— Я ничего тебе не дам! — гневно отмахнулся от меня низкорослый лысый мужичек в цветастом потрёпанном кафтане.
О чём он? Я же ничего не просила у него.
— Сэр, мне только... — в очередной раз пытаюсь убедить, что мне бы лишь дорогу спросить.
Почему никто не может просто дослушать до конца? Я ничего плохого не желаю. Этот человек уже третий, кто не в состоянии проявить хоть каплю человечности и ответить на простейший вопрос.
— Отойди, нищенка! — он осмотрел меня презрительным взглядом. — Лучше бы в бордель устроилась, а не приставала к чужим мужьям в людном месте.
— Мужчина, подождите! — я задыхаюсь в возмущении настолько, что проглатываю фразу, и звучит она тихо и скомкано.
Неслыханно. И проституткой, и бродяжкой обозвали за полминуты. Что за вопиющая наглость?
Мельком поглядываю по сторонам. Людная рыночная площадь, ряды лавок с едой соседствуют с одеждой и даже оружием. Здесь последнее сможет прикупить любой желающий даже без лицензии. И воспользоваться, значит, им тоже может, кто угодно, не проходя кучи проверок у полиции и психиатров. Ужасно.
Замечаю, как юноша, ещё только мальчишка лет пятнадцати, вручает торговцу пузатый холщовый мешочек. Тот мельком заглядывает внутрь, взвешивает на ладони и прячет куда-то за прилавок, откуда же и достаёт серебристый кинжал.
А вдруг этот парень псих и сейчас нападёт на кого-нибудь? Если на самого торговца, чтобы вернуть свои деньги или что там у них в этих мешках?
Кто-то грубо пихает меня в бок, из-за чего я валюсь чуть ли не в лоток с капустой. Больно задеваю голенью деревянную дощечку. И один из светло-зелёных шаров всё же вываливается со своего места и подкатывается к моим ногам.
Делаю шаг назад, чтобы поднять овощ и положить его от греха подальше обратно.
— Воровка! — неприятный женский крик тонет в общем гуле. — Воровка!
И вдруг воцаряется неожиданная тишина.
Стою с капустой в руках посреди незнакомого мне рынка со странными товарами, а вокруг столпились люди в каких-то непонятных одеяниях. Они смотрят на меня, разглядывают от пят до макушки, но все как один скривляются в осуждении.
— Отдай! — капусту вырывают из рук, а я инстинктивно пытаюсь её удержать, словно мяч для американского футбола. — Отдай!
Какой-то мужчина подходит к нам ближе, и только тогда я понимаю, что воровкой назвали меня.
— Я ничего не брала. Я только...
Хотела положить упавшее на место, но объясниться мне не удаётся. Возле мужчины оказывается другой, с которым я недавно пыталась поговорить. Они о чём-то коротко шепчутся, поглядывая на меня. Затем знакомый отходит.
— Женщина, верните украденное и за мной, — командирским тоном приказывает высокий блондин со шрамом через всю щеку.
Бандит какой-то! Да ещё и в коричневом костюме! Во всех фильмах бандиты одеты в коричневые кожаные доспехи!
— Я девушка, а не женщина, — зачем-то вставляю свои три копейки я, сердито глядя на этого бандита.
Да о чём я вообще думаю? В каком ещё фильме? Я сама попала в фильм, но только, похоже, настоящий.
И настоящий блондин со шрамом по-настоящему хватает меня за предплечье и грубо толкает в спину, чтобы я шла впереди него. Каждый шаг сопровождается новым настоящий ударом и настоящим веселящимся смехом прохожих. Кажется, для них это развлечение наблюдать за несчастной девушкой, унижаемой каким-то мужланом.
Но не повиноваться я не могу. Ударит сильнее, да и остальные добавят.
Опускаю голову вниз, разглядывая пыльную дорогу под ногами. Куда меня ведут? Кто это такой? Да где я вообще, чёрт возьми, оказалась?
Страх тысячами игл забирается под кожу, задевая каждую мышцу, каждый нерв. Неизвестность и непонятность происходящего вызывает резкое головокружение, из-за чего я на мгновение останавливаю шаг. Полученный за это пинок в спину лишь на самую малость приводит в чувства.
— Что встала, девица? Мне тебя весь день, что ли, вести? Мне за количество платят, а не красоту, — лямка майки спадает с плеча от нового толчка этого мужлана. — Пошла, давай!
Я мысленно ругалась на всём протяжении этого извилистого пути. Мы плелись через лавки, раздвигая пялящийся на меня, как на диковинную зверушку, народ.
А отличалась я от них довольно сильно. Взять только мою одежду.
— Что за странная девица? — краем уха улавливаю женский шёпот слева.
— Иноземная, — короткий ответ.
Меня обсуждают. Сплетницы есть везде. В любом городе и коллективе.
