Дурное предчувствие холодило затылок. Всем своим существом Робб ощущал погоню и охотничий восторг ищеек. Его рука онемела и висела бесполезной плетью. Это очень, очень дурной знак. Возможно, нож того парня, замотанного в черные тряпки, был смазан ядом, который теперь медленно расползался по его жилам. Сейчас перестала работать только рука, а сколько понадобится времени, чтобы остановилось само сердце? От такой перспективы его прошиб пот, и рубаха Робба вмиг промокла. Ночной холод тут же схватил его ледяными лапами, подтолкнул еще ближе к краю.
Робб привалился к стволу толстого дерева, сполз на землю. Держась за поврежденную руку, он обернулся, пытаясь в темноте разглядеть преследователей. Ему казалось, он слышал их голоса, восторженное подвывание, будто гнались за ним не люди, а звери. Тяжело дыша, Робб откинул голову, прижимаясь затылком к шершавому стволу. Нет, ребята, шутите, Робба Кроу вы так легко не возьмёте. Хотите узнать, что у него внутри? Так догоните и посмотрите сами.
Он заставил себя подняться на ватные ноги и, спотыкаясь, побрел дальше. Каждый шаг давался ему неимоверным напряжением воли, но он раз за разом делал его, сжимая зубы, напоминая себе, кто он такой и что он не может просто так сдаться. В какой-то момент мысли в голове превратились во влажную вату, стали невнятными, мягкими и прогорклыми, и Робб неожиданно для себя обратился к богам. Слова молитвы всплыли в памяти сами собой, вложенные в его тугую голову с детства, и когда разум предал его, всплыло подсознательное.
“Великая Матерь драконов и людей, взываю к Тебе и молю о жаре Твоем, о милости Твоей. Великая Матерь драконов и людей, взываю к Тебе и молю о жаре Твоем…”
Дом вырос из клубящейся темноты, словно призрак. Мутно блеснули окна эркера, в беззвездную высь поднималась кривая крыша. Робб, гонимый неверной надеждой, добрался до двери и дернул её на себя. Закрыто. Или он ослаб настолько, что с куском дерева справиться не в состоянии. Рассчитывая спрятаться где-нибудь за домом, он начал огибать его, шаря действующей рукой по стене. Ему показалось, что он слышит стук копыт, и заторопился, и когда пальцы его нащупали пустоту, Робб от неожиданности всем весом своим свалился в дыру в стене. Откуда она здесь, он не успел подумать, потому что обрушился боком на какую-то мебель. Затрещали доски и его рёбра, вспыхнувшие болью, поднялась туча пыли, а перед глазами поплыли звездочки. Собирая последние силы, Робб пополз в сторону. Молитву в его голове перебивала навязчивая, словно паразит, мысль: нужно забиться в угол. Но в доме стояла такая непроглядная тьма, что Робб не мог бы поклясться, что ползет действительно в угол, а не в центр комнаты. В тот момент, когда за стеной послышались голоса и реальный топот лошадиных копыт, он приподнялся на локте, потратив на это последние силы, и упал на пол без чувств.
***
Виара плыла посреди ничто. Нет, конечно, фактически она сидела, сжавшись в комок и подобрав колени к груди, на полу какого-то грязного заброшенного дома, в котором было темно, хоть глаз выколи, и пахло трухлявыми досками и плесенью. Но она не помнила ни имени своего, ни семьи, ни того, что происходило ранее. Виара — так она назвала себя сама — чувствовала себя вне времени и пространства, будто вместе с именем её лишили личности, истории и самого существования. Телу было холодно и голодно, а разуму жутко, но по-настоящему стало страшно, когда в дом ввалился какое-то огромное существо. Оно наделало много шуму, а потом грохнулось у дальней стены и затихло. Умерло, наверное. А вслед за этим раздались голоса, и ржание лошадей, и чьи-то крики. Дернулась дверь, но бесполезно, она была закрыта на засов. Через пыльное окно в нутро дома ворвался луч фонаря и принялся шарить по столам и стульям, бочкам и стойке.
“Наверное, они ищут то существо. Что ж, ему повезло свалиться далеко от окон”, — отстранённо подумала Виара и сама крепче обхватила колени, хотя её за массивной стойкой и так было не видно.
