Тайна виллы "Русалка"

Пролог

Если у вас есть дядюшка-миллионер, сто раз подумайте, прежде чем согласиться провести отпуск на его роскошной вилле у теплого моря. Что, если сумасбродные выходки эксцентричного родственника  разозлят вредного духа и вы окажетесь в другом мире – в мрачном замке, с рыбьим хвостом вместо ног и говорящей квоккой в качестве компаньона?..

До полуночи осталось не больше минуты. Вода, и без того чуть теплая, совсем остыла. Кожу обожгло холодом, я вздрогнула, и сломанные ребра отозвались резкой болью.

Осторожно, чтобы не намочить стягивающую их тугую повязку, я забралась в ванну и села, погрузившись в воду по пояс. Снова закружилась голова. Вдоль позвоночника, от шеи до копчика, пробегали короткие судороги, похожие на огненных змеек. Кожу на ногах кололо и пощипывало. В море я не видела, как они превращаются в русалочий хвост, только чувствовала это слияние. Но сейчас завороженно следила за метаморфозой, как в самую первую ночь.

Тогда я еще подумала: это похоже на компьютерную анимацию. Вот только что были две человеческие ноги, вполне так стройные и красивые. И вдруг, буквально на глазах, они превращались в огромный хвост, покрытый гладкой лиловой чешуей с синими и бирюзовыми бликами. Где-то на уровне талии она плавно переходила в обыкновенную кожу. Хвост не вмещался в ванну и высовывался из нее, свисая с края. С первым ударом часов на башне я еще была Ликой Максимовой, или же мадемуазель Анжеликой Максим. С последним, двенадцатым, превращалась в русалку, живую копию пластиковой Ля Сирен, сидящей в дядюшкином саду у бассейна.

Впрочем, мне еще, можно сказать, повезло. Потому что мой дядя Пьер Камбер проводил время с полуночи до рассвета в облике квокки - карликового кенгуру по кличке Джо-Джим. Хотя… он мог прыгать по комнате, а мог забраться под одеяло и спать до утра. Мне же была необходима вода – без нее я испытывала настоящие мучения. Если не море, то хотя бы ванна. И спала я тоже в воде, каждый раз рискуя захлебнуться, если не успевала проснуться до рассвета, когда снова становилась человеком.

В ванне, конечно, было ужасно: встроенной в меня русалке хотелось плавать наперегонки с рыбами, кувыркаться в волнах прибоя, нырять на самое дно, играть с медузами, которые крутились вокруг, как разноцветные фонарики. Но так я хотя бы могла не опасаться, что утону утром.

От горькой микстуры, которой напоил меня врач, во рту стоял мерзкий привкус. Глаза слипались. Откинув голову к стене, я уперлась хвостом в край ванны и в такой неудобной позе умудрилась задремать. Разбудил меня стук в дверь и обеспокоенный голос Энрико:

- Анжелика, что с вами?

Черт! Откуда его принесло?

Хвост был на месте – значит, до рассвета еще далеко. Что понадобилось Энрико в моей комнате ночью? Пришел убедиться, что мадемуазель Анжелика не умерла? Или признаться в нежных чувствах – не так расплывчато, как днем в саду, а более конкретно? Не мог подождать до утра?

Один раз я уже чуть было не попалась. Вчера вечером, когда мы сидели в гостиной вдвоем и я потеряла счет времени. Точно так же кружилась голова. Только не от сотрясения, как сейчас, а от его взгляда, который сводил с ума и заставлял забыть обо всем. Теплая тяжелая ладонь накрыла мои пальцы, глаза и губы оказались так близко… Лишь каким-то чудом, в самый последний момент, мне удалось вынырнуть из этого омута.

Он пытался меня остановить, умолял не уходить, побыть с ним еще немного. Часы уже начали отбивать полночь, огненные змейки бежали по спине, предвещая неминуемое превращение в Ля Сирен. Я неслась по коридору к лестнице, задыхаясь в тугом корсете, путаясь в подоле платья, слыша за спиной его шаги и голос: «Анжелика, постойте, куда вы?»

Споткнулась на ступеньке, скинула туфли – как настоящая Золушка! – и успела до последнего удара выскочить на причал. Прямо в платье бросилась в воду, чувствуя, как ноги превращаются в хвост.

Утром дядюшка спас меня, объяснив это паническое бегство мнимым душевным нездоровьем, усугубленным испугом невинной девицы, которую смутил пыл влюбленного мужчины. Звучало, конечно, так себе, но более или менее сошло. А вот что мне было делать сейчас?

- Анжелика, ответьте! – Энрико продолжал колотить в дверь, и я поняла, что если не отзовусь, она вот-вот слетит с петель…

Дорогие читатели!

Рада, что вы снова со мной. Традиционно напомню, что читательский отклик очень важен для любого автора. Я, как и все авторы, рада звездочкам, репостам и прочим приятным плюшкам. Они не только поглаживают по шерстке авторское чувство собственного величия, но и обращают на книгу внимание других читателей, а это значит, что с ней познакомятся больше людей

Ну, поехали...

1.

Нормальные миллионеры не встречают родственников в аэропорту сами. Они отправляют за ними водителя с крупно отпечатанной табличкой. Если, конечно, не настолько круты, что лимузин подкатывает прямо к трапу. Дядя Петя обещал приехать за мной лично, что еще  раз подтвердил накануне моего вылета. И вот теперь я стояла посреди аэропорта Ниццы с красивым названием «Côte d'Azur» и чувствовала себя ребенком, потерявшимся в торговом центре.

С дядей мы не виделись лет пять, но вряд ли за это время он изменился так сильно, чтобы я его не узнала. Встречающих с табличками на выходе в зал прилета хватало, однако фамилия Максимова или хотя бы Maximova на них не обнаружилась.

Может, перепутал терминал? Я четко назвала рейс и время прибытия. Дяде недавно исполнилось сорок три, склероза за ним пока не числилось, зато по рассеянности он не уступал знаменитому обитателю улицы Бассейной.

Включившись, телефон жизнерадостно известил, что я в роуминге, и засыпал сообщениями, предлагающими тарифы фантастической выгодности. Стряхнув весь этот хлам с экрана, я нашла в контактах дядин номер.

- Лика, детка, что-то случилось? – даже не поздоровавшись, испуганно спросил он.

Разница в возрасте у нас была всего семнадцать лет, но он держал себя со мной как пожилой дядюшка из классических романов. От его вопроса повеяло чем-то таким добротным, основательным, включая плед и качалку на террасе.

- Это я тебя хочу спросить, дядь Петь, что случилось. Торчу в аэропорту, как дура, не знаю, что делать.

- В аэропорту? – в голосе звучало глубокое недоумение. – Ты же завтра должна была прилететь.

- С какой стати завтра? Я точно помню, что сказала: двадцать пятого, в одиннадцать пятьдесят пять.

- Но ведь двадцать пятое завтра.

- Здрасьте вам через окно! – возмутилась я. – Счастливые часов не наблюдают? Если меня пустили в самолет и я здесь, значит двадцать пятое – сегодня. А я, на минуточку, здесь. В аэропорту.

- Черт!..

- Вот тебе и черт, дяденька. Что прикажешь делать? Как доехать?

Я знала, что его вилла с претенциозным названием «Русалка», или «La Sirène», находится неподалеку от Антиба, примерно на полпути между аэропортом и Каннами, и что общественным транспортом туда не добраться.

- Возьми машину в аренду. Антуан уехал в сервис.

- Какая аренда, дядь Петь? – застонала я. – Ты что, издеваешься? Права у меня с собой, но на карте нет лишней тысячи евро для депозита. К тому же она не именная.

- Тогда такси. Стоянка прямо у выхода из терминала. В зале есть стойка, где можно заказать. Подождешь минут пятнадцать. Просто скажешь, что ехать надо в Антиб, вилла «Русалка». По навигатору довезут. Не волнуйся, расходы компенсирую.

К моему удивлению, обошлось без проблем. Если не считать того, что я жутко стеснялась своего убогого французского, но это прошло после первых фраз. Вообще-то моих познаний вполне хватало, чтобы сносно объясняться, но я была напугана рассказами о том, что французы ненавидят, когда иностранцы коверкают их язык. И когда говорят на английском, тоже не любят. Если девушка за стойкой службы такси и была шокирована моим неуклюжим грассированием или плохо усвоенным правилом розовых ежей[1], виду все же не подала.

- Вилла «Русалка»? – настраивая навигатор, переспросил водитель, чудовищных размеров пожилой мужчина с вислыми, как у моржа, усами. Глаза его при этом округлились, словно я намеревалась посетить клуб каннибалов или каких-нибудь извращенцев.

Я надеялась, что он разовьет тему, но этого не случилось. Вырулив со стоянки, Морж прибавил громкость радио и за всю дорогу больше не сказал ни слова. А еще я надеялась, что буду любоваться красотами Лазурного берега, однако и тут мне не повезло: мы поднялись выше – на скучнейшую автостраду La Provençale, находясь на которой о наличии поблизости моря можно было только догадываться. Лента шоссе петляла между пыльными деревьями, осыпающимися горными склонами и наводящими тоску ангарами – то ли производственными, то ли складскими. Оставалось лишь надеяться, что дядина вилла находится в более приятном месте, поскольку он говорил, что от нее до пляжа пять минут пешком.

Вообще-то я просила его скинуть в WhatsApp фотографию, но он отговаривался тем, что дом еще в процессе строительства. Участок достался ему задешево, с какой-то хибарой под снос, на месте которой и была возведена вилла. Устаревшие спутниковые фотографии Гугла и Яндекса демонстрировали по введенному адресу котлован со сваями и арматурой. Закончилась отделка всего месяц назад, и дядя предложил мне провести у него отпуск.

Ницца, Канны, Антиб и Французская Ривьера в целом – это звучало пугающе дорого. Отдыхать за границу я ездила, но вовсе не в такие роскошные места. На зарплату врача общей практики особо не разгуляешься. Предложение дяди Пети заманчиво намекало на возможность сэкономить в плане жилья и питания.

Правда, был один момент, который вносил нотку сомнения. Виртуальное общение с дядюшкой заставляло думать, что он, будучи и раньше несколько странным, стал, как говорила книжная Алиса, еще страньше. Мама, пару раз встретившись с братом во время рабочих поездок во Францию, выразилась погрубее: «Петька совсем ку-ку. Похоже, папашины миллионы ему пошли не на пользу». И, зная свою родительницу, я могла предположить, что за этими словами стоит вовсе не банальная зависть.

2.

Моя бабушка Аделина, или Адель, умница и красавица из интеллигентной семьи, великолепно играла на рояле, писала маслом пейзажи и знала в совершенстве четыре языка. Однако при всех достоинствах ей катастрофически не везло в личной жизни. У родителей – профессора ЛГУ Федора Лисовского и его жены, оперной певицы Марии, - она была единственным поздним ребенком, над ней тряслись и сдували пылинки. В результате Адель выросла совершенно неприспособленной к самостоятельному существованию.

Оставшись в восемнадцать лет круглой сиротой, она тут же заинтересовала собой охотников за приданым. Желающих заполучить хорошенькую мордашку в дополнение к изрядному состоянию оказалось немало. Ее первым мужем стал широко известный в узких кругах поэт – красавец и страстный любитель женского пола, за несколько лет спустивший большую часть имущества жены на своих любовниц.

От этого брака Адель избавил мой дед Валентин, модный художник-портретист. Несколько лет они были счастливы, но после рождения дочери Наташи их отношения разладились. Валентин начал пить и играть в карты, в результате чего после развода Адель осталась практически ни с чем. Мама моя выросла в однушке в Купчино – типичный ребенок продленки с висящим на шее ключом от квартиры на тесемке.

Чтобы обеспечить дочь, Адель работала на двух работах, а по ночам делала письменные переводы. Иногда ее приглашали переводить устно. Таким образом она и познакомилась с бизнесменом из Франции по имени Рене Камбер. Если верить ее рассказам, мсье Камбер, приехавший в Ленинград по торговым делам, был весьма хорош собой, щедр на комплименты и подарки, а пылок и любвеобилен, как настоящий парижанин. Адель не устояла.

Спустя неделю Рене вернулся во Францию, а еще через некоторое время обнаружилось, что короткий, но бурный роман не остался без последствий. Поплакав, Адель собралась делать аборт, но уже на пороге передумала. Ее пробивная подружка Маша каким-то хитрым способом узнала адрес Рене через бюро переводов, и в Париж полетело письмо с шокирующим известием о грядущем отцовстве.

Французский герой-любовник, как выяснилось намного позже, был женат и растил дочь, вследствие чего послание проигнорировал. Адель, так и не дождавшись ответа, поплакала еще и родила сына Петю, которого звала на французский манер Пьером. Впрочем, заботиться о нем пришлось моей рано ставшей самостоятельной маме. На момент рождения Пети ей исполнилось десять лет. Она быстро научилась менять подгузники, а пока Адель делала переводы, гуляла с братом во дворе. Потом водила его в детский сад, в школу, на всякие кружки.

В двадцать лет мама собралась было замуж, но тут Адель сделала неожиданный финт ушами. Познакомилась с состоятельным канадцем и уехала жить к нему. Пообещав забрать Петю, как только освоится на новом месте. Но то ли забыла о своем обещании, то ли так и не освоилась. Деньги присылала исправно, но о том, чтобы приехать за сыном, больше не заикалась.

Мамины брачные планы развеялись, как дым. Жених вовсе не горел желанием получить в нагрузку к молодой супруге десятилетнего мальчишку. Следующую попытку она сделала только через шесть лет, когда Петя закончил школу. У моего отца была своя квартира, так что на этот раз никто никому не мешал. Тем не менее, родители развелись через три года после моего рождения, и видела я его с тех пор от силы раз пять.

Если честно, дядя Петя был странным уже во времена моего детства. И все же я его любила. Маме, как и Адели в свое время, приходилось много работать: отец платил алименты нерегулярно, причем такие скудные, что просто слезы. Занималась она организацией гастролей питерских театров за границей и часто уезжала, оставляя меня на дядюшку и его жену Алису. Мне у них нравилось, а Алису я вообще обожала, поэтому очень переживала, когда она от него ушла. Мне на тот момент было двенадцать лет, и я не особо понимала, что дядя в общежитии тот еще фрукт.

Сколько я помнила дядю Петю, он всегда был чем-то увлечен. Причем увлекался до крайнего фанатизма, все остальное в период обострений уходило куда-то на дальний план. Горные лыжи, разведение улиток-ахатин, посткроссинг, макробиотическая кулинария, история ордена тамплиеров, песочная живопись, поэзия декаданса, пешие челленджи – вот лишь часть обширного списка его интересов. Он загорался, ярко пылал, но быстро выгорал. И только две дядины страсти были непреходящими. Архитектура, которая по совместительству являлась работой, и научная фантастика.

