаза своей собеседницы. Казалось, она была удивлена…

Дорогие мои читательницы! Представляю вам еще одну книгу из нашего моба

Аннотация к книге "Клятва, освященная луной"

Каре было предначертано стать женой вождя, но случилась беда. Загадочный враг уничтожил новый дом, оставив после себя лишь выжженную землю. Кара поклялась отомстить, но что может сделать одна жрица луны против чудовища, наславшего убийственный туман? Только просить о помощи того, кто однажды уже разбил ей сердце. Но захочет ли он говорить с ней после всего, что между ними было?

Глава 3.2

Сулу замерла, и в глазах мелькнула искорка интереса, но вскоре на её лице снова отразилось беспокойство. Она сделала шаг ближе и наклонилась ко мне, словно боясь, что кто-то может подслушать.

— Айбиге, — произнесла она тихо, — ты не понимаешь, с чем играешь. Карашаш не простит тебе дерзости. Она будет мстить, и ты не знаешь, на что она способна. Многие фаворитки, которые пытались поднять голову, потеряли всё. Хан не берет новую игрушку второй раз в постель. Он может использовать тебя, а потом бросить, как и всех остальных.

Я вспомнила сцену из знаменитого сериала "Игры престолов", когда Кхал Дрого сначала воспринимал Дейнерис как свою собственность. И брал только сзади, так как это считалось признаком мужской силы. Он думал, что только мужчины могут владеть ситуацией. Но затем, Дейнерис показала, что можно и по-другому получить удовольствие. Спустя время Кхал заметил её острый ум и силу, влюбился в неё. Я знала, что, возможно, это был рискованный путь, но именно такой путь я хотела выбрать. Я не собиралась быть просто очередной жертвой в этой игре.

— Но если я смогу показать хану, что я не просто игрушка, а что-то больше, кто может помочь ему, — произнесла я, стараясь говорить уверенно, — возможно, это изменит его отношение ко мне. Возможно, мои знания помогут стать ему Каганом?

Сулу посмотрела на меня с недоверием, но в её взгляде я заметила искорку уважения. Она понимала, что я готова бороться за свою судьбу, но предостерегала меня от опасностей.

— Ты должна быть умнее, — сказала она, её голос стал более настойчивым. — Не позволяй эмоциям затмить разум. Хан может быть впечатлён твоими знаниями, но он также может использовать это против тебя. Помни, что в этом мире доверие — редкость.

Я кивнула, осознавая, что слова Сулу были полны мудрости. Но меня это не пугало — наоборот, я чувствовала, как внутри меня растёт решимость. Я не собиралась отступать.

— Я буду осторожна, — ответила я, стараясь звучать уверенно. — Но не могу просто сидеть и ждать, пока кто-то другой решит мою судьбу. Я должна действовать.

Сулу вздохнула, и в её глазах я увидела поддержку. Она понимала, что я не боюсь рисковать, но также знала, что мне нужно быть готовой ко всему.

— Хорошо, — произнесла она, слегка улыбнувшись. — Если ты действительно хочешь идти по этому пути, сделай это с умом. Используй свои знания и острый ум. Но помни: даже звёзды могут скрываться за облаками.

В этот момент к нам подошла Карашаш и окинула меня холодным взглядом, полным ненависти. Она стояла передо мной, как хищник, готовый к нападению. Её надменный тон и холодный взгляд говорили о том, что она не собирается оставлять меня в покое. Я почувствовала, как внутри меня поднимается гнев, но сдерживала себя. Я знала, что сейчас не время для открытого противостояния.

— Травница, — произнесла она с презрением, — о чем вы с ханом беседовали? Или ты просто делилась своими пустыми мечтами о власти и влиянии?

Её слова были как острые иглы, и я не могла не заметить, как она наслаждается моим смущением. Карашаш всегда была фавориткой, и её высокомерие только подтверждало это. Она словно смотрела на меня, как на недостойную соперницу, которая не имеет права претендовать на внимание хана.

— Я просто делилась своими знаниями о травах, — ответила я, стараясь говорить спокойно. — Каждый из нас может внести свой вклад в жизнь племени.

Карашаш фыркнула, и её губы изогнулись в презрительной усмешке.

— Знания о травах? Ты думаешь, что этого достаточно, чтобы привлечь внимание хана? Он не ищет простых травниц, как ты. Ему нужны настоящие женщины, которые могут дать ему то, что он хочет.

Я почувствовала, как гнев поднимается внутри меня, но в этот момент вспомнила слова Сулу о том, что доверие — редкость. Не стоит поддаваться на провокации. Я решила не отвечать на её выпады, хотя это было непросто.

— Я не собираюсь отбирать твое место, Карашаш, — произнесла я, стараясь сохранить уверенность в голосе. — Я знаю, что могу предложить больше, чем просто травы.

Карашаш прищурилась, будто оценивая меня, и в её глазах мелькнула искорка злорадства.

— Да? А мне казалось именно это ты и хотела сделать? — насмешливо произнесла девушка. — Только вот помни, хан не любит тощих. Даже если он тебя примет, посмотрим, как долго ты продержишься, травница. Хан не терпит дерзость. И если ты не сможешь его впечатлить, он быстро найдет себе другую игрушку.

Её слова были полны угрозы, и я почувствовала, как в воздухе витает напряжение. Но вместо того чтобы поддаться страху, я решила, что это лишь подстегнет мою решимость. Я не собиралась позволять Карашаш управлять моей судьбой.

— Карашаш, я не та, с кем стоит вести войну, — произнесла я, глядя ей в глаза. — Возможно мы могли бы стать подругами и сделать хана счастливым…

Карашаш рассмеялась, и её смех был полон презрения. Она скрестила руки на груди и смотрела на меня, как на глупую девчонку, которая не понимает, с кем имеет дело.

— Подругами? — повторила она, поднимая бровь. — Ты действительно думаешь, что я буду дружить с тобой? Травница, ты не понимаешь, что это за игра. Здесь нет места дружбе. Здесь только борьба за выживание.

Её надменный тон и высокомерие были очевидны. Я чувствовала, как её слова задевают меня, но вместо того чтобы поддаться её провокациям, мысленно успокоила себя:

— Я не хочу с тобой ссориться, — произнесла я, стараясь сохранить спокойствие. — Но если ты не видишь, что вместе мы можем добиться большего, это твоя проблема.

Карашаш фыркнула, и её лицо исказилось в презрительной усмешке.

— Ты думаешь, что твои знания о травах и умения могут что-то изменить? Хан ищет силу, а не слабость. И ты, травница, выглядишь слишком хрупкой, чтобы привлечь его внимание.

Я почувствовала, как гнев нарастает внутри меня, но я знала, что не могу позволить себе потерять контроль. Вместо этого я решила использовать её высокомерие против неё.

Глава 3.3

Каждый новый день бросал мне вызов. Осваивая навыки охоты, сбора целебных растений и приготовления местных блюд, я постепенно вливалась в жизнь племени. Хотя мне нравилось быть частью этого общества, тревога о возможном разоблачении не отступала. Я предвидела, что Карашаш предпримет какие-то шаги, и готовилась противостоять любым её козням.

