
Капитан толкнул дверь и вошел в офис.
Офис был небольшой, самый обычный, с арендованной дешёвой мебелью, кулером для воды, принтером и фикусом у окна. За единственным столом сидел молодой человек в старинной униформе клерка: чёрный берет с вороновым пером, надвинутый на ухо, чёрный жюстокор, чёрная шпага на чёрной перевязи.
– Сюда ли я попал? – спросил капитан и, помолчав, добавил: – Я недоволен своей жизнью.
– Да-да, это к нам, – быстро, услужливо проговорил клерк, поднимаясь из-за стола и делая несколько шагов навстречу.
Он ослепительно улыбнулся: во рту его засверкали, заискрились все зубы, они переливались огнями, пульсировали электрическими всполохами, сияли жемчужными оттенками… «Молодой человек следит за модными веяниями», – подумал капитан и застыл на пороге в нерешительности.
Клерк приглашающе простер левую руку по направлению к креслу, стоящему у стола. Другую он согнул, словно намереваясь поддержать капитана под локоть, но делать этого не стал, а вернулся на своё место. Капитан прошел к столу, кинул бостоновый макинтош на подлокотник кресла и сел, привычным движением поддернув брюки на коленях. Потом он медленно, по одной, расстегнул анодированные пуговицы на своём форменном пиджаке, поправил рукава с жёлтыми галунами и только тогда оценивающе посмотрел на клерка.
Тот спросил, приглашая к разговору:
– Вы никогда раньше не пользовались услугами нашей фирмы?
– Не доводилось. Но, видите ли… Я – олибмен, – ответил капитан и пояснил на всякий случай: – Мне иногда в голову приходят странные мысли. Совершенно не свойственные мне мысли, и я сразу понимаю, что они не мои.
Клерк понимающе кивнул и улыбнулся – зубы его опять сверкнули. Затем глаза клерка вдруг подернулись мутью, и он стал проговаривать быстро, хотя внятно:
– Обмен жизней в девяносто процентов случаев оформляется при помощи сделок купли-продажи. Если вы хотите обменять свою жизнь, чтобы получить жизнь меньшей продолжительности с доплатой или, наоборот, улучшить качество и продолжительность своей жизни, воспользуйтесь услугами компании «Фауст». За время работы мы накопили значительный опыт и сформировали обширную базу данных для обмена жизней. После анализа рыночной ситуации, учитывая ваши пожелания, наши специалисты подскажут, как правильно обменять вашу жизнь на другую без риска и с наибольшей выгодой…
– Я всё это уже читал, – жестом остановил его капитан и замолчал.
Какое-то время они настороженно смотрели друг на друга.
– Главный недостаток сделки на основании договора обмена жизней, особенно если проводить её своими силами – это сложность подбора хорошего варианта, – опять заговорил клерк.
– Я это всё понимаю, – перебил его капитан. – Я, как раз, готов продать свою жизнь… Навсегда.
Он откинулся на спинку кресла и положил ногу на ногу. Клерк смотрел на него во все глаза. Капитан молчал: от появившегося вдруг мучительного осознания скорой гибели у него стали неметь губы.
В офисе ощутимо застыла тишина. Клерк тоже откинулся на спинку стула и смотрел на капитана, полуприкрыв глаза.
Наконец, капитан произнёс:
– Я хотел бы приобрести жизнь из будущего.
Брови клерка взлетели вверх, глаза изумленно округлились. Он хотел ответить, но замялся, воровато глянул куда-то в сторону и прошелестел тихо, одними губами:
– Но, видите ли… Это не совсем законно.
– Мне это известно, – с нажимом, но тоже тихо ответил капитан. – Мне даже известно, что это совсем не законно… Но я хорошо заплачу вам.
Он, в упор глядя на клерка, сложил пальцы рук домиком, потёр указательными пальцами переносицу, растянул рот в улыбке и проснулся…
****

Ранним апрельским, ничем не примечательным утром 1738 года в бристольскую гавань вошла шхуна «Архистар».
Шхуна встала на рейде среди других кораблей, и её матросы тяжело, рывками затопали вокруг шпиля, отпуская якорный канат. Конечно, если бы человечество знало, какое влияние на его историю окажет прибытие «Архистар», открывшее собой череду смертей и приключений длиной в целую жизнь, то встречать шхуну в порт, разумеется, прибыли бы хроникёры от местной газеты, а, может быть, даже от лондонской. Сейчас же из посторонней публики корабль ожидали только мальчишки: эти быстроногие оборвыши встречали в порту каждый корабль в надежде заработать пенни.
Суматоха по разгрузке шхуны продолжалась весь день. Матросы таскали ящики с места на место, шлюпка то и дело привозила на берег новый товар, слышались крики, команды, изредка раздавалось дружное ритмичное пение. Почти все портовые мальчишки разбежались с поручениями, с трудом пробираясь сквозь толпу, теснившуюся на пристани среди тюков и фургонов. Скоро матросы, получившие расчёт, потянулись кто – домой, кто – в таверну, а кто – в бордель. День угасал, но на шхуне кроме вахтенных оставался ещё капитан.
Капитан «Архистар», молодой человек лет двадцати пяти, роста был скорее среднего, ближе к высокому. Поджарый, жилистый, широкоплечий, он производил впечатление сжатой пружины. Глаза его, с воспалёнными сейчас от недосыпания и морского ветра веками, особенно выделялись на смуглом лице, поражая голубизной до оторопи: ну, не могут люди иметь глаза такого цвета. Двигался по палубе он мягко, с особенной морской грацией.
В силу простого происхождения капитан не носил парик, и его гладкие светлые волосы сзади стягивались в обычный для моряка хвост, а брови, выгоревшие, как и ресницы, в южных морях, ложились над глубокими глазными впадинами белёсыми дугами. В общем, капитан «Архистар» красавцем не был. Звали его Дэниэл Линч. Полным именем Дэниэл Джозеф, данным ему при рождении, его никто не называл.
Сейчас капитан легко сновал по палубе, время от времени посматривая в сторону пристани: он ждал владельца корабля, но тот, уже давно извещённый о прибытии «Архистар», задерживался. Наконец, ближе к вечеру, на борт не без труда поднялся владелец шхуны Джон Трелони, сквайр – высокий дородный мужчина более шести футов[i] ростом, с толстым суровым лицом, в дорогом парике-аллонж. Его чёрные подвижные брови и выпуклые умные глаза выдавали не злой, но явно властный и вспыльчивый нрав. Джон Трелони обменялся с капитаном рукопожатием и сразу прошёл с ним в его каюту.
– Ну, что? – приглушённо спросил мистер Трелони, едва разворачиваясь в тесноте каюты и вглядываясь в полумраке в лицо капитана. – Привезли?
– Да, сэр, – с готовностью ответил тот.
Капитан достал небольшой свёрток, развернул его и протянул мистеру Трелони шкатулку – по виду самую обыкновенную, деревянную, без каких-либо дорогих деталей. На верхней доске этого скромного ящичка среди простой геометрической резьбы виднелось пыльное углубление, как будто изначально предназначенное для камня неправильной округлой формы, который потом выпал.
Мистер Трелони жадно схватил шкатулку и потряс – внутри глухо застучало.
– Ах, капитан Линч, как я вам благодарен! – вскричал он. – Вы меня просто вернули к жизни!
Тут, спохватившись, он посмотрел на капитана и настороженно спросил:
– Всё обошлось без сложностей?
– Почти, сэр, – ответил капитан. – От испанских кораблей я чудом увернулся... Шкатулку принёс посыльный. Но на обратном пути чуть не вспыхнул мятеж. Почему-то кое-кто из команды мечтал завладеть шкатулкой.
– И что? – вскричал сквайр, выпуклые глаза его потрясённо выкатились.
– Я приняли меры, сэр, – коротко ответил капитан.
Мистер Трелони опустил глаза и кивнул, будто своим мыслям.
– Отлично, отлично, – пробормотал он, задумчиво поглаживая шкатулку, потом сказал, словно решившись: – А знаете, капитан Линч? Подержите-ка эту вещицу у себя ещё немного. Я что-то боюсь брать шкатулку с собой на ночь глядя… И принесите её ко мне завтра к обеду. Вы же ещё не знакомы с моей дочерью?
Тут он впервые позволил себе улыбнуться.
– Не знаком, сэр, – подтвердил капитан.
– Ну, так, и приходите, – сказал мистер Трелони.
И, поговорив немного о делах, джентльмены попрощались.
Под утро, ещё было темно, капитан увидел сон.
Снился ему незнакомый господин, которого звали Хипстер: это капитан знал почему-то совершенно определённо. И вот этот Хипстер с чудной, странно выбритой бородкой, одетый в брендовый кардиган и креативно-рваные джинсы, стоял, как бы даже ногами не опираясь, на ребристой серой узкой лестнице, медленно ползущей вверх, и буравил капитана тяжёлым взглядом. Потом криво ухмыльнулся и сказал:
– Пришло твоё время. Ты должен сделать это. Иди!
Сон был такой яркий, что капитан в испуге проснулся. Он ошарашенно полежал, обдумывая увиденное: ему приснились предметы, название и назначение которых он определённо знал во сне, но по мере пробуждения воспоминания эти отодвигались от него всё дальше и дальше. Полежав так какое-то время, капитан повернулся на другой бок и пробормотал:
– Ну, конечно… Сейчас я пойду неизвестно куда только потому, что кто-то что-то сказал мне во сне.
После этого он спокойно заснул.
****
На следующий день капитан проснулся рано и сразу же занялся делами.
Когда подошло время визита, оделся, засунул за пояс пистолет и положил шкатулку в сумку. Спрыгнув в шлюпку, он заработал вёслами и спустя какое-то время оказался у пристани.
Причалить ему помог старичок Папаша. Уж так прозвали того в порту: возможно, старикан напоминал морякам родного родителя. Щупленький как воробышек, в обтрёпанной, но чистой одежде, Папаша считался местной знаменитостью, неотделимой от порта, как бушприт[ii] от носа корабля. Когда матросы, вернувшись из рейса, сходили на берег, Папаша их встречал первым, рассказывал новости, балагурил, бежал рядом мелкими шажками.
Капитан закончил рассказывать.
Дамы явно расстроились: у Сильвии в глазах сверкали непролитые слёзы, а миссис Трелони вытирала слёзы крохотным платочком.
– Какая грустная история, – сказала она. – И как жестоки испанцы! Я всегда это говорила. Взять хотя бы последний вопиющий случай с ухом Дженкинса.
Капитан не знал, что на это ответить. А поскольку, дорогой читатель, этот «случай с ухом» будет иметь дальнейшее упоминание, вашему вниманию будет предложено одно небольшое отступление в английскую историю…
В марте 1738 года морской капитан Роберт Дженкинс появился на заседании Палаты общин английского парламента со стеклянной бутылью в руках. В бутыли, наполненной спиртом, плавало человеческое ухо.
Капитан рассказал, что 9 апреля 1731 года его бриг «Ребекка» (кстати сказать, нелегально торговавший ромом в карибских владениях Испании) на обратном пути в Англию был задержан для таможенного досмотра испанским военным кораблём «Ла Исабела». Капитана Дженкинса под дулами мушкетов заставили встать на колени, а когда он попытался протестовать, испанский офицер отрезал ему ухо, посоветовав доставить этот «трофей» королю Георгу и передать, что то же самое случится и с ним (то есть, с королём), если он (то есть, король) будет пойман на контрабанде.
Сразу по прибытии в Англию капитан Дженкинс подал на высочайшее имя официальную жалобу по поводу этого инцидента. Однако история долго не получала никакого развития, а ухо долго ждало своего часа в бутыли со спиртом, пока, наконец, Дженкинс не решился поведать о своём несчастье британским парламентариям.
Его выступление перед Палатой общин вызвало бурную реакцию депутатов. Ухо Дженкинса потрясло воображение политиков, особенно оппозиции, и стало символом негодования всей передовой английской общественности. Было ли это в действительности ухо капитана, и потерял ли Дженкинс своё ухо в ходе испанского обыска, так и осталось невыясненным, однако влияние этого сморщенного объекта на Историю оказалось невероятно велико...
– Только что же это получается? – вдруг спросила миссис Трелони, она неожиданно успокоилась. – Значит, где-то эти сокровища инков есть? Так много золота?
И точно новая идея нетерпеливо засверкала во всегда холодных её глазах.
– Боюсь, что должен вас огорчить, – сказал капитан мягко. – Слухи о высоком качестве инкского золота сильно преувеличены. Чисто золотых изделий у инков было мало, их украшения, правда, очень искусные, делались больше из низкопробного сплава золота и других металлов.
Миссис Трелони смотрела на него во все глаза, и капитану почему-то стало понятно, что она теперь уж точно от него не отстанет с этим золотом.
– И всё же, Дэниэл, что вы думаете об этой шкатулке? – спросила она.
Капитан не ответил: его вдруг неприятно поразила эта настойчивость. Помолчав в задумчивости, он обратился к Сильвии:
– А что, мисс Трелони, не дадите ли вы поглядеть мне на давешнюю гальку?
Гальку достали. Капитан взял её в горсть, стал перебирать и выбрал одну. Покрутив эту гальку, он вставил её в пустое отверстие на крышке шкатулки.
Раздался металлический звон – шкатулка вдруг рассыпалась. Углы её распались, крышка с зеркалом отскочила, и на столе очутилась плоская фигура – деревянная «выкройка» шкатулки, состоящая словно бы их двух слоёв. Капитан взял верхний слой, перевернул, как книжную страницу на железных петлях и даже, нарушив правила приличия, присвистнул от удивления.
С внутренней стороны «выкроек» такой неприметной с виду шкатулки было нечто. Он глянул на дам, заметно смутился, извинился и заявил:
– Нам нужен Томас Чиппендейл.
Тут же послали за Томасом, а пока, – чтобы скрасить ожидание, – миссис Трелони пригласила всех обедать. Но наслаждалась обедом только она одна. Капитан почти не ел, он что-то рассказывал с лёгкой усмешкой, от чего в суховатом лице его отчётливо проступала неизъяснимая печаль. Мисс Сильвия переводила глаза, полные обидой или даже гневом, с тарелки – на мать, на капитана и опять на тарелку. Миссис Трелони ничего не замечала.
Пришёл Томас, нескладный, полноватый, в старенькой одежде, с исцарапанными руками. Он попросил лупу. Лупа нашлась в кабинете покойного сквайра. Томас рассмотрел развёрнутые «выкройки» и сказал заинтересованно:
– Это явно две части одного рисунка, выполненного в технике маркетри[i]…
Он ещё раз посмотрел на выкройки и продолжил:
– И этот мозаичный набор украшен ещё перламутровыми круглыми вставками… А поверху маркетри сделан ещё один небезынтересный приём – «графьэ»… Это когда металлическими штихелями вырезают шрифт или другой рисунок, а потом в желобки втирают чёрную мастику. А вот это уже – что-то из ряда вон выходящее, потому что здесь не один шрифт, а несколько. Да ещё они так затейливо перемешаны, что прочитать, конечно, ничего нельзя... Смотрите сами!
И Томас с чрезвычайным удовольствием принялся рассказывать, показывая то на старинный испанский шрифт монастырского происхождения, то на круглый крупный французский площадной, то на шрифт английский.
Закончил он необычайно живо:
– А вот явная вариация, но уже французская, и тут вдобавок есть росчерк... А уж это такая вещь, что такой шрифт – ни с чем не сравнить… Так что, кажется, и душу бы за него отдал!
Глаза Томаса сияли, он даже словно бы ростом стал выше. Дамы глядели на него изумлённо, а капитан улыбался. Он знал за Томасом такую особенность, когда тот молчит-молчит, да как заговорит... И тогда уже и в звуке его голоса, и в глазах, и во всём облике заключено было не меньше красноречия, чем в словах.
Тут же миссис Трелони, воодушевившись, заказала Томасу реставрацию двух стульев эпохи королей Тюдоров, которые запомнились капитану в день похорон своим великолепием и своими неудобными спинками… Поэтому завтра же Томас с инструментами должен был прийти в дом работать!
Томас согласился, а капитан подумал, что страсть – это единственный фактор, доводы которого нам кажутся всегда убедительны, и что человек бесхитростный, но увлечённый страстью может воодушевить скорее, чем красноречивый, но, увы, равнодушный.
Тут в гостиную заглянул Томас, о котором все забыли и который в дальней комнате всё это время занимался стульями.
А реставрация стульев, надо заметить, есть процесс крайне трудоёмкий. Томас аккуратно снял с сидения одного, потом второго стула старую кожу, убрал промятый ватин и обомлел... В углублении, сделанном в сидении, лежал плоский предмет, с которым он и поспешил в гостиную к миссис Трелони.
Все были потрясены: капитан бросился к Томасу, женщины поднялись со своих мест и застыли с юбками в руках, а дядя Джордж стал суетиться вокруг капитана, заглядывая то с правого, то с левого его бока. Потом он выхватил у капитана находку и поспешил к окну. Там он стал крутить находку, явно ничего не понимая, потому что это было настольное зеркало в оловянной рамке, которое стоит, если отогнуть сзади его ножку.
– Джордж, да дай же и нам посмотреть, в конце концов! – выговорила миссис Трелони и начала боком выбираться из-за стола.
Покрутив зеркало по-всякому, она понесла его к Сильвии, которая всё это время почему-то смотрела на капитана. Тот тоже подошёл к столу. Томас, забытый всеми, продолжал стоять в дверях.
– Ну, капитан, что вы об этом думаете? – нетерпеливо спросил дядя Джордж.
– Я думаю, что этот предмет сделал тот же мастер, который отлил подсвечники, – ответил капитан и попросил Томаса: – Посмотри!
Томас рассмотрел подсвечники, оглядел ещё раз зеркало и произнёс:
– Да, это явно одна рука, один и тот же мастер. Это видно и по сюжету. И там, и там изображены горгульи, а они по канону всегда сидели на храмах в виде водостоков и низвергали воду! А сами подсвечники – это просто чудо, что такое!
И опять все, как зачарованные, посмотрели на Томаса. Капитан взял со стола гобелен и задумчиво проговорил:
– А знаете, а ведь этот гобелен совсем не пустяк. Водопад же тоже низвергает воду.
И все оживились, а дядя Джордж даже приосанился от гордости, искоса на всех поглядывая.
Капитан спросил у хозяйки:
– Миссис Трелони, а откуда в вашей семье эти замечательные стулья?
– Ах, стулья! – та запнулась, вспоминая, и ответила: – Так ведь стулья достались нам после кончины матери покойного Джона, старой миссис Трелони.
И все опять посмотрели на дядю Джорджа, а капитан спросил:
– Мистер Трелони… А как происходила передача вам, трём братьям, этих «дурацких вещей» вашим батюшкой? И не было ли в комнате этих двух стульев?
– Джордж, вспоминай сейчас же! – воскликнула миссис Трелони, она, казалось, первая уловила мысль капитана. – Вспоминай немедленно, слышишь!
– А мне не надо вспоминать об этих стульях, – ответил тот, вдруг помрачнев. – Я и так всё прекрасно помню. На этих стульях в тот вечер сидели два моих старших брата, а я один стоял.
Джордж Трелони прекрасно помнил ещё одно унижение, которому его подверг отец перед смертью. Тот, посадив старшего Генри и среднего Джона на стулья из морёного дуба, стал рассказывать о сокровище, с усмешкой поглядывая на младшего стоящего сына. И в этом не было для Джорджа Трелони ничего нового. Он знал, что отец его не любит и им пренебрегает… Но разве он виноват, что получился таким маленьким и тщедушным? Тут претензия больше к отцу с матерью, что его такого родили, а скорее, к самому Создателю, что тот не потрудился сообразить сделать что-нибудь приличнее.
Сильвия тронула дядю Джорджа за руку, посмотрела ему нежно в глаза и спросила:
– Дядя, голубчик, а какие ещё предметы были в комнате? Что ты помнишь?
– Что я помню? – переспросил тот и начал говорить даже с каким-то воодушевлением: – Я ещё помню большой дубовый сундук. Его потом забрал к себе Джон.
– Ах, это верно тот сундук, что стоит в гостевой спальне! – Миссис Трелони всплеснула руками. – Мы складываем туда летние вещи!
Немедленно крикнули лакея Джима, и скоро сундук, вместе со всем содержимым, был доставлен в гостиную. Женщины принялись освобождать сундук от вещей. Дядя Джордж нервно ходил в стороне, капитан с Томасом стояли у окна. Наконец, сундук был готов для осмотра.
Это был основательный сундук, покрытый богатой резьбой-арабеской времён королей Тюдоров. И вдруг совершенно неожиданно из прихожей донёсся звон дверного колокольчика. Все замерли, глядя испуганно друг на друга. Вошёл дворецкий и доложил о Саре Уинлоу. Миссис Трелони, принимая невозмутимый вид, пошла встречать гостью.
Все засуетились. Бесчисленное содержимое сундука и «дурацкие вещи» стали опять запихивать в сундук – содержимое запихиваться не хотело. Наконец, крышку сундука захлопнули, и на неё, для верности, сел дядя Джордж, раскрасневшийся, с лихорадочно блестящими глазами.
Тут в гостиной появилась явно взволнованная миссис Уинлоу. Она подняла брови над круглыми глазами и сказала высоким голосом:
– Ах, господа, вы ничего ещё не знаете! Сегодня ночью в своём доме была убита Меган Белью!
****
Миссис Уинлоу обвела собравшихся тёмными глазами, пытаясь прочесть в их лицах эффект от своей новости.
Потом, заметив сундук с сидящим на нём взбудораженным мистером Трелони, она от удивления спросила прямо:
– А чем вы тут занимаетесь?
– Да вот я хочу отдать молодому человеку сундук для реставрации, – выдавила миссис Трелони через силу и приказала: – Томас, вы можете идти.
– И заберите с собой сундук! – поспешно проговорил дядя Джордж.
Он вскочил. Тотчас же все зашевелились: Сильвия подошла к гостье, а Томас с капитаном понесли сундук вон. Дядя Джордж сначала, было, потянулся за ними, потом повернул назад, успев многозначительно посмотреть на Томаса, который пятился задом в двери.
Когда друзья втащили сундук в мастерскую, Томас посмотрел на капитана и ахнул:
– Дэн, да на тебе лица нет! Что с тобой?
– Подожди, – выдавил тот и упал в кресло.
Капитан был просто убит.
Услышав о смерти миссис Белью, он ощутил сильное и острое чувство, похожее на вину, полоснувшую его как ножом… Если бы он в тот вечер был с Меган, она бы не умерла… Меган, нежная, страстная Меган. Такая очаровательная, такая манящая! Если бы он был с ней! Но он не пошёл, неизвестно почему не пошёл, хотя всё тело его стремилось к ней, жаждало её... Да, конечно, у него не было времени, у него не было ни секунды свободной, но он ведь сразу решил, что не пойдёт, даже не колебался ни минуты, хотя раньше также ни минуты не колебался, что пойдёт, и будь у него побольше настойчивости, он мог бы отыскать возможность и найти это время! Но он не отыскал.
…каждый картограф знает, что местонахождение любой точки на поверхности Земли определяется координатами – широтой и долготой, которые измеряют в градусах. Более мелкие деления – это минуты и секунды, но мелкие они, конечно, относительно, потому что длина одной минуты долготы или одной минуты широты равна одной морской миле и составляет целых 1852,3 м.
Каждый картограф знает, что морская миля является основной единицей, принятой для измерения расстояний на море, и её величина зависит от диаметра Земли, потому она и получается дробная. Величина 1 минуты на карте, как известно, зависит от широты и наименьшее её значение будет у экватора, а наибольшее – у полюсов…
Поэтому капитану так важно было иметь полные координаты места с сокровищем – и минуты, и секунды, и градусы. Ещё он понимал, что, даже зная все эти цифры, отыскать точное место на карте будет весьма и весьма непросто, потому что старые географические карты страдали обидной, но вполне понятной неточностью. Тем не менее, используя последние данные морских экспедиций, он смог заполнить «белые пятна» в своей таблице.
На следующий день, когда он и Томас пришли в дом миссис Трелони, там их уже с нетерпением ждали: мистер Трелони – сгорая от нетерпения, миссис Трелони – потому что эта тема с некоторых пор волновала её необычайно, а Сильвия... Мисс Сильвия готова была слушать капитана вечером, тёмной ночью, ненастным утром и погожим летним днём, даже если бы тот рассказывал им про устройство британского парламента. А что?.. Разве капитан был плохой рассказчик?
И сейчас капитан разложил перед собой на столе таблицу и с удовольствием потёр ладонью об ладонь.
– Ну, так вот, – сказал он, сияя удивительно голубыми глазами. – А теперь, дамы и джентльмены, я объясню вам, что же мы такое получили с нашими координатами… Потому что определение координат до сих пор служит камнем преткновения в мореходном деле.