Впрочем, и архитектором дядя Петя был тоже странным. Нет, за хорошие деньги он клепал добротные проекты индивидуальных коттеджей, отвечающие всем требованиям заказчиков, но мечтал о чем-то буйно футуристическом. Наброски домов, в которых он хотел бы жить сам, меня немного пугали.

Что касается фантастики, дядиным неизменным фаворитом был Роберт Хайнлайн, все книги которого он прочитал по несколько раз и мог цитировать большими кусками. Я по его настоянию осилила всего три, согласилась, что, в принципе, неплохо, но не до такой степени, чтобы вешать на стены портреты героев. Дядя был здорово обижен, и хотя с тех пор прошло почти десять лет, этой темы в разговорах я старалась избегать.

Воспоминания скрасили скучную дорогу. Свернув на указателе“Antibes”, через пять минут водитель остановился у кованых ворот, врезанных в высокую ажурную ограду.

- Приехали, мадам, - он вышел, чтобы достать из багажника мой чемодан. – Вилла «Русалка».

- Ой, мамочки!.. – взглянув за ограду, я зажала рот руками.

3.

Сказать, что вилла была ужасна, - не сказать ничего. Вот теперь я поняла выпученные глаза таксиста. Построить такое – разумеется, по собственному проекту! – мог только мой дядюшка Петр Лисовский, известный также как мсье Пьер Камбер. Впрочем, проект этот оригинальным я бы не назвала. И даже сказала бы, что он является чистой воды плагиатом. Причем украден не у какого-то знаменитого архитектора, а все у того же Роберта Хайнлайна. Из рассказа о доме-тессеракте.

Если кто не знает, то тессеракт – это как бы четырехмерный куб. Мы можем нарисовать на листе бумаги развертку из шести квадратиков и склеить из нее трехмерный кубик. А если взять восемь таких склеенных кубиков, то получится развертка четырехмерного куба. Вот только свернуть ее в тессеракт не получится. Из спичек и пластилина – можно, я пробовала. Правда, спички придется ломать.

В рассказе как раз такой дом-развертку и построили. Четыре этажа, восемь комнат. А потом случилось землетрясение, и он сложился. И провалился в четвертое измерение.

У дядюшкиной виллы – хотя назвать это уродище виллой можно было только в насмешку – этажей я насчитала всего три. Но могла на что угодно поспорить: еще один под землей. Подвал или гараж. На первом и третьем этажах по одному кубику-комнате, на втором – пять: один в центре и четыре по всем сторонам света. Снизу их поддерживали столбики-подпорки.

Такси давно уехало, а я все стояла у ворот рядом с чемоданом и таращилась на этот кошмар. Пока из дома не вышел импозантный мужчина в шортах цвета хаки и белой рубашке-поло. Мой дядя Петя.

- Лика, дорогая моя! – завопил он, спеша к воротам. – Что ты там стоишь? Есть же звонок.

Надо сказать, дядя и в молодости был довольно привлекателен, а с возрастом стал только интереснее. От отца-француза он унаследовал изящные, но при этом достаточно мужественные черты лица, выразительные карие глаза и густую гриву темных волос, слегка тронутых сединой. К тому же дядя Петя тщательно следил за своим здоровьем и фигурой: соблюдал диету, занимался спортом и регулярно посещал врачей для профилактических осмотров. После развода с Алисой он больше не женился, хотя женщин не избегал. Обычно его подругами становились те, с кем можно было разделить хобби. Но поскольку увлечения эти сменяли друг друга довольно быстро, то и женщины надолго не задерживались.

- Что… это? – осторожно поинтересовалась я, как только с родственными объятиями и поцелуями было покончено.

- В смысле? – не понял дядя.

- Дом. Который построил Тил, не так ли?

- Точно. Как приятно, что ты помнишь, - блаженно заулыбался он.

Похоже, дядина хайнлайномания вышла на новый уровень. Ну что ж, чем бы дитя не тешилось. Главное – чтобы не вздумал мне по вечерам устраивать художественные чтения. Впрочем, если что, Антиб рядом, можно сбежать и окунуться в ночную жизнь курорта. Девушка я взрослая, свободная, сама себе хозяйка.

- Слушай, а почему «Русалка»? – спохватилась я, когда мы уже подошли к дому, стоящему посреди аккуратного ландшафтного садика, наверняка обошедшегося в неслабую сумму. – Как-то… не очень похоже.

- Пойдем, покажу.

Дядя поставил чемодан у входа и свернул за угол. Я – за ним.

Вместо ожидаемого заднего двора за домом обнаружился бассейн. Вполне приличный – большой, в лазурном кафеле. С шезлонгами и зонтиками у бортика. Его дальний край упирался в искусственную горку с гротом и водопадом. Рядом на камешке сидела… русалка с хвостом, свисавшим в воду. Издали она выглядела вполне живой, но при ближайшем рассмотрении оказалась пластиковой. И очень страшной. В детстве я бы, наверно, испугалась ее так, что не спала бы несколько ночей.

- Ну вот, - дядя гордо махнул рукой в ее сторону. – Моя Ля Сирен.

- Дядь Петь… - удрученно протянула я. – Зачем она тебе? Лучше бы гномов в сад поставил.

- Осталась от прежних хозяев, - пояснил он, пожав плечами. – Жаль было выбрасывать. Ну да, не красавица. Зато хвост какой!

Хвост и правда был роскошный. Лиловый, с оперением плавника в синих, фиолетовых и бирюзовых тонах. Как у яркой аквариумной рыбки.

- Ну, Лика, пойдем обедать? – предложил дядя, обняв меня за плечи. – В честь твоего приезда я заказал все самое лучшее из провансальской кухни.

- Подожди, - взмолилась я. – Дай я хоть в порядок себя приведу с дороги.

В дом можно было попасть и прямо от бассейна, но мы вернулись к главному входу, где остался мой чемодан.

- Тут у нас холл и гостиная, она же столовая, - дядя открыл передо мной дверь и вошел следом. – И комната для прислуги, но у меня сейчас только приходящая, из Антиба. А в подвале кухня и всякие служебные помещения.

Снаружи дом из-за странной формы выглядел небольшим, но внутри оказался неожиданно просторным и светлым. Сплошной хайтек, металл и пластик, в черно-белой гамме. По витой лестнице мы поднялись на второй этаж и очутились в другой гостиной, куда симметрично выходили четыре двери. Окон здесь не было, мягкий свет давали скрытые за окантовкой потолка точечные светильники. В центре стоял полукруглый белый диван, рядом журнальный столик и несколько кресел. Довершали картину большие растения в кадках.

- Здесь моя спальня и кабинет, - дядя показал на двери с северной и западной стороны. – А там спортзал и гостевая спальня.

4.

Это была единственная комната с круговым обзором. С одной стороны окно выходило на море, с другой на горы, еще с двух – на побережье и крепость Антиба. Немного не хватало балкона, зато лестница, ведущая со второго этажа, продолжалась и выше, через люк в потолке по ней можно было попасть на огороженную террасу.

Впрочем, и сама комната оказалась роскошной. Огромная кровать с тумбочкой, шкаф, стол, два кресла, плазма на стене. В углу небольшой отгороженный  закуток с унитазом и душевой кабиной. Все нужное – и ничего лишнего. Ну а необходимость скакать по лестницам с первого этажа на третий и обратно можно было записать как фитнес.

Быстро приняв душ, я зависла над чемоданом. Что надеть к обеду? Если подумать, я все-таки оказалась в приличном месте, на вилле миллионера. Но этот миллионер когда-то стоял на стреме, пока я рвала через забор вишни в дачном поселке. Да и за обедом мы с ним были одни. После некоторых колебаний я надела белый сарафан – вполне приличный. Причесалась и спустилась вниз.

Дядюшка уже сидел за накрытым столом. Хрусталь, фарфор, серебро – все сверкало и сияло. Блюда радовали глаз и сногсшибательно пахли. Сначала я еще пыталась выяснить, что из чего приготовлено, но потом бросила это сомнительное занятие и просто наслаждалась. Хотя перспектива вернуться после отпуска подросшей на размер, а то и два, показалась вполне реальной. Впрочем, есть же домашний спорт-зал, надо будет туда заглянуть с инспекцией.

Мы с дядей хоть и общались по скайпу, но не виделись довольно давно, поэтому поговорить было о чем. За приятной беседой время шло незаметно. Мы уже перешли к сыру и фруктам, когда дверь гостиной распахнулась, как будто ее толкнули снаружи.

- Джо-Джим! Уходи! – строго приказал дядя. – Мы обедаем, - и сдублировал по-французски: Sors d'ici!

Однако тот, кого он назвал этим странным именем, вызвавшим смутные ассоциации, не послушался. Ввалившееся в комнату существо выглядело не менее странно, чем русалка у бассейна. Ростом не больше полуметра, оно скакало прямой наводкой к столу, как кенгуру, прижав к груди короткие передние лапки. Однако мордой напоминало то ли хомяка, то ли плюшевого мишку. А главное – улыбалось во всю пасть.

- Кто это? – я попыталась отодвинуть ногу, в которую Джо-Джим вцепился лапами, просящее заглядывая в глаза. Не прекращая при этом растекаться в улыбке.

- Джо-Джим, - дядя нагнулся и отцепил от меня попрошайку. – Квокка. Короткохвостый кенгуру.

- Кенгуру? – недоверчиво переспросила я. – Откуда он у тебя? Тоже от прежних хозяев остался?

- Нет. Подарила одна знакомая. Привезла из Австралии. Точнее, с острова Роттнест. Ну, если уж совсем точно, привезла себе, но как-то у них любви не получилось. Отдала мне.

- А почему он… лыбится так мерзко?

- Ну почему же мерзко? – обиделся за Джо-Джима дядя. – Очень даже мило улыбается. Понимаешь, Лика, он это делает не потому, что позитивный крендель и всех любит, у него челюсти так устроены. Как только перестает жевать, мышцы расслабляются, ну и вот…

Он взял с блюда кусочек сыра и протянул квокке. Тот с готовностью схватил угощение и поскакал прочь.

- Стоп! – сообразила я наконец и расхохоталась. – Джо-Джим? А вторая голова где?

Кенгуру-недомерку досталось имя одного из героев Хайнлайна – как же иначе! Только в книге это был двухголовый мутант.

- Голова одна, да, - согласился дядя. – Но он как бы в двух ипостасях. Пока жует, весь такой важный и серьезный Джим. А если перестает, превращается в улыбаку Джо.

- А как на пляж идти? – спросила я, когда с обедом было покончено и я подумала, что калории надо срочно растрясти.

- Я бы не советовал сейчас, Лика, - дядя покачал головой. – Слишком жарко. Да и шторм был вчера, разболтал море. Вода грязная. Я бы тебе предложил у бассейна посидеть. А вечером можем прокатиться в город. Погулять, поужинать где-нибудь.

Мне захотелось возмутиться и заявить, что сама разберусь, чем заняться, мне не десять лет, но, подумав, промолчала. В конце концов, он был прав. Тащиться по самой жаре на пляж глупо, а знакомство с местными достопримечательностями лучше начать в компании того, кому они хорошо известны.

В результате я действительно устроилась у бассейна. Шезлонг, белый купальник, коктейль на столике, свежий педикюр. Черт, а наплохо иметь дядю-миллионера с виллой на Лазурном берегу. Пусть даже такой страшной. А думать о том, что кроме тебя, у дядюшки нет других наследников, было хоть и стыдновато, но тоже приятно. Впрочем, приходилось признать, что мужчина он еще не старый, интересный, состоятельный – вполне может жениться и наследников как раз-таки настрогать.

Миллионы дяде Пете достались дуром. От отца, с которым познакомился за полгода до его смерти. Мсье Камбер потерял в автокатастрофе жену и дочь, а когда врачи поставили ему неутешительный диагноз, вдруг вспомнил о давнем романе с русской красоткой Аделиной. Как ни странно, у него сохранилось ее письмо с адресом. Он написал «шери Адель», что глубоко сожалеет и раскаивается, после чего осторожно поинтересовался судьбой ребенка.

Бабушка на тот момент уже умерла, так больше и не приехав на родину, поэтому мама отдала письмо брату. Тот после раздумий и колебаний отцу ответил. У них завязалось общение в сети, дядя съездил во Францию, а затем – разумеется, получив результаты теста на ДНК, – мсье Камбер его официально усыновил. И оставил в наследство все свое немаленькое имущество. Даже после выплаты налогов, которые во Франции просто драконовские, дядя мог жить припеваючи в статусе богатого рантье. Что он и делал, пять лет назад окончательно перебравшись на Ривьеру.

5.

«В город», то есть в Антиб, который на самом деле тянул максимум на поселок, мы действительно поехали, а не пошли. Хотя дойти туда от «Русалки» можно было минут за пятнадцать. Однако дядя Петя перестал бы себя уважать, если бы первое знакомство любимой племянницы со средой его обитания состоялось не в максимально пафосном режиме. Одетый, несмотря на жару, в униформу с фуражкой шофер Антуан открыл передо мной дверцу «Бентли», цветом напоминающего то ли баклажан, то ли хвост Ля Сирен.

Дорога заняла от силы минут пять. Процедура повторилась. Антуан открыл дверь и деликатно поддержал под локоть, помогая выйти. И одарил при этом таким жарким, откровенно мужским взглядом, что аж в пот бросило. Было приятно, но я все же напомнила себе, что пока еще не являюсь принцессой Монако и не могу пойти на такой мезальянс. Хотя зарплата Антуана наверняка была побольше моей.

А кстати, насчет Монако…

- Дядь Петь, а нельзя в Монако съездить?

- Почему же нельзя? – удивился он, сложив руку калачиком, чтобы я могла за нее уцепиться. – Поедем. Можем даже сыграть в Монте по маленькой. Только там, кажется, нужно вечернее платье. И в Канны съездим, и в Ниццу. И во дворец Ротшильдов. Тут много чего можно посмотреть.

Я как-то очень отчетливо поняла, что ему скучно и одиноко в компании Джо-Джима и Ля Сирен. Поэтому и приглашал в гости так настоятельно. И готов кататься со мной по всему побережью. Видимо, давно не было нового хобби в активной фазе, а вместе с ним и новой подруги. А до какого-нибудь местного пенсионерского клуба еще не дорос. И стало его страшно жаль.

Мы прошлись по променаду, лавируя среди расфуфыренной публики, выпили по бокалу вина в крохотном лонже, поужинали в ресторане с видом на залив и уже возвращались обратно к машине, когда мое внимание привлекла маленькая антикварная лавочка, почему-то еще открытая в поздний час. Точнее, выставленные в витрине фарфоровые фигурки. Я коллекционировала сов, а среди них как раз была одна очень симпатичная.

