Танец ненависти

Глава 1

Глава 1. Дина
Я лечу по улице, как сумасшедшая. Холодный воздух обжигает легкие, щеки горят, в горле першит, а ноги уже гудят, но я не останавливаюсь. Асфальт под ногами будто уезжает назад, а я всё бегу и бегу.
– Черт… – выдыхаю я, перепрыгивая через лужу. – Ну почему я никогда не могу просто выйти пораньше…
В ухе все еще звенит от утреннего будильника, который я три раза выключала и один раз кинула под подушку, надеясь выиграть еще пять минут сна. Ну да, выиграла. Плюс целый час.
– Меня же реально скоро уволят, – шепчу себе под нос. – И, кажется, они будут правы.
Вдалеке уже виднеется вывеска нашего ателье – «Éternité». Белые буквы с золотой каемкой, пафосные, как будто мы тут не платья шьем, а судьбы людей переписываем. Дверь, знакомый звон колокольчика. Я врываюсь внутрь, даже не успевая привести дыхание в порядок.
У входа меня сразу перехватывает Эльза.
У нее, как всегда, идеальная укладка, ни один волосок не выбился, строгие очки на переносице и блокнот в руках. Она смотрит на меня так, будто я уже лежу в могиле, а она пришла на мои похороны только потому, что это в графике.
– Ты снова опоздала, – сухо говорит Эльза, даже не здороваясь. – Джереми в ярости. Беги.
– Утречка, – пытаюсь я изобразить улыбку. – Вижу, у кого-то уже с утра прекрасное настроение.
– Дина, – она закатывает глаза. – Беги, пока он не устроил тебе публичную казнь.
– А он что, уже репетицию проводит? – оглядываюсь я. – Орет, да?
– Мм, громче, чем в прошлый раз. На всех.
Я делаю глубокий вдох, пытаясь хоть немного восстановить дыхание, и иду дальше.
Цех шумит – швейные машинки тарахтят, пар из утюгов поднимается белесыми облачками, ткани шумят и шелестят, кто-то спорит из-за выкройки. В самом центре этого апокалипсиса стоит он – Джереми.
Красивый костюм, дорогие часы, волосы зачесаны назад, взгляд холоднее холодильника. И, конечно, он кричит.
– Я ПРОСИЛ ВСЕГО ОДНОГО! – орет он, размахивая бумагами. – ОДНОГО! СОБЛЮДАЙТЕ СРОКИ!
Швеи тихо прячут взгляды, кто-то кусает губы, кто-то делает вид, что его здесь вообще нет, он в отпуске в Мексике, мысленно.
Я замираю на секунду у дверей, сердце снова начинает биться как бешеное.
«Боже, он меня сейчас убьет», – думаю я и подхожу ближе.
Разумеется, он замечает меня сразу.
– А вот и наша звезда, – голос Джереми становится ледяным. – Дина.
Я поднимаю голову, смотрю прямо на него. Глупо, но я всегда смотрю людям в глаза, даже когда хочется спрятаться под стол.
– Сколько можно опаздывать?! – его голос режет воздух. – Ты вообще понимаешь, что это работа, а не факультатив в университете?
– Понимаю, – выдыхаю я, сдерживаясь, чтобы не ответить грубостью.
– Поверь, – он делает шаг ко мне, смотрит сверху вниз, – если бы не твой чертов талант, ты бы давно вылетела отсюда.
Я сжимаю губы. Мог бы хотя бы сказать «спасибо» за талант, но нет, куда там.
– Ну что смотришь? – бросает он. – Начинай работать! Пока я не передумал, кого сегодня увольнять.
– Да-да, шеф, – отвечаю я, не удержавшись от сарказма. – Уже бегу спасать ваше королевство от катастрофы.
Он хмурится, но ничего не говорит. Видимо, решил, что не хочет тратить на меня больше нервов.
Я прохожу мимо него к столу, за которым уже сидит Амелия.
Ее рыжие волосы бросаются в глаза, как пламя, особенно на фоне светлых тканей. Она всегда в каком-нибудь странном, но стильном наряде – сегодня это зеленая рубашка в мелкий горошек и джинсы с вышивкой. Мои же русые волосы убраны в пучок, который держится на честном слове и паре заколок, а одежда – обычная серая футболка, черные брюки и кеды.
– Ну привет, поп-звезда опозданий, – усмехается Амелия, не поднимая глаз от ткани.
– Он такой зануда, – шепчу я, кивая в сторону Джереми. – Реально, как будто палку проглотил и гордится этим.
– Подруга, – Амелия поднимает на меня карие глаза, – ты опоздала на час. Целый час. Думаю, он имеет право злиться.
– Пусть радуется, что не на два, – фыркаю я. – Учитывая, что я вообще встала с постели, это уже подвиг.
Амелия начинает смеяться, звонко, так, что рядом стоящая швея тоже улыбается.
– Ты невозможная, Дина, – качает она головой. – Однажды он тебя реально уволит.
– Да-да, – говорю я, расправляя ткань. – В тот же день он приползет обратно и скажет: «Динка, ну прости, без твоих гениальных идей все платья выглядят как шторы из советского санатория».
– Уверена? – поднимает бровь Амелия.
– Абсолютно, – ухмыляюсь я. – Мужики всегда возвращаются. Даже если сначала орут.
– Напомни мне это, когда ты будешь рыдать у меня на плече безработная, – подколола она.