Как-то раз я сидела с другими рабынями под раскидистым деревом, чьи листья, колышась на ветру, создавали успокаивающий шелест. Наблюдая за стойбищем, ставшим моим новым домом, я почувствовала, как тревожность постепенно сменяется покоем. Моя судьба сделала такой неожиданный поворот, что рассказ о нём показался бы выдумкой. Начало было непростым, но благодаря то ли сохранившимся знаниям о древнетюркском языке, то ли пониманию обычаев этой эпохи, я довольно легко приспособилась к новой реальности.

Проживание в шатре наложниц автоматически определило моё положение как рабыни в глазах окружающих. Карашаш относилась ко мне настороженно. Однако вскоре мне удалось найти общий язык с некоторыми женщинами, ставшими для меня и подругами, и учителями. Они делились опытом выживания при дворе хана, и я внимательно запоминала каждый совет.

— Хан презирает слабость, — уверенно говорила рабыня по имени Зара. — Проявишь страх — пощады не жди. Но смелость и дерзость привлекут его внимание.

Я молча кивала, жадно впитывая эти ценные наставления. Они были необходимы мне в противостоянии с фавориткой хана. Я понимала, что это борьба не на жизнь, а на смерть. Если Карашаш узнает о моём намерении соблазнить хана, моя участь будет решена. Уверена, она уже избавлялась от соперниц подобным образом, а хан либо не замечал этого, либо не видел её истинной натуры.

— А красота имеет значение? — поинтересовалась я. — Разве она не важна для него?

Зара усмехнулась.

— Красота — лишь дополнительный инструмент, — ответила она. — Не забывай, что хан ценит не только внешние данные. Умение влиять на людей, хитрость и находчивость — вот что по-настоящему его привлекает. Карашаш обладает всем этим, хотя сам хан ещё не осознаёт этого. К сожалению, не все пользуются такой благосклонностью великого хана.

Эти слова заставили меня задуматься. Раньше я считала, что внешность — решающий фактор, но Зара показала мне иную сторону жизни в стойбище Кутлуга. Для завоевания расположения хана недостаточно только физической близости... нужно что-то особенное, что заставит его постоянно думать обо мне.

Ветер усилился, и шепот листьев превратился в более громкий шорох. Я поправила свое платье, размышляя над словами Зары. Внезапно, группа всадников появилась на горизонте, и лагерь оживился.

— Хан возвращается с охоты, — прошептала одна из женщин, и все мы инстинктивно выпрямились.

Кутлуг действительно был впечатляющей фигурой. Даже издалека его осанка выдавала силу и уверенность. Я наблюдала, как он легко спрыгнул с коня и передал поводья слуге. Его взгляд скользнул по нашей группе, и на мгновение наши глаза встретились. Я не отвела взгляд, хотя сердце забилось быстрее. Выражение удивления промелькнуло на его лице, прежде чем он двинулся дальше.

— Это было смело, — тихо сказала Зара. — Но будь осторожна. Карашаш не пропускает ничего.

Точно по сигналу, я заметила фаворитку, стоящую у входа в главный шатер. Ее тонкое лицо казалось спокойным, но глаза блестели, как у хищника, выслеживающего добычу.

— Что ты умеешь делать? — неожиданно спросила меня еще одна женщина, Айгуль, старшая среди наложниц. — У каждой из нас есть какой-то талант. Кто-то поет, кто-то танцует, кто-то рассказывает истории...

Я задумалась. В моей прошлой жизни я была историком, специалистом по древним культурам и языкам. Но здесь эти навыки вряд ли могли пригодиться напрямую.

— Я знаю многие истории, — ответила я наконец. — Легенды о героях, о звездах, о любви и войнах.

Глаза Айгуль загорелись.

— Хан любит хорошие истории, особенно о битвах и подвигах. На следующем празднике, когда все соберутся у костра, мы должны устроить так, чтобы ты рассказала одну из них.

Той ночью я не могла уснуть. План начал формироваться в моей голове. Если я смогу заинтересовать хана своими рассказами, у меня появится шанс. Я знала историю этого времени лучше, чем кто-либо здесь. Я могла рассказать о великих битвах, которые еще только произойдут, о стратегиях, которые никто еще не применял. А еще лучше совместить танец и историю. Помню в сериале как одна женщина танцевала танец с барабаном, только вряд ли здесь можно такое найти, в будущем могу соорудить такое… А другая женщина танцевала танец с саблей… Можно повторить такое. Я не хотела сражаться с женщинами за внимание хана, но Карашаш со своей ревностью наступает мне на пятки. Пока не умерла от ее рук, нужно обрести власть, да такую, чтобы мое слово что-то значило здесь.

Глава 4.1.

Я встала до рассвета, когда весь лагерь еще спал. Тихо выскользнула из юрты и направилась к небольшому ручью, который протекал недалеко от стоянки. Там, скрытая от любопытных глаз, я начала отрабатывать движения. Сабля, которую я тайно выпросила у одного из воинов под предлогом "защиты от духов", блестела в первых лучах солнца.

Танец с саблей должен быть идеальным. В нем — сила и грация, опасность и красота. То, что заставит хана смотреть только на меня. Я кружилась, позволяя лезвию рассекать воздух, вспоминая каждое движение из того сериала, что видела в другой жизни.

После тренировки я вернулась к своему тайнику, где хранила наряд. Он был почти готов — яркая ткань, которую я выменяла у торговцев, серебряные монеты, пришитые по краю, чтобы звенели при каждом движении. Восточный наряд здесь будет выглядеть экзотично, необычно — именно то, что нужно, чтобы произвести впечатление.

— Кто научил тебя так обращаться с оружием? — услышала я голос за спиной и чуть не выронила саблю.

Вот шайтан его побрал! Надо же было его зоркому глазу заметить меня. Это был Темир, один из младших военачальников хана. Молодой, но уже заслуживший уважение воинов. Я повернулась к нему и слабо улыбнулась:

— Никто, — ответила стараясь скрыть волнение. — Просто наблюдала и пробовала.

О, Великое небо, о великодушный Тенгри, пусть этот парень просто забудет увиденное! Я молилась. Всем богам которого знала. Ведь он мог меня принять за предателя и доложить хану. А мне хотелось бы пожить в дольше в этом времени, ведь в той скорее всего меня не стало.

— Для женщины ты слишком хорошо держишь саблю, — его взгляд был подозрительным. — И движения странные... не похожи на нашу боевую технику.

Глубоко вздохнув решила открыть правду:

— Это не боевая техника, — я решила рискнуть. — Это танец. Для хана.

Его брови взметнулись вверх от удивления.

— Танец с оружием? Женщина, танцующая с саблей перед ханом? — он ненадолго умолк, а затем внезапно разразился смехом. — Это настолько смелая идея, что вполне может оказаться успешной.