- Давай зайдем, - предложил дядя.

Ох, если б я знала, чем все это обернется, бежала бы с визгом до самого аэропорта, ни разу не оглянувшись!

Сова оказалась, по моим меркам, слишком дорогой, но дядя, не слушая возражений, ее немедленно купил и вручил мне – упакованную в картонную коробочку. Уже почти на выходе его внимание привлекла лежащая на полке доска с буквами.

- Простите, это уиджа? – спросил он продавца.

Тот подтвердил, они немного поторговались, и доска перекочевала дяде под мышку.

- Что еще за уиджа? – с опаской поинтересовалась я, когда мы вышли. Этот хорошо знакомый фосфорический блеск глаз не предвещал ничего иного, как зарождения нового хобби.

- Доска для спиритических сеансов, - прозвучало с опасным энтузиазмом.

- Бог ты мой японский… Надеюсь, ты не думаешь, что я буду с тобой в эту штуку играть? Мне такое совсем не нравится. Каждый второй мистический триллер начинается с того, что какие-то дураки решили вызвать духов.

- Нет-нет, Лика, - преувеличенно честно заверил дядя. – Не волнуйся. Хотя… мы могли бы, к примеру, узнать, когда ты выйдешь замуж.

- Дядь Петь! – гаркнула я. И попросила уже тише, чтобы не привлекать внимания: - Пожалуйста, не начинай. Лучше сам женись, а я пока замуж точно не собираюсь.

Это уже определенно действовало на нервы. С тех пор как мне стукнуло двадцать пять, коллеги и родня, к счастью, не слишком многочисленная, начали усердно меня за кого-то сватать. Напоминая при этом хором, что часики тикают. А я наоборот чувствовала себя молодой и зеленой. Всего год назад окончила ординатуру и еще до конца не могла привыкнуть к тому, что уже не студентка, а вполне так врач и работаю в приличной частной клинике.

Осложняло ситуацию то, что почти все мои подруги уже повыходили замуж и обзавелись отпрысками, некоторые успели даже развестись и пойти на второй заход. И на меня смотрели как на бедняжечку и неудачницу. А я просто не хотела торопиться. Унылой заучкой не была, с парнями знакомилась, на свидания ходила и всякое такое. Но никто не нравился настолько, чтобы это вылилось во что-то серьезное.

Вот еще вмешательства духов в мою личную жизнь не хватало!

В саду нас встретил соскучившийся Джо-Джим. Бросился в ноги, обнял лапами сначала дядю, потом, подумав, и меня. Подождал, понял, что еды не обломится, и ускакал. В задней двери, ведущей к бассейну, для него было сделано забранное резиновой шторкой отверстие – как для кошки или собаки, поэтому по саду и двору он разгуливал свободно. К счастью, по лестнице ему было не забраться, и я могла не беспокоиться, что обнаружу его вдруг в своей постели. К чужим домашним животным я относилась лояльно, но слишком близкого контакта все же не хотелось.

Распрощавшись с дядей на втором этаже, я поднялась к себе наверх, а оттуда вскарабкалась на террасу. Там, как и у бассейна, стоял зонтик, шезлонг и маленький пластиковый столик. И несколько цитрусовых деревьев в кадках.

От восторга – или от лишнего бокала вина? – закружилась голова, и я плюхнулась в шезлонг. Было от чего впасть в экстаз. Южная ночь действует завораживающе. Чистое небо, огромные звезды, похожая на апельсин луна. Совсем рядом рокот прибоя, в который сложной гармонией вплетается хор цикад.

Я подумала, что прекрасно понимаю дядю Петю, перебравшегося в такое райское место. Вообще на курорте хорошо отдыхать, а жить там – как раз не очень. За одним исключением: если ты миллионер, которому не надо зарабатывать на хлеб там, где другие развлекаются. Дядя, правда, иногда брал заказы, но чисто для удовольствия и чтобы не растерять навыки.

6.

Первая неделя моего отпуска пролетела мгновенно и показалась воистину сказочной. Погода не подкачала. Конец августа выдался сухим и жарким, но не настолько, чтобы умирать от духоты. Пару раз ночью шел дождь, однако к утру уже все просыхало.

После завтрака я обычно шла на пляж. В пяти минутах, как и обещал дядя Петя, обнаружился полудикий, куда ходили небогатые местные жители. Чуть дальше – вполне культурный, с платными лежаками, зонтиками и прохладительными напитками из бара. Меня устраивал первый – и ближе, и дешевле, и народу меньше.

После обеда мы устраивали небольшую сиесту. Иногда я ложилась вздремнуть, иногда нежилась у бассейна в компании все тех же Ля Сирен и Джо-Джима, который непонятно почему меня нежно возлюбил и, если я оказывалась в пределах досягаемости, не отходил ни на шаг. Особенно странно было потому, что я не спешила угощать его, хотя это и пригасило бы на время раздражающую улыбку шире плеч.

Отдохнув и переждав дневную жару, мы с дядей одевались в приличное, запрягали Антуана и куда-нибудь ехали. Осмотрели все маст-си, добрались до Монако и немного поиграли в казино, напробовались местных деликатесов в лучших ресторанах. Я сделала миллион фотографий, накупила мешок сувениров и шутки ради приценилась к выставленной на продажу яхте в Каннах.

- Может, и правда купить? – задумался дядя, но я отговорила. Яхта – это, конечно, хорошо, но уж больно хлопотно.

Впрочем, по знакомому блеску глаз я поняла, что семечко посеяно. Может, оно и не взойдет, но как знать… Главное, что забыл о чертовой доске для духов. Ну, это я так думала, что забыл.

В начале следующей недели пошел дождь. Нудный, мелкий, унылый. Беспросветный. Весь день я провела у себя: читала, смотрела телевизор, бродила по интернету в телефоне. Вечером съездили в ресторанчик. В общем, не так уж и плохо. Но когда дождь продолжился и на следующий день, стало кисло. Позанимавшись на тренажерах и поплавав под дождем в бассейне, ресторан вечером я отвергла. И предложила заказать пиццу. Дядя посмотрел на меня так, словно я надела босоножки на колготки. Но согласился.

Мы сидели в гостиной, ели пиццу и запивали вином. Джо-Джим крутился рядом и посматривал умильно. Интернет уверял, что квокки травоядные, но этот не брезговал ничем. И наулыбал-таки свой кусок, который унес в уголок, роняя шампиньоны.

- Дядь Петь, скажи, почему ты больше не женился? – поинтересовалась я.

- Не встретил больше такую, как Алиса, - вздохнул он.

- Ты так ее любил? Une vie d'amour[1]?

- Да, наверно. Я вообще однолюб. Ну а ты? Почему замуж не выходишь? Красивая же девушка. Неужели не за кого?

Если объективно, назвать меня красавицей было сложно. Хотя и совсем уж каракатицей – тоже. Правильные черты, красивые темные волосы, большие серо-зеленые глаза. Как говорила мама, все зависело от освещения. Иногда могла выглядеть очень даже хорошенькой. Да и фигура неплохая, добротный сорок четвертый размер при вполне модельном росте метр семьдесят семь. Ноги хоть и не совсем от ушей, но в мини и облегающих брюках стесняться не приходилось. И в купальнике тоже.

- Возможно, я слишком привередливая.

- Послушай, Лик… - дядя посмотрел искоса, по-птичьи наклонив голову. – А давай все-таки духов позовем? Ну что уидже пропадать?

- Дядь Петь! – возмутилась я. - Ну сказала же, не верю во все эти глупости. Не придут они. А если и придут, все равно соврут. Откуда им знать, когда я выйду замуж.

- А мы не про твой замуж. Давай вызовем… Роберта.

- Хайнлайна? – я чуть не подавилась последним куском и даже не удивилась, что он называет своего кумира так фамильярно. – Ты совсем с ума сошел, дяденька?

- Подожди, - он махнул рукой так энергично, что чуть не опрокинул бокал. – Перед смертью он начал новый роман из серии «Мир как миф», но нашли только первые главы. Ходят слухи, что было еще несколько.

- Но если не нашли, может, и не было? Или… не знаю, может, он их сжег?

- А что, если спрятал?

- Зачем? – пожала плечами я. – А даже если вдруг и спрятал. Ты так хочешь узнать, где они? Это же не целый роман, а всего кусок. И потом, с чего ты взял, что он захочет тебе рассказать? Только потому, что ты его самый сумасшедший фанат?

- А вдруг?

- Слушай, играй в это сам. Доска не стол с блюдцем, в нее и одному можно.

- Лучше вдвоем, - не отставал он.

- Нет, - я встала и пошла к лестнице. – Извини. Не хочу. Пойду почитаю.

Если б меня не дернуло обернуться, ничего бы и не случилось. Но я обернулась. И наткнулась на взгляд ребенка, которому не дали конфету. Или собаки, которую не взяли на прогулку.

- Ладно, - сдалась я. – Тащи свою уиджу. Охота ж тебе глупостями заниматься. Все равно ничего не получится.

Дядя встрепенулся, белочкой взлетел на второй этаж и вернулся с доской. Сдвинул в сторону пустое блюдо от пиццы, вытряхнул из кармашка снизу планшетку с носиком.

- А на каком языке к нему обращаться? – поинтересовалась я со снисходительным видом детсадовца, который вместе со всеми зовет Деда Мороза, зная, что того не существует.

- Наверно, духи все языки понимают, - не слишком уверенно предположил дядя.

7.

Мы посмотрели друг на друга круглыми глазами.

- Дух Роберта Хайнлайна, ты правда здесь? – спросил дядя неуверенно.

Носик снова уткнулся в то же слово.

- Ты будешь с нами разговаривать?

Та же реакция.

- Мне кажется, это жульничество какое-то, - заявила я, почему-то шепотом и по-русски. Чтобы не обидеть духа?

Указатель перепрыгнул к слову «No», опровергая мою версию о жульничестве.

- Дух Роберта Хайнлайна, скажи, Роберт правда спрятал главы последнего романа?

Вместо того чтобы ответить «да» или «нет», планшетка хаотично заскакала по всей доске, не задерживаясь ни на одной букве.

- Так он спрятал рукопись?

Ответом стали те же прыжки. Как и на несколько других вопросов.

- Короче, - я сняла руки с доски. – Фигня все это, дядь Петь. Никакой это не Хайнлайн и вообще не дух. Просто разводилово для дурачков. Там внутри, наверно, магниты какие-нибудь. Или еще какой механизм. В общем, если хочешь, развлекайся сам.

Я встала, и тут-то раздался демонический хохот. Жуткий, скрипучий, леденящий. Причем в самом буквальном смысле леденящий: в гостиной вдруг стало так холодно, что я все покрылась гусиной кожей. Пол резко подпрыгнул и ударил по лбу, а потом погас свет…

Когда темнота понемногу рассеялась, я обнаружила, что лежу на полу. На холодном и твердом, похоже, каменном. По ощущениям – голая. Нет, не совсем, только ниже пояса. Хотя на момент нашего с дядюшкой спиритического сеанса была одета в футболку и шорты.

Проверить ощущения визуально не получилось. То, что темнота рассеялась, - это я преувеличила. Из абсолютной черноты она превратилась в черноту относительную, позволявшую разглядеть руку, поднесенную к лицу, но не более.

Тогда я опустила эту самую руку туда, где должны были быть шорты, и завизжала как резаная, почувствовав под пальцами чешую. Не скользкую рыбью, а сухую и гладкую, как у змеи. Вполне приятную на ощупь – если б только она не покрывала мое тело ниже талии. Именно на этой границе плавным градиентом в нее переходила обычная человеческая кожа.

Вся моя нижняя часть онемела, словно я отсидела ногу. Вот только ног у меня теперь как раз и не было. Там, где у человека туловище раздваивается, оно продолжалось единым монолитом. Как рыбий хвост.

Что?! Хвост?!

Я попыталась сесть, опираясь на руки, и это кое-как удалось, хотя результат не обрадовал. Вместе с ногами исчезли и gluteae musculus, выполняющие, помимо всего прочего, роль смягчающих подушечек. Перенести вес тела на другую точку оказалось так же болезненно, как, к примеру, сделать стойку на лопатках на голом полу.

Морщась и шипя, я поводила вокруг руками и нащупала сзади стену, тоже вполне так каменную. Хоть на что-то опереться. Но для этого надо было до нее доползти. Чтобы представить, как я это сделала, вообразите, будто передвигаетесь сидя, с крепко связанными ногами, не забывая, что мягкой попы больше нет.

Физические мучения в ходе процесса на какое-то время затмили ужас от происходящего. А может, дело было в том, что я еще не осознала: это всерьез. Вовсе не сон и не бредовые видения. Я нахожусь в каком-то непонятном месте, мало напоминающем виллу «Русалка». И у меня – хвост!

Русалка? Хвост? Черт, черт, черт!!! Я что – русалка?! Как Ля Сирен?

Оставался еще один вариант: я реактивно спятила. Возможно, нам с дядюшкой все-таки удалось вызвать какого-то духа - вряд ли Роберта Хайнлайна. И явление это оказалось настолько ужасным, что мой рассудок сделал ручкой.

Я вспомнила тот скрипучий, совершенно нечеловеческий смех – последнее, что услышала до того, как все расплылось перед глазами. И адский холод. Может, было еще нечто, настолько кошмарное, что память милосердно это заблокировала?

Но разве сумасшедшие думают о том, что их крыша уехала в далекие края? По идее, им все должно казаться вполне нормальным. Хотя… кто скажет определенно, о чем думают сумасшедшие?

Глаза постепенно привыкли к темноте, и я наконец смогла различить смутные очертания того, что тактильно привело меня в ужас. Да, это действительно был хвост. Большой русалочий хвост. Наверно, с таким здорово плавать. Но я-то находилась вовсе не в воде и могла только ползать, стиснув зубы от боли.

И вот тут меня наконец накрыло паникой.

Что происходит? Что со мной случилось? Что делать?

Рядом скрипнула и открылась дверь – словно от толчка. На пол упал прямоугольник света. Маленький темный силуэт дублировался в нем растянутой тенью. На несколько секунд он замер на пороге, а потом поскакал ко мне.

- Уйди, Джо! – поморщилась я. – Вот только тебя мне сейчас и не хватало для полного счастья.

Джо-Джим остановился рядом, уже вне светлого пятна, но я без риска могла спорить на что угодно: он улыбается до ушей. Как всегда, когда прекращает жевать.

- Лика, извини за глупый вопрос, но мне кажется, что у тебя хвост, или это на самом деле? – спросил он голосом дяди Пети.

- Твою дивизию… - только и удалось выжать мне из себя. Голос истерично дрогнул. - Дядь Петь, это что, действительно ты? Или все-таки Джо-Джим?

8.

За дверью и правда оказался коридор, узкий и длинный, тускло освещенный. Мраморный пол покрывала ковровая дорожка. Ползти по ней было мягче, зато чешуя цеплялась за ворс. Но больше всего я боялась, как бы кто-нибудь не появился и не обнаружил нашу гоп-компанию.

Наконец я доползла до приоткрытой двери, за которой виднелось что-то вроде пристани и вода с искрящейся лунной дорожкой. Приподнявшись на руках, я боднула дверь головой и перебралась через порог. Самой ужасной частью моего путешествия оказались три ступеньки, но на этом пытка закончилась. Последний рывок по причалу – и я с брызгами плюхнулась в воду.

Ох, кто бы знал, каким же это оказалось блаженством! Словами не передать. Раньше я не была фанаткой плавания, хотя в теплой воде поплескаться любила. Но сейчас вдруг почувствовала себя в родной стихии. Правда, сначала пришлось приноровиться к тому, как менялось направление при движениях хвоста. Вода ласкала тело, словно шелк. Футболка мешала, я стащила ее через голову, и она плавно опустилась на дно. Теперь я была как настоящая русалка с картинки в детской книге: с хвостом и в лифчике, который решила оставить.

Нырнула поглубже, и оказалось, что прекрасно вижу в темноте. Лунные лучи не доставали до дна, но и там я могла рассмотреть каждый камешек, каждую травинку. А еще не нуждалась в дыхании. Поскольку жабр не обнаружилось, оставалось предположить, что кислород каким-то загадочным образом поступает из воды через кожу, как у лягушки.

Вынырнув, я подплыла к причалу. Маленькая фигурка с прижатыми к груди лапками застыла у края.

- Ты не представляешь, какой кайф, дядь Петь, - простонала я. – В общем, ты иди… то есть скачи, смотри, как тут и что. А я еще поплаваю. Встретимся, когда рассветет.

Это была эйфория на грани экстаза, которая начисто вымела из головы мысли о том, что мы оказались… неизвестно где. И с очень туманными перспективами. Может, конечно, мозг включил защиту, чтобы не свихнуться, но я на самом деле наслаждалась новыми ощущениями.

Ничего общего с обычным плаванием в бассейне или даже в море! Там я всегда начинала задыхаться, судорожно хватая воздух ртом, куда заливалась вода. И в нос тоже – чего я вообще не выносила. А если вдруг открывала под водой глаза без маски, они потом краснели и слезились. Так что плавала я неким псевдобрассом, держа голову над поверхностью. Или на спине, стараясь, чтобы вода не попадала на лицо. И вдруг – как настоящая рыба!

Нет, это было вообще не плавание. Я парила, не чувствуя веса своего тела. Зря что ли космонавты отрабатывают поведение в невесомости в специальном бассейне. А какая красотища была вокруг! Даже в маске я никогда ничего подобного не видела, потому что глубоко не опускалась. А сейчас ныряла на самое дно и могла рассмотреть каждую песчинку. Вокруг крутились юркие рыбки, колыхались похожие на фонарики медузы. Лунные лучи, проникая сквозь толщу воды, заставляли ее сверкать, как жидкое серебро.

Боже мой, это все мое!

Трудно сказать, сколько бы еще я упивалась своим всемогуществом, если бы глаза не начали закрываться. Выходит, и русалки тоже спят. Опустившись на мягкое песчаное дно, я свернулась калачиком и словно растворилась в набежавшей волне сна – как в морской воде.

И проснулась от жуткого ощущения удушья. Грудь и горло жгло, разрывало, в голове стучали отбойные молотки, перед глазами плавали черные круги. На секунду показалось, что все приснилось. Спиритический сеанс, я – русалка, дядя – Джо-Джим. Но уже в следующее мгновение тело инстинктивно рванулось вверх, туда, где воздух.

Вынырнув, я жадно вдохнула и закашлялась. Сердце бешено колотилось, в груди горело. Ногу свело судорогой, к счастью, не слишком сильной.

Ногу?!

Да, никакого хвоста. Две вполне человеческие ноги. И голая задница. А до берега, как это выглядело в первых лучах рассвета, с полкилометра.

Так, спокойно, Лика, спокойно. Главное – ты жива. Не захлебнулась и не утонула. А могла. Запросто. И теперь потихонечку, полегонечку, с передышками поплывем к берегу. Правда, вода ледяная. В русалочьей ипостаси это было незаметно. Видимо, им даже подо льдом комфортно.

Но что все-таки произошло? Побочный эффект переноса из одного мира в другой? Или русалка – это ночное обличье? Интересно, а дядя Петя стал человеком? Чтобы выяснить, надо было сначала доплыть. Раз-два, левой-правой.

Елки, как холодно-то! И ведь на берег не выберешься, в одном лифчике. Футболка – и та где-то утонула, выброшенная за неудобством. Да и толку с нее, едва по пояс.

На пристани маячила какая-то бесформенная фигура. Явно не квокка. Побольше и повыше. При ближайшем рассмотрении это оказался дядюшка, закутанный в пеструю тряпку.

- Как хвост? – поинтересовался он, когда я подплыла и уцепилась за край причала.

- Нет хвоста, - мрачно ответила я. – Чуть не утонула. Уснула на дне, а проснулась от того, что захлебываюсь. Еле вынырнула и отдышалась. И доплыть еще надо было.

- А я уж беспокоиться начал. Стою, жду, а тебя нет и нет. Я тоже уснул в углу под лестницей. А проснулся от холода. Голый. Рядом был какой-то чулан со старым барахлом. Нашел вот – то ли покрывало, то ли скатерть.

- Мог бы и для меня прихватить, - разозлилась я. – Задубела до хрустального звона. Вода градусов пятнадцать, не больше.

- Извини, как-то не подумал, - смутился дядя. – Потерпи немного. Сейчас поищу что-нибудь. Но вообще это не выход. Лик, мы, кажется, серьезно попали. Во всех смыслах. Ни одежды, ни денег, ничего. Что делать-то будем?

9.

Энрико ушел, и мне стало еще холоднее. Аж зубы застучали. Дядя пропал намертво. Я подумала, что его поймали за кражей очередной скатерти, и решила вылезать из воды голой. Лучше прятаться в одном лифчике где-нибудь за кустами, чем насмерть замерзнуть в воде. Впрочем, и выбраться на причал оказалось делом непростым. Нужно было подтянуться, цепляясь за край, и лезть наверх, обдирая живот и ноги о поросший ракушками камень. Или же проплыть метров триста и выйти на берег, где виднелись жидковатые заросли.

Стоило мне выбрать второй вариант, как дверь открылась и появился дядя. Одетый в приличный темно-серый костюм и черные ботинки. В истории моды я разбиралась не слишком хорошо, но показалось, что это или конец девятнадцатого, или самое начало двадцатого века. Что-то такое добротно викторианское.

- Где это ты прибарахлился? – скептически поинтересовалась я. – Ограбил гардеробную покойника?

- Гардеробную, точно. А почему покойника? – удивился дядя Петя, положив на причал какие-то тряпки.

- Хозяин этого склепа умер. Я тут кое-что узнала интересное, пока ты ходил. Только давай сначала оденусь, потом расскажу.

Он нагнулся, подал руку и помог выбраться, деликатно глядя в сторону. Подхватив одежду, я спряталась в какую-то темную нишу, где меня можно было увидеть только с воды. Развернула и прошипела свирепо:

- Дядь Петь, это что такое?

- Извини, - ответил он из-за угла. – Женского ничего не нашел. Не нравится – ходи голая. Или сиди в воде.

Великолепно! Теперь надо наткнуться в этом костюме на Энрико. Моржиха-феминистка! Или как там звали этих теток в то время? Суфражистки?

Так, стоп! Какой еще Энрико, не до него сейчас. И, тем более, не до его «шери» с противным голосом.

Трусов, разумеется, не было. Ладно трусы, я согласилась бы на кальсоны. Но вместо них оказалось что-то вроде тонкого трикотажного комбинезона на пуговицах, с откидной планкой на интересном месте. Нечто подобное я видела в исторических фильмах, там, где джентльмены в неглиже. Ужас!

Куда деваться, пришлось влезать, не на голое же тело надевать брюки. Так, что у нас дальше? Рубашка. Льняная, похоже, с миллионом складочек. Мятая до ужаса. То ли после стирки не погладили, то ли дядя так нес. Носки, точнее, гольфы, почти по колено. Брюки загадочной конструкции: спереди никакой ширинки, зато пуговицы в боковых швах. Жилет в цветочек, похожий на гобелен. И длинный приталенный сюртук с большими пуговицами. Не хватало только галстука и…

- Дядь Петь, а ботинки?

- Черт… Посиди здесь, схожу поищу.

- Стой! – остановила его я. – Хватит бегать. Странно, что тебя до сих пор никто не увидел. Ни ночью квоккой, ни сейчас. Замок большой, должно быть полно слуг. И на похороны всякая родня, похоже, съехалась. Не умру пока босиком. К тому же вряд ли ты найдешь здесь мужскую обувь тридцать шестого размера. Давай-ка спрячемся в уголке и обсудим диспозицию.

Судя по виду пристани, довольно обшарпанной, пользовались ею редко – если вообще пользовались. Во всяком случае, ни одного плавсредства не наблюдалось. Только у стены валялась заплесневелая бухта каната. Каким ветром, да еще в такую рань, сюда принесло красавчика в синем фраке, оставалось лишь догадываться. Судя по всему, он тоже приехал на похороны. Возможно, решил осмотреться на местности, почему бы и нет.

В нише, где я одевалась, было что-то вроде полочки. Наверно, для статуи или вазы. Мы с дядюшкой сели там и начали совещание. Я рассказала об Энрико и о том, какие выводы сделала из его слов.

- Смотри, дядь Петь, я думаю, это какая-то альтернативная реальность со сдвигом в прошлое. Может, то самое четвертое измерение, чем черт не шутит. Если судить по одежде и газовым фонарям, где-то самый конец девятнадцатого века. Здесь тоже есть, точнее, был Рене Камбер, хозяин этого замка. Вот он как раз и умер. И это его одежда – которую ты позаимствовал. У него была дочь. Погибла молодой. И остался сын Пьер. Смекаешь?

- Смекаю, что схожу с ума, - страдальчески скривился дядя.

- Вот и у меня была та же реакция. Вполне достаточно Ля Сирен и Джо-Джима, чтобы рехнуться. А тут еще такое. Но знаешь, я тебе скажу как врач, человеческая психика – штука гибкая. На самом деле люди реактивно сходят с ума не так уж и часто. В большинстве своем и не к такому приспосабливаются. Давай будем есть слона по кусочкам. Вот прямо сейчас мы вряд ли придумаем, как вернуться обратно. Если это вообще возможно. Поэтому надо определить первоочередные задачи. Грубо говоря, что будем жрать и где спать. Я вот, если честно, здорово есть хочу. Только не предлагай ограбить кухню, точно попадемся.

- Подожди, Лик, - дядя потер заросший щетиной подбородок: видимо, пребывание в облике кенгуру ее рост не затормозило. – Ты сказала этому типу, что мы приехали на похороны?

- Да мало ли что я сказала. Только не говори, что действительно предлагаешь выдать себя за Пьера Камбера и его племянницу, - фыркнула я.

- Почему нет? Я ведь и правда Пьер Камбер, а ты моя племянница, - дядины глаза блеснули хорошо знакомым авантюризмом.

- Да потому, дядь Петь, что здесь есть свой Пьер Камбер. И, думаю, он уже тут. Возможно, с племянницей. Может, напасть на них, раздеть, запереть в какой-нибудь подвал и занять их место? Так ведь не факт, что мы на них похожи. Нет, надо валить отсюда. И чем быстрее, тем лучше.

10.

Вообще-то трудно чувствовать себя уверенно, если на тебе мужской костюм, висящий, как на вешалке, нет ботинок и при этом длинные волосы. Впрочем, носки были темно-коричневыми и издали вполне могли сойти за обувь.

Наклонившись, я задрала брючину, спустила носок и оторвала штрипку от бельевой штанины. Связала волосы в хвост и спрятала его под высокий воротник рубашки. Со шляпой было бы совсем незаметно.

- Может, нам совершить какое-нибудь мелкое хулиганство, Лика? – покусывая изнутри щеку, предложил дядя. – Посадят в тюрьму. И крыша над головой, и бесплатная еда.

- Прямо как у О. Генри, - хмыкнула я, стараясь идти по траве, где помягче. – Во-первых, мы не знаем, как тут обстоит с пенитенциарной системой. Может, за хулиганство отправляют на каторгу. А во-вторых, меня все-таки смущают эти русалочье-кенгуриные дела. Хорошо, если это была разовая акция. Что-то такое вроде осложнения перехода из одного мира в другой. А если мы каждую ночь будем превращаться в Ля Сирен и Джо-Джима? Не хотела б я оказаться русалкой в тюрьме.

- Тогда вопрос о пропитании и ночлеге встает со всей остротой. Чтобы просить милостыню, у нас слишком приличные костюмы.

- Сделать их неприличными не проблема. Но опять же, мы не знаем, вдруг здесь запрещено просить милостыню? Или там петь на улице за деньги. Есть еще вариант. Пойти на рынок или на вокзал и поискать черную работу. Что-нибудь носить, таскать, разгружать.

- До чего уж у судьбы подлое чувство юмора, - вздохнул дядя и сдержанно ответил на поклон садовника, подстригавшего кусты. – Когда-то я был бедным студентом и работал подсобником на стройке. Потом стал миллионером и ездил на Бентли с шофером. А теперь у меня снова нет даже мелкой монетки на еду. Потрясающие качели.

Мы подошли к кованым воротам, врезанным в каменную стену. Из окошка деревянной будки выглянул привратник, но ничего не сказал. Дядя толкнул створку и пропустил меня вперед.

- Прошу прощения, мсье, вы из замка?

Юноша в серой куртке и таких же брюках, стянутых у щиколоток защипами, слез с велосипеда – вполне похожего на современный.

- Да, - важно кивнул дядя. – А в чем дело?

- Могу я отдать вам телеграмму? Она без адресата.

- Давай.

Надорвав сложенный прямоугольником и склеенный по краям лист желтоватой бумаги, он прочитал напечатанное на узеньких полосках:

- «Пьер Камбер тяжело болен, приехать не может».

- Откуда телеграмма? – спросил дядя сурово.

- Там же написано, - парень пожал плечами. – Из Соединенных американских штатов.

Он чуть помедлил, возможно, рассчитывая на чаевые, не дождался, оседлал велосипед и уехал.

- Что скажешь, Лика? – дядя разорвал телеграмму на мелкие клочки и пустил по ветру.

- Даже не думай! – возмутилась я. – Ты точно с ума сошел.

- А если? – эта азартная улыбка в комплекте с прищуром мне была знакома с детства.

- Как ты себе это представляешь? «Здрасьте, я Пьер Камбер, приехал попрощаться с усопшим родителем»?

- А пуркуа бы и не па? Смотри, - он отвел меня в подальше от ворот, - если здесь все параллельно нашему миру, пусть и со сдвигом, то этот Пьер, возможно, тоже бастард. К тому же живет в американщине. Кто его в лицо знает?

- Но он Камбер, - возразила я. – Выходит, папаша его признал.

- Как и меня. Но для этого не обязательно было показывать его всем родственникам. Лика, ты отдаешь себе отчет, что мы, возможно, навсегда останемся здесь? Это наш шанс не сдохнуть под забором.

- Дядь, ну какой шанс? У нас ведь даже документов нет. Вообще ничего нет. Кто поверит? Два оборванца в костюмах, которые слуги моментально опознают.

- Нас ограбили, Лика, - его глаза уже не блестели – горели фанатичным блеском. – В гостинице. Украли все. Паспорта, деньги, одежду. Все подчистую. Мы остались в одних ночных рубашках. Взяли в долг одежду у лодочника, а потом позаимствовали здесь – в гардеробной. В конце концов, могу я у своего отца взять пару костюмов?

- У какого лодочника? – опешила я.

- А как, по-твоему, мы попали в замок? Если приехали верхом или на извозчике, привратник должен был нас видеть. А так привезли на лодке, выгрузили на пристань ночью – никто и не заметил. Ты же видела, там все мхом заросло. И, кстати, ты этому своему… Эрнесто ведь представилась. Значит, все уже знают, что мы здесь.

- Энрико, - поправила я недовольно. – И никакой он не мой. Итальянец какой-то, судя по имени. Если, конечно, здесь есть Италия. Может, и это не Франция вовсе. В смысле, называется по-другому. И он с бабой. Называет ее «шери», представляешь? Ладно, пошли. Ограбили так ограбили. Но учти, если нас за мошенничество посадят в тюрьму…

- У нас таки будет кров и бесплатный хавчик.

Дядя открыл ворота, и привратник снова выглянул из окна. Посмотрел на нас, нырнул обратно. А мы направились по главной аллее к центральному входу. Поднялись по крыльцу, вошли в огромный холл.

- Мсье? – откуда-то появился похожий на пингвина пожилой мужчина в черном фраке. Видимо, дворецкий.

11.

Энрико вышел откуда-то из бокового коридора. Под руку его держала дама лет на десять постарше.

Надо думать, та самая «шери». Словно сошедшая со старых черно-белых фотографий. Ее темные волосы были собраны в высокую пышную прическу. Из-под короткого жакета с рукавами-буфами виднелась белая кружевная блузка, плотно облегающая грудь и неестественно тонкую талию, явно стиснутую корсетом. Под темно-серой юбкой-колоколом отчетливо шуршала накрахмаленная нижняя, возможно, не одна. Смотрела «шери» на меня, высоко подняв брови и кривя губы с темным пушком над верхней. Мол, что это еще за чудо-юдо такое.

- Мсье… - пробормотала я, мысленно проклиная все на свете.

- Мсье Камбер? – Энрико повернулся к дяде, и тот кивнул с вопросительным выражением.

- Позвольте представиться. Князь Энрико Манчини. Моя сестра, синьора Маргерита Скорцетти. Мы племянники мсье Рене, точнее, его покойной супруги. По завещанию нам, конечно, ничего не достанется, но дядя был всегда добр к нам, и мы приехали проститься. Очень жаль, что вы не успели.

По завещанию! О боже, кажется, мы капитально влипли. Особенно если папаша Рене и здесь решил оставить все свое богачество побочному отпрыску. Любопытно, а в нашем мире были обиженные подобным раскладом? Я как-то никогда не интересовалась, а дядя не говорил.

Похоже, он задумался о том же: по его лицу пробежала тень. Но тут же взял себя в руки и решил использовать новое знакомство с максимальной отдачей.

- Да, князь, - дядя церемонно наклонил голову. – Выехать сразу мне не позволили обстоятельства, хотя я надеялся застать отца в живых. Скажите, когда это случилось?

- Вчера рано утром. Врач сказал, что обошлось без сильных мучений. Похороны должны состояться завтра. Еще раз примите мои соболезнования, мсье Камбер.

- Благодарю. И весьма рад знакомству. Скажите, вы уже завтракали? Николя распорядился накрыть для нас в зеленой гостиной. Не хотите присоединиться?

- Мы встаем рано, так что уже успели. Но можем составить компанию. Как думаешь, Маргетта?

Сестрица Марго все это время разглядывала меня так, словно хотела пробраться взглядом не только под одежду, но и под кожу. Наверняка пыталась понять, что означает мой костюм. То ли я оголтелая феминистка, как Жорж Санд, обожавшая мужскую одежду, то ли еще что-нибудь… неприличное. Да и Энрико косился удивленно.

- Почему бы и нет? – ответила она, продолжая таращиться на меня. – Я бы выпила кофе.

- Николя, - дядя повернулся к дворецкому, который топтался чуть поодаль, - князь и синьора Скорцетти желают присоединиться к нам. Но сначала отведите нас к мсье Рене.

Гроб с телом стоял на постаменте в часовне - том самом помещении, где я очутилась ночью. Хорошо, что было темно, иначе действительно могла повредиться рассудком: мало того что русалка, так еще и покойник какой-то. Мы вчетвером постояли рядом, глядя на благообразного седого господина с пышными усами, а потом Николя проводил нас туда, где уже ждал завтрак.

Зеленая гостиная оказалась довольно уютной. Наверняка дядя точно определил бы ее стиль, но я в этом разбиралась не слишком хорошо. Удивила только люстра с электрическими лампочками. Видимо, бытовое электричество здесь еще было дорогой новинкой и не полностью вытеснило газовое освещение.

- Простите, Анжелика, - не выдержала Маргерита, когда мы сели за круглый стол и приступили к завтраку, - возможно, я не слишком деликатна, но…

- Мужской костюм? – помогла я ей. – Нет, я не из тех женщин, ну, вы поняли. С нами в дороге случилась неприятность. Обокрали в гостинице по пути сюда. Мы остались в одних ночных рубашках. Ни денег, ни документов, ничего.

Я изложила все ту же версию нашего прибытия в замок – кстати, узнать бы еще, как он называется. Да и в целом о местных реалиях, чтобы не чувствовать себя слепыми котятами. Но тут информацию нам предстояло собирать по крупицам, стараясь не вызвать подозрений.

- Бедная девочка, - взгляд Маргериты сразу потеплел. – Как я вам сочувствую. Всегда говорила, эти новые французские власти ни на что не годны. Кругом сплошные разбойники и революционеры. Страшно выйти за ворота.

Ага, значит, мы все-таки в альтернативной Франции, хотя явно не в том же месте. Очертания берега совсем другие, и крепости Антиба не видно.

- А вы? – осторожно спросил дядя. – У вас интересный акцент.

- Наш отец итальянец, - ответил вместо нее Энрико, - а мать француженка. Живем в Швейцарии. Между собой говорим больше по-французски, но да, с акцентом. Кстати, и у вас необычный выговор.

- Мы из Америки. Из Соединенных штатов.

- Простите, мсье Камбер, но я узнал о вашем существовании только сегодня. От мадемуазель Анжелики. Мы познакомились, когда она принимала морскую ванну у причала. Должен предупредить, ваше появление вызовет массу вопросов. У дяди Рене немало родни, и многие уже здесь. Думаю, они не знали о вас так же, как и мы.

- Главное, что о нас знает дворецкий, - равнодушно пожал плечами дядя, и я снова поразилась его актерскому таланту. Ему бы Хлестакова играть! – Видимо, отец не счел нужным поставить в известность родню, признав меня своим сыном. Кстати, я сам узнал о нем только тогда, когда погибла его дочь. Он нашел меня, написал письмо. Я приехал сюда, и мы оформили необходимые документы. К сожалению, предъявить их я не могу, поскольку все похищено.

12.

Когда мы уже заканчивали завтрак, в гостиную заглянули мужчина лет сорока в таком же фраке, как у Николя, и молоденькая девушка в черном платье и белом кружевном фартучке. Надо думать, Андре и Люсиль.

- Нет, Анжелика, - покачала головой Маргерита. – Я не думаю, что это хорошая идея – отправить за покупками слуг. Готовое платье – это ужасно, но раз так все получилось, надо ехать в город самим. Чтобы выбрать и примерить. Если хотите, я поеду с вами. Мне все равно нечего делать.

Она сказала «в город». Значит, мы либо за городом, либо где-то на окраине. Поехать – это было бы, конечно, неплохо, но в мужском костюме?

- Я поделюсь с вами своим гардеробом, - Маргерита поняла мое сомнение. – По размеру, конечно, не очень подойдет, но все лучше, чем так. И желательно нам уехать побыстрее, пока вас еще не видели.

- А как быть с оплатой? – нахмурился дядя.

- У мсье Камбера в городе открытый кредитный лист, - успокоил Андре.

- Но ведь он же умер.

- Это не имеет значения. Банк оплатит с его счета.

В результате договорились, что поедем вчетвером: мы с дядей, Маргерита и Андре – камердинер покойного мсье Рене.

Маргерита привела меня в свою комнату на втором этаже и открыла основательно заполненный шкаф. Впечатление было такое, что она приехала не на похороны родственника на несколько дней, а пожить в замке месяц-другой. Причем окунувшись в активную светскую жизнь.

- Раздевайтесь, детка, - рассеянно сказала она, изучая одежду. – Не стесняйтесь.

Интересно, сколько ей лет, подумала я. Вряд ли больше сорока. Синьора – значит, замужем или вдова? И если сначала Маргерита произвела не самое приятное впечатление – как, впрочем, и я на нее, - то чем дальше, тем больше она мне нравилась. Чуть грубоватое лицо южанки с неожиданно голубыми глазами смягчалось, когда она улыбалась, и становилось очень привлекательным.

Не прошло и пяти минут, как я стояла перед зеркалом в панталонах, состоящих из двух отдельных штанин, и сорочке, а Маргерита затягивала поверх нее корсет.

- Уж извините, - усмехнулась она, - я старомодна, не признаю этих новых сшитых панталон. Как в них ходят по нужде? А вот новый корсет обязательно куплю, когда вернусь домой. Говорят, он не так сильно сжимает внутренности и не вредит здоровью. Держите лиф, чулки и нижнюю юбку. Не очень хорошо отглаженная, ну да ладно, никто не увидит. Теперь посмотрим, что можно надеть сверху. Сколько вам лет, Анжелика?

Мое имя в ее исполнении звучало более французским, чем у самих французов, особенно конечное «а», урезанное до мягкого знака: «Анжеликь». Очень забавно.

- Двадцать шесть.

- Вы с Энрико ровесники, - Маргерита достала из шкафа нечто сдержанного серо-голубого цвета. – Это дорожное платье, для экипажа. Оно, конечно, вам велико, но если надеть сверху накидку, не будет сильно бросаться в глаза. Когда наша матушка умерла, Энрико было пять, а мне семнадцать. Я только вышла замуж, и он рос в нашей семье. Тем более, своих детей у нас не появилось. К несчастью, мой муж умер три года назад. А вы, Анжелика, не помолвлены?

- Нет, - я покачала головой и повернулась спиной, чтобы она застегнула пуговицы.

- Тогда, возможно, Энрико захочет за вами поухаживать.

Так… похоже, мне и здесь с порога начинают подыскивать выгодную партию. Ну ладно когда родня… хотя, если подумать, Маргерита тоже родня. Дальняя. Вернее, не мне, конечно, а племяннице Пьера Камбера. Если у настоящего Пьера есть племянница.

Неверно истолковав мое молчание, она погладила меня по плечу:

- Не смущайтесь, детка. Я понимаю, похороны, но жизнь продолжается. Энрико хороший мальчик, добрый, умный. И князь, к тому же. И далеко не беден. Но я беспокоюсь, что он никак не может найти себе пару после смерти Иветт.

Или не мне подыскивает партию, а наоборот - Энрико? Вот прямо так, едва увидев? Ну да, с одной стороны, мы одна семья, а с другой, родство все же очень отдаленное. Видимо, он сильно любил эту свою Иветт, раз не может забыть. Однолюб, как дядя Петя?

- Хотя вы же, наверно, не знаете, - Маргерита поправила на мне накидку, достала из комода перчатки, а с подставки сняла маленькую черную шляпку с лентами. – Иветт – сестра вашего дяди по отцу. Дочь мсье Рене. Они с Энрико были знакомы с детства. Собирались пожениться. Но она упала с лошади на охоте и разбилась насмерть.

Хм… В нашем мире дядина сестра погибла в автокатастрофе. С поправкой на историческую реальность – почти совпадение. Зато не совпадало другое. Возраст. «Наша» сестра была старше дяди лет на десять. А здесь, выходит, намного младше. Ну и ладно, с чего я взяла, будто должно совпадать все до мелочей?

- А что же нам делать с обувью? - нахмурилась Маргерита. – У вас ножка, как у Сандрильон.

В конце концов выход нашелся. В носы ботинок на шнуровке напихали мятой бумаги, и они почти не болтались на ноге. Можно было ехать.

У главного входа ждал экипаж – четырехместная повозка с откидной крышей.

- Неплохое ландо, - заметила Маргерита, усаживаясь на мягкое сидение напротив дяди Пети, не сводившего с нее пристального взгляда.

До города, название которого я так и не узнала, мы ехали где-то с полчаса. Был он совсем небольшим, как Антиб, но магазинов на центральной улице оказалось достаточно, и крохотных лавочек, и почти универмагов, где чем только не торговали.

13.

Вот, кстати, в нашей реальности так все и произошло. Но там родня не собиралась на похороны и не ждала с нетерпением оглашения завещания. То есть, может, и собиралась, конечно, но дядя Петя при этом не присутствовал.

- Буду ответно откровенна, Маргерита, - вздохнула я, вертясь перед зеркалом в черном платье, делающем меня похожей на ворону. – С одной стороны, было бы неплохо. Я девушка небогатая. И, кстати, для Энрико вашего не самая выгодная партия. Если б не дядина помощь, пошла бы… не знаю… в гувернантки. Или в компаньонки к состоятельной старухе. Или еще какую работу нашла бы. В Америке это не стыдно. И сюда уж точно не приехала бы, если б не позвал с собой. Получи он от отца наследство, мне было бы не так неловко жить за его счет. А с другой стороны, такая перспектива пугает. Наверняка будет немало недовольных. И во что это выльется? Ну вы же знаете, как относятся к незаконным детям. Даже официально признанным и усыновленным.

- Да, Анжелика, скандал будет знатный, - подтвердила она, пытаясь расправить на мне кривоватые буфы рукавов. – А вероятность велика. Иначе зачем бы дядя Рене нашел и усыновил вашего дядю после смерти Иветт? Наверняка не хотел, чтобы его состояние растащила дальняя родня. К чему забегать вперед, послезавтра все узнаем. Мадемуазель, - Маргерита повернулась к приказчице, - это платье ужасное. Чтобы портной сам в нем ходил всю жизнь. Вон то покажите.

Когда мы вернулись в экипаж к дяде и Андре, они уже начали терять терпение. Им на покупки понадобилось намного меньше времени.

- К обеду можете выйти в утреннем платье, - сказала Маргерита, когда мы вернулись в замок. – Оно вполне приличное. Надеюсь, его уже привезли или вот-вот привезут. А обеденное и черное портниха до вечера подгонит. Крепитесь, детка, сейчас вас будут разглядывать, как натуралист муху. Я зайду за вами, чтобы было не так страшно.

Наши с дядей комнаты оказались на втором этаже, в одном коридоре. Николя сначала проводил его, потом меня.

- Люсиль будет вашей горничной, мадемуазель, - обрадовал он, открывая передо мной дверь.

Девушка была уже там, разбирала гору свертков на кровати. Увидев меня, сделала что-то вроде книксена и пропищала:

- Голубое платье забрали погладить, мадемуазель, сейчас принесут. Позвольте я вам помогу.

К счастью, Маргерита разрешила мне ходить в ее белье до вечера и потом отдать в стирку. Поэтому мне не пришлось еще раз выносить муки при затягивании корсета. Дышать и шевелиться в нем было сложно. Оставалось только удивляться, как дамы умудряются есть, да еще и толстеть. Наверно, отрываются по ночам, освободившись от этих тисков.

Пока Люсиль снимала с меня платье Маргериты, я разглядывала комнату – небольшую, в бело-голубых тонах с позолотой. И не слишком уютную. Узкая кровать с металлическими спинками, шкаф, комод, кресло и туалетный столик с пуфиком. Вот и вся обстановка.

- Там ванна и… ватерклозет, - показав на дверь в углу, Люсиль произнесла последнее слово, понизив голос, будто что-то неприличное.

Как хорошо, что нас не занесло в параллельное средневековье! Тут хоть туалеты нормальные, а не горшок под кроватью.

- Вы готовы, Анжелика? – Маргерита постучала в дверь, когда я с унылой миной разглядывала себя в зеркале. Что толку в талии сантиметров на десять тоньше моих родных пятидесяти семи, если корсет не дает нормально дышать, а платье сидит, как седло на корове? – Пойдемте. Обед здесь ровно в час дня, опаздывать не принято.

В холле уже собралось человек двадцать, мужчин и женщин примерно поровну. Они переговаривались по двое, по трое или небольшими группками, с подозрением поглядывая на стоящих поодаль дядю и Энрико. Как только мы спустились по лестнице, внимание сразу же переключилось на нас.

- À table, s'il vous plaît[1]! – торжественно провозгласил Николя, открывая дверь столовой.

- А как тут садиться за стол? – спросила я дядю вполголоса, поскольку понятия не имела об общественном французском этикете, тем более в историческом аспекте.

- Мы же не в Англии, - ответил вместо него Энрико. – К тому же в обед и в отсутствие хозяина. Садитесь куда хотите, главное, чтобы между двумя кавалерами.

Мы оказались где-то в середине длинного стола, я справа от Энрико, а Маргарет справа от дяди. Вторым моим соседом оказался лысый толстяк с бычьей шеей и красным лицом. Он посматривал на меня настороженно, но ждал официального знакомства.

- Прошу минуту внимания, - дождавшись, когда все рассядутся, поднялся Энрико. – Хочу представить вам мсье Пьера Камбера, сына покойного мсье Рене, и мадемуазель Анжелику Максим, племянницу мсье Пьера.

Воцарилась мертвая тишина, которую тиканье больших напольных часов только подчеркивало. Потом взорвалась бомба. Все заговорили разом, забыв об обеде.

- Откуда вдруг у Рене взялся сын?! – вскочил, брызгая слюной, мой лысый сосед.

- Ну а что, - усмехнулся пожилой мужчина с иссиня-черной шевелюрой и такими же усами, похоже, крашеными. – Он в молодости был большим дамским угодником. Да и не только в молодости. И у него вполне мог быть сын, даже не один. Другое дело, откуда нам знать, что вот этот молодой человек действительно им является.

- Ниоткуда, - с олимпийским спокойствием ответил «молодой человек», которому пошел пятый десяток. – У меня были подтверждающие документы, но нас ограбили в гостинице.

14.

- Сбежать всегда успеем, - успокоил дядя, когда после обеда мы вышли в сад.

Маргерита решила вздремнуть, а Энрико отправился в библиотеку, сказав, что ему надо написать письма.

- Ты так думаешь? – я постаралась вложить в свои слова побольше сарказма. – Сильно подозреваю, что этот самый поверенный видел настоящего Пьера, когда тот приезжал во Францию. Возможно, и в оформлении документов участвовал. Посмотрит на тебя и скажет, что ты самозванец. Навалятся на нас все скопом и отвезут в полицию. То есть в жандармерию.

- Подожди, Лика. Ты забыла, что сказал Энрико? «Вы очень похожи на своего отца».

- И что? Может, настоящий Пьер на отца как раз и не похож.

- Ну конечно! – хмыкнул дядя. – Он не похож, а я похож. К тому же дочь Рене погибла, как я выяснил, шесть лет назад. Даже если он усыновил Пьера не сразу же, все равно прошло время. Я мог измениться. Люди, знаешь, с возрастом меняются.

- Я всегда знала, что ты чокнутый авантюрист, дяденька, но чтобы до такой степени… Ладно, рискнем. По крайней мере, теперь у меня хотя бы одежда есть.

Вообще-то я себя считала девушкой, способной на безрассудства. Как-то поехала в Сочи с парнем, которого знала всего три дня. Прыгала с парашютом, каталась на сноуборде фрирайдом, пробовала экзотических гадов и китайские тухлые яйца. Однажды ночью возвращалась домой, тормознув поливальную машину. Но с дядей Петей мне было, конечно, не сравниться.

- Вот послушай, я кое-что осторожно у Андре выспросил, пока ты там панталоны выбирала. И потом еще у Энрико. Сейчас здесь тысяча восемьсот девяносто седьмой год. И мы находимся недалеко от столицы… та-дам!.. Марселя!

- Марселя?

- Да, Лика, после наполеоновских войн ее перенесли туда. Так что это точно не наш мир.

- Ну я и не сомневалась, - поежившись, я плотнее закуталась в ротонду – круглую короткую накидку без рукавов. – Вряд ли в нашем прошлом был еще один Рене Камбер с незаконным сыном Пьером. Это какая-то параллельная реальность. Очень похожая, но сдвинутая во времени. Кстати, какой здесь сейчас месяц? Не похоже на начало сентября.

- Октябрь. Причем, как сказал Андре, холодный, обычно в это время теплее. Да, так вот, Лика. Еще лет пятнадцать назад здесь с документами все обстояло очень строго. Даже из одного города в другой можно было поехать, только имея паспорт. Иностранцы должны были отмечаться во всех крупных городах, где останавливались. Но сейчас это отменили. Паспорта нужны, только чтобы выехать из страны. Иностранцев отмечают в портах и на границах, причем на въезде, а на выезде нет. Энрико и Маргерита подданные Швейцарии, они все это хорошо знают, потому что много путешествуют. Сейчас у большинства вообще нет внутренних документов, особенно у низших сословий. Иностранца без паспорта могут оштрафовать, но это еще надо доказать, что он иностранец.

- То есть ты хочешь сказать, что мы можем жить здесь без документов, и нам ничего за это не будет? – с сомнением уточнила я.

- Именно так. Но мы можем их получить. Для этого надо прийти в какой-то там департамент с двумя свидетелями – благонадежными взрослыми гражданами Франции, имеющими документы. Причем неважно, иностранцы мы или французы. Нам дадут удостоверение личности, в котором напишут имя, фамилию, место и год рождения, подданство и особые приметы. Вуаля!

- Ну и где мы возьмем этих благонадежных свидетелей? – я села на скамейку, а дядя принялся прохаживаться передо мной взад-вперед.

- Возможно, этот самый поверенный признает меня за Пьера и подтвердит. И еще кого-нибудь подгонит. А еще подтвердит, что Рене меня усыновил.

- Возможно… А возможно, и не подтвердит. Но ты забываешь вот какую вещь, дядь Петь. Настоящий Пьер не умер. Да, он болен и он в Америке. Но вполне может поправиться и приехать. И что тогда?

- Лика, неужели ты думаешь, что мы останемся жить в этом замке, если я вдруг получу его в наследство? – скривился он. – Я ж не полный дурак. Нам нужны деньги и документы. А дальше ищи ветра в поле. Уехали мусье Пьер с мамзель Анжеликой в городок – и пропали. Может, их разбойники похитили. Или волки съели.

- Вот именно – если вдруг. Но меня еще одна вещь беспокоит. Мы попали в этот мир здесь. Что, если и обратно можем вернуться только отсюда?

- Ты сама себе противоречишь, Лика, - дядя наконец прекратил мельтешить и сел рядом. – То нам надо отсюда побыстрее утекать, то наоборот надо остаться, чтобы попытаться вернуться. Хотя я не представляю, как. Это ведь не портал был, как через шкаф в Нарнию. Какая-то злобная тварь взяла и перекинула нас сюда.

Я почувствовала, как раздувается за спиной змеиный капюшон. Лучше бы и не напоминал. Я ведь говорила!.. Десятого сентября на работу выходить. И аренду квартиры пятнадцатого оплачивать. И вещи мои там. И мама с ума сойдет. Черт!!!

- И кстати! – я распсиховалась так, что готова была вцепиться дяде когтями в физиономию. Хотя злиться стоило на себя – сама ведь согласилась на спиритический сеанс, идиотка! – Мы так и не знаем, что это было с русалкой и кенгуру. Если на рассвете превратились в людей, где гарантия, что на закате снова не станем ими? У всех на виду!

- Успокойся, Лика! – дядя стиснул мою руку. – Даже если и так, у всех на виду не станем. Уйдем к себе в комнаты и закроемся. Ужин во Франции обычно около восьми вечера, это традиция. Вряд ли здесь иначе. А с учетом того, что уже осень, стемнеет раньше. Если и превратимся, то останемся до утра у себя. Будут звать на ужин – откажемся через дверь. А лучше заранее предупредим, что, возможно, не выйдем.

15.

И все же стоило признать, что дядюшкин авантюризм заразен.

Вернувшись в комнату, я прилегла на кровать и задумалась. Это было моей давней привычкой: просчитывать алгоритм. Если получится так, то сделаю это, а если вот так, тогда то. Дядя Петя всегда поступал спонтанно, а я предпочитала заранее представлять себе различные варианты. Вот и сейчас прикидывала, как мы можем поступить, если поверенный не признает в нем Пьера Камбера. И как – если признает.

На пуфике у туалетного столика устроилась портниха из городка, приехавшая в фургоне с покупками, чтобы подогнать платья. Вообще-то так было не принято, платья подгоняли в ателье при магазине, но сумма, на которую мы с Маргеритой облегчили счет мсье Рене, решила дело. Девушка усердно орудовала иглой и ножницами, посматривая на меня с удивлением. Наверняка приличные дамы не должны валяться на кровати в одежде.

Впрочем, больше беспокоило другое: успеет ли она закончить до заката. Совершенно не хотелось превратиться в русалку у нее на глазах. День был тусклый и серый, и я то и дело посматривала в окно: казалось, что уже смеркается.

Наконец платья стали сидеть вполне терпимо, и портниха удалилась. Я еще раз посмотрела в окно, выходящее на море, и вызвала звонком Люсиль - у кровати на стене висел допотопный шнурок с кисточкой. Электричество в комнате присутствовало только в виде двух ламп: под потолком и в ванной.

- Люсиль, я неважно себя чувствую и, возможно, к ужину не выйду. Кстати, во сколько его подают?

- В восемь, мадемуазель.

- Если не позвоню переодеваться, значит, легла спать. И давай договоримся, если я не зову, ты меня не беспокоишь. Только если случится пожар или еще что-то в этом роде.

-  Хорошо, мадемуазель. Может, вам нужно какое-нибудь лекарство?

- Нет. Если что-то понадобится, я позвоню.

Закрыв за ней дверь на ключ, я разделась до белья и пошла в ванную. Села на пол на плетеную циновку и стала ждать.

Если вдруг вырастет хвост, сниму все остальное, наберу в ванну воды и буду в ней спать. А завтра вечером заранее выйду из замка и спрячусь в кустах, чтобы оставить там одежду до утра. А если нет, тогда все равно надо будет переодеваться к ужину.

Время шло, я прислушивалась к малейшему шевелению в организме, но ничего не происходило. Устала ждать, вышла из ванной. Часы на башне пробили половину восьмого. За окном сгустилась чернильная тьма.

Ну что ж… Небольшое сожаление все же пробежало, уж больно мне понравилось парить в воде и играть с рыбками. Но не могла же я каждый вечер манкировать ужином, ссылаясь на нездоровье. Если, конечно, мы тут задержимся. Ну а раз нет, значит, нет. И слава богу. Останется лишь одно необычное воспоминание. Как сон. То ли волшебный, то ли кошмар, а может, и то и другое.

Я позвала Люсиль, переоделась и спустилась вниз. Семейство уже собралось в холле, как перед обедом. Правда, одеты теперь все были более изысканно. Не в вечерние туалеты, конечно, а в обеденные, они же, если так можно выразиться, ужинные. Разницу днем растолковала Маргерита, удивившись, что мне это неизвестно. Я, как могла, пояснила, что не отношусь к тому кругу, у которого на каждый час суток и на каждое событие отдельный туалет. И что в Америке на это вообще смотрят проще. Америка, как я поняла, была чем-то вроде другой планеты. Мало кто там бывал, и говорить о ней можно было все что угодно. Кстати, нам с дядюшкой не мешало бы тщательнее проработать легенду – наши биографии и детали жизни за океаном. Чтобы врать синхронно.

- За ужином все более церемонно, чем за обедом, - сказал Энрико, подойдя ко мне. Он остался в том же синем костюме, но сменил белый жилет на бледно-голубой, льдисто отливающий атласом. – Позвольте быть вашим кавалером, Анжелика.

Я взяла его под руку, и мы направились в столовую. Дядя, не растерявшись, с легким наклоном головы предложил руку Маргерите, одетой в бордовое платье с золотой вышивкой. Та, как мне показалось, приняла предложение весьма благосклонно.