– Я не рыдаю, я драматично анализирую, – поправляю я. – Есть разница.
Мы переводим разговор на дело.
Перед нами – белоснежная, чуть переливающаяся на свету ткань. Легкая, но плотная, дорогостоящая. Это свадебное платье. Наш самый дорогой заказ за последние два года. Клиентка – дочка какого-то то ли политика, то ли бизнесмена, то ли мафиози, судя по охране, которая ее сопровождала на примерке. Вопрос открытый.
– Окей, – говорю я, поправляя выкройку. – Сначала лиф. Мне всё ещё не нравится, как ложится верх по линии груди.
– Ты вчера сама утверждала, что всё идеально, – напоминает Амелия.
– Вчера я спала три часа, – пожимаю плечами. – Сегодня я спала четыре. Я стала умнее.
– Это не так работает, – смеется она.
– У меня работает, – фыркаю. – Смотри. Вот здесь нужен чуть более глубокий вырез, но аккуратный, без пошлости. Нам надо, чтобы она выглядела как ангел, а не как «девушка твоего друга, которую он скрывает от родителей».
Амелия прыскает от смеха.
– У тебя, конечно, сравнения…
– Зато сразу понятно, что я имею в виду, – бросаю я и начинаю прикалывать булавки. – А еще шлейф. Он должен быть длинным, но таким, чтобы не убить жениха по дороге к алтарю.
– О, то есть мы сегодня заботимся о мужчинах? – усмехается Амелия.
– Нет, – отрезаю я. – Мы заботимся о красивой церемонии. Если жених грохнется, платье испачкается кровью, понимаешь? Логика.
Она мотает головой, но улыбается.
– Как думаешь, мы успеем к сроку? – ее голос становится тише. – Там же сроки… очень жёсткие. И Джереми уже на взводе.
– Успеем, – спокойно отвечаю я. – Успеем, Амелия.
– Ты так легко это говоришь…
– Потому что я не хочу паниковать, – честно признаюсь. – Если я начну паниковать, то начну орать на всех подряд, а Джереми этого не выдержит и сдохнет от инфаркта. Нам же не нужна смерть на рабочем месте?
– Ну… – она делает вид, что задумалась. – Это был бы интересный день.
– Ам, – предупреждающе тяну я.
– Ладно-ладно, – сдаётся она. – Я просто нервничаю.
– Знаю, – я чуть мягче улыбаюсь. – Но, правда, мы справимся. Мы не такие, мы хуже, – подмигиваю.
Она снова смеется. Я люблю этот звук. Он всегда вытягивает меня из моей собственной головы, полной тараканов.
Почти два года прошло с тех пор, как я закончила университет. Два долгих, тяжелых, странных года.
Я все же смогла это сделать. Дотянуть, не бросить, не сбежать. Но прошлое этого университета – оно никуда не делось. Оно сидит во мне, как осколок стекла. Боль. Потери. Трудности. Люди, которых рядом больше нет. Люди, которых лучше бы никогда не было.
Моя жизнь всегда была тяжелой. Не «ой, разбила ноготь», а «как выжить до конца месяца и не сойти с ума».
Мой брат, Алекс, переехал со своей женой жить ко мне, потому что не может найти работу.
По крайней мере, так он говорит.
Теперь мы втроем живем в моей двухкомнатной квартире. Иногда я не против. Иногда – меня просто трясет от злости.
Меня бесит, что я и Мелисса впахиваем, чтобы собрать деньги на аренду, коммуналку, еду. Бесит, что Алекс каждый раз находит отмазку, почему «не получилось» с работой. Бесит, что на такие работы, как уборщик, грузчик, официант, ему «стыдно» идти.
– Я ж не быдло какое-то, – говорил он мне пару дней назад, сидя на диване, уткнувшись в телефон. – Я не собираюсь за копейки горбатиться.
При этом Мелисса отдает ему все свои деньги, какие у нее есть, чтобы «поддержать» его, «пока он встает на ноги».
Мы даже не знаем, куда он их тратит. Но у меня есть подозрения. Очень неприятные подозрения.
Я отгоняю мысли о брате, сосредотачиваюсь на платье. Мы с Амелией обсуждаем каждую деталь – длину шлейфа, форму корсета, количество тонких вышитых цветков, которые должны спускаться с плеча по линии талии.
– Я хочу, чтобы она вошла, и все просто онемели, – говорю я, чуть прищурившись, представляя картинку. – Чтобы у невесты было такое выражение лица: «Да, я знаю, что вы все сейчас ревнуете».
– Ты не исправима, – вздыхает Амелия.
– Признай, ты бы сама такое надела, – бросаю я.
– Да, – смущенно усмехается она. – Но мне сначала жениха найти надо.
– Детали, – отмахиваюсь. – Мы сначала платье, потом всё остальное.
​
Рабочий день подходит к концу. Спина болит, пальцы в мелких уколах от булавок, голова гудит.
Я снимаю с себя портновский метр, кладу его на стол, потягиваюсь.
– Я официально труп, – стону я, натягивая джинсовую куртку.
– Добро пожаловать в клуб, – отвечает Амелия, выключая свою машинку.
Мы выходим из ателье практически одновременно. На улице уже темно, ветер холодный, городской шум смешивается с редкими сигналами машин.
– Сегодня такой усталый день, – говорит моя подруга, закидывая сумку на плечо.
– Не спорю, – откликаюсь я. – Усталый, мерзкий и… бесконечный.
– Завтра будет ещё хуже, – философски добавляет она.
– Ты солнечный лучик, Ам, – фыркаю я. – Просто мотивационный спикер уровня бог.
– Зато честный, – ухмыляется она.
Мы ждем автобус, переминаясь с ноги на ногу. Наконец подъезжает наш, старый, видавший многое, с облупившейся краской.
– Ладно, – я вздыхаю. – Если я усну в автобусе, разбудишь меня?
– Ты же выходишь после меня, – напоминает она.
– Тем более разбуди, – драматично прошу я.
– Посмотрим по настроению, – подмигивает она.
Мы садимся в середине салона, на соседние сиденья. В автобусе почти пусто – пара студентов в наушниках, женщина в форме медсестры, какой-то мужчина в потертом пальто, уткнувшийся в телефон.
Минут через десять Амелия дергает меня за рукав.
– Моя остановка, – говорит она. – Не засни.
– Иди уже, – улыбаюсь я.
Она машет мне рукой и выходит.
Я достаю наушники, засовываю их в уши, запускаю плейлист. Музыка заполняет голову, немного приглушая шум двигателя.
За окном проносятся огни. Вывески магазинов, редкие прохожие, тучи ночного неба между домами. Всё такое знакомое и одновременно отстраненное.
Иногда город кажется мне живым существом. Огромным, голодным, равнодушным.
«Я просто маленькая точка в этом аду», – думаю я. – «Но, черт возьми, я все еще двигаюсь».
Автобус подпрыгивает на кочке, я хватаюсь за поручень, ругаясь себе под нос. Наконец моя остановка.
Я выхожу, поправляю сумку, поднимаюсь к дому. Подъезд, облупившаяся краска, знакомый скрип двери, запах сырости и старого табака.
Поднимаюсь на третий этаж. Лестница узкая, каждый шаг отдается в коленях.
– Дом, милый дом, – бормочу я. – Сейчас упаду лицом в подушку и умер–
Останавливаюсь.
Дверь в мою квартиру приоткрыта.
Холодок пробегает по спине.
Я медленно делаю еще шаг.
Сердце начинает стучать громче.
– Алекс? – зову я негромко. – Мелисса?
Ответа нет.
Я делаю еще вдох, пытаюсь нащупать в сумке ключи, хотя это уже не нужно – замок взломан, дверь перекошена.
Я толкаю ее.
И замираю.
Мою квартиру разгромили.
Стол опрокинут, стулья валяются на полу. Шкаф открыт, вещи вытащены и раскиданы по комнате, ящики вывернуты, разбросаны документы, осколки стекла хрустят под ногами. В осколках отражается меркнущий свет уличного фонаря.
– Что… – вырывается у меня шепотом. – Что здесь случилось?..
Я делаю шаг внутрь.
В комнате бардак, которого я не видела даже в худшие студенческие вечеринки. Но это – не хаос после веселья. Это – поиск. Жесткий, злой, методичный.
И тут я вижу ее.
Мелисса.
Она лежит на полу, возле дивана. Волосы раскинулись, лицо бледное, на губе кровь. На щеке синяк, платье порвано.
– Мелисса! – я бросаюсь к ней, падаю на колени, трясу ее за плечо. – Эй! Эй, слышишь меня?
Она дышит. Слабо, неглубоко, но дышит.
– Мел… Мел, открой глаза… – голос дрожит.
Она не открывает.
Я чувствую, как у меня дрожат руки.
– Черт, черт, черт… – шепчу я, осматривая ее. – Кто это сделал?..
Квартира вверх дном. Вчера утром я ругалась, что Алекс снова не убрал за собой тарелку. Сейчас меня бы устроила даже гора грязной посуды, лишь бы не это.
И вдруг я слышу за спиной звук.
Холодный, короткий, металлический.
Щелчок передернутого затвора.
Пистолет.
Я замираю. Каждая клеточка тела кричит: «Беги!». Но я не двигаюсь.
– Leonessa. – Голос звучит позади меня, глухо, знакомо, как эхо из прошлого. – Давно не виделись.
Этот голос.
У меня темнеет в глазах.
Я не оборачиваюсь, но я узнаю его из тысячи. Из ста тысяч.
Мой прошлый кошмар. Университет. Ночи, после которых я не могла спать. Лицо, которое я клялась никогда больше не видеть.
Я делаю глубокий вдох, медленно поднимаюсь на ноги. Поворачиваюсь.
И вижу его.
Берт.
Взгляд скользит по нему, как удар.
Он стоит посреди разрушенной квартиры, как хозяин этого бедлама. На нем темный, идеально сидящий костюм, в руках – пистолет. Черные волосы аккуратно уложены, легкая щетина придает ему чуть более взрослый вид, чем в университете. Но глаза…
Глаза такие же. Тяжелые, холодные, полные злой насмешки.
Рядом с ним двое охранников.
Один – здоровяк с бритой головой и квадратной челюстью, второй – тот, кто сразу привлекает мой взгляд. Он больше похож на китайца: раскосые глаза, короткие темные волосы, аккуратные черты лица. Выглядит молодым, чуть старше меня. Но в его взгляде что-то неприятно спокойное. Он держит моего брата.
Алекс почти без сознания, лицо в крови, рубашка разорвана, на скуле огромный багровый синяк.
– Алекс!.. – вырывается у меня, и сердце сжимается.
Охранник чуть крепче перехватывает его.
Берт идет взглядом сверху вниз по мне, медленно, оценивающе.