В эту эпоху женщина воспринималась исключительно как хранительница домашнего очага, что, вероятно, и вызвало такое удивление моего собеседника. Не страшно — этому племени предстоит столкнуться с множеством новшеств, которые в итоге приведут их к процветанию. Стоп... мне же запрещено вмешиваться в ход истории, это может изменить будущее. Как мне поступить? Пассивно наблюдать за нападениями других племен? Исключено. Я хочу выжить. Насколько я помню, сейчас шестьсот семьдесят пятый год... племена разобщены, и некоторые даже выплачивают дань императору Танской династии. Кутлуг сейчас выглядит примерно на восемнадцать лет и поднимет восстание только в шестьсот семьдесят девятом году. Это случится через четыре года. Его жизнь оборвется в шестьсот девяносто первом году. Совсем молодым был... Странно, но мысль о его смерти вызвала щемящее чувство в груди... Нет, это просто я вспомнила исторические факты. Совсем растерялась из-за перемещения во времени. Сейчас не время для таких размышлений. Главное — выжить, а дальше будет видно.

— Ты ведь не выдашь меня, Карашаш?

— Мне нет дела до женских интриг, — пожал плечами Темир. — Но если хочешь совет — держи саблю вот так.

Он показал, как правильно развернуть запястье для более плавного движения.

— Так будет выглядеть красивее. И опаснее, — добавил он с усмешкой.

Когда он ушел, я задумалась. Теперь у меня есть невольный союзник. Или еще один наблюдатель от Карашаш? Нельзя быть уверенной. Но его совет про саблю был дельным.

Вечером, накладывая последние стежки на наряд, я размышляла о рассказе, который буду вплетать в танец. История о великом полководце, который смог объединить разрозненные племена против общего врага... История, которая еще не произошла, но произойдет через сотню лет после этого времени. История, в которой я изменю имена и места, но оставлю стратегию и мудрость полководца. Я расскажу хану будущее, представив его как легенду прошлого. В этом мой козырь — знания, которых нет ни у кого в этом времени.

Три дня оставалось до праздника. Три дня, чтобы запомнить и отточить каждое движение. Я тренировалась на рассвете и в сумерках, когда никто не мог меня увидеть. Днем я была обычной женщиной — готовила пищу, выполняла поручения Карашаш, слушала разговоры мужчин и запоминала, что для них важно, что вызывает блеск в их глазах.

Карашаш стала подозрительной. Я чувствовала ее взгляд, когда возвращалась с тайных тренировок, видела, как она принюхивается к моим волосам, пытаясь уловить запах реки, где я купалась после упражнений с саблей.

— Где ты пропадаешь по утрам? — спросила она на второй день, когда мы вместе мололи зерно для лепешек.

— Молюсь духам предков, — соврала я, не поднимая глаз. — В моей семье была традиция — женщины приветствовали рассвет молитвой о благополучии рода.

— Странная традиция, — прищурилась она. — У какого племени такой обычай?

— У забытого, — ответила я тихо. — Мое племя уничтожено, и теперь только через меня духи предков могут говорить с этим миром.

Эта полуправда-полуложь, казалось, убедила ее. По крайней мере, на время.

Вечером перед праздником ко мне приблизилась Акжунус — самая младшая из рабынь в ханском стойбище, совсем юное создание с широко распахнутыми тревожными глазами. Такая юная, а уже вынуждена осваиваться во взрослом мире, подчиненном мужским правилам.

Глава 4.2.

— Как ты распорядишься этой информацией? — поинтересовалась я, пытаясь сохранить безмятежность в голосе.

— Обучи меня, — неожиданно попросила девочка. — Покажи, как стать такой же бесстрашной. Хан практически не обращает на меня внимания.

Я задумчиво вгляделась в её лицо. В этой эпохе женщины прибегали к разным методам выживания. Некоторые, подобно Карашаш, использовали хитрость и закулисные игры. Другие выбирали путь смирения и незаметного служения. А кто-то, как я пытаюсь сейчас, — через способность изумлять и привлекать к себе внимание.

— Не танцу я могу обучить тебя, малышка, — произнесла я с сочувствием. — Но могу передать тебе умение, которым овладевали дети моего племени в твоём возрасте, — нежно провела рукой по голове девочки.

— Что это за умение? — спросила Акжунус, и в её глазах вспыхнула искра любопытства, временно вытеснив привычный страх.

— Письменность, — тихо ответила я. — Способность запечатлевать слова и мысли, чтобы они жили дольше, чем звук голоса.

Девочка недоуменно нахмурила брови.

— Как шаманы с их знаками?

— Нет, гораздо более точное искусство. Такое, что позволяет сохранить не только общий смысл, но каждое отдельное слово. Представь: ты можешь передать сообщение человеку, который находится далеко, и он поймёт в точности то, что ты хотела сказать.

Глаза Акжунус расширились, теперь в них читалось не только удивление, но и восхищение.

— Я не стану наложницей Хана? — прошептала она ещё тише.

О, всеведущий Тенгри! Её вопрос застал меня врасплох. Я увидела в глазах девочки не детское любопытство, а глубокий, взрослый страх. В этих словах заключалось всё — её тревоги, надежды и понимание своей судьбы в этом жестоком мире.

— Акжунус, — мягко произнесла я, опустившись на колени, чтобы наши глаза были на одном уровне, — я не могу обещать, что письменность изменит твою судьбу полностью. Но знания дают силу, которой не обладают другие.

Я осторожно взяла её маленькие ладони в свои:

— Знающая женщина может стать ценной иначе, чем просто наложница. Ты сможешь записывать послания, вести счета, сохранять истории племени. Возможно, со временем, ты станешь той, кто хранит мудрость, а не просто... — я замолчала, не желая произносить вслух жестокую правду её возможного будущего.

Акжунус задумчиво кивнула, словно взвешивая мои слова с рассудительностью, несвойственной её возрасту.

— Но если хан узнает... он может рассердиться, что женщина знает то, что не положено, — прошептала она.

— Поэтому мы будем осторожны, — твёрдо сказала я. — Умение хранить тайны — это тоже искусство, которому стоит научиться. Сначала ты будешь практиковаться только со мной, в тайных местах. И только когда станешь достаточно искусной, мы подумаем, как использовать это знание.

Тень сомнения всё ещё лежала на её лице, но в глазах появился робкий огонёк надежды.

— Айбиге, а женщины в твоём племени... они все умеют писать? — спросила она, и в этом вопросе чувствовалось что-то большее, чем простое любопытство.

Я на мгновение задумалась, как ответить, не выдав слишком много о своём происхождении.

— В моём... племени, — осторожно начала я, — женщины и мужчины равны в праве на знания. Многие умеют записывать свои мысли и читать мысли других. Так же они сражаются бок о бок. — это я говорила не о современном мире. Странно осознавать, что говорю не о своем времени, а о периоде, который даже для меня является историей — когда тюркские женщины встанут в строй наравне с мужчинами. Образы из воспоминаний настоящей Айбиге мелькали в моем сознании: степь, лошади, племя печенегов, передвигающееся по бескрайним просторам...