Сколько прошло времени, прежде чем незнакомцы наконец ушли и их голоса стихли, она не знала. Время тоже стало темным и вязким, как дёготь. Но когда блаженная тишина вновь обступила её со всех сторон, Виару принялся грызть червячок грешного любопытства. Хватило каких-то десяти минут, чтобы она решилась выбраться из своего укрытия. Виара на четвереньках, как зверёк, подобралась к огромному существу и всмотрелась в его фигуру.
Похоже, это все-таки был человек. Благодаря острому зрению Виара смогла разобрать две руки, две ноги и голову, покрытую длинными грязными волосами. Спина у существа оказалась очень широкая, а рост — изрядным, поэтому она сделала вывод, что перед ней человеческий мужчина. Или небольшой гигант. Она прислушалась: мужчина надсадно хрипел, дыхание его сделалось неровным и поверхностным. Если напрячься, можно было увидеть, как под его веками движутся глаза. Человек еще был жив, но ему осталось не долго. Виара устроилась рядом, поджав под себя ноги, и принялась наблюдать за ним, прислушиваясь к собственным ощущениям. Потому что в груди что-то шевелилось, что вызывало беспокойство и нестерпимый зуд. Жалость. Потребность помочь. Виара не просто хотела помочь огромному незнакомцу, она знала, что может это сделать. Как, откуда — не могла ответить, но точно знала. Она придвинулась ближе, нависла над мужчиной, положила на грудь ладони. И вдруг увидела черные реки его крови, отравленные, пагубные. Дурно пахнущие. Виара принялась вытягивать яд, по очереди отряхивая то одну руку, то другую, будто они были в грязи.
Время шло, дело продвигалось медленно, но верно. Вот уже мужчина стал дышать не так прерывисто, грудь поднималась и опускалась ровно, веки перестали дрожать. Он перевернулся на спину и издал громкий громоподобный рык. Виара вскрикнула и отползла за спасительную стойку. Маленькое сердечко испуганно колотилось под тонкой кофтой, а мужчина все гремел и гремел, но не двигался с места, не нападал и даже не просыпался. Рот его приоткрывался, издавая громкую руладу, а потом со свистом изрыгал назад воздух.
Утро наполнило старый дом неверным теплым светом, и в нём кружились неистребимые пылинки. В щели проникла прохлада — влажная, свежая, какая бывает только ранним летним утром, в то мгновение, когда природа замирает на границе ночи и дня. И было столько безмятежности в лучах света, прохладе и запахах, что Робб тут же почуял неладное. Он заворчал, потёр большой ладонью глаза. Воспоминания возвращались с трудом, но понемногу он вспомнил и передрягу, в которую угодил, и драку, где его ранили, и изнурительную погоню. С ужасом он вспомнил, что яд отнял у него руку, а в тот момент, когда Робб ввалился в незнакомый дом, начали отказывать ноги. Это что же, если яд доконал его, он на том свете?
Робб был не из робких, поэтому он тут же открыл один глаз. Чтобы оценить обстановку. На него уставился большой паук, свисавший с деревянной балки. Потолок был дощатым, но доски иссохлись, из-за чего между ними зияли дыры, словно щели в зубах. На том свете оказалась крайне скромная недвижимость.
Следом пришло осознание, что он закрывает лицо отнявшейся ночью рукой. Робб поднял её перед глазами, повертел. Кожа была серой, на ней запеклась кровь и её рассёк бордовый порез, но в остальном все было отлично: пальцы двигались, плечо слушалось. Поднявшись на вполне себе крепкие ноги, Робб принялся осматриваться. Он оказался в какой-то заброшенной таверне, это было ясно, как день. Недалеко от него протянулась барная стойка, за которой он и свалился, и если ищейки высматривали что-то в доме, именно она спасла его. За стойкой, в зале, валялись стулья и столы. Они находились в таком беспорядке, будто хозяева убегали в спешке, а перед этим знатно подрались друг с другом и с гостями заодно. Под одним из окон валялась гардина с пыльной тряпкой на ней, которая когда-то была шторой. Других гардин в зале не наблюдалось.
— Кому потребовалось воровать шторы? — пробормотал себе под нос Робб, почёсывая затылок. Он всё еще не понял, как остался жив, но версия с посмертием отпадала: слишком неприглядным оказался мир после смерти, такого просто не могло быть. Нельзя же всю жизнь мучиться, страдать, рвать жилы, чтобы потом навечно застрять в грязной вонючей таверне? А может быть, это его наказание? Большего он и не заслужил, пожалуй…
С такими мыслями Робб поплелся осматривать дом и чуть было не споткнулся о какой-то куль.
— Драконья тёща! — выругался он.
Кулёк тем временем застонал, развернулся и оказался тоненькой хрупкой девчушкой. Она села и посмотрела на Робба большими зелёными глазами. У неё было острое личико, усыпанное веснушками, тонкие светлые волосы с рыжим отливом и длинные острые уши, покрытые нежным пушком, светящимся в лучах утреннего солнца.
— Сожги меня Матерь, — пробормотал Робб. — Эльфка!
Девчушка схватилась за кончики ушей и притянула их к шее, как будто пыталась спасти самое дорогое.
— Ты меня съешь? — пискнула она.
Робб добродушно хохотнул. Он больше не умирал, и это знатно улучшило его настроение.
— Да что в тебе есть-то? Кости да уши одни, — он улыбнулся, надеясь, что получилось дружелюбно, а не жутко. — Ты чего тут делаешь?
— Я Виара. Я тут живу.
— Это твоя таверна что ли?
Виара потупила глазищи и помотала головой.
— Нет. Хотя, может, и моя. Я ничего о себе не помню.
— Так, значится, прячешься, как и я? — проговорил Робб, продолжая исследовать дом. — С моей-то рожей оно понятно. А вот чего девчонке по пыльным заброшкам лазать, в толк не возьму, — в зале ничего обнаружить не удалось, и он двинулся туда, где, по его мнению, находилась кухня.
— Мне здесь не очень рады, — тихо призналась Виара. — Не знаю, из-за чего, но я слышала всего пару добрых слов за последние дни.
— Это всё потому, что ты эльфка, — без обиняков заявил Робб, заглядывая в шкафы в поисках съестного. — А нелюдей человек не любит, так уж повелось.
— И ты тоже не любишь? — Виара испуганно замерла на пороге кухни. Если бы у неё был хвост, поджала бы его, как собака.
— Знаешь, я и сам своего рода нелюдь, — заявил Робб, захлопывая дверцу последнего шкафа. — Но такой крошке, как ты, нужно найти надёжное убежище или заступника, иначе быстро пропадёшь. Много есть падких на таких, как ты.
— А ты? Ты можешь быть моим заступником?
Робб обернулся, хмуро посмотрел на неё. Кукольное личико, большие глаза, узкие плечи, почти мальчишеская фигурка. Казалось, дай ей хорошего щелбана, так переломится пополам. Но в глазищах затаённая, неосознанная сила. У Робба был на такое нюх, иначе долго бы он не прожил.
— Э, нет, — наконец протянул он, — ты меня в это не втягивай. Вот поедим с тобой, коль найдём, чего, и разойдемся.
— Но это несправедливо! Я же спасла тебя.
Он хотел уже двинуться дальше вдоль столов в поисках хоть застарелого куска хлеба, хоть старой сморщенной картошки — чего-нибудь, из чего можно было бы сделать терпимый завтрак, но замер на полпути.
— То есть как — спасла? То, что я могу ходить и двигать рукой — твои проделки? — спросил Робб, и Виара кивнула. — Как ты это сделала?
— Точно не знаю. Но я полночи вытаскивала из тебя яд, и мне кажется, ты мне немного должен, — голос её сорвался на фальцет. Девчонка волновалась, выдвигая требования мрачному громиле, но, сжимая кулачки, настаивала на своём.
— Проклятье, — Робб стукнул кулаком по столу. — Ненавижу быть кому-то должным. Если я тебя смогу пристроить к кому-нибудь домашним питомцем, будет засчитано?
— Я что, похожа на собачонку?
— Чем-то похожа, если честно.
Виара посмотрела на него, склонив ушастую голову на бок.
— Если найдёшь мне тёплую постель и еду, то будет засчитано.
Робб мысленно вздохнул от облегчения. Ему нужно было спрятаться, спрятаться хорошо, так, чтобы ищейки Кенра его не нашли, и мелкая обуза в виде писклявой эльфийки была ему совершенно ни к чему. А найти ей пристанище должно быть несложно. Можно устроить её прислугой, эльфа наверняка возьмут полы мыть или двор мести, если не побоятся, что обворует.
— Я думаю, что это не такая уж плохая идея.
Виара по-прежнему сидела на пыльной барной стойке, наблюдая, как Робб мечется по залу заброшенной таверны, словно загнанный в угол медведь.
— Твоё мнение очень важно для меня, — не скрывая сарказма, ответил тот.
— Нет, я серьёзно, — Виара вскочила на ноги и прошлась по барной стойке, широко раскинув руки для равновесия. — Ты сделал что-то плохое, и теперь хочешь скрыться. Никто не будет тебя искать в тёплой таверне. Твои враги будут ждать тебя в пещере в лесу, в горах где-нибудь или, на худой конец, в домике на дереве.
— В домике на дереве?
— Да. Мне почему-то кажется, что это лучшее место, чтобы прятаться.
— Что? А, хотя не важно. Я не делал ничего плохого.
— Тогда почему же ты прячешься?
Робб задумался. Подставить главаря разбойников, заставить его понести большие убытки, подвести несколько человек под его нож — это плохой поступок? Должен ли он ответить перед людьми и Великой Матерью, если были объективные причины так поступить?
— Потому что не все со мной согласны. Некоторые думают, что я плохой человек.
“Редкое дерьмо, если быть точнее”.
— А я вот так не считаю, — Виара легко спрыгнула со стойки и подошла к Роббу. Она была ему едва ли по грудь и выглядела лет на семнадцать. Интересно, сколько ей на самом деле? По эльфам никогда точно не скажешь. — Я считаю, что из тебя выйдет отличный хозяин таверны.
— Ты что, знаток питейных заведений?
— Можешь считать, что так.
И всё-таки что-то в её идее было. Что-то невероятно соблазнительное, манящее обещанием тепла. Призрак дома, большого, ярко освещенного, где безопасно и вкусно. От картины, вставшей перед внутренним взором, у Робба засосало под ложечкой. Всё его существо стремилось к такому будущему, но Великая Матерь раз за разом бросала его в изгнание, в грязные делишки и дурные компании. Возможно, всё для того, чтобы однажды сделать ему поистине королевский подарок?
— Возможно, мы можем здесь задержаться ненадолго… — нерешительно начал он, боясь спугнуть удачу.
— Ура! Я нарисую табличку, что таверна открыта! — Виара тут же бросилась внутрь зала.
— Подожди, подожди, у нас же нет ничего: ни еды, ни даже воды. Что мы предложим гостям?
— Точно, — она замерла на полпути, уронила руки вдоль тела. — А где же мы всё это возьмём? Ты опять пойдёшь в лес?
— Нет, на лес в таком случае полагаться не стоит. Нам нужно осмотреть как следует дом и участок, а ещё купить продукты. И заделать дыру в стене, это же никуда не годится. Собирайся, мы отправляемся в деревню.
Про собирайся Робб сказал для красного словца. Что им было собирать, двум бродяжкам без дома и племени? Оправили одежду, заперли на засов дверь, вылезли через отверстие в стене и пошли по дороге в сторону деревни.
Ритерстуд оказался и правда довольно большим. Первый дома, низенькие и хлипкие, стали попадаться уже спустя пятнадцать минут бодрого шага, потом две наезженные колеи сменились широкой дорогой, всё ещё грунтовой, но уже хорошо утоптанной. Дома стали крепче и опрятнее, поднялись, выпрямились, некоторые даже заимели надстройки. Улицу, по которой шли Робб с Виарой, пересекала вторая, не такая широкая, но столь же оживлённая. Да, людей здесь хватало. Даже несмотря на то, что большинство мужчин ушли работать, жителей на улицах оказалось больше, чем Робб привык. Дети бегали друг за другом, и присматривающая за ними старушка криком велела им держаться на виду. Старик поправлял забор, поминутно останавливаясь и потирая скрюченную спину. По дороге шли две женщины с вёдрами, прицепленными к коромыслу. Коромысло было простое, прямое, с вырезом под плечо. Женщины громко разговаривали, и когда они проходили мимо, Робб услышал, что речь шла о коровах.
В залитом солнцем Ритерстуде бурлила жизнь. Даже если не было видно людей, можно было слышать их крики, стук молотков и визг пил, где-то лаяла собака, издалека доносилось протяжнее мычание коров.
— Можно, я пойду с людьми познакомлюсь? — спросила Виара. — Они кажутся забавными.
Она буквально светилась, и в глазах её зажглись восторженные зелёные огоньки. Виара было сделала шаг в сторону, но Робб ловко поймал её под руку:
— Мы здесь не за этим, помнишь? Нам нужно найти деньги. Уважаемый! — он окликнул проходящего мимо старика. — Не подскажешь, не нужна ли в деревне кому помощь? Дорого не возьму.
Старик осмотрел его с ног до головы.
— Ты мужик, вроде, крепкий, да только рожа у тебя разбойничья. Иди, куда шёл, и не нарывайся на неприятности.
Робб ничего не ответил, но на лицо его будто легла тень.
— Не расстраивайся, — Виара погладила его по руке. — Это все лишь первая попытка. Со второй тебе обязательно повезёт.
Но им не повезло ни со второй, ни с третьей попытки, ни даже с четвертой. Никто не хотел давать им работу. Кого-то смущала сила и мрачность Робба, кого-то — длинные уши Виары. Как бы то ни было, они прошли улицу до конца, и ни у кого не нашлось для них даже самого захудалого дела.
— Ничего, — Виара продолжала улыбаться, но голос её звучал уже не так уверенно, — в деревне еще две улицы.
— Вы кого-то ищете?
Робб обернулся. У калитки одного из крайних домов стояла женщина. Она упёрла одну руку в бок, а второй закрывала глаза от солнца. Сложно было сказать, сколько ей лет, но она была высокой и широкой в талии и бедрах, но не полной, а крепко сбитой, что было заметно, даже несмотря на объемную юбку.
— На самом деле, мы ищем работу. Я многое могу делать.
— Не сомневаюсь, — ответила женщина таким тоном, что у Робба внутри потеплело. — А у меня как раз есть дело, до которого никак руки не доходят.
Робб и Виара переглянулись, не веря своим ушам. Неужели после стольких попыток им наконец-то улыбнулась удача?
— И что мы должны делать?
— Победить оранжевых левобрюхов. Никакого покоя от них, разорят меня, вот увидите. Много я вам не заплачу, уж не обессудьте, — она распахнула калитку, приглашая внутрь, — но постараюсь не обидеть. Меня Космина звать.
Шестой день недели называли дарнем не просто так. В этот день ничего никому не дарили, наоборот, традиционно устраивались ярмарки, открывались рынки и приезжали торговцы. Рабочее время на полях и в мастерских сдвигался на вторую половину дня, и никому бы в голову не пришло упрекнуть человека за то, что в дарень он отсутствовал до обеда на своём месте. Да и упрекать его было бы некому, потому что все были в одном месте: на центральной площади, на ярмарке.
Робб это прекрасно знал, поэтому с самого утра взял три агорта серебром, которые накануне им заплатила Космина, и в компании Виары направился обратно в деревню. День обещал быть пригожим, солнце, даром что только поднялось над горизонтом, уже касалось горячей ладонью его лица, и в свете его всё окружающее казалось особо ярким и чётким, будто вырезанным из бумаги. Виара шагала рядом. Волосы её, несколько дней не знавшие воды, облепили голову, отчего уши казались еще больше, и пушок на них золотился, словно Виару окутывало свечение. К тому времени, как показались первые треугольники крыш, проснулись сверчки и наполнили воздух громким непрестанным стрёкотом.
Рынок только начинал работу. Он разворачивался на главной — и единственной — площади деревни, подобно яркому платку. Обычно прогулки по ярмаркам раздражали Робба и казались бессмысленными, но сегодня всё было по-другому. В тот день у него была цель, которая приблизила бы открытие таверны.
Стоило Роббу задуматься, как Виара исчезла. Вот только вышагивала рядом, раз — и нет её. Он обернулся несколько раз, чувствуя себя псом, ищущим собственный хвост, а потом крикнул:
— Виара! Ты где?
До его слуха донёсся хохот, а за ним — глумливые выкрики. Слов Робб не разобрал, но мерзкий холод дурного предчувствия скользнул вдоль позвоночника. Он огляделся, отыскал глазами группу людей, стоявших плотным полукругом. Подошёл ближе. Еще совсем мальчишки, лет тринадцати — пятнадцати, смеются, поглядывая друг на друга в поисках одобрения, а перед ними Виара. Она прижимала к груди маленькое зелёное яблоко и с непонимающим видом переводила взгляд с одного мальчишку на другого.
— А давайте стащим с неё сапоги! — предложил один из мальчишек с грязными чёрными вихрами на голове.
— А давай я тебе понаподдам! — прорычал Робб ему из-за спины. — И посмотрим, как далеко ты полетишь.
Мальчишки разом обернулись. Некоторые сразу бросились врассыпную, но самые взрослые остались. Они сложили руки на груди и кривили губы в усмешках, которые должны были сойти за самоуверенные.
— Ты чего это, угрожаешь нам? — самому рослому на вид казалось лет семнадцать, на нём была добротная одежда и лихо заломленная на затылок шапка с козырьком.
— Поддерживаю веселье, — недобро улыбнулся Робб.
— Мы чужаков не любим. Вали отсюда, — сказал второй.
— Ты, я посмотрю, совсем глупый? Когда видишь такого человека, как я, ты должен замолчать и убежать, чтобы только пыль стояла!
— Только тронь нас, и я отцу расскажу! — снова вступил в спор первый парень, в кепке.
— Расскажи-расскажи, чтоб он отходил тебя, как следует. А я добавлю. Виара! — Робб протянул к ней руку, давая понять, что хочет, чтобы она подошла. — Мы уходим.
Эльфийка скользнула к нему под мышку и опасливо оглянулась назад. Никто из задир даже шага к ней не сделал, только глазели на высокого мужчину рядом с ней.
— Ты куда делась? Мне тебя на поводке держать что ли? — Робб хмурил широкие брови, надеясь, что он выглядит строгим, а не пугающим.
— Я яблоко захотела, — она показалась на раскрытых ладошках мелкое кривое яблочко, тёмно-зелёное и наверняка кислое. — И поспорила, что я выдержку три щелбана.
— Виара, — Робб остановился, развернул её за плечи. — Хорошие девочки не позволяют мальчишкам бить себя по лбу.
— Правда? — она задумалась. — А что делают хорошие девочки?
Робб пожал плечами.
— Они раздают щелбаны сами, — улыбнулся он. Робб не привык общаться с такими нежными, почти невесомыми девушками, какой была Виара. Ему казалось, сожми её покрепче, так переломишь пополам, и потому не знал, как к ней подступиться. Стоит ли учить её стоять за себя или не трогать нежный цветок, не портить его своим тлетворным влиянием? Робб так до конца и не решил, забывая, что отныне влиял на неё каждым своим поступком, каждым взглядом и словом.
Рынок понемногу оживал. Прибывали новые телеги, продавцы раскладывали товары на столах, те, что состоятельнее, натягивали тенты. Появились первые покупатели, которые, как и Робб, надеялись ухватить самое свежее, а может, и выбить скидку повкуснее под шумок. Виара глазела по сторонам, будто впервые была в деревне в ярмарочный день. Она то и дело вгрызалась в яблоко и неизменно кривилась, но признаться в том, что получила по лбу зазря, не решалась.
— Кислое же, брось, — говорил Робб.
— Нет, оно вкусное, — отвечала Виара и снова впивалась маленькими жемчужными зубками в зелёный бок.
— Послушай, мне нужна твоя помощь, — он встал перед ней на одно колено, так, чтобы она могла хорошо рассмотреть его лицо. — Как видишь, рожей я не очень вышел, люди меня побаиваются и разговаривать со мной не любят. А это рынок, тут нужно торговаться.
— Что такое торговаться?
— Просить самую маленькую цену за самый лучший товар. Можно спорить, порой громко и жестко, но важно чувствовать, когда нужно остановиться. Ты сможешь?
— Не знаю, я никогда не торговалась, — Виара задумчиво посмотрела на своё несчастное яблоко. — Но для тебя я попробую!
И она попробовала. Сначала получалось не очень хорошо, Виара смущалась, а продавцы смотрели на её нелепо торчащие уши и отказывались сбивать цену, а некоторые просто отворачивались. Робб было плюнул на эту бесполезную идею:
— Ладно, брось. Зря я тебя попросил, — но Виара упрямо тряхнула головой.
— Хочу попробовать ещё раз! Только купи мне шляпу.
Со шляпой дело пошло веселее. Виара завязала волосы так, что они прикрыли уши, натянула головной убор пониже и стала походить на очень худенькую, но все-таки женщину.