— Да понятно, что иноземная! Но откуда? Кейп? Изалис? — первая дама начала перечислять непонятные для меня слова, но её голос быстро затерялся среди гула других, более близких и громких.
Постепенно столпотворение проредело, и как я поняла, мы покинули центральную площадь, попав на какую-то узкую улочку.
— Что опять остолбенела? Дикая? — спустя продолжительное время нашего похода заговорил мой пленитель. — Перегрелась?
Правда, а я и не заметила, что солнце находится прямо в зените. Поднимаю глазу к нему и тут же щурюсь от боли. Такое яркое! Никогда не видала ничего подобного! Да куда же я попала?
Рядом практически никого нет, кроме нас двоих, белой лошади вдали и пустой улицы со светлой каменной брусчаткой. Очевидно, мы вышли к своеобразной дороге, ограниченной низкими строениями по обеим сторонам.
Ни одной машины, ни следа от шин. Да и проезжать через такие ухабины будет неприятно всем пассажирам. Для чего же тогда подобная отделка? Может, специально для пешеходов и туристических рикш выложили? Развлекают новоприбывших пародией под средневековье? Может то, как эти люди ведут себя — это всего-навсего большой розыгрыш?
Но не могли же они устроить настолько масштабный и маскарад ради меня? Так реалистично выглядит их игра. А я же всего лишь...
— Лезь! — приказывает блондин, обратив всё внимание на себя.
Он быстро проводит рукой по своему бедру, сверкнув нетерпеливым взглядом.
Оружие. Он непроизвольно намекнул, что непослушание обернётся мне чем-то неприятным?
Одна клетка сменяется другой. Это кажется смешным, но я действительно рада такому перемещению.
Понятия не имею, сколько прошло по времени, но по ощущениям поездка через все возможные неровности и ямы заняла не меньше часа. Час в кромешной тьме наедине со своими мыслями и трясущимися стенами и полом, отбившими мне все части тела.
Это было время, как говориться, на подумать, но в мыслях крутились сплошные обрывки ругательств и паники. Что мне делать дальше? Ждать.
— Имя?
Они вытащили меня едва стоящую на ногах и всю в зреющих синяках на новую улицу, но куда более мрачных оттенков. Вместе брусчатки нежных цветов под ногами оказалась земля, испещренная множеством следов копыт.
Благо встречи с напугавшей меня огромной лошадью не последовало. Блондину со шрамом даже не понадобилось меня подзывать — сама, как миленькая побежала вперёд него. Так мы и очутились внутри единственного в округе кирпичного здания. И судя по тому, что сейчас я стою между выпрямленных по струнке мужчин перед массивным деревянным столом, то привели они меня в подобие полицейского участка.
Отлично, не таким образом я хотела бы познакомиться с правоохранительной системой.
Мужчина, при котором мои пленители притворились послушными солдатиками был виден из-за стола лишь наполовину. Но и этого мне хватило, чтобы отметить его атлетическую массивность. Человек был явно уже не молодой. Всё лицо в мелких старых шрамах и ожогах, отвлекающих внимание от глубоких старческих морщин.
Видно, что он был тем ещё любителем драк, но возраст берёт свое, поэтому и посадили такого грозного человека перебирать бумажки. Вряд ли он чувствует себя на своём месте, но зато авторитет среди остальных не растерял.
Имя. Он спросил моё имя негромко, но этого хватило, чтобы вся моя душа заледенела. Никогда не встречала таких людей. Умеющих напугать одном лишь словом. Наверняка, он специализировался на допросах.
— Ан.. — заикаюсь, когда грозный скучающий взгляд задерживается на моём лице. — Анжелика.
Тот смотрит не моргая.
— Закатов светил?
Чего? Что это за вопрос такой? Каких ещё закатов? Ослышалась?
Заметив непонимание на моём подрагивающем в напряжении лице, он соизволил пояснить:
— Возраст.
— Двадцать четыре.
— Иноземная невежда, — раздалось совсем тихо справа. Мой старый знакомый блондин не сдержался, чтобы вновь не унизить меня.
Нельзя, что ли, сразу нормально говорить? Что это за шутки со светилами?
— Место рождения? — сталь в голосе, словно нож, вскрывающий свежую рану.
— Россия, Екатеринбург, улица Чапаева, дом 17, квартира... — не возникло даже задней мысли не отвечать ему или слукавить.
Этот человек точно распознает ложь лучше любого школьного учителя старой закалки. И накажет суровее, чем вызов родителей после уроков.
— Род деятельности? — он не менялся в лице, не комментировал мои ответы, просто накидывал следующие, как теннисные мячи, от которых так легко не увернешься.
— Учитель математики.
Воздух будто потяжелел, в ожидании нового словесного удара, но человек замолчал. Впервые за этот разговор всеобъемлющая скука в его взгляде уступила место чему-то другому. Тому, что я не в силах разгадать.
Остальные обернулись на меня и поджали губы, то ли в удивлении, то ли в пренебрежении.
— Разберёмся, — подвёл черту моего недолгого допроса.
Ассоциации со школой не шли из головы. Профессиональная деформация уже успела укорениться в сознании. Но лучше бы это была школа, а не средневековая полиция.
Вот, куда они меня сейчас денут, пока будут «разбираться»? В подвал к диким медведям? Или запрет в темнице с отпетыми головорезами, чтобы я не дожила до разборов?
Я не заметила, как главный кивнул блондину, и тот сразу же потребовал идти за ним и не отставать.
Выхода снова не было. Может, мне убежать? Но три здоровых мужика вряд ли тут просто так штаны просиживают. Поймают быстро. И значок за ГТО в 11 классе мне тут не сможет помочь.
Окно — маленькая кривая щель в неровной стене, размеров которой едва хватает, чтобы эти люди не сидели здесь в полной тьме.
— За что меня привели сюда? Кто вы вообще такой? — вид солнечных лучей немного привёл меня в чувства.
Пусть страх перед этим серьёзным дядей абсолютно никуда не исчез, но какое он имеет право меня приводит непонятно куда и допрашивать? Сейчас ещё и в клетку упекут! Что за день такой?
— Разберёмся, — бесцветно бросил мне фразу, как глупой собачонке. — А кто я такой? Если не знаешь, то лучше и не узнавать.
Я не хотела поворачиваться к нему опять. Сердце не выдержит от ужаса. Легче спрятать взгляд на спине блондина, чем видеть это изуродованное лицо.
— Идите.
Последнее, что я услышала перед тем, как меня поволокли по кривой лестнице вниз в подвальное помещение.
— Это тюрьма, да? — с сомнением спросила я у блондина, когда мы оказались в узком коридоре с решётками по обеим сторонам.
Тот хмыкнул. Кажется, ему понравилось наблюдать за тем, как я разглядываю ржавые прутья.
Изумление и отвращение явственно проскальзывают у меня на лице. Да тут даже помойная крыса бегать откажется! Что за ужас? На полу что-то разлито, а за ближней решёткой прямо пятой точкой на холодном камне сидит... скелет! Привязанный наручниками к какой-то немыслимой деревянной конструкции!
— Что это? — в ужасе шепчу я, отходя на шаг, но упираюсь спиной в противоположную клетку.
Неужели это мой конец? Я даже не поборолась за своё спасение. Они сейчас привяжут меня, как этого бедолагу, и я помру от голодной смерти!
И я побежала. Вверх по облупленным ступеням! Лишь бы не упасть. Лишь бы добежать до входной двери! Хоть бы все там уже разошлись. Боже, пожалуйста, боже!
Добежать до двери, потом на улицу, в подворотню какую-нибудь, а дальше разберёмся. Смешаюсь с толпой, притворюсь настоящей бродяжкой и пережду. Но всё потом-потом!
Первая ступенька к выходу, вторая, третья...
Вокруг шеи смыкается удавка.
— Нет, — вырывается придушенное.
— Тише! — в ушах резко зазвенело от нехватки кислорода, но злое шиканье раздаётся совсем рядом. — Не надо злить его!
Блондин снимает с лестницы и возвращает меня на прежнее место. Хватку локтем на шее ослабляет, но не выпускает полностью.
— Ещё хоть что-то сделаешь, я свяжу тебя! Стой смирно! Поняла?
Мои пальцы смыкаются на его руке, пытаясь оторвать от себя. Но через силу одёргиваю себя. Отпускаю. А он освобождает меня из захвата.
— Вперёд, — провожает меня через несколько камер к предпоследней.
В некоторых я заметила людей — кто-то спал, а кто-то развлекал себя наблюдением за моим побегом. Но на удивление, никто не издал ни звука. Ни смеха, ни оскорблений, ничего.
— Заходи.
Он открывает дверь камеры. Я быстро осматриваю её целиком. Окон нет. Три облезлые стены и одна решетчатая.
Благо зверей в этой клетке нет. Успеваю выдохнуть с лёгким облегчением. Но тут замечаю что-то на полу. Вернее, кого-то.
Чёрная мантия скрывает тело целиком и лишь кипенно-белые локоны выглядывают на контрасте из под капюшона.
— Сиди здесь пока, — пленитель вталкивает меня в камеру и закрывает дверь прямо перед носом.
Решётка на ощупь ребристая и влажная. Мерзость! Одергиваю руку.
— Веди себя хорошо, — он мельком глянул на человека в чёрном. — И прикрой этот срам.
— Чего?
Но мужская спина и быстрый шаг ответа не дали.
— Офигенно! — кричу я, когда поступь сапог сливается с тишиной. — Просто супер!
Нет, ну надо же! В клетке! Что бы сказали родители? А ученики? Анжелику Кирилловну обвинили в краже капусты и посадили в тюрьму! Изумительно звучит!
— Действительно, изумительно, — тираду моих гневных и истеричных мыслей неожиданно прерывает мужской голос.
Ой, а я и забыла уже, что не одна тут. Я вслух говорила, что ли?
Человек в чёрной мантии сидит на полу. Ведь кровати или хотя бы скамьи здесь нет. Его голова повернута к противоположной от меня стене, из-за чего я вижу лишь белёсую макушку. Она именно белая, не серовато-седая, а белая, как снег. Парик? Но, разве, в тюрьме не отнимут парик? Да и зачем мужчинам белый длинный парик? Судя по голосу, он не ребёнок, но и не пенсионер.
— Верно, — неуверенным тоном подтверждаю сказанное.
Ещё одного бандита мне хватало. Вдруг он маньяк? Не просто же так он за решёткой. Что же делать? Молчать? Спросить прямо «ты маньяк?». Нет, даже если не хотел нападать, то может обидеться и напугать просто назло. Дети часто делают так в школе.
— Вы тоже злостный похититель овощей? — решаюсь зайти с шутки.
А то он притих и сидит, так и не удостоив меня взглядом. И не видно, понравилась ли ему моя шутка или нет.
Молчит. И когда я уже решаю, что он не ответит, оставив меня разбираться в себе одной, я услышала тихий шелест ткани. И голос. Негромкий спокойный и приятный баритон:
— Кили просил вас поправить одежду.
— Кто?
— Стражник.
Со стороны я, наверное, выгляжу, как полная идиотка. Хлопаю ресницами и не понимаю, что происходит. Кили?
Ах, точно! Перед уходом тюремщик сказал прикрыть какой-то срам.
Нервно оглядев себя, замечаю предмет разговоров.
Я была одета в джинсы и шелковую майку. Под майкой находился бюстгальтер без бретелей. И сейчас он не совсем на нужном месте.
Видимо, когда пыталась сбежать, он сполз. Теперь у меня просвечивали бугры швов на животе и вставшие от зябкого холода камеры соски.
Как стыдно.
Собираюсь поправить всё незаметно, но этот белобрысый уже закончил изучать пустую стену и глядел прямо на меня, едва улыбаясь одними глазами. Весело ему.
Разворачиваюсь, но в противоположной камере тоже кто-то есть!
— Отвернитесь, пожалуйста, — прошу своего соседа, и тот ещё раз оглядев меня целиком, притворяется, что я ему абсолютно не интересна.
Но просьбу не выполняет. Просто скучающе наблюдает и молчит.
Нахал!
Надо отойти к стене, чтобы не видел, как я натягиваю лифчик... но что-то меня цепляет в этом человеке. Глядит, как на пробегающую за окном кошку. Эмоций нет, будто сквозь меня разглядывает неинтересные пики решетки.
Знаешь, что, сосед. Я никогда так не делала, но ты меня вынуждаешь. Не знаю, почему я делаю это. Безвыходность ситуации и перегруженный мозг заставляют творить необдуманные глупости. И я не в состоянии противостоять этому странному зову.
Вынимаю заправленную в джинсы майку и просовываю под неё руки. Замерзшие пальцы соприкасаются с разгоряченным телом, и стая мурашек сбегает от моих рук во все стороны.
Стою прямо напротив беловолосого, глядя на него сверху вниз. Застыв, как статуя, мужчина ни на миллиметр не меняет своё положение. Выжидает развития событий или просто думает о чём-то своём.
Поднимаю спавшую сетчатую ткань с живота и быстрым движением натягиваю на грудь. Из-за этого она на долю становится видна сквозь прозрачное бельё. Но я с румянцем на щеках, довожу дело до конца.
Он явно смотрел, но даже бровью не повёл. Будто каждый день перед ним проводят сеансы женского стриптиза.
Ну, и зачем я это сделала? Заправив майку обратно в джинсы, понимаю, что испачкала нежную бежевую ткань в какой-то саже. Видимо, прутья были в этой чёрной грязи.
Теперь и майка, и лиф, и живот остались в заметных разводах. Может, поэтому мужчина и сидит, облачённый во всё чёрное? Чтобы пыль и грязь от этой темницы не портили его загадочный образ?
Весёлое нам предстоит соседство, чувствую.
— Так, а за что вы тут сидите? — решилась спросить я, но уже через минуту разочарованно поджала губы.
Ответить сосед не соизволил.
С момента нашего последнего диалога по ощущениям прошло не меньше часа. С тех пор, мужчина не то, что слова не проронил, а вообще, кажется и пальцем не пошевелил.
Спокойно сидел на том же самом месте, на котором я его и увидела. Прямо на холодном и, несомненно, грязном каменном полу. Таинственный, облаченный в чёрную мантию с так же накинутым на голову капюшоном.
Смотрелся он необычно. Но всё в нём будто бы сочеталось друг с другом. Выглядел он лет на сорок, не больше. Немолодое лицо мужчины было ровным, без уродливых шрамов и ожогов, как у тех, с кем мне здесь уже довелось познакомиться.
Веки он прикрыл, из-за чего цвет радужки глаз остался мне, пока что, неведом. Зато имелась возможность вдоволь его разглядеть, не боясь показаться назойливой или наглой.
Особенно меня привлекли эти удивительные локоны, выглядывающие из под тёмной ткани. Не удивлюсь, если к белому цвету волос к ним в пару идут и кровавые вампирские глаза. Да и весь образ бы вполне сложился — боящийся солнца кровопийца в чёрной мантии.
Может, он покрасившийся сектант? Точно. С чего я вообще решила, что цвет волос настоящий? А щетина тогда просто седая!
— Дыру ещё не прожгла? — произнёсли дёрнувшиеся губы, на которые я обратила внимание.
Я слегка вздрогнула от неожиданности и сразу же отвернулась. Затем, решив, что веду себя, как маленькая девочка, вновь посмотрела на говорившего. Глаза он так и не открыл.
— С чего вы взяли, что я смотрю на вас? — приняла напускную оборонительную позицию.
Неужели мой взгляд настолько осязаемый? Или он сам тайком подглядывает за мной?
Незаметным движением, скользнула рукой по груди. Хотя бы лифчик на месте.
— Если не смотришь, тогда сразу бы и не поняла, о чём я спрашиваю, — мне показалось, что в голосе проскользила ухмылка, не проявившаяся на лице.
Попалась. Развёл меня, как девчонку. Ещё и общается, как с ребёнком.
— Да, смотрела, — сознаюсь. — Мало ли, что вы выкинете. Мы всё-таки не на детском празднике сидим, чтобы не ждать от вас подставы.
— И что, думаешь, я хочу сделать с тобой?
Его слова меня пугают. Обычно так и начинаются пытки в фильмах. Сейчас я что-то произнесу, а он воплотит это в реальность.
Но мужчина не двигается, продолжая расслабленно сидеть на своём месте.
— Не знаю, — выдыхаю, на всякий случай, прислоняясь к самой двери нашей темницы.
Чем ближе к выходу, тем безопаснее ощущаю себя. Если я закричу, то придёт ли охранник? Спасёт ли меня от этого странного человека?
— Боишься меня? — угадывает очевидное и, наконец, я лицезрю его глаза. Серые. — Почему же?
Я не понимаю. Просто больше ничего не понимаю в этой жизни. Отбросим произошедшее, хорошо. Подумаем сейчас только о мужчине. Он же только что игнорировал все мои вопросы, да вообще моё существование. А что сейчас? Играется? Подшучивает?
— Вы странно выглядите, — выпаливаю то, о чём думала всё это время, разглядывая непривычный образ. — Так только на хэллоуин наряжаются.
Становится неловко так открыто смотреть на него. К горлу подкатывает ком, и я нервно обращаю внимание на замок камеры. Пальцы непроизвольно дотрагиваются до него, приподнимая и отпуская со звенящим звуком ударившегося металла об металл.
— Это кто ещё из нас двоих странно выглядит?
Теперь я уверена на все сто процентов, что мужчина смеётся надо мной. Однако продолжаю концентрироваться на замке. Выбраться отсюда важнее, чем болтать о ерунде с сокамерником. Но ведь за проведённое время, я уже успела потрогать и подвигать всё, что здесь находилось. Кроме мужчины, конечно.
— А что со мной не так? — и всё-таки мне любопытно, что он скажет.
Да и, если честно, то я скучала по простым разговорам. С тех пор, как я открыла глаза в незнакомом мне месте, ещё никто не говорил со мной на равных. Все либо хамили, либо избегали. А про этих стражников и вспоминать не хочется. Чувствую, завтра кожа приобретёт некрасивые оттенки из-за полученных синяков.
— Ты совсем другая, — только это он и сказал.
Без пояснений и разжевываний. Мог бы и совсем промолчать. Толку от его ответа всё равно никакого. Вот же всё надо уточнять, унижаться и лезть с расспросами!
— А если точнее? Из нас двоих, как мрачный вампир выгляжу совсем не я, — ощущаю, как собственная бровь придирчиво поползла вверх.
— Вампир? Кто это?
— Издеваешься?
Тот пожал плечами. И после такого «странной» остаюсь я?
Громкий выдох с ноткой хриплого стона вибрацией отражается от старых стен. Опускаю лицо в ладони и трясу головой.
Сил нет уже думать. Я так устала за этот день. Этот постоянный абсурд за абсурдом доведёт меня до срыва, не иначе. Безумие.
Хочется просто закрыть глаза и проснуться в своей кровати, обнимая мягкую игрушку в форме нерпы.
Но слоило убрать руки от лица, мои мечты вновь рассыпались о грязный пол. Клетка, сосед и теперь ещё сажа на лице.
Плевать. Уже абсолютно плевать, как я выгляжу.
— Давай сбежим, — предлагаю серьёзно.
Ни единый мускул на его лице не дрогнул.
— Сбегай.
— Вместе у нас больше шансов выбраться отсюда, — медленно убеждаю его сделать хоть что-то. — Ты, наверняка сильный, попробуй хотя бы. Да и на свободе куда лучше, чем здесь.
Пытаюсь убедить, надавить на базовые людские потребности в тепле, безопасности и нормальной пище.
— Я не хочу.
Что? Он серьёзно? Ему нравится сидеть тут, как помойная крыса?
— Ты псих, — мотаю головой в сторону и встречаюсь с ним глазами.
Наша игра в гляделки обратилась беспокойной битвой. Секунда, пять. Взгляд замылился, хотелось моргнуть, чтобы смочить сухие белки. Но проиграть я не могла.
Этот загадочный мужчина, не сделав ничего особенного, вдруг разыграл во мне такое неуместное сейчас любопытство. Кто он такой? Откуда?
Неровную кирпичную стену полупустого кабинета украшала пышная коричневая шкура. Ворсинки толстые, длинные и, наверняка, жёсткие. На пол такое не постелешь — моментально покроешься мозолями. Хотя кому-то и по гвоздям ходить нравится.
Я мысленно поблагодарила хозяина кабинета, что это хотя бы просто мех. Без голов, копыт и прочих радостей закоренелого таксидермиста.
Под шкурой располагался массивный, но узкий стол, заваленный какими-то мутными пергаментами и скрученными свитками. Посередине строгим ровным пламенем вертикально вверх глядела свеча в обыкновенном металлическом канделябре без изысков. И перо, яркое, похожее на павлинье, опущенное в колбочку с чернилами находилось здесь же.
Ни единого намёка на технику или современность.
Они тут с ума все посходили со своей игрой в средневековье?
Может, про меня фильм снимают? Я мельком оглядываюсь в поиске скрытых камер, но натыкаюсь взглядом лишь на железный стул, перевязанный цепью с толстыми полновесными звеньями.
Атрибут пыток.
Страх сотрясает леденящей дрожью. Холодно. Как же здесь холодно. Даже подъем наверх по лестнице ни на процент не согрел моё несчастное тело.
— Не знаю, зачем вы решили нас всех тут одурачить, Анна Лир, — за деревянным столом, но на простом табурете восседал мой старый знакомый.
Зажав между пальцев павлинье перо, он быстро оставил какую-то пометку на одной из бумаг перед собой и отодвинул её в сторону.
Мужчина сложил руки в замок, уперев о деревянную твердь, и посмотрел прямо на меня. Пробирающе, уничтожительно.
— О чём вы...
— Мы установили, кто вы. Не сомневайтесь. С нашими возможностями это не заняло и дня, — не обратив внимания на мои попытки что-то промямлить, он продолжил. — Вам повезло, что мы находится не в вашей родной стране. Там бы не факт, что вы дожили до того, как расследование сдвинулось с места. Эти маги из Кадо очень нерасторопны даже в отношении своих верноподданных. Что уж говорить о чужестранке, представляющейся выдуманным именем и прикрывающейся несуществующей страной.
Так. Подождите. Выдуманное имя? Несуществующая страна? Да то, как он говорит... как русский? На нашем языке, нашими словами.
— Но я вам не...
Чужая рука твёрдым жестом показывает мне молчать и оставаться на месте. Соседствующий со мной незнакомый тюремщик слегка напрягся, но я не сдвинулась ни на шаг. Наоборот, хотелось сжаться в клубок и превратиться в невидимую пылинку.
О чём он, чёрт возьми, говорит? И почему я не могу отреагировать на выпады в свою сторону?
Этот мужчина одним своим видом вдавливает меня в пол и закрывает рот. В мыслях воцаряется пустота.
Я уже согласна быть и Анной, и Анжеликой, и магом из какого-то Кадо. Лишь бы отпустили.
Но он же просто так не освободит меня из плена. Поиздеваться хочет, приписать измену родине, сокрытие личности или что там у них бывает.
— Что ж, поздравляю, — он наклонил голову в бок. — Вы свободны.
А потом и упекут на подольше с такими-то обвинениями.
Стоп. Что?
Брови поползли вверх так сильно, что я чувствовала, как натягивается кожа на моём лбу. Аж в горле всё пересохло от удивления.
— Советую вам больше не укрывать от стражи своё настоящее имя, если не понравилось гнить в клетке. Кличками будете удивлять своих клиентов.
— Как? Каких ещё клиентов, — почему-то эта фраза задела меня сильнее освобождения.
Наверное, я уже просто не осознаю своё счастье. Сейчас я выйду из этой сырости и пойду. Вперёд. И никто меня больше не толкнёт и не заставит развлекать беловолосых дядей своим присутствием. Не верю.
— Разве вы так и не поняли, за что вас привели сюда? — он хмыкнул, и самый большой шрам на его лице показался ещё более зловещим. — За продажу своего тела не в борделе. Поступило много жалоб.
Слово «много» он растянул настолько, что даже невиновную меня заставил устыдиться.
Я хотела закричать, даже подалась грудью вперёд. Как он смеет обвинять меня в подобном? Да кто он вообще такой?
Но твёрдая рука непреодолимым ограничением преградила мне путь к столу. Этот стражник, пешка в этой игре, отреагировал молниеносно. Защитил своего хозяина от слабой девушки, чья честь была задета грубой фразой.
Молодец, мужчина! Победил!
— Не совершаете необдуманных действий, — предупредил он серьёзно, но зловещая улыбка лица не покинула. — А то я могу передумать.
Эти слова отрезвили мой пыл. Чёрт с ним. Пусть отпускает уже, а наобижаться я успею в другом месте.
Шкура за спиной человека мозолила мне глаза. Надеюсь, не он её сорвал с бедной животинки. И не сдерёт с меня, если я вдруг опять захочу биться за справедливость, которой тут нет ни на грамм.
— На выход, Анна Лир, — скомандовал стражник и надавил на моё плечо своей вытянутой рукой.
Развернулась. Подчинилась. Анна Лир, чёрт возьми.
— Постойте, — велел подчиненному главный. — Забыли кое-что.
Пришлось вновь оглянуться.
Выдвинув ящик массивного стола, он достал белый конверт.
— Это ваше, — положил предмет на самый край стола, чтобы мне не пришлось далеко тянуться. — От дяди.
Я покосилась на конверт, затем на тюремщика. Какого ещё дяди? У меня никогда не было никакого дяди.
Солдат вытянулся, чтобы забрать мою посылку, но начальник мотнул головой. Ему хотелось, чтобы я приняла бумагу собственноручно. И расписалась за получение и освобождение.
Я посмотрела на прямоугольный лист скептически. Вряд ли он смазан ядом. А если яд внутри? Да почему вообще мне в голову такие мысли идут?
— Возьмите, — произнёс главный, стукнув указательным пальцем по конверту. — И больше я вам не советую получать подобные. Здесь это не принято.
— Да я...
Он опять не дал мне договорить. Что за привычка перебивать и не слушать женщин? Мужлан!
— Да-да, вы все так говорите. Забирайте и уходите, пока я добрый.
Мои зубы сжались, болезненно чиркнув друг по другу.
Стражник вывел меня на улицу и даже коротко поздравил. Сообщил, что с такими посылками, кивнув на зажатый в моих пальцах конверт, отсюда так легко не выходят.
Вручили письмо со странной печатью и вышвырнули на незнакомую улицу.
Привычным движением руки хлопаю себя по правой ягодице, в попытке достать телефон из заднего кармана, но уже в который раз натыкаюсь на пустоту. Точнее на мягкую, упругую не пустоту, но прока от этого всё равно нет.
Как со мной могло приключиться такое, что оказалось непонятно где без телефона и единого гроша в кармане?
Бредя по пыльной земле и подкидывая некогда белым кроссовком дорожный камушек, пытаюсь прийти в себя и сосредоточиться.
Думай, Анжи. Или я теперь Аня?
Нервный смешок вылетает с моих губ, и я не сдерживаюсь. Присаживаюсь на землю прямо там, где только что шла. Среди деревянных избушек с грязными окнами, в которые невозможно ничего разглядеть.
Каталась на карусели в детском парке.
Смех бурной и громкой волной вырывается из груди.
Залезла на белого единорога. Такого пластмассового и неудобного.
Истеричная слеза быстро накапливается в уголке глаза.
Ухватилась за его гриву, когда карусель неожиданно подпрыгнула. В страхе закрыла глаза.
— Карусель, карусель — это радость для нас! — пропела я на всю пустую улицу.
Что они прячутся в своих домиках? Пусть выйдут и споют со мной это добрую детскую песенку!
Слёзы струятся по щекам, а я продолжаю начитывать слова наизусть. Иногда приступ смеха прерывает и мне приходится заводить песенку сначала.
Надо же, как здорово. Словно в детской сказке! Единорог унёс меня в волшебную страну! И теперь я стану тут принцессой!
Волшебная страна, я смотрю на тебя с улыбкой, а ты мне отвечаешь покосившимся домом с выбитыми окнами на чердаке. За что ты так со мной? Давай петь и веселиться!
Конверт легко высказывает из моих рук, когда я возвожу их к небу. Такой лёгкий и невесомый. Сейчас его поднимет жаркий ветерок и унесёт обратно на детскую площадку к прошлой мне и моим ученикам, с которым я была тогда на прогулке.
— Боже мой!
Мысль больно пронзает всё тело. Ученики же остались там! Я настолько погрязла в своих страданиях и проблемах, что напрочь забыла о них! Как после такого называться учителем? Я обещала следить и защищать их!
— Идиотка! Дура!
Тело оседают к земле. Со всей силы ударяю кулаком о твердь, поднимая в воздух слой пыли, быстро взлетевшей к моим лёгким. Я закашливаюсь. В грудь словно насыпали песка, а голос продолжает надрываться от безумных криков и кашля.
Сейчас задохнусь. Задохнусь, если не перестану биться об землю. Но руки не слушаются. Обломанные ногти прорезают кожу на ладонях, куда тут же прилипает грязь, смешиваясь с засохшей тюремной сажей.
— Уйди с дороги, дура! — цокот копыт сквозь глухоту от слёз и кашля долетает до ушей.
Отрезвляет, но слишком поздно.
Мимо меня проносится ветер и тряска смерти.
Я оказываюсь полностью лежащей на земле. Камни впиваются в бок, раздирая несчастную майку.
В паре сантиметров пронеслась повозка, запряженная одной лошадью. Это столкновение могло стоить мне жизни...
Всё, всё, тихо, Анжелика Кирилловна. С детьми всё в порядке. Ты же не одна их повела на прогулку. Дина и Кира уследят. Они опытные педагоги. Компетентные. Лучше тебя.
Переваливаюсь на спину и, быстро закинув голову небу, выдыхаю, широко отрыв рот и глаза.
Вставай и борись, Анжелика. В происходящем должен быть смысл и логика. И у тебя должен быть свой смысл. И сейчас он определён чётко — выяснить, где ты и вернуться домой.
Решено. Слабо поднимаю руку и ударяю себя в грудь кулаком. Надо вставать, а то в следующий раз так и насмерть сбить смогут.
С горем пополам я добрела до оживленной улицы. Не такой плотно набитой людьми, как ранее посещённый рынок. Это и хорошо. Не затопчут хоть.
Оттереться от грязи мне так не удалось. Попросилась в туалет в какой-то, судя по вывеске, аптеке, но на меня лишь злобно зыркнули и погнали прочь. Подобное повторилось и в цветочном, и ещё нескольких местах с совсем несовременными названиями.
Ну, кому в нашем мире может понадобиться кожевник? Разве что, любителям косплея и реконструкции. Но не будет же половина города этим заниматься.
Но одеяния местных жителей? Длинные юбки в пол и многочисленные рюшки на девушках и женщинах. Рубахи, мантии и широченные рабочие брюки преимущественно на всех мужчинах.
Маскарад, да и только.
Одна я тут, как белая ворона, в современной одежде и дикими повадками озираюсь, как заблудший зверёк.
Рядом оказывается молодой парень и протягивает мне прямо в лицо какие-то бумаги. Не боясь показаться сумасшедшей, отпрыгиваю от него и обхожу за несколько метров, слившись с группой женщин. Теперь я с мужчинами аккуратна. Не хватало ещё раз загреметь в участок с обвинениями о домогательствах и продаже интимных услуг. Придумали.
Я честная девушка. Учитель начальных классов!
— Газеты! Свежие газеты! — прокричал этот парень и двинулся вдоль улицы.
Давно я газет не видела вживую. Хотя, вроде бы, на рассылки ещё можно подписываться на почте. По старой памяти для консервативных бабушек. Но как же удобно, когда есть интернет, и все интересующие новости можно найти за считанные секунды.
Тут интернета нет. Никто на это слово даже глазом не моргнул. Решили, что я спрашиваю про какое-то экзотическое блюдо.
Постойте.
— Парень! — я отбежала от брезгливо морщащихся женщин. — Дай мне газету!
Там же может быть информация о том, где я! И как попасть домой! Хоть какая-то зацепка.
Если телевизионщики хотят, чтобы я сыграла в эту игру и разгадала тайну возвращения — то я сделаю это. Чего бы мне ни стоило!
Всё равно другого выхода нет.
— Конечно, Госпожа, — он облизывает палец и отделяет одну стопку от других.
Надеюсь, у него нет болезней. Всякой там чумы средневековой.
На губах появляется усмешка. Вряд ли пранк мог зайти так далеко.
— С вас три медяка, — мило улыбается парень.
На автомате выворачиваю правый передний карман, куда иногда складываю мелочь, но, как и ожидалось, в нём находилась лишь пустота. Да и медяк, который от меня требуется, вряд ли бы соответствовал российскому рублю. Их уже давно делают из стали.