Акжунус смотрела на меня широко раскрытыми глазами, в которых читалось смешение недоверия и благоговения.

— Женщины сражаются? И никто не наказывает их за это? — прошептала она так тихо, что я едва расслышала.

Я кивнула, внутренне напоминая себе быть осторожнее с тем, что рассказываю.

— В некоторых племенах, — уточнила я, — особенных племенах, куда не дотягивается рука больших ханов. Там женщины могут выбирать свою судьбу.

Маленькая рабыня прижала ладони к груди, словно пыталась удержать внутри слишком сильное чувство.

— И ты... ты из такого племени? Поэтому ты такая храбрая и танцуешь с саблей?

Я коснулась её плеча, чувствуя странную вину за то, что даю надежду, основанную на полуправде. Но разве не лучше зажечь искру в этой юной душе, чем позволить ей смириться с судьбой, на которую её обрекло рождение?

— Мой народ... верит в силу знаний не меньше, чем в силу оружия, — ответила я, пытаясь быть честной настолько, насколько могла. — И я хочу поделиться с тобой этой силой.

Медленно, чтобы не испугать её, я достала из складок одежды маленький кожаный мешочек. Развязав его, я высыпала на ладонь горсть сухой темной земли.

— Смотри, — сказала я, опускаясь на корточки и рассыпая землю тонким слоем на каменной плите. — Вот так начинается путь к мудрости.

Моим пальцем я начертала на темной поверхности простой символ — круг с точкой посередине.

Глава 5.1.

Пока солнце медленно опускалось за горизонт, окрашивая бескрайнюю степь в оттенки золота и огня, стойбище хана Кутлуга преображалось. Слуги расставляли длинные низкие столы, устилали землю коврами, развешивали фонари из промасленной кожи, которые должны были осветить пиршество, когда наступит ночь.

Я наблюдала за приготовлениями из тени своей юрты, сердце колотилось как сумасшедшее. Сегодня не просто праздник – сегодня день, когда Кутлуг официально принимает титул хана. Слухи шептались, что прибыли даже посланники из соседних племен, желающие увидеть нового предводителя голубых тюрков и оценить его силу.

А я... я собиралась танцевать. Не просто танцевать, а выступить с представлением, которое никто из этих суровых кочевников никогда не видел.

— Ты сошла с ума, — прошептала я своему отражению в медном тазу с водой, который использовала как зеркало. — Танцевать с саблей перед ханом и его воинами? Они либо сочтут тебя одержимой духами, либо казнят за дерзость.

Но выбора не было. После моего разговора с Кутлугом, после того, как я обещала удивить его, отступать было некуда. Это шанс заработать уважение, место в племени, защиту. Выжить.

Я осторожно достала из тайника сверток с костюмом. На самом деле, это была не совсем одежда – скорее, украшенная драгоценностями ткань, едва прикрывающая тело. Я сшила его тайком, используя материалы, которые смогла выпросить или обменять у других женщин стойбища. Тонкая шелковая ткань темно-синего цвета, расшитая серебряными нитями, звенящие монеты по краям, которые будут создавать музыку при каждом моем движении.

Единственное, что меня по-настоящему беспокоило – Карашаш. За последние два дня я старательно избегала старшую наложницу, но несколько раз ловила на себе ее пронзительный взгляд. Знает ли она о моих планах? Догадывается? Или просто чувствует угрозу своему положению? В любом случае, ее глаза обещали неприятности. Мне нужно опередить, пока не успели меня уничтожить.

Я осторожно нанесла сурьму вокруг глаз, растерла между пальцами ягоды, чтобы придать губам более яркий оттенок. Затем расплела свои длинные черные волосы, позволяя им свободно струиться по спине. Последний штрих – капля масла, пахнущего дикими степными цветами, на запястья и шею.

Когда я закончила переодеваться, солнце уже полностью скрылось за горизонтом. По стойбищу разносились звуки музыки, смех и голоса. Пир начался, а я все еще стояла в своей юрте, парализованная страхом.

"Дыши, — сказала я себе. — Просто дыши".

Я провела рукой по сабле, которую тщательно отполировала до блеска. В прошлой жизни я никогда не держала настоящего оружия, но здесь, в этом времени, эта изогнутая полоса стали стала моим единственным другом, моим спасением. Теперь она должна была стать продолжением моего тела в танце.

Снаружи доносились звуки пиршества: громкие голоса мужчин, смех, стук кумысных чаш. Из своего укрытия я могла слышать, как кто-то произносит тосты за молодого хана, как воины хвалятся своими подвигами, как визжат служанки, убегая от пьяных преследователей.

Настало время.

Я накинула на плечи плотный халат, скрывающий мой наряд, и с саблей, завернутой в ткань, вышла из юрты. Вечерний воздух был прохладным, но не холодным — идеально для того, что я задумала. Приблизившись к центру стойбища, где проходило пиршество, я остановилась в тени, наблюдая.

Кутлуг восседал на возвышении, окруженный своими военачальниками и гостями из других племен. Его молодое лицо раскраснелось от кумыса, но взгляд оставался острым и цепким. Рядом с ним сидела Карашаш — величественная, как всегда, в богатых одеждах и с тяжелыми украшениями в волосах. Она выглядела довольной — насколько вообще эта женщина могла выглядеть довольной — и что-то тихо говорила хану, периодически поднося к его губам чашу с напитком.

Мое появление никто не заметил. Слуги сновали между гостями, разнося еду и напитки. Мужчины громко обсуждали предстоящие походы, делили в своих фантазиях еще не захваченную добычу. Женщины — немногие допущенные на праздник — сидели отдельной группой, переговариваясь между собой и бросая оценивающие взгляды на мужчин.

Вдруг я поняла, что не продумала одну критическую деталь — музыку. Для танца нужен ритм, а музыканты играли что-то совершенно не подходящее для моего выступления — протяжную степную мелодию без четкого ритма. Как я могла забыть об этом? От волнения во рту пересохло. Я могла бы отложить выступление, найти музыкантов, объяснить им, что нужно... Но под бдительным взглядом Карашаш это было невозможно. Она следила за всем, что происходило в стойбище.

"Была не была", — подумала я, сделав глубокий вдох.

Я скинула халат, оставив его лежать темной кучей на земле, и решительно вышла на открытое пространство между столами. Звон монет на моем костюме привлек внимание ближайших гостей. Разговоры стихли, и тишина стала распространяться, как круги по воде, пока не охватила весь пир.

Сотни глаз обратились ко мне. Я чувствовала их взгляды — удивленные, шокированные, восхищенные, похотливые. Мужчины застыли с кусками мяса в руках, женщины прикрыли рты ладонями в изумлении. Кутлуг медленно выпрямился на своем месте, его глаза расширились, а Карашаш... Я не смела смотреть в ее сторону, но кожей ощущала ледяной гнев, исходящий от нее.

В абсолютной тишине я медленно развернула ткань, в которую была завернута сабля. Металл тускло блеснул в свете факелов. Я поклонилась хану, держа оружие перед собой, как подношение.