На этот раз я очутилась между Энрико и дядей, поэтому в собеседниках недостатка не испытывала. Дело в том, что французы, хоть наши, хоть альтернативные, к еде относились как к культу. Объедаться и торопиться считалось крайне дурным тоном. Обед, а тем более ужин, мог растянуться часа на два, при этом порции подавали весьма скромные. Ну кто же не знает высокую французскую кухню: огромная тарелка размером с блюдо для пиццы, а посередине крохотный кусочек чего-то непонятного, затейливо политый соусом и украшенный чем-то загадочным. Ну и как, спрашивается, есть это два часа? Легко! Наслаждаясь каждым укусом и каждым глотком вина – непременно! А еще утонченной беседой с соседями по столу.

Мы с дядей, как и за обедом, оставались всеобщим раздражителем, но на этот раз нас подчеркнуто игнорировали. Впрочем, Энрико и Маргерита, как иностранцы, в семье тоже не пользовались особой симпатией, так что мы нашли друг друга. Беседа у нас шла по цепочке, а поскольку мы с дядей сидели рядом, могли оперативно координировать свое вранье. Общая версия у нас была такая: дядя – модный архитектор, вполне состоятельный, а я сирота и нахожусь на его иждивении. За исключением сироты, все было правдой, учитывая, что неделю в настоящей Франции я действительно находилась на его полном обеспечении.

При этом я настороженно продолжала прислушиваться к себе, поскольку так окончательно и не успокоилась. Что, если превращение в русалку не связано со временем суток? Оставалось только надеяться, что если это все-таки случится, то не одномоментно. И что, почувствовав неладное, я, возможно, успею сделать вид, будто мне дурно, и выбежать из столовой. Хотя чем перевоплощение в рыбообразную тварь в коридоре или на лестнице лучше, чем в столовой, я вряд ли могла сказать. Потому что уползти оттуда незамеченной все равно не получилось бы.

16.

Все обошлось. Ужин закончился без эксцессов, и дядя повел меня к нашим комнатам в качестве сопровождающего: даме уходить вечером одной, оказывается, считалось почти непристойным. А поскольку Энрико и Маргерита жили в другом крыле замка, мы с ней обменялись кавалерами.

- Я думал, инфаркт хватит, - проворчал дядя, когда мы вышли на лестницу и оказались одни. – Все время ждал, что превращусь в Джо-Джима. Как он там без нас, бедняга?

- Да что бедняга? – возмутилась я. – Травоядный, с голоду не помрет. Сожрет весь газон и все кусты. А то разбаловался – со стола есть. Попьет из бассейна. Холодно станет – в дом уйдет. И вообще не волнуйся, слуги заявят, что ты пропал, приедет полиция, дом опечатают, а Джо в приют отправят. Или в зоопарк, что скорее. Не пропадет.

- Твоя доброта не знает границ, Лика. Лучше скажи, ты помнишь, как это вообще было? Как в русалку превратилась? По ощущениям?

- Нет. Смех мерзкий, потом темнота – и вуаля, я уже здесь, в обличье Ля Сирен. Хорошо, что не видела, где именно очутилась. Рядом с гробом. Точно бы концы отдала от ужаса. Но вообще-то я еще там, у нас, башкой об пол крепко приложилась, шишка вон на лбу.

- Вот и я не помню. То же самое – смех, темнота, а потом сразу Джо-Джим. И скачу на задних лапах. Ты себе не представляешь…

- Ты тоже себе не представляешь, дядь Петь, - перебила я. – Как это круто – ползти на брюхе к воде. А представь, ты бы превратился в кенгуру на глазах у Маргериты, а?

- Думаю, Энрико тоже не слишком обрадовался бы, увидев, что у его дамы вырос хвост, - парировал он.

Вот так, обмениваясь любезностями, мы подошли к своим комнатам. Я вызвала звонком Люсиль, которая помогла раздеться, и легла спать, но сон не шел.

День оказался долгим, словно целый месяц. И как ни пыталась я гнать мысли о том, что дальше, получалось плохо. Ключевых пунктов было три. Признает ли поверенный дядю за Пьера Камбера, будем ли мы снова превращаться в русалку и кенгуру и… сможем ли вообще вернуться обратно.

С первым пунктом все обстояло более или менее ясно. Как с пресловутым динозавром в булевой логике. Либо ты его встретишь, либо нет – вероятность пятьдесят процентов. Либо признает, либо… ноги в руки и бегом. Завтра это должно было выясниться.

С превращениями все обстояло сложнее. С наступлением темноты ничего не произошло, но это не означало, что не произойдет вообще. Может, метаморфозы подвязаны на фазы луны. Или на конкретное время. На полночь, например.

Не успела я толком додумать эту мысль, как что-то начало происходить. Вдоль позвоночника побежали мурашки – ледяные, с колючими лапками, похожими на иголочки из газировки. Когда они сменились ощущением распирающего жара, я спохватилась и побежала в ванную, на ходу стаскивая ночную рубашку. И уже закрывая дверь, услышала, как часы на башне начали отбивать полночь.

Ну вот не зря Маргерита вспомнила Сандрильон – то бишь Золушку! Это похлеще будет, чем убегать от принца и потерять туфельку. Хорошо, что ужин не затянулся за полночь.

Включив на полный напор оба крана, с холодной и горячей водой, я залезла в ванну и взвизгнула. Из крана с красным вентилем вода текла чуть теплая: как только в котельной под баком гасили огонь, она сразу начинала остывать. Из другого - ледяная. Но уже спустя пару секунд мне это стало безразлично. Холодная, горячая – неважно. Главное, что вода!

Это было похоже на компьютерную графику. Я завороженно смотрела, как мои ноги сливаются, превращаются в хвост и покрываются бирюзово-лиловой чешуей. Словно это происходило не со мной, а на экране. По физическим ощущениям… я даже не знала, с чем можно сравнить. Если очень отдаленно, то как будто обе ноги онемели без притока крови, а потом она снова побежала по сосудам – и начало колоть, жечь и щипать изнутри. Впрочем, примерно то же самое я испытывала и ночью, когда сидела на псевдопопе и ползла потом по полу. До того момента, как нырнула в море. Стоило только воде в ванне покрыть хвост, все сразу прошло. Не вместился лишь здоровенный плавник, торчащий над краем, но там, видимо, нервных окончаний не было, как у лошади в копытах.

Ну что ж, подумала я, поглаживая хвост под водой, уже какая-то определенность. Значит, в полночь. Завтра надо будет заранее выйти из замка, как я и подумала раньше. Разденусь в зарослях и буду плавать, пока не потянет в сон. Тогда вернусь к берегу и устроюсь спать в камнях. Так, чтобы тело оставалось в воде, а голова – над нею. Будет шанс не захлебнуться, если просплю рассвет. Впрочем, все это при условии, что нам не придется бежать отсюда без оглядки.

Тут я хихикнула, представив, как дядя Петя превратился в Джо-Джима и лежит сейчас в постели - кенгуру в ночном колпаке и в рубашке до пят. Он сказал, что Андре заставил его все это приобрести. Ну как же, благовоспитанный мсье спит именно в таком виде, а не как грубые американцы. Не пойми в чем.

Конечно, просто лежать в ванне было не очень комфортно. Русалочье тело хотело двигаться, плыть, нырять. А еще наконец начала наваливаться дремота. Хоть я и не боялась захлебнуться или замерзнуть, все равно было неуютно.

Уже под легкие прозрачные видения я вспомнила, что так и не дошла в своих размышлениях до третьего пункта. Вопросы, вопросы… Как мы попали в эту параллельную Францию и сможем ли вообще вернуться обратно? Кто это хохотал так мерзко и перекинул нас сюда? Все-таки дух? Но если так, то чей?

17.

Не будь русалкой, могла бы от неожиданности и захлебнуться.

Я точно знала, что в ванной никого нет, но закрутила головой во все стороны, словно надеялась увидеть говорившего. И только потом сообразила, что слова эти прозвучали по-русски и… в моих мыслях. То есть это был не реальный голос, а будто кто-то транслировал мне их мне прямо в мозг.

- Простите, а вы… кто? – спросила я вслух и поморщилась, настолько это показалось глупым.

- Ну вы же звали духа. Хайнлайн, видимо, был занят и не пришел, а я находился поблизости.

- То есть вы дух?

- Нет, папа римский, - с сарказмом ответил мой невидимый собеседник. – Разумеется, дух. Так уж вышло, что мне пришлось задержаться на этом свете. Далеко не всех умерших пускают туда, где обитают приличные духи. У некоторых остаются незаконченные дела. И их уже не закончить, увы.

- Вы хотите сказать, что мы с помощью этой доски вступили с вами в контакт?

Когда ты русалка, разговор с духом, отвечающим тебе изнутри головы, уже не кажется чем-то странным. Как будто так и надо.

- Доска – просто инструмент связи. Дух – это энергия. При благоприятных условиях можно заставить вас сместить руки так, чтобы указатель повернулся в сторону нужной буквы или слова.

- Но ведь сейчас вы говорите со мной, - удивилась я. – Не буквально, но я слышу ваш голос. Как будто вспоминаю слова, которые слышала когда-то раньше и запомнила. Сказанные вот этим самым голосом.

- Здесь все иначе. В этом мире энергии распределяются по-другому, и я могу влиять непосредственно на ваше сознание, а там нет. Кстати, позвольте представиться. Филипп Сонгар, маг, чернокнижник.

- Ой… - я неловко дернулась, и вода залилась в нос.

- То есть бывший чернокнижник, конечно. Я жил пять столетий назад. На том самом месте, где сейчас безобразное обиталище вашего дядюшки. Когда меня убили, я остался там, в своем доме. Потом в другом – который построили на его месте. И еще в одном. И наконец в последнем. Подозреваю, ваш дядя не представлял, что делает, когда строил его.

- И что же такого он наделал, построив этот дом? – поинтересовалась я с иронией. - Кроме того, что украл проект? Неужели на самом деле проковырял дыру в другое измерение?

- Именно так, - подтвердил Филипп. – Из-за своей формы дом собирает энергии из мирового пространства. Гранями, ребрами, углами. Накапливает и преобразует. Все это находилось в шатком равновесии, однако своим вызовом вы заставили меня проявить активность. Моя энергия нарушила баланс сил, и коридор открылся.

- Тогда зачем вы пришли? Ведь мы же звали не вас.

- Можно подумать, я знал, что так получится. Признаюсь, вы разозлили меня своей возней с доской, и я захотел вас немного напугать. Чтобы не совались туда, где вам делать нечего. У живых свой мир, у духов – свой. Но нас затянуло в воронку.

- Получается, то, что мы попали сюда… - до меня потихоньку начало доходить.

- Именно так. Не я закинул вас в другой мир, как вы думали. Хотя стал невольной причиной этого. Впрочем, это не совсем другой мир, а вариант нашего. С пространственно-временным сдвигом.

- А как же русалка и кенгуру?

- Понятия не имею. Возможно, потоки энергий при переносе наложили на вас образ других существ, находившихся в доме и рядом с ним.

- Но Ля Сирен вовсе не живое существо! – возмутилась я.

- Да, но она изображение живого существа. Даже если на самом деле русалок и не существует. Тот, кто изготовил ее, вложил свое понятие о том, какими они должны быть.

- Великолепно! – простонала я. – И что нам теперь делать? Уважаемый Филипп-чернокнижник, а вы не могли бы как-нибудь еще раз приложить свою энергию, чтобы этот коридор снова открылся? Чтобы нас засосало обратно и избавило от русалки и кенгуру? Свободно плавать в море, конечно, приятно, но по ночам я предпочла бы совсем другие занятия.

- Уважаемая Анжелика, - ядовито ответил Филипп, - если б я мог, я бы это сделал. Мне тоже уютнее там, где я привык находиться. Но, боюсь, ключ остался в нашей действительности. В том безобразном строении, которое вы называете вилла «Русалка». И даже если возвести аналогичное, вряд ли что-то получится. Как я уже сказал, здесь энергии распределены иначе.

- То есть мы останемся тут навсегда?

Верить в подобное не хотелось. Это в романах попаданки моментально осваиваются в новом мире и отлавливают подходящего принца или дракона, за которого выходят замуж, а потом живут с ним долго и счастливо. А что делать нам с дядей? Нет, мы, конечно, как-то приспособимся, мы сегодня весь день об этом говорили. Но… нет, все равно верить не хотелось.

- Пока не знаю, - Филипп дипломатично ушел от ответа. – Для начала мне нужно узнать больше о том месте, где мы оказались. И попытаться понять, почему нас выкинуло именно сюда, а не в окрестности здешнего Антиба. Возможно, это как-то связано с родством. Ваш дядя – сын Рене Камбера, а здесь Рене Камберу принадлежал этот замок. Вы хотели знать, как попали сюда, Анжелика, теперь вы знаете. Хотя не думаю, что это сильно вас утешило.

- И правда, не слишком, - буркнула я. – А почему вы появились только сейчас? И почему так жутко смеялись, когда все произошло?

18.

На завтрак я опоздала. Пришла, когда почти все семейство сидело за столом. Похожее на стаю ворон. Все уже с утра надели черное, чтобы потом не переодеваться: похороны были назначены на полдень. Энрико с Маргеритой к столу не вышли. Наверняка встали рано и поели у себя в комнатах. Но вот почему не появился дядя – это беспокоило.

Я не проспала, но Люсиль долго не могла затянуть на мне корсет так, чтобы и платье сидело сносно, и можно было дышать.

- Не надо сильно, - попросила я, когда она изо всех сил тянула шнуровку, упершись ногой в край кровати.

- Держитесь крепче за спинку, мадемуазель. И живот втяните. Если затянуть слабее, платье не застегнется.

- А если сильнее, то упаду в обморок. На похоронах.

- На похоронах это никого не удивит, - с последним рывком Люсиль завязала концы и спрятала их под корсет. – Не забудьте перед началом вернуться за шляпкой и перчатками. В Америке не носят перчатки?

- Кто как, - я пожала плечами и тут же об этом пожалела: резких движений делать не стоило.

В течение дня шнуровка постепенно ослабевала, при переодеваниях ее подтягивали. Но с утра туго затянутый корсет казался особо изощренной пыткой. Тем более за завтраком. Возможно, со временем это должно было войти в привычку, но пока я страдала.

- Никогда не любил Камбер. Вечно здесь мерещится всякая чертовщина, - сказал мсье с крашеными усами.

До этого я не прислушивалась к общей беседе, сражаясь с отрыжкой от стиснутого желудка, но тут навострила уши.

- И что тебе опять померещилось, Эжен? – снисходительно поинтересовалась дама с двойным подбородком. Черное платье не стройнило ее, а наоборот подчеркивало объемы, никакой корсет не спасал.

- Вышел ночью из комнаты, а по коридору что-то скачет. То ли рыжее, то ли бурое. Думал, кошка. Большая кошка. Но оно на задних лапах скакало.

Ну едрить твою, дядя! Какого черта в комнате не сиделось? А вдруг тебя пристукнул кто ночью со страха?

В этот момент в столовую вошел он сам, собственной персоной, и сел рядом со мной. Я вздохнула с облегчением. Присутствующие одарили его неприязненными взглядами и на приветствие ответили невнятными кивками.

- Ну и что, Эжен? - напомнила полная дама. – Что там дальше было с той скачущей кошкой?

Я изо всех сил наступила под столом дяде на ногу, но он сделал вид, что не заметил.

- Ничего, - буркнул Эжен. – Она ускакала. А я ушел к себе.

- Подозреваю, ты слишком много выпил за ужином, вот и почудилось. А позволь узнать, зачем ты ночью разгуливал по замку? Шел от какой-нибудь юной прелестницы?

- То же самое хотела бы спросить у тебя, - шепнула я дяде. – Делать нечего было? И вообще у меня новости. Потом расскажу.

Эжен на вопрос не ответил. Дядя тоже. Вместо этого потянулся за кофейником.

После завтрака в замок начали стекаться люди, которые не имели отношения к семье, но все же как-то были связаны с покойным. По-дружески или по-деловому. Они сидели в холле и в гостиных, прогуливались по саду. Найти уголок, чтобы уединиться, оказалось сложно, поэтому я потащила дядю к себе, где и рассказала о том, как превратилась в Ля Сирен, и о появлении духа Филиппа.

- Русалка, кенгуру и вредный дух – неплохая команда, - хмыкнул дядя. – Не хватает только попугая-матерщинника. Значит, вот как все было. Тессеракт – накопитель энергии. Аккумулятор, конденсатор, трансформатор. Жаль все-таки, что не пришел Роберт. С ним здесь было бы интереснее, чем с каким-то заплесневелым магом. Тем более, ты говоришь, со мной он беседовать не может.

- Ты мне зубы не заговаривай, дяденька. Признавайся, какого ляда таскался ночью по коридорам? Надеюсь, не к Маргерите шел?

- Ну как тебе не стыдно, Лика? – возмутился он. Слишком праведно возмутился. – Она почтенная вдова, мы знакомы всего один день, и вообще…

- Вот про вообще мне не надо рассказывать. Говори!

- Не спалось. Решил выйти в сад. Только и всего.

- Только и всего! – передразнила я. – Увидеть тебя уже увидели. Хорошо хоть не пришибли поленом. А что было с одеждой?

- Затолкал лапами в угол. Утром забрал. А вообще мне, знаешь, немного не до того. Сейчас должен приехать этот самый д’Арбрэ.

- Спасибо, напомнил. А то ж я забыла! Только учти, в корсете далеко не убегу, если что. Десять метров – и грохнусь в обморок.

Прятаться не имело смысла. Или пан, или пропал. Мы посидели минуту молча, набираясь решимости, и спустились в холл, куда как раз вошли двое мужчин в траурных костюмах. В руках они держали трости и цилиндры. Заметив нас, один из них, постарше, быстрым шагом направился к лестнице.

- Мсье Камбер, примите мои искренние соболезнования, - сказал он дяде, склонив голову.

Я выдохнула. Дядя тоже, хотя и не так явно. Вокруг разочарованно загудели.

- Благодарю вас, мсье д’Арбрэ.

Поверенный завел беседу о жизни в Америке, и это было уже опасно: мало ли что он знал о настоящем Пьере. Дядя отвечал на вопросы уклончиво, но, к счастью, это продлилось недолго. Николя известил, что аббат, приехавший из ближайшего монастыря провести заупокойную службу, ждет в часовне.

19.

Или не случайно?

Как бы там ни было, об этом лучше не думать. Он, конечно, приятный и вообще… князь. А я – полурусалка. Так что, перефразируя известную песню, князь и русалка, они, если честно, не пара, не пара, не пара. Придется синьоре Маргерите искать невесту для брата в других краях. А кстати, он что, сам не может найти? Ах да, он все еще скорбит по этой… как ее? По Иветт.

Или уже не скорбит?

Так, все, закончили. Тут поминальная служба идет, потом похороны будут, а некоторые о всякой ерунде думают.

В этот момент аббат сказал последнее «amen» и еще что-то, затем подал знак собравшимся выйти из часовни. Несколько дюжих молодцов с черными лентами на одежде закрыли гроб, подняли его на плечи и понесли к выходу. Из холла в сад, по аллее к воротам, где стоял открытый катафалк, а за ним – целая вереница экипажей.

- Кладбище отсюда далеко, - пояснил д’Арбрэ. – Те, кто из города, приехали на своих. Вы можете присоединиться к нам с Огюстом, у нас есть два места.

Безопаснее было, конечно, отказаться. Мало ли о чем по пути мог зайти разговор. Но это наверняка показалось бы неучтивым, поскольку веской причины для отказа не имелось. К тому же мы могли узнать у поверенного что-нибудь полезное.

По пути Огюст, сын д’Арбрэ, посматривал на меня с интересом. Похоже, в этом мире я пользовалась повышенным спросом. Приятно – но бесполезно. Дядя осторожно расспрашивал д’Арбрэ-старшего о размерах состояния покойного, не давая поверенному возможности задать какой-нибудь неудобный вопрос. Состояние, даже по самым скромным прикидкам, выходило немалое.

- Вы же понимаете, мсье Камбер, до официального оглашения завещания я не имею права сказать ничего конкретного, - поверенный подкрутил фигурный ус. Наверняка по ночам спал в наусниках. – О содержании. Но если уж мсье Рене официально вас усыновил, вряд ли вы останетесь разочарованным.

- А кстати, мсье д’Арбрэ, - дядюшка тоже попытался подкрутить ус, наверно, машинально, но не смог по причине его отсутствия. – Нам с племянницей нужна ваша помощь. По печальному стечению обстоятельств мы лишились документов.

Черт, дядя Петя! Ты вообще соображаешь, что делаешь? Что ж тебя за язык-то тянет? Сейчас он начнет расспрашивать, и нам крышка. Если нас ограбили в гостинице ближайшего городка, название которого я так и не узнала, то это легко проверить. А если какого-то другого, подальше, то как мифический лодочник привез нас в замок? Это просто никто пока не вдумался.

Однако поверенный тоже не дал себе труда вникнуть. Только поинтересовался, что на этот счет сказали в жандармерии. Ответ «ничего» его вполне удовлетворил.

- Сейчас вы можете жить во Франции без документов. Жесткий режим контроля отменили несколько лет назад. Однако если получите наследство и захотите, к примеру, снять деньги со счета в банке, понадобится подтверждение личности. Мы с Огюстом можем поехать с вами в жандармерию и засвидетельствовать ваши личности для временных французских документов. Это, конечно, не паспорта, но вполне достаточно.

- Благодарю вас, - дядюшка кивнул с выражением аристократа, за плечами которого тридцать поколений королевской крови. На словах «снять деньги со счета в банке» его глаза опасно блеснули.

Да, он определенно родился не в свое время. Ему б века на три-четыре раньше, знатный вышел бы авантюрист. За сутки с небольшим освоился здесь так, что и о возвращении, похоже, не слишком думает.

Кладбище действительно оказалось далеко от замка, да еще и процессия едва ползла. Видимо, так было положено по регламенту. Неприлично везти покойника на место последнего пристанища галопом. Поскольку я в разговоре не участвовала, успела соскучиться. Взгляды д’Арбрэ-младшего начали раздражать, тем более он был похож на овцу – кудрявый и с глуповатым лицом. Пейзаж за окном экипажа тоже не слишком радовал, чем-то напоминая трассу «Провансаль», по которой я ехала из аэропорта.

Похороны прошли в штатном режиме. Катафалк остановился у ворот кладбища, дальше все, разумеется, двинулись пешком, сначала по главной аллее, потом свернули к семейному склепу, похожему на миниатюрную копию Камбера. Парни из похоронной команды внесли гроб внутрь, установили на свободное место и закрыли дверь на замок, вручив ключ дяде Пете. Кто не успел принести ему соболезнования раньше, подходили сейчас. Аббат прочитал еще несколько молитв, и на этом все закончилось. Обошлось без длинных речей, слез и прощаний. Процессия потянулась в обратном направлении: в замке ждал поминальный фуршет.

- Вся эта свора твоих псевдородственников с радостью свалила бы прямо сегодня, если б не завтрашнее оглашение завещания, - сказала я дяде, когда мы шли к экипажу. – Хотя они понимают, что теперь, поскольку поверенный тебя признал, ловить нечего. Разве что памятные сувениры.

Вид у семейки действительно был унылый – и уж точно не от скорби. Пожалуй, только ничего не ожидавшие изначально Энрико и Маргерита выглядели как прежде. Они нагнали нас у ворот.

- Ну вот все и позади, Пьер, - сказал Энрико.

- Кроме завещания, - хмыкнул дядя.

- Это формальность. Поверенный подтвердил, что дядя Рене усыновил вас и что вы – это вы. Значит, никаких сложностей быть не должно. Но у нас с сестрой есть к вам просьба. Не позволите нам остаться в замке на пару недель? Если, конечно, не слишком обременим. В ноябре мы собирались в Португалию. Вернуться сейчас в Швейцарию – проделать лишний путь.

20.

Похоже, вернувшись с кладбища, публика напрочь забыла, по какому поводу собрание. Все переходили от одного стола с закусками и напитками к другому, оживленно переговаривались, смеялись. Только танцев не хватало. Вспомнилось бессмертное «хоронили тещу – порвали два баяна». Было как-то тоскливо и неловко. Я не представляла, каким человеком был покойный мсье Камбер, но все равно смерть в подавляющем большинстве случаев является веским поводом, чтобы хоть на минуту задуматься о бренности всего сущего.

Впрочем, я и сама была втайне рада, что все, как сказал Энрико, позади. Уже одной этой истории с попаданием в другой мир и превращениями было достаточно, чтобы повредиться рассудком, а тут еще и похороны.

- Скажите, Энрико, - спросила я, когда мы вчетвером стояли в уголке с тарелками в руках, - а почему к вам относятся так… э-э-э… настороженно? Только потому, что вы иностранцы? Или еще по какой-нибудь причине?

- Причина есть, - вместо него ответила Маргерита. – Хоть и давняя, но ее хорошо помнят. Наша мать и тетя Бенедикт, жена дяди Рене, были родными сестрами. Их родители умерли рано, и Бенедикт, выходя замуж, взяла сестру с собой, в новый дом. Там наша матушка познакомилась с Морисом, младшим братом дяди Рене, и они обручились. Но перед самой свадьбой к дяде по какому-то делу приехал из Италии наш отец, князь Риккардо Манчини. У них мгновенно вспыхнула бурная страсть, и они убежали. Тайком уехали в Италию и обвенчались.

- Был страшный скандал, - продолжил Энрико. – Дядя запретил тете Бенедикт общаться с сестрой и даже писать ей, поскольку та, по всеобщему мнению, опозорила семью. Несмотря на то, что наш отец происходил из древнего знатного рода и был единственным наследником большого состояния. Но позднее он смягчился, особенно когда родилась Маргетта, а потом и я. К тому времени Мориса уже не было в живых, и мы с матушкой часто гостили здесь, в Камбере.

- Похоже, у вас в семье традиция заключать родственные браки, - покачал головой дядя. – Не самое лучшее дело.

Энрико помрачнел, и я подумала, что эти слова насчет родственных браков должны были его задеть. Прозвучало не слишком тактично, учитывая, что он собирался жениться на кузине.

- Да, так у нас принято издавна, - подтвердила Маргерита. - Обычно стараются избегать кровного родства, выбирают пару по свойству, но не всегда получается.

- И что, никогда не нарушают? Не находят мужа или жену со стороны?

- Ну почему же? Бывает. Наша мать нарушила, - Энрико поставил тарелку на подоконник и отпил глоток вина. – Поэтому и был скандал.

- Подождите, - до меня дошла одна вещь, на которую я раньше не обратила внимания. – Вы сказали, что по завещанию мсье Рене вам ждать нечего. Почему? Ведь если я правильно поняла, вы, не считая Пьера, его самые близкие родственники?

- Трудно сказать, - выпятила губу Маргерита. – Мы всего лишь племянники, причем даже не его, а Бенедикт. Тут есть несколько двоюродных братьев и сестер дяди Рене, это примерно одинаковая степень родства. Еще одна причина, по которой нас здесь встретили без радости. Хотя с чего бы нам охотиться за дядиным наследством? Энрико верно сказал, что мы ничего не ждем от оглашения завещания. У нас и своих денег хватает. 

- Энрико, Маргерита, я надеюсь, вы простите нас? Я сегодня очень устала и хотела бы удалиться.

- Конечно, Анжелика, вам надо отдохнуть, - сочувственно закивал Энрико. – Вас проводить?

- Не стоит, останьтесь с сестрой. Дядя проводит меня.

Тот посмотрел с недоумением, но ничего не сказал. Поцеловал руку Маргерите и подставил мне локоть.

- Какие любезности, - съехидничала я, когда мы вышли в коридор и направились к лестнице. – Какой галантный кавалер.

- Что с тобой, Лика? – удивился дядя. – Что за муха тебя укусила?

- А тебя ничего не настораживает?

- Что именно? – он начал сердиться.

- Он сказал не так. Энрико. Вчера. Сказал, что по завещанию им, конечно, ничего не достанется. Я точно помню. Почему не достанется и почему конечно? И почему Маргерита переиначила его слова так, что смысл полностью изменился?

- Лика, у тебя паранойя. Я-то думал, он тебе понравился, а ты, похоже, подозреваешься их черт знает в чем.

- Дядь Петь, у меня не паранойя, а хорошая память. Понравился, не понравился – какая разница? Я русалка, и этим все сказано. И ты, кстати, тоже… Джо-Джим, не забывай об этом. Особенно если захочется не только ручку поцеловать.

Последние мои слова он проигнорировал. Демонстративно.

- Вполне возможно, что у Маргериты память похуже, поэтому она и забыла, как именно сказал Энрико. Что ты к этому прицепилась?

- А то и прицепилась, - не сдавалась я. – Потому что это важно. Она могла забыть дословно, но не смысл. Это разные вещи. «Нам не нужны дядины деньги, потому что своих навалом» – или «нам ни фига не дадут, потому что…» Есть разница? Почему не дадут? Откуда такая уверенность?

- Ну… - дядя так задумался, что чуть было не начал подниматься выше, на третий этаж. – Они могли быть в ссоре. Мало ли.

- И поэтому приехали из Швейцарии, когда узнали, что дядюшка при смерти? Не смеши меня.

- Да ничего смешного, Лика. Например, рассчитывали, что он передумает. Захочет перед смертью со всеми примириться.