Я чувствую, как кровь начинает кипеть.
В университете он всегда был в спортивных костюмах, широких футболках, кепках, с вечной ухмылкой. Тогда он казался просто избалованным парнем, который привык получать всё, что хочет.
Сейчас он выглядит… по-другому. Очень серьезно. И очень опасно.
– Что здесь происходит?! – почти рычу я. Голос срывается, но я не опускаю взгляда.
Он усмехается.
– Ах, leonessa… – медленно произносит он, словно смакуя это слово. – Я думал, что никогда больше не услышу, как ты кричишь.
Он резко бьет моему брату ногой в живот.
Алекс всхлипывает от боли, скручиваясь, если бы его не держали, он бы просто рухнул на пол.
– Эй! – кричу я. – Ты что творишь, урод?!
Мои руки дрожат, но не от страха – от ярости.
– Что ты себе, черт возьми, позволяешь?! – делаю шаг вперед. – Оставь его! Что ты здесь делаешь?! Это мой дом!
Берт лениво поворачивает ко мне голову.
– За каждый твой повышенный тон, – спокойно говорит он, – я изобью твоего брата.
Я замираю. Вдох. Выдох. Скрип зубов.
Я сжимаю кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони.
– Зачем ты делаешь это, Берт?.. – выдавливаю я.
Лицо у него дергается.
– Не называй мое имя, – рычит он, в один миг теряя ленивую маску. – Не смей называть его своим грязным ртом.
– А как мне тебя называть? – я приподнимаю подбородок. – Тварь? Урод? Психопат? Выбери сам.
Охранник с бритой головой фыркает. Тот, что похож на китайца, слегка поднимает бровь.
Берт смотрит на меня так, будто готов пристрелить прямо сейчас.
– Ты не изменилась, – тихо говорит он. – Все такая же дерзкая.
– Прости, что не сломалась, как ты мечтал, – я улыбаюсь хищно. – Разочарован?
Он делает шаг ко мне.
– Отпусти, – выдыхаю я, кивком указывая на Алекса. – Отпусти моего брата.
– Нет, – холодно отвечает он. – Твой брат не так невинен, как ты думаешь.
– О чем это ты? – я щурюсь.
– О том, – он делает еще шаг, – что он украл у нас два миллиона долларов.
Время как будто останавливается.
– Сколько? – не верю своим ушам.
– Два. Миллиона. – Он произносит каждое слово четко. – Долларов.
Я смотрю на него, потом на Алекса.
– Ты врешь, – выдыхаю я. – Он… он не мог…
– О, поверь, он многое может, – усмехается Берт. – Он просрал их в азартные игры. И, что самое забавное, даже не собирался возвращать.
Я чувствую, как земля уходит из-под ног.
– Ты… – поворачиваюсь к брату. – Алекс… Скажи, что это не правда…
Он еле шевелит губами, но слов не слышно.
Я снова смотрю на Берта.
– Знаешь, – продолжает он ровным голосом, – меня сложно удивить. Но твой братик справился. Украсть у нас. Потратить все, как последний дегенерат. Потом спрятаться за спину сестренки.
Он приближается ко мне так близко, что я чувствую его запах – дорогого одеколона, смешанного с чем-то опасным.
Я отхожу назад, пока спина не ударяется о стену. Осколки стекла хрустят под подошвами.
– Слушай сюда, leonessa, – его голос становится стальным. – У тебя есть неделя, чтобы вернуть эти деньги.
– Что?.. – шепчу я. – Неделя?..
– Семь дней, – уточняет он. – Не восемь, не десять. Семь.
– И если их у тебя не будет?.. – спрашиваю я, хотя ответ уже знаю.
Он наклоняется чуть ближе, его глаза впиваются в мои.
– Я прикончу жалкую жизнь твоего брата, – холодно говорит он. – И, возможно, не только его.
–Ты меня поняла?
Во мне всё горит. Страх, злость, ярость, отчаяние – клубком.
– Как я достану столько денег?! – почти кричу я. – Ты вообще в своем уме? Думаешь, я храню пару миллионов под матрасом рядом с носками?!
Он усмехается, наклоняя голову.
– Мне плевать, какими способами ты их достанешь, – говорит он ледяным тоном. – Хоть всю неделю будешь спать с богатыми мужчинами, хоть продашь всё, что у тебя есть. Но ты, блять, вернешь мне мои деньги.
Что-то внутри меня щелкает.
Я не думаю.
Просто резко заношу руку – и со всей силы врезаю ему по лицу.
Хлопок ладони о его щеку разносится по квартире, как выстрел.
Охранники замирают.
Он тоже.
Секунду. Две.
Я смотрю прямо ему в глаза.
– Никогда, слышишь?! – выплевываю я слова. – Никогда не оскорбляй меня. Ни намеком, ни словом. Ты не имеешь права. Ты чудовище. Но даже чудовище могло бы держать язык за зубами.
Взгляд Берта темнеет.
Он резко хватает мое запястье.
Боль обжигает руку – его пальцы сжимают так сильно, что кажется, кость треснет.
Он швыряет меня об стену.
Я глухо стукаюсь спиной, воздух вырывается из легких. На секунду всё плывет перед глазами.
– Я дам тебе предупреждение, – шипит он, придвигаясь ближе, его лицо почти у моего. – Вытворишь такое еще раз – не только твой брат, но и твоя чертова невестка вляпается по полной. Поняла меня?
Он сжимает мое запястье еще сильнее, я чувствую, как на коже тут же проступают синяки.
– Ты радуйся, – продолжает он, – что я вообще дал тебе время. Когда ты мне даже не давала.
Он смотрит мне в глаза, и я понимаю, о чем он. Прошлое. То, что я прячу так глубоко, что сама иногда делаю вид, что этого не было.
– Значит, не забыл, да?.. – хриплю я.
– Такие вещи не забываются, leonessa, – его губы искривляются. – Особенно, когда ты любезно оставила шрам.
– И я жалею только о том, что он не глубже, – огрызаюсь я.
На миг в его глазах вспыхивает настоящая ярость.
Он резко отпускает мое запястье.
Я падаю на осколки, стекло впивается в ладони, но боль только отрезвляет.
– Майк, – бросает Берт, даже не глядя в мою сторону.
Тот, что похож на китайца, поднимает голову.
– Возьми его жену, – указывает он на Мелиссу. – Она может быть нам полезна.
– Есть, – коротко отвечает Майк и направляется к ней.
– Нет! – я вскакиваю, забывая про боль. – Не смей её трогать!
Я хватаю первую попавшуюся вещь – вазу, что стояла на табурете. Когда-то я ставила в нее цветы, сейчас в ней только сухая пыль.
Не раздумывая, я со всей силы бью Майка по плечу и по голове.
Ваза разлетается вдребезги, вода, остатки стекла, тупой звук удара.
– АЙ! – морщится он, чуть отшатнувшись. – Вообще-то больно.
Он совершенно не выглядит злым. Скорее… удивленным и даже чуть шокирова.
– Не смей трогать ее! – я становлюсь между ним и Мелиссой, расправляя плечи. – Я тебе руки вырву!
– Слезь с меня, – ворчит он, выпрямляясь, словно его просто толкнули. – Я же по-хорошему…
Второй охранник начинает смеяться.
– Смотри-ка, – ухмыляется он. – Она кусается.
В следующее мгновение меня хватает за талию чья-то сильная рука и рывком оттаскивает назад.
Я резко прижимаюсь к твердой груди. Узнаваемый запах.
Берт.
– Блять, стой на месте, – рык у самого уха. – Пока рану никому не нанесла посерьезнее.
– А кто сказал, что я не хочу?! – я яростно дергаюсь. – Я бы с радостью первому тебе морду выбила.
– Успокойся, leonessa, – его голос уже снова лениво-насмешливый, но в нем стальной оттенок. – У нас будет достаточно времени поиграть друг с другом.
– Я не игрушка, придурок! – огрызаюсь я. – И если ты думаешь, что я буду тихо плакать в углу – ты хреново меня запомнил.
– О, я тебя очень хорошо запомнил, – его губы почти касаются моего уха. – Слишком хорошо.
Меня передергивает, но я не даю себе отшатнуться. Только сжимаю зубы так, что челюсть начинает болеть.
Он наконец отпускает меня.
Я почти падаю, но удерживаюсь на ногах.
Берт проходит через разбитое стекло, небрежно, как будто это просто листья на тротуаре.
– У тебя неделя, leonessa, – напоминает он, оборачиваясь в дверях. – Ровно семь дней.
– Иди к черту, – выдыхаю я. – И забери с собой свои деньги.
– Видишь, – он усмехается. – Ты все так же плохо торгуешься.
Он щелкает пальцами.
– Пошли, – бросает он охранникам.
Они тащат за собой Алекса. Брат еле держится на ногах, голова безвольно качается.
– АЛЕКС! – кричу я, кидаясь вперед, но Майк встает у меня на пути, чуть приподняв ладонь.
– Не сейчас, девушка, – мирно говорит он. – И так веселый вечер, не усугубляй.
– Я тебя прибью, – шиплю я. – Я вас всех прибью.
– Запиши в список дел, – спокойно отвечает он и, развернувшись, выходит вслед за Бертoм.
Дверь захлопывается.
Тишина.
Только мое тяжелое дыхание и тихий стон Мелиссы.
Я стою посреди разгромленной квартиры.
Запястье пульсирует болью. Ладони в крови, от осколков. Голова гудит. В груди – пустота и ярость, сплетенные в один сгусток.
– Два миллиона… – шепчу я. – Неделя…
Я смотрю на разрушенное жилище, на полу – кровь, осколки, перевернутая мебель.
Мой брат увезен черт знает куда.
Мелисса лежит без сознания.
Берт вернулся.
И мне дали ультиматум.
– Отлично, – выдыхаю я хрипло, усмехаясь сквозь дрожь. – Просто… охренительно.
Я поднимаю взгляд на потолок, который я сама когда-то красила, потому что денег на мастера не было.
– Ну что, жизнь, – говорю я в пустоту. – Решила прокрутить меня на все 360 градусов, да?
Я смеюсь. Нервно, зло, почти беззвучно.
Все было как обычно. Утро, работа, Джереми, платья, автобус.
И кто знал, что меня ждет дома.

Глава 2

Глава 2. Берт

Черт, как же я ее ненавижу. Как же я ее ненавижу.
Эта ненависть прожигает меня изнутри, как дешевый виски, который я сейчас держу в руке. Я помню, как когда‑то хотел ее заполучить. Как смотрел на нее издалека, как зверь, высматривающий добычу. Хотел сломать, подчинить, раздавить. Думал, что она — очередная глупая девчонка, которая упадет ко мне в ноги, только я пальцем пошевелю. Но нет. Она оказалась не такой. Слишком гордая, слишком дерзкая, слишком живая.
И теперь… теперь я ненавижу ее за это еще сильнее.
Грязная девчонка. Морально грязная. Та, что осмелилась меня обмануть, взглянуть на меня так, будто я никто. Такая не заслуживает ничего, кроме отвратительного отношения. И я обязательно это устрою.
Я откидываюсь на спинку кожаного кресла и смотрю в огромное панорамное окно. Ночной Лас‑Вегас снизу выглядит, как игрушечный город. Огни фонарей, огни казино, неоновые вывески, пробки, люди… все это принадлежит мне. Весь гребаный Лас‑Вегас принадлежит мне. Каждый квадратный метр, каждая крыша, каждый бар, каждый крик в подворотне — все под моим контролем.
Все принадлежат мне.
И ты, leonessa, тоже будешь мне принадлежать. Ты еще будешь ползти ко мне на коленях, будешь царапать этот пол, стачивая свои ногти в кровь, лишь бы я хотя бы посмотрел в твою сторону.
Я подношу стакан к губам, медленно делаю глоток. Виски обжигает горло, но мне нравится эта боль — она напоминает о том, что я жив. В моих руках — жизни твоего брата и его невесты. Одно мое слово — и их больше нет. Интересно, как ты, маленькая львица, собралась их спасать?
Такая же дерзкая и упрямая, как и раньше. Никто никогда не смог сломать тебя…
Никто — кроме меня.
Я ухмыляюсь.
— Но я обещаю, я тебя сломаю, — произношу вслух, словно пробуя это обещание на вкус. — Так, что от тебя и куска не останется.
Я сделаю с тобой то, о чем ты даже догадаться не можешь. Ты еще будешь молить о смерти, а я буду тянуть время, наслаждаясь каждым мигом твоего страха. Бойся.
В дверь тихо стучат.
— Входи, — бросаю холодно.
В кабинет заходит Майк — мой верный пес, мой правый глаз. Высокий, крепкий, с шрамом на щеке. Его всегда выдает легкая нервозность рядом со мной, даже после всех этих лет.
— Босс. — Он встает прямо, не поднимая взгляда.
— Да, Майк? — делаю вид, что лениво.
— Мы закрыли их в подвале. Очень надежно. Камеры, охрана. Никто не сунется.
Я коротко киваю.
— Очень хорошо. — Отпиваю еще виски. — Кричат?
Майк моргает.
— Невестка плакала. Брат… молчит.
— А должен, по‑твоему, петь? — усмехаюсь. — Ладно. Главное — живы. Пока что.
Майк переминается с ноги на ногу, явно колеблется, прежде чем заговорить снова:
— Босс, я могу кое‑что спросить?
Я приподнимаю бровь.
— Валяй. У тебя сегодня день смелости?
— Та девушка, которая кинула в меня вазу… — он невольно трогает скулу, где еще недавно красовался синяк. — Кто она? Почему вы ее не забрали?
Я смеюсь. Смех получается низким, хриплым, слишком долгим, от него даже у меня по спине бегут мурашки. Майк нервно сглатывает.
— Тебе понравилось, как она метает посуду? — усмехаюсь, глядя ему прямо в глаза. — Тебе повезло, что попала всего лишь в тебя, а не в меня.
Майк опускает глаза.
— Мне просто любопытно, босс. Такая… не из пугливых.
— Знаешь, — я поднимаюсь с кресла и подхожу ближе к окну, не оборачиваясь, — забрать ее прямо тогда было бы слишком просто. Скучно.
Я смотрю на свое отражение в стекле. В глазах — спокойная, холодная злость.
— Я хочу видеть ее мучение. Я хочу ждать, пока она сама упадет ко мне на колени. Пока сама приползет и будет молить.
— Но, босс, — несмело возражает он, — она не похожа на такую девушку…
Даже Майку хватило одной встречи, чтобы понять: Дина не из слабых.
Он прав. Она не будет. Не станет. Даже если я буду ломать каждую кость. Даже если буду держать пистолет у ее виска. За себя — нет. Но ради брата…
Я усмехаюсь.
— Она сделает, — говорю спокойно. — Поверь.
Майк медленно кивает и уходит, аккуратно прикрывая за собой дверь.
Я остаюсь наедине с городом и своими мыслями. Смотрю, как фонари играют на лобовых стеклах машин внизу. Огни, огни, бесконечные огни. Они все подо мной.
​
Неделя пролетела слишком быстро.
Все эти семь дней я наблюдал за ней. Не лично, нет. Для этого у меня есть люди. Но каждая сводка, каждый отчет, каждое фото — все я проглатывал жадно, как голодный зверь, следящий за своей добычей.
Она металась. Пыталась достать деньги. Встречалась с кем‑то, торговалась, ругалась. Я видел фотографии, где она едва ли не с кулаками бросалась на какого‑то типа, который попытался схватить ее за руку. Она не спала ночами, глаза красные, но подбородок все так же упрямо поднят.
Смешно.
Она до последнего пытается идти против меня.
Я сижу в своем кабинете, за тем же столом, с таким же стаканом виски. Стол большой, тяжелый, из темного дерева. На нем — папки, пистолет, телефон. Все, что мне нужно, чтобы управлять этим городом и жизнями людей.
Минуты тянутся лениво. Я смотрю на часы, перекатываю стакан в руке. Наконец в коридоре слышатся шаги. Тяжелые — Майка, легкие — ее. Они останавливаются у двери, раздается короткий стук.
— Входи, — бросаю.
Дверь открывается.
Она.
Дина входит, и на секунду в кабинете будто становится меньше воздуха. Взгляд — злой, раздраженный, дерзкий. Впрочем, как всегда.
Я невольно ухмыляюсь.
На ней светлые джинсы, облегающие ее фигуру, и белая рубашка, небрежно застегнутая, с чуть подвернутыми рукавами. Волосы закинуты назад, открывая лицо. Ни грамма макияжа, но она и не пытается нравиться. Она вообще не для кого не старается нравиться.
Ее взгляд тут же втыкается в меня, как лезвие. Мы застываем на пару секунд — я за своим столом, она у двери, с руками, сжатыми в кулаки.
— Ну что, leonessa, — лениво тяну я, откидываясь на спинку кресла. — Тебе удалось добыть деньги?
Она дергается, челюсть напрягается, губы сжимаются в тонкую линию. Ее глаза вспыхивают.
— Нет, — отвечает холодно. — И ты это прекрасно знаешь. Разве не ты просил своего охранника следить за мной всю неделю?
Мой взгляд слегка прищуривается.
Она слишком умна. Слишком наблюдательна. Удивительно. Даже зная, что за ней следят, она шла напролом, не скрываясь, не унижаясь.
— Впечатляет, — усмехаюсь. — Ты даже знала, что за тобой следит мой человек. Невероятно.
— Твои люди не умеют скрываться, — отрезает она. — Особенно этот идиот Майк, который пялится, как будто никогда женщин не видел.
Где‑то за ее спиной Майк кашляет, но промолчит — умный.
Я медленно встаю из‑за стола и подхожу ближе, опираясь руками о край стола.
— Тогда что мне делать, а? — спрашиваю тихо, но в голосе скрип льда. — Кого убить первым?
Я делаю шаг вперед.
— Твоего брата? Невестку? — наклоняю голову, разглядывая ее лицо. — Или тебя.
В ее глазах мелькает боль. Она быстро прячет ее за яростью.
— Что ты получишь, убив нас? — бросает она. — Кроме очередного греха на свою прекрасную душу.
— Дина, — произношу ее имя нарочито мягко, почти ласково, хотя в голосе звучит яд, — я получу многое. Например, буду знать, что обманщиков и лжецов больше нет.
Она сжимает губы, делая глубокий вдох. На мгновение опускает глаза, будто собираясь с силами, потом снова смотрит на меня.
— Мой брат может работать на тебя, — говорит она наконец. — Он выплатит свой долг.
Я фыркаю, как от дурной шутки.
— Leonessa, — я специально подчеркиваю это слово, — ты же понимаешь, что я не позволю лжецу работать у себя?
— Тогда что ты предлагаешь?! — вспыхивает она. — Убить нас?!
В ее голосе нет страха — только злость и отчаяние, переплетенные в тугой узел. Она делает шаг ко мне, приближаясь почти вплотную, глядя снизу вверх.
— Тебе от этого легче станет? Ты будешь спать спокойно?
— Я и так сплю прекрасно, — ухмыляюсь. — Особенно, когда люди получают то, что заслужили.
Она фыркает:
— Не смеши. Такие как ты не спят спокойно. Им постоянно мерещатся те, кого они убили.
Я прищуриваюсь.
— Заглянула ко мне в голову? — делаю шаг ближе, оказываясь почти над ней. — Или это твои детские фантазии?
Она не отступает.
— Нет, это жизненный опыт. Ты же не первый монстр, которого я вижу.
Я усмехаюсь.
— Эх, leonessa, — вздыхаю, будто мне ее даже немного жаль. — Есть один способ, как спасти брата и невестку.
Ее плечи напрягаются.
— Что за способ? — голос жесткий, недоверчивый.
Я смотрю ей прямо в глаза, не моргая.
— Отдай свою судьбу в мои руки.
Она моргает, не сразу понимая.
— Что?!
— Это значит, — я делаю паузу, смакуя каждое слово, — ты должна выйти за меня замуж.
На секунду в кабинете воцаряется тишина. Даже часы будто перестают тикать.
Потом она… смеется. Резко, нервно, с хрипотцой.
— Ты шутишь? — она смотрит на меня так, будто я сошел с ума. — Ты реально поехал?
— Я выгляжу как человек, который шутит? — холодно спрашиваю.
— Ты выглядишь как человек, которому давно пора к психиатру, — огрызается она. — Я не тупая. И мой ответ — нет. Я лучше умру, чем за такого человека, как ты, выйду.
— За какого такого? — я чуть склоняю голову, будто искренне интересуясь. — Чудовище?
— Ты хуже чудовища, — выплевывает она. — Чудовище хотя бы не притворяется человеком.
— Ты не первая, кто мне это говорит, — хмыкаю.
— Очень рада, что некоторые люди придерживаются моего мнения, — парирует она мгновенно.
Я начинаю злиться по‑настоящему.
— Осторожно, — голос срывается на рычание. — Знаешь, что случилось с людьми, которые меня так называли?
Она вздергивает подбородок.
— Предположу… — она делает трагическую паузу. — Они мертвы?
Я приближаюсь еще на шаг, между нами почти не остается расстояния.
— Да. Они мертвы, — шепчу ей почти в лицо.
Я вижу, как в ее глазах что‑то дрогнуло — не страх, нет, слишком глубоко спрятано — но трещина есть. Она смелая, но даже ей иногда больно. Ей плевать на свою жизнь, но не на брата и его невесту.
Она сжимает кулаки так сильно, что костяшки белеют.
— Если тебе так нужны трупы, начинай с меня, — бросает она. — Только не трогай их.
— Не интересует, — отрезаю. — Я не получу удовольствия, если ты просто сдохнешь с гордостью на лице.
— Проблемы с самооценкой? — хмыкает она. — Без моего унижения ты не можешь почувствовать себя живым?
— У меня, — я усмехаюсь, — все в порядке с самооценкой. А вот твоя сейчас будет зависеть от моего настроения.
Она закатывает глаза.
— Какой кошмар. Даже пафос у тебя мерзкий.
— Продолжай, — говорю тихо, — продолжай меня провоцировать. Ты ведь понимаешь, что я могу прямо сейчас приказать вытащить твоего брата вон отсюда, поставить его на колени…
Я резко хватаю ее за подбородок, заставляя посмотреть мне в глаза.
— …и выстрелить ему в голову у тебя на глазах.
Она дергается, пытается вырваться, но я держу крепко. В ее глазах — дикая боль, спрятанная за яростью.
— Тронешь его — я тебя убью, — шипит она.
Я смеюсь ей в лицо.
— Слышал такое уже сотню раз. Ни один не успел.
— Успею я, — отвечает она уверенно. — Просто дай мне шанс.
— Я даю тебе шанс, — шепчу, чувствуя, как мои пальцы сильнее сжимают ее подбородок. — Выйди за меня замуж.
— Никогда.
Я резко отпускаю ее, отталкивая. Она едва удерживается на ногах, но выпрямляется.
— Слушай внимательно, — говорю уже холодно, без эмоций. — У тебя нет денег. У твоего брата — долг. Большой. Я могу закрыть его за одну секунду. Могу так же за секунду снести ему голову.
Я подношу стакан к губам, делаю глоток, не сводя с нее глаз.
— Твоя жизнь ничего не стоит, — продолжаю. — Жизнь твоего брата — стоит твоей свободы.
Она молчит. Только грудь тяжело вздымается.
— Я не вещь, — наконец говорит. — Не твоя. Не чья‑то.
— Ошибаешься, — усмехаюсь. — Все — вещи. Вопрос лишь в цене.
— Продай себя тогда, — роняет она. — Раз уж ты так в этом уверен.
— Я уже продал, — отзываюсь. — Городу. Власти. Деньгам.
Она презрительно усмехается:
— Видимо, скидка была хорошая, раз взяли такой брак.
Майк за ее спиной едва не подавился воздухом. Я медленно ставлю стакан на стол.
— Последний раз спрашиваю, — каждое слово — как выстрел. — Ты выйдешь за меня?
Она смотрит на меня очень долго. В ее глазах — ненависть, презрение, боль и… страх за тех двоих.
— Если я скажу «да», — произносит она тихо, — ты отпустишь их?
— Я не сказал «отпущу», — ухмыляюсь. — Я сказал — они останутся жить. Это разное.
— То есть они будут жить, но останутся у тебя в подвале? — ее голос дрожит от ярости. — Как твои игрушки?
— Как заложники твоей покорности, — поправляю спокойно. — Ты будешь хорошей девочкой — они будут жить в лучших условиях, чем многие в этом городе. Будешь дерзить — я им напомню, кто здесь хозяин.
— Ты больной, — шепчет она.
— Возможно, — соглашаюсь легко. — Но в этом городе больные выживают, а честные дохнут первыми.
Она закрывает глаза на секунду, будто борется сама с собой. Когда снова смотрит на меня, в ее взгляде уже нет паники — только жесткое решение.
— Скажи прямо, — требует. — Или я соглашаюсь и вы заключаете их в нормальное место и не убиваете. Или…
— Или завтра утром, — перебиваю ее спокойно, — в реке найдут два тела. Твоя семья — вода холодная, течением их вынесет далеко. Сомневаюсь, что у них даже будут нормальные похороны.
Ее губы дрожат, пальцы сжимаются так сильно, что ногти впиваются в ладони.
— Ты чудовище, — выдыхает она.
— Мы это уже обсудили, — холодно улыбаюсь. — Ну так что, leonessa? Будешь рычать дальше или, наконец, выберешься из своей гордости?
Она делает шаг назад, потом вперед. Словно не знает, куда себя деть. Наконец замирает, глядя мне прямо в глаза.
— Если я соглашусь, — говорит она, — это будет мой выбор. Не твоя победа.
Я фыркаю.
— Называй как хочешь. Победа останется за мной.
Она сжимает зубы.
— Я… — она будто давится этими словами. — Я…
Пауза. Ее глаза сверкают, слеза наконец прорывается и скатывается по щеке. Она тут же смахивает ее, зло.
— Не жди, что я когда‑нибудь тебя полюблю, — говорит она вместо согласия.
Я ухмыляюсь.
— Я не нуждаюсь в твоей любви. Мне достаточно твоей ненависти. Она куда честнее.
— Тогда знай, — тихо, но очень четко произносит она, — я буду ненавидеть тебя каждую секунду, пока дышу.
— Главное, чтобы дышала, — отвечаю. — А все остальное — детали.
Мы молчим. Комната словно сужается до этого взгляда — ее и моего. Две силы, упершиеся друг в друга.