Глава 5.2.

Первые движения — медленные, текучие, как вода степной реки. Изгиб руки, поворот головы, легкий наклон корпуса. Монеты на моем костюме звенели при каждом движении, создавая собственную мелодию. Сабля в моих руках описывала плавные дуги, ловя и отражая свет огней.

Я растворилась в танце, отдаваясь ему полностью. Все, что я знала о восточных танцах из своего времени, все движения, которые отрабатывала тайком в своей юрте — все слилось в единый поток. Бедра покачивались в древнем ритме, руки рисовали узоры в воздухе, волосы струились подобно темной воде.

Постепенно мои движения становились быстрее. Я вращалась, сабля сверкала в моих руках, превращаясь в продолжение тела. Каждый взмах был точным, каждый поворот — выверенным. Это был уже не просто танец женщины — это был танец воина, танец жизни и смерти.

И тут случилось чудо. Откуда-то из темноты, из-за круга зрителей, раздался одинокий удар барабана. Глухой, тяжелый звук, идеально совпавший с моим движением. Затем еще один. И еще.

Не сбиваясь с ритма, я бросила быстрый взгляд в сторону звука. Старый музыкант, сидевший в тени, начал отбивать ритм на небольшом барабане, внимательно следя за моими движениями. Наши взгляды на мгновение встретились, и я увидела в его глазах понимание и одобрение. Он подхватил мой танец, словно мы репетировали вместе месяцами.

К барабану присоединилась флейта — высокий, пронзительный звук, обвивающийся вокруг ритма барабана как змея. Затем — струнный инструмент, имени которого я не знала. Музыка нарастала, становилась все более страстной, дикой, необузданной.

И я отдалась этой стихии.

Мое тело двигалось само по себе, следуя древним инстинктам, о существовании которых я даже не подозревала. В этот момент я перестала быть женщиной из будущего, заброшенной в прошлое. Я стала воплощением всех женщин степи — сильных, гордых, страстных. Я танцевала историю, которая еще не была написана, но текла в моей крови.

Сабля в моих руках пела свою песню, рассекая воздух со свистом. Я крутилась, позволяя лезвию проходить в опасной близости от моего тела, от лица, от шеи — создавая иллюзию смертельной опасности. Каждое движение было рассчитано до миллиметра, каждый поворот клинка демонстрировал абсолютный контроль.

Мои волосы развевались как черное знамя, монеты на костюме звенели в унисон с ударами барабана. Пот стекал по спине, дыхание становилось все более прерывистым, но я не могла, не смела остановиться. Я чувствовала, как пространство вокруг меня наэлектризовано, как воздух вибрирует от напряжения. Глаза зрителей следили за каждым моим движением — влажные, расширенные, жадные.

Я танцевала для Кутлуга, но не только для него. Я танцевала для каждого человека в этом стойбище. Для себя. Для выживания.

Барабан ускорял ритм, и мои движения становились все более неистовыми. Я вращалась, изгибалась, извивалась, как пламя на ветру. Сабля описывала все более сложные узоры, иногда почти касаясь земли, иногда взмывая высоко над головой.

Внезапно я поймала взгляд Карашаш. Ее глаза сузились, в них плескалась чистая, неразбавленная ненависть. Ее рука сжимала чашу так, что побелели костяшки пальцев. Но я видела в ее глазах и страх — страх женщины, которая внезапно осознала, что ее власть не абсолютна.

Это придало мне новых сил. Я ускорила темп, совершая движения, которые казались невозможными, нечеловеческими. Сабля в моих руках превратилась в серебристую молнию, монеты на костюме создавали настоящую бурю звуков.

Музыканты подхватили моё безумие, их музыка становилась все более дикой, первобытной. Барабан гремел как гроза, флейта визжала как ветер в ущелье.

А затем наступил момент кульминации. Я знала, что он приближается, чувствовала его всем телом. С последним, самым громким ударом барабана я совершила головокружительное вращение и остановилась прямо перед Кутлугом. В абсолютной тишине, нарушаемой только моим прерывистым дыханием, я медленно опустилась на одно колено и вытянула саблю перед собой, указывая острием прямо на молодого хана.

Наши глаза встретились. В его взгляде плескалось темное пламя. Я видела, как вздымается его грудь под расшитым золотом халатом, как пальцы впились в подлокотники трона. Время остановилось в этот момент – только мы двое, связанные невидимой нитью, протянувшейся через пространство между нами.

Кутлуг медленно поднялся. Его движение было подобно движению степного барса – плавное, хищное, полное скрытой силы. Он спустился с возвышения, где стоял его трон, и приблизился ко мне. Я продолжала стоять на одном колене, все еще держа саблю. Мое сердце билось так сильно, что, казалось, все в шатре могли это слышать.

— Встань, – его голос был низким, хриплым, наполненным чем-то первобытным, древним.

Я поднялась одним плавным движением, не опуская глаз. Сабля все еще была между нами – последняя граница, последняя защита. Кутлуг протянул руку и коснулся лезвия, медленно отводя его в сторону. Его пальцы скользнули по моей руке, забирая оружие. Прикосновение обожгло кожу даже сквозь тонкий шелк рукава.

—Ты танцуешь с саблей, как воин, – произнес он, рассматривая клинок. – Но движешься, как богиня любви.

Он сделал еще один шаг, сокращая расстояние между нами. Теперь я могла чувствовать жар его тела, видеть золотые искры в его темных глазах. Капля пота скатилась по моей шее, и его взгляд проследил ее путь.

Глава 6.1.

Я шла по тропинке между кострами, чувствуя на себе взгляды воинов и рабынь. Пламя плясало в их глазах, но ни один не осмеливался заговорить со мной. Только Карашаш, главная наложница хана, встретила меня у входа в шатёр. В её взгляде было столько злости, что я невольно замедлила шаг.

— Не думай, что ты особенная, — прошипела она, едва слышно. — Он быстро теряет интерес.

Я не ответила. В груди стучало сердце, в голове шумел хмель от кумыса и страха. Я знала: сегодня всё решится.

В шатре было полутемно, пахло кожей, дымом и чем-то терпким. Хан сидел на ковре, опершись на локоть, его глаза были темны, как ночь за стенами шатра.

— Подойди, Айбиге, — его голос был низким, властным.

Я опустилась на колени, как учили старшие рабыни, но не опустила головы. Я смотрела ему в глаза, и он это заметил. В его взгляде мелькнуло что-то хищное, властное, но и удивлённое — не привык он к тому, что на него смотрят вот так, открыто, не пряча страха.

— Ты не боишься меня? — в его голосе прозвучала усмешка, низкая, почти ласкающая.

— Боюсь, — честно ответила я. — Но не покажу этого.

Кутлуг рассмеялся коротко, глухо, и этот смех был похож на рычание. Его рука легла мне на плечо — сильная, горячая, властная. Я почувствовала, как его пальцы сжали мою кожу, будто он хотел убедиться, что я настоящая, что я здесь, подчинённая его воле.

Хан потянул меня к себе, и я почувствовала, как дрожит всё тело — от страха, от желания, от неизвестности. Его запах — терпкий, мужской, с примесью дыма и кожи — окутал меня, заставляя сердце биться чаще. Я слышала, как он дышит, медленно, глубоко, будто сдерживая себя. Кутлуг не стал говорить больше ни слова. Его движения были резкими, уверенными. Он развернул меня, прижимая к себе спиной, и я поняла, что он хочет взять меня так, как, наверное, брал многих до меня — быстро, грубо, не глядя в глаза, не давая ни шанса на сопротивление или нежность. Его рука скользнула по моей талии, сжимая, подчиняя, и я почувствовала, как его дыхание стало тяжелее.

В этот миг я вспомнила слова Сулу: «Если хочешь выжить — стань огнём, не водой». Я не хотела быть просто телом, очередной покорной рабыней, которую он забудет наутро. Я хотела быть собой, хотела, чтобы он увидел меня, а не только мою покорность.

Я задержала дыхание, собирая в себе всю смелость, что у меня была. Его рука уже скользнула ниже, и я почувствовала, как он нависает надо мной, готовый взять, не спрашивая, не глядя. Но я не позволила себе раствориться в страхе.

Я выскользнула из его рук — быстро, неожиданно, как ускользает из пальцев пламя. Он удивился, его хватка ослабла на миг, и я развернулась, встала перед ним на колени, положив ладони ему на грудь. Я чувствовала, как под моей ладонью бьётся его сердце — сильно, быстро, будто он тоже не ожидал такого поворота.

Я подняла взгляд, встретилась с его глазами. В них было удивление, раздражение, но и интерес — настоящий, живой.

— Позволь мне показать тебе иной танец, хан, — прошептала я, и мой голос дрожал, но не от страха, а от внутреннего огня.

Я не отвела взгляда, не опускала головы. Сейчас перед ним была не просто рабыней — я была женщиной, которая выбирает, как ее коснутся. Я чувствовала, как меняется воздух между нами, как напряжение становится почти осязаемым. Его рука всё ещё лежала на моей талии, но теперь он не давил, а ждал.

— Ты дерзкая, — сказал Кутлуг, и в его голосе прозвучало что-то новое, неведомое мне прежде.

Я улыбнулась, медленно, уверенно, и провела ладонями по его груди, чувствуя, как под пальцами напрягаются его мышцы. Я была огнём, и хан это чувствовал. Я была не покорной, а живой, настоящей, и он впервые за эту ночь смотрел на меня не как на вещь, а как на равную.

В этот миг я поняла: всё изменилось. Теперь я веду этот танец.

— Остальные боятся.— его голос стал хриплым.

— Я не как остальные, — ответила я.

Я склонилась к нему, коснулась губами его шеи, почувствовала, как он затаил дыхание. Его руки легли мне на талию, но теперь хан не торопился. Я вела этот танец: медленно, с огнём внутри.

— Ты хочешь быть ханшей? — спросил Кутлуг вдруг, сжимая мои бедра.

— Я хочу быть собой, — ответила я. — И чтобы ты увидел меня.

Я позволила ему опрокинуть меня на ковры, но не отдалась безвольно. Я обвила его ногами, притянула ближе, и он впервые за эту ночь посмотрел мне в глаза. В этот миг я почувствовала, что могу управлять его страстью, как ветром в степи.

— Покажи, — прошептал он.

Я улыбнулась, перевернулась, оказалась сверху. Его руки скользнули по моей спине, я чувствовала его силу, но теперь он позволял мне вести. Я двигалась, как в танце, медленно, плавно, чувствуя, как его дыхание становится всё тяжелее.

Глава 6.2.

— Ты ведь не из наших, — вдруг сказал он, глядя мне в глаза. — В тебе есть что-то дикое.

Я не отвела взгляда, чувствуя, как внутри меня разгорается огонь, как кожа становится чувствительной до дрожи.

— Я прибыла издалека, хан, — тихо ответила я, — но этой ночью принадлежу лишь тебе, мой хан. А дальше… решать тебе…

Он медленно поднялся, рука Кутлуг легла мне на талию, притягивая ближе. Я ощущала его силу, жар его тела, его дыхание, смешанное с моим. Пальцы мужчины скользнули по моей спине, и я почувствовала, как по коже пробежала волна мурашек. Я не сопротивлялась — наоборот, позволила себе быть смелой, такой, какой была в другом мире. Слегка его оттолкнула, и хан обратно лег на кровать.

Медленно расстегнула застёжки на своей одежде, чувствуя, как ткань с шелестом соскальзывает с плеч, обнажая кожу. Из под опущенных век видела, как взгляд хана становится тяжелее, как в нём вспыхивает жадное восхищение. Я не спешила — наслаждалась каждым мгновением, каждым его вздохом, каждым прикосновением воздуха к обнажённому телу. Это было представление, которого он не ожидал увидеть.

Я наклонилась к нему, чтобы наши тела были ближе, позволив пальцам скользнуть по его груди, чувствуя под ладонью ритм его сердца, твердость мышц, тепло кожи. Хан попытался взять инициативу, но я мягко отстранилась, улыбаясь дерзко, и сама опустилась на колени перед ним, показывая, что этой ночью правила будут другими. Я медленно провела губами по его животу, ощущая, как он замирает, как его дыхание становится прерывистым.

Этой ночью показала ему такие позы, о которых он даже представления не имел. Бедные степные мужчины, они не знали что есть и другие наслаждения в этом мире. Для них эта наука была не знакома. Этой ночью я вела, а Кутлуг следовал, иногда удивляясь, иногда смеясь. Иногда хан пытался вновь взять верх, но я не сдавалась. Мы были как два хищника, сражающихся за власть, и в этом сражении рождалась новая близость.

Руки Кутлуга были жадными, но не грубыми — он изучал меня, как загадку, которую хотел разгадать. Я позволяла ему открывать меня заново, но каждый раз ускользала, меняя ритм, меняя роли. Я танцевала для него, не только телом, но и душой, позволяя себе быть свободной, позволяя себе желать. Я чувствовала, как его губы оставляют горячие следы на моей шее, на ключицах, на груди, как его ладони обнимают мои бёдра, как он жадно вдыхает мой запах.

— Чи бол цуцашгүй гал, Айбиге, (Ты неукротимый огонь) — прошептал Кутлуг, когда мы оба обессилели, лежа на коврах, сплетённые в объятии. — Я не отпущу тебя.

Я улыбнулась сквозь слёзы и усталость, чувствуя, как его рука всё ещё держит меня крепко.

— Не отпускай, хан. Но помни: огонь нельзя держать в клетке.

Хан засмеялся, притянул меня к себе, и я впервые за долгое время почувствовала себя не пленницей, а женщиной, которая может выбирать.

Я лежала на теплом мехе, ощущая его дыхание у себя на шее, его ладонь, медленно скользящую по моей спине, по изгибу талии, по бедру. Чувствовала, как пальцы моего мужчины замирают на моей коже, как он изучает меня, словно впервые видит женщину. Я ощущала его тепло, его силу, его желание, и позволяла себе раствориться в этих ощущениях.

— Ты не похожа на других, — сказал хан, не отрываясь от меня. — Ты не боишься смотреть мне в глаза.

— Я боюсь, — прошептала я, говоря правду. Мужчины любят когда женщины показывают свою слабость. — но не тебя. Я боюсь потерять себя.

Кутлуг задумался, его пальцы остановились на моем плече, потом медленно скользнули по шее, по линии подбородка.

— Ты не потеряешь себя, если будешь рядом со мной, — обещал хан, обнимая меня. — Я не позволю.

Я повернулась к нему лицом, провела рукой по его щеке, по линии скулы, по губам. Его кожа была теплой, грубой, но в глазах мелькнула тень нежности.

— Почему ты выбрал меня? — спросила я.

Кутлуг усмехнулся.

— Ты не дала мне выбора, Айбиге. Ты вошла в мой шатёр, как буря. Я привык брать, что хочу, но с тобой всё иначе. Ты заставляешь меня хотеть большего.

Я улыбнулась, чувствуя, как внутри разгорается новый огонь.

— Тогда возьми меня по-новому, мой хан, — прошептала я. — Не как вещь, а как женщину.

Он приподнялся, его губы коснулись моего лба, потом щек, потом губ. Его поцелуи были сначала осторожными, будто он боялся спугнуть меня, но потом страсть взяла верх. Я отвечала ему, позволяя себе раствориться в этом моменте, ощущая, как его язык касается моего, как его руки обнимают меня крепче, как наши тела сливаются в едином ритме.

Я вспомнила уроки Сулу: «Танец — это не только движение тела, но и движение души». Я позволила себе быть свободной, позволила себе вести, а не подчиняться. Показала ему, как можно любить иначе — не через силу, а через доверие. Я позволила себе стонать, смеяться, плакать, не скрывая ни одной эмоции.

— Ты учишь меня, — прошептал хан, когда мы снова слились в объятии. — Ты учишь меня быть другим.

— А ты учишь меня быть сильной, — прошептал я, целуя его губы.

Мы двигались вместе, как в танце, меняя ритм, меняя роли. Иногда Кутлуг был ведущим, иногда я. Ощущала его кожу, его запах, его силу, его слабость — всё это было моим, и я принимала моего хана целиком. Я приняла свою судьбу. Приняла дар судьбы. Но… в душе знала, мои мирные дни сочтены, завтра начнется борьба за выживание. Ревность, предательство… все смешивается воедино. Но я не сдамся. Покажу этому миру, что я, уроженка современного мира не лыком шита.

Глава 7.1.

Я проснулась от легкого прикосновения к щеке, почти неуверенного. Сквозь полог юрты — гэр — пробивался первый свет, окрашивая воздух золотом и дымкой. Я лежала на мягкой шкуре — терлик, и не сразу поняла, где нахожусь. Вчерашняя ночь казалась сном — слишком ярким, слишком невозможным, чтобы быть правдой.

Но рядом, на расстоянии вытянутой руки, сидел он — Кутлуг, хан степей, властелин судеб и жизней. Его лицо было суровым, но в глазах, обычно холодных, я уловила что-то новое — усталость, тревогу, и… нежность? Я не могла поверить.

— Ты не спишь, Айбиге? — Его голос был хриплым, будто хан всю ночь не сомкнул глаз.

Я покачала головой, не доверяя своему голосу. В груди билось сердце, как пойманная птица. Я ждала, что могущественный хан скажет: «Уходи», — как это бывало со всеми женщинами до меня. Но он молчал, разглядывая меня так, будто видел впервые.

Вчерашний той — пир — вспыхнул в памяти: музыка кобыза, смех, тяжелый взгляд хана, когда он выбрал меня среди десятков других. Я помню, как дрожали мои руки, когда танцевала для него, как не сводил с меня глаз, и как, наконец, жестом подозвал к себе. Я шла к нему, не чувствуя ног, и думала только об одном: выживу ли я после этой ночи?

Но ночь прошла иначе, чем я ожидала. В его объятиях было не только требование, но и странная, пугающая забота. Теперь, на рассвете, я ждала приговора. Но хан не спешил отпускать меня. Он молчал, а потом вдруг протянул руку и убрал прядь волос с моего лица.

— Оставайся тут и жди меня, — сказал Кутлуг тихо, словно стеснялся. — У меня утренний обход и встреча с нойонами.

Я не знала, что ответить. Почему-то в мыслях всплыл женский голос: «Хан не держит женщин дольше одной ночи. Если оставляет — это знак. Осторожно, Айбиге, зависть — страшнее меча. Особенно от Карашаш».

Я почувствовала, как в груди разливается тепло — и страх. Я не принадлежала этому миру, но теперь он держал меня крепче любых цепей.

Вскоре в юрту вошла молодая кыз — рабыня с подносом. Она бросила на меня быстрый взгляд — и в ее глазах мелькнуло удивление, но ничего не сказала. Девушка поняла: если хан оставил меня, это изменит всё.

— Айбиге останется, — коротко бросил Кутлуг, не глядя на нее.

Девушка покорно кивнула и поспешила уйти. Я слышала, как за тонкими стенами юрты уже шепчутся женщины. Их голоса были похожи на ветер в ковыле — тихие, но острые.

— Она осталась…

— Что в ней особенного?

— Хан выбрал её…

— Это не к добру…

— Карашаш этого просто так не оставит…

— Т-с-с… тихо вы, услышат…

Я сжалась, будто эти слова могли ранить меня физически. Я знала: теперь не просто чужая, я — угроза. Карашаш, главная хатун, не простит мне этого. Я вспомнила ее взгляд — холодный, как сталь, и поняла: впереди меня ждут испытания. Нужно быть осторожнее. Но сейчас, мое сердце учащенно забилось. Я почувствовала, что влюбилась. С первого взгляда. В этого мужчину, степного хана. Я смотрела на Кутлуга, и он смотрел на меня. Между нами было молчание, наполненное смыслом.

— Моя сайхан, — обратился ко мне Кутлуг, используя слово, означающее «красивая». — У тебя есть пожелания? Одежда? Драгоценности?

Я смотрела на Кутлуга, не зная, что ответить. Его вопрос — простой, почти бытовой — прозвучал для меня как нечто невозможное. Я, чужестранка, рабыня, вдруг получила право желать.

— Мне ничего не нужно, — выдохнула я, но тут же спохватилась. — Только… можно ли попросить немного бумаги и уголь? Я люблю рисовать.

Кутлуг удивился, но в его глазах мелькнул интерес.

— Рисовать? — переспросил Кутлуг, словно впервые слышал это слово. — Хорошо. Я прикажу.

Кутлуг встал, и на миг мне показалось, что хан хочет что-то сказать, но лишь кивнул и вышел, оставив за собой запах степных трав и кожи. Я осталась одна, и сердце мое билось так, будто хотело вырваться наружу.

Весь день в ордо — ханской ставке — не утихали шепоты. Женщины бросали на меня взгляды — кто с любопытством, кто с завистью, кто с откровенной враждебностью. Особенно Карашаш. Она прошла мимо меня, не удостоив ни словом, ни взглядом, но я почувствовала, как воздух вокруг стал холоднее.

— Не радуйся, — прошептала одна из кыз, когда мы остались вдвоем. — Карашаш не прощает соперниц.

Я кивнула, не отвечая. Это было ожидаемо и неизбежно, но я решила не заострять внимание на этом. После обеда, когда солнце уже клонилось к закату, я отправилась к юрте устасы — мастера по дереву. Он был стар, с добрыми глазами и руками, покрытыми сетью морщин и шрамов.

— Ты — новая любимая хана? — спросил он без обиняков, но в голосе не было ни злобы, ни зависти, только усталость.

Вместо ответа я протянула ему рисунок.

— Я хочу попросить вас кое о чём, — ответила я, протягивая ему свой рисунок. Это была бадья — простая, но с узором, который я помнила из своего мира. Конечно, до керамической ванны еще далеко

— Можеште сделать такую?

Мастер долго рассматривал рисунок, потом улыбнулся.

Глава 7.2.

Вечер в ставке был особенным. Кутлуг оставил меня на ужин в своей юрте — гэр, и это было неслыханно: хан редко ел с женщинами, а уж тем более с рабыней. Я волновалась, перебирая в голове все, чему научилась за эти дни: как правильно сидеть на терлике, как держать чашу. Сулу говорила что нельзя смотреть хану прямо в глаза, но я нарушила все запреты еще вчера.

Юрта была наполнена мягким светом масляных ламп, пахло свежим кумысом, дымом и чем-то сладким, пряным. На низком дастархане стояли блюда, от которых у меня захватило дух:

— Толстые ломти конской колбасы, украшенные зеленью и тонкими кольцами лука;

— Широкие пласты теста, покрытые сочным мясом, политые бульоном, с горкой лука и свежей кинзой;

— Жареная баранина, покрытая золотистой корочкой, с дымком костра;

— Лепёшки, ещё горячие, с хрустящей корочкой;

— Маленькие белые шарики сушёного творога, солёные и терпкие;

— Чак-чак, политый мёдом, с орехами;

— Кумыс в деревянной чаше, прохладный, с лёгкой кислинкой.

Я смотрела на всё это, не веря, что могу попробовать каждое блюдо. В прошлой жизни я читала о таких пирах только в книгах — и вот теперь сама стала их частью.

Кутлуг сел напротив, его взгляд был внимательным, но не суровым. Он жестом пригласил меня есть:

— Пробуй, Айбиге. Всё это — для тебя.

Я взяла кусочек казы, осторожно попробовала. Вкус был насыщенным, пряным, совсем не похожим на то, что ела раньше. Я улыбнулась, и Кутлуг улыбнулся в ответ — впервые так открыто, по-детски.

— А хочешь, я расскажу тебе одну сказку? — спросила я, и Кутлуг кивнул, откинувшись на подушки.

Я начала рассказывать, как Шахерезада спасала свою жизнь, ночь за ночью пленяя сердце царя историями. Я старалась говорить выразительно, чтобы Кутлуг видел перед собой не только меня, но и далёкий восточный дворец, и красавицу-рассказчицу, и её мудрость. Он слушал, не перебивая, и в его глазах я видела не только интерес, но и что-то большее — доверие, восхищение, нежность. Смеялась, вспоминая смешные моменты, и Кутлуг тоже улыбался. Мы ели, пили кумыс, и мне казалось, что я наконец-то нашла своё место — рядом с этим суровым, но таким живым человеком.

Я рассказывала, как Шахерезада хитростью и добротой спасала не только себя, но и других женщин, как её сказки становились мостом между сердцами. Кутлуг слушал, не отрываясь, и я видела, как его суровое лицо смягчается, как в глазах появляется тепло.

— Ты похожа на неё, — вдруг сказал он. — Ты тоже умеешь превращать страх в чудо.

Я покраснела, опустила глаза, но внутри разлилось счастье. Я хотела, чтобы этот вечер длился вечно.

Но вдруг всё изменилось.

Я почувствовала, как в груди разливается странная тяжесть. Сердце забилось чаще, в горле запершило, а перед глазами поплыли тени. Я попыталась сделать глоток кумыса, но рука дрогнула, и чаша выпала из пальцев, пролив белую жидкость на терлик.

— Айбиге? — голос Кутлуга был встревоженным, но я уже не могла ответить. Всё тело налилось свинцом, дыхание стало рваным. Я попыталась подняться, но ноги не слушались.

— Кутлуг… — прошептала я, но язык заплетался.

Он вскочил, подхватил меня на руки. Я слышала, как он кричит, зовёт на помощь, его голос был полон ужаса и боли, которых я не знала в нём раньше.

— Шаманка! — закричал он. — Быстро! Приведите шаманку! Кто был на кухне?

Я слышала, как в юрту вбежали люди, как кто-то суетился, сквозь туман услышала чей-то плачь. Кто бы мог меня оплакивать? Даже успела ни с кем подружиться. Кутлуг держал меня на руках, прижимал к себе, его ладонь дрожала на моей щеке.

— Не умирай, слышишь? — шептал он. — Айбиге, не смей умирать! Я не позволю… Я не отпущу тебя!

Я чувствовала, как его слёзы падают мне на лицо. Я никогда не думала, что хан может плакать. Или может мне показалось? Хотела сказать ему, что всё хорошо, что не боюсь, что я люблю его, но не могла — губы не слушались.

Вдруг сквозь шум и крики я услышала его голос — он звал Карашаш.

— Карашаш! — кричал он, и в этом крике было столько боли, столько гнева, что сердце моё сжалось. — Где Карашаш?! Я убью ее!

Мой хан понял сразу чьих это рук дело. Я слышала как полог юрты открылся:

— Это ты? Это ты сделала? За что?! — рявкнул Кутлуг.

Я хотела открыть глаза, увидеть его, но всё вокруг стало тёмным, как ночь в степи. Сквозь пелену темноты слышала только его голос, полный отчаяния, и чувствовала его руки, крепко держащие меня, будто он мог удержать мою душу в этом мире. Я тонула в темноте, но даже там, на границе жизни и смерти, знала: он любит меня. И я люблю его. Пусть даже эта любовь длилась всего одну ночь.

Слёзы текли по моим щекам, смешиваясь с его слезами. Я прощалась с этим миром, с юртой, с запахом кумыса, с песнями ветра в ковыле, с Кутлугом — моим ханом, моим сердцем.

И только одно слово звучало в моей голове, как молитва:

— Кутлуг…

В этот миг я поняла: даже если мне суждено умереть, я не жалею ни о чём. Я любила, и была любима. И пусть моя сказка оборвётся, как нить в руках судьбы, я останусь в сердце этого мира — в сердце Кутлуга.

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Большая библиотека с любыми жанрами и авторами

Большая Библиотека

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги