Танцы на костях

Глава 1

Осеннее солнце совсем не согревало – бесполезным кругляшом оно висело высоко в тусклом небе, так далеко, что едва освещало замершие в сонном оцепенении деревья, обещая скорые заморозки и приход зимы – ненавистной и затяжной.

Регина протерла мрамор надгробия мокрой тряпкой и выпрямилась, отбросив за спину тяжелые косы. Потом сменила поблекшие цветы на свежие и окинула взглядом свою работу – могила ее матери наконец была приведена в порядок.

Здесь время всегда шло несколько медленнее, чем во всем остальном мире, и даже стрелки наручных часов двигались неохотно, цепляясь и запинаясь одна за другую, отмеряя секунды и минуты. Должно быть, это происходило потому, что для тех, кто здесь лежал, оно не имело никакого значения.

Она приезжала сюда каждый год в день рождения матери вот уже восемь лет, и никакие сложности на работе или проблемы со здоровьем не могли этого изменить. Это было больше, чем просто традицией – это было нерушимым правилом. И если раньше, до переезда, она приезжала сюда едва ли не каждый день, застывая рядом с памятником до тех пор, пока не выплачет все слезы, то со временем ей удалось договориться со своим кровоточащим сердцем и сократить поездки. Сложность была в том, что только здесь она теперь чувствовала себя, как дома – рядом с тем, что осталось от ее смешливой, громкой матери, которая всегда знала, как поступить в любой ситуации и будто бы играючи расправлялась с проблемами. Без нее Регина не знала ничего, и долгое время будто бы была никем.

Тогда, давно, она бежала прочь из города, набрав в сумку лишь самые необходимые вещи и оставив все то, что было дорого сердцу ее матери. Чайные сервизы, вазы, тяжелые шторы – к черту. Матери было уже все равно, а Регина не могла на них больше смотреть – ее глаза поблекли из-за постоянных слез.

Уже на новом месте она выставила их дом на продажу и приехала лишь однажды, чтобы забрать деньги и отдать документы новым владельцам. После этого единственной нитью, связывающей ее с городом, оставалась скромная могила на старом кладбище.

Теперь она не чувствовала себя так, будто бы сидит за толстым стеклом, пока жизнь проходит мимо, и ей не нужно было выговаривать холодной земле все свои переживания и страхи. Теперь она жила, или хотя бы пыталась. Зарабатывала деньги, ходила по выходным вместо кладбища в рестораны, принимала флирт мужчин, впрочем, практически никогда не отвечая им тем же, оплачивала счета и по ночам замирала на балконе, слушая звуки сонного города.

И всё в одиночестве, никогда ближе, чем чья-то знакомая, и она имела на то веские причины.

Погрузившись в свои мысли, Регина вздрогнула, услышав пронзительный вороний вскрик.

Сегодня она была не одна.

Вечные кладбищенские плакальщицы сопровождали процессию. Достаточно многочисленная, она двигалась по пролегающей неподалеку дорожке так плавно, будто плыла над землей, едва слышно хрустя жухлыми листьями. Люди, шедшие следом за гробом, выглядели одинаково дорого и элегантно, и каждый, проходя мимо, кинул на Регину короткий взгляд, словно не понимая, что она делает здесь в своих резиновых сапогах и плаще.

Регина почувствовала себя неуютно, столкнувшись с чужим горем. Она схватила свою сумку, вытащила из нее пакет и сунула в него то, что осталось от старого букета и принялась выбираться на дорожку – желание поделиться чем-то с портретом матери на камне безвозвратно ушло, оставив после себя неудовлетворенность и стремление поскорее уйти.

В момент, когда она, слегка оскальзываясь, ступила на камень, ее взгляд зацепился за проходящего мимо мужчину в длинном черном пальто. Над воротником резко выделялись платиновые волосы и мертвенно бледное лицо. Он посмотрел на нее в ответ, и в глазах его не было ничего, кроме пустоты. В следующее мгновение он сильно зашатался и, если бы не Регина, подхватившая его под локоть, он бы упал. В нос ей тут же бросилась острая свежесть его парфюма.

Незнакомец вцепился в нее с чудовищной силой и пробормотал, почти не разлепляя бескровных губ:

– Помогите мне, пожалуйста.

Она коротко кивнула в знак согласия, помогла ему взять себя под руку и повела дальше.

Казалось, что никто не заметил того, что только что произошло – все так и плелись вслед за гробом, ни разу не обернувшись.

Вдвоем они прошли через все кладбище и остановились около внушительного склепа Блэквудов, которых в этом маленьком городе знала каждая семья. Его железная калитка была распахнута и открывала вид на ступени, ведущие вниз. Пришлось подождать, пока все спустятся, прежде чем Регина смогла войти сама и ввести по-прежнему цеплявшегося за нее незнакомца.

Затхлый, застоявшийся воздух тут же ударил в нос и забил легкие, не давая вдохнуть полной грудью.