Тут он остановился и внимательно посмотрел на собравшихся.
Дядя Джордж сидел нога на ногу, откинувшись на спинку кресла и вцепившись побелевшими пальцами в его подлокотники – верхняя нога его подёргивалась, причём подёргивалась в каком-то прихотливом ритме.
Миссис Трелони слушала капитана, облокотившись рукой на подлокотник своего кресла и покусывая ноготь, что случалось с нею частенько в последнее время.
Томас стоял у окна, сложив руки на груди, и с обычной странной улыбкой своей глядел на него.
А Сильвия... Сильвия подвинулась на краешек сидения, вся подалась вперёд, вся – внимание, с широко распахнутыми глубокими глазами и полуоткрытым ртом, при этом полная нижняя губка её, словно, стала ещё полнее и ещё обворожительнее.
У капитана заныло сердце.
– Тогда попробую обойтись без вступления. Скажу прямо, – произнёс он и посуровел лицом. – По этим испанским координатам ничего нельзя найти.
Если бы вместо этих слов в потайной комнате разорвалась вдруг бомба, то и она не произвела бы того разрушительного действия, которое произвели на собравшихся его слова.
Дядя Джордж вскочил и опять уцепился за свой парик, миссис Трелони, наоборот, вся обмякла в своём кресле, откинувшись на его спинку, Томас расцепил руки, сделал шаг к капитану и смотрел на него теперь уже удивлённо, без улыбки. А Сильвия... Мисс Сильвия, казалось, словно очнулась и недоумённо оглядывала окружающих, собираясь что-то спросить. Только этого никто не заметил, потому что опять поднялся крик, и громче всех кричал дядя Джордж.
Капитан поднял руку и стоял так, пока шум, наконец, не стих. Потом он проговорил:
– Ну, я же поэтому и рассказываю вам так долго и нудно, чтобы вы поняли: с одними координатами ничего найти нельзя. Вы ещё подумайте, о несовпадении навигационных инструментов того времени и нашего... Ведь тогда по астролябии ходили! Ведь прошло двести лет! А вы знаете, что старинные испанские картографы отсчитывали долготу от меридиана города Толедо? Да мы без описания маршрута и местности промахнёмся на несколько миль, если не больше. Так и будем ходить вокруг нужного места и никогда его не отыщем! А разница в скорости кораблей? Вы понимаете, что такое искать в океане остров, когда ни черта не ясно?.. Ах! Если бы тут были моряки, меня бы сразу поняли!
По мере того, как капитан говорил это, он словно бы сердился всё больше и больше. В конце своего монолога он стоял уже весь напружиненный и ощетинившийся. Увидев это, все притихли, а дядя Джордж робко спросил:
– А что же делать?
– Нам нужно описание курса корабля… А лучше описание местности, – ответил капитан.
Он полез в сундук, порылся в нём, достал кусок гобелена и подошёл к окну. Пробормотал:
– Вот хотя бы что-нибудь такое… Ага!
Все ринулись к капитану, а он улыбнулся, причём глаза его стали совсем уже необыкновенного голубого цвета, и проговорил:
– Не знаю, относится ли этот гобелен к делу, но на нём видна как бы маленькая пометочка. Вот, посмотрите сюда.
И он по очереди показал всем тонкую золотную нить, которая почти совсем незаметно, маленьким пятнышком, была вплетена как раз в середине водопада.
Тут в комнату вошёл дворецкий Диллон, непостижимый в своём величии, и доложил, что к миссис Трелони с визитом пришёл лорд Грей. Миссис Трелони ахнула, но, тут же, став олицетворением английской невозмутимости, сказала:
– Простите, господа, я отлучусь... А сюда я попрошу подать чай.
На пороге комнаты она обернулась, причём лицо её приняло совсем уж просительное выражение, и прошептала жалобно:
– Только ничего без меня не предпринимайте... Сильвия, дорогая, займись гостями.
И вышла.
****
Миссис Трелони шла в гостиную, вся сгорая от нетерпения.
Во-первых, приход лорда Грея оторвал её от исключительно важного дела, во-вторых, ей было интересно узнать, зачем тот пожаловал, а в-третьих, её уже давно мучил вопрос, с какой целью лорд Грей нанёс визит её мужу в тот страшный для всей семьи день. Ах, да что же это такое!..