Помещение можно было назвать великолепным – идеально круглое, с легкостью вместившее в себя всех пришедших, оно было украшено отделанными мрамором колоннами, поддерживающими стеклянный купол. Между колоннами располагались каменные плиты с табличками. Регина скользнула взглядом по каменным ангелам, по морю живых цветов и наконец увидела, кого они хоронили. Мороз прошил ее насквозь и остался сковывать сердце.

В элегантном гробу лежала совсем еще девочка, ее волосы были того же цвета, что у ее спутника, и аккуратными локонами лежали на хрупких плечах. Тонкие пальчики покоились на плоской груди, а лицо было совершенно безмятежное, несомненно, отлично загримированное. Но Регина уже знала, что над телом витает тонкий сладкий запах, который нельзя ни с чем спутать. Она его пока еще не чувствовала, но уже знала – это было неизбежно.

Глава 2

Незапланированное распитие спиртных напитков в компании Рудольфа Блэквуда порушило ее привычный распорядок, да так, что она проспала завтрак в отеле – а он здесь был достаточно хорош, чтобы испытывать досаду по этому поводу. Впрочем, Регина, потягиваясь и массируя ноющие виски, обнаружила, что ни о чем не жалела – вечер был действительно хорошим.

Увидев отражение в зеркале, она ужаснулась и принялась торопливо собирать лицо по кускам, надежно склеивая их при помощи горы сывороток и кремов. К счастью, все это было не зря, и спустя какое-то время Регина всё-таки выбралась в кафе неподалеку – никакое похмелье не могло сбить ее отменный аппетит.

Вчерашний холод внезапно куда-то пропал – доверившись виду из окна и прогнозу погоды, Регина оделась полегче и теперь радовалась, чувствуя себя превосходно в летящей юбке и шелковой блузке. Игривый теплый ветер заигрывал с ее пальто, подкидывая вверх полы, а туфли бодро цокали по брусчатке исторического центра – встреться она с Рудольфом в том, в чем была сейчас, и уж точно никакая неловкость не посмела бы появиться из-за плеча!

Она шагала по улицам, которыми раньше ходила практически каждый день и едва их узнавала – когда-то разномастные фасады домов сменились красивыми, оформленными в едином стиле, и попугайные вывески ресторанов, салонов красоты и кофеен уступили место лаконичным, аккуратным табличкам. Кто смог заставить их договориться?

Теперь город был стильным, как фэшн-блоггеры, и на короткое мгновение Регина пожалела, что уехала отсюда – все-таки он прекрасно подходил для спокойной, размеренной жизни, когда ты знаешь точно, во сколько лет заведешь ребенка и купишь коттедж с большим задним двором и зоной барбекю. Когда-то здесь был ее дом.

И все-таки здесь, в этом городе, случились ужасающие события, и как Регина ни старалась, забыть о той боли она не могла – и потому раз за разом решительно заходила в вагон и ехала туда, где жила уже много лет.

Завернув за угол, она остановилась, с любовью оглядывая дверь кафе – она нашла его несколько лет назад и с тех пор неизменно заходила сюда каждый свой визит в город. Лаконичный дизайн с акцентом на выбеленное дерево, растения в керамических горшках и обилие света – оно не выделялось ничем среди десятков прочих, и все же имело две особенности.

Во-первых, здесь подавали лучшие венские вафли в городе – в меру мягкие, с обилием джема, посыпки и непременным шариком пломбира. Огромная порция всегда приводила Регину в восторг.

Во-вторых, одна из официанток раньше училась с Региной в одном классе и ее основной целью на день была не учеба, а постановка рекорда по задиранию Регины, тогда ещё щуплой, с косичками и в очках с толстыми стеклами – большой минус другие не предусматривал.

Злопамятная по природе Регина очень любила сделать свой заказ именно у нее, каждый раз мстительно улыбаясь, видя, как отчаянно она старается выглядеть на свой возраст, хотя предательские морщинки уже исчертили ее невыразительное лицо. Она ее не узнавала – Регина сильно изменилась со школьных времен, и это доставляло ей особенное удовольствие.

Если это была карма, то Регина ее обожала.

Она планировала пробыть в городе еще пару дней – истратить те дни неоплачиваемого отпуска, что остались. Кто знает, будет ли она отдыхать в следующий раз, или снова загрузит себя, лишь бы меньше находиться дома? Обычно она тащилась на работу и во время больничного, и во время отпуска, а порой коротала там выходные, занимаясь перебиранием лекционных материалов и составлением презентаций – чем угодно, только чтобы не сидеть в квартире, чтобы не пытаться разбавить ее душную тишину хоть чем-то. Она привыкла к гулу коридоров во время перерывов, когда была студенткой, и сейчас, будучи преподавателем, по-прежнему находила в них некоторое успокоение. Да и сами студенты были куда интереснее очередного сериала, призванного заполнить пустое время – сначала проверяющие границы дозволенного, потом пытающиеся взять на «слабо», и лишь после этого принимающие правила игры и начинающие работать в полную силу.

Ей нравилось с ними шутливо бодаться, споря о давно минувших событиях. Нравилось устраивать викторины, где победитель получал символический приз в виде коробки вишни в ликере. Нравилось вместе с ними писать научные статьи и выступать на конференциях, яростно защищая перед комиссией труды очередного взрослого, но в душе еще такого маленького ребенка.

Все это показывало, что она нужна. Что она не одинока. Что ей есть, чем заняться, кроме как бесконечно оглядываться назад и плакать по ночам, пропитывая слезами свою дорогущую ортопедическую подушку.

Но если неделя «за свой счет» была ее ежегодным капризом, то обязательный летний отпуск никто не отменял, и с ним еще только предстояло разобраться.

Впрочем, рассудила Регина, закинув в рот последнюю ежевичку с тарелки, на это еще есть полно времени и можно заранее не тревожиться хотя бы по этой причине.

Счет был оплачен сразу, и перед тем, как уйти, она положила в книжечку пару мелких купюр.

Солнце пригревало довольно сильно, и Регина не стала застегивать пальто, позволяя полам хлопать по ногам. Сколько теплых дней выторгует погода, прежде чем сдастся и позволит зиме усыпать все белой крупой и укутать людей в пуховики? Регина собиралась воспользоваться каждым из них.

Мысли о снеге привели ее к Рудольфу – его волосы тоже были белыми. Вчера они привязались друг к другу, пусть совсем тонкой полупрозрачной нитью, но это определенно случилось. Время перевалило за десять, а они все сидели там и сидели, смотрели друг на друга и просто говорили обо всем и ни о чем. Выпившая Регина вываливала на стол между ними первое, что приходило в голову, и такой же нетрезвый Рудольф делился мыслями в ответ – и это было чем-то, что подходило под определение «прекрасно».

Глава 3

– … сама не знаю, как это произошло! Проснулась с температурой.

– Погода меняется каждый день, наверное, тебя просто продуло. Пей побольше воды и ешь фрукты! – запричитал голос на другом конце телефона. – И обязательно посети врача!

– Разумеется, миссис Вуд. Я думаю, что к концу недели встану на ноги и обязательно вернусь на работу.

– Только не выходи, пока не поправишься! Здоровье важнее программы! Нагонишь потом.

Регина показательно закашлялась в трубку и выслушала новую порцию полезных наставлений о том, какие таблетки лучше пить, и что вообще делать.

– Но без консультации у врача ничего не принимай!

– Да, я вас поняла. Обещаю поправиться как можно скорее. До свидания!

И прежде, чем начальница начала говорить что-то еще, Регина завершила звонок, торжествующе улыбаясь. Дополнительная неделя отпуска была получена вполне успешно. Где брать справку о своей болезни, она придумает позже.

Пожалуй, впервые в жизни она прогуливала работу, и испытывала при этом огромное удовольствие. За четыре года преподавания она никогда не уходила на больничный, и никогда не врала начальству, и вот, пожалуйста – в один день сразу два непривычных поступка. Как все это было непохоже на нее!

Поддавшись настроению, она рывком раскрыла шторы, впуская в комнату еще пока робкий солнечный свет, вытащила свой чемодан на середину комнаты и принялась активно в нем копаться, выбрасывая на кровать все, что приглянулось. Сегодня хотелось выглядеть на миллион, и к счастью, ей было, из чего составить образ.

Вчерашний вечер закончился поздней ночью, и Регина ни капли не пожалела об этом, даже когда со всей силы вписалась плечом в дверной косяк, пытаясь попасть в свой номер. Рудольф вызвал такси и любезно сопроводил ее до дверей отеля, шатаясь едва ли не больше, чем она и смешно путаясь в ногах. Они долго прощались, стоя на широком крыльце, и когда Регина уже было повернулась, чтобы уйти, Рудольф вдруг налетел на нее и крепко обнял, прижавшись всем телом и еле заметно вздрагивая. Регина была ошарашена, а еще очень рада – ее моментально замерзшие на улице руки робко обхватили его тонкую талию, а нос уткнулся во вкусно пахнущий воротник пальто.

Кажется, Рудольф снова бормотал слова благодарности, и отчаянно не хотел разъезжаться. Что ж, Регина вполне его понимала.

Она не была уверена, положила ли в чемодан свою любимую шелковую рубашку, и, уже успев отчаяться, радостно воскликнула, когда наконец заметила ее чудовищно мятый рукав. Нужно было только ее отгладить, но до вечера оставалось еще достаточно времени.

Регина не спеша спустилась вниз на поздний завтрак, просмотрела ежедневную газету – за прошлую ночь в маленьком городке произошло не так уж много интересных новостей – и вернулась в номер, чтобы немного поработать над своим исследованием. Голова была ясная, настроение приподнятым, и ничего не мешало свободно двигаться потоку ее мыслей, складываясь в предложения. Она просто обожала, когда не приходилось ничего из себя давить и все происходило как будто само собой – как сейчас. Полученной вчера информации было достаточно, чтобы составить достаточно основательный «скелет» для работы, который постепенно должен был обрасти «мясом»: Регина любила представлять процесс творчества именно таким образом, добавляя ассоциации и запуская вдохновение.

То, что изначально должно было стать простой статьей, грозило вылиться в масштабную исследовательскую работу. А уж зная, что вот-вот она попадет в дом своей мечты, к тому же, классический пример готического стиля… Это было явной новой ступенью ее карьеры.

Регина отвлеклась только пару раз: проверить почту и ответить тем, кто особенно назойливо требовал ее внимания и принять душ, чтобы после вернуться к работе, пока сохнут волосы. Когда ее глаза натолкнулись на часы, она ужаснулась: до назначенного времени оставалось всего ничего, а она была даже близко не готова.

Пришлось сломя голову нестись в ванную комнату, где под присмотром зеркала она принялась создавать шедевры на своем лице.

Регина любила свою внешность – она не была писаной красавицей, но все же, было в ней что-то такое, что заставляло подвыпивших мужчин желать с ней познакомиться. Может быть, дело было в родинке над бровью, или в длинных темных волосах, но факт оставался фактом: пару лет назад она приняла свое отражение и с тех пор научилась выгодно выделять все, чем располагала.

Наконец она переоделась, поправила низкий пучок и осталась довольна тем, как рубашка подчеркивает молочный цвет ее кожи, как румянец нежно лежит на щеках, и как пара завитков спадает на тонкую шею, смягчая образ.

Прыснув на себя духами, Регина подхватила пальто и вышла, еле слышно насвистывая незатейливый мотив. Сегодняшний вечер должен был стать не менее потрясающим, чем вчерашний.

Рудольф, как и обещал, прислал за ней такси, позаботившись о такой мелочи, как дорога до дома. Видимо, для него такие вещи были обычным делом, но Регине было безумно приятно.

По пока еще пустым улицам такси быстро выбралось из города и проскользнуло между деревьев, оказавшись перед массивными воротами – сегодня они были гостеприимно распахнуты, и через слегка опущенное стекло Регина услышала, как одна из створок еле слышно скрипит под холодным осенним ветром. Колеса мягко зашуршали по дорожке около дома, и машина остановилась. Водитель галантно открыл перед ней двери и пожелал приятного вечера, в следующее мгновение уже выруливая с площадки и уезжая прочь.

Глава 4

Маленькая Регина кричала и плакала почти каждую ночь – ей виделось, что в кресле, днем невинно подпирающем стену с длинным плющом, по ночам кто-то сидел, а плющ полз по стене, как огромная змея, и вот-вот цапнет ее замерзающие ноги. Она не могла спрятаться под одеялом, не могла повернуться лицом к стене – ведь тогда она станет совсем уязвимой и проспит атаку.

Иногда этот кто-то поднимался и принимался ходить по комнате от угла до угла – без единого звука или шороха, он скользил медленно и плавно, а потом замирал прямо напротив ее кровати и просто смотрел.

Она никогда не видела его лица, не слышала его голоса – но он был страшен до спотыкающегося сердца, до холодеющего затылка, до ужаса, сжимающего плечи.

Так после очередного раза Регина переехала ночевать в спальню к маме.

Иногда по утрам мама рассказывала, что Регина плохо спит: она сидит в постели, не открыв газ и сложив руки на коленях, и с кем-то говорит, тихо и неразборчиво. Мама говорила, что не могла ее разбудить, сколько бы ни звала по имени.

Регина этого не помнила, но верила.

С возрастом стало проще. Регине сумела убедить себя в том, что гора одежды в кресле – всего лишь неживые вещи, плющ – просто растение, а тени – ее богатое воображение.

Но порой она все еще просыпалась от звуков своего голоса, и не понимала, с кем говорила.

Когда умер ее дедушка, последние несколько лет живший в ее бывшей спальне, она перестала заходить туда с наступлением темноты и плотно закрывала двери.

***

«Мисс Харриссон, возвращайтесь поскорее, пожалуйста. Преподаватель на замену просто ужасен! Он слишком много задает и смеется над шутками, унижающими женщин. Мы все по вам очень скучаем. Поправляйтесь поскорее и приезжайте к нам. С уважением, Анна Пакуин».

«Анна, я постараюсь поправиться поскорее и уже скоро спасу вас всех. С уважением, Регина Харриссон, преподаватель кафедры истории».

Регина пролистала остальные сообщения, оставляя их без ответа, и закрыла почту, устремляя задумчивый взгляд в залитое дождевой водой окно такси. Затянувшийся отпуск имел как плюсы, так и минусы. Студенты, очевидно, скучали по ней, и ей было жаль, что мистер Смит просто остается собой и никак не собирается пересматривать свои сексистские взгляды на жизнь. Никто из ее подопечных не заслужил такого неприятного отношения к себе. Плюс, первоначальная радость от маленького преступления перестала приносить удовлетворение, уступив место стыду. Но отступать было уже поздно.

Крупные капли тарабанили в стекло, на фоне играло местное радио, и покачивающаяся машина навевала сон. Регина прислонилась головой к дверце и прикрыла глаза, погружаясь в полудрему – час пик заставил такси двигаться достаточно медленно и плавно, чтобы она успела немного вздремнуть, пока доедет до Блэквуд-хауса.

Вчера, во время второй встречи у Рудольфа дома, сразу после того, как они допили потрясающий кофе, сваренный Рудольфом собственноручно, он усадил ее на кресло и в волнении обхватил руки, розовея щеками, а потом поймал вопросительный взгляд и сказал:

– Я хочу пригласить тебя пожить в моем доме, если ты не против. Так ты сможешь исследовать его, сколько угодно.

Регина не смогла сдержать удивленный возглас.

– Ты уверен? Ты едва меня знаешь!

Рудольф серьезно кивнул.

– И за это время ты стала для меня хорошим другом. Я тяжело схожусь с людьми, обычно они ищут выгоду. Но тебе все равно на мои деньги, тебе интересен именно я.

Это было правдой – Регина знала, что он невероятно богат – как и весь город – но ее это не интересовало. Имело значение то, каким человеком он был, то, какие точки зрения он имел в вопросах, которые они обсуждали. Он казался ей потрясающей, редкой книгой, на каждой следующей странице которой находится история на другом языке, который еще предстоит узнать, вооружившись пухлым словарем. И Регина была полностью готова к его изучению.

Кроме того, перед ужином он показал ей парочку документов о доме – ничего особенного, сметы о покупке камня и дерева для строительства, но этого было достаточно, чтобы посадить ее на острый крючок любопытства. Находиться рядом с интересующей информацией было бы очень кстати.

– Я не стесню тебя?

Он мягко рассмеялся, отстранившись и устроившись напротив, тут же принимаясь покручивать чашку с кофейной гущей.

– Ты видела площадь дома? Мы можем вообще не встречаться.

Должно быть, сомнение все еще оставалось на ее лице, потому что Рудольф добавил, выглядя уязвимо:

– Обещаю отдать тебе зеленую спальню.

Против такого Регина уже ничего сказать не могла. Неважно, что это всего лишь на пару дней – Регина собиралась провести их с максимальной пользой, чтобы всю грядущую зиму смаковать воспоминания, как дети смакуют какао с мармеладками перед тем, как пойти спать в Сочельник. Ей это было нужно.

Водитель с удовольствием принял купюру чаевых, вытащил ее вещи и пожелал отличного вечера, оставляя наедине с возвышающимся над ней в потемках домом. Регина приехала сюда уже в третий раз, и все-таки благоговейный трепет наполнял все ее существо. Как много событий он повидал, скольких людей пережил! Сколько всего происходило и еще произойдет в его стенах!

Глава 5

Среди множества воспоминаний о прошлом у нее было одно ужасающее – то, как она ждала такси.

Регина стояла напротив круглосуточного кинотеатра, и снег, летящий с тяжелого, хмурого неба, был похож на вату в желтом свете фонаря. Он падал на макушку, таял и холодными каплями стекал вниз по ее окаменевшему лицу.

Автомобиль должен приехать через пятнадцать минут, и Регина терпеливо ждала.

Стояла безветренная погода, и снег падает медленно и неохотно, укрывая все то, что могло случиться, несомненно, могло, но.

Регина не моргала, не позволяла себе такой слабости– один провал, и по щекам потекут предательские слезы. Она, стиснув зубы, смотрела на черное небо в бесполезной попытке высмотреть там для себя что-то хорошее. Спустя столько лет она отчаянно на это надеялась.

Но там были только равнодушные звезды, невидимые из-за обилия огней.

В метре от нее молча стояла ее несостоявшаяся, больная любовь – ждала, пока она уедет.

Регине было нечего ему сказать.

Спустя десяток минут машина все-таки приехала, и Регина сбежала от одного ужаса прямо в другой – тот, который предстояло пережить в одиночестве.

Пока она шла домой, в тишине ночи снег оглушительно хрустел под ботинками. Или, возможно, хрустел не он, а ее отчаянно сжатые зубы.

Регине увидела его завтра, послезавтра, и еще много, много дней после – точнее, вместо его лица, выученного наизусть, ей чудился кусок древесного угля – черный, обгоревший, пошедший мелкими трещинами. Как будто ее любимый человек сгорел, а на смену ему пришло неизвестное до сегодняшнего дня чудовище.

Позднее она возненавидела его так сильно, что захотела убить. Но когда ее эмоции достигли пика, вдруг оказалось, что ей наконец-то стало на него все равно.

Спустя время ей было нечего вспомнить о нем – по крайней мере, ничего конкретного на ум не приходило. Он стерся из ее памяти, как номер такси, которое она так отчаянно ждала, отслеживая его маршрут на стремительно садящемся телефоне. Его наполненные сомнениями слова давно уже ее не задевали – просто потому, что она не только перестала прокручивать их в голове, но и больше не верила. Пустота, поглощавшая кусок за куском, пока она привыкала к тому, что его рядом больше нет, в конце концов выплюнула ее в совершенно новом месте – и оно оказалось ничем не хуже. Правда, было там одно отличие – замерзшая Регина больше не искала любви. Она ее больше не хотела. И напоминание об этом белело тонким длинным шрамом на тыльной стороне ладони. Она сделала его сама, чтобы никогда не забывать о том, как это было.

**

Все эти фразы в духе «учись быть счастливым уже сегодня» для нее попросту не работали.

Ей не хотелось подниматься с первыми лучами солнца, ловить каждый момент дня и заканчивать свой вечер с благодарностью. Но она делала это снова и снова – открывала глаза за пять минут до будильника и лежала в постели, вытянувшись, как солдат по стойке «смирно».

Каждый радостный день был взят в кредит, а процентная ставка была слишком велика. Стоило только на минуту поверить в то, что наступила «белая полоса» – и она заканчивалась, будто в насмешку сменяясь нескончаемой чернотой проблем и ледяного отчаяния. Проблемы, проблемы, снова, каждый день. Делающие сильнее, но одновременно с этим скручивающие в спираль каждую кость в теле.

Со временем Регина перестала строить планы на будущее и просто жила так, как получится. Так было проще. Ничего не ждешь, и не получаешь разочарование. Она привыкла к тому, что ее окружают постоянные дурацкие сложности, и когда выдавалась спокойная неделя, ее одолевала неясная тревога и мысли о том, что это неправильно.

А потом она встретила Рудольфа.

Уставший от горя, вытрепанный холодным осенним ветром, отнесший последнего родственника (родственника ли?) в семейный склеп, он нашел силы и желание пустить Регину в свое сердце, наверняка болящее от шрамов и все еще кровоточащих ран.

С огромными мешками под глазами, вечерами плачущий, когда она не видела, он был для нее сильнее всех, кого она встречала за свою жизнь. Все еще способный на что-то надеяться и что-то делать, он вселил в Регину желание вновь радоваться. Вновь жить и любить.

С появлением Рудольфа в жизни Регины она робко начала надеяться на то, что несчастье, которое она непременно тащила за собой из города в город, наконец отступило. Ощущение надвигающейся бури пропало, и внутри появилось что-то, похожее на рассвет, пока еще холодный и робкий, но явный и неизбежный. Вера в то, что она заслуживает и получает счастливую жизнь, или хотя бы намек на нее, снова появилась на горизонте. Спустя столько лет добровольного заключения в стеклянном ящике она пьянела от того, какой дружба может быть, ей все было приятно – начиная с поедания китайской еды в ресторане и заканчивая пространными спорами об истории, в которой Рудольф ничего не смыслил, и не стремился это исправлять, зато постоянно проверял Регину на профпригодность.

Его ненавязчивая забота была чем-то диким – вероятно, потому что Регина не ощущала ничего подобного ни разу со дня смерти матери. Та тоже заботилась о ней просто так, просто потому что она есть. И в моменты, когда он приносил ей чашку кофе или укрывал ноги пледом, она изо всех сил старалась не заплакать – лед, поселившийся между позвонками, раскалывался, и это было слишком болезненно.

Глава 6

Мама часто говорила:

– Солнышко, ты самая лучшая, самая красивая, самая талантливая!

Она тепло улыбалась, прижимала к груди и целовала в макушку, а Регина обнимала ее в ответ.

И не верила ей.

Ее, такую вроде бы хорошую, оставил собственный отец. Он не уехал в дальние края, просто ушел из семьи, и Регина порой видела его на нешироких городских улочках.

Они встречались, и Регина научилась ненавидеть его раньше, чем говорить.

Чужак. Предатель.

На нее, такую красивую, не смотрели мальчики.

Все ее сверстницы гуляли, держа за ручки своих неуклюжих кавалеров, и часами переписывались с ними в интернете. Это было глупо, наивно и очень, очень желанно.

У нее, такой талантливой, никак не получалось создать что-то стоящее, уникальное, принадлежащее ей одной. Она вспыхивала идеей, как лучина от спички, но тонкая ветка горела быстро, а поленьев, чтобы подбросить, у нее не было. Угольки гасли, и на этом все заканчивалось.

– У тебя все еще впереди, – твердила мама, и в ее голосе было так много уверенности.

Регина давно думала о том, что на самом деле мама не уверена, что это «впереди» когда-нибудь настанет.

Регина думала о том, что порой мамы тоже могут врать.

***

Элоиза пела во время работы: ее негромкий приятный голос разносился по гостиной, наполняя теплом каждый уголок и закуток, каким-то волшебным образом оживляя холодный, оцепеневший особняк.

Забравшись на диван и подобрав под себя озябшие ноги, Регина допивала вторую чашку кофе и прислушивалась к тому, как экономка, будто бы чуть смущаясь, пасовала перед высокими нотами и притопывала в такт маленькой аккуратной ногой. Дом тоже внимательно слушал: не скрипела ни единая половица сияющего от лака паркета, не шевелились тяжелые бархатные шторы, и даже заглядывающие в окна ветки замерли, чтобы ничего не упустить.

За ней было интересно наблюдать: Элоиза двинулась вдоль стены, смахивая пыль с полок, заставленных всякой всячиной – фарфоровыми собачками, модельками кораблей, книгами, потом направилась к большому старинному глобусу, покоившемуся на большой подставке в углу, ни разу не споткнувшись и не сбившись с одной ей известного ритма – она прекрасно знала каждый сантиметр дома и относилась к нему с очевидной любовью. Ее ловкие пальцы подвинули глобус на пару сантиметров, затем слабо крутнули, и экономка удовлетворенно кивнула сама себе, опуская мягкую щетку.

– Вы уже давно работаете здесь, да? – спросила Регина, когда Элоиза замолчала и присела в глубокое кресло. Экономка уложила щетку на колени, не беспокоясь о том, что пачкает свое черное платье, и ответила:

– Рудольф принял меня на работу вскоре после гибели семьи. Четыре года прошло. Люди, работавшие здесь раньше, не пожелали продолжать.

– Из-за того, что произошло?

Элоиза кивнула, наморщив лоб.

– По правде говоря, я тоже не планировала соглашаться на работу здесь. Но мистер Блэквуд настоял на собеседовании, и я сдалась. Мое материнское сердце просто не выдержало… В его глазах было столько боли. Наверное, мне не стоило этого говорить, – добавила она поспешно, коснувшись своих седых волос. – Но знаете, я и правда отношусь к нему, как к сыну. Даже постоянно путаюсь: то мистер Блэквуд, то Рудольф.

– Все в порядке, – заверила ее Регина. – Я понимаю, о чем вы говорите, ведь Рудольф очень к себе располагает. Отчасти это то, почему я здесь.

Экономка снова кивнула – на этот раз медленнее и мягче.

– Он мне рассказал, как вы познакомились. К сожалению, я не смогла присутствовать на похоронах. Но я тоже любила Веронику и скучаю по ней.

Казалось, Элоиза давно хотела выговориться. Вся ее поза – руки, теребящие передник, то, как она наклонилась вперед – выражала нетерпение.

– Какой она была?

Глаза Элоизы затянула поволока печали и воспоминаний, и прежде, чем она заговорила, Регина успела пожалеть, что спросила. Может быть, это вообще не ее дело. Может быть, она бередит глубокие раны – в конце концов, сколько времени прошло со смерти Вероники? Едва ли две недели.

Однако экономка выглядела скорее задумчивой, чем печальной, и когда начала рассказ, стало понятно – ей и правда было это нужно.

– Сначала Рудольф жил в квартире, пока в особняке заканчивали ремонт. Я устроилась работать сразу же, как он забрал Веронику – вы же знаете, он в быту полный ноль. Вероника много молчала и отказывалась от ужина, пряталась в своей комнате. А когда Рудольф уходил спать, пробиралась к холодильнику. Долгое время она жила по ночам, и будто бы постоянно злилась. Хотя мне кажется, что она просто боялась, что Рудольф передумает, и ранит ее. О, знаете, Рудольф так старался для нее: привозил множество подарков, одежды, просил меня готовить только самое вкусное… Но он ничего не смыслил в детях.

Регина вспомнила, как он с смесью недоумения и отвращения смотрел на ревущего в ресторане ребенка и согласилась с ней. Рудольф действительно понятия не имел, кто такие дети и что с ними делать.

– Это было по-настоящему непросто, – продолжала Элоиза. Ее глаза влажно блестели. – Но со временем они привыкли друг к другу и срослись.

Глава 7

Говорят, что ароматы лучше всего пробуждают воспоминания.

Регина точно знала: это правда, неоднократно проверенная.

В ее крошечной квартире, где каждый сантиметр пространства был заполнен функционалом до самого предела, для флаконов выделился целый ящик в спальне. Там ничего больше не стояло, только туалетная вода и духи – флаконы большие и маленькие, прямые и пузатые, всевозможных цветов.

Когда становилось совсем плохо, и от тоски хотелось распахнуть окно и выть на луну, она открывала ящик и вытаскивала флаконы на свет: медленно, по одному.

Этот аромат носила на себе мама – не изменяла ему всю свою жизнь, с юных лет. С ноткой Востока и красных цветов, он теплый, обволакивающий так же надежно, как и ее объятия.

Вот так пахла ее самая большая любовь – та самая, после которой сердце превратилось в фарш, а потом и в пепел. Костер, кислота ягод на языке и свежая древесина где-то в самой середине. Регина не знала, что зло может пахнуть так соблазнительно.

Отпуск за границей, первая большая зарплата, желание побаловать себя «просто так» – у Регины на любую главу жизни имелся тот самый аромат, сопровождавший ее, записывающий на подкорку сознания слова, мысли и, в конечном итоге, воспоминания.

Только в последние несколько лет ничего нового в ящике не появлялось – Регина не изменяла одному и тому же аромату – тяжелому, с вишневым шлейфом и горьким миндалем. Он пах ликером, если принюхаться. Это запах ее стабильности, того, что ее больше нельзя было сломать и не согнуть: она каменная, правда, каменная.

***

После того, что случилось прошлым вечером, она думала, что между ними повиснет неловкость и подозрения – было бы логично предположить, что именно Регина оставила на столике колоду. Но Рудольф, должно быть, понимал, что она этого не делала, так что никаких обвинений не выдвигал, а когда наконец перестал рыдать, то предложил спуститься вниз и как следует надраться, чтобы справиться с сегодняшними эмоциями. На том и порешали: спустя бутылку виски жизнь стала немного проще и приятнее, а еще размытее, и когда они наконец разбрелись по спальням, Регина уже не помнила, из-за чего каждый из них устроил плач. Это определенно было к лучшему.

Перед тем, как утонуть в лебяжьем пухе подушки, она подумала о том, что впервые за так много лет ощущала себя чем-то большим, чем просто механической куклой, которая тащится изо дня в день, едва переставляя свои тяжелые неуклюжие ножки. Впервые она чувствовала, как в пластиковой груди, пока еще неровно и неуверенно, но бьется сердце.

Впервые она была готова полюбить жизнь.

А утром проснулась от криков. Ужас ударил по голове тяжелым молотком: Рудольф кричал ее имя, истошно, уже сорвано, и его вопли слышались даже через несколько дверей и длинный коридор. Путаясь в одеяле и в собственных ногах, Регина скатилась с постели, и как есть, в пижаме, босая побежала на звук, прижимая руки к ходящей ходуном груди.

Рывком ворвалась в его спальню, запнулась за разбросанные тапки и едва не рухнула у ванной комнаты, за дверью которой повисла гробовая тишина.

– Рудольф!

Она подергала дверь – заперто.

– Неужели! – раздался из-за двери недовольный голос. – Я уж думал, что здесь и останусь. Замок заело, я застрял.

– Ты дурак?! – крикнула Регина, не сдержав эмоций. – Я чуть не умерла от страха!

Из-за двери донесся смешок.

– А что ты прикажешь мне делать? Телефон в спальне, а дубовый массив я не выбью.

– Зачем вообще запираться в собственной ванной?! – все еще гневно спросила Регина, устроившись на пятой точке и прислонившись к стене – ноги почему-то резко ослабли.

– А я не запирался, – послышалось ворчливое. – Это все дом. Однажды я просидел в запертой прачечной два часа, а потом дверь сама открылась. Кто знает, может, это призраки меня заперли?

Регина фыркнула. Как она могла злиться на него дольше минуты?

– Я думала, ты достаточно скептичен, чтобы отрицать существование призраков.

– Разумеется. Но как было бы забавно! А теперь выпусти меня уже как-нибудь.

Регина окинула взглядом спальню – она была здесь впервые и не могла отказать в удовольствии немного удовлетворить свое любопытство. Комната выглядела практически нежилой: ни единой безделушки, никакой разбросанной одежды – безукоризненный порядок был не нарушен ничем, кроме пары тапочек на ковре. Ручки ровным рядком лежали на столе рядом с записной книжкой и ноутбуком, книги, по размеру расставленные на полках стеллажа, блестели новенькими корками… Здесь не было ничего, что могло бы помочь.

– Ключи где? – поинтересовалась она, вставая и принимаясь ходить туда-сюда.

– В ящичке стола были. Давай быстрее, я опаздываю на встречу!

Регина залезла я ящик, но ключей там не нашла, зато вытащила на свет канцелярский нож. Повертела его в руке и пошла обратно.

– Сейчас попробую… Да не крути ты ручку!

Замок неохотно поддался, и придерживая его ножом, Регина аккуратно потянула, распахивая дверь.

Недовольный Рудольф восседал на крышке унитаза, с безукоризненно зачесанными волосами и в белоснежном халате, туго завязанном на поясе. На щеках еще сохранился румянец после горячего душа, и выглядел он достаточно свежо, несмотря на ранний час и вчерашнюю бутылку виски. При виде нее он оживился и вскочил